<< Пред.           стр. 3 (из 9)           След. >>

Список литературы по разделу

  В самом прямом смысле дебаты Самье и сегодня все еще происходят в тибетском буддизме. Приверженцы школы Гелук и те, кто представляет строгий организованный монашеский подход, обвиняют других, особенно принадлежащих к ордену Ньингма, "в продолжении ошибочных доктрин китайской стороны"10. Школа Ньингма, со своей стороны, считает, что китайская сторона лидирует в необходимой перспективе практики будда-дхармы, а один ранний текст даже называет Хуа-шаня патриархом Ньингмы11. С точки зрения Ньингмы без акцента на реализации в этой, текущей, жизни буддизм произведет просто хороших людей, но не пробужденных святых. Таким образом, они критикуют жизнь" состоящую прежде всего из обучения и этического поведения: когда религия создается только "хорошими" и обученными людьми без свободы, необузданности и точности пробужденных, она может превратиться в болото.
 РАЛПАЧАН (RALPACHAN) (ДЕВЯТОЕ СТОЛЕТИЕ)
  Третий религиозный царь, Ралпачан, считающийся воплощением небесного бодхисатвы Ваджрапани, правил в 815-836 гг. В исторических источниках он изображается усердным и даже наивно восторженным в своей поддержке буддизма. При нем продолжился перевод буддистских текстов, терминология буддизма стала более стандартизированной. Сам Ралпачан стал монахом, делал большие вклады в монастыри и давал им привилегии, а также требовал, чтобы каждая семья оплачивала седьмую часть расходов, требуемых для содержания одного монаха. Наконец, он показал свое чрезвычайное подчинение буддистскому духовенству, связав свои длинные волосы в косы свисающими с них лентами, а затем посадил на них монахов.
  Эти действия считались некоторыми представителями знати, особенно теми, кто следовал небуддистской, шаманской (языческой) форме религии, не просто выражением искренней преданности, а оскорблением и неподобающей капитуляцией со стороны двора перед возрастающей мощью буддистской церкви. Гнев и негодование знати небуддистов вылились в убийство Ралпачана приблизительно в 836 году человеком по имени Лангдарма (Langdarma). Убийца захватил трон и следующие несколько лет был занят, как нам говорят, неустанным преследованием буддизма.
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 Сам Лангдарма был убит около 842 года. Более поздние источники сообщают, что следующие примерно сто пятьдесят лет, до начала позднего распространения дхармы, в Тибете не было никакой единой политической власти, и земля погрязла в гражданских и междоусобных войнах. Прежняя поддержка буддизма правителями, знатью и богатыми семействами исчезла, исчез и организованный буддизм. Более поздние историки считают этот период мрачным временем смуты, которая просто была перерывом перед поздним распространением.
  Однако с другой точки зрения это явно был один из наиболее важных и творческих периодов в передаче буддизма в Тибет. Как показывает более поздняя история, в это время буддистские учения, методы и наследие, особенно тантрическое, которые в своем существовании не полагались на двор или монастыри, продолжали практиковаться и передавались от учителя ученику в семьях и небольших группах людей, практикующих буддизм. Йогины продолжали исследовать высшие подходы к буддистскому пути в отшельничестве. А между практиками дхармы и различными небуддистскими языческими и созерцательными традициями, которые существовали в Тибете в то время, проходили активные обменные процессы. В течение этого периода йогины и учителя ритуала буддистского и небуддистского наследия учились друг у друга, местные боги и духи были "приручены" и приведены на арену буддизма, и многие местные идеи и методы стали колесницами дхармы (такие, как традиции, связанные со смертью и процессом умирания).
  Мы знаем об огромном творческом потенциале этого периода, поскольку, когда началось позднее распространение и буддизм вновь был импортирован из Индии, это происходило в контексте сильных, глубоких и зрелых индивидуальных наследий, продолжающихся в децентрализованной форме с более раннего периода, наследий, которые все вместе позже были названы школой Ньингма, практиками ранней дхармы, или Древней школой.
 
 5
 Ньингма
 ДРЕВНЯЯ ШКОЛА
 Во время позднего распространения буддизма в Тибете, длившегося с конца десятого века (978 н. э.) до начала тринадцатого, буддизм вновь был импортирован из Индии с заимствованием традиций хинаяны, махаяны и ваджраяны, которые были распространены в то время на субконтиненте. В течение позднего распространения и после него были установлены и обрели классическую форму традиции, которые мы теперь связываем именно с тибетским буддизмом. Они включают Ньингму, или Древнюю школу, корни учений которой прослеживаются в раннем распространении дхармы, а также три школы, которые появились в то время при новом введении дхармы: это Кадам (школа, позже преобразованная в Гелук), Сакья и Кагью. Во время позднего распространения другие наследия и традиции также проложили себе путь в Тибет, но как независимые школы они не выжили. Наиболее примечательными среди них были наследия Чо (Cho), Мачига Лабдронма (Machig Labdronma), Шидже(Shije) и Джонанг (Jonang).
  Во время раннего распространения, как мы уже видели, в Тибет были привнесены как монашеские, так и немонашеские традиции. Монашеские традиции были установлены прежде всего с основанием монастыря Самье. Бесчисленные индивидуальные наследия ваджраяны практиковались и поддерживались немонашескими способами, прежде всего йогинами и мирянами. До времени позднего распространения последователи-практики этих традиций просто считали себя буддистами (нанг-па (nang-ра), "посвященные лица" или последователи дхармы), не принадлежащими к определенной и опознаваемой школе. Ситуация изменилась во время позднего распространения, когда в Тибет были привнесены новые традиции, которые стали считаться выше учений предыдущего периода. Это превосходство объявлялось на том основании, что новые наследия представляли собой новое вливание из родины дхармы, и следовательно, неразвращенное воплощение истинных учений.
  Именно во время позднего распространения те, кто практиковал традиции раннего распространения, начали считать себя принадлежащими к определенной группе, а именно Древней школе. Необходимость такого определения, возможно, была вынужденной из-за давления сторонников новых школ, а возможно, они назвали себя таким образом в ответ на критику, выдвинутую против них. Только со времени позднего распространения видна консолидация Ньингмы как общего обозначения, данного многим буддистским традициям, которые выжили со времени раннего распространения.
 ПРАРОДИТЕЛИ НАСЛЕДИЯ НЬИНГМЫ
  Линии учений, определяющие наследие Ньингмы, прослеживаются назад к нескольким учителям, жившим в восьмом веке и ранее. Главным среди них считается Гараб Дордже (Garab Dorje), человек-создатель дзокчена. Этот учитель родился у буддистской монахини. Она бросила его умирать, но позже обнаружила, что он все еще жив. Поверив, что он был своего рода божественным ребенком, она взяла его обратно, признала своим и воспитала. В возрасте семи лет Гараб Дордже участвовал в дебатах с группой ученых царя и поставил их в тупик. С этого времени он был признан эманацией - воплощением будды или бодхисатвы высокого уровня. Впоследствии Гараб Дордже на тридцать два года стал отшельником и провел это время в месте, известном своими ужасными духами. За это время он получил многочисленные откровения, включая глубокое учение дзокчен. В этот период Гараб Дордже получил также наставления записать все тантры1.
  Гараб Дордже передал наследие дзокчен Манджушримитре (Manjushrimitra), еще одному известному прародителю Ньингмы. Манджушримитра встретил Гараба Дордже в склепе Шитавана (Shitavana), стал его учеником и учился у него семьдесят пять лет. После кончины Гараба Дордже его тело явилось Манджушримитре
 как небесное видение, и умерший учитель бросил маленькую шкатулку, в которой было его заключительное учение, известное воплощение учения дзокчен, называемое "три слова, ударяющие в сердце" (tshik-sum nedu)2. Традиция говорит, что именно Манджушримитра разделил дзокчен на три классические части: раздел сознания (sem-de), раздел космоса (long-de) и раздел тайных устных наставлений (me-ngag-de). И наконец, как говорит Дудджом Ринпоче:
  "Он отправился в склеп Сосадвипа (Sosadvipa) на запад Ваджра-сана (Vajra-sana) [Бодхгая], где учил своей доктрине уродливых дакини, бесчисленных животных и многих практиков, твердо придерживавшихся проведения [тайных мантр]. Он оставался там, погруженный в созерцание, сто девять лет"3.
 
