<< Пред. стр. 3 (из 6) След. >>
Действие законов в отношении времени начинается не ранее их обнародования. Момент обнародования признается всюду, кроме Англии, где закон вступает в действие с момента принятия его парламентом. На континенте момент вступления закона в действие определяется различно: или устанавливается один общий срок для всего государства, как, например, в Германии, где закон вступает в действие одновременно на 14-й день после появления того номера официального сборника (Rechsgesetzblatt), в котором данный закон напечатан, или же допускается постепенность вступления его в действие в связи с расстоянием от столичного города, как, например, во Франции, где закон вступает в силу не одновременно, а последовательно: в Париже - через день по выходу соответствующего номера Journal Officiel, а в провинции - через день после получения его в главном городе округа (arrondissement).В России принят порядок, близкий к французскому. Закон получает обязательную силу не прежде, как со дня его обнародования (т. I, ч. 1, ст. 91). Распубликование закона в "Собрании узаконений и распоряжений правительства" имеет значение официального его обнародования, и по обнародовании закон получает обязательную силу со времени назначенного для того в самом законе срока, при неустановлении же такового срока - со дня получения на месте листа сенатского издания, в коем закон напечатан (т. I, ч. 1, ст. 93). Итак, закон вступает в действие не одновременно, а постепенно, в зависимости от расстояния от Петербурга и в связи с состоянием путей сообщения. Получение в провинции номера официального сборника - таков момент вступления закона в силу. Однако указанный в законе срок не может считаться достаточно определенным. Остается невыясненным, кто должен получить закон и в каком месте? Получение на месте может по разным причинам быть не одновременно, установление юридических отношений может произойти до получения закона тем присутственным местом, где оно должно составить предмет рассмотрения, хотя и после получения закона в том же месте другими присутственными местами. Закон, устанавливая обнародование через Сенат, в то же время сохраняет обнародование закона в Губернских Ведомостях (т. II, ст. 438, п. 1), которое может произойти ранее получения листов судом. Следует ли считаться с действительным получением номера или с фиктивным, т.е. с днем, когда по почтовым порядкам закон должен бы прийти?
В некоторых случаях законодатель сам указывает определенный срок, с которого закон вступает повсеместно в силу, например Положение о привилегиях на изобретения, утвержденное 20 мая 1896 г., обнародовано в "Собрании узаконений" 11 июня, а вступило в силу 1 июля. Такое назначение срока представляется особенно целесообразным, когда изданный закон по своему объему или по новизне положенных в основу его начал требует от населения подготовки к восприятию нового права.
Действие закона продолжается до тех пор, пока он не будет отменен, заменен или изменен новым (т. I, ч. 1, ст. 94). Влияние нового закона на существующие юридические отношения выражается в том, что он не имеет обратного действия, и сила его распространяется только на будущее время (т. I, ч. 1, ст. 89). Закон может потерять силу и без издания нового закона, если он был издан в качестве временного, т.е. с указанием срока его предельного действия.
Начало, в силу которого закон не имеет обратной силы, рассчитано на суд, а не на законодателя. Подобное положение, как и вообще всякое иное, с юридической точки зрения не может стеснять государственную власть. Ничто не мешает законодателю постановить, что, уничтожая закон о давности, он вместе с тем не признает права собственности за теми, которые приобрели его до издания закона на этом основании (нечто подобное в указе Елизаветы, обязывающем личных дворян продать приобретенную ими землю); установив возраст совершеннолетия в 25 лет, признать недействительными все обязательства, заключенные до издания закона с лицами, не достигшими этого возраста. Примером может служить изданный во Франции в 1795 г. закон о наследовании, который распространил свою силу на все наследства, открывшиеся с 1789 г. Такие законы будут несправедливы, нецелесообразны, потому что могут поколебать доверие в обороте, устранить всякую обеспеченность, подорвать уважение к праву, но против юридической силы таких законов говорить нельзя. Сам законодатель по указанным соображениям не отступит от приведенного принципа законодательной политики без достаточно основательных причин, каковые представлялись, например, при издании закона 19 февраля 1861 г. или закона 14 декабря 1892 г. о расторжении браков лиц, сосланных на житье в Сибирь. Какая может быть сила такого правила для законодателя, которому разрешается распространить действие закона на прошедшее время (т. I, ч. 1, ст. 89), без ограничения этой возможности какими-либо условиями?
Но правило об обратном бессилии закона имеет полное юридическое значение в отношении суда, который безусловно должен им руководствоваться. Это значит, что гражданские правоотношения, сложившиеся на основании юридических фактов, имевших место до вступления нового закона в силу, не подлежат его действию, и потому суд должен применять в таких случаях старый закон. Так, например, семейные права приобретаются на основании брака, права наследования - на основании смерти наследодателя, права требования - на основании сделки или правонарушения. Если все эти факты произошли до нового закона, то создавшиеся на основании их отношения остаются ненарушимыми. Если же факты эти произошли после нового закона, то приобретаемые на основании их права подлежат действию нового закона. Так, например, при существовании закона, в силу которого десятилетнее владение может перейти в собственность, известное лицо провладело 8 лет; между тем выходит ипотечный устав, отменяющий этот способ приобретения права собственности; так как факт, который мог бы создать собственность, десятилетнее владение, не завершился до издания нового закона, то и право собственности не может быть приобретено. Сомнение возбудил закон 3 июня 1892 г., который допустил не известное до того русскому законодательству право незаконнорожденных детей на наследование после матери. Сенат разъяснил, что этот закон, установив новый порядок наследования, не может иметь применения к наследствам, открывшимся после лиц, умерших до его обнародования (03, 139), потому что право наследования определяется по моменту открытия наследства, но новый закон, обязывающий отца к содержанию своих внебрачных детей, распространяется и на детей, рожденных до вступления закона 1892 г. в действие, потому что право на содержание обусловлено фактом существования внебрачного ребенка независимо от момента его рождения (10, 52).
Действие законов в отношении места сводится к тому общему началу, что суд в спорах между лицами, подсудными ему по местожительству, и по поводу имущества, находящегося в его округе, применяет законы, предназначенные для этой местности. Но возможно, что в деле, подлежащем судебному рассмотрению, будут лица, вещи или сделки, относительно которых допустимо сомнение, какому закону подчинены они. Например, выдан вексель в Берлине французом русскому подданному, в Москве продан дом англичанину, в Париже осталось наследство, наследники к которому русские подданные, в Варшаве составлен договор между двумя лицами, из которых один обыкновенно подчиняется т. Х, ч. 1, а другой - Кодексу Наполеона, и т.п. Здесь две группы отношений: а) отношения, установившиеся между подданными различных государств и b) отношения между подданными одного и того же государства, в котором действуют различные нормы. В том и в другом случае возникает столкновение (collisio) разноместных законов.
Оживленные сношения, завязывающиеся ныне между гражданами разных государств, ставят вопрос перед судом, какими законами должен он руководствоваться при разрешении спора, который возник по поводу сделки, заключенной русским подданным с иностранцем, в России или за границей, по поводу имущества, находящегося вне пределов русской территории, в форме, не соответствующей требованиям русского законодательства. Не подлежит сомнению, что суд обязан прежде всего применять русские законы, рассчитанные на такие случаи. Так, например, русский закон предписывает обсуждать вексельную дееспособность иностранца по законам государства, подданным которого он состоит (уст. векс., ст. 82), или постановляет, что акты, совершенные в иностранном государстве по существующим там законам, хотя бы и несходно с обрядом совершения подобных актов в России, признаются законными (уст. гражд. суд., ст. 464). Также бесспорно, что суд обязан руководствоваться международными трактатами, какие будут заключены русским правительством с другими державами, например, по вопросу о взаимной защите авторского права, потому что это также часть положительного права. Но если тот и другой источник не дают ответа, где должен судья искать решения?
Утверждают, что существует особая система частного международного права, которая обязательна для суда, как и его отечественное право. Взаимное отношение этих двух систем понимается различно. Одни готовы утверждать, что суд должен руководствоваться положениями частного международного права, насколько этого не запрещают его отечественные законы. Другие полагают, что к этой системе можно обращаться только тогда, когда к ней отсылают сами отечественные законы. В самом деле, где юридическое основание для судьи считать себя обязанным применять частное международное право, которое существует только в науке? Так как для русского суда это не положительное право, то он так же мало подчинен этому международному праву, как и гражданскому праву Франции или Германии.
Не давая юридического обоснования обязанности суда применять иностранные законы, сторонники частного международного права не дают и сколько-нибудь твердого критерия для определения, какой именно из иностранных законов должен быть применен в каждом отдельном случае. Со времени Савиньи утвердилась теория, в силу которой юридические отношения, не укладывающиеся в пределы действия одного законодательства, обсуждаются не по законам той страны, где дело рассматривается в судебном порядке, а по законам той страны, которой каждое из них принадлежит по своей природе, по своей оседлости, как выразился Савиньи, по своей точке опоры, как говорит Регельсбергер. Но тщетно было бы искать оседлости юридического отношения или определять его природу в связи с территорией.
Ввиду сказанного следует признать, что русский суд при рассмотрении споров, вытекающих из международных отношений, обязан руководствоваться: 1) русскими законами, особо изданными на этот случай; 2) международными трактатами, разрешающими вопросы, которые возникают в процессе; 3) общими русскими законами ввиду того, что сила законов равно обязательна для всех без изъятия российских подданных и для иностранцев, в Российском государстве пребывающих (т. I, ч. 1, ст. 85). Конечно, этот вывод очень неудобен для международного оборота, но это уже задача законодателя восполнить пробел своего законодательства, а не дело судьи восполнять пробелы законодательства принципами, не имеющими никакой положительной почвы.
Обращаясь к соотношению между различными законами, действующими в пределах территории государства, мы обнаруживаем, что обязанность всех этих законов, как исходящих от той же законодательной власти, не подлежит сомнению. Который из нескольких законов должен быть применен судом в данном случае, - это вопрос толкования. Необходимо принять в соображение как указания, находимые в самих законах, так и те акты, которыми вводилось или сохранялось действие того или другого местного законодательства. В нашем общем законодательстве имеются некоторые данные для решения вопроса о том, какой из нескольких законов, действующих в России, должен быть применяем судом.
Под действием местных законов находятся не все лица, имеющие в той местности временное пребывание или даже постоянное жительство, а только уроженцы тех местностей. Гражданские права и обязанности уроженцев губерний, состоящих на общих, без местных изъятий, правах, когда сии уроженцы временно пребывают в губерниях и областях, на особых правах состоящих, определяются общими законами Империи (ст. 1279). То же правило следует признать и в обратном случае. Чтобы освободиться от действия одних законов и подчиниться действию других, необходимо перечислиться* из русских губерний в польские, остзейские, финляндские, Бессарабскую, Черниговскую или Полтавскую губернии, или наоборот. [Общего правила о формальном порядке перечисления в законе не имеется, соответствующие же правила установлены для Царства Польского и Финляндии законами 1836 и 1868 гг. - ныне приложения А и В к ст. 14 т. IX.]
В связи с этим обстоятельством дееспособность лиц, права личные и имущественные, основанные на браке, обсуждаются по законам той местности, для которой эти лица являются коренными жителями (81, 183; 05, 1). Представим себе, что уроженец Царства Польского по своим торговым делам поселяется в Казани. Заключение его женою обязательства без разрешения мужа может быть опровергнуто последним (гражд. улож. 1825 г., ст. 184) в противоположность полной силе обязательств, принятых на себя уроженкою внутренних губерний.
Вещные и наследственные права (ст. 1295) в отношении недвижимого имущества определяются законами местонахождения недвижимости. Право залога на имение, находящееся в центральных губерниях, может возникнуть только со времени совершения закладной крепости, хотя бы договор заключен был в Кишиневе и по местным законам давал право обеспечения. Наследование движимости по закону должно a contrario обсуждаться по законам места, в котором наследователь состоял коренным жителем, хотя бы место его приписки и не совпадало с местом его последнего жительства (ст. 1286 и 1295).
Форма юридических сделок обсуждается по закону места совершения акта. Это общее правило может быть выведено как из начал, признаваемых в интересах международного общения (ст. 242 уст. торг. суд., ст. 464 уст. гражд. суд., ст. 1077, 84 уст. век.), так и из частного случая, разрешаемого нашим законодательством, а именно по вопросу о силе актов, совершаемых в Финляндии и приводимых в действие в Империи и обратно (ст. 708, прим. 4, приложение). Такова точка зрения и нашей судебной практики (07, 8). Таким образом, домашнее завещание, написанное собственноручно в Варшаве уроженцем русских губерний, будет действительно, хотя бы и не было подписано свидетелями (гражд. кодекс, § 970), а составленное в Риге завещание, в котором супруги взаимно назначали себя наследниками один после другого (III ч. св. местн. узак., ст. 2409), должно быть утверждено петербургским окружным судом, хотя общие законы таких завещаний не допускают.
Труднее всего определяется, какие законы применяются к правам обязательственным. В виде общего правила можно принять, что в этих отношениях должны применяться законы тех мест, где произошли юридические факты, которые послужили основанием к установлению обязательств, т.е. следует принять во внимание, где заключен был договор, где произошло правонарушение или неосновательное обогащение. Например, в 1871 г. выдан был в Варшаве вексель; в 1882 г. предъявлен был иск в московском окружном суде к должнику, который возражал, что прошла давность. Возражение не было принято, потому что срок давности должен был быть принят не десятилетний, а местный - тридцатилетний (ст. 1549). По выданному на основании этого решения исполнительному листу взыскание не производилось до 1894 г., когда кредитор, встретив должника, потребовал от него платежа. На этот раз ссылка должника на давность была вполне основательна, потому что обязательство прежнее (вексель) превратилось в новое (исполнительный лист) в губернии, состоящей на общих законах (ст. 694, прим., прил. ст. 6)[13].
§ 6. Применение норм права
Литература: Васьковский, Учение о толковании и применении гражданских законов, 1901; Он же, Руководство к толкованию и применению законов, 1913; Шершеневич, Применение норм права (Ж. М. Ю., 1903, N 1); Пуцилло, Теория толкования законов (Ж. гр. и уг. пр., 1882, N 9); Есипович, О толковании законов (Ж. М. Ю., 1894, N 10); Гуляев, Толкование закона в практике Гражданского Кассационного Департамента Сената, 1912.
I. Логический процесс применения. Применение закона представляет силлогизм, в котором большую посылку составляет юридическая норма, а малою посылкой является данный случай, насколько состав юридического отношения соответствует законным предположениям. Например:
большая посылка: непрерывное и бесспорное владение в течение 10 лет ведет к приобретению права собственности;
малая посылка: Иванов владел бесспорно и непрерывно в течение 10 лет имением Караваева;
заключение: следовательно, Иванов приобрел право собственности на имение Караваева.
Или другой пример:
большая посылка: неблагодарность одаренного дает дарителю право требовать возвращения дара;
малая посылка: Петрова, получившая от мужа своего в дар дом, изгнала его из дома и отказала в части доходов, чем лишила его средств к существованию;
заключение: следовательно, Петров имеет право потребовать от жены своей возвращения подаренного ей дома.
Главное условие правильного применения закона заключается в уяснении смысла его. В этом и состоит толкование, которое имеет своею целью раскрыть истинное содержание веления закона. В толковании нуждаются все вообще юридические нормы, а не только те, которые возбуждают сомнение своею неясностью. Только неправильным взглядом на сущность толкования можно объяснить то обстоятельство, что некоторые законодатели, предполагая, что издаваемые ими законы лишены всякой неясности, запрещали толковать их произведения. Так поступил Юстиниан, признав за собою монополию толкования (ejus est intepretare legem, cujus est condere); так поступил король прусский Фридрих, предложив судьям в сомнительных случаях обращаться к законодательной комиссии; такое же отношение к толкованию проявил Наполеон I, который, узнав о появлении первого комментария к гражданскому кодексу, воскликнул: "Пропал мой кодекс!"
II. Критика норм права. Применение норм права предполагает, что применяющий не сомневается в подлинности и конституционности применяемых законов. Устранение сомнений достигается критикою. Критике подлежат не только законы, но и административные распоряжения, обязательные постановления как нормы права.
1. Низшая критика заключается в установлении подлинности текста, т.е. а) в признании нормы, действительно исходящей от того законодательного или административного органа, которому она приписывается, и b) в признании верного чтения текста. Если при современном порядке издания законов первая задача редко может быть возбуждена, то, напротив, вторая - установление верного текста нормы - может требовать нередко труда. В России существует особое кодификационное учреждение (Отделение Свода Законов Государственной Канцелярии, с 1906 г. Государственная Канцелярия вообще), на котором лежит обязанность издания Свода Законов полностью или по частям, с теми исправлениями в тексте, какие соответствуют действительно происшедшим изменениям в законодательстве. Такого учреждения и такого сборника ни в одной стране не существует. Поэтому в России и возникают совершенно своеобразные юридические вопросы, связанные с деятельностью кодификационного учреждения. При внесении нового закона в Свод он может быть разнесен по частям или помещен не на месте, так что изменится смысл его велений, или же будет показан неправильно отмененным или замененным старый закон. При той юридической силе, какая признается за нашим Сводом Законов, юридическое значение имеет не статья Свода, а подлинный закон, лежащий в ее основании. Сенат пришел к выводу, что допущенные в кодификационном порядке ошибки не имеют обязательного значения (82, 128; ср. 05, 100). Поэтому на обязанности критики лежит сопоставление текста Свода Законов с текстом "Собрания узаконений и распоряжений правительства" для определения правильного чтения закона.
2. Высшая критика заключается в проверке юридической силы обнародованных законов, т.е. в установлении того факта, что: а) обнародованный закон является выразителем воли тех элементов власти, которым присвоена законодательная власть, и b) обнародованный закон не противоречит основным началам конституции. Можно себе представить, что будет обнародован в виде закона проект, отвергнутый Думою, но принятый Государственным Советом и утвержденный Государем, - такой акт не может быть признан законом и суд не вправе его применять. Право отвергать юридическую силу за подобными актами должно быть безусловно признано за русскими судьями. Труднее вопрос о праве суда проверять конституционность обнародованного закона. Это право, отвергаемое на континенте Европы, широко осуществляется в Северо-Американских Соединенных Штатах, конституция которых строится на начале строгого разделения властей. Вопрос этот может возникнуть и у нас. Согласно нашим Основным Законам собственность неприкосновенна и принудительное отчуждение возможно не иначе как за справедливое и приличное вознаграждение (т. I, ч. 1, изд. 1906 г., ст. 77). Можно представить себе, что в законодательном порядке принято будет принудительное отчуждение некоторых разрядов имений без вознаграждения или за ничтожное вознаграждение. Не признают ли себя суды вправе оценить обнародованный закон с точки зрения его согласованности с Основными Законами? Следует иметь в виду, однако, что у нас законы обнародуются Сенатом, который не должен обнародовать законодательных постановлений, если порядок их издания не соответствует положениям Основных Законов. Отсюда можно сделать два вывода: 1) Сенат проверяет конституционность предложенных ему к обнародованию законов со стороны формы, а не содержания, 2) обнародование закона со стороны Сената не предрешает вопроса о конституционности закона с материальной его стороны.
III. Толкование норм права. За критикою наступает толкование. Смотря по тому, откуда исходит толкование закона, различают толкование аутентическое и научно-судебное. Аутентическое толкование, исходящее от самого законодателя, предусматривается нашим законодательством (т. I, ч. 1, изд. 1906 г., ст. 89) и представляет собою в сущности изъяснение смысла прежнего закона новым законом. Авторитет такого толкования заключается в авторитете толкователя - если бы его толкование было и неверно, если бы толкователь вкладывал совершенно новый смысл в прежний закон, оно все же будет иметь обязательную силу. Поэтому аутентическое толкование не подходит под тот умственный процесс уяснения мысли, который называется толкованием и который зависит от убеждения, а не от внешней обязательности. Формою аутентического толкования следует признать решения Сената, печатаемые без указания дела, по которому возникло решение в виде указа, вызванного предложением министра юстиции по случаю доходящих до его сведения вопросов, разрешаемых неоднообразно в судебных местах или же возбуждающих на практике сомнения (учр. суд. уст., ст. 2591). При этом нельзя не признать, что такой прием разъяснения законов не согласуется с Основными Законами 23 апреля 1906 г. [Вряд ли публикацию решений по ст. 2591 на общем основании, т.е. наравне с кассационными решениями по определенным делам, можно считать с формальной стороны аутентическим толкованием. А тогда падает и возражение о несоответствии с основными законами. Наконец, порядок действий Второго Общего Собрания при рассмотрении дел, признанных требующими постановления нового закона либо пояснения существующего, указанный в ст. 33 и 173 Учр. Прав. Сената, т. I, ч. 2, по пред. 1912 г., решительно противоречит изложенному выше заключению.]
Истинным толкованием следует признать научно-судебное толкование, которое исходит от ученых или практиков и которое почерпает силу убедительности в нравственном авторитете науки и суда. Если в дореформенное время стремились ограничить свободу толкования из опасения "обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований" (т. I, ч. 1, изд. 1892 г., ст. 65), то после судебной реформы 1864 г. в судебных установлениях было воспрещено останавливать решение дела под предлогом неполноты, неясности, недостатка или противоречия законов. За нарушение этого правила виновные подвергаются ответственности как за отказ в правосудии (уст. гражд. суд., ст. 10). [Отличие научного толкования от судебного заключается в отвлеченном и теоретическом характере первого, которому противостоят конкретность и связь с определенным составом фактов и интересов во втором.]
Раскрывая содержание юридической мысли, отыскивая мысль, заключенную в форму закона, толкователю приходится встретиться с вопросом: должен ли он ограничиться тою мыслью, которая вложена в закон, или же он обязан идти дальше и стремиться к раскрытию воли законодателя? Вопрос этот представляется в высшей степени спорным. Одни ученые, как Виндшейд, Гирке, Регельсбергер, Капитан, Жени, считают задачей толкования доискаться выраженной в законе воли законодателя. Другие, в том числе Биндинг, Бар, Колер, Ламбер, Салейль, полагают, что предметом толкования является воля закона, совершенно оторванная от воли законодателя. По мнению первых, закон есть выражение мысли или изъявление воли законодателя, и применение закона не может не считаться с тем, что думали или хотели люди, облеченные законодательною властью. Другие, напротив, полагают, что при толковании необходимо остановиться на той мысли, которая нашла себе выражение в самой норме, и не доискиваться воли творца ее, которого мы не знаем и которого психический мир нам недоступен. [По мнению Тура, "воля закона" есть тот смысл, который должно иметь предписание закона, чтобы стоять в органической, логически-удовлетворительной связи со всеми остальными предписаниями правового порядка (логическая замкнутость права).] Если "воля закона" является выражением фигуральным, то таким же следует признать и "волю законодателя". Истинный автор закона так же мало уловим в парламентских дебатах, как и в министерских канцеляриях. Для применяющих нормы права закон - анонимное произведение. Различие теоретических взглядов отражается и в практическом отношении на применении норм права. С субъективной точки зрения, т.е. считаясь с волею законодателя, необходимо толковать законы в соответствии с условиями их издания. С объективной точки зрения решающим моментом при толковании закона являются условия его применения. Если следует искать волю законодателя, то для толкования закона огромное значение имеют мотивы, которыми нередко сопровождается издание законов, парламентские прения и т.п. При противоположном взгляде эти материалы цены не имеют.
В связи с рассмотренным вопросом находится другой: следует ли толковать закон по тому смыслу, какой ему придавался во время его издания, или по тому смыслу, какой можно придать ему во время его применения вследствие изменившихся условий его действия? Этот вопрос приобретает особенно важное значение в России, потому что русское законодательство представляет собою не акт единовременного творчества, а механическую сводку законодательных произведений разного времени. Если стоять на той точке зрения, что закон должен служить жизни, не должен тормозить ее движения своим отсталым содержанием, то можно высказаться за толкование закона путем приспособления его к современным условиям. Но такое изменение смысла закона по усмотрению лиц, его применяющих, противоречит началу законности и авторитету закона. По данному вопросу Сенат признал как общее правило, что каждый закон при неясности его толкуется по источникам, на основании которых он составлен (09, 35), хотя сам Сенат далеко не всегда выдерживает эту точку зрения.
Известно, что выражение мысли в словесном или письменном предложении далеко не всегда согласуется с точностью самой мысли. Это несоответствие мысли с ее выражением обнаруживается или из самой статьи, или из сопоставления ее с другими статьями. В результате такого исследования может обнаружиться, что выражение мысли шире ее действительного содержания, и тогда выступает ограничительное толкование, которое имеет в виду сузить форму выражения до объема, соответствующего истинной мысли закона. Наоборот, словесный смысл может оказаться yже истинной мысли, закон не сумел охватить все те жизненные отношения, которые по вложенной в него мысли имелось в виду обнять. Тогда наступает черед за распространительным толкованием, которое имеет своею задачею расширить понимание закона за пределы словесного выражения до действительного содержания закона.
Примером ограничительного толкования может служить изъяснение Сената, что опекуны за труды свои получают вознаграждение в размере 5% из доходов малолетнего (ст. 284) только чистых, а не валовых, хотя закон такого ограничения не делает, но словесное выражение, очевидно, не соответствует мысли закона возложить на опекуна заботы о сохранении имущества опекаемого. Примером распространительного толкования может служить разъяснение Сената, что хотя п. 6 ст. 216 пол. о каз. подр. и пост. говорит о моровой язве как причине, освобождающей от ответственности за неисполнение договора, но что сюда же следует отнести и холеру, потому что законодатель, очевидно, имел в виду не название болезни, а то действие повальной болезни, которое выражается в многочисленных жертвах, народной панике, замешательстве в торговле и промышленности (09, 111). Однако по принятому Сенатом принципу никакой закон, ограничивающий чье-либо право, не может быть толкуем распространительно и применяем к случаям, прямо в нем не предусмотренным (09, 78, ср. 08, 13), или, иначе, установленное законом для точно определенного случая изъятие из общего правила не допускает распространительного толкования (09, 67).
IV. Приемы толкования. Для выяснения мысли, содержащейся в законе, толкователь может прибегнуть к различным приемам. Он обращается к грамматическому смыслу тех слов, которые употреблены в законе; он может выяснить мысль логическим сопоставлением одних частей закона с другими; он воспользуется историческими данными, вызвавшими появление закона; он сопоставит данную статью с тем местом, какое она занимает в общей системе. Эти различные приемы толкования дают основание для различения видов толкования.
1. Грамматическое толкование состоит в разъяснении содержания закона при помощи этимологических и синтаксических правил языка, при помощи значения тех слов, которыми воспользовался законодатель. Задача толкователя состоит в том, чтобы предложение, в котором выражено законодательное веление, разложить на ряд представлений, связанных с каждым словом, употребленным в тексте. Например, когда закон говорит о дисциплинарной власти родителей, то, пользуясь общепринятым значением этого слова, мы должны признать эту власть только за отцом и матерью (ст. 164), но не вообще за восходящими родственниками. Если законодатель употребляет какое-либо выражение в определенном смысле, мы не вправе опираться на несовпадающее с техническим общежитейское словоупотребление; например, выражение "крестьянский двор" на юридическом языке имеет не то значение, какое ему придается в разговорном.
2. Логическое толкование есть выяснение мысли, содержащейся в законе, на основании сочетания слов, употребленных в законе для ее выражения. В противоположность грамматическому толкованию, имеющему дело с отдельными словами или с грамматической расстановкой слов, логическое толкование основывается на взаимном соотношении выраженных в законе словами представлений. Например, в ст. 220 несовершеннолетнему дозволяется управление его имением и в то же время запрещается совершать сделки какого-либо рода. Логическое сопоставление частей статьи приводит к заключению, что закон имеет в виду запретить сделки, выходящие за пределы управления.
3. Историческое толкование понимается в двояком смысле. Это есть прием уяснения значения изданного закона путем сопоставления его с текстом закона, действовавшего перед тем. В другом смысле историческое толкование составляет прием уяснения закона путем исхождения от тех исторических условий, при которых создавался закон и которые способны объяснить цель закона. Примером такого толкования может служить решение Сената о неприменимости давности владения к церковным землям (93, 2), которое на основании того же приема было в литературе опровергнуто.
4. Наконец, систематическое толкование прибегает для разъяснения мысли данного закона к сопоставлению и противопоставлению его с другими статьями. Систематизированный кодекс открывает широкое поле для такого приема. Напротив, Свод, составленный из статей, различных по времени происхождения и нередко случайно поставленных на данное место, крайне затрудняет пользование приемами систематического толкования. Примером такого толкования может служить сопоставление ст. 711 и 1513 со ст. 712 и 1514 для выяснения, насколько необходима передача для приобретения права собственности на движимость.
V. Неполнота и недостаток норм. Возможно, что на рассмотрение суда представится случай, который прямо законом не разрешается, потому что законодатель, составляя правило, упустил из виду некоторые отношения или не мог предвидеть их, потому что во время издания закона не существовало таких бытовых отношений. При отсутствии закона, вполне совпадающего по своему содержанию с элементами данного случая, который подлежит судебному разрешению, пользуются законом, наиболее соответствующим в своем содержании. Применение закона производится по сходству. Этот прием восполнения законодательной неполноты называется аналогическим толкованием. Так, например, закон (ст. 5331) устанавливает, что передача родового имения в пожизненное пользование должна происходить по описи. Для благоприобретенных имений такого правила нет, но наша практика устранила неполноту, воспользовавшись аналогическим толкованием (78, 7). В законе (уст. гр. суд., ст. 1016) сказано, что хранитель арестованного имущества не имеет права пользоваться вверенным его хранению и не должен отдавать оного другим, но обязан сохранять в целости; по аналогии практика распространила это положение и на хранителя наследственного имущества, а отсюда был сделан вывод, что лицо, которому судебным приставом передано в порядке охраны наследственное имущество, не может предъявлять иска в качестве представителя этого имущества (09, 87). [Путем аналогии закона правила исчисления процессуальных сроков (уст. гр. суд., ст. 816 и след.) применяются к давности (75, 329; 10, 49).] Аналогическое толкование отличается от распространительного толкования тем, что последнее основывается на предположении, что закон хотел распространить свое действие и на данный случай, только не успел этого выразить, тогда как аналогическое толкование исходит из предположения, что закон, оставаясь логичным, хотел бы распространить свое действие, если бы предусмотрел данный случай, упущенный им из виду.
