<< Пред. стр. 37 (из 53) След. >>
Список литературы по разделу
этноцентризм.
ПРИМЕРЫ ОТНОСИТЕЛЬНО НЕМОТИВИРОВАННЫХ РЕАКЦИЙ
Выше мы приводили примеры реакций, которые имеет смысл отнести к
разряду немотивированных или слабомотивированных, в зависимости от различных
определений понятия мотивации. Однако мы затронули лишь малую часть феномена
немотивированного поведения, и сейчас вкратце обсудим ег352ции нечасто
становились объектом психологического исследования, и этот факт сам по себе
весьма поучителен. Он прекрасно иллюстрирует мою мысль о том, что узость
восприятия ѕ главная причина узости мышления. Для плотника, который тодько
плотник, весь мир сделан из дерева.
ИСКУССТВО
Подтолкнуть творца к созданию произведения искусства может либо желание
творца сообщить зрителю или слушателю некую мысль, либо стремление вызвать
определенные эмоции. Но в этом же произведении .можно увидеть и
немотивированный, или почти не мотивированный феномен, особенно если в нем
очевидны экспрессивные черты, если заведомо известно, что творец не
преследовал цели воздействовать с его помощью на других людей. Нет сомнения
ѕ даже экспрессивный акт, несмотря на присущую ему имперсональность, может
стать причиной для межличностных эффектов, но в любом случае эти эффекты
будут вторичными.
Всякий раз, когда мы обращаемся к теме экспрессии, перед нами встает
вопрос: "Существует ли потребность в экспрессии?" Если мы утвердительно
ответим на этот вопрос, то вынуждены будем признать, что артистическое
самовыражение и сопутствующие ему феномены катарсиса и самообнажения столь
же мотивированы, как поиск пищи и любви. По моему мнению, данные новых
экспериментов в скором времени заставят нас признать, что любой импульс,
возникающий в организме, требует выражения, побуждает организм к действию. В
этом-то и состоит парадокс, ибо любая потребность, любая потенция организма,
по существу, ѕ не что иное, как импульс и, следовательно, требует выражения.
Следует ли, в таком случае, рассматривать экспрессию как самостоятельную
потребность (импульс), или все-таки ее следует счесть универсальной
характеристикой любого импульса?
Я не берусь сейчас же ответить на этот вопрос, совершить выбор в пользу
той или другой возможности, мне хочется лишь подчеркнуть, что обе эти
возможности незаслуженно обойдены вниманием психологии. Какому бы из
вариантов ответа на вопрос мы ни отдали предпочтение, наш выбор в любом
случае будет плодотворным, ибо неизбежно повлечет за собой признание такой
категории, как немотивация, а, следовательно, и переосмысление всех
существующих теорий мотивации.
Особое значение в связи с этим приобретает проблема эстетических
переживаний. Я знаю очень много людей, которые настолько ценят эти
переживания, что они, не задумываясь, отвергнут любую, даже самую изящную
психологическую теорию, если в ней не найдется места для них. Наука обязана
изучать реальность целиком, во всем ее многообразии, тогда как ныне
предметом ее исследования является лишь подобие реальности, жалкое,
обескровленное, лишенное жизни. Уже одно то, что есть психологи, считающие
эстетические переживания бесполезными и бессмысленными, не желающие знать о
мотивации, лежащей в основе этих переживаний ѕ если, конечно, таковая
существует ѕ свидетельствует об убогости официальной психологической науки.
Даже если рассуждать о проблеме эстетического восприятия в терминах
когнитивных процессов, то нам придется признать, что оно отличается от
когнитивных процессов относительной немотивированностью. В главе 13 мы уже
говорили о том, что рубрифицирующее восприятие в лучшем случае парциально.
