<< Пред.           стр. 4 (из 9)           След. >>

Список литературы по разделу

  Становление американской модели гражданства в общих чертах проходило по тому пути, который описан Т. Маршаллом в отношении Великобритании, где все начиналось с собственно "гражданского", в его терминологии, компонента, за которым следовало развитие "политического" и "социального" компонентов. "Социальный" компонент в Америке хотя и запаздывал по сравнению с основными европейскими обществами, в нашем столетии вышел на новый уровень благодаря общественной системе образования, социальному обеспечению, политике всеобщего благосостояния, страхованию, профсоюзным льготам и другим подобным мерам. Нынешняя озабоченность проблемой бедности означает но.вый этап его совершенствования. Говоря в целом, структурные очертания "граждан-
  14 Marshall Т.Н. Class, citizenship and social development. Garden City; N.Y.: Anchor, 1965.
  15 См.: Deutsch K.W. Nationalism and social communication. Cambridge (Mass.): M.LT. Press, 1953.
  124
  ства" в новом социетальном сообществе завершены, хотя еще и не полностью институционализированы. Существует две взаимоусиливающие точки напряженности, само присутствие которых указывает на необходимость новых структур: раса и бедность. В этом направлении прежде всего надо активизировать процессы включения и повышения уровня адаптивной способности.
  В стабильном социетальном сообществе, столь радикально, как это произошло в американском обществе, покончившем с религиозным и этническим единообразием, на центральное место выходит высокоразвитая правовая система. Пуританская традиция и Просвещение создали основательные предпосылки для писаной конституции, в которой слышны сильные отзвуки идей Завета и общественного договора16. Индивидуалистический страх перед авторитаризмом непосредственно выразился в принципе разделения властей17. Федеральная структура была практически неизбежной в условиях правовой разделенности колоний. Все три обстоятельства способствовали развитию правовых форм и учреждений, отправляющих правовые функции. Многие из создателей конституции имели юридическое образование. И пусть они и создали только один Верховный суд, не определив четко ни характеристики, необходимые для назначения на пост судьи, ни круг полномочий суда, все же основы для особо важного места правового порядка были ими заложены.
  Но отцы-основатели не совсем ясно предвидели три важных последствия своего деяния. Первое - это важность юридического посредничества в урегулировании конфликтов между ветвями федеральной власти, между штатами, а также между штатами и федеральным правительством. Второе - это принятие и дальнейшее развитие английского обычного права, в результате чего началось размножение "изготовленных судьями" законов. Наконец, произошла широкая экспансия и профессионализация юридической практики. В отличие от правовых систем континентальной Европы, организация юридической профессии в Англии не предназначалась для исполнения государственных функций, хотя представители ее и участвуют свободно в политике18.
  " См.: Corwm E.S. The "Higher Law": Background of American constitution law. Ithaca: N.Y.: Cornell Univ. Press, 1955.
  17 Bailyn B. General Introduction//Pamphlets of the American Revolution. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1965.
  18 Pound R. The spirit of the common law. Boston: Beacon. 1963; Hurst J.W. Law and the conditions of freedom. Madison: Univ. of Wmsconsin Press, 1956.
  125
  Поскольку американское государство оказалось крайне децентрализованным из-за разделения властей и федерального самоуправления штатов, юридические институты сыграли особенно важную роль в смягчении местной автономии, представляющей столь критическую силу во всех раннесовременных обществах. Наиболее ярким примером здесь может служить недавняя реинтеграция в общенациональный контекст американского Юга.
  В конституционных принципах делался непреклонный упор на универсалистские критерии гражданства. Эти критерии подвергались весьма последовательной эволюции как по линии их конкретизации, так и по линии генерализации, все это в тесном единстве с эволюцией правовой системы, в особенности в том, что касается вклада федеральной судебной власти в виде интерпретации законов. Одним из последствий этого было давление в направлении все более широкого включения в сообщество различных категорий населения, самым драматическим примером чего могут служить негры.
  На более общем уровне в том, что Маршалл назвал "собственно гражданским" компонентом гражданства, существует имеющая важное значение двойственность, особенно заметная в Соединенных Штатах ввиду особой склонности этой страны полагаться на писаную конституцию. Одна сторона дела - это знакомые всем права и обязанности гражданина в том виде, в каком они были сформулированы в ходе развития права. Этот аспект, конечно, охватывает широкую область, и определенные принципы "равенства перед законом" дают себя знать почти всюду. За ним, однако, стоят более общие принципы, впервые воплощенные в Билле о правах, а затем расширенные в поправках к конституции и судебных толкованиях; особенно важный этап такого расширения состоялся в недавнее время. В этом комплексе содержится усиливающаяся с течением времени эгалитарная установка, которая подчеркивает основополагающее равенство прав граждан на защиту, на определенные свободы, на определенный уровень жизнеобеспечения, на равные возможности, и особенно в том, что касается доступа к образованию и профессиональному совершенствованию. По правде говоря, кажется, не будет ошибкой назвать новое соци-етальное сообщество, по меньшей мере в самом общем виде, обществом равных. Отступления от эгалитарного принципа должны иметь оправдание либо в неспособности полноценного участия, как в случае малолетних детей, либо в компетентности высочайшего уровня и, следовательно, в особом вкладе в благосостояние всего общества.
  126
  РЕВОЛЮЦИЯ В ОБРАЗОВАНИИ И НОВЕЙШАЯ СТАДИЯ МОДЕРНИЗАЦИИ
  Недавняя революция в образовании имеет такое же значение, какую имели промышленная и демократическая революции. "Дитя" Просвещения - образование имеет главной целью усвоение интеллектуальных дисциплин, берущих начало в секулярной философии и сгруппированных в виде естественных, гуманитарных и социальных наук. Эти светские дисциплины были институциона-лизированы в "академической" системе, то есть в системе высшего образования, основанной на университетах. Университеты являются центрами не только обучения, но и систематического приобретения новых знаний посредством исследовательской работы. В сравнении со своими средневековыми и раннесовременными предшественниками, университет наших дней выполняет все виды деятельности в небывалых объемах19.
  Одной из черт этой новой революции является распространение начального образования. До начала XIX в. в любом достаточно многочисленном обществе даже элементарная грамотность не выходила за пределы небольшого элитарного круга. Попытка дать образование всему населению стала радикальным прорывом. Формальное образование в учебных заведениях насчитывает долгую историю, но до образовательной революции оно охватывало лишь небольшую долю в каждом поколении и продолжительность его была гораздо меньше, чем в наши дни. Революция поэтому означала колоссальный сдвиг в сторону равенства возможностей. В каждом последующем поколении постоянно уменьшается число людей, лишенных возможности получить образование, необходимое для достижения различных статусов и в сфере занятости, и в стиле жизни. Особенно заметным сдвигом в этом направлении было распространение совместного обучения для лиц обоего пола.
  В то же самое время система образования по необходимости является избирательной. Различия во врожденных способностях к умственной работе, в семейных ориентациях и индивидуальных мотивациях означают, что разными будут и уровни получаемого образования, и сравнительные успехи учащихся. Этот фактор стал отчетливо проступать в том, что сегодня принято называть "мери-тократией", которая, сколь бы ни была она совместима с идеалами
  19 Ben-David J. The sociology of science. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1971; Parsons Т., Plan G.M. Some considerations on the American academic pro-fession//Minerva. 1968. Vol. 6. № 4. P. 497-593.
  127
  равенства возможностей, привносит-таки новые, весьма существенные формы неравенства в современную социальную систему.
  Одной из главных черт революции в образовании было после
 довательное повышение уровня образованности населения за пре
 делы элементарной грамотности. Критический момент был достиг
 нут, когда "отсев" не закончивших среднюю школу стал рассмат
 риваться как проблема - как порождение людей, чьи статусные
 характеристики не обеспечивают им полноправное членство в со-
 циетальном сообществе. Вдобавок все больше людей вовлекалось
 в высшее образование. В относительно стабильной ситуации Ев- \
 ропы конца XIX в. высшее образование было доступно небольшой |
 элитарной группе, никогда не превышавшей пяти процентов от 1
 своей возрастной когорты. Соединенные Штаты решительно по- 1
 рвали с этими пределами; доля получающих какое-либо высшее 1
 образование среди молодежи составляет около сорока процентов, I
 и эта цифра постоянно растет. 1
  Неуклонно набирает силу творческо-новаторская функция образовательной системы. На ранних этапах промышленной революции "изобретения" были в подавляющем большинстве случаев делом рук "практиков". Прикладная наука не оказывала серьезного воздействия на технику вплоть до конца XIX в. Ныне же техника стала в высшей степени зависимой от "отдачи" научных исследований, охватывающих широчайший спектр естественных наук - от ядерной физики до генетики, а также социальные или "поведенческие" науки, и в первую очередь, разумеется, экономику и некоторые отрасли психологии. Социальные науки делят с естественными науками заслуги в разработке некоторых поразительных новшеств в исследовательских методах. Например, математическая статистика и компьютерная технология облегчают объективное исследование крупных популяций и расширяют диапазон возможностей эмпирических подходов20.
  То, что в социальном развитии Соединенных Штатов возобла- | дал принцип добровольной ассоциации, предопределило раннее 1 наступление революции в образовании и ее небывалый по сравне- I нию с любым другим обществом размах. Революция же в своюЛ очередь укрепила принцип ассоциации главным образом через своей воздействие на системы стратификации и занятости. Некоторые] аскриптивные элементы в системе стратификации были основа-* тельно подорваны.
  20 См.' Brooks H Scientific concepts and cultural change//Science and Culture/Ed by G Holton. Boston. Beacon, 1966.
  128
  Конечно, принцип наследования уступал свои позиции медленно и не полностью. Пока сохраняют свое значение родственные и семейные связи, он, вероятно, и не может быть полностью устранен. Семейная солидарность предполагает, что дети с самых ранних лет делят с родителями все выгоды и невзгоды их положения, а в более широком мире награды за компетентность столь высоки, что неизбежно возникает стремление увековечить достигнутый статус в последующих поколениях21. Но все это сильно отличается от наследственных привилегий в прямом смысле этого слова.
  XX век открыл новую стадию перехода от наследственно аск-риптивной к полностью неаскриптивной стратификации. Каждая из первых двух революций породила идеологию, воплощавшую стремление определенных групп к достижению неаскриптивного статуса. Идеология промышленной революции возвысила "преследование индивидами собственных интересов" (тем самым и интересов семьи) во имя улучшения своего материального положения. Идеальным участником этой конкурентной системы был "самостоятельно пробившийся человек", сумевший соединить свои врожденные способности с возможностями, открываемыми кон- ' курентной рыночной системой. Провозглашалось, что наибольший успех принадлежит самым способным. С демократической революцией ассоциировалась идеология политического равенства всех граждан в противоположность аскриптивному неравенству системы привилегий, аристократии и государственного абсолютизма.
  Идеологическая дилемма "капитализм или социализм" глубоко уходит корнями в оба понятия, каждое из которых исходило из неприемлемости аристократической системы. Капиталистическая альтернатива подчеркивала, во-первых, свободу от аскриптивного прошлого, затем защиту от государственного "вмешательства". Социалистическая альтернатива предлагала мобилизацию государственной мощи для установления всеобщего равенства при почти полном игнорировании условий эффективного функционирования экономики (хотя в Советском Союзе уделяется огромное внимание экономическому росту и развитию оборонной мощи*) и эффективности государства в иных отношениях. Обеим системам .
  '' Parsons Т. A revised analytical approach to the theoiy of social stratification// Parsons T. Essays in sociological theory. N.Y.: Free Press, 1954
  * Здесь и далее у Т. Парсонса речь идет о Советском Союзе до 1970 г. - Прим. ред.
  129
  не удалось опереться на адекватные концепции социетального сообщества и условий, необходимых для поддержания их внутренней солидарности22.
  Главное в новой фазе образовательной революции, которая в определенном смысле синтезирует мотивы промышленной и демократической революций, - это равенство возможностей и гражданское равенство. Теперь уже не подразумевается, что существует "врожденная способность" индивида достигать справедливого положения непосредственно через рыночную конкуренцию. Вместо этого признается, что стратификация по способностям должна быть опосредована целым комплексом различных стадий, которые проходит индивид в процессе своей социализации. Все в большей мере создаются условия для того, чтобы имеющие худшие начальные позиции могли преуспеть с помощью отбора, регулируемого в невиданных доныне масштабах универсалистскими нормами.
