ШEРШEНEВИЧ Г Ф УЧEБНИК РУССКОГО ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА Т 2 (КЛАССИКА РОССИЙСКОЙ ЦИВИЛИСТИКИ ) М СТАТУТ 2005 462 С 5

<< Пред. стр. 5 (из 5) След. >>

По истечении указанного срока для полюбовного раздела суд по новой просьбе хотя бы одного из наследников приступает к судебному разделу. Во избежание злоупотреблений наследственное имущество берется в опекунское управление с наложением запрещения на недвижимость. Условиями судебного раздела являются: а) несомненность прав наследования каждого из сонаследников и b) определенность доли каждого. Судебный раздел происходит под наблюдением одного из членов суда, который может поручить заведование ходом производства по составлению проекта раздела одному из нотариусов (Уст. гр. суд., ст. 1411 и 1412). Член суда назначает заседание для выбора лиц, которым сонаследники поручают по общему согласию приведение в известность состава и положения наследственного имущества, с производством описи и оценки и составления проекта раздела. При несогласии наследников в выборе таких лиц последние назначаются членом суда. На основаниях, указанных этими выборными лицами, и учреждается судебный раздел (Уст. гр. суд., ст. 1413, 1414 и 1417).
Если в составе наследства остались нераздельные вещи и нераздробляемые имущества: дворы, заводы, фабрики и лавки, то они назначаются одним из сонаследников с тем, что если ценность таких вещей превосходит величину их доли, то они обязываются удовлетворить других сонаследников деньгами. Когда в составе наследства оказалось одно только нераздробляемое имущество, например, одна фабрика, то преимущественное право на нее принадлежит старшему ("по рождению, летами" - 78, 18) наследнику [после издания закона 3 июня 1912 г. пол не играет уже значения и преимущественное право удержания имения может принадлежать и женщине (13, 41)]; если старший не в состоянии заплатить другим их части или не желает брать нераздробляемое имение, то право переходит к другому младшему наследнику (ст. 1324). Если и самый младший наследник отклоняет от себя нераздельное имение, то раздел судебным порядком становится невозможен (09, 10). Вне этого случая, совершенно своеобразного для русского права, все наследственное имущество делится на равноценные части и затем жребий решает, кому достанется какая из них (ст. 1322). Здесь как бы случайно пробилась мысль, которая в настоящее время принимает господствующее положение в Европе. В противоположность Франции, где наследство всегда делится между наследниками в натуре, что приводит к чрезвычайному дроблению крестьянской поземельной собственности, в Германии, напротив, закон поддерживает охотно стремление крестьян отдать все свое земельное хозяйство одному из детей, который уже и должен удовлетворить остальных сонаследников денежными суммами (Anerbenrecht). Кроме Германии этой же системы придерживаются Австрия, Испания, отчасти Швейцария, новый кодекс которой предоставляет кантонам определять minimum, ниже которого наследственный раздел не должен доводить земельные участки (§ 616). Конечно, ст. 1324 имеет в виду вовсе не мелкую крестьянскую собственность, а заводы, фабрики, лавки. [В 1913 г. Главным управлением землеустройства и земледелия выработан "проект правил о предупреждении дробления мелкой земельной собственности", усвоивший многие черты прусской организации Anerbenrecht. Проектом запрещается дробление земли при наследственных разделах дальше определенного предела, за которым участки считаются уже неделимыми. Для каждой губернии определяется низший и высший предел, соответствующий двум высшим или указанным наделам по положению 1861 г. При переходе участка к нескольким наследникам из числа их за одним признается "право преимущественного наследования участка или частей его". Неделимая часть участка переходит к преимущественному наследнику, который обязан вознаградить денежно остальных наследников за их наследственные доли. При возможности раздела участка на несколько частей в пределах неделимости соответственно увеличивается и число преимущественных наследников с соответствующими обязанностями вознаграждения. Порядок постепенности призвания преимущественных наследников определяется старшинством возраста наследников сначала мужского, а потом женского пола, для крестьян требуется еще проживание вместе с наследодателем].