 НЕКОТОРЫЕ ДАТЫ ИСТОРИИ НЬИНГМЫ
 
 754-797 гг Правление царя Трисонга Децена
 Падмасамбхава в Тибете
 Шантаракшита в Тибете 775 г. Основание монастыря Самье 792-794 гг Дебаты Самье 1159 г. Основан монастырь Ньингма Катхок (Kathok) 1286-1343 гг. Ригдзин Кумарадза (Rigdzin Kumaradza) 1308-1343 гг. Лонгчен Рабджампа (Longchen Rabjampa) Вторая половина XVII века Строительство главных монастырей Ньингма§
  1659 г. Монастырь Дордже Драк (Dorje Drak) 1665 г. Монастырь Пальюл (Palyul) 1676 г. Монастырь Миндролинг (Mindroling) 1683 г. Монастырь Дзокчен (Dzokchen) 1730-1798 гг. Джигме Лингпа (Jigme Lingpa) 1735 г. Монастырь Шечен (Shechen) построен на более древнем фундаменте* XIX век Движение Ри-ме 1848-1912 гг. Джу Мипхам Ринпоче (Ju Mipham Rinpoche)
  Первым, происходящим по прямой линии учеником Манджушримитры был Буддаджнанапада (Buddhajnanapada). Этот человек встретил своего гуру на пути к горе By Тайшань (Wu-t'ai-shan) в Китае, священному месту небесного бодхисатвы Манджушри (Manjushri). Идя по дороге, около белого дома Буддаджнанапада наталкивается на Манджушримитру, одетого как почтенный старый домовладелец, который носит свой халат как тюрбан и пашет свое поле с помощью грязной старой крестьянки. Путешественник не понимает, что старый домовладелец и его жена - люди большого достижения. Когда Манджушримитра предлагает ему рыбу из отхожего места, Буддаджнанапада отказывается есть ее, и тогда старик высмеивает, его как индуса со слишком многими сомнениями и ограничениями. Наконец Буддаджнанапада понимает, что старик владеет учением, которого Буддаджнанапада страстно желает, и он получает наставления. От Буддаджнанапады начинается линия, которая идет к духовным наставникам типа переводчика Вайрочаны, Вималамитры и Падмасамбхавы4.
  Так же как Гараб Дордже получил учение дзокчен непосредственно от небесного бодхисатвы Ваджрапани, так и некий царь Джа, который жил в Индии в месте, известном как Сахора (Sahora), получил наследия махайогу (mahayoga) и ануйогу (anuyoga) от будды Ваджрасаттвы (Vajrasattva). Царь также получил их от индийского учителя Вималакирти (Vimalakirti). Впоследствии наследие махайога было получено Буддагухья (Buddhaguhya), который передал его Вималамитре (Vimalamitra), передавшему его, в свою очередь, тибетским переводчикам Ма, Ньяку и другим. Наследие ануйога было передано одному из двадцати пяти учеников Падмасамбхавы5.
  Последователи Ньингмы считают Падмасамбхаву, известного своим приверженцам как Гуру Ринпоче, - история жизни которого была рассказана выше - фактическим основателем их традиции. Для них он - Второй Будда, чьи многие передачи и наставления уникальным образом сохранены в их наследии. Падмасамбхава считается фактическим создателем различных традиций и наследий Ньингмы не только из-за своей деятельности во время раннего распространения, но также из-за откровений его учений, продолжающихся сквозь века до настоящего времени. Кроме Йеше Цогьял, его первой ученицы, у Падмасамбхавы было двадцать пять главных учеников, мужчин и женщин, активно устанавливавших в Тибете учение своего наставника. Полагают, что эти йогины и йогини жили не только в восьмом веке, но и в последующее время в форме перевоплощений, действующих как тертоны (tertons), "искатели духовных сокровищ", и заново открывающих термы (terma), или учения, скрытые Падмасамбхавой и предназначенные для более поздних веков.
  Преданность Падмасамбхаве - сильная и продолжающаяся тема духовной жизни всех практиков Ньингмы. Хотя он и не существует в физическом человеческом теле, считается, что он живет в царстве, "чистой земле", Медноцветной горы, которое существует вне обычного времени. Оттуда он отвечает на истинную мольбу тех, кто ему предан, и он придет, принося все виды духовной и мирской помощи. Важной практикой последователей Ньингмы является Гуру Йога Падмасамбхавы, в которой он визуализируется, выходя из своего чистого царства, принося благословения и помощь своим приверженцам. Йогины и йогини, с другой стороны, стремятся не просто получать благословения Падмасамбхавы, но слиться со своим любимым гуру, который является безупречным воплощением их собственной внутренней сущности.
  Следующая история, рассказанная Трунгпой Ринпоче, иллюстрирует тему слияния личности йогина с Падмасамбхавой.
  "Когда-то жил великий тибетский сиддх, которого звали Безумным из Цанга (Tsang). Он жил в Цанге, находящемся в Восточном Тибете, около горы Анье Мачен (Anye Machen), где мой гуру Джамгон Конгтрул посетил его. Это было приблизительно за пять лет до того, как я встретил моего гуру. Он обычно рассказывал нам историю своей встречи с Безумным из Цанга, который был обычным фермером, достигшим сущности мудрости безумия. У него были разные драгоценные вещи, хранившиеся в тайнике, и множество мешков, полных, возможно, ценными вещами. Но мешки, как оказалось, были наполнены только сплавной древесиной (плавником) и камнями. Мой гуру сказал нам, что он спросил Безумного из Цанга: "Что же нам надо сделать для объединения с Падмасамбхавой?"
 Безумный сказал ему следующее: "Когда я был молодым студентом и очень набожным, полным веры буддистом, мне очень хотелось, чтобы мое тело стало одним из тел Падмасамбхавы. Я бесконечно, тысячи и миллионы раз повторял мантры и воззвания. Я повторял мантры до полусмерти. Я даже считал, что трачу время впустую, делая вдох во время этих декламаций. Я взывал, и взывал, и взывал к Падмасамбхаве. Я мог бы продолжать взывать к нему, пока не потеряю голос, но в этом не было бы никакого смысла. Поэтому я решил не обращаться к нему больше. Тогда я обнаружил, что Падмасамбхава звал меня. Я пробовал подавить это, но не мог этим управлять. Падмасамбхава хотел меня, и он продолжал называть мое имя"6.
  На определенном уровне эта история прекрасно иллюстрирует преданность, которую последователи Гуру Ринпоче могли испытывать к нему, желание не только подражать ему, но и идентифицироваться с его просветленным состоянием, живой сущностью Гуру Ринпоче, с его готовностью помочь приверженцам. На более эзотерическом уровне это иллюстрирует осознание того, что Падмасамбхава - наше наиболее внутреннее, изначальное состояние, если посмотреть на него без "покрывала" эго.
 ЛОНГЧЕНПА (LONGCHENPA)
 Лонгчен Рабджампа (Longchen Rabjampa), или Лонгченпа (1308- 1363), более чем любой другой собрал различные направления учения Ньингмы в последовательную и объединенную систему в период сразу же после завершения позднего распространения. Он хорошо знал не только традиции Ньингмы, но и все другие главные направления дхармы, доступные в его время в Тибете; в то же время он был страстным практиком, проведшим много времени в уединении, реализуя учения на практике.
  В личности Лонгченпы и его работах можно впервые увидеть школу Ньингма с ее собственной историей, учением и практикой. Лонгченпа также олицетворяет многое из вдохновения и духовности наследия Ньингмы не только в том виде, как оно су-
 шествовало в его дни, но и как оно продолжает существовать вплоть до настоящего времени. В своих пространных записях Лонгченпа проявляет себя выдающимся и оригинальным человеком, и многие сочиненные им тексты остаются среди наиболее важных сокровищ школы Ньингма.
  Лонгченпа родился на юге Центрального Тибета в 1308 году. Он был рукоположен как послушник (новообращенный) в возрасте двенадцати лет и начал изучать Винайю. В возрасте шестнадцати лет он изучал традиции Нового перевода различных "новых школ" тибетского буддизма, например Сакья, Кагью и Шидже. С девятнадцати до двадцати шести лет Лонгченпа изучал главные тексты и философские школы махаяны под руководством разных очень образованных наставников. Он также получил полномочия и устные наставления в наиболее важных тантрах Ньингмы. Впоследствии он углубил свои знания сутр и тантр и был способен учиться у выдающихся мастеров Сакья и Кагью, включая третьего Кармапу Рангджунга Дордже (Rangjung Dorje) (1284- 1339).
  Параллельно с этим в годы академической учебы Лонгченпа обучался искусству медитации и много времени провел в уединении. Во время этих периодов интенсивной практики его, как считают, много раз посещали видения тантрических божеств типа Манджушри, Ваджраварахи и Тары, и он приобрел различные духовные навыки. Когда ему было двадцать семь лет, Лонгченпа под руководством божественной Тары отправился к учителю Ригдзину Кумарадзе (Rigdzin Kumaradza) (1286-1343), который был хранителем** Вима Ньингтхик (Vima Nyingthik), важнейших основных учений дзокчена, которые происходят от учителя восьмого века Вималамитры. В это время Ригдзин Кумарадза и около семидесяти его учеников жили в уединенном лагере в верхней долине Ярто Кьям (Yarto Kyam). Когда пришел Лонгченпа, учитель с радостью принял его и объявил, что Лонгченпа будет хранителем Вима Ньингтхик. Лонгченпа оставался с Кумарадза в течение двух лет, изучая три категории дзокчена: 1) раздел сознания, 2) раздел пространства и 3) раздел устных наставлений, с акцентом на внешних, внутренних, тайных и самых тайных учениях третьего раздела.
  Условия, в которых жили Лонгченпа и другие ученики Кумарадзы, характеризовались, по словам Тулку Тхондупа, как "серьезные лишения".
  Чтобы бороться с привязанностью к материальным вещам, Ригдзин Кумарадза постоянно перемещался с места на место, чтобы не оставаться подолгу в каком-то определенном месте и не привязаться к нему. В течение девяти месяцев он и его ученики переносили свой лагерь девять раз, что создавало большие трудности как Лонгчену Рабджампе, так и всем остальным. Как только он налаживал свою простую жизнь во временном пристанище, обычно в пещере, которая могла защитить его от дождя и холода, наступало время снова уходить. У него было очень мало пищи и только один рваный мешок, который он использовал и как матрац, и как одеяло, чтобы защитить себя во время чрезвычайно холодной зимы. Именно при этих обстоятельствах Лонгчен Рабджампа получил наиболее редкое и драгоценное учение тантр и наставлений трех циклов Дзогпа Ченпо (Dzogpa Chenpo)7.
  В конечном счете, Кумарадза передал Лонгченпе полномочия хранителя наследия Ньингтхик, сути и воплощения дзокчена††.
  В течение следующих семи лет Лонгченпа практиковал в одиночестве, сосредоточившись на учении дзокчен, которое он получил. После этого он провел много времени в отшельничестве и дал разнообразные полномочия и знания ученикам, собравшимся вокруг него. Его биография описывает это время как время духовных опытов и видений, которые вели его и его учеников все глубже в дзокчен. Лонгченпа начал писать, и несколько из его наиболее известных сочинений датируются как раз этим временем. Именно во время одного из своих уединений Вималамитра, мастер тантр и сиддх восьмого века, явился ему в видении и дал учение Вирна Ньингтхик. Это означало, что Лонгченпа получил это наследие непосредственно от самого создателя цикла, что гарантировало точность и силу передачи. Именно эту передачу Лонгченпа в первую очередь передал своим ученикам, и она стала самой важной в учении и наследии Ньингма дзокчен.
  Лонгченпа был предан своему наставнику Ригдзину Кумарадзе и часто посещал его, чтобы разъяснять свое понимание и развивать свое реализацию. Приходя к наставнику, он часто отдавал ему то немногое из пищи и имущества, что он мог получить в пути, чтобы преодолеть препятствие собственничества. Даже будучи человеком большого достижения, Лонгченпа никогда не переставал быть скромным и проявлял самоотверженную преданность дхарме везде, где находил ее.
  Благодаря своим большим достижениям в области учености и медитации, Лонгченпа стал известным и уважаемым. При таких обстоятельствах ему было бы легко увеличить поступления от жертвователей и строить монастыри, таким образом закрепляя свое учение и наследие. Однако, следуя комментариям Тулку Тхондупа: "Он избегал всех таких работ, потому что не имел никакого интереса к созданию каких-либо учреждений".
  "Все пожертвования, которые предлагались с верой, он тратил строго на служение Дхарме и никогда не использовал их для других целей, при этом он никогда не использовал их и для себя. Он никогда не выказывал почтения мирянину, даже высокопоставленному в обществе, говоря: "Уважение нужно оказывать Трем Драгоценностям, но не мирским существам. Неправильно менять ролями ламу и покровителя". Какие бы большие подношения ему ни делали, он никогда не выражал благодарности, говоря: "Пусть покровители имеют шанс накопить заслуги, а не возмещают свои подношения выражением благодарности". Он был очень добр к бедным и страдающим людям, с большой благодарностью принимал простую пищу, предлагаемую бедными людьми, а затем много молился о них"8.
  Лонгченпа провел большую часть своей жизни в одиночестве, в горных пещерах, занимаясь медитацией в уединении. Он очень радовался тишине, простоте и чистоте этого образа жизни. Он часто писал о достоинствах одиночества и жизни отшельника и о том, что уединение дает силу, чтобы открыть глубины сознания. Лонгченпа говорил:
 "Далеко от городов, полных развлечений,
 Пребывание в лесах естественно увеличивает мирную погруженность,
 Гармонизирует жизнь в Дхарме, приручает сознание
 И делает так, что каждый достигает окончательной радости"9.
  Лонгченпа был большим ученым, глубоко изучившим различные традиции, философии и практику буддизма. Он также был самым великим из учителей дзокчен, и именно этим учением он особенно занимался, передавал его своим ученикам и об этом писал. Для Лонгченпы, так же как для последующих приверженцев Ньингмы, дзокчен - это наиболее внутренняя суть целого множества учений Будды. Лонгченпа суммирует взгляды дзокчен следующим образом:
 "Настоящее сознание, беспрепятственное - Никакой концентрации на "этом" [или "том"], свободное от любых изменений или ослабления, и Незапятнанное [двойственностью] схваченного и схватывающего (понимаемого и понимающего) - Это природа предельной истины. Поддерживайте это состояние"10.
  У Лонгченпы мы видим духовность школы Ньингма, когда она обретала форму во время позднего распространения. Например, мы находим корни Ньингмы в наследии и традициях раннего распространения. У Лонгченпы присутствует глубокое почитание Падмасамбхавы, Вималамитры и других ранних учителей и преданность учению и практике, которые происходят от них. В то же время наблюдается и общая полнота, отражающаяся в том, что Лонгченпа получил учения и передачи всех наследий, представленных тогда в Тибете. Лонгченпа демонстрирует нам энергичную духовность Ньингмы с ее акцентом на медитации, на практике отшельничества, на преимуществах бедности и активной жизни в диких местах и на принесении всего в жертву дхарме.
  Отказ Лонгченпы от участия в строительстве своего института и от неизбежной при этом причастности к мирским делам отражает особенно важную черту традиций Ньингмы. До семнадцатого века практики Ньингмы жили как миряне или как йогины в маленьких поселениях и центрах отшельничества, рассеянных повсеместно по большей части в Восточном Тибете. Такое организационное устройство облегчало концентрацию на медитации и духовности и позволяло приверженцам Ньингмы избежать втягивания в многочисленные конфронтации и разрушительные махинации тибетской религиозной политики. Однако, возможно, отчасти в ответ на увеличивающееся преследование со стороны приверженцев школы Гелука, в течение второй половины семнадцатого века, последователи Ньингмы начали строить большие центры, в том числе четыре своих главных центра в Тибете (Катхок, Пальюл, Миндролинг и Дзокчен) (Kathok, Palyul, Mindroling, и Dzokchen). Еще два центра были более ранними - это монастыри Дордже Драк и Шечен, построенные в 1735 г. Тем не менее организационное обустройство Ньингмы, кажется, проникает не слишком глубоко, поскольку даже сегодня все приверженцы Ньингмы все еще представляют собой являющихся квинтэссенцией школы йогинов и медитаторов и продолжают рассказывать своим ученикам о достоинствах отказа от материальных благ, простоты и практики отшельничества.
 КАМА И ТЕРМА
 Из-за немонашеского контекста традиций ваджраяны приверженцы Ньингмы объединяли в себе много разных наследий. Это придавало школе разнообразный и децентрализованный характер в течение всей ее истории, и в результате было создано наследие часто более многочисленное и сложное, чем у школ нового перевода.
  У приверженцев Ньингмы есть два основных типа традиций, считается, что оба происходят от Падмасамбхавы и его учеников. Кама (Kama), или переданное при помощи человека текстовое наследие, представляет собой учения, которые давались во время раннего распространения их Падмасамбхавой своим ученикам-людям. Они, в свою очередь, передавались от учителя ученику, так что в итоге поддерживалась непрерывность учений, данных в период раннего распространения. Многие из наследий Кама были переданы от одного поколения в семье следующему с сохранением стиля передачи, который был распространен среди приверженцев Ньингмы.
  Второй тип наследия в Ньингма - это Терма, или наследие вновь открытых "духовных сокровищ". Оно представляет собой повторно открытые "сокровища", скрытые во время раннего распространения Падмасамбхавой и другими учителями и позже открытые тертонами, которые появлялись с дней позднего распространения вплоть до нашего времени.
  Наследие Кама, известное как "длинное наследие текстовой передачи", включает тексты хинаяны (Винайя), махаяны (сутры) и ваджраяны (тантры). Эти наследия были привнесены в Тибет во время раннего распространения учеными и йогинами не только из Индии, но и Китая, и Центральной Азии. Эти тексты содержатся в собраниях, уникальных для школы Ньингма, и включают учение Будды (сутры и тантры), а также учения великих предков Ньингмы, таких, как Падмасамбхава, Вималамитра и Вайрочана. Приверженцы Ньингмы также принимают и изучают тексты позднего распространения, содержащиеся в каноне священных писаний, переведенных на тибетский язык, известные как Канджур (Kanjur) ("слово Будды", те тексты, которые произнес Будда) и Тенджур (Tenjur) (комментарии к словам Будды, составленные другими).
  Терма включает в себя не только тексты, но и другие объекты духовной силы типа статуй или ритуальных предметов, которые были скрыты Падмасамбхавой или Йеше Цогьял для будущих поколений и повторно обнаружены тертонами в более позднее время. Каждое поколение имеет свой определенный характер, и каждому поколению нужно учение дхармы, соответствующее времени, чтобы люди могли слышать его, понимать и применять. Традиция сообщает нам, что, предвидя это, Падмасамбхава дал много учений, которые будут нужны людям, живущим в другое, более позднее время, и скрыл эти учения для последующих "темных веков". Термы могут быть спрятаны в различных местах - в земле, камнях, воде. Есть также "терма неба", что означает "тексты", которые скрыты в пространстве (космосе), если можно так выразиться, и которые появляются внезапно и спонтанно в сознании учителей более поздних эпох.
  Те, кто обнаруживают термы, являются бодхисатвами высокого достижения, которые были еще раз рождены специально для того, чтобы обнаружить эти особые сокровища. Поскольку термы в целом написаны на тайном или закодированном языке ("язык дакини"), в функции тертонов входит понять и интерпретировать значение терм для своего поколения. Традиция Ньингмы имеет длинный список тертонов, включая трех выдающихся тертонов, восемь великих, двадцать одного мощного, сто восемь средних и тысячу второстепенных тертонов. Наиболее известные из них считаются воплощениями двадцати пяти великих учеников Падмасамбхавы, Тулку Ургьен (Tulku Urgyen) дает дальнейшее описание тертонов:
  "Начиная со времени, когда [Падмасамбхава] оставил Тибет, он посылал непрерывный поток эмиссаров, представляющих его... Многое из того, что было раскрыто тертонами, Падмасамбхава скрыл таким поразительным способом, что даже те люди, которые испытывали большие сомнения, были вынуждены признать законность термов. Иногда тертон раскрывал твердый камень перед толпой, состоящей из 400 или 500 человек, и показывал то, что было скрыто внутри. Открыто выполняя такие подвиги и разрешая людям являться свидетелями этих открытий и видеть все собственными глазами, тертоны полностью рассеивали весь скептицизм. Через непрерывную деятельность Падмасамбхавы этот тип тертонов продолжает появляться до настоящего времени. Таким образом, учения терм приходят от самого Падмасамбхавы и открываются прямым бесспорным способом. Это не какая-то там древняя легенда; даже до недавнего времени великие тертоны могли совершать удивительные подвиги, подобные прохождению сквозь твердую материю и полету по небу"11.
  В своей автобиографии Чагдуд Тулку описывает следующий случай открытия термы, сделанный его матерью, Дава Дролмой, известной как тертон. Семья Чагдуда Ринпоче, жившая в Восточном Тибете, совершала паломничество в Лхасу и несколько месяцев провела в караване.
  "В течение многих месяцев караван паломников прокладывал путь по высоким, скалистым горным ущельям, длинным долинам и темным лесам, которые разделяют Восточный и Центральный Тибет. Иногда они останавливались в монастырях, но обычно вели кочевое существование со всеми радостями и трудностями, которые его составляют. Однажды, когда путь шел через долину, моя мать внезапно указала пальцем в сторону и воскликнула: "Там - терма, которая должна быть сейчас открыта!" Караван немедленно изменил направление и шел, пока не достиг каменной поверхности горы. Под руководством моей матери мужчина произвел топором один сильный удар по скале, и большой кусок плиты откололся и упал, открывая пхурбу (p'hurba), или ритуальный кинжал, вложенный в камень"12.
  Вместо того чтобы взять пхурбу, Дава Дролма тотчас повернулась к своей сестре, которая постоянно пренебрежительно относилась к ее достижениям, и предложила ей вытянуть пхурбу из камня, в который кинжал был вложен. Когда сестра попыталась сделать это, она обожгла себе руку, как будто прикоснулась к расплавленному железу. "Моя мать шагнула вперед и вынула пхурбу из камня так же легко, как нож из масла. Внутри отверстия в центре пхурбы был свиток, написанный на тайном языке "посетителей неба", мудрых существ, известных как дакини. Свиток, непонятный никому, кроме человека, обладающего глубокой мудростью, был обнаружен моей матерью"13.
  Традиция терм известна как "короткое наследие открытых сокровищ" потому, что, в отличие от Кама, все термы были открыты после раннего распространения, и поэтому время, прошедшее, с момента их обретения, относительно короче. Тулку Тхондуп комментирует:
  "Например, если ученик Падмасамбхавы вновь рождается как тертон в двадцатом веке, то нет никакой необходимости иметь длинное наследие лам, предшествующих ему. Он сам получил благословение и полномочия от Падмасамбхавы, достиг реализации и, таким образом, является вторым после Падмасамбхавы в наследии передачи"14.
  Благодаря традиции терм школа Ньингма способна оставаться в близком и непрерывном контакте с духом, энергией и вдохновением Падмасамбхавы, ее основателя и духовного источника. Каждое последующее поколение было способно начинать сначала с новым открытием от основателя, открытием, которое подходит для специфических потребностей и способностей этого поколения, а не наблюдать картину непрерывного упадка учения с течением времени. Это означает, что в пределах тибетской традиции вплоть до настоящего времени духовность Ньингмы остается живой, интенсивной и подходящей для соответствующего времени. В связи с важностью терм Тулку Ургьен объясняет:
  "Есть очень важный момент, а именно чистота передачи. Поскольку учение передается от одного поколения следующему, возможно, что может произойти некоторое загрязнение или повреждение самаи (samaya) (целостность передачи), и это уменьшит благословение. Чтобы противодействовать этому, Падмасамбхава в своей неизмеримо высокой мудрости и сострадании дает нам новые скрытые сокровища... [В терме] расстояние от Будды (с которым идентифицируется Падмасамбхава) до практика очень коротко, когда открытие является новым и непосредственным; при этом нет никаких повреждений на линии передачи. Чистота или нехватка чистоты находится не в самом учении, а в том, насколько отдалена от него линия передачи. Именно поэтому существует непрерывное возобновление передачи"15.
 ТРИ НАСЛЕДИЯ
  Кое-что из стиля духовности Ньингмы можно наблюдать в "трех наследиях", или методах, которыми передается учение дхармы, как в традиции Кама, так и в традиции Терма. Это Наследие Мысли Победоносных, Наследие Знака Видьядхар (Vidyadharas) и Слышимое Наследие Личности. С одной стороны, эти три метода передачи показывают, как наследия Ньингмы впервые были получены людьми. С другой стороны, они описывают те пути, которыми учения передавались от учителя ученику в течение всей истории Ньингмы. Каждое из этих трех наследий соответствует одному из "тел Будды", или кай (упомянутых в главе 3), в которых просветленные появляются и из которых они связываются с существами сансары: дхармакая, абсолютное тело, сама реальная действительность без определенной формы или конфигурации, мудрое существо всей реальности; самбхогакая, "тело удовольствия", тип великолепной, нематериальной формы, принимаемой буддами, бодхисатвами и умершими учителями в религиозных видениях; и нирманакая, "созданное тело", форма, которую просветленный принимает, являясь как человеческое существо типа Будды Шакьямуни.
  Большинство учений Наследия Мысли Победоносных первоначально преподавалось исконным (первобытным) Буддой Самантабхадра (Samantabhadra) в его конечной форме, или форме дхармакая (абсолютное тело). Через передачу непосредственно от сознания к сознанию, без очертания или формы, Самантабхадра передавал эти учения буддам которые появляются в великолепных, нефизических телах (самбхогакая), типа Ваджрасаттвы (Vajrasattva) (Алмазное существо). В связи с этим стилем учения Тулку Тхондуп объясняет:
  "Только путем реализации значения тантр Учителем, Буддой, свита учеников, Будд, которые являются проявлением его самого, также имеет реализацию; точно так же как когда луна в небе отражается в ковшах воды, то отражение будет одинаковым в каждом ковше. Это "передача идентичности сознания учащего и учеников"16.
  Благодаря передаче Наследия Знака при помощи невербальных жестов и символов, самбхогакаи будды передавали учение в человеческое царство осознанным людям (нирманакаям). Тулку Тхондуп пишет:
  "[Это] передача от Риг-дзин (Rig-dzin) [Видьядхара], или хранящего знания учителя, который достиг Тела Исконной Мудрости Тантры, ученикам бодхисатвы, сознание которых полностью созрело, чтобы получить учение. Учитель сосредотачивает свое сознание, Исконную Мудрость Понимания, и просто дает знак жестом (мудра, mudra) и священными слогами (мантра, mantra); после чего ученик мгновенно постигает полное значение тантр"17.
  В Слышимом Наследии Личности учения в форме слов передаются от нирманакаев, типа Будды Шакьямуни, ученикам, которые в свою очередь передают их дальше, начиная наследие с ненарушенной передачей. Эти тексты содержатся в "Ньингма Гьюбум" (Gyubum), собрании тантр раннего распространения в тридцати трех томах.
 В связи с этими тремя наследиями Тулку Тхондуп замечает:
  "Большинство учителей передает учение своим ученикам через Слышимую Передачу... Начиная с Падмасамбхавы, Вималамитры и других учителей, в Тибете возникла Слышимая Передача, которая продолжается до настоящих дней. Передача Сознания и Передача [Знака] также все еще существуют среди учителей высокого тантрического, медитационного достижения. Все эти системы передачи очень важны, поскольку, согласно тантрическому учению, необходимо получать правильную передачу, чтобы практиковать буддизм. Тантрическая медитация, выполняемая без получения правильной передачи, опасна и бесполезна"18.
 
