<< Пред.           стр. 2 (из 5)           След. >>

Список литературы по разделу

 
  Как известно, сложные демографические процессы и изменения в географии расселения русских наблюдались на протяжении многих десятилетий в целом в стране. В СССР в послевоенный период отмечалось устойчивое сокращение темпов прироста численности русских. В России в 1960-е годы прирост численности русских составлял 10.1 %, в 1970-е годы - 5.4%; но в 1980-е годы падение темпов прироста прекратилось (5.6%) и наблюдался прирост, в то время как по СССР в целом сокращение прироста численности русских продолжалось.
  Резкое снижение рождаемости в РСФСР, приведшее к существенному снижению естественного прироста в 1960-е-1970-е гг., не прекратилось и продолжало падать в последующее десятилетие. Если в начале 1970-х годов в семи областях России естественный прирост не достигал 2%, а в Псковской и Тверской областях, единственных, был отрицательным (там уже начался процесс депопуляции), то к концу 1980-х гг. низкий естественный прирост отмечался уже в девяти областях, а отрицательный - в пяти (Русские ...1992). К середине 90-х годов число областей с отрицательным естественным приростом в России возросло многократно, а во второй половине эта тенденция стала практически повсеместной.
  С динамикой численности населения неотрывно и органически связаны и процессы его расселения. Перераспределение русского населения по территории СССР и России в советский и пост советский период привело к определенным изменениям в пропорциях размещения русских на своей этнической территории.
  За 1959-1979 гг. показатель компактности расселения русских снизился с 85, 8 до 82,6 %, и на протяжении 1980-х годов он оставался стабильным. В 1990-е годы он стал расти, поскольку только за 1990-1995 гг. миграционный прирост русских в РФ только за счет стран ближнего зарубежья составил 388 тыс. чел. (Зайончковская, 1996). К 1998 году из 5.1 млн. чел. прибывших в Россию из стран ближнего зарубежья, русские составляли более 70 %.
  Если в 1970-е гг. из 55 "русских" территорий РСФСР общая численность населения сократилась в 15, то численность русского населения - в 16 областях. Опережающее сокращение именно русского населения обозначилось, в основном, в областях Центральной России, в Волго-Вятском и Северо-Западном районах; в то же время, под влиянием интенсивного хозяйственного освоения северных и сибирских территорий, рост численности русских наблюдался в Магаданской, Камчатской, и Тюменской областях.
  В 1980-х гг. сокращение численности русских притормозилось: оно отмечалось только в 12 областях (в том числе в 6 областях Центральной России и 3 областях Центрально-Черноземного района) (Русские.. 1992, с. 21). В 1990-е годы в условиях отрицательного естественного прироста русских и в связи с их активной миграцией из стран ближнего зарубежья32 в большинстве русских областей темпы сокращения русских опять снизились. В миграционном приросте России в 90-е годы русские составляли до 70%. Значительная часть русского населения, прибывшая из бывших союзных республик, оседает в русских областях.
  Наряду с районами активного хозяйственного освоения, численность русских росла и в южных регионах России, в первую очередь, в степном Предкавказье. За 1959-1989 гг. численность русских в регионе возросла с 8.9 до 11.2 млн. чел., или на 25.8%. Хотя доля русских, проживающих в регионе за этот период почти не изменилась, составив соответственно 9.1 и в 1959 году и 9.3% в 1989 году.
  Внутри этого периода темпы прироста численности русских были разными, но в целом они постепенно снижались - с 1.6 % в 1960-е гг. до 0.5% в 1980-е гг., что отличается от общероссийской тенденции. В 90-е годы характер динамики численности русских в регионе меняется. Рост абсолютных показателей русских в степном Предкавказье сопровождается снижением их удельного веса (с 91.1 до 87.3%). Причиной этому было снижение естественного прироста русских в регионе, происходившее в условиях увеличения миграции других народов в степное Предкавказье и более высоких показателей естественного прироста у них. Как показывают наши расчеты, в 1960-е-1980-е гг., когда положительным был и естественный прирост, миграция обеспечивала до половины общего прироста численности русских в районе; в 1990-е гг. она полностью компенсирует естественную убыль населения и, в итоге, обеспечивает определенный прирост численности русских в русских регионах Северного Кавказа.
  С учетом доли русского населения среди субъектов РФ регионы степного Предкавказья в 1970 году распределялись следующим образом: Ростовская область входила в состав 28 областей РФ (из 55), где доля русских превышала 90 %, а Ставропольский и Краснодарский края входили в число следующих 22 территорий России, где этот показатель колебался от 80 до 90 %. За последние 20 лет динамика национального состава в степном Предкавказье не изменила положения регионов в указанных выше группах. Однако доля русских в этих регионах снизилась все же в больших масштабах (на 3 %), чем по России в целом (на 1.3%).
  Процесс экстенсивной урбанизации, столь характерный для СССР в 1960-е-1980-е гг., в первую очередь проявляется в росте численности городского населения: за 1959-1989 гг. оно выросло в России в 1,7 раза: темпы урбанизации на Северном Кавказе куда скромнее - всего в 1.3 раза. Удельный вес горожан за этот период увеличился до 73.6% по РСФСР - при 57.3% по Северному Кавказу. В сравнении с общероссийским показателем, низкий прирост городского населения в степном Предкавказье объясняется особенностями его хозяйственной специализации и развития. Наличие в регионе свободных трудовых ресурсов, позволивших развивать трудоемкие отрасли машиностроения, сырьевая база отраслей по переработке сельскохозяйственной продукции и другие факторы, активизировали в 60-е годы процесс формирования городов на базе крупных сельских поселений. С 1959 по 1979 гг. прирост городского населения в степном Предкавказье составил 84%. В 80-е годы процесс создания новых городов замедлился, но удельный вес городского населения продолжал расти и составил в 1989 г. 61.4%. В целом в степной части Северного Кавказа прирост городского населения превышал средне российский показатель, но уровень урбанизации в регионе был ниже общероссийского и составлял 60.8% против 73.6% в стране.
  В 1989 году русские составляли 86.9% населения городов степного Предкавказья. По сравнению с 1959 годом их удельный вес вырос на 2.5%. Исследование показывает, что прирост численности русского городского населения в регионах степного Предкавказья был таким же, как и прирост городского населения в целом. Так, например, в Ростовской области с 1959 по 1989 г. общий прирост городского населения составил 61.8%, тогда как русского городского населения 61.5%. Такая же картина наблюдалась и в соседних регионах Предкавказья.
  Рост абсолютной и относительной численности городского населения России сопровождался сокращением численности сельского населения. Это сокращение шло в основном за счет русских. Так, в 1989 году численность русского населения в сельской местности страны составила, по сравнению с 1959 годом, всего 64 %, тогда как сельское население в целом сократилось на 31% и составило 69% от уровня 1959 г. Анализ этого процесса за более короткий период времени - с 1970 по 1989 год показал, что численность русского населения в сельской местности страны сократилась на 16.2%. тогда как в целом сельское население на 20.4%.
  Предкавказье отличалось более устойчивыми относительными и абсолютными показателями сельского населения при значительных региональных особенностях. За 30 лет численность сельского населения этого региона сократилась всего на 2.2%, при этом стабильной она осталась на Ставрополье, сократилась соответственно на 4.5 и 7.1% в Краснодарском крае и Ростовской области. Что касается русского сельского населения, то его темпы сокращения в этом регионе были почти в 1.6 раза ниже, чем в стране. Из предкавказских территорий этот процесс наиболее интенсивно протекал в Ростовской области. С 1970 по 1989 год численность русского сельского населения сократилась не на много меньше- 15.4%, чем в стране (на 0.8%). В меньшей степени этот процесс был выражен на Кубане- 4.5%. Сельская местность Ставрополья отличалась относительно активным сокращением численности сельского русского населения - 10%. К концу 1980-х годов доля горожан среди русских в степном Предкавказье стала превышать 60%.(в среднем по стране этот показатель составлял 76.6%).
  В этих условиях достаточно заметной тенденцией стала ориентация русских на сельскую местность, расположенную в пригородах крупных и больших городов. Это заметно изменило саму географию расселения русских в регионах степного Предкавказья.
  Но главным явилось усиление тенденции к сокращению ареала, в котором абсолютные и относительные показатели русских росли, особенно в сельской местности. Это стало актуальным даже для такого сравнительно благополучного и привлекательного для жительства региона, каким является Северный Кавказ, и в первую очередь степное Предкавказье. В рассматриваемый период демографический потенциал русского сельского населения оказался недостаточным для постоянной демографической "подпитки" городов. Сельская местность, в свою очередь, оказывалась все менее привлекательной для русских, особенно для молодежи. Постоянно растущий образовательный уровень сельской молодежи, в первую очередь среди русских, не сопровождался таким же активным изменением рынка труда в сельской местности значительной части региона, особенно на востоке как Ставрополья, так и Ростовской области. Эти части равнинного Предкавказья медленно утрачивали черты хозяйственной специализации животноводческого профиля. Развивавшаяся промышленность не смогла придать этим территориям индустриальный облик, привлекательный для молодежи в первую очередь. Города-новостройки, индустриальные центры - Волгодонск, Буденновск и другие, казавшиеся прежде "оазисами индустриального благополучия", не смогли органично вписаться в прилегающую аграрную местность или придать ей индустриальный облик, изменив структуру расселения в своих пригородах, привлечь сельское население не только на постоянное жительство, но и просто на работу (посредством маятниковой миграции), сохраняя тем самым демографический потенциал сельской местности. Поэтому не только такие территории, но и восточные районы края и области в целом, теряли население за счет миграции в города, в том числе в ближайшие.
  В сельской же местности почти единственным потребителем рабочей силы оставалось сельское хозяйство. Поэтому множилось число не только сельских поселений, но и целых районов, в которых складывалась устойчивая тенденция к сокращению численности русских и замещения его представителями коренных этносов Северного Кавказ, ориентированных в производственной деятельности на аграрный, прежде всего животноводческий сектор экономики. Наиболее активно это происходило в первую очередь в приграничных с соседними республиками районах.
  Среди степных регионов трансформация этнической структуры населения наиболее глубоко была выражена на Ставрополье, части восточных районов Ростовской области. Эти же территории отличались активным изменением географии расселения русских и в целом этнической картины. Отмеченные особенности обусловлены спецификой геополитического, а также военно-политического и этнодемогеографического положения, в первую очередь Ставропольского края. Это подтверждает целесообразность и актуальность более детального исследования этой проблемы на примере Ставрополья. Как отмечалось выше, с 1959 по 1989 год доля русских в степном Предкавказье сократилась на 3.8% , составив 87.3%. На Ставрополье этот показатель составил соответственно 7 и 84.3%. Последние три десятилетия Ставрополье характеризуется наиболее динамичной этнической структурой населения из всех предкавказских территорий, ярко выраженной, усиливающейся территориальной дифференциацией и активным ростом территории с интенсивной сменой этнического состава населения. Поэтому для исследования эволюции расселения русских, мы используем различные масштабы - от поселенного (на уровне городов и сельских поселений с выходом на административные районы), до регионального, включающего равнинное Предкавказье, в целом. При этом, наиболее детальное исследование в территориальном и временном отношении выполнено на примере Ставрополья, и охватывающее не только межпереписной период с 1959 по 1989 год, но и последнее десятилетие, включительно 1999 год.
  Анализ динамики расселения русских и хода этнодемографических процессов на Северном Кавказе на протяжении последних четырех десятилетий показал, что переписи населения 1959 и 1970 гг., зафиксировав одновременно пик русской экспансии в регионе и еще неполное возвращение на родину депортированных северо-кавказских народов, засвидетельствовали абсолютный максимум доли русских в степном Предкавказье на протяжении всего столетия (91.3 и 90.3%). Анализ динамики этнической структуры равнинного Предкавказья с 1970 по 1989 годы, а на Ставрополье по 1999 год, позволил выявить, что именно в это время началась новая фаза территориальной экспансии русских в регионе, которая сочеталась с началом активизации аналогичной контр-экспансии со стороны большинства титульных народов Кавказа.
  Исследование динамики этнической структуры населения края за последние почти 30 лет показало, что в силу этнической специфики как естественного движения населения, так и миграции, численность русских в крае увеличилась на 15 %, в том числе в городах на 46.8% , в сельской же местности она, наоборот, сократилась на 9.8%.. Доля русских в этническом составе населения края снизилась за это время с 91.3% до 84.3%. Особенно неустойчивой оказалась этническая структура сельского населения, где замещение русских другими народами шло более активно. С 1970 по 1989 год доля русского населения на селе сократилась на 8%. Это же самое время было периодом активной урбанизации, и городское население Ставрополья, в отличие от сельского, формировалось преимущественно за счет русских и других славянских народов, как значительно более урбанизированных. С 1970 по 1989 год прирост численности городского населения Ставрополья на 75% обеспечен был за счет роста численности русских в городах края, а доля русских в составе городского населения за этот период снизилась всего на 1.9%.
  1970-е-1980-е годы - это период активной трансформации сети сельских поселений края и роста сети городских поселений, изменения в территориальном распределении населения. Наряду с этим, меняется этнический состав населения и география расселения народов, в том числе и русских. При общем продолжающемся росте численности русских в крае, и сокращении в сельской местности в целом в 1970-е годы на 6.3%, почти в 3/4 (73 %) районов численность русского населения сократилась от 1.5% в Советском районе до 20% в Степновском. Наиболее активное сокращение численности сельского русского населения отмечается в первую очередь в пограничных с республиками Северного Кавказа восточных и юго-восточных районах - Ку рском,Апанасенковском,Арзгирском,Левокумском и полиэтнических районах -Нефтекумском, Туркменском, а также в таких районах центральной части края как Петровский, Андроповский, Грачевский, Новоселецкий. Не исключением были и отдельные районы западной части Ставрополья - Красногвардейский и другие. В итоге эта категория районов образовала сплошную зону, прилегающую к восточной границе, и охватила значительную часть районов центральной части края. Как правило, это были сельские районы, за редким исключением возглавляемые малыми городами-райцентрами. Исключением среди сельских районов края, были пригороды краевого центра (Шпаковский, Труновский район) и Кавминводской агломерации (Предгорный, Георгиевский районы), где численность русского населения росла. Более детальный анализ этого процесса показал, что в ряде районов (Новоселицкий, Курский, Степновский, Туркменский, Апанасенковский, Петровский, Красногвардейский) 1970-е годы были периодом наиболее интенсивного сокращения численности русских в сельской местности. Такой характер динамики численности русских в этих районах привел не только к сокращению их численности, но и заметно снизил демографический потенциал сельской местности края. Поэтому ни естественное движение, ни миграция не смогли в последующие десятилетия обеспечить прироста численности русских в этих районах
  И это в условиях, когда в основной части районов Ставрополья отмечался прирост численности населения! Попросту это означает, что весь прирост численности сельского населения Ставрополья, как и в других регионах степного Предкавказья, пришелся на другие народы. Русские, наряду с евреями и армянами, оказались наиболее урбанизированным народом: доля горожан среди них выросла с 32 до 54 %. Доля же русских среди горожан края увеличилась с 43.8% до 55.8%. При общем увеличении численности городского населения на 461 тыс. чел., на русских приходится 360 тыс., или 78.9%.
  В 80-е годы масштабы сокращения численности русских в сельской местности Ставрополья снизились, тем не менее большая часть сельских районов -76.9% продолжала терять русское население. Устойчивый характер с высокими темпами сокращения численности русских по прежнему имели пограничные восточные и юго-восточные районы. . В 80-е годы в ряде районов края сокращение численности русских имело более высокие показатели, нежели в предыдущем десятилетии - Нефтекумский, Минераловодский, Георгиевский.
