<< Пред. стр. 112 (из 245) След. >>
Список литературы по разделу
скрывают главного назначения своих миллиардов как орудия нового мирового порядка , мирового иудейского
владычества.
Разговор о литературе эпохи Ивана Грозного закончим кратким словом о нем самом, как о писателе. Адресатом
двух его знаменитых посланий был князь Курбский, потомок ярославского князя. В молодости друг, советник
Грозного, участник Казанского похода, впоследствии тайно бежавший к литовцам и во главе их отрядов
воевавший против бывшей родины, Курбский выражал интересы бояр, не желавших отказываться от участия во
власти, готовых, как их предки удельные князья, разорвать Россию на части. В ответ на обвинения Курбского в
истреблении бояр, злоупотреблении царем своей единодержавной властью, Иван Грозный напоминает изменнику
об установленности Божьим веленьем царской власти, от ее имени он карает тех, кто покушается на
государственность, целостность Руси. Господь наш Иисус Христос сказал: Если царство разделится, то оно не
может устоять , кто же может вести войну против врагов, если его царство раздирается междоусобием, распрями !
Как может цвести дерево, если у него высохшие корни Так и здесь: пока в царстве не будет порядка, откуда
возьмется военная храбрость Стиль и язык посланий Грозного, в отличие от составленных по правилам
риторики, лишенных индивидуальности посланий Курбского, живо передают темперамент, необузданность
характера царя, свободу, беспорядочность в выражении им своих мыслей и чувств. Элементы языка книжного
(свидетельствующего о богословском образовании автора) сочетаются с ярким разговорным языком,
пересыпанным меткими выражениями, кусательной иронией, грубыми, язвительными издевательствами над
противником. Язык Ивана Грозного в его двух писаниях Курбскому можно назвать предтечей языка протопопа
Аввакума (который, кстати, ссылался в своей борьбе с Никоном на Ивана Грозного как на ревностного защитника
Православия: Миленький царь Иван Васильевич скоро бы указ сделал такой собаке ).
Издревле свойственный русской литературе историзм проявляется во многих произведениях литературы XVII
в. Таково, прежде всего, Сказание Авраамия Палицына, келаря Троице-Сергиева монастыря, о
шестнадцатимесячной осаде этого монастыря поляками и литовцами (1608 10). Автор повествует о героизме
защитников святой обители монахов, крестьян, называет реальные имена, связанные с тем или иным
конкретным подвигом. Возникают моменты, в которых можно увидеть предвестие ситуации брат на брата в
будущей русской литературе. Троицкий же слуга Данило Селевин, которого поносили из-за бегства его брата
Оськи Селевина, не желая носить на себе изменнического имени, сказал перед всеми людьми: Хочу за измену
брата своего жизнь на смерть променять! И со своей сотней пошел пешим к колодцу чудотворца Сергия на врага.
Данило храбро бился с захватчиками, многих посек, но и сам был сильно ранен. И его, подхватив, отнесли в
монастырь, и он преставился во иноческом образе . С беспощадной реалистичностью (вплоть до
натуралистического нагнетания) описываются бедствия, ужасы мора и массовых смертей в стане осажденных. И на
протяжении всей осады, во всех обстоятельствах защитников обители не покидает являющийся им великий
чудотворец Сергий, который расхрабривает их (придает им храбрости) в сражении, укрепляет их волю в
тягчайших испытаниях.
К XVII в. относятся записи духовных стихов, хотя существовали они задолго до этого. Исполнителями, а
зачастую и создателями этих стихов были калики перехожие, слепые певцы, которые бродили по деревням, пели
на ярмарках, на монастырских дворах и т. д. Содержанием духовных стихов служат ветхозаветные, евангельские
сюжеты, апокрифы, истории из житий святых, о праведниках и грешниках, представления о мироздании, его
начале и судьбах и т. д. Известный ученый Ф. И. Буслаев отмечал глубину мысли и высокое поэтическое
творчество лучших духовных стихов, их возвышенный, христианский настрой.