 Рис. 5.1. Самантабхадра (Samantabhadra), исконный Дхармакая Будда, согласно школе Ньингма.
  Трунгпа Ринпоче отмечает, что Наследие Сознания, наиболее тонкое и окончательное из всех трех, возникает, когда учитель передает пробужденное состояние непосредственно сознанию ученика, без посредничества знаков или слов. В Наследии Знака учитель часто осуществляет связь через резкий и неожиданный жест. В качестве примера наследия знака может служить действие индийского сиддха Тилопы, основателя традиции Кагью, который однажды неожиданно и резко ударил своего ученика Наропу в лицо башмаком; в этот момент глаза Наропы открылись, и он понял сокровенную природу действительности. А в Слышимом Наследии учения передаются обычными словами и записями.
 ДЕВЯТЬ ЯН
 Путь в школе Ньингма структурирован согласно "девяти ян", упорядоченных в порядке возрастания их сложности (ultimacy). Тулку Ургьен комментирует: "Именно поэтому Будда говорил о девяти колесницах: "Мое учение - постепенный прогресс с начала и до самого высокого совершенствования, подобно ступеням лестницы, которые простираются от самой низкой до самой высокой, или подобно новорожденному младенцу, который медленно растет"19. В определенном смысле, девять ян показывают прогресс человеческого духовного развития вплоть до его самого высокого достижения. В то же время, однако, не каждый человек начинает свой путь с самой низкой яны и не каждый будет развиваться до самой высокой яны всю свою жизнь. Разные люди, в зависимости от духовных предпочтений и зрелости, естественно, будут подходить к практике разных ян. Девять ян, перечисленные от самой низкой до самой высокой, приведены в таблице 5.1.
  Цель каждой из девяти ян на пути Ньингмы одинакова: достижение окончательного просветления. Однако общая формулировка, символика и используемые ими средства отличаются. Первые, нетантрические яны хинаяна и махаяна, как уже говорилось, называются "колесницами причины", потому что через очищение отрицательной кармы и развитие способности противодействовать препятствиям они стремятся производить причины, которые продвинут человека к состоянию будды. Через хинаяну
 любой человек находит убежище в Будде, дхарме и сангхе, а затем следует трем учениям шила (этическое поведение), самадхи (медитация) и праджна (мудрость), стремясь достичь для себя освобождения. В махаяне человек дает обет достичь просветления для пользы всех чувствующих существ и следует путем бодхисатвы, развивая мудрость и сострадание к другим.
  Шесть тантрических ян, как мы уже видели, известны как "яны результата", потому что они рассматривают цель просветления или достижения пробужденного состояния как основу пути. Как это делается? Напомним, что полностью осознанное состояние, дхармакая, фактически существует в каждом чувствующем существе, хотя и закрыто затемнениями. На тантрическом пути используются различные методы, включая ритуал, визуализацию и прямое обращение к сознанию, чтобы позволить человеку испытать и развить ощущение просветления внутри себя.
  Каждая из тантрических ян представляет собой все более полную и более совершенную идентификацию с пробужденным состоянием. В крийя йоге (kriyayoga), например, состояние будды визуализируется как божество вне себя, огромное существо, с которым человек находится в отношениях слуги. В упайоге (upayoga) состояние будды рассматривается все еще как внешняя сущность, но скорее на уровне друга и помощника. Йогаяна (yogayana) определяется двумя стадиями. На первой, стадии развития, человек визуализирует себя как божество, воображаемое представление состояния будды, а затем приглашает внутреннюю сущность этого божества спуститься в визуализацию, оживляя его и давая ему силу. На второй стадии, стадии завершения, человек медитирует непосредственно о татхата (tathata), идентичности, существенной природе божества.
  Хотя путь Ньингмы структурирован согласно девяти янам, фактически, практики будут, как правило, сначала искать убежища, давать обет мирянина или монаха и учиться медитировать. Затем, позже, когда предложит их учитель, они могут дать обет бодхисатвы и изучать основную практику махаяны. Обладая объединенным учением и взглядами махаяны, на следующей стадии, под руководством учителя, они обычно пропускают более низкие тантры и начинают практику с более высоких тантр в таком порядке и таким способом, которые подходят их собственной ситуации, потребностям и способностям.
 
 Таблица 5.1
 ДЕВЯТЬ ЯН ТРАДИЦИИ НЬИНГМЫ
 
 ЯНЫ ПРИЧИНЫ Яна Главные учения Отношение к божеству Хинаяна 1. Шравака-яна Четыре благородных истины 2. Пратьекабудда-яна Карма или причинная связь Махаяна 3. Бодхисатва-яна Пустота и сострадание ЯНЫ РЕЗУЛЬТАТА Ваджраяна Внешние
 ЯНЫ Во Внешних Тантрах поддерживается различие между двумя истинами, божества не визуализируются с их супругами, пять видов мяса не принимаются и человек не достигает заключительного результата в этой жизни'. 4. Крияйога-яна (Kriyayoga-yana) Очистка тела практикующего, его речи и сознания. В пределах абсолютной истины все вещи равны; в пределах относительной истины божество - хозяин, практик - слуга. Божество визуализируется как внешнее и является объектом поклонения. Божество как хозяин, практик как слуга. 5. Чарьяйога-яна (Charyayoga-yana) Та же точка зрения, что и у Крияйога-яны. Божество все еще внешнее, но более близкое по своему уровню практику, как друг и помощник. 6. Йога-яна Абсолютная истина: все явления свободны от концепта, пустые и ясные. Относительная истина: все явления - мандалы божеств. Каждый визуализирует себя как божество. Божество видится обычным способом, без супругов, негневное. Ритуалы выполняются как пожертвования божеству. Внутренние
 ЯНЫ Во Внутренних Тантрах две истины считаются неотделимыми, все явления равны, пять видов мяса и пять нектаров принимаются, божества визуализируются с их супругами, и заключительный результат может быть достигнут в течение текущей жизни. Тантры этих ян являются специальной и отличительной практикой Ньингмы2. 7. Махайога-яна (Mahayoga-yana) (мужской принцип) "В пределах абсолютной истины все вещи считаются сущностью сознания и Дхармакаи. Все проявления, мысли и появления считаются священными аспектами божеств в пределах относительной истины". Акцент на визуализации себя как божества с супругой. Все явления считаются сущностью божества. 8. Ануйога-яна (Anuyoga-yana) (женский принцип) Акцент на "фазе растворения" медитации; акцент на совершенствовании счастья, ясности и отсутствии дум. Практика "внутренней йоги" ветров (прана, ргапа), каналов (нади, nadi) и капель (бинду, bindu)3. Визуализация божеств не так сильно выделяется в этой яне. 9. Атийога-яна (Atiyoga-yana) (недвойственность мужского и женского принципов) "Все появления или очевидные явления - иллюзии введенного в заблуждение сознания. Они ложны, потому что в действительности их природа свободна от осмысления. В природе все сущее - аналогично, и оно чисто в Дхармакае. В практике нет никакого принятия или отклонения, скорее все сущее принимается как проявление природы, Дхармата"4. 1 Тулку Тхондуп - "Буддистская цивилизация в Тибете". С. 20.
 2 Там же. С. 20-21.3 Там же.4 Там же.
 
  Внутренние или высшие тантры представляют собой квинтэссенцию передачи Ньингма и считаются радикальным и прямым путем к просветлению. Они более нетрадиционны в своем подходе, чем более низкие или внешние тантры: божества визуализируются с их супругами, подчеркивается священность и равенство всех явлений и говорится, что полной реализации можно достичь уже в настоящей жизни.
  Махайога-яна связана с мужским принципом и существует для тех, чье первичное загрязнение - это агрессия. В махайоге человек визуализирует себя как божество с супругом. "Все проявления, мысли и появления считаются священными аспектами божеств в пределах относительной истины" - как говорил Тулку Тхондуп20. При визуализации всех явлений как божеств мандалы состояния будды на стадии развития все появления очищаются.
  Основным принципом махайоги-яны является отношение к использованию визуализации. В ваджраяне вообще человек визуализирует себя как будду, таким образом, давая внешнюю форму внутреннему просветлению. Аналогично человек визуализирует внешний мир как чистый и священный, таким образом, отменяя обычную практику восприятия вещей как нечистых и загрязненных. В махайоге человек приходит к осознанию того, что фактически весь наш ежедневный опыт - это визуализация. Так же как мы можем визуализировать себя в качестве будды и рассматривать мир как чистый, точно так же мы можем визуализировать себя как существующее эго и рассматривать мир как грязный. Понимая, что все наши образы и концепции реальной действительности являются, фактически, сложной визуализацией, мы получаем уникальный вход в восприятие обычного мира и своего рода беспрецедентное средство для управления им. Это отражено в учении махайога-яны о "восьми космических командах", восьми способах вмешиваться в функционирование обычного мира и изменять его направление (импульс) для пользы других.
  Ануйога-яна связана с женским принципом и существует для тех, чье основное препятствие - страсть. В ануйоге акцент смещается от внешней визуализации к стадии завершения, в которой человек медитирует во внутреннем или тонком теле с его основными центрами энергии (чакрами), его праной (ветры или тонкая энергия), нади (внутренние пути, по которым проходит энергия) и бинду (сознание). В ануйоге все появления считаются
 как три большие мандалы, а реальная действительность понимается как божество и его чистые миры.
  Основной принцип ануйога-яны - это восприятие всего мира как управляемого страстью, понимаемой здесь не как сексуальная страсть, а скорее как желание, жажда и очень большое стремление объединиться с нашим опытом. Когда мы поворачиваем электрический выключатель, мы делаем так из желания получить свет. Когда мы видим живописный шедевр или слышим красивую музыку, мы страстно желаем слиться с этой красотой. Когда мы любим другого человека, это отражает нашу оценку качеств, которые мы видим в нем, и наше стремление быть единственным обладателем их. Фактически, с точки зрения ануйоги все, что мы делаем, - выражение страсти. Кроме того, эта страсть в конечном счете, не основана на эго, а уходит корнями в самую суть нашего существа, нашу изначальную сущность будды.
  Для человека, действующего от эго, это бесконечное выражение страсти представляет собой территориальную игру манипуляции и владения. Мы хотим иметь контроль над тем, к чему чувствуем глубокое влечение. Но с точки зрения просветления взгляд на весь мир как на горящий ад страсти дает освобождение. Поскольку огонь желания есть повсюду и не поддается контролю, он ясно видится как исконное тепло и самоотверженная любовь, а не как приглашение для обладания и самовозвеличивания. В таком контексте нет никаких "объектов" для обладания и личное пространство не имеет никакого значения. С этой точки зрения страсть - буквально "огонь" жизни и предельное и полностью лишенное эго выражение пробужденного состояния.
  Атийога-яна, содержащая учение дзокчен, выходит за пределы и мужского, и женского и считается предназначенной для людей, чье основное "загрязнение" - заблуждение. Это наследие было передано от самбхогакаи божества Ваджрасаттва человеческому основателю дзокчена Гарабу Дордже. Его наследие, как мы уже видели, перешло в конечном счете, от Падмасамбхавы, Вималамитры и Вайрочаны, передавших его тибетским ученикам.
  Ати, или дзокчен, подчеркивает близость просветления - он говорит о том, что оно уже скрыто в большей части нашего личного и непосредственного опыта. Кроме того, пробужденное состояние уникально - оно находится в каждом моменте нашей жизни, как в болезненном, так и радостном, все равно, возвышающем
 или унижающем. В этом смысле мы никогда не бываем удалены от него, и оно всегда нам близко и доступно. С точки зрения дзокчен все явления сансары и нирваны, таким образом, считаются кадак (kadak) - исконно чистыми.
  Вездесущее, уникальное просветление охвачено и скрыто концептуальным сознанием. Концептуальное сознание относится не только к фактическому мышлению, но и к способу, которым мы непрерывно укрепляем наше восприятие самих себя, других и мира в целом. При помощи практики дзокчен концептуальное сознание - покрывало, которое скрывает просветление внутри нас, - начинает становиться все более прозрачным и иллюзорным. Наши контрольные точки - знание, которое мы навязываем своему опыту, и тонкие механизмы защиты, которые помогают избежать пустоты и бессмысленности существования, - все начинают распадаться. Опыт постепенно становится все более и более ярким, но также и все более непостижимым и свободным от чего-либо прочного. Вместо того чтобы работать на пути к просветлению снаружи внутрь, рассматривая окончательную реальную действительность как что-то внешнее, из чего можно извлечь пользу, дзокчен дает силы нашему собственному пробуждению для того, чтобы оно, так сказать, "проедало" эго изнутри наружу. Это позволяет нам увидеть, что исконное пробуждение было с нами с самого начала. Тулку Тхондуп описывает дзокчен следующим образом:
  "Приверженцы дзокчена утверждают, что все появления или очевидные феномены - это иллюзии введенного в заблуждение сознания. Они ложны, потому что в реальной действительности их природа свободна от осмысления (концептуализации). В природе все сущее аналогично и чисто в Дхармакае. На практике нет никакого принятия или отторжения, скорее все сущее принимается как проявление природы, Дхарматы"21.
  Тексты дзокчена разделены на три категории, которые отражают три несколько отличных друг от друга типа учения: категорию сознания, категорию пространства (места, космоса) и категорию устных наставлений. Благодаря категории сознания (sem-de) человек отказывается от концептуального сознания, включая философское обдумывание и религиозное мышление, как от ничего не стоящего. Человек развивает отношение, открытое и свободное от забот. В категории пространства (long-de) весь опыт осознается как выражение пространства или пустоты просветления. Категория устных наставлений (me-ngag-de) разделена на четыре подгруппы: внешнюю, внутреннюю, тайную и внутренний эзотерический цикл. В этой категории последнее оружие эго наконец низложено навсегда. В завершение путешествия дзокчен все явления, все, что, как до того думали, имеет прочное и объективное существование, распадается в обширном пространстве дхарматы и считается игрой энергии и мудрости, точек и световых узоров без какой-либо субстанции или способности быстрого восприятия. Это состояние существ считается окончательным достижением будд всех трех времен и самым высоким выражением мудрости и самоотверженного сострадания, которое можно достичь‡‡.
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 Когда приверженцы Ньингмы оглядываются назад на свою собственную историю, они говорят, что она разделена на два периода. Первый период начинается с раннего распространения, когда Падмасамбхавой, Вималамитрой, Манджушримитрой, Вайрочаной и другими были заложены основы Древней Школы. Второй период начинается с Лонгченпы и продолжается до настоящего времени, когда школа Ньингма выполнила ранние наследия Кама и дала рождение бесконечной последовательности тертонов, начиная с Лонгченпы, которые поддерживали свежесть и чистоту духовности Ньингмы.
  Во втором периоде существуют три учителя Ньингмы, считающиеся ни с кем не сравнимыми по своей мудрости и состраданию, не имеющими конкурентов в своей образованности и достижениях медитации и непревзойденными как лидеры, ведущие к освобождению. Первый, конечно, Лонгченпа; другие два - это Джигме Лингпа (Jigme Lingpa) (1730-1798) и Джу Мипхам Ринпоче (Ju Mipham Rinpoche) (1848-1912). Джигме Лингпа родился в бедности, и когда поступил в монастырь, находившийся рядом с его домом, то вынужден был стать слугой, не имеющим наставника, и поэтому у него не было никаких шансов изучить дхарму. Благодаря своему врожденному таланту, текстам, которые он мог брать и изучать по ночам, и беседам со своими друзьями-монахами, он самостоятельно приобрел образование высокого уровня. В конечном счете, его глубина и талант были замечены, и он начал получать формальное обучение, к которому так сильно стремился. Решающим в его жизни был ряд видений учителей раннего распространения, Гуру Ринпоче и Манджушримитры, а затем явное откровение, в котором Лонгченпа даровал ему цикл Лонгчен Ньингтхик - учения о самой внутренней сущности учения Лонгченпы. Впоследствии этот цикл учений стал центральным в традиции Ньингмы. Джу Мипхам был блестящим эрудитом, изучившим огромное количество индийской и тибетской религиозной литературы. Он написал подробные комментарии, непревзойденные по блеску и знаниям, по философии, медитации, медицине, астрологии, поэзии, мифологии и другим темам. Даже сегодня работы Мипхама продолжают служить источником информации для ученых всех тибетских школ. Жизни Джигме Лингпа и Джу Мипхама описаны в главе 9, в движении Ри-ме.
  Буддистские традиции, которые снова начали появляться в Тибете в XX и последующих веках, критиковали уже существующие наследия по двум пунктам. Во-первых, утверждая, что эти наследия устаревшие, менее чистые или даже испорченные из-за намного большего исторического расстояния, отделяющего их от индийского наследия; и во-вторых, что они были в значительной степени немонашескими традициями и поэтому в них ощущается недостаток организованной силы и достоинств монашества. Как мы уже видели, появление школ Нового Перевода и их критика уже существующих наследий привели к тому, что приверженцы традиций Старого Перевода стали считать себя в некотором смысле образующими специфическую ориентацию в отношении новых школ. Таким образом родилась Ньингма, как одна из четырех школ тибетского буддизма.
  Приверженцы Ньингмы могли противостоять критике новых школ на нескольких фронтах. С одной стороны, древность наследий Ньингмы доказывала силу и зрелость их духовности и глубину их корней в тибетский почве. Кроме того, тот факт, что приверженцами Ньингмы были прежде всего не монахи, мог считаться достоинством. Тантрические традиции, которые были специальностью приверженцев Ньингмы, первоначально существовали по большей степени в немонашеских кругах, и, таким образом, приверженцы Ньингмы воспроизводили первоначальную индийскую установку тантрических традиций более чисто, чем школы Нового Перевода. Далее, организованное монашество в Тибете, как и в других местах буддистского мира, имеет тенденцию быть втянутым в соревнование за покровителей и пожертвования и выходить на политическую арену, соперничая за политическую власть и за любовь находящихся у власти. Это смещает акцент от индивидуального вдохновения и практики в сторону выживания и увеличения организации. В поддержку этого мнения можно сказать, что все три школы Нового Перевода - Сакья, Кагью и Гелук - в то или иное время стремились к политической власти и поддерживали ее, иногда воевали друг с другом и в некоторой степени использовали свою "мирскую" власть против конкурентов. Приверженцы Ньингмы в этом смысле, напротив, всегда были наименее политически ориентированными из этих четырех школ и были способны сосредоточить внимание на поддержании целостности своей духовности, связи с духовными основами и живом качестве своего наследия. Таким образом, всеми этими способами приверженцы Ньингмы по-настоящему сохранили духовность своего наследия.
  В то же время приверженцы Ньингмы повсюду отражают продолжающуюся созидательность своего исторического развития. Их традиции терма, хотя и считаются зародившимися в раннем распространении как откровения, скрытые Падмасамбхавой, отражают проблемы последующего времени и по-настоящему соответствуют потребностям более поздних поколений. Кроме того, каждое поколение святых и ученых энергично и изобретательно откликалось на новые вызовы последующих веков и следило за сохранением практики и правильного понимания духовности школы Ньингма. Школа Ньингма в том виде, как она существует сегодня, конечно, также весьма отличается от формы буддизма, который существовал во время первого распространения, потому что она является школой и имеет структуру, иерархию и более или менее выделяющую ее индивидуальность в пределах общих рамок тибетского буддизма. В главе 9 больше будет рассказано о Ньингме, особенно о ее состоянии в современные дни.
 6
 Позднее распространение
 КАДАМ И САКЬЯ
 Наследия приверженцев Кадама и Сакья зародились в одиннадцатом веке, первое - благодаря работам Атиши (Atisha), второе - благодаря работам Дрогми (Drogmi). На первый взгляд кажется, что эти две традиции имеют очень разные корни, поскольку Атиша был традиционным монахом махаяны, в то время как Дрогми получил наследие от индийского сиддха Вирупы (Virupa). Однако и Кадам, и Сакья с самого начала сформировались в Тибете как сильные монашеские традиции, и, таким образом, они являются параллельными и сопоставимыми школами.
 КАДАМ
 Когда буддизм проложил себе дорогу в Тибет во время раннего распространения, классическая монашеская традиция в Индии определялась обычным учением махаяны, типа учений постепенного пути Шантаракшиты и Камалашилы. В течение этого периода тантрический буддизм, по всей видимости, существовал полностью вне монашеского контекста среди йогинов и практиков-мирян. Именно эта модель - в которой монашество исповедовало обычную махаяну, в то время как ваджраяна существовала среди немонахов - была принята в Тибете во время раннего распространения.
  За сто пятьдесят лет, прошедших с конца раннего распространения до начала позднего распространения, ситуация в Индии существенно изменилась. В течение этого временного периода тантрический буддизм стал известен намного лучше и был более широко принят: династия Пала в Северо-Восточной Индии открыто поддерживала тантры, строились монастыри с тантрическим уклоном, а некоторые формы тантрического буддизма практиковались в монастырях монахами и монахинями, придерживающимися ваджраяны. Когда в этот период тибетцы прибыли в Индию, в учения индийского монашества уже входили тантры, и считалось, что хорошо обученный монах был сведущ во всех трех янах: хинаяне, махаяне и ваджраяне. Тибетцы позднего распространения подражали этой модели в своих монашеских наследиях в Тибете.
 НЕКОТОРЫЕ ДАТЫ ИСТОРИИ КАДАМА 982-1054 гг. Атиша 1042 г. Атиша прибыл в Тибет 1008-1064 гг. Дромтон (Dromton), первый ученик Атиши 1056 г. Дромтоном основан монастырь Ретинг - центр ордена Кадам XI век Гампопа (Gampopa) становится монахом Кадама(таким образом практика наследия Кадама входит в Кагью) Во время раннего распространения оба течения индийского буддизма - монашеское и немонашеское - проложили себе путь в Тибет. Буддистское монашество в форме обычной махаяны (путь сутр) возникло в основном в связи с основанием монастыря Самье и с появлением учения Шантаракшиты и Камалашилы. После убийства Ралпачана монашеское присутствие в Тибете было в значительной степени уменьшено. Когда буддизм был повторно завезен в Тибет во время позднего распространения, для того чтобы он выжил в организованном виде - а это было чрезвычайно важно для выживания и укрепления индийского варианта, - монашество должно было быть основано на более жесткой, лучше поддерживаемой и более широко распространенной основе.
 Атиша
  Решение этой важной задачи было первоначально предпринято великим индийским учителем Атишей (982-1054), основателем наследия Кадам, которое, спустя столетия, благодаря реформе Цонгкхапы, стало школой Гелук.
 