  Кроме того, в этой группе выделяются районы, где интенсивность сокращения численности русских, будучи в 1970-е годы самой высокой в крае, в 1980-е годы снизилась, но по-прежнему оставалась самой высокой - это Степновский, Туркменский, Андроповский, Курской. В районах центральной части - Петровском, Грачевском темпы сокращения численности русских снизились, как и в Красногвардейском., но оставались значительными по сравнению с обще краевым показателем. Изменения в динамике численности русских произошли и в той части районов, где численность русских росла. В этой группе районов, особенно в пригородах КМВ, темпы прироста численности русских снизились. В целом за период 1970-1989 год в 77% районов Ставрополья численность русских среди сельского населения сократилась, тогда, как общая численность сельского населения сократилась только в 15.3% районов. Численность русского населения во всех городских поселениях росла, отличаясь относительно не высокими темпами, особенно в курортных, аграрно-индустриальных центрах.
  Относительные показатели русских, в отличие от абсолютных, как в городах, так и в сельской местности, снижались и имели устойчивую тенденцию, но характер этого процесса в 1970-1989 годы был различным. Вообще, устойчивое и более глубоко выраженное, в сравнении с обще российскими тенденциями, снижение относительных показателей русских в составе как городского, так и сельского населения, является важнейшей чертой эволюции этнической структуры населения равнинного Предкавказья. По этому признаку города и районы края дифференцированы, что позволяет выделить в его пределах два типа территорий. Каждая из них объединяет города и районы с различными темпами снижения относительных показателей русских в составе городского и сельского населения.
  Первый тип территорий включает города и районы Ставрополья с относительно устойчивой и слабо снижающейся долей русских в этнической структуре населения края. Это примерно 40% районов, расположенных в западной и центральной части края и треть его городов, рассредоточенных по всей территории края - Невинномысск, Лермонтов, Железноводск, Буденновск, Нефтекумск, Светлоград и другие. В сельской местности этой части края такой характер динамики этнической структуры населения проявляется на фоне сохраняющегося доминирования русских. Что касается городов, отнесенных к этому типу территорий, то этническая структура их не отличается таким однообразием, как сельская местность, тем не менее, в ее динамике обнаружено сходство.
  Для второго типа территории характерно активное и интенсивное снижение доли русских в этническом составе населения (отдельные районы за это время потеряли от 10 до 20% русского населения). Она занимает большую часть Ставрополья, включая Ставрополь с районами, расположенными по соседству с его пригородами, все районы восточной, юго-восточной и частично центральной части, в пределах которой проживает 2/3 населения края. Это наиболее урбанизированнная часть края - пригороды краевого центра, Кавминводской агломерации, а также пограничные с соседними республиками районы. В последних - слабо урбанизированных и сельских территориях, процесс "вымывания" русских сопровождался наиболее активным замещением их титульными народами Кавказа. На всем равнинном Предкавказье эта территория края имеет самые высокие показатели снижения доли русских в составе сельского населения и в свою очередь прироста доли титульных народов Кавказа. При этом отдельные сельские районы Ставрополья ( Левокумский, Арзгирский, Андроповский, Степновский и другие ) по доле русских в составе населения и по характеру этнической структуры населения за довольно короткий период времени ( 1970-1980-е годы), приблизились, либо уже имели не мало сходства с так называемыми русскими районами в республиках Северного Кавказа в 60-70-е годы (Кизлярский, Моздокский, Зеленчукский, Урупский и другие).
  Характер динамики этнической структуры сельского населения Ставрополья территории второго типа во многом обусловлен особенностями ее специализации, этнодемогеографического положения. В частности, наличием общих границ с республиками региона, близостью к районам, отличающихся высокими темпами воспроизводства населения (прежде всего ареалов расселения титульных народов республик) и активным исходом его и т.д. Поэтому эта часть Ставрополья, в первую очередь сельская местность, в большей степени испытала "давление" нарастающих масштабов исхода народов Северного Кавказа. Она является и зоной наиболее активного их расселения и "буфером", частично сдерживающим расширение ареала территории края с активно меняющимся этническим составом населения. Вместе с тем, за рассматриваемый период, пространственные масштабы этого типа территории в крае значительно выросли, и продолжают расти в северо-западном, северном и западном направлении от чеченской и дагестанской границ. Кроме того, в ее пределах усиливается дифференциация этнической структуры населения, обусловленная активным вселением северо-кавказских, тюрских народов, а также не коренных народов региона - армян, греков и других. В городах темпы снижения доли русских в составе населения выражены слабее, однако кроме краевого центра, в эту группу входят Изобильный, Кисловодск, Минеральные Воды, Зеленокумск. Эта особенность динамики доли русских в составе населения городов частично обусловлена преобладанием среди активно расселяющихся в крае слабо урбанизированных народов - даргинцев, чеченцев и др.
  Выявленный характер динамики этнической структуры населения в городах и районах территории второго типа стал результатом, с одной стороны, урбанизации русского населения в крае, слабо развивающихся урбанизационных процессов в его восточных районах, с другой стороны, интенсивной территориальной экспансией народов Кавказа, которые как бы "настигали" русских покидающих восточные и юго-восточные сельские районы края, замещая их.
  Такой характер динамики этнической структуры населения края обеспечивался за счет активной миграции и под влиянием естественного движения. На протяжении рассматриваемого периода показатели естественного движения у русских снижались, а в 1990-е годы стали отрицательными. В 1970-е годы миграция обеспечивала 72.3% прироста численности русских в крае, а в 1980-е годы этот показатель составил 45.5%. В 1990-е годы отрицательный естественный прирост у русских приобрел устойчивые черты не только в городской, но и сельской местности, и весь прирост их численности в регионе обеспечивается за счет миграции
  В Ростовской области как в 1970-е, так и в1980-е годы сокращение численности и доли русских имели большие масштабы. В частности, в 80-е годы в 83.3% районах области численность русских сократилась. При этом более чем в половине районов темпы сокращения численности русских превышали средне областной показатель. Районы, активно теряющие русское население на селе во многом сходны в природно-климатическом отношении и по специализации хозяйства с районами Ставрополья со сходным характером динамики численности русских. Это районы полупустынной и засушливой степной зоны -особенно Зимовниковский, Ремонтненский, Заветинский, Волгодонский, Орловский, Сальский, Целинский. Большую группу составляют среди районов этой категории районы северной части области - Кашарский, Белокалитвинский, Миллеровский, Тацинский и другие. В каждом из них численность русских сократилась от 8-9 до 26% (Зимовниковский район).
  Не менее активно отмечалось снижение доли русских среди сельского населения области. При этом, в 2/3 районов отмечалось относительно устойчивая и слабо снижающаяся доля русского населения. В их числе урбанизированные районы Ростовской агломерации, значительная часть районов северной части области - Верхнедонской, Милютинский, Кашарский, Морозовский, Тацинский и другие. Особенностью этнической структуры население городов области является ее более выраженная устойчивость, в отличие от городов Ставрополья. К первому типу территорий относится более 95% городов. Исключением являются лишь Новочеркасск, Шахты и Батайск, относящиеся к территории второго типа. Менее 1/3 сельских районов области характеризуются активным и интенсивным снижением доли русских в составе населения. Среди них преобладают районы юго-восточной и восточной части области - Зимовниковский, Пролетарский, Сальский, Заветинский, Дубовский и другие районы. Вместе с районами этого типа территории Ставрополья, они образуют зону, простирающуюся вдоль восточных границ области и края. Она широкой полосой начинается на Ставрополье и сужается по мере продвижения по территории области, особенно в ее северной части. Но, тем не менее, районы этого типа на севере вплотную подходят к границе с Воронежской областью,
  В 1990-е годы демографические процессы в России, как и в целом в странах бывшего Союза, получили новое развитие. Распад Союза, обострение межэтнических отношений, военные конфликты спровоцировали мощный миграционный поток народов в Россию. Изменился и характер миграционного поведения народов. Как в России, так и в степном Предкавказье, миграционный поток в этническом отношении устойчиво сохраняет русские черты. География прибытия русских менялась, но кавказские события всегда находили отражение в миграционном потоке, выталкивая русское население сначала из Закавказья, а затем и из республик Северного Кавказа, особенно из Чечни.
  За десятилетие после переписи 1989 года в регионах степного Предкавказья миграционный прирост русских составил 886.8 тыс.чел.( Пути мира на ...с.152). Более половины его пришлось на Краснодарский край - 52.2%, четверть миграционного прироста расселилась на Ставрополье и остальные в Ростовской области. Анализ географии расселения русских мигрантов в регионах показал, что она отличается от сложившейся картины, так как формируется под влиянием не традиционных, а нередко экстремальных факторов в районах выбытия и в условиях массового притока мигрантов в районах вселения. На протяжении текущего десятилетия в географии расселения мигрантов выявились признаки, свидетельствующие о резком изменении социально-экономических условий для их расселения на территории субъектов региона. В отличие от прошлых десятилетий, в 1990-е годы обозначились следующие черты динамики численности и расселения русских в равнинном Предкавказье. Во-первых, темпы прироста их численности остались высокими и составляют 0.5% в год, что соответствует показателям прошлого десятилетия. При этом в отдельных регионах, например, на Ставрополье, по сравнению с прошлым десятилетием, этот показатель вырос и составил 0.9% в год, против 0.8% в 1980-е гг. Характерно, что во всех регионах степного Предкавказья прирост численности русских отмечается в условиях глубокой депопуляции. К началу 2000-го года отрицательный естественный прирост русских в регионе составил в целом за последнее десятилетие почти 400 тыс. чел. и только благодаря устойчивому и мощному миграционному приросту общий прирост русских составил на 1.01.2000 года около 570 тыс. чел. Отрицательный естественный прирост в районе отмечается не только у русских, но и немцев, евреев и других народов, но на 99.2% он обеспечивается за счет русских. Во-вторых, изменился и характер расселения русских - если в первой половине 1990-х годов до 60% миграционного прироста их приходилось на сельскую местность, то в настоящее время распределение мигрантов между городом и селом приняло привычную схему.
  В- третьих, можно говорить о наступлении нового этапа в заселении русскими степного Предкавказья. Длительный период устойчивого сокращения их численности в сельской местности региона, сменился активным ростом. В городах продолжается концентрация русского населения, а в сельской местности возобновился прирост его численности, обусловленный миграцией. При этом в регионе несколько снизилась роль городов, которые в не далеком прошлом концентрировали почти весь миграционный прирост русских, вместе с тем, интенсивность миграционного прироста русских в сельских районах нарастает. В этих условиях в районах, отличавшихся активным или интенсивным сокращением относительных показателей русских в составе населения (второй тип территории), интенсивность миграционного прироста приобрела устойчивое положительное значение. (Исключением в отдельные годы были Арзгирский, Курский и Нефтекумский районы, где этот показатель имел отрицательные значения, но и в этом случае он был у русских ниже, чем в целом по району.) В большинстве районов этой территории интенсивность миграционного прироста русских была низкой или средней, как в первой, так и во второй половине 90-х годов, но и это свидетельствовало о коренном изменении миграционной ситуации в этой части края. В составе районов, наиболее предпочитаемых русскими в прошлые десятилетия для расселения- территории первого типа, доминировали районы с высокой и средней интенсивностью миграционного прироста. Вследствие этого в миграционном приросте русских за 90-е годы возросла доля сельских восточных и юго-восточных районов, на всей территории края в сельской местности обозначился прирост численности русских. При чем как в западной, так и в центральной и восточной части края преобладают районы с высоким приростом численности русских. И как следствие, в составе населения стало изменяться соотношение относительных показателей русских и других народов в пользу первых. В частности, за период с 1989 по 1998 год на Ставрополье в отличие от прошлых десятилетий, появились районы со слабым приростом доли русских -Апанасенковский, Арзгирский, Буденновский, Степновский. И все они расположены в восточной и юго-восточной части края. Несомненно, что на географии расселения русских мигрантов в крае сказывается в не малой степени география их выхода. Районами прибытия значительной части мигрантов являются Закавказские государства, республики региона и в первую очередь Чечня. Для многих из них (мигрантов) Ставрополье стало либо районом вселения, либо транзитной территорией, но в любом случае мощный миграционный поток, следуя через территорию края, частично оседает в его селах и городах. Но в целом эволюцию в расселении русских на современном этапе следует рассматривать как "эффект" кризиса в экономике и экстремальной ситуации в регионе и в стране. Города края, как и других регионов Предкавказья, переживая острый экономический кризис, не могут удовлетворить потребности устойчивого и не просто массового, а лавинообразного миграционного потока на рынке труда, в социальной сфере, в т.ч. на рынке жилья и т.д. Это как в зеркале отражается на географии миграционного потока, значительная величина которого вынуждена ориентироваться на сельскую местность, в т.ч. и у русских. Результатом миграционных процессов в 90-е годы на Ставрополье явилось изменение в расселение русских - активный сдвиг в их расселение на восток края. Районы, в которых отмечается относительно высокий прирост численности русских, образуют как бы "коридор", протянувшийся с юго-востока на северо-запад от чечено-дагестанской границы края. Он совпадает по сути дела с маршрутом следования потока вынужденных мигрантов русских из Чечни и других республик Северного Кавказа, стран Закавказья. "Фланги" ареала повторного заселения русскими сельских районов Ставрополья пока отличаются более низкими темпами прироста и представлены полиэтническим районами (Нефтекумский, Арзгирский и др.).
  "Коридор" повторного заселения русскими широкой полосой тянется не только по территории Ставрополья, но и Краснодарского края от предгорий Кавказа через Ростовскую область в Центральную Россию. Именно русские в настоящее время определяют темпы прироста численности населения в степном Предкавказье, в том числе и в сельской местности. Они обеспечивают основной прирост численности сельского населения. Активное расселение русских в сельской местности в настоящее время нельзя рассматривать как долго временное явление, скорее всего оно, выступает как временная мера адаптации этого этноса к сложившейся социально-экономической ситуации, в условиях отсутствия четкой национальной политики, в том числе и в отношении русского населения. Поэтому на следующем этапе развития этнодемографических процессов, возможно массовое переселение русских в города.
  Выявленные тенденции в расселении русских в равнинном Предкавказье нельзя оценивать однозначно. В политическом отношении появление такого массового потока русских в регионе, в значительной части из кавказских национально-территориальных образовании, свидетельствует об утрате России былого геополитического влияния в Каспийско - Кавказском регионе. Это касается не только суверенного Закавказья, но и российской части Кавказа - республик. В демографическом отношении в условиях неблагоприятной демографической ситуации в регионе - отрицательного естественного прироста, мигранты являются важным источником пополнения трудового потенциала. Поток мигрантов прибывающих в регион отличается не только благоприятной половозрастной структурой, но имеет высокие качественные характеристики трудовых ресурсов в образовательном, профессиональном отношении. Это может быть использовано для становления и развития экономики, развития инновационных сфер и т.п. Однако глубокий и продолжительный кризис в экономике региона не позволяет эффективно использовать формирующийся таким образом кадровый потенциал, вынуждает большинство мигрантов осваивать новые виды деятельности - торгово-посреднический бизнес, занятие подсобным хозяйством, другие производства.
  В условиях мощного спада производства во всех сферах экономики, постоянно нарастающий трудовой потенциал, способствует обострению ситуации на рынке труда, что объективно формирует негативное отношение местного населения к мигрантам, как конкурентам за рабочие места, претендентам на ограниченные возможности бюджета и т.д. Усиливается давление на социальный комплекс региона, который не получает достаточных инвестиции не только для дальнейшего развития и совершенствования, но и поддержания его в рабочем состоянии.
 