  "Утопизм" полного политического равенства смягчается с помощью структур, располагающихся между "абсолютным" индивидом и высшим коллективом - национальным сообществом. Эти структуры не*исключают неравенства как такового, они даже ле-гитимизируют какие-то его формы, но при этом тяготеют к минимизации аскриптивной заданности такого неравенства или произвола в том, как они создаются. Люди "обучаются" и отбираются в соответствии с социализированной способностью к выполнению ответственных ролей, требующих высокого уровня компетентности и влекущих за собой высокий уровень вознаграждений, включая доход, политическое влияние и, в несколько меньшей мере, власть
  Образование является одним из особенно важных факторов в общей стратификации как в социалистической, так и в свободно предпринимательской разновидностях современной системы23. Будущие изменения будут отправляться от этой модели, а не обходить ее. Они не смогут основываться на относительно "чистых" экономических критериях отбора, на навязывании политической властью "монотонного" равенства или на посылке, что такое равенство возникнет "спонтанно", если только устранить определенные препятствия, что по сути своей повторяло бы романтические идеи XVIII столетия о добродетельности "естественного человека"
  2' См Marshal/ Т Н Op cit
  " См Bendi\ R, Upset S M Class, status, and power NY Free Press, 1965
  130
  Образовательная революция оказывает глубокое и все возрастающее воздействие на общественную структуру занятости, в особенности в направлении общего повышения адаптационной способности общества. Чрезвычайно значима здесь возрастающая важность "свободных профессий". В социологической литературе принято рассматривать профессиональные роли работников в контексте "бюрократии", когда подчеркивается иерархическая организация и "линейная" подчиненность. Профессиональный компонент, однако, более эффективно институционализируется во взаимодействиях другого рода - в "коллегиальной" форме ассоциации, членство в которой является не просто добровольным участием, но одновременно и "работой" с ее профессиональными ролями24.
  Профессиональный комплекс уходит корнями в античную древность и Средние века, особенно там, где речь идет о деятельности священнослужителей, юристов и медиков. Новый этап начался, когда во главу угла в конце XIX в. была поставлена научная компетентность сначала в юриспруденции и в "научной медицине", а затем во многих отраслях инженерного дела и прикладных наук, а равно и в областях социально-поведенческого цикла.
  Требуемой для профессиональной деятельности компетентности, как правило, достигают только с помощью продвинутого формального образования, которое сосредоточено сегодня в академических условиях. Современный университет поэтому стал замковым камнем профессиональной арки. Профессия в самом чистом виде - это академическая профессия, профессия поиска и передачи знаний. Она окружена кольцом профессий, посвященных приложению знаний к задачам общественного порядка (право), здоровья (медицина), эффективности государственных и частных организаций (администрация), эффективного использования ресурсов вне социальной среды (технология) и т.д.23
  Таким образом, революция в образовании через развитие академического комплекса и каналов практического применения научных разработок дала старт преобразованию всей структуры современного общества. Сверх всего она уменьшает важность двух главных объектов идеологического внимания - рынка и бюрократической организации. На передний план выдвигается организация по принципу ассоциации, особенно в ее коллегиальной форме
  4 См Parsons T Professions/yinternational Encyclopedia of the Social Sciences NY Macmillan, 1968 ъ Ibid
  131
  ВОСПРОИЗВОДСТВО ОБРАЗЦА И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО
  Как мы объяснили выше, воспроизводство образца является одной из четырех основных функциональных потребностей любого общества (или иной системы действия). Мы определяем ее, во-первых, как поддержание основного образца институционализи-рованных в обществе ценностей и, во-вторых, как оформление и поддержание надлежащих мотивационных обязательств индивидов перед обществом. Прослеженные нами преобразования в религиозной и образовательной сферах представляют собой крупный сдвиг в американской системе сохранения образца.
  Если сравнивать плюрализацию американского религиозного комплекса, увенчавшуюся включением больших непротестантских групп, с тем, как действовала старая государственная церковь, то в каком-то смысле ее можно рассматривать как процесс дальнейшей "секуляризации". Поскольку ценности общества уходят своими корнями в религию, одним из возможных последствий плюра-лизации религии является разрушение морального или ценностного консенсуса. В Соединенных Штатах, однако, такого разрушения в общем не произошло. Гораздо важнее оказался процесс поднятия уровня генерализации ценностей. В основе своей моральное единство сохранилось, но моральные ценности теперь определялись на более абстрактном уровне, чем в европейских обществах, где было институционализировано религиозное единообразие. Эти высокообобщенные ценности через конкретизацию применяются в многочисленных структурных контекстах, необходимых современному обществу. Таким образом, мы настаиваем на том, что американское общество и другие современные общества, хотя и несколько иным путем, сохранили прочные моральные устои, пережившие религиозный плюрализм и секуляризацию и даже укрепившиеся благодаря им.
  Нынешняя социальная структура характеризуется особого рода интеграцией с культурной системой. В некотором смысле современность началась с разделения присущей Средневековью слитности общества с религией, в результате чего стали возможными Ренессанс и Реформация. С тех пор социетальная система претерпела целый ряд "деклараций независимости", освобождающих ее от пристального культурного и тем более религиозного "надзора". Эта независимость успешно осуществлялась в трех главных направлениях - в направлении установления правового порядка, впервые институционализированного в Англии XVII в.; национально-политического порядка, в первую очередь в предреволюцион-
  132
  ной Франции; и рыночно-экономического порядка, утверждавшегося вслед за промышленной революцией.
  На новейшей стадии развития актуализируется изначальное значение культурных элементов. В фокусе, однако, находится уже не религия, а светские "интеллектуальные дисциплины" и, может быть, в особом смысле "искусства", независимо от того, называются ли они "изящными" или нет. Если на ранней стадии модернизации на подъеме была философия, то в XX в. это место заняла "точная наука", прежде всего из-за своего проникновения в области социальных и поведенческих наук и даже в гуманитарную область. Образовательная революция создала механизмы, посредством которых новые культурные стандарты, главным образом те, что воплощены в интеллектуальных дисциплинах, институциона-лизируются таким образом, что частично замещают традиционную религию.
  Эта новая конфигурация не свободна от напряжений. В отличие от прошлого века, когда острые столкновения стимулировались проникновением дарвинизма в дела религиозные, в последнее время было относительно мало религиозных волнений, связанных с наукой. Большая озабоченность, однако, проявлялась относительно "культуры", преимущественно искусства и некоторых аспектов философии; одной из тем этой озабоченности стало распространившееся в обществе "аристократическое" презрение к "массовой культуре", описанное такими деятелями, как Т. С. Элиот, Д. Макдональд и X. Ортега-и-Гассет. Да и заботы внутри самой религии совсем иные, непохожие на характерную для XIX в. борьбу с наукой. Одна из таких забот - экуменизм, столь широко провозглашаемый "либералами", и в особенности сдвиги в католичестве, инициированные папой Иоанном XXIII и вторым Ватиканским собором. Другая - новый скептицизм относительно всякой традиционной и организованной религии, проявившийся в атеистической ветви экзистенциализма (Ж.П. Сартр)26 и в концепции "Бог умер" внутри протестантизма.
  Похоже, что отчуждение интеллектуалов является в первую очередь проявлением напряжения, порождаемого повышением Уровня "генерализации ценностей". Ценностная конкретность некоторых старых символических систем препятствовала установлению морального консенсуса, который на уровне высших социе-тальных ценностей мог иметь скорее интегрирующее, нежели раз-
  См.: Crazier M. The cultural revolution: Notes on the changes in the intellectual climate in France//A new Europe?/Ed. by S. R. Graubard. Boston: Beacon, 1966.
  133
  деляюшее воздействие. Мы называем сопротивление генерализации ценностей "фундаментализмом". Он заметно проявлялся в религиозных контекстах, часто тесно связанных с крайним социальным консерватизмом, таким, как у голландских кальвинистов в Южной Африке. Фактически фашистские движения XX в. в целом были в этом смысле фундаменталистскими. Можно говорить о фундаментализме крайних левых - от коммунистической партии на определенных этапах до сегодняшних новых левых.
  Происходили также крупные изменения в механизмах создания- и поддержания в членах общества надлежащих мотивацион-ных установок, что является второй главной задачей функции воспроизводства образца. Некоторые из этих изменений коснулись семьи27. Дифференциация между организациями, где протекает работа, и домашними хозяйствами вывела экономически продуктивную деятельность за пределы дома. По многим причинам этот сдвиг сработал в направлении изоляции нуклеарной семьи, состоящей из супружеской пары и несовершеннолетних детей. Кормилец семьи, обычно взрослый мужчина, вовлечен в мир профессиональной занятости, где его оценивают прежде всего по его работе. Такая оценка несовместима со статусными системами кровно-родственного или этнического свойства с аскриптивно закрепленными позициями индивидов и семейств.
  Изоляция не предполагает полного разрыва связей с более широким кругом родственников, особенно с семьями супругов, которые обычно очень важны. Однако нуклеарная семья обретает все большую независимость во всем, что касается собственности, общественного статуса и даже религиозных обязательств и этнических обычаев. Наиболее значимым показателем такой независимости служит сокращение числа организованных родителями браков, что резко контрастирует с практикой преимущества родовой солидарности, соблюдавшейся и в крестьянских, и в аристократических слоях.
  Зависимость семьи и в смысле дохода, и в смысле статуса от заработков по месту работы поощряет мобильность в выборе места жительства. Излюбленным типом жилья стало жилище на одну семью, снимаемое или купленное в собственность. Географическая мобильность ведет к ослаблению не только родственных связей, но и определенных связей типа Gemeinschaft. Акцент смещается в сторону замкнутой частной жизни и не очень тесных отношений с соседями.
  '7 Parsons T The kinship system of the contemporary' United States//Essays in sociological theory N Y Free Press, 1954
  134
  Эти перемены повысили значение семьи как источника эмоциональной устойчивости для ее членов, исполняющих другие роли в обществе. В современных условиях оказались подорванными другие диффузные эмоциональные отношения, а в некоторых аспектах члены семьи стали испытывать усиливающиеся стрессы вне дома из-за груза обязанностей, возложенных на них на работе и в учебном заведении. Поэтому общее направление процесса идет в сторону дифференциации, при которой семья сосредоточивается на функции сохранения образца в том, что касается ее членов, а другие функции исключаются.
  В результате большие нагрузки выпадают на долю домохозяек, которые должны становиться все более самостоятельными в выполнении своих обязательств перед мужьями и детьми. К тому же роль женщины претерпела серьезные изменения, символизируемые получением избирательного права и участием в образовании и трудовой деятельности.
  И в этом контексте революция в образовании имела важные последствия. Во все возрастающей степени социализация в аспекте, связанном с успехами во внесемейных ролях, осуществляется в образовательных институтах, которые отделены от семьи. Все больше система образования, а не семья служит непосредственным поставщиком трудовых ресурсов в экономику. Точно так же образовательная система, а не система родства все более определяет место индивидов в системе стратификации.
  Здесь мы можем рискнуть дать более общую, чем до сих пор, интерпретацию образовательной революции. Две революции сформировали эпоху, называемую ранней современностью: промышленная, в ходе которой дифференцировались экономическая и политическая системы и установились новые связи между ними, и демократическая, которая привела к аналогичным изменениям в отношениях между политической системой и социетальным сообществом. Можно предположить, что революция в образовании стала высшей точкой подобных изменений в отношениях между социетальным сообществом и системой сохранения и воспроизводства образца, а также между ним и культурной системой. Мы проследили множество этапов дифференциации социального сообщества и системы сохранения образца, в особенности развитие нормативного порядка и определение социетального сообщества, не увязанное напрямую с религией. Образовательная революция - это дальнейший шаг в направлении секуляризации. В ней, однако, присутствуют важные интег-ративные механизмы, в том числе средства институционализации светской культуры. Кроме того, в ней отражается все возрастаю-
  135
  щий акцент на социализированные способности как основание для полного членства в социетальном сообществе и для распределения новых членов в стратификационной системе28.
  ПОЛИТИКА И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО
  Дифференциация социетального сообщества и политической системы более всего касается государственного управления, но может рассматриваться и в более широком аналитическом контексте как "политический фактор" в коллективном целедостиже-нии безотносительно к тому, какой коллектив берется за точку отсчета29.
  Важнейшее в развитии рассматриваемого здесь взаимоотноше-' ния состоит в том, что политическая функция сосредоточивается в особого типа роли, называемой должностью, выборной или назначаемой, что в целом коррелируется с двумя типами коллективов - ассоциативным или бюрократическим, а также в институте гражданства. Когда выборная должность является дополнением к гражданству, а государство дифференцировано от социетального сообщества, то члены этого сообщества (и по большей части ее территориальных подразделений) становятся электоратом. Через избирательное право они являются высшим источником официальной власти в рамках, заданных конституцией, и конечными получателями (индивидуально, в группах или как сообщество в целом) благ, проистекающих из вклада государства в функционирование сообщества30. Выборная должность, наделенная властью принимать и проводить в жизнь обязательные для коллектива решения, представляет собой, таким образом, сердцевину лидерской функции. На уровне крупных обществ мобилизация поддержки как для избрания, так и для принятия решений осуществляется через политические партии, играющие роль посредника между государственным руководством и многочисленными "группами интересов" в электорате31.