 Рис 6.1. Атиша, индийский ученый, основатель школы Кадам тибетского буддизма в одиннадцатом веке.
  Атиша был глубоко религиозным и преданным религии человеком, который в течение жизни прошел несколько главных стадий развития. Юношей он имел видение богини Тары и остался преданным ей как своему божеству-покровителю. После периода изучения и практики ваджраяны у него было видение Будды Шакьямуни, который обязал его вступить на путь монашества. Он сделал это в двадцать девять лет в монастыре Бодхгая и с этого времени посвятил себя изучению главным образом Винайи, Праджнапарамиты и тантр. Он неотступно продолжал свои занятия и преподавал в других индийских монастырях, став особенно известным в Наланде (Nalanda). В итоге он отправился на Суматру к великому ученому Дхармакирти, чтобы изучить философию махаяны (Мадхьямака, Madhyamaka). Затем он вернулся в Индию и стал аббатом Викрамашилы (Vikramashila). Именно оттуда в 1042 году он отправился в Тибет.
  Когда Атиша прибыл в Тибет, ему было уже шестьдесят лет. В год его прибытия прошло двести лет после убийства Лангдармы, что положило конец организованному буддизму в Земле Снегов. Как уже говорилось, хотя буддистское учение, наследия и практика продолжались среди отдельных семей, небольших групп практиков и йогинов, монашеская традиция в таких условиях выжить не могла. Даже в дни Атиши она только начала появляться вновь. Атиша поставил себе основную цель - повторно создать монашеский образ жизни и монашескую дисциплину в как можно более чистой форме.
  Фактически после того, как его посетило видение Шакьямуни, Атиша стал рассматривать монашескую жизнь как центральную часть буддистской духовности. Под монашеской жизнью учитель понимал принятие монашеского обета и ведение простой, непритязательной жизни, следующей Винайе и наполненной занятиями учением и медитацией. Хотя сам Атиша был обучен тантрам и определил им место в своей системе, он учил, что самая высокая форма религиозной жизни - это безбрачный монах махаяны, который твердо придерживается Винайи, изучает священные тексты и следует традиционным для махаяны путем постепенного продвижения к просветлению, работая для благополучия всех существ. Тантры играют определенную роль, но прежде всего для поддержания этого идеала. Именно эта ориентация была позже принята приверженцами школы Гелук и является их отличительным подходом в наши дни.
  От тех тибетцев, которых Атиша брал себе в ученики, особо требовалось следование четырем правилам: воздерживаться от брака, алкоголя и других дурманящих веществ, путешествий и владения деньгами. Эти правила были созданы для религиозной жизни в бедности и чрезвычайной простоте. Тулку Ургьен подводит итог скромности и смирения, которые характеризуют подход Атиши:
  "Атиша велел нам "держатся незаметно", что значит не привлекать к себе внимания. Не стремиться быть высоким и важным. Носить простую одежду, а не причудливые дорогие одеяния; носить то, что можно найти... Не позволять своему сознанию быть заполненным пищей, одеждой, известностью и важностью"1.
  В поддержку своей миссии по проведению монашеской реформы Атиша принимал учеников-монахов и писал труды о пути буддиста, включая известную работу Bodhi-patha-pradipa. Эта последняя работа стала основанием учения ламрим (lamrim, "стадии пути") основателя Гелук Тсонгкхапы. Атиша был приверженцем простой и все же глубокой мудрости Праджнапарамиты (Prajnaparamita). И он подчеркивал важность гуру, обязывая практиков просить духовного наставника принять их и затем следовать за этим наставником с полным повиновением и преданностью всю оставшуюся часть жизни.
  Атиша научился свободно говорить и читать на тибетском языке - свидетельство его преданности миссии и фактор, без сомнения, способствующий успеху. Он считал своим первым тибетским учеником Дромтона (Dromton), который основал монастырь Ретинг (позже очень важный для гелуков) и следовал чистой и простой жизни, которой учил его наставник. Атиша оценивал тибетцев достаточно хорошо, считая их педантичный и суровый характер и раздражающим, и покоряющим. Рассказывают историю о том, что, когда Атиша прибыл в Тибет, он привез с собой в качестве слуги бенгальского чайного мальчика, который имел чрезвычайно тяжелый и раздражительный характер, какой только можно было себе представить. Атиша позже писал, что взял этого человека с собой, чтобы иметь возможность практиковать парамиту терпения, но после встречи с дикими и неуправляемыми тибетцами он понял, что ему больше не требуются услуги этого человека.
  Атиша планировал оставаться в Тибете три года. Однако он провел там всю оставшуюся часть своей жизни и умер в 1054 году в возрасте семидесяти двух лет. К моменту смерти он выполнил свою миссию, и даже больше, основав первый настоящий монашеский орден в Тибете. Кроме того, он сам обладал такой ясностью, чистотой и целостностью, что стал идеалом не только для ордена Гелук Тсонгкхапы, но также и для других монашеских наследий в тибетской традиции до настоящего времени.
  Орден Кадам, наряду с Гелук, которым он был позже поглощен, содержит первичное наследие Атиши. Фактически, наследие Кадама живет и в Кагью. Чтобы понять причину этого, нужно вспомнить, что собственное обучение Атиши отражает и академическое учение, и практику медитации. Каждое из этих двух направлений учения Атиши породило несколько отличных друг от друга наследий. Первое - это практика созерцания и, в частности, медитация типа махаяны, называемая лоджонг (lojong), или "тренировка сознания". Второе - академическое наследие учения - диалектика и дебаты. Трунгпа Ринпоче замечает: "Именно это известно как созерцательная школа Кадама и интеллектуальная школа Кадама". О созерцательной школе он говорит: "Приверженцы школы Кагью получили наставления о правильной практике буддизма махаяны от Гампопы (Gampopa), который учился с Миларепой (Milarepa), а также с учителями Кадама... Приверженцы школы Гелук специализировались в диалектике и имели более философский подход к пониманию традиции Кадама"2. В более широком смысле, как уже говорилось, правильно говорить о том, что школа Кадам Атиши в своем учении о важности чистой монашеской жизни продолжает вдохновлять людей на монашеский путь во всех его различных тибетских проявлениях.
 Подход приверженцев Кадама к дхарме
  Кое-что из духовности учения Атиши можно увидеть в наставлениях о так называемых "четырех целях". Вот как описывает их Тулку Ургьен Ринпоче.
  1. "Нацельте свое сознание на дхарму". Это означает, что вашей конечной целью должно быть то, что является истинным и значащим, а не мирские достижения...
  2. "Нацельте свою практику дхармы на простую жизнь", а не на большое богатство. Проще следовать учению, если мы - простые практики...
  3. "Стремитесь просто жить всю вашу жизнь", а не только в течение короткого времени... Стремитесь оставаться простым практиком всю жизнь, до смерти...
  4. Наконец, Атиша сказал: "Стремитесь к смерти в одиночестве". Это означает решение умирать в одиночестве, в уединен ном жилище или безлюдном месте, а не окруженным слугами и друзьями.
  Согласно Тулку Ургьену, Атиша служит примером для всех практиков: "Великий учитель Атиша жил этими принципами и добился большого достижения. Мы должны как можно лучше стараться применить столько, сколько сможем, из его советов"3.
  Как основной передатчик традиций Нового Перевода, Атиша придерживался способа понимания тантр, в некоторой степени отличного от способа понимания приверженцев Старого Перевода Ньингмы. Система классификации, используемая Атишей и другими традициями Нового Перевода, представляла собой "четыре порядка тантр". Так как эта система стала центральной особенностью тибетского буддизма и одной из наиболее часто встречающихся сегодня систем классификации, требуется несколько слов для пояснения.
  В более ранние времена в Индии различные традиции, которые, как мы теперь считаем, содержат тантрический буддизм, существовали в форме многих индивидуальных наследий - числом, возможно, несколько сотен или даже тысяч, - передаваемых от учителя ученику. Каждое из них было в чем-то отличным от других, и эти различия могли быть весьма значительными. В то время, конечно, не предпринималось никаких попыток - или даже каких-либо действий по созданию условий для Попытки - всесторонне разобраться в этих различиях или подразделить все многочисленные наследия на общие типы или Категории.
  Однако, как только тантрический буддизм стал более известным, такое усилие было предпринято. В период раннего распространения схема, которая позже превратилась в девять ян Ньингмы, очевидно, развивалась в Индии. Напомним, что, как часть этой схемы, все тантры классифицировались на шесть категорий - три нижние, или внешние, тантры и три высшие, или внутренние, тантры. Ко времени позднего распространения индийцы разработали связанную с упомянутой выше, но несколько отличающуюся от нее разновидность, великую схему, согласно которой более видные тантрические традиции были организованы в четыре порядка тантр. Этот метод классификации был принят и одобрен всеми школами позднего распространения тибетского буддизма. Если тибетцы будут обсуждать специфический тантрический текст, который является тантрой Ньингмы, они расположат его в пределах девяти ян; а если обсуждаемый текст - это тантра Нового Перевода, то они сообщат вам, какому из четырех порядков принадлежит эта тантра.
  Четыре порядка тантр, в порядке возрастания сложности и важности.
  1 Крийя тантры (Kriya), ритуальные тексты, совместимые с обычной практикой махаяны. Они определяются как тантры, которые выделяют (подчеркивают) очищение.
  2. Чарья тантры (Charya), вторая группа ритуальных текстов, также совместимых с обычной махаяной. Они отличаются от предыдущей категории тем, что выделяют поклонение одному из классических божеств махаяны как внешней сущности.
  3. Йога тантры, тексты, которые позволяют практикам идентифицироваться с "высшей божественной формой, представляющей целью - состояние будды"4. Как и в случае с крийя и Чарья тантрами, методы, символика и божества йога тантр совмести мы с традиционной махаяной и, таким образом, могут быть практикой рукоположенных монахов и монахинь в пределах монашеской обстановки. Именно йога тантры были привезены в Китай и Японию в период восьмого и девятого веков. Первые три порядка тантр считаются эквивалентными трем внешним тантрам системы Ньингмы.
 4. Ануттара-йога тантры, тексты, посвященные медитации о
 больших идамах типа Гухьясамаджа (Guhyasamaja), Хеваджра
 (Hevajra), Чакрасамвара (Chakrasamvara) и Ваджрайогини (Vajrayogini). В своих индийских истоках они отличаются практикой на местах кремации, уединением и другими строго немонашескими контекстами, а также запретом различного, нетрадиционного поведения. Именно тантры ануттара-йога практиковались великими сиддхами Индии и тибетскими сиддхами. Иногда эта категория разделяется на отцовские тантры (например, тантра Гухьясамаджа), материнские тантры (тантра Чакрасамвара) и недвойственные тантры (тантра Калачакра). Иногда утверждается, что категория ануттара-йоги с ее тремя подразделениями приблизительно соответствует трем внутренним тантрам - махайоге, ануйоге и атийоге в системе Ньингма.
  Первые три порядка тантр были, как уже говорилось, весьма обычными в своих подходах и методах и вполне совместимыми с жизнью в северных индийских монастырях во время позднего распространения. Напротив, четвертый порядок, тантры ануттара-йоги, требовал отношений, поведения и методов, несовместимых с обычной монашеской жизнью, и поэтому его в течение этого периода практиковали прежде всего вне монашеского контекста. Именно этот порядок тантр в конечном счете, стал заметным в Тибете, и большинство тантр Нового Перевода, о которых известно сегодня, принадлежат этому порядку, это такие тантры, как Гухьясамаджа, Хеваджра, Чакрасамвара и Калачакра.
  До какой степени подразделения тантр ануттара-йоги и внутренние тантры махайоги-, ануйоги- и атийоги-яны эквивалентны по своей сути - вопрос, требующий обсуждения. Ответ, вероятно, зависит от точки зрения. Конечно, на общем уровне их можно считать, по крайней мере, параллельными, но все же в них есть важные различия в центральном божестве, основной точке зрения, учении, текстах и практике. Еще одним связанным с первым вопросом оказывается вопрос о степени, в которой махамудра (кульминация тантр ануттара-йоги) и дзокчен (кульминация путешествия по девяти янам) являются двумя различными терминами для одного и того же понятия. Большинство современных тибетских учителей говорят, что для всех намерений и Целей эти два термина эквивалентны. В то же время, однако, важно признавать, что наследия махамудры и дзокчена, тексты, стиль передачи, устные наставления и практика могут отличаться в ряде важных пунктов5.
 САКЬЯ
 Наследие Сакья играло чрезвычайно важную роль в привнесении буддизма в Тибет во время позднего распространения в одиннадцатом и двенадцатом веках и было политически наиболее мощной традицией в течение тринадцатого и четырнадцатого веков, когда монголы сделали приверженцев Сакья правителями Тибета. Сакья поддерживает определенный набор традиций, полученных из Индии, включая уникальный баланс обычных монашеских учений и тайных учений ваджраяны. Хотя политическая фортуна этого наследия ослабла после четырнадцатого века, оно продолжало производить больших ученых, практиков и священников. Несмотря на свою важность, как в прошлом, так и в настоящем, Сакья - наименее известная из четырех школ тибетского буддизма. Это произошло из-за разных факторов, включая и пренебрежение к ней западных ученых, и желание самих приверженцев Сакья защитить свое учение от подчас хищнических намерений современной науки и потребительской культуры в целом6.
 Индийское происхождение
  Школа Сакья, как и Кагью, происходит из учений индийских сиддхов. Индийский прародитель Сакья - духовный наставник Вирупа, известный в Тибете как Бирвапа (Birwapa), один из восьмидесяти четырех индийских махасиддхов. Хотя даты жизни Вирупы, как и других из восьмидесяти четырех сиддхов, сомнительны, он, вероятно, жил когда-то в период с восьмого по десятый века. Его традиционная биография сообщает, что он родился в царской семье в восточной части Индии. В молодом возрасте он был рукоположен и стал монахом в университете Наланда, где был известен как Шри Дхармапала (Shri Dharmapala). Вирупа быстро проявил себя блестящим студентом и достиг мастерства в разных областях буддистского учения. В конечном счете, учитывая его необыкновенные способности в науке, его сделали аббатом и старшим преподавателем в Наланде.
  Будучи монахом в Наланде, - очевидно, в довольно зрелом возрасте, - Вирупа получил тантрическое инициирование в ануттара-йога тантры. Тантрическая практика Вирупы требовала тайны, поскольку нетрадиционная практика ануттара-йоги была несовместима с повседневной практикой и обычаями сообщества Наланды.
 Кадам и Сакья
 НЕКОТОРЫЕ ДАТЫ ИСТОРИИ САКЬЯ Ок. VIII-X веков Индийский махасиддха Вирупа 993-1077 гг. Дрогми (Drogmi) (тибетский основатель ордена Сакья) 1034-1102 гг. Кончок Гьялпо (Konchok Gyalpo) (ученик Дрогми) 1073 г. Основание главного монастыря ордена Сакья членом семьи Кхон (Khon) Джончогом (Jonchog) (1034-1102), учеником Дрогми 1092-1158 гг. Сакьяпа Кунга Ньингпо (Kunga Nyingpo) Учения ламдре "Хеваджра Тантра" (Hevajra Tantra), полученное прямо от махасиддха Вирупы, принято Сакьяпа Кунга Ньингпо. Сакья гомпа (монастырь) - центр наследия Сакья 1182- 1251 гг. Сакья Пандита. Тибетских правителей заставили подчиниться Чингисхану. 1235-1280 гг. Пхакпа (Phakpa) 1249 г. Сакья Пандита назначен монголами тибетским вице-королем. 1260 г. Пхакпа (Phakpa), наследовавший Сакье Пандите в 1253 г., стал вице-королем Тибета благодаря Кублай Хану (Kublai Khan). 1354 г. Борьба между приверженцами Сакья и Кагью; первые потерпели поражение; конец политической гегемонии Сакья; начало правления Пхагмотрупы (Phagmo-trupa). 1358 г. Чангчуб Гьялтсен (Changchub Gyaltsen) приходит к власти. Поэтому Вирупа, оставаясь монахом, в течение дня участвовал в регулярных монашеских действиях, учении и дебатах, а ночью тайно занимался тантрической практикой. Таким образом, днем он преподавал предметы хинаяны и махаяны своим ученикам-монахам, а ночью не спал, выполняя медитации ваджраяны.
  В течение многих лет Вирупа произносил мантры Ваджраварахи, дважды выполнив цикл из десяти миллионов повторений. Несмотря на это, никаких признаков успеха не появилось, даже в его снах. Кроме того, Вирупа пережил много плохих предзнаменований, физических и психологических препятствий. Наконец в возрасте семидесяти одного года, отчаявшись когда-либо добиться достижения, он бросил свои четки в общественный туалет и решил возвратиться к медитациям хинаяны и махаяны, которые практиковал раньше. Однако вечером того же дня женщина-будда Ваджраварахи дала ему учения, полномочия и благословение. Она велела ему отказаться от всех концепций и смотреть прямо в изначальное состояние. Несколько последующих вечеров она неоднократно являлась Вирупе и провела его по различным учениям и наставлениям. К концу этой призрачной поездки Вирупа достиг высокой шестой стадии, или бхуми (bhumi), бодхисатвы.
  Теперь, когда Вирупа достиг этого уровня пробуждения, обычная монашеская жизнь показалась довольно мелким вместилищем для величия сиддха. Некоторое время Вирупа оставался в монастыре, следуя его обычной рутинной жизни. Однако было неизбежно, что его тантрическая практика и его реализация, в конечном счете, станут заметны. Однажды монастырские голуби, которые обычно получали подношения от монахов, пропали. Было обнаружено, что Вирупа находился в своей комнате, ел мясо голубей - очевидно, убитых им - и пил вино. Потребление мяса и алкоголя является, конечно, частью тантрической литургии, и ритуальный характер его пищи не вызвал сомнений. Нарушившего два важных монашеских правила - не убивать и не употреблять спиртное - Вирупу публично осудили и вынудили оставить монастырь. В соответствии с традицией он прошел перед центральным образом монастыря, возвратил свою чашу подаяния и монашескую одежду Будде, упал ниц и приготовился отправиться в неизвестность.
  Но прежде чем уйти, Вирупа, чтобы подавить гордость монахов, выславших его, показал свою реализацию и силу, сотворив два чуда. Перед монастырем было большое озеро, полное лотосов, и Вирупа прошел по листьям лотоса, как по сухой земле. Затем он взял кости и крылья голубей, которых, как думали, он убил и съел, сжал их пальцами и вернул голубей к жизни. Они взметнулись в небо и улетели. С помощью первого чуда он продемонстрировал, что действительность - не всегда такова, как кажется, а с помощью второго - что то, что выглядело как безнравственное действие, было на самом деле с самого начала иллюзией. Тогда монахи поняли, что кажущийся безнравственным монах фактически был осознанным сиддхом и попросили Вирупу остаться. Однако его путь был определен, и монашеский период карьеры Вирупы закончился. Теперь он вступил в период жизни скитающегося сиддха и с этого времени выражал свою реализацию в песнях, чудесах и нетрадиционном поведении, преподавая ученикам, уча и преобразовывая существа. Среди наиболее важных учений Вирупы были те, которые стали известны в Тибете как учения ламдре (lamdre), "путь и осуществление", связанные с "Хеваджра Тантра" класса ануттара-йоги.
