ШEРШEНEВИЧ Г Ф УЧEБНИК РУССКОГО ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА Т 2 (КЛАССИКА РОССИЙСКОЙ ЦИВИЛИСТИКИ ) М СТАТУТ 2005 462 С 3

Необходимость письменной формы как единственного доказательства и устранение свидетелей представляется особенно суровыми в отношении такого договора, как поклажа, который нередко основывается на началах дружбы и близкого знакомства. Эта суровость со стороны законодателя объясняется опасением, чтобы под видом поклажи не скрывался заем. Возможность подобной симуляции в свою очередь обусловливается различными причинами. В прежнее время не последнюю роль играл общественный предрассудок, не допускавший дворянина до унизительного займа у разночинца или крестьянина. Иногда здесь замешано мелочное желание избежать платежа налога, так как поклажа совершается на простой бумаге, а заем на вексельной бумаге. Наконец, к притворности побуждает и прямое преимущество прав покладчика сравнительно с правами займодавца: по заемному письму или векселю кредитор удовлетворяется по соразмерности с другими, а вещи, отданные на сохранение, оставаясь собственностью покладчика, не входят в конкурсную массу (ст. 2119). Ввиду последнего обстоятельства наш закон, хотя и дозволяет отдавать деньги в поклажу, но для предупреждения скрытого займа стремится установить незаменимость их точным обозначением в документе рода монеты, годы ее чеканки, номеров государственных кредитных билетов и иных денежных бумаг (ст. 2111).
III. Обязанности приемщика. Обязанности принявшего вещь по договору поклажи сводятся главным образом к двум - хранению и возвращению.
1. Обязанность сохранять вещь предполагает принятие по отношению к ней всех мер, необходимых для предотвращения возможности гибели ее или повреждения. Отсюда вытекает необходимость для приемщика прилагать известную заботливость к вверенной вещи. Степень внимания, требуемая законом от приемщика, определяется тем старанием, какое он прилагает к собственному своему имуществу (ст. 2105), хотя бы она была ниже меры, прилагаемой каждым благоразумным хозяином. Такая степень внимания может быть признана достаточною в обыкновенном, предполагаемом со стороны закона случае безвозмездной поклажи. Если же приемщик принимает вещи на сохранение за вознаграждение, то он уже не вправе оправдываться тем соображением, что он также небрежен и в собственных делах. От него можно требовать внимания к принятой вещи, какого он сам вправе был бы ожидать от всякого другого, какое общепринято в подобного рода делах. Само собою разумеется, что приемщик не отвечает за гибель или повреждение, происшедшие случайно, от чрезвычайного события. Закон идет далее и признает, что каждому собственные вещи дороже чужих, а потому слагает с приемщика ответственность даже в том случае, когда он мог спасти вверенные ему вещи, но не иначе как со значительною притом потерею из собственного своего имущества (ст. 2105). Из той же обязанности хранения вытекает недопустимость пользования отдаваемыми на сохранение вещами (ст. 2107). Но нарушение этой обязанности не влечет за собою никаких последствий, если покладчик не в состоянии доказать, что при этом пострадали его интересы, например, в случае, когда приемщик читал отданные ему на сохранение книги. Так как приемщик обязан только хранить вверенную ему вещь, то для него должно быть безразлично содержание отданного ему под замок или печатью сундука или пакета (ст. 2107). В случае вскрытия оболочки на приемщика переходит тяжелая обязанность объяснить отсутствие тех вещей, существование которых утверждает покладчик.
2. С принятием вещи на хранение соединяется обязанность возвратить ее. Возвращена должна быть непременно та же самая вещь, а не подобные только. Она должна быть выдана в таком состоянии, в каком она находится в момент предъявленного требования, предполагая, что она не потерпела ухудшений со времени отдачи по вине приемщика (03, 65). Если вещь повредилась вследствие естественных свойств или от случайных причин, то убыток падает на покладчика. Если же повреждение произошло от невнимания приемщика, то он не освобождается от ответственности, например, когда моль съела отданную скорняку шубу. С другой стороны, вместе с вещью должны быть выданы все приращения, плоды, создавшиеся после отдачи на сохранение. Если наследник принявшего чью-либо вещь на сохранение по неведению о том продаст или употребит ее на свои надобности, то он обязан возвратить полученные им за вещь деньги или заплатить за употребленные им для собственной пользы чужие вещи по оценке (ст. 2109). В приведенной статье закон не исключает иска о праве собственности, а предусматривает тот случай, когда покладчик предпочтет обратиться к приемщику с иском о вознаграждении. [По проекту кн. V в случае отдачи на сохранение денег, процентных либо иных ценных бумаг или других заменимых вещей с оговоркой, что возвращению подлежит такое же количество таких же вещей, а равно если на сохранение отданы деньги не в запечатанном хранилище с означением лишь их суммы, применяются правила о займе, но время и место возвращения поклажи определяются и в этих случаях правилами о поклаже (ст. 412)].
Вещь должна быть возвращена тому именно лицу, которое отдало ее приемщику на сохранение, или тому, от имени которого она была отдана, или же лицу, уполномоченному по договору получить вещь (ст. 2108). Приемщик не обязан и не вправе требовать доказательств, удостоверяющих право собственности на вещь. однако когда приемщик узнает сам или будет уведомлен, что вещь, им принятая, украдена или иным противозаконным способом добыта, то он должен воздержаться от отдачи вещи и обязан сообщить ближайшей власти (проект кн. V, ст. 401).
Возвращение должно последовать по первому требованию покладчика, хотя бы в договоре установлен был срок, потому что он назначен исключительно в интересе покладчика. Невозвративший поклажи по первому требованию обязан сверх возвращения самой вещи, отданной ему на сохранение, заплатить за все понесенные истцом вследствие задержания вещей убытки, в том числе и узаконенные 6% с находившихся у него на сохранении денег (ст. 2115). Кроме того, последствием отказа возвратить является ответственность приемщика даже за случайные повреждения и гибель, если они наступили после этого момента (ст. 2105). Так, например, были отданы на сохранение мешки с солью и по требованию покладчика не были своевременно возвращены; случившееся после того наводнение испортило соль: этот случай не слагает ответственности с приемщика (90, 71).
IV. Обязанности покладчика. 1) Если договор односторонний, т.е. безвозмездный, то на покладчике лежит обязанность возместить ущерб, причиненный приемщику хранением чужих вещей, например, расходы по перевозке при перемене помещения, издержки на содержание животных и т.п. 2) Если договор двусторонний, т.е. условлено было вознаграждение, то покладчик обязан уплатить его приемщику. Однако последний не вправе задерживать вещи под предлогом неплатежа ему условленного вознаграждения, потому что требование возвращения основывается не только на обязательственном праве, но, может быть, и на вещном праве покладчика. Подобное задержание влечет за собою все последствия, соединенные с отказом возвращения.
V. Влияние смерти контрагентов на договор поклажи. Договор поклажи как чисто имущественный, мало связанный с личностью обоих контрагентов переходит во всем своем составе на наследников. Отношение между наследником и другим контрагентом должно бы оставаться таким же, каким оно было у него с наследодателем. Однако наш закон вводит особого рода льготы для наследников. Так как право собственности на вещь, отданную на сохранение приемщику, остается за покладчиком и приемщик не владеет, а только держит чужую вещь, то право требовать возвращения не подлежит действию давности (ст. 2113). Но для наследников закон наш устанавливает особые положения, устраняющие действие этого правила, и создает ничем не оправдываемое исключение.
1. В случае смерти приемщика наследники обязаны, до (?) вступления их в права по имению, им оставленному, сделать в течение шестимесячного срока со дня открытия наследства вызов тех, которые имеют у себя сохранные расписки от умершего. Вызываемые для предъявления сохранных расписок обязаны в течение шести месяцев со дня последнего пропечатания вызовов в публичных ведомостях предъявить их, без чего они лишаются права взыскания по ним: в случае же благовременного предъявления своих расписок лица эти пользуются впоследствии правом иска во все продолжение 10-летней давности. Таким образом, наследники приемщика обязываются возвратить поклажу только тогда, если а) покладчик своевременно отозвался на вызов и предъявил расписку, а также b) если наследники упустили сделать вызов (ст. 2113, п. 2 и 3). Так как подобных публикаций никто не читает, то наследники намеренно могут воспользоваться предоставленным средством и присвоить себе на законном основании чужие вещи. Вещь отдается на сохранение обыкновенно ввиду предполагаемого продолжительного отсутствия, и потому установленный законом срок является до невозможности кратким. Представим себе, что кто-нибудь уехал на год за границу, оставив свои драгоценности у лучшего друга; вскоре после отъезда неожиданная смерть приемщика дает его наследнику право сделать немедленный вызов, который, конечно, не достигнет покладчика; по возвращении через год последний окажется лишенным всех своих вещей, которые он вверил своему другу и которыми на его же глазах будет пользоваться наследник. Подобное положение нельзя не признать и несправедливым, и несоответствующим правовому порядку.
2. В случае смерти покладчика наследники его обязаны, также в течении шести месяцев со дня открытия наследства, вызвать через публичные ведомости лицо, принявшее вещь на хранение (ст. 2113, п. 4). Наследники, не учинившие подобного вызова в течение этого срока, лишаются права требовать возвращения вещи. Если же они своевременно сделали публикацию, то право их прекращается только 10-летней давностью, которая в сущности здесь не должна бы иметь применения, потому что нет лица, приобретающего вещь по давностному владению. Так как указанный порядок вызова имеет своей целью сократить ответственность приемщика, то наследники покладчика не могут объяснять упущения вызова даже неизвестностью им лица приемщика.
VI. Влияние несостоятельности на договор поклажи. Вещь, отданная на сохранение, продолжает оставаться собственностью покладчика. Отсюда следует, что в случае несостоятельности приемщика находящиеся у него на сохранении вещи не поступают в конкурсную массу и могут быть вытребованы покладчиком (ст. 2119). В случае несостоятельности покладчика отданные им на сохранение вещи входят в состав конкурсной массы. Закон не только дает право конкурсному управлению вытребовать вещи от приемщика, но еще возлагает на последнего обязанность самому заявить о находящихся у него вещах в установленные публикациею сроки для предъявления претензий. Если приемщик пропустит этот срок не по небрежности, а по каким-либо непреодолимым препятствиям, но все же успеет заявить о том во время продолжающегося конкурса, то от него принимаются вещи без дальнейших последствий (ст. 2123). Если же приемщик не заявил о находящихся у него на сохранении вещах в течение всего конкурсного производства, то сверх отобрания от него вещей он подвергается штрафу в размере 20% с цены вещей или суммы денег, бывших у него на сохранении. В стремлении оградить интересы кредиторов закон доходит до явной несправедливости к приемщику, ничего не знавшему о несостоятельности своего покладчика.
VII. Особые виды поклажи. Кроме указанных общих постановлений о договоре поклажи, существуют специальные правила, необходимость которых объясняется особенностью сделок.
1. Необходимая поклажа, или, как ее называли римляне, несчастная (depositum miserabile), вызывается чрезвычайными обстоятельствами, пожаром, наводнением, кораблекрушением и тому подобными случаями, когда не может быть и речи о выборе контрагента, а вещи отдаются первому попавшемуся навстречу. Конечно, договор существует и здесь, но особенность положения требует и особых правил. Прежде всего можно было бы ожидать, что отсутствие дееспособности у приемщика не будет иметь влияния на отношение. Но закон наш не делает в этом случае отступления от общих правил. Исключение, допускаемое нашим законом, состоит в форме договора, которая не требует письма, так что договор может быть доказываем свидетелями (ст. 2112, п. 1).
2. Западные законодательства считают особым видом поклажу в гостиницах. Предполагается, что содержатели последних обязываются особым вниманием к вещам останавливающихся у них путешественников. Содержатели гостиниц отвечают перед занявшими у них помещение за похищение, повреждение и уничтожение вещей, внесенных в гостиницу этими лицами, если не докажут, что вред произошел по вине самого хозяина вещи или бывших у него посетителей, от свойств вещи или от непреодолимой силы (герм. гражд. улож., § 701, швейц. обяз. закон, § 487, франц. гражд. код., § 1954). Наше законодательство не знает этого вида поклажи, так что содержатель гостиницы по русскому праву отвечает за внесенные в нее вещи на общих началах об ответственности за причиненный другому вред (ст. 684). Правда, в особой статье закон постановляет, что лица, останавливающиеся в трактирных заведениях, могут по обоюдному соглашению с хозяином отдавать ему на сохранение денежные суммы или вещи свои с распиской, запечатанными или незапечатанными, по счету денег и по оценке вещей. В первом случае содержатель ответствует лишь за целость пакетов и печатей, а в последнем - за количество суммы и за целость вещей (ст. 2124). Но едва ли можно сделать обобщение и подвести гостиницы под трактирные заведения, а с другой - и ответственность, установленная для последних, не представляет ничего особенного, сколько-нибудь напоминающего ответственность, какая установлена на Западе для гостиниц. [Проект кн. V вводит ответственность помимо договора содержателей гостиниц за убытки от потери, похищения, уничтожения или повреждения вещей приезжего с ограничениями, аналогичными вышеприведенным в западноевропейском праве (ст. 413-420). Правила ответственности распространяются на поклажу в заведениях, подобных гостиницам: ресторанах, кофейнях, кондитерских и питейных заведениях, а также в купальнях, банях и иных подобных заведениях. В отношении денег, процентных либо иных ценных бумаг и драгоценных вещей приезжего содержатель гостиницы отвечает по закону лишь в сумме до 300 руб. (ст. 415)].
3. Под именем секвестра понимается поклажа, совершаемая частными лицами или судебной властью ввиду опасения, чтобы одна из сторон не присвоила и не продала вещь, составляющую предмет спора. Отсюда видно, что секвестр может быть: а) договорный (ст. 1394) или b) судебный (уст. гр. суд., ст. 1009-1020). Договорный секвестр представляет собой соглашение тяжущихся между собой, в силу которого они отдают спорную вещь третьему лицу, обязывающемуся выдать ее тому, кому присудит суд. Следовательно, третье лицо обязывается к хранению вещи и к возвращению ее в зависимости от судебного решения. Оно вправе выдать ее только тому лицу, чье право будет признано судом, и выдача вещи кому-нибудь другому обязывает его возместить весь вред, причиненный тому, за кем признано право. Если секвестр установлен соглашением, то в силу нового взаимного соглашения тяжущиеся могут взять вещь обратно. Принявший вещь на хранение может и обязан возвратить вещь до судебного решения, если обе стороны совместно заявляют требование. Последнее положение не относится, конечно, к судебному секвестру.
4. Некоторые особенности представляет поклажа в товарных складах, когда отдаваемые вещи подлежат обезличению, т.е. смешению с другими однородными (уст. торг., ст. 812-819). Договор совершается в форме складочного свидетельства, хотя по закону 17 июня 1910 г. принятие товара на хранение в складочное помещение может быть удостоверено и квитанцией (уст. торг. по Прод. 1910 г., ст. 767, прим. прил. ст. 1). Главная особенность этого вида поклажи состоит в том, что товарный склад обязывается возвратить не ту же самую вещь, а только однородную, такого же качества и в том же количестве, не тот самый товар, который был принят им на хранение, а товар того же сорта (ст. 816). Этот случай напоминает несколько depositum irregulare, с тем только различием, что прием заменимых вещей не обнаруживает займа, потому что покладчик не кредитор товарного склада. Ему принадлежит не обязательственное право, а право собственности. Дело в том, что между вещами, отдаваемыми со стороны нескольких лиц товарному складу, образуется смешение, которое служит новым основанием права собственности для них.
§ 56. Товарищество
Литература: Победоносцев, Курс гражданского права, т. III, стр. 512-565; Квачевский, О товариществах вообще и акционерных обществах в особенности (Жур. гр. и уг. пр., 1880, N 4, 5 и 6); Гордон, Наши общественные собрания (клубы) с точки зрения юридической (Жур. гр. и уг. пр., 1883, N 1).
I. Понятие о товариществе. Под именем товарищества понимается договор, в силу которого несколько лиц взаимно обязываются участвовать своими личными или имущественными средствами в совместном ведении дела, направленного к извлечению прибыли. Ближайшее рассмотрение данного определения приводит к обнаружению следующих признаков.
а. Товарищество представляет собой соединение лиц. Как и всякий договор, оно предполагает, конечно, не менее двух лиц, но затем число членов может постепенно возрастать и достигать громадной цифры, как, например, в акционерных товариществах. Эти многочисленные члены не разделяются на две стороны, активную и пассивную, но все находятся в одинаковом юридическом положении. Каждый имеет право ко всем прочим и несет обязанности, является одновременно активным и пассивным субъектом. Это соединение образует нового субъекта - юридическое лицо. Вопрос этот представляется несколько спорным в науке и многие склонны отрицать юридическую личность за каждым товариществом. Французское право, которое долгое время признавало юридическую личность только за торговыми товариществами и отрицало ее за гражданскими соединениями, в настоящее время считает юридическими лицами те и другие безразлично. И действительно, нет никаких оснований признавать за одними видами товариществ юридическую личность и отрицать ее за другими. Германское право под римским влиянием упорно отказывалось видеть в товариществе, не только гражданском, но даже торговом, юридическое лицо и в уложении 1896 г. нашло выход едва ли удачный, признав, что в товариществе образуется обособленное имущество, принадлежащее товарищам zur gesamten Hand. Наша практика не пошла по этому пути. Юридическая обособленность, личная и имущественная, между товариществом и членами его выступает слишком резко, чтобы можно было сомневаться, что товарищество есть юридическое лицо (07, 61; 08, 49; 09, 100).
b. Имущественная обособленность достигается соединением материальных средств, принадлежащих отдельным членам. Это имущество создается посредством взносов со стороны каждого члена, уплачиваемых или сразу при возникновении соединения, или с рассрочкою, или периодически. Эти взносы могут состоять не только в денежных суммах, но и в других вещах, необходимых или полезных при достижении поставленной цели. В последнем случае вещи могут быть переданы товариществу или на праве собственности, или на праве пользования. Определение характера передачи имеет важное значение по вопросу: 1) кто несет риск гибели или повреждения вещи, 2) должна ли быть возвращена вещь в натуре или в ценности товарищу при выходе его или при прекращении товарищества? Если договор не предусматривает этого вопроса, то дело решает природа передаваемых вещей: относительно заменимых и потребляемых вещей предположение идет в пользу права собственности товарищества, относительно незаменимых и непотребляемых предположение находится на стороне пользования.
с. Составленное из многих лиц, вносящих в общее дело все или часть своего имущества, товарищество предполагает участие каждого в выгодах и убытках. Недопустимо такое соединение, в котором некоторые из членов несли бы только убытки или пользовались только выгодами. Поэтому рабочие, приказчики, доверенные, получающие долю в прибыли с предприятия, не составляют товарищества с хозяином, так как не несут на себе убытков, имущество их свободно от ответственности.
d. Соединение личных и материальных сил имеет в виду достижение известной цели - извлечение прибыли. По этому признаку товарищество ограничивается от общества и союза, которые учреждаются по правилам 4 марта 1906 г. Понятие об обществе строится на чисто отрицательном признаке - соединение, которое не имеет "задачею получение для себя прибыли от ведения какого-либо предприятия". Это не значит, что общество должно быть чуждо материальных интересов. Общество может нуждаться в материальных средствах для достижения своих нематериальных целей, например сценическое общество или музыкальный кружок. Но для общества доходы - это средство, а для товарищества - это цель. Цель объединяет товарищество и потому недопустимо стремление одновременное к разным целям, недопустим переход от одной задачи к другой, потому что это означало бы распадение одного и возникновение другого товарищества.
Из признания товарищества юридическим лицом и обособленности его имущества вытекают следующие выводы, весьма важные в практическом отношении. 1) В товариществе нет общей собственности, потому что она предполагает одно имущество и несколько субъектов; тогда как здесь одно имущество и один субъект (07, 61). 2) Как имущество особого субъекта, имущество товарищества подлежит преимущественному удовлетворению его кредиторов с устранением кредиторов отдельных товарищей, которые имеют право лишь на остатки. 3) Как самостоятельный субъект, товарищество заключает сделки от своего собственного имени и даже может вступать в договоры с самими товарищами. 4) Раздельность имуществ товарищества и его членов не допускает компенсации, так что должник товарищества не вправе зачитывать свой долг с требованием, которое он имеет по отношению к одному из членов.
II. Виды товариществ. Соединения договорные различаются по цели своей и по содержанию.
1. По свойству сделок товарищеские соединения различаются как торговые и гражданские. Те и другие имеют своею целью извлечение прибыли, но торговое товарищество осуществляет эту задачу посредством торговых сделок, а гражданское - при помощи сделок, лишенных торгового характера. Торговыми товариществами производятся торговые сделки в виде промысла. Постановления о торговых товариществах помещены в нашем законодательстве отдельно (т. XI ч. 2, уст. торг., ст. 63-104) от постановлений о гражданских товариществах (ст. 2126-2198). Но так как те и другие основываются на одном и том же источнике, манифесте 1807 г., то между ними существует различие только в форме возникновения. [Закон 1 июня 1902 г. дополнил гражданские законы отделом о трудовых артелях (ст. 21981-27). Проект кн. V вводит впервые товарищества с переменным составом (личным и имущественным) - ст. 943-981, куда относятся общества взаимного кредита, ссудо-сберегательные, потребительные, сельскохозяйственные, производительные и тому подобные товарищества. В настоящее время эти товарищества существуют на основании нормальных уставов и Положения об учреждении мелкого кредита (т. XI ч. 2, Уст. кр., ст. 86-115)].
2. По объему ответственности, лежащей на каждом члене, товарищества представляют несколько видов. а) Полное товарищество является соединением лиц, отвечающих за сделки товарищества всем своим имуществом. Следовательно, отдельные товарищи отвечают субсидиарно как поручители за долги товарищества (ст. 2134). b) Товарищество на вере представляет соединение лиц, отвечающих всем своим имуществом, и лиц с ответственностью, ограниченною определенным вкладом. Первые называются товарищами, вторые - вкладчиками (ст. 2130 и 2135). с) Акционерное товарищество состоит исключительно из лиц, имущественная ответственность которых ограничивается определенным вкладом, выраженным в форме акции (ст. 2131). Следовательно, за долги такого товарищества отвечает только его имущество, составленное из взносов. Точно так же многочисленные соединения, называемые обществами, хотя и не принадлежат по названию к акционерным, но по существу приближаются к ним по ограниченной ответственности. Так, например, по долгам клуба отвечает только его имущество, составленное из членских взносов, карточного и бильярдного дохода, буфетной прибыли, но не имущества отдельных членов (03, 104).
III. Совершение договора. В нашем законодательстве не существует однообразной формы для возникновения вообще всех видов товариществ. Для торговых товариществ установлена обязательность письменной формы и еще регистрация (т. XI ч. 2, уст. торг., ст. 59). Для гражданских товариществ, возникающих в виде полного или на вере, письменная форма нигде не установлена, и тем более непонятно, почему наша практика так решительно настаивает на облечении всякого договора о товариществе, следовательно и гражданского, в письменную форму (07, 14). По крайней мере ст. 2132 т. X ч. 1, на которую ссылается Сенат, говорит только, что к договору товарищества как договору "прилагаются все общие правила о составлении, совершении, исполнении и прекращении договоров", но о необходимости письменной формы в ней нет и речи. Конечно, в действительной жизни договоры о товариществе всегда почти облекаются в письменную форму, домашнюю или нотариальную, но юридически при отсутствии ее суд не вправе отстранить свидетелей, приводимых в доказательство существующего отношения. Для акционерных товариществ установлена необходимость правительственного разрешения в каждом отдельном случае. В противоположность товариществам общества, не имеющие своею задачею получение для себя прибыли от ведения какого-либо предприятия, возникают в порядке административного разрешения. Подается письменное заявление губернатору или градоначальнику, и если в течение двух недель с этого времени не будет сделано сообщения об отказе, общество может открыть свои действия (т. XIV, уст. пред. прест. по Прод. 1906 г., ст. 1181, прил. I, ст. 17).
VI. Права и обязанности членов товарищества. Права и обязанности отдельных субъектов в договоре товарищества имеют имущественный или личный характер.
1. Каждый член товарищества обязывается к известному взносу, за исключением тех случаев, когда труд лица как ценность принимается за взнос, например, при выдаче учредительских акций. Размер взноса определяется договором и, конечно, нет необходимости, чтобы все вклады были одинаковы. Но при молчании договора по этому вопросу все члены должны внести равные вклады. Если по договору члены не обязались к периодическим взносам, то уменьшение имущества товарищества вследствие неблагоприятного исхода сделок не обязывает членов к восполнению его до прежней высоты. Невнесение своевременно периодического взноса дает право товариществу взыскивать с члена, если только по договору (уставу) невзнос не имеет своим последствием исключение члена из соединения. Уклонение от взноса, размер которого был определен и для которого допущены были рассрочки, ни в каком случае не освобождает члена от ответственности в размере всего вклада, и если не само товарищество, то кредиторы его вправе требовать внесения.
2. Каждый член товарищества, если противное не установлено договором, имеет право на распоряжение делами товарищества. Его личное участие может выразиться в совершении сделок с посторонними лицами от имени товарищества, в распоряжении внутренними делами, в подаче голоса на общем собрании, в выборе новых членов, в контроле над деятельностью выборных представителей правления. Лишение члена принадлежащего ему личного права создает основание домогаться судебным порядком признания его со стороны товарищества, если только осуществление права возможно при содействии судебной власти.
3. Имущественные права товарищей состоят в праве на прибыль, если соединение имело в виду достижение этой цели, в праве на пользование имуществом товарищества, в праве на имущество товарищества, оставшееся по прекращении последнего. а) Разделу между товарищами может подлежать только чистый доход, насколько он согласно договору (уставу) не имеет особого назначения. Раздел прибыли может совершаться только периодически, потому что таково поступление доходов. Доля участия каждого члена определяется обыкновенно договоров (уставом). В случае отсутствия соглашения по этому вопросу раздел прибыли должен производиться пропорционально взносу каждого, а не поровну. b) Каждый член товарищества имеет право личного пользования имуществом товарищества, предназначенным доставить удобства, выгоды или развлечения всем участникам, например, пользование библиотекою, музеем, садом для гуляния и т.п. с) Прекращение товарищества влечет за собою в некоторых случаях раздел оставшегося имущества, в некоторых же не имеет такого результата. В товарищеских соединениях, которые поставили себе целью преследование частных материальных выгод, имущество, оставшееся после прекращения товарищества, разделяется между наличными членами. Напротив, в обществах, которых задача заключается в какой-нибудь общеполезной цели, прекращение товарищества оставляет бессубъектное имущество, переходящее при молчании устава в ведение правительства, для употребления по назначению, наиболее отвечающему цели общества (т. XIV, уст. пред. прест. по Прод. 1906 г., ст. 1181, прил. ст. 29).
4. Права члена товарищества передаваемы или непередаваемы, смотря по характеру соединений и по природе прав. Передаваемость по наследству или частному преемству имущественных прав на прибыль не подлежит сомнению. Личные права члена товарищества, обусловленные личными его качествами, не переходят к наследникам или иным лицам. Таково же последствие и тех имущественных прав, которые имеют своим содержанием личное пользование имуществом товарищества, потому что оно также обусловливается личными качествами пользователя.
V. Прекращение товарищества. На существование товарищества влияют следующие причины: 1) Общее согласие членов товарищества может прекратить его так же, как оно и вызвало его возникновение. 2) Несостоятельность товарищества, т.е. потеря его особого имущества, делает невозможным достижение поставленной цели. Так как имущество товарищества имеет особого субъекта, то конкурс над имуществом товарищества не отражается на имуществе отдельных товарищей. Только в том случае, когда члены товарищества отвечают всем своим имуществом за дела товарищества, они могут быть принуждены к пополнению недостающего, но не могут быть объявлены несостоятельными вследствие одного только признания несостоятельности товарищества. 3) Смерть члена товарищества может прекратить его личные права, но не прекращает самого товарищества, если противное не установлено в договоре (contra реш. 90, 94).
§ 57. Обязательства, основанные на гражданском правонарушении
Литература: Шершеневич, Общая теория права, § 67-71; Кривцов, Общее учение об убытках, 1902; Таганцев, Лекции по русскому уголовному праву, изд. 1902, стр. 102-110; Пирвиц, Значение вины в гражданском праве. Случай в гражданском праве. Непреодолимая сила в гражданском праве (Жур. Мин. Юст. за 1895, январь, февраль, март); Покровский, Возмещение вреда и разложение его (Вестн. пр., 1899, N 9); Петражицкий, Возмещение нематериального вреда с точки зрения социальной политики (Право, 1900, N 11, 12, 15, 16); Беляцкин, Возмещение морального (неимущественного) интереса (Право, 1911, N 29, 31, 32); Горенберг, Принцип гражданской ответственности за вред и убытки (Юрид. Лет., 1892, кн. 8-9); Змирлов, Вознаграждение за вред, причиненный недозволенными деяниями (Жур. Мин. Юст., 1900, N 4 и 5, критика проекта); Петров, К вопросу об ответственности железнодорожных и пароходных предприятий (Вестн. пр., 1900, N 10); Берлин, Гражданский иск потерпевшего от наказуемого правонарушения, 1888; Гуссаковский, Вознаграждение за вред, причиненный недозволенными деяниями (Жур. Мин. Юст., 1912, N 8, 9); Яблочков, Влияние вины потерпевшего на размер возмещаемых убытков, т. I и II, 1910-1911; Литвинов-Фалинский, Новые законы о страховании рабочих, 1912; Покотилов, Закон 28 июня 1912 г., 1913.
I. Понятие о гражданском правонарушении. Под этим именем понимается недозволенное действие, нарушающее чужое субъективное право причинением имущественного вреда. Вследствие такого факта между лицом, причинившим вред, и лицом, потерпевшим вред, устанавливается отношение, в силу которого первый обязывается возместить понесенные вторым имущественные убытки (ст. 574).
а. Гражданское правонарушение есть прежде всего недозволенное действие, т.е. действие, запрещенное объективным правом. 1) Поэтому всякое действие, которое является только осуществлением права, которое не выходит из пределов, очерченных законом субъективному праву, не составляет правонарушения, как бы оно ни было вредно другим лицам (94, 63; 04, 16). Так, например, открытие торгового заведения рядом или против прежнего магазина способно совершенно подорвать торговлю последнего; но какой бы вред ни наносила такая конкуренция, она составляет только осуществление права. Железная дорога, поставив вдоль железнодорожного полотна щиты для ограждения пути, причиняет соседним землевладельцам вред от скопления снега на их землях вследствие устройства таковых щитов (10, 81). Сосед на своей меже воздвигает брандмауэр, которым закрывает окна соседней гостиницы и тем уничтожает ценность номеров, расположенных по этой стороне. 2) Точно так же нет гражданского правонарушения там, где причиняется другому вред, вынужденный необходимой обороной (ст. 684 и 696 прим.), например, когда человек убивает напавшую на него собаку. 3) Нет гражданского правонарушения за отсутствием незаконного состава в действии в том случае, когда вред причиняется при исполнении служебного долга, например, пожарные, заливая водой горящий дом, портят находящуюся в нем мебель.
b. Недостаточно действие, нарушающее нормы объективного права, - необходимо еще нарушение субъективного права. Без этого условия правонарушение может иметь какие-либо иные последствия, но не обязанность возмещения вреда. Необходимость этого момента с точки зрения нашего законодательства усматривается из того, что обязанность вознаграждения вреда выводится из принципа, в силу которого никто не может быть лишен без суда прав, ему принадлежащих (ст. 574). Таким образом, в тех случаях, когда недозволенное действие причиняет другим лицам имущественный вред, не нарушая их субъективного права, потерпевшие лица не имеют права требовать возмещения ущерба. Один из торговцев галантерейными вещами приобрел контрабандою большое количество кружев, которые продал по цене значительно ниже той, по которой могли бы продавать другие торговцы такие же заграничные кружева; по обнаружении контрабанды торговец привлекается к уголовной ответственности, но он не подлежит гражданской ответственности пред другими торговцами за тот вред, который он причинил им своею противозаконною торговлею. Вследствие незаконного уклонения от воинской повинности вместо одного лица было привлечено другое лицо и оттого расстроилось хозяйство, в котором оно было главным деятелем, но и в этом случае недозволенное действие не нарушает субъективного права, а потому и не создает обязательства возместить убытки. Уголовный закон признает присвоение не принадлежащего кому-либо имени, другой фамилии преступным деянием (улож. о нак., ст. 1416), но это положение имеет чисто публичный характер, а вовсе не задается целью охранить частные интересы лица, чьею фамилиею другой противозаконно пользуется; а потому для страдающего закрыт гражданский иск, несмотря на наличность преступления. Этот момент в гражданском правонарушении признается и нашею судебною практикою (78, 249). Так, Сенат признал необоснованным иск о вознаграждении за вред, причиненный соседом вследствие недостаточной высоты дымовых труб в банях ответчика, хотя последний в постройке своего здания нарушил обязательное постановление городского управления, - "право требовать от соседа поднятия высоты труб не предусмотрено т. X ч. 1 и данное обязательное постановление не может порождать гражданских прав". При подобном нарушении интересов остается обращаться с жалобой к надлежащей власти (10, 10). Так как гражданское правонарушение предполагает противоправное вторжение в сферу субъективного права, то гражданского правонарушения нет там, где вред причиняется с согласия субъекта права. Но при этом следует иметь в виду, может ли субъект права свободно распоряжаться своим правом. Если помещик разрешил крестьянину нарубить деревьев в его лесу для постройки избы, то он уже не вправе привлекать крестьянина к ответственности, но если помещик состоит под опекою за расточительность, то его согласие не освобождает крестьянина от ответственности за причиненный ущерб. Стоя именно на этой точке зрения, что при согласии потерпевшего нет правонарушения на стороне причинившего вред, Сенат и мог прийти к решению, что нельзя говорить об ответственности в случае возложения на дворника тяжелой работы, которая имела своим последствием потерю трудоспособности, если условия труда соответствовали условиям договора найма (09, 17).