Сколько в духовных стихах, в лучших из них умилительного и вместе с тем глубокого ( Голубиной книгой ,
т. е. Глубокой книгой, называется духовный стих о мироздании, о Божьих тайнах его).
А вот Об исходе души из тела :
Душа с телом расставалась, как птенец со гнездом.
Возлетает и выходит в незнакомый мир...
Оставляет все житейское попечение,
Честь и славу, и богатство маловременное,
Забывает отца, и мать, и жену, и чад своих.
Переселяется во ин век бесконечный...
Тамо зрит лица и вещи преужасные,
Добрых ангел и воздушных духи темные.
Вопрошают душу ангелы об делах ея,
Не дают ей ни малейшего послабления:
Ты куда, душе, быстро течешь путем своим
Ты должна здесь во всех делах оправдатися.
Вспомни, как на оном свете во грехах жила,
Здесь грехами твоими, как сетьми, свяжут тя .
Вы помилуйте, помилуйте, вы, добрии ангели.
Не отдайте мя, несчастную, в руки злых духов,
Но ведите мя ко Господу милосердному.
Я при смерти в делах своих покаялась,
В коих волен, милосердный Бог простит меня.
Вы же что, мои друзи, ближние сродницы,
Остояще гроб и тело лобызаете
Вы почто меня водой омываете,
Не омывшегося слезами перед Господом
Здесь даже слишком обытовлена потусторонняя тайна, но сколько пронзительного (как будто это наши
умершие матери) в стенании трепетной души, умоляющей ангелов не отдавать ее, несчастную, в руки злых
духов , а вести скорее ко Господу, в милосердие которого она верит, и вдруг это обращение к земной родне своей,
оплакивающей умершего, вызывающее светлую улыбку, укор сродникам с простодушным заискиванием перед
Господом. В этом духовном стихе выражена народная вера в милосердие горних сил к нашим грешным душам
(кстати, так же, как и в рублевских фресках о страшном суде во Владимирском Успенском соборе).
По своему содержанию к духовным стихам может быть отнесена и Повесть о Горе-Злочастии о
злоключениях молодца, ушедшего из родительского дома, пожелавшего жить своим умом, по своей воле, который
после житейских мытарств, душевных терзаний уходит в монастырь.
В 1660-х появляется первый в русской литературе опыт романа Повесть о Савве Грудцыне ,
принадлежащий безвестному автору. Это история о том, как сын богатого купца Саввы, ставший рабом
исступленной страсти к молодой жене старого купца, закладывает душу дьяволу, дабы вернуть любовь
прельстившей его женщины. Уже здесь, можно сказать, видны зачатки того психологизма темных страстей ,
который получит такое углубленное развитие в позднейшей литературе (Рогожин в Идиоте Ф. М. Достоевского,
молодой купец Петр в пьесе А. Н. Островского Живи не так, как хочется ). Савве во всех обстоятельствах жизни
сопутствует мнимый брат бес, он же ведет его в град велик , к престолу отца своего, которому Савва
вручает написанное под диктовку беса письмо о своей готовности служить дьяволу. И этот постоянный спутник
героя бес предстает собственно как двойник Саввы, недаром и возникает он на пути его сразу же, как только
герой мысль положи во уме своем , что аз бы послужил диаволу , если бы тот восстановил любовную связь.
Двойничество в русской литературе станет обычным явлением разорванного безрелигиозного сознания (напр.,
разговор Ивана Карамазова с чертом у Достоевского).