 Примечания
 
  1.Кабузан В.М. Население Северного Кавказа в 19-20 веках. Спб. 1996
  2.Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года. Вып.17. Наличное население обоего пола с указанием числа лиц преобладающих разных языков. Спб. 1905
  3.Риттих А.Ф. Племенной состав контингентов русской армии и мужского населения Европейской России. Спб. 1875
  4. Ибрагимов М-Р.А. К истории формирования русского населения Дагестана //Советская этнография. М. 1975,№ 2, с.83-94.
  5.Зайончковская Ж.А. Русский вопрос //Миграция, 1996, № 1, с.7-11
  6.Регент Т.И. Проблемы регулирования миграционных процессов // Миграция, 1997, № 4, с.1-4.
  7. Мкртчян Н. В. Регионы Северного Кавказа в зеркале миграции. // Проблемы населения и рынков труда России и Кавказского региона. Материалы международной конференции 14-17 сентября 1998 г. М.- Ставрополь., 1998, с. 68-71
  8.Арутюнян Л.А. Новые тенденции миграции в Армении //Миграционная ситуация в странах СНГ М., 1999, с.71-76
  9.Юнусов А.С. Армяно-азербайджанский конфликт: миграционный аспект //Миграционная ситуация в странах СНГ. М.,1999, с.77-90.
  10.Русские. Этно-социологические очерки. Отв. Ред. Ю.В. Арутюнян. М.,1992.
  11.Пути мира на Северном Кавказе. Независимый экспертный доклад под редакцией В.А. Тишкова. М.,1999
  12. Козлов В.Н. Русские в новом зарубежье // Русские в современном мире М., 1998, с. 14-47.
  13.Комарова О.Д. Русская диаспора на территории бывшего СССР: размеры и миграция // Русские в современном мире М., 1998, с. 48-61.
  14.Белозеров В.С. Этнодемографические процессы на Северном Кавказе. Ставрополь, 2000. С. 166.
 
 Цветков О. М.
 
  РУССКИЙ ВОПРОС В ТИТУЛЬНЫХ РЕСПУБЛИКАХ
 
  Русский вопрос - это вопрос о слабости русского национализма и о силе национализма титульного. В широком смысле - это вопрос о зачаточном состоянии в России гражданского общества, которое не способно к социальному межэтническому согражданству-партнерству и автономной защите своих интересов. (1). Русский вопрос и, в частности, исход русских с российского Юга - это часть вопроса об исходе миллионов людей всех национальностей из России. Но это не вопрос о том, какой народ "хуже" или "лучше". Следуя "пятому Евангелию" от М. Булгакова ("Мастер и Маргарита"), можно сказать, что подобно тому, как не бывает плохих людей, не бывает и плохих народов. Очень многое зависит от обстоятельств и условий, в которые они поставлены. Главной задачей данной статьи является не обвинение каких-либо народов в злонамеренных умыслах и действиях, а попытка разобраться в скрытой природе важных аспектов межэтнических отношений.
  Адыгея демонстрирует своеобразный, но всего лишь частный случай общего, объединенного единой логикой процесса - складывания в республиках РФ систем власти, часто именуемых "этнократическими". Понижение этнического, социального и политического статусов русских, их оттеснение на периферию жизни а, часто, и выдавливание из титульных административно-территориальных образований обычно трактуется как одно из следствий развернувшихся здесь политических процессов. Однако суть проблемы представляется более глубокой.
  Русская проблема хорошо видна и имеет схожие черты на всем российском пространстве: от Тувы и Горного Алтая до северо-западного Кавказа. Она проявляется в том, что социальное самочувствие русских в республиках хуже, чем у титульных этносов. Их этнический статус, как правило, ниже. Возможности восходящей вертикальной социальной мобильности ограничены сложившимися специфическими правилами игры. Символы социального успеха (должности, красивые дома, престижные автомобили и т.п.) менее доступны. У многих русских, проживающих здесь, со временем возникло что-то вроде комплекса неполноценности. Они стали ощущать себя гражданами второго сорта. В конце концов наступил психологический перелом, возникло устойчивое желание покинуть пределы этих республик. Против титульных "суверенитетов" русские все чаще "голосуют ногами". (2).
  В чем же состоит сущность проблемы русских (славян), проживающих в титульных республиках?
  На вербальном уровне "русская проблема" чаще всего описывается в терминах "неравенство русских в правах и возможностях" и "отток русского населения".
  Так, в пресс-релизе по итогам Совещания представителей русских общин, состоявшегося в марте 2001 года в полпредстве в ЮФО (г. Ессентуки), говорится: "Особого внимания требует проблема политического положения русского населения в Южном федеральном округе, которому можно дать одну оценку - реальное неравенство. Оно проявляется в разных формах: существовании понятия "права титульных народов", в геральдике республик, в законах о выборах, в языковых требованиях, предъявляемым к высшим должностным лицам, в практике приватизации, в неравных возможностях получения высшего образования и профессионального продвижения, в формировании националистических политических стереотипов".
  Критерий "реального неравенства" используется и видными учеными. Так, директор Института антропологии и этнологии Российской Академии наук В. Тишков: "Современные меньшинства чаще всего обладают таким же или даже лучшим социальным статусом, чем большинство, а в ряде стран они выступают в качестве господствующего меньшинства, по крайней мере, на уровне автономий (Адыгея и Башкирия в России, Абхазия в Грузии до изгнания из нее грузин)" (3). Известный на Кубани политолог М. Савва сказал как-то на публике, что в Адыгее адыгейское этническое меньшинство является "политическим большинством". Примерно в этом же духе высказываются многие другие авторы, а также лидеры русских (славянских) организаций.
  "Проявления неравенства" распадаются на две части. Во-первых, это чисто юридические аспекты неравенства (законы о выборах, нормативно-правовые положения о языках и др.) и, во-вторых, это культурно-политические и идеологические аспекты неравенства.
  Юридические аспекты неравенства русских связаны, как правило, с несоблюдением российских законов. Однако несоблюдение федерального законодательства не тождественно "русской проблеме". Скорее, это проблема федеральной власти, которая пока не обеспечила верховенства федерального законодательства над региональным и не принудила региональные элиты к исполнению российских законов. Правовое неравенство русских описывает лишь временное (хочется надеяться) актуализированное состояние "русской проблемы".
  Правовое неравенство русских в титульных республиках является важным социальным показателем, в значительной мере объясняет причины их оттока с Северного Кавказа, но, в то же время, - это лишь верхушка айсберга.
  Глубинная сущность "русской проблемы" состоит, на наш взгляд, в том, что в условиях посткоммунистической трансформации возможности русских добиться успеха в конкуренции с титульными народами за статусы и ресурсы сильно ограничены особенностями их этнической ("этнополитической") культуры и обусловленной этим спецификой социального поведения.
  Культурно-политические аспекты "русской проблемы" на Кавказе представляются более важными, чем правовые именно потому, что они являются основой "социальной ткани", носят глубинный характер, переведены во внутренний психологический план (интериоризованы), проявляются как психологические и поведенческие автоматизмы, обладают большой инерционностью и, в конечном счете, почти неизбежно приводят к социальной декомпозиции (дезинтеграции).
  В пользу этого можно привести массу всевозможных точек зрения и аргументов. Достаточно вспомнить известную фундаментальную работу С. Хантингтона "The Clash of Civilizations and the Remaking of Word Order" (4), посмотреть на политическую карту мира, чтобы еще раз убедиться в том, что "кромсание границ" действительно во многом совпадает с границами цивилизаций. (Уместно напомнить, что последние официальные оценки российской власти войны в Чечне сводятся к тому, что Россия столкнулась с "международным исламским терроризмом"). Пессимистическую и, по С. Хантигтону, фатальную неизбежность "столкновения цивилизаций" усугубляет то, что множится количество специалистов, считающих, что межэтнические проблемы не имеют решения в принципе. Проблемы такого свойства, на их взгляд, могут регулироваться, но не решаться окончательно. (Окончательное решение "национального вопроса" декларируется, как правило, в тоталитарных системах власти. Так, в нацисткой Германии нашли известный способ "окончательного решения еврейского вопроса", в СССР "национальный вопрос" также считался решенным, хотя признавалось существование неких "национальных проблем". Любопытно, что в Адыгее, например, вчерашние функционеры КПСС, а ныне всевозможные начальники и начальнички, также говорят об отсутствии в республике "национального вопроса", но признают наличие "проблем" в области развития адыгейского языка, культуры и всего того, что связано с туманным лозунгом "национального возрождения").
  Значение межэтнических культурных отличий было значимым в локальных системах властвования в "национальных окраинах" бывшего СССР и в годы социализма. На этапе заката коммунизма культурно- этнические отличия стали использоваться как едва ли не решающие аргументы в политической борьбе.
  Представляется правомерной точка зрения Г. Попова, который, оценивая итоги Первого Съезда народных депутатов СССР, состоявшегося в 1989 году, выделил три относительно сильных существовавших на тот момент времени политических направления:
  1) западники, стремящиеся к вестернизации России на основе реализации прав человека, полной открытости рынка и т.п.;
  2) бюрократия, отличавшаяся исключительно высокой жаждой остаться у власти и поэтому готовая "чудесным образом" "с сегодня на завтра" из партноменклатуры превратиться в "демократов". (Как пишет Г. Попов, "Ради этого она готова была на любые уступки. На своего рода Брестский мир. По-ленински. Отдадим половину СССР - лишь бы войти в Кремль. Бросим Югославию. Бросим миллионы русских в зарубежье");
  3) националисты. С точки зрения Г. Попова, "Под этим флагом бюрократии легче было удержаться у власти. Не зная, как управлять своей страной и одновременно не желая уходить, номенклатурщики-реформаторы пошли по схеме: пусть останется мало, зато мое" (6).
  Последующее после 1989 года развитие событий показало, что титульный национализм стал важнейшим ресурсом властвования не только в бывших союзных республиках СССР, добившихся статуса независимых государств, но и в "национальных" административно-территориальных образованиях Российской Федерации. Здесь он наложился на жажду титульной партноменклатуры остаться у власти и был, поэтому неизбежен. Опытные функционеры прекрасно поняли, что лучшим способом завоевать признание "своего" народа (т.е., представителей своей этнической группы) является эксплуатация этнокультурных "возрожденческих" лозунгов. Демократические преобразования были отодвинуты на второй план и приняли формальный характер.
  Теперь кажется несколько странным, почему в первые годы постсоветской трансформации в российском обществоведении (не говоря уже о региональной политике) столь мало места уделялось проблемам этнического национализма. То, что развитое гражданское общество не может появиться сразу же после краха коммунизма, было понятно многим. Но думать о том, что и спустя десятилетие российское общество будет выглядеть столь беспомощным, в том числе и перед титульным национализмом, не хотелось никому. В отношении меньшинств возобладало сочувствие, абстрактный "общечеловеческий" гуманизм.
  Между тем на возможную и неизбежную, в случае краха коммунизма, "дистрофию" российского общества, отсутствие иммунитета к всевозможным социальным "болезням" некоторые авторы указывали задолго до этого исторического события. Еще в 1947 году Джордж Кеннан писал: "Членство (в коммунистической партии, - О.Ц.) предполагает железную дисциплину и послушание, а не компромиссы и соглашения. Если разобщенность постигнет и парализует партию, то хаос и слабость русского общества проявятся в формах, не поддающихся описанию... Советская власть - это только оболочка, кора, под которой скрыта аморфная человеческая масса, в которой не допускается никаких организационных структур. В России даже не существует идеи местной власти. Современное поколение россиян никогда не испытывало спонтанности коллективного действия. Поэтому если по какой-либо причине исчезнут единство и эффективность партии как политического орудия, Советская Россия может превратиться в одну ночь из сильнейшего в самое слабое и самое жалкое общество" (6).
  Дальновидности Д. Кеннана можно позавидовать. И все-таки необходимо уточнить одно важное обстоятельство: хотя российское общество, как и предсказывал Д. Кеннан, в целом, "рассыпалось", островки автономной социальной организации уцелели. Они и нашли особенно яркое выражение в нынешних титульных республиках РФ, где социальные организация и взаимодействие во многом базируются на этнической культуре меньшинств, тяготеющих к традиционности и архаике.
 
 КУЛЬТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ МЕНЬШИНСТВ КАК ГЛАВНАЯ ПРЕДПОСЫЛКА ДЕРУСИФИКАЦИИ ТИТУЛЬНЫХ РЕСПУБЛИК
  В сильно упрощенном виде дело выглядит примерно так. Этнические культуры многих российских меньшинств в значительной мере являются т.н. "культурами стыда". Для них (в отличие от "культур вины") характерно такое поведение индивидов, которое исходит из необходимости следования предписаниям и установлениям этнической общины.
  Титульные политические элиты, особенно на начальном этапе "перестройки" и последующего реформирования систем власти, широко используя этнически окрашенную политическую риторику, сумели заслужить доверие "своих" этнических общин. Поэтому любая критика осуществляемых руководством республики практик значительной частью этнической общины воспринимается как покушение на этнический, социальный и политический статусы этнической группы. Так, например, жесткая критика Союзом славян Адыгеи отдельных положений местных Конституций и законодательства, противоречащих федеральному законодательству, титульными элитами преподносится массовому сознанию как "разжигание межнациональной вражды и розни". С такой оценкой солидаризуется и адыгейская этническая община.
  Одновременно действуют факторы т. н. "этнического инфаворитизма" и укоренившихся клиентально-патронажных отношений. Этнический инфаворитизм - достаточно характерное для малочисленных народов свойство. Оно проявляется в стремлении оказывать всевозможную поддержку и помощь "своим" (представителям своей этнической группы) в продвижении по службе, научной карьере, получении каких-либо благ и т.п. Инфаворитизм характерен для любого малочисленного этноса, сосуществующего в одном политическом пространстве с более многочисленным этносом, и выступает формой защиты от ассимиляции, растворения этнической культуры и "крови" в культуре и "крови" другого ("чужого") народа. Одним из следствий этнического инфаворитизма в постсоветских титульных республиках явилась стихийная самоорганизация политических и управленческих пирамид на этнической (титульной) основе. В свою очередь, это стимулировало широкое распространение отношений клиентизма - ожидания льгот и подачек от вышестоящих чиновников - патронов. Принципиальная структура указанных политических и управленческих пирамид проста. Она состоит из патрона (лица, занимающего какой-либо высокий пост) и зависимой от него клиентелы. Клиентально-патронажная цепочка цементируется особой моралью - правилами игры, предусматривающими как отношения взаимной поддержки, так и санкции (наказания) по отношению к лицам, преступившим границы дозволенного этнической солидарностью. Крайней формой наказания является остракизм - отвержение от "цепочек". Отношения клиентизма допускают подключение к ним лиц иноэтничного происхождения, если последние на протяжении длительного времени демонстрируют понимание правил игры и лояльность титульным патронам и, в том числе, согласие с их трактовкой межэтнических проблем. Определенное разбавление политико-управленческих пирамид индивидами нетитульного происхождения дает возможность титульным патронам продемонстрировать "интернационализм" и обосновывать "справедливость" кадровой политики.
  (Более тонкий анализ доминирующих у титульных народов культур и определяемых этим моделей поведения потребовал бы признания их сильной социальной неоднородности. Среди людей кавказских национальностей очень много таких, кто давно отошел от соблюдения требований традиции. Дань, по преимуществу, отдается лишь их форме. В этом смысле кавказцы по своей базовой "модернистской" культуре ничем не отличаются от русских. Однако верх взяли "традиционалисты". Так, например, многие кавказцы понимают, что заниматься современным обществом и государством должны профессионалы. Между тем они послушно молчат, когда те или иные функции анализа общественных проблем а, порой и консультаций российских госслужащих по управлению, передаются каким-либо "старейшинам", главными "профессиональными" достоинствами которых могут являться лишь наличие благородных седин или лысины).
  В годы Советской власти партийные органы препятствовали распространению этнического инфаворитизма, утверждению клиентально-патронажных отношений, пресекали кумовство, семейственность и т.п., следили за соблюдением этнических пропорций в кадрах. В настоящее время эффективных сдержек и противовесов трибализму в титульных республиках нет.
  Указанные и другие особенности группового поведения представителей северокавказских этносов привели к тому, что попытки Москвы насадить на Северном Кавказе демократические модели власти терпят провал. Политическая культура проживающих здесь этнических групп, как и особенности бюрократической культуры, оказались плохо совместимыми с демократией. Либеральный лозунг "меньше государства" подменяется лозунгом "больше государства, но только этнически "своего". Вместо общественного контроля над властью, люди начинают бороться за контроль этнической группы над властью. Вместо контроля над бюрократией, этнические группы заключают союзы со "своей" этнической бюрократией, прощая ей злоупотребления. Вместо борьбы политических идеологий и партий в конкурентную борьбу вступают дополитические общности - этнические группы. Происходит перманентный процесс накопления межэтнических противоречий.
  В орбиту дополитической стилистики социального коммуницирования (взаимодействия), основанного на этнической (а не политической) солидарности, вовлекается часть русских. Но большинству из них вступать в открытую борьбу с титульными элитами, опирающимися порой на "горячих кавказских парней" из всевозможных этнических организаций, а то и из числа мафии, как-то не с руки. Борьба за свои права выглядит для многих русских бессмысленной. Во-первых, потому, что они чувствуют, что "никому не нужны", т.е., не нужны своему государству (достаточно вспомнить судьбу русских жителей независимой Ичкерии, а также судьбу беженцев из этой республики, многие из которых и ныне все еще мыкаются по всевозможным бюрократическим учреждениям в попытках хоть как-то выжить), не нужны политическим партиям (за исключением мелких националистических и фашизоидных партий, не способных что-либо изменить). Во-вторых, потому, что русские убедились в бесперспективности надежд на возможность эффективной самоорганизации для отстаивания своих интересов. Степень их этнической солидарности на порядок ниже, чем у кавказцев. Русский (славянский) национализм на Северном Кавказе (как, впрочем, и во всей России) слаб. Значительный отток русских с Северного Кавказа и сильное изменение здесь демографической ситуации, скорее всего, неизбежны. Вопрос заключается только в том, насколько долго растянется этот процесс.
 
  СЛАБОСТЬ РУССКОГО НАЦИОНАЛИЗМА КАК ПРЕДПОСЫЛКА ИСХОДА СЛАВЯН ИЗ "НАЦИОНАЛЬНЫХ ОКРАИН"
  Слабость русского национализма обусловлена, по меньшей мере, тремя принципиальными обстоятельствами: 1) его исторически надэтническим характером; 2) советским тоталитаризмом, разрушившим традиционные элементы российского (церковь, дворянство, казачество и др.); 3) социалистическими модернизацией и урбанизацией, "атомизировавшими" русское общество и сопровождавшиеся демилитаризацией массового сознания. (7).
  Надэтнический характер русского национализма связан с его имперской природой. Со времен Петра Великого русское национальное самосознание базировалось не на этнической принадлежности, а на имперской идеологии. Во времена Петра - это православие ("во Христе нет ни эллина, ни иудея". Россия - лидер православного мира, Третий Рим), самодержец и империя. Граф Уваров предложил для Николая Первого идеологическую формулу "Православие. Самодержавие. Народность". В советское время этническая составляющая русского национализма приблизилась к нулю. В основе национализма лежала коммунистическая идеология. Таким образом, несколько столетий для русских была первичной не этническая, а имперская преданность. Большинство русских под воздействием официальной пропаганды мыслило себя не столько особым этносом, сколько лидером других народов, которые "добровольно" "сплотила Великая Русь". Отсюда понятно стремление русских жить в мире со всеми народами.
  В годы социализма по "русскости" были нанесены очередные мощные удары. Как уже было сказано, были разрушены традиционные элементы российского общества (церковь, дворянство, казачество и др.), уничтожены элементы зародившегося в конце XIX века гражданского общества.
  Следует остановиться вкратце на проблеме казачества, которое рассматривается иногда как некий локомотив в решении "русской проблемы" на современном российском Юге. События пока опровергают эти надежды. Чрезвычайно слабая способность казаков к автономной мобилизации в наше время особенно заметна на фоне военных кампаний в Чечне. Парадокс заключается в том, что еще до боевых действий в Чечне уже существовали многочисленные казачьи "войска". Однако казаки не смогли проявить себя как "войско" в ходе военных кампаний в Чечне. Участие в них казаков не носило массового характера и было малозаметно. Казачество не смогло также противостоять титульному национализму и в ряде республик было легко "приручено" неономенклатурой. Использование казаков государством, разнообразные казачьи мероприятия носят по преимуществу символический а часто и культурно-этнографический характер.
  Казачий миф состоит в том, что это якобы самая влиятельная сила на российском Юге, способная к автономной мобилизации. Однако казачество перестало быть автономным уже после восстаний Разина и Пугачева, когда царское правительство поставило казаков на службу империи.
  В советское время казаки были первыми, кто подвергся массовым репрессиям. Первая депортации казаков (70 тысяч терцев) производилась в 1921 при Ленине. Депортации, сопровождающиеся массовой гибелью, производились из всех казачьих регионов на протяжении 20-30 годов. Великое множество казаков было уничтожено Красной армией в годы Гражданской войны, сотни тысяч казаков бежали на Запад. Представляется, что глобальная операция по "расказачиванию" коммунистам в значительной степени удалась. Таким образом, вопрос о том, в какой степени люди, в наши дни называющие себя казаками, являются носителями активистской (в терминологии Алмонда и Вербы) политической культуры, остается открытым. Однако очевидно, что русский национализм не может найти себе опоры в казаках.
  Следствием экономической модернизации и урбанизации (индустриализации) явилось то, что русские как этнос были "атомизированы" на отдельных индивидов и превратились в аморфную массу. Почти полностью был изжит такой архаичный, но чрезвычайно эффективный для условий современного российского кризиса институт социальной самоорганизации как коллективная взаимопомощь. Так, например, степень взаимной коллективной поддержки и взаимопомощи у русских в дни торжеств (свадьбы, юбилеи) и печалей (болезни родственников, похороны и т.п.) на порядок ниже, чем у кавказцев. Последние для решения возникающих в таких случаях материально-финансовых и организационных проблем на добровольной (культурно-антропологической) основе мобилизуются в короткий промежуток времени с охватом большого количества родственников, друзей, знакомых, "дружественных" чиновников и иных ресурсов.
  По мере роста промышленности и городов происходила демилитаризация социальных установок. Как и в промышленно развитых странах Запада, в СССР служба в армии постепенно утрачивала привлекательность для молодежи, а уклонения от службы в армии становились обычным явлением. Модернистский пацифизм русских, его противоположность этническому национализму оттенили боевые действия в Чечне. Русские призывники в основной своей массе не проявляли желания проходить срочную службу в Чечне, участвовать в операции по "восстановлению конституционного порядка".
  Национальные чувства русских, столетиями основывавшиеся на надэтнической имперской идеологии, очевидно, коренным образом отличаются от наиболее распространенной версии национализма, основанного на этничности. Специфика русского национализма объясняет, почему у русских не возникло фанатичной этнической злобы в отношении чеченцев, не произошло спонтанной массовой добровольной мобилизации русских на эту войну и почему русские предпочитают уезжать с Северного Кавказа, а не вступать с кавказцами в вероятные жесткие насильственные конфликты на их территории. (Следует подчеркнуть, что в случае с Чечней не произошло также и массовой мобилизации кавказцев. Это, а также групповые конфликты кавказских этнических общин между собой лишний раз подтверждают именно этническую, а не региональную "общекавказскую" природу национализма кавказцев).
  После краха империи в 1991 году и нескольких лет бесплодных поисков "национальной идеи" почва для русского национализма почти исчезла. Транслируемые сверху "патриотические идеи" плохо приживаются. Надэтнический патриотизм после войны в Чечне, всплеска этнического национализма в бывших "братских" республиках для многих русских стал невозможен. Федеральной власти, транслирующей идеи порядка, патриотизма и пытающейся порой педалировать идеи великодержавности мало доверяют, поскольку, по мнению многих жителей России, эта власть коррумпирована, а официальная пропаганда есть ни что иное, как способ элиты удержаться у власти.
 
 
 
  ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ТИТУЛЬНОЙ АДЫГЕИ: ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ УТРАТЫ ПЕРСПЕКТИВЫ
  Небольшое уменьшение удельного веса русских в составе населения Адыгеи наметилось недавно и не носит характера исхода. По итогам 2000 года количество русских в республике уменьшилось примерно на 3,5 тыс. человек. В этническом составе они по-прежнему преобладают. По последним оценкам, русских здесь примерно 66%, адыгейцев примерно 23%. (Всего в Адыгее проживает около 450 тыс. человек).
  Отсутствие массового насилия на этнической почве, относительно спокойная, монотонная атмосфера полуаграрной южной провинции создают впечатление благостности. "Оазис благополучия и согласия" - так именуют Адыгею подконтрольные республиканские СМИ. Отклонения от этой метафорической оценки не приветствуются. Рассуждения на "русскую тему" воспринимаются чиновниками болезненно. Априори считается, что русской проблемы не существует. Сама постановка вопроса маркируется как "разжигание межнациональной вражды и розни", "попытки дестабилизировать ситуацию", "происки мировой сионистской закулисы".
  Однако Адыгея интересна именно тем, что сущностные характеристики этнократических систем власти, сложившихся во многих других республиках, здесь акцентированы, высвечены - титульный этнос в РА является меньшинством, что и заставило различные силы форсировать использование этнически окрашенных аргументов в конкурентной борьбе, сделало многое открытым.
  Сама история образования республики, ее выхода из состава Краснодарского края пронизана определенной этнической идеологией.
  Существенное место в ней занимает интерпретация Кавказской войны (1817 - 1864 гг.) как события, нанесшего непоправимый ущерб адыгам. Она трактуется как агрессия имперской России с целью колонизации Северного Кавказа, геноцид, сознательное и целенаправленное изгнание адыгов с мест их исторического проживания в "дальнее зарубежье". Считается, что Кавказская война и последующая колонизация Черкесии, прервав естественный характер развития этноса, нанесла разрушительный удар культуре, языку, народному искусству и т.п. Поэтому современная Россия должна возместить нанесенный материальный и моральный ущерб. Образование Республики Адыгея и было воспринято многими как часть искупления Россией своей "вины" перед адыгами, как обретение "собственной государственности" вследствие реализации права народа на самоопределение. Об этом пишет известный в этноидеологических кругах директор Национального музея А. Абрегов: "Она (Россия - авт.) оплатила пока что вексель 1 - создание Республики Адыгея" (8). В Конституции Адыгеи эта идея также нашла отражение. В ст. 51 сказано: "Республика Адыгея, образованная в результате реализации права на самоопределение адыгского народа и исторически сложившейся общности людей ..." (курсив мой - авт.). В политической риторике местных лидеров и активистов, государственных служащих также можно довольно часто слышать выражения типа "адыги имеют (получили) свою государственность" и т.п. Широко употребляется выражения "адыги - государствообразующий народ", "адыги - народ, давший республике название" и т.п. Таким образом, постоянно подчеркивается политический статус адыгейцев, отличающийся от статусов других этнических групп. Такая трактовка республиканской государственности в значительной мере разделяется адыгейским этнополитическим сознанием. Определение республиканской государственности как формы, обеспечивающей гармоничное функционирование поликультурного, плюралистического согражданства в политической риторике используется значительно реже и носит условный, "декоративный" характер. Широко распространенные и укоренившиеся в адыгейской этнической среде идеи об "исторической вине" России перед адыгами вызывают продуцирование ряда идей о том, что должна делать современная Россия для "искупления" своей "вины", "восстановления исторической справедливости". В концептуальном, условно говоря, виде "долги" России пород адыгами сформулировал уже упомянутый нами ранее А. Абрегов. Он пишет: "Российская Федерация должна не только препятствовать, но и обязана финансировать репатриацию зарубежных адыгов на историческую Родину и непременно в те места, откуда они были изгнаны" (8). Далее пишет Абрегов: "Российская Федерация, как правопреемница Российской империи, должна обеспечить территориальную реабилитацию адыгов и вернуть их исконные отобранные земли в пределах исторической Черкесии первой трети XIХ", "Российская Федерация должна принести официальные извинения адыгскому (черкесскому) народу за геноцид, за материальный и моральный ущерб, нанесенный адыгам в XIX в." (8). В случае "плохого" поведения России Абрегов не исключает вероятности отделения Черкесии от России. Он пишет: "Но тогда как-то будет несуразным существование в составе империи Республики Адыгея" (8).
  В той или иной мере в систему этноидеологии входит идея о "непредставленности" адыгейцев на международной арене. Так, Адыгея причислена к международной организации непредставленных народов (ОНН). Идея о возможности представления интересов всех народов России Российской Федерацией радикальными этноидеологическими кругами практически не рассматривается.
  Анализ публичных выступлений политических лидеров и активистов, бытовой риторики показывает, что у этноидеологов и их сторонников слаба российская идентичность. Россия и Северный Кавказ в массовом сознании отделены. Представления о Северном Кавказе как о "не-России" выступают еще одним важным элементом этноидеологических представлений. Ощутимо действует тенденция замещения российской идентичности на северокавказскую (кавказскую). Активизируется этнический традиционализм, осуществляющий активный поиск "путей в прошлое". Представления о временах господства традиционной культуры как о "золотом веке" весьма популярны в среде адыгейцев, в массовом сознании которых понятия "традиционная культура" и "этническая культура" слиты, неразличимы. Этноидеологии "имманентно" присущи традиционалистские интенции, устремленность к реконструированию традиционной этнической и, частично, ортодоксально исламской идентичности.
  Этноидеологи сумели ранее "обосновать" также ряд идей о "правомерности" непропорционального этнического квотирования при назначении на государственные должности (эти положения республиканского законодательства недавно отменены), об адыгах как "народе-изгнаннике".
  Обобщая, можно сказать, что в современных условиях, когда в общественном мнении периферийных регионов России демократические идеологии оказались во многом дискредитированы неудачами постсоветского реформирования и/или вовсе не поняты, а коммунистическая идеология потеснена, в Республике Адыгея оказалась востребованной националистическая идеология, исходящая из "исторической вины" России перед адыгами и явно и/или скрытно предъявляющая современной России ряд требований. Правящая элита умело использует эту идеологию в своих узкогрупповых интересах.
  Отсутствие русской национальной идеи исключает возможность полемики с этноидеологией.
  Господствующая идеология нашла свое отражение в государственных символах Республики Адыгея. Адыгея имеет официальные флаг и герб. Оба государственных символа отчетливо этноцентричны (националистичны).
  Флаг представляет собой зеленое полотнище, на котором изображены три перекрещивающиеся стрелы и двенадцать звезд. И цвет полотнища, и звезды, и стрелы символически связаны только с этническими адыгейцами. Истинный смысл символики официального флага республики расшифровала газета "Хабзэ". Вот что она пишет: "Активизация военных мероприятий российских войск на Западном Кавказе в 1820-х годах вызвала глубокое беспокойство адыгов. Для совместной решительной борьбы с агрессором абадзехи, шапсуги, натухайцы и убыхи (т.е., адыгские "племена" - авт.) заключили военный и политический союз. Условия союза предусматривали объединение вооруженных сил горцев, недопущение связей с русской администрацией и населением и запрет на ведение сепаратных переговоров с царским командованием. Символом единства адыгов явился переговорный флаг 1830 года, который представлял собой зеленое полотнище с 12 звездами (по числу союзных адыгских этнических групп) и с тремя перекрещенными стрелами".
  Герб республики также представляют собой произведение, символизирующее историю и современность титульного народа. Однако в его изображении кое-что отведено и современной России. В самом низу герба, под национальным адыгейским столом ("анэ") нарисована голова животного, похожего на корову (в официальном описании герба, приведенном в Конституции РА, упоминание об этом животном отсутствует), и по бокам от головы стоят две буквы "Р" и "Ф". Славянские организации оценивают "место России под адыгейским столом как оскорбительное.
  Таким образом, разорванность политико-идеологического пространства республики отражена и в ее государственной символике - флаге и гербе. Указанные символы фиксируют и воспроизводят этническую и религиозную (исламскую) идентичности адыгейцев как "государствообразующего народа", зримо выражают их особый статус и ориентируют на воспроизводство сложившихся социальных отношений.
  Вплоть до последнего времени Конституция и законы республики содержали ограничения активного избирательного права (права быть избранным) при избрании на должность президента РА по признаку языка и оседлости.
  Любая полемика по поводу концептуальных этноидеологических основ оценивалась и оценивается как "разжигание межнациональной вражды и розни" и влечет за собой "оргвыводы" в отношении осмелившихся на это лиц. Понятно, что русским, и без того испытывающим тяготы и лишения от, условно говоря, реформ, вступать в идеологические дискуссии и "идеологически" добиваться своего права на гражданское равенство не хочется - "героизм" не является массовой профессией. Гораздо проще покинуть пределы Адыгеи. Представляется, что массовый отток русских из республики сдерживается только тем, что большинству из них некуда податься - их нигде не ждут. По всей стране ощущается нехватка рабочих мест, жилья и пр. Тем не менее, "ручеек" из уезжающих русских легко может превратиться в "реку", что уже произошло в ряде республик.
  Таким образом, историческая травма (Кавказская война), соединенная с особенностями этнической культуры, составила основу некоей политической идеологии, лежащей в основе существующего режима власти. Он зиждется на негативном понимании социального мира как отсутствии межэтнического насилия. Главной заслугой властвующей политической бюрократии считается "стабильность". Проблема же заключается в том, что здесь нет попыток перейти к перспективе позитивного социального мира, основанного на эффективных механизмах соблюдения прав меньшинства и не исключающих при этом возможностей большинства (людей всех национальностей) по эффективному политическому участию, контролю над властью в интересах всех жителей Адыгеи.
  Особенностью настоящего момента является падение ажиотажного спроса на националистические лозунги. Республика на удивление легко расстается с некоторыми своими законами, из-за которых ранее разгорались нешуточные идеологические битвы и шумели митинги. Большинство и русских, и адыгейцев за прошедшие годы успело убедиться, что "суверенитет" и "государственность" не обеспечивают достатка и уверенности в будущем. По последним данным, и русские, и адыгейцы в республике "вымирают" - рождаемость в обеих этнических группах не обеспечивает простого воспроизводства. Прирост населения в несколько сотен человек за год происходит только за счет миграции. Уровень жизни населения - один из самых низких в стране, хотя вполне сопоставим с уровнем жизни в других таких же республиках Северного Кавказа. И хотя республиканские газеты полны оптимистических показателей, представляется, что Адыгея, как и некоторые другие республики, утратила определенные перспективы надолго, если не навсегда.
  Вероятно, наметившаяся тенденция оттока русских сохранится и, скорее всего, будет нарастать. Деиндустриализация республики, произошедшая в результате посткоммунистической трансформации, скорее всего, необратима. Та социально-экономическая ниша, в которой существовала значительная часть русских в качестве квалифицированных индустриальных рабочих и инженеров, во многом перестала существовать и в обозримой перспективе вряд ли возродится. Влачащие жалкое существование хутора и станицы также вряд ли способны удерживать русскую молодежь. Иными словами, для удержания в республике русских нет экономической перспективы.
  Политическая перспектива, судя по всему, также неблагоприятна. Законы республики рано или поздно будут приведены в соответствие с федеральными. Но из этого не вытекает, что в республике "автоматически" появится эффективный режим власти и экономическая перспектива. Для этого необходимы политическая культура согражданства, отделенная от власти общественным интересом и создающая условия для контроля над властью. В настоящее время единый надэтнический общественный интерес не формализован, отсутствуют даже малейшие признаки его институализации.
  Искусственное удержание русских в титульных республиках, не подкрепленное экономически и политически, без изменения сущности власти в этих республиках представляется нецелесообразным, поскольку чревато ростом межэтнического отчуждения и повышением вероятности вспышек насилия на этнической почве.
  Подводя итоги, следует сказать, что исход русских с Северного Кавказа - это не злой умысел кавказских народов или тех "единокровных" им титульных элит, которым они наивно доверились. Исход русских - часть вопроса о качестве российской власти, которая в свое время из конъюнктурных соображений пошла на поводу у титульных элит, отдав им на откуп права человека и законность.
 
  ПРИМЕЧАНИЯ
  1. Одной из лучших работ, затрагивающей специфику отношений между гражданами России, обществом и российским государством является, на наш взгляд, статья Ричарда Роуза "Россия как общество песочных часов: Конституция без граждан" (См. Конституционное право: восточноевропейское обозрение. № 3 (12). 1995 г. Версия статьи на английском языке - . Richard Rose. Russia as an Hour-Glass Society: A Constitution without Citizens/EECR. Vol. 4. № 3. Summer 1995).
 
  2. К началу 1999 года численность населения титульных национальностей республик Северного Кавказа увеличилась по сравнению с 1989 годом почти на 403 тыс. человек. Численность же русских значительно сократилась - на 342,5 тыс. человек. Сокращение численности русского населения произошло, прежде всего, в силу миграционного оттока. Сальдо миграции русских за прошедшее десятилетие "суверенизации" республик Северного Кавказа составило (-) 293,1 тыс. человек. На долю миграционного оттока пришлось почти 86% сокращения численности русских, на долю минусового показателя естественного прироста - 14%. Удельный вес населения титульных национальностей и русских в общей численности населения республик составил на начало 1999 года соответственно 70,6% и 19,0%. Удельный вес населения титульных национальностей в численности населения отдельных республик региона за прошедшее десятилетие значительно вырос и составил на начало 1999 года от 92,9% в Ингушетии до 23,0% в Адыгее. Удельный вес русских сократился и в 1999 году колебался от 1,1% в Ингушетии до 66,4% в Адыгее. 40 лет назад удельный вес населения титульных национальностей и русских в численности населения республик и автономных областей Северного Кавказа составлял соответственно 50,7 и 38,9%, 20 лет назад - соответственно 60,4 и 29,3%. На начало 1999 г. численность русских была преобладающей только в одной из республик Северного Кавказа - в Адыгее. - Опубликовано на сайте Страна.Ru 13.03.01.
 Оригинал: http://strana.ru/politics/2001/03/13/984499084.html
 
 3. Тишков В. Феномен сепаратизма//Независимая газета, 28 июля 1999 г.
 4. Huntington S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of Word Order. London. 1997.
 5. Попов Г. Политическая суть Первого Съезда. Независимая газета. 4 июня 1999 г.
 6. George F. Kennan. "The Sources of Soviet Conduct". Foreign Affairs. July 1947. Подписано "X".
 7. См., напр.: Chechnya: Tombstone of Russian Power. Yale University. Paperback edition. July 1999.
 8. А. Абрегов. Идиотизм шовинистической бухгалтерии.// Хабзэ. Июнь. 1997.
 9. Газета "Хабзэ", 1997г.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  Саввва Е.В., канд. филос. наук, КубГУ
  Савва М.В., докт. политич. наук, КубГУ
 