  28 Parsons Т., Platt G.M. Higher education, changing socialization and contemporary student dissent//Aging and society/Ed, by M. Riley et al. N.Y.: Russell Sage, 1971.
  29 См.: Parsons T. The political aspect of social structure and process//Varieties of political theory/Ed, by D. Easton. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966; переиздано: Parsons T. Politics and social structure. N.Y.: Free Press. 1969. Полезны и другие статьи в последнем сборнике.
  30 Ibid.
  11 Parsons T. Voting and the equilibrium of the American political system; On the concept of political power//Parsons T. Politics and social structure. N.Y.: Free Press, 1969. И, конечно, огромное множество другой литературы.
  136
  Служба на выборной должности обычно не является постоянной работой и редко приближается к роли, свойственной долж-ностям'в системе "занятости". В устойчивых демократиях, однако, имеется, как правило, слой относительно "профессиональных" политиков, стремящихся занять выборные должности или помочь тем, кто на них претендует, как это делают, например, партийные активисты. В Соединенных Штатах этот слой увеличен благодаря федерализму и децентрализации местного управления32. Кроме того, для тех, кто посвятил себя политической карьере, важно наличие обеспеченного тыла в виде назначаемой должности или в частном секторе (например, в юридической практике), что гарантирует работу и достаток. В целом демократиям насущно необходим какой-то функциональный эквивалент аристократии для создания своему руководящему слою надежной базы.
  В зависимости от величины и сложности общества в нем развивается разветвленная система государственных учреждений, при этом не нарушается определенное равновесие между "политическим" (выборным) и бюрократическим компонентами управления.
  Все, что относится к демократической политической системе как коллективу типа ассоциации, остается, с поправками для каждого отдельного случая, в основном верным и для других объединений подобного типа, распространившихся в современных обществах. Проблемы ассоциаций бывают различными в соответствии с их размером, сложностью, интересами и внутренними конфликтами. Но всегда критической для них является проблема обеспечения руководству, несмотря на все эти внутренние противоречия, достаточно независимого положения.
  Выбор между централизацией, увеличивающей эффективность коллектива, и децентрализацией, обеспечивающей "представительность", свободу выражения и отстаивание группами своих интересов, - это общая дилемма всех демократических ассоциаций33. С этой дилеммой связано то обстоятельство, что присоединение к коллективному начинанию дает преимущества по сравнению с действием "в одиночку". Говоря обобщенно, институционализа-ция принципа ассоциации коррелируется с плюрализацией сообщества. Когда коллектив выполняет функции ассоциации, а власть в нем сугубо диктаторская, то можно предположить, что на пути ее полной институционализации возникнут сильные препятствия.
  " См.: Key V.O. Politics, parties, and pressure groups. N.Y.: Rowell, 1964. 55 См.: Party systems and voter alignments/Ed, by S.M. Lipset, S. Rokkan. N.Y.: Free Press, 1967, особенно Введение.
  137
  Другим показателем неполной институционализации является ситуация, когда индивиды и группы настаивают на своих особых "правах", используя разные методы - от организованного протеста до обструкции. В самом деле, когда речь идет о существенных интересах, оптимальное функционирование сложной демократической ассоциации предполагает тонкое балансирование многих факторов.
  Хотя представительная демократия проявила себя как относительно дееспособный механизм на государственном уровне при определенных условиях, а также в некоторых частных ассоциациях, но все же ясно, что ее нельзя распространить на все виды организации. В представительной демократии выборный компонент может быть привязан к бюрократической организации в виде "небюрократической верхушки", важность которой подчеркивал М. Вебер34. Другой вариант выполнения этой роли представляет собой надзорный совет фидуциарного типа - институт, характерный не только для некоммерческих организаций, но в последнее время становящийся главным управляющим органом в больших частных деловых корпорациях.
  Бюрократическая организация характеризуется преобладанием назначаемых должностей, акцентом на эффективность в достижении коллективных целей, употреблением власти для координации осуществления принятых наверху планов и строгой иерархической структурой. Однако внутри такой организации применимы и критерии, связанные с выборными должностями, такие, как подчинение универсалистским нормам и разделение частной и официальной сфер35. Распространение бюрократии и в общественной, и в частной сферах является знамением позднего этапа модернизации. В Европе XIX в. происходило расширение государственной службы, но она с трудом освобождалась от аристократических связей как в Англии и Франции, так и в Пруссии, правда в несколько меньшей степени. В Соединенных Штатах эта тенденция встретила сильное противодействие со стороны "системы дележа добычи" и демократического популизма36.
  Вероятно, возникновение элементов бюрократии происходило если не в самой сердцевине государственного управления, то где-
  34 См.: Weber M. Theory of social and economic organization. Glencoe (111.): Free Press, 1947. P. 324.
  35 Ibid.
  "' Классическое изложение этого вопроса см.: Ostmgorski M. Democracy and the party system in the United States. N.Y.: Macmillan, 1912.
  138
  то рядом. В промышленности же они возникали на начальных стадиях производственного цикла, связанных с наймом работников, в то время как то, что мы теперь называем "менеджерскими" и "техническими" функциями, вместе с имуществом находилось в руках собственников на основе аскриптивного принципа. Эта ситуация претерпела перемены, главным образом благодаря отделению собственности от "контроля", или от активного менеджмента, которое произошло в крупных корпорациях во второй половине нынешнего столетия37. Хотя собственники все еще обладают некоторой властью в надзорном смысле, например в подборе менеджеров и в вопросах общей стратегии, управление организуется преимущественно с помощью наемных работников, мало зависящих или совсем не зависящих от прав личной собственности или от наследственных структур, в которых права собственников ин-ституционализированы. В последнее время высшее управление все больше профессионализируется по мере того, как все большую важность приобретают специальная квалификация и формальное образование. Компетентность уже не является делом "простого здравого смысла" или диплома об окончании "академии по наби-ванию шишек".
  Сочетание расширения демократической революции и диффе- • ренциации современных обществ стало, как и в других контекстах, основным источником для формирования новых свобод и адаптивных способностей, но одновременно и для появления новых напряжений, связанных с интеграцией. Новый этап, являющийся предметом рассмотрения в данной главе, ознаменовался в Соединенных Штатах и в других наиболее модернизованных обществах завершением универсализации избирательного права по каждому избирательному округу. Произошло также заметное распространение модели равного членства и власти в широком диапазоне частных ассоциаций, хотя, каковы будут масштабы этого процесса, например, в таких организациях, как университеты, покажет время.
  В то же время увеличение масштабов и бремени коллективной ответственности, которое несут на себе системы типа ассоциаций, усилило потребность в эффективном и ответственном лидерстве, которое, как представляется, не может быть обеспечено без существенной концентрации власти. Конечно, одним из фундаментальных средств удовлетворения этой потребности является админи-
  57 Berle A.A., Means G.С. The modern corporation and private property. N.Y.: Commerce Clearing House, 1952.
  139
  стративная бюрократия, но в организациях бюрократического типа остро встает проблема отчетности, и современный способ разрешения этой проблемы состоит в том, чтобы сделать бюрократию ответственной в конечном счете перед электоратом, а более непосредственным образом - перед выборными должностными лицами в политической системе В американской государственной системе, в частности, таким образом построены отношения исполнительной и законодательной ветвей власти Такое решение проблемы, безусловно, связано с предоставлением колоссальной власти выборным должностным лицам - президенту и губернаторам штатов, а также членам Конгресса и законодательных собраний штатов. Они в свою очередь подотчетны избирателям через систему выборов, которая - с принятой здесь точки зрения - может рассматриваться как средство для регулирования неизбежной напряженности между эгалитарным основанием прав граждан и их участия в делах общества, с одной стороны, и чисто функциональными моментами, вытекающими из необходимости обеспечения эффективности коллективного действия - с другой
  Профессионалы также все больше привлекаются к работе в бизнесе, в других областях "частного сектора" и в государственных организациях. Профессиональная компетентность обычно не организуется по принципу "линейного подчинения" или даже по "рационально-легальной" схеме. Эта особенность видоизменила как публичные, так и частные "бюрократические" организации, ослабив в них элементы линейного подчинения и придав им более ассоциативный характер, поскольку существенно важно обеспечивать сотрудничество специалистов, не прибегая к простому применению власти38. Поэтому большая часть современной "бюрократии" граничит с "коллегиального" типа устройством39. Эта "коллегиальная модель", меняющая бюрократию в направлении ассоциативного устройства, состоит в том, что роли членов в ней являются одновременно ролями работников; участие является "штатной работой". Коллегиальные обязанности не могут предписываться таким же образом, как это делает линейно организованная власть в преимущественно бюрократических организациях. Но не являются они и периферийными, выполняемыми от случая к случаю, как это имеет место в более широком круге добровольных ассо-
  4 Parsons T Structure and piocess in modem societies Ch 1,2 34 Примечательно, что вопрос о "коллегиальности", в отличие от папского
  монархизма, занял по инициативе второго Ватиканского собора важное место в
  римско-католической церкви
  140
  циаций, включая политическую часть гражданства, "штатный избиратель" выглядел бы в плюралистической политической системе крайне нелепо; хотя что-то в этом роде, может быть, годится для описания членства в коммунистической партии.
  Возможно, сегодня коллегиальная модель наиболее полно ин-ституционализирована в академическом мире, который, вопреки многим утверждениям, не поддается бюрократизации40, несмотря на беспрецедентное расширение сферы высшего образования, происшедшее в последнее время. Действительное равенство коллег на факультете или в отделении находится в постоянном и резком контрасте с бюрократической иерархией. Другой отличительной особенностью коллегиальной структуры является выборность в отличие от назначения сверху. Большинство современных академических систем "назначения" основаны на сложном балансе: надзорные инстанции (например, попечительские советы) обычно принимают "окончательные" решения, в то время как коллеги осуществляют контроль на важных этапах отбора кандидатур Навязывание назначенца, открыто неприемлемого для его будущих коллег, в академических институтах высокого уровня практически не существует. Профессора избирают своих коллег если не прямо, то по крайней мере косвенно41.
  Многие организации, ставшие синонимами бюрократии, подверглись многосторонней "коллегизации". Современное государство не является преимущественно бюрократическим не только потому, что оно "демократизировалось" благодаря выборности должностей и ответственности перед общественностью, но и потому, что его внутренняя структура стала в значительной степени коллегиальной, особенно его "исполнительная ветвь" Добавим к этому, что прогрессирующее ослабление контроля владельцев над экономическими организациями имело результатом не только бюрократизацию, хотя последняя и получила широкое распространение в крупных организациях. При возрастающем значении научных технологий промышленность стала все больше нуждаться в профессионалах с академической подготовкой не только по причине их непосредственного вклада в производственный процесс,
  40 Parsons Т, Plan G M Op cit
  41 Для некоторых целей нужно рассматривать третий процесс достижения "штатного" членства, а именно "наем" Здесь предполагается голый экономический контекст, подход к услугам приглашаемого как к "товару" Современные системы занятости, отчасти под влиянием профсоюзов, освобождаются от подобной экономической неразборчивости, за редким и постоянно сокращающимся исключением меньшинства
  141
  но и из-за их влияния на организационную структуру. В самое последнее время отмечено широкомасштабное привлечение в промышленность ученых-исследователей наряду с инженерами, и такой же параллельный процесс осуществился в таких областях, как здравоохранение и образование.
  ЭКОНОМИКА И СОЦИЕТАЛЫЮЕ СООБЩЕСТВО
  В период новейшей истории экономика значительно отдалилась от классической модели, очерченной в "капиталистической" идеологии XIX в. Она подвержена не только институциональному контролю, особенно правовому регулированию, основанному на законодательстве о контракте и собственности, но и целому комплексу ограничений со стороны государственной ценовой политики, олигополистической практики бизнеса и коллективных договоров с профсоюзами, если перечислить лишь некоторые из них. Происходит также существенное перераспределение ресурсов, главным образом через использование налоговых поступлений для субсидирования отдельных коллективов и определенных видов деятельности, которое выходит за пределы основных функций государства; диапазон этого процесса простирается от поддержки неимущих до финансирования научно-исследовательской деятельности.