Одурманенность страстью доходит у Саввы до того, что он ни во что ставит (и даже смеется над ними) письма
к нему матери, которая умоляет его бросить непорядочное житие и возвратиться домой. Материнское проклятие
не трогает его, что было беспримерным для того времени нравственным падением. (Можно вспомнить историю,
когда сам молодой царь Михаил Романов, несмотря на то что его поддерживал отец, митр. Филарет, вынужден
был отказаться от женитьбы на любимой из-за несогласия матери.) То, о чем еще сто лет назад на церковном
Соборе с его Стоглавом говорилось в сдержанной форме (об ослаблении духа веры, древнего благочестия),
теперь вырывалось в литературе греховными страстями людей, для которых уже нет сдерживающих пут
Домостроя . Новые веяния носились в воздухе, и не только в сугубо плотских проявлениях. Дух новизны тонко
уловлен В. Ф. Одоевским, автором Русских ночей , и в атмосфере европейской жизни примерно той же эпохи
(жена Баха испытывает смятение, когда впервые слышит исполняемую гостем новую, светскую музыку после
привычной для нее величавой, вечной музыки мужа трепетом отзываются в ней страстные мирские звуки). Но
Повесть о Савве Грудцыне заканчивается в духе псалма 61: Только в Боге успокаивается душа моя . От
погибели его избавляет милосердие Богородицы, по повелению Ее он становится иноком.
В сер. XVII в. в русской православной церковной жизни произошел раскол, ставший нашей национальной
трагедией. К этому времени более чем вековая идея Москва Третий Рим (от падения Византии) стала
восприниматься уже не теоретически, а как вполне осуществимая на практике. Но для того, чтобы Русская Церковь
стала вселенски православной, необходимо было сблизить ее с греческой церковью, устранить различия между
русскими и греческими церковными книгами. Это и стало предметом церковной реформы, проведенной царем
Алексеем Михайловичем и патриархом Никоном. Нововведение вызвало мощное сопротивление приверженцев
старины во главе с вождем старообрядцев протопопом Аввакумом. Написанное им о себе в земляной тюрьме
Пустозерска на берегу Ледовитого океана Житие (1673) венчая отроги древнерусской литературы как одна из
главных ее вершин, открывает вместе с тем новые пути русского слова. Почему до сих пор, спустя три с лишним
столетия, так действует на нас слово Аввакума Потому что за этим словом стоит сам автор, обжигающая правда,
подлинность всего пережитого им, его готовность пойти за веру на костер (чем и закончилась его героическая,
мученическая жизнь). В своем слове он дышит тако горящею душою , употребляя его собственное выражение.
Вот уж где поистине: Как живу, так и пишу. Как пишу, так и живу (как впоследствии определял принцип своего
жизненного поведения один из русских писателей). Эта целостность, неразрывность слова и дела стали и
этическим заветом славянофилов, ставивших во главу угла писательской личности нравственные качества (И. В.
Киреевский: поставить чистоту жизни над чистотой слога ).
Аввакум не писатель в общепринятом профессиональном значении слова, писательство для него
необходимое средство борьбы. По нужде ворчу, писал он, понеже докучают. А как бы не спрашивали, я бы
и молчал больше . Но в этом ворчании какой художник слова! Какое богатство жизненно психологических
связей протопопа с миром (царь Алексей Михайлович, патриарх Никон, боярин Ртищев, Симеон Полоцкий,
боярыня Морозова, воевода Пашков, священники, паства и т. д.), и какая, иногда в нескольких словах,
изобразительная сила в показе человеческих характеров, какое разнообразие интонаций (от язвительной по
отношению к Никону до задушевной с женой Марковной)! И совершенно уникальный, природно русский ,
разговорный народный язык ( принципиально непереводимый на европейские языки, по Достоевскому).
Религиозно-церковное сознание Аввакума, при всей своей догматичности, насыщено, драматизировано
страстьми , переживаниями, которые вносят в познание им сущего элемент сердечного всеведения (подобно тому
как для его современника Паскаля только с болью сердца достигается полнота истины). Обличитель
отступнической блудни , готовый перепластать на четверти никониан (хотя сам отвергает жестокость в делах
веры: Мой Христос не приказал нашим апостолам так учить, еже бы огнем, да кнутом, да вислицею в веру
приводить ), Аввакум как христианин и страдает и сострадает, он испытывает печаль , ему горько зело , он
плачет за людей, ему их жаль и т. д. В религиозном опыте Аввакума и в самой судьбе его выразилось то
предощущение катастрофичности бытия, которое будет постоянно сопровождать историю России вплоть до
настоящего времени.