  ЭТНИЧЕСКИЙ СТАТУС РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА И ЭТНОПОЛИТИЧЕСКАЯ НАПРЯЖЕННОСТЬ В РЕГИОНЕ
 
  Северный Кавказ лидирует среди регионов России по уровню этнополитической напряженности. Здесь сосредоточены основные российские межэтнические конфликты и сепаратистские движения. В силу остроты проблем ситуация на Северном Кавказе может рассматриваться как модельная для регионов с высоким индексом этнической мозаичности на этапе резкого обострения межэтнических отношений. Изучение продвинутой северокавказской модели этнополитической напряженности позволяет формулировать выводы и предложения, применимые к другим регионам и дающие возможность для регулирования конфликтных ситуаций на ранних стадиях их развития.
  На всей территории Российской Федерации в том или ином процентном соотношении присутствует русское население. Этот фактор является постоянной составляющей в любых межэтнических конфликтах в России. Какова роль и судьба русских в ситуации резкого роста этнополитической напряженности, как это происходит на Северном Кавказе?
  Под этнополитической напряженностью авторы понимают итоговое нарушение баланса взаимоотношений на всех уровнях поликультурного общества, в результате которого происходит раскол массового сознания на множество этнических идентичностей, и межэтнические отношения переструктурируются согласно новым социальным условиям.33
  В России этнополитические конфликты шли вслед за резкими изменениями системы социальной стратификации. Учитывая важное значение социальной стратификации в жизни общества, закономерен вопрос: как взаимосвязаны этнополитическая напряженность и статусные позиции контактирующих этносов?
  Один из авторов данной работы определил ранее этнический статус как место индивида или группы в иерархической системе этнических общностей. Понятие этнического статуса выступает в качестве инструмента исследования межэтнических конфликтов и позволяет анализировать в единой системе координат "субъективную составляющую" конфликта.34
  Нам представляется, что в качестве важного инструмента выявления этностатусных представлений выступает исследование этнических стереотипов. В стереотипе отражаются ценностные ориентации группы, создающей его: представления о тех или иных качествах стереотипизируемой группы не просто фиксируются, но оцениваются, определенным образом ранжируются в системе противопоставления "мы - они". Это ранжирование не является произвольным: системность этнической культуры предполагает, что представления о качествах относительно низкостатусной группы. Таким образом, чем более позитивен стереотип, тем выше этнический статус. Неравный статус создает почву для предрассудков. Хозяева считают рабов ленивыми, безответственными, нечестолюбивыми: они видят в них черты, оправдывающие рабство. Предрассудки, т.е. негативные стереотипы, помогают оправдывать экономическое и социальное превосходство тех, кто сосредоточил в своих руках богатство и власть. Актуальность исследования стереотипов определяется их активным присутствием в процессе нарастания межгрупповой напряженности и конфликта. Особенно важно подчеркнуть, что динамика стереотипов может служить индикатором межгруппового конфликта. Так, Г. Тэджфел, обобщая результаты исследований в области социального стереотипа, отмечал, что социальные стереотипы становятся более отчетливыми и враждебными, когда возникает социальная напряженность между группами.35 Для долгосрочного прогнозирования динамики отношений между этническими общностями может быть использован сравнительный анализ этностатусных представлений по возрастным группам.36 Усиление негативности стереотипов этнических контактеров от старших к младшим возрастным группам может свидетельствовать о росте напряженности в отношениях.
  Этностатусные представления и этнические стереотипы тесно взаимосвязаны. Нарушение их взаимосвязи вызывается обычно лишь значительным нарастанием отношений враждебности между группой, создающей стереотип, и стереотипизируемой группой. В такой ситуации враждебной группе могут быть приписаны низко оцениваемые качества и сформированы новые соответствующие стереотипы.
  Роль этнического стереотипа в процессе общения можно выразить следующим образом: на основе актуализации этнического стереотипа как системы признаков-представлений прогнозируется поведение другой стороны и в соответствии с прогнозом устанавливается психологическая коммуникативная дистанция, реально регламентирующая процесс межэтнического общения.
  Некоторые дополнительные данные к проблеме этнического статуса были получены авторами в ходе исследования в составе Кубанской этнографической экспедиции этнических и этнокультурных процессов в Краснодарском крае в 1990 г. Методом интервью был проведен опрос представителей компактно проживающих в одном населенном пункте (поселок Ахтарский Приморско-Ахтарского района Краснодарского края) групп населения: немцев, крымских татар, русских.37 Выяснялись представления респондентов о наиболее типичных чертах национального характера своего этноса и контактирующих с ним этносов. В ходе опроса наиболее разнообразные характеристики были даны представителям доминирующего этноса - русским, как со стороны самих русских, так и немцев, и татар. Доминирующий этнос находится в центре обширного поля этнической стереотипизации. Это закономерно: контакты с его представителями в силу занимаемых ими позиций в обществе и в силу их численности являются жизненно важными для всех. Независимо от позитивной либо негативной направленности подобных контактов их результатом является создание определенных представлений об этносе. Чем чаще и разнообразнее контакты, тем разнообразнее впечатления и выше вероятность формирования стереотипов. Какие характеристики встречаются наиболее часто среди называемых русскими, немцами и татарами?
  Русские приписали себе следующие характеристики (в порядке убывания количества упоминаний): простодушные, трудолюбивые, добрые, доброжелательные, безалаберные. Немцев русские респонденты определили как трудолюбивых, аккуратных, культурных, сплоченных, пунктуальных; татар - как трудолюбивых, сплоченных скрытных, хитрых, жадных. Немцы определили себя как культурных, трудолюбивых, аккуратных, опрятных и добросовестных. Русским были приписаны простодушие, веселье, доброта, трудолюбие, прямота; татарам - трудолюбие и сплоченность.
  Татары приписали себе, в первую очередь, трудолюбие и сплоченность; русским - простодушие, доброжелательность, трудолюбие; немцам - трудолюбие и аккуратность.
  Наиболее общей классификацией стереотипных характеристик является классификация по шкале негативно-позитивного отношения. Приведенные выше характеристики можно подразделить на:
  - позитивные (оцениваемые положительно в любом социокультурном контексте, например, "добрые");
  - нейтральные (фиксирующие какую-либо черту, которая может быть оценена по-разному в различных этнокультурных контекстах, например, "простодушные");
  - негативные (оцениваемые отрицательно в любом этнокультурном контексте, например, "жадные").
  Необходимо обратить внимание на довольно высокую степень согласованности стереотипов - одно-два общих качества обязательно присутствуют во всех без исключения наборах характеристик. Особенно высокая степень согласованности характерна для представлений о русских. Можно предположить, что одной из причин такой согласованности стереотипов является высокая плотность их этнических контактов.
  У славянского населения Кубани, как показали результаты этого и ряда других исследований, вызывает неприязнь поведенческая активность, иная структура накопления и потребления и наступательность представителей национальных меньшинств, а также приоритет этнических интересов по отношению к любым другим (в ходе интервью респонденты-славяне указывали, что для не славян национальная принадлежность - определяющий фактор в поведении). Вербально эти стереотипы выражены такими характеристиками, как грубость, наглость, жестокость, агрессивность, склонность к совершению преступлений, национальная нетерпимость и проч. Эти характеристики, по-видимому, обусловлены осознанием славянами снижения своего собственного этнического статуса.
  Выделенные в ходе исследования стереотипы являются основанием для анализа этностатусных позиций. Иерархия этностереотипов и стереотипов в целом уже привлекала внимание исследователей. Так, К. Гуичи утверждает, что, изучая группы различного статуса в обществах, допускающих частые межгрупповые контакты, можно прийти к важному заключению: высокостатусные группы описываются в терминах компетентности и экономического успеха, тогда как низкостатусные - в терминах, относящихся к душевной теплоте, добросердечию и гуманизму.38 В качестве примера может быть приведено классическое исследование М. Чейни, выполненное в Великобритании: респонденты в Лондоне и Глазго оценивали человека на основании прослушивания записанных на магнитофон текстов. Все тексты зачитывались одним человеком, но либо с английским, либо с шотландским акцентом. Было определено, что испытуемые-шотландцы продемонстрировали тенденцию выше оценивать (по сравнению с лондонцами) предполагаемого "английского" чтеца по таким чертам, как уважение, интеллектуальность, профессиональный статус. Но по таким чертам, как великодушие, чувство юмора и симпатии, все было наоборот.39 В нашем исследовании русские, в отличие от своих соседей, принадлежащих к другим этносам, описываются преимущественно в терминах, относящихся к сфере теплоты и гуманизма. Выше уже было сказано, что это является признаком относительно низкостатусной группы. Таким образом, исследование этнических стереотипов приводит к заключению: численно доминирующая в территориальном сообществе группа (в нашем случае - русские) может иметь относительно низкий этнический статус.
  Исследование Г.У. Солдатовой этнических стереотипов русских, чеченок, ингушек и осетинок в 1984 г. также позволяет сделать вывод об относительно низком этническом статусе русских: в ходе опроса респондентами в гетеростереотипах было названо много качеств, которых не было в автостереотипах. Осетинкам нравились те качества у русских, которые, на их взгляд, были не характерны для осетин - "жизнерадостность", "добродушие", "мягкость", "терпеливость", "бесхитростность". Чеченки среди качеств, характерных только для русских, выделяли "самостоятельность", "прямолинейность", "правдивость", "мягкость", "любознательность".40 Очевидно, что среди гетеростеретипов русских преобладают характеристики, типичные для низкостатусного этноса, при этом данные характеристики отсутствуют в автостереотипах респондентов из числа горских народов.
  Можно сделать заключение по поводу одной из важнейших черт этностатусной системы на территории бывшего Советского Союза: численно и политически доминирующий этнос является относительно низкостатусной группой во многих ситуациях этнического контакта.
  Массив этнических стереотипов, изученный в ходе исследования "Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа", проведенного в 1995 г. под руководством Е.В. Крицкого, дает основания для некоторых выводов о системе этностатусных позиций на Северном Кавказе. Практически по всем позитивным характеристикам респонденты - представители кавказских этносов оценили свои народы выше, чем русских. В то же время респонденты-черкесы, чеченцы, кабардинцы, адыгейцы, аварцы, ингуши и карачаевцы считают, что у русских более выражено такое качество, как стремление к власти. Только даргинцы и осетины придерживаются мнения о большей выраженности этой характеристики у собственных народов по сравнению с русскими. Наиболее велик разрыв в пользу русских. Наиболее выражено представление о собственных позитивных отличиях по сравнению с русскими у чеченцев (вероятно, полярность оценок чеченских респондентов в какой-то степени определена военными действиями, связанными в массовом сознании с "русской властью", которая начала войну ради защиты русских, проживающих в Чечне). Наименьшие различия в оценках "своих" и русских продемонстрировали осетины, но не по тем наиболее значимым качествам, которые были уже приведены (гордость, взаимопомощь, уважение традиций, гостеприимство, сплоченность). Различие в оценках осетин и других северокавказских этносов определено, видимо, их принадлежностью к христианству и сформировавшейся вследствие этого некоторой социокультурной общностью с русскими. Возможность для позитивных отличий в сравнении с русскими появляются у представителей менее модернизированных этносов в результате такой особенности русского этноса, как зафиксированная одним из авторов слабость регулятивной функции русской культуры.41
  Представители кавказских этносов, опрошенные в ходе исследования "Чеченский кризис...", заявили о том, что предпочли бы соседствовать именно с русскими. Этот социальный симбиоз уже служил объектом научного исследования. Материалы исследований в середине 1980-х годов, приведенные Г.У. Солдатовой, подтверждают предположение о неравноправном характере данного симбиоза: опросы в Чечено-Ингушетии показали, что среди русских было больше лиц с негативным отношением к межэтническим контактам, чем среди титульного населения республики. Интересно, что автор одного из этносоциологических опросов Г.В. Заурбекова рассматривала это как "...все еще сохраняющийся эффект "субъективного восприятия" недовольной части русского населения возвращения чеченцев и ингушей на родину" и произошедшего в связи с этим резкого изменения этносоциальной ситуации в республике.42 Не меньшее право на существование имеет точка зрения, что исследование Г.В. Заурбековой выявило осознание русским населением Чечено-Ингушетии своего неравного положения в межэтнических контактах с представителями титульных этносов. Неагрессивное поведение русских в межэтнических контактах имеет исторические корни. За исключением казаков, русские на территории Российской империи, выступая в качестве колонистов, были защищены официальной властью. Государство избавляло русских от необходимости защищаться самостоятельно. С.В. Лурье приводит свидетельства дореволюционных авторов о мощной защите русских официальными властями в Средней Азии. Цитируются слова русской женщины: "Нас ни сарты, ни киргизы не обижают, ни Боже мой! Боятся русских!.. Потому что строгость от начальства. А если бы не строго, жить было бы нельзя!". То же рассказывают русские поселенцы из Туркмении: "Здесь на это строго. Чуть что, сейчас весь аул в ответе. Переймут у них воду дня на три, на четыре, - хоть переколейте все, - ну и выдадут виновного. А с ним расправа коротка. Дюже боятся наших".43
  На Северном Кавказе этностатусная система является чрезвычайно сложной и конфликтной также в силу наличия такого социального феномена, как современное казачество. Историческая память славянского населения региона сохранила позитивные отличия такой социокультурной группы, как казачество. Эти отличия не были уничтожены даже в ходе расказачивания во время Гражданской войны в России, когда значительная часть кубанских и терских казаков выступила против Советской власти. В качестве таких позитивных отличий выступают характеристики, связанные с организацией казаков как военного сословия, жившего на "фронтире" в условиях постоянного военного противостояния. Объединяющее влияние подобных отличий довольно велико - они стали основой для консолидации части славянского населения Кубани. Этот процесс нашел свое выражение в создании казачьих общественных организаций на рубеже 1980-1990 гг. нашего века (например, Кубанская казачья Рада, преобразованная позже во Всекубанское казачье войско), а затем казачьих обществ с особым правовым статусом. Отношение населения Краснодарского края к казачеству было неодинаковым на разных этапах его становления. Первые месяцы фиксировался интерес к движению и оптимистичные ожидания того, что на Кубани наконец-то появляется хозяин. Но это продолжалось недолго, и уже к началу 1991 г. негативные установки в массовом сознании стали преобладать над позитивными. Этот баланс нарушился лишь к 1995 г., когда впервые доля респондентов, положительно относящихся к казачьему возрождению, стала доминировать.
  Исследование "Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа" на территории Краснодарского края (1995 г.) показывает, что для края характерен довольно широкий размах казачьего движения. Так, 91,9% респондентов указали, что в местности, где они живут, существуют казачьи организации. В целом положительно относятся к возрождению казачества 54,3% кубанцев, отрицательно - 25,2%.44
  Сравнительный анализ опросов последних лет показывает практическое отсутствие динамики установок массового сознания в отношении казачества. Значительная доля воздержавшихся от положительной или отрицательной оценки, видимо, свидетельствует о нереализованности движения. Следует отметить и ту особенность, что наиболее комплиментарные оценки казачества обычно фиксируются не в местах традиционного расселения казаков, а в районах со сложной этнической структурой населения, где казачество воспринимается вне исторического контекста, а лишь как институт, защищающий интересы славян. В наше время, отмеченное этническими конфликтами и ростом чувства этнической депривации, этот аспект казачьего движения представляется респондентам чрезвычайно актуальным. Можно предположить, что само появление казачьего движения - своеобразный "ответ" (один среди прочих) русского этноса на "вызов эпохи", выразившийся в резком росте чувства этнической ущемленности. Мобилизация некоторой части этноса в структуру, ставящую целью защиту этнических ценностей и интересов, имела место практически у всех народов на территории СССР в конце 1980 - 1990-х гг. Как правило, это выражалось в создании этнически ориентированных общественных организаций. У русских в силу большой численности, огромной территории расселения, высокого уровня урбанизации эта мобилизация принимала различные формы в разных регионах. На Кубани такой формой стало возникновение казачьих организаций.
  Одной из причин поиска казачьим движением новой этничности является относительно низкий этнический статус русских на Северном Кавказе и возможность использовать позитивные прототипы идентичности из военного быта кубанского казачества для повышения личного этнического статуса членов казачьего движения. Можно сказать, что у членов казачьего движения более отчетливо представлен такой механизм формирования этнической идентичности, как ее прототипы. По выводу М. Завалонни, прототипами идентичности, скрепляющими группу, выступают отдельные личности, герои, олицетворяющие эту группу.45
  Для значительной части руководства казачьего движения на Кубани характерно следование теории "двойной этничности" кубанского казачества, которая стала инструментом быстрой перемены этнической принадлежности с целью повышения этнического статуса. Согласно этой теории, казачество на Кубани накануне революции 1917 г., оставаясь частью русского этноса, уже имело черты самостоятельного этноса с четко выраженным самосознанием, особенностями культуры и общественного устройства. Но процесс оформления в этнос был искусственно прерван Гражданской войной и "расказачиванием" и возобновился лишь в конце 1980-х гг. При этом лидерами казачьего движения подчеркивается, что казаки являются коренным для Северного Кавказа этносом, который имеет исторически обоснованные преимущества перед некоренным населением, например, в праве на землю. Таким образом, теория "двойной этничности" имеет не только психологический, но и материальный аспект (по мнению авторов, доминирует все же психологический).
  Казаки в большей степени, чем остальные русские, ориентированы на традиционные нормы, и в связи с этим более подвержены "этническому романтизму". Так, по данным Г.У. Солдатовой, терские казаки в своем автостереотипе ставят себя скорее ближе к чеченцам, чем к русским. Особенно это заметно при сравнении таких важнейших для горских народов характеристик, как "взаимоподдержка", "сплоченность" и "верность традициям". Предложенные при опросе качества относятся к числу высокоодобряемых в северокавказских обществах. Выраженность таких характеристик коррелирует с престижностью групп в восприятии респондентов. Таким образом, чеченцы оказались авторитетнее для казаков, чем русские, а также в глазах казаков авторитетнее, чем их собственная группа.46 Эту закономерность в оценке казаками себя, русских и горцев можно распространить и на кубанских казаков, для которых главными иноэтничными контактерами выступают адыгские народы.
  Особый этнический статус казачества Кубани является фактом общественного сознания, который играет важную роль в политических процессах и уровне конфликтности этностатусной системы. Мигранты - неславяне из Закавказья и республик Северного Кавказа, поселяющиеся в Краснодарском крае, ориентированы обычно на безусловное доминирование в этнических контактах с русскими. Привычным стереотипом является принятие русскими такого стиля взаимодействия. Однако на территории края мигранты встречают жесткое сопротивление попыткам установить доминирование в первую очередь со стороны членов казачьих организаций. Подавляющее количество конфликтных ситуаций в сфере межнациональных отношений в крае связано с противостоянием мигрантов последних лет - неславян и казаков.
  Агрессия в отношении русских на Северном Кавказе и стремление членов казачьих организаций и обществ психологически "отгородиться" от русских вызваны одной причиной - низким статусом русского населения в регионе. Очевидно, что низкостатусность русских как этнических контактеров, особенно на Северном Кавказе, провоцирует агрессию по отношению к ним со стороны радикальных группировок так называемых "коренных этносов".
  Проблема усугубляется своеобразием процессов модернизации в регионе: модернизация здесь не сбалансирована. Эмансипация поведения уже налицо, особенно среди молодежи, и сдерживающее влияние старших значительно ослаблено. Можно говорить о разрушении традиционных механизмов социального контроля в результате вестернизации. В то же время традиционное представление об этнически "чужих" как врагах и о возможности аморального поведения в отношении "чужих" еще очень живуче. Это повысило конфликтность горской молодежи. У народов, создававших то, что мы сегодня называем "западной цивилизацией", протяженная по времени социальная модернизация была сбалансированной: появление нового сопровождалось отмиранием старого. Народы Северного Кавказа получили большинство достижений модернизированного общества в готовом виде, и стремительность этого процесса сохранила архаичные нормы поведения и механизмы формирования стереотипов. По мнению В.В. Черноуса, скачкообразная потеря статуса и роли советской культуры повлекла за собой и ослабление доминантной роли русской культуры. Баланс культур на Северном Кавказе оказался разрушен, культурное взаимодействие стало приобретать отчужденный и конфликтный характер.47 Это имеет целый ряд негативных последствий как для русских, вынужденных выезжать с Северного Кавказа, так и для социальной системы региона. Именно русское население являлось фактором стабильности для Северного Кавказа на протяжении десятилетий, а русский язык и культура - цивилизующим началом и каналом межэтнической коммуникации. Разрушение этого канала неизбежно усиливает дезинтеграцию Северного Кавказа и способствует усилению здесь этнического и религиозного фундаментализма, что приводит к росту этнополитической напряженности. Актуальной государственной задачей становится повышение статуса русского населения, языка и культуры в регионе.
 