с. Гражданское правонарушение предполагает, что незаконным действием, нарушившим не только объективное, но и субъективное право, причинен имущественный вред, денежно вознаградимый и потому подлежащий вознаграждению со стороны причинившего. Вред может выразиться в уничтожении вещи, в порче ее или в присвоении, а также в препятствовании поступлению тех ценностей, какие по обыкновенному ходу вещей должны были бы поступить. При определении причиненного вреда необходимо стать на точку зрения объективного интереса. С субъективной точки зрения ценность часов, доставшихся от любимого отца, или книги, подаренной уважаемым учителем, стоит несоизмеримо выше рыночной цены часов или книги, но возмещению может подлежать вред, какой испытывает каждый при потере предметов данного рода. Убийство главы семьи, состоявшего на службе, не дает права убийце возражать против предъявленного к нему требования обеспечения, что покойный игрой в карты не обеспечивал семью, а вовлекал ее в долги.
Вознаграждение за вред должно стоять в соответствии с испытанным вредом. Поэтому нравственный вред, не вознаградимый по объективному масштабу, не подлежит возмещению в порядке гражданского обязательства (95, 10 и 03, 83; ср., однако, 09, 46). Вознаграждение деньгами за неимущественный, т.е. не подлежащий денежной оценке, вред содержит внутреннее противоречие: если это нравственные страдания, например, душевные терзания мужа при виде измены жены, то они не вознаграждаются в деньгах, если же они покрываются полученными с любовника деньгами, то это не нравственный вред. Вознаграждение за нравственный вред имеет поэтому характер не возмещения, а наказания. Но такое наказание стоит в противоречии с основной идеей карательной системы, - наказание производится во имя общества, а не в удовлетворение чувства мести частного лица, при этом обогащающегося из наказания. Вознаграждение за нравственный вред, приучая граждан к мысли о денежной оценке нравственных страданий, имеет само безнравственное действие. [Проект кн. V предоставляет, однако, суду право назначить потерпевшему денежную сумму по справедливому усмотрению в случаях причинения обезображения или иного телесного повреждения, равно как в случае лишения свободы, хотя бы потерпевший не понес никаких убытков (нравственный вред - ст. 1201)].
Вознаграждение за вред должно стоять в соответствии с испытанным вредом и в тех случаях, когда дело идет об обеспечении материального существования семьи, подорванного незаконным действием. Представим себе столкновение автомобиля барона Нобеля с экипажем извозчика. Кто бы ни был виновник столкновения, но потерпевший вправе требовать от него вознаграждения за причиненный вред. Поэтому Нобель может искать с извозчика возмещения расходов по исправлению автомобиля и на лечение его, Нобеля, потерявшего при этом несчастном случае одну руку. Но Нобель не вправе требовать, чтобы извозчик обеспечил ему материальное существование, потому что источник его средств не обусловливается его физическою трудоспособностью. Напротив, извозчик может искать с Нобеля не только возмещения расходов, но и обеспечения материального существования вследствие утраченной трудоспособности, которая обусловливала источник его средств. Стоя на этой точке зрения, Сенат пришел к заключению, что "если у потерпевшего откроется какой-либо источник, из коего покрывается весь понесенный им по случаю смерти кормильца ущерб или же только какая-либо его часть, - право потерпевшего на вознаграждение должно быть определено судом в соразмерности с этим источником", и таким образом, когда семья умершего из таких источников (пенсия из казначейства) будет получать не менее того, что она имела при жизни своего кормильца, право на содержание в этом случае погашается, ибо нет уже имущественного ущерба (10, 17). [Статья 683 п. 4 новой редакции воспрещает зачет пенсии из собственных сбережений потерпевшего].
d. Действие представляет собою выражение воли, с точки зрения юридической - воли зрелой и сознательной. Поэтому в основании гражданского правонарушения лежит вина, все равно умышленная или неосторожная. Если лицо, причинившее вред, не желало бы такого последствия, не могло и не должно было предвидеть возможности его наступления, то нет вины с его стороны, а есть только один случай. Купец, торгующий стеклянною посудою, выставил ее в дверях своей лавки. С точки зрения юридической безразлично, будет ли побита эта посуда камнем, упавшим с крыши, или прохожим, поскользнувшимся на тротуаре. У подъезда спокойно стоит запряженная лошадь. Мимо проходит батальон и, поравнявшись с экипажем, ударяет в барабаны. Испуганная лошадь сразу бросается в сторону и наносит увечье стоявшему недалеко отцу семейства. Со стороны хозяина лошади не было допущено ни малейшей неосторожности, а потому он и не может считаться ответственным за происшедший вред. Банк, выдавший по подложной расписке принятые на сохранение ценные бумаги, может быть подвергнут ответственности лишь в том случае, если он по грубости подлога или по другим причинам должен был в момент выдачи бумаг знать о подлоге и заметить его.
Существует, однако, взгляд, отрицающий необходимость вины для установления обязанности возместить вред и выдвигающий на место принципа вины принцип причинения. С этой точки зрения для установления ответственности за вред признается достаточною наличность причинной связи между действием и происшедшим вредом (Матайя, Штейнбах, Салейль). Главное основание для этого взгляда заключается в оскорблении чувства справедливости в тех случаях, когда богатое лицо, причинившее вред бедному, освобождается от ответственности. Например, богатый господин поскользнулся около бедного яичника и разбил корзину яиц, составляющую все его достояние. Однако данный случай только одно из многочисленных последствий имущественного неравенства между людьми, притом далеко не самое выдающееся. Принятие же этого принципа причинения повело бы к большим сомнениям. Прежде всего нельзя сказать, что во всех указанных выше случаях вред причинен "действием", потому что действие есть выражение воли, а ее-то и нет в приведенных примерах. Затем необходимо отказаться также от признака "недозволенное" действие, потому что действие, в основе которого нет ни умысла, ни осторожности, не может быть недозволенным: нельзя же признать недозволенным падение человека на улице.
Несмотря на это новое направление заменить понятие о гражданском правонарушении понятием о неправомерном состоянии, все законодательства, как более старые (франц. гражд. код., § 1382 и 1383), так и новейшие (герм. гражд. улож., § 823 и швейц. обяз. закон, § 4), придерживаются принципа вины. Однако законодательства последнего времени вынуждены были сделать уступку новым тенденциям. так, германское право постановляет, что если вред причинен лицом, которое по закону не отвечает за причиненный им вред, все же причинивший обязан возместить вред, насколько вознаграждение представляется справедливым по обстоятельствам дела, в частности ввиду соотношения сторон (§ 829). Также и швейцарское право предлагает присуждать к возмещению вреда даже невменяемое лицо, если того требует справедливость (si l'equite l'exige, § 54). За отсутствием логики, конечно, можно ссылаться и на справедливость. Но не превращается ли здесь справедливость в произвольное усмотрение судьи? Нельзя ли с таким же основанием привлечь к ответственности вместо невиновного причинителя самого богатого человека в судебном округе?
На каком принципе построено русское законодательство? Установив в виде общего начала право требовать и обязанность доставлять вознаграждение за причиненный кому-либо вред (ст. 574), закон определяет отдельно ответственность за действия, составляющие преступление или проступок (ст. 644), и отдельно ответственность за действия, не признаваемые преступлением или проступком (ст. 684). Ответственность первого рода выражается следующим образом: "виновный в совершении какого-либо преступления или проступка, несмотря на то, с предумышлением или без оного учинено им сие преступление, обязан вознаградить за все непосредственно причиненные сим деянием его вред и убытки". Это положение дополняется еще указанием, что "не подлежат вознаграждению вред и убытки, происшедшие от деяния случайного, учиненного не только без намерения, но и без всякой со стороны учинившего оное неосторожности" (ст. 647). Ответственность второго рода определяется в следующих выражениях: "всякий обязан вознаградить за вред и убытки, причиненные кому-либо его деянием или упущением, хотя бы сие деяние или упущение и не составляло ни преступления, ни проступка, если только будет доказано, что он не был принужден к тому требованиями закона, или правительства, или необходимою личною обороною, или же стечением таких обстоятельств, которых он не мог предотвратить".
В нашей литературе обнаруживается разногласие в понимании смысла ст. 684. Одни полагают, что в ней выражен принцип причинения, а следовательно, ответственность за действия, даже не вменяемые в вину совершившему их, если он не в состоянии оправдаться одним из тех обстоятельств, какие указаны в статье. Доводами в пользу такого понимания служат: ?) буквальный смысл ст. 684; ?) отсутствие при ней оговорки о безответственности за случай, какая дана в ст. 647 по поводу преступных действий. Победоносцев формулирует точку зрения закона следующим образом: "В гражданском смысле, стало быть, нет деяний случайных. Действие, хотя и не намеренное в своих последствиях, хотя и нечаянное, не может быть признано вполне случайным, ибо случай бывает вовсе без воли, а действие, исходя от лица, всегда состоит в связи с волею, и потому, кто, совершив его, нанес хотя и нечаянно вред чужому имуществу, нарушил сферу чужого права, тот, и без вины, должен вознаградить хозяина". Это мнение разделяют Анненков и Гуляев. Противоположный взгляд, признающий, что ст. 684 построена на принципе вины, основывается на следующих соображениях: ?) мотивы закона, изданного 21 марта 1851 г., ясно показывают, что имелось в виду обосновать ответственность виною причинившего вред; ?) закон 21 марта 1851 г. составлен по образцу французского и потому совершенно невероятно, чтобы он не воспринял основной идеи французского законодательства, построенного на принципе вины; ?) нельзя допустить, чтобы законодатель устанавливал более строгую ответственность для деяний непреступных, чем для деяний преступных. Последнее соображение представляется самым сильным, и поэтому мы должны, признав, что между мыслью законодателя и ее выражением обнаруживается явное несоответствие, прибегнуть к ограничительному толкованию и содержание ст. 684 ограничить ст. 647, т.е. признать, что за случайный вред, причиненный другому, никто не отвечает. На этой точке зрения стоит и Сенат (74, 34; 84, 144; 06, 31). Но взгляд Сената едва ли можно признать вполне устойчивым. Утверждая, с одной стороны, что "нельзя ставить в вину такие действия или такое бездействие, которые явились следствием случайного, не зависящего от воли лица, события" (00, 62), Сенат в то время полагает, что "лицо, действовавшее вполне добросовестно и с сознанием, что действует в пределах своего права, может тем не менее подвергнуться ответственности за последствия своих действий, если окажется, что его представление о своем праве было ошибочно и, следовательно, основанные на таком представлении действия окажутся правонарушениями"; например, когда лицо, купившее с торгов имение и затем продавшее его другому, от которого оно было отнято судебным порядком по иску собственника, должно отвечать перед покупщиком не на основании неправомерного обогащения полученною ценою, а на основании причиненного правонарушением вреда (96, 49).
Однако в нашем законодательстве есть и несомненное отступление от принципа вины: когда малолетние или сумасшедшие причинят кому-либо вред и те, кто по закону обязаны иметь за ними надзор, докажут, что не имели никакой возможности предупредить совершившееся, то убытки взыскиваются с имущества малолетних или сумасшедших (ст. 686). Если морское судно, спасаясь от бури, вбежит в порт и прежде, нежели может быть остановлено, учинит свалку с другим судном, стоящим в порту, и тем причинит ему убыток, то судохозяин должен заплатить половину причиненного убытка, хотя с его стороны вины его нет (т. XI ч. 2, уст. торг., ст. 477; другой пример - ст. 478).
II. Гражданское правонарушение и уголовное преступление. Как недозволенное действие, гражданское правонарушение приближается к уголовному преступлению, которое также является действием недозволенным под страхом наказания. Как то, так и другое могут состоять в совершении запрещенного или в упущении того, что должно было быть исполнено. Оба объединяются в общем понятии о правонарушении. В том и другом нет ответственности без вины. Гражданское правонарушение и уголовное преступление представляют собою нередко две стороны одного и того же явления. Одно и то же действие затрагивает одновременно и общественный интерес, и частный имущественный интерес. Соответственно двоякому своему значению оно вызывает двоякое последствие: наказание и вознаграждение за вред.
Однако не всякое недозволенное действие влечет за собою оба последствия. Возможны действия, противные общественному интересу, но не причиняющие кому-либо имущественного вреда, например, богохуление, уклонение от платежа налогов, покушение на убийство. Наоборот, возможны действия, нарушающие частные интересы отдельных лиц, но не затрагивающие настолько существенно общее благо, чтобы необходимо было санкционировать запрещение их угрозою наказания, например неплатеж долга. Каждое недозволенное действие может быть уголовным преступлением, хотя в действительности по соображениям целесообразности и не бывает. Но не всякое недозволенное действие может быть гражданским правонарушением, потому что некоторые недозволенные действия по существу своему не соединены с имущественным вредом. Ввиду этого покушения на причинение вреда могут иметь своим последствием наказание, но не возмещение убытков, например покушение на кражу.
Гражданское правонарушение отличается от уголовного преступления только по своим последствиям: одно есть действие, запрещенное под страхом вознаграждения за вред, другое есть действие, запрещенное под страхом наказания. Различие между вознаграждением за вред и уголовным наказанием, хотя бы последнее выразилось в деньгах, сводится к следующему. 1) Наказание есть причинение зла виновному, тогда как вознаграждение за вред есть исправление зла, причиненного виновным. 2) Налагаемое наказание оценивается с точки зрения опасности преступника для общества и потому соразмеряется со степенью его виновности, тогда как вознаграждение за вред оценивается с точки зрения испытанного ущерба, а потому не зависит от степени виновности, если только виновность имеется налицо. Правда, швейцарское право в противоположность французскому и германскому праву предоставляет суду определять величину вознаграждения за вред в соответствии со степенью виновности (§ 43), но это объясняется тем, что швейцарское законодательство устанавливает вознаграждение за нравственный вред, который объективному учету не поддается. 3) Наказание падает на лицо виновного и потому со смертью его отпадает, тогда как вознаграждение за вред падает на имущество виновного, а потому переходит вместе с наследством на правопреемников. 4) Наказание применяется полностью к каждому из участников совершенного совместно преступного действия, тогда как вознаграждение за вред распределяется по частям между соучастниками гражданского правонарушения.
Когда одно и то же незаконное действие вызывает одновременно то и другое последствие, то каждое из них должно бы дать основание к двум разным процессам, гражданскому и уголовному. Такова именно точка зрения германского законодательства. Напротив, французское законодательство допускает соединенный процесс, т.е. предъявление гражданского иска в уголовном суде, рассматривающем данное действие с точки зрения уголовных последствий. К этой системе примыкает и русское законодательство. Уголовный суд, рассматривающий обе стороны правонарушения совместно, может обязать правонарушителя к вознаграждению за вред, освободив его от наказания по уголовной невменяемости, или, наоборот, наложить на правонарушителя наказание, отказав в вознаграждении за вред по недоказанности убытков. Столкновение гражданского и уголовного элементов может обнаружиться уже по предъявлении гражданского иска в гражданском суде. Когда разрешение вопроса о вознаграждении за вред зависит от рассмотрения уголовного обстоятельства, то производство гражданского дела приостанавливается, пока уголовный суд не выскажется (уст. гр. суд., ст. 8).
III. Понятие об убытках. Вред, понесенный имуществом и состоящий в уменьшении его ценности, называется убытками. Вознаграждение со стороны виновника вреда должно равняться величине убытков, понесенных потерпевшим. определение соответствия между этими величинами представляет значительные трудности, стоящие в зависимости от установления причинной связи между правонарушением и убытками. Необходимо поэтому принять во внимание различие убытков.
1. Убытки, заключающиеся в уменьшении ценности имущества сравнительно с тою, какую оно имело до правонарушения, представляют действительный ущерб, например, повреждение дома вследствие поджога, сделанного квартирантом с целью получить страховое вознаграждение за домашнюю обстановку. Убытки, заключающиеся в уменьшении ценности имущества сравнительно с тою, какую оно могло бы иметь, если бы не наступило правонарушение, составляют потерянную прибыль, например, поджог, сделанный квартирантом с целью получить страховое вознаграждение за домашнюю обстановку, имел своим последствием не только повреждение дома, но и пустование нескольких квартир, потребовавших ремонта. Наш закон не различает эти два вида убытков, но практика наша признала, что обязанность возместить убытки относится не только к действительному ущербу, но и к потерянной прибыли (80, 99; 84, 2).
2. Если испытанный имуществом вред причинен ему непосредственно и исключительно данным действием, составляющим правонарушение, то мы имеем налицо прямые убытки: поджог - повреждение дома, расходы на ремонт, потеря квартирной платы. Напротив, в тех случаях, когда убытки создаются не только правонарушительным действием, но и другими сопутствующими обстоятельствами, неожиданно увеличивающими вред, мы имеем косвенные убытки. Вся сумма убытков в последних случаях создается рядом причин, в котором правонарушение является только одним звеном. Если бы, однако, не было этой первой причины, то и следующие не существовали бы. Лицо поджигает дом, стоящий особняком в саду, с корыстной целью воспользоваться страховою суммой, но вследствие поднявшегося ветра выгорает целый квартал. Вор похищает суммы, приготовленные для платежа по векселям, и должник, оказавшийся не в состоянии своевременно уплатить долг, обязывается к платежу громадной неустойки, в отчаянии стреляется и оставляет семью без всяких средств к существованию. Для устройства балагана доставлен был гнилой материал, вследствие чего здание рухнуло во время представления, и потому не только потеряна была выгода, ожидавшаяся от праздничных увеселений, но некоторые семьи остались без рабочих рук. С точки зрения сущности права как средства социального воздействия на поведение людей необходимо признать, что гражданская ответственность за незаконное действие не может идти далее того, что мог предусмотреть в момент правонарушения средний разумный человек на основании общежитейского опыта.
Наше законодательство обязывает виновника к возмещению только прямых убытков. Виновный в совершении преступления или проступка обязан вознаградить за все непосредственно причиненные его деянием вред и убытки (ст. 644). Только в том случае, когда будет доказано, что преступление или проступок совершены именно с намерением причинить какие-либо более или менее важные потерпевшему от того убытки или потери, виновный обязан вознаградить не только за убытки, непосредственно происшедшие от такого действия, но и за все те, хотя более отдаленные, которые им действительно с этим намерением причинены (ст. 645). Относительно размера ответственности за правонарушения, лишенные уголовного элемента, закон умалчивает, но тем более к ним должна быть применена мера, установленная для преступлений в ст. 644.
IV. Доказывание убытков. По общему правилу обязанность доказать убытки лежит на потерпевшем и домогающемся вознаграждения. Ему необходимо доказать следующие обстоятельства.
1. Прежде всего следует установить факт правонарушения, т.е. доказать, что недозволенное действие, причинившее вред, действительно было совершено. Этот факт может быть доказываем в гражданском суде или, если это преступление, - в уголовном. Решение уголовного суда имеет значение для гражданского иска, лишь насколько оно касается самого факта преступления. Оправдание подсудимого не устраняет его гражданской ответственности (уст. гр. суд., ст. 7), если только суд не отверг самого факта или не признал наличности случая. Погашение уголовной ответственности за преступление и проступок истечением установленных на возбуждение уголовных преследований сроков не лишает потерпевшего права на гражданский иск об убытках (74, 638). Так как правонарушение устанавливает обязательственное отношение, а обязательственные права погашаются десятилетнею давностью, то право на возмещение ущерба не утрачивается до истечения этого срока, если в законе не установлена особая сокращенная давность.
2. Далее необходимо доказать наличность и величину убытков. Существование убытков не представляет особенных затруднений для доказывания, но установление величины их является во многих случаях весьма трудным. Голословно определяемая цифра убытков не может быть присуждена, хотя бы суд по внутреннему убеждению и находил требование истца умеренным (76, 370). В этом случае суды основываются на законе, который требует, чтобы исковое прошение содержало в себе означение цены иска, за исключением дел, оценке не подлежащих, и случаев, положительно в законе определенных (уст. гр. суд., ст. 257, п. 3). С этой стороны русское законодательство, долго бывшее верным началам французского права, стояло ниже новейших законодательств, которые дозволяют суду определять размер убытков по свободному усмотрению, по соображении всей совокупности обстоятельств дела (герм. уст. гражд. суд., § 287, швейц. обяз. закон, § 42), но теперь замечается поворот. закон 20 марта 1911 г. об авторском праве идет по новому направлению и ломает старую традицию о необходимости точного указания истцом количества причиненных ему убытков, определяя, что размер вознаграждения, причитающегося автору со стороны нарушителя его права, устанавливается судом по соображении всех обстоятельств дела, "по справедливому усмотрению" (ст. 69523, изд. 1914 г.). [Закон 15 июня 1912 г. о местном суде в аналогичных выражениях предоставляет суду определять вознаграждение в исках о доходах и убытках (ст. 1351 и 7061 уст. гр. суд. по изд. 1914 г.)].
3. Трудным для истца является установление причинной связи между недозволенным действием и понесенными убытками. Необходимо доказать, что убытки произошли именно от правонарушительного действия, а не от другого какого-либо обстоятельства. Простая последовательность еще недостаточна. Удостоверен факт, что посторонние лица находились в чужом лесу и разводили в нем костер, что лес сгорел и оттого понесен убыток, - нужно еще доказать, что лес сгорел именно от неосторожного обращения с огнем этих лиц.
4. По общему правилу потерпевший обязан доказать виновность того лица, которому приписывается действие, имевшее вредные последствия. Потерпевший должен доказать, что действие было вызвано умыслом или неосторожностью причинившего вред, тогда как последний может устранить предположение своей виновности, основанное на доводах потерпевшего, доказательством, что вредное последствие наступило вследствие стечения таких обстоятельств, которых он не мог предотвратить (ст. 684). Пока потерпевший не докажет умышленной или неосторожной вины со стороны причинившего, последнему не в чем оправдываться. Если истцу это не удастся, то ущерб, хотя бы в действительности причиненный виною ответчика, останется невозмещенным. В некоторых случаях доказывание вины причинившего ущерб представляется весьма затруднительным, ввиду чего законодательства освобождают потерпевшего от обязанности доказывать виновность причинившего вред, а на причинившего вред возлагают обязанность доказать отсутствие с его стороны всякой вины. Если это удастся, то лицо может оказаться ответственным даже за такой вред, который в основании своем имеет только случайное стечение обстоятельств.
V. Ответственность предприятий. В некоторых случаях наше законодательство, как и другие, устанавливает гражданскую ответственность за пределами гражданского правонарушения, заставляя вознаграждать за вред независимо от доказанной вины. Такая чрезвычайная ответственность устанавливается для крупных предприятий.
На чем основана обязанность вознаграждать за вред жизни, здоровью, вещам, причиненный при эксплуатации предприятия за пределами виновности? Основание это не лежит в недостатке выбора служащих и надзора за ними, потому что оправдание с этой стороны не освобождает предприятие от ответственности. Основание нельзя видеть в чрезвычайной опасности, какой угрожают такие предприятия, потому что если таким соображением можно руководствоваться при определении ответственности железных дорог или фабрик, то неприменимость его к товарным складам очевидна. Трудность обнаружения виновного при сложности организации предприятий могла бы повести к перенесению тяжести доказательств, так чтобы не потерпевший доказывал вину предприятия, а предприятие доказывало свою невиновность. Но ответственность предприятий идет дальше распределения доказательств, так как у предприятий отнимается оправдание ссылкой на невиновность и им предоставляется доказывать только факты, указанные в законе и способные снять с них ответственность. Правильнее всего будет видеть в чрезвычайной ответственности предприятий страховую функцию, которую государство возлагает на предприятия, считая их способными вынести эту тяжесть. Верность такого обоснования находит себе поддержку в том, что предприятия освобождаются от ответственности именно путем застрахования лиц, которые могут пострадать, например рабочих.
Между тем у нас обоснование ответственности возбуждает большие сомнения. Закон 25 января 1878 г., положенный в основу ст. 683, определяющей ответственность железных дорог за смерть и повреждение здоровья, носит название "о наказаниях за нарушение безопасности", следовательно, выдвигает идею чрезвычайной опасности. Сенат выставил два различных обоснования. С одной стороны, "основанием гражданской ответственности по ст. 683 служит вовсе не опасность, а солидарность предпринимателей с предприятием и приставленными к нему лицами и то начало справедливости, что убытки должны падать на того, кто получает барыши" (94, 7; ср. 09, 3). [В последнее время Сенат аргументирует особой опасностью, сопряженной с транспортом во всех его стадиях на железных дорогах и в пароходных предприятиях (12, 29, 129)]. Оставляя в стороне непостижимую солидарность между предпринимателем и предприятием, мы видим, что Сенат выдвигает идею профессионального риска. А с другой стороны, исключительное положение железной дороги в процессе "оправдывается свойством предприятий и характером событий, служащих основанием иска по делам сего рода, ибо для уяснения виновности ответчика в большинстве случаев требуются особые технические сведения, знакомство с деятельностью и исследования по документам ответчика, недоступным для частных лиц" (96, 112). Поэтому все дело сводится к распределению доказательств между сторонами (96, 64), что совершенно неверно.
Случаи чрезвычайной ответственности в нашем законодательстве не многочисленны, но существенны.
А. Такой ответственности подлежат железнодорожные предприятия: 1) за смерть и повреждение здоровья, причиненные при эксплуатации (ст. 683) [и по отношению к служащим, мастеровым и рабочим, пострадавшим от несчастных случаев на железных дорогах, открытых для общего пользования, а равно членов их семейств (зак. 28 июня 1912 г., ныне ст. 575, прим. 23, прил. Уст. пут. сооб. по прод. 1912 г.)] и 2) за утрату и повреждение груза, принятого к перевозке (т. XII ч. 2, уст. жел. дор., ст. 102).
1. Ответственность за смерть и повреждение здоровья, причиненные при эксплуатации железной дороги, определяется следующими условиями. а) Ответственность несут все вообще железные дороги, независимо от того, кто является предпринимателем, - казна, общество, город, земство или отдельные лица, и от того, какова двигательная сила, паровая, электрическая (трамваи), конная. В этой ответственности с железными дорогами уравнены по закону пароходные предприятия. b) Право на вознаграждение имеет "каждый потерпевший" вред или убыток вследствие смерти или повреждения в здоровье, причиненных при эксплуатации. Поэтому право на вознаграждение принадлежит пассажирам, а также служащим в предприятии и даже всем посторонним, чье субъективное право, а не только интересы, было нарушено, потому что ст. 574, устанавливающая общий принцип ответственности за причиненный вред, строит вознаграждение за вред на нарушении прав, принадлежащих потерпевшему. Исключительная ответственность не распространяется на причинение смерти животным, например, если вагон наскочил на лошадь извозчика (05, 28), или на повреждение вещей, например, если от искр проходившего паровоза сгорел вывезенный в поле сухой навоз (04, 3). с) Ответственность железнодорожных и пароходных предприятий ограничивается причинением вреда "при эксплуатации". В понимании этого выражения Сенат обнаружил значительные колебания. Первоначально эксплуатация понималась в широком смысле как деятельность, направленная к извлечению доходов из всего предприятия, а потому под эксплуатацией понималась не только техническая, но и хозяйственная сторона этой деятельности (80, 109 до 05, 69). Такое широкое понимание согласовалось с обоснованием ответственности на принципе "чьи барыши, того убытки". В последнее время Сенат, исходя из того, что исключительная ответственность имеет своею задачею обеспечить большую безопасность лиц, соприкасающихся с транспортным предприятием, пришел к более ограниченному пониманию эксплуатации как технической деятельности, так что под эксплуатацией следует понимать "регулируемую общим уставом и правилами технической эксплуатации деятельность железных дорог, как-то: приготовление к движению железнодорожных поездов, например, сцепка вагонов, маневрирование для составления поезда и т.п., самое движение поездов и, наконец, окончание, например, уборка поезда с пути, поставление его на запасный путь и т.п." (07, 20) [нагрузка и выгрузка вагонов (10, 30, 66), установка паровоза в депо (12, 29), но не обслуживание задержанного заносами поезда, повлекшее простудное заболевание (12, 14)]. Идея страховой функции, положенная в основу чрезвычайной ответственности, согласуется более с широким, чем с узким, пониманием выражения "эксплуатация". Так как эксплуатация предполагает коммерческое предприятие, то Сенат признал, что чрезвычайная ответственность не распространяется на увечья, полученные при железнодорожном или пароходном движении, не предназначенном к перевозке за плату пассажиров и грузов, например, если казенный пароход округа путей сообщения "Межень" потопит на Волге лодку с людьми или если во время нагрузки в Кронштадте ледокола "Ермак" на рабочего упадет кусок угля, причиняющий ему увечье (07, 70). d) Размер вознаграждения должен зависеть исключительно от понесенного в каждом отдельном случае ущерба. Вознаграждение назначается сообразно с желанием потерпевшего вред или в виде единовременно выдаваемой суммы, или же в виде ежегодного или в определенные сроки уплачиваемого пособия. При срочном пособии размер вознаграждения в случае обнаружившихся впоследствии новых обстоятельств может быть увеличиваем и уменьшаем по решению суда. е) Железнодорожные и пароходные предприятия освобождаются от падающей на них ответственности только в тех случаях, когда докажут, что несчастье произошло: ?) не по вине управления предприятием и его агентов или же ?) вследствие воздействия непреодолимой силы. Предприятие не может доказывать своей невиновности, а должно доказать виновность самого потерпевшего или постороннего лица (01, 115). Под непреодолимою силою следует понимать такие события, последствия которых хотя и могут быть предвидены, но не могут быть предотвращены силами предприятия. С этой точки зрения под понятие непреодолимой силы подходят не только явления стихийных сил природы, но и те явления общественной жизни, которые, нарушая правильное ее течение, не могут быть устранены силами частных сил, как нападение экспроприаторов, общая забастовка (06, 1). f) Всякие договоры и условия, направленные к устранению или ограничению ответственности, возложенной на железнодорожные и пароходные предприятия за смерть и повреждение здоровья, причиненные при эксплуатации, признаются недействительными. g) Тяжелая ответственность, возложенная на эти предприятия, смягчается несколько сокращением исковой давности: для начатия исков по делам о вознаграждении полагается годичный срок, который увеличивается до двух лет, если несчастье последовало на пароходе в морских водах. [Проект кн. V основание излагаемой ответственности определяет в следующих выражениях: "Если кому-либо будет причинена смерть или телесное повреждение на рельсовом пути, независимо от рода двигательной силы, вследствие опасностей, сопряженных с движением, то владелец пути обязан вознаградить за вред" (ст. 1195). Ответственность распространяется и на случай причинения смерти или телесного повреждения на судах вследствие опасностей, сопряженных с плаванием их по рекам, озерам и каналам].
[Закон 28 июня 1912 г. возлагает на железные дороги ответственность за несчастные случаи со всякими железнодорожными служащими при целом ряде работ, хотя бы и не относящихся к технической эксплуатации. Вознаграждение потерпевших поставлено в зависимости от заработной платы за предшествующий год, принадлежности к одной из трех категорий железнодорожных служащих и степени утраты трудоспособности. особые правила определяют размер пенсий для вдов, детей и родственников, если они находились на иждивении умершего. Законный срок для отыскания вознаграждения определен в два года, а на изменение пенсий - в три].
2. Ответственность железной дороги за утрату и повреждение груза, последовавшие в течение времени от заключении договора до выдачи груза, не обусловлена доказательством ее виновности и не отпадает с доказательством ее невиновности. железная дорога отвечает, если не докажет, что утрата или повреждение произошли: а) по вине лица, имеющего право распоряжения грузом, b) по причине отсутствия или недостаточности упаковки, с) от свойств самого груза, как-то: внутренней порчи, усушки, утечки, раструски в пределах установленной нормы, d) от непреодолимой силы (т. XII ч. 1, уст. жел. дор., ст. 102).
В. Сходной ответственности подлежат товарные склады. Склад ответствует за утрату или повреждение принятого им на хранение товара, если не докажет, что они не могли быть предотвращены средствами склада и произошли а) от непреодолимой силы, или b) от свойств самого товара, или с) по причине недостатков упаковки, которые не могли быть замечены по наружному виду при приеме товара на хранение. Всякие предварительные на случай могущих последовать утраты или повреждения товара сделки и соглашения складов с товарохозяевами, клонящиеся к изменению их ответственности или к совершенному освобождению от нее, признаются недействительными (т. XI ч. 2, уст. торг., ст. 779 и 781). Еще более строгая ответственность падает на товарные склады за хранение товаров, подлежащих обезличению, потому что по заявлению закона склады не освобождаются от обязанности выдать товар того же сорта в случае утраты или повреждения "по каким бы то ни было причинам" (ст. 817).