Второй раскол ожидал Россию при сыне царя Алексея Михайловича Петре I, реформы которого раскололи
нацию на европеизированный образованный слой и народную массу. Петровские реформы стали предметом
длительного исторического спора между их сторонниками и противниками. Но даже и славянофилы, которых
западники необоснованно обвиняют в огульном отрицании этих реформ, в действительности признавали их
историческую необходимость, целесообразность, как освобождение, по словам К. С. Аксакова, от
исключительной национальности , как выход в мир, в активные взаимоотношения с Европой, что позволило
русскому народу полнее реализовать свои потенциальные духовные силы, утверждать свое призвание в мире. Но
при этом славянофилы не принимали таких радикальных реальностей петровских реформ, как разрыв с духовно-
культурным наследием Древней Руси, с многовековыми народными, культурными традициями. Неблагоприятные
последствия имели церковные преобразования. Петр покончил с патриаршеством, в 1721 был учрежден
Святейший синод, что привело к полнейшей зависимости церкви от государства, к обмирщению церковной власти.
В н. XVIII в., в результате заимствования с Запада сугубо утилитарных знаний, технической,
административной, военной, мореходной и прочей терминологии, с распространением переводной мирской
литературы вследствие всего этого русский язык, письменность перегружаются варваризмами, канцеляризмами,
языковой иностранщиной. Всего каких-нибудь три четыре десятка лет отделяют литературу петровского
времени от Жития Аввакума, а между ними непроходимая пропасть. Как будто не было мощной стихии
природного русского языка, не было глубинной духовности и психологизма. Как будто бы все началось на
пустом месте, без родной почвы, без корней.
Начиная со 2-й четв. XVIII в. в течение многих десятилетий развитие русской литературы сковывалось
заимствованной ею формой французского классицизма XVII в. (который сам ориентировался как на образец на
античную классику , хотя и был вызван внутренними государственными потребностями своего времени).
Свойственная французскому классицизму рационалистичность становится главным средством познания и для
русских классицистов. Если для древнерусской литературы просвещение означает просвещение светом веры
(вспомним Просветитель Иосифа Волоцкого), то для писателей XVIII в. просвещение сводится к знаниям, науке.
Первая же сатира Антиоха Кантемира На хулящих ученье, или к уму своему направлена против тех, кто
отрицает значение науки, не видит в ней никакой пользы, враждебно относится к ней. И в других сатирах
непросвещенность ума явлена как причина человеческих пороков, дурного воспитания, невежества тех дворян,
которые тщеславятся своим происхождением, не имея никаких гражданских, военных заслуг и т. д. Но
примечателен сам взгляд сатирика на свое призвание: в четвертой сатире Об опасности сатирических сочинений ,
говоря о ненависти всего мира к сатирику, автор замечает: Смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу .
Это то, что станет потом у Н. В. Гоголя смехом сквозь слезы , что на его могильной плите будет увековечено
словами псалма: Горьким смехом моим посмеюся .
Язык сатир Кантемира (при отдельных метких выражениях) был так труден для восприятия тогдашнего
читателя (не говоря уже о читателе современном), что автор счел необходимым сопроводить текст примечаниями,
иногда даже в виде перевода. Тяжелым, неуклюжим языком писал свои стихотворные произведения Василий
Тредиаковский, но в отличие от Кантемира, с его близким к прозе силлабическим стихом, Тредиаковский ввел в
стихосложение более свойственный русскому языку тонический стих (вместо известного числа слогов в
силлабическом стихе правильное чередование ударного и безударного слогов). М. В. Ломоносов
усовершенствовал этот ритмический стих с помощью ямба, отчего появилась невиданная в русских виршах
энергия, полетистость, звучность стиха. И это не было частным вопросом стихосложения, а отвечало духу времени
с его победами русского оружия. В ямбическом стихе как бы чудился орлиный полет победоносных русских
полков (вроде оды Ломоносова На взятие Хотина ).