  Тем не менее рыночная система остается автономной и дифференцированной подсистемой американского общества42. Жесткое противопоставление системы "свободного предпринимательства" (с минимальным социальным и государственным контролем) и "социализма" (с государственной собственностью и контролем за всеми основными средствами производства) оказалось нереалистическим. Нарождающаяся модель соответствует общей современной тенденции к структурной дифференциации и плю-рализации. В обществах, в широком смысле причисляемых к обществам со "свободно-предпринимательской" экономикой, только арьергард правого политического крыла, сопротивляющийся любым модификациям основного принципа столетней давности - принципа laissez faire, стал бы серьезно оспаривать это утверждение. В самом деле, нестабильность, присущая даже приблизительным вариантам "чистой" капиталистической системы, как ее представляют себе и сторонники, и социалистические противники,
  42 Parsons Т, Smelser N.J. Economy and society. N.Y.: Free Press. 1956. 142
  является убедительной причиной тому, чтобы считать прожитый в XIX в. этап модернизации переходным.
  На переломе столетий Соединенные Штаты превзошли Англию, а затем и Германию по количественным показателям экономического роста. Это стремительное развитие было обусловлено рядом причин. На момент получения независимости население страны составляло менее четырех миллионов человек, большинство которого проживало на атлантическом побережье, но имело возможность для относительно беспрепятственного продвижения на запад. Отчасти из-за британского господства на море французская и испанская "империалистическая" деятельность в обеих Америках довольно быстро угасла. Это позволило Соединенным Штатам мирным путем присоединить Флориду и Луизиану; несколько позже дальнейшая территориальная экспансия встретила лишь слабое сопротивление Мексики, и все это создало условия для роста населения и обеспечило страну колоссальными экономическими ресурсами всех видов. Расширение обжитых территорий способствовало в том числе и либеральной иммиграционной политике, которая гарантировала приток рабочей силы, необходимой для индустриализации.
  Развитие денежных, банковских и кредитных институтов, опирающихся на "коммерческие банки", было стремительным и все-охватным, хотя в XIX в. эти инструменты отличались очень большой неустойчивостью. Благодаря банковской системе средство обращения стало в основном безналичным (наличность составляет лишь малую его часть), именно в таком безналичном виде проводились операции с кредитами, корпоративными ценными бумагами и даже с государственным долгом43. Кредитная система способствует постоянным новациям в экономике, подобно тому как современная академическая система способствует "когнитивному новаторству". Никакое другое общество не может соперничать с Соединенными Штатами в "монетаризации" экономической жизни, особенно в использовании банков и кредитных инструментов.
  Американскую модель капитализма отличают две особенности. Первая - это массовое производство, зачинателем которого была компания "Форд мотор". Поскольку массовое производство по необходимости ориентировано на крупные потребительские рынки, преимущественно внутренние, вскоре пришло понимание
  43 Keynes J.M. The general theory of employment, interest, and money. L.: Macmil-lan, 1936. [КейнсДж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М: Прогресс, 1978.J
  143
  того, что прибыль зависит не только от завоевания фирмой "доли рынка", но и от совокупной покупательной способности населения, его общего дохода. Проводившаяся Г. Фордом политика высоких зарплат, вводившаяся им вовсе не под давлением профсоюзов, означала поворот от трудоемкого к капиталоемкому производству. А результатом этого стало непрерывное сокращение рабочей силы, занятой в непосредственном производстве, при том, что объем производства становился неизмеримо большим. Соответственно возросла занятость среди "белых воротничков" и в сфере "услуг"44. Вторая особенность родилась в Германии, но получила наибольшее развитие в Соединенных Штатах. Она состоит в установлении связи между научным знанием и производством. Из химических и электротехнических отраслей это перешло во множество других. Пожалуй, наиболее далеко на сегодняшний день ушла в этом направлении электроника, тесно связанная с кибернетикой и обработкой информации.
  Экономическому росту способствовала также американская правовая система. Конституцией были запрещены таможенные тарифы и ограничения на передвижение людей между штатами в те времена, когда Европа была глубоко разделена внутренними и межгосударственными тарифами. Правовые принципы, регулирующие отношения собственности и договорные отношения, были заимствованы у Англии, но затем существенно доработаны, главным образом путем судебных решений45. Позднее американские юристы проложили путь развитию частных корпораций, заложив правовые основы для дифференциации собственности и профессионального управления.
  В американском обществе довольно рано институционализи-ровалась система занятости, основанная больше на найме, чем на собственности, и вместе с индустриализацией и урбанизацией она получила широкое распространение. Произошла дифференциация между домашними хозяйствами и нанимающими работников организациями, главным образом деловыми фирмами, хотя относится это и к работе в государственных учреждениях и некоммерческом частном секторе. На ранних этапах модернизации "наемниче-ство" на работу обычно ограничивалось "работным людом" на самых низких этажах в иерархии занятости. Со временем наем на работу и, соответственно, рынок труда сдвинулись на более высо-
  44 Smeiser N.J. The sociology of economic life. Englewood Cliffs (N.J ): Prentice-Hall, 1964.
  43 Hurst J. W. Law and the conditions of freedom.
  144
  кие этажи; сегодня через процедуру найма в качестве исполнителей (менеджеров и администраторов) и профессионалов проходят большинство из тех, кто раньше были собственниками. Это существенно важное структурное преобразование обычно полностью упускается из виду при сравнении капитализма и социализма46.
  На этапе развитой современности, когда резко сократилась доля сельскохозяйственного труда, главный вклад взрослых мужчин в функционирование всего общества осуществляется, за редким исключением, на их "рабочих местах". Резко активизировалось участие в трудовой деятельности женщин, особенно замужних.
  Некоторые виды человеческой деятельности не поддаются превращению в "наемный труд". Похоже, что в них отражены размытые, диффузные интересы, которым угрожает присущая системе занятости специализация. Такая диффузность происходит из нескольких источников. Семья и домашнее хозяйство играют центральную роль как для личности индивида, так и для его физиологического организма. Исторически культура была сопряжена с исполнением религиозных функций, но в современном мире основные характеристики ее задаются деятелями искусств, которые упорно сопротивляются ремесленной "профессионализации". На уровне социальной системы, если оставить в стороне роль политика, которую мы уже обсудили, имеется множество и государственных, и частных "фидуциарных" ролей, вроде "попечителей" в организациях, не являющихся исключительно "коммерческими". Для отдельного гражданина, однако, его фидуциарная функция по отношению к "общественным интересам" выделяется в отдельные нерегулярные роли, такие, как роль избирателя или добровольного участника коммуникационных процессов или ассоциаций, которые соответствуют его взглядам. Многие категории людей под давлением психологических и иных факторов настолько "вовлекаются" в такую деятельность, что "борьба за идею" становится для них важнее "работы" и семьи. В современном обществе такого рода давление усугубляется непрерывно происходящими в нем глобальными переменами и сопровождающими их конфликтами. Больше того, достижение таких конкретных целей, как материальный достаток и довольно высокий уровень жизни, открывает широкие возможности для дальнейшего их повышения, с чем связаны сильные эмоции. В социально-психологических терминах наше время есть время беспрецедентных переживаний, связанных с "относительным обнищанием".
  * Parsons T. Structure and process in modern societies.
  145
  В любом современном обществе видное место принадлежит профсоюзному движению. Структурно оно имеет корни в "нише" между домашним хозяйством и рабочим местом, образовавшейся в результате расширения системы найма. Лидерами движения становились не самые обездоленные рабочие, а обладающие достаточно высоким социальным статусом и квалификацией, так что в определенных отношениях оно стало наследником ремесленных цехов. Силу же свою это движение черпало в рядах работников физического труда и было ориентировано на их защиту, на улучшение их материального положения и статуса. Влияние профсоюзов распределялось неравномерно в среде самых неквалифицированных рабочих или "белых воротничков".
  В Соединенных Штатах, особенно со времен "нового курса", профсоюзное движение набрало значительную мощь в промышленности, не создав при этом базы для политического социалистического движения, как это имело место с конца XIX в. в большей части Европы. Эта особенность Соединенных Штатов отражает высокую степень "демократизации", которой американское общество уже достигло к этому времени, включая возможности экономической и социальной мобильности.
  В мире занятости происходило общее и непрерывное развитие. В структуре современной рабочей силы все меньшее место занимает неквалифицированный труд. Историки промышленной революции долгое время рассматривали рост физического объема производства, вложения денежного капитала и численность занятых в промышленности как взаимозаменяемые показатели роста производства, исходя из того, что между этими показателями существует тесная связь. Но ситуация изменилась. По сравнению с 20-ми годами XX в. валовой продукт обрабатывающей промышленности Соединенных Штатов увеличился во много раз, число же занятых в ней осталось почти на том же уровне, а доля используемой в ней рабочей силы существенно упала.
  Это падение является, главным образом, результатом "механизации", в наши дни сливающейся с "автоматизацией", и совершенствования организации, что породило "технологическую безработицу", как это было в трагической истории с ручными ткачами в начале XIX в. Все более ограниченными становились возможности найти работу для тех, кто не обладал достаточной квалификацией по определенной специальности. Это обстоятельство, однако, привело не к перманентному росту уровня безработицы, а к общему повышению качества рабочей силы в результате переобучения. Во второй трети нынешнего столетия, на раннем этапе массового и конвейерного производства большое преиму-
  146
  шество получил "полуквалифицированный" труд, часто в ущерб старым квалифицированным мастерам. Теперь возрастает потребность в более высоком уровне общей подготовки, предполагающей не столько овладение узкими навыками, сколько образование в объеме средней школы.
  Развитие системы "найма" и сопутствующий этому акцент на качестве исполнения подорвали значимость аскриптивных критериев отбора. Хотя "дискриминация", связанная с родственной принадлежностью, этническим происхождением, религией, расой и т.п., чрезвычайно живуча, но представляется, что в настоящее время существует долгосрочная устойчивая и эффективная переориентация в сторону оценки работников при приеме на работу на основании преимущественно универсалистских критериев47, а значит, и в случаях приема в члены какой-либо организации или использования возможностей для самореализации.
  Распределение дохода между домохозяйствами носит сложный характер. Наиболее важный фактор здесь - рынок труда, отражающий различный спрос на разные виды услуг. Независимая собственность неуклонно утрачивала свое значение, особенно в сельском хозяйстве. Зарплаты и жалованья, наряду с такими формами дохода, как комиссионные вознаграждения, в широком смысле зависят от компетентности и ответственности, соответствующих определенным ролям в системе наемного труда, которые, в свою очередь, все больше зависят от уровня полученного образования. И тут надо помнить, что благодаря постоянно увеличивающейся финансовой помощи высшему образованию оно становится доступным не только детям состоятельных родителей.
  Изменения в шкале доходов, определяемой спросом на те или иные виды занятости (часть этого спроса, как в случае научных специалистов, субсидируется), происходят на обоих ее концах. Во всех современных обществах с помощью "трансфертов" (как называют эти выплаты экономисты), включая всевозможные "вспомоществования", страхование по старости, пособия по безработице, бесплатное медицинское обслуживание, жилье с низкой квартплатой и другие подобные меры, поддерживается жизненный уровень низкооплачиваемых групп населения. "Нижний предел", за который, как считается, не должна опускаться ни одна сколько-нибудь значительная категория людей, определяет минимальное
  г Parsons Т A reduced analytical approach to the theory of social stratification, Parsons Т Equality and inequality in modem society//Sociological Inquiry 1970 Vol
  40 № 2
  147
  10*
  содержание "социального" компонента, входящего в понимание современного гражданства48. Не все здесь гладко, как показывает существующая сегодня в Соединенных Штатах озабоченность проблемой бедности. Однако определение такого нижнего предела характерно в XX в. для всех индустриальных обществ. К тому же трансфертные выплаты сочетаются с мерами, призванными помогать лицам с ограниченной трудоспособностью "найти себя", в наиболее очевидном случае через систему всеобщего бесплатного образования. Наконец, материальное положение так называемого рабочего класса значительно улучшилось благодаря тому, что, в большой мере под давлением профсоюзов, выросли зарплаты и увеличились "дополнительные льготы".
  Рынок исторически сложился как классическое сосредоточение конкурентного индивидуализма, институционализировавше-гося в стопроцентном ожидании того, что участие в конкуренции ведет к успеху одних и провалу других. В большинстве теорий капитализма поэтому рассматривались только гарантии справедливых условий конкуренции, принципа равенства возможностей. У проблемы равновесия между стартовым равенством и дифференцированным успехом, разрабатывавшейся начиная с XVIII в., есть много граней. Одним из немаловажных явлений здесь была возрастающая дифференциация между положением фирмы на шкале успеха и должностным или профессиональным статусом индивида, занятого в делах этой фирмы.