С. Наиболее строгой ответственности подлежат у нас предприятия фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности за несчастные случаи, имевшие своим последствием смерть или увечье рабочих при производстве ими работ (т. XI ч. 2, уст. о пром. труде, ст. 541 и след. по изд. 1913 г.). Ответственность за смерть и увечье определяется следующими условиями. а) Ответственности подлежат фабричные и заводские предприятия, принадлежащие частным лицам, земствам и городам, но не казне; изъемлются от действий этих правил предприятия сельскохозяйственной промышленности. Мастерские и иные промышленные заведения частных железнодорожных и пароходных предприятий отвечают по ст. 683. b) Право на вознаграждение имеют рабочие, без различия пола и возраста, но не всякие служащие и не посторонние, а в случае смерти рабочего - его семья, к составу которой закон причисляет вдову (но не вдовца), детей законных, узаконенных, усыновленных и внебрачных, а равно воспитанников и приемышей, восходящих родственников, братьев и сестер, если они круглые сироты, до 15 лет. с) Ответственность падает на предприятия за смерть или увечье, причиненные рабочим "по производству предприятия" или происшедших вследствие таких работ. d) Вознаграждение потерпевших производится в виде пособий, назначаемых в случае временной утраты трудоспособности, или пенсий, назначаемых в случаях постоянной утраты трудоспособности, а также смерти. Закон стремится по возможности точно определить размер причитающегося вознаграждения. Особенность получаемых пенсий и пособий обнаруживается в том, что на них не могут быть обращаемы ни частные, ни казенные взыскания по долгам и недоимкам, причитающимся с рабочих и их семейств. е) Предприятие освобождается от обязанности вознаграждать рабочих и членов их семейств только в том случае, если докажет, что причиною несчастного случая были злой умысел самого потерпевшего или грубая неосторожность его, не оправдываемая условиями и обстановкою производства работ. Следовательно, предприятие не только не может доказывать свою невиновность, но даже не может ссылаться на непреодолимую силу. Вместе с тем закон постановляет, что владельцы предприятий, страхующие рабочих и служащих от последствий несчастных случаев в действующих в России страховых обществах и учреждениях на условиях, не менее благоприятных для потерпевших и членов их семейств, чем предусмотренные правилами, освобождаются от возлагаемых на них последними обязанностей. Таким положением ясно выдвигается страховая функция ответственности этого рода. f) Всякие предшествовавшие несчастному случаю соглашения, клонящиеся к ограничению права на вознаграждение или его размеров, признаются недействительными. Мировые сделки между потерпевшим или членами его семейства с владельцем предприятия допустимы лишь при участии органов власти, как фабричный инспектор или суд (уст. гр. суд., ст. 1357), и заключенные иным порядком, не лишают права на иск (09, 69). g) Строгой ответственности соответствует сокращенная давность, а именно два года со дня несчастного случая или со дня смерти.
VI. Ответственность за других. По общему правилу каждый отвечает только за свои действия и упущения, поэтому, например, домовладелец не отвечает за убытки, причиненные одним квартирантом другому. Однако в некоторых случаях законом устанавливается ответственность одних лиц за других. Ответственность за других имеет место в следующих случаях: 1) когда одни лица обязаны иметь надзор за другими, 2) когда одни лица исполняют поручение других, 3) когда правонарушение совершено в соучастии, 4) когда имущество виновника перешло по наследству.
Рассматривая эти случаи, мы должны прийти к заключению, что они не нарушают основного принципа, в силу которого каждый отвечает только за свои действия. Во всех приведенных случаях лицо только по-видимому отвечает за чужие действия, а на самом деле оно отвечает за свои действия. В первых двух случаях родители, опекуны, хозяева отвечают за недостаток надзора, вменяемого им законом в отношении тех лиц, которые совершили недозволенные действия, - следовательно, они сами совершают недозволенные действия, совершают по собственной вине противозаконное упущение. Виновность в третьем случае не подлежит сомнению, так как соучастие само по себе наказуемо. Наконец, последний случай представляет только последовательное проведение начала общего преемства. Сенат, однако, видит здесь ответственность за других. "По общему правилу, выраженному в ст. 684, каждый отвечает только за свои действия или упущения, ответственность же за чужие действия представляет исключение из этого правила, никогда не предполагается и возлагается лишь в случаях, точно определенных законом" (10, 18).
1. Родители и опекуны как лица, обязанные к надзору за состоящими на их попечении малолетними, сумасшедшими, должны отвечать за убытки, причиненные последними, все равно, будет ли это действие преступлением или нет (ст. 653, 654 и 686). Их ответственность основывается на предполагаемой небрежности, на упущении в принятии необходимых и возможных мер предупреждения. Поэтому если родители или опекуны докажут, что не имели средств предупредить вредные действия малолетних или сумасшедших, то освобождаются от ответственности. Малолетний, действовавший по признанию суда с разумением, и несовершеннолетний во всяком случае отвечают сами своим имуществом за свои действия. [Проект кн. V, кроме родителей и опекунов, распространяет ответственность на наставников, воспитателей, мастеров и хозяев, а равно и лиц, которые по договору приняли на себя попечение и надзор (ст. 1180). Если эти лица не подлежат ответственности или не в состоянии возместить убытки, виновники уплачивают вознаграждение из собственного имущества (ст. 1181)].
2. Господа и верители (commettans, фр. гр. код., § 1384) ответствуют за вред и убытки, причиненные их слугами и поверенными при исполнении их поручений, сообразно с приказанием или полномочием (ст. 687). Следует заметить, что полномочие определяет круг разрешаемых доверенному сделок, а потому из полномочия не может вытекать преступное правонарушение. Поручение совершить преступное действие есть уже соучастие в уголовном преступлении и потому обсуждается не на основании рассматриваемой статьи. Хозяин и препоручитель отвечают лишь за такие действия своих помощников и исполнителей, которые совершаются при исполнении данного им поручения и сообразно поручению (73, 1020; 03, 22). Ответственность господина за правонарушительное действие слуги, совершенное согласно данному приказанию, основывается на вине самого хозяина, которая выражается или в недостатке выбора, или в недостатке надзора. Недостаток выбора может проявиться в том, что к исполнению поручения привлечен человек, не обладающий соответствующими познаниями или не обеспечивающий правильности исполнения по своим личным свойствам. Например, содержатель автомобилей отвечает за вред, причиненный шофером вследствие того, что он не умеет управлять экипажем или вследствие того, что он отличается нетрезвым поведением. Недостаток надзора может проявиться в том, что за исполнителем не было наблюдения, способного предупредить его вредоносные действия. По недостатку надзора должен отвечать содержатель ресторана за пропажу шубы, отданной швейцару (00, 79), наниматель квартиры отвечает перед домохозяином за подмочку потолка, вызванную незакрытием по упущению прислуги водопроводного крана в ванной (03, 12). Ответственность хозяев имеет место только тогда, когда вред причиняется при исполнении поручения, например, господин приказывает своему кучеру быстро ехать по многолюдной улице и в результате оказывается раздавленный человек, но тот же господин не отвечает, если его кучер, поссорившись с поваром, разорвет на нем пальто. При требовании вознаграждения за вред, причиненный исполнителями поручения, не истец должен доказывать вину хозяина или препоручителя, а хозяин или препоручитель обязан опровергнуть направленное против него предположение путем установления своей невиновности (06, 31). В недавнем решении (12, 98) Сенат признает имущественную ответственность хозяев за преступные деяния слуг, но требует, чтобы вина хозяина была точно установлена судом. Проект кн. V освобождает хозяина от ответственности при доказательстве, что им были приняты необходимые меры предосторожности как при выборе служащих, рабочих или прислуги, так и по лежащему на хозяине надзору за ними (ст. 1182).
3. В случае соучастия каждый из виновников сам на себе несет уголовную ответственность. Гражданская ответственность обсуждается по другим началам. Если преступление учинено будет несколькими лицами, но без предварительного их между собою на то соглашения, то каждый из виновных ответствует и обязан вознаградить именно те убытки, которые причинены его действиями. Но а) когда окажется невозможным определить с точностью количество вреда, причиненного каждым из виновных, а также b) когда преступление учинено по предварительному соглашению, то все виновники платят поровну с тем, что если кто-либо окажется несостоятельным, то следующая с него часть разлагается на прочих участников (ст. 648-650). Здесь наше законодательство расходится с западными, которые в случае соучастия устанавливает не долевую, а солидарную ответственность всех соучастников (герм. гражд. улож., § 830 и 840, швейц. обяз. закон, § 50). Кроме того, по русскому праву укрыватели несут только субсидиарную ответственность, т.е. обязаны платить вознаграждение лишь тогда, когда главные виновные не в состоянии возместить убытки (ст. 652).
4. Наказание, назначенное известному лицу, отпадает со смертью его. Но обязанность возмещения причиненного вреда, устанавливающая обязательственное отношение в момент совершенного правонарушения, переходит вместе с наследством. Иск о вознаграждении за правонарушение, учиненное наследодателем, может быть непосредственно предъявлен к наследнику (улож. о наказ., ст. 59 и 61; 95, 10). Ответственность наследника за действия наследодателя объясняется тем, что он принимает на себя эту ответственность вместе с наследством. Если он отказывается от наследства, то он и не отвечает, потому что на нем лично вины нет.
VII. Отдельные виды правонарушений. Всякое субъективное право, имеющее в себе имущественный интерес, допускает нарушение его, которое повлечет для виновника обязанность возмещения вреда. Некоторые из гражданских правонарушений заслуживают, однако, особенного внимания.
1. Лицо, виновное в лишении другого жизни или в повреждении его здоровья, обязывается возместить весь материальный вред, причиненный преступлением. Вознаграждение состоит из следующих элементов: а) виновник должен возвратить издержки на лечение и на похороны, если наступила смерть (ст. 658 и 660). b) Если от учиненного преступления кто-либо потерпел такое расстройство в здоровье, что лишается через то возможности снискивать пропитание своим трудом, то виновный обязывается обеспечить навсегда его материальное существование (ст. 661). с) Когда установлено будет, что лишившийся вследствие преступления жизни содержал своим трудом родителей, жену или детей, то, если они не имеют других средств существования, виновный должен обеспечить этим лицам содержание до получения каждым из них других средств существования. При определении величины вознаграждения должны быть приняты во внимание два мерила: прежний образ жизни оставшейся семьи и имущественная состоятельность виновника (ст. 657). В нашей практике возник вопрос: вправе ли внебрачный ребенок в лице опеки требовать от виновника смерти его отца возмещения ущерба, причиненного утратою того, кто выдавал ему содержание? Сомнение возбуждала ст. 657, которая, по-видимому, предусматривает только законный состав семьи. Однако Сенат признал, что закон 3 июня 1902 г., причислив к числу лиц, имеющих право на содержание, и внебрачных детей, тем самым предоставил и детям, рожденным вне брака, требовать от виновника смерти отца вознаграждения за убытки от происшедшего несчастья. Такое требование совместимо с одновременным требованием вознаграждения со стороны законной семьи (09, 2). В понимании круга лиц, имеющих право в качестве членов семейства требовать вознаграждения, Сенат обнаруживает тенденцию к возможному его расширению. Помимо жены, детей и родителей, к этому кругу приобщаются: муж в случае смерти жены как помощницы ему в ведении хозяйства (99, 31), сестры, которые жили на средства убитого брата (03, 105), воспитанники, взятые на попечение, хотя и не усыновленные. Где же общий принцип к пониманию состава лиц, имеющих право на содержание? Таким принципом может быть только основанная на законе обязанность содержания и связанное с этим нарушение субъективного права. Между тем Сенат в одних случаях выдвигает обязанность содержания (04, 120), а в других - факт содержания (06, 83). Можно представить, что убитый а) обязан был содержать данное лицо и в действительности содержал его, b) обязан был содержать, хотя и не содержал, с) содержал, хотя и не обязан был содержать. В первых двух случаях право на вознаграждение должно быть признано, в последнем должно быть отвергнуто. Ради гуманности конкретной не следует упускать из виду начало законности, в котором заключена высшая абстрактная гуманность.
2. Законодательство наше предусматривает целый ряд преступлений против женской чести, соединенных с обязанностью вознаграждения. В основании этой обязанности лежит то соображение, что имущественная обеспеченность женщин в большинстве случаев зависит от замужества, а всякая тень, падающая на репутацию женщины, вредит выходу ее замуж. Сюда относятся: изнасилование девицы (ст. 663, улож. о наказ., ст. 1528, прим.), похищение ее против воли (ст. 664), причинение каким-либо средством неизгладимого обезображения на лице девицы или вдовы (ст. 662). Кроме того, виновник обязывается возвратить расходы на лечение, если преступление против чести сопровождалось болезнью потерпевшей. Если подвергшаяся изнасилованию девица не имеет средств к существованию, то из имения лица, виновного в изнасиловании, должно быть по требованию ее, или ее родителей, или опекунов обеспечено приличное ее состоянию, соразмерное с имуществом виновного содержание до выхода ее в замужество и возращены все употребленные на ее излечение и попечение о ней во время лечения издержки, если последствием изнасилования была болезнь изнасилованной. Сходное правило действует на случай недействительного брака, совершенного по принуждению и обману (ст. 663 и 666, измененные по закону 3 июня 1902 г. одновременно с отменою ст. 994 улож. о наказ.).
3. Каждый отвечает за вред, причиненный принадлежащими ему животными. Этот вред может заключаться в лишении жизни и повреждении здоровья других лиц или в повреждении чужого имущества. В том и другом случае собственник обязывается возместить убытки, причиненные неосторожным обращением с животными, недостаточным надзором за ними. Вред, произведенный дикими животными, подлежит возмещению во всяком случае, так как самый факт возможности с их стороны вредных действий указывает на несоблюдение мер, необходимых для ограждения общественной безопасности (уст. о наказ., ст. 120), например, когда вырвется тигр из зверинца и загрызет лошадь проезжающего извозчика. За вред, причиненный домашними животными, отвечает собственник, точно так же, если только с его стороны не приняты установленные меры к отвращению опасности (уст. о наказ., ст. 121), например, не надев намордник на собаку, выпущены на свободу свиньи, разрывшие соседний огород. Собственник не отвечает за вред, причиненный домашними животными, если он вызван действиями самого потерпевшего, например, когда раздразнена собака, или случайным обстоятельством, например, когда лошадь, испуганная военною музыкою, бросилась в сторону и задавила людей или поломала вещи. Собственник не может жаловаться на убийство или изувечение его животного, напавшего на человека (уст. пред. прест., ст. 224), если только нападение последним не вызвано. Если собственник отвечает за неосторожность, то тем более он ответствен за умысел: кто будет травить кого-либо собакою или другим зверем или гнать на него какое-либо животное или же иным образом посредством животного причинить умышленно кому-либо вред, тот обязан вознаградить за последовавшие от того вред и убытки (ст. 656). Так как эта ответственность основывается на предположении недостаточного надзора, то она переходит с собственника на то лицо, которому собственник передаст принадлежащее ему животное, а следовательно, и надзор, например собаку для охоты.
4. Виновные в лесных порубках (уст. о наказ., ст. 154, 155 и 156) обязаны уплатить в пользу собственника леса двойную стоимость похищенного, самовольно срубленного, поврежденного или незаконно приобретенного леса, или противозаконно изготовленных лесных изделий по таксе, составляемой в особом порядке. Это взыскание имеет в виду покрыть тот вред лесу, который трудно поддается определению, а потому представил бы большие затруднения при доказывании убытков со стороны потерпевшего. Независимо от этой суммы в пользу собственника отбирается срубленный лес и противозаконно приготовленные из него изделия, а в случае невозможности этого в пользу собственника деревьев взыскивается стоимость их также по таксе (уст. о наказ., ст. 1581).
5. Особый способ вознаграждения установлен за личную обиду. Личное оскорбление не допускает никакой имущественной оценки, потому что оно причиняет нравственный, а не имущественный вред, если только обида не отражается косвенно на материальных интересах, например на кредите оскорбленного (ст. 670). Помимо последнего случая, личное оскорбление можно преследовать только в уголовном порядке, требуя наказания виновного. Но закон наш рядом с уголовным удовлетворением (уст. о наказ., ст. 130-135) предоставляет на выбор потерпевшему право требовать в свою пользу платежа пени, являющейся остатком того времени, когда все наказания носили частный характер. Размер пени или так называемого бесчестья, смотря по состоянию или званию обиженного и по особым отношениям обидчика к обиженному, не превышает 50 руб. Преследование в гражданском порядке несовместимо с преследованием в уголовном. Здесь-то с наглядностью выступает нецелесообразность принципа возмещения так называемого нравственного вреда материальными средствами. Разве какой-нибудь порядочный человек позволит себе воспользоваться ст. 670 для того, чтобы ценою собственного достоинства получить мнимое возмещение? Разве закон этот не стоит препятствием на пути укрепления в каждом человеке уважения к личности, поддерживая в малосостоятельных лицах, например лакеях при ресторанах, надежду "сорвать" некоторую сумму денег за поступки богатого купчика, которые должны были бы возбудить оскорбление нравственных чувств и заставить испытать именно нравственный вред. Отмена такого закона была бы крупным шагом вперед. [Проект кн. V устанавливает, что причинивший обиду или разгласивший ложное обстоятельство, позорящее чью-либо честь либо подрывающее кредит лица, товарищества или установления, или доверие к способностям лица исполнить обязанности его звания или заниматься своим промыслом, обязан вознаградить потерпевшего за причиненные ему убытки (ст. 1200)].
6. Особый вид правонарушений, предусмотренных нашим законодательством, составляет нарушение авторского права. Закон 20 марта 1911 г. (ст. 6951 и след.) предусмотрел двоякие последствия такого правонарушения, гражданские и уголовные. С гражданской стороны потерпевшему предоставляется иск опять-таки двоякого рода: иск об убытках и иск об отобрании орудий правонарушения. а) Иск об убытках не строится на принципе вины. Правда, закон говорит, что лицо, умышленно или по неосторожности нарушившее права автора или его преемников, обязано вознаградить за весь причиненный ему убыток (ст. 69521). Но и при отсутствии вины, когда лицо действовало добросовестно и нарушило авторское право по извинительной ошибке, оно все же ответствует перед автором или его правопреемниками за причиненный им убыток, только ограничивается предел ответственности, а именно в размере, не превышающем полученной прибыли (ст. 69522). b) Иск об отобрании направлен к тому, чтобы изданные экземпляры, а также орудия, изготовленные исключительно для этого издания, были переданы по оценке потерпевшей стороне в счет суммы вознаграждения или же приведены в состояние, не годное к употреблению (ст. 69524). Иск об отобрании имеет силу не только против нарушителя, но против всех, у кого бы предметы правонарушения ни оказались (ст. 69524). Иски, вытекающие из нарушения авторского права, погашаются пятилетнею давностью (ст. 69526). Эти иски могут быть предъявлены по усмотрению истца в порядке гражданского судопроизводства без возбуждения уголовного дела (ст. 69525). Основною особенностью иска об убытках, причиненных нарушением авторского права, следует признать возможность для суда определять размер вознаграждения по справедливому усмотрению (ст. 69523). [Проект кн. V, кроме перечисленных видов недозволенных деяний, регулирует еще следующие: присвоение и повреждение чужого имущества (ст. 1181-1191); лишение свободы (ст. 1911); причинение обезображения или телесного повреждения (ст. 1201-1203); ответственность собственников зданий и сооружений (ст. 1204-1209), собственников машин, паровых котлов (ст. 1210) и ответственность должностных лиц административного и судебного ведомств (ст. 1213-1216)].
§ 58. Обязательства, возникающие из незаконного обогащения
Литература: Гримм, Очерки по учению об обогащении, вып. 3, 1891-1893; Розенблюм, Неправомерное обогащение (Юр. вестн., 1889, N 2); Полетаев, Иски из незаконного обогащения (Жур. гр. и уг. пр., 1892, N 3); Петражицкий, Иски о незаконном обогащении в ч. 1 т. Х (Вестн. пр., N 1, 2, 3, 4, 5).
I. Общее понятие. К источникам обязательственных отношений, кроме договора и правонарушения, относится незаконное или неосновательное обогащение. Обогащение одного лица за счет другого без достаточного юридического основания создает обязанность возвратить присоединившуюся ценность. Иначе это положение выражается так: никто не должен обогащаться в ущерб другому. Однако в такой форме принцип может повести к ошибочному заключению, будто закон преследует всякую сделку, результатом которой является приобретение одним лицом ценности, превышающей отдаваемый другому эквивалент. Ежедневно совершается масса меновых актов, имеющих своим содержанием передачу далеко не равных ценностей, ежедневно один купец получает прибыль за счет другого, менее удачливого и вытесняемого с рынка конкурента. Такие сделки не противоречат современному правовому порядку и экономическим взглядам общества. Только при наличности некоторых условий, удостоверяющих несоответствие сделки с правовым порядком, возникают право и обязанность возвращения присоединившейся ценности. Рассмотрим признаки наличности обогащения за чужой счет и условий, при которых возникает обязательство возвращения.
а. Предполагается прежде всего обогащение, которое состоит в увеличении ценности имущества, присоединением к нему новой или в сохранении той, которая должна бы выйти из состава имущества. Такой результат получается, с одной стороны, вследствие приобретения права собственности, установления сервитута, права требования, с другой - освобождением от долга, сбережением расходов. Если в момент предъявленного требования о возвращении недолжно полученного вещь погибла случайно, то иск представляется лишенным основания, например, сгорел дом, переданный в форме приданого к несостоявшемуся браку.
b. Необходимо, чтобы обогащение одного лица произошло за счет другого, чтобы имущество другого лица потерпело уменьшение вследствие выбытия из его состава некоторой ценности или вследствие непоступления той, которая должна была войти в его состав. Но уменьшение имущества не должно непременно соответствовать увеличению его на другой стороне. В самом деле, вещь, полученная от другого, может быть продана значительно ниже действительной ее стоимости: из переданной пары лошадей одна могла пасть. В этих случаях величина обогащения ниже величины ценности, на которую уменьшается имущество другого. Но может быть наоборот. К переданной лошади подбирается под масть другая, и ценность пары возвышается; полученный капитал мог быть обращен на весьма выгодные операции, тогда как прежде он лежал в банке.
с. Главным условием для установления обязательственного отношения является обогащение без законного основания при переходе ценности от одного лица к другому, т.е. при обогащении одного в ущерб другому (09, 85). Если одно лицо передает другому ценность или освобождает от передачи ввиду известного основания, которое в действительности отсутствует или отпадает, то переход ценностей при таких условиях противоречил бы воле субъектов того и другого имущества. Таков случай платежа мнимого долга, когда лицо исполняет обязательство в ошибочном предположении его существования или действительности. Здесь имущество одного лица обогащается на передаваемую другим лицом ценность, потому что предполагается наличность основания, которого в действительности нет. Если бы передающее лицо не заблуждалось на этот счет, то оно бы не передало ценности.
Характеризуемое приведенными признаками незаконное обогащение отличается и от договора, и от правонарушения. 1) Для договора необходимо соглашение, для наличности незаконного обогащения это представляется излишним, например при затрате на ремонт чужого дома. Если даже оно вытекает из соглашения, то все-таки в основании его лежит существенное заблуждение, например при платеже недолжного. Если обе стороны согласились, то как бы выгодна ни была сделка для одного из контрагентов, она не подойдет под случай незаконного обогащения и не послужит поводом к возвращению полученного. 2) Для правонарушения необходим умысел или неосторожность в причинении другому вреда, между тем как в случае незаконного обогащения нет ни того, ни другого, и принимающий ценность действует добросовестно. Обогащение является стечением обстоятельств, обогативших одно лицо помимо его воли в ущерб другому, как, например, в случае ведения чужих дел без поручения. При получении недолжного предполагается также неведение со стороны получающего об отсутствии основания для платежа. Если же он знал, то совершил обман, и его ответственность обсуждается по началам обязательств, возникающих из правонарушения. Второе существенное различие правонарушения и незаконного обогащения состоит в том, что правонарушение создает обязанность вознаградить за причиняемый вред, а незаконное обогащение - обязанность возвратить полученную ценность. Отсюда уже следует различие в объеме ответственности. Виновный в правонарушении обязан вознаградить весь причиненный его виною ущерб, тогда как незаконно обогатившийся может отвечать только в объеме обогащения, хотя бы величина эта не соответствовала размеру причиненного этим обстоятельством ущерба.
Объем требования должен сообразоваться не с тем, сколько вреда испытал истец, но с тем, насколько обогатился ответчик. Когда в обладании последнего находился капитал, то при возвращении его должны быть уплачены и узаконенные проценты, если капитал находился в обращении, но не больше, потому что доход, полученный ответчиком свыше обычной нормы, обусловливается не обогащением, а еще личными свойствами его, предприимчивостью, которою истец не мог и не должен пользоваться. Если, с другой стороны, ответчик понес известного рода расходы на сохранение, улучшение вещи, то сумма эта должна быть вычтена из той, которая выражает объем его обогащения.
II. Обоснование обязательства. Незаконное обогащение за чужой счет создает обязательственное отношение между лицом обогатившимся и лицом потерпевшим от того материальный вред. На чем основывается юридически такое обязательство?
Новейшие законодательства устанавливают законом обязанность возвратить полученное без законного основания (герм. гражд. улож., § 812, швейц. обяз. закон, § 62). Следовательно, обогатившийся обязан возвратить потерпевшему потому, что так повелевает закон. А если законодательство той или другой страны, например Франции, не устанавливает такой обязанности? Совершенно невозможно согласиться с мнением Пляниоля, который полагает, что обоснование обязанности возвратить полученное без законного основания при молчании положительного закона следует видеть в естественном праве. Также нельзя признать правильным взгляд Эннекцеруса, что основание требования возвратить лежит в том, что обогащение не может быть оправдано, т.е. что оно не отвечает справедливости. Ни естественное право, ни справедливость источниками права считаться не могут.
Русское законодательство не предусматривает случаи незаконного обогащения за чужой счет как источника обязательства, но нашей практике неоднократно приходилось встречаться с требованиями возвратить недолжно полученное или сохраненное. В поисках обоснования обязательства на данных положительного законодательства, Сенат остановился на ст. 574, которая гласит: как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред или убытки, с одной стороны, налагают обязанность доставлять, а с другой - производят право требовать вознаграждения. Сначала Сенат решительно высказался, что из ст. 574 вытекает начало, что никто не может без законного основания обогащаться на счет другого (78, 85), а потом стал ссылаться не только на смысл самого закона, сколько на обоснованность ст. 574 "на общих началах справедливости" (83, 32), пока не остановился уже просто на "общем положении права" (91, 81). Действительно, почва под ногами Сената в данном вопросе представляется довольно шаткой. Статья 574 открывает собою в т. Х ч. 1 отдел о праве вознаграждения за понесенные вред и убытки, причиненные чужими действиями, имеющими характер правонарушения, а мы уже видели, какое глубокое различие между правонарушением и незаконным обогащением. Более осторожно поступает Анненков, который ищет основания не в самой ст. 574, а в одном из источников, на которых она построена, а именно на установленной законом 1851 г. обязанности помещика заплатить выводные деньги другому помещику в том случае, когда беглый мужик первого женился на беглой девке второго, право на которую переходило к помещику, кому принадлежал муж. Но если действительно это положение могло способствовать более широкой редакции ст. 574, то все же мы принуждены считаться с тем, что она есть, а не с тем, что она могла бы быть. Еще менее можно искать обоснования в ст. 609 т. Х ч. 1, согласно которой всякий, владевший незаконно чужим имуществом, обязан немедленно возвратить имущество настоящему хозяину оного. В этой статье устанавливается виндикационный иск, который предполагает, что лицо, к которому он обращен, не приобрело права собственности на вещь, тогда как иск по незаконному обогащению допускает, что лицо, к которому он обращен, стало уже собственником. Также неправильно строить обоснование рассматриваемого обязательства на почве принципов, что "в гражданском обороте безмездный переход ценностей не предполагается" (07, 81), потому что здесь обязанность возврата основывается на обогащении за чужой счет без достаточного экономического, а не юридического основания.
Может быть, правильнее всего было бы видеть обоснование обязанности возвратить полученное без законного основания в общем смысле законов, которые устанавливают определенные формы перехода ценностей от одного лица к другому. Переход ценностей вне этих форм противоречит правовому порядку, и потому присвоивший ценность незаконным способом обязан возвратить ее тому, кому она согласно объективному праву принадлежала. Сам Сенат был близок к такому обоснованию (83, 32).
[Проект кн. V имеет в виду главным образом обогащение, полученное по ошибке потерпевшего добросовестным ответчиком (ст. 1172 и 1162). Ответственность за недобросовестное пользование определяется по правилам о вознаграждении за вред, причиненный недозволенными деяниями (ст. 1170, п. 2). Ошибка относительно основания к уплате может касаться не только правовых оснований долга, но и нравственных обязанностей или даже требований приличия (ст. 1167)].
III. Случаи незаконного обогащения. Случаи подобного рода возможны довольно часто и притом со значительным различием в оттенках.
1. Лицо, уплатившее по несущественному долгу в предположении его существования, вправе требовать от лица, получившего выгоду, переданное обратно. Такое требование предполагает: а) что платеж действительно произошел в пользу того лица, к которому предъявляется иск; b) что платеж произошел по несуществующему долгу, потому ли, что никакой сделки не было заключено или что сделка оказалось недействительной с самого начала или позднее, но до платежа; с) что платеж произошел в предположении, что долг существует, следовательно, под влиянием ошибки. [По проекту получивший что-либо во исполнение несуществующего или недействительного обязательства должен возвратить полученное или стоимость его, если не докажет, что требующий знал или должен был произвести удовлетворение или что обязательство после неисполнения сделалось действительным (ст. 1167)].
2. Лицо, передавшее другому ценность или исполнившее в его пользу услугу в ожидании эквивалента, вправе требовать от лица, воспользовавшегося исполнением, полученное обратно, если предположение не оправдывается. Такое требование предполагает: а) что исполнение в смысле передачи, платежа или личной услуги действительно состоялось; b) что исполнение состоялось в ожидании эквивалентного исполнения, юридически обоснованного; с) что ожидаемое эквивалентное исполнение не последовало, однако, не по вине воспользовавшегося уже состоявшимся исполнением.
3. Лицо, произведшее из своих средств расходы в интересе имущества другого, вправе требовать от лица, извлекшего выгоду от затрат, израсходованного обратно. Такое требование предполагает: а) что расходы действительно были произведены; b) что от произведенных расходов произошло приращение ценности в имуществе другого; с) что лицо, произведшее расходы, не было обязано к тому ни договором, ни законом. Подобные случаи незаконного обогащения чаще всего занимали внимание нашей практики. Сенат, например, признал, что посторонний человек, давший через посредство управляющего чужим имением деньги на нужды последнего без воли хозяина имения, вправе требовать с хозяина возмещения данной суммы (87, 13); что банк, в котором был заложен лес несостоятельного должника, вправе, застраховав эту ценность за счет конкурсного управления, обязанного как добрый хозяин само это сделать, требовать причисления уплаченной премии к издержкам конкурсной массы (09, 62); что владелец предприятия, уплативший рабочему вознаграждение за увечье, полученное на работах, исполняемых подрядчиком, вправе взыскать с последнего выданное вознаграждение, хотя бы об этом не было заключено с подрядчиком особого условия (10, 18).

[1] Как было уже указано выше (т. I, стр. 57), в настоящем издании "Учебника" отдел обязательственного права последовательно дополнен предположениями проекта кн. V гражданского уложения, внесенного министром юстиции 14 октября 1913 г. в Государственную Думу. Проект кн. V посвящен обязательственному праву, состоит из 1216 статей и распадается на три раздела: обязательства вообще (ст. 1-197), обязательства по договорам (ст. 198-1147) и обязательства не из договоров (ст. 1148-1216). В основании проекта лежит текст кн. V, выработанный в 1899 г. Редакционной Комиссией с объяснительной запиской в пяти томах; в 1903 г. Редакционная Комиссия составила вторую редакцию, а в 1905 г., когда были готовы проекты первых четырех книг, всем частям объединенного проекта была дана непрерывная нумерация. В 1910 г. Особое Совещание при министерстве юстиции, обсудив весь проект, решило ограничиться введением в действие лишь кн. V (обязательственное право) и из кн. I включить в общую часть обязательственного права постановления о форме договора, пороках воли при заключении договора, об условиях и толковании договоров. Выработанная Особым Совещанием редакция кн. V и предложена министром юстиции Государственной Думе при особой "Записке" (стр. 416), которая после упомянутой "Объяснительной записки" Редакционной Комиссии является необходимым пособием для изучения содержания и текста проекта кн. V. Как видно из "Записки" министра юстиции, проект кн. V предполагается в противоположность первоначальным планам Редакционной Комиссии распространить на всю империю, сохраняя лишь в некоторых случаях субсидиарное действие местных законов. В согласии с предположениями Редакционной Комиссии в проект включены и торговые сделки, поскольку их нормировка не встречается в подготовляемых министерством торговли и промышленности проектах отдельных законов. Таким образом, совершенно нельзя считать законченным и последовательно проведенным в проекте объединение гражданского права и торгового в его целом составе.

ОТДЕЛ IV. СЕМЕЙНОЕ ПРАВО
§ 59. Общее понятие о семье и семейных правах
Литература: Сокольский, К учению об организации семьи и родства в первобытных обществах (Жур. Мин. Нар. Пр., 1881, N 4 и 7); Леонтович, К вопросу о происхождении семьи вообще и об ее организации по древнерусскому праву (Жур. Мин. Юст., 1900, N 6, 7 и 8); Квачевский, Семейственные отношения и будущее гражданское уложение (Юр. вестн., 1887, N 2); Ковалевский, О современной русской семье (Всемирн. вестн., 1903, N 2); Боровиковский, Конституция семьи по проекту гражданского уложения (Жур. Мин. Юст., 1902, N 9); Загоровский, Курс семейного права, 1902.