  Сущность достижения Вирупы содержится в тексте, известном как Ваджрагатха (Vajragatha), или "песни ваджра", занимающем только двенадцать томов на тибетском языке. Это сочинение представляет собой первое утверждение учения ламдре, и оно также определяет полный путь буддиста, начинающийся с первого входа человека в будда-дхарму и простирающийся до точки полного и совершенного просветления. Оно включает в сжатом виде все учения буддистских школ трех колесниц хинаяны, махаяны и ваджраяны. В последующей традиции комментариев стало общепринятым делить это учение на два обширных раздела: "три видения" - раздел, содержащий обычные для хинаяны и махаяны учения, и "три тантры" - раздел, выделяющий стадии и практику ваджраяны. Оба эти раздела рассматриваются ниже. Именно этот всесторонний объем наставлений известен как ламдре, "путь с его результатом", необходимое учение наследия Сакья.
  Учения Вирупы прошли через четырех последовательных индийских учителей, в конце концов проложив путь к Дрогми (Drogmi) (993-1077), тибетцу, путешествовавшему в Индию и Непал в поисках буддистской дхармы. После изучения санскрита в Непале в течение года Дрогми путешествовал в Индию в известный северный индийский монастырь Викрамашила (Vikramashila), где стал учеником известного ученого махаяны Шантипы (который позже стал сиддхом), у которого он узнал, среди многого другого, "Хеваджра Тантра". Восемнадцать лет Дрогми изучал основные тексты хинаяны и махаяны, а также многие из наиболее важных современных ему тантр. В течение этого периода великий тантрический учитель Вираваджра передал Дрогми наследие Вирупы, включая цикл из трех тантр "Хеваджра Тантра" и наставления о ламдре. Когда обучение Дрогми закончилось, он вернулся в Тибет и собрал много учеников, преподавая им научные" и практические традиции, которые привез из Индии. В центре их было учение ламдре с наставлениями о трех тантрах.
  Подобно создателю ламдре Вирупе и своему собственному учителю Шантипе, Дрогми воплотил образование, которое состояло из многих лет обычного монашеского изучения академических текстов индийского буддизма. У Дрогми, как и у Вирупы и Шантипы, за этим строгим обучением последовало инициирование в тантры ануттара-йоги. В этой специфической конфигурации академическое изучение текстовой традиции хинаяны и махаяны играло главную роль, а тантрическая практика соответственно начиналась только после того, как была заложена академическая основа. Этот сильный акцент на полном обучении буддистским знаниям с лежащей в основе практикой тантр в качестве поздней и более продвинутой стадии должен был характеризовать наследие Сакья в течение всей его истории в Тибете.
  Одним из учеников Дрогми был Кончок Гьялпо (Konchok Gyalpo) (1034-1102), который фактически основал в Тибете наследие Сакья. Кончок Гьялпо был членом Кхон (Khon), семьи наследственных лам. Традиция говорит, что Кхон были приверженцами школы Ньингмы начиная с восьмого века, когда Люй Вангпо (Lu'i Wangpo) и другие члены семьи Кхон были учениками Падмасамбхавы. Однако к одиннадцатому веку учение Ньингмы в провинции Цанг, где проживала семья Кхон, почти исчезло. Одновременно начало ощущаться новое воодушевление позднего распространения. Кхон решили, что наступило время перемен, и Кончок Гьялпо был послан на поиски духовного наставника, который передал бы ему новые тантры. Кончок Гьялпо в конечном счете, нашел учителя, Дрогми, который дал ему полное учение, включая передачу того, что должно было стать центральным тантрическим учением Сакья, - цикла "Хеваджра Тантра".
  Вирупа, как мы уже видели, большую часть своей жизни был схоластически образованным монахом и вошел в тантрическую практику только после того, как была заложена основная база обычного учения и практики. Этот подход был передан через последующие поколения Дрогми, который, как мы также уже видели, занимался глубоким изучением сутр и комментариев, прежде чем взялся за изучение и практику тантр. Аналогично Кончок Гьялпо получил от Дрогми тщательное базовое обучение академическим традициям сутр, за которым последовало обучение тантрам. Он реально достиг столь высоких результатов в обучении, что к сорока годам считался одним из наиболее блестящих и сведущих ученых-буддистов своего времени. При относительно сильном акценте на монашеском академическом обучении и достижении, Кончок Гьялпо двигался в направлении более обычного академического подхода махаяны, уходя все дальше от нетрадиционного неустановленного тантрического стиля приверженцев Ньингмы. Тантрическая практика, связанная с божеством Хеваджра и описанная в "Хеваджра Тантра", оставалась важным, но более тайным и эзотерическим направлением наследия Сакья.
  Именно в это время, в 1073 году, Кончок Гьялпо построил монастырь в южной части Центрального Тибета, в провинции Цанг. Этот монастырь, известный как Сакья, или "Серая Земля", после своего появления стал первым организованным домом наследия Сакья и важным центром изучения, практики и распространения тантр позднего распространения, а также центром обучения этике, философии, метафизике, логике махаяны и других главных направлений буддистского и индийского учений. Интересно, что, хотя семья Кхон таким образом отдалилась от приверженцев Ньингмы, ее члены все еще сохраняли связи с традициями
 этого наследия, и, в частности, идам Ньингмы Ваджракилая (Vajrakilaya) продолжал быть для них важным лицом и в более позднее время.
  Сын Кончока Гьялпо, Сакьяпа Кунга Ньингпо (Sakyapa Kunga Nyingpo) (1092-1158), стал его духовным преемником и первым ламой из семьи Кхон, который принял учение ламдре. Одним из первых достижений Кунги Ньингпо было объединение и систематизация учений, полученных от отца, включая различные наставления по сутрам и тантрам вместе с их комментариями. Подобно своему отцу, Кунга Ньингпо был образованным ученым. В процессе обучения он изучил Абхидхарму, эпистемологию, Мадхьямаку (Madhyamaka), "пять дхарм Майтрейи" (Maitreya), медицину, сутры и тантры. Его наставления тантр включали "Хеваджра Тантра" и ламдре. Одаренный автор, он написал одиннадцать комментариев по различным аспектам учения. При Кунге Ньингпо монастырь Сакья быстро стал одним из главных монашеских центров в Тибете, известным возможностью монашеского и академического обучения, которое в нем давалось. Третий сын Кунги Ньингпо, Джецун Дата Гьялтсен (Jetsun Dagpa Gyaltsen), продолжил эту деятельность, написав многочисленные обширные комментарии и объяснения ламдре.
  Форма преемственности, которая развивалась среди Сакья, включала наследственную передачу, так что наследие оставалось в пределах семьи Кхон, как это происходит и до сего дня. В первых немногих поколениях иерархов Сакья религиозной главой ордена часто был безбрачный лама. Когда наступало время ухода, высокое положение переходило к сыну одного из его женатых братьев. В более позднее время глава ордена Сакья часто был женат. Сам монастырь Сакья стал известен как монашеский университет, где монахи могли посвящать себя сохранению и изучению научных и академических традиций индийского буддизма, пришедшего в Тибет в эпоху позднего распространения дхармы, а также научным дебатам.
 Сакья Пандита, Кунга Гьялстен (Kunga Gyaltsen)
  Одним из наиболее важных и влиятельных хранителей традиции был известный ученый Сакья Пандита, Кунга Гьялтсен (1182-1251), четвертый сын Кунги Ньингпо. Рождение и начальный период жизни свидетельствуют о его замечательных академических способностях и навыках. При рождении, согласно его биографии, он начал говорить на санскрите, и в младенческом возрасте был способен на санскрите писать. Будучи ребенком, он мог запоминать и понимать любую дхарму, которую слышал. Он был рукоположен как монах еще в юности и с того времени до дня своей смерти следовал предписаниям Винайи с большой преданностью и чистотой. В монашеском обучении интересы Сакья Пандита были обширными и глубокими, он стал экспертом в широком диапазоне доступной ему буддистской литературы. С учетом уникальных академических талантов, его направляли ко многим из самых великих ученых тех дней, чтобы развивать его знания, а также аналитические способности и навыки ведения дебатов. Во время учебы у него было много снов, в которых великие индийские светила буддистской философии напрямую передавали ему свои учения. Васубандху (Vasubandhu) появился в одном из снов и передал знание Абхидхармы, Дигнага (Dignaga) передал учение логики и эпистемологии и так далее.
  В своей академической работе Сакья Пандита достиг выдающегося положения, которого в его дни не достигал никто. Его специальностью были логика и теория восприятия, он написал по этим темам учебник, который ценится до сих пор. Сэмюэл отмечает: "Многие из его работ имеют сильный привкус противоречия и логических споров. Его обычные цели - приверженцы Ньингмы и Кагью, которых он обвиняет в выражении отвергнутой и нравственно подозреваемой "китайской" традиции, а также в риске исключения необходимой моральной основы бодхичитты"7. Будучи беспрецедентным ученым, Сакья Пандита считался воплощением Манджушри (Manjushri), небесного бодхисатвы мудрости, и изображался в тибетских живописных свитках, известных как тханги (thangkas), с символами этого божества - мечом праджна (prajna) и текстом Праджнапарамита.
  Именно через Сакья Пандиту орден Сакья образовал союз с монголами и стал первым монашеским орденом, который управлял Тибетом политически. В тринадцатом веке монголы угрожали вторжением в Тибет и фактически уже уничтожили несколько монастырей. Совершенно ясно, что требовался посланник, готовый попробовать заключить хоть какое-то перемирие. В то же время лидер монголов Годан слышал о репутации Сакья Пандиты и вызвал его ко двору. Таким образом, лама совершил путешествие ко двору Годана, выказал полную покорность и написал письмо к ламам, знати и народу Тибета, хваля Годана и выражая надежду на хорошие отношения с монголами. В 1260 году Куб-лай Хан (Kublai Khan), который стал правителем монголов и Китая, сделал племянника и преемника Сакья Пандиты, Пхакпу (Phakpa) (1233-1280), вассалом-правителем всего Тибета. Эта договоренность, согласно которой приверженцы Сакья были религиозными правителями Тибета, поддерживаемыми монголами, продолжалась до 1358 года, когда власть монголов ослабла, и лама Кагью Чангчуб Гьялтсен (Changchub Gyaltsen), глава наследия Пхагмотру (Phagmotru), отобрал власть у Сакья. С этого времени вплоть до нашего столетия та или иная из школ Нового Перевода, поддержанные местной или иностранной властью, были в положении религиозных правителей Тибета. Эта договоренность имела очевидное достоинство, так как предоставляла возможность буддизму процветать в Тибете самым уникальным способом. При какой другой политической системе столь высокий процент людей (около 20 процентов) мог бы вести монашеский образ жизни? И при какой другой политической системе буддизм смог бы проникнуть в жизнь культуры так полно? В то же время такая теократическая система была не лишена недостатков. В наше время абсолютный контроль религии над делами государства был определенно одним из факторов пребывания Тибета в чрезвычайной изоляции. Это, в свою очередь, сделало китайскую оккупацию Тибета в 1950-х годах относительно легкой и не имевшей большого политического риска.
 Представление пути Сакья: ламдре
  Ламдре означает "путь и осуществление". Путь (lam) состоит из практики, которую каждый выполняет для продвижения к просветлению, в то время как осуществление (dre) - это само состояние просветления. В системе Сакья специфический акцент сделан на неотделимости пути от осуществления. Исходная причина состояния будды - изначальная сущность будды, или внутреннее просветление, которое закрыто загрязнениями эго. Цель пути состоит в том, чтобы удалить эти загрязнения, обнажая чистый блеск врожденной внутренней мудрости. Таким образом, причина состояния будды и его осуществления одна, и практик обнаруживает это благодаря пути. Путь неотделим от осуществления, потому что он вдохновлен и движим вперед причиной, которая сама является осуществлением, скрытым внутри нас.
  Как уже упоминалось, учение ламдре разделено на две широкие категории: три видения содержат учение, обычное для хинаяны и махаяны, тогда как три тантры выделяют стадии и практику пути ваджраяны. Виктория Скотт дает следующий краткий обзор ламдре:
  "Система lam-dre получена из "Хеваджра Корневая Тантра". Она представляет суть трехстороннего буддистского канона: этическую дисциплину (vinaya), беседы Будды (sutra) и психологию / космологию (abhidharma). Lam-dre - полная и гармоничная система экзотерических (сутры) и эзотерических (тантры) методов. Ее учения передавались с особым акцентом на "четыре аутентичности": аутентичных (подлинных) учителей, прямой опыт, священные писания и трактаты. Центральным в системе lam-dre является ее уникальное и глубокое представление о неразделении сансары и нирваны, в пределах которых совершенное просветление, или состояние будды, должно реализоваться. Там природа сознания объясняется как "корень сансары и нирваны" и "союз яркости (света) и пустоты"8.
 Три видения
  "Ваджрагатха" (Vajragatha) говорит о трех видениях в следующем стихе:
 Для чувствующих существ с несчастьями
 есть нечистое видение. Для медитирующего с поглощением транса
 есть видение опыта.
 Для украшенного колеса неистощимого тела, голоса и разума
 Сугаты§§есть чистое видение.
  Эти стихи и их классические комментарии Нгорчена Кончога Лхундруба (Ngorchen Konchog Lhundrub) "Прекрасное украшение Трех Видений", разделяют всех чувствующих существ на три категории в соответствии с уровнями их духовного созревания. Согласно Лхундрубу, первая строфа описывает обычных чувствующих существ, заключенных в пределах шести царств сансары, и указывает на бесконечные страдания, которые они претерпевают. Эта строфа также ставит нас перед реальностью смерти и неопределенностью ее времени и напоминает, что человеческая жизнь дает уникальную возможность практиковать дхарму. Наконец, эти строки объясняют учение о карме, утверждающее, что настоящее состояние любого существа является результатом его прежних действий и что настоящие действия определяют его будущее состояние. Первая строфа тем самым представляет версию известного тибетского учения о "четырех напоминаниях", обсуждаемого в главе 10 этой книги.
  Комментарий второго стиха говорит о пути буддиста, разделяя его на две основных части. Первая - это общий путь, который описывает обязательства будды-дхармы, включая принятие обета бодхисатвы, генерацию бодхичитты (сознания просветления), действия, основанные на сострадании, и медитацию о шаматхе (shamatha, развитие мира) и випашьяне (vipashyana, способность проникновения в суть, интуиция). Это типы практики, применяемые на уровне пути хинаяны и махаяны (описанные в главах 10-13). Второй стих, "видение опыта", подчеркивает необыкновенные учения и практику ваджраяны. Это обязывает практиков искать квалифицированного наставника, чтобы просить у него тантрических полномочий и сопровождающих устных наставлений, и - получив их - старательно осуществлять практику, пока не будет достигнута реализация.
  Комментарий о "чистом видении" изображает заключительную цель пути буддиста, полное просветление будды. Здесь обсуждается просветленное тело, речь и сознание полностью осознанного существа.
 Три тантры
  Три тантры выражают особое представление "Хеваджра Тантра", стержневой тантры традиции Сакья. Учения разделены на три категории: тантры причины, тантры пути и тантры осуществления (или результата).
  Учения тантр причины выделяют тот факт, что изначальной сущности будды внутри нас не хватает врожденного существования. Любая наша идея о ней недействительна. Любое качество, которое мы можем приписывать ей - просто наше воображение. Фактически, она находится вне любого и всякого осмысления, как то, что не может быть известно обычному знанию. Лама Ютхок (Yuthok) отмечал:
  "Это включает инициирование, которое показывает нам, что наше сознание всегда было чисто и незапятнанно. Мы просто не сумели распознать это в прошлом. Мы пробуем распознать истинного себя, который не таков, каким проявляется. Мы сами не такие, какими проявляемся. Но это способ существования нас самих, который является непостижимым"9.
 Учение об изначальной сущности будды обсуждается в главе 16.
  При помощи тантр пути, нам дается инициирование ваджраяны, методы и практика, которые позволяют получить доступ к этому непостижимому "я" внутри нас самих. Лама Ютхок комментирует:
  "Это непостижимое "я" ясно сформулировано в форме божеств, использующих жесты и символику, чтобы помочь нам идентифицироваться с этим идеальным "я". Мы пробуем медитировать в этой форме, вместо форм обычных "я".
  Мы принимаем роль Будды, который может выражать различные настроения и формы, проводить различные осуществления и выражать божественные просвещенные качества. Поэтому мы не медитируем о "нигилистической" концепции пустоты, которая акцентирована на небытии. Мы используем творческую концепцию пустоты, которая делает возможным все. Мы создаем мир, небесный дворец. Сам медитирующий является буддой. Весь процесс становится выражением идеального "я", которое не отличается от универсального сознания всех просветленных существ"10.
  "Благодаря методам тантрических медитаций обычные, привычные, эгоцентричные модели тела, речи и сознания временно заменяются моделями не-эго, или просветленного тела, речи и сознания будды. Это дестабилизирует механизмы нашего эго. Обычное "полное замыкание" эго на опыте разрушается. Человек становится все более и более сомневающимся в том, кто он есть и что он делает. Это обеспечивает появление "разрывов" в панцире эго, и через них может начать просвечивать сущность будды. Чем больше она просвечивает, тем более шатким и слабым становится эго. Чем больше начинает распадаться сосредоточенное на эго сознание, тем более сильным становится свет изначальной сущности будды. Это процесс, который все более ускоряется по мере продвижения"11.
  Осуществление, или тантры результата, понимаются как махамудра (mahamudra)12. Лама Чоедак Ютхок (Choedak Yuthok) комментирует это следующим образом:
  "Когда человек достигает уровня, который является просветлением, он будет видеть все существа как будды и бодхисатвы. Это также известно как результат Махамудры. В пределах традиции Сакья мы используем термин "Махамудра" только при обсуждении окончательной реализации. На этой стадии не о чем думать. Никакой язык, независимо от того, насколько он красноречив, не может выразить это состояние. Лучше его не выражать. Это превышает все знание. Это - не знание, этим нельзя поделиться. Оно настолько глубоко, что невозможно видеть его начало. Это не прекращается. Оно постоянно. Это - подобно небу. Это - самосознание. Нет чувства всеведения в просветленном человеке, потому что нет никакой узнаваемой вещи вне себя самого. Самоосознанный означает самореализующийся. Осознанный человек знает, что знание чего-либо - это знание себя. Мир - не что иное, как ты сам. Ты сам - не что иное, как мир... Нет ни выхода, ни входа. Все так, как есть. Но это гибко. Это может играть. Это может проявлять все, что угодно"13.
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 Итак, Сакья представляет собой наследие, в котором сделана попытка объединить и сбалансировать экзотерический академический монашеский путь с эзотерическим путем тантр. Лобсанг Дагпа (Lobsang Dagpa) и Джей Голдберг (Jay Goldberg) пишут, что "в течение всей ее истории учителями считались те члены традиции Сакья, кто приводил аспекты изучения и практики в надлежащее равновесие"14. Что касается учености, то приверженцы Сакья произвели много поколений выдающихся монахов-ученых и поддержали традицию строгого интеллектуального учения, из которого позже многое взяли приверженцы школы Гелук. Благодаря своему тантрическому наследию они произвели большое количество осознанных учителей, включая великого йогина-ученого девятнадцатого века Джамьянга Кхьенсте Вангпо (Jamyang Khyenste Wangpo), одного из основателей и распространителей движения Ри-ме (Ri-me).
 