Наконец, может быть, что известный случай совершенно не предусмотрен законом и нельзя распространить применение какого-либо закона даже по сходству отношений. Тогда обнаруживается "недостаток" закона, в случае которого устав гражданского судопроизводства обязывает судебные установления основывать решения на общем смысле законов (ст. 9), называемом иначе аналогией права. Суд в этом случае должен принять во внимание те общие начала, принципы, которые положены в основу законодательства, и с этой точки зрения создавать норму на данный случай. Конечно, чем казуистичнее законодательство, тем эта задача труднее. Если принять в соображение, что аналогия права применяется там, где обнаруживается недостаток соответствующего закона, то очевидно, что аналогия не может быть причислена к способам толкования законов, а составляет особый прием, стоящий рядом с толкованием законов. Сенат совершенно неправильно смешивает аналогию права с аналогией закона (10, 39). При недостатке закона, способного по сходству служить руководством для судьи, следовательно, при невозможности воспользоваться аналогическим толкованием (аналогией закона) приходится обращаться к общему смыслу законов (аналогия права). Швейцарский кодекс 1907 г., предлагая судье в случае пробела в законе и обычном праве стать в положение законодателя (§ 1), в сущности устраняет аналогию права. Различие между русским и швейцарским судьями при недостатке норм права выражается в следующем. Наш судья, встретившись с пробелом, должен стать на предлагаемую точку [зрения] русского законодателя, которую он может установить на основании всего действующего законодательства, и обязан разрешить данный случай с точки зрения той нормы, какую создал бы русский законодатель. Швейцарский судья, встретившись с таким пробелом, должен стать в положение самостоятельного законодателя и, вдохновленный наукой и судебной практикой, обязан разрешить данный случай с точки зрения той нормы, какую он сам создал бы, если бы был законодателем. Это напоминает римского претора.
VI. Разъяснение Сената. Особенное значение имеет у нас толкование кассационных департаментов Сената ввиду того, что решения и определения их, которыми разъясняется точный смысл законов, публикуются во всеобщее сведение для руководства к единообразному истолкованию и применению их (уст. гр. суд., ст. 815). Обязательная сила данного Сенатом толкования распространяется только на тот случай, который подал повод к кассации, и в отношении того суда, куда дело передано Сенатом (уст. гражд. суд., ст. 813 и ср. 99, 105). Опубликование решений Сената имеет важное значение в том смысле, что силою своего нравственного авторитета они могут склонять все суды Империи к однообразному пониманию и применению законов и тем устранять разногласие, столь вредное для твердости бытовых отношений. С этой точки зрения кассационные решения могут иметь такое же значение источников права, как и наука, т.е. они убеждают в правильности своего толкования, но обязательная сила им чужда.
Однако Сенат идет далее и придает своим решениям не только нравственное, но и юридическое значение, предполагая их обязательность для судов на будущее время (09, 82), т.е. придает им силу закона. Исходя последовательно из взгляда на кассационное решение как на закон, Сенат находит, что толкование закона, не согласное с последовавшими уже разъяснениями Сената, составляет само по себе повод к кассации (70, 1598). Но нигде в нашем законодательстве не признано за Сенатом права издавать законы, его нельзя открыть и в ст. 815 уст. гражд. суд. Наши ученые юристы с поразительным единодушием отрицают юридическую обязательность кассационных решений. Их доводы заключаются в следующем: 1) судебные уставы вменяют судам в обязанность решать по точному разуму действующих законов, а в случае неполноты, неясности, противоречия, а в гражданском процессе и недостатка - на общем смысле законов; 2) если закон счел нужным указать тот специальный случай, когда сенатские разъяснения имеют обязательную силу, - для суда, в который передано за отменою решения производство дела, - то a contrapio следует, что в других случаях эта сила им не присвоена; 3) судебные уставы 1864 г. не сопровождались отменою ст. 69 прежних Основных Законов, которая гласила, что "судебные решения дел частных не могут быть признаваемы законом общим, для всех обязательным, ниже служить основанием решений по делам подобным", и которая совершенно не согласовалась с тою силою, какую Сенат хотел придать своим разъяснениям; 4) если бы сенатские разъяснения имели силу нормы права, то они связывали бы Сенат, который, однако, не стесняется отступать от раз высказанного мнения и пересматривать свои решения.
§ 7. Система гражданского права
Литература: Малышев, Курс общего гражданского права, I, стр. 318-355; Шершеневич, К вопросу о системе гражданского права (Юр. лит., 1892, N 9).
1. Институционная система. Под именем юридической нормы понимается выработанное самою жизнью или установленное законодателем правило, которое регулирует путем принуждения взаимные отношения между гражданами. Совокупность норм или положений, объединенных единством содержания, внутреннею связью по предмету определения, составляет юридический институт, как, например, институт опеки, залоговый, брачный. Совокупность юридических норм или институтов, действующих в пределах известной территории, составляет положительное право данного народа (термин "положительный" выдвигает противоположность между исторически сложившимся порядком и идеальным естественным правом). Классификация институтов представляет собою систему права.
Вопрос о системе права возникает в истории сравнительно поздно. Первоначальные сборники народных обычаев и законов содержат и излагают нормы в хронологическом порядке их появления, так как и самые нормы создаются казуистически, смотря по обстоятельствам, вызвавшим их существование. Эти нормы, вне всякого обобщения, следуют друг за другом в совершенно случайном порядке. Только иногда встречается стремление выдвинуть вперед более важные нормы, каковыми обыкновенно являются в представлении малоразвитого юридического быта нормы процессуальные.
Первою научною системою мы обязаны римским юристам: "Omne jus, quo utimur, - говорит Гай, - vel ad persones, vel ad res, vel ad actiones pertinet", так что система права представляет три отдела: personae, res, actiones. В основании этой системы лежит совершенно верная мысль, что все иски возникают и существуют между лицами по поводу вещей, следовательно, система имеет в виду три существенных элемента права: субъект, объект и охраненное судебною защитою отношение. Так как эта система принята была в римских институциях, то она называется обыкновенно римскою системою, или институционною. Она легла в основание французского гражданского уложения, а из Франции перешла в другие страны. Той же легальной системы придерживается научная литература Франции, Италии, Бельгии, а также Англии. Римская система страдает важными недостатками, - во-первых, чрезмерною общностью, ослабляющею самое значение классификации, и, во-вторых, педагогическими неудобствами ввиду полного отсутствия постепенности в раскрытии правовых начал, невозможности последовательно переходить от простых к сложным нормам.
II. Пандектная система. Более приближается к требованиям научной классификации германская система, или пандектная, получившая распространение в прошлом столетии, особенно благодаря авторитету Савиньи. Гражданское право делится на четыре группы: 1) вещное, 2) обязательственное, 3) семейное и 4) наследственное; всем им предшествует общая часть, содержащая положения, общие всем четырем группам. Эта система была общепринята в германской юриспруденции при изложении пандектного и германского права. Здесь же, в Германии, она проникла и в законодательную сферу. Прежде всего она была принята саксонским законодательством и легла в основу Гражданского уложения 1863 г. Та же система как национальная была принята составителями Германского гражданского уложения 1896 г., с тою только разницею, что обязательственное право без достаточного, впрочем, основания поставлено ранее вещного.
Германская система имеет несомненные преимущества перед римской. Понятия о субъекте и объекте, как и некоторые другие, составляющие необходимые условия правоотношений, рассматриваются предварительно в общей части. Далее следует четыре группы гражданских прав в возрастающей сложности. Самый простой отдел системы составляет право, определяющее отношения одного лица к другим по поводу непосредственного обладания и пользования предметами внешнего мира. Обязательственное право, имеющее своим главным содержанием взаимный обмен вещей и услуг, предполагает уже знакомство с вещным правом, потому что многие договоры направлены к установлению вещного права. Семейное право представляет отношение одного субъекта к другим, не только личное, но и имущественное, следовательно, предполагает знание вещного и обязательственного права. Наконец, наследственное право, основанное на переходе по случаю смерти лица прав на имущество, в состав которого входят вещные и обязательственные права, к лицу, наследственное право которого вытекает чаще всего из семейных отношений, предполагает предварительное ознакомление с вещным, обязательственным и семейным правами. Эта постепенность возрастающей сложности, предположение в последующем изложении знакомства с предшествующим, составляет наиболее ценную сторону германской системы.
Но она имеет также слабые стороны, которые несколько уменьшают ее научное значение. Прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что германская система рассчитана на то только содержание, которое заключается в пандектах. Между тем жизнь выдвинула немало новых правовых институтов, не известных римскому праву, которые не находят себе места в германской системе, например, институты авторского, художественного, музыкального права. Современный экономический, главным образом торговый, оборот создал такие институты, как привилегии на промышленные изобретения, права на фирму, на клеймо, на фабричные рисунки и модели. Некоторые хотели бы пополнить систему гражданского права еще правами личности. Сюда относят права на жизнь, свободу, честь, неприкосновенность. По мнению Регельсбергера, "право личности есть первое и важнейшее из всех гражданских прав: оно обнимает высшие блага человека". Соглашаясь с важностью этих интересов, нельзя признать за ними свойства гражданского права. Их отличительная черта - неотделимость от личности, а следовательно, неотчуждаемость. Следовательно, в эту группу нельзя включать, как это делают тот же Регельсбергер или Гирке, ни авторского права, ни фирмы. Вообще круг этих прав крайне неопределенный, а порядок защиты их, например, личной неприкосновенности, с одной стороны, фабричного клейма - с другой, чрезвычайно различен. Поэтому включить все права личности в гражданское право и составить из них особый отдел в системе невозможно.
Во-вторых, слабая сторона германской системы заключается в отсутствии общего начала, по которому систематизируются институты. Если вещное и обязательственное права стоят рядом вследствие глубокого различия их как юридических средств, как способов обеспечения интересов, то наследственное право, составляя сочетание вещных и обязательственных прав, не может стоять на одной доске с ними. Выделение семейного и наследственного прав не основано на том признаке, который взят для различия вещного и обязательственного права. Таким образом, германская система допускает нарушение основных условий научной классификации, которая должна: а) обнимать весь материал, подлежащий изучению данной науки, и б) обладать единством в признаках объединения и различия.
Однако этот научный недостаток не лишает германскую систему ее педагогических достоинств. Поэтому за отсутствием лучшей системы, а также ввиду учебной цели настоящего руководства в основу его будет положена именно эта система с некоторым изменением, со включением тех институтов, которые, как было указано, не вошли в нее. Таким образом, все изложение будет разделено на следующие отделы: I) общая часть и II) особенная часть: 1) вещное право, 2) исключительное право, 3) обязательственное право, 4) семейное право и 5) наследственное право.
[1] Ныне это Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации.
[2] Поворинский А.Ф. Систематический указатель русской литературы по гражданскому праву. 1758-1904 гг. / Научн. ред. О.Ю. Шилохвост. Изд. третье, перераб и доп. М.: Статут. 2002.
[3] Советское гражданское право. Советское семейное право. Библиография. 1917-1960. М.: Госюриздат 1960. с. 144, 248, 340, 351.
[4] См.: Новицкая Т.Н. Кодификация гражданского права в Советской России. 1920-1922 гг. М.: Изд-во Моск. ун-та. 1989. с. 44-53 и др.; Развитие кодификации гражданского законодательства // Развитие кодификации советского законодательства. ВНИИ сов. законодательства. М.: Юрид. лит. М., 1968. с. 102-107.
[5] Едва ли не единственным исключением было его участие в 1948 г. в превосходном учебнике "Римское частное право" под редакцией И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского.
[6] Право. Еженедельная юридическая газета. N 20. 15 мая 1915 г. с. 1497-1504.
* Первоначально напечатано в "Отчете Императорского Московского Университета" за 1912 год, отдел некрологов.
* Курс гражданского права. Гл. IV. Задачи кодификации гражданского права в России.
** Право, 1906, N 1.
* В настоящем издании - квадратными скобками, напечатанными полужирным шрифтом. - Ред.
* Составлен по автобиографическим данным, помещенным в "Биографическом словаре" профессоров и преподавателей Императорского Казанского Университета под ред. Н.П. Загоскина, ч. II, стр. 86, а также по "Систематическому указателю русской литературы по гражданскому праву" Поворинского, систематическим указателем к "Журналу Министерства Юстиции" (1898-1908), к "Праву" (1898-1908) и другим источникам.
* Так в оригинале. - Ред.
* Так в оригинале. - Ред.
* Так в оригинале. - Ред.
** Так в оригинале. - Ред.
* Так в оригинале. - Ред.
[7] "Сборник действующих постановлений, изданных в порядке ст. 87 Осн. Гос. Законов" (1906-1912), составлен Государственной Канцелярией и издан с особой нумерацией, которая использована для ссылок в сводном Продолжении 1912 г.
* Так в оригинале. - Ред.
[8] Критическому исследованию содержащихся в нем норм материального права посвящено вышедшее в 1914 г. обширное исследование профессора бар. Фрейтаг-Лоринговена "Материальное право проекта Вотчинного Устава" (2 тома).
[9] "Гражданское право губерний Царства Польского и русское в связи с проектом гражданского уложения" профессора Трепицына (1914 г.) излагает только общую часть обязательственного права. Этот же отдел в целом из 3-томного "Курса французского гражданского права" М. Планиоля переведен на русский язык в 1912 г. и приспособлен для местного применения.
[10] Обзор остзейского гражданского права дает изданное профессором Кассо в 1896 г. "Пособие к лекциям": источники, литература и догматический обзор III ч. Свода местных узаконений. В 1910 г. под редакцией Гредингера издан перевод обязательственного права из 4-томной "Системы гражданского права остзейских провинций" профессора Эрдманна.
[11] Составленный в 1824-1825 гг. Манегою и Брунновым на французском языке "Projet de code civil pour la Bessarabie" остался без движения вследствие изменения в начале 40-х гг. отношения правительства к местным законам. В настоящее время этот проект извлечен Кассо из архива II отделения и напечатан на языке оригинала (St. Petersbourg. Jmprimerie de l'Academie Jmperiale des Sciences. S. anno).
[12] Свод местных законов западных губерний (проект). Обозрение исторических сведений о составлении Свода местных законов западных губерний. Издали Пергамент и Нольде по поручению юрид. фак. Санкт-Петербургского Университета. СПб., 1910.
* Так в оригинале. - Ред.
[13] Со времени, когда были написаны эти строки, теория и практика международного частного права значительно двинулась вперед в русской литературе и выдвинула ряд писателей (Пиленко, бар. А. Нольде, Брун и др.), к сочинениям которых надлежит обращаться, чтобы ориентироваться в сложных вопросах коллизии норм.
ОБЩАЯ ЧАСТЬ
§ 8. Юридические отношения
Литература: Коркунов, Лекции по общей теории права, стр. 137-165; Муромцев, Определение и основное разделение права, 1879, стр. 53-93; Гримм, Юридическое отношение и субъективное право (Ж. М. Ю., 1897, апрель и май); Он же, Основы учения о юридической сделке, 1900; Шершеневич, Общая теория права, § 61-66.
1. Общее понятие. Юридическим отношением будет всякое бытовое отношение, когда и насколько оно определяется юридическими нормами. Юридическое отношение - это только одна сторона бытового отношения, отвлечение от цельного жизненного явления. Положим, одно лицо предоставляет другому в пользование за вознаграждение свою землю; в этом отношении, связующем обоих, обнаруживается экономическая сторона, насколько они руководствуются хозяйственными соображениями, например, при определении величины арендной платы; имеется нравственная сторона, насколько они подчиняются нормам нравственности, например, при отсрочке арендной платы ввиду плохого урожая. В этом же отношении имеется и юридическая сторона, насколько один приобретает право требовать от другого, а последний обязывается исполнить предписываемое юридическими правилами, например, внести в срок условленную арендную плату.
Отвлеченное от цельного жизненного явления частноправовое отношение представляет собою основанное на юридическом факте соответствие права и обязанности, которые устанавливаются между лицами. Праву соответствует всегда обязанность, - представление об одном неразрывно связано с представлением о другой. Юридические отношения в области публичного права не обладают указанным сейчас признаком, характерным для частноправовой сферы. В публичном праве существуют юридические отношения, в которых имеется только обязанность, без соответствующего права. Так, например, отношение судебного следователя к обвиняемому составляет юридическое отношение, насколько оно определяется законом, но здесь налицо только обязанности следователя, и если иногда говорят о праве его, например, арестовать подозреваемого, то это только в смысле обязанности, при наличности указанных в законе условий, подвергнуть преступника задержанию.
Общественная жизнь создает массу самых разнообразных конкретных отношений, которыми связаны отдельные члены общества и с которыми поэтому приходится иметь дело суду. Совокупность конкретных юридических отношений составляет правовой быт народа. Отделяя в повторяющихся юридических отношениях наиболее общие признаки и оставляя в стороне конкретные отношения, мы получим типичные юридические отношения, с которыми имеют дело законодатель и наука. Так, например, отбросив в договоре имущественного найма все разнообразие сроков, размера и форм арендной платы, мы сохраним типичную обязанность вознаграждения, лежащую на арендаторе.
II. Строение юридического отношения. Юридическое отношение разлагается на следующие элементы: субъект, объект, право, обязанность.
1. Юридическое отношение предполагает наличность по крайней мере двух лиц. Одно лицо, которому принадлежит право, носит название активного субъекта, иначе субъекта права; другое лицо, на котором лежит соответствующая обязанность, называется пассивным субъектом. Число пассивных субъектов от одного (в обязательстве) достигает общего числа всех подчиненных той же политической власти, как и активный субъект (в собственности). Весьма ошибочно мнение некоторых юристов (напр., Дернбурга, а у нас Победоносцева), предполагающих возможность юридического отношения, в котором был бы только один субъект, активный. Определяют право собственности как отношение лица к вещи. Но юридическое отношение возможно только между лицами. Где нет общества, там нет и права, а следовательно, и юридических отношений. Робинзон Крузо господствовал над всем островом, имел необходимые для его потребностей предметы, но отношение его к ним было только фактическое. Как остроумно замечает французский юрист Пляньоль, непосредственное отношение к вещи наблюдается только у вора, от которого собственник тем именно и отличается, что его отношение к вещи обязательно для других лиц. Также несостоятельно утверждение некоторых, как, например, Беккера или Регельсбергера, будто возможно правовое отношение без активного субъекта. Это противно и логике, и действительности.
По числу субъектов различаются между собою абсолютные права и относительные. Права абсолютные - это те, в которых праву активного субъекта соответствует обязанность всех лиц, подчиненных той же политической власти, и которые потому охраняются против каждого забывшего лежащую на нем обязанность. Сюда относятся: а) вещные права (собственность, права на чужую вещь); b) исключительные права (авторское, художественное, музыкальное, фирменное, привилегии на промышленные изобретения и некоторые другие); с) права личной власти (мужа, родителей, опекунов). Правами относительными называются те, в которых праву активного субъекта соответствует обязанность известных, определенных субъектов, одного или нескольких. Этот разряд составляют: а) обязательственные права; b) права на алименты.
2. Каждое юридическое отношение возникает по поводу известного интереса, преследуемого членами общества. Объектом юридического отношения является все то, что может служить при помощи права средством осуществления интереса. Такими средствами являются: а) вещи как части внешнего мира; b) действия других лиц. Когда объект юридического отношения составляют вещи, то отношение носит название вещного права; когда объектом являются действия других лиц, - то обязательственного. Очевидно, юридическое понятие об объектах права соответствует экономическому представлению о благах. Спорным представляется вопрос, не следует ли к перечисленным объектам присоединить еще один вид - собственные силы субъекта, что составило бы разряд так называемых прав на собственную личность (права на жизнь, здоровье, физическую неприкосновенность, умственные способности, честь). Но собственные силы, данные человеку природою, представляют возможность осуществления интереса при их помощи, без посредства других лиц, а потому и не могут составить объекта юридических отношений. Точно так же и тело человека не может быть объектом юридического отношения, пока от него не отделились части. Например, волосы могут быть проданы, оперированная нога может быть завещана, но объектом права они становятся лишь по отделении. И наоборот, все искусственно введенное в человеческий организм и ставшее его составною частью выходит из круга объектов, например пломба, вставные зубы, глаз. Соединение в одном лице субъекта и объекта противоречит самой природе права. Признание физических и нравственных сил человека объектом права противоречит философскому понятию об объекте как о чем-то находящемся вне воспринимающего субъекта.
3. Из юридического отношения обнаруживается прежде всего право, которое называется субъективным, или правомочием. Под именем права в смысле субъективном понимается обусловленная объективным правом возможность осуществления интереса. А) Гарантируя юридическую возможность осуществления интереса, отсутствие препятствий со стороны других лиц, объективное право не обеспечивает фактической возможности. Известный субъект может иметь права, обеспеченные от препятствий со стороны других лиц, но неосуществимые по фактической невозможности, например, богач, который по болезни не может пользоваться принадлежащими ему благами; обладатель верховой лошади, который не умеет ездить. Эта именно мысль лежит в основе нашего законодательства, когда оно характеризует субъективное право словом "власть" (ст. 420 и 1255). B) Субъективное право обусловливается объективным правом. Дернбург считает такой взгляд несогласным с историей и неправильным. Однако он сам определяет субъективное право как участие в пользовании благами жизни, которое предоставляется и гарантируется отдельному лицу общею волею. Но объективное право, по Дернбургу, - это и есть общая воля. Так как субъективное право обусловливается объективным, то оно не может стоять в противоречии с последним, поэтому субъективное право не возникает, когда объектом юридического отношения являются вещи, изъятые из оборота, или действия, не дозволяемые законом. С) Так как субъективное право предоставляет юридическую возможность осуществления интереса, то оно не может возникнуть без действительного интереса, имущественного или нравственного. Если такой интерес существовал в момент установления отношения, но впоследствии отпал, то вместе с ним прекращается и субъективное право. Сенат совершенно верно утверждает, что "понятие интереса шире понятия права", но делает из этого нелогичный вывод, будто "право входит в состав интереса" (08, 84): если понятие об интересе шире понятия о праве, то, очевидно, возможен интерес без права, но невозможно право без интереса. Субъективное право не теряет своей силы в том случае, когда осуществление обеспечиваемого им интереса сопряжено с нарушением интересов других лиц. Однако новейшее германское уложение устраняет действие субъективного права, когда для осуществления его нет иного интереса, кроме желания причинить вред другому (§ 226, Chikaneverbot).
Весьма распространенным в прежнее время было определение субъективного права, построенное на воле субъекта права. Субъективное право понимали как обеспеченную объективным правом область проявления воли. Успех такого взгляда поддерживался авторитетом философии Гегеля. Особенно удачной казалась краткая формула Виндшейда, избранная им для понятия субъективного права, - Wollen-durfen. Несостоятельность определения, имеющего в основании своем волю субъекта права, обнаруживается из того, что с этой точки зрения необходимо отвергнуть субъективное право за теми, кто не обладает сознательною волею как малолетние, сумасшедшие, между тем как все законодательства признают за ними права. Рассматриваемое определение не спасается тем, что за малолетних и безумных проявляют волю их опекуны, так как этот случай именно обнаруживает, что субъективное право может принадлежать не тому, кто проявляет волю. В частности, относительно пресловутой формулы Виндшейда следует заметить, что она содержит в себе неверную мысль, будто можно стеснять желания, тогда как в действительности можно стеснять только действия. Со времени Иеринга начало распространяться понятие о субъективном праве, построенное не на воле, а на интересе. Сам Иеринг дал неудачную формулу своему взгляду, определив субъективное право как "юридически защищенный интерес". Здесь смешаны в одно сущность субъективного права и его цель. Целью права является, несомненно (и в установлении этого факта неоценимая заслуга Иеринга), обеспечение интересов общества и отдельных лиц, но это не составляет еще сущности права как средства к достижению указанной задачи. Поэтому в последнее время некоторые стали соединять в понятии о субъективном праве оба основания - волю и интерес. "Воля и интерес, - по мнению Еллинека, - неизбежно сходятся в понятии о субъективном праве". "Воля представляет собой формальный, а интерес - материальный элементы этого понятия". Того же взгляда придерживался Регельсбергер.
4. Обязанность, лежащая на пассивных субъектах, может состоять или в положительном действии, или в воздержании от такового. В правах относительных определенный пассивный субъект обязывается что-нибудь сделать в пользу активного субъекта: передать вещь, оказать услугу и т.п. В правах абсолютных, напротив, все пассивные субъекты обязываются к воздержанию. Так, вещные права порождают обязанность всех и каждого не пользоваться тою вещью, исключительное пользование которою обеспечено субъекту права; права исключительные обязывают всех не совершать тех действий (распространения книг или товаров с клеймом, исполнения музыкальных пьес и т.п.), исключительное выполнение которых обеспечено субъекту права и которые в силу этого обстоятельства приобретают особенную экономическую ценность; права личной власти обязывают всех не посягать на присвоение того объекта, который ввиду его нравственного значения предоставлен исключительно субъекту права (сожительство жены, детей, опекаемых).
Связь между правом и обязанностью в юридическом отношении возникает в силу юридического факта, под которым понимается всякое обстоятельство, влекущее за собою по закону те или иные юридические последствия. Юридический факт возникает или по воле лиц, вступающих в юридическое отношение, и тогда это будет юридическое действие (сделка, правонарушение), или же помимо их воли, и тогда это будет юридическое событие (истечение срока, смерть, рождение). Юридические факты могут быть представлены в следующей схеме:
Юридические факты
1. Юридические действия 2. Юридические события
а) Сделки b) Правонарушения
III. Движение юридического отношения. Юридические отношения не находятся все время в состоянии покоя, но подлежат движению в гражданском обороте, - они устанавливаются, изменяются, прекращаются.
1. Установление юридического отношения имеет место тогда, когда известный юридический факт связывает право с известным субъектом, возлагая одновременно обязанность на других. Если отношение по данному объекту устанавливается самостоятельно, независимо от права, какое имело на тот же объект другое лицо, то это будет возникновение права или первоначальное приобретение права, например, создание художественного произведения, заключение займа, завладение вещью. Если же в существовавшем уже отношении право устанавливается в лице нового субъекта, т.е. если право возникает на основании права, какое существовало ранее на тот же объект у другого лица, то это будет переход права или производное приобретение права, например, покупка дома, приобретение векселя. Переход права на один или несколько определенных объектов составляет частное преемство, например, продажа лошади, передача векселя. Переход прав, образующих в совокупности актив имущества, составляет общее преемство, наследование. Различие между частным и общим преемством не количественное, а качественное, потому что в первом случае новый субъект, преемник, занимает место только активного субъекта, тогда как во втором он входит в положение и пассивного субъекта, которое занимал его предшественник. Относительно перехода права действует общее правило, что право преемника по своему объему тождественно с правом предшественника, хотя в интересах торгового оборота допускаются некоторые исключения из этого правила в пользу добросовестного приобретателя.
2. Прекращение юридического отношения между лицами происходит тогда, когда разрывается связь между его элементами вследствие устранения субъекта, уничтожения объекта, нарушения соответствия между правом и обязанностью. Это имеет место в случаях отречения, отчуждения, потери прав, слияния права и обязанности, прекращения права в тесном значении слова.
а. Отречение есть одностороннее изъявление воли активного субъекта, направленное к разрыву существовавшей до того времени связи его с правом. Отречение возможно только относительно имущественных прав, как, например, оставление вещи на произвол, отказ от наследства. Таковы случаи отречения: со стороны пароходного общества, публично отказывающегося от всяких прав на затонувшее судно; со стороны автора, отказывающегося печатно от всяких исключительных прав на издание своего литературного произведения, как, например, Льва Николаевича Толстого относительно сочинений, появившихся в печати после 1 января 1881 г. Относительно чисто личных прав, связанных с самою личностью активного субъекта, отречение недопустимо. Нельзя отречься от прав мужа, опекуна, отца, от присвоенной лицу по закону дееспособности, права вступать в договоры, от права прибегать к судебной защите. Отречение может быть взято назад только тогда, когда оставленный объект не составил предмета нового отношения между другими лицами, например, при оставлении вещи, пока ею не завладело другое лицо; напротив, отречение от наследства имеет бесповоротное значение, потому что в тот же момент право наследования переходит к другому наследнику.
b. Отчуждение права есть добровольная уступка места активного субъекта определенному лицу. Последним признаком отчуждение отличается от отречения, при котором заместитель не намечается. При отчуждении отношение изменяется лишь в том, что один активный субъект заменяется другим. Под это понятие подходит передача вещей, обязательств. Неотчуждаемы все те права, от которых лицо не может отречься, за исключением передачи отцовской власти по усыновлению. Последствием отчуждения права является приобретение права со стороны другого лица, в том же объеме, поэтому отчуждение бесповоротно.
с. Потеря права есть исключение активного субъекта помимо его воли из юридического отношения. Такая потеря наступает по приговору уголовного суда за совершенное преступление - это лишение прав, личных и имущественных. Гражданский суд не может лишить прав, потому что его задача ограничивается лишь определением того, кому в действительности принадлежит право. Только исполнение его решения может иметь своим последствием лишение ответчика прав. Потеря права может наступить вследствие юридических событий, с которыми закон связывает потерю прав, например, в силу давности. Потерянные права или приобретаются другими лицами (имущественные), или прекращаются (супружеское, например). Потерянные по судебному приговору права могут быть восстановлены по Высочайшему повелению (т. XI, ст. 12). Кроме лишения прав по суду, связь с данным субъектом помимо его воли прерывается со смертью его или поступлением в монашество.
d. Слияние есть соединение в одном лице соответствующих друг другу прав и обязанностей, например, когда по смерти кредитора права его переходят по наследству к должнику. Подобное слияние как основание прекращения отношения невозможно в правах вещных, потому что соответствующая обязанность лежит не на одном определенном лице, а на всех согражданах. Видимое противоречие наблюдается в том случае, когда субъект права собственности становится, например, по наследованию, субъектом права пользовладения на тот же участок земли. Если при таком соединении в одном лице двух прав право пользовладения прекращается, то не вследствие слияния в одном лице права и обязанности, а вследствие слияния двух прав, из которых одно поглощает другое по своему содержанию.
е. Прекращение прав в тесном значении слова наступает тогда, когда само юридическое отношение бесповоротно прекращается. Это имеет место при потере личных прав, а также в случае гибели объекта отношения, как, например, со сгоревшим домом прекращается и отношение, установленное договором найма, с достижением совершеннолетия опекаемого прекращается власть над ним опекуна.
3. Изменяются юридические отношения, установленные между известными лицами, по данному объекту в таком же разнообразии, как разнообразно и содержание самих отношений, например, при договоре поставки одновременная плата заменяется по соглашению периодическою, объем права требования сокращается вследствие частичной уплаты, обязательство усложняется присоединением к нему другого, дополнительного права, право собственности на землю расширяется в количественном отношении от приращений и т.п.