1. Понятие о семье. Семья есть постоянное сожительство мужа, жены и детей, т.е. представляет собой союз лиц, связанных браком, и лиц, от них происходящих. Круг лиц, входящих в этот союз, неодинаков на различных ступенях развития человечества. Под влиянием индивидуализма круги, более отдаленные от центра, каковым является союз супругов-родоначальников, постепенно отпадают и понятие о семье суживается. Современная семья состоит только из отца, матери и детей, причем последние по достижении возмужалости в большинстве случаев тотчас же обособляются в отдельные союзы, мало связанные с первоначальным. Боковые родственники, не успевшие создать самостоятельной семьи, оставаясь в союзе, составляют случайный придаток. Вопрос о том, что следует понимать под именем семьи, не раз вставал перед законом. Понятие о семье лежит в основании льгот по семейному положению, предоставляемых при отбывании воинской повинности (т. IV, уст. воин. пов., ст. 48-59); при назначении пенсий для семейств умерших чиновников (т. III, уст. пенс., ст. 109); при определении круга лиц, имеющих право на материальное обеспечение вследствие лишения жизни члена семьи (ст. 657-661). Во всех этих случаях закон исходит из представления о семье в современном ограниченном смысле. Применительно к семье, построенной на началах, признанных законом, строится представление о семье, живущей вне законных рамок, как сожительство мужчины, женщины и происшедших от них детей.
В основе семьи лежит физиологический момент, стремление к удовлетворению половой потребности. Этим определяется элементарный состав семьи, предлагающей соединение мужчины и женщины. Дети являются физиологическим последствием сожительства. Если состав семьи обусловливается физиологическими причинами, то отношение членов семьи определяется этическим фактором. Положение женщины как объекта удовлетворения физиологической потребности, не выделяющегося из круга других объектов удовлетворения материальных потребностей, сменяется в истории положением ее как самостоятельного члена семьи, связанного с мужем и детьми любовью и привязанностью. Такого же самостоятельного положения под влиянием смягченных нравственных взглядов достигают и дети, которые первоначально стоят наравне с рабами и вещами в домашнем хозяйстве.
Физический и нравственный склад семьи создается помимо права. Введение юридического элемента в личные отношения членов семьи представляется не всегда удачным и чаще всего не достигает своей цели. При чрезвычайном разнообразии этических воззрений в различных слоях общества нормы права, определяющие отношение мужа к жене и родителей к детям, представляются в глазах высших, интеллигентных сфер общества слишком отсталыми, в глазах низших слоев - слишком радикальными, изменяющими вековые воззрения. Если юридические нормы совпадают с этическими, они представляются излишними, если они находятся в противоречии, то борьба между ними неравна ввиду замкнутости и психологической неуловимости семейных отношений.
Юридический элемент необходим и целесообразен в области имущественных отношений членов семьи. В большинстве случаев семья с точки зрения положения ее в народном хозяйстве составляет обособленное, частное хозяйство. Семья имеет общую квартиру, общую обстановку, сообща или через своего представителя, мужа, приобретает средства, необходимые для ее существования. Но общность, необходимая в границах домашней жизни, за пределами ее продолжается или прекращается, смотря по взгляду законодательства. Право или создает между членами семьи полную раздельность имуществ, как, например, у нас, или устанавливает бoльшую или меньшую степень общности. Определение внутренних и внешних имущественных отношений семьи составляет вполне возможную задачу для права.
Семья представляет собой основную ячейку государственного организма и пользуется некоторой автономией. Государство охраняет по возможности неприкосновенность внутренней жизни семьи, опасаясь излишним вмешательством повредить мирным ее отношениям. Родители имеют в отношении своих детей карательную власть; некоторые преступления, возбуждающие в других случаях преследование по инициативе самой власти, допускают вмешательство последней только по жалобе потерпевшего члена семьи.
II. Юридическая природа семейных прав. Семейный союз создает два вида семейных прав, различных по своему содержанию и по своей природе: а) права личной власти и b) права на содержание. К семейным правам не должны быть причисляемы устанавливаемые законом права на взаимную любовь, уважение, почтение, потому что это мнимые права, лишенные санкции, - право имеет дело только с действиями, но не с чувствами. Сюда не следует причислять и тех прав, которые хотя и вытекают из семейного союза, но возникают по поводу смерти членов, с распадением семьи, как право наследования, право на указную часть.
Права личной власти принадлежат мужу над женой, родителям над детьми, опекунам над опекаемыми. Права на содержание принадлежат жене против мужа, детям против родителей, и обратно. Те и другие права имеют то общее, что они носят чисто личный характер, всегда связаны с определенным активным субъектом. Притом они принадлежат лицу как члену семьи, и пока эта связь с семьей не устранится, например, разводом, усыновлением, смертью, это право не может прекратиться, другими словами, активный субъект не может отречься от своего права. Отсюда же как следствие вытекает и неотчуждаемость семейных прав.
На этом общность природы того или другого вида семейных прав прекращается. Праву личной власти соответствует обязанность всех вообще не ставить себя в такое отношение к жене, детям, опекаемым, которое противоречило бы этой власти. Права этого рода не исчерпывается выполнением со стороны подвластного лица какого-либо определенного действия. Иск, основанный на этом праве, следует всюду за лицами подвластными. Отсюда обнаруживается, что права личной власти отмечены абсолютным характером. Напротив, права на содержание принадлежат к разряду относительных прав. это право на определенное действие, к которому обязывается известное лицо как пассивный субъект. Все прочие не несут никакой обязанности и не могут явиться нарушителями права на содержание.
Объектом права личной власти является само подвластное лицо, а не какое-либо действие с его стороны. Однако в настоящее время с признанием личности за каждым человеком эти права впадают в безвыходное противоречие с нормами, охраняющими свободу каждого лица под страхом наказания. Право требовать жену или взрослых детей к совместному жительству сталкивается с запрещением подвергать свободное лицо насильственному задержанию. Отсюда обнаруживается теоретическая несостоятельность этих прав и практическая их неосуществимость. Но все же они признаются современными законодательствами, в том числе и нашим.
[Сенат признает, что семейные отношения покоятся на началах власти, подчинения и покровительства и что закон и государственная власть не касаются семейных отношений, как бы они ни были неблагоприятны для отдельных членов, пока злоупотребление властью и забвение обязанностей не доходит до отрицания основ семейных отношений (08, 95)].
§ 60. Заключение брака
Литература: Кавелин, Очерк юридических отношений, возникающих из семейного союза, 1884, стр. 11-46; Победоносцев, Курс гражданского права, т. II, стр. 10-103; Суворов, Курс церковного права, т. II, 1891, стр. 255-346; Загоровский, Курс семейного права, 1902; Азаревич, Брачные элементы и их значение, 1879; Он же, Русский брак (Жур. гр. и уг. пр., 1880, N 5 и 6); Бердников, Форма заключения брака у европейских народов в ее историческом развитии, 1887; Суворов, О гражданском браке, 1896; Гомолицкий, Брак раскольников по закону 19 апреля 1874 года (Вестн. пр., 1903, N 9); Невский, Родство как препятствие к браку, 1884; Гомолицкий, Брак раскольников по закону 19 апреля 1874 года. Введен ли им гражданский брак? (Вестн. пр., 1901, N 4-5); Павлов, Курс церковного права, 1902, стр. 317-394; Суворов, Учебник церковного права, 3-е изд., 1908, стр. 318-355; Горчаков, Церковное право, 1909, стр. 238-286; Громогласов, Определение брака в Кормчей, 1908.
I. Понятие о браке. С точки зрения юридической брак есть союз мужчины и женщины с целью сожительства, основанный на взаимном соглашении и заключенный в установленной форме. Данное нами определение имеет в виду брак вообще, не только между православными, но и между лицами других христианских вероисповеданий, не только между христианами, но и между нехристианами. Для юриста важна совокупность условий, при наличности которых сожительство лиц разного пола приобретает законный характер, т.е. влечет за собою все последствия законного брака. Эти условия содержатся в данном определении.
а. В основании брака лежит соглашение между сочетающимися - брак не может быть законно совершен без взаимного и непринужденного согласия сочетающихся лиц (ст. 12, 62). Как и всякий договор, брак предполагает свободу воли и сознания. Поэтому брак, совершенный по принуждению или обману, будет недействителен за отсутствием существенного элемента (ст. 666; ср. т. XVI ч. 2, зак. суд. гражд., ст. 446). Отсутствие сознания делает недействительным брак с безумным или сумасшедшим лицом (ст. 5, 37, п. 1). Согласие составляет наиболее существенное условие с точки зрения не только юридической, но и канонической (consensus facit nuptias), хотя в общественном представлении значение этого элемента часто отступает перед значением венчания.
[В русской литературе высказывается мнение, противоположное излагаемому. Загоровский видит договорные элементы только в возникновении брака, но не в его содержании и потому относит его к институтам особого рода. Вормс и Громогласов (зак. гражд., I, стр. 86) признают брак не договором, а союзом на том основании, что им создаются не отношения, а особое состояние общения жизни супругов. Однако договор как раз является средством создания союзов и в историческом развитии не раз служил да и теперь служит для утверждения особых состояний общения (кабальные отношения, ныне же усыновление). Бесспорным нужно признать, что брак не договор чисто частного права, а со значительной примесью публично-сакрального права. В его заключении повсеместно активно участвует государство, закрепляющее происходящее при браке изменение гражданского состояния супругов (у нас даже сословное), и также церковь с ее каноническими учениями о браке как таинстве].
b. Участники брачного договора должны быть лица разного пола, - соглашение происходит между мужчиною и женщиною. Выбор участников обусловливается физиологическою стороною брака, требующей для удовлетворения половой потребности соединения мужчины и женщины. Брак между одними мужчинами или одними женщинами невозможен. Число лиц, соединяющихся в брачном сожительстве, может быть различно: соединение нескольких мужчин с одною женщиною называется полиандриею, соединение нескольких женщин с одним мужчиною - полигамиею, соединение одного мужчины с одною женщиною - моногамиею. Наше законодательство в виде общего правила устанавливает для всех моногамию (ст. 20, 62), в виде исключения допускает многоженство для магометан (ст. 92-97, улож. о наказ., ст. 1558). Следовательно, мормоны не могут ожидать признания у нас действительности их браков. Закон наш предусматривает, однако, и полиандрию (ст. 82).
с. Цель брака - постоянное сожительство, не только в смысле физическом, но и нравственном, - "сочетание, сбытие во всей жизни, божественные же и человеческие правды общение". С этой стороны обнаруживается различие между браком и обязательством, которые оба могут быть основаны на договоре. Когда договор направлен на исполнение одного или нескольких определенных действий, то последствием его будет обязательственное отношение, например в товариществе. Брачное же соглашение не имеет в виду определенных действий, но, как общение на всю жизнь, оно имеет по идее нравственное, а не экономическое содержание. В истории мы встречаемся с идеей, что цель брака есть произведение детей, а потому при бездетности брачное сожительство должно считаться бесцельным, а потому самый брак подлежит расторжению. Но с современной точки зрения, если оставить в стороне еврейский взгляд на брак, неправильно целью брака ставить произведение и воспитание детей: первое есть возможное физиологическое последствие брака, второе есть необходимое его юридическое последствие. Брак нисколько не теряет в своей идее, если вступающие в него проникнуты стремлением к физическому и нравственному общению без всякой мысли о будущих детях. Мы можем мысленно представить себе такой общественный строй, при котором государство возьмет на себя воспитание детей, и брак все же сохранится.
d. Соглашение между мужчиною и женщиною требует облечения его в установленную форму, которая может иметь религиозный или гражданский характер. Только при соблюдении установленной государством формы сожительство влечет за собою все последствия, вытекающие из семейного союза. Православная и католическая церковь рассматривают брак как таинство, образ союза Христа с церковью. Однако в дальнейшем понимании брачного таинства обе церкви расходятся. В то время как католическая церковь видит таинство в сожитии супругов, православная церковь таинством признает церковное венчание, поэтому с точки зрения католической церкви таинство совершается самими супругами, а по учению православной церкви - священнослужителем. Лютеранская и реформаторская церковь не считают брак за таинство. С юридической точки зрения для брака существенно соблюдение установленной законом формы, все равно будет ли то церковное венчание, является ли форма в соответствии с воззрением той или другой церкви на брак как на таинство. На Западе брак приобретает юридическое значение и без благословения церкви. И у нас признается действительность брака, не освященного церковью, а именно в отношении нехристиан, язычников. На Западе возможно несоответствие юридической и канонической точек зрения на условия действительности брака. В России для христианских вероисповеданий подобное несоответствие невозможно, потому что государство согласует свои постановления с вероисповедными правилами.
II. История брака в России. Русский летописец, знакомя с порядком заключения брака у древних славян, противополагает, может быть, с некоторым пристрастием обычаи более цивилизованных полян грубым обычаям других племен. Последние жили как звери, и браков между ними не было, а только игрища между селами: сходятся на игрища, плясанья и тут похищают себе жен по предварительному, впрочем, соглашению. Очевидно, этот обычай умычки составляет отзвук прежнего действительного похищения женщин, и летописец ошибается, отрицая существование брака там, где налицо все его признаки, - соглашение, форма. Но у полян форма брака, по-видимому, более отрешена от воспоминаний о первобытном соединении полов, - по предварительному соглашению родители сами приводят невесту с вечера, в поутру получают плату за нее, вено. Другими словами, летописец подтверждает социологический закон смены брака похищением браком покупкою как более мягкою формою. До введения христианства и некоторое время после принятия его славяне допускали многоженство, как это мы знаем на примере Владимира Святого. "И радимичи, и вятичи, и север один обычай имяху, имяху же по две и по три жены, си же творяху обычай кривичи, прочии погании, не ведуще закона Божия, но творяще сами себе закон". Брак не прекращается смертью мужа, за которым должна была следовать на тот свет его жена, что не противоречило полной свободе развода со стороны мужа.
Введение христианства должно было несомненно сильно изменить брачное право, - оно стремилось укрепить брак и дать ему значение таинства. для этого церкви приходилось бороться с крепкими традициями, так, Церковный устав Ярослава грозит карою, "аже кто умчит девку" (ст. 1), или "аще девка не всхочет замуж, а отец и мати силою дадут" (ст. 21). Под давлением византийского права церковь православная установила пределы свободы расторжения брачных уз, устранила многоженство, ввела церковную форму совершения брака. Но действие христианства сказывалось медленно, потому что церковь имела дело с такою стороною быта народного, которая отличается особенною консервативностью. Еще долго слышатся указания на полное игнорирование церковного венчания; вплоть до XVII столетия встречаются следы свободного расторжения брака по обоюдному соглашению. Римское влияние обнаружилось и в том значении, какое церковь придала обручению. Получив религиозное освящение, последнее стало нерасторжимым и равным по силе венчанию. Между тем по общественному взгляду обручение, "заряд", имело значение договора, определяющего в форме неустойки имущественные последствия несостоявшегося брака.
На развитие брачного права оказал значительное влияние Петр I, выдвинувший в браке на первый план элемент согласия. Так как опасение невыгодных последствий стесняло свободу, Петр решил лишить обручение его религиозного и имущественного значения, а потому подобные сделки (рядные записи) запрещено было писать у крепостных дел. Затем признано было (1702 г.), что обручение должно совершаться не раньше как за шесть недель до венчания и обрученные могли еще разойтись. Так как по правилу VI Вселенского собора церковное обручение должно быть столь же ненарушимо, как и брак, то с целью согласования гражданского закона с церковными правилами при Екатерине II (1775 г.) повелено было слить обручение и венчание в один акт. Исходя из того же взгляда, Петр постановил, что родители и господа должны дать присягу в том, что не принуждали своих детей и рабов ко вступлению в брак. Петровская реформа была направлена к тому, чтобы не родители женили своих сыновей и выдавали замуж своих дочерей, но чтобы сыновья сами женились, а дочери сами выходили замуж. Судам поручено было преследовать насильственное похищение женщин для вступления с ними в брак. В то же царствование по поводу пленных шведов разрешен был вопрос о допустимости смешанных браков православных с иноверцами.
В Московскую эпоху сложилась форма совершения брака довольно сложная, что и должно было отразиться на соблюдении церковного венчания. Местный священник не мог совершить брака без предъявления ему разрешения епархиального архиерея, которое носило название "венечной памяти" и соединялось с уплатой венечной пошлины. В конце XVII века синод признал излишним такое усложнение и разрешил приходскому священнику совершать самостоятельно браки под личной ответственностью за соблюдение гражданских и канонических постановлений. В XVIII веке государственная власть настаивает особенно энергично на совершении брака в церковной форме.
Царствование императора Николая I оказало также значительное влияние на гражданское законодательство по брачному вопросу, потому что в это время сложилось большинство определений об условиях вступления в брак.
III. Условия вступления в брак. Брачная дееспособность или способность вступать в брак определяется различными условиями положительного или отрицательного характера, т.е. необходимостью наличности или отсутствия известных обстоятельств. Условия эти отличаются значительным разнообразием, потому что они вызваны различными соображениями: каноническими правилами, государственными соображениями, историческими причинами. Все условия могут быть разделены на группы по разным основаниям: по каноническому или гражданскому источнику, по инициативе опровержения брака (смотря по тому, уничтожается ли он по заявлению одного из супругов или же по собственному почину светской или духовной власти), по последствиям отсутствия требуемых условий. Два последние основания представляются вполне юридическими, но по важности предпочтение должно быть отдано третьему.
А. Некоторые условия имеют то значение, что наличность их или отсутствие, смотря по свойству их, влечет за собою признание недействительности брака. Лица, которых брак признан со стороны духовного суда недействительным, немедленно по сношению епархиального начальства с местным гражданским разлучаются от дальнейшего сожительства. Разлученные на этом основании лица имеют право вступать с другими лицами в новые браки (ст. 38 и 39).
1. Из цели брака и договорного его элементов обнаруживается необходимость брачного возраста, в пределах которого уже приобретается и еще не утрачивается половая способность и сознание совершаемого акта.
а. Относительно начального момента, с которого допускается вступление в брак, возможно разногласие. Имея в виду поощрить браки, чтобы искоренить внебрачные сношения, вредные для здоровья и нравственности молодежи, считаясь с хозяйственными требованиями рабочей силы в деревне, следует высказаться за низкую норму. Если же иметь в виду важные нравственные последствия брака для всей жизни обоих супругов, если признавать вредное физиологическое последствие раннего брака для недозрелых супругов, следует настаивать на высокой норме. Жизнь при настоящих условиях высказывается во втором смысле, и брачный возраст постепенно повышается как фактически, так и юридически. Возраст, с которого допустим брак в России, в прежнее время был очень невысок. Олеарий утверждает, что он встречал (XVII век) мальчиков 12 лет уже женатых, девочек 11 лет уже замужних. Это объясняется тем, что греческая церковь подобно западной держалась римской нормы брачного возраста, а именно 14 лет для мужчин и 12 лет для женщин. Эта норма господствовала во всей Европе до XIX столетия, когда всюду законодательства стали признавать несоответствие между идеей брака и детским возрастом брачащихся. Во Франции только кодекс Наполеона 1804 г. установил брачный возраст в 18 лет для мужчин и 16 для женщин (§ 144) и сейчас идет вопрос о повышении этой нормы. В Германии по гражданскому кодексу 1896 г. мужчины могут вступать в брак с 21 года, женщины с 16 лет (§ 1589). В Швейцарии по новому кодексу 1907 г. брачный возраст определяется для мужчин в 20, для женщин в 18 лет (§ 96). Некоторые страны и до сих пор остаются при римской норме. В Англии брак допускается для мужчин в 14, для женщин в 12 лет. В Австрии закон дает общий возраст для лиц обоего пола - 14 лет (§ 48). В Россию римская норма проникла вместе с принятием христианства. Но самая норма несколько колебалась между 14 и 15 для мужчин, 12 и 13 для женщин - в соответствии с колебаниями византийских источников. В 1774 г. Святейший Синод определил брачное совершеннолетие согласно Эклоге Льва Исаврянина в 15 и 13 лет. В начале XIX века в России были весьма нередки случаи браков взрослых мужчин с девочками, продолжавшими и после замужества играть в куклы, и взрослых женщин с мальчиками. Признавая такое явление ненормальным, законодатель именным указом, данным Святейшему Синоду 19 июля 1830 г., установил начальный брачный возраст в 18 лет для мужчин и 16 лет для женщин, который и вошел в действующее законодательство (ст. 3). Этот возраст имеет значение для всех христианских исповеданий, для магометан и иудеев (ст. 63 и 91). Для православных возможно некоторое отступление: 1) архиереям предоставляется в необходимых случаях разрешать браки по личному своему усмотрению, когда жениху или невесте недостает не более полугода до брачного совершеннолетия (ст. 3, прим.); 2) второе исключение установлено для природных жителей Закавказья ввиду раннего наступления зрелости: для них норма понижена на три года, 15 и 13 лет (ст. 63).
b. Предельный брачный возраст установлен в нашем законодательстве для православных в 80 лет мужчин и женщин (ст. 4). Для других вероисповеданий предельная норма не установлена.
с. С точки зрения физической и нравственной природы брака весьма разумно установить известное соотношение в возрасте жениха и невесты. В синодском указе 1775 г. был высказан отрицательный взгляд на такие неравные браки: "...некоторые, в противность законам Божьим, в летах, между собою весьма не сходственных, вступают в брак, через что бывают несогласия и просьбы о разводе". Однако наше законодательство не восприняло этой точки зрения и в Своде Законов нет воспрещения вступать в брак лицам, возраст которых резко расходится. Следует поэтому признать неправильным взгляд Павлова, будто "в случае крайнего неравенства в летах мужа и жены, например, когда первому 80, а последней 151/2 лет или, наоборот, первому 18, последней 80 лет, по духу церковных законов брак должен быть признан недействительным". Юридическая сила канонических постановлений обусловливается или перенесением их содержания в светские законы, или ссылкою на их содержание: ни того, ни другого в данном случае нет.
Брак, совершенный вопреки установленной норме, признается недействительным сам по себе, но разлучение имеет место только по просьбе несовершеннолетнего супруга (уст. дух. конс., ст. 209). Впрочем, закон отступает от строгой логики и в случае желания этих лиц продолжать супружество по достижении необходимого возраста требует не нового брака, а только подтверждения его в церкви по установленному для того чиноположению (ст. 39). Еще более, если обвенчавшиеся продолжают жить совместно и достигают брачного совершеннолетия или если брак их имел последствием беременность (рождение ребенка) жены, то брак их должен быть признан действительным без всякого подтверждения (уст. дух. конс., ст. 209).
Серьезное недоразумение вызывает наш закон, который признает недействительными брачные сопряжения лиц, не достигших возраста, "церковью определенного", для вступления в брак. Мы видели, что церковное совершеннолетие - это 15 и 13 лет. Это церковное совершеннолетие закон (ст. 39) противополагает гражданскому совершеннолетию, не тому, которое установлено для имущественной дееспособности, т.е. не 21 году, как ошибочно полагает Горчаков, а тому, которое установлено светским законом для вступления в брак, т.е. 18 и 16. С точки зрения закона следовало бы признавать действительными браки лиц, достигших церковного совершеннолетия, хотя и не достигших гражданского. Так именно полагает Павлов: "...только первое служит безусловным препятствием к браку, так что брак, заключенный по достижении женихом 15, а невестою 13 лет, не подлежит расторжению как ничтожный и недействительный". Напротив, другой наш канонист, Суворов, полагает, что правильнее рассуждать так, что указ 1830 г. был издан не только как гражданский, но и как церковный закон, которым ранний возраст, 15 и 13 лет, совершенно отменен как потрясающий добрые нравы. В подтверждение первого взгляда приводят буквальный смысл ст. 37, п. 5 т. Х ч. 1, в силу которой действительными не признаются брачные сопряжения лиц, не достигших возраста, церковью определенного, для вступления в брак (ср. также ст. 218 уст. дух. конс.). Однако в противоречии с этим буквальным смыслом указанной статьи стоит ст. 13567 уст. гр. суд., по которой признается недействительным брак, заключенный старообрядцами прежде достижения установленного к браку совершеннолетия, причем делается ссылка, как на общее правило, на ст. 3, т.е. на гражданское, а не на церковное совершеннолетие. Трудно согласить допущение законного брака с девицею 13 лет, когда тот же законодатель карает крайне сурово растление девицы, не достигшей 14 лет, хотя бы совершенное по согласию ее (улож. о наказ., ст. 1524). Затем в положении о союзе брачном, изданном для Царства Польского в 1836 г., где помещены также правила о браках между лицами греко-российской веры, сказано, что брак совершается и расторгается во всем сообразно правилам, изображенным в своде гражданских законов империи; правила "сие ниже сего исчисляются". В числе существенных условий для вступления в брак указан законом определенный возраст мужского пола 18, а женского - 16 лет от рождения (собр. гражд. зак. Царства Польского, ст. 98 и 99, п. 1). Вступившие в брак ранее определенного для сего возраста разлучаются от сожительства, хотя бы одна только сторона была несовершеннолетняя: по законном же исследовании такой брак подвергается формальному расторжению (там же, ст. 120). В этом законе нельзя не видеть законодательного понимания законов, действующих в империи.
2. Ввиду установленной моногамии состояние в браке является препятствием ко вступлению в новый брак. Вступить в брак может только холостой, вдовый или разведенный. Это постановление имеет не только каноническое, но и государственное значение, а потому относится ко всем, за исключением магометан (ст. 20, 62, 37, п. 2). Только расторжение предшествующего брака дает возможность вступить в новый. Лицам православного исповедания запрещается вступить последовательно в четвертый брак (ст. 21), хотя уже и на вступающего в третий брак налагается епитимия (указ Синода 5 апреля 1871 г.). В счет трех браков следует включить и браки, прекращенные разводом, но только не браки, признанные недействительными. На лиц других исповеданий это ограничение, имеющее каноническое значение, не распространяется: католики и лютеране могут вступать в брак неограниченное число раз. Двоеженство или двоемужество не только делает недействительным второй брак, но колеблет и первый: он сохраняет свою силу только при согласии на то со стороны оставленного супруга (ст. 40).
3. Отрицательным условием является духовный сан и монашество. Монашествующим и посвященным в иерейский или дьяконский сан, доколе они в этом сане пребывают, брак вовсе запрещается (т. Х ч. 1, ст. 2 и 37, п. 6). Это запрещение относится также к католикам, как соответствующее взгляду католической церкви, которая, сверх того, считает препятствием к браку обет целомудрия. Указанное постановление не распространяется на протестантское духовенство.
4. Как соглашение, брак не зависит от вероисповедания, но, как таинство, он невозможен между христианами и нехристианами. Поэтому различие вероисповеданий является препятствием к совершению браков. Для лиц православного и католического вероисповедания невозможны браки с нехристианами (ст. 37, п. 7, ст. 85). Лицам евангелического исповедания дозволяется брак с магометанами и евреями, но не с язычниками (ст. 87). Браки католиков с лютеранами, допускаемые гражданским законодателем, нуждаются, однако, в диспенсации папы или его представителя в России - митрополита. Браки православных лиц со старообрядцами и сектантами по закону 17 апреля 1905 г. уравнены с браками между православными и инославными лицами. Нет никаких препятствий к бракам евреев с мусульманами.
5. В некоторых случаях наступает осуждение на безбрачие, которое является препятствием ко вступлению в брак (ст. 37, п. 4). Такое последствие могут повлечь за собою: а) расторжение брака по прелюбодеянию одного из супругов, b) вступление во второй брак при существовании первого, с) безвестное отсутствие в продолжение пяти лет; в последнем случае осуждение производится только по возвращении безвестно отсутствовавшего, и то если он не представит достаточных оправданий. Законом 24 мая 1904 г. отменено осуждение на безбрачие лиц, виновных в нарушении супружеской верности, но при повторности прелюбодеяния развод уже не открывает виновному возможности вступить в новый брак. Изданное вслед за законом разъяснительное определение Святейшего Синода лишает новый закон почти всякого практического значения. Священник не вправе венчать разведенных по прелюбодеянию и виновных в нем в течение двух лет безусловно, а после этого срока, в течение еще пяти лет, только при удостоверенном со стороны священника раскаянии виновного (14 июля 1904 г. за N 11). Для лютеран осуждение на безбрачие имеет значение лишь временного препятствия до разрешения консистории.
6. Препятствием к браку является родство и свойство в близких степенях (ст. 37, п. 2). Кровное родство есть отношение, которое устанавливается между лицами, происходящими одно от другого или от одного общего родственника. Свойство есть отношение, которое создается между одним супругом и родственниками другого или между родственниками обоих супругов. Где основание запрещения браков между родственниками? а) По мнению одних, между близкими родственниками существует половое отвращение, вложенное в человека природою в виде инстинкта. Закон, следовательно, лишь признает физиологический факт. Однако существование такого инстинкта, как присущего человеку от природы, не подтверждается историческими и этнографическими данными. Ксеркс был женат на своей сестре Атоссе, Кимон вступил в брак со своей единокровной сестрой Эльминикой, Артаксеркс состоял в браке со своими дочерьми. Брак между братьями и сестрами допускали египтяне, персы, арабы, вначале германцы. b) Браки между близкими родственниками, по другому мнению, запрещаются издавна, потому что наблюдения научили народ, что такие спаривания приводят к болезням, глухонемоте, эпилепсии, идиотизму. Как историческое объяснение запрещений, опасение вырождения едва ли может быть принято. Если бы опыт внушал такое запрещение, то немыслимо было бы допущение брака между близкими родственниками, встречающееся, как мы видели, у целых народов. Притом опыт мог дать указания в отношении близких родственников, а между тем запрещение касалось браков между родственниками в таких далеких степенях, которые совершенно выходят за пределы возможного опыта. Если бы запрещение браков между родственниками основывалось на историческом опыте, то с течением времени круг запрещенного родства от узкого переходил бы к широкому, а мы видим обратное направление - от широкого к узкому, и современные народы, вооруженные гораздо большим опытом, постепенно сокращают степени родства, препятствующего браку. с) Некоторые связывают широкое запрещение браков между родственниками с тою культурною миссиею, которую взяла на себя христианская церковь, поставившая себе задачею сближать браками чуждые роды и тем способствовать их примирению и политической интеграции. d) Едва ли не самым правильным надо признать то объяснение запрещения, которое сводится к стремлению изгнать половые влечения в кругу лиц, вынужденных жить вместе и вести общее хозяйство, и тем устранить существенный повод к раздорам внутри семьи. В пользу такого объяснения говорят главным образом два обстоятельства. Во-первых, круг запрещаемых браков шире при натуральном хозяйстве, соединяющем под одною кровлею массу родственных лиц, и, наоборот, уже при меновом хозяйстве, когда проявляется тенденция к индивидуализации семьи. Во-вторых, только приведенным соображением можно объяснить полное сходство запрещений браков между родственниками и между свойственниками, хотя в основании свойства как препятствия к браку не может быть, конечно, никакого физиологического момента. Павлов полагает, что запрещение по свойству строится аналогично с запрещением по родству. Но дело не в аналогии построения, а в тождестве оснований. В LIV правиле Трульского собора мотив запрещения браков в родстве и свойстве указан один и тот же: "...дабы естество само себя не смешивало". Соответственно тому выдержана и параллель в степенях родства и свойства, препятствующих браку.
В то время когда брачные дела находились всецело в ведении католической церкви, круг лиц, лишенных возможности вступать взаимно в брак, был очень велик. Доходило до 12-й, даже до 14-й степени родства, что ставило в большое затруднение царствующие дома, ограниченные в выборе невест, принадлежащих к династиям. С переходом брачного права в руки светского законодателя картина резко изменилась. В настоящее время во Франции не допускаются браки (франц. код., § 161) только между родственниками в прямой линии, между братьями и сестрами, между дядей и племянницей, теткой и племянником, между деверем и невесткой, между шурином и свояченицей; причем препятствия в родстве в третьей степени и свойстве могут быть устранены с согласия президента республики. В Германии запрещается только брак с родственниками по прямой линии, а также с родными, единокровными и единоутробными братьями и сестрами (герм. код., § 1310). В Англии препятствием к браку служит родство в прямой степени без ограничения, в боковой до третьей включительно (дядя и племянница) и свойство второй степени. Следовательно, нигде не запрещается брак между двоюродными братьями и сестрами (4-я степень) и редко где брак между дядей и племянницей (3-я степень).
Обращаясь к русскому законодательству, мы встречаемся с положением, что во всех вообще христианских исповеданиях запрещается совершать браки в степенях родства, возбраненных правилами той церкви, к которой принадлежат сочетающиеся лица (т. Х ч. 1, ст. 64). Православным запрещается вступать в брак в степенях родства и свойства, церковными законами не дозволенных. После некоторых сомнений, возбужденных в XVIII столетии, указ Святейшего Синода 19 января 1810 г. окончательно разрешил вопрос, запретив браки лиц, состоящих между собою в первых четырех степенях кровного родства и двухродного свойства. Очевидно, кровное родство как факт физиологический не зависит от легальности его происхождения и потому незаконное родство должно бы иметь равную силу с законным. Наши гражданские законы до последнего времени не признавали юридической связи между родителями и их детьми, рожденными вне брака. Однако следует признать, что не только с канонической точки зрения, так это полагает Павлов, но и с юридической запрещение браков в законном родстве, до четвертой степени включительно, должно быть распространено и на незаконное родство, так как этого требует общий смысл законов. Бесспорным, однако, этого вопроса нельзя признать.