Полюбовный раздел, как основанный на договоре, неизменен. Но судебный раздел может подлежать еще переделу, если в течение года со времени раздела подана будет просьба в суд со стороны какого-либо из сонаследников, доказавшего, что он был обижен и получил на свою часть удел меньше других (ст. 1332 и 1335). Обжалование судебного раздела не на этом основании, а ввиду несоблюдения установленных форм, может последовать только в общем порядке обжалования судебных определений.
VI. Ответственность наследников. Так как наследник вступает во все юридические отношения, в которых состоял наследодатель, и так как они сливаются, объединенные одним субъектом, с отношениями, в которых состоял до этого времени сам наследник, то наследник отвечает за долги наследодателя, как за свои собственные. Его ответственность перед кредиторами наследодателя не ограничивается ценностью приобретенного наследства, но распространяется на все его собственное имущество. Это положение вытекает логически из современного понятия о наследовании, оно подкрепляется историческими основаниями той эпохи, когда имущество принадлежало семье и смерть главы означала не изменение субъекта прав и обязанностей, а только смену распорядителя.
Но с современной точки зрения такая неограниченная ответственность наследников представляется несправедливой. Трудно понять, за что одно лицо должно отвечать по обязательствам другого, в которых оно не принимало никакого участия. Кредиторы наследодателя верили только его имущественной состоятельности и привлечение к ответственности нового лица составляет для них приятную неожиданность. Если и наследник может освободиться от подобной ответственности отречением или неприятием, то не следует упускать из виду, что нередко наследник может легко ошибаться насчет экономического состава наследства и что некоторые наследники, особенно дети, считают своим нравственным долгом принять наследство, какова бы ни была его ценность. Несравненно правильнее было бы ликвидировать каждое наследство и только оставшуюся за удовлетворением кредиторов ценность распределять между лицами, имеющими право наследования.
Чем сильнее было римское влияние на то или другое законодательство, тем резче выразилась в нем идея неограниченной ответственности наследства (ultra vires). Чем новее законодательство, тем настойчивее проводит оно идею устранения этой неограниченной ответственности. Франция с ее кодексом начала XIX столетия ставит принципом неограниченную ответственность (§ 724, 873), и лишь в виде исключения допускает ответственность в пределах ценности принятого по описи наследства. При составлении гражданского кодекса Германии вопрос о том, должен ли наследник отвечать только принятым наследством или, сверх того, и всем своим имуществом, явился одним из самых боевых. Спор при выработке кодекса отразился на редакции его, которая сейчас возбуждает новые споры в понимании действующего закона. Что в самом деле значит такая неясная фраза: "наследник отвечает за наследственные долги" (§ 1967). Если даже и видеть в ней выражение неограниченной ответственности, то все же необходимо признать правильным замечание, что случаи, когда закон допускает ответственность в пределах принятого наследства, так многочисленны, что в действительности неограниченная ответственность, выраженная, как правило, является только редким исключением (§ 1975). В том же направлении и еще дальше идет швейцарский кодекс начала ХХ века. Правда, и в нем высказано положение, что наследник, принявший наследство, лично отвечает за его долги (§ 560), но такое последствие может наступить только по личному его желанию. В самом деле, наследнику открыта возможность или заявить о принятии наследства по описи с ответственностью в пределах ее содержания (§ 580), или потребовать официальной ликвидации (§ 593), которая погасит все долги и выдаст наследнику только остаток, если таковой окажется. Англия, далекая от римского влияния, совершенно не знает принципа неограниченной ответственности, - в этой стране наследник всегда отвечает только в пределах ценности, перешедшей к нему с наследством.
В вопросе об ответственности наследника за долги наследодателя Россия стоит на крайнем фланге. По русскому законодательству общее правило состоит в том, что наследник отвечает неограниченно всем своим имуществом и только в нескольких, совершенно незначительных, случаях эта ответственность слагается с него. Свод Законов принял господствовавшую в его время римскую точку зрения, не считаясь с тем, что принцип неограниченной ответственности не имел исторической опоры в русском праве, - приведенные под ст. 1259 т. Х ч. 1 источники и на этот раз, как и во многих других случаях, отказываются оправдать содержание.