Рубрифицируя, мы не столько познаем объект, сколько классифицируем его, мы
принимаем во внимание лишь те его качества, которые кажутся нам полезными,
которые отвечают нашим запросам, служат удовлетворению наших потребностей
или, наоборот, угрожают им. Эстетическое восприятие предполагает
даоистичное, незаинтересованное созерцание целостного, многогранного
феномена, предполагает его оценку не с точки зрения пользы, а в контексте
высшего переживания, вызванного им.71
Отправной точкой размышлений о феномене бытия может стать анализ
понятия ожидания. Кошка, дремлющая на солнцепеке, ничего не ждет или ждет не
больше, чем дерево, простирающее к небу свои ветви. Ожидание означает
напрасно потраченное, не наполненное содержанием время. Ожидание являет
собой эпифеномен инструментального отношения к жизни, его побочный продукт.
Мы можем относиться к нему как к глупой, неэффективной реакции на
реальность, уже хотя бы потому, что нетерпение, характерное для ожидания, не
приносит пользы организму, снижает его эффективность. Человек ожидающий
забывает о том, что процесс может быть не менее приятен, чем результат, что
движение может доставить такое же удовольствие, как достижение цели.
Путешествие ѕ это тот случай, когда потраченное на дорогу время для одного
человека становится любопытным переживанием, а для другого ѕ мучительными
часами ожидания. То же самое можно сказать об обучении и о межличностных
отношениях в целом.
В этой связи интересно проанализировать такое понятие как "потерянное
время". Прагматичный, целеустремленный человек сочтет потерянной ту минуту,
которая не приблизила его к достижению цели, не принесла пользы. Такая
интерпретация понятия "потерянное время" разумна и, безусловно, имеет право
на существование, но я могу предложить и другое, не менее обоснованное и не
менее разумное его толкование, при котором потерянным будет считаться время,
когда человек не испытывал высшего переживания, не ощущал всеохватывающей
радости бытия. Явно не теряли времени те люди, которые первыми сказали:
"Замри, и слушай миг восторга", "Счастливые часов не наблюдают".
Давайте разберемся, к каким потребностям апеллируют рекламные ролики
таких видов спорта как гребля, гольф и т.п., ѕ это может стать превосходной
иллюстрацией неспособности среднестатистического человека к
непосредственному восприятию природы. Как правило, в рекламе обращают
внимание зрителя на то, что вышеперечисленные виды спорта дают возможность
человеку побыть на лоне природы, подышать свежим воздухом, погреться на
солнышке, насладиться видом красивых пейзажей. Таким образом, высшие
переживания, как и само бытие, в принципе немотивируемые, в угоду нашему
западному сознанию облекаются в форму прагматичной, целенаправленной
деятельности.
СОЗЕРЦАНИЕ, НАСЛАЖДЕНИЕ, УДИВЛЕНИЕ, ВКУС К ЖИЗНИ, ВЫСШИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ
Кроме эстетических переживаний источником удовольствия и наслаждения
могут стать и другие переживания, как, собственно, и жизнь как таковая.
Такого рода удовольствие вряд ли можно назвать мотивированным феноменом,
скорее оно является высшей целью мотивированной деятельности, эпифеноменом
базового удовлетворения.
Мистический опыт, восторг, изумление, восхищение, благоговение перед
тайной ѕ все эти переживания родственны эстетическим; мы не стремимся и не
готовимся к ним, они настигают нас внезапно, точно так же, как музыка
врывается в душу человека. И вместе с тем они, несомненно, представляют
собой высшие переживания, они не инструментальны, мы не ищем в них пользы,
не пытаемся изменить с их помощью мир. Все сказанное справедливо и в
отношении досуга, хобби, увлечений, если, конечно, правильно определить эти
понятия (375).