По аналогии с кровным родством построено духовное родство, т.е. отношение между лицами, создающееся через восприятие от купели крещения. Первоначально проявлялось стремление к довольно широкому заграждению браков между участниками восприятия, например, между восприемником и восприемницею (кум и кума), но в последнее время обнаружилось обратное течение. В практике Святейшего Синода (указ 31 октября 1875 г.) духовное родство служит препятствием к браку только а) между восприемником и матерью воспринятого и b) между восприемницей и отцом воспринятого.
Наконец, та же аналогия создала и гражданское родство, устанавливаемое фактом усыновления. Гражданские законы наши обходят полным молчанием вопрос о том, допустим ли брак между усыновителем и усыновленной? В отношении лютеран законодательство наше постановляет, что браки между усыновленными и усыновителями воспрещаются, пока усыновление законным образом не уничтожено (т. XI ч. 1, изд. 1896 г., ст. 326). В отношении католиков законодательство, действующее в Царстве Польском, постановляет, что родство и свойство гражданское составляют препятствие к браку между усыновившим и усыновленным и его нисходящими, между усыновленными и от брака рожденными детьми одного и того же лица, между усыновленным и женою или мужем лица усыновившего (пол. о союзе брачном 1836 г., ст. 35). В отношении православных закон безмолвен и практика склоняется к выводу, что препятствия в гражданском родстве нет, хотя такое заключение мало согласуется с идеей запрещения брака между лицами, связанными одним кровом. Следует, однако, иметь в виду, что согласно закону 3 июня 1902 г. возможно усыновление собственных внебрачных детей, и тогда вопрос переносится на почву препятствий, создаваемых незаконным родством.
В. В противоположность указанным обстоятельствам, влекущим за собою недействительность брака, существует другой ряд причин, по которым священники лишь обязываются воздерживаются от венчания под страхом наказания. Наказание может угрожать и повенчавшимся, хотя брак, совершенный вопреки запрещению, остается в своей силе.
1. К такого рода условиям относится согласие родителей на брак их детей. Вытекая из недостаточного сознания последними важности брака, с достижением совершеннолетия подобная зависимость становится излишнею. Однако по нашему закону безусловно запрещается вступать в брак без дозволения родителей или заменяющих их опекунов и попечителей (ст. 6), так что необходимость испрашивания родительского разрешения не ограничивается никаким возрастом. Только для лютеран этот вопрос получил полное обстоятельное разрешение (т. XI ч. 1, изд. 1896 г., ст. 319-321). Брак, совершенный без согласия родителей, сохраняет свою силу, но по жалобе родителей провинившиеся дети могут подвергнуться тюремному заключению на время от 4 до 8 месяцев и, сверх того, могут лишиться права наследовать по закону в имении того из родителей, которого они оскорбили своим неповиновением (улож. о наказ., ст. 1566). Представление священнику письменного дозволения родителей не требуется, достаточно, если священник не знает о запрещении со стороны родителей. По некоторым же законодательствам отсутствие родительского согласия влечет за собою даже недействительность брака. Особенно строго относится французское право к обязанности детей заручиться разрешением родителей. Может быть, это результат долгой и упорной борьбы в этой стране между католическою церковью и королевскою властью, из которых первая не признавала существенным для силы брака согласие родителей (Тридентский собор 1565 г.), а вторая настаивала на значении родительского согласия (Ordonnance de Blois 1549 г.). По германскому уложению родительское согласие уже не имеет такого значения (§ 1304 и 1323).
2. Такое же значение имеет разрешение начальства на вступление в брак. По общему правилу лица всех состояний могут вступать между собою в брак, не испрашивая на то ни особого от правительства дозволения, ни увольнения от сословий и обществ, к которым они принадлежат (ст. 1). Но лицам, состоящим на службе, как военной, так и гражданской, запрещается вступать в брак без дозволения их начальства, удостоверенного письменным свидетельством (ст. 9). Исторически, со времени Петра, в нашем законодательстве вводится ряд постановлений, ограничивающих свободу вступления в брак лиц военного ведомства. При издании Свода Законов правило это было распространено, хотя и не основательно, на лиц гражданского ведомства. Едва ли, однако, можно утверждать, что требование это потеряло всякое значение. Оно имеет полное применение, скреплено уголовною санкцией (улож. о наказ., ст. 1565). По мысли закона согласие начальства обусловливается только служебными препятствиями, но трудно согласиться, чтобы начальство не могло отказать в своем разрешении на брак, препятствие к которому явно обнаруживается из документов, хотя бы в интересах службы брак и не служил препятствием.
Особые правила о разрешении начальства были установлены в 1876 г. для лиц военного ведомства и вновь пересмотрены в 1901 г. Исходя из того взгляда, что брак офицера, который не имеет достаточного содержания, может привести к материальному положению, не соответствующему его офицерскому достоинству, закон совершенно запрещал офицерам жениться ранее 23 лет; в возрасте от 23 до 28 лет допускал брак только при условии, если офицер представит обеспечение в виде недвижимости или вклада; и только после 28 лет, когда предполагается, что офицер достиг на службе положения, материально его обеспечивающего, он мог жениться без условий. Но законом 22 марта 1909 г. представление обеспечения как условие допущения брака для офицеров военно-сухопутного ведомства отменено и сохранено лишь для офицеров военно-морского ведомства, не достигших 25 лет. Все же и по новому закону офицеру, не достигшему 23 лет, вступление в брак безусловно воспрещается (т. IV, уст. воин. пов. по прод. 1909 г., ст. 28, п. 2). Нижним чинам, состоящим на действительной обязательной службе, запрещается вступать в брак (уст. воин. пов., ст. 28, п. 1, по прод. 1910 г.).
3. Родство и свойство, имеющие в ближайших степенях разрушительное значение для браков, совершенных вопреки установленным правилам, на дальнейших степенях, от 5-й до 7-й включительно, составляют препятствие, устранимое с разрешения епархиального архиерея. Во всяком случае даже без последнего условия брак остается в своей силе.
IV. Совершение брака. Брак лиц христианских вероисповеданий у нас, в России, должен происходить в форме церковного венчания, под опасением в противном случае недействительности. Это правило относится даже к лютеранам (т. XI ч. 1, изд. 1896 г., ст. 300), хотя лютеранская церковь и не признает за браком характера таинства. Православные, желающие вступить в брак, должны уведомить о том священника своего прихода (ст. 25), хотя сплошь и рядом, несмотря даже на специальный указ Синода (27 мая 1853 г.), венчание происходит не в своей приходской церкви. Ему должны быть предоставлены все данные, способные убедить, что препятствий к браку не имеется. Если в священнике не возникает сомнения в том, что вступающие в брак достигли брачного возраста, то нет основания требовать представления метрических свидетельств жениха и невесты (указ Синода 27 ноября 1898 г.). Предъявление паспорта или полицейского свидетельства вызывается необходимостью удостовериться, с одной стороны, в личности жениха и невесты, если они лично неизвестны священнику, с другой стороны, в отсутствии брачных уз, связывающих уже того или другого, так как в паспорте делаются отметки о брачном состоянии (указ Синода 14 апреля 1906 г.). Вопреки установленной законом (т. IV, уст. воин. пов., ст. 118 и 185) обязанности требовать от лиц мужского пола, не достигших 21 года, свидетельства о приписке к призывному участку, а от лиц, перешедших этот возраст, свидетельства о явке к исполнению воинской повинности, Синод разрешил не требовать от желающих вступить в брак представления таковых свидетельств (указ 14 августа 1906 г.). Зато от лиц, состоящих на гражданской или военной службе, священник обязан потребовать письменного разрешения со стороны начальства на вступление в брак. Удостоверившись в отсутствии препятствий, священник делает троекратное оглашение в ближайшие воскресные и другие праздничные дни для того, чтобы всякий знающий о существовании препятствий мог своевременно заявить о том. Дальнейшею предупредительною мерою является так называемый обыск, т.е. дознание, производимое причтом. В настоящее время оно сводится к удостоверению со стороны свидетелей отсутствия препятствий к браку, которое заносится за подписью вступающих в брак и свидетелей в обыскную книгу.
Все эти подготовительные действия завершаются венчанием в церкви, при котором должны присутствовать брачащиеся лично и не менее двух свидетелей. Венчание православных лиц вне церкви допускается в тех только местах, где по обстоятельствам венчание в церкви невозможно, например, в Сибири, где на огромном пространстве нельзя встретить храма, притом к таковым венчаниям не дозволяется приступать без благословения епархиальных архиереев (ст. 31). Совершение брака возможно только в определенные дни, а также в дневные часы, хотя обычай отстранил каноническое условие, перенеся венчание на вечернее время.
Каждый брак записывается в приходскую метрическую книгу, из которой выдается выпись. В случае возникших о метрических актах сомнений, а равным образом, если брак в них не записан, событие может быть доказываемо: обыскною книгою, исповедными росписями, гражданскими документами, если из них видно, что именуемые супругами признавались таковыми в присутственных местах и бесспорно пользовались правами, зависящими от законного супружества, наконец, следствием (т. Х ч. 1, ст. 35). Последнее должно заключать в себе показания: причта, который венчал брак, бывших при браке свидетелей и вообще знающих о достоверности события брака (т. Х ч. 1, ст. 36). В числе доказательств, перечисляемых законом в дополнение метрической записи, опущено одно, имеющее важное значение, - это отметка в паспорте о совершении венчания.
Браки лиц всех вообще христианских исповеданий должны быть совершаемы духовенством той церкви, к которой принадлежат вступающие в супружество. В Западном крае и в Царстве Польском смешанные браки между лицами неправославных христианских вероисповеданий совершаются священником той веры, к которой принадлежит невеста (ст. 75, пол. о союзе брачном, ст. 192). за неимением в месте жительства инославных, желающих вступить в брак, священника соответствующей веры венчание может быть произведено православным священником с тем последствием, что расторжение таких браков производится уже по правилам православной церкви (т. Х ч. 1, ст. 65). Брак православного лица с лицом другого христианского исповедания должен быть совершен непременно в православной церкви и может быть затем повторен по обряду церкви другого супруга (ст. 67). Обряд бракосочетания у лютеран должен быть предпочтительно совершаем в церкви, но может, однако, быть совершен и в частном доме (т. XI ч. 1, изд. 1896 г., ст. 303).
Относительно нехристиан у нас постановлено, что каждому племени и народу, не исключая и язычников, дозволяется вступать в брак по правилам их закона или по принятым обычаям, без участия в том гражданского начальства или христианского духовенства (ст. 90).
V. Гражданский брак. В настоящее время почти во всех европейских государствах, к какому бы вероисповеданию ни принадлежало их население, даже в православной Румынии, церковную форму такого брака сменил гражданский брак. Гражданский брак - это также формальный брак, только лишенный церковного освящения и совершаемый перед гражданскою, а не духовною властью, - только глубокое невежество могло использовать этот термин для обозначения внебрачного сожительства. Убедившись из представленных документов в наличности необходимых для брака условий и в отсутствии препятствий, гражданский чиновник (во Франции мэр) делает оглашение о предстоящем браке посредством вывешиваемого на некоторое время объявления. Если никем не было сообщено о существовании препятствий, чиновник в назначенный день в присутствии брачащихся и свидетелей читает статьи законов, определяющие права и обязанности супругов, спрашивает жениха и невесту о желании вступить в брак друг с другом и затем объявляет их мужем и женою. В Германии гражданский чиновник (Standesbeamte) ставит лишь вопрос о согласии на брак и по получении удовлетворительных ответов объявляет их законными супругами; статьи закона не читаются. Совершенный таким образом брак заносится в особую книгу. Отсюда видно, что гражданский брак отличается от церковного только отсутствием венчания.
Гражданский брак явился следствием реформации, создавшей небывалое до того различие вероисповеданий, взаимную религиозную нетерпимость и, с другой стороны, отвергшей за браком значение таинства. Впервые гражданский брак был создан в Голландии в XVI веке, где он явился как необходимый выход из затруднительного положения, а оттуда перешел в Англию. Во Франции гражданский брак был принят во время первой революции и утвержден кодексом Наполеона. Из Франции брак распространился всюду за кодексом. Германия, хотя страна по преимуществу протестантская, установила гражданскую форму брака только во время разгара культурной борьбы с церковным авторитетом, в 1875 г. В Румынии гражданский брак был принят в 1894 г. по примеру Франции. Гражданский брак имеет на западе троякое значение: 1) Он называется факультативным, когда усмотрению самих брачащихся предоставляется выбрать церковную или гражданскую форму, как, например, в Англии. 2) Он называется обязательным, когда закон предписывает обязанность гражданского брака, не признавая никакого юридического значения за одним церковным венчанием, как в Германии и Франции; это не мешает желающим освятить свой брак и сверх того после церковным благословением, только последнее имеет лишь религиозное, но не юридическое значение. 3) Третий тип представляет гражданский брак в Австрии, где обращение к нему обусловливается безвыходностью положения, которая создается или тем, что священники уклоняются от благословения смешанных браков, или же тем, что лицо, не принадлежащее к церкви венчающей, считает насилием над своею совестью принятие благословения от чуждого ему священнослужителя.
В России некоторое подобие гражданского брака установлено по закону 12 апреля 1874 г. для раскольников (старообрядцев) ввиду государственной необходимости. Дело в том, что государственной властью до 17 апреля 1905 г. не признавались исповедание и духовенство старообрядцев, так что их венчанные браки не имели в глазах правительства религиозного характера. А между тем невозможно было оставить без определения и последствий все возникавшие из их семейного союза отношения. Выходом из этого затруднительного положения послужил бы гражданский брак. Но ввести гражданский брак в его чистом виде, хотя бы и для раскольников, правительству представлялось опасным ввиду возможного распространения и утверждения самой идеи гражданского брака в сознании русского общества. Поэтому брак раскольников получил довольно неопределенную окраску (т. IX, ст. 941-948). По сделанному письменно или словесно заявлению о желании оформить брак полицейское управление или волостное правление составляет объявление и выставляет его в течение семи дней при дверях управления. Все, имеющие сведения о препятствиях, обязаны дать знать управлению. По истечении семи дней управление выдает лицу, заявившему желание записать свой брак, свидетельство о произведенном объявлении. С этим свидетельством оба супруга должны явиться лично с четырьмя свидетелями в полицейское управление, которое ведет метрические книги, и здесь совершается запись брака. Браки старообрядцев приобретают в гражданском отношении (через занесение их в установленные метрические книги) силу и последствия законного брака. Воспрещаются и не подлежат записи такие браки старообрядцев, которые запрещены гражданскими законами (ст. 78). Таким образом, браки старообрядцев не совершаются в присутствии гражданской власти, а только регистрируются уже совершенные по их обрядам, в чем и обнаруживается существенное отличие от настоящего гражданского брака. Полицейский чиновник не спрашивает о согласии вступающих (или вступивших?) в брак, не провозглашает их законными супругами. Следовательно, в браках старообрядцев религиозный момент отделяется от юридического, но при этом а) юридический момент состоит не в совершении брака, а в регистрации совершенного уже брака, b) религиозный момент не имеет юридического значения, потому что с отрицанием раскольничьего духовенства связано и отрицание таинства в браке, совершенном представителем непризнанного духовенства. Вначале Сенат высказался в том смысле, что "запись брака раскольников в полицейскую метрическую книгу должна считаться равносильной самому заключению брака" (94, 36), но потом пришел к обратному выводу, что "эта запись ни в каком случае не может быть рассматриваема в качестве такого акта, который устанавливает самое совершение брака" (02, 69). Если же запись в полицейские книги лишь удостоверяет уже совершенный брак, то оставалось сделать вывод, что брак старообрядцев может быть доказываем и иными способами (об. собр., 99, 28), чем совершенно устраняется исторический смысл закона 1874 г.
Указом 17 апреля 1905 г. настоятелям и наставникам старообрядческих общин вменено ведение метрических книг, причем бракосочетающиеся записываются в книги немедленно по совершении соответствующей требы (ср. указ 17 октября 1906 г.). Однако признание старообрядчества и его духовенства пока ни в чем не изменило закона 1874 г., как это можно видеть даже по продолжениям Свода Законов сводным 1906 и 1912 гг. и очередным 1908, 1909, 1910, 1911 и 1913 гг. Между тем не законодательным путем, а в порядке Верховного управления Высочайше утвержденным 12 февраля 1907 г. положением Совета министров определено, что старообрядцы, записанные за время, предшествующее изданию настоящего закона (?), в сословные посемейные списки или иного рода заменяющие сии списки документы мужем и женою, а по полицейским метрическим книгам не числящиеся в брачном союзе, как не отвечающие законным требованиям регистрации, признаются состоящими в законном браке. Юридическая запутанность вопроса достигает высшей точки.
§ 61. Расторжение брака
Литература: Кулишер, Развод и положение женщины, 1896; Способин, О разводе в России, 1881; Загоровский, О разводе по русскому праву, 1884; Полежаев, Душевная болезнь одного из супругов как повод к расторжению брака (Жур. юр. общ., 1896, N 8); Розенбах, Расторжение брака вследствие помешательства (Жур. Мин. Юст., 1899, N 3); Чиж, Расторжение брака вследствие помешательства супруга (Вестн. пр., 1899, N 8); Воротынский, Душевная болезнь одного из супругов как повод к расторжению брака (Врач, 1898, N 45); Суворов, О безбрачии как последствии расторжения брака по причине прелюбодеяния (Юр. вестн., 1899, N 8); Соловьев, О вечном безбрачии виновного супруга (Юр. вестн., 1881, N 2); Глубоковский, Развод по прелюбодеянию и его последствия по учению Христа Спасителя (Христианское Чтение, 1895, январь-апрель); Гусаков, Отмена безбрачия для разведенных (Право, 1904, N 31); Нечаев, К вопросу о разводе (Право, 1903, N 6); Б.Попов, Зачет прелюбодеяния в иске о разводе (Право, 1909, N 17).
I. Основания расторжения. Совместное сожительство, соединенное с браком, устанавливается не на срок, а на всю жизнь супругов. Смерть одного из них естественным образом прекращает этот союз.
Однако как нравственный союз, имеющий своею целью полное общение, физическое и духовное, он лишается своего содержания с невозможностью достижения этой задачи становится тяжелым бременем для связанных навсегда супругов. Нравственный союз, потерявший свою нравственную основу, должен быть расторгнут, иначе он может принять форму безнравственного общения. Разлучение супругов (separаtio) не достигает цели, потому что оно сохраняет внешнюю связь там, где нет никакого внутреннего содержания, потому что оно узаконяет брак без сожительства, составляющего его основную цель, и потому, что оно толкает разлученных, но не разведенных супругов на незаконные союзы. Только прекращение неудачного брака открывает возможность другого, более счастливого. Это достигается разводом, под которым понимается прекращение законно существовавшего брака по указанным в законе причинам. Отсюда обнаруживается отличие развода от естественного прекращения брака смертью одного из супругов и от признания брака недействительным, т.е. законно не существовавшим.
Трудность законодателя в деле развода заключается в определении тех условий, при которых становится невозможным общение и сожительство: оно может или настолько затруднить расторжение браков, что многие из них не будут соответствовать своей идее, или же, наоборот, настолько облегчить возможность развода, что каждая ссора станет поводом к разрыву, и брак превратится во временное сближение двух лиц разного пола. Задача законодателя еще более затрудняется там, где не существует гражданских браков и необходимо считаться с каноническими правилами, не склонными приспособляться к условиям времени.
II. Развод по западным законодательствам. Первоначально развод всюду носит характер односторонний, как право мужа отпустить от себя жену (repudium) без распространения на нее такого же права уйти от мужа. В таком виде встречается развод у древних евреев, римлян, германцев. В дальнейшем с завоеванием женщиною более самостоятельного положения развод становится правом каждого из супругов. Так, в Риме по заявлению римского императора Александра Севера "издревле установлено, что браки должны быть свободны, а потому не может иметь силы условие, направленное к воспрещению разводиться".
Против этой свободы разводов выступила христианская церковь. В самой церкви сначала обнаруживаются колебания по этому вопросу, но потом достигается решительное единение в пользу нерасторжимости брачного союза. Пропаганда этой идеи в старом римском обществе имела мало успеха, но зато молодой германский мир легче поддается настояниям церкви. Полного торжества достигает взгляд католической церкви в XVI веке в постановлениях Тридентского собора, который окончательно устранил идею развода и допустил взамен лишь разлучение от стола и ложа (separatio a mense et thoro).
Но идея развода нашла себе поддержку в реформации, отвергнувшей в браке таинство; протестанты признали в нем чисто юридический институт, определение которого подлежит ведению светской власти.
Французская революция в законах 1792 г. стала на точку зрения, прямо противоположную той, которую отстаивала католическая церковь. Была допущена полная свобода развода по взаимному соглашению и вследствие несходства характеров; разлучение же было устранено как учреждение, толкающее на путь безнравственности. Кодекс 1804 г. стремился к примирению: допуская развод, он стеснил его свободу ограничением поводов к нему. В кодексе обнаруживается явное покровительство мужчинам: в то время как один факт нарушения верности со стороны жены дает мужу право требовать развода, жена может настаивать на разводе только в том случае, если муж вводит любовницу в свой дом. Под влиянием реакции, в эпоху торжества легитимизма и католицизма, был издан в 1816 г. закон, устранивший возможность развода и восстановивший снова разлучение. Такое положение вещей продолжалось в течение почти 70 лет. Только по закону 19 июля 1884 г. французское законодательство возвращается к свободе развода, поставленной, впрочем, в довольно тесные рамки. Законы 1886 и 1893 гг. дополнили содержание предшествующего закона. Действующее законодательство Франции допускает развод по следующим основаниям: прелюбодеяние; жестокое обращение, начиная с нанесения ударов и до покушения на жизнь (exces et sevices); тяжкие оскорбления (injures graves); осуждение одного из супругов за совершенное им преступление к позорящему уголовному наказанию.
При составлении германского гражданского уложения 1896 г. законодателю приходилось считаться, с одной стороны, с протестантскою точкою зрения, успевшею выразиться в прусском ландрехте и в саксонском уложении, а с другой стороны, с оппозицией католического центра в рейхстаге. Постановления уложения являются компромиссом этих двух течений. Развод строится по уложению на принципе вины, т.е. для развода необходимо, чтобы один из супругов оказался виновным против идеи брачного сожительства. С этой точки зрения недопустим развод по обоюдному соглашению, как не основанный на вине. Впрочем, стройность этой идеи, которую отстаивали составители уложения, потерпела в рейхстаге поражение вследствие внесения в число оснований к разводу и душевной болезни одного из супругов. Самые поводы к разводу разделены на две группы - на абсолютные и относительные. В первом случае, например при прелюбодеянии, установление факта супружеской неверности является достаточным для развода; во втором случае, например при грубом обращении, необходима еще оценка суда, насколько несовместим установленный факт с идеей брачного общения. К поводам первого рода закон относит, помимо прелюбодеяния, посягательство на жизнь и злонамеренное оставление, которое понимается не как безвестное отсутствие, а как сознательное уклонение от совместной супружеской жизни в течение года (§ 1565-1567). Второе основание формулировано как грубое нарушение созданных браком обязанностей или бесчестное или развратное поведение, столь глубоко расшатавшее супружеские отношения, что продолжение брака стало невозможным (§ 1568). Наконец, супруг может предъявить иск о разводе, если другой супруг впал в душевную болезнь, которая продолжалась во время брака не менее трех лет и настолько развилась, что духовное общение между супругами прекратилось и притом исчезла всякая надежда на восстановление этого общения (§ 1569).
В Швейцарии по новому кодексу развод допускается в случае прелюбодеяния, покушения на жизнь, грубого обращения, тяжких оскорблений, намеренного оставления, душевной болезни. По указании рода определенных фактов, дающих основание просить о разводе, швейцарский кодекс в виде общего принципа предоставляет каждому супругу право требовать развода, если брачный союз так глубоко подорван, что совместная жизнь стала невыносимой (§ 142).
В Англии развод весьма затруднен. Согласно закону 28 августа 1857 г. собственно только прелюбодеяние составляет законный повод к расторжению брака. Как бы в возмещение этого закон 1895 г. значительно увеличивает поводы к разлучению супругов. При этом закон составлен односторонне в пользу мужа: он вправе требовать развода при установлении факта нарушения супружеской верности, жена же получает это право только тогда, если нарушение верности со стороны мужа усложняется еще двоеженством, кровосмешением, противоестественным пороком, жестокостью (gross cruelty) и злонамеренным оставлением в течение двух лет.
Развода не знают под влиянием католицизма законодательства Австрии, Италии, Испании, Португалии. Замечательно, что в Бельгии, где сохранился развод по обоюдному согласию, расторжение брака по этому основанию оказывается чрезвычайно редким.
III. История развода в России. В прежнее время в России развод допускался в более широких размерах, нежели в настоящий момент. Причиною тому является влияние на русскую семью со стороны восточной церкви, которая усвоила себе более свободный взгляд на расторжимость брака, нежели западная. С другой стороны, в России церковь воздействовала на жизнь под руководством светской власти, которая сама была настолько увлечена государственным строением, что обращала мало внимания на частный быт.
В московский период встречается много обстоятельств, которые способны были вести к расторжению брака. Прежде всего, конечно, сюда следовало отнести прелюбодеяние, которое давало мужу, но не жене право требовать развода, а священнику развод в этом случае вменялся в обязанность. Основаниями к разводу служили также неспособность сожития со стороны мужа, бесплодие жены, пострижение в монашество, чаще всего насильственное, мужем жены. Развод допускался вследствие болезни супруга, "аже жене лихий недуг болит", а особенно в случае проказы. Под влиянием византийским православная церковь признавала поводами к расторжению брака, если жена мылась в одной бане с мужчинами, если без согласия мужа посещала цирк, театр, амфитеатр, хотя эти поводы не имели корней в русской жизни, которой были чужды эти формы увеселений. Самостоятельно русский быт выдвигал, как достаточное основание для развода, обоюдное согласие супругов: "...как мы по своей воле сошлись, - говорится в разводных актах, - так по своей доброй воле и разошлись... договорились мы полюбовно, чтобы нам брак наш расторгнуть".
В петербургский период вырабатывается более строгий взгляд на возможность расторжения брака. Соответственно тому сокращаются поводы к разводу, бывшие до сих пор в ходу. Но государственная точка зрения выдвигает взамен одних поводов ряд других. Сюда относятся: расторжение первого брака в случае двоебрачия, расторжение брака в случае безвестного отсутствия, в случае ссылки, вследствие несообщения одним супругом другому о заговоре против государя. Нельзя не заметить, что со времени Петра I обнаруживается тенденция уравнять женщин с мужчинами в праве требовать развода.
С XIX века появляется стремление по возможности ограничить число поводов к разводу, прекратить всякие неформальные способы расторжения браков (разводные письма, отпускные). Указ 1850 г. окончательно установил несколько поводов к расторжению брака. Бракоразводные дела ведаются у нас исключительно духовными судами.
IV. Развод православных по действующему праву. Для лиц православного исповедания в настоящее время допущены следующие поводы к расторжению брака.
1. Главным поводом является прелюбодеяние одного из супругов. Допуская развод по прелюбодеянию, православная церковь основывается на тексте Евангелия (Матор., XIX, 9): "Но Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует". Под именем прелюбодеяния следует понимать только половое сношение одного из супругов с посторонним лицом, все равно состоящим в браке или свободным, все равно в виде постоянного сожительства или единичного факта. Право требовать развода принадлежит одинаково как мужу, так и жене.
Просьба о расторжении брака по прелюбодеянию не может быть удовлетворена: а) если тот же факт послужил основанием для потерпевшего супруга возбудить против виновного супруга уголовное преследование за нарушение супружеской верности (улож. о наказ., ст. 1585 и уст. угол. суд., ст. 1016); b) если ищущий развода супруг сам будет уличен в нарушении супружеской верности, хотя этот вывод, принятый в практике наших духовных судов, не имеет под собою ни юридического, ни нравственного основания.
В установлении факта прелюбодеяния духовные суды стеснены предписанною им формальною теориею доказательств. Собственное признание ответчика в нарушении святости брака не принимается в уважение (ст. 47 и уст. дух. конс., ст. 250). Главными доказательствами преступления должны быть признаны: ?) показания по крайней мере двух очевидных свидетелей и ?) прижитие детей вне законного супружества, доказанное метрическими актами и доводами о незаконной связи с посторонним лицом. Затем прочие доказательства, как-то: письма, обнаруживающие преступную связь ответчика; показания свидетелей, не бывших очевидцами преступления, но знающих о том по достоверным сведениям или по слухам; показания обыскных людей о развратной жизни ответчика и другие, - тогда только имеет свою силу, когда соединяются с одним из главных доказательств, или же ?) в своей совокупности обнаруживают преступление (уст. дух. конс., ст. 249). Один солдат подал в консисторию прошение о разводе с приложением документов, указывая, что его жена поступила в дом терпимости и что ни просьбы, ни угрозы мужа не могли ее оттуда вырвать. Но из консистории получился совершенно классический ответ: проживание жены в публичном доме с целями разврата, а равно и желтый билет, выданный жене полицией, не могут служить доказательствами супружеской измены. На этом основании консистория предложила солдату представить двух свидетелей-очевидцев, объяснив, что в противном случае жалоба его останется без последствий, так как только свидетели, которые сами "все видели", считаются (с консисторской точки зрения) достаточным доказательством прелюбодеяния.
Сюда же относится случай нарушения святости брака вступлением в другой брак, которое дает оставленному супругу право просить о разводе (ст. 41).
2. Брак может быть расторгнут вследствие неспособности к брачному сожитию в его физическом моменте (impotentia). Неспособность следует понимать в смысле неспособности к совокуплению, а не в смысле неспособности иметь детей. Неспособность должна быть природною (ст. 49), во всяком случае возникшей до брака, а не наступивший уже в браке. Неспособность может быть или органическою, или искусственною (скопцы), физическою или психическою, но неспособностью с точки зрения нашего закона нельзя признать опасность совокупления для одного из супругов вследствие болезни другого, например при сифилисе. Развод на этом основании может быть возбужден не ранее как через три года по совершении брака (ст. 48). Неспособность должна быть подтверждена освидетельствованием во врачебном отделении губернского правления, заключение которого нуждается еще в отзыве медицинского совета министерства внутренних дел. Последствием развода на этом основании является запрещение больному супругу вступать в новый брак (уст. дух. конс., ст. 253), однако препятствие это не может считаться безусловным, потому что оно является не наказанием, а лишь предупредительною мерою, и удостоверенное в установленном порядке выздоровление способно открыть возможность вступления в брак.
3. Лишение прав состояния одного из супругов по приговору уголовного суда создает основание просить о расторжении брака для вступления в новый (ст. 50). Не судебный приговор сам по себе прекращает брак, а совершенный в установленном порядке развод, который возбуждается просьбою, основанною на приговоре. Если оставшийся супруг не просил о разводе, а виновный вернулся по отбытии наказания или вследствие помилования, то теряется основание к разводу (ст. 53). Точно так же утрачивается возможность развода, если другой супруг добровольно последовал за осужденным.
По уложению о наказаниях 1885 г. только лишение всех прав состояния давало основание просить о расторжении брака, притом не самому осужденному, а лишь его супругу. По закону 14 декабря 1892 г. право просить о расторжении брака было расширено случаями лишения всех особенных прав и ссылкою на поселение, а также распространено и на самого осужденного супруга. Законом 12 июня 1900 г. ссылка на поселение в Сибирь и в Закавказье, а равно ссылка на житье в Сибирь и другие, кроме сибирских, отдаленные губернии, отменена, однако сохранена ссылка на поселение в местности, к тому предназначенные.
В настоящее время брак может быть расторгнут в случае, когда один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния, или же сослан на житье в Сибирь с лишением всех особенных прав и преимуществ (ст. 45 по Прод. 1906 г.), несмотря на то, что согласно указу Сената от 16 января 1901 г. дополнительным приговором суда ссылка на житье будет заменена иным наказанием. так как закон имеет в виду лишение прав по приговору уголовного суда, то основанием к разводу не служат: а) лишение некоторых прав, соединяемое с исключением из дворянского сословия, и b) ссылка в порядке административном. Закон предусматривает тот случай, когда один из супругов приговорен к наказанию. Значит ли это, что в случае осуждения обоих оба лишаются права просить о разводе? Такой вывод можно было делать, пока законодатель предоставлял только невиновному супругу право просить о расторжении брака. Когда же это право предоставлено и осужденному, нет основания устранять возможность развода при осуждении обоих.
Невинный супруг, не последовавший за осужденным на поселение в местность, к тому предназначенную, может просить епархиальное начальство о расторжении брака по истечении двух лет со дня вступления в законную силу приговора, осуждающего виновного супруга (т. XIV, уст. о ссыльн., ст. 5001, по Прод. 1906 г.). При осуждении в каторжные работы невиновный супруг может подать просьбу немедленно по вступлении приговора в законную силу.
Осужденный супруг, если другой супруг не последовал за ним в местность, предназначенную для поселения, может просить через полицейское управление, в ведении которого состоит, о расторжении брака в установленные сроки: ссыльнокаторжные, смотря по разряду, через 1-3 года после поступления в разряд исправляющихся, а ссыльнопоселенцы - через два года по вступлении в законную силу судебного о них приговора.
4. Поводом к разводу служит безвестное отсутствие одного из супругов, продолжающееся не менее пяти лет (ст. 54). Просьба о разводе на этом основании предполагает удостоверение в безвестном отсутствии, произведенное в порядке, установленном по закону 14 января 1895 г. Просьба о расторжении брака по случаю безвестного отсутствия, подаваемая духовной консистории, должна содержать в себе обстоятельные указания по тем многочисленным вопросам, которые поставлены самим законом. Проситель может представить всякие имеющиеся в его распоряжении письменные доказательства, удостоверяющие безвестное, не менее пяти лет, отсутствие супруга, а также указать лиц, могущих подтвердить обстоятельства, приводимые им в подкрепление своего иска.