 
 
 7
 Позднее распространение
 КАГЬЮ
 В то время как и школа Кадам, и школа Сакья были вдохновлены и сформированы в значительной степени традиционным индийским монашеством, орден Кагью имел строго тантрические корни, по крайней мере для первых немногих поколений учителей и учеников. Опять же, в то время как приверженцы Кадама и Сакья с самого начала имели организационное устройство, наследие Кагью в течение нескольких поколений передавалось от учителя ученику и начало принимать свою существующую организованную монашескую форму с Гампопы (Gampopa) и ранних Кармапов. Ниже кратко суммируется жизнь основателей Кагью как олицетворение наследия и иллюстрирование его специфических качеств нетрадиционности, медитации и преданности ученика учителю.
 ТИЛОПА: ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ОСНОВАТЕЛЬ ТРАДИЦИИ КАГЬЮ
 Тилопа родился в семье брахманов (членов касты священников) и, будучи молодым человеком, отказался от мирской жизни и принял монашеский сан, живя в монастыре, руководимом его дядей. Однако через короткий период времени у него было видение дакини, которая дала ему тантрическое инициирование и наставления и направила его к медитации. Она сказала ему: "Теперь говори подобно сумасшедшему и, сбросив свои монашеские одежды, осуществляй практику в тайне"1. Затем она внезапно исчезла. Подобно другим практикам тантр, через отказ от монашеской жизни, проявление себя безумцем и осуществление практики в тайне, Тилопе было предписано отделить себя от обычных ценностей и занятий. В частности, действуя как сумасшедший, он поместил себя в категорию вне касты, живя вне пределов индусского общества, из-за чего его все оскорбляли и поносили. Все это позволило ему отделить себя от обманчивых благ комфорта и безопасности эгоистичного существования в пределах общества.
 НЕКОТОРЫЕ ДАТЫ ИСТОРИИ КАГЬЮ 988-1069 гг. Тилопа (человеческий основатель Кагью) 1016-1100 гг. Наропа (первый ученик Тилопы, гуру Марпы) XI век Майтрипа (учитель Марпы) 1012-1096 гг. Марпа (тибетский основатель Кагью) 1040-1123 гг. Миларепа (ученик Марпы) 1079 г. Родился Гампопа 1110г. Гампопа становится учеником Миларепы 1110- 1193 гг. Тусум Кхьенпа (Tusum Khyenpa) 1175-1189 гг. Основание монастырей некоторых из подсект Кагью 1158 г. Пхагмотрупа (Phagmotrupa) основывает монастырь Тхил (Thil) 1175 г. Основан монастырь Тшал (Tshal) 1179 г. Основан монастырь Дригунг (Drigung) 1189 г. Основан монастырь Тсурпху (Tsurphu) Кармапой Тусум Кхьенпа (Karmapa Tusum Khyenpa) (1110-1193) 1284-1339 гг. Рангджунг Дордже (Rangjung Dorje), третий Кармапа 1354 г. Борьба между приверженцами Сакья и Кагью; первые побеждены; конец гегемонии Сакья; начало правления Пхагмотрупы 1358 г. Чангчуб Гьялтсен (Changchub Gyaltsen) приходит к власти. Тилопа следует наставлениям дакини, скитаясь с места на место и медитируя. Сталкиваясь с препятствиями, он разыскивает нескольких гуру, которые все были сиддхами, и получает у них наставления. В конечном счете, ему было предписано идти в Бенгали и осуществлять практику, размалывая семена кунжута днем и работая слугой проститутки ночью. В этих обстоятельствах, чрезвычайно грязных для брахмана, он медитирует, как говорят некоторые источники, в течение двенадцати лет. Закончив эту стадию своей практики, Тилопа понимает, что должен полностью отойти от соблазнов обычной жизни. Он идет в Бенгали и начинает вести отшельнический образ жизни в крошечной хижине из травы, которую строит для себя. Там, наконец, он остается лицом к лицу с действительностью в лице небесного будды Ваджрадхары (Vajradhara) в самом высоком небесном царстве. Позже он отмечал: "У меня не было человеческого гуру. Мой гуру - Всезнающий. Я преобразовался непосредственно с Буддой".
  После своей реализации Тилопа продолжает скитаться, приводя других на путь и наставляя их способом Ваджраяны. Он становится известен как мощный и непредсказуемый учитель, который на службе дхармы, подобно другим сиддхам, часто выполняет действия, считающиеся шокирующими или скандальными в обычном понимании. Он проводит много времени на местах кремации, практикуя и уча, что является обычным и для других сиддхов. При дебатах с небуддистами он часто убеждает людей посредством чудес, а не с помощью непоследовательных аргументов.
  Хотя у Тилопы было несколько человеческих учителей, его роль как прародителя наследия Кагью произрастает из его встреч лицом к лицу с небесным буддой Ваджрадхара и получением учения непосредственно от него. Наследие Тилопы включает учения о махамудре, полученные непосредственно от Ваджрадхары; практики внутренней йоги, которая состоит из "шести йог Наропы"; и передачи тантр ануттара-йоги, включая тантры отца, матери и недвойственные тантры.
 НАРОПА: УЧЕНЫЙ, ПРЕВРАТИВШИЙСЯ В СИДДХА
  Наропа, первый ученик Тилопы, родился в богатой среде и был любимым сыном семьи кшатрия (правящая каста в Индии). В семнадцать лет он под давлением родителей женился. После восьми лет брака, однако, он объявляет о своем намерении отказаться от мирской жизни. Его жена соглашается на развод, и Наропа, подобно Тилопе, вступает на монашеский путь. Однако, в отличие от Тилопы, Наропа проводит много лет в интенсивном обучении, изучая основные направления и множество буддистских текстов, включая Винайю, сутры и Абхидхарму хинаяны, Праджнапарамиту махаяны и тантры.
 