 
 Денисова Г.С.
 
 Русские в этностратификационной системе Северного Кавказа1.
 
  Распад СССР как социально-политической системы дал толчок развитию множества социальных процессов, к числу которых можно отнести межэтническую конкуренцию. Особенно ярко этот процесс проявился на Северном Кавказе. Он определил вектор политического развития региона последнего десятилетия - этнизацию государственности. Известно, что все республики, расположенные на территории региона, по составу своего населения полиэтничны. В этих условиях этнизация государственности привела к углублению различий социальных позиций этносов, способствуя усилению более многочисленных из них.
  Актуализация этничности, как групповой характеристики, обусловлена определенными социальными отношениями и задает восприятие действительности самим участникам политического процесса, а, следовательно, воздействует на их мотивацию и практические установки.
  Можно согласиться с современными социологами: "В действительности существуют "социальные структуры", не зависящие (в конечном итоге) от сознания и воли людей и определяющим образом воздействующие на их практики или представления; вместе с тем неотъемлемой и необходимой частью этих структур служат схемы восприятия, оценивания, мышления и действия, которыми наделены агенты... Объективные социальные структуры являются необходимыми условиями и предпосылками осуществления субъективных практик... и "системно детерминируют" непосредственные социальные взаимодействия"48. Принимая эту позицию как исходную, следует подчеркнуть, что этническая специфика политического процесса проявляется на локальном уровне, но здесь может выступить в качестве доминирующей характеристики.
  Формирование этносов из этнокультурных общностей в субъектов политического процесса, что проявилось на Северном Кавказе, во многом объясняется схожестью (однотипностью) позиций, которую они занимают в социальном пространстве. Концепции социального пространства, разработанной современным французским социологом П.Бурдье, позволяет объяснить проблему диспозиции этнических общностей на Северном Кавказе.
  Важнейшим источником этнической стратификации северокавказских обществ в настоящее время является территория. Статусные позиции автохтонных этносов Северного Кавказа, в силу сохранения ими в значительной степени аграрно-традиционного характера функционирования, определяются, в первую очередь, размером и качеством (с точки зрения сельскохозяйственной пригодности) занимаемой ими территории и совокупностью демографических характеристик.
  Территориальная локализация определяет не только различие статусных позиций этносов в системе общественного разделения труда, но и степень внутригрупповой консолидации, которая в конкурентных условиях рыночной экономики выступает дополнительным ресурсом территориальной и социальной мобильности.
  Статусные позиции русской части населения Северного Кавказа имеют другие источники, в значительной степени находящиеся за пределами региона - речь идет о центральной власти, установки и идеи которой реализовывало русское население на Северном Кавказе. Интериоризация Северного Кавказа в российское политическое и социокультурное пространство осуществлялась посредством наращивания здесь численности русского сегмента населения, что привело к формированию многосоставного общества, важнейшими принципами сохранения которого являются численная равнозначность составных элементов (русского и кавказского) и утверждение единой политико-гражданственной идентичности. Статусные позиции русских в этом регионе всегда подкреплялись военным (силовым), административным и культурным ресурсами российской государственности. Они выступали социальным капиталом русских на Северном Кавказе в противовес аскриптивному капиталу автохтонных этносов региона.
  Опираясь на эту основу, русские в данном регионе играли интегративную роль, проявлявшуюся в формировании Северного Кавказа как достаточно целостного административного региона, имевшего модернистский тип экономики в равнинных территориях, и характер многосоставного общества, который и обеспечивал внутрирегиональную стабильность.
  Таким образом, можно говорить о различных источниках формирования социально-политических позиций русского и кавказских народов в данном регионе. Для кавказских народов в этом качестве выступает территория и внутриэтническая консолидация, обеспечивающие способ решения материальных проблем, взаимопомощь, сохранение этничности. Для русских такими источниками выступают центральная власть (государственность), промышленность (поскольку ее функционирование обеспечивает решение материальных проблем и установку на достигательный тип социальной мобильности) и функционирование русского языка (и литературы).
  При этом Российская государственность и есть форма этномобилизационной консолидации русской этнической общности, сформировавшаяся в процессе истории, и аналогичная родовым формам консолидации, сохраненными северокавказскими народами.
  Разрушение властной вертикали "волной демократизации" привело к "распаду" населения на две составные части - кавказских народов и русского. Кавказские народы также не сохранили единства, доминирующие позиции среди них в каждой из республик занял наиболее многочисленный титульный народ. Оставление центральной властью главенствующих позиций и передача большей части властных полномочий на уровень республиканской власти, с одной стороны, и подчинение должностных лиц процедуре "демократического избрания", - с другой, привели к активному государственному строительству по этническому основанию. Стремление численно доминирующих титульных этносов (точнее - их лидеров и элитных групп) к монополизации государственных органов привели к межэтнической напряженности и конфликтности. Их притязания на власть оспаривались другими этногруппами. Русские как отдельная группа населения в республиках не участвовали в переделе власти.
  Такая диспозиция объясняется, прежде всего, тем, что население Северного Кавказа к 90-м годам ХХ в. не сформировалось как однородная в культурном и гражданском отношениях масса. На уровне субъективного осознания региона население четко делилось (и сохраняет это деление до сих пор) на русский (русскоязычный) сегмент и сегмент кавказских автохтонных народов. Единство региона обеспечивалось властной вертикалью; ведомственным подчинением промышленности (контроль обеспечивался и здесь центром); интеграцией национальных кадров управленцев в единую советскую номенклатуру, которая в условиях работы на местах контролировалась русскими административными работниками, занимавшими вторые должностные места.
  Неоднородность населения региона объяснялась существованием различных механизмов самоорганизации в разных его сегментах. Механизмом организации русской (русскоязычной) части населения выступает государственность; северокавказские народы сохранили формы традиционной самоорганизации. Распад властной вертикали обнажил традиционные структуры. С их большим участием или на их основе вообще выстраивались так называемые национальные движения или национально-культурные общества. Они и вступали в диалог с властью, организовывали митинги, шествия, выборы. Т.е. традиционные структуры приобрели формы, приемлемые современному обществу, "оделись в одежды современности". В русской среде традиционный механизм самоорганизации был характерен крестьянской общине и казачеству. Однако крестьянская община постепенно разрушалась с конца 19 в., а казачество на Северном Кавказе специально было уничтожено в первые годы Советской власти (во время Гражданской войны) именно потому, что обладало самостоятельной (не государственной) формой самоорганизации.
  В русской ментальности государство выступает организующим центром. Именно этот способ организации русского населения и был подорван демократической реформой, вызвавшей повсеместное расшатывание и ослабление государственной власти. Суверенизация республик на этнической основе не оставляла места русскому населению на государственную самоорганизацию, поскольку в суверенных республиках правовое начало стихийно было заменено родовыми (клановыми) отношениями - т.е. сохранившимся механизмом социальной организации народов, занятых преимущественно традиционными аграрными формами труда.
  Первая половина 90-х годов во всех республиках Северного Кавказа характеризовалась политической конкуренцией различных этнических групп за доминирование и утверждение позиций через усиление своего представительства в исполнительных и законодательных органах власти. К середине 90-х годов эта проблема реально была решена в пользу титульных и наиболее многочисленных народов. При невозможности закрепления этой победы в статьях Конституций (за исключением Республики Адыгеи), она отразилась в утвержденной государственной символики.
  Решение проблемы политического доминирования имеет кардинальное значение в сложившейся структуре организации власти в России, поскольку здесь власть опирается на редистрибутивную основу. Утверждение интересов отдельной группы в политических институтах задало вектор преобразований в экономике. Процесс приватизации, который повсеместно в России вызвал углубление дифференциации населения по уровню материальных доходов, и сопровождался кризисом крупного промышленного производства, на Северном Кавказе вызвал эффект, непредвиденный реформаторами федерального уровня. Здесь дифференциация населения по уровню материальных доходов совпала с этнической дифференциацией.
  Русская (русскоязычная) часть населения оказалась не адаптивной к рыночным преобразованиям. В общественном сознании стал распространяться миф об экономической предприимчивости кавказских народов и отсутствии предприимчивости в культуре и ментальности русских. В реальности такой результат межэтнической конкуренции имеет другие причины. Рассматривать их уместно на примере анализа конкретного материала. Наглядный материал для этого предоставляет сложившаяся ситуация в Карачаево-Черкесии.
  Этнические группы здесь, как и в других республиках Северного Кавказа, компактно расселены по разным административным районам. Русское население преимущественно проживает в городах (Черкесске и Карачаевске) и бесспорно доминирует в двух сельских районах - Зеленчукском и Урупском.
  Политическая обстановка в КЧР, острота которой в полной мере проявилась уже на выборах Главы КЧР в 1999 г., - результат подспудно произошедшего, но пока не завершенного в полной мере передела собственности в бывших казачьих районах. Именно эти изменения, произошедшие за последние пять лет, объясняют резкое экономическое усиление карачаевцев по отношению к другим группам населения, что позволило карачаевцам финансировать без ограничений второй тур голосования; а также возросший до критического предела уровень тревожности за условия совместного проживания в фактически Карачаевской республики всех не карачаевских групп населения. Изложенная позиция требует пристального внимания к рассмотрению механизма экономического усиления карачаевцев. Он рельефно просматривается в Зеленчукском районе, наиболее многочисленным и территориально обширным в республике, с бесспорным доминированием русского сегмента населения. Этот район выдвинул неформальных казачьих лидеров - Н.Ляшенко, Н.Стригинат - и являлся центром политической активности казачества в начале 90-х годов.
  Зеленчукский район отличался высоким уровнем развития сельскохозяйственного производства, альпийскими выпасами для скота, расположением здесь перспективной зоны для развития туризма международного уровня - Архыз, Теберда, Домбай и пр. Наряду с этим здесь сравнительно высоко (для сельхозрайонов) была развита сопутствующая и перерабатывающая промышленность. Здесь были размещены завод "Электроизолит", Кардоникский маслосырзавод регионального (северокавказского) значения, райпищепром, лесхоз, валяльно-войлочный завод союзного масштаба, предприятие сельхозтехника, завод "Спираль", шубомеховое производство, прядильная фабрика, типография, мебельный комбинат. На всех этих предприятиях, как и в колхозах, было занято преимущественно русское население. Сделаем акцент: русское население было занято в сфере промышленного производства и крупных сельскохозяйственных предприятиях.
  Акционирование промышленных предприятий не выбивалось из общего рисунка этого процесса в условиях экономического кризиса промышленного производства в целом по России: акционирование приводило к свертыванию производства или его перепрофилированию, и через некоторое время - к закрытию производства, сопровождающемуся потерей рабочих мест и распродажей дорогостоящего оборудования. Но в Карачаево-Черкесии этот процесс имел некоторые особенности.
  Первое: речь идет о том, что здесь разваливались производства, завязанные не на общероссийские предприятия или оборонку (т.е. изготавливающие промежуточный продукт), а на сельскохозяйственное сырье данного и соседних районов, т.е. достаточно автономные по отношению к российскому промышленному комплексу предприятия. Попутно отметим, что за 90-е годы подобные предприятия в Краснодарском и Ставропольском краях, напротив, набрали обороты развития и стали рентабельными. Второе: развал производства был связан со сменой руководства - хозяйственники старой школы (русские), обладающие как специализированным образованием, так и практическим опытом управления были вытеснены новыми владельцами контрольных пакетов акций - управленцами-карачаевцами, как правило "новой волны", не обладающими ни профессиональным образованием, ни опытом управления промышленным предприятием. Эта учесть постигла предприятия сельхозтехники, маслосырзавод, валяльно-войлочную и прядильную фабрики, мебельный комбинат, райпищепром.
  Схема везде одна и та же: предприятия акционировались при сохранении 51% акций у работников предприятий, 17% - у государства (республиканское отделение госкомимущества), а остальные акции распределялись между колхозами-вкладчиками (заинтересованными в конечной продукции предприятий) или выставлялись на торги. Попытка предприятий выкупить акции оканчивалась неудачей: торги якобы откладывались, а затем "вдруг" продавались в то время, когда отсутствовал представитель предприятий (как правило, во внеурочное время). Сбору акций в руках "новых" карачаевцев способствовали и некоторые колхозы, в руководстве которых оказались карачаевцы: они уступали свою часть акций по недорогой цене. Новые руководители предприятий создавали условия для зачисления на руководящие должности своих сторонников, чаще всего на основе клановых связей. Увольнение кадрового состава рабочих сопровождалось жестким прессингом по поводу выкупа у них за бесценок (по 20-30 рублей) акций предприятий. Производства разваливались, оборудование распродавалось новыми собственниками. Ярким примером тому является история с Кардоникским маслосырзаводом "Престиж", укомплектованным полностью импортным оборудованием.
  Несколько иная схема прослеживается на предприятиях сельскохозяйственной отрасли. На Северном Кавказе всегда остро стоял и стоит земельный вопрос. Отличие сегодняшней постановки земельного вопроса от предшествующих десятилетий состоит в стремлении его урегулирования на основе закона. В 1993 г. в России был принят пакет законов о земле, который требовал своей адаптации для каждого субъекта федерации. Такая работа была сделана в Краснодарском и Ставропольском краях, Ростовской области, Дагестане. В Карачаево-Черкесии на протяжении этих лет не было осуществлена законодательная работа в области землепользования. Учитывая сельскохозяйственную структуру общественного производства республики и остроту земельного вопроса, можно сделать заключение о сознательном затягивании разработки земельного законодательства в республике.
  В результате, ухудшение функционирования сельскохозяйственных предприятий, связанное с системным кризисом российской экономики, здесь не сопровождалось развитием арендных и фермерских форм хозяйствования. Это объясняется "малым" - отсутствием законодательной основы для сдачи земли в аренду. При этом следует подчеркнуть, что в наиболее проблематичном положении в КЧР сегодня находятся в прошлом крупные сельхозпредприятия. Адресно правительство КЧР приняло постановление о том, что эти предприятия не подлежат пока реструктуризации. Основное большинство таких предприятий находятся в бывших казачьих районах. Поэтому характер землепользования в республики отличается от района к району (а, следовательно, и от народа к народу). Например, администрация Хабезского района (в основном здесь черкесское население) смогла принять постановление о преобразовании землепользования на паях без их выделения из структуры хозяйства, которые здесь небольшие по площади. Бывшие колхозники здесь получают арендную плату за свои паи (ставропольская модель). Такой подход предотвратил феномен безхозяйственной, "гуляющей" земли.
  Иная картина в казачьих районах. Здесь подобных хабезским преобразований в сельском хозяйстве не произведено по двум причинам: 1) основные предприятия здесь крупные; 2) сравнительно небольшие хозяйства не преобразованы вследствие опасения республиканской власти того, что распределение земель может вызвать обострение межэтнических отношений. Поэтому хозяйства района функционируют бесконтрольно и это выгодно для развития теневых отношений, контролируемых карачаевской стороной. Земля в аренду здесь все равно сдается, но налоги за это не платятся в казну района. И этот недогляд легко объясним: он прикрывается ведущими районными чиновниками, заинтересованными в поддержке такой аренды. Арендаторами выступают достаточно состоятельные карачаевцы.
  В Зеленчуке всем известно фермерское предприятие, созданное Дадаевым, ранее входившим в районную номенклатуру и поэтому сумевшим переоформить на себя часть сельхозтехники, дорогостоящих удобрений и химикатов. Его ферма функционирует уже более трех лет, но официальный договор об аренде (на 49 лет) был составлен только в 2000 году. И это - не единственный арендатор колхозных земель. Правда, среди "теневых" арендаторов нет русских. Почему? - Им нечем платить за аренду.
  В современных условиях сельскохозяйственной деятельности наиболее прибыльным в Зеленчукском районе является животноводство, которое также, как и овощеводство, является традиционной деятельностью русского населения. Т.е. русские здесь должны быть успешными, но этого не происходит. Очень часто это объясняют леностью русских, их неумением пасти скот. Реально дело обстоит несколько иначе. Скотоводство здесь связано с отгонной формой, с выпасом скота продолжительное время на альпийских лугах. Люди, работавшие в этой отрасли, рассказывают о том, что они получали в разной форме угрозы, направленные на выдавливание русских чабанов. Иногда эти угрозы сопровождались пропажей 1-3 коров, убытки по которым практически невозможно восстановить рядовому чабану.
  Смена чабанского состава по этническому признаку - дело 80-х годов, но сегодня оно оказалось крайне актуальным. В настоящее время колхозы утратили поголовье скота (например, бывший колхоз им.Ленина имел 10 0 00 голов крупного рогатого скота на 1991 г. сегодня их насчитывается 98), но инфраструктура скотоводства (коровники, кошары, загоны) осталась. Осталась и часть чабанского состава для "присмотра" за этими строениями. В реальной действительности ими здесь содержатся значительное поголовье частного скота, с использованием готовой инфраструктуры. В этом не было бы ничего криминального, если бы было законодательство, регулирующее аренду пастбищ, и строений; а также платились бы налоги за каждую голову крупного рогатого скота, что требует российское законодательство. В Зеленчукском районе КЧР этого не происходит. Поэтому на отгонных пастбищах под прикрытием незначительного общественного стада пастухи выпасают многочисленные частные стада, но организовать инспекционные проверки и учет такого скота оказывается невозможным: руководство района заинтересовано в таком сокрытии.
  Русское население республики (и региона в целом) осознает свой резко снизившийся социальный статус и усматривает причины этого процесса отнюдь не в своей экономической пассивности, а в отказе центральной власти проводить в этом регионе политику, направленную на укрепление единого политико-правового пространства.
  Эта гипотеза была положена в основу инструментария для массового социологического опроса русского населения региона. Опрос проводился летом 2000 г. в Ставропольском крае (г.Георгиевск и прилегающие села), в Зимовниках (Ростовская область) и в Зеленчукском районе КЧР (ст.Зеленчукская, ст.Карданикская, ст.Исправная). Всего было опрошено 757 человек.
  Опрос показал четкое увязывание населением исторического пребывания на Северном Кавказе русских с решением государственных, а не чисто экономических (природные ресурсы, рынок сбыта) задач. По мнению трети опрошенных (29,4%) Россия пришла в этот регион для расширения своих южных территорий, еще столько же отметили геополитическую причину присоединения этого региона - укрепление позиций России в этом регионе в противовес Турции и Ирану. Такое историческое видение роли русских проецируется на оценку сегодняшнего состояния. Русское население, проживающее на Северном Кавказе, рассматривает ценность этого региона для страны, прежде всего, исходя из геополитических позиций. На вопрос о причине необходимости сохранения Северного Кавказа в составе России с точки зрения центра 53,4% респондента отметили необходимость поддерживать экономические связи с ближневосточными странами; 42,1% респондентов выделили геополитические цели (политика на Ближнем Востоке); 32,0% - необходимость блокировать распространения ислама. Позиции, касающиеся внутриполитических проблем, не нашли широкой поддержки у респондентов. По республиканским подмассивам опрошенных выделенные позиции еще более дифференцированы (табл.1). Следует отметить, что государственнические настроения усиливаются по мере территориального отдаления населения от "горячих точек" Кавказа: в Ростовской области они более выражены, чем в Карачаево-Черкесии. И это уже свидетельствует о разочарованности русского населения собственно северокавказских республик содержанием кавказской политики центра.
 