Обожествляя Петра, горячо ратуя за петровские реформы, Ломоносов не умалял, не отрицал прошлое России,
он как великий патриот страстно отстаивал все то, что было связано с истоком духовно-национального
самосознания. Заслон против хлынувшего в русский язык потока варваризмов он видел в церковнославянском
языке, который наряду с разговорно-бытовым языком издревле составлял основу русского литературного языка.
Статья Ломоносова О пользе книг церковных в российском языке как бы предопределила непрерываемое
тяготение русской литературы к церковнославянизмам (от Радищева, с крайней славянизированностью языка его
Путешествия из Петербурга в Москву и в нем Словом о Ломоносове , до Маяковского, в дореволюционных
поэмах которого богоборчество парадоксально соединено с влечением к церковнославянской лексике).
Человек глубоко религиозный, Ломоносов не отделял резкой чертой веру от науки, видя единый источник их в
Божественном откровении. Достойны посмеяния те люди, говорил он, которые дерзают по физике
изъяснять непонятные чудеса Божий и самые страшные христианские тайны . Но так же нелепа и другая
крайность: почитать открытия естественных наук противными христианскому закону . В знаменитых духовных
одах Утреннее размышление о Божием величестве и Вечернее размышление о Божием величестве Ломоносов
при виде исполненных чудес явлений природы славословит величие Творца.
Между тем, все более очевидными становились узость, окаменелость заимствованных у чужеземцев форм,
приемов, которые мешали русской литературе выйти на путь самостоятельного национального развития.
Любопытно приказание знаменитого Г. А. Потемкина драматургу А. П. Сумарокову, чтобы он написал
трагедию без рифм . По этому поводу П. А. Вяземский в своей статье О Сумарокове пишет: Это показывает
проницательность и оригинальность ума Потемкина, который, и не бывши автором, требовал уже от драмы нашей
новых покушений, не довольствуясь исключительным подражанием узким формам трагедии французской . Но тот
же Сумароков следовал не только французским литературными образцам. Гордо именуя себя русским
Вольтером , он вносил в свои сочинения то, что называли тогда вольнодумством, подрывавшим устои
государственности, Православия. В трагедии Димитрий Самозванец отвергается божественное происхождение
царской власти, авторитет царя, как помазанника Божиего: Когда б не царствовал в России ты злонравно,
Димитрий ты иль нет, сие народу равно . Пускай Отрепьев он, но и среди обмана, коль он достойный царь,
достоин царска сана . Масонские идеи находят отражение в риторике, лексике, цель которой размыть
абсолютные религиозно-церковные ценности путем внесения абстрактно-гуманистических общечеловеческих
понятий. Автор Истории русской словесности, древней и новой А. Галахов (СПб., 1863) пишет об отсутствии у
Сумарокова твердых начал : В сочинениях его часто не видишь определенного понятия как о том, что он
осуждает или хвалит, так и о том, во имя чего произносится осуждение или похвала... Слова: наука, истина, честь,
философия, суеверие, неверие... не сходили у него с языка, но ему было бы трудно заключить их в точные
формулы. Что именно разумел он под ними Всегда ли принимал их в одном и том же смысле Вот вопросы, на
которые не всегда есть решительные ответы в его сочинениях . Масонский характер лексики Сумарокова и может
быть ответом на недоумение исследователя.
Масонское влияние сказалось и в сочинениях М. М. Хераскова. После знаменитой эпической поэмы
Россияда , посвященной взятию Иваном Грозным Казани, поэмы, прославляющей подвиг предков , выходит
другая поэма Хераскова Владимир (о крестителе Руси) в духе масонской аллегории. По словам самого автора,
его поэма есть странствование человека путем истины, на котором... находит стезю правды и, достигнув
просвещения, возрождается .
2-я пол. XVIII в., на которую пало правление Екатерины II, ознаменовалась расцветом, величием российского
национального государства, победоносным расширением его пространства, ростом влияния его в Европе,
драматическими событиями внутри страны. В эволюции самой Екатерины как бы отразилось общественное
состояние России от ее Наказа с применением к законам начала истины и человеколюбия , близости к
французским просветителям Вольтеру, Дидро и т. д. до подавления пугачевского восстания, ареста автора
Путешествия из Петербурга в Москву , запрета масонских лож.