  Социализм, как мы отмечали, стремится выстроить жесткую альтернативу "свободному предпринимательству" рыночной экономики, выступая за концентрацию контроля за всеми основными факторами производства в руках правительства. Свидетельством того, что эта альтернатива не является единственной, может служить рассмотренное чуть выше установление во всех "индустриальных" странах того или иного нижнего предела дохода и благосостояния, относящегося ко всем участникам экономического процесса. Ниже мы остановимся на некоторых механизмах, по-иному противодействующих наиболее крайним проявлениям неравенства. Мы, следовательно, полагаем, что речь здесь снова идет об основной интегративной "проблеме" - о сбалансировании эгалитарного компонента современных ценностей и тех компонентов "достижительного комплекса", которые порождают в социе-тальном сообществе иерархию статусов. Более общие аспекты этой проблемы мы кратко прокомментируем в конце главы.
  48 Marshall Т. Op. cit. 148
  На другом конце шкалы находится ощутимый доход от собственности. В очень большой степени этот доход отделился от реального управления собственностью. Сельская земельная собственность - главная политэкономическая база аристократии на ранней стадии модернизации - утратила свое значение. На самой последней стадии упало, хотя и не так радикально, значение и собственнических начал в бизнесе. Наиболее важная форма собственности состоит теперь из подвижных, легко реализуемых на рынке денежных активов, типичным примером которых являются корпоративные и государственные ценные бумаги. По расчетам, в Соединенных Штатах доход от собственности составляет чуть больше двадцати процентов в структуре "личных" доходов, и эта доля, как кажется, не меняется сколько-нибудь заметным образом уже в течение одного или нескольких поколений49. Значительная часть такой собственности существует в виде средств, выключенных из текущего потребления, например индивидуальных страховых вкладов. Изменились также масштабы отчислений доходов от собственности институциональным, а не индивидуальным владельцам - фондам, колледжам и университетам, больницам, разного рода благотворительным и спонсорским организациям.
  Хотя доход от собственности плотно сконцентрирован в зажиточных слоях, участие в его подвижных формах получило более широкое распространение, чем на ранних стадиях свободно-предпринимательских обществ, особенно в верхней части среднего класса. Сосредоточение состояний в руках богатых существенно сдерживается за счет прогрессивного налогообложения доходов и имущества. В целом на позднем этапе развития современных обществ распределение доходов гораздо равномернее, чем это было на ранних этапах или наблюдается в большинстве нынешних "развивающихся" обществ. Сказанное о доходах, вероятно, не менее верно в отношении возможностей, особенно после того, как высшее образование стало доступным для постоянно увеличивающейся части в каждой возрастной когорте. И хотя долгосрочная стабильность сложившейся сейчас модели не гарантирована, все же наиболее вероятным направлением ее развития будет нарастающее равенство.
  Широко практикуемая критика в адрес правящих классов современного общества весьма любопытно переплетается в многоголосии. С одной стороны, их обвиняют в том, что они "слишком расслабились", с другой - в том, что они излишне поглощены "узкими" интересами своей работы. Хотя все подобные обвинения
  49 Labor in a changing America/Ed. by W. Haber N Y.: Basic Books, 1966.
  149
  внушают подозрение, последнее кажется более близким к истине. Профессионализация менеджерской работы и включение ее в систему наемного труда повлекли за собой колоссальное повышение требовательности к уровню образования, квалификации и качеству выполняемой работы, что требует от работников высокой мотивации, направленной на достижение цели. На ранних стадиях нашего социального развития такого рода мотивация, скорее всего, не была широко распространенной. Сегодня, несмотря на определенное сокращение официального рабочего времени и, может быть, некоторое ослабление усилий в отдельных видах труда, сознание долга в выполнении своих трудовых обязанностей находится на высоком уровне. Очень похоже, что оно все время росло, особенно на верхних этажах системы занятости. В современном обществе высококвалифицированные работники, находящиеся на этих этажах, не только не образуют "праздный класс", но в массе своей являют собой наиболее интенсивно "трудящиеся" группы в человеческой истории. Парадоксально, но так называемый, эксплуатируемый рабочий класс гораздо ближе продвинулся к тому, чтобы стать праздным классом современного общества. Тяжелый труд верхних групп состоит не в мускульных усилиях и не в строгом соблюдении жесткой дисциплины, а в решении трудных, часто головоломных проблем и в ответственности за избранные методы их преодоления.
  Был достигнут общий подъем потребления продуктов питания, одежды, достигнуто улучшение жилищных условий и других составляющих уровня жизни. Сегодня в развитых странах только в низшей, незначительной по численности прослойке бедноты наблюдаются такие крайние лишения, как голод, низкая продолжительность жизни, лохмотья вместо одежды, которые характерны для большинства сегодняшних "слаборазвитых" стран. Эта проблема совершенно очевидно относится к другому разряду, нежели проблема распространения наркомании и других аналогичных "социальных патологий".
  Произошло также общее повышение экспрессивных стандартов, что видно по растущему потреблению "культурных продуктов" и по связанному с ним уровню эстетического вкуса в домашней обстановке, питании и пр. (включая участие в публичных развлечениях). Несмотря на то что изначально обездоленные или изолированные группы часто порождали эстетические нелепости, которые другие, более взрослые и благополучные группы непременно подвергали осмеянию, представляется, что в современных обществах, более чем когда-либо прежде, "утонченные" вкусы становятся достоянием все более широких слоев населения. Эти вещи, однако, трудно поддаются точной оценке. С одной стороны, воз-
  150
  росшее потребление встречает осуждение "пуритан", видящих в нем признак "расслабленности" нынешнего поколения. С другой стороны, романтики, идеализирующие Gemeinschaft, утверждают, что модернизация повсеместно испортила вкусы простых людей.
  Другой неизменной темой при обсуждении уровня жизни в "обществах изобилия" является борьба за статус посредством "показного потребления", разновидности которого включают не только сногсшибательные балы и дворцы старой аристократии, но и теперешние скромные стремления "не отстать от Джонсов". Определенная степень такой соревновательности, вероятно, неизбежна, когда в обществе институционализированы универсалистские нормы и нормы целедостижения. И все-таки похоже, что с упадком аристократии значение различий в индивидуальном потреблении уменьшилось. Например, Белый дом хоть и не хижина, но далеко не Версаль. Особняки времен "позолоченного века" на Пятой авеню в Нью-Йорке и в Ньюпорте либо исчезают, либо отдаются в "общественное" пользование; сходные тенденции отмечаются в Европе. По всей вероятности, в большинстве современных стран "буржуазная" показуха стала не такой вызывающей и очевидной, какой была в XVIII и XIX столетиях, хотя некоторые виды "роскоши" стали достоянием значительно более широких слоев. Поскольку "показное потребление" не ново и почти наверняка все реже встречается в своих крайних проявлениях, трудно усматривать в сегодняшнем потреблении предметов роскоши один из главных симптомов упадка современного общества50.
  Сопутствующим процессом является "капитализация предметов длительного пользования", включая жилье и такие вещи, как центральное отопление, "домашняя техника" и обстановка. Важной частью образа жизни в эпоху современности является также "приватность": сегодня само собой разумеющимся стало наличие "собственной комнаты" для супругов и для каждого члена семьи, кроме совсем маленьких детей.
  Подобные процессы являются частично следствием, частично причиной важного изменения в классовой структуре -"сокращения "класса прислуги". В начале нынешнего века в типичном доме "среднего класса" обязательно был один "живущий" слуга, а в домах "верхнего среднего класса" имелся довольно значительный штат прислуги. Сегодня такой штат имеется только у очень богатых, причем,
  50 П. Миллер показал, что у американцев в XVII и XVIII вв. было ровно такое же пристрастие к декадентской роскоши, как и сейчас (см.: Miller P. Nature's nation. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1967).
  151
  как правило, в силу их должностного положения. В домашнем хозяйстве верхнего среднего класса обычно обходятся "уборщицей", приходящей один-два раза в неделю, и сиделками при детях.
  Это связано с двумя моментами. Во-первых, современная промышленность становится все более капиталоемкой, превращая труд в дефицитный и потому все более дорогой фактор, откуда и идет общее повышение уровня жизни. Во-вторых, возрастающий эгалитаризм сделал постыдным статус слуги51, так что работа на фабриках и в магазинах все более предпочитается домашнему услужению.
  Для замужней женщины, принадлежащей к среднему классу, такой ход событий не обошелся без потерь. Лишенная помощи в ведении домашнего хозяйства, испытывающая все возрастающие нагрузки в отношении эмоционального регулирования семейных отношений, а также в более широких сферах гражданства и занятости, она полагается на целый арсенал новейшей домашней техники, переставшей быть просто баловством и капризом.
  ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  Созданный в Соединенных Штатах новый тип социетального сообщества более, чем любой другой, взятый в отдельности фактор, оправдывает наше утверждение о том, что эта страна заняла место лидера на позднейшем этапе модернизации. Мы предположили, что равенство возможностей, на чем делает акцент социализм, было достигнуто в достаточно высокой степени именно здесь. Этот результат связан с наличием рыночной системы, прочного правового порядка, относительно независимого от государства, и "государства-нации", свободного от контроля со стороны какой-либо этнической группы и какой-либо конкретной религии. Решающей новацией, на наш взгляд, явилась образовательная революция, особенно в том, что касалось распространения особого типа организации - добровольной ассоциации - и открытия возможностей. Что самое важное, американское общество ушло дальше, чем любое другое общество сравнимого масштаба, в освобождении от старинных аскриптивных неравенств и в институционали-зации модели, эгалитарной в основе своей.
  Вопреки мнению многих интеллектуалов, американское общество и многие другие современные общества, где нет диктаторских
  51 Aubert V. The housemaid: An occupational role in crisis//Sociology: The progress of adecade/Ed.by S.M.Lipset, N.J.Smelser. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1961.
  152
  режимов, институционализировали наиболее широкий спектр свобод, чем какое-либо из прежних обществ. Возможно, он не шире того, которым пользовались иногда небольшие привилегированные группы аристократов в Европе XVIII в., но для больших масс людей он безусловно шире, чем когда-либо.
  Достижение таких свобод сопряжено со множеством сложностей. Видимо, можно сказать, что приобщение к свободе начинается с преодоления некоторых трудных обстоятельств физической жизни - плохого здоровья, низкой продолжительности жизни, неблагоприятных климатических условий и т.п. Сюда же, безусловно, относится создание определенной безопасности от насилия для большинства населения. Более высокие доходы и развитие рынков увеличивают свободу выбора в потреблении. Имеется широкий набор общедоступных услуг, таких, как образование, учреждения культуры, а также средства общего пользования и т.п. Существует повсеместная свобода в выборе брачного партнера, занятий, религии, политической принадлежности, свобода мысли, слова, самовыражения.
  Если рассматривать ситуацию в широкой сравнительной и эволюционной перспективе, то наиболее "привилегированные" общества конца XX в. впечатляюще успешно институционализировали самые "либеральные" и "прогрессивные" ценности тго времени, что трудно было предсказать столетие назад.
  Конечно, имеются и серьезные проблемы. Одна из них, безусловно, война и опасность войны. Но поскольку в данной главе предметом нашего внимания является социетальное сообщество, то вопрос о межсоциетальных отношениях мы отложим до заключительной главы этой книги.
  Мы уже выдвигали соображения о том, что главные недостатки нового типа социетального сообщества состоят не в давнишних сетованиях на тиранию авторитарных режимов, особенно в их монархической разновидности, или на укоренившиеся привилегии аристократии. Не состоят они также в классовых антагонизмах и эксплуатации в строго марксистском смысле. Проблемы социальной справедливости и неравенства все еще заметны, но формулирование этих проблем в упрощенных терминах противостояния буржуазии и пролетариата, по соображениям, изложенным в этой главе, представляется утратившим актуальность.
  Проблема равенства и справедливости остается центральной для Соединенных Штатов в контексте наличия бедности и многочисленного негритянского меньшинства, имеющего за плечами долгую историю дискриминации, берущей начало в рабстве. Важно отчетливо понимать, что эти два аспекта проблемы не совпада-
  153
  ют полностью. По большинству критериев значительное большинство американских бедных - белые, а значительная часть небелого населения не числится в бедняках. Но существует особенно бросающееся в глаза совпадение того и другого среди черных, обитающих в "гетто" крупнейших городов.
  Раньше эти проблемы трактовались как "абсолютное" обнищание, недоедание, болезни и т.п. Сегодня среди социальных ученых растет понимание того, что относительное обнищание и исключение из полноправного участия в социетальном сообществе гораздо важнее и часто переживается "болезненнее"52. В нашей общей парадигме социальных изменений мы подчеркивали связь между процессами включения и повышения уровня адаптации через рост доходов; тем не менее эти процессы неидентичны. Связь эта вместе с тем помогает объяснить, почему, несмотря на то что в последнее время сильно уменьшилась юридическая и политическая дискриминация, напряженность вокруг расовой проблемы не только не ослабла, но даже возросла. То, что достигаемое через механизм включения смягчение ощущения относительного обнищания носит в каком-то смысле "символический" характер, не делает его ни на йоту менее насущным и важным.