Консистория, соображаясь с показаниями, сделанными в прошении, рассылает через полицию повестки к родителям и родственникам супругов, а равно ко всем тем лицам, которые могут иметь ближайшие сведения об отсутствующем, для представления отзывов о том, что им известно. Вместе с тем консистория наводит справки административным порядком, а также печатает в "Церковных ведомостях" о возбужденном иске.
По истечении года со времени напечатания объявления консистория приступает к рассмотрению дела и если не возникает сомнения в безвестном отсутствии, то полагает решение о расторжении брака. Согласно указу 10 декабря 1903 г. отменена необходимость утверждения Синодом решений консистории о расторжении брака по безвестному отсутствию лиц, принадлежащих к привилегированным сословиям, так что теперь все дела этого рода подлежат окончательному решению местной духовной власти. Суждение о вине безвестно отсутствующего супруга, если брак будет расторгнут, отлагается до явки его или обнаружения места его пребывания. [Срок безвестного отсутствия не менее пяти лет сокращен до двух в отношении расторжения браков лиц, принимавших участие в русско-японской войне и пропавших без вести в районе военных действий (ст. 561 по прод. 1908 г.)].
5. Поводом к расторжению брака может служить пострижение в монашество, состоявшееся по взаимному согласию обоих супругов. Условием для такого одновременного пострижения является отсутствие детей малолетних и требующих родительского призрения (т. IX, зак. о сост., ст. 413, п. 1). Второе условие, нередко выставляемое, а именно наименьший возраст, для мужчины 30, для женщины 40 лет (т. IX, зак. о сост., ст. 410), отвергается некоторыми канонистами (Суворов), как не относящееся к постригающимся супругам. Если считать, как это делает Павлов, что совместное пострижение обоих супругов представляется не разводом, а пожизненным разлучением супругов, то, конечно, не может быть речи о возможности для супруга, сложившего с себя монашество, вступить в новый брак. Но если признать, что пострижение супругов в монашество влечет за собою расторжение брака, то нет основания запрещать оставившему монашество вступить в новый брак, по крайней мере среди ограничений, падающих на выходящего, таковое не указывается (т. IX, зак. о сост., ст. 415).
Таковы основания к разводу для лиц православных. Те же основания могут послужить поводом к расторжению браков между старообрядцами с тою только разницею, что расторжение производится не духовною, а гражданскою властью, судом (ст. 78).
Сравнение показывает, как различны основания, принимаемые законодателем к расторжению браков, а с другой стороны, как мало значит количество поводов, потому что один четвертый повод французского и германского права превосходит все, что дает русское право.
V. Развод инославных и нехристиан. Браки между католиками в России не подлежат расторжению, потому что они находятся под действием исключительно канонических правил, а по учению католической церкви брак нерасторжим с момента физического общения (matrimonium consumptum). Следовательно, он может быть признан только недействительным. Поэтому при неспособности одного из супругов, принадлежащих к православию, брак расторгается, тогда как католический брак в этом случае признается недействительным (закон 1836 г. для Царства Польского, ст. 22). Поэтому лишение всех прав состояния, безвестное отсутствие и прелюбодеяние не могут послужить основанием к расторжению католического брака. Отрицая возможность развода даже в случае прелюбодеяния, католическая церковь основывается на тексте Евангелия: "Он сказал им: кто разведется с женою своею и женится на другой, то прелюбодействует от нее" (Еванг. от Марка, гл. Х, ст. 11); "Всякий разводящийся с женою своею и женящийся на другой прелюбодействует, и всякий женящийся на разведенной с мужем прелюбодействует" (Еванг. от Луки, гл. XVI, ст. 18).
Признавая брак, совершенный другою церковью, католическая церковь не допускает расторжения такого брака. Даже более, в случае смешанных браков католиков с православными или лютеранами расторжение брака православною или евангелическою духовною властью не освобождает католического супруга от признания его с точки зрения католической церкви состоящим в браке.
Сравнительная таблица поводов к разводу
Россия Франция Германия Англия 1. Прелюбодеяние 1. Прелюбодеяние 1. Прелюбодеяние 1. Прелюбодеяние 2. Судебное осуждение с лишением прав 2. Судебное осуждение на каторжные работы 2. Судебное осуждение за противоестественные пороки 3. Неспособность к сожитию 3. Жестокое обращение 3. Покушение на жизнь 4. Безвестное отсутствие 4. Тяжкие оскорбления супружеского долга 4. Тяжкие оскорбления супружеского долга 5. Пострижение в монашество 5. Злонамеренное оставление 6. Душевная болезнь Наибольшая легкость развода существует в России для лиц евангелического исповедания. Кроме причин, признаваемых православною церковью, для лютеран имеются следующие причины к разводу: неизлечимая прилипчивая и крайне отвратительная болезнь, сумасшествие, развратная жизнь и противоестественные пороки, жесткое и угрожающее опасностью обхождение, намерение лишить супруга чести, свободы, жизни, злонамеренное оставление (т. XI ч. 1, изд. 1896 г., уст. иностр. исп., ст. 369). Таким образом, сумасшествие одного из супругов, которое для православных может послужить основанием для признания брака недействительным (ст. 37, п. 1), для лютеран является основанием к расторжению действительного брака. Последствием развода по прелюбодеянию является запрещение виновному супругу в течение трех лет вступать в новый брак до разрешения консистории, которое может быть дано по указанным в законе причинам (т. XI ч. 1, изд. 1896 г., ст. 331).
Для нехристиан основанием к расторжению брака, сверх поводов, допускаемых их верою, служит присоединение одного из супругов к христианству. Лицо нехристианского исповедания по восприятии крещения может пребывать в единобрачном сожительстве с некрещеным супругом; брак их остается в силе и без утверждения его церковным венчанием (ст. 79). Таким образом, при обоюдном согласии такой брак продолжает сохранять значение. Но при отсутствии этого согласия брак может быть расторгнут, причем инициатива расторжения распределяется законом не однообразно. В браке иудейском она принадлежит супругу, оставшемуся в прежней вере, в магометанском - обращенному в христианство. Если муж или жена иудейского закона по обращении другого супруга в православие жить в прежнем брачном союзе не пожелают, то брак расторгается христианскою духовною властью и обратившемуся лицу разрешается вступить в брак с христианином (ст. 81). Следует полагать, что принятие иудеем лютеранства не составляет основания к расторжению брака, потому что такое сожительство не противоречит догматам лютеранской церкви. Новокрещеный магометанин, если имел несколько жен, должен выбрать одну из них, и брак их продолжается; но если он не изъявил согласия жить с некрещеною, то ему дозволяется вступить в новый брак с христианкою (ст. 82, 83).
§ 62. Личные и имущественные отношения супругов
Литература: Жид, Гражданское положение женщины с древнейших времен, 1902; Оршанский, Личные и имущественные отношения супругов (Суд. журнал, 1874); Савельев, Юридические отношения между супругами, 1881; Рейнке, Движение законодательств об имущественных правах замужней женщины (Жур. гр. и уг. пр., 1884, N 3); Азаревич, Семейные имущественные отношения по русскому праву (Жур. гр. и уг. пр., 1883, N 4); Шменин, Личные и имущественные отношения супругов (Жур. гр. и уг. пр., 1893, N 6); Победоносцев, Курс гражданского права, т. II, стр. 104-133; Качан, О совместной жизни супругов (Жур. Спб. Юр. Общ., 1894, N 7); О.Пергамент, К вопросу об имущественных отношениях супругов по древнейшему русскому праву (Жур. Мин. Нар. Пр., 1894, N 11); Бардзкий, Иск мужа о водворении к нему жены согласно ст. 103 т. Х ч. I (Жур. Мин. Юст., 1898, N 2); Боровиковский, Суд и Семья (Отчет судьи, вып. 2, 1892, стр. 207-348); Загоровский, Курс семейственного права, 1902; Синайский, Личное и имущественное положение замужней женщины в гражданском праве, 1910; Флейшиц, Новелла семейственного права (Право, 1914, N 14).
I. Отношения между супругами на Западе. Германские племена внесли в жизнь новых народов взгляды на семью, которые так прочно утвердились, что ни продолжительный период времени, ни влияние рецепции римского права, ни новые идеи XVIII века не в состоянии были их вытеснить. По древнегерманскому праву жена находилась под опекою мужа (mundium), который был единственным представителем семьи на внешней стороне. В отношении женщин действовала вечная половая опека отца, братьев, мужа. Из личной подчиненности вытекала уже и имущественная несамостоятельность. Жена была хозяйкою дома, но ей ничего не принадлежало, даже то, что она принесла с собою в новую семью. С течением времени имущественная подчиненность перешла в имущественное общение как более мягкое выражение того же юридического явления.
В основу этой общности имущества между супругами поставлена была идея о соответствии имущественного общения с личным и нравственным общением, вытекающим из брака. В действительности такая имущественная несамостоятельность замужней женщины, устанавливаемая большинством современных западноевропейских законодательств, основывается не на идее брака, а на праве личной власти мужа над женою, с которым мало согласовалось бы имущественная независимость. Если бы общность основывалась на брачном общении, то права обоих супругов были бы равны, а между тем всюду мужу предоставляется управление общим имуществом. Право мужа на пользование и распоряжение общим имуществом не вытекает из существовавшего некогда взгляда на вечную незрелость женщины, неспособность ее к делам, потому что женщина до замужества и после прекращения брака пользуется такою же дееспособностью, как и мужчина.
Итак, устанавливаемое западными законодательствами общение имущества вытекает исторически из личной подчиненности жены мужу. Вследствие этого замужняя женщина на Западе по законодательствам романского типа не вправе совершать юридических сделок без разрешения мужа, не вправе предъявлять иск и вступать в ответ по иску, предъявленному без его согласия. По кодексу Наполеона 1804 г., который с особенною резкостью выразил буржуазный взгляд на женщину, жена подчиняется мужу в деле выбора местожительства, в воспитании детей, вся ее переписка находится под контролем мужа. Нарушение супружеской верности со стороны жены обсуждается строже, чем неверность мужа, под тем предлогом, что проступок жены может иметь своим последствием появление в семье незаконных детей, тогда как неверность мужа теряет свое значение за дверьми дома. Французский кодекс признает жену виновной в прелюбодеянии, если бы даже ее поступок был единичный, тогда как со стороны мужа нарушение супружеской верности предполагает а) постоянную связь и b) в своей квартире за прелюбодеяние мужу грозит денежный штраф, тогда как жена может подвергнуться тюремному заключению на время до двух лет; наконец, закон находит оправдание мужу, убившему свою жену, которую он застал в момент нарушения супружеской верности (угол. код., § 324). Та же идея личной подчиненности жены мужу и ее имущественной несамостоятельности лежит в основании германских законодательств конца XVIII века, как прусский ландрехт, и начала XIX, как австрийское уложение. По прусскому праву не только жена находится в личном подчинении "главе дома", но и "все, что она приобретает во время брака, она приобретает для мужа". По австрийскому праву, "муж есть глава семьи", ему преимущественно принадлежит право вести хозяйство, а жена обязана помогать ему по возможности в ведении хозяйства и в приобретении средств. Даже саксонское уложение 1863 г. лишало жену права заключать сделки с третьими лицами без разрешения мужа.
В течение XIX века произошли крупные социальные изменения в положении женщины. Главную роль здесь сыграл экономический фактор. Торгово-промышленный тип жизни толкнул женщину на путь самостоятельного труда, а вместе с тем и заработка, а в результате создал ей фактическую самостоятельность. Женщина на фабрике, женщина во главе торгового предприятия, женщина как представительница либеральных профессий поставили вопрос о политической самостоятельности женщины, об участии ее в делах местного самоуправления и общегосударственных. Имущественное и политическое положение, завоеванное женщиною в течение прошлого столетия, не могло не отразиться на ее положении в семье и должно было вызвать изменения в гражданских законодательствах. Вопреки мнению Потье, что господство мужа вытекает из естественного права, вопреки мнению Спенсера, что "закон и в будущем будет продолжать давать перевес мужу, как обладающему большим юридическим смыслом", новейшие законодательства хотя и несмело, но неуклонно идут к освобождению жены из-под власти мужа и к уравнению супругов в имущественных отношениях. Германское уложение 1896 г. не говорит ни слова о главенстве мужа. Правда, муж решает все вопросы, касающиеся совместной супружеской жизни, в частности, он избирает местожительства, но жена не обязана подчиняться решению мужа, если оно представляется злоупотреблением с его стороны своим правом (§ 1354). Муж обязан содержать свою жену, но если муж не в состоянии прокормить себя самого, то жена обязана доставлять мужу содержание (§ 1360). Муж может ограничить или отменить право жены на заключение сделок с третьими лицами, но если это является злоупотреблением со стороны мужа своим правом, то опекунский суд по просьбе жены может отменить эту меру (§ 1357). Таким образом, власть мужа поставлена под контроль с точки зрения нравственных мотивов, определяющих его личное отношение к жене. Еще сильнее выражено это начало в швейцарском кодексе 1907 г., которое последовательно проводит принцип государственного вмешательства в семейную жизнь для защиты жены, которое власть мужа подчиняет власти суда. Правда, здесь снова объявляется характеристика мужа как главы семейного союза. Но если один из супругов пренебрегает своими семейными обязанностями или подвергает другого супруга опасности, позору или ущербу, то страдающая сторона может обратиться к помощи судьи. Судья стремится внушить виновному супругу его долг, а при безуспешности принимает законные меры к обеспечению интересов семьи. Супруг может воспользоваться раздельным жительством, если его здоровью, его репутации или его имущественному благополучию серьезно угрожают условия совместной жизни (§ 169 и 170). Конечно, на этом законодательное движение не остановится, но во всяком случае его тенденция уже ясно обнаружилась. Укрепление гражданско-правовой самостоятельности женщины будет идти последовательно за расширением ее имущественной и политической самостоятельности.
Во Франции имущественные отношения между супругами определяются брачным договором, который ввиду важности его должен быть непременно совершен в нотариальной форме. Имущественные отношения между супругами могут быть определены договором по одной из следующих четырех систем, нормированных законом: 1) система общности имуществ, при которой образуется единая имущественная масса из всего приобретенного каждым супругом, причем эта масса во время брака находится в управлении мужа, а по прекращении брака делится пополам; 2) дотальная система, при которой приданое жены поступает в управление мужа, тогда как прочее имущество жены обособляется под управлением жены; 3) система раздельности имуществ; 4) система, исключающая общность, не отличается особо определенными чертами и редко встречается в жизни. Если супруги не заключили брачного договора, то отношения определяются системою общности имуществ, которая признается законодателем наиболее отвечающею идее брака и соответствующею историческим началам (франц. гражд. код., § 1393). Однако имущественные отношения между супругами во Франции должны подвергнуться значительному воздействию в сторону расширения прав жены вследствие изданного 13 июля 1907 г. закона о праве замужней женщины на трудовой ее заработок.
Несмотря на то что Германия свыклась с системою общности имуществ как с национальной, германское гражданское уложение признало основною формою имущественных отношений между супругами систему управления. Супругам предоставляется договором определить свои имущественные отношения как им угодно, лишь бы не нарушались интересы третьих лиц (§ 1432). Договор должен быть заявлен в реестр участкового суда по месту жительства мужа. Однако законодатель, в виде образца, предлагает несколько систем, т.е.: а) систему полной общности, в силу которой имущество мужа и жены сливаются в одну массу; b) систему благоприобретенной общности, в силу которой сливается в одну массу только приобретенное каждым супругом во время брака, но не до брака; с) систему движимой общности, в силу которой сливаются только движимые имущества супругов, и d) систему раздельности, в силу которой имущества супругов признаются раздельными. Если ни одна из этих систем не установлена соглашением, то имущественные отношения супругов определяются законною системою (§ 1363-1431). Имущество жены, приобретенное ею до брака или во время брака, поступает в управление и пользование мужа. Это право мужа не распространяется на имущество жены, приобретенное ею собственным трудом и самостоятельною промышленною деятельностью. Также независимо от управления мужа и все дошедшее к жене под этим условием по дарению или по завещанию.
В Англии еще недавно брак имел своим последствием слияние в юридическом отношении лица жены с лицом мужа (coverture), так что муж не мог совершить договора с женою, потому что нельзя вступать в договоры с самим собою, а договоры, заключенные до брака, прекращались в силу слияния. Преступления, совершенные женою в присутствии мужа, вменялись в вину ему. Так как и по английскому праву преобладание в семье дано мужу, то дело сводилось к полному подчинению всего имущества обоих супругов одному мужу. Он имел полное и безотчетное право на всю движимость, приобретаемую женою, хотя бы личным трудом; ему принадлежало право пользования, хотя и без права отчуждения, недвижимостями, дошедшими к жене в виде приданого, дара, наследства. Законы 1870 и 1874 гг. сделали первую попытку поставить жену в более независимое положение. За нею было признано право на ее личные заработки, на жалованье, рабочую плату, литературный гонорар, на доход от промысла или торговли, которые она ведет независимо от мужа. Приобретаемая ею движимость по дарению или наследству не свыше 200 ф. ст., а также доходы с принадлежащих ей недвижимостей составили ее исключительное право. Наконец, закон 1882 г. установил полную раздельность в имущественных отношениях супругов, признав за незамужнею женщиною материальную и процессуальную дееспособность. В том же духе составлен закон 1893 г., определяющий отношения замужней женщины к третьим лицам по заключенным сделкам.
II. История личных и имущественных отношений супругов в России. Современное русское законодательство, придерживаясь того же взгляда на личную подчиненность жены мужу, в имущественном отношении устанавливает полную самостоятельность ее. Такое уклонение русского законодательства от западных составляет загадку истории русского права, к решению которой было предложено несколько ответов. По мнению некоторых (Неволин, Победоносцев), установленный в нашем законодательстве принцип раздельности имуществ между супругами вытекает непосредственно из всей истории, в которой это начало выразилось будто бы с замечательною последовательностью. По мнению других (Сергеевич, Владимирский-Буданов), в историческом развитии обнаруживается преемственно три типа отношений: а) в древнейшее время вместе с лицом жены и самое имущество ее подчиняется власти мужа; b) во второй период до XVIII века господствует начало общности семейных имуществ лишь с некоторыми исключениями в пользу раздельности, с) и только в XVIII веке устанавливается законом ныне действующее право полной раздельности имуществ супругов.
В древнейший период русской истории семья, как и всюду, пользовалась автономией. Личные имущественные отношения между членами семьи не подлежали законодательным определениям. Этим обстоятельством объясняется бедность указаний на семейные права в исторических и юридических памятниках. Определение характера отношений супругов может быть сделано только на основании общих памятников литературы и некоторых современных обрядов, являющихся отголоском далекой старины.
В эпоху господства патриархальных начал едва ли подлежит сомнению полное подчинение жены власти мужа. При невмешательстве государства во внутреннюю жизнь семьи трудно даже отличить эту власть от власти над рабами. В пользу личной подчиненности указывает обряд разувания, который показался, например, Рогнеде слишком унизительным в отношении к Владимиру, сыну рабыни. На это уже указывает существующий в некоторых местностях обряд, по которому отец новобрачной ударяет ее плетью и передает последнюю мужу. Владимир Мономах в поучении своем детям говорит: "жену свою любите, но не давайте ей над собой власти". При личном подчинении жены не могло быть и речи об имущественной ее самостоятельности. Упоминание о том, что Ольге принадлежал город Вышгород, не противоречит этому взгляду, потому что в этом примере частноправовой элемент отступает перед публичным и притом княгиня в то время была без мужа. Таким образом, вся вероятность говорит в пользу того предположения, что в этот период имущество принадлежало мужу, а жена находилась в полной личной и имущественной подчиненности.
В московскую эпоху государственная власть слишком была занята интересами политической самостоятельности России, чтобы обращать внимание на семейные отношения. Но условия общественной жизни были мало благоприятны для развития независимости замужней женщины. Под татарским влиянием последняя лишилась той свободы, которою пользовалась прежде, и подверглась заключению в терем. Господству мужа не ставилось никаких границ, и фактически жена была во власти мужа. В описаниях иностранцев встречается много указаний на жестокое обращение мужей с женами. Достаточно вспомнить картину семейных отношений и идеал, обрисованные Домостроем. Предупреждая, чтобы "за всякую вину по уху или по лицу ни бити, ни кулаком под сердце, ни пинком, ни посохом ни колотити", Домострой советует: "...а плетью бити и разумно, и больно, и страшно, и здорово". Иоанн IV повелел признавать недействительными назначения мужей в завещании жен душеприказчиками, потому что они "в воле мужей". Относительно имущественной сферы Владимирский-Буданов высказывает предположение о существовании в период с XIV до XVII века системы общности имуществ между супругами. Однако подтверждения этому взгляду в памятниках не находится, а, напротив, встречаются самые противоречивые указания и на раздельность, и на управление мужа приданым жены. Постановление уложения (XVII, 2), по которому "купленная вотчина жене его, вольно ей в той вотчине, как похочет, нет до нее никому дела", свидетельствует не об общности имущественной, а о праве наследования после мужа в имуществах, приобретенных не под условием службы. Основывать общность имуществ между супругами на купчих грамотах, где говорится "се аз... продал есми... и его жене и его детям впрок без выкупу вотчину" невозможно, потому что из таких грамот следовало бы вывести и общность имуществ между родителями и детьми. Таким образом, юридическая сторона имущественных отношений между супругами в московский период не поддается определению.
Петр I много способствовал освобождению русской женщины. Весь XVIII век, несмотря на отдельные примеры противоположного свойства, представляет собой последовательный ход развития личности женщины. Несмотря на такую перемену в бытовых условиях, замужняя женщина осталась и до сих пор юридически остается подчиненной неограниченной власти мужа. Напротив, в имущественном положении XVIII век представляет несколько колебаний, которые в XIX столетии разрешаются признанием полной самостоятельности женщины. В 1753 г. Сенат по делу Головиной нашел, что жена может продать и заложить свое имение без согласия мужа. В 1763 г. Сенат признал недействительность договоров между супругами ввиду личной зависимости жены от мужа, "яко подвластные у мужей".
В Своде Законов отношение между супругами с личной стороны определяется тем, что муж признается "главою семейства", а жена - "хозяйкою дома" (ст. 107). Отношение мужа к жене характеризуется началом покровительства: он должен любить ее, как собственное тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи (ст. 106). Отношение жены к мужу характеризуется началом повиновения: жена обязана повиноваться своему мужу, пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность (ст. 107). Неограниченному послушанию жены соответствует "неограниченная власть" мужа (ст. 179). И рядом с такой постановкой личных отношений между супругами Свод Законов устанавливает принцип полной раздельности в имущественных отношениях и проводит его весьма последовательно. Естественно, что такое противоречие между началом личной власти мужа и началом имущественной раздельности историческими данными вызывает недоумение.
В объяснение точки зрения, принятой Сводом Законов, приводят различные основания. Некоторое значение придается влиянию русских императриц, которые приняли к сердцу положение женщины (Мейер), хотя это предположение никакими данными не подтверждается, ни законами, ни сенатскими указами. Было высказано мнение (Оршанский), что начало раздельности основано не на исторических данных, не на указах, даже не на склонности к этой системе составителей Свода, а только на отсутствии всяких постановлений, ограничивающих независимость замужней женщины. Однако такое объяснение кажется маловероятным ввиду бытовой важности вопроса. Очевидно, Свод Законов не стал в противоречие с жизнью, а, напротив, соответствовал обычаям. На отсутствии указов можно было бы основать с одинаковым успехом и запрещение женщине распоряжаться своим имуществом. Проекты гражданского уложения 1809 и 1814 гг., составленные задолго до Свода, кладут в основу своих постановлений систему имущественной раздельности.
III. Личные отношения. Идея общения предполагает равенство общественного положения супругов. Там, где сохранились сословные начала, вопрос этот имеет немаловажное значение. Какими правами состояния должны пользоваться оба супруга при принадлежности их к разным сословиям? По русскому законодательству уравнение супругов имеет место только в том случае, когда жена принадлежит к низшему состоянию, чем муж. Муж сообщает жене своей, если она по роду своему принадлежит к состоянию низшему, все права и преимущества, сопряженные с его состоянием, чином и званием (т. IX, ст. 5; т. Х ч. 1, ст. 100; т. IX, ст. 44, 53, 367, 493, 539, 542, 710). Безразлично, принадлежали ли мужу права состояния до брака или приобретены им в браке. Наоборот, жена, принадлежащая к высшему состоянию, не сообщает мужу своих сословных прав, но и сама не теряет их. Дворянка, вышедшая замуж за мещанина, не теряет дворянства. В купеческое свидетельство, выдаваемое на имя мужа, может быть внесена жена; в выданное же на имя жены свидетельство муж внесен быть не может (т. IX, ст. 537). Исходя из принятого нашим законом принципа, в силу которого женщина, пользующаяся лично большими правами состояния, при выходе замуж за человека, имеющего низшие права, сохраняет в своем лице все преимущества, следует прийти к заключению, что еврейка, пользующаяся лично, по образованию, правом повсеместного жительства, не утрачивает этого права, если вступает в брак с евреем, обязанным жить в черте оседлости, тогда как еврейка, пользовавшаяся этим правом только как дочь, при выходе замуж за еврея, обязанного проживать в черте оседлости, следует положению своего мужа (указ 1 деп. Сен. 1908 г., N 1509).
Жена не только пользуется правами мужа, но и приобретает их в своем лице. Поэтому она не утрачивает их в случае смерти мужа, лишения его всех прав состояния (ст. 101), развода. В последнем случае возбуждается сомнение, сохраняет ли жена права состояния мужа или утрачивает их. Развод есть прекращение брака действительного, т.е. такого, который имел все юридические последствия. Если женщина приобрела права состояния мужа вступлением в брак, то она не теряет их впоследствии, когда наступает факт, прекращающий брак, т.е. смерть или развод (указ 1 деп. Сен. 1903 г., N 9773 по поводу жен евреев). Что касается фамилии, то взгляды законодательств по этому вопросу противоречивы. Германское уложение сохраняет за разведенной женщиной фамилию мужа, если она сама не пожелает возвратиться к прежней (§1577). Французский закон 6 февраля 1893 г. разрешил этот вопрос в противоположном смысле, восстановляя фамилию, которою пользовалась жена до замужества. Швейцарский кодекс 1907 г. точно так же восстанавливает за разведенною женою ее прежнюю фамилию. В том же духе решает этот вопрос и английское право по закону 1857 г. У нас вопрос этот представляется тем более сомнительным, что закон наш ничего не говорит о приобретении женою права на фамилию мужа, если не считать, конечно, косвенного намека (т. IX, ст. 79), предполагающего существование общего закона, которого в действительности нигде нет.
В одном из позднейших решений (13, 57) Сенат высказывает ту точку зрения, что право жены на фамилию мужа определенно и ясно установлено в ст. 101: по силе этой статьи жена, которой согласно ст. 100 муж сообщает все права и преимущества, сопряженные с его состоянием, чином или званием, если она по роду принадлежит к роду низшему, "именуется", т.е. не только вправе "именоваться", но и обязана именоваться по званию мужа; исполнить же требование закона жена может лишь в том случае, когда она именуется и фамилиею мужа. Сенат, обсуждая вопрос о том, вправе ли жена, разведенная вследствие нарушения ею супружеской верности, именоваться фамилиею мужа, вопреки его воле и желанию, категорически говорит, что жена не теряет этого права даже в случае расторжения брака, вне всякой зависимости от причины развода.
Главная личная обязанность, вытекающая из брака, - это совместное жительство. Сожительство основывается на идее брачного общения и на праве личной власти мужа. Этим объясняется неравномерность распределения обязанностей. Супруги обязаны жить вместе, говорит закон, а посему при переселении, при поступлении на службу или при иной перемене постоянного жительства мужа жена должна следовать за ним (т. Х ч. 1, ст. 103). Таким образом, место жительства семьи определяется местом жительства мужа, если только он имеет постоянную оседлость. Сам закон, однако, устанавливает исключения из общего правила, не говоря уже о том, что обязанность сожительства прекращается перед дверьми тюрьмы и у ворот казармы. а) Когда один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением прав состояния, то другой супруг может за ним не следовать (т. Х ч. 1, ст. 50). b) В случае состоявшегося приговора крестьянского общества об удалении из его среды вредного члена его жене удаляемого предоставляется, если она того пожелает, не следовать за ним в место нового водворения (т. XIV, уст. пред. прест. по Прод. 1906 г., ст. 205, прил. ст. 71).
Если обязанность жены жить вместе с мужем основывается на его праве личной власти (т. Х ч. 1, ст. 107 и 108), то муж может настаивать на своем праве в случае уклонения жены от сожительства. Если обязанность жены не только нравственная, но и юридическая, то требование мужа должно подлежать удовлетворению со стороны суда и исполнению (manu militari). Но здесь-то и обнаруживается неосуществимость прав личной власти мужа, потому что задержание последним жены составляет уголовное преступление, наказуемое строже даже, чем лишение свободы постороннего лица (улож. о наказ., ст. 1544). На практике признание судом прав мужа приводит к следующим результатам. "Ответчица, она же и объект иска, являлась с судебным приставом в дом мужа; пристав делал на исполнительном листе надпись, что решение приведено в исполнение и уходил, а вслед за ним уходила и ответчица. Муж снова обращался к судебному приставу, но тот отвечал, что ему больше нечего делать: исполнение решения уже исчерпано и вторичному исполнению решение не подлежит" (Боровиковский). С другой стороны, если бы суд удовлетворил прошение жены о водворении ее к мужу и судебный пристав открыл ей силою двери квартиры, то нет никаких юридических средств воспрепятствовать мужу, чтобы он не делал жизнь жены в квартире невозможной или просто не выдворил ее насильно.
[Категорическое требование закона об обязанности супругов жить вместе в практической жизни часто превращалось в пустую формальность, фактически не меняя положение дел, и справедливые требования жизни родили особую административную практику отступлений от требований права. Новый закон 12 марта 1914 г. внес некоторое смягчение ст. 103 т. Х ч. 1, дополнив ее ст. 1031, по которой требование супруга о восстановлении совместной жизни может быть отклонено другим, если совместная жизнь представляется для него невыносимою; для признания же совместной жизни невыносимой, закон предусматривает случаи: жестокого обращения одного супруга с другим, с детьми его, нанесение тяжких оскорблений и вообще явного нарушения основанных на браке обязанностей, явного злоупотребления принадлежащими ему в силу брака правами, бесчестного или порочного поведения одного из супругов, наличности тяжкой душевной или прилипчивой, отвратительной болезни, представляющей опасность для жизни либо здоровья другого супруга или их потомства. Для жены совместная жизнь может быть невыносимой, если она одержима такой болезнью, при которой продолжение супружеского сожительства представляется опасным для ее жизни или здоровья (ст. 1031 по изд. 1914 г.)].
Обязанность сожительства основана на праве личной власти, от которого муж не может отречься и которого не может отчуждать. Поэтому воспрещаются все акты, клонящиеся к самовольному разлучению супругов (ст. 46 и 103). Такие акты были бы недействительны, если бы даже закон и не указывал на то. В практике этому постановлению дают чрезмерно широкое значение и готовы уничтожить всякий акт, в котором есть указание на раздельное жительство. Сенат истолковал запрещение закона в смысле недопустимости актов, направленных на самовольное расторжение супружеской связи между мужем и женою (79, 309). Такое толкование не может быть признано верным, потому что невозможность самовольного расторжения брака и без того следует из всех постановлений о порядке его установления и прекращения, а во-вторых, потому что ст. 103 говорит о правах и обязанностях, вытекающих из брака и предполагающих его существование, а не расторжение. Истинное значение указанной статьи заключается в признании недействительности отречения со стороны мужа, в какой бы то ни было форме, от своего права личной власти.
На основании того же постановления в практике давно установился взгляд на невозможность выдачи паспорта жене без разрешения мужа. При нашей паспортной системе этот порядок представляется чрезвычайно стеснительным, особенно в низшем классе, лишая женщину возможности самостоятельного заработка. Правило это представляется тяжелым, когда пребывание мужа неизвестно; оно становится возмутительным, когда делается предметом вымогательства. Между тем этот порядок не имел под собою законного основания при прежней паспортной системе. Нигде в нашем законодательстве не было указано, что администрация может выдавать жене вид на жительство только с согласия мужа. Указывали на запрещение актов, клонящихся к разлучению супругов, и подводили паспорт под вид таких актов. Но если бы это было так, то паспорт не мог бы быть выдан жене и при согласии мужа, не мог бы быть выдан мужу без согласия жены. Прав же личной власти выданный паспорт не нарушает, так как служит только удостоверением личности, и муж всегда сохраняет право, несмотря на выданный с его согласия отдельный вид, потребовать жену к совместному сожительству. Между тем этот взгляд, распространенный прежде в административной сфере, хотя и не опиравшийся на закон, нашел себе выражение в положении 3 мая 1894 г. о видах на жительство, где уже решительно постановляется, что замужние женщины, независимо от их возраста, получают отдельные виды не иначе как с согласия мужа (ст. 12). Это законодательное разрешение спорного вопроса едва ли можно признать удачным. По закону 18 июля 1897 г. жене лица, находящегося в безвестном отсутствии или страдающего умопомешательством, может быть выдан паспорт по распоряжению губернатора или градоначальника. Указом Сената предложено крестьянским учреждениям выдавать крестьянкам паспорта помимо согласия мужей, если последние окажутся виновными в жестоком обращении (1 Общ. Собр. 30 ноября 1899 г.), а циркуляром министра внутренних дел от 21 декабря 1902 г. разъяснено, что женам-крестьянкам, которые живут отдельно от мужей пять лет и добывают своим трудом средства к существованию, можно выдавать виды на жительство без разрешения мужей. Если можно крестьянкам, почему нельзя прочим? Если закон необязателен, то зачем стесняться пределами его нарушения?