§ 9. Физическое лицо как субъект права
Литература: Азаревич, Физические лица как правовые субъекты (Зап. Нов. Унив., 1881), Васьковский, Учебник гражданского права, стр. 47-55; Дювернуа, Чтение по русскому гражданскому праву, т. I, стр. 257-372; Анненков, Система, I, стр. 135-232; Кистяковский, Понятие о субъекте прав (Ж. М. Ю., 1903, N 8); Полянский, Безвестное отсутствие и имущественные его последствия, 1911; Покровский, Абстрактный и конкретный человек пред лицом гражданского права (Вест. гр. пр., 1913, N 4); Брун, Коллизии разноместных законов о безвестном отсутствии (Юрид. Вест., 1914, кн. I).
I. Право- и дееспособность. Субъектом в юридическом отношении может быть лицо, способное вступать в юридические отношения, т.е. иметь право собственности, приобретать права требования. Способность иметь и приобретать права, т.е. быть субъектом прав и обязанностей, называется правоспособностью (Rechtsfahigkeit, jouissance des droits), которая в настоящее время составляет во всех культурных странах достояние каждого человека. Теперь уже нет ни рабов, которые были только объектами права, ни крепостных, которые составляли принадлежность земельного участка. Способность самостоятельно, актом своей воли, устанавливать отношения посредством юридических действий называется дееспособностью (Handlungsfahigkeit, exercice des droits). В дееспособности различают активную и пассивную стороны. Активная дееспособность есть возможность создать актом своей воли юридическое отношение, из которого для действовавшего возникало бы право как правовое последствие. Пассивная дееспособность есть возможность создать актом своей воли юридическое отношение, из которого для действовавшего возникала бы обязанность как правовое последствие. Пассивная дееспособность иначе называется вменяемостью. Дееспособность предполагает правоспособность: дееспособные должны быть правоспособны (иначе было в римском праве), тогда как правоспособные могут и не быть дееспособны. Если правоспособность связывается с лицом каждого человека, то дееспособность по различным соображениям подлежит разнообразным ограничениям. Так, малолетний обладает полною правоспособностью - он является субъектом прав собственности и обязательств, перешедших к нему по наследству или приобретенных за него и в его пользу опекуном, но сам он не может ни купить, ни продать, ни занять, ни отдать внаем. Напротив, монашествующие - лица неправоспособные, потому что по общему правилу они не могут стать субъектами тех прав, какие приобретаются всеми прочими гражданами.
Русскому законодательству известен только термин "правоспособность" (ст. 146), хотя в последнее время в него проникает и дееспособность (т. XVI, ч. I, уст. гражд. суд., ст. 1681), но без всякого разграничения соединяемых с ними понятий. Точно так же и судебная практика не различает этих понятий, так, например, спор о действительности акта усыновления, совершенного лицом больным и психически расстроенным, Сенат называет вопросом о правоспособности усыновителя (09, 14, см., впрочем, 96, 44, где имеется попытка разграничения этих понятий).
II. Начало правоспособности. Так как правоспособность присуща ныне каждому человеку, то она возникает с началом его существования. Следует ли отнести этот момент к зарождению или к рождению человека? Германское гражданское уложение решает этот вопрос категорически заявлением, что правоспособность человека возникает с окончанием процесса рождения (§ 1). Не противоречит такому решению и точка зрения швейцарского кодекса, который постановляет (§ 32), что зачатый ребенок обладает правоспособностью при условии рождения живым. Некоторые постановления нашего законодательства дают возможность предполагать, что оно связывает правоспособность с моментом зарождения. Жизнь зародыша охраняется уголовным законом (улож. о наказ., ст. 1451, 1452), при открытии наследства зародыш влияет на переход его (ст. 1106), лишение всех прав состояния не распространяется на детей, рожденных после осуждения отца, если только они были зачаты до этого момента (улож. о наказ., ст. 24; т. IX, ст. 10). Тем не менее следует признать, что и у нас правоспособность возникает не ранее как с момента появления на свет живого существа. Запрещение умерщвления плода имеет в виду нравственное чувство общества, влияние зародыша на наследование обусловливается интересами будущего субъекта, а в предоставлении прав состояния детям, рожденным после лишения самого отца этих прав, проявляется лишь снисходительность, отодвигающая логический вывод. Не зародыш, а родившийся ребенок оказывает влияние на юридические отношения, причем это отношение относится к тому моменту, когда он был еще зародышем. Рождение составляет настолько необходимое условие для правоспособности, что появление мертвого ребенка лишает зачатие юридического значения, и зародыш рассматривается как бы никогда не существовавшим. Ввиду этих соображений следует признать совершенно неправильным утверждение Сената, будто ребенком по закону признается дитя (?) от самого его зачатия как плод беременности женщины от мужчины во все периоды его утробного развития, а следовательно, и выкидыш есть также ребенок (09, 6).
Если ребенок родился живым, то он тем самым приобрел правоспособность, хотя бы после того вскоре умер. Это обстоятельство имеет большое значение в наследственном праве. Наше законодательство не требует подобно французскому (§ 314, п. 3), чтобы ребенок родился не только живым (vivant), но и способным к жизни (viable). Наше законодательство не ставит также условием, как это делает испанский кодекс (§ 30), чтобы рожденное существо имело человеческий образ. Наоборот, из уголовного закона, угрожающего наказанием тому, кто в случае, когда какою-либо женщиною рожден будет младенец чудовищного вида или даже не имеющий человеческого образа вместо того, чтобы донести начальству, лишит сего урода жизни как за посягательство на жизнь существа, рожденного от человека и, "следовательно, имеющего человеческую душу" (улож. о наказ., ст. 1469), - можно заключить, что и такой monstrum должен быть рассматриваем как человек, а следовательно, как правоспособный.
III. Потеря правоспособности. Правоспособность, составляющая юридическое свойство каждого человека, продолжает сохраняться от рождения до наступления такого факта, который разрывает эту связь. Такими фактами, с которыми соединяется прекращение правоспособности данного лица, являются смерть, лишение всех прав состояния и пострижение в монашество.
1. Смерть лица прекращает связь умершего субъекта прав с тем кругом юридических отношений, в который он себя поставил в течение своей жизни. Приобретенные им права, за исключением чисто личных, находят себе нового субъекта. Ввиду важных юридических последствий смерть не предполагается, а должна быть удостоверена несомненными доказательствами. Предположений в пользу смерти отсутствующего лица на основании достигнутого им возраста наше законодательство не устанавливает. Однако в некоторых случаях обстоятельства не дают возможности удостоверить самый факт смерти или точный момент ее, а потому по необходимости приходится прибегать к предположениям. Таковы случаи безвестного отсутствия и одновременной смерти двух лиц.
а. Безвестно отсутствующим называется лицо, которое, покинув свое постоянное местожительство, не дает о себе никаких известий, так что не имеется сведений о его пребывании (т. IX, ст. 7). Неопределенное состояние имущества, оставшегося без активного субъекта, представляет настолько значительное неудобство, что закон стремится прекратить создавшееся состояние неопределенности. С этою целью закон принимает меры к охранению имущества, оставшегося без хозяина и обеспечению связанных с этим имуществом прав и интересов. Удостоверение в безвестном отсутствии производится следующим порядком. Каждое заинтересованное лицо - наследники, казна (90, 129), кредиторы, а также чины прокурорского надзора могут просить суд об учинении публикации о безвестно отсутствующем и о принятии мер к охранению его имущества (уст. гражд. судопр., ст. 1451). Окружной суд, если признает представленные доказательства достаточно подкрепляющими предположение безвестного отсутствия, делает публикацию и назначает опекуна для защиты прав отсутствующего и охранения его имущества (ст. 1453). В выборе лиц для исполнения этой обязанности суд не стеснен и может назначить как родственников, так и посторонних лиц. Задача опеки над имуществом безвестно отсутствующего не исчерпывается охранением этого имущества, но распространяется и на отыскание того, что должно бы принадлежать опекаемому, например, на осуществление наследственных прав (05, 58). В продолжение 5 лет с момента первой публикации течет первый период безвестного отсутствия. В случае возвращения отсутствовавшего опека прекращает свое действие, и имущество принимается явившимся.
Если же безвестно отсутствующий не явится в течение первого периода, то по просьбе лиц, которые возбудили производство о признании безвестного отсутствия, или же наследников, которые явятся ко времени окончания этого первого периода, суд приступает к рассмотрению дела, т.е., производя вторичное исследование о безвестном отсутствии, постановляет признать субъекта оставленного имущества безвестно отсутствующим. Последствия судебного определения о признании лица безвестно отсутствующим, с которого открывается второй период, заключаются в том, что имущество должно перейти в управление к законным наследникам или лицам, в пользу которых безвестно отсутствующий оставил завещание. Если в первый период имелись в виду интересы отсутствовавшего, то во второй период вследствие усилившейся вероятности смерти его принимаются во внимание интересы наследников. Наследники, явившиеся вновь после постановления судом определения о признании безвестного отсутствия, должны быть также допущены к управлению наравне с теми, которые обращались с просьбою в суд. Доходы с имущества поступают бесповоротно в пользу лиц, которым вручается управление, потому что они должны быть рассматриваемы не как опекуны, а как добросовестные владельцы. Так как переход имущества в управление наследников обусловливается предположением смерти безвестно отсутствующего, то опровержение предположения личною явкою последнего дает ему право просить о возвращении имущества (уст. гр. суд, ст. 1459). Потребленные наследниками доходы ему не возвращаются.
Наконец, с истечением 10 лет со времени первой публикации вероятность, в силу законного предположения, сменяется уверенностью в смерти отсутствующего, а имущество последнего превращается в открывшееся наследство. По истечении этого срока безвестно отсутствующий теряет свои права и не может уже более просить о возвращении ему имущества (уст. гр. суд., ст. 1459; 92, 97). Если же наследников не оказалось, то имущество как выморочное переходит в казну. Предположить иное, т.е. что после десятилетнего безвестного отсутствия наследство не открывается, что имущество его остается в опеке и что возвращение его может быть всегда потребовано явившимся, - значило бы допустить неопределенное состояние имущества на вечные времена. Особенно если принять во внимание, что нашему законодательству неизвестно предположение смерти, основанное на престарелом возрасте отсутствующего, то мы придем к заключению, что и через сто, двести лет с момента первой публикации имущество будет продолжать считаться принадлежащим несуществующему лицу.
Описанные сейчас последствия безвестного отсутствия далеко не могут считаться общепризнанными. Некоторые выражали сомнение, чтобы 10-летний срок лишал отсутствующего его прав на имущество, и основывались при этом на ст. 7 т. IX, где говорится, что права безвестно отсутствующего "приостанавливаются". Приостановка не есть прекращение, говорили сторонники этого взгляда. Но неопределенному смыслу этого выражения следует противопоставить ясный смысл ст. 1244 и 1459 уст. гражд. суд., где говорится о возвращении имущества явившемуся до истечения 10-летнего срока, чем отрицается возвращение по истечении этого срока. В настоящее время этот спор разрешен в законодательном порядке. По закону 15 марта 1911 г. срок на отдачу внаем недвижимости, над которою учреждена опека по безвестному отсутствию, ограничивается наступлением определенного в законе срока для "утраты безвестно отсутствующим права на возвращение ему имущества". Давая такое аутентическое толкование, законодатель ссылается на ст. 1244 и 1459 уст. гр. суд. [Статья 1244 в редакции закона 23 марта 1912 г. и по свод. прод. 1912 г. говорит уже не о безвестно отсутствующем, а только о "явившемся".]
Еще менее признанным является взгляд о предоставлении наследникам во второй период пользования имуществом безвестно отсутствующего. Так как в ст. 1244 говорится о возвращении имущества "со всеми доходами со времени взятия в казенный присмотр", то, говорят, никаких прав на это имущество быть не может (92, 79). Но такое толкование равносильно отрицанию всякого значения за ст. 1456 уст. гражд. суд., потому что тогда совершенно непонятно, в чем могут заключаться интересы лиц, побуждающих суд установить истечение первых 5 лет. [Вопреки изложенному почти все остальные русские цивилисты признают, что признание судом лица безвестно отсутствующим по просьбе наследников открывает для них возможность получить его имущество для управления на правах опекунов, а не в пользование.]
Наш закон знает особый случай, когда безвестно отсутствующим признается лицо, существование которого и даже, может быть, место нахождения в точности известно. Такой случай представляет пребывание лица за границею более 5 лет, считая с того момента, когда истек срок выданного ему для этой цели паспорта (т. IX ст. 7, улож. о наказ., ст. 327). Опека над имуществом таких лиц учреждается губернским начальством по просьбе наследников или по собственной инициативе. Если отсутствующий не возвратился, имущество его остается в опекунском управлении по смерть его (т. IX, ст. 7, прилож., ст. 3). Если отсутствующий, возвратясь в Россию, докажет, что не мог явиться в срок на вызов по уважительной причине, то имущество ему возвращается. Если же он не вернется или, возвратясь, не представит основательных оправданий неявки, то имущество остается в опеке до его смерти, когда оно переходит к наследникам (там же, ст. 4). Закон не предусматривает случая наиболее вероятного, когда такое лицо не возвратится и притом нельзя будет собрать каких-либо доказательств его смерти.
b. При несчастном случае, которому могли подвергнуться совместно несколько лиц, например при убийстве, пожаре, наводнении, кораблекрушении, другими словами, в случае одновременно обнаруженной смерти нескольких лиц, возникает нередко важный вопрос, которое из них умерло раньше. От решения этого вопроса так или иначе зависит нередко порядок наследования. Иностранные законодательства прибегают в этом случае к различным приемам. Одни принимают предположение переживаемости, основанное на сравнительном возрасте и поле (франц. гражд. код., § 720-722); английское право предоставляет суду в каждом отдельном случае установить последовательность смерти; германское законодательство постановляет, что если несколько лиц погибло при одной общей для них опасности, то предполагается, что они умерли одновременно (герм. гражд. улож., § 20, швейцар. код., § 32). Наше законодательство не дает ответа на этот вопрос, ему чужды оба предположения, как предположение переживаемости, так и предположение одновременной смерти. Поэтому прежде всего необходимо обратиться к обстоятельствам, при которых случилось несчастье, и на основании их выяснить последовательность смерти. Представим себе, что пароход, пробитый другим пароходом, при столкновении пошел ко дну с находившимися на нем пассажирами, в числе которых было одно из лиц, нас интересующих. В нескольких верстах от места крушения находят лодку, на которой пытались спастись, но неудачно, некоторые из пассажиров. В числе найденных возле лодки трупов находится другое интересующее нас лицо. Основательно предположить, что смерть лица, застигнутого катастрофою в каюте и затонувшего вместе с пароходом, последовала ранее смерти лица, успевшего далеко отъехать от места крушения. Возьмем другой пример. Обнаружено ночное убийство целой семьи, бывшей в одном доме. Следствие может восстановить картину преступления, которая обнаружит, кто был убит ранее и кто позднее. В случае невозможности на основании обстановки определить последовательность смерти необходимо остановиться на предположении, что все лица, о которых идет речь, умерли в одно и то же время; тогда наследство откроется одновременно после каждого из этих лиц, и ни одно из них не будет иметь наследственных прав после другого.
2. По идее, прямо выраженной в нашем законодательстве (ст. 1025, прим., ст. 1109), пострижение в монашество есть отречение от мира. Эта идея отречения, основанная на Священном Писании (II послание апостола Павла к Тимофею, гл. 2, ст. 4), привела к юридической идее гражданской смерти, поражающей лицо, поступившее в монастырь. Во Франции она была решительно признана Франциском I. С таким представлением соединялись и соответствующие юридические выводы. Монах терял все свое имущество, которое он не успел передать монастырю, в пользу наследников; он уже не мог наследовать ни по закону, ни по завещанию. Юридические сделки, совершенные монахом, признавались недействительными. Только в 1793 г. отказались во Франции признавать монашеские обеты с юридической стороны. Однако в Пруссии Земское уложение 1794 г. еще приравнивает пострижение в монашество к гражданской смерти. Только в XIX столетии, с отделением церкви от государства, пострижение, сохраняя свою каноническую силу, потеряло всякое юридическое значение. Современное законодательство западных стран не знает монахов как лиц, поставленных в особое юридическое положение.
В русском законодательстве, наоборот, мы должны признать, что пострижение в монашество сопровождается по идее утратою правоспособности. Правда, эта идея не выдерживается строго, но и в римском праве, где раб по идее был вещью, нельзя было выдержать последовательно принципа, потому что в действительности раб был человек. Соответственно этой идее прекращается брак, в котором состоял постригшийся, а монашествующему запрещается вовсе вступать в брак (ст. 2). Следует полагать, что с пострижением прекращается родительская власть. Монашествующим запрещается удерживать за собою имущество, приобретенное до вступления в это звание (т. IX, ст. 416). Поэтому имущество монаха, которым он не распорядился до вступления в монастырь, обращается к его законным наследникам (ст. 1223). С момента пострижения монахи не могут приобретать недвижимостей ни по договорам, ни по наследованию (т. IX, ст. 416, ст. 1068, п. 3, ст. 1109). Монахам запрещается торг всякими товарами, кроме продажи собственных изделий (т. IX, ст. 420), монахам запрещается быть поручителями и доверенными (т. IX, ст. 421), отдавать денежные капиталы под частные долговые обязательства (т. IX, ст. 423). Обобщая эти единичные постановления, мы должны признать, что сделки, совершаемые монахами, следует признать недействительными. Поступающий в монашество отрекается от имущества своего единожды навсегда, почему и не получает его обратно и тогда, когда бы впоследствии, сложив с себя монашеское звание, возвращен был в состояние гражданское (т. IX, ст. 418). Наш Сенат на основании исторического материала, относящегося к восточной церкви, также вынужден был признать юридические последствия идеи отречения от мира (97, 24).
Исключения из общего правила о потере монахом гражданской правоспособности на время пребывания в монашеском сане должны быть прямо указаны в законе. Так, закон постановляет, что монашествующим не запрещается вносить денежные их (!) капиталы в кредитные установления, не определяя при этом, откуда могут появиться эти капиталы (т. IX, ст. 422); монашествующим властям дозволяется делать завещания о движимом их (!) имуществе (ст. 1025).
3. По идее лишение всех прав состояния, приравниваемое к естественной смерти, должно влечь за собою потерю правоспособности. Такова была идея гражданской смерти (mort civile) по Кодексу Наполеона, которая продержалась во Франции до 1854 г. В настоящее время западные законодательства отказались уже от поражения всех прав, принадлежащих осужденному. Но в русском законодательстве, начиная с XVIII столетия, эта форма наказания крепко засела и даже Уголовное уложение 1903 г. не смогло отрешиться от нее. Лишение всех прав состояния еще недавно именовалось у нас гражданскою смертью (Св. Зак., изд. 1876 г., ст. 533 зак. о судопр. по прест.), - устранение названия, однако, не изменило сущности наказания. [В отличие, однако, от гражданской смерти современное лишение всех прав не препятствует постепенному восстановлению гражданских прав в объеме и пределах, допускаемых пенитенциарными законами.]
Лишение всех прав состояния как последствие осуждения в каторжные работы или в ссылку на поселение влечет за собою потерю прежних прав семейственных и прав собственности (улож. о наказ., ст. 25 и 26). Потеря прав семейственных состоит в прекращении прав супружеских, за исключением лишь случая, когда жена осужденного или муж осужденной добровольно последовали за своими супругами в место их ссылки; в прекращении власти родительской над детьми, прижитыми прежде осуждения, если дети осужденного не последовали за ним в место его ссылки или впоследствии оставили его (улож. о наказ., ст. 27). Вследствие потери прав собственности все прежнее имущество осужденного в каторжную работу или ссылку на поселение со дня обращения окончательного о том приговора к исполнению поступает к его законным наследникам, точно так же, как поступило бы оно вследствие естественной его смерти (улож. о наказ., ст. 28). Поэтому он не способен уже получить имущество по завещанию (ст. 1067, п. 4) или по законному наследованию (ст. 1107). Следовательно, прекращаются совершенно все отношения, которые были неразрывно связаны с личностью осужденного, как право пожизненного пользования, права и обязанности на алименты, договоры доверенности и личного найма. Лишенный всех прав состояния насильственно исторгается из всех тех юридических отношений, в которых он состоял активным или пассивным субъектом. Осужденный лишается своей прежней правоспособности. Как неправоспособный, он и недееспособен: от его имени запрещается писать и совершать всякие вообще акты об имуществе (ст. 770), он не может составлять завещаний (ст. 1019).
Но провести последовательно принцип потери правоспособности было не под силу ни французскому, ни русскому законодательству, потому что живого невозможно приравнять мертвому. Лишенным всех прав состояния, оторванным от своих прежних юридических связей и перенесенным в новую обстановку дозволяется, однако, при наличности известных условий "для поощрения их к трудолюбию, бережливости и оседлой жизни и для обеспечения польз не участвовавших в преступлении жен и детей их" (уст. о ссыльных, изд. 1909 г., ст. 218) вновь приобретать права, покупать земли и дома, заключать договоры, вступать в брак. Следовательно, эти лица приобретают как бы новую правоспособность, не имеющую ничего общего с прежней, чтo более всего обнаруживается из установленного законом порядка наследования после ссыльного (уст. о ссыльных, ст. 222-226). Мало того, закон, забывая о лишении человека всех прав, говорит, что при отправлении по назначению ссыльного губернское правление делает распоряжение об отобрании принадлежащих ему (!) денег и ценных вещей, в чем и выдается ссылаемому квитанция (ст. 215).
§ 10. Акты гражданского состояния
I. Регистрация на Западе. Рождение, смерть и вступление в брак представляют собою факты чрезвычайной важности с точки зрения мнгочисленных юридических последствий, которые с ними связаны. Поэтому в интересах правового порядка необходимо возможно точное установление этих фактов. Доверие к точности и верности установленных фактов рождения, смерти, бракосочетания может быть основано на организации этого дела со стороны государственной власти, на авторитете лиц удостоверяющих.
Регистрация случаев рождения, смерти и брака введена была католическим духовенством в связи с требами, соответствующими этим случаям, - с крещением, погребением и венчанием. Духовенство побуждаемо было к записыванию времени рождения и родителей ребенка стремлением предупредить в своем приходе возможность браков, противных каноническим требованиям. При прочной связи населения с землею в прежнее время жизнь каждого человека протекала обыкновенно в пределах ограниченной местности. Человек женился и умирал там, где родился, где женились и умирали его родители и родственники. Поэтому регистрация духовенства достигала своей цели. К этому обстоятельству присоединялись и побочные соображения. За совершение треб духовные получали вознаграждение, а так как при бедности населения трудно было одновременно и вперед внести всю сумму, то долг для памяти записывался в связи с фактом, послужившим к тому основанием.
Государственная власть скоро сознала выгоду подобной регистрации и превратила (с XVI века) эти добровольные действия в обязанность духовенства, указав ему и правила, которых оно должно было держаться в этих случаях. Однако неудобство такого порядка сказалось со времени распространения протестантства. Протестанты не желали обращаться к католическому духовенству за регистрацией рождений, смерти, браков, а их духовенство не было уполномочено на ведение записей. Печальные последствия особенно сказались во Франции со времени отмены Нантского эдикта. Французская революция секуляризовала регистрацию актов гражданского состояния. С 1792 г. эта задача возложена на гражданских муниципальных чиновников (officiers de l'etat civil), которые удостоверяют означенные факты независимо от различия вероисповеданий. Того же порядка придерживается с 1875 г. Германия, где регистрацию ведут также чины гражданские (Standesbeamte, 99, 29), и Англия с 1874 г., перешедшая в этом году от факультативной регистрации к обязательной в отношении рождений и смерти (Registrar).
II. Регистрация в России для православных. С 1722 г. и в России засвидетельствование таких важных юридических фактов, как рождение, смерть и брак, возложено на приходское духовенство. Общего учреждения не существует, а для каждого вероисповедания регистрация производится его духовенством. Недостатки такой системы не замедлили обнаружиться, особенно в таком обширном государстве, как Россия, притом вмещающем в своих пределах всевозможные вероисповедания. Не везде можно найти представителей соответствующего духовенства. На больших пространствах восточной России, особенно в Сибири, можно не найти католического священника или протестантского пастора. Приходится долго ждать случая поездки в далекий город, где находится приход. Но чем больше протекает времени от происшедшего события до момента регистрирования, тем менее уверенности в точности записи. При некоторых условиях случай зарегистрировать может никогда не представиться, и лицо не по своей вине останется без метрического свидетельства на всю жизнь, что легко могло бы сделать его бродягой и повлечь самые жалкие последствия для невинного человека (улож. о наказ., ст. 950). [Выход в данном случае найден кассационной практикой и указан в реш. 00, 35, допускающем замену метрического свидетельства для лица, которое не в состоянии оное представить, копией судебного постановления о признании его рожденным от законного брака родителей в порядке ст. 1354-1356 уст. гр. суд.] Далее, по своему положению пастырей духовные лица менее всего подходят к выполнению столь формальных функций, как регистрация юридических фактов. Многочисленность сект в России ведет за собою уклонение со стороны приверженцев их от обращения к православному духовенству. При современной системе регистрации подлежат только рождение, брак и смерть, тогда как необходима регистрация и других фактов, как узаконение [об узаконении суд сообщает подлежащей духовной консистории для отметки в метрической книге о рождениях (уст. гражд. суд., ст. 14607)], усыновление, развод. В результате - масса юридических фактов, не удостоверенных надлежащим образом, а это обстоятельство отражается вредно не только на интересах частных лиц, но и самого государства, для которого весьма важно знать с точностью состав своего населения. Разнообразие метрических актов способно затруднить практику при определении их силы и подлинности. Только регистрация со стороны гражданской власти может ввести весьма желательную точность и однообразие в актах гражданского состояния.
Священнослужители и причетники каждого православного прихода ведут метрические или приходские книги, разделяемые на три части: 1) о рождающихся, 2) о бракосочетающихся и 3) об умерших (т. IX, изд. 1899 г.; Зак. о сост., ст. 859 и 860). Эти книги выдаются по одной на каждую церковь (а не порознь на каждого священника [за исключением Якутской области и Камчатской епархии, где книги выдаются на каждого священника, - прим. к ст. 862)] из духовных консисторий или духовных правлений, за шнуром, скрепою, т.е. подписью по листам и печатью, за подписью в конце книги одного из членов консистории (ст. 862 и 863). По истечении года священнослужители и причетники веденные ими метрические книги отсылают за общим подписанием в консисторию, где они хранятся в архивах, в безопасных от повреждения местах, за каждый год особо, с разделением по городам и уездам (ст. 868 и 869). Записи производятся самим священником или через диаконов и причетников. Юридические факты записываются в книги, говорит закон, не на память или с показания семейств(?), но немедленно по исправлении каждой требы, как-то: молитв при рождении и крещении младенца, венчания и погребения (ст. 864). Очевидно, что время рождения удостоверяется именно показанием семейств? [но при этом предъявляются, буде имеются, документы и опрашиваются восприемники и "бабка" или акушерка, принимавшая младенца]. Метрические свидетельства как акты гражданского состояния выдаются только из консистории (ст. 873); следовательно, этот документ можно получить лишь по отсылке книг в консисторию [практика духовных консисторий допускает выдачу консисторских метрических свидетельств и до отсылки книг, но по истребовании надлежащих сведений от причта, совершавшего запись]. Частные лица не лишаются права получить от священников с причтом немедленно по учинении записи о касающихся до них и членов их семейств случаях рождения или погребения метрические свидетельства, которые должны представлять собою выпись из приходских книг. Однако такие свидетельства, которые закон называет предохранительным документом, не заменяют консисторского свидетельства (см., однако, при узаконении детей 98, 32, вопр. 16). Чтобы получить силу последнего, необходимо представить его в консисторию на утверждение (ст. 878 и 879). Трудно понять, на чем основано недоверие к самому священнику и чем оно устраняется после отсылки книг в консисторию, которая не имеет никаких средств проверки обстоятельств дела и принуждена довольствоваться сведениями, доставленными ей причтом [если не считать предусмотренных ст. 871 полугодовой ревизии и свидетельства в верности и исправности книг со стороны благочинных].
III. Регистрация для инославных и иноверцев. Указанные правила относятся в равной мере и к актам состояния, удостоверяемым католическим духовенством (т. IX, ст. 881-889), [с тем, однако, что подлинные метрики хранятся в приходах, а в консистории отсылаются копии их (ст. 884) и что, сверх сего, копии метрик доставляются причтом и в губернские правления (ст. 888)]. Для лютеран установлено, что свидетельство, выдаваемое проповедником, имеет полную силу метрического, без утверждения его консисторией (т. IX, ст. 900 и 901). То же постановлено и для реформатов (т. XI, ч. 1, изд. 1896 г., уст. дух. иностр. исп., ст. 984, прим.). Относительно магометан действуют также правила, не сходные с установленными для православного и римско-католического вероисповедания. Ежегодно Оренбургское и Таврическое магометанские духовные правления рассылают через губернское начальство приходским имамам шнуровые книги в двух экземплярах, причем для каждого рода юридических фактов даются особые книги, так что каждый приходский имам ведет три отдельные книги - для рождения, смерти и браков (т. IX, ст. 906). По окончании года второй экземпляр каждой из этих книг препровождается для хранения обратно в духовное правление. Выпись из приходских книг, выданная имамом или муллою, имеет силу метрического свидетельства (ср. т. IX, ст. 910). Евреям свидетельства выдаются раввинами или их помощниками, но силу метрических получают только по удостоверении городским общественным управлением, куда отсылаются по истечении года метрические книги для хранения (т. IX, ст. 916 и 919). Самые книги выдаются раввинам губернскими правлениями (ст. 914, для караимов т. IX, ст. 912, см. т. XI, ч. I, изд. 1896 г., уст. дух. иностр. исп., ст. 1285 и 1291). Акты, удостоверяющие гражданское состояние старообрядцев, согласно указу 17 октября 1906 г. [Сборник постановлений, изданных в порядке ст. 87 основн. закон., изд. Госуд. Канцелярии, 1913 г.], ведутся духовными лицами, настоятелями и наставниками старообрядческих общин (ст. 72 и 73). Книги, отдельные для каждого рода состояния, заготовляются губернскими правлениями (ст. 75). Духовные лица, настоятели и наставники обязаны выдавать справки и свидетельства, равно предъявлять под своим наблюдением книги для обозрения должностным и частным лицам, имеющим в том надобность (ст. 88). Свидетельства удостоверяются советом общины или особыми доверенными лицами (ст. 90). Тем же указом установлен порядок ведения актов сектантами, не признающими духовных лиц. Книги таких сектантов ведутся в городах городскими управами, а в уездах - волостными правлениями (ст. 135). В законодательстве не имеется правил о порядке ведения метрических книг и о метрических свидетельствах [для лиц армянско-григорианского исповедания действуют правила, сходные с постановлениями, установленными для православного исповедания, - ср. п. 17 ст. 1141, ст. 1192 и 1193 уст. дух. иностр. исп., т. XI, ч. 1], аугсбургского (для Царства Польского, прод. т. XI, ч. 1, изд. 1896 г., ст. 899 и след.) вероисповеданий, для менонитов, ламаитов. Случаи смерти за границею удостоверяются консулом выдачею свидетельства (т. XI, ч. 2, уст. конс., ст. 72). О каждом новорожденном на судне русском консул по уведомлении капитана составляет протокол, значение которого остается совершенно невыясненным, и сообщает о том в Министерство иностранных дел.