  Проблема равенства и социальной справедливости поддается оценке с большим трудом. Как только что отмечалось, старое недовольство тиранией, аскриптивными привилегиями и классовым неравенством в марксистском духе не играет той роли, что прежде. Но сохраняется широко распространенное ощущение, что некие особо привилегированные группы незаконно пользуются своим положением в своих интересах, в ущерб общему интересу. У старших поколений это недовольство чаще всего формулировалось в терминах экономики, как у Ф.Д. Рузвельта, когда он говорил о "злоумышленниках с большими богатствами". Знаменательно, что сегодня в этой связи выплывает символ "власти"; во фразеологии Ч. Р. Миллса за большинство наших социальных зол ответственность лежит на "властвующей элите". Представители властвующей элиты изображаются не как должностные лица, а как циничные закулисные кукловоды. Идеологические комплексы с параноидальным содержанием отнюдь не новость, но все равно возникает вопрос, что лежит за этим конкретным представлением.
  12 См.: Rainwater L.. Yancey W. The Moynihan report and the politics of controversy. Cambridge (Mass.): M.L.T. Press, 1967; The Negro American/Ed, by T. Parsons, K. Clark. Boston: Houghton-Miffiin, 1966.
  154
  Похоже, что в современном обществе не возмущение материальными привилегиями богатых является главным источником моральной неудовлетворенности; на самом деле в начале века эта проблема стояла острее. Существует, по сути, единодушное мнение, что тех, кто находятся за "чертой бедности", надо поднять выше ее. За пределами этого согласия проблема экономического неравенства становится очень сложной. По-видимому, долговременная тенденция состояла в сокращении высшими слоями своего "показного потребления". Хотя в течение жизни нынешнего поколения ничего существенного не произошло, похоже, что будущая общая тенденция направлена в сторону большего равенства.
  В плане сосредоточения власти и полномочий общество в конечном счете стало более децентрализованным и основанным на добровольных ассоциациях, нежели более концентрированным. Для этого явления опять-таки напрашивается объяснение в терминах скорее относительного, чем абсолютного, ухудшения дел в этой области. Особенно часто упоминаемым негативным символом стала "бюрократия", подразумевающая строгий централизованный контроль с помощью жестких правил и полномочий. Мы старались показать, что в действительности основная тенденция состоит не в росте бюрократии, пусть последняя сама по себе и не преобразуется, а в развитии организаций по типу добровольных ассоциаций. Но в некоторых особо чувствительных кругах ощущают, что бюрократия усиливается. С этим ощущением связаны и недавние волны обвинений в адрес "военно-промышленного комплекса" США, что, в свою очередь, соседствует с другим всеохватывающим ощущением, что нарушаются свободы; в кругах наиболее крайних ориентации практически отрицаются те завоевания в области свободы, которые мы просуммировали выше.
  У испытывающих подобное чувство ухудшения есть два особенно значимых для них позитивных символа. Один - это "община", которая, как принято утверждать, в ходе современного развития подверглась мощной деградации53. Указывается на то, что соседские общины были "приватизированы" и что многие виды отношений переместились на уровень больших формальных организаций. Мы же должны еще раз отметить, что бюрократия в самом отрицательном смысле этого слова не угрожает все смести на своем пути. Добавим, что вся система массовых коммуникаций явля-
  51 Одна из форм - ностальгия по общинному устройству (Gemeinschaft), являющаяся заметной чертой "социологической традиции", особенно как она описана у Р. Низбета (см.: Nisbet R. The sociological tradition. N.Y.: Basic Books, 1967).
  155
  ется функциональным эквивалентом некоторых из свойств общества типа Gemeinschaft, и притом таким эквивалентом, который предоставляет индивиду право выбирать в соответствии с собственными критериями и желаниями, участвовать ему или не участвовать в общении54. Вторым позитивным символом является "участие", особенно в формуле "демократия участия". Требования такой демократии часто звучат таким образом, как если бы "власть", в специальном техническом смысле этого слова, была главным желанным объектом, однако сама расплывчатость этих требований делает сомнительным такое предположение. Мы полагаем, что эти требования являются главным образом еще одним проявлением желания быть включенными, полностью "принятыми" в члены солидарных групп. Подобные же соображения, кажется, применимы к отвращению и страху перед нелегитимной властью. Вопрос о том, какая форма желаемого участия совместима с условиями, необходимыми для эффективного функционирования организации, представляет собой большую сложность, но то, что здесь находится узел напряженности, представляется несомненным.
  Может быть, некоторым подтверждением такой интерпретации могут служить те чрезвычайно острые студенческие волнения, которые в последнее время охватили все современные общества и, как мы уже отмечали, связаны с развитием массового высшего образования. Это явление слишком сложно, чтобы его анализировать здесь, но весьма показательно, что все темы, поднимаемые студенческими радикалами, имеют резонанс во всем обществе. Действенным символом, как с положительной, так и с отрицательной нагрузкой, выступает власть; на счет "неправильной" власти списывается большая часть "неправильного" в обществе, а "студенческая власть" занимает видное место среди предлагаемых средств исцеления. Бюрократия и все связанное с ней ассоциируется с "неправильной" властью. С положительной стороны новая идея "коммуны", в отношении которой особо подчеркивается аспект участия, наделяется почти волшебными добродетелями55.
  54 Конечно же, главная задача социологии заключается не в реставрации обществ, существовавших до промышленной и демократической революций или даже до революции в образовании. Скорее она состоит в поиске тех компонентов социальных систем, которыми объясняются некоторые позитивные черты более ранних обществ, с тем чтобы понять, как их можно перестроить для удовлетворения функциональных потребностей становящихся современных обществ. См.: Shils E.A. Mass society and its culture//Daedalus. 1960. Spring; White W. Beyond conformity. N.Y.: Free Press, 1961.
  "5 Parsons Т., Platt G.M. Op. cit. P. 26.
  156
  В предыдущем изложении мы делали упор на значении для современного общества трех "революций". Каждая из них была средоточием напряженностей и конфликтов, порождая радикальные группы, выступавшие как против определенных сторон разлагающейся социальной структуры, так и против революционных перемен. Так, Французская революция, эта самая выдающаяся из ранних демократических революций, наплодила якобинцев, "абсолютистов" руссоистской демократии. Промышленная революция, несколько позже, породила конфликты, о которых нами уже немало сказано, а радикалами на этом этапе стали социалисты, особенно их коммунистическое крыло. Не будет слишком смелым предположить, что студенческие радикалы из "новых левых" начали играть аналогичную роль в образовательной революции, хотя мы и не знаем, сколько этапов нам еще предстоит пройти.
  В данный момент мы наблюдаем нечто кажущееся парадоксом. Революционеры, более чем кто бы то ни было, не могут даже слышать, что у них есть общие ценности с теми, чьи "аморальные" системы они стремятся ниспровергнуть. Но в свете тех представлений о ценностях, которые заложены в основу анализа, вполне закономерно задать вопрос, действительно ли брошен вызов основополагающим ценностным образцам общества современного типа, и в частности в Соединенных Штатах-. Действительно ли уже не имеют значения институциональные завоевания, связанные с "либерально-демократическими" ценностями XIX в.? Отвергает ли их новое поколение?
  Со всей определенностью можно ответить "нет". Их не отвергают, а считают само собой разумеющимися56. С одной стороны, современное общество осуждают за то, что оно не находится на
  36 Против этого утверждения может быть выдвинуто одно очевидное возражение. Самые крайние студенческие радикалы прибегают к революционной тактике "конфронтации", включая насилие и всякого рода способы, исключающие диалог с теми, чьим взглядам они противостоят; примером может служить намеренный срыв научных дискуссий. Такое поведение означает практическое отторжение того, что можно назвать "процедурными" ценностями "либерального" общества; необходимость такого отторжения отстаивается наиболее громогласно ввиду репрессивного характера "режима". Вместе с тем нельзя не заметить, что люди, проводящие такую тактику, все время ссылаются на свои права, что со всей очевидностью говорит против того, что они отвергли эти либеральные ценности. Более того, в глаза бросается, что эта черта свойственна всем, а не только нынешним экстремистам. Террор при якобинцах едва ли был "демократическим", но творился он во имя демократии. В паше время такой же является коммунистическая тактика. Этот конфликт между предполагаемыми конечными ценностями, такими, как Равенство и свобода, и тактикой радикализма заложен в саму основу крайне радикальных движений.
  157
  высоте исповедуемых им ценностей, что видно из существования бедности и расовой дискриминации, из продолжения войн и империализма. С другой стороны, имеются туманные намеки на то, что не следует довольствоваться этими ценностями и что нужно вводить совершенно новые.
  В определениях того, какими должны быть следующие этапы, доминируют эгалитарные ценности, и, по крайней мере, два символа - общины и участия указывают на четкие направления, несмотря на то что их конкретные импликации могут быть довольно расплывчатыми. Современная система, особенно в Соединенных Штатах, кажется, только что завершила один этап институциональной консолидации, но одновременно она переживает брожение, сопровождающее переход к новым этапам, очертания которых пока еще трудно различить.
  Единственное, что кажется очевидным, - это стратегическое значение во всех этих ситуациях социетального сообщества. Как уже говорилось, самые важные черты этого сообщества сформировались совсем недавно. Кроме того, есть все основания думать, что Соединенные Штаты стояли во главе этих перемен и что основные их параметры распространятся во всех современных обществах. Поэтому вполне уместно несколько подробнее описать эти параметры.
  На новый уровень всеобщности и обобщенности поднялся принцип равенства. Социетальное сообщество, в основном состоящее из равных членов, представляется "конечной станцией" длительного процесса отхода от таких древних, партикуляристско-аск-риптивных основ членства, как религия (в плюралистическом обществе), этническая принадлежность, регион или местожительство, а также наследственное положение в социальной стратификации (применительно в первую очередь к аристократии, но также и к некоторым более современным версиям классового статуса). Этот базисный мотив равенства имеет давнее прошлое, но впервые выкристаллизовался во времена Просвещения в виде представлений о "естественных правах" и нашел особо значимое выражение в Билле о правах, вошедшем в американскую конституцию. Билль оказался своего рода бомбой замедленного действия, так как некоторые из его последствий проявились спустя много времени после его принятия, наиболее драматично в действиях Верховного суда, но также и шире. Сегодняшнее внимание в Соединенных Штатах к проблемам бедности и расовой дискриминации во многом обязано тому чувству глубокого морального отвращения, которое вызывает в современном обществе идея безвыходно "низшего" класса, не говоря уж о низшей расе, несмотря на гро-
  158
  могласные протесты против современного эгалитаризма со стороны некоторых групп.
  Некоторые имеющие широкое хождение радикальные идеологии, похоже, настаивают на том, что подлинное равенство требует полной отмены всех иерархических статусных различий. Такой вариант идеального "сообщества" в течение многих столетий периодически всплывал на поверхность. Однако все попытки, сколько-нибудь приближающиеся к его реалистической институциона-лизации, всегда осуществлялись в небольших масштабах и по большей части были недолговечными. Представляется, что слишком усиленное движение в этом направлении могло бы серьезно подорвать такие крупномасштабные институты современных обществ, как право, рынки, эффективное государство, а также компетентную творческую работу и применение передового знания. Скорее всего оно развалило бы общество на неопределенное множество поистине "примитивных" небольших общин.
  Основное русло социетального развития в наше время направлено в сторону существенно новой модели стратификации. Первоначальные исторические основы легитимного неравенства были, как уже указывалось, аскриптивными. Ценностная же основа нового эгалитаризма нуждалась в другом обосновании своей леги-тимности. В самом общем виде новая модель должна быть функциональной для общества, рассматриваемого в качестве системы. Различные результаты соревновательного процесса образования должны, таким образом, легитимизироваться через заинтересованность общества в деятельности высококомпетентных людей, причем такая высокая компетентность является следствием, по крайней мере, как врожденных способностей, так и "хорошей подготовки". Общество заинтересовано также в высокой экономической производительности, но, заведомо отбрасывая предположение, что каждый участвующий в производстве его индивид или коллектив будут одинаково результативны, оно вынуждено предусматривать специальные вознаграждения своим наиболее продуктивным участникам. Точно так же большим и сложным коллективам необходима эффективная организация, одним из первичных факторов которой является институционализация авторитета и власти, при этом неизбежно возникает создающая неравенство ситуация - ситуация относительной "концентрации" власти.