[Ныне все эти ограничения отменены законом 12 марта 1914 г., коим в изменение устава о паспортах (ст. 11 и 12) постановлено: замужние женщины, независимо от возраста их, имеют право получать отдельные виды на жительство, не испрашивая на то согласия своих мужей, причем замужним женщинам, проживающим отдельно от своих мужей, отдельные виды на жительство могут быть выдаваемы не только установлениями, указанными в ст. 41-45 устава о паспортах, но и от полиции в месте временного их пребывания, без предъявления общего вида (зак. 12 марта 1914 г., отд. IV, ст. 1 и 2).
Из права личной власти мужа выводится запрещение не только некоторых сделок без разрешения мужа, например вступления в договор личного найма (ст. 2202), но и права поступления в учебные заведения без согласия мужа. Запрещения эти сохраняют силу лишь в отношении замужних женщин при совместном жительстве с мужьями; проживающие же отдельно от своих мужей при найме на частную, общественную или правительственную службу, а также и при поступлении в учебные заведения не обязаны на то испрашивать согласия своих мужей (зак. 12 марта 1914 г., отд. I, ст. 1). Существовавшие ограничения векселеспособности замужних женщин (ст. 2 уст. о век.) также отменены новым законом, согласно которому "замужние женщины могут выдавать на себя векселя, а равно принимать по оным ответственность и без согласия своих мужей, хотя бы они не производили торговли от собственного своего имени" (зак. 12 марта 1914 г., отд. III)].
Брак возлагает на супругов обязанность верности. Наш закон в противоположность некоторым западным законодательствам относится с одинаковою строгостью как к мужу, так и к жене. По русскому праву нарушение супружеской верности, носящее название прелюбодеяния, влечет за собою по жалобе другого супруга одно из двух последствий. Преследование, возбужденное в уголовном порядке перед светским судом, может привести виновного супруга к заключению в монастыре или тюрьме на время от 4 до 8 месяцев (улож. о наказ., ст. 1585). Преследование, возбужденное в гражданском порядке перед духовным судом, может повлечь расторжение брака.
Нравственное общение, устанавливаемое браком, стесняет возможность свидетельства на суд одним супругом за или против другого. Показания за супруга не внушают достаточного доверия, показания против супруга не согласны с их взаимными обязанностями. В гражданском процессе супруги тяжущихся, безусловно, не допускаются к свидетельству и устраняются самим судом от показаний (уст. гр. суд., ст. 371, п. 4). В уголовном процессе муж или жена подсудимого лица могут устранить себя от свидетельства, а если не пожелают воспользоваться этим правом, то допрашиваются без присяги (уст. угол. суд., ст. 705).
IV. Имущественные отношения. Русское законодательство устанавливает полную раздельность имуществ между супругами. Браком не составляется общение имущества супругов; каждый из них может иметь и вновь приобретать отдельную собственность (ст. 109). Приданое жены, равно как имущество, приобретенное ею или на ее имя во время замужества через куплю, дар, наследство или оным законным способом, признается ею отдельною собственностью (ст. 110). Из принципа раздельности имущества вытекает возможность для каждого супруга распоряжаться своим имуществом прямо от своего имени, независимо друг от друга, и не испрашивая на то взаимно дозволения (ст. 114). Отсюда же следует, что, как самостоятельные субъекты, супруги могут вступать между собою во всевозможные сделки дарственного и возмездного свойства (ст. 116). Один супруг не отвечает своим имуществом за долги другого.
При совместной жизни создается общая обстановка, приобретаемая на средства одного или обоих супругов. Относительно этой обстановки возникает между супругами некоторая материальная общность, но только фактически. Это имущество не может быть привлечено к ответственности полностью по долгам каждого из супругов. Трудность заключается в определении доли, на которую имеет право каждый из супругов, а следовательно, и его кредиторы. Наш закон устанавливает предположение, что вещи, составляющие домашнюю обстановку, принадлежат тому супругу, с которого производится взыскание, пока и насколько не будет доказано противное.
При взыскании с одного из супругов подвергается описи и продаже вся движимость, находящаяся в общей их квартире, за исключением платья и белья другого супруга и вещей, о принадлежности которых этому супругу представлены доказательства (уст. гр. суд., ст. 976). Такое правило необходимо в интересе кредиторов, от которых иначе всегда ускользали бы вещи, имеющие иногда значительную ценность. Это правило не является нарушением принципа раздельности и не составляет последствия брака, потому что такое же правило могло бы иметь применение ко взысканию с одного или нескольких лиц, живущих вместе.
При несостоятельности одного из супругов имущество другого не входит в конкурсную массу. Однако относительно вещей, находящихся в общей квартире, закон установил в интересе кредиторов правило, по которому обязанность доказывания его принадлежности лежит не на конкурсном управлении, а на другом супруге (уст. суд. торг., ст. 465). Затем даже обособленное имущество супруга может быть обращено в конкурсную массу, если оно перешло к нему дарственным путем от несостоятельного должника в течение последних 10 лет перед конкурсом. Далее, если вещи приобретены одним супругом у другого возмездно, закон возлагает на первого обязанность доказать, что приобретение было сделано не на деньги, дошедшие от несостоятельного (уст. суд. торг., ст. 461). Здесь также нет нарушения принципа раздельности имуществ, потому что такое же опровержение сделок и поворот имущества допускается относительно детей и родственников.
Если в пользу третьих лиц действует предположение ст. 976 уст. гр. суд. и если в пользу обоих супругов, защищающихся против третьих лиц, действует предположение ст. 534, то во взаимных отношениях супругов друг к другу эти предположения силы иметь не могут. В споре супругов между собою самое владение одним из них не может еще создавать презумпцию права собственности, потому что при общей обстановке нет отдельного владения (99, 14). Но как только один из супругов обособляет какие-либо части из общей обстановки, например, сдает от своего имени на хранение домашнее серебро, так немедленно восстановляется сила ст. 534, и уже другому супругу или его наследникам придется доказывать свое право собственности.
На муже лежит обязанность содержания жены (ст. 106). Идея такой обязанности внушена законодателю всем складом общественных отношений, при которых средства для существования семьи добываются обыкновенно мужчиною. Ему открыт доступ ко всевозможным занятиям, его воспитание подготовляет деятеля в области торговли, промышленности, службы государственной и частной, науки, искусства. Стоя на точке зрения такого представления, наш закон, сложившийся в начале XIX века, отличается от новейших законодательств, которые, принимая во внимание происшедшую перемену в социальном положении женщины, возлагают и на жену обязанность содержания мужа (герм. гражд. улож., § 1360, швейц. гражд. код., § 159).
Право жены на содержание имеет имущественный характер, так как это есть право требовать от мужа части его доходов. В то же время это право имеет личный характер, потому что право содержания присвоено определенному лицу, без возможности отчуждения его, потому что требование содержания обращается к лицу мужа, а не к преемникам его. Со смертью того и другого лица прекращаются и право, и обязанность. Право так тесно связано со своим субъектом, что последний не может даже отречься от него, и все договоры, имеющие своею целью снятие и ограничение обязанности содержания, должны быть признаны недействительными. Однако право жены не должно быть рассматриваемо, как право на самое имущество мужа: оно направлено только на периодические доходы, но не на самый источник их. Поэтому, если у мужа нет капитала или недвижимости, он все же несет свою обязанность, насколько не лишен рабочей силы, дающий ему самому пропитание. Так как обязанность содержания основывается на предположении отсутствия источника средств у жены, то наличность у нее имущества, обеспечивающего ей такое же существование, какое мог бы доставить ей муж, устраняет возможность требовать с ее стороны содержания.
Величина содержания, на которое имеет право жена, определяется потребностями жены и средствами мужа, или, как выражается закон, муж обязан доставлять жене пропитание и содержание "по состоянию и возможности своей" (ст. 106). Состояние, о котором говорит закон, следует понимать в смысле общественного положения и вытекающих из него потребностей. В эпоху составления Свода Законов в сословной и помещичьей России общественное положение только и определялось состоянием лица. Так понимает это устарелое выражение и наша судебная практика (82, 152). Возможно, что потребности будут значительно выше средств их удовлетворения, например в разорившейся аристократической семье. Возможно, что средства превосходят высоту потребностей, например, у разбогатевшего купца, не успевшего соответственно развиться. Размер содержания должен непременно сообразоваться с обеими величинами. Поэтому доля средств мужа, которая должна пойти на содержание жены, не может быть заранее определена. У мужа могут быть миллионные капиталы, но из них только малая сумма должна быть выдаваема, если она отвечает уровню потребностей жены. Если объем потребностей представляется довольно устойчивым, зато величина другого мерила, средств, подвержена постоянным колебаниям. Соответственно тому муж приобретает основание требовать уменьшения суммы, выдаваемой жене на содержание, когда докажет сокращение своих доходов, и жена не лишена права требовать увеличения этой суммы, когда докажет повышение доходов мужа. Ни договоры, ни судебные решения не могут служить к тому препятствием (90, 18).
Обязанность мужа выдавать жене содержание не стоит, безусловно, в зависимости от совместной жизни (06, 8). Даже при раздельном жительстве, при намеренном оставлении друг друга, муж продолжает нести обязанность, если сожительство нарушено по его вине, и он уклоняется от принятии жены в дом (76, 41; 93, 106). Таким образом, при раздельной жизни муж обязывается и присуждается к выдаче вознаграждения условно, пока уклоняется от совместного жительства. Однако намерение его должно быть серьезным, а не притворным для избежания только платежа; возвращение жены должно быть нравственно возможным, чего нет, например, в случае, когда муж поселил у себя любовницу. Суду надлежит в каждом отдельном случае оценить, насколько серьезно предложение мужа принять жену и возможно ли для последней воспользоваться таким предложением (90, 18). Если совместное сожительство стало невозможным по вине жены, то последняя не имеет права требовать от мужа содержания, в противном случае за нею было бы признано право требовать от другого исполнения своих обязанностей в то время, как она нарушает свои отношения к этому лицу. [По ст. 1061 (зак. 12 марта 1914 г.) обязанность мужа выдавать жене содержание дополнена следующим образом: уклонение супругов от совместного жительства в тех случаях, когда совместная жизнь представляется невыносимою для жены по вине или вследствие болезни мужа либо для мужа вследствие болезни жены (ст. 1031), не освобождает мужа от обязанности доставлять жене пропитание и содержание, если она в том нуждается. Но муж освобождается от этой обязанности, если совместная жизнь их оказалась для него невыносимою по вине жены. Иски о содержании мужем отдельно от него живущей жены в пределах подсудности по цене иска подлежат ведению мировых судей и общих судебных установлений (ст. 13522 уст. гр. суд.)].
Если вследствие отказа со стороны мужа выдавать содержание жена принуждена была сделать долги, то муж обязан возместить ей эту сумму, очистить от обязательств. Предполагается, что сделанные долги вызваны необходимостью, а не роскошью. Сами кредиторы непосредственно к мужу не имеют никакого требования, потому что он нарушает их интересы, но не права. Если жена не доказала своей задолженности по причине отказа в содержании, то содержание может быть присуждено только со времени предъявления требования.
Возлагая на мужа обязанность содержать свою семью, закон не возлагает на жену обязанности участвовать в расходах на семейную жизнь, когда жена имеет самостоятельные средства. Такое привлечение ее не только не противоречило бы идее раздельности имуществ, но вполне отвечало бы ей, как это и постановляет германское уложение на случай принятой супругами системы раздельности (§ 1427).
§ 63. Личные и имущественные отношения между родителями и детьми
Литература: Победоносцев, Курс гражданского права, т. III, стр. 133-195; Кавелин, Очерк юридических отношений, возникающих из семейного союза, стр. 82-109; Оршанский, О приданом (Жур. гр. и уг. пр., 1872, N 6); А. И. Вопрос о незаконнорожденных, 1875; Янжул, О незаконнорожденных (Моск. Унив. Изв., 1870, N 4 и 5); Кистяковский, О незаконнорожденных (Жур. гр. и уг. пр., 1880, N 1 и 2); Загоровский, Курс семейного права; Ананьев, Право предбрачных детей на узаконение их по закону 12 марта 1901 года (Жур. Мин. Юст., 1900, N 10); Люблинский, Родительская власть и публичная опека над детьми (Вестн. пр. и нот., 1911, N 39-40); Никонов, Спор о ребенке, 1911; Шматков, Узаконение и усыновление детей, 2-е изд., 1896.
I. Родительская власть. В первое время своего существования человек, как и всякое другое существо, является совершенно беспомощным и без содействия других лиц был бы обречен на гибель. Необходимая помощь может быть организована в обществе двояким образом: или она подается непосредственно обществом, среди которого человек рождается, или она возлагается на его родителей. Современное государство держится второго начала: возлагает на родителей обязанность вскормления и воспитания и передает им необходимую для этой цели власть. Таким образом, основанием родительской власти является автономия семьи. Человек вступает в общественную жизнь, становится гражданином не прямо, а через семью как подготовительную ступень. Родительская власть вручается родителям в предположении их способности воспитать будущих граждан и как средство для достижения этой цели.
Если в настоящее время в основе родительской власти лежит общественная идея, то в историческом развитии ей предшествовала частная идея. Родительская власть представлялась формою права собственности. Дети подчиняются господству отца, как и рабы, и вместе с ними образуют совокупность подвластных лиц (чад). Власть домовладыки сливается с властью отца и мужа, потому что первоначально и жена вступает только в качестве подвластного лица. Отец имеет право на жизнь и смерть своих детей, на их свободу. Это право встречается у всех народов, и нет оснований отрицать его существование в древнем русском быту. Постепенно, однако, с развитием государственности, родительская власть ограничивается. В московскую эпоху встречаем в Домострое идеал отношения родителей к детям: "...сына ли имаши, не дошед внити в юности, но сокруши ему ребра: аще бо жезлом биеши его не умрет, но здоров будет". Симеон Полоцкий убеждает: "...не щадите, родители, жезлов ваших; налагайте язвы на детей, угощайте их не душевредным лобзанием, а правоисправительным биением". Но вместе с тем Судебник 1550 г. пытается ограничить право продажи детей; в XVII веке впервые устанавливается, хотя и ничтожное, по представлению того времени, наказание за убийство детей (тюрьма на год). Уложение совершенно преграждает возможность продажи детей в холопство. Петр I, как лучший выразитель государственной идеи, пошел решительно против неограниченной родительской власти, "хотя чада воли родительской подлежат, но не как скоты бессловесные". При нем ограничен был даже срок, на который родители могли отдавать внаем своих детей (пять лет), запрещено было отдавать детей, помимо их воли, в монастырь, от родителей отбиралась подписка в том, что дети по собственному согласию вступают в брак. Взамен прежнего безграничного права наказания в царствование Екатерины II (1775 г.) учреждаются смирительные дома для заключения туда детей, заслуживающих наказания за неповиновение родителям.
Действующее законодательство об отношении родителей к детям также полно чисто нравственных положений, как и по вопросу об отношениях между супругами. Из всех постановлений нашего закона можно извлечь только немного положений юридического содержания.
Родительская власть по русскому законодательству принадлежит только родителям, т.е. отцу и матери, но не вообще восходящим родственникам, как это допускается западными законодательствами. Семья имеет в законодательстве тесное значение. Хотя закон наш, говоря о родительской власти, постоянно упоминает обоих родителей и вручает власть обоим, так что каждый может осуществлять ее, однако следует признать, что при жизни обоих родителей всякое столкновение в осуществлении власти разрешается волею отца. Это вытекает из личных отношений между супругами, из которых муж имеет право личной власти над женою. Возлагаемая на нее обязанность повиновения воле мужа, главы дома, ослабляет самостоятельность ее власти в семье. Поэтому в случае разногласия, например относительно системы воспитания, голос отца имеет решающее значение (90, 18). К матери власть полностью переходит только при обстоятельствах, устраняющих отца, как смерть, лишение прав состояния. В отношении детей внебрачных родительская власть принадлежит матери, отец же, если он доставляет средства содержания, имеет право надзора за воспитанием (ст. 1321 и 13210).
Власть родительская простирается на детей обоего пола и всякого возраста (ст. 164). Закон наш не ограничивает действие власти какими-нибудь пределами возраста, хотя, казалось бы, с достижением совершеннолетия теряется необходимость власти. Такое положение становится в противоречие с жизнью и может привести к резким выводам, например, к возможности требовать от совершеннолетнего сына, чтобы он жил при родителях. Однако закон не дает выхода из затруднения.
Для родителей составляет право и вместе обязанность воспитание детей. Так как семья является предварительною школою, то необходимо предоставить детям общественное положение, к которому они привыкли в родительском доме. Дети следуют состоянию своих родителей. С изменением сословных прав родителей изменяется и состояние детей, например, получение дворянства передается детям, в каком бы возрасте они ни находились. Лишение же прав состояния не отражается на детях, рожденных и даже зачатых до этого момента. Относительно воспитания закон дает несколько постановлений, которые лишены юридического характера. Родители обязаны давать несовершеннолетним детям доброе и честное воспитание, соответствующее их общественному положению (ст. 172). Родители должны обращать все внимание на нравственное образование своих детей и стараться домашним воспитанием приготовить нравы их содействовать видам правительства. Впрочем (!), родителям предоставляется на волю воспитывать детей своих дома или отдавать их в общественные заведения (ст. 173). По достижении детьми надлежащего возраста родители пекутся об определении детей в службу или промысел соответственно их состоянию и об отдаче дочерей в замужество (ст. 174). Родители не могут отдавать детей внаем без их согласия, но вправе отдавать их на выучку мастеру. Так как нет органа, контролирующего воспитание, даваемое родителями, и так как закон не устанавливает последствий несоблюдения родителями своих обязанностей вроде, например, отнятия и передачи детей другим лицам, то приведенные инструкции лишены всякого юридического значения. К такому взгляду приходит Сенат, когда он отрицает соответствующее обязанности родителей право детей требовать от родителей того или иного воспитания или образования, как, например, в том случае, когда сын настаивал на предоставлении ему денежных средств для окончания С.-Петербургского технологического института (10, 6). По мнению Сената, подобного рода обязанности должны быть отнесены к категории не столько юридических, сколько нравственных.
Специально религиозное воспитание основывается на том, каково вероисповедание детей. Казалось бы, вероисповедание детей должно вытекать из того воспитания, какое согласились дать им их родители. Но в России, несмотря на указ 17 апреля 1905 г. о веротерпимости, воспитание часто должно приспособляться к тому вероисповеданию, которое обязательно для детей. Дети, рожденные в православном браке, должны быть крещены по обряду православной церкви. Это относится как к тому случаю, когда отец и мать православные, так и к тому, когда один из родителей принадлежит к православной церкви. При самом совершении смешанного брака, в котором жених или невеста православные, венчающим священником берется подписка от инославного, что рожденные в сем браке дети будут крещены в правилах православного исповедания (т. Х ч. 1, ст. 67). Дети, происшедшие от смешанных браков, в которых нет ни одного супруга православного, например между католиком и лютеранином, могут быть крещены, а следовательно, и воспитаны по правилам любого христианского вероисповедания соответственно соглашению родителей. Впрочем, в Западном крае сыновья должны быть крещены в отцовскую, а дочери в материнскую веру, если о том не будет постановлено иначе в брачном договоре (ст. 75). Закон признает, что силою предбрачного договора муж может заранее и безусловно отречься от своего права определять своею волею религиозное воспитание детей, - вопрос, как известно, очень спорный между французскими юристами. Дети, происшедшие от брака, в котором одно лицо принадлежит к евангелическо-лютеранской церкви, а другое - к магометанскому или иудейскому исповеданию, должны быть крещены и воспитаны в евангелическо-лютеранской или же при согласии обоих супругов в православной вере (изд. 1896 г., ст. 328, п. 3). Указ 17 апреля 1905 г. разрешает христианам всех исповеданий принимаемых ими на воспитание некрещеных подкидышей и детей неизвестных родителей крестить по обрядам своей веры, а также определяет судьбу детей при переходе родителей от одного вероисповедания в другое.
На родителей падает обязанность содержания детей, которое выражается в том, что родители должны озаботиться и нести на себе издержки, выражаемые пропитанием, одеванием (ст. 172), помещением, врачебною помощью, обучением детей. Лежит ли эта обязанность всецело на отце, добывателе средств? Закон возлагает эту обязанность на родителей, т.е. на отца и мать, в предположении, что у матери имеются свои средства. Следовательно, каждый из родителей должен уделять из своих средств на содержание детей. Из солидарности их обязанности вытекает, что недостаток средств у одного восполняется другим, так что при отсутствии своих средств у матери, содержание всецело ложится на отца, при недостатке средств отца мать должна взять на себя выполнение законной обязанности. Обязанность содержания детей лежит на обоих родителях не только при совместной, но и при раздельной жизни. Если дети остаются при одном из супругов, то другой не освобождается от обязанности участвовать в расходах по содержанию, потому что это обязанность его пред детьми, а не пред другим супругом. Сенат признал, что жена, проживающая отдельно от мужа по своей вине, не вправе требовать от него содержания для находящейся у нее против воли мужа малолетней их дочери (08, 48). Но в данном случае все дело было в том, что жена противозаконно удерживала у себя ребенка. Родители, распределяя между собою детей, могут согласиться и о распределении расходов по содержанию их. Обязанность содержания, лежащая на родителях, не должна рассматриваться как субсидиарная, т.е. родители не вправе переложить расходы по содержанию на собственное имущество детей, потому что оно для них неприкосновенно. Имущество детей может быть использовано на дело содержания только при отсутствии или недостатке средств у родителей, на общих началах опеки.
Возлагая на родителей обязанность одержания детей, закон не ограничивает ее достижением детьми совершеннолетия. Простирается ли эта обязанность и за пределы совершеннолетия? По взгляду нашей практики алиментарная обязанность родителей зависит не от совершеннолетия детей, а от наступления таких условий, при которых дети в состоянии сами себя содержать службою, промыслами, замужеством, доходами с собственного имущества. Вследствие этого обязанность родителей содержать своих детей может, с одной стороны, окончиться до достижения детьми совершеннолетия, а с другой - простирается и далее этого срока, если дети нуждаются еще в попечении родителей (93, 106).
Кто может настаивать на исполнении обязанности содержания? Не останется ли эта обязанность без санкции? Сами дети в состоянии несовершеннолетия настаивать в судебном порядке на обязанности родителей не могут. Но нельзя сказать, чтобы обязанность оставалась без санкции. Так, наша практика признала, что совершеннолетняя дочь, не имеющая личных средств к жизни, может требовать от родителей содержания (07, 94). Можно себе представить случай, когда брошенный родителями ребенок будет принят посторонними, которые по нахождении отца или матери потребуют от них возвращения всех расходов по временному содержанию.
Из сущности родительской власти следует необходимость для детей жить при родителях. Совместное сожительство является условием воспитания, если последнее не поручено родителями другим лицам. Место жительства детей определяется местом жительства родителей. Так как право личной власти принадлежит к абсолютным, то родители могут требовать возвращения к себе детей от всякого лица, удерживающего их при себе (97, 81). Однако на обязанности полиции не лежит оказывать содействие родителям к осуществлению власти родительской вообще и, в частности, к водворению детей в дома родителей (указ 1 деп. Сената 1903 г., ноября 5). Обязанность совместного сожительства устраняется при ссылке родителей. Дети свыше 14 лет могут следовать за ними по собственному своему желанию (уст. о ссыльных, ст. 258). Дети моложе 14 лет следуют за родителями при отправлении обоих, а когда один из супругов остается, то и дети остаются при нем (уст. о ссыльных, ст. 259 и 260). Грудные младенцы остаются при матерях (ст. 261). Дети, находящиеся в казенных заведениях и на казенном содержании, не могут быть требуемы родителями к следованию за ними в место их ссылки (уст. о ссыльных, ст. 261 и 262).
Вопрос особенно затрудняется при раздельной жизни супругов - при ком из них должны находиться дети, если не установилось между ними соглашения. Если власть над детьми принадлежит родителям, и один из них находится во власти другого, то по строгому выводу необходимо признать, что дети всегда подчиняются воле отца. Следовательно, при раздельной жизни последний всегда вправе вытребовать к себе детей, потому что он вправе вытребовать и самое мать. Но родительская власть вручается как средство воспитания, и потому суду необходимо принять в соображение образ жизни того и другого родителя и отдать детей тому, при ком воспитание может дать наиболее нравственные основы, что вполне согласуется с целью родительской власти. Сенат признал, что преимущественное право на воспитание детей (и на совместное их жительство с родителями) принадлежит отцу как главе семейства, доколе суд не решит, что ввиду особых обстоятельств (например, пьянства отца, содержания им в своем доме любовницы) польза детей требует воспитания их матерью (90, 18). Если факт раздельной жизни супругов не имеет значения с юридической точки зрения, то развод, прекращающий брак, ставит юридический вопрос о судьбе детей, не разрешаемый действующими законами. Этот вопрос, трудный с точки зрения политики права, создает на практике непреодолимые трудности, когда законодатель обходит его полным молчанием, как это имеет место у нас. Духовным судам, решающим вопрос о разводе, не предоставлено право распределять детей между родителями, а светские суды не имеют для того никакой почвы, потому что все соответствующие постановления т. Х ч. 1 рассчитаны на существование брака. Только закон 3 июня 1902 г. постановляет, что в случае недействительного брака вопрос о том, у кого быть детям, от него происшедшим, определяется прежде всего согласием родителей, а за отсутствием такового - надлежащим опекунским установлением (ст. 1312). В этом случае родительская власть присваивается тому из родителей, у кого ребенок оставлен, другому же предоставляется лишь право свиданий, условия которых в случае разногласия родителей определяются местным мировым либо городским судьею или земским начальником (ст. 1314). В случае смерти родителя, у которого оставлены были дети, находившиеся при нем дети поступают под родительскую власть другого родителя, разве бы опекунское установление ради блага детей сочло необходимым назначить особого над ними опекуна (т. Х ч. 1, ст. 1316). [Статья 1641 (закон 12 марта 1914 г.) говорит, что эти правила тех же статей (ст. 1312-1316) применяются и к детям супругов, уклонившихся от совместного жительства, со следующими только изъятиями: 1) в случае раздельного жительства супругов по вине одного из них, невиновному супругу принадлежит право требовать оставления у него всех детей; 2) в случае отсутствия соглашения родителей суд определяет, у кого должны оставаться несовершеннолетние дети; 3) суд... может по обстоятельствам дела и ради блага детей воспретить супругу свидание с детьми, оставленными у другого супруга. В случае предъявления иска об определении взаимных прав и обязанностей родителей в отношении детей, при уклонении родителей от совместного жительства суд до решения дела по существу может по просьбе кого-либо из тяжущихся поставить, у кого из родителей оставляются дети на время производства дела (ст. 13459 уст. гр. суд.). Иски, имеющие своим предметом осуществление одним из супругов права свидания с детьми, находящимися у другого супруга, в случаях и при условиях, указанных в ст. 1314 и 1641, подлежат ведению мировых судей (ст. 13452, п. 1)].
Дети обязываются к почтительности в отношении к своим родителям (ст. 177). С этим чисто нравственным предписанием соединяются юридические последствия. Дети обязаны сносить родительские увещания без ропота, поэтому в личных обидах и оскорблениях от детей на родителей не принимается никакого иска ни гражданским, ни уголовным порядком, если только они не переходят границ, за которыми следует уголовное наказание на общих основаниях (ст. 168). Дети должны отзываться о родителях с почтением, даже и по кончине их, поэтому не допускаются свидетельства детей против родителей в гражданских делах безусловно (уст. гр. суд., ст. 371, п. 3), тогда как в уголовном процессе они могут, если пожелают, устранить себя от показаний (уст. угол. суд., ст. 705). Дети обязаны сносить исправление родителей, если только оно не переходит в истязание и изувечение.
Родители для исправления детей строптивых и неповинующихся имеют право употреблять домашние исправительные меры (ст. 165). В случае же безуспешности этих средств дети по требованию родителей без особого судебного рассмотрения подвергаются за упорное неповиновение родительской власти, развратную жизнь и другие явные пороки заключению в тюрьме на время от двух до четырех месяцев, причем за родителями признается право во всякое время уменьшить срок заключения или совершенно простить виновных (улож. о наказ., ст. 1592). Суд не вправе отказать просьбе родителей, так как ему не предоставлено входить в рассмотрение существа дела. Совершенно напрасно Сенат считает невозможным применять это постановление ввиду: а) отмены некоторых статей, определяющих порядок содержания детей в смирительных домах, и b) ввиду противоречия его Судебным уставам, которые требуют, чтобы каждое дело подвергалось судебному рассмотрению в установленном порядке (об. с., 88, 4). Из того, что закон 25 ноября 1885 г. отменил смирительные дома, не вытекает вовсе, что он тем самым отменил и право родителей заключать детей, если не в смирительные дома, то в другие соответствующие карательные учреждения, что и обнаруживается из неприкосновенности текста ст. 1592 уложения о наказаниях. Постановление о внесудебном заключении заимствовано из романских законодательств, ближе всего из французского кодекса (§ 375-383), который дает право отцу заключить своего ребенка, не достигшего 15 лет, на время не свыше месяца, и председатель суда обязан дать требуемый отцом приказ о заключении. Если дело касается детей в возрасте свыше 15 лет, но не достигших совершеннолетия, то отец может только просить председателя суда о принятии этой меры, и председатель по совещании с прокурором удовлетворяет просьбу отца или отказывает в ней. В законе содержатся также указания на ограничения этого права для отца и особенно для матери. Французскому праву следуют итальянское (§ 222) и испанское (§ 156) уложения. Если французские суды находят возможным исполнять требование отца без судебного рассмотрения и притом не опасаются впасть в противоречие с основными началами уголовного процесса, то нет основания и у нас видеть несоответствие там, где его в действительности нет. Рассматривая вопрос не с точки зрения догматической, а политико-правовой, мы должны признать более основательной точку зрения германского уложения, которое отказывает родителям в судебном содействии при осуществлении ими их власти. Само собою разумеется, что родителям не воспрещается приносить на общем основании жалобы в судебные установления на поступки детей, подходящие под предусмотренные уголовными законами и наказуемые действия (ст. 165, п. 2).
II. Установление родительской власти. Родительская власть устанавливается одним из следующих трех фактов: законным рождением, узаконением или усыновлением.
А. Необходимость законного рождения связывается с установленною формою полового сожительства, так как родительская власть составляет одно из последствий брака (ст. 120). Зачатие и рождение ребенка могут совпадать с браком, но могут и выходить за временные его пределы, - зачатие может произойти до брака, рождение может наступить после брака. [Особенность русского права состоит в распространении презумпции законности на всех детей, рожденных в продолжение супружества, независимо от времени зачатия. Исторически оно объясняется бесправным положением внебрачных детей в эпоху составления Свода. Догматически предпочтение момента рождения моменту зачатия более соответствует интересам ребенка и выражается в том, что для доказательства законности достаточно доказать, что ребенок родился от известных лиц, состоявших в законом браке в момент его рождения (90, 45)].
1. Если зачатие и рождение произошли в браке, то предполагается, что отцом ребенка является муж его матери. Это предположение основывается на наблюдении, которое указывает, что в громадном большинстве случаев действительно так и бывает. Закон предполагает как общее правило соблюдение женою супружеской верности. Допустить противоположное значило бы признать преступное прелюбодеяние общим правилом. Но так как указанное правило составляет только предположение, то оно допускает опровержение.
Опровергать происхождение ребенка от мужа матери, т.е. законность ребенка, рожденного в браке, могут только муж и после его смерти, при наличности некоторых условий, его наследники (уст. гр. суд., ст. 1348 и 1352). Следовательно, право опровержения не принадлежит матери (т. XVI ч. 2, зак. суд. гр., ст. 464), а также всем прочим родственникам и с той и с другой стороны, а тем более посторонним лицам, каков бы ни был их интерес в том, нравственный или материальный. Так, например, Сенатом отвергнуто право опекуна над имуществом душевнобольного предъявлять иск о признании внебрачным ребенка, рожденного его женою и записанного в метрике происшедшим от законного супруга (06, 29). Однако и со стороны отца опровержение не допускается, если младенец записан в метрической книге законнорожденным и при этой записи расписался муж матери младенца или кто-либо другой по его просьбе (уст. гр. суд., ст. 1349). Право вчинять или продолжать иск о незаконном рождении переходит к наследникам мужа по закону при следующих условиях: а) если муж умер до рождения младенца или до истечения предоставленного ему законом срока для начатия спора против законности рождения, b) если муж прежде смерти не объявлял, что признает младенца законным (уст. гр. суд., ст. 1352).
Основанием опровержения законности рождения может служить невозможность сожития мужа с женою в то время, к которому приблизительно относится зачатие ребенка. Такую невозможность наш закон видит в разлуке супругов (уст. гр. суд., ст. 1348). Доказательство невозможности зачатия по отдаленности их друг от друга представляет, конечно, значительные затруднения, особенно при современных путях сообщения. Необходимо удостоверить, что ни один из супругов в течение известного времени не был в том месте, где находился другой. Когда один из супругов жил долгое время за границею, то отметка на паспорте о времени выезда и возвращения может доказывать разлуку, если будет сверх того доказано, что другой супруг из России не выезжал. Доказательством разлуки служит тюремное заключение, продолжительное морское плавание. Следует ли, однако, ограничивать возможность опровержения законности указанным в законе основанием? Например, в то время, к которому относится зачатие, мужу произведена была хирургическая операция, сделавшая его временно неспособным к сожитию. Ограничение оснований противоречило бы смыслу закона, который противится допущению в семью посторонних детей.