IV. Значение актов. В законодательстве нашем не содержится постановлений о необходимости составления актов гражданского состояния. Конечно, брак не может быть удостоверен надлежащим образом без акта, но обязанность крещения и погребения с соблюдением обрядов под угрозою уголовного наказания установлена только для христиан (улож. о наказ., ст. 2091 [ст. 2091 улож. o наказ. по прод. 1906 г. отменена)]. Остается невыясненным, должны ли духовные лица довольствоваться сведениями, сообщаемыми им лицами, которые обращаются к ним с просьбою, или же они должны принимать меры к ознакомлению с обстоятельствами, требуется ли от них юридическая проверка удостоверяемых фактов и на каких вообще доказательствах должны они основывать свои удостоверения, например происхождения ребенка от таких-то лиц. Пробел весьма существенный.
Во всяком случае рождение, смерть и брак требуют установленного удостоверения. Собственное показание частного лица не может быть принято доказательством возраста (ст. 216). Акты гражданского состояния не подлежат сомнению в подлинности, а допускают только спор о подлоге (уст. гражд. суд., ст. 543, однако ср. ст. 1355). За невозможностью получить метрическое свидетельство: а) по неимению метрических книг или b) при сомнительности обстоятельств, которые в них показаны, могут в доказательство рождения от законного брака быть принимаемы исповедные росписи, родословные, городовые обывательские книги, формулярные списки и ревизские сказки, а в дополнение этих актов принимаются показания свидетелей, но не как самостоятельное доказательство (уст. гр. суд., ст. 1356 [ср. 12, 69]). В случае а) сомнений, возбуждаемых метрическими книгами относительно записанного в них брака, а равным образом b) если брак в них вовсе не записан, событие брака может быть доказываемо обыскною книгою, исповедными росписями, гражданскими документами, если из них видно, что именующиеся или именуемые супругами признавались таковыми в присутственных местах и бесспорно пользовались гражданскими правами и преимуществами, зависящими от законного супружества. Доказательством может служить, наконец, и следствие, заключающее в себе показания причта, который венчал брак, бывших при браке свидетелей и вообще знающих о достоверности события брака (ст. 35 и 36). Что касается смерти, то из правил об актах состояния, к числу которых относятся и акты о смерти, Сенат выводит заключение, что для удостоверения события смерти требуется письменная форма и потому замена письменного акта показаниями свидетелей представляется недопустимой, если только заинтересованное лицо не докажет невозможность доставить требуемый законом акт (09, 42).
[V. Проект гражданского уложения. Значительный порядок в регистрацию актов гражданского состояния вносит проект гражданского уложения. Исходя из того положения, что связь законов об актах состояния с законами сословными представляется лишь посредственною и второстепенною и что законы эти по существу и практическому значению принадлежат к законам гражданским, редакторы проекта прежде всего переносят их из IX т. в X, отдел семейственного права. Далее, не изменяя действующих постановлений по существу, редакционная комиссия вносит в регистрацию актов состояния точность и единообразие, постановляя в виде общего правила, что метрические книги ведутся духовными лицами как в отношении христиан, так и в отношении инославных исповеданий, полицейскими и волостными правлениями в отношении баптистов, "иных сектантов" и язычников (ст. 586), предусматривая тем самым и меннонитов, и ламаитов. Для каждого рода актов состояния ведутся отдельные книги в двух экземплярах (один для хранения в месте ведения, другой - в консистории), уравненные в своем значении, и любое из установлений, в котором хранятся книги, вправе и обязано выдавать равнозначащие метрические свидетельства (ст. 587, 595). Все изменения в состоянии лица, внесенного в книгу, узаконение, усыновление, развод вносятся в метрики дополнительно по сообщениям духовного или светского суда (ст. 592), а исправления ошибок производятся в порядке охранительного судопроизводства по просьбе заинтересованных (ст. 622). Крупным нововведением является ст. 595, объявляющая метрические записи для всех открытыми, публичными и обязывающая духовные установления предъявлять их для обозрения должностным и частным лицам, имеющим в том надобность].
§ 11. Влияние различных обстоятельств на дееспособность
Литература: Мейер, Русское гражданское право, стр. 6-83; Дювернуа, Чтения по русскому гражданскому праву, I, стр. 298-372; Анненков, Система гражданского права, I, стр. 202-232; Георгиевский, Признание гражданской неправоспособности по причине безумия, сумасшествия, глухонемоты и немоты (Ж. М. Ю., 1903, N 1); Жид, Гражданское положение женщины с древнейших времен, 1902; Синайский, Личное и имущественное положение замужней женщины, 1910; Слонимский, Гражданское право и психиатрия (Суд. журн., 1873, N 6); Исаченко, Лица в договоре (Юр. вестник, 1883, N 6-7).
I. Возраст. Физическая и психическая зрелость человека наступает нескоро после рождения, и это обстоятельство не может не быть принято во внимание законом. Для уяснения себе отношения к согражданам, для понимания каждого совершаемого акта, для оценки выгоды и ответственности, соединяемых с каждою сделкою, необходимо достижение умственной зрелости и приобретение некоторого житейского опыта. Поэтому ни одно законодательство не допускает дееспособности для малолетних из опасения, что, пользуясь ею, они только повредят собственным интересам. Однако определение зрелости в каждом отдельном случае по примеру древнего римского права представило бы значительные затруднения и грозило бы злоупотреблениями со стороны близких и заинтересованных лиц, показания которых были бы самые важные. Поэтому теперь общепринят другой способ определения зрелости и способности к совершению юридических сделок. Закон, устанавливая один возраст (большею частью 21 год), соединяет с ним предположение о наступившей зрелости.
Имея свои преимущества, такой порядок не чужд и недостатков, соединяемых обыкновенно с подведением всех случаев под одну норму. Возможно, что лицо достигнет зрелости ранее законного срока, и тогда для него было бы тяжело находиться под излишней опекой; возможно, наоборот, что лицо останется умственно неразвитым и по достижении срока, и тогда было бы опасно оставить его без руководителя. Неудобство первого рода избегается во французском законодательстве при помощи так называемой эмансипации, т.е. признания несовершеннолетнего, начиная с 15 (родителями) или 18 лет (за отсутствием родителей, семейным советом), до срока способным стать в положение, сходное с положением нашего несовершеннолетнего. Всякие сделки, вытекающие из цели управления (pure administration), могут быть совершаемы эмансипированным самостоятельно, для всех прочих необходимо согласие попечителя. Эта система, применяемая во Франции чаще всего к случаям наследования торгового предприятия, устанавливает постепенный переход от недееспособности к дееспособности. Напротив, по новому германскому уложению, дети до 7 лет совершенно недееспособны, а с 7 до 21 года несовершеннолетние сами заключают сделки, но с согласия попечителя; только для сделок, клонящихся исключительно к их выгоде, например для принятия дара, не требуется и этого согласия (§ 104, п. 1 и § 107). С достижением 18 лет несовершеннолетний может быть объявлен совершеннолетним и тем сразу стать в юридическое положение совершеннолетнего (§ 3). Здесь переход резкий.
В древнем русском праве мы не находим срока, с которого лицо признавалось совершеннолетним. Вероятно, зрелость определялась в каждом отдельном случае. Более всего сохранилось указаний на 15-летний возраст как такой, который допускает свободу самостоятельной деятельности. Так, в Патерике Печерском находится рассказ, как некий муж Иоанн оставил, умирая, своего сына 5 лет другу своему Сергию с тем, чтобы тот, когда сын возрастет, отдал ему золото и серебро; и сын, достигнув 15 лет, потребовал выдачи ему отцовского имущества. В московский период этот срок повторяется довольно часто: дети служилых людей с достижением 15 лет верстались поместьями; по Судебнику 1550 г. девицы владели данными им на прожиток поместьями только до 15 лет; по Уложению Алексея Михайловича кабала, данная лицом, не достигшим 15 лет, признавалась недействительною. По указу 1723 г. дворянам повелено, оставя науку, поступать 15 лет на службу. В 1785 г. Екатерина II установила определенно возраст совершеннолетия в 21 год, что сохранилось и поныне.
Право на полное распоряжение имуществом и свобода вступать в обязательства приобретаются не прежде как по достижении 21 года от рождения (ст. 221). Наше законодательство не знает эмансипации, но взамен того оно устанавливает постепенное расширение дееспособности. В этом отношении существует недостаточно выдержанное (ст. 213, прим.) различие между малолетними (до 17 лет) и несовершеннолетними (до 21 года). Малолетний не может ни управлять непосредственно своим имением, ни распоряжаться им, ни отчуждать его по каким бы то ни было укреплениям, а следовательно, и уполномочивать на то от себя других (ст. 217). Таким образом, малолетний совершенно лишен возможности совершать юридические сделки: во всех делах [за исключением распоряжения вкладом, внесенным в государственную сберегательную кассу], его заменяет опекун, который сам совершает сделки от имени малолетнего.
Однако сделки, заключенные малолетним, нельзя считать безусловно недействительными. Так как ограничение дееспособности установлено в интересе малолетних, то только с их стороны или со стороны опеки возможно опровержение силы заключенной сделки. Контрагенты же малолетнего не могут освободиться от обязательства ссылкою на недееспособность другой стороны. Для опровержения сделки, заключенной малолетним, нет необходимости доказывать невыгоду ее для его интересов.
С достижением 14 лет малолетний у нас, как и в Англии, может просить о смене опекуна и назначении ему другого лица в качестве попечителя, но на положении опекуна (ст. 219), причем опека не обязана непременно назначить то лицо, на которое указывает малолетний, даже устранять прежнего. С этим же возрастом соединяются и иные случаи, когда воля малолетнего принимается в соображение при установлении юридических отношений. При ссылке родителей по приговору уголовного суда дети старше 14 лет по собственному желанию следуют за ними или нет (уст. о ссыльных, ст. 195); для усыновления 14-летнего требуется его согласие (ст. 149); [по достижении 14 лет малолетний признается способным к судебному свидетельству под присягой (ст. 372 уст. гр. суд.)]. Но вне этих случаев права малолетнего по достижении им 14 лет не увеличиваются, и всякое даваемое с его стороны согласие на какой-либо акт считается по-прежнему ничтожным (ст. 219). Сверх того, малолетние и несовершеннолетние независимо от возраста, если внесли сами на свое имя вклад в государственную сберегательную кассу, распоряжаются им без участия опекуна (ст. 268, прим. 1 по прод. 1906).
Большую трудность представляет определение объема дееспособности несовершеннолетнего ввиду неясности и противоречий в постановлениях закона. Достигший 17-летнего возраста вступает в "управление имением", но делать долги, давать письменные обязательства и "совершать акты и сделки какого-либо рода", а равно и распоряжаться капиталами, где-либо в обращении находящимися, или получать таковые обратно из кредитных установлений может не иначе как с согласия и за подписью своих попечителей, без чего никакие выданные им обязательства не могут считаться действительными (ст. 220). Очевидно, что с 17 лет лицо приобретает способность совершать само юридические сделки, но только с одобрения попечителя. Сделка, заключенная попечителем самостоятельно, помимо несовершеннолетнего, должна быть признана недействительною (76, 488). Притом это одобрение должно быть даваемо по поводу каждой сделки, а не в виде общего разрешения, потому что это не согласовалось бы с задачею попечительства, состоящею в определении, соответствует ли сделка интересам несовершеннолетнего или нет (72, 1092). Поэтому согласие попечителя должно быть выражено или на самом обязательстве несовершеннолетнего, или в особом акте, но так, чтобы не было сомнения, что разрешение дано на совершение именно данной сделки (75, 981). Так как попечитель призван соблюдать интересы несовершеннолетнего, то сделка, заключенная последним в пользу попечителя, должна быть признана недействительною (74, 314), сделка же несовершеннолетнего, совершенная с согласия попечителя в пользу жены последнего, если не установлено, что, давая согласие, попечитель сознательно и злонамеренно действовал во вред интересам несовершеннолетнего, действительна (12, 104).
Наиболее трудным представляется определение того круга сделок, которые несовершеннолетний вправе совершить самостоятельно, не испрашивая согласия попечителя. С одной стороны, закон предоставляет ему управление имением, с другой - запрещает свершение сделок какого-либо рода, что, очевидно, находится в противоречии. Наша практика склонялась к тому, чтобы устранить несовершеннолетнего от актов, направленных к отчуждению и обременению недвижимости, к совершению кредитных сделок. Напротив, ему разрешалось продавать движимость, приобретать ее на наличные деньги, получать проценты с капитала, отдавать дом внаем, искать и отвечать на суде. Но такое расширение дееспособности не согласуется с выражением закона и с целью попечительства. При значении движимости, какое она имеет в настоящее время, отчуждение ее не может быть предоставлено самому несовершеннолетнему. Это значило бы дать ему право продавать и закладывать ценные бумаги, как ни велика была бы их стоимость, распродать все домашнее серебро, запродать на много лет вперед урожаи, продать весь лес на сруб. Очевидно, что все эти сделки не соответствуют представлению об управлении имением. Практика еще иначе пыталась провести границу между дозволенным и запрещенным для несовершеннолетнего: не со стороны объекта сделки, а со стороны ее формы. С этой точки зрения несовершеннолетний признается недееспособным лишь для заключения сделок, требующих письменной формы. Но с таким взглядом нельзя согласиться ввиду того, что по нашему законодательству форма сделки не зависит ни от ценности, ни от важности акта, а продажа всякой движимости, составляя совершение сделки, может быть приведена словесно. Такой вывод также противоречит цели ограничения дееспособности по началу несовершеннолетия.
Признавая неправильною вообще попытку перечислить разрешаемые несовершеннолетнему сделки, мы должны, напротив, обращать внимание на каждую сделку в отдельности и определять, не выходит ли она из пределов управления, вызывается ли она задачами управления. Только при соответствии данной сделки с целью управления можно признать за нею юридическую силу. Так, например, несовершеннолетний, которому достался дом, может производить ежегодный ремонт, но не капитальный, может сдавать квартиры или целый дом по договору найма, нанимать дворника и прислугу; несовершеннолетний обладатель имения может продавать продукты поля, сада, леса, огорода, покупать необходимые машины, инструменты, нанимать рабочих, но не управляющего, продавать лес, насколько частная вырубка не угрожает неприкосновенности леса как целого. Всякая сделка, которая не вызывается задачами управления, должна быть признана недействительною независимо от ее наименования или объекта. На эту точку зрения в последнее время встал и Сенат, хотя и с оговоркой, способной подорвать все значение самого принципа. Сенат пришел к заключению, что все сделки и акты, заключенные несовершеннолетним по имению, не выходящие за пределы управления имением, должны быть признаваемы действительными, а потому, в частности, несовершеннолетний вправе отдавать имение по письменным договорам в аренду без согласия на то попечителя, и такие договоры признаются действительными, "если только они не вредят несовершеннолетнему своей убыточностью" (09, 117).
Так как процессуальная дееспособность обусловливается материальною, то необходимо признать, что несовершеннолетний вправе предъявлять иски и отвечать по предъявленным к нему без участия попечителя лишь тогда, когда основанием иска служит сделка, вызванная задачами управления, хотя закон наш как будто имел в виду лишить несовершеннолетнего всякой процессуальной самостоятельности (уст. гр. суд., ст. 19). В действительности же указанная статья лишает процессуальной самостоятельности несовершеннолетних, состоящих под опекой, а не попечительством; достигшие же 17-летнего возраста, по разъяснениям Сената, вправе искать и отвечать на суде (76, 203, 361; 79, 118, 279 и др.).
Последствием сделки, заключенной несовершеннолетним вопреки закону, будет недействительность ее (ст. 222). На основании такой сделки не может быть предъявлен иск даже по достижении совершеннолетия, и если бы это лицо само пожелало исполнить обязательство, то такое исполнение может встретить препятствие со стороны кредиторов (при несостоятельности). Однако недействительность сделки, заключенной несовершеннолетним без согласия попечителя, не будет безусловной; сделка только опровержима и, конечно, только тем лицом, чьи интересы имел в виду охранить законодатель. Контрагент несовершеннолетнего не имеет никакого права ссылаться на недействительность сделки. В громадном большинстве случаев со стороны несовершеннолетнего вопрос о недействительности заключенной им сделки возбудится только тогда, когда сделка окажется для него вредною. Но из этого нельзя выводить, будто только при этом условии возможно опровержение сделки и что на опровергающем сделку лежит обязанность доказать не только возраст одного из контрагентов, но и невыгодность заключенной им сделки.
Недействительность сделки, заключенной несовершеннолетним без согласия опекуна, не должна вести к обогащению ни той ни другой стороны. Все, что на основании ее получено другим контрагентом от несовершеннолетнего, должно быть возвращено. Основанием иска будет не сделка, а несогласное с законом обогащение одного лица на счет другого. На том же основании все то, что получил несовершеннолетний в силу недействительной сделки от другого контрагента, должно быть возвращено последнему, но только тогда и настолько, когда и насколько оно находится налицо в имуществе несовершеннолетнего, - купленная лошадь, заказанная одежда и т.п., вообще, если полученную несовершеннолетним вещь можно выделить из имущества его без ущерба для целости имущества. Если же полученные вещи не находятся более в составе его имущества, то взыскание не может быть направлено на последнее, иначе это было бы нарушением цели и смысла законного запрещения. В самом деле, представим себе случай займа, сделанного несовершеннолетним с целью кутежа: если кредитору предоставить право взыскать данные деньги с имущества несовершеннолетнего, то это будет равносильно признанию действительности сделки, не говоря уже о пренебрежении самой защиты интересов опекаемого.
Кроме упомянутых общих сроков совершеннолетия существуют еще специальные для некоторых гражданских актов, которые будут указаны в соответственных местах. Женитьба или замужество до 21 года не имеют у нас никакого влияния на дееспособность; напротив, во Франции или Швейцарии (§ 14) эти факты ставят несовершеннолетнего в положение эмансипированного.
[Проект гражданского уложения существенно изменяет действующие постановления о несовершеннолетних (ст. 392 и след.). Он уничтожает возрастные периоды, лишает малолетнего права испрашивать себе попечителя и полагает несовершеннолетие как один период состояния под опекой до достижения 21 года. Представительство за несовершеннолетних принадлежит, по проекту, отцу или матери в силу родительской власти, и лишь за их отсутствием или устранением - назначенному опекуну. Родители или опекун управляют имуществом несовершеннолетнего и представляют его на суде или вне суда, в отношении личных и имущественных прав, но несовершеннолетний может и без участия опеки приобретать имущество, не налагающее на него обязательств, заключать договоры личного найма, если получил общее разрешение от опекуна, распоряжаться предоставленным в его личное распоряжение имуществом, заключать по достижении брачного возраста договоры, касающиеся обыкновенных потребностей жизни, искать и отвечать в отношении перечисленных прав на суде и, наконец, эмансипироваться с согласия опекуна и по постановлению опекунского установления, но с тем, чтобы не злоупотреблял предоставленной ему правоспособностью.]
II. Пол. Древнее римское право лишало женщину дееспособности ввиду ее природного легкомыслия (propter animi levitatem). Германцы внесли идею покровительства женщине со стороны более сильного мужчины, вследствие чего женщина оказывалась всегда под опекою, сначала отца или братьев, потом мужа. Эта идея согласовалась с воинственным типом средневекового общества. По мере внесения мира и порядка в жизнь европейских народов идея покровительства все более теряла почву. Тогда в оправдание ограниченной дееспособности женщины был выдвинут новый мотив. Исторически, говорят, выработались типы - женщины как хозяйки дома и мужчины как добывателя вне дома средств существования семьи. Поэтому только мужчине приходится вступать в сделки и по той же причине неосторожно позволять непривычной к обороту и неопытной в делах женщине совершать самостоятельно юридические акты, тем более что ввиду общности имущества между супругами неосторожность жены отражается на муже. Эти соображения еще и сейчас поддерживаются, - так, Дернбург утверждает, что "мужчине свойственна общественная жизнь, призвание женщины - дом". Однако одно обстоятельство подрывает значение соображений, выдвигаемых в пользу ограничения дееспособности женщины. По законодательствам женщина ограничивается в дееспособности только тогда, когда она замужем; до замужества и по окончании брака смертью мужа или разводом женщина пользуется тем же юридическим положением, что и мужчина. Отсюда обнаруживается, что основание ограничения дееспособности женщины следует видеть не в ее поле, а в подчиненности мужу, что ограничения установлены в интересах не жены, а мужа. Но экономические условия настоящего времени помимо идеи равноправия все более выдвигают женщину, хотя бы и замужнюю, на самостоятельное юридическое положение. Это приводит, с одной стороны, к ослаблению супружеской власти, а с другой - к уравнению женщины с мужчиной в гражданской дееспособности.
До сих пор во Франции замужняя женщина приравнивается детям и сумасшедшим (§ 1124). Кодекс 1804 г. сделал ее совершенно недееспособной, за некоторыми исключениями. Без согласия мужа жена не может вступать ни в какие договоры, получать что-либо, хотя бы по дарственному акту, ни предъявлять иска, ни вступать в ответ* по предъявленному к ней. Примеру Франции следовали другие романские законодательства Италии, Испании, Португалии. Англия впервые на Западе отрешилась от исторической точки зрения. От полного отрицания за замужнею женщиною дееспособности английское законодательство с 1883 г. резко перешло к признанию за ней полной дееспособности; отныне она свободно приобретает, отчуждает при помощи юридических актов, обязывается по договорам, выступает на суде, не спрашивая разрешения своего мужа. Германское уложение 1896 г. пошло по тому же пути уравнения (§ 1399). Это общее движение не могло не отразиться на Франции, которая законом 13 июля 1907 г. признала за женою право самостоятельного распоряжения средствами, добытыми собственным трудом.
В имущественном отношении женщина поставлена давно в России лучше, чем в западных государствах. Все равно, замужем она или нет, русская женщина пользуется такою же гражданскою дееспособностью, как и мужчина. Исключения из этого положения незначительны и находят себе некоторое объяснение в столкновении последствий сделок с идеей неразрывного совместного сожительства супругов. а) Замужняя женщина не вправе без согласия мужа обязываться по векселю (уст. векс., ст. 2), потому что в прежнее время неисполнение по вексельному обязательству влекло за собою тюремное заключение. [Закон 12 марта 1914 г. о некоторых изменениях в правах замужних женщин (отд. III) уничтожает это ограничение, постановляя: "Замужние женщины могут давать на себя векселя, а равно принимать по оным ответственность и без согласия своих мужей, хотя бы они не производили торговли от собственного своего имени" (собр. узак. и расп. прав., 1914 г., N 76)] б) Замужняя женщина не вправе без согласия мужа вступать в договор личного найма (ст. 2202) [только при совместном жительстве с мужем (закон 12 марта 1914 г., отд. II, ст. 2)], потому что личный наем может соединяться с отношениями, несогласными с правами мужа и с удалением от места жительства мужа. Нет никакого основания ограничивать понятие личного найма в данном случае наймом в личное услужение (прислуги), как это делает наша практика. Всякий договор личного найма может оказаться несовместимым с правом личной власти мужа, следовательно, сюда подходят случаи поступления на сцену по контракту с антрепренером, найма в гувернантки, конторщицы и т.п. Закон не указывает, чтобы договор найма, заключенный женою без согласия мужа, был недействителен. Поэтому следует признать, что муж может только прекратить дальнейшее отношение. Так как это право мужа вытекает из его права личной власти, то за ним всегда сохраняется возможность разрушения договора, несмотря на отдельный вид, данный им жене (71, 504), или даже на выраженное согласие; в последнем случае он отвечает за имущественный ущерб, причиненный контрагенту жены. Только относительно найма на фабричные и на сельские работы закон постановляет, что жена может вступить в договор без согласия мужа, если последний выдал ей отдельный вид на жительство (т. XI, ч. 2 уст. пром., ст. 90; т. XII, ч. 2 пол. найма сельск. раб., изд. 1906 г., ст. 10). [Сопоставляя указанные статьи с законом 12 марта 1914 г. (отд. IV, ст. 1): "Замужние женщины, независимо от возраста их, имеют право получать отдельные виды на жительство, не испрашивая на то согласия своих мужей", следует заключить, что ныне замужним женщинам предоставляется независимое от мужа право наниматься на фабричные и сельские работы и тем самым существенно ограничивается право личной власти мужа вообще. Что же касается замужних женщин, проживающих отдельно от мужей, то новый закон положительно разрешает им как наниматься на работы, так и поступать на частную, общественную и правительственную службу без испрошения согласия мужей (отд. I, ст. 1)].
III. Здоровье. Признавая за каждым лицом право вступать в юридические отношения, закон рассчитывает на нормальное состояние физических и умственных способностей. Болезненное состояние здоровья лица, делающее его не способным к тем именно сделкам, в которые оно вступает, и особенно психическое расстройство или недоразвитость, препятствующие уяснить себе значение совершаемых актов, являются основаниями для ограничения дееспособности. Так, половое бессилие составляет препятствие к совершению брака (ст. 45, п. 1, ст. 48, 49), заразительная болезнь женщины мешает ей наниматься в кормилицы или няньки под угрозою уголовного наказания (улож. о наказ., ст. 855); слепой не может быть свидетелем у нотариуса (нот. пол., ст. 87, п. 1). Особенное внимание обращает наше законодательство на душевнобольных и глухонемых.
1. Ненормальное состояние умственных способностей составляет препятствие для некоторых сделок, хотя бы душевная болезнь и не была установлена официальным порядком. Признаются недействительными брак, совершенный в сумасшествии одного или обоих супругов (ст. 37, п.1), и духовные завещания, составленные не в здравом уме и твердой памяти (ст. 1017). Но для признания недействительности всех вообще юридических сделок, совершаемых душевнобольными как лицами недееспособными, необходимо удостоверение такого состояния их в установленном порядке. По требованию родственников, опекунов, попечителей или наследников (ст. 367, прим.) или по собственной инициативе губернатора, который получил достоверные сведения, что эти лица опасны в общежитии или по крайней мере не могут управлять имением (т. II, изд. 1892 г., ст. 337), производится во врачебном отделении губернского правления освидетельствование предполагаемого больного (ст. 372). Если присутствие признает действительность помешательства, то протокол с вопросами и ответами препровождается в судебный департамент Сената. С момента признания Сенатом (или губернским правлением, когда свидетельствуемый - крестьянин) наступает по закону ограничение дееспособности душевнобольного, о чем доводится до общего сведения посредством публикации в Сенатских Объявлениях (ст. 3741). Опека, говорит закон, не налагается в момент признания присутствием сумасшествия, но принимаются губернским начальством меры к охранению имущества больного (ст. 374). Неясным представляется, какие административные меры могут быть принимаемы в тот довольно продолжительный промежуток времени, который пройдет между постановлением присутствия и утверждением постановления со стороны Сената, и какова будет сила сделок, заключенных душевнобольным в это время при недостаточности административного надзора. Очевидно, доказывать ненормальное состояние в момент совершения сделки для опровержения ее нет необходимости, потому что оно только что признано в официальном порядке. Следовательно, вопреки словам закона, ограничение дееспособности фактически наступает со времени признания лица душевнобольным во врачебном отделении.
Признание человека душевнобольным в установленном порядке создает законное предположение его недееспособности, не допускающее опровержения, и влечет за собой учреждение над ними опеки. Опека над душевнобольными приравнивается к опеке над малолетними (ст. 377). Следовательно, душевнобольные, если бы они даже оставались на свободе, лишены совершенно дееспособности. За них заключают сделки опекуны. Поэтому недействительны составленные ими завещания (ст. 1017, п. 1), совершенная ими продажа (ст. 1383), залог (ст. 1627) и по аналогии все остальные сделки. Они лишены и процессуальной дееспособности (уст. гр. суд., ст. 19). Заключенная самим душевнобольным сделка может быть опровергнута опекою, но не контрагентом душевнобольного. Ограниченная вследствие душевной болезни дееспособность может быть восстановлена только по удостоверении, что больной выздоровел, в том же самом порядке, какой определен для признания его больным.
2. Относительно глухонемых возникает естественное предположение, что в силу своих природных недостатков они не в состоянии достичь той зрелости, приобрести тот опыт, которые необходимы для понимания значения совершаемых юридических актов. До 21 года немые и глухонемые находятся под опекою на общем основании (ст. 381), с тою только разницей, что для них нет расширения дееспособности по достижении 17 лет; следовательно, они находятся на положении малолетних вплоть до совершеннолетия. По достижении этого возраста им производится освидетельствование тем же порядком, какой установлен для душевнобольных. Если окажется, что свидетельствуемый может свободно изъяснять свои мысли и изъявлять свою волю, то предоставляется ему право управлять и распоряжаться своим имуществом наравне с прочими совершеннолетними, хотя Сенат ввиду опасности полной свободы для имущества глухонемых может, но не обязан назначать к ним попечителей или поставить их таким образом навсегда в положение несовершеннолетних. Если освидетельствование приведет к обратному заключению, то глухонемые и немые продолжают до конца жизни оставаться под опекою на положении малолетних (ст. 381). "Отсюда следует, что, тогда как, по общему правилу, всякий, достигший совершеннолетия, предполагается уже, в силу самого закона, дееспособным до тех пор, пока не будет ограничен (напр., вследствие душевной болезни), относительно глухонемых действует обратное предположение: и по достижении совершеннолетия они продолжают считаться недееспособными до тех пор, пока, по освидетельствовании, не будет признана за ними дееспособность" (83, 51). От этого совершенно правильного взгляда Сенат позднее отступил (96, 44), признав, что сделки глухонемых, хотя бы и не освидетельствованных в способности изъявлять волю, будут действительны, если обнаружится фактически полное сознание ими совершенного. Такое толкование не согласно со смыслом ни ст. 381, ни ст. 76, прил. к ст. 708 [ныне ст. 107, 110 и 111 нот. пол.], ни ст. 2, прил. к ст. 694, по которым глухонемой приравнивается к малолетним и лишенным рассудка. Поэтому следует придерживаться первого взгляда Сената. Освидетельствование глухонемого может иметь своим последствием: 1) или признание его по способности к изъявлению воли вполне дееспособным, 2) или, если это будет опасным для него, то приравнение его к несовершеннолетнему с назначением ему попечителя, 3) или, наконец, при обнаруженной неспособности изъяснять свои мысли и изъявлять свою волю, - приравнение к малолетнему с назначением ему опекуна. Совершенные самим глухонемым сделки подлежат опровержению только с его стороны, так как ограничение дееспособности установлено исключительно в интересе больных.