 Рис. 7.1. Наропа, индийский махасиддха, учение которого достигло Тибета через
 его тибетского ученика Марпу. Тантрическая практика, связанная с Наропой,
 является самой важной в школе Кагью.
 В конечном счете, он поднимается к вершине своей религиозной профессии, становясь сначала высокопоставленным ученым в Наланде, а затем его главным аббатом. Его известность как ученого распространяется повсюду, и он считается непревзойденным в понимании доктрины буддизма.
  Однажды в одном из многих внутренних дворов Наланды Наропа сидел спиной к солнцу, изучая тексты по грамматике, логике и другим темам. Внезапно на него пала ужасная тень. Он повернулся и увидел старуху, темно-синего цвета, с красными впавшими глазами, желтой бородой, искаженным провалившимся ртом и гнилыми зубами. Она стояла, опираясь на клюку, хрипя и задыхаясь. Она спросила Наропу: "Что ты изучаешь?" Когда Наропа перечислил тексты, которые он изучал, старуха спросила его, понимает ли он слова или внутреннее значение. Когда он ответил, что понимает слова, старуха восхитилась, затряслась от смеха и начала танцевать, размахивая своей клюкой в воздухе.
  Наропа, чтобы сделать ее еще более счастливой, добавил: "Я также понимаю и внутреннее значение". При этом старуха начала дрожать и плакать, швырнув свою клюку на землю. Когда Наропа спросил ее об этой внезапной перемене настроения, она ответила: "Когда ты, большой ученый, признал, что понимаешь только слова дхармы, ты говорил правду, и это сделало меня счастливой. Но ты лгал, говоря, что также понимаешь внутреннее значение, чего на самом деле нет. Это заставило меня опечалиться".
  Наропа сначала был потрясен и безмолвствовал, а затем сделал решительный шаг, который изменил его жизнь. Он спросил старуху: "Кто понимает внутреннее значение и как я могу прийти к этому пониманию?" Она направила его к своему "брату" и, не сказав, кто ее брат и где его можно найти, добавила: "Пойди к нему, окажи ему уважение и спроси его, как ты сможешь познать внутреннее значение". Потом эта дакини - а это была именно она - исчезла, "подобно радуге в небе"2.
  Возможно, многие из нас отклонили бы такой совет как слишком причудливый, чтобы принимать его всерьез. Особенно те из нас, у кого есть некоторые достижения в прошлом и некоторая репутация, которую нужно защищать, посчитали бы намного более легким вернуться назад к своим достижениям и быстро забыть о "кошмаре", который видели. Но что касается Наропы, и это доказывает его преданность чему-то, находящемуся вне эго, то он встал на другой путь. Он пошел на собрание монахов Наланды и объявил о своем намерении искать "брата" дакини, имени которого он не знает и чье местонахождение ему не сказали.
  Монахи Наланды подумали, что Наропа сошел с ума. Они сказали ему, что монашеский путь с его учением и нравственным поведением представляет собой воплощение буддизма и что отказываться от этого пути было бы большим грехом перед истинной дхармой. Они напомнили ему о годах, потраченных на учение, и о вкладе, который он внес в это учение. Они просили его не отказываться таким сомнительным и необдуманным образом от того прославленного положения, которого он достиг. Они также напомнили ему, что царь региона, патрон и защитник Наланды, будет очень рассержен действиями Наропы. Они предупредили, что если он выполнит свое намерение, то его репутация будет навсегда разрушена. Однако Наропу не удалось отговорить от его безумных и рискованных поисков: он бросил все свои тексты, на которые потратил так много лет, взял кружку для милостыни и посох и отправился в восточном направлении, в джунгли, в поисках своего гуру.
  Наропа ищет Тилопу "на востоке", в джунглях и пустынях, в горах и долинах, в деревнях и необитаемых краях. Он считает этот поиск мучительным, запутывающим и страшным, поскольку имеет много странных опытов, которые отвергает как несоответствующие поиску, и лишь потом, задним числом, обнаруживает, что каждый из них был отмечен присутствием Тилопы. По мере скитаний Наропа снова и снова преодолевает препятствия в себе самом: чрезмерно концептуальное понимание дхармы; прочную и упорную гордость, накопленную за столь многие годы изучения; и высокомерие ученого от мысли, что он знает, какова суть вещей. В конечном счете, Наропа измучился от неудач в поиске Тилопы и - будучи раздражен собственным сознанием - впал в глубокую депрессию. Он был в отчаянье от того, что бросил свою прежнюю жизнь и не может найти новую. Неспособный возвратиться к тому, кем он был, Наропа считает, что его собственные недостатки мешают продвигаться вперед тому, кем, по его мнению, он должен быть. Веря, что его собственная карма является настолько отрицательной, что он никогда в этой жизни не найдет предназначенного ему гуру, он решает убить себя. Он берет нож и собирается вскрыть себе вены.
  В этот момент появляется Тилопа, иссиня-черный человек, одетый в хлопковые брюки, с пучком волос на голове и с глазами навыкате, налитыми кровью. Он объявляет, что с тех пор, как у Наропы оформилось намерение искать его, Тилопа не отделялся от него, и что только загрязнения Наропы ослепили его и не дали этого увидеть. Тилопа сказал Наропе, что считает его достойным вместилищем, и Наропа действительно будет способен получить самое глубокое учение, а Тилопа примет его как ученика.
  В течение следующих двенадцати лет Наропа, испытывая самую требовательную опеку со стороны Тилопы, был его учеником. Он страдал от всех видов огромных физических, психологических и духовных испытаний, мучений и несчастий. Суровость его обучения, как он понимал, напрямую зависела от кармических наростов и замутнений, которые он накопил за свои предыдущие жизни. Каждое из учений Тилопы было катастрофой для чувства личного достоинства Наропы, и в каждом случае он полагал, что ему будет нанесен безнадежный и смертельный вред. Постепенно Тилопа показывал более глубокий уровень сущности Наропы - сущность открытую, ясную и великолепную, независимую от жизни и смерти эго. В течение этого периода Тилопа говорил очень немного, и наставления Наропе давались невербальными способами, через его собственную боль и через символические жесты, которые он должен был ассимилировать. Никакой гарантии и, конечно, никакого подтверждения никогда не давалось, но Наропа был способен сохранять полную преданность Тилопе и убеждение, что у него нет никакого другого выбора.
  Однажды, после двенадцати лет обучения, Наропа и Тилопа стояли на бесплодном плато. Тилопа заметил, что теперь для него наступило время предложить Наропе очень важные устные наставления, осуществить передачу дхармы. Когда Тилопа потребовал пожертвование, Наропа, у которого ничего не было, предложил свои собственные пальцы и кровь. Лама Таранатха (Taranatha) так описывает этот случай:
  "Тогда Тилопа, взяв пальцы Наропы, ударил его в лицо грязной сандалией, и Наропа сразу же потерял сознание. Когда сознание вернулось, он почувствовал окончательную истину, суть всей реальной действительности, его пальцы были восстановлены. Теперь ему были даны полные основные и вспомогательные устные наставления. После этого Наропа стал повелителем йогинов"3.
  От Тилопы Наропа получил передачу махамудры, шесть внутренних йог и тантры ануттара-йоги и сам стал осознанным сиддхом в традиции своего учителя. Впоследствии Наропу видели иногда скитающимся в джунглях, иногда побеждающим еретиков, иногда находящимся в мужском или женском аспекте (то есть в союзе со своей супругой, меткой его реализации). Его видели охотящимся на оленя со сворой собак, в другое время выполняющим магические подвиги, а иногда, как маленький ребенок, он играл, смеялся и плакал. Как осознанный наставник, он принимал учеников, и всеми своими действиями, неважно, какими бы добрыми или нетрадиционными и шокирующими они ни были, он показывал пробужденное состояние вне мысли, наполненное мудростью, состраданием и силой. Он - также плодовитый автор, предыдущее академическое образование которого позволяет ему быть красноречивым писателем по темам ваджраяны, что доказывают его работы, сохранившиеся в Тенджуре (Tenjur).
  Наропа - основная фигура в развитии наследия Кагью из-за пути, на котором он соединил тантрическую практику и более традиционное образование, безрассудную преданность и рациональность интеллекта. Благодаря ему глубокое и неприрученное наследие Тилопы было принесено из джунглей Восточной Индии и дано в форме, которую смог принять тибетский домовладелец Марпа.
 МАРПА: ДОМОВЛАДЕЛЕЦ-ЙОГИН
  Биографии Тилопы и Наропы показывают интенсивную, совершенную и бескомпромиссную духовность этих индийских основателей наследия Кагью. Эти качества впоследствии остаются особенностями Кагью, которая, как уже говорилось, среди четырех школ тибетского буддизма известна своим особым акцентом на преданности ученика учителю и интенсивной медитацией в уединении.
  Тилопа и Наропа представляют собой довольно различные типы людей: первый - безымянный йогин, скитающийся по джунглям Северо-Восточной Индии, второй - всемирно известный ученый, отказавшийся от всего того, что большинство людей посчитало бы необычайно благоприятным положением. Марпа, тибетский основатель наследия Кагью, представляет собой еще один, другой, тип человека. Он родился в 1012 году в семье относительно преуспевающих родителей в Южном Тибете. Когда Марпа был ребенком, он обладал внушающим страх характером и сильным и упрямым нравом. Его можно было бы назвать "тихий ужас", и, хотя он был еще молод, родители отослали его учиться дхарме у разных учителей. Скоро Марпа понимает, что нужно делать большое количество пожертвований, чтобы получить даже основное обучение, не говоря уже о более продвинутом. Кроме того, тибетские учителя часто ревниво охраняли свои передачи, и Марпе неоднократно отказывали, когда он стремился к более высокому инициированию. В конечном счете, он пришел к выводу, что, для того чтобы получить наставления дхарме в полной мере, ему нужно совершить путешествие в Индию. Его родители соглашаются, и Марпа отправляется через Гималаи в долгое, утомительное и опасное путешествие в Индию, первое из трех путешествий, которые он совершит на эту святую землю.
 
 
 
 Рис. 7.2. Марпа, тибетский домовладелец-йогин, тибетский основатель наследия Кагью.
  Находясь в Непале перед спуском в индийские равнины, Марпа слышит о сиддхе Наропе. В его биографии сказано: "Связь с прежней жизнью снова пробудилась в Марпе, и он почувствовал неизмеримую тоску"4. В то время как многие из его тибетских современников, прибыв в Индию, сразу же направлялись в тот или иной большой индийский монастырь для тантрического наставления, Марпа пошел другим путем, отказавшись от монашеской сцены и осуществляя поиски своего учителя йогина в лесу. Марпа в конечном счете, находит Наропу, становится его учеником и получает от него обширные наставления и инициирование. В течение двенадцати лет Марпа учится у Наропы и других сиддхов, к которым его посылает Наропа. Наиболее важный из них - Майтрипа (Maitripa), от которого Марпа получает инструкции по махамудре. В конце этого периода он возвращается в Тибет, женится на духовно одаренной тибетской женщине, по имени Дамема, начинает преподавать и живет как зажиточный крестьянин. Впоследствии Марпа возвращается в Индию второй раз и в этом случае учится у Наропы в течение шести лет. В конце этого посещения Марпа обещает Наропе еще раз вернуться в Индию, чтобы закончить обучение. Когда Марпа прибывает обратно в Тибет, он собирает вокруг себя множество близких по духу учеников, включая Миларепу, которому он в конечном счете, поручит полную передачу своей дхармы. Наконец, будучи уже мужчиной средних лет и несмотря на активное возражение семьи, Марпа отправляется в свое третье, и последнее, путешествие в Индию.
  Во время предыдущего путешествия его отношения с гуру были относительно гладкими. Теперь, однако, когда Марпа прибывает в Индию, он попадает в совершенно иную ситуацию, которая погружает его в опыт мучения, поиска и одиночества, который столь часто оказывается характерным для тантрических студентов в их отношениях со своим наставником. Марпа повсюду ищет Наропу и не может его найти. Один из учеников Наропы говорит, что учитель, подобно другому сиддху до него, исчез в джунглях, чтобы следовать скрытому и безымянному пути, и что вообще нет никакой надежды, что Марпа найдет его. После длительных поисков Марпа отказывается от надежды когда-либо увидеть Наропу снова. И в этот момент Наропа появляется, и ученик оказывается способен связываться с наставником без барьеров, которые прежде существовали между ними. После трех лет дальнейшего обучения Марпа возвращается в Тибет, чтобы продолжить учить других.
  Однако происходит трагедия. У Марпы было семь сыновей, но только один обладал особым даром помогать другим. Марпа очень любил этого сына, Тарма Доде (Tarma Dode), и все его надежды о продолжении духовного наследия были связаны именно с ним. Наропа предсказывал, что возникнет серьезное препятствие, и говорил, что Тарма Доде должен уйти в строгое отшельничество и совершить определенное число декламаций мантр. Тарма Доде уходит в уединение, но в середине этого периода он узнает, что неподалеку будет большой праздник с большим количеством народа. Он думает, что его уединение скучно и одиноко и что ему не хочется тратить впустую свою юность таким образом. Он прерывает уединение и, взяв лошадь, скачет галопом, чтобы присоединиться к развлечению. Когда он ехал вместе с другими учениками Марпы, внезапно из кустарника вылетела куропатка, лошадь Тармы Доде понесла, и молодой человек упал. Его нога запуталась в стремени, его протянуло по земле, и он разбил себе голову.
  Миларепа поймал лошадь и, освободив ногу Тармы Доде, положил разбитую голову друга на колени и заплакал. Пришли другие ученики и отнесли Тарма Доде, который был без сознания, к дому Марпы. Отец и мать, видя, что сын смертельно ранен, садятся рядом с ним в ужасной печали, понимая, что жизнь уходит из него. К сыну на короткий период возвращается сознание, и он выражает свое сожаление о том, что теперь не сможет не только возместить доброту родителей, но и причинит им дальнейшее страдание. Затем Тарма Доде исполняет практику, известную как пхова (phowa), испускание сознания при смерти. Передав свое сознание голубю, он умирает. Во время кремации его мать, потеряв разум от горя, пытается броситься в погребальный костер, но ее удерживают ученики.
  Биография Марпы сообщает нам, что голубь полетел в Индию, где его сознание вошло в тело недавно умершего молодого брахмана. Этот юноша, по имени Типхупа (Tiphupa), внезапно вернулся к жизни и показал свою истинную личность пораженным родителям. Когда ученик Миларепы, Речунгпа, поехал в Индию, он, как полагают, встречался с Типхупой и учился вместе с ним. В последующие годы Марпа продолжал преподавать и передавать свое наследие четырем главным ученикам. Среди них - Миларепа, который после смерти сына Марпы стал его первым наследником дхармы.
 Биография Марпы так описывает его уход:
  "После преподавания и работы исключительно на пользу других в течение всей своей жизни в пятнадцатый день месяца Лошади в год Птицы (1093), когда солнце осветило пики гор, Марпа, в возрасте восьмидесяти восьми лет, был свободен от болезней тела и радостен в памяти. На небе появилась радуга, и посыпался дождь из разных цветов. Полились звуки музыки, приводящей в восторг сознание, и разлилось несметное количество восхитительных ароматов. Улыбаясь, Марпа утер слезы, сложил ладони, закрыл глаза, склонил голову и выполнил семикратную службу"5.
  Когда ученик спросил, что происходит, Марпа ответил: "Готовь прекрасные пожертвования. Прибыл великий Наропа, окруженный несметными толпами даков и дакини, чтобы сопроводить меня, как он обещал. Теперь я должен идти в небесное царство как его спутник"6. Затем Марпа скончался.
  Биограф Марпы отмечает: "Марпа был солнцем учения Будды, и, в частности, он рассеял темноту в Земле Снега и был деревом жизни учения тайных мантр". Марпа был таким необычным, потому что казался таким обычным, как крестьянин с большим семейством, тяжелыми мирскими обязанностями и стремлением к выгоде. В то же время он был осознанным существом, человеком, который "достиг внутренней яркости и стал мастером в пране и сознании".
  "Даже при том, что он до конца понял неизмеримые достоинства переноса сознания, чудес, более высокого восприятия и т. п., он жил скрытно. Разделяя точку зрения обычных людей, он наслаждался пятью качествами, которые ублажали чувства, и восемью мирскими дхармами. Таким образом, он принес пользу многим достойным беззащитным"7.
  Достижение Марпы можно ясно увидеть в преданности и достижениях его учеников, первым из которых был Миларепа.
  Марпа жил в то время, когда буддизм только начинал повторно приходить из Индии, и его помнят за то, что он сыграл основную роль в эти ранние дни позднего распространения. Он известен как Марпа Переводчик, в знак признания его работы по переводу важных индийских текстов на тибетский язык. Марпа также представил в Тибет новый вид религиозной поэзии, дохи (dohas), или песни реализации индийской ваджраяны, форму, впоследствии развитую и ставшую известной благодаря Миларепе. Его наиболее важное достижение, однако, состоит в получении наследия Тилопы и Наропы и переносе его в Тибет. Благодаря этому, а также благодаря обучению им Миларепы он стал тибетским предком наследия Кагью.
  Марпа учился дхарме не как йогин или монах, а скорее как мирянин. Он жил в миру обычной жизнью, испытывая радости и печали домашней жизни, и они стали колесницами его пути и выражением его реализации. Таким образом, он вернулся к стилю многих из самых великих индийских сиддхов, которые были домовладельцами, когда встретили своих гуру, когда были в обучении и после того, как достигли реализации. Марпа примечателен в современном контексте тем, что его опыт представляет собой модель мирянина - практика тантр, что, в отличие от отшельников, скитающихся йогинов или монахов, может быть выполнимо для большинства практиков буддизма в современном мире.
 МИЛАРЕПА: ВЕЛИЧАЙШИЙ ЙОГИН ТИБЕТА
 Большинство биографий тибетских святых представляет их идеализированно, как будто с самого начала жизни они уже были намного выше обычного человеческого состояния. Согласно этой точке зрения, святые рождаются в сопровождении чудес, признаются с рождения как предназначенные для величия и изображаются как: исключительные личности на каждой стадии своей жизни. Их просветление - своего рода очевидное завершение всего предшествующего опыта. Этот вид представления может быть вдохновляющим и демонстрировать преданность со стороны последователей, но он создает впечатление, что полная реализация - это не то, к чему большинство из нас может стремиться, по крайней мере в текущей жизни.
  Жизнь Миларепы является поразительным исключением из этой общей тенденции. Его жизнь - это пример жизни человека, который в ранние годы был так же запутан, саморазрушителен и неверно информирован, как мог бы быть любой из нас. И все же, благодаря своей настойчивости и преданности наставнику, он достиг полного просветления за одну жизнь. Биография Миларепы показывает, как любой обычный человек может стремиться к самой высокой цели. Возможно, по причине того, что жизнь Миларепы рассказана от первого лица, она является одной из наиболее любимых и наиболее известных биографий тибетских святых.
  Миларепа родился в Южном Тибете, в месте под названием Кья Нгаца (Куа Ngatsa), около Гунгтханга (Gungthang), в долине реки в Цангпо (Tsangpo). В раннем детстве он был окружен теплой и благополучной атмосферой своей семьи. Однако его отец умер, когда он был еще маленьким мальчиком. После этой трагедии из-за плохо составленного завещания тетя и дядя Миларепы стали его опекунами и начали контролировать значительную часть собственности и богатства всей семьи.
 