Для опровержения законности рождения как со стороны самого мужа, так и его наследников закон устанавливает особую краткую давность, чтобы не оставлять долгое время в неизвестности состояние младенца [вообще и в интересах этого последнего в особенности]. Со стороны мужа срок для возбуждения дела годовой [и двухлетний, если он пребывает за границей (ст. 1350 уст. гр. суд.)] со времени рождения ребенка (92, 33) или если жена нашла средства скрыть от него рождение младенца - со дня, в который муж узнал [о рождении младенца, признаваемого им за внебрачного в таком только случае, если его жена нашла средство скрыть от него рождение младенца или если она во время рождения младенца жила отдельно от мужа (уст. гр. суд., ст. 1351 в редакции закона 12 марта 1914 г.). При раздельном жительстве супругов оставление мужа в неизвестности о рождении ребенка представляется "средством" сокрытия и на жене лежит обязанность доказать, что муж поставлен был в известность о рождении (03, 18)]. Для наследников мужа этот срок - три месяца, считая со дня его смерти или же со дня рождения ребенка, если он родился после смерти мужа (Уст. гр. суд., ст. 1353).
2. Строго говоря, можно признать ребенка законным только тогда, когда зачатие имело место во время брачного сожития. Поэтому если роды произошли слишком скоро после венчания, то, очевидно, зачатие произведено было вне брака и самое рождение ребенка не может считаться законным. Однако наш закон признает всех детей, рожденных в законном браке, законными, хотя бы они родились по естественному порядку слишком рано от совершения брака, т.е. прежде 180 дней после венчания (ст. 119, 125), если только отец не отрицал законности их рождения. Судьба детей, зачатых вне брака, хотя и рожденных в браке, находится в руках мужа их матери, - он может признать их своими или закрыть им вход в свою семью. Если отец не возражает, то ребенок, родившийся через неделю после венчания, должен быть записан законным. Если же отец не желает признать его своим, ему достаточно сослаться на тот факт, что ребенок родился ранее законного срока, т.е. 180 дней от венчания, не приводя никаких иных доказательств в пользу того, что ребенок не мог быть от него зачат. Впрочем, письма его и удостоверение, что он обращался с новорожденным, как со своим сыном или дочерью, заботился о его содержании и воспитании, допускал пользование его фамилиею, - все это опровергает его спор о незаконности происхождения (ст. 125).
Спрашивается, почему закон признает законным ребенка, зачатого вне брака? Основанием к тому служит желание поощрить браки лиц, близкие отношения которых привели к беременности, надеждою устроить судьбу будущего ребенка. Следовательно, признание законности детей, зачатых до брака, представляет форму узаконения через последующий брак, которое приводит к признанию законности ребенка не только зачатого, но и рожденного до брака.
3. Возможен противоположный случай, именно тот, когда зачатие состоялось во время брака, а рождение произошло после прекращения брака. Дети признаются законными, хотя бы они родились по прекращении или расторжении брака, если только между днем рождения и днем смерти отца или расторжения брака прошло не более 306 дней (ст. 119). Закон, рассчитывая на самую продолжительную беременность, относит зачатие к тому времени, когда брак еще не прекратился, и предполагает отцом ребенка мужа матери. Это предположение может быть опровергаемо на указанных раньше началах.
Возникает вопрос о значении истечения приведенного предельного срока. Признается ли ребенок, рожденный после 306 дней, внебрачным в силу самого закона или необходимо, если он был записан законнорожденным, опровержение его законности со стороны заинтересованных лиц? Следовало бы остановиться на первом решении. Закон допускает наибольший срок беременности; если рождение произошло после 306 дней, значит и зачатие в силу законного предположения имело место вне брака. Поэтому такой ребенок должен считаться внебрачным вследствие одного факта позднего рождения, не ожидая каких-либо опровержений. Однако категорический смысл ст. 131 приводит к иному решению. "Законность лица, рожденного по истечении 306 дней после прекращения брака смертью мужа или после расторжения сего брака, установленным на то порядком, могут оспаривать все те, коих права, личные или по имуществу, были бы нарушены через признание его незаконнорожденным, но не позднее как через 6 месяцев после рождения младенца". С этой точки зрения приходится признать законными детей, рожденных спустя два года после смерти мужа или после окончания развода. Можно усомниться, насколько такое решение вопроса способно "обратить и поддержать нравственно-общественное положение членов семейного союза", как это полагал Государственный Совет. Объяснение странного текста ст. 131 следует искать в редакции § 315 Code Napoleon, из которого наше положение заимствовано и который возбуждает те же сомнения среди французских юристов.
Рождение ребенка после прекращения брака еще более усложняет дело, когда мать ребенка в этот момент состояла уже в новом браке например, через два месяца по смерти мужа А жена его выходит замуж за В. По ст. 119, п. 2 ребенок может быть приписан первому мужу, а по ст. 119, п. 1 - второму. Во избежание таких недоразумений французский законодатель запрещает женщине вступать в новый брак ранее 10 месяцев со времени прекращения первого (франц. код., § 228 и 296). У нас то же правило установлено для лютеран, а именно: женщина, состоявшая в браке, не может вступить в новый брак до истечения 306 дней со времени прекращения первого (т. XI ч. 1, ст. 333 и 334; ср. пол. о союзе брачном, ст. 168, 125).
В. Другим способом установления родительской власти является узаконение. Под именем узаконения понимается признание в установленном порядке за собственными внебрачными детьми юридического положения законных (79, 241).
Жалкое положение внебрачных вызывает потребность в способах выхода из него. Прежде всего в противоположность кратким срокам, установленным для опровержения законности рождения, наш закон постановляет, что право доказывать законность рождения не прекращается никакою давностью (Уст. гр. суд., ст. 1347). Главным средством улучшения положения внебрачных является узаконение их. По действующему законодательству существуют следующие способы узаконения: в силу закона, через последующий брак и по Высочайшему указу.
1. Дети от брака, признанного недействительным, сохраняют права детей законных (ст. 1311), без всякой особой о том просьбы, как это требовалось до закона 3 июня 1902 г. Это относится не только к детям рожденным, но и к зачатым в таком браке до того момента, как состоялось решение суда о признании брака недействительным. Новый закон в отличие от западных законодательств, например германского уложения (§ 1699), не ставит законность детей, происшедших от недействительного брака, в зависимость от добросовестности одного или обоих родителей, вступивших в сожительство. В случае признания брака родителей незаконным и недействительным права узаконенных этим браком детей определяются на том же основании, как и права детей, рожденных в браке (ст. 1441, п. 4), т.е. дети считаются законными с самого момента рождения.
2. Узаконение через последующий брак состоит в том, что родители внебрачного ребенка вступлением в брак между собою после рождения последнего создают ему юридическое положение законных детей. Этот способ узаконения, известный еще римскому праву (legitimatio per subsequens matrimonium), принят в настоящее время почти во всех странах, кроме Англии. В пользу такого узаконения приводят то соображение, что мысль о возможности исправить положение ребенка, интересы которого способны преодолеть все иные соображения родителей, заставят родителей перейти от нелегального сожительства к браку. Англичане, впрочем, держатся иного мнения: они думают, что надежда на возможность поправить дело в будущем толкает на легкомысленные связи в настоящем.
В России узаконение через последующий брак введено законом 12 марта 1891 г. В духе французского права, которое служило ему образцом, закон преграждал возможность узаконения детей, происшедших от прелюбодеяния. В духе самобытности закон 1891 г. ограничивал свое действие христианским населением - из страха перед евреями, проявляющими "наклонность обращать каждое новое право в средство для обхода существующих законов". Закон 3 июня 1902 г., составленный уже в духе германского права, не устраняет прелюбодейных детей от действия узаконения через последующий брак. Самобытность сохранена и в новом законе, не распространяющемся на нехристианское население (ст. 1441).
Узаконение предполагает следующие условия: а) Принадлежность отца и матери к христианскому вероисповеданию. [Спорно пока в практике право на узаконение лиц, могущих вступить в смешанный брак по ст. 87]. Поэтому браком родителей-евреев не могут быть узаконены добрачные их дети, хотя бы и крещенные по обряду христианской веры (03, 147). b) Вступление родителей внебрачного ребенка в брак после его рождения. с) Судебное определение об узаконении, потому что у нас узаконение достигается не самым браком, а определением суда, для которого брак является только основанием. Это видно уже из того, что суду подаются "просьбы об узаконении детей" (уст. гр. суд., ст. 14601).
Инициатива возбуждения дела об узаконении после брака принадлежит родителям, обоим совместно, и только в случае смерти одного из них можно допустить просьбу от другого единолично. Признано, что по смерти родителей возбуждение ходатайства об узаконении переходит к самим детям или их опекунам (04, 48; 00, 12; 12, 66). Узаконению не препятствует то обстоятельство, что внебрачные дети уже умерли или были до того родителями усыновлены.
Просьбы об узаконении подаются окружному суду по месту жительства родителей ребенка или его самого. Подача таких просьб через поверенных (неизвестно почему) не допускается. При просьбе должны быть представлены: письменное заявление отца и матери о том, что ребенок происходит от них, а также метрические свидетельства о рождении ребенка и о браке родителей. В просьбе, подаваемой по истечении одного года со дня совершения брака, должны быть объяснены причины, оправдывающие такое промедление, оценка которых зависит от усмотрения суда. Дела об узаконении рассматриваются при закрытых дверях и разрешаются по выслушании заключения прокурора. Суду приходится удостовериться в возможности происхождения ребенка от признающих себя его родителями, в тождестве признающей себя матерью с тою, которая означена в метрическом свидетельстве о его рождении, и в отсутствии законных препятствий к узаконению. По вступлении определения об узаконении в законную силу суд выдает взамен прежнего новое метрическое свидетельство (Уст. гр. суд., ст. 14601-14607).
Последствием узаконения является причисление внебрачных детей к законным, предоставление им всех личных и имущественных прав, какими пользуются последние. Узаконение через последующий брак влечет общие для всех последствия: узаконенные дети почитаются законными со дня вступления их родителей в брак и пользуются с этого времени всеми правами законных детей, от этого брака рожденных (ст. 1441, п. 3). Следовательно, обратная сила узаконения выражается в том, что дети признаются законными не с момента судебного определения, а ранее с момента венчания, однако, обратная сила не идет так далеко, чтобы отнести законность к моменту рождения. Отсюда следует, что узаконенные дети не имеют права на наследство, которое открылось в боковой линии ранее узаконяющего брака. Например, некто имеет внебрачного сына, но женится потом не на его матери, а на другой особе. От этого брака родились два сына, из которых один умирает. После смерти жены отец их женится на женщине, с которою он прижил ранее внебрачного ребенка, и узаконяет ребенка: так как узаконение относится к моменту брака, то узаконенный не может наследовать после своего единокровного брата.
3. Для узаконения по Высочайшему указу общих правил не существует. Внебрачные, сопричтенные к законным детям по особым Высочайшим указам, пользуются ненарушимо всеми правами и преимуществами, силою тех указов им представленными (ст. 144). Следовательно, указ может отнести их законность и к моменту самого рождения, каковы бы ни были обстоятельства узаконения. Эта форма узаконения, известная также римскому праву (legitimatio per rescriptum principis), поставлена сейчас на Западе в узкие рамки. Франция вовсе не допускает ее, в Англии это дело только парламента, в Германии сопричтение незаконных детей к законным, имеющее, однако, силу только в отношении отца, производится в порядке управления.
С. Третьим способом установления родительской власти является усыновление. По своей идее усыновление должно служить искусственным восполнением естественного недостатка в детях и тем достроить семью, начатую браком. Эта идея усыновления как искусственного построения семьи обнаруживается с очевидностью из закона, запрещающего усыновлять лицу, которое уже имеет детей, законных или узаконенных, лицу, которое по своему духовному сану не должно их иметь; из закона, устанавливающего известное соответствие в возрасте усыновителя и усыновляемого, которое бы напоминало естественное соотношение между отцом и ребенком. Однако закон не выдерживает основной идеи, как это видно из того, что он разрешает усыновлять и одиноким женщинам, не имеющим мужа, или мужчинам, не имеющим жены, допускает усыновление собственных внебрачных детей. Последнее нарушение идеи усыновления можно объяснить только недостаточностью постановлений об узаконении, а также предрассудками, заставляющими прибегать к усыновлению там, где нужно бы воспользоваться узаконением. К усыновлению собственных внебрачных детей прибегают в тех случаях, когда не желают вступить в брак с матерью ребенка, или не могут уже, например, за смертью ее, или опасаются огласить факт незаконности происхождения ребенка.
Отличие усыновления от узаконения заключается в том, 1) что узаконяются только собственные дети, тогда как усыновить можно и чужих детей, 2) что узаконение производится родителями помимо согласия узаконяемых, тогда как в основе усыновления лежит соглашение или с самим усыновляемым, или с его родителями.
Усыновителями могут быть супруги или же мужчина и женщина в отдельности, не исключая и девицы. Усыновление невозможно для лиц, которые по сану своему обречены на безбрачие (ст. 145), т.е. для монахов и католических священников, потому что православные священники и лютеранские могут иметь семьи. Для усыновления одним из супругов требуется согласие другого супруга (ст. 150), хотя бы супруги жили врозь. Вдовец или вдова приравниваются к положению холостых или незамужних. Усыновителем может быть и отчим или мачеха. Усыновление возможно только при отсутствии собственных детей, незаконных или узаконенных (ст. 1451). Позднейшее рождение законного ребенка или узаконение не имеют никакого влияния на предшествующее усыновление. Однако беременность должна считаться препятствием к усыновлению. Усыновление лиц христианского вероисповедания нехристианами и этих последних лицами христианского вероисповедания воспрещается (ст. 148). Страх перед евреями вызвал указ Сената, внесенный в гражданские законы, по которому евреям, пользующимся правом повсеместного жительства, запрещается усыновлять евреев, таковым правом не пользующихся (ст. 145, прим.). Несмотря на указ 17 апреля 1905 г., в законе остается воспрещение старообрядцам и сектантам усыновлять православных (ст. 148, прим.). Несмотря на ст. 163, Сенатом разъяснено, что иностранцы могут усыновлять не только подкидышей и непомнящих родства, но и других лиц (указ 98, 32, правило 54). Несостоятельные и расточители, по цели ограничения их дееспособности, не могут быть лишены права усыновления. От усыновителя требуется известный возраст, который обеспечивал бы понимание им важности совершаемого акта. Усыновитель должен иметь не менее 30 лет (во Франции и Германии 50 лет) и затем, чтобы усыновление было подобно естественной семье, должен быть старше усыновляемого по крайней мере 18 годами (ст. 146). Однако для усыновления собственных детей не требуется ни 30-летний возраст, ни разница в 18 лет (ст. 1501, п. 1).
Усыновляемы могут быть как чужие, так и свои дети. Усыновление чужих детей не допускается, если у лица усыновляющего имеются собственные законные или узаконенные дети (ст. 1451). Для усыновления собственных внебрачных детей это обстоятельство препятствием не служит (ст. 1501, п. 2). Усыновляемы могут быть и родственники, например, племянники, брат. Для усыновления требуется согласие другого супруга (ст. 150) и родителей усыновляемого или его опекунов и попечителей, а также его самого, если он достиг 14-летнего возраста (ст. 149). Таким образом, в основании усыновления лежит всегда договор. При усыновлении отцом внебрачного ребенка требуется согласие матери в том лишь случае, если она значится в метрической о его рождении записи или если происхождение от нее ребенка удостоверено судом (ст. 1501, п. 3). [Мать усыновленного таким образом ребенка теряет в отношении его свои родительские права, даже при согласии и ходатайстве о том усыновителя (12, 64)]. Усыновлению вторичному и единовременному не подлежит лицо, уже усыновленное кем-либо (ст. 147), но нет препятствия к переусыновлению. Закон не выставляет никаких преград для одновременного или последовательного усыновления нескольких лиц.
В прежнее время порядок усыновления различался по сословиям. Закон 12 марта 1891 г. ввел общий судебный порядок с сохранением, однако, особого порядка для крестьян и мещан. По общему порядку просьба об усыновлении подается в окружной суд по месту постоянного жительства усыновителя или усыновленного. Суд удостоверяется в наличности всех требуемых законом условий и по выслушании заключения прокурора постановляет определение об удовлетворении ходатайства или об отказе в ходатайстве. Лица, права которых нарушаются неправильным усыновлением, например, родители усыновленного могут заявить свои возражения во время производства дела или начать впоследствии, в двухгодичный срок со дня вступления определения в законную силу, спор общим порядком. Спор этот во всяком случае может быть заявлен только при жизни усыновителя (уст. гр. суд., ст. 14608-146012). По особому порядку, сохраненному для крестьян и мещан, усыновление совершается припискою усыновленного, хотя бы он принадлежал к дворянскому сословию, к семейству усыновителя, которая делается для крестьян волостным правлением, для мещан казенною палатою (ст. 155, указ 1 деп. Сената, 1902 г., N 4334).
Последствием усыновления является прекращение родительской власти у прежних ее субъектов и приобретение ее усыновителем. Усыновленный вступает по отношению к усыновителю во все права и обязанности законных детей (ст. 1561). Однако усыновленный по общему правилу сохраняет права состояния, принадлежавшие ему до усыновления. Усыновленные дворянами и потомственными почетными гражданами, имеющие меньшие права состояния, приобретают усыновлением только личное почетное гражданство (ст. 153). Усыновитель может передать усыновленному свою фамилию, но для передачи фамилии потомственными дворянами необходимо еще Высочайшее соизволение (ст. 152). Лица женского пола, не вступившие в брак, на передачу усыновленному носимой ими фамилии при жизни своих родителей обязаны испросить согласие этих последних. В жизни обнаруживается упорное стремление передать усыновленному и отчество усыновителя. Но Сенат высказался против этой тенденции, признав, что в законе нет указаний, чтобы такая передача отчества дозволялась, и что отчество определяется именем родного отца (98, 32 и 66; 09, 82). В имущественном отношении усыновленный не прерывает связи со своим прежним родством и не вступает в родственный союз усыновителя. Поэтому усыновленный сохраняет права наследования по закону после своих родителей и их родственников, а с другой стороны, не участвует в наследовании после родственников усыновителя, если не имеет на то прав в силу кровного родства (ст. 1563 и 1567). В отношении самого усыновителя усыновленный приобретает право наследования в его благоприобретенном имуществе, но не в родовом (ст. 1561) и не имеет права на пенсию за службу усыновителя (ст. 1562). [Разнополые усыновленные до издания закона 3 июня 1912 г. о расширении наследственных прав лиц женского пола получали неравные доли, ныне же они получают равные доли из всякого благоприобретенного имущества усыновителя, за исключением внегородского земельного имущества (14, 18)]. В свою очередь усыновитель имеет право после бездетной смерти усыновленного на его благоприобретенное имущество, тогда как имущество, уступленное усыновленному его родителями, возвращается к последним (ст. 1565).
III. Имущественные отношения между родителями и детьми. На Западе родительская власть распространяется не только на личность, но и на имущество детей. Родителям, например, во Франции (§ 384), в Германии (§ 1649), но не в Англии, присваивается право пользования имуществом несовершеннолетних детей.
1. В России между имуществами родителей и детей установлена такая же раздельность, как и между имуществами супругов. Родительская власть в отношении имущества детей у нас не существует. Если к малолетним детям дойдет имущество по завещанию, законному наследованию или дарению, то родителям принадлежит управление этим имуществом, но не в силу родительской власти, а вследствие утверждения их опекунами (ст. 180, 226, 229). Они не пользуются этим имуществом в свою пользу, но заведуют им по правилам, установленным для опеки, и под надзором опекунских учреждений (71, 1243; 80, 60). Родители, не утвержденные опекунами, не вправе распоряжаться имуществом детей и представлять их интересы на суде (70, 1344). Однако при недостаточности средств родителей пользование средствами детей для удовлетворения насущных их потребностей Сенат признал допустимым, так что родители вправе требовать возврата из имущества умерших детей денег, затраченных на их обучение, лечение и погребение (11, 80). Из того же начала раздельности следует, что родители не отвечают за долги своих детей, если только родители не выразили своего согласия на их обязательства и тем не приняли на себя поручительства (ст. 184 и 185). Дарения от детей родителям возможны только в том случае, если попечительство принадлежит не родителям и попечители изъявляют на то свое согласие. Дарение от родителей детям производится на общих основаниях, однако, при торговой несостоятельности отца или матери безмездные отчуждения в пользу детей, совершенные в последние 10 лет перед конкурсом, подлежат опровержению (уст. суд. торг., ст. 461).
2. Из начала имущественной раздельности между родителями и детьми следует, что при жизни первых последние не имеют никакого права требовать предоставления им части принадлежащего родителям имущества (ст. 995). Но сами родители вправе, конечно, одарять своих детей. Квалифицированным дарением является выдел, под которым следует понимать дар в пользу лица, имеющего право законного наследования после дарителя, совершаемый с целью передать наследственную часть до смерти наследодателя. Выдел составляет, таким образом, дар и в то же время предваренное наследство. Выдел совершается родителями в пользу детей и другими восходящими родственниками в пользу нисходящих, например дедом в пользу внуков (ст. 994). Так как закон говорит только о выделе, производимом родителями и восходящими родственниками, то нельзя признать выделом дарение наследственных частей при жизни со стороны боковых родственников, например, со стороны бездетного дяди, выдающего одному из племянников ту долю имущества, на которую он имел бы право при открытии наследства (12, 46). Дети, которым при жизни родителей выделена законная или какая-либо другая часть из родительского имущества, называются отделенными (ст. 997; ср. ст. 182 и 190). Объем выделяемой части зависит от свойства имущества. Из благоприобретенного имущества родители и восходящие родственники могут назначить отделяемому потомку такую часть, какую заблагорассудят, но из имущества родового каждому могут выделять часть, законом определенную (ст. 996). Едва ли возможно согласиться с Сенатом, что в законе нашем нет препятствий к тому, чтобы при выделе детей взамен выдела из части родового имения в натуре выдавать им денежные суммы (06, 15), потому что такая замена соответствует идее законной доли, неизвестной нашему законодательству, но не сущности родового имения, ограниченность распоряжения которым связывается с индивидуальностью объекта. Акт, в котором выразился выдел, называется отдельною записью и в отношении недвижимостей совершается крепостным порядком (ст. 1000), в отношении же движимости может быть совершен и домашним порядком (10, 78).
Последствия выдела определяются двойственностью его природы. Как дарение, выделенное имущество подлежит возвращению по тем же основаниям, как и дар: вследствие неблагодарности, при несостоятельности (ст. 1000, прим.). В случае бездетной смерти отделенного лица выделенное имущество возвращается яко дар к давшему его, а не идет к законным наследникам. Как предваренное наследство, выдел отражается на участии отделенного лица в наследовании после выделившего.
а. Получившие при жизни владельца посредством выдела из родового имущества сполна ту часть, которая бы следовала им по его смерти, почитаются отделенными и в позднейшем разделе родового имущества не участвуют, что не лишает их права участвовать в разделе благоприобретенного имущества. Когда же наследственная доля не была выделена сполна, тогда дополняется она при разделе родового имущества между наследниками (ст. 997). Такая неполнота выдела происходит или по воле лица выделяющего, или же вследствие изменения обстоятельств при открытии наследства, так как только по этому моменту определяется наследственная доля. Например, у отца было три сына и одному из них выделена была третья часть родового имения, к открытию наследства один из двух других братьев умер и наследственная доля из третьей части превратилась в половину, тогда выделенный имеет право еще на 1/6 родового имения. Если при открытии наследства выдел из родового имения окажется превышающим наследственную долю, то при разделе наследства излишек должен быть возвращен в наследственную массу, потому что, как говорит закон, из имущества родового каждому обязаны выделять часть, законом определенную (ст. 996).
b. Закон наш не предусматривает вполне последствий выдела из благоприобретенного имущества. Дети, отделенные в благоприобретенном имуществе, не устраняются чрез то от наследования в родовом наравне с прочими наследниками, если только при выделе они не отказались от участия в наследстве (ст. 998). Остаются открытыми вопросы: имеют ли право дети, отделенные в благоприобретенном имуществе, но не отказавшиеся при выделе от прав наследования, участвовать в разделе остального имущества, благоприобретенного и родового, при открытии наследства, если они получили меньше законной наследственной доли, и имеют ли прочие наследники право привлечь отделенных к возвращению части полученного выдела, если он превышает их законную наследственную долю? По первому вопросу Сенат ввиду отсутствия каких-либо постановлений по этому предмету признает, что такие отделенные дети на общем основании участвуют в наследстве, но не иначе как с зачетом всего полученного при выделе (88, 91). На второй вопрос следует ответить отрицательно так как отнятие части выдела противоречило бы воле наследователя, который вправе распределять благоприобретенное имущество по своему усмотрению в каких угодно долях.
3. Видом выдела является приданое, под которым закон понимает выдел дочерей и родственниц по случаю замужества (ст. 1001). В противоположность германскому уложению, которое возлагает на родителей обязанность снабжать приданым дочерей, выходящих замуж (§ 1620), в противоположность древнему русскому праву, которое обязывало даже братьев наделить сестру приданым, "како си могут", современное наше законодательство такой обязанности на родителей не возлагает. Приданое имеет поэтому дарственный характер. Так как приданое составляет форму выдела, то в техническом смысле это название может быть применяемо к тому только дарению, которое служит предварением наследования. Не будет приданым свадебное дарение со стороны таких лиц, хотя бы и родственников, после которых выходящая замуж не имеет законного права наследования. Однако это выражение применяется в жизни и к таким случаям, обнаруживая тем, что приданое имеет скорее бытовое, чем строго юридическое значение.
Следует, впрочем, заметить, что у нас приданое не имеет того значения, какое оно имело в римском праве и имеет ныне в западных законодательствах, устанавливая своеобразные отношения по имуществу между супругами. По русскому праву приданое с точки зрения закона ничем почти не отличается от выдела. Сенат даже утверждает, что правовая природа "приданого" и "выдела" тождественны (10, 16). Отличие приданого от выдела может выразиться в том только, что оно иногда передается в собственность не дочери или родственнице, а мужу (ст. 1153). Тем не менее дочь считается отделенною, если при этом отреклась за себя и за наследников от дальнейшего участия в наследовании (ст. 1002), следовательно, наступают все указанные последствия выдела.
Акт передачи приданого называется рядною записью и должен быть совершен крепостным порядком, если приданое состоит в недвижимости или же частью из движимости и частью из недвижимости; если же приданое состоит из одной движимости, то рядная запись может быть совершена и домашним порядком (ст. 1006). Рядные записи могут быть совершаемы или до брака, или после брака, но не позднее как через шесть месяцев после венчания (ст. 1007). После этого срока возможен простой выдел, но не приданое, следовательно, должна быть совершена отдельная, а не рядная запись. По разъяснению Сената, из смысла законов нельзя сделать вывода, будто рядная запись составляет существенную принадлежность приданого, а потому нет основания устранять иные письменные доказательства в подтверждение выдачи приданого (06, 66).
Замужние дочери, получившие приданое из родового или благоприобретенного имущества, считаются отделенными тогда только, когда в подписанных ими рядных записях они отреклись за себя и за наследников от дальнейшего участия в наследстве (ст. 1002). Если нет письменного доказательства (не исключительно рядной записи), что дочь при жизни родителей, получив приданое, отреклась от участия в наследстве, то она не лишается права на него при разделе оставшегося после родителей имущества, из которого ей в таком случае следует выдавать причитающуюся (прежде указную) часть с зачетом приданого как денег, так и всякого другого имущества (ст. 1003 по изд. 1914 г.). Если бы даже она формально отреклась от наследства, она все же может принять участие в разделе родительского имущества, когда сонаследниками ее будут только замужние сестры, но не братья или незамужние сестры (ст. 1004; 90, 40). Отрекшаяся от участия в наследстве дочь не лишается ни малейшей части выделенного ей приданого, хотя бы наследники не получили по соразмерности с назначенным ей приданым надлежащих частей из наследства (ст. 1004).
После бездетной смерти дочери или родственницы полученное ею приданое не поступает к ее наследникам, а возвращается "яко дар" к родителям.
4. Если родители обязываются содержать своих детей, то, и обратно, на детях лежит алиментарная обязанность в отношении их родителей. Как и всякие алименты, право родителей на поддержку детей обусловливается отсутствием у них собственных средств, - если родители, как говорит закон, находятся в бедности, дряхлости или немощах (ст. 194). С другой стороны, как всякие алименты, обязанность детей содержать своих родителей имеет личный характер: за смертью их она не переходит на их наследников, а право родителей не может быть ни отчуждаемо, ни передаваемо (06, 24) и за смертью их прекращается. Величина содержания должна сообразоваться с потребностями родителей и средствами детей. Сумма, назначенная судом или определенная взаимным соглашением, может изменяться при изменении условий по просьбе родителей - в сторону повышения, по просьбе детей - в сторону понижения. Уклонение от этой обязанности влечет за собою даже уголовные последствия в виде ареста (уст. о наказ., ст. 143). Обязанность содержания лежит на законных детях, на узаконенных, на усыновленных, но не на пасынках или на падчерицах (contra 83, 76).
IV. Прекращение и ограничение родительской власти. Так как по русскому законодательству существует только родительская власть в отношении лиц, но не в отношении имущества, то можно говорить только о прекращении личной власти. С достижением совершеннолетия дети освобождаются от опеки, хотя бы опекунами были родители, и приобретают право самостоятельного распоряжения своим имуществом.
Родительская власть по закону прекращается только в двух случаях: а) смертью и b) лишением всех прав состояния, если только дети не последовали за родителями в ссылку (ст. 178). [Недопустимо по русскому праву ни одностороннее, ни договорное отречение от родительской власти (97, 81)]. Достижение детьми совершеннолетия не имеет значения. Родительская власть ограничивается: а) поступлением детей в общественное училище, начальство которого заступает тогда по их воспитанию место родителей, b) определением детей на службу, с) вступлением дочерей в замужество, потому что одно лицо двум "неограниченным" властям, каковы родительская и супружеская, совершенно удовлетворить не в состоянии, и дочь, оставившая дом свой и прилепившаяся к мужу, не может быть подвержена повиновению родителям в такой же мере, как другие, находящиеся при них дети (ст. 179). Ограничение родительской власти обусловливается объемом власти тех лиц, которым дети подчиняются. С устранением действия второй власти ограничение отпадает и восстановляется в полной силе первая власть, например, со смертью мужа дочь снова поступает в подчинение родителям и для вторичного выхода замуж необходимо новое согласие с их стороны.
Так как юридическое господство над детьми вручается родителям не ради их услаждения ввиду общественной функции, то, по-видимому, отношение родителей к детям, обнаруживающее недостаточное понимание первыми своих обязанностей, должно бы повести к отнятию у недостойных власти. Эта мысль, связанная с идеею государственного вмешательства, лишь недавно стала получать осуществление в законодательствах. Первою пошла Франция, издавшая в 1889 г. закон о защите детей, подвергающихся дурному обращению и нравственно заброшенных (ср. еще закон 5 апреля 1898 г.). Родительская власть отнимается или силою закона, или силою судебного решения. Такие последствия наступают, когда родители осуждены за крупное преступление или неоднократно подвергались наказанию за мелкие, когда постоянное пьянство, явно развратное поведение или дурное обращение родителей угрожает здоровью, безопасности или нравственности детей. Дети передаются или другому супругу, или родственнику, или даже постороннему лицу, или же обществу покровительства детей (Assistance publique). Также и Англия в ряде законов, с 1891 по 1908 г., допускает отнятие у родителей, временное или совершенное, власти над детьми, если они не оказываются пригодными (fit person) для воспитания и образования своих детей. Такой результат может наступить, если суд усмотрит, что родители покинули детей, жестоко обращаются с ними, подвергают их разврату, если они сами пьяницы и развратники. По тому же пути пошли германское уложение 1896 г. (§ 1666) и швейцарский кодекс 1907 г. (§ 285), которые вменяют суду в обязанность принять меры к защите детей, когда родители оказываются недостойными врученной им власти, и отдавать детей в подходящую семью или в воспитательное заведение.
К сожалению, наше законодательство и в этом отношении обнаружило отсталость от вопросов, выдвинутых современною жизнью. Правда, и наш закон угрожает отцу и матери тюрьмой за побуждение детей к прошению милостыни (Уст. о наказ., ст. 51), за умышленное развращение нравственности детей и даже исправительными арестантскими отделениями за сводничество (улож. о наказ., ст. 1588 и 988), но все же власти родительской не лишает. [Проект предвидит лишение родительской власти за злоупотребление ею (ст. 426, п. 2)].
V. Внебрачные дети. Идея противоположения детей законных детям незаконным мало соответствует полигамической форме брака. Только с укреплением в обществе моногамии выдвигается различие двух категорий детей. У новых народов, пришедших в соприкосновение с Римом, внебрачное происхождение не имело ничего предосудительного. В XI веке Вильгельм Завоеватель нисколько не стеснялся заявлять: ego Willhelmus, cognomine Bastardus.

<< Пред. стр. 3 (из 5) След. >>

Список литературы по разделу