IV. Расстройство имущества. К ограничению дееспособности приводит иногда расстройство имущества, а именно при расточительности и несостоятельности. Германское уложение вводит новый вид ограничения - вследствие пьянства (§ 6, п. 3). В том же направлении пошло швейцарское право (§ 370). Нашему законодательству последняя форма неизвестна, если только она не сливается с расточительностью, [но проект гражданского уложения привычное пьянство объявляет основанием неправоспособности, а привычного пьяницу приравнивает к несовершеннолетнему и находит целесообразным учредить над ним опеку (ст. 7, 409 и 544)].
1. Основания, почему ограничивается дееспособность расточителей, могут быть различны. Можно предположить, что расточительность нередко обусловливается ненормальным состоянием умственных способностей, - такова была точка зрения римского права. Можно допустить необходимость охранения интересов семьи, зависящей материально от главы дома, - такова точка зрения германского права, которое признает расточителем того, кто подвергает себя или свое семейство опасности впасть в состояние крайней нужды. Можно, с общественной точки зрения, опасаться, что дети, воспитанные родителями в роскоши и лишенные теми же родителями средств к дальнейшему поддержанию усвоенного образа жизни, будут невольно натолкнуты на незаконные способы добывания денег. Но трудно согласиться с тем соображением, что правительство всегда является опекуном над взрослыми гражданами и по мотивам чисто нравственным должно удерживать их от разорения. Такая опека не согласуется с современным общественным строем, лежит вне фактической возможности и противоречит той свободе распоряжения, которая составляет основное начало гражданских прав. Между тем наше законодательство принимает именно последнее основание для ограничения дееспособности расточителей - "предупреждение и пресечение роскоши безмерной и разорительной, обуздание излишества, беспутства и мотовства" (уст. пред. прест., ст. 150). Не соответствует всему складу современного государства и та идея опеки над расточителями, которая выдвинута нашим проектом: "...обеднение не только известного класса людей, но и отдельных лиц не в интересах государства". [При практическом осуществлении эта идея, или скорее постулат цивильной политики, поставлена в проекте приблизительно в рамки германского права.]
Также трудным является установление самого факта расточительности. Следует ли под расточительностью понимать то, что человек расходует свыше своих доходов? Но в этих условиях живет весьма много лиц, относительно которых вопрос и не возбуждается. Наоборот, расходуя в пределах получаемых доходов, человек рискует быть признанным расточителем. Кажется, самым правильным критерием может служить бесцельность трат безотносительно к доходности.
В отношении последствий, связанных с признанием лица расточительным, различаются системы французская и германская. По первой системе расточитель не лишается дееспособности, не ставится под опеку, но получает лишь советника (conseil judiciaire) в роли попечителя, без разрешения которого не может совершать займа, получать капиталы, продавать и закладывать недвижимости, выступать в суде (§ 513). Напротив, по германской системе расточитель отдается под опеку и приравнивается по своей дееспособности к несовершеннолетнему, достигшему 7 лет (§ 114). Русское законодательство примыкает ко второй системе.
Ограничение дееспособности наступает только после признания в установленном порядке лица расточителем. Последствием признания лица расточителем является лишение его гражданской дееспособности в сфере имущественных отношений наравне с малолетними; способности же вступать в чисто личные юридические отношения, не угрожающие целости его имущества, расточитель не может быть лишен, например, права заключить брак, усыновить, узаконить, поступить на службу, принимать на себя обязанности по договору личного займа, принимать на себя доверенности. Над имуществом расточителя учреждается опека, которая производит все распоряжения, касающиеся до его мнения, управляет всеми его делами, выполняет все его обязательства. Расточители же вовсе отстраняются от права на продажу или залог своего имения и на заключение всякого рода обязательств (уст. пред. прест., ст. 152). Опека выдает ему только доходы с имения или часть их, если необходимо еще обеспечить положение семьи. С таким ограничением дееспособности не вполне согласуется постановление устава гражданского судопроизводства (ст. 20), в силу которого лица, состоящие под опекою за расточительность, не лишаются права искать и отвечать на суде, но обязаны уведомлять о каждом возникшем деле надлежащее опекунское учреждение. Сенат, который прежде отрицал за опекуном над расточителем право искать и отвечать на суде по имущественным делам расточителя без уполномочия со стороны последнего (73, 801), позднее пришел к противоположному заключению (90, 66). Решение это приводит к невозможным последствиям. Распоряжение одним и тем же имуществом присваивается двум отдельным лицам, из которых каждый может выступить истцом и ответчиком. Чем и как устранить возможное и вероятное противоречие их действий? В действительности право судебного представительства, несомненно, принадлежит только опекунам, так как процессуальная дееспособность обусловливается дееспособностью материальною. Единственный исход в этом противоречии может быть найден, если признать, что ст. 20 имеет в виду круг тех отношений (личных), для которых расточитель сохраняет свою дееспособность. [Дальнейшее развитие практики выразилось в том, что вопрос об объеме прав опекунов над расточителями стал решаться на основании постановлений об опеке над малолетними (04, 80). Право их самостоятельно искать и отвечать на суде подтверждено недавно Cенатом; на случай же коллизии процессуальных действий или "несогласности действий опекуна и расточителя при совместном участии в процессе" указывается, что суд должен отдавать предпочтение действиям опекуна, соответствующим ст. 282 1 ч. X т., и устранять несогласные с ними действия расточителя (12, 5). В следующем решении (12, 92) Сенат по поводу коллизии материальных интересов расточителя и опекуна (ответчика) подчеркивает роль опекунского учреждения: расточитель обязан о каждом возникшем деле уведомлять его, и если это не сделано, то суд обязан ex officio "отказаться от рассмотрения такого дела". "Хотя при наличности уведомления расточитель и вправе самостоятельно вести свое дело", но тем не менее в силе остается правило, что для совершения целого ряда процессуальных действий, перечисленных в ст. 20 уст. гр. суд., требуется согласие опекуна в виде особого дозволения].
Закон, указывая порядок и основания учреждения над [дворянами] опеки за расточительность, допускает возможность восстановления [для них] дееспособности вследствие совершенного и доказанного исправления, подвергнутого опеке (уст. пред. прест., ст. 150, прил. 1, ст. 6). Но легче удостоверить расточительность, чем исправление от мотовства, особенно когда расточитель лишен был имущественных средств и не мог обнаружить хозяйственного благоразумия. Поэтому-то учреждение опеки за расточительность в действительности, можно сказать, бесповоротно.
2. Другой случай, когда имущественное расстройство влечет ограничение дееспособности, - это несостоятельность. Такое ограничение может быть вызвано опасением, как бы несостоятельное лицо не увеличило своих долгов, не запутало еще более и без того расстроенные дела. Для ликвидации его дел и для возможно равномерного удовлетворения всех кредиторов у несостоятельного отнимается управление и распоряжение его имуществом и передается конкурсному управлению, которое за него предъявляет иски и отвечает на суде (уст. суд. торг., ст. 459; уст. гр. суд., ст. 21). Опасность новых сделок со стороны несостоятельного для имущества его, собранного в конкурсную массу, могла бы быть устранена постановлением, в силу которого исполнение по таким сделками не обращается на конкурсную массу, а только на имущество, оказавшееся у несостоятельного должника после окончания конкурсного производства. Так именно поступают законодательства французское и германское. Но наше законодательство иным путем достигает указанной цели обеспечения интересов кредиторов: оно признает сделки, заключенные несостоятельным должником, недействительными (т. Х, ч. 1, изд. 1887 г., ст. 708, прил. 1, ст. 55). Банкротский устав 1800 г., из которого извлечена ст. 55 (по изд. 1900 г., т. Х, ч. 1, ст. 770), предписывал все акты, совершенные от лица несостоятельного, "ставить в ничто", т.е. объявлять ничтожными. Однако Сенат стал в последнее время на иную точку зрения лишь их оспоримости (96, 19; 03, 22). По его мнению, "факт объявления должника несостоятельным влечет для него не совершенную потерю его гражданской дееспособности, а только ее ограничение, и притом настолько, насколько оно необходимо для ограждения имущественных прав и интересов его кредиторов, участвующих в конкурсе". С первым положением необходимо согласиться: несостоятельный не лишается дееспособности, а лишь ограничивается в ней. Но второе положение не может быть признано верным и представляет собою толкование закона не по точному смыслу, а по соображению практических удобств или неудобств его применения, - прием, не одобряемый самим Сенатом (90, 40). [В защиту его, однако, можно привести решение 06, 30, где Сенат, разбирая, что несостоятельным воспрещается вступать лишь в те договоры, которые касаются их имуществ, подлежащих обращению в конкурсную массу, но что сделки, не касающиеся имущества, подлежащего обращению в конкурс, не воспрещены несостоятельным, как равно действительны сделки, совершенные несостоятельным во время производства дела о несостоятельности, если они не нарушают прав конкурсных кредиторов, по-видимому правильно намечает границы применения ст. 770.]
Недействительность сделок, однако, нельзя считать безусловной; так как она установлена в интересе кредиторов, то сделки могут быть опровергаемы со стороны конкурсного управления. Из цели ограничения несостоятельных должников в их дееспособности вытекает, что несостоятельные должники, как и расточители, не лишены права самостоятельно устанавливать юридические отношения чисто личные, не отражающиеся на их имуществе (82, 167; 06, 30). Так, они могут вступать в брак, разводиться, усыновлять или узаконять детей, наниматься по договору личного найма или доверенности.
Соответственно установленному ограничению в материальной дееспособности право искать и отвечать на суде переходит от несостоятельного должника к конкурсному управлению за исключением: а) тех дел, которые основаны на сохраненной ему дееспособности, и b) тех дел, в которых конкурсное управление выдает несостоятельному свидетельство, что оно отказывается от их ведения (уст. гражд. суд., ст. 21). Ограничение дееспособности наступает со дня постановления судом определения о признании лица несостоятельным (95, 58). Дееспособность несостоятельного должника восстанавливается с окончанием конкурсного производства или с заключением мировой сделки.
[Проект гражданского уложения знает четыре категории совершеннолетних лиц, которые могут быть объявлены неправоспособными (следует разуметь - недееспособными) по нездоровью и расстройству имущества: 1) душевнобольных, признанных неспособными действовать рассудительно в отношении совершения сделок и управления имуществом, 2) глухонемых и немых, если они не в состоянии выражать свою волю и управлять своим имуществом, 3) лиц, расточительность коих угрожает повергнуть их или их семейства в бедственное положение, и 4) лиц, подверженных привычному пьянству, которое лишает их способности действовать рассудительно в отношении совершения сделок и управления имуществом либо грозит повергнуть их или их семейство в бедственное положение. Душевнобольных проект, подобно действующему закону, признает совершенно недееспособными (ст. 408), сохраняя в отношении к ним правила и порядок признания т. Х, ч. 1, изложенные выше, а остальных приравнивает несовершеннолетним, применяя к ним, mutatis mutandis, постановления о последних (ст. 409, 544), с тем, однако, что чистый доход с имущества расточителя, остающийся за покрытием платежей, причитающихся с него, и издержек на содержание его самого и его семейства и на поддержание имения и хозяйства, предоставляется в безотчетное распоряжение расточителя (ст. 549), а ко всякому из них может быть назначен вместо опекуна попечитель, если для объявления неправоспособным не представляется достаточных оснований, но болезнь лишает их возможности заведовать всеми делами (ст. 556). Кроме того, проект допускает возможность назначения попечителя к слепым, расслабленным, юродствующим, старчески немощным и даже страдающим глубоким унынием и равнодушием к жизни (мотивы к ст. 556).]
§ 12. Влияние различных обстоятельств на правоспособность
Литература: Андреевский, О правах иностранцев в России до вступления Иоанна III на престол, 1854; Мыш, Новое направление русского законодательства об иностранцах (Жур. гр. и уг. пр., 1891, N 6); Коркунов, Укоренение иностранцев и прекращение подданства (Ж. М. Ю., 1895, N 10); Шугуров, История евреев в России (Рус. арх., 1894, ч. 1 и 2); Леонтович, Исторический обзор постановлений о евреях в России, 1862; Леванда, Полный хронологический сборник законов и положений, касающихся евреев, от Уложения Алексея Михайловича до настоящего времени, 1874; Мыш, Руководство к русским законам о евреях, изд. 3, 1904; Роговин, Систематический сборник существующих законов о евреях, 1913; Гессен, Закон и жизнь, 1911; Он же, Подданство, его установление и прекращение, т. I, 1909.
I. Подданство. В средние века положение иностранцев в Западной Европе было почти бесправное. Иностранец, как дикий, мог быть обращен в рабство (Wildfangsrecht). Мягче было отношение к иностранным купцам, к чему побуждал личный интерес туземцев. Имущество, оставшееся после иностранца, умершего бездетно, становилось достоянием сюзерена, а позднее даже при наличности детей значительная часть наследства переходила к носителю местной власти. Из-за этой доходной статьи велся спор между сюзеренами и королем, который стремился сделать своей монополией право на наследство после иностранца (droit d'aubaine). Иностранцы не могли приобретать поземельной собственности, заниматься торговлею и ремеслами, были стеснены в судебной защите, ставились в худшее положение при конкурсе. Смягчение сурового положения иностранцев достигалось или посредством особых грамот, выдаваемых за деньги и приравнивавших иностранца к положению туземца, или посредством трактатов между сюзеренами и королями. Учредительное собрание декретом 6 августа 1790 г. уравняло иностранца с французскими подданными. Code civil сделал шаг назад, объявив, что гражданскою правоспособностью обладает только французский подданный и что иностранец пользуется во Франции гражданскими правами лишь под условием взаимности, т.е. если на его родине французы признаются правоспособными. Иностранец не мог даже наследовать во Франции. Несмотря на некоторое смягчение в 1819 г. этой суровой точки зрения, все же действующее французское законодательство признает за иностранцами полную гражданскую правоспособность только при условии, если они получили разрешение на постоянное жительство во Франции; все другие иностранцы пользуются теми лишь правами, какие предоставлены на родине иностранца французам по трактам (§ 11 и 13). В Англии законы 1844 и 1870 гг. отменили существовавшее ранее запрещение иностранцам приобретать недвижимости в пределах Великобритании. В Германии в настоящее время иностранцы уравнены в гражданской дееспособности с туземными подданными, за небольшими исключениями, допускаемыми по местным законодательствам.
В Древней Руси отношение к чужеземцам было значительно мягче, чем на Западе. Характерным показателем может служить привилегия, которую предоставляла им Русская Правда наравне с князем при распределении имущества несостоятельного должника (ст. 69 Карамз. спис.). В Московском государстве недоброжелательное отношение к иностранцам обнаруживается лишь со второй половины XVI века и объясняется отчасти религиозною нетерпимостью к латинам, отчасти недоверием к их политическим убеждениям (зане государя своего Карлуса короля до смерти убили), отчасти торговою конкуренцией. В императорский период иностранцы являются излюбленными людьми и об ограничении их гражданской правоспособности не может быть и речи.
Соответственно тому в настоящее время сила законов равно обязательна для всех без изъятия российских подданных и для иностранцев, в Российском государстве пребывающих (т. I, ч. 1, ст. 85). Все сделки, в которые могут вступать русские подданные, доступны и иностранцам. Иностранцы могут приобретать как через куплю, так и по наследству, по завещаниям, дарственным записям, по отводам от казны и т.п. всякого рода движимости и недвижимости, могут вступать во всякие договоры и обязательства (т. IX, ст. 830 и 833) [с соблюдением ограничений, установленных законом (ст. 82 т. I, ч. 1)]. Практика русских судов следует вполне историческим началам. Так, Сенатом было признано, что иностранцы не могут приобретать только тех прав, которых они явно законом лишены (94, 62). Ввиду возникшего сомнения, можно ли составлять завещание в пользу греческого королевства, Сенат высказал, что право приобретения имуществ в пределах Империи предоставлено всем вообще иностранцам, т.е. как физическим, так и юридическим лицам, и только исключением из этого общего правила следует считать то, что иностранные торгово-промышленные компании могут развивать свою торговую и промышленную деятельность в России не иначе как по признании за ними прав юридического лица со стороны русского правительства (09, 75). Но русское законодательство содержит несколько постановлений, ограничивающих правоспособность иностранного подданного сравнительно с тою, которою пользуется русский подданный. а) Ввиду политических соображений, из опасения усиления на западной границе населения, связанного с землею, но не связанного с Русским государством, был издан 14 марта 1887 г. закон, преграждающий для иностранцев возможность приобретения земельной собственности. В 21 губернии, расположенных по юго-западной и западной границе [в г. Ревеле с окрестностями и г. Гродно по Высочайше утвержденному положению Совета Министров 19 октября 1912 г.], иностранные подданные не могут впредь приобретать какими бы то ни было способами, вне портовых и других городских поселений, права собственности, владения и пользования недвижимостями, в частности, по договору найма (за исключением квартир и дач для личного жительства) не могут (в 10 губерниях) и заведовать такими имениями в качестве управляющих. При обеспечении долговых требований залогом имение не должно переходить к иностранным подданным. В случае наследования по завещанию или по закону наследник, иностранный подданный, обязан продать недвижимости в течение 3 лет русскому подданному. Всякого рода сделки, совершенные в нарушение или в обход правил сего закона, признаются недействительными (т. IX, ст. 830, прим. 2, прил. ст. 7). Это ограничение по тем же основаниям распространено было и на другие пограничные губернии. Так, воспрещается приобретение земель и вообще недвижимостей в Туркестанском крае лицами, не принадлежащими к русскому подданству (т. II, пол. об управл. Турк. краем, ст. 262). Такое же запрещение установлено по закону 1891 г. и для степных областей - Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской, а по закону 1892 г. и для областей Амурской и Приморской (т. II, пол. об упр. Акмол. и др. обл., ст. 136; т. IX, ст. 830, прим. 2). По закону 1898 г. запрещение приобретения прав на недвижимости распространено на некоторые местности Кавказского края с исключением в целях промышленных (т. IX, ст. 830, прим. 2, прил. II). b) Когда иностранец, не состоящий на русской службе и не владеющий в России недвижимым имением, не представил при предъявлении иска обеспечения издержек по делу и тех убытков, которые может понести ответчик, то последний, не представляя объяснений по существу дела, вправе предъявить отвод (уст. гражд. судопр., ст. 571, п. 5); по закону 1896 г. эта обязанность представить обеспечение сохранена только для подданных тех государств, с которыми Россия не заключила конвенции о взаимном устранении этого стеснения. с) В то время как русские подданные пользуются 10-летним сроком для предъявления своих наследственных прав (ст. 1246), наследники умерших в России иностранцев, вызванные публикациею из-за границы для принятия наследства, теряют свое право, если не предъявили требования в течение двух лет от публикации (ст. 1247), хотя некоторые, основываясь на источниках, видят в этом положении льготу для иностранцев, в силу которой срок явки иностранца на вызов наследников увеличивается с 6 месяцев до 2 лет. d) По закону 21 июня 1910 г. в пределах Приамурского и Иркутского генерал-губернаторств и Забайкальской области воспрещаются: сдача лицам, состоящим в иностранном подданстве, казенных подрядов и поставок, сдача в аренду и для поселения казенных земель и оброчных статей и наем этих лиц на работы, производимые для надобностей казенного управления [если возможно произвести работы при помощи лиц русского подданства] (по прод. 1910 г., т. IX, ст. 828, прим. 4, ст. 830, прим. 4, и ст. 8301).
II. Национальность. Чем больше размер государства, чем разнообразнее национальный состав его, тем сильнее выступает задача сплочения разнородных элементов. Где население государства представляет полное единство по вере, языку, общей исторической судьбе, там сплочение происходит само собою. Где население разбито на части, отличные между собою по вере, языку, исторической судьбе, там сплочение достигается прежде всего полным уравнением всех граждан в политической и гражданской правоспособности. Разумная политика стремится к устранению всего того, что разъединяет, что вызывает взаимное недоброжелательство. Только при этих условиях в стране с разнородным населением может создаться здоровый патриотизм, основанный на сознании внутренней связи с государством. Эта идея усвоена всеми современными государствами, которые не допускают по отношению к своим подданным каких-либо различий в гражданской правоспособности по началу национальному.
К сожалению, русскому законодательству эта идея, вызываемая чувством самосохранения, до сих пор остается чуждой, и оно устанавливает для русских подданных ограничения в правоспособности по национальному основанию. Этому ограничению подвергаются поляки и евреи [а также лица нерусского происхождения в Волынской губернии].
1. Вскоре после второй польской революции последовало Высочайшее повеление (10 декабря 1865 г.), в силу которого до окончательного устройства Западного края посредством достаточного усиления в нем числа русских землевладельцев воспрещено лицам польского происхождения вновь приобретать поземельную собственность в девяти западных губерниях, а именно: в Киевской, Подольской, Волынской, Виленской, Ковенской, Гродненской, Витебской, Могилевской и Минской (ст. 698, прил. ст. 2). Так как цель этого постановления мало достигалась ввиду косвенных способов удерживания земли в руках поляков, особенно посредством закладных, то в 1884 г. изданы были правила относительно приобретения в собственность, залога и арендования в означенных губерниях земельных имуществ, вне городов и местечек расположенных (прил. к ст. 698, прим. 2).
Прежде всего следует заметить, что установленные для лиц польского происхождения ограничения имеют в виду национальность, а не вероисповедание, так что поляки некатолического вероисповедания, например реформаты, а равно принявшие православие подвергаются также силе ограничений. Это обнаруживается как из буквального смысла закона, так и из его цели. Остается, впрочем, сомнительным, распространяется ли это ограничение на тех лиц, один из родителей которых польского происхождения, другой непольского. То обстоятельство, что дети следуют правам состояния отца, не разрешает настоящего вопроса, потому что речь идет не о правах состояния, а о национальности. Насколько вообще трудно определить национальность, можно видеть по делу Россетер (01, 44).
Все акты и сделки, совершенные на переходе имений, расположенных в девяти западных губерниях, к лицам польского происхождения всяким иным путем, кроме наследования по закону, считаются недействительными (ст. 698, прил. ст. 1, прим.). Следует полагать [и Сенат высказывает ту же мысль (91, 42)], что завещания в пользу лиц, имеющих право законного наследования, сохраняют полную силу. Наравне с завещаниями должны быть рассматриваемы дарение, выдел, приданое, когда они имеют своею целью передать при жизни собственника поземельную собственность тем лицам, которые при открытии наследства могли бы и без того получить эту собственность в том же именно размере. Поэтому завещатель не может передать одному из законных наследников все имение, предоставив другим только капитал или обязав преемника к денежным выдачам в пользу других законных наследников. Но как только наследники получили причитающиеся каждому из них доли, то нет никакого основания не признать силы за совершенным ими на общем основании разделом, хотя бы вследствие того за одним из них осталась вся недвижимость, например завод, а другие получили бы только право требовать от него денежных выдач.
Наравне с приобретением права собственности закон рассматривает всякие другие сделки, направленные к тому, чтобы фактически предоставить полякам возможность господства над землею. Закон особенно указывает на залог и вообще на сделки и договоры, направленные к цели присвоения лицу постоянного юридического господства над землею (ст. 698, прил. ст. 6). Однако закон не воспрещает арендных договоров на срок не свыше 12 лет (там же). Ввиду возможности различных притворных сделок, направленных к обходу законов 10 июня 1864 г., 10 декабря 1865 г. и 27 декабря 1884 г., последний закон признает такие сделки недействительными, притом безусловно, так что каждый из контрагентов может просить об уничтожении акта, совершенного против правил. Сверх того, право требовать перед судом признания недействительности таких сделок, кроме участвующих сторон, принадлежит еще и администрации (там же, ст. 8, 11 и 12).
В виде предупредительной меры в 1886 г. установлено, что акты о недвижимости могут быть совершаемы только в пользу тех лиц, которые представят разрешение генерал-губернатора на приобретение поземельной собственности. Сенат разъяснил, что подобное удостоверение имеет своею целью устранить сомнение в правоспособности лица, а потому, к какому бы имению ни относилось данное разрешение, в каком бы размере ни дано было разрешение, оно имеет силу для приобретения какого угодно недвижимого имения и в каком угодно размере (95, 39 и 99, 29). Таковые свидетельства не требуются: от лиц русского происхождения православного вероисповедания, от лиц лютеранского вероисповедания и от проживающих в Западном крае татар (ст. 698, прил. ст. 1, прим. 2) [и от лиц сельского состояния (по прод. 1906 г.)].
Высочайшим повелением 4 марта 1889 г. действие указанных правил было отменено для крестьян польского происхождения, которым предоставлена была возможность повсеместного приобретения в пределах Западного края поземельной собственности. Указом 1 мая 1905 г. названные сейчас ограничения несколько ослаблены и для других сословий [но, как разъяснил Сенат в реш. 11, 43, "основная цель политики в девяти западных губерниях осталась неизменною и состоит в усилении русского преобладания и в ослаблении польского влияния, причем полякам по-прежнему запрещается приобретать имения, находящиеся не в польских руках"]. Права лиц польского происхождения в отношении недвижимостей, расположенных в девяти западных губерниях, расширяются, смотря по тому, от кого приобретаются земли и для каких целей. С первой точки зрения лицам польского происхождения разрешается приобретать от лиц польского же происхождения имения в собственность и пожизненное владение, принимать таковые в залог и арендовать на общем основании. Со второй точки зрения лицам польского происхождения разрешается с дозволения генерал-губернаторов и губернаторов приобретать и от лиц русского происхождения недвижимые имущества, вне городов и местечек расположенные, если приобретение имеет своею целью: а) уничтожение чересполосности, хозяйственное округление границ, обмен согласно ст. 1374 и b) осуществление промышленных задач, причем в последнем случае размер приобретения не должен превышать 60 десятин. В черте городов и местечек лица польского происхождения могут совершенно свободно приобретать недвижимости в собственность, в срочное владение и пользование, принимать в залог (по прод. 1906 г., ст. 698 прил., прим. 2, ст. 71-75).
2. Евреи, состоящие в подданстве России, подлежат общим законам во всех тех случаях, в коих не постановлено особых о них правил (т. IX, ст. 767). Но таких правил довольно много, и они весьма существенны по содержанию.
В Западной Европе преследования евреев начались прежде всего на религиозной почве. Врагов Христовых гнали и заставляли насильственно креститься. Не имея вследствие этого прочной оседлости, евреи не могли заниматься земледелием, не могли открывать большой товарной торговли. Им оставалось вести денежную торговлю, потому что деньги и драгоценности легко могли быть скрываемы и перевозимы. Накопление богатств разбудило жадные инстинкты. Евреи облагались довольно высоким налогом, и, чтобы не потерять этой доходной статьи, им запрещали иногда принимать христианство под страхом конфискации всего имущества. Когда короли нуждались в средствах, они изгоняли всех евреев, забирая себе их имущество, или признавали недействительными все долги им, обязывая должников лишь уплатить часть и то исключительно в пользу короля. Евреям запрещали приобретать недвижимости, запрещали вступать в браки между собою. Преследуемые видели единственное средство защиты в чувстве солидарности и в накоплении экономической силы взамен прав. В XVIII веке пробивается новый взгляд на положение евреев. Почти накануне революции в 1787 г. одна из академий ставит на конкурс тему: "Какими средствами можно сделать во Франции евреев более довольными и более полезными?" Учредительное собрание 28 сентября 1791 г. признало за евреями все гражданские права. В Англии законом 1868 г. и в Германии законом 1869 г. уничтожены последние следы ограничения евреев в их гражданской правоспособности.
Гонимые повсюду, евреи нашли себе приют в Польше при Казимире Великом и в Литве при Витовте. Здесь они пользовались полною свободою вероисповедания и неограниченною гражданскою правоспособностью. До XVI века они довольно свободно проникали и в Россию. С этого времени начинается враждебное к ним отношение, главным образом на религиозной почве. На ходатайство польского короля не стеснять торговлю евреев Иоанн IV ответил отрицательно: "Жидам ездити к нам в Россию не пригоже". В XVIII веке интересы казны побуждали русское правительство открыть свободный доступ в Россию евреям, но Елизавета на представлении Сената начертала резолюцию: "От врагов Христовых не желаю интересной прибыли". Напротив, Екатерина II дозволила евреям селиться в Малороссии и Новороссии. Вследствие раздела Польши и присоединения к России значительной части литовско-русского государства возник еврейский вопрос. В XIX веке замечаются постоянные колебания в отношении прав евреев: их правоспособность то расширяется (при Александре I и Александре II), то суживается (при Николае I и Александре III).
Современное положение вопроса о гражданской правоспособности евреев в России представляется в высшей степени запутанным вследствие массы частных постановлений, объединенных лишь общим принципом враждебности к этой части русских граждан. Гражданская правоспособность находится в самой тесной связи со свободой избрания места жительства. Закон указывает места, в которых евреи могут жить и за пределы которых (за черту оседлости) могут проникать по исключению евреи, обладающие известным образованием, капиталом и техническими познаниями. В последней категории закон, а еще более Сенат проводят различие между евреями: а) которые имеют право постоянного пребывания как купцы, лица имеющие ученые степени и состоящие на государственной службе и b) которые имеют право повсеместного жительства в Империи как кончившие курс в высших учебных заведениях, аптекарские помощники, дантисты, фельдшера и повивальные бабки, механики, винокуры, пивовары и вообще мастера и ремесленники, при условии занятия свойственной их профессии деятельностью (о. с. 10, 38).
За чертою оседлости в настоящее время евреям безусловно воспрещается приобретение недвижимостей вне городских поселений. В губерниях, не входящих в черту еврейской оседлости, воспрещается совершение от имени или в пользу евреев всякого рода крепостных актов: 1) служащих к укреплению за ними прав собственности, владения и пользования недвижимостями, вне городских поселений расположенными, а также 2) предоставляющих им возможность выдавать денежные ссуды под обеспечение этих недвижимостей (по прод. 1906 г., т. IX, ст. 780, прим. 3). В черте же городских поселений могут приобретать недвижимость только а) лица, пользующиеся правом постоянного пребывания (а не правом повсеместного жительства) и b) и то лишь в городе, к которому они приписаны. Способность иметь право на городские недвижимости имеет при этом личный характер, обусловленный свойствами данного лица, а потому не переходит на лиц, которым евреи по общим правилам сообщают свои права состояния, т.е. на жен и детей. Например, еврей доктор медицины не вправе переукрепить свой дом на имя своего совершеннолетнего сына, если тот лично не приобрел права постоянного пребывания (о. с. 85, 25). Недвижимость, доставшуюся еврею по наследству вне того места, где ему владение таковой дозволяется, он обязан продать в течение 6 месяцев (т. IX, ст. 785).