В отличие от утилитарного характера петровской системы воспитания с ее специальными знаниями на
потребу государства, система воспитания в духе Наказа Екатерины имела целью приготовления людей быть
гражданами , для которых знания подчинены нравственному началу. Императрица и сама находила время для
занятия литературой, она сочиняла пьесы, сказки с явной педагогической целью высмеивала незлобливо
всякого рода человеческие недостатки, пороки, и в этой незлобливости, а не в ядовитой сатире видела средство
исправления нравов, улучшения нравственных гражданских качеств человека. Написанная ею для внука, будущего
императора Александра I, Сказка о царевиче Хлоре с ее аллегорическим поиском розы без шипов , т. е.
добродетели, вдохновила Г. Р. Державина на создание его прославленной оды Фелица .
С идеей нравственного воспитания личности связано творчество Д. И. Фонвизина, которого Пушкин назвал из
перерусских русским . В молодости он увлекался Вольтером, другими французскими просветителями, был
постоянным участником кружка атеистически настроенных вольнодумцев. Служба в Петербурге переводчиком
иностранной коллегии, в других высоких учреждениях открывала ему знакомство как с темными нравами
великосветской среды, так и с теми близкими его идеалу людьми, для которых принципом жизни была
честность , любовь к своей нации . Сам Фонвизин, по свидетельству знавших его, при всем насмешливом,
язвительном складе его ума сатирика, обладал необычайной добротой сердца, отзывчивостью на нужды близких,
благородством. В свободное от петербургской службы время он приезжал к родным в Москву, в свое
подмосковное имение, с которыми были связаны многие прототипы его комедий Бригадир и Недоросль .
Он увлекается театром, драматической литературой, уже юношей выказывая скептическое отношение к дутым
страстям ложноклассической трагедии. Так, говоря о прочитанной им новой французской трагедии Троянки ,
изобилующей смертями и воплями сфабрикованных древнегреческих героев, он заключает: Однако, плюнем на
них. Стихотворец подобен попу, которому, живучи на погосте, всех не оплакать. Я сам горю желанием написать
трагедию, и рукою моей погибнут по крайней мере с полдюжины героев, а если рассержусь, то и ни одного живого
человека на театре не оставлю . Несмотря на такое трезвое понимание классической условности, искусственности,
ими отмечены не только Бригадир , но и Недоросль с прямолинейно смысловыми именами
положительными: Правдин, Стародум, отрицательными: Простаков, Вральман, Кутейкин; резонерством
Стародума, рупора идей самого автора; единством места и времени, каноническими пятью актами. Все эти
условности формы как бы трещат по швам от вторжения в пьесу реальной жизни с картинами провинциального
помещичьего быта, живыми чертами человеческих характеров, метким разговорным языком персонажей. Главный
герой Бригадира Иванушка, воспитанник французского гувернера-кучера, побывавший в Париже, презирает все
русское, в том числе и своих родителей за отсутствие у них разума . На слова отца бригадира : Да ты что за
француз Мне кажется, ты на Руси родился , Иванушка отвечает, что тело его родилось в России, но дух
принадлежит Франции. Такие лакеи иностранщины не переводились на Руси в жизни и в литературе вплоть до
Смердякова в Братьях Карамазовых Достоевского, который злобствует, что в 1812 году глупую нацию, т. е.
русских, не завоевала умная нация, т. е. французы.
Другой повеса Митрофанушка в Недоросле представлен как уродливый плод уродливого воспитания,
злонравия той помещичьей среды, где господствуют крепостнические порядки с их произволом и
бесчеловечием , как говорит положительный герой пьесы Стародум. В противовес европеизму , воспитанию
показному, внешнему Стародум высказывает мысли (и это мысли самого автора) о нравственном воспитании .