Наверное, было бы уместно выделить два аспекта такого рода высших
наслаждений: 1) удовольствие от активности, как его понимал Бюлер, и 2)
удовольствие от процесса жизни как таковой (животное, биологическое
удовольствие, вкус к жизни). Эти два вида наслаждения настолько тесно
взаимосвязаны, что их практически невозможно различить в реальной жизни. С
особой наглядностью эта взаимосвязь проявляется у детей. Ребенок, узнав
что-либо или научившись чему-либо, азартно тренирует новый навык, без устали
демонстрирует свое знание или умение перед окружающими. Его подстегивает
удовольствие, которое доставляет ему его активность и оттачиваемое
мастерство. Представьте хотя бы ребенка, обучившегося новому танцу. Что
касается чисто животного, биологического удовольствия, то всякий, кто
когда-либо испытывал тошноту или страдал несварением желудка, знает, какое
наслаждение может принести избавление от недуга. Этот вид удовольствия ѕ
непременное следствие выздоровления, это немотивированный побочный продукт
здоровья и жизни.
СТИЛЬ И ВКУСЫ
В главе 10 мы вслед за Олпортом (8), Вернером (464) и Вертхаймером
(465, 467) определили стиль поведения как противоположность его функциям и
целям, как один из примеров экспрессии.
Для иллюстрации и подтверждения данного тезиса я хотел бы привести
некоторые данные, опубликованные мною в 1939 году (305). Я пытался
определить, как на поведенческом уровне проявляет себя у женщин такая черта
характера как доминантность или, выражаясь точнее, уровень доми-нантности. Я
подразделил выборку на две группы ѕ группу высокодоминантных (сильных,
уверенных в себе, с высокой самооценкой) женщин и низкодоминантных
(пассивных, робких, с низкой самооценкой). Поведение женщин было настолько
характерным, что в конце концов я смог безошибочно относить женщину к тому
или другому типу, просто наблюдая за ее походкой, манерой говорить и т.п.
Характер женщины проявлялся не только в функциональном, мотивированном
поведении, но также и в ее вкусах, в манере одеваться, в улыбке. Остановлюсь
на этом подробнее.
Женщина с сильным характером склонна отдавать предпочтение пище с
сильным, резким вкусом; она любит соленое, острое, пряное и горькое;
например, из двух сортов сыра она выберет сыр с резким вкусом и запахом. Ей
нравятся деликатесы, даже те из них, которые у некоторых людей могут вызвать
отвращение, например, улитки. Она с удовольствием пробует новую, незнакомую
пищу ѕ например, жареных лягушек или мясо змеи. Этим женщинам не свойственны
жеманство, мелочная требовательность, брезгливость; неаппетитный вид пищи не
вызывает у них отвращения. При этом они гораздо более чувственны и получают
большее наслаждение от вкусной еды, чем низкодоминантные женщины.
По принципу физиогномического изоморфизма (464) эти же качества
обнаруживают себя и в других сферах жизнедеятельности доминантных женщин.
Они резки, уверенны и решительны в высказываниях; они предпочитают мужчин
сильных, твердых и решительных; они способны твердо и решительно
противостоять любой попытке эксплуатации или манипуляции.
Мои выводы были подтверждены исследованием Айзенберга (118). Он
обнаружил, например, что женщины, набравшие наибольшее количество баллов по
тесту базовой безопасности (294), проявляли большую раскованность в общении
с экспериментатором. Такие женщины нередко опаздывали к началу эксперимента
и при этом не считали нужным как-то оправдаться или извиниться; их отношение
к экспериментатору было лишено подобострастной почтительности; они не
проявляли ни малейшего волнения или стеснения, непринужденно усаживались в
кресло, спокойно принимали предложенную сигарету или чашку кофе, словом,
чувствовали себя совершенно свободно.
Еще более ярко сила характера этих женщин проявлялась в сексуальной
сфере (311). Их отношение к сексу можно назвать языческим. Понятие "девичья
честь" для них не более чем метафора, среди них почти не было девственниц.
Такие женщины не выказывают отвращения к неконвенциональным формам
сексуальности. Они не видели ничего постыдного в мастурбации или
промискуитете, могут позволить себе гомосексуальные эксперименты,
куннилингус, фелляцию (fellatio), анальный секс. Иначе говоря, сильная
женщина и в сексуальной сфере отличается твердостью, решительностью и
радикализмом. Советую также обратить внимание и на работы других авторов
(107).