В черте дозволенной оседлости евреи имели прежде право приобретать недвижимости всякого рода (т. IX, ст. 780). На Высочайше утвержденным 3 мая 1882 г. положением комитета министров постановлено приостановить временно совершение купчих крепостей и закладных на имя евреев, а равно и засвидетельствование на имя евреев арендных договоров на недвижимости, находящиеся вне черты городов и местечек их оседлости, и доверенностей на управление и распоряжение сими имениями [ст. 780, прим. 2 и прим. 3 по прод. 1906 г.]. Закон 11 июля 1891 г. еще точнее ограничил право евреев с этой стороны. Таким образом, мы видим, что в действительности даже и в черте оседлости евреям преграждена возможность приобретать собственность, совершать закладные, арендование и управление по доверенности в отношении недвижимостей, находящихся вне городов и местечек. Законом 11 августа 1904 г. из этого правила сделано некоторое исключение для евреев, окончивших курс в высших учебных заведениях, их жен и детей, купцов первой гильдии и членов их семейств, ремесленников, дантистов, фельдшеров и некоторых других (т. IX, ст. 779, прим. 3 по прод. 1906 г.). Разрешив лицам этой категории вновь селиться вне городов и местечек, закон предоставил им на время пребывания их в таких местностях заключать сделки по найму недвижимостей для их жилья и для производства ими торговли и промыслов (т. IX, ст. 784 по прод. 1906 г., прим. 3). Законом 10 мая 1903 г. дан список поселений в губерниях черты еврейской оседлости, где в изъятие из общих правил допускается свободное жительство всех вообще евреев. В этих поселениях евреям предоставляются те же, как в городах и местечках, права по приобретению недвижимостей в пределах селитебной* площади таких поселений и по управлению или распоряжению ими (по прод. 1906 г., ст. 780, прим. 4). Из сопоставления мотивов, побудивших к изданию закона 3 мая 1882 г., с содержащимися в нем ограничениями Сенат выводит заключение, что со стороны закона нет препятствий к тому, чтобы евреи могли приобретать в черте оседлости, вне городов и местечек, недвижимости на основании наследования по закону или по завещанию (о. с. 1 и к. д. 89, 14).
Хотя в законе повсюду говорится о евреях, а не о лицах иудейского исповедания, следовательно, принимается, по-видимому, в соображение племенное (т. IX, ст. 762), а не вероисповедное начало, однако практика толкует эти постановления в том смысле, что переход еврея в христианское исповедание устраняет все падавшие на его правоспособность ограничения. В оправдание такого толкования приводят ст. 776 т. IX, в которой говорится, что евреи, принявшие христианскую веру, могут приписываться по желанию их к городским и сельским обществам на основании установленных правил. Этот взгляд встречает поддержку и в литературе. Так, Гольмстен полагает, что, "раз еврей принял христианство, он уже не еврей". [Того же взгляда держится и Гуляев, выводя его из ст. 819 и 820 т. IX и подтверждая решением о. с. 89, 26]. Но верность такой точки зрения вытекает из представления, будто национальность определяется одним религиозным признаком. Помимо сомнения, возбуждаемого при переходе еврея в другое, нехристианское вероисповедание, в магометанство, следует признать, что указанная статья касается только публичной стороны установленных ограничений, но не расширяет гражданской правоспособности. Статья эта, как предшествующая закону 3 мая 1882 г., и не могла предусмотреть цели и содержания позднейших ограничений. Наконец, основания и мотивы всего русского законодательства о евреях, несомненно, имели в виду вредные племенные черты евреев, но не вероисповедание, с точки зрения которого ограничение в праве приобретения недвижимостей не имело бы никакого смысла. Это делается еще более очевидным из того, что установленные для евреев ограничения не распространяются на караимов, которые пользуются всеми правами, предоставленными русским подданным (т. XI, уст. дух. ин. исп., ст. 1261).
3. [Лица нерусского происхождения, согласно временным правилам о водворении их в Волынской губернии (прил. к ст. 698, прим. 3), лишены права приобретения собственности на недвижимые имущества вне городских поселений Волынской губ., а равно права владения и пользования ими, вытекающего из договора найма и аренды (там же, ст. 1 по прод. 1909 г.). К лицам нерусского происхождения закон относит: 1) состоящих в русском подданстве иностранных поселенцев (Зак. сост., ст. 680, прим. 2, прил. II) и 2) лиц, переселяющихся из Привислинских губерний (прил. к ст. 698, прим. 3, ст. 1 по прод. 1909 г.). Лица нерусского происхождения, водворившиеся вне городских поселений до 19 марта 1895 г., и их правопреемники в порядке наследования по закону вышеупомянутому ограничению не подлежат (там же, прим.)].
III. Вероисповедание. Сравнительно немного ограничений дееспособности содержит русское законодательство по началу религиозному. Различие (но не ограничение) правоспособности обнаруживается прежде всего в брачном праве, потому что оно определяется каноническими постановлениями каждого вероисповедания. Так, православный не может вступить в четвертый брак, тогда как для католика или лютеранина подобного ограничения не существует; православный имеет право в случае прелюбодеяния супруга просить о расторжении брака, тогда как католик лишен этого права. Но и помимо этих канонических различий в светском законодательстве существуют ограничения по чисто религиозным соображениям.
Все вообще нехристиане хотя и не устраняются от получения в наследство по закону или по завещанию святых икон, но не иначе как с непременною обязанностью передать их со всеми наложенными на них украшениями в шестимесячный срок со дня принятия наследства в руки христиан соответствующего вероисповедания или в церковь; при неисполнении этого иконы немедленно отбираются и обращаются в консисторию для надлежащего по усмотрению духовного начальства распоряжения (ст. 1188). Действие закона 1891 и 1902 гг. об узаконении детей через последующий брак ограничивается христианским населением (ст. 1441). Усыновление лиц христианского вероисповедания нехристианами и сих последних лицами христианского вероисповедания воспрещается, равно как воспрещается старообрядцам и сектанам усыновлять православных (ст. 148). Не дозволено лицам [за исключением туземцев], нехристианских вероисповеданий приобретать недвижимости в Туркестанском крае (т. II, пол. об упр. Туркест. краем, ст. 262), а также в степных областях (т. II, пол. об упр. обл., ст. 136). Мастерам-евреям дозволяется держать учеников из христиан в том только случае, если они имеют хотя одного подмастерья из христиан и если получат на то разрешение ремесленной управы (т. XI, ч. 2 уст. пром., ст. 390, прим.). Это ограничение, как основанное на вероисповедном начале, падает с принятием мастером-евреем христианства. В прежнее время существовали еще постановления, стеснявшие свободу договора личного найма между лицами иудейского исповедания и христианами из опасения вредного влияния первых на религиозное чувство вторых, находящихся в материальной зависимости от своих хозяев, но Высочайшим повелением 28 апреля 1887 г. эти постановления отменены и заменены воспрещением евреям, нанимающим христиан для постоянной домашней услуги или иных работ, препятствовать нанятым в чествовании праздников и исполнении религиозных обязанностей. Законом 12 февраля 1896 г. это предупреждение отнесено ко всем вообще нехристианам (уст. пред. прест., ст. 88, по прод. 1906 г.).
IV. Сословность. Под сословием понимается разряд лиц, наследственно пользующихся известными правами или несущих известные повинности. Государство, население которого разделяется на такие классы, называется сословным. Русское государство продолжает держаться сословного начала, хотя в действительности в настоящее время специальных прав, которые бы переходили преемственно от поколения к поколению, весьма мало.
Древняя Русь не знала сословий, хотя общество того времени делилось на классы: бояре, градские люди, смерды, но с различием только фактическим (исключение составляет различие наследования после бояр и смердов - Рус. Пр., § 103 и 104, Карамз. спис.). В московский период все население делится на разряды, из которых каждый несет соответствующую обязанность, личную или имущественную; эти разряды - служилые и тяглые люди. Только в XVIII столетии, особенно во второй его половине, прежние обязанности постепенно переходят в потомственные привилегии. При Екатерине II образуются в России сословия в полном значении этого слова. Со стороны гражданских прав главная привилегия дворянского сословия заключалась в специальном праве владеть недвижимыми имениями, к которым были приписаны крепостные люди (населенными землями); зато дворяне ограничены были в праве вести торговлю. Духовенство пользовалось наследственным правом отправления обязанностей священно- и церковнослужителей. Городское или мещанское сословие (средний род людей) пользовалось специальным правом производства ремесел и торговли; зато оно было ограничено в праве владения недвижимыми имениями и крепостными людьми, за исключением владельцев фабрик и заводов. Крестьянское сословие было наследственно лишено почти всякой правоспособности. Реформы императора Александра II в корне потрясли весь сословный строй, и оставшиеся в законодательстве постановления о сословных правах представляют лишь разрозненные остатки старого порядка. Шаг за шагом, с разрушением старого помещичьего строя, сословное начало уступает классовому началу, которое теперь в России, как давно уже на Западе, приобретает решающее значение.
В настоящее время по закону различаются четыре сословия: а) дворянство, b) духовенство, с) городские обыватели и d) сельские обыватели (т. IX, ст. 2), каждое с иными, более мелкими, подразделениями. В действительности духовенство со времени закона 1869 г. не может уже считаться сословием, а только званием. Купечество является только занятием, потому что оно доступно каждому, и притом состояние в нем связано со взятием купеческого свидетельства за установленную плату. Закон 1898 г. о государственном промысловом налоге нанес купечеству как сословию довольно чувствительный удар, отделив сословные права от обложения торгового промысла. Личное дворянство, как не удовлетворяющее требованию наследственности, находится также вне понятия о сословии. Если с точки зрения государственного права современные юридические различия по сословиям представляются маловажными, то со стороны гражданской правоспособности они сводятся к самым незначительным видоизменениям. Главным образом различие состоит в неодинаковости порядка учреждения опеки, усыновления, признания расточителем, душевнобольным, что нисколько не влияет на самый объем право- и дееспособности. Только потомственные дворяне имеют право учреждать заповедные имения (т. IX, ст. 86), лица духовного звания всех вероисповеданий не могут обязываться векселями (уст. векс., ст. 2), священнослужителям православного вероисповедания воспрещено выбирать промысловые свидетельства (т. IX, ст. 399), лично заниматься производством горного и нефтяного промыслов (т. VII, ст. 312 и 740), запрещается также принимать на себя лично подряды и поставки и ручаться за других (т. IX, ст. 431, п. 1), быть поверенными [кроме дел, в коих они ходатайствуют за духовное ведомство или за жен, детей или своих питомцев], (уст. гр. суд., ст. 45, п. 3, и ст. 246, п. 4). В западных губерниях римско-католическому духовенству не дозволяется иметь в домах, церквах и монастырях для служения лиц православного вероисповедания (т. XIV, уст. пред. прест., ст. 78). Что касается крестьян или сельских обывателей, то их правоспособность в области гражданско-правовых отношений подверглась некоторому уравнению по указу 5 октября 1906 г., изданному в порядке ст. 87 и до сих пор не получившему законодательной санкции. [Им уничтожены паспортные ограничения для крестьян и открыт свободный выход из общества при условии отказа от надела. Вступление в новые общества допускается с сохранением прав в старом обществе. Особенности крестьянского состояния все же сохранились: главным образом они выражаются в том, что для него сохраняется требование приписки каждого крестьянина к какому-нибудь обществу, только крестьяне соучаствуют в общинном землевладении, только крестьяне по общему правилу через приписку к обществу приобретают права на надельную землю, если противное не оговорено в приговоре или в законе.]
§ 13. Юридическое лицо как субъект права
Литература: Суворов, Об юридических лицах по римскому праву, 2-е изд., 1900; Герваген, Развитие учения о юридическом лице, 1888; Дювернуа, Чтение по гражданскому праву, т. I, стр. 372-547; Васьковский, Учебник гражданского права, т. I, стр. 62-75; Пергамент, К вопросу о правоспособности юридического лица, 1909; Ельяшевич, Юридическое лицо, его происхождение и функции в римском частном праве, 1910, стр. 1-24, 447-456.
I. Цель юридического лица. Юридическое отношение предполагает двух субъектов, активного и пассивного, как представителей права и обязанности. Поэтому невозможно отношение, в котором существовала бы одна обязанность без соответствующего права. Немыслимо и такое отношение, в котором право осталось бы без активного субъекта. Право, как явление социальное, предполагает людей в качестве субъектов отношения. Действительно, в юридических отношениях мы обыкновенно видим человека, имеющего право, и человека, несущего обязанность. Но последовательное проведение этого положения могло бы отразиться невыгодно на интересах общества и составляющих его единиц. Возьмем случай, когда наследодатель в завещании определит известный капитал на учреждение богадельни. Если бы субъектами права могли быть только люди, то завещатель должен был бы поручить этот капитал какому-либо приятелю своему, который бы создал завещанное учреждение и от своего имени вел бы его, вступал бы во все необходимые сделки, а при смерти завещал бы капитал снова другому лицу, которое продолжало бы это дело от своего имени. Но при таких условиях нет особенной гарантии, что завещанный капитал действительно получит данное ему назначение в лице первого или последующих распорядителей, что имущество это, слившись с прочим имуществом того или другого распорядителя, не подвергнется взысканию по частным его долгам. Все эти неудобства могли бы быть устранены, если бы завещанное имущество было приурочено к особому субъекту, от имени которого совершались бы все необходимые сделки. Или возьмем случай акционерного соединения. Множество лиц складывают небольшие взносы в значительный капитал с целью совместного достижения общей экономической цели. Чтобы достигнуть намеченной цели, акционеры должны были бы вручить весь капитал одному или нескольким лицам, которые от своего имени совершали бы все необходимые сделки. Капитал акционеров слился бы с частным имуществом управителей и мог бы подвергнуться взысканию со стороны их частных кредиторов. Кто при такой опасности решился бы сделать взнос?
Выход из затруднения находится в том, чтобы имущество, обособляемое экономически для достижения известной общей цели, обособить также юридически. Имущество, как совокупность юридических отношений, получает своего отдельного субъекта, резко обособленного от тех лиц, которые заинтересованы в нем. Такой субъект права называется юридическим лицом. Созданием такого лица не только спасается стройность юридических построений, но и облегчаются достижения насущных жизненных потребностей, настаивающих решительно на обособлении.
За таким субъектом права в настоящее время общепризнан термин "юридическое лицо", принятый германским законодательством и несомненно указывающий, что своим существованием этот субъект обязан праву. В романских законодательствах под влиянием французской литературы принят термин "моральное лицо" - personne morale, потому что с этим выражением соединяется представление обо всем, что выходит за пределы физического. Этот термин попал и в швейцарское гражданское уложение в его французском тексте. В английском праве распространен термин "искусственное лицо" - artificial person. Наше законодательство прибегает для означения того же понятия к совершенно несоответствующему выражению "сословие лиц" (ст. 698, п. 10), и оттого термин этот в практике не употребителен. В нашей практике, судебной и административной, общепринято выражение "юридическое лицо". Что наше законодательство считает такое создание лицом в смысле субъекта права, видно из названия гл. I, разд. III, кн. II, т. Х, ч. 1 - о лицах, могущих приобретать права на имущества.
II. Природа юридического лица. Вопрос о том, что же представляет собою юридическое лицо, которое становится в юридических отношениях рядом с физическим лицом, давно возбуждает внимание ученых и вызвал на свет ряд теорий.
Теория фикции рассматривает юридические лица как вымышленные создания закона, вызванные потребностью юридической техники. Ее исходный пункт - тот, что право установлено в интересе потребностей людей и что потому носителем прав и обязанностей может быть только человек. Поэтому, чтобы признать субъектом права не человека, необходимо рассматривать это нечто как человека. Общества и установления выступают перед правом в качестве вымышленных людей. Этот взгляд на юридическое лицо, выдвинутый еще в средние века папою Иннокентием IV, в наше время поддерживался авторитетом таких романистов, как Савиньи и Виндшейд. Теория фикции до последнего времени была почти единственной, принятой во Франции.
Против теории фикции выступили в Германии германисты, сначала Безелер, потом особенно энергично Гирке, и увлекли за собою даже некоторых романистов, как Регельсбергер. С их точки зрения, юридическое лицо вовсе не воображаемый, а действительный, реально существующий субъект, оно такой же реальный субъект, как и физическое лицо, а не только уподобляемый. Некоторые последователи этой теории, как, например, Лассон, заходят так далеко, что признают за юридическими лицами совершенно такое же реальное существование, как и за физическими. Этот взгляд опирается, чаще всего бессознательно, на социологическое представление об обществе как организме. Индивид и общество равно одарены сознанием и волею, а потому они и юридически должны быть уравнены. Но органическая теория в социологии совершенно потеряла кредит. С другой стороны, рассматриваемая теория смешивает наши представления с реальностями, их вызывающими. Здание, больные, врачи, кровати и т.п. - вполне реальны, но больница, покупающая лекарства и съестные припасы, нанимающая сестер милосердия, повара и др., - это только наше представление.
Если юридическое лицо есть только фикция, а фикция не в состоянии заменить истинное познание, то не лучше ли, оставив фикцию, отбросить и самое юридическое лицо? На этот путь стали Бринц и Беккер. По мнению Бринца, юридические лица - это просто огородные чучела, которые так же мало заслуживают упоминания в правоведении, как чучела в естествознании. Приходится признать, что имущество не всегда принадлежит субъекту, а следовательно, могут быть и бессубъектные права. Имущество может принадлежать не только кому-нибудь, но и чему-нибудь, а именно цели, для которой оно предназначается (Zweckvermogen). Очевидно, однако, что в этой теории целевого имущества смешивается вопрос о принадлежности имущества (юридическая сторона) с вопросом о назначении имущества (экономическая сторона). Выделение из имущества лица значительной части для организации промышленного предприятия строится на самостоятельности экономической цели, но не создает еще юридического лица. Теория бессубъектного имущества, переворачивающая совершенно установившееся понятие о субъективном праве, вызывает вопрос, чьи же интересы будет охранять государство против посягательств на имущество, так как с точки зрения одной только цели Иван способен осуществлять ее не хуже Петра. Между тем Беккер идет так далеко, что допускает предоставление прав псу или лошади и не видит оснований, почему бы суд не принял иска от имени дога Тираса или английской кобылы Беллоны.
Отрицание юридического лица встречаем и у Иеринга. Замечательно, что исходная точка его близка к теории фикции. "Всякое гражданское право имеет своею задачею обеспечить человеку какой-нибудь интерес. Истинный носитель права, дестинатарий, - всегда человек". Имущество юридического лица служит физическим лицам, его составляющим, все равно - настоящим или будущим. Интересы имеются только у них, а не у юридического лица, а потому они, и только они, должны считаться носителями прав. Если у юридического лица нет самостоятельных интересов, то не может быть и прав, потому что право есть юридически защищенный интерес. Став на точку зрения Иеринга, следовало бы признать, что право принадлежит не больнице, а больным, не ночлежному дому, а его временным посетителям. Но между лицом, имеющим право на имущество, и лицом, пользующимся им, возможно несоответствие, которое не только не допускает смешения их, но еще резче подчеркивает самостоятельность идеи субъекта права. Если к ночлежному дому предъявлен иск, то ответчиком никто не признает его завсегдатаев.
В сущности близко к Иерингу подходит французский юрист Пляньоль, который полагает, что весь вопрос должен быть перенесен в другую плоскость. Дело идет не о двух видах лиц, физическом и юридическом, а о двух видах собственности, индивидуальной и коллективной. Выражение "юридическое лицо" скрывает за собой не что иное, как отличие коллективной собственности от индивидуальной. Допустим, что Пляньоль прав; но где же проходит граница между различною коллективною собственностью, находящеюся в пределах одного и того же государства? Не придется ли вернуться к субъекту, чтобы отделить имущество города от имущества акционерного товарищества?
Если Иеринг носителями права признал тех, кто пользуется выгодами, то Гельдер и Биндер готовы признать субъектами права тех, кто распоряжается в корпорациях и учреждениях. Каждый из них исходит из противоположных оснований: для Гельдера субъектом права может быть только реальный человек, для Биндера всякий субъект права есть только юридическое отношение. Но оба они сходятся в конечных выводах. Субъектом права следует признавать не того, чьи интересы охраняются правом, а того, кто самостоятельно распоряжается правом. Поэтому субъект права не малолетний или сумасшедший, а опекун, не акционерное общество, а его правление, не больница, а заведующий ею врач и т.д., так как их воля определяет юридическое положение имущества. Представители юридических лиц действуют в данном случае как должностные лица и распоряжаются вверенным им по должности имуществом (Amtsvermogen) в интересе других. Эта теория стоит в полном противоречии с законодательствами, которые прямо признают субъектами права юридические лица, и оставляет открытым вопрос, чье же имущество находится в должностном заведовании правления или опекуна.
[Во французской литературе в последнее время теория юридических лиц подверглась пересмотру и дальнейшей обработке в капитальных трудах Мишу и Салейля. В них проводится и развивается теория юридической реальности юридических лиц. Элементы этой реальности черпаются в понятии субъективного права, понимаемого как интерес, представляемый и защищаемый волей. Введение элемента воли дополняет определение Иеринга и дает возможность глубже очертить природу юридического лица. Но тогда как Мишу выдвигает на первый план интерес, а воле отводит роль лишь средства, Салейль настаивает на автономности воли, на ее первичном характере власти, без которой нет субъективного права. Субъективные привязки прав создают и для юридических лиц их объективную индивидуальность, институциональность и обеспечивают за ними автономное положение в системе частного права - институциональная теория. Эти качества не могут быть заменены - этим Салейль возражает Гельдеру и Биндеру - функциональной личностью легальных представителей или описанием юридических взаимоотношений целого, так как тогда меру и границу тех и других придется искать или в государственном вмешательстве, или в возрождении на новый лад догматических систем естественного права.]
Основная ошибка теории фикции заключается в том, что она предположила, будто человек становится субъектом права в силу своей человеческой природы: субъект права, потому что человек, или человек, а следовательно, субъект права. История дала нам, кажется, достаточно доказательств противоположного; раб - человек, однако не субъект прав. Может быть, даже исторически юридические лица как субъекты предшествуют физическим лицам, насколько коллективное обладание предшествует индивидуальному. В действительности всякий субъект есть создание объективного права. Субъекты - это те центры, около которых волею закона объединяются юридические отношения, образуя обособленные комплексы. Здесь мы обнаруживаем основную ошибку теории германистов, которые во что бы то ни стало искали в юридическом лице такой же реальности, как и в физическом, тогда как всякий субъект права есть только наше представление, все равно, идет ли речь о юридическом или о физическом лице. Недаром для обозначения субъекта права употребляется римский термин "persona", означающий маску.
Юридическое представление о субъекте вызывается потребностями юридической техники, которые в свою очередь обусловливаются необходимостью разграничения интересов. С этой точки зрения следует признать совершенно неосновательными нападки на пользование со стороны науки права фикциями. Конечно, фикция не соответствует действительности и не способна ее объяснить, но это есть научный прием, помогающий осуществить жизненную задачу разграничения интересов. Такие фикции приняты в других науках, и при их помощи достигнуты положительные результаты. Таковы те мысленно представляемые линии (меридианы), которыми пользуется география, таковы те точки, линии и круги, которые лежат в основе математики и которые нигде в действительности не встречаются. Нет основания и правоведению избегать этого вполне научного приема; не следует только обращаться к фикциям там, где в них нет необходимости. Нельзя не признать справедливости замечания Арндса, что смертоносные удары, направляемые против юридических лиц, на самом деле бьют по воздуху, так как они не устраняют того реального явления, что в жизни существуют права и обязанности, не связанные с каким-либо физическим лицом и приуроченные к воображаемой юридической точке.
На основании всего сказанного мы можем определить юридическое лицо как все то, что, не будучи физическим лицом, признается со стороны объективного права способным ввиду определенной цели быть субъектом права.
III. Виды юридических лиц. В ст. 698 наше законодательство примерно перечисляет некоторые виды юридических лиц, но в действительности их несравненно больше, с ними приходится иметь дело на каждом шагу, и указания на них рассеяны по всему Своду Законов.
А. Юридические лица могут быть прежде всего разделены на публичные и частные.
1. Публичные юридические лица возникают помимо воли частных лиц. Они создаются или исторически, или в законодательном порядке.
а. На первом месте среди юридических лиц публичного характера стоит казна, т.е. само государство с хозяйственной его стороны (ст. 406, прим., ст. 698, п. 3). Это один субъект, несмотря на то, что эта хозяйственная деятельность осуществляется разными органами. Вот почему споры между разными ведомствами разрешаются не в судебном порядке, а в административном (уст. гражд. суд., ст. 1297). Однако иски предъявляются не непосредственно к казне или от имени казны, а к местным управлениям или от имени различных ведомств, с которыми у частных лиц установилось спорное юридическое отношение (уст. гражд. суд., ст. 1284, ср. 07, 6).
b. От казны отделяются как самостоятельные субъекты те ведомства и учреждения, которые хотя и причисляются к казенному управлению, но обладают обособленным имуществом. Сюда относятся: удельное ведомство (ст. 411, т. I, ч. 1, изд. 1906 г., ст. 164, уст. гражд. суд., ст. 1298); ученые и учебные заведения (ст. 698, п. 8), как, например, университеты (т. XI, ч. 1, изд. 1893 г., ст. 543); епархиальные начальства, монастыри и церкви (ст. 698, п. 5, т. IX, ст. 435, 439, 443).
с. От казны отделяются как самостоятельные субъекты органы местного самоуправления: земство, губернское и уездное (т. II пол. зем. учр., ст. 4, ст. 414, п. 4, уст. гражд. суд., ст. 1282, прим.); городское общество (т. II, гор. пол., ст. 7, ст. 414, п. 2); дворянское общество (ст. 414, п. 1, ст. 698, п. 4); биржевое общество (т. XI, ч. 2, уст. торг., ст. 657); мещанское общество (т. IX, ст. 579); сельское общество (т. IX, ст. 684, ст. 414, п. 3, ст. 698, п. 4); волостное общество (80, 246; 09, 84).
2. Частные юридические лица устанавливаются по воле частных лиц, выраженной в юридической сделке, в договоре, в завещании, в акте дарения (95, 6). Воля частных лиц может быть направлена на цели экономические или же на цели общественные и иметь в виду благотворительность, народное просвещение, народное здравие и т.п. Это могут быть товарищества, музыкальные и сценические кружки, клубы, ученые и художественные общества.
В. С другой точки зрения юридические лица могут быть разделены на соединения лиц и на учреждения. Это то деление, которое положено в основу германского и швейцарского законодательства и которое чуждо французскому и английскому праву, не знающим учреждения как особого вида юридических лиц. С английской точки зрения Лондонский университет как субъект прав и обязанностей представляет собою не учреждение, а корпорацию, состоящую из канцлера, преподавателей (fellows) и лиц, удостоенных в этом университете ученой степени.
1. Юридическое лицо представляет собою соединение лиц, корпорацию, как говорят англичане, когда оно состоит из некоторого числа людей, соединяющихся для достижения общей цели и самостоятельно управляющих общими делами. Физические лица образуют в соединении особый субъект права, отличный от них: они только члены соединения. Относительно этого вида юридических лиц вполне применимо замечание, что понятие юридического лица играет как бы роль скобок, в которых заключены однородные интересы известного числа лиц для более упрощенного определения отношений этой коллективной личности к другим. Соединения лиц, имеющие частный характер, могут быть в свою очередь подразделены на общества и товарищества.
а. Обществом признается соединение нескольких лиц, которые, не имея задачею получение для себя прибыли от ведения какого-либо предприятия, избрали предметом своей совокупной деятельности определенную цель (т. XIV, по прод. Св. Зак. 1906 г., уст. пред. прест., ст. 1181, прил. ст. 1). Юридическую личность общества приобретают путем регистрации, возложенной на губернское или городское по делам об обществах присутствие (ст. 20). С этого момента общество получает право приобретать и отчуждать недвижимости, образовывать капиталы, заключать договоры, вступать в обязательства, а равно искать и отвечать в суде.
b. Товариществом признается соединение нескольких лиц, которые ставят задачею своей совместной деятельности извлечение для себя прибыли от какого-нибудь хозяйственного предприятия. Таковы товарищества полное, на вере (ст. 698, п. 10), акционерное, биржевые (т. XI, ч. 2, уст. торг., ст. 82, прим., по прод. 1906 г., прил. ст. 10) и трудовые артели (по прод. 1906 г., ст. 219812).
2. Юридическое лицо представляет собою учреждение в тех случаях, когда часть имущества предназначается для достижения известной цели, с полным юридическим обособлением. Создается особый субъект имущества, которому и будут принадлежать средства, назначенные для определенной цели и выделенные для этой цели из имущества различных лиц. Такое выделение может состояться на основании договора нескольких лиц, по дарственному или завещательному акту одного лица. Таким путем учреждаются музеи, больницы, ночлежные дома, школы, столовые. Учреждение служит интересам многих лиц, но эти лица не члены его и не субъекты прав, составляющих имущество учреждения. Термин "учреждение", известный в германском праве под именем Stiftung, во французской литературе - под именем fondation, известен русскому законодательству в смысле юридического лица, хотя он иногда применяется и к соединению лиц (город. пол., ст. 24).
IV. Возникновение юридических лиц. При рассмотрении вопроса о том, каким образом создается юридическая личность, необходимо различать соединения лиц и учреждения.
А. Соединения лиц могут возникать по одной из следующих трех систем.
1. Система самозарождения приурочивает возникновение юридического лица к моменту соглашения нескольких лиц. Система эта очень проста и чрезвычайно облегчает появление союзов. Но она страдает существенным юридическим недостатком: она оставляет третьих лиц в неизвестности по вопросу, сорганизовалось ли соединение, придало ли оно себе юридическую личность и имеются ли в наличности все необходимые для того условия. Эта система принята новым швейцарским уложением для ассоциаций, не преследующих хозяйственной цели в форме торгового предприятия (§ 60 и 61, п. 2). Русскому законодательству эта система неизвестна.
2. Система концессионная состоит в том, что возникновение юридического лица обусловливается специальным разрешением органов власти. Эта система крайне стесняет образование соединений. Концессионная система лежит в основе английского права, которое издавна держится принципа: no corporation exists without the King's consent. В действительной жизни этот принцип смягчается. Система концессии в русском законодательстве выражена явно для акционерных товариществ (ст. 2153), скрытно действие ее гораздо шире.