 
 
 
 
 
 
 
  Таблица 1
  Распределение ответов на вопрос: " Почему, соглашаясь с потерей ряда территорий,
  Россия стремится сохранить Северный Кавказ?"
 № Текст ответа Карачаево-Черкесия Ставропольский край Ростовская область РКО % от ОКА РКО % от ОКА РКО % от ОКА 1 СК - необходимый регион для стратегической
 Политики на Ближнем Востоке 58 34.73 77 37.75 182 48.15 2 Необходимость блокировать
 проникновение религиозного экстремизма 51 30.54 61 29.90 128 33.86 3 СК - часть инфраструктуры России, связывающая ее с внешним миром 71 42.51 102 50.00 228 60.32 4 Наличие индустриального потенциала, созданного здесь в советский период 24 14.37 48 23.53 57 15.08 5 Невозможность сейчас решить вопрос реэмиграции русских из СК 12 7.19 26 12.75 30 7.94 6 Утрата СК вызовет распад России 48 28.74 56 27.45 94 24.87 7 Стремление российских политиков взять реванш за неудачи прошлых лет 12 7.19 15 7.35 34 8.99 8 Затрудняюсь ответить 16 9.58 4 1.96 10 2.65 Реальное количество ответов (РКО) 292 174.85 389 190.69 763 201.85
  Государственнические установки и ожидания русского населения вызвали его неудовлетворительную оценку деятельности федерального центра в регионе. Она наиболее рельефно видна при попытке респондентов соотнести политику центра на Северном Кавказе в имперский период, в советский период и в новейшее время (Табл.2-4).
 
 
 
 
 
 
  Таблица 2
 Распределения ответов на вопрос: " Оцените по 7-балльной шкале эффективность кавказской политики Российской империи в следующих сферах":
 № Текст ответа Карачаево-Черкесия Ставропольский край Ростовская область РКО % от ОКА Сред.
 балл РКО %от ОКА Сред.
 балл РКО %от ОКА Сред.
 Балл 1 Экономическая интеграция 162 97.01 2.25 200 98.04 3.31 363 96.03 1.76 2 Создание единого политико-правового пространства 163 97.60 2.17 198 97.06 3.39 361 95.50 1.81 3 Создание единого культурного пространства 165 98.80 2.13 193 94.61 3.22 363 96.03 1.36 4 Развитие культур коренных народов 164 98.20 1.90 195 95.59 3.23 362 95.77 1.44 5 Военное присутствие 161 96.41 2.61 194 95.10 4.18 364 96.30 2.03 6 Управление межэтническими отношениями 160 95.81 2.07 190 93.14 3.15 363 96.03 1.34 Реальное количество ответов (РКО) 976 584.43 2.19 1171 573.53 3.41 2176 575.66 1.62
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Таблица 3.
 Распределения ответов на вопрос :
 "Оцените по 7-балльной шкале эффективность кавказской политики СССР в следующих сферах":
 № Текст ответа Карачаево-Черкесия Ставропольский край Ростовская область РКО % от ОКА Сред.
 балл РКО %от ОКА Сред.
 балл РКО %от ОКА Сред.
 Балл 1 Экономическая интеграция 167 100.00 5.63 197 96.57 5.65 366 96.83 4.37 2 Создание единого политико-правового пространства 167 100.00 5.38 199 97.55 5.78 364 96.30 4.28 3 Создание единого культурного пространства 166 99.40 5.46 198 97.06 5.77 365 96.56 4.31 4 Развитие культур коренных народов 166 99.40 4.90 197 96.57 5.16 364 96.30 4.09 5 Военное присутствие 165 98.80 5.10 195 95.59 5.41 360 95.24 3.58 6 Управление межэтническими отношениями 168 100.60 4.92 195 95.59 4.86 363 96.03 3.56 Реальное количество ответов (РКО) 999 598.20 5.23 1181 578.92 5.44 2182 577.25 4.03
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Таблица 4.
 Распределения ответов на вопрос : " Оцените по 7-балльной шкале эффективность кавказской политики Ельцина империи в следующих сферах":
 № Текст ответа Карачаево-Черкесия Ставропольский край Ростовская область РКО % от ОКА Сред.
 Балл РКО %от ОКА Сред.
 балл РКО %от ОКА Сред.
 Балл 1 Экономическая интеграция 168 100.60 1.68 196 96.08 1.88 365 96.56 1.53 2 Создание единого политико-правового пространства 167 100.00 1.59 198 97.06 2.08 361 95.50 1.64 3 Создание единого культурного пространства 166 99.40 1.63 198 97.06 2.44 360 95.21 1.60 4 Развитие культур коренных народов 165 98.80 2.08 196 96.08 2.61 362 95.77 1.46 5 Военное присутствие 164 98.20 1.78 196 96.08 3.65 363 96.03 2.49 6 Управление межэтническими отношениями 165 98.80 1.58 194 95.10 2.28 361 95.50 1.45 Реальное количество ответов (РКО) 995 595.81 1.72 1178 577.45 2.49 2172 574.60 1.69
  Приведенные позиции показывают, что русское население региона достаточно позитивно оценивает принципы управления и эффективность региональной политики именно советского периода. При этом заметим, наивысших оценок по всем подмассивам опрошенных удостаивались первые три позиции, фиксирующие усилия власти по централизации региона и его интеграции в экономико-политическое и культурное пространство страны. И именно эти позиции оказываются, по мнению русского населения региона, наиболее уязвимыми в региональной политике центра постперестроечного периода.
  Сопоставление данных таблиц 2-4 показывает также основные оценку населением главных направлений региональной политики по указанным историческим периода: если для имперского периода акцент делался на военном присутствии и покорении Кавказа (наиболее уязвимой была политика развития культуры коренного населения), для советского периода была характерна сбалансированная политика интересов интеграции региона на основе развития экономики и политических институтов, хотя в меньшей степени она была направлена на решение местных задач - развитие культуры народов и оптимизации управления межэтническими отношениями; для постперестроечного периода на первый план выходит противоречивое единство двух направлений - военное присутствие (хотя и оно недостаточно эффективно) и развитие культур народов региона. Подчеркнем это специально: уже на уровне массового сознания (не являющегося логичным, аргументированным и профессиональным) фиксируется одновременное присутствие двух плохо совместимых направлений политики: с одной стороны - упор на силовые меры центра, с другой - способствование культурному (т.е. духовному, идеологическому) развитию народов49.
  В этом плане можно заметить также, что впервые за период вхождения региона в состав России центральное руководство выработало правовые нормы развития культуры народов региона. Однако меры в этом направлении предпринимались и в советский период, но тогда они были подчинены целям развития большой страны, т.е. целому.
  Например, не было законов о языках коренных народов или о национальном образовании, но и языки сохраняли свое функционирование и в преподавании в школах вводились в качестве предметов языки коренных народов. Однако было известна и прикладная функция всех этих введений: через коренные языки обучались русскому и происходило приобщение поколения к общегражданским (общероссийским) нормам жизни и знаниевая подготовка к профессиональной деятельности в современных профессиях.
  Сегодня приоритеты изменились: центр декларирует самоценность развития культур народов региона, не обеспечивая (и не контролируя) при этом интеграционных процессов в экономике и политике. Такая переориентация привела и к переносу опоры проведения политики центра с русского населения, которое всегда являлось проводником и главным исполнителем стратегий центрального руководства, на титульные народы и их официальных лидеров. Официальное руководство республик замкнулось на национальные движения, интегрировало их лидеров в свои ряды (как это было сделано в Адыгее, Кабардино-Балкарии, Дагестане, Северной Осетии-Алании), выстроив, тем самым, свою республиканскую властную вертикаль. Таким образом, русское население республик региона оказалось и вне политических стратегий центра, и вне политических стратегий республиканской власти. Эта диспозиция объясняет ситуацию духовного вакуума для русского населения здесь, что приводит логично к исходу этого сегмента населения даже в тех случаях, когда не фиксируется вспышек бытового национализма. Поэтому причины резкого ухудшения социальных позиций русского населения в северокавказском регионе население усматривает комплексно, отводя большую роль при этом суверенизации республик.
  Заметим, что русское население, проживающее в республике (КЧР) отводит первое место именно процессу суверенизации. Эта позиция существенна, поскольку из более отдаленных регионов (например, в Ростовской области) причины ухудшения положения видятся иначе. В этом качестве помимо системного кризиса, на доминирующие позиции в массовом сознании выходит силовая политика центра, отразившаяся на положении русских, или активизация ислама, которая может вызвать негативизм к русскому не мусульманскому населению. Русские же в республиках этим позициям отводят не столь значимое место, усматривая главную причину в суверенизации республик (табл.5).
 
 
 
 

<< Пред.           стр. 2 (из 5)           След. >>

Список литературы по разделу