 Рис. 7.3. Миларепа, главный ученик Марпы и наиболее любимый йогин Тибета.
  По условиям завещания Миларепа, его сестра Пета и его мать стали, по сути, рабами в своем собственном доме. Миларепа писал: "Летом во время работы в поле мы служили дяде. Зимой во время работы с шерстью мы служили тете. Наша пища была как пища для собак, наша работа - как работа для ослов. Одежда представляла собой тряпичные полосы, наброшенные поверх наших плеч и скрепленные веревками из травы. Мы работали без отдыха, и наши руки и ноги были покрыты ранами и воспалены. Из-за плохого питания и бедной одежды мы стали бледными и изнуренными"8. Когда, в соответствии с завещанием, наступило время для возвращения богатства семьи матери Миларепы, Миларепе и его сестре, дядя и тетя сфальсифицировали оригинал документа и стали требовать, чтобы все имущество семьи принадлежало им.
  Матерью Миларепы к тому времени овладевает ненависть и мстительный гнев против дяди и тети, и она говорит об этом своим детям. В итоге она задумывает план мести и посылает Миларепу учиться к ламе, владеющему заклинаниями, которые могут принести несчастья их врагам. Миларепа, преданный и несомневающийся сын, покидает дом, чтобы выполнить поручение матери. Он находит ламу, который начинает учить его, и, спустя более года обучения, Миларепа .познает методы разрушения, которые хотел получить. Построив маленький ритуальный домик на горном хребте, он обращается к божествам-защитникам с просьбой уничтожить дядю и тетю. Спустя четырнадцать дней появляются признаки успеха: "Верные божества... принесли нам то, о чем мы просили: головы и кровоточащие сердца тридцати пяти человек"9. Только двое остаются в живых, и когда они спрашивают Миларепу, следует ли их также убить, он отвечает: "Оставьте их жить, так они могут узнать мою месть и мое правосудие"10. Позже Миларепа узнал, что в доме его семьи был свадебный пир старшего сына дяди. Когда все люди собрались, лошади, находившиеся в стойле под жилыми комнатами, взбесились и снесли дом. Тридцать пять человек погибли, а те двое, кому было позволено жить, были не кем иным, как его дядей и тетей. Тем не менее, месть удовлетворяет мать Миларепы, и она публично радуется произошедшей бойне.
  Кармическое возмездие за это преступление начинает проявляться немедленно. Сельские жители организуют заговор, чтобы убить Миларепу, которого ненавидят и боятся за то, что он сделал. Он способен отразить их агрессию, только угрожая дальнейшим разрушением. Его преследуют как убийцу, который слишком опасен, чтобы непосредственно противостоять ему. Миларепа начинает понимать то, что он сделал, и осознает ужасные кармические последствия, которые навлек на себя своими действиями. Он знает, что возмездие за убийство - возрождение в аду, с вечными ужасными страданиями, а он убил не одного, а тридцать пять человек. Учитель Миларепы выражает сожаление о том, что случилось, и объявляет о своем намерении искать дхарму, чтобы спасти себя от любых злых последствий, которые он на себя навлек. Миларепа понимает, что и для него единственной альтернативой страшному, более низкому возрождению является поиск очищения путем искренней практики.
  Миларепа скитается по тибетским селам в поисках духовного наставника, готового помочь ему. Он встречает ламу Ньингмы, который говорит о том, что сам он не способен помочь Миларепе, но предлагает ему учителя, по имени Марпа Переводчик. Миларепа говорит нам: "Едва я услышал имя Марпы Переводчика, как меня наполнило невыразимое счастье. Каждый волосок на моем теле задрожал от радости. Я зарыдал в приступе пылкого обожания. Единственная мысль заполнила мое сознание, и я отправился в путь, взяв провизию и книгу. Не отвлекаясь на любые другие мысли, я непрерывно повторял себе: "Когда? Когда я увижу ламу лицом к лицу?"11.
  В конце концов, Миларепа находит Марпу пашущего поле у своего дома. Он и его жена Дамема, оба видели сон о прибытии важного ученика, и Марпа, фактически, уже ожидает Миларепу. Но он не позволяет никому об этом знать. Когда Миларепа признается в зле, совершенном с помощью черной магии, и просит Марпу об обучении, тот заставляет его работать как чернорабочего до получения наставлений. Обращение Марпы с "Великим магом", как он теперь называет Миларепу, очень требовательное
 и кажется неблагоразумным и резким. Объем работы все возрастает, пока в конце концов Миларепе не приказывают построить для Марпы сторожевую башню. Когда башня закончена, оказывается, что Марпа изменил свое решение; он требует, чтобы Миларепа разрушил башню и построил другую в новом месте. Так происходит четыре раза. Каждый раз, когда Миларепе приказывают разрушить предыдущую башню и начать строить новую, Марпа обещает, что, когда следующая башня будет закончена, он, конечно, даст Миларепе желаемое обучение. И каждый раз Марпа изменяет своему слову в самый последний момент.
  Месяцы превращаются в годы, и тем не менее получение желаемых полномочий и наставлений не приближается. Тем временем другие ученики, обучающиеся у Марпы, как кажется, свободно получают то самое обучение, которого Миларепа так жаждет. Миларепа потерян, смущен и очень расстроен. Все же он остается с Марпой и старается выполнять каждое новое требование. Большие страдания Миларепы можно проиллюстрировать таким типичным примером. В одном случае Марпа дает инициирование Чакрасамвара (Chakrasamvara) группе людей. Миларепа, который только что закончил строить четвертую башню по приказу Марпы, говорит нам:
  "В глубине души я думал, что теперь, когда я построил эту башню... я получу инициирование. Затем, поприветствовав ламу, я сел с другими. Лама обратился ко мне: "Великий маг, какой дар ты принес мне?" Я ответил: "Я отдавал вам уважение, строя башню... Вы обещали дать мне инициирование и наставления. Именно поэтому я здесь".
  "Ты построил маленькую башню, которая тоньше даже моей руки. Это едва ли стоит Доктрины, которую я с большими трудностями принес из Индии. Если ты можешь оплатить мое обучение, дай мне плату. Иначе не останешься здесь среди тех, кого я ввожу в тайное учение". Говоря таким образом, лама ударил меня, схватил за волосы и вышвырнул. Я хотел умереть и плакал всю ночь. Пришла жена ламы, чтобы утешить меня"12.
  Все же, несмотря на мучения, преданность Миларепы своему учителю никогда не уменьшалась. В другой раз Миларепа пытался получить обучение, предлагая в качестве дара бирюзу, данную ему Дамемой. Марпа ответил побоями и вытолкал его из собрания. Следующим утром лама послал за Миларепой и спросил: "Действительно ли мой отказ учить тебя не вызвал у тебя неудовольствия? У тебя нет злых мыслей?"
  "Я верю в ламу, - ответил я, - и не произнесу ни одного слова против. Наоборот, я полагаю, что нахожусь в темноте из-за своих грехов. Я - автор моего собственного ничтожества". Я заплакал. А он продолжил: "Что ты ожидаешь получить от меня этими слезами? Выйди!"13.
  По мере того как шло время, и требования Марпы к Миларепе казались все более чрезмерными и неблагоразумными, расстройство Миларепы превращается в отчаяние и в конечном счете, в черную безысходность. Он несколько раз пытается убежать от Марпы и каждый раз возвращается, потому что понимает, что еще не должен никуда уходить. Единственным спасением в этой ситуации кажется жена Марпы, Дамема, которая проявляет постоянную доброту и любовь к Миларепе. Наконец Миларепа больше не может терпеть. Он решает, что его карма в этой жизни настолько черна, что он никогда не сможет получить обучение, которого желает. Он решает, что единственное, что ему осталось, это убить себя и надеяться, что в будущем возрождении его судьба будет лучше. Другие ученики Марпы отговаривают его, но Миларепа уже оставил всякую надежду и не может утешиться. Однако они остаются с ним, напуганные, что он выполнит свое желание умереть.
  Марпа, хорошо знающий страдания Миларепы, часто тайно роняет слезы перед своей женой, выражая свою любовь "Великому магу". И на этот раз он снова плачет и говорит Дамеме: "Ученики тайного пути должны быть такими". Затем он призывает всех своих учеников прийти к нему. Хотя его приглашение также касается и Миларепы, тот не может заставить себя прийти, думая, что и в этом случае Марпа снова нападет на него словесно и будет бить его. Узнав об этом, Марпа говорит: "До настоящего момента он был бы прав. Но сегодня я не буду поступать так же, как прежде. "Великий маг" должен быть моим основным гостем. Пусть хозяйка пойдет и приведет его!"
  Миларепа приходит, но он полон предчувствия, что это еще одна уловка и его ждут дальнейшие страдания. Вместо этого Марпа впервые говорит открыто о пути Миларепы и своей собственной преданности и любви к этому ученику.
  "Если все тщательно рассмотреть, ни одного из нас нельзя обвинить. Я просто проверял "Великого мага", чтобы очистить его от его грехов. Если бы работа по сооружению башни была нужна для моей собственной выгоды, я был бы мягок, давая указания. Поэтому я был искренен. Как женщина, моя хозяйка также была права, будучи не способной переносить такое положение... "Великий маг" горел желанием религии, и он был прав в том, чтобы использовать любые средства для получения этих знаний... Его большие грехи стерты... Теперь я принимаю тебя и дам тебе мое обучение, которое является столь же дорогим для меня, как мое собственное сердце. Я буду помогать тебе провизией и позволю медитировать и быть счастливым"14.
 Миларепа сообщает нам:
  "Когда он говорил эти слова, я задавался вопросом, что это - сон или явь? Если это сон, то я не хочу просыпаться. При этой мысли мое счастье было безграничным. Роняя слезы радости, я пал ниц. Хозяйка... и другие думали: "Какие искусные средства и силу имеет лама, когда он хочет принять ученика! Лама сам - Живой Будда". И их вера выросла еще больше. Из любви ко мне они все радостно простерлись ниц перед ламой"15.
  По этому случаю Марпа сказал Миларепе: "Сын мой, с самого первого мгновения я знал, что ты ученик, способный получить учение. Еще за ночь до того, как ты пришел сюда, я узнал из сна, что ты был предназначен служить учению Будды... Таким образом, мой лама и божество-хранитель послали тебя ко мне учеником"16.
  Затем Миларепа получает обучение, которого он желал так много лет, и уходит в уединение, чтобы практиковать его. Его единственное жилье - любая уединенная пещера в горах, которую он может найти. Его единственная одежда - ткань из белого хлопка, поскольку его имя было Миларепа ("Мила в хлопковой ткани"). Во время отшельничества он питается всем тем, что раньше смог получить в качестве милостыни в деревнях, и часто он живет только за счет чая, заваренного из дикой крапивы, растущей в горах. В зимнее время обильный снег на долгие месяцы отрезает его уединенное жилище, препятствуя любым контактам с людьми.
  По мере роста известности Миларепы все больше и больше людей приходят посетить его. Иногда среди них встречаются местные монахи-прелаты и ученые, которые, следуя самым разным образам жизни организованного монашества, подозрительно относятся к Миларепе и ревнуют его к тому почитанию, которое он получает от своих учеников и от преданных ему мирян. Некоторые из этих монахов пытаются дискредитировать его и даже навредить; другие обретают любовь к нему и достигают взаимопонимания, они отказываются от монашеской жизни и становятся учениками йогина.
  Спустя какое-то время вокруг Миларепы собирается круг преданных учеников. Подобно своему учителю, они отказываются от мира, носят хлопковую ткань как единственный предмет одежды, просят пропитание в деревнях и проводят большую часть времени в уединении и медитации. Ко времени его ухода складывается маленький круг близких учеников Миларепы, продолжающих его учение, среди них йогин Речунгпа (Rechungpa) и монах Гампопа (Gampopa).
  Вплоть до своей смерти в восемьдесят четыре года Миларепа живет в отдаленных местах, занимаясь медитацией в течение дня и большей части каждой ночи. Его биография ("Жизнь Миларепы") и собрания его песен ("Сотня тысяч песен Миларепы", "Пьющий из горного потока" и "Удивительное путешествие") дают яркое и вдохновляющее описание его жизни в отшельничестве, показывая суровость и сложность такого существования, а также его радости и достижения.
  Трудно понять, как нежный и тонкий, но упорно продолжающий медитировать человек - Миларепа, который провел большую часть своей взрослой жизни в горах в отшельничестве, мог стать источником учений настолько мощных, что они затронули всю последующую культуру. И все же произошло именно это. В последующие времена наследие Миларепы развилось в школу Кагью, которая с ее четырьмя большими и восьмью меньшими отделениями была одной из наиболее важных и влиятельных буддистских традиций Тибета, взращивая целые поколения настоящих учителей. Сам Миларепа стал наиболее любимым йогином Тибета, и его история жизни была известна каждому тибетцу. Его песни создали новый жанр в тибетском фольклоре и были известны и любимы не только теми, кто продолжил его наследие в горном уединении, но и многими другими.
 НАСЛЕДНИКИ ДХАРМЫ РЕЧУНГПА И ГАМПОПА И ПОСЛЕДУЮЩЕЕ НАСЛЕДИЕ
 Миларепа получил пророчество, что у него будет два основных ученика - Речунгпа, подобный луне, и Гампопа, подобный солнцу.
 Речунгпа
  Когда Речунгпа был ребенком, умер его отец, и это стало причиной больших страданий для него и его семьи. Речунгпа имел весьма большой опыт по части чтения и ходил по округе, читая людям тексты вслух в обмен на милостыню. Однажды, когда ему было одиннадцать лет, он заметил людей, собирающихся в пещере в долине. Он направился к пещере и, войдя внутрь, нашел там Миларепу, поющего песню реализации. Речунгпа почувствовал, что его сильно тянет к учителю, и он рассказывает Миларепе о своем горе и жизненных трудностях. Миларепа говорит с ним любезно, он рассказывает и о своей собственной ранней боли, о встрече с Марпой и о радости, получаемой в практике дхармы. Речунгпа видит в Миларепе своего духовного наставника, отца и учителя. Он не возвращается домой, но остается с Миларепой и учится у него, дает обет бодхисатвы и отшельничества, затем получает полномочия ваджраяны и начинает практику.
  Дядя Речунгпы и его мать чрезвычайно рассержены этим ученичеством и однажды, связав, похищают его и возвращают обратно домой. Так как Речунгпе нельзя больше доверять и теперь нельзя отпускать его по-прежнему читать тексты, они говорят, он должен работать в поле. Такая работа была ужасной для юного человека, и он заболевает проказой. В конечном счете, мать и дядя выгоняют его из дома и говорят, чтобы он шел жить куда-нибудь в другое место. Речунгпа возвращается в пещеру Мила-репы и начинает учиться у него всерьез.
  Однажды посетить Миларепу прибывают несколько индийских йогинов. Когда они видят, что Речунгпа болен проказой, они говорят ему, что в Индии есть учитель, который может дать ему практику для избавления от болезни. Речунгпа просит Миларепу разрешить ему совершить длинную поездку, чтобы получить это обучение. Когда Миларепа соглашается, Речунгпа отправляется в Индию. Хотя он очень устает во время этого похода, в конечном счете, он прибывает на место и находит Баличандру (Balichandra), гуру, которого рекомендовали йогины. Получая полномочие Ваджрапани и совершая практику, Речунгпа излечивается от болезни, т. е. достигает того, к чему он так стремился. Он возвращается в Тибет и снова идет к Миларепе. Теперь он решает оставаться со своим учителем, пока не достигнет реализации. Его мать и дядя еще раз пытаются вмешаться, но их отпугивает угроза Миларепы наслать на них проклятие. Речунгпа начинает практику с чистым сердцем.
  После этого он проводит жизнь в медитации в диких и отдаленных местах. Чтобы получить пропитание во время своего отшельничества, он выполняет "практику просьбы милостыни одного типа (вкуса)". Это означает просить милостыню и относиться ко всем предполагаемым жертвователям, как щедрым, так и оскорбляющим, одинаково. Трангу Ринпоче (Thrangu Rinpoche) объясняет:
  "Иногда он совершал особую практику одного вкуса, что означало просить милостыню ради пропитания. Иногда можно было найти хорошего жертвователя и получить очень хорошую пищу, и тебя могли попросить дать учение о дхарме, предоставив хорошее место и хорошее помещение, где можно было бы остаться. В другой раз можно было пойти просить милостыню, и любой человек мог сказать: "Почему ты всегда ходишь здесь, прося пропитания?" - отчитать и ударить тебя. При практике одного вкуса, вне зависимости от того, что происходит, хорошее или плохое, все имеет один и тот же аромат, так что человек развивает самообладание и учится правильно вести себя и в хороших, и в плохих ситуациях. Так, с этой практикой можно развивать реализацию через просьбу о милостыне"17.
  Хотя Речунгпа был преданным практиком, он подчас страдал от типичных взлетов и падений истинного медитирующего. Иногда его опыты приводили его к духовной инфляции и гордости. Однажды Миларепа пытался предупредить Речунгпу о потенциальных препятствиях в его практике и опасности падения в сансарное настроение. Речунгпа ответил: "Я - подобно птице (garuda) летаю в небе, и нет никакой опасности моего падения на землю. Я - подобно рыбе в воде, и нет никакой опасности от волн. С этими наставлениями медитации в уединенных местах в горах с йогинами для меня нет никакой опасности от любых препятствий"18.
  Миларепа, признавая в этом выражении духовного высокомерия наиболее серьезное препятствие, оплакивает упрямство Речунгпы и сообщает ему о препятствиях, лежащих на пути его реализации.
  Речунгпа также испытывает смущение от незнания того, что же является наиболее важным на его духовном пути. Когда Миларепу атакуют ученые монахи, Речунгпа расстраивается, что его гуру не владеет искусством логических дебатов и не может победить ученых, используя их собственные термины. Однажды он решает отправиться в Индию изучать логику и дебаты в монастыре, чтобы он мог вернуться и победить хулителей его гуру. Хотя его стремление имело добрые намерения, с точки зрения Миларепы, это было полностью бессмысленно. В ответ Миларепа говорит: "Не ходи в Индию изучать логику... Это всего лишь мирское мышление, и ты никогда не сможешь узнать все это... Это не приведет к состоянию будды. Лучшее, что ты можешь сделать, это оставаться здесь, заниматься практикой и медитировать"19.

<< Пред.           стр. 3 (из 9)           След. >>

Список литературы по разделу