3. Система явочная или нормативная ставит возникновение юридического лица в зависимость от заявления об образовавшемся соединении и зарегистрирования его. Эта система, не затрудняющая возникновения соединений, в то же время вносит полную определенность в юридические отношения. Простою справкою в реестре всякий может убедиться в организованности соединения, с которым желал бы иметь дело. Регистрация ведется во Франции при префектуре, в Германии при суде мировом - Amstgericht. По русскому законодательству явочная система установлена для товариществ полного и на вере (т. XI, ч. 2; уст. торг., ст. 59), которые получают "торговое и гражданское знаменование" лишь по внесении выписки из учредительного договора в купеческую или городскую управу. Что касается обществ, то хотя закон 4 марта 1906 г. и провозглашает, что общества могут быть образуемы без испрошения на то разрешения правительственной власти (ст. 2), но юридическую личность приобретают только общества зарегистрованные (ст. 20). Регистрация ведется при губернском или городском по делам об обществах присутствии. Проект устава, нотариально засвидетельствованный в отношении правоспособности и подлинности подписи участников, представляется губернатору или градоначальнику (ст. 22). Присутствие, обязанное рассмотреть проект в течение месяца, разрешает регистрацию или отказывает в ней (ст. 23), в чем и обнаруживается концессионный, а не явочный порядок (ср. ст. 17). Из реестра выдаются в случае надобности (!) правительственным и частным лицам справки по их о том заявлениям и просьбам (ст. 26).
В. Учреждения могут возникать при наличности некоторых условий.
а. Прежде всего необходимо отделение материальных средств для осуществления предположенной цели. Эти средства могут образоваться путем немедленных взносов или обособления части наследства. Однако одно создание капитала не есть еще возникновение юридического общества, например, собираются или назначаются деньги для взноса платы за беднейших студентов.
b. Создание средств предполагает учредительный акт, в котором выражается воля тех, кто предполагает создать юридическое лицо как субъект обособленного имущества. Это может быть договор, дарственный акт, завещание. Возможность завещательных распоряжений, которыми часть имущества оставляется еще не существующему, только предполагаемому лицу, представляет спорный вопрос, рассмотрение которого должно быть отнесено к наследственному праву.
с. Третье условие для возникновения учреждения - это разрешение государственной власти. Оно дается или в законодательном порядке, например учреждение университета, или в административном с разрешения губернатора или министра внутренних дел (ст. 981), например учреждение стипендии. До правительственного разрешения юридического лица нет, а потому пожертвование, основанное на договоре нескольких лиц или на даре одного лица, может быть еще взято назад.
V. Право- и дееспособность юридического лица. Как субъект права, юридическое лицо должно обладать правоспособностью. Здесь открывается ряд спорных вопросов, касающихся объема этой правоспособности.
1. Прежде всего возбуждается вопрос, представляется ли правоспособность юридического лица неограниченной, т.е. может ли юридическое лицо вступать во все юридические отношения, как и физическое лицо, насколько тому не противоречат прямые постановления закона и отсутствие физических свойств, или же эта правоспособность должна быть признана специальной, т.е. юридическое лицо может вступать лишь в те юридические отношения, которые соответствуют цели его возникновения.
В пользу первого воззрения можно выдвинуть то соображение, что если физическое и юридическое лица являются субъектами, созданными силою закона, то нет основания делать различие между ними в правоспособности. Понятие о правоспособности одно, пока не доказано в каждом отдельном случае противное. Принцип неограниченности имеет защитников особенно во Франции, но также и в Германии. Он признан в новом швейцарском кодексе, который постановляет, что юридические лица могут приобретать все права и вступать во все обязательства, за исключением тех, которые неразрывно связаны с естественными свойствами человека, как пол, возраст или родство (§ 53).
В пользу второго взгляда можно сказать, что хотя оба субъекта - продукт объективного права, но задачи творчества разные. Живому человеку нужна широкая правоспособность, потому что своей единичной волей он может ставить себе различные цели и переходить от одной к другой. Юридическое же лицо создается волею нескольких лиц, поставивших себе определенную цель. В соединении лиц меньшинство может быть увлечено большинством далеко за пределы цели, ввиду которой они предоставили в общее распоряжение свои средства. В учреждении воля учредителя, быть может, уже умершего, была бы нарушена, если бы правоспособность допускала пренебрежение целью, ввиду которой состоялось пожертвование. Большинство ученых в германской науке держится принципа специальности (Гирке, Регельсбергер, Дернбург).
Обращаясь к русскому праву, мы встречаем, при всей незначительности законодательного материала, указания именно на принцип специальности. Так, относительно акционерного товарищества высказано, что "компания, которой правила единожды утверждены правительством, не может простирать действий своих далее предназначенных ей пределов" (ст. 2153); в правилах 4 марта 1906 г. указано, что "общество может пользоваться правами, указанными в его уставе" (ст. 23). Наша практика стала также на сторону принципа специальности: "...юридическому лицу не могут принадлежать все те права, которые принадлежат лицам физическим, а только такие, которые ему необходимы для достижения его специальной цели существования" (80, 246; 82, 42). В отношении акционерных обществ Сенат высказал, что для признания той или другой сделки, дозволенной обществу, нет надобности, чтобы она была прямо поименована в уставе, но, однако, необходимо, чтобы сделка, не противореча общим законам, вытекала из целей, для достижения которой учреждено общество (08, 67, 105; 09, 106; 11, 95). Если правоспособность юридического лица ограничивается пределами той цели, для которой оно возникло, то всякая юридическая сделка, выходящая за эти пределы, должна быть признана недействительной. На этом основании признано, что банк вправе производить залог и перезалог ценных бумаг, хотя бы это и не было специально указано в его уставе, так как подобная операция соответствует банковскому предприятию; и, наоборот, отвергнуто было право страхового общества принять в залог дом своего агента в обеспечение счета его по производству перечислений взыскиваемых премий, так как такая сделка выходит за пределы целей страхового предприятия. Применяясь к этой точке зрения, мы должны сказать, что городская дума вправе и должна не признать расхода, произведенного управою на проводы отъезжающего начальника губернии; недействительно было бы отчисление Варшавским университетом из специальных средств некоторой суммы на памятник в Вильне Муравьеву; коммерческий банк не вправе часть дохода назначать на содержание ночлежного дома.
2. Другой вопрос заключается в том, имеет ли правоспособность юридического лица чисто имущественный характер, ограничивается ли она только имущественными правами и обязательствами? Не может быть, конечно, сомнения, что юридическому лицу чужды те права, которые связаны с физическою природою человека, так, например, оно не в состоянии узаконить или усыновить (дочь полка!). Напрасно только Мейер на этом основании отрицал у нас возможность для юридических лиц наследовать, полагая, что наследование по закону основывается на родстве, а родство - понятие, не применимое к юридическому лицу. Но наследование по закону со стороны юридических лиц признано нашим законодательством, например, выморочные имущества, оставшиеся после потомственных дворян, переходят к тем дворянским обществам, к составу которых умерший принадлежал (ст. 1172). Однако, когда говорят, что правоспособность юридического лица не ограничивается имущественною сферою, то имеют в виду ряд прав чисто личного характера. При этом указывают личные права по принятию и исключению членов, право на имя и фирму, на печать, права, связанные с определенным местопребыванием, право быть поверенным, душеприказчиком, защита чести и т.п. Во всем этом списке нет истинно личных гражданских прав, некоторые из них переводятся на имущественную почву (право на фирму), иные неохранимы в гражданском праве, например право города на герб. В действительности правоспособность юридических лиц всегда имеет исключительно имущественный характер, хотя бы оно преследовало и нематериальные цели, например ученое общество, музыкальный кружок.
3. Третий вопрос, связанный с правоспособностью юридического лица, заключается в том, ограничивается ли ею представление о юридическом лице или же за ним следует признать и дееспособность? Так как дееспособность тесно связана с волею, а юридическое лицо само по себе лишено реальной воли, то, по-видимому, за юридическим лицом нельзя признать дееспособности. Однако закон, признавая юридическое лицо субъектом прав, предполагает такую его организацию, при которой юридическое лицо могло бы принимать известные решения, приводимые в исполнение его представителями. Но принять решение, например, в общем собрании членов - значит выразить волю. Правление клуба, заключая договор о найме помещения, выражает в сделке не свою волю, а волю юридического лица. Поручение банка купить известное количество ценных бумаг дается ему, а не директорам. Ввиду этого необходимо признать за юридическим лицом не только правоспособность, но и дееспособность.
VI. Представители юридического лица. Внутренняя сторона отношений юридического лица определяется или законом, если это публичное лицо, или договором, выраженным в уставе, если это частное соединение лиц, наконец, волею учредителя, выраженною в завещании или в дарственной, если это частное учреждение.
Для сношений на внешней стороне, для того чтобы третьи лица могли вступать в сделки с юридическими лицами, необходимы представители, которые бы заменили собою ту неопределенную, изменчивую массу лиц, какая встречается в соединении, ту, наоборот, неподвижность, какую представляет учреждение. Через представителей юридическое лицо приобретает права и принимает на себя обязательства. Действия только представителей обязывают юридическое лицо.
Представители выполняют свою задачу или в пределах указаний закона (публичное юридическое лицо), или же в пределах данного им полномочия (частное юридическое лицо), которое, однако, не может выходить из границ цели, для которой существует юридическое лицо. В этих пределах юридическое лицо несет ответственность за действия его органов. Юридическое лицо всегда отвечает за сделки представителей, совершенные ими в качестве таковых, пока они соответствуют закону или полномочию. Юридическое лицо, как фиктивное, не может нести уголовной ответственности, которая падает только на самого виновника, хотя в последнее время такие видные юристы, как, например, Лист или Салейль, высказываются за уголовную ответственность юридического лица. Поэтому уголовное наказание может падать только на представителей, виновных в противозаконном действии. Но возмещение имущественного ущерба, причиненного такими преступными действиями представителей, может быть возложено на юридическое лицо, если только совершенное преступное действие соединено с интересами юридического лица (например, неосторожная эксплуатация железных дорог), а не составляет личного частного дела представителя (убийство, выдача подложных векселей).
VII. Прекращение юридического лица. Причины прекращения юридического лица или общи всем видам, или свойственны только некоторым. Юридическое лицо прекращается: а) за истечением того срока, на который оно было учреждено, b) вследствие достижения той цели, для которой возникло, с) оно может быть прекращено силою закона (например, предположим отмену дворянских или мещанских обществ) или же административною властью, если найдено будет вредным направление его деятельности, например, закрытие клуба, кружка (т. XIV, прод. 1906 г.; уст. пред. прест., ст. 181, прил. ст. 34). К причинам, которые свойственны отдельным юридическим лицам, относятся: d) для личных соединений - исчезновение личного состава вследствие смерти или выхода, е) уничтожение имущественного состава для частных учреждений, например истощение клубного фонда; сюда же относится несостоятельность юридических лиц; f) для личных соединений имеет силу соглашение членов о прекращении, например по постановлению собрания акционеров.
С прекращением юридического лица связывается вопрос о судьбе его имущества. Здесь может быть два решения: или имущество разделяется между наличными членами, или же за неимением кровных наследников у юридического лица оно должно поступить как выморочное имущество в казну. Конечно, дело идет только о частных юридических лицах, потому что в отношении публичных первое решение не может иметь применения. Вопрос о судьбе имущества юридического лица на случай прекращения последнего настолько важен, что обыкновенно предусматривается в уставе его. При молчании устава могут быть приняты следующие правила. Раздел имущества наступает в личных соединениях, товариществах, кружках и т.п. Переход в казну имеет место при прекращении учреждений, например благотворительных или учебных. Впрочем, такое последствие наступает только тогда, если учредитель или его наследники за невозможностью достижения намеченной цели не просили в установленном порядке об обращении оставшегося имущества на другое назначение (ст. 986). Относительно обществ, возникающих на основании правил 4 марта 1906 г., установлено, что за молчанием устава оставшееся по удовлетворении кредиторов имущество поступает в ведение правительства для употребления по назначению, наиболее отвечающему цели общества. Если же принадлежащее обществу имущество служило для личных удобств и выгод его членов и оно по постановлению общего собрания не было пожертвовано для какой-либо благотворительной цели, то по закрытии общества оставшееся за удовлетворением его долгов имущество распределяется поровну между всеми членами, входящими в состав общества во время его закрытия (т. XIV, по прод. 1906 г., уст. пред. прест., ст. 1181, прил. ст. 29). Здесь отчетливо передано разграничение между учреждением и соединением лиц.
§ 14. Вещи как объекты права
Литература: Мейер, Русское гражданское право, т. I, стр. 101-113; Победоносцев, Курс гражданского права, т. I, стр. 1-112; Анненков, Система русского гражданского права, т. I, стр. 283-419; Васьковский, Учебник гражданского права, т. I, стр. 76-96; Бранд, О родовых имуществах (Жур. гр. и уг. пр., 1888, N 6 и 7); Башмаков, Институт родовых имуществ пред судом русской юриспруденции (Ж. М. Ю., 1897, N 7 и 8); Змирлов, Отмена или преобразование наших законов о родовых имуществах (Ж. М. Ю., 1898, N 4); Он же, Значение родовых имуществ для будущего гражданского уложения (Жур. гр. и уг. пр., 1889, N 3); Ильяшенко, Институт родовых имуществ с точки зрения будущего гражданского уложения (Ж. М. Ю., 1900, N 2, 3 и 4); Савельев, О принадлежностях недвижимых имений (Юрид. вестн., 1877, кн. 11-12); Dufour, Les biens patrimoniaux en Russie, 1913.
I. Понятие об имуществе. Объектом права называется все то, что может служить средством осуществления интереса. Такими средствами могут быть: а) вещи, т.е. ограниченные части материального мира, b) действия других лиц, состоящие в передаче вещи, в личных услугах, в приложении своей рабочей силы. Вещи и чужие действия составляют экономические блага, и запас таких благ, находящихся в обладании известного лица, называется имуществом с экономической точки зрения.
Юридическое понятие об имуществе не совпадает с указанным экономическим. С юридической точки зрения под имуществом понимается совокупность подлежащих денежной оценке юридических отношений, в которых находится известное лицо, - чисто личные отношения сюда не входят. Следовательно, содержание имущества с юридической точки зрения выражается, с одной стороны, а) в совокупности вещей, принадлежащих лицу на праве собственности и в силу иных вещных прав, и b) в совокупности прав на чужие действия - это именно и есть то деление имуществ, которое известно нашему закону под именем наличного и долгового (ст. 416 и 418)[1], а с другой стороны - в а) совокупности вещей, принадлежащих другим лицам, но временно находящихся в его обладании, и b) [в] совокупности обязательств, лежащих на нем. Сумма отношений первого рода составляет актив имущества, сумма отношений второго рода - пассив имущества.
В то время как одни юристы (Виндшейд, Регельсбергер) считают долговые отношения составною частью имущества в качестве его пассива, другие понимают имущество как совокупность подлежащих денежной оценке прав (Дернбург, Эннекцерус, Тур, Кипп). Если немецкие ученые побуждаются к тому главным образом германским уложением, то взгляд этот нельзя принять как теоретически верный. Совершенно непонятно, как возможно понимать двухстороннее обязательство принадлежащим к имуществу только одною его стороною. Нельзя считать юридическим объяснением, что долги, не составляя части имущества, лежат на имуществе, как связанная с ним повинность (Эннекцерус).
Наше законодательство не выдерживает строгой терминологии и употребляет слово "имущество" вместо "вещь", а вместо "имущества" говорит о "собственности" или об "имении". Но в некоторых случаях оно держится правильного понятия об имуществе. В этом смысле понимается в нашем законодательстве имущество, когда несовершеннолетнему предоставляется управление его имуществом (ст. 220), когда конкурсному управлению передается в заведование имущество несостоятельного должника (т. XI, ч. 2; уст. суд. торг., ст. 460), когда наследство определяется как совокупность прав и обязательств, оставшихся после умершего без завещания (ст. 1104).
Из представления об имуществе, сейчас сделанного, можно получить следующие выводы: а) каждое лицо обладает имуществом, хотя бы то был нищий, обладающий одним куском хлеба, хотя бы то был человек, долги которого далеко превышают стоимость его роскошной обстановки, и в) каждое лицо обладает только одним имуществом, хотя бы в составе его и находились части, экономически и даже отчасти юридически обособленные, как, например, торговое предприятие.
II. Совокупность вещей. Указанное понятие об имуществе как совокупности имущественных отношений не должно быть смешиваемо с совокупностью вещей, физически не связанных, но объединенных общим собирательным именем и выступающих в юридических отношениях как целое, например стадо, библиотека, магазин, театральный гардероб. Хотя в действительности существуют как вещи только отдельные животные, книги, товары, костюмы, но объектом сделок является самая совокупность их, поэтому судьба отдельных предметов не имеет влияния на юридические отношения. Так, например, при залоге магазина обеспечением является целое, и в случае взыскания оно будет обращено на магазин в том составе, какой он имеет в этот момент. Если бы объектом залога была не совокупность, а отдельные вещи, ее составляющие, то из магазина не могли бы быть проданы отдельные товары, как находящиеся под залогом, напротив, залогу не подлежали бы товары, вновь поступившие в магазин после установления залога. Такое изменение состава совокупности возможно до тех пор, пока не утрачивается самое понятие о целом, например, пока не распродаются все товары без покупки новых, когда расхищаются наиболее ценные книги в библиотеке. Необходимо, чтобы замена одних предметов другими соответствовала экономической задаче целого. Совокупность вещей в указанном значении выступает в обороте как некоторое единство, обособляемое точкою зрения оборота, например, при страховании лавки, так называемого товара в обороте. Однако практическое значение совокупности вещей как особого вида объектов ослабляется у нас порядком, принятым при исполнении решений, по которому при обращении взысканий должен быть назван и описан "каждый предмет" (уст. гражд. суд., ст. 980, п. 2), даже когда взысканию подвергаются магазин (ст. 985) или библиотека (ст. 983).
III. Вещи движимые и недвижимые. Вещи, составляющие объект юридических отношений, представляют наибольшее разнообразие сравнительно с другим объектами, и потому необходимо остановиться на рассмотрении отдельных видов вещей. Некоторые деления, сохранившиеся в нашем законодательстве, потеряли свое практическое значение, а потому не подлежат рассмотрению. Таково, например, деление поземельных участков на населенные и ненаселенные. В прежнее время населенными назывались земли, населенные крепостными людьми. С освобождением крепостных (1861) и с прекращением временно-обязанных отношений (1881) всюду, кроме некоторых частей Кавказа [закон 20 декабря 1912 г. ликвидировал "временнообязанные" отношения и в Закавказье (Cобр. узак. 1912 г., отд. I, 2302)]. Это деление должно бы исчезнуть из нашего законодательства, однако, оно продолжает оставаться, смущая нередко практику (по поводу ст. 1350); деление это не лишено практического значения и ныне в отношении к правилам, связанным с фактом заселенности имения, напр., в вопросе о выкупе (ст. 1350). [Закон 3 июня 1912 г. установил еще одно деление недвижимых имуществ, лишенное серьезного основания, - на городские и земельные, соответствующие прежним "землям, в уезде находящимся" (Собр. узак. 1912 г., N 107).]
Наибольшую важность представляет деление вещей на движимые и недвижимые. Это различие образовалось исторически, вследствие преобладающего в средние века значения земли, отчего и сделки по недвижимостям всегда отличались от сделок по движимостям. Но основание для различия не только историческое. Земля вследствие ее ограниченности необходимо подвергается в частном обладании таким ограничениям, которые чужды движимым вещам. Землевладение представляет большое политическое и финансовое значение; с землею тесно связаны вопросы о кредите. Поэтому и в современном праве всюду недвижимости выделяются из ряда других объектов. Особенно резко это отличие в Англии, где real property (право на недвижимость) противополагается personal property (право на движимость).
Закон наш, хотя и устанавливает различие движимых и недвижимых вещей (ст. 383), но отличительного признака не дает. Теоретически движимые и недвижимые вещи различаются по тому признаку, способны ли они или нет к перемещению без повреждения сущности и без резкого уменьшения ценности. Под именем недвижимости понимается прежде всего часть земной поверхности и все то, что с нею связано настолько прочно, что связь не может быть порвана без нарушения вида и назначения вещи. Следовательно, сюда относятся строения, если только их фундамент укреплен в землю, городские или деревенские здания, дома каменные и деревянные, фабрики, заводы (ст. 384), тогда как палатки, переносные лавки, навесы, балаганы и т.п. строения, лишь поставленные на земле, должны считаться движимыми вещами, хотя закон и заявляет, будто "всякое строение" без исключения признается недвижимостью. [Категорическая редакция ст. 384 не исключает возможности признания некоторых "строений" движимыми вещами, так как нашему закону не чуждо понятие признаваемых движимостью временных построек: "...судопромышленники могут устраивать на бечевнике временные балаганы, а также избы, называемые зимовками... сии временные строения..." (ст. 358 уст. пут. сооб., т. XII, ср. закон о праве застройки 23 июня 1912 г., Собр. узак., отд. I, 1147). Редакторы проекта гражданского уложения определенно усматривают в действующем праве понятие строения как движимости и на нем основывают ст. 35, трактующую о них (объясн. I, ст. 161).] Самое назначение строений, которое ему дает собственник, - быть в постоянной связи с находящейся под ним землею, не иметь влияния на признание за ним движимого или недвижимого свойства; так, например, нельзя признать за недвижимость скамейку или беседку, заготовленные для сада. Строения, хотя бы они и были прочно укреплены на земле, переходят в разряд движимых вещей, когда сделка направлена на приобретение материала, из которого они состоят, без участка земли, под ними находящегося, продажа на слом, на снос.
Само собою разумеется, что вопрос о прочности и связи строения с землею не может быть решен принципиально с полною точностью. Решение его зависит от обстановки каждого случая в отдельности. Сомнение может представить, например, крестьянская изба, которая нередко ставится за деревнею, а потом переносится по частям в назначенное место, без укрепления фундамента (известно, что крестьяне, не имеющие достаточно средств, чтобы построить новую избу, покупают старую и перевозят ее на новое место), или, например, некоторые купальни, прочно установленные в озере на столбах, а не на бочках, и не снимаемые на зиму. В XVII веке, по Олеарию, в Москве был особый рынок, где продавались деревянные дома, совсем готовые: их разбирали, перевозили в назначенное место и складывали опять. Несомненно, строительная техника, позволяющая свободно перемещать многоэтажные дома, способна еще более затруднить и без того не особенно твердое отличие движимости от недвижимости. Затруднение у нас возрастает также вследствие того, что закон к разряду недвижимостей отнес и железные дороги (ст. 384). [Проект гражданского уложения (ред. 1905 г.) недвижимыми имуществами признает земли, а также строения или сооружения, неподвижно к земле прикрепленные, временные же подвижные или переносные постройки и сооружения относит к имуществу движимому (ст. 32 и 35).]
Как строения, возвышающиеся над поверхностью земли, признаются недвижимостью, точно так и постройки под землею, например колодцы, шахты, должны считаться недвижимостью. Далее, недвижимое свойство приобретают по связи с землею все произведения, на поверхности обретающиеся и скрытые в недрах земли (ст. 387). Признание недвижимыми деревьев, плодов, вообще всяких растений, минералов, металлов и других ископаемых, пока они находятся в прочной связи с почвою, обусловливается самою природою этих вещей. Находясь в этом соединении, они не выступают как самостоятельные вещи, а только как части земли, а потому подчиняются положению целого. Но если имеется в виду выделение их из-за этой связи с землею и создание их них самостоятельных вещей, то свойство недвижимости теряется: так, например, если покупается лесной участок - это будет сделка о недвижимости, но если покупается лес на сруб, то эта сделка будет иметь своим предметом движимые вещи. Однако лес, проданный на сруб, становится движимостью не в момент совершения сделки, когда он находился еще на корню, был прочно связан с землею, но только с момента вырубки его (90, 109) [ср. реш. 10, 75, в котором Сенат пересмотрел свою практику]. Точно так же сделкою о движимости дoлжно признать сделку о поставке песка и камня для мостовой. Недвижимостью не должны считаться строения, воздвигнутые на чужой земле в силу какого-либо договорного отношения. Поэтому залог или продажа фабрики, построенной на арендованной земле, не требует крепостной формы (01, 6). Поэтому же кредитор лица, которому принадлежит каменный магазин, возведенный на чужой земле в силу договора найма, вправе обратить свое взыскание на это строение как на движимость и требовать продажи его с публичного торга на снос (08, 68). Так решает этот вопрос германское уложение (§ 95), и наша практика после долгих колебаний примкнула к тому же мнению (10, 48). Тем не менее вопрос остается спорным и согласие не достигнуто ни в теории, ни в практике, закон же дает основания к отнесению строений на чужой земле и к движимостям, и к недвижимостям. [Вопрос еще более осложнился с изданием закона 23 июня 1912 г. о праве застройки (Собр. узак. 1912 г., отд. 1, 1147), который трактует право застройщика как недвижимое имущество, открывая для здания, возведенного по праву застройки, особый крепостной лист и приравнивая тем самым строение на чужой земле к имуществу недвижимому. Проект гражданского уложения (ст. 35) признает строения недвижимостью, если они принадлежат отдельным владельцам в силу вотчинного права на имение.]
Установленное понятие о недвижимости само собою, по противоположению, выясняет понятие о движимых вещах как о предметах внешнего мира, способных к перемещению или сами по себе, например животные, или при содействии посторонней силы, например мебель. Закон (и проект гражд. улож.) старается перечислить их, хотя, понятно, ввиду бесконечного разнообразия такая попытка недостижима и притом бесполезна. К разряду движимых вещей относятся морские и речные суда всякого рода, книги, рукописи, картины и вообще все предметы, относящиеся к наукам и искусствам, домовые уборы, экипажи, земледельческие орудия, всякого рода инструменты и материалы, лошади, скот, хлеб, сжатый и молоченый, всякие припасы, выработанные на заводах, наличные руды, металлы и минералы и все то, что из земли извлечено (ст. 401).
К движимости закон присоединяет наличные капиталы, заемные письма, векселя, закладные и обязательства всякого рода (ст. 402). Собственно, обязательства, имеющие своим объектом чужие действия, а не вещи, по природе своей не подлежат вовсе делению на движимые и недвижимые. Недопустимо ставить вопрос, будет ли договор аренды или доверенности движимостью или недвижимостью. Смысл закона тот, что в некоторых случаях (главным образом при наследовании) права на чужие действия подчиняются тем же правилам, которые установлены для движимостей; закон приравнивает их по юридическим последствиям к правам на движимые вещи. Все права на чужие действия независимо от того, имеют ли они какое-либо отношение к недвижимости, будут движимостью, например права по акциям на каменноугольные копи или права по аренде. Приноравливаясь к выражению закона, наша практика отнесла к движимости исполнительные листы в качестве актов, удостоверяющих существование обязательственного отношения (80, 278). Следуя в том же направлении, необходимо признать движимый характер за всеми исключительными правами, как, например, авторское право. [Проект гражданского уложения признает имуществами движимыми все вещи, не принадлежащие к составу недвижимого имения или отделенные от земли и строений, а также и требования по обязательствам, хотя бы обеспеченные залогом недвижимого имения, акции или паи в товариществах, авторское право, право на изобретения, на товарные знаки и на фирму и временные строения (ст. 37 и 35).]
Самый термин "недвижимое имущество" явился в нашем законодательстве довольно поздно и заменил собою прежние разнообразные выражения. Указ Петра I о единонаследии 1714 г. установил этот термин, сгладивший различие между вотчинами и поместьями.
Практическое значение различия между движимыми и недвижимыми вещами обнаруживается во многом. Укрепление прав на недвижимости совершается в крепостном порядке, от которого свободны движимые вещи. Доля наследственная определяется различно в отношении движимых и недвижимых вещей, оставшихся в наследстве. Иски по недвижимостям подсудны только окружным судам [Законом 15 июня 1912 г. о преобразовании местного суда (Cобр. узак. 1912 г., отд. 1, 1003) иски о недвижимости ценою не свыше 1000 р. отнесены к подсудности мирового судьи] и притом без права выбора суда. При полной свободе мены движимыми вещами мена недвижимостями не допускается. Форма сделок различается, смотря по тому, будет ли объектом недвижимость или движимость, например при найме.
VI. Недвижимости родовые и благоприобретенные. Индивидуальному обладанию вещами предшествует исторически обладание родовое, особенно в отношении земли. Все приобретаемое членом рода принадлежит самому роду. Поэтому никто, даже главный распорядитель, которым является старший в роде, не может отчуждать общее достояние без согласия всех членов родового союза. По мере того как родовой быт заменяется семейным, семья приобретает большую свободу распоряжения ее отдельным имением, но все еще долго авторитет рода тяготеет над семьею. Некоторые недвижимости, как луга, леса, продолжают оставаться в общем пользовании, другие, особенно пахотная земля, индивидуализируются, но влияние родовых связей сказывается в том, что отчуждение даже этих недвижимостей невозможно без согласия родичей. Согласие рода со временем также устраняется, но переходит в право родичей выкупать имение, отчужденное одним из членов рода, если только это имущество не собственным трудом нажитое, а доставшееся из рода. Особый вид имуществ родовых составляет общее явление, известен всем народам. Деление недвижимостей на родовые и благоприобретенные известно истории Франции, где различались propres и acquets, и Германии, где Erbgut противополагалось wohlgewonnenes Gut. В XIX веке исчезли последние следы этого различия.
В России, где институт родовых имений сохранился доныне как своеобразное, но далеко не самобытное явление, корни его держатся в глубокой старине. Это остаток родового быта. Но остатки родового обладания должны были исчезнуть в московский период русской истории, за изменением социальных условий, если бы не создались новые политические условия, которые заставили московское правительство поддержать вымирающее учреждение для того, чтобы сохранить землю в руках служилого класса, обеспеченность которого являлась условием правильного отбывания государственной повинности. Это утверждение индивидуального поземельного обладания на родовой основе складывается с начала XVI и до конца XVII века. Судебник 1550 г. (ст. 85), освобождая от родового выкупа земли, приобретенные покупкою, утверждает право выкупа наследственных вотчин в течение 40 лет со стороны боковых родственников. В 1627 г. это положение распространено было и на выслуженные вотчины. Новоуказная статья 19 июня 1679 г. воспретила совершенно завещание и сильно ограничила дарение родовых вотчин. Это стеснение свободы распоряжения родовыми вотчинами шло параллельно с утверждением свободы распоряжения купленными вотчинами, что обнаруживается как в Судебнике 1550 г., так и в Уложении 1649 г. Соответственно своей идее институт родовых имений в московский период получил сословный характер, - это был институт служилого сословия. Петр I, установив единонаследие, придал всем недвижимостям характер родовых. С отменою этого закона следовало ожидать исчезновения самого понятия о родовом имении. Действительно, в 1737 г. сорокалетний срок выкупа сводится к трехлетнему, в 1744 г. право выкупа признается за дальними родственниками при условии, если они представят письменное согласие на то со стороны ближайших родственников. Но законодательство Екатерины II поддержало ослабевшую в общественном сознании идею, установило различие родовых и благоприобретенных имений по признакам, не вполне совпадающим с историческим основанием его. В жалованной дворянской грамоте 1785 г. говорится: "Благородному свободная власть и воля оставляется, быв первым приобретателем какого имения, благоприобретаемое им имение дарить или завещать, или в приданое, или на прожиток отдать, или передать, или продать, кому заблагорассудит; наследственным же имением да не распоряжает инако, как законами предписано" (ст. 22). То же повторяется в городовом положении 1785 г. (ст. 88). Побуждением к укреплению в законодательстве понятия о родовом имении послужило не желание поддержать родовые связи, а стремление сохранить в знатных фамилиях имения как главную опору их общественной силы. Особенно важным представляется то, что институт родовых имений из сословно-дворянского, каким он был в московский период, в этот момент, т.е. в XVIII веке, принял всесословный характер. Соответственно расширилась сфера его применения.