  Существует два способа примирения между ценностными императивами сущностного равенства и функциональными требованиями компетентности, производительности и коллективной эффективности, - все это, разумеется, пересекается в конкретных секторах социальной структуры. Первый способ состоит в инсти-
  159
  туционализации подотчетности, самым известным случаем которой являются отчеты избираемых должностных лиц своему электорату. Некоторые функции выполняют, хотя и несовершенным образом, экономические рынки, а также механизмы удостоверения компетентности в мире науки, свободных профессий и в некоторых других "фидуциарных" органах.
  Второй способ состоит в институционализации равенства возможностей,^ тем чтобы ни один гражданин не был лишен, по известным нам аскриптивным признакам (раса, социальная принадлежность, религия, национальность и т.п.), свободного доступа к деятельности (прием на работу) или к условиям, обеспечивающим возможность эффективной деятельности (получение медицинского обслуживания и образования). Идеал этот очень далек от полной реализации, однако сама сегодняшняя распространенность мнения, что равенство возможностей есть не что иное, как "пародия" на демократию, в действительности говорит о возросшей серьезности этой проблемы в наши дни. Раньше "низшие классы" или лица, ущемленные по другим аскриптивным основаниям, просто принимали как данность, что преимущества, которыми обладают "лучшие", "не для них", и не протестовали. Так что сила протеста не есть простая функция от величины "зла".
  Совершенно ясно, что стремление к равновесию между ценностной установкой на равенство, с одной стороны, и неравенством, вытекающим из функциональной эффективности, с другой, сопряжено в современных обществах со сложными интегративны-ми проблемами, поскольку многие исторические основания для иерархической легитимизации утрачены. Эта трудность усугубляется еще и тем, что проблема присуща не одной определенной сфере жизнедеятельности общества, но множеству самых разных. Существует много источников функционального неравенства; классификация по признакам "компетентности", "экономической производительности" и "коллективной эффективности" дает лишь самые элементарные точки отсчета. В высокоплюралистической социальной системе необходима не только интеграция притязаний на особые привилегии с принципом равенства, но и интеграция разных видов притязаний на особые привилегии.
  Такая интеграция представляет собой ядро складывающихся институтов стратификации. По нашему мнению, ни одна из доставшихся нам в наследство формул, претендующих на описание современной системы стратификации, не является удовлетворительной. Конечно же этническая принадлежность не является ее основой, за исключением особых и все реже встречающихся случаев. Не являются ею также ни аристократия в прежнем смысле,
  160
  ни класс в марксистском понимании. Она все еще в недостаточной мере развита и очень нова.
  Интеграция такого рода социетального сообщества должна зависеть от специальных механизмов. Они касаются в основном того, каким образом наделяются общепризнанным престижем не только определенные группы, но и статусы, которые эти группы занимают, включая должности, пользующиеся авторитетом в коллективах. Существенно, чтобы престиж таких групп и статусов устанавливался не на основе одной какой-то позиции, а на различных комбинациях таких факторов, как богатство, политическая власть или даже "моральный" авторитет. Мы определяем престиж как "коммуникационный узел", через который факторы, существенные для интеграции социетального сообщества, оцениваются, уравновешиваются и интегрируются в "продукт", называемый влиянием. Осуществление влияния какой-то одной единицей сообщества или группой таких единиц может способствовать приведению других единиц к некоему консенсусу путем обоснования распределения прав и обязанностей, ожиданий, связанных с их исполнением, и вознаграждений в зависимости от вклада в общее дело. На данном уровне рассмотрения общее дело - это дело в интересах общества, представляющего собой сообщество.
  Сосредоточенность на социетальном сообществе, характеризующая эту книгу в целом и данную главу в частности, надо уравновесить признанием, что ценности потенциально, а обычно и реально выходят за рамки любого такого конкретного сообщества. Это - одна из причин, почему в книге говорится о системе современных обществ, а не об одном таком обществе. Силы и процессы, преобразовавшие социетальное сообщество Соединенных Штатов и обещающие преобразовывать его и дальше, не являются характерными для одного этого общества, но пронизывают всю уже модернизованную и "модернизующуюся" систему. Только с этих позиций можно понять европейские общества, не имеющие собственных расовых проблем, когда они чувствуют себя вправе укорять американцев за бездушие в отношении черных, или небольшие независимые страны, когда они начинают вопить об "империализме". С этой точки зрения решающее значение приобретает вопрос об институционализации единой для всех современных обществ системы ценностей, включая все, что она влечет за собой в плане стратификации.
  Главный фокус напряженности и конфликта, а значит, и творческих новаций в нынешней ситуации находится, похоже, не в экономике в смысле идущего из XIX в. противостояния капитализма и социализма; нет его и в политике в смысле проблемы
  161
  "справедливого" распределения власти; правда, оба эти конфликта отнюдь не исчезли. Гораздо актуальнее сегодня культурные проблемы, особенно порожденные революцией в образовании. Но многое указывает на то, что эпицентр бури находится в социеталь-ном сообществе. С одной стороны, относительно устарели многие прежние ценности, такие, как наследственные привилегии, этническая и классовая принадлежность. С другой стороны, остаются нерешенными проблемы интеграции нормативной структуры сообщества (которая представляется вполне завершенной в основных своих чертах) с мотивационной основой солидарности (которая остается весьма проблематичной). Новое социетальное сообщество, понимаемое как интегративный институт, должно функционировать на уровне, отличном от тех, что привычны нашей интеллектуальной традиции; оно должно выйти за те пределы, где правят политическая власть, богатство и факторы, их порождающие, и подняться на уровень ценностных приверженное -тей и механизмов влияния.
  Глава шестая НОВЫЕ КОНТРАПУНКТЫ
  Многим читателям может показаться, что особое внимание, которое было уделено американскому обществу в предыдущей главе, объясняется узкоместническим пристрастием автора. Но все же такой выбор был продиктован соображениями аналитического порядка. Вероятнее всего, нарождающуюся модель можно описать лучше, если остановиться на одном примере, но более основательно, чем на нескольких, но более поверхностно. Соединенные Штаты были выбраны, исходя из убежденности, что эта страна стала (как надолго, покажет время) лидером современной системы - не в обычном политическом смысле, а благодаря структурным инновациям, составляющим сущность современного общественного развития. Этот выбор основывайся также на эволюционной схеме, в духе которой выдержана вся книга. Мы подчеркивали, что широкая тенденция развития в направлении "индивидуализации", децентрализации и добровольных ассоциаций началась еще при феодализме, как это описано у М. Блока. Если верно сделанное в третьей главе определение "северо-западного угла" Европы "лидирующим" в этой тенденции в XVII в., то та же логика подсказывает, что Соединенные Штаты играют роль лидера в теперешние времена; сравнимая модель явно просматривается в таких родственных обществах, как Канада и Австралия1. Эта перспектива американского общества была начертана А. Токвилем в 30-е годы XIX в., когда потенциал этого общества только лишь приоткрылся этому проницательному наблюдателю. Представляется, что его взгляд дает более надежный ключ к пониманию американского общества, чем описания наших дней, в которых основной акцент делается на бюрократизацию и концентрацию власти.
  Перейдем теперь к общей характеристике современной системы в целом. Мы утверждаем, что, как и на этапе ранней современ-
  1 См.: Lipset S.M. The first new nation. N.Y.: Basic Books, 1963.
  16"?
  ности, "ведущие" элементы осуществляют функцию целедостиже-ния для системы в целом и функции адаптации и интеграции внутри ее. Такое раздвоение было характерно для Англии и Голландии в XVII в. и для Соединенных Штатов в XX в. Оно отражает общее направление развития современной системы в сторону адаптации и добровольности ассоциаций. Другая основная инновационная функция для системы в целом - адаптивная. Те общества, в которых преобладает адаптивная функция системы (Пруссия на раннем этапе и Советский Союз сегодня), внутри себя ставят во главу угла функцию социетального целедостижения.
  Этот кажущийся парадокс лучше всего, вероятно, прояснить на конкретных примерах. Мы приписали Пруссии расширение и консолидацию преимущественно западной модели на северо-восточной границе системы европейских обществ и создание структурной базы для объединения Германии. Эти процессы породили ожесточенные конфликты, когда Германия интегрировалась в более демократическую и "ассоциативную" структуру Западной Европы, но затем реорганизованная Германия возглавила экономическую модернизацию на континенте.
  Подобно Пруссии, Советский Союз "распространил" европейскую систему дальше на восток. С конца XVIII в. Россия все больше внедрялась в европейскую систему, особенно в войнах против Французской революции и Наполеона и при установлении вслед за ними в Европе "консервативной" межгосударственной системы. На протяжении XIX в. она, колонизировав Сибирь, расширила европейскую систему до Тихого океана.
  В том, что главным источником инноваций для системы современных обществ на более поздних стадиях развития мы считаем подсистемы целедостижения и адаптации, есть одно важное допущение. Оно не было полностью раскрыто и обосновано в этой краткой работе и состоит в том, что институционализированные во времена Ренессанса и Реформации главные образцы ценностных ориентации с тех пор оставались в общих чертах неизменными2. Конечно, вокруг ценностей разворачивались бесконечные конфликты, но по большей части они касались конкретных частностей и не затрагивали существа дела. Также очень важно, что каждый из прослеженных нами основных этапов дифференциации и другие процессы изменения стимулировали повышение уровня генерализации ценностного образца, а отчасти происходили в
  - Parsons T. Christianity//Internattonal Encyclopedia of the Social Sciences. N.Y.: Macmillan, 1968.
  164
  результате этого повышения. Показательным примером может служить изменение, в результате которого на смену прежней христианской традиции государственных церквей и навязанного религиозного единообразия пришла разрешенная религиозная свобода.
  Как в Соединенных Штатах, так и в Советском Союзе сложились идеологии, отличающиеся от старых западноевропейских образцов; многое в них, особенно в советской, все еще частично отвергается западноевропейскими обществами. Но ценностное содержание этих идеологий следует, по моему мнению, рассматривать скорее как "конкретизацию" более общего западного ценностного образца - инструментального активизма, чем как отступление от него. В целом это замечание можно отнести также к идеологиям "социальной критики" и восстания, получившим широкое распространение в наши дни.
  СОВЕТСКИЙ СОЮЗ
  По мере того как русская революция упорядочивалась после хаоса, созданного военным напряжением, гражданской войной и внешней интервенцией, политический контроль в стране сосредоточивался в руках "диктатуры пролетариата" - особого коммунистического варианта социализма. Партия и государство стали агентами модернизации в той же мере, в какой были агентами революционных завоеваний.
  Хотя индустриализация началась в России до революции 1917 г. (некоторые авторитеты доказывают, что революция на самом деле замедлила ее ход3), массированные усилия в этом направлении были впервые предприняты советским режимом. Из двух революций раннего периода модернизации Советский Союз наиболее успешно преуспел в первой - промышленной: в короткий срок он достиг второго места в мире.
  Однако, несмотря на свой по преимуществу диктаторский характер, советский режим осуществил и многое из того, что свойственно демократической революции. Были ликвидированы многие аскриптивные компоненты старого общества: немедленно отменена монархия; устранена аристократия как статусная группа, более тесно привязанная к трону, чем даже во Франции; в течение значительного времени дети буржуазии и аристократии подверга-
  1 См.: Gerschenkron A. Problems and patterns of Russian economic development// The transformation of Russian society/Ed, by. C.E.Black. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1960.
  165
  лись такой систематической дискриминации, что в конце концов в стране сложился новый "высший класс"4.
  Отождествление русской церкви с царским режимом было полнее, чем где-либо в Западной Европе. В своем радикальном антиклерикализме коммунистический режим следовал Французской революции и зашел в этом дальше, чем это случилось в любой некоммунистической стране. Прежняя позиция церкви была подорвана, а терпимость в отношении организованной религии весьма ограничена. Марксизм-ленинизм обрел, однако, полурелигиозный статус, что препятствовало становлению религиозного плюрализма.
  Индустриализация значительно сократила масштабы локальной замкнутости и партикуляризма. Произошло значительное развитие городов, системы образования, возросла географическая и социальная мобильность, хотя свобода передвижения и смены рабочих мест оставалась относительно ограниченной5.
  Эти процессы указывают на сдвиг в сторону развития в социе-тальном сообществе гражданского комплекса. На определенных уровнях советская система культивировала универсалистские стандарты и стремилась к полному включению всех своих граждан в жизнь общества как через всеобщее образование, так и через насаждение в умах государственной идеологии. Советская политическая система даже еще в большей степени, чем Французская революция, стояла перед дилеммой жесткого контроля партии и государства, с одной стороны, и максимизации свободы, декларируемой идеалом "отмирания государства", - с другой. Проблема эта свойственна социальным институтам, занимающим промежуточное положение между верховной властью и народными массами.