Неограниченная ответственность распространяется на всех наследников, как назначаемых завещанием, так и призываемых по закону (ст. 1259). Воля завещателя не в состоянии устранить этих последствий принятия наследства. В законе содержатся, однако, указания на отдельные случаи, когда ответственность наследников не идет за пределы ценности принятого наследства. 1) Если наследодатель совершил преступление, которое причинило потерпевшему материальные убытки, то обязанность вознаграждения переходит на наследников с тем, однако, что ответственность ограничивается имуществом, доставшимся им от виновных (Улож. о наказ., ст. 59 и 61); 2) по долговым обязательствам, бессрочным и выданным сроком до востребования, если они представлены ко взысканию по смерти заемщика, наследники его ответствуют только всем принятым ими по наследству от должника имением (ст. 1259, прим.). Практика желала бы расширить случаи ограниченной ответственности: а) при наследовании восходящих на основании ст. 1146, которая в действительности вовсе не отменяет на этот случай наследования ст. 1259, а лишь устанавливает меру, охраняющую интересы кредиторов; b) при наследовании супругов на основании указной части, которую противопоставляют наследственной доле, хотя исторические признаки этого различия давно стерлись.
Если наследников несколько, то ответственность за долги наследодателя распределяется между ними соответственно наследственной доле каждого (ст. 1259, п. 1, ст. 1543). Каждый из сонаследников отвечает всем своим имуществом, но величина долга, падающая на него, пропорциональна доле его в наследстве.
Ответственность сонаследников только долевая, но не солидарная потому, что последняя нигде в законе не выражена, а следовательно, и не может предполагаться. С другой стороны, так как неограниченная ответственность основывается на идее слияния имуществ наследодателя и наследника, то ответственность наследника не может рассматриваться как субсидиарная. Другими словами, наследник отвечает перед кредиторами, хотя и пропорционально своей наследственной доле, но не выжидая обнаруженной недостаточности наследства, доставшегося как ему, так и другим наследникам, а тем менее объявления всех наследников несостоятельными должниками, как это, по-видимому, полагает Сенат (81, 187).
В отношении ответственности воля завещателя способна произвести некоторые изменения и распределить ее между наследниками по собственному усмотрению. Завещатель может обязать одних наследников платить больше, других меньше, может возложить на некоторых погашение определенных долгов, иных совсем освободить. Но это распоряжение завещателя, равно как и соглашение между самими наследниками о взаимном распределении обязательств, имеет силу только по отношению к наследникам для определения их расчетов между собою, но не в состоянии ни в чем изменить определенных законом прав третьих лиц, которые могут всегда требовать от наследников удовлетворения, соразмерного наследственной доле. Некоторым исключением оказывается тот случай, когда к одному из наследников переходит недвижимость, обремененная залогом. Платеж долга, обеспеченного залогом, падает исключительно на этого наследника, хотя бы и несоразмерно его наследственной доле, по той причине, что в силу особенности, присущей нашему законодательству, кредитор может обращать свое взыскание только на заложенную вещь, следовательно, он лишен возможности требовать платежа от кого-либо из других сонаследников (80, 70).
Ввиду той тяжести, которую возлагает на наследников принятие наследства в случае превышения пассива над активом, иностранные законодательства, следуя римскому и древнегерманскому праву, дают наследникам особую льготу, известную под именем beneficium inventarii. Принимая наследство, наследник может заявить, что он соглашается на это действие только под условием означенной льготы. На такое заявление дается весьма краткий срок, например месяц (герм. гражд. улож., § 1975, швейц. гражд. код., § 580). Кредиторы наследодателя приглашаются в порядке вызывного производства заявить свои требования в течение определенного срока. Затем в течение также небольшого срока наследник должен принять наследство по описи в присутствии представителей общественной власти. При соблюдении этого порядка наследник освобождается от ответственности своим имуществом и отвечает только ценностью наследства, которая установлена была инвентарем. Русскому законодательству эта инвентарная льгота, к сожалению, неизвестна. В правилах об охранении торговых предприятий (ст. 1238, прил.) нельзя не заметить следов западного влияния и мысли об инвентарной льготе (ст. 3, 7 и 10), но положения высказаны настолько неясно и противоречиво, что лишены почти всякого практического значения.
Если инвентарная льгота имеет в виду охранить справедливые интересы наследников, то beneficium seperationis предназначается к обеспечению не менее почтенных интересов кредиторов. Эти интересы могут значительно пострадать от того последствия, в силу которого имущественно наследодателя сливается с имуществом