По действующему законодательству родовое свойство может принадлежать только [но всех категорий] недвижимостям: все движимые вещи и денежные капиталы считаются благоприобретенными и о родовом происхождении их не может быть и спора на суде (ст. 398). [Однако Сенат распространяет институт родовых имуществ, правда только в отношении завещательных распоряжений, и на движимые вещи, принадлежности родовых недвижимых имуществ (84, 75).] Деньги, вырученные от продажи родового имения, не приобретают свойства родового капитала.
На родовой или благоприобретенный характер недвижимости не имеет никакого влияния личное состояние субъекта прав. Родовое свойство придается недвижимостям независимо от того, кто собственник: дворянин ли, купец, мещанин или крестьянин, если только он имеет частную собственность [но не юридическое лицо (07, 61)]. В настоящее время с переходом крестьян (по закону 14 июня 1910 г.) к личной собственности институт родовых имений получил широкое приложение в крестьянской среде.
Вопрос о родовом свойстве может возникать только относительно права собственности на недвижимость [но не права застройки (см. выше)], что вытекает из общего смысла постановлений закона и источников, на которых они основаны (96, 28). Поэтому фабрика, построенная на арендованной земле и перешедшая по законному наследованию, будет благоприобретенною у преемника. Закладная, перешедшая по законному наследованию, также лишена родового свойства.
Наш закон, давая в ст. 399 перечисление случаев, когда недвижимость становится родовой, а в ст. 397 - перечисление случаев, когда недвижимость признается благоприобретенной, возбуждает вопрос: в каком соотношении находятся оба перечисления? Можно считать, что родовое свойство есть нечто исключительное, а потому перечисление в ст. 397 следует рассматривать как примерное. Тогда необходимо признать, что недвижимость, не отвечающая признакам, указанным в ст. 399, будет благоприобретенною, хотя бы она и не подходила под признаки, данные в ст. 397. Возможна и другая точка зрения, принимаемая Сенатом (88, 74), по которой обе статьи имеют самостоятельное значение, и в своем казуистическом перечислении допускают каждая распространительное толкование. Тогда случай, не подходящий прямо ни под ст. 397, ни под ст. 399, должен обсуждаться применительно к каждой статье по наибольшей близости [общему смыслу законов (97, 68; 92, 80)].
Недвижимости становятся родовыми в следующих случаях: а) когда они приобретены по законному наследованию, в) когда они приобретены хотя и по духовному завещанию, но таким родственным лицом, которое имело бы по закону право наследования (в момент открытия наследства), с) когда они приобретены по купчим крепостям от родственников, к которым дошли по наследству из того же рода (ст. 399). Во всяком случае, следует иметь в виду, что родовой характер не составляет постоянного свойства известного имения: у одного собственника и при известных условиях оно будет родовым, а у другого при изменившихся условиях оно будет благоприобретенным. Мало того, то же самое имение в руках его собственника может быть отчасти родовым, отчасти благоприобретенным, вследствие чего юридическое положение еще более осложняется. Во всяком случае, признак родовой кроется в истории перехода данной недвижимости. Рассмотрим подробнее предложенные законом признаки.
1. Наследование по закону составляет главное основание, в силу которого недвижимость приобретает родовой характер. Безразлично, будет ли это наследование в нисходящей линии или в боковой. Родовое свойство приобретает вся недвижимость, хотя бы по размеру она превышала долю, которая причитается данному лицу по законному наследованию. Например, брат или сестра делят поровну доставшееся им после смерти отца имение: родовое будет у сестры все полученное ею, а не 1/7 только часть имения. Точно так же при отречении одного из наследников увеличенные от того части остальных будут полностью родовыми. Так как законное наследование по идее основывается на кровном родстве, а муж и жена к одному роду не принадлежат, то недвижимость, полученная одним из супругов по смерти другого, в виде указанной части не признается родовой (ст. 397, п. 6). В силу того же основания имение, доставшееся по законному наследованию усыновленному от усыновителя, не будет у него родовым (97, 72) [если усыновленный по отношению к усыновителю чужеродец; если же усыновленный внебрачный сын усыновителя или боковой родственник его, то вопрос может быть решен иначе].
2. Наследование по завещанию придает родовой характер недвижимости только в том случае, когда совпадает с наследованием по закону, когда и без завещания имение перешло бы к лицу, назначенному по завещанию наследником. Недостаточно принадлежать к числу лиц, имеющих надежды на наследство, а необходимо, чтобы лицо, назначенное наследником по завещанию, принадлежало к числу наследников, призванных к наследованию в момент открытия наследства после данного собственника. Если благоприобретенное имущество завещано наследникам не в тех долях, какие следовали бы им по праву законного наследования, то унаследованная недвижимость становится родовою лишь в пределах законных долей (79, 3; 07, 90). Например, отец завещал сыну и дочери свое имение поровну: у сына вся его часть будет родовою, у дочери - только одна седьмая ее часть.
Как ни близко дарение к завещанию, однако нельзя распространять с точки зрения нашего закона последствия наследования по завещанию на дарственную сделку. Поэтому благоприобретенная недвижимость, дошедшая по дарственной записи, хотя бы и к лицу, которое имело право законного наследования, не будет родовою (97, 68) [о дарении родовой, ст. 967]. Сомнение возбуждается относительно имений, доставшихся по выделу или приданому. Если выделяется родовое имение, вопрос, конечно, не вызывает спора. Напротив, когда выделяется благоприобретенная недвижимость, то возможно разногласие. Если принять в соображение, что выдел производится при жизни отчуждателя, что последний вправе назначить для этой цели какую угодно долю из благоприобретенного, то следует за имением, доставшимся по отдельной записи, отвергнуть характер родового (77, 168). Если же иметь в виду, что выдел составляет предваренное наследование, что выдел может иметь место только между родственными лицами, необходимо признать за имением, доставшимся по выделу, все равно, было ли оно у выделявшего лица родовым или благоприобретенным, характер родового (88, 74). Точно так же должен быть решен вопрос относительно недвижимостей, доставшихся по рядной записи в виде приданого, если только имение передано родственнице, которая имела право законного наследования после лица, снабдившего ее приданым. К этому выводу приводит то соображение, что приданое при означенных условиях является лишь формою выдела. [Так решил вопрос и Сенат в решении 10, 16.]
3. Третий признак, присоединяемый законом к двум первым, основным, - это покупка у родственника имения, доставшегося последнему из того же рода. Таким образом, для приобретения родового свойства по п. 3 ст. 399 требуется: а) чтобы состоялась купля-продажа, b) чтобы продавец и покупщик принадлежали к одному роду, с) чтобы проданная недвижимость дошла к продавцу из того же рода по наследованию, хотя бы оно и не было у него родовым (например, продавец получил имение по завещанию от дяди, которого законным наследником он не был), но зато только по наследованию, а не по купчей, хотя бы оно стало у него родовым (например, продавец сам купил имение от брата, которому оно досталось от матери). За отсутствием первого условия не сделается родовым имение, принадлежавшее ранее одному родственнику и перешедшее потом к другому не по купчей, например, если брат купит с публичных торгов имение брата, проданное за долги последнего (92, 80). За отсутствием второго условия не сделается родовым у покупщика имение, если сделка состоялась между усыновителем и усыновленным, хотя бы проданное имение было родовым у продавца-усыновителя. За отсутствием третьего условия не сделается родовым имение, купленное отцом у сына, которому оно досталось от матери (ст. 397, п. 3).
В противоположность родовой недвижимости, в основании которой лежит представление о приобретении по наследованию из рода, благоприобретенная недвижимость характеризуется независимостью приобретения от родовой преемственности. В виде общего принципа закон наш благоприобретенным имением признает то, которое нажито собственным трудом и промыслом (ст. 397, п. 7). Однако вопреки этому положительному моменту и в согласии с отрицательным моментом (не из рода) по закону к благоприобретенному причисляется имение, доставшееся по дарственной, пожалованное. Приобретение по давностному владению как способ первоначальный должно бы сделать приобретенное имение благоприобретенным независимо от того, кто был его прежним собственником. Таким образом, если сын провладеет имением отца в течение давностного срока и потребует при жизни отца укрепления своего права собственности, то такое имение примет у него характер благоприобретенного. Если же он, после того как стал наследником по закону, провладеет в течение десяти лет, то укрепленное за ним на этом основании имение не обладает свойством благоприобретенного (06, 38). Представим себе, что лицо передает в виде вклада в торговый дом свою родовую недвижимость, например фабрику, а затем по раздельному акту эта фабрика переходит к законному наследнику товарища, - она у него будет благоприобретенной, потому что приобретение произошло не от товарища, сделавшего вклад, а от торгового дома, т.е. юридического лица (07, 61).
Практическое значение различия недвижимостей родовых и благоприобретенных состоит в том, что первые ограничивают свободу распоряжения собственника, тогда как вторые находятся на полном его усмотрении. Ограничения эти заключаются в запрещении а) дарить и b) завещать родовые имения кому-либо помимо тех лиц, которые должны наследовать по закону (ст. 967, 1068), что не исключает возможности продавать или закладывать их. В случае продажи родового имения родственники прежнего собственника пользуются в течение 3 лет правом выкупа (ст. 1363). По закону 1862 г. родовое имение может быть предоставлено одним супругом в пожизненное пользование другого (ст. 5331), чем производится отсрочка в осуществлении прав со стороны наследников по закону.
С точки зрения политики права институт родовых недвижимостей следует признать анахронизмом, подлежащим исключению в будущем уложении. Ввиду неточности выставляемых законом признаков создается немало судебно-практических затруднений. Еще важнее те житейские осложнения, какие порождает этот институт. Прекрасно устроенное имение или фабрика должны быть разделены или же проданы для удовлетворения всех наследников. Наследодатель не может вручить предприятие наиболее способному вести его, удовлетворив прочих деньгами. Если некоторые из детей приобрели имущественную обеспеченность, например замужеством, то у родителей возникает естественное желание распределить имущество, остающееся после них, применительно к нуждам детей, но родовое свойство имения не дает к тому возможности. Главное возражение против родовых недвижимостей - это их бесцельность, потому что цель обеспечения ближайших родственников может быть достигнута только обязательною наследственною долею, а не родовым свойством недвижимости. Сохранение во что бы то ни стало недвижимостей в пределах рода (не семьи) с современной точки зрения не имеет решительно никакого значения. Сторонников этого института в настоящее время очень мало. Они преимущественно упираются на то, что институт этот мало понят с исторической стороны, а потому его порицать не следует, "страшно осуждать и разрушать то, что еще не вполне понятно" (Победоносцев). Но если институт оказывается несоответствующим требованиям жизни, то вопрос о времени и условиях его происхождения совершенно безразличен. Сюда же следует причислить голос части дворянства, воображающей, что институт родовых имений способен удержать первенствующее сословие от исторически и экономически неизбежного распыления. [Проект гражданского уложения от института родовых имуществ отказался.]
V. Заповедные и майоратные имения. Интересам дворянского сословия служит институт заповедных и майоратных имений, который имеет своею целью поддержать материальную обеспеченность дворянских фамилий и предотвратить тем падение их значения.
1. Заповедные имения могут быть учреждаемы только потомственными дворянами (ст. 478). Заповедный характер может быть присвоен только недвижимости (ст. 469), однако, закон дает возможность придать заповедное свойство и движимостям, но только в связи с недвижимостью, а именно: драгоценностям, произведениям искусства, собранию редкостей, книг, вспомогательному капиталу, внесенному в Государственный Банк (ст. 474, 477 и 485). Недвижимость, обращаемая в заповедную, должна соответствовать размерам, указанным в законе, а именно не менее 5000 и не более 100 000 десятин удобной земли или определенной в законе доходности, а именно не менее 6000 и не более 200 000 руб. в год (средний доход по десятилетней сложности, ст. 470). Этот минимальный размер показывает, что заповедные имения рассчитаны на знатные фамилии и имеют своею целью не обеспечить лишь безбедное существование, но дать возможность вести жизнь, соответствующую по своей роскоши знатности фамилии. Учреждение заповедного имения нуждается в Высочайшем указе (ст. 467 и 483).
Заповедное имение по своим юридическим последствиям резко отличается от родового. Относительно заповедного имения запрещены не только сделки безмездного характера, но всякие сделки, направленные на его отчуждение (ст. 485). [Высочайше утвержденным 21 октября 1906 г. положением Совета Министров разрешено владельцам заповедных, временно заповедных, майоратных, ленных и подуховных имений отчуждать крестьянам участки из состава принадлежащих им имений (Сбор. постановлений, издан. в порядке ст. 87 зак. осн. Госуд. канц., ст. 148 и след.).] Заповедные имения не только неотчуждаемы по сделкам, но и не подлежат судебным взысканиям, которые могут быть обращены только на доходы и то лишь при жизни должника (ст. 492). [Правило это несколько ограничено новейшими законами (ср. ст. 4921-5 по прод. 1906 г.] Заповедные имения не подлежат действию давности владения (ст. 564). В противоположность родовым заповедные имения переходят к наследникам не в законных долях, а в полном составе, без раздробления (ст. 1198).
2. Иная цель лежит на основании временно заповедных имений, допущенных законом 25 мая 1899 г. (ст. 4931-49346). Учреждая этот институт, законодатель, по-видимому, ставил себе задачу обеспечить среднему дворянству, склонному к отчуждению своих имений, достаточное материальное существование. Дело идет не об обеспечении блеска, а о предотвращении разорения. Впрочем, это мертворожденный закон, потому что жизнь почти не знает случаев его применения.
3. В западных губерниях Всемилостивейше жалуются имения майоратные (ст. 494-512). По существу это те же заповедные имения, с тою только разницею, что эти имения, как показывает и название, всегда переходят к старшему сыну, тогда как в заповедных имениях наследник может быть определен учредительным актом и иначе. [Проект гражданского уложения, приравнивая институт заповедных имений к фидеикоммисарной субституции, допускаемой нашим законодательством лишь в виде исключения из общего правила, положительно воспрещающего такую субституцию, тем не менее сохраняет установления и заповедного наследственного и временно заповедного имения, по существу не изменяя действующих постановлений, а лишь приводя их в порядок и улучшая терминологию (ст. 421 и след.). Что же касается имений майоратных, то их проект считается не особым видом собственности, а лишь казенными имениями, переданными на праве майоратов в управление пожалованных ими лиц, а потому исключает правила о них из гражданского уложения, указывая им место в уставе о казенных имениях, в т. VIII Св. Зак.]
[V1. Надельные земли. Институт надельных земель был создан в интересах крестьянства с целью обеспечить имущественный minimum крестьянской семьи. Надельные земли - это те земельные участки, которые были предоставлены крестьянам по положению о выкупе (т. IX Cв. Зак., кн. II) в собственность или постоянное пользование крестьян для обеспечения быта и выполнения обязанностей (02, 27). Надельные земли не могут быть отчуждаемы за пределы определенного крестьянского общества и не подлежат, по разъяснению Сената, завещательным распоряжениям, исключая вышедших уже из владения того двора, которому были наделены (11, 53). Новейшие законы хотя и не отметили действия указанных ограничений, но, во всяком случае, начали процесс слияния надельных земель с землями общегражданскими, хотя проект гражданского уложения сохраняет на них прежнюю точку зрения.]
VI. Вещи раздельные и нераздельные. Закон устанавливает в отношении недвижимостей различие вещей раздельных и нераздельных. Однако это различие применимо с таким же успехом и к движимым вещам. [Проект гражданского уложения применяет различие и к движимым вещам (ст. 46).] Да и сам закон не выдерживает своей точки зрения, когда говорит о нераздельности аренды. Собственно все вещи как части внешнего мира делимы, потому что делимость есть свойство материи. Делению подлежит как бочка вина, так и мраморная статуя. Но рядом с физической точкой зрения становится экономическая, которая определяет делимость вещи со стороны назначения вещи в оборот. Если вещь, хотя бы и способная к физическому разделению, перестанет по разделении выполнять свое назначение, она должна быть признана экономически нераздельной. В некоторых случаях деление равносильно уничтожению той цели, для которой создана вещь, как, например, разделение рояля или статуи. Если иногда сама природа, физическая и экономическая, противится делению вещи, то, с другой стороны, в это дело может вмешаться закон и объявить нераздельность там, где делению нет препятствий ни с физической, ни с экономической стороны. Соответственно тому неделимость может быть естественная и законная.
1. Естественная неделимость обнаруживается тогда, когда части, на которые вещь могла бы быть разделена, утрачивают сущность и значение целого. Вещь делима лишь тогда и настолько, когда и насколько части ее являются тем же, чем было целое, только в уменьшенном виде (ст. 393). В каждой отдельной части сохраняются качества и экономическое назначение целого. Так, бочка вина делима, потому что вино, разлитое в бутылки, - это та же вещь, как и вино, бывшее в бочке; стадо овец делимо, потому что несколько маленьких стад вместо одного большого не изменяют существа вещей. Напротив, картина, пароход, животное не могут быть разделены, потому что отдельные части не будут уже тем, чем было целое.
2. Законная неделимость устанавливается по соображениям законодателя независимо от естественной делимости. Закон признает нередко неделимость там, где по природе своей вещи допускают деление. По нашему законодательству (ст. 394 и 395, ст. 1396, п. 1; т. XI, ч. 2, уст. пром., ст. 82) к нераздельным вещам принадлежат: а) фабрика, завод, лавка (здесь законная неделимость в большинстве случаев совпадает с естественною). Нераздельность присвоена также посессионным (горным) заводам (т. VII, горн. уст., ст. 224 и 227). Закон (ст. 394, прим.) причисляет сюда же дворы (ср. ст. 1324), но тотчас уничтожает силу своего постановления, дозволяя городским обывателям разделять обширные места и дворы на части для продажи порознь без всякого их в том стеснения относительно меры частей (т. XII, уст. строит., ст. 179). [Сенат в решении 12, 8, рассмотрев указанное противоречие в законе, пришел к выводу, что городские дворы относятся к имуществам разделяемым.] Далее, к неделимым относятся: b) аренды (под именем аренды понимаются в данном случае [арендные права на казенные имения, которые прежде жаловались частным лицам, и заменившие их денежные выдачи, т.е.] выдаваемое служащим лицам периодическое пособие деньгами), с) золотые прииски, состоящие на казенной земле, когда они сдаются в разработку частным лицам, d) имения майоратные и заповедные, е) участки земли не более 8 десятин, отведенные бывшим государственным крестьянам в 1803 г. [ст. 38 кн. V пол. сельск. сост. допускает раздробление этих участков], f) участки, отведенные в 1848 г., малоимущим дворянам, g) железные дороги со всеми их принадлежностями. В последнем случае представляется неясным, какой именно участок железных дорог неделим: тот только, на котором первоначально была проведена линия, или и все другие, позднее присоединенные тем же собственником? Нераздельность обусловливается ли непрерывностью линии или принадлежностью одному субъекту?
Спорным представляется вопрос о делимости дома. Закон наш не причисляет дома к нераздельным вещам. Существует воззрение, распространенное в практике, в силу которого дом признается неделимым по существу. Однако едва ли с этим взглядом можно согласиться безусловно. Действительно, многие дома являются по природе неделимыми, потому что при разделе их отдельные части, лишенные необходимых принадлежностей - кухни, погреба, сараев, дровяников, нередко двора, не будут отвечать той цели, для которой существует дом. Но это обстоятельство может и не встретиться - обширный дом может иметь многочисленные службы и пристройки, так что при разделе каждая часть была бы снабжена всем необходимым. Увеличение необходимых принадлежностей может быть предпринято намеренно ввиду предполагаемого раздела. Что мешает разделу дома капитальною внутреннею стеною, когда в больших городах многие дома отделяются друг от друга именно такою стеною? Если к одному дому можно позднее пристроить другой дом, то почему нельзя построенный одновременно разделить стеною? Трудно говорить о естественной неделимости дома, когда некоторые западные законодательства опровергают это предположение, допуская деление домов вдоль и поперек стеною и по этажам (напр., франц. код., § 664). На дом нельзя распространять законную неделимость фабрик и заводов, потому что экономическое назначение этих зданий, соответствие и взаимная зависимость отдельных частей создают неделимость по существу. Итак, следует признать, что по существу дом должен предполагаться вещью раздельною, но что предположение это может быть опровергнуто доказательством невозможности деления данного дома с сохранением за частями экономического значения целого. [Намек на делимость дома заключается в решении Сената 12, 8.]
Чрезвычайное понижение ценности суммы частей по сравнению с ценностью целого способно также привести к неделимости, хотя бы части с экономической точки зрения не переставали отвечать той же цели, как и целое. Это применимо, например, к бриллианту.
Практическое значение рассматриваемого деления заключается в том, что вещи, не раздельные по существу или по закону, во всех юридических отношениях могут быть присвоены одному только субъекту, если не устанавливается общая собственность. Так, например, при продаже железных дорог вследствие несостоятельности они не могут быть приобретены по частям несколькими лицами, а только одним (ст. 1396). При наследовании, например, парохода, если наследники не пожелают остаться в отношении общей собственности, пароход предоставляется одному из них, тогда как другие удовлетворяются соответствующей ценностью, или же пароход продается, и вырученная сумма распределяется между всеми наследниками. Однако наш закон не выдерживает своего взгляда на значение нераздельности: предлагая, с одной стороны, наблюдать, чтобы фабрики, заводы и мануфактуры при переходе их от одного собственника к другому не раздроблялись (уст. пром., ст. 82), закон, с другой стороны, предоставляет собственнику продать принадлежащие ему фабрики, заводы и мануфактуры "все в совокупности или по частям" (ст. 84). Против этого упрека закону возражает Ельяшевич, находя, что он основан на неверной передаче текста ст. 84 уст. пром. (см. Законы гражд., II, стр. 99).
VII. Главные вещи и принадлежности. Понятия эти соотносительны. Под главною вещью понимается такая, которая имеет значение в обороте сама по себе, независимо от других вещей, тогда как принадлежностью является вещь, которая только восполняет экономическое значение главной. Теоретически следует отличать принадлежности от составных частей вещи: если одна вещь не может выполнить свое экономическое значение без другой, то последняя будет составной частью первой, например труба на пароходе; в противном случае мы будем иметь налицо принадлежность, например лодка на пароходе. Практически, однако, различие это крайне затруднительно. Куда должны мы отнести, например, зимние рамы, пожарные при доме лестницы и т.п.?
Наш закон не проводит разграничения между составными частями вещи, с одной стороны, главною и принадлежностною вещами - с другой. Так, принадлежности домов, по словам закона, суть части оных, составляющие внутреннюю и наружную отделку, мраморные, красного дерева и другого рода полы, медные или чугунные камины (ст. 389). Принадлежностями имений закон признает реки, озера, пруды, болота, мельницы, церкви (ст. 387). Принадлежностями фабрик и заводов служат земли и леса (ст. 387). Точка зрения нашего закона с исторической стороны вполне ясна. Главною вещью является помещичье имение с землею, предназначенною для пашни, - все остальное только принадлежность. Для фабрики или завода производится перестановка, потому что земля или лес, к ним приписанные, могут увеличить полезность промышленного заведения, но остаются посторонними главному делу. Конечно, это представление старого помещичьего времени мало соответствует современному хозяйственному строю [и сенатская практика издавна различает в порядке восполнения закона составные части и принадлежностные вещи, что вполне определенно выяснено в решении 12, 41 и 71. Неуклонность сенатской практики в связи с неясностью закона дала даже возможность редакторам проекта гражданского уложения утверждать, что закон наш различает составные части и принадлежностные вещи и что ст. 34 и след. проекта, проводящие между ними границу, лишь воспроизводят действующее право (кн. 1, стр. 159)].
Практическое значение указанного различия сводится к тому общему правилу, в силу которого положение принадлежности в юридических отношениях определяется положением главной вещи. Сделка (покупка, залог, завещание, наем), имеющая своим объектом главную вещь, охватывает и ее принадлежности. Тем ограничениям, которые установлены для распоряжения родовым имением, подчиняются также все возведенные на этой земле всякого рода здания и постройки (ст. 399, п. 4) и весь хозяйственный инвентарь (84, 75). По праву полной собственности на землю собственник ее имеет право на все ее принадлежности (ст. 424). Недобросовестный владелец имением обязан заплатить собственнику за проданные или вывезенные им из имения принадлежащие к имению предметы (ст. 613). В опись, составляемую судебным приставом при обращаемом на имение взыскании, вносится вся движимость, которая не может быть отделена от описываемого имения или по своему назначению, или на основании законов гражданских. Обратного правила не существует: судьба принадлежности не влияет на главную вещь. Принадлежности могут составить предмет отдельной сделки, если только собственник не стеснен в распоряжении главною вещью (как, например, родовым имением), и в этом случае главная вещь не следует за принадлежностями, а обособляется. Так, например, при продаже имения весь его инвентарь (если противное не условлено в договоре) следует к покупщику, но ничто не мешает собственнику благоприобретенного имения распродать в отдельности весь хозяйственный инвентарь, оставив за собою совершенно разоренные землю и усадьбу.
Связь, устанавливающая отношение главной вещи и принадлежности, может иметь различное основание. Эта связь может быть органическая, механическая, экономическая и юридическая.
1. Органическая связь устанавливается тогда, когда принадлежность, составляя произведение естественных сил главной вещи, продолжает пребывать в связи с нею (ст. 387). Сюда относятся так называемые естественные богатства земли - минералы, металлы; вся растительность земли - деревья, хлеб несобранный, трава нескошенная, ягоды, грибы в лесу, рыба в озере. Никому не может принадлежать право пользоваться естественными принадлежностями чужой земли без разрешения собственника; при отчуждении земли, леса, озера право на естественные принадлежности переходит к новому собственнику, если особым соглашением оно не сохранено за последним.
2. Механическая связь устанавливается вследствие искусственного присоединения различных вещей к главной, так что разъединение невозможно без повреждения. Например, громоотвод при доме, мачты на пароходе, лепные фигуры на здании. Так, дом состоит из кирпичей, бревен, рам, дверей, лестниц, полов и т.п., которые в своем соединении образуют одно целое. Выделение этих вещей из главной невозможно без повреждения ее. Поэтому право на главную вещь поглощает собою право на принадлежности и составные ее части. Например, при залоге дома собственник не имеет права снять с петель двери и продать их особо как движимость. Наиболее важным в практическом отношении примером механической связи является постройка здания на земле, потому что нельзя отделить строение от земли без разрушения первого. Строение, составляя принадлежность земли (ст. 386), предполагается собственностью того, на чьей земле поставлено.
Впрочем, русскому законодательству небезызвестно право собственности на здания, отдельное от права собственности на находящуюся под ними землю. Так, на земле, составляющей нижегородский казенный ярмарочный гостиный двор, могут быть построены торгующими лавки, на которые им принадлежит право собственности. Приобретатель лавки, внесший выкупную за лавку сумму сполна, получает на лавку данную и пользуется лавкою как собственник ее, сохраняя за собой право лавку продать, заложить или на время уступить. Земля же, которая находится под лавками, составляя собственность казны, предоставляется только в постоянное пользование приобретателя лавки на все то время, пока занимается лавкою (т. XI, ч. 2, уст. торг., ст. 665, прил., ст. 62). [Закон о праве застройки 23 июня 1912 г. положительно признал право собственности на строение, отдельное от права собственности на землю (см. ниже, § 271).]
3. Экономическая связь чаще всего соединяет вещи в отношение главной и принадлежности. Только благодаря своим принадлежностям приобретает нередко вещь свое хозяйственное значение. Главная вещь чисто приобретается не ради ее самой, а из-за совокупности вещей, которыми она обставлена. Этим объясняется различие между ценностью устроенного имения, снабженного хозяйственным инвентарем, и разоренного, представляющего одну землю, для эксплуатации которой необходимо обставить ее всевозможными принадлежностями. Принадлежностями имения служат следующие движимые вещи: весь хозяйственный инвентарь, т.е. рогатый и домашний скот, необходимый для обработки полей и для добывания молочных продуктов, запасы семян, по крайней мере на ближайший посев, продовольствие для скота, сельскохозяйственные орудия, машины (84, 75). Принадлежности городских домов составляют: двор, сад, конюшни, сараи, другие надворные строения. Поэтому когда нанимается весь дом, то в пользование домом входит и пользование садом, если противное не установлено соглашением, наоборот, когда нанимается квартира в доме, то пользование садом не предоставляется нанимателю, если противное не условлено или не вытекает из заведенного в доме порядка, потому что сад есть принадлежность целого, а не части. Экономическая точка зрения имеет часто решающее значение: скот будет принадлежностью имения, если он содержится в нем для работ сельских или удобрения полей, но не будет принадлежностью, если ведется скотоводство, для которого земля дает только прокорм. Такое экономическое значение не может не иметь влияния на юридические отношения. В нашем законодательстве содержится постановление, в силу которого движимость, признаваемая принадлежностью недвижимости, не подвергается аресту и продаже с публичного торга. Только за неимением другого имущества земледельческие орудия, машины, инструменты и всякого рода снаряды, составляющие хозяйство имения, подлежат продаже с публичного торга отдельно от недвижимого имения и то лишь в случае, когда они могут быть отделены от него без расстройства имения (уст. гр. суд., ст. 973, п. 9, ст. 974 и 975). Приисковое имущество, находящееся как на самом золотом прииске, так и в складах его, подлежит аресту и продаже отдельно от самого прииска в таком только случае, когда оно может быть отделено от него без расстройства золотопромышленного дела или когда самый прииск не может быть продан (по прод. 1906 г., уст. гражд. суд., ст. 9751). При отсутствии противоположного соглашения право, приобретенное по сделке на главную вещь, распространяется и на все вещи, находящиеся с нею в экономической связи.