В неопубликованном эксперименте Карпентера (79) изучались различия в
музыкальных вкусах высоко- и низкодоминантных женщин. Результаты, полученные
в ходе эксперимента подтвердили предположение автора о том, что сильные
женщины открыты для восприятия странной, непонятной, незнакомой музыки.
Немелодичная музыка, которую иные назвали бы какофонией, не раздражала и не
пугала их; больше, чем благозвучие, они ценят в музыке мощь.
Эксперимент Мидоу (335) показал, что сильные женщины под воздействием
стрессогенных факторов обнаруживают гораздо меньшее подавление
интеллектуальных способностей по сравнению с женщинами с низкими
показателями по тесту базовой безопасности (робкие, пассивные, неуверенные).
В этой связи рекомендую обратиться к моим комментариям экспериментов
Мак-Клелланда, посвященным изучению потребности в достижении (297а).
Во всех примерах, что я привел здесь, поведенческие характеристики
испытуемых немотивированы, экспрессивны по своей природе; они выражают
сущность характера в той же мере, в какой музыка Моцарта несет в себе
моцартовское начало, они столь же индивидуальны, как сделанная Ренуаром
копия картины Делакруа, которая больше похожа на Ренуара, чем на Делакруа,
так же экспрессивны, как рассказы по картинкам ТАТ и протоколы теста
Роршаха, как почерк и игра в куклы.
ИГРА
В современной литературе, посвященной игротерапии и диагностике с
помощью игровых методов, мы находим все больше указаний на то, что в игре
можно усмотреть и функциональные, и экспрессивные черты, что игра может
содержать в себе одновременно и функциональное, и экспрессивное начало (см.
стр. 122). Это умозаключение, столь умозрительное на первый взгляд, в скором
времени заставит нас подвергнуть ревизии все ныне существующие теории игры,
в соответствии с которыми игра рассматривается как функциональный,
мотивированный феномен. Давайте применим предложенное нами
противопоставление между преодолением и становлением, между
функциональностью и экспрессией в область зоопсихологии, ѕ это, как мне
кажется, позволит нам прийти к более реалистическому пониманию феномена игры
у животных. Чтобы открыть новую главу в исследовании игры, требуется лишь
признать, что игра может быть "бесполезной" и немотивированной формой
активности, может быть целью, а не средством достижения цели, феноменом
бытия, а не инструментом адаптации. То же самое, вероятно, можно сказать о
таких сугубо человеческих реакциях, как радость, веселье, смех, эйфория и
т.п.
ИДЕОЛОГИЯ, ФИЛОСОФИЯ, ТЕОЛОГИЯ, ПОЗНАНИЕ
В этом разделе мы коснемся еще одной сферы, которая всегда оставалась
вне поля зрения официальной психологии.
Со времен Дарвина и Дьюи человеческое мышление рассматривалось только в
контексте его инструментального значения, интерпретировалось как феномен
сугубо функциональный и мотивированный. Немногочисленные данные,
опровергающие эту точку зрения, получены нами главным образом посредством
анализа таких крупных продуктов мышления, как различные философские системы.
Именно в философском продукте с наибольшей очевидностью проявляется тесная
взаимосвязь с неповторимым характером его автора (192). Совершенно очевидно,
что пессимистическую философию Шопенгауэра мог обосновать только самый
отчаянный пессимист, каким и был Шопенгауэр. Было бы наивным считать ее
плодом чистого разума, результатом совершенно безличной рационализации;
любой психолог, имеющий хотя бы малейший опыт анализа детского творчества
или рассказов ТАТ, поймет недостаточность подобных интерпретаций. Продолжая
эту параллель с творчеством, скажу, что и великие творения Баха, и полотна
Рубенса тоже при желании можно отнести к разряду хитроумных способов защиты.