  Многие из институтов, с которыми боролась, хотя и в разной степени, Коммунистическая партия, снова стали довольно открыто признаваться. Один из них - это дифференциация в оплате труда, отражающая, как и в других обществах, разницу в компетентности и ответственности. Другой - семья. После того как развод можно было получить по первой просьбе, настал период, когда добиться его стало труднее, чем в большинстве капиталистических обществ6. Индивидам и семьям было разрешено иметь неко-
  4 Fainsod M. How Russia is ruled. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1963.
  5 Inkeles A., Bauer R.A. The Soviet citizen. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1959.
  6 См.: Geiger K. The family in Soviet Russia. Cambridge (Mass.): Harvard Univ.' Press, 1969.
  166
  торые личные финансовые ресурсы в виде сберегательных счетов и т.п.7 Точно так же, при всех имевшихся ограничениях, значительней стала независимость судебных органов от административных властей8. Хотя все эти институты сегодня признаны, все еще остается сомнение относительно их влиятельности и автономности, например в отношении родительского контроля за детьми.
  Главным же вопросом всегда был вопрос государственного управления экономикой. В сталинское время пятилетних планов, подготовки к войне и войны концентрация власти достигла крайних пределов. Это была эпоха политического тоталитаризма и "командной экономики"9. Экономическое развитие носило до мельчайших деталей экстраординарный характер, но, как показала Большая Чистка конца 30-х годов, его сопровождала жестокая политическая напряженность, следствием чего стал кризис "десталиниза-ции" середины 50-х годов.
  Командная экономика подавила или резко ограничила многие из главных механизмов, действующих в других индустриальных экономиках, наиболее наглядно - деньги и рынки10. Вместо рынка была создана система иерархических решений. Директора предприятий проводили в жизнь распоряжения центральных плановых органов, используя материалы и рабочую силу, выделяемые им другими, управляемыми также из центра организациями". В результате такой радикальной централизации появлялись многочисленные трудности, и советская власть пыталась ограничить ее, не подвергая опасности социалистические принципы. Распределение рабочей силы было особо уязвимым местом, поскольку политика прямого командования слишком резко ограничивала индивидуальную свободу. Советская практика сегодня далеко отошла от полувоенного образца - приказного прикрепления людей к определенной работе. Такая же в основе своей проблема характерна и для потребления. Хотя советские плановики часто высмеивали капиталистический "суверенитет потребителя", они все чаще сталкиваются с необходимостью строить свои производственные планы с учетом того, что потребители считают по мень-
  7 См.: InkelesA., Bauer R.A. Op. cit.
  8 См.: Herman H.J. Justice in the U.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1963.
  * См.: GrossmanG. The structure and organization of the Soviet economy//Slavic Review. 1962. Vol. 21. June. P. 203-222.
  1(1 См.: GrossmanG. Economic systems. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1967.
  11 BerlinerJ.S. Factory and manager in the U.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1957.
  167
  шей мере приемлемым. Особенно это стало заметно после недавнего роста потребительских доходов12, который можно рассматривать как начало фазы, называемой У.Ростоу "массовым потреблением"13.
  Вероятно, самой серьезной проблемой остается демаркационная линия между правами государства и гражданина. С точки зрения западных ценностей на тоталитарном этапе, символизируемом террором и тайной полицией, отрицались "права граждан" на защиту от государства14. После смерти Сталина давление государства значительно ослабло, хотя остается неопределенным, насколько прочно укоренились в обществе гражданские права. В соответствии с идеологией провозглашалось, что с приходом коммунизма наступит пора почти неограниченных индивидуальных свобод, но неясно, как это собирались осуществлять на практике.
  Хотя в Советским Союзе институционализировано избирательное право, в его рамках допускался только выбор по принципу "да-нет" и пресекалась любая организованная оппозиция теми, в чьих руках находится власть. Но пусть эта система и не предоставила рядовому гражданину реального выбора в отношении проводимого политического курса, тем не менее она действительно уже отличалась от старой европейской "легитимности", при которой индивиды рассматривались как подданные своих монархов15.
  Из этих начинаний может развиться политический компонент гражданства, более похожий на общеевропейские образцы. Сталинский тип диктатуры, по всей вероятности, уже не повторится. По крайней мере, судя по всему, ныне нельзя уже править без утверждения Центральным Комитетом Коммунистической партии важных политических решений, с существованием ЦК уже нельзя не считаться и им нельзя манипулировать, как это было при Сталине. Эта система способна эволюционировать к чему-то, примерно соответствующему английской парламентской системе XVIII в.
  Социальный компонент советского типа гражданства развит высоко. Несмотря на то что он сосредоточен в структурах по сво-
  12 Goldman M.I. The Soviet economy. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1968.
  13 Rostow W.W. The stages of economic growth. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954.
  14 Moore B. (jr.) Terror and progress: U.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954.
  15 См.: Inkeles A. Public opinion in Soviet Russia. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954.
  168
  им характеристикам гораздо более иерархических, бюрократических и авторитарных, чем в основных западных обществах, по нему все же можно судить, как далеко ушел Советский Союз от абсолютизма XVII в.16
  В самой диктатуре Коммунистической партии заключены источники нестабильности. Партия и, следовательно, ее руководство сошназначены. Ближайшей параллелью, видимо, могут служить "святые" в политических образованиях кальвинистов, включая раннюю Новую Англию. Во всех этих случаях легитимизируюицая культурная традиция не предоставляла универсального критерия, определяющего, кого полагается считать элитой. Советская система не признавала легитимизацию по рождению - этого классического стабилизатора аристократических систем. В той мере, в какой партия преуспеет в воспитании всего населения в духе добропорядочного социализма, в стране будет нарастать давление в сторону демократизации, подобное тому, какое развилось в западных политических системах и в протестантизме, когда ставился вопрос о ликвидации особого статуса избранных.
  Таким образом, реально предположить, что процессы демо-. кратической революции в Советском Союзе еще не достигли точки равновесия, а дальнейшее развитие вполне может пойти в основных чертах по пути образования одного из западных типов демократического государства, с ответственностью перед электоратом, а не перед самоназначенной партией.
  Перед революцией формальное образование всех уровней было доступно в России лишь относительно небольшому меньшинству. Одно из первых великих советских достижений было связано с внедрением массового образования. В результате советский народ сегодня является одним из самых широко образованных в мире. Быстрее, чем почти в любой другой стране, за исключением Соединенных Штатов и Канады, происходило здесь повышение уровня образования от начального к высшему. Особый упор делался на естественные науки и технику, во многом из-за стремления к быстрой индустриализации и по военным соображениям, а также по причине их относительной идеологической безопасности. В высшем образовании насаждение официальной идеологии занимало исключительное место и в значительной мере определяло содер- ' жание и форму гуманитарных и социальных наук. В нынешних выражениях недовольства режимом ведущая роль принадлежит
  "' Inkeles А., Ваиег К.A. Op. cit.
  169
  литературно-художественной интеллигенции, которая подвергается серьезным репрессивным мерам.
  Научные исследования в Советском Союзе сосредоточены в Академиях наук, существующих отдельно от университетов. Связанной с этим организационной особенностью является то, что контроль за подготовкой специалистов осуществляется не столько университетами, сколько соответствующими министерствами. Например, медицинские институты подчиняются Министерству здравоохранения, а не Министерству образования. Вполне вероятно, что основные причины такого организационного устройства носят политический характер. Академическая система ограждает исследовательскую работу от "публичных" секторов общества, обеспечивая исследователям большую свободу, чем была бы у них, если бы их работа имела более широкий общественный резонанс и тем самым находилась под непосредственным контролем общественности.
  С установлением после второй мировой войны новых коммунистических режимов в Восточной Европе и затем в Китае закончился этап "социализма в одной стране". Европейские социалистические общества создали против западных некоммунистических влияний не "железный занавес", а некую весьма проницаемую границу. Эта проницаемость, наряду с такими каналами, как радиовещание, публикации и взаимные посещения, воздействовала на советскую систему существенным образом.
  До второй мировой войны пограничные страны в целом были более "европейскими", чем Россия. И нет ничего удивительного в том, что они, хотя в различной степени и спорадически, обнаруживали более сильные устремления к либерализации (в западном варианте). Несмотря на то что Советы время от времени прибегали к жестким мерам для подавления движений за автономию в Восточной Европе, как это было в Венгрии в 1956г. и в Чехословакии в 1968г., в долгосрочном плане воздействие всего этого на саму советскую систему, вероятнее всего, будет способствовать ее либерализации, хотя это и нельзя утверждать со всей определенностью. В некоторых отношениях цена, которую Советский Союз платит за поддержание своей "империи", сходна с той, что многие капиталистические державы платят, чтобы справиться с движениями за независимость в своих бывших колониях.
  Коммунистический Китай бросил первый серьезный вызов советскому главенству в "мировом" коммунистическом движении, породив серьезную напряженность, которую мало кто мог ожидать несколько лет тому назад. Этот вызов может подтолкнуть Советский Союз к каким-то договоренностям с Западом, правда в
  170
  противоположном направлении здесь действуют обязательства по поддержанию единства в коммунистическом движении.
  На первом послесталинском этапе советского коммунизма Хрущев ввел формулу мирного сосуществования, поразительно напоминающую формулу cuius regio, eius religio, которая покончила с религиозными войнами. Она также представляла собой выражение отрицательной терпимости: с иностранным идеологическим противником не предполагалось больше бороться силой, однако не допускались какие-либо уступки в отношении легитимности его идеологической позиции. Возможно, несмотря на то что Америка завязла во Вьетнаме, "горячая" фаза холодной войны близится к концу. Но если только параллель с исторической ситуацией в религии верна, то "мирное сосуществование" не является устойчивой позицией. По всей вероятности, развитие продолжится в том направлении, чтобы через многие превратности прийти к идеологически более "экуменической" ситуации.
  "НОВАЯ ЕВРОПА"17
  В европейской части современной системы обществ происходили бурные события - две мировых войны, первая из которых породила русскую революцию и фашистские движения, а вторая подписала приговор "имперскому" статусу европейских держав и передала лидерство Соединенным Штатам и Советскому Союзу.
  Если определять главную линию развития Европы одним словом, может быть, самым подходящим будет слово "американизация". Этот термин часто употребляется европейскими интеллектуалами в уничижительном смысле. Мы надеемся, что постепенно произойдет освобождение от этой эмоциональной оценки, а также от самой постановки вопроса о том, насколько перемены в Европе обязаны американскому "влиянию" и насколько собственному развитию, хотя последнее несомненно имеет существенное значение. В определенных отношениях идеологическая реакция на "американизацию" сродни контрреформации или консервативному союзу против последствий Французской революции. Реформация, демократическая революция и, думается, "американизация" наравне с ними - все это процессы необратимых перемен в западном обществе, рассмотренном как единое целое.
  '" Общее обсуждение этой темы см.: A new Europe?/Ed. by S.R. Graubard. Boston: Houghton Mifflm, 1964.
  171
  После 1870 г. континентальный центр тяжести переместился во Францию и новую Германию. Несмотря на острые конфликты между этими странами, вместе они составляли главный базис для воспроизводства образца в нарождающейся "новой Европе" или в современной системе как целом, хотя после второй мировой войны этот базис расширился за счет Северной Италии. Новый североцентральный регион имел смешанный религиозный состав. Наличие противоборствующих сил, подобных "Kulturkampf" в Германии и клерикалам и антиклерикалам во Франции, не помешало дальнейшему развитию религиозного плюрализма, которому способствовало и ослабление папства в Италии с ее в основе своей светским государством.
  Франция, бывшая изначально эпицентром демократической революции, отстала в промышленном отношении; большая доля ее рабочей силы по-прежнему занята в сельском хозяйстве и мелком предпринимательстве. Остаются заметными такие аскриптив-ные компоненты, как регион проживания, статусы аристократа, буржуа, рабочего и крестьянина. Франция и близко не подошла к той неаскриптивной интеграции социетального общества, которая получила наибольшее развитие в Соединенных Штатах18. Система высшего и среднего образования второго уровня (lycees) была до последнего времени нацелена на гуманитарное образование очень малочисленной элиты, рекрутируемой главным образом из высшей буржуазии.
  Голлизм, вероятно, можно рассматривать в качестве мягкого функционального эквивалента нацистского движения. В нем подчеркивался национализм, отчасти как компенсация за унижение 1940 г. и утрату французской колониальной империи. Этот режим был экономически консервативным, особенно в том, что касалось озабоченности международным финансовым положением Франции. Но процессы экономической стабилизации и оживления после затяжной инфляции, длившейся в течение жизни целого поколения, принесли с собой новые виды неравенства. Прежде всего, рабочий класс не получил справедливой доли в растущем национальном доходе.

<< Пред.           стр. 4 (из 9)           След. >>

Список литературы по разделу