Смысл его не в том, чтобы чужим умом набивать пустую голову . Главное в человеке, что не меняется как
ценность во всякое время это душа. На все прочее мода: на умы мода, на звание мода, как на пряжки, на
пуговицы . Без нее просвещеннейшая умница жалкая тварь. Невежда без души зверь . Верь мне, что наука
в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло .
В век просветительства, употребляя его слово моды на науку, Фонвизин прозорливо увидел величайшую
опасность в отрыве от ее религиозной, нравственной основы. Впоследствии Достоевский скажет, что при взгляде
на науку как на высшую самоценность, ученый, если надо для науки резать детей, то он и будет резать. То, что
ныне называется на ученом языке сциентистской цивилизацией (от лат. scientia знание, наука), оказавшейся в
глубочайшем духовном кризисе, подтверждает, как правы были в своих прозрениях лучшие русские умы.
В лице Фонвизина русская мысль перестает быть ученицей Запада, во взаимоотношениях с нею утверждает
свою самобытность. Воочию увидев Запад таким, каков он есть, Фонвизин прощается с прежней идеализацией его.
Писанные им во время путешествия по Франции письма замечательны острой наблюдательностью, трезвостью,
независимостью суждений о тех или иных явлениях европейской жизни. Надобно отрешиться вовсе от общего
смысла и истины, если сказать, что нет здесь весьма много чрезвычайно хорошего и подражания достойного. Все
сие однако ж не ослепляет меня до того, чтоб не видеть здесь однако же и больше совершенно дурного и такого,
отчего нас Боже избави , делится он своими впечатлениями в одном из писем. Говоря о французах как о нации
человеколюбивейшей , он вместе с тем приводит свой разговор с парижанами, весьма нелестный для их
национального характера. Сколько раз, имея случай разговаривать с отличными людьми, напр., о вольности,
начинал я речь мою тем, что сколько мне кажется, сие первое право человека во Франции свято сохраняется; на
что с восторгом мне отвечают: que le Francais est ne' libre (француз рожден свободным), что сие право составляет
их истинное счастье, что они помрут прежде, чем потерпят малейшее его нарушение. Выслушав сие, завожу я речь
о примечаемых мною недостатках и нечувствительно открываю мысль мою, что желательно б было, если б
вольность была у них не пустое Слово. Поверите ли, что те же самые люди, которые восхищались своей
вольностью, тот же час отвечают мне: O, Monsieur,vous avez raison! Le Francais est ecrase! Le Francais est esclave
(О, мсье, вы правы. Француз придавлен... Француз раб). Говоря сие, впадают в преужасный восторг негодования.
Если сие разноречие происходит от вежливости, то по крайней мере не предполагает большого разума .
Письма писались за два года до революции 1789 года, и предчувствие ее как бы запечатлелось в этих письмах, в
этих нарисованных автором страшных картинах разложения французского общества, развращения нравов,
беззакония, нищеты народных масс, всеобщей продажности, беспощадной власти денег и т. д. Ни в чем на свете я
так не ошибся, как в мнениях своих о Франции. Радуюсь сердечно, что я ее сам видел... что не может уже никто
рассказами своими мне импонировать .
Итогом его размышлений об увиденном на Западе стало убеждение, что наша нация не хуже никоторой и
даже то, что он готов отдать предпочтение своей, русской нации: Если здесь прежде нас жить начали, по крайней
мере мы, начиная жить, можем дать себе разную форму, какую хотим, и избегнуть тех неудобств и зол, которые
здесь вкоренились . Эта мысль о самобытности русского исторического пути роднит Фонвизина со
славянофилами.
Есть у Фонвизина забавное вроде бы, но прямо-таки символическое описание одной истории. В Калуге простая
русская женщина, великая богомолка , молилась за него, громогласно вопия: Спаси его, Господи, от скорби,
печали и от западной смерти! Скорбь и печаль я весьма разумел, ибо в Москве то и другое терпел до крайности, но
западной смерти не понимал. По некоторым объяснениям нашел я, что Марфа Петровна в слове ошиблась и вместо
<< Пред. стр. 112 (из 245) След. >>
Список литературы по разделу