Феномен запоминания тоже может быть сравнительно немотивированным,
подтверждением чему становится способность к латентному научению, в большей
или меньшей степени свойственная всем человеческим существам. Шумиха,
поднятая зоопсихологами вокруг проблемы латентного научения, на самом деле
не имеет никакого отношения к делу, так как исследователям истинно
человеческого, по большому счету, решительно все равно, обладают крысы этой
способностью или нет. Что касается людей, то здесь мы можем сказать
наверняка ѕ каждый из нас постоянно чему-то учится.
Относительно поднятой нами проблемы можно вспомнить исследования
Ансбахера, который обнаружил, что детские воспоминания тревожных,
неуверенных людей, как правило, связаны с неприятными ситуациями и
переживаниями. Со своей стороны могу добавить, что по моим наблюдениям
тревожные люди чаще видят тревожные, страшные сны. Мне кажется очевидным,
что воспоминания и сны отражают общее отношение человека к миру, то есть
экспрессивны по своей сути. Надуманны и неплодотворны попытки увидеть в них
исключительно функциональные явления, интерпретировать их как способ
удовлетворения желаний.
Мы так привыкли к словосочетанию "поиск истины", "борьба за правду",
что уже не мыслим себе истину без поиска, а правду ѕ без борьбы. Но в
реальной жизни нередки случаи спонтанного постижения истины, без усилий, без
напряжения, без борьбы. Если экспериментальная ситуация требует от
испытуемого той или иной мотивации для решения поставленной перед ним
задачи, это еще не служит доказательством обязательной мотивирован-ности
мышления, ѕ скорее уж следует говорить о тривиальности или надуманности
эксперимента. Мышление здорового индивидуума, живущего в хорошем, здоровом
обществе, во многом приобретает свойства восприятия ѕ оно может принимать
формы рецептивного созерцания и спонтанного постижения, может быть легким,
ненапряженным, нефункциональным, немотивированным. Мышление, в таком случае,
не служит удовлетворению потребности, а является органичным продолжением и
выражением здорового бытия, оно так же естественно, как улыбка на лице
счастливого человека, как благоухание цветка, как сок спелого плода.
ГЛАВА 15
ПСИХОТЕРАПИЯ, ЗДОРОВЬЕ И МОТИВАЦИЯ
Удивительно, что экспериментальные психологи до сих пор не предприняли
попыток исследования феномена психотерапии, который, как мне кажется, может
стать "золотой жилой" психологии. В результате успешно проведенной
психотерапии люди начинают иначе смотреть на мир, иначе мыслить, иначе
учиться. Меняются их мотивы, эмоции, их отношение к миру и друг к другу.
Психотерапия может даже изменить внешний облик человека, улучшить его
соматическое здоровье, повысить интеллект. Она дает нам уникальную
возможность проникнуть в глубинную природу человека, обнажить его сущность,
повлиять на его характер. Однако, несмотря на все вышесказанное, в
большинстве трудов, посвященных проблемам научения, восприятия, мышления,
мотивации, социальной психологии, психофизиологии и т.д., вы не найдете даже
упоминания о психотерапии.
Совершенно очевидно, что теория научения, например, получила бы
огромный толчок к развитию, если бы попыталась учесть эффект научения,
сопутствующий семейной жизни, дружбе, свободным ассоциациям, успехам в
работе, не говоря уж о столь назидательных событиях человеческой жизни как
трагедия, конфликт или страдание.
Мы обнаружим еще одно средоточие крайне важных проблем, если рассмотрим
отношения, сопровождающие процесс психотерапии, в социально-психологическом
ракурсе, как частный случай социальных или межличностных отношений. На
основании уже имеющихся у нас данных мы можем говорить, по меньшей мере, о
трех стилях взаимоотношений между пациентом и терапевтом ѕ об авторитарном,
демократичном и попустительском, ѕ причем, в зависимости от
психотерапевтической ситуации, каждый из этих стилей может быть как полезен,
так и вреден. Ту же самую классификацию можно применить и для характеристики
социально-психологической атмосферы подростковых клубов, для определения
стилей гипноза, политических организаций, детско-родительских отношений
<< Пред. стр. 37 (из 53) След. >>
Список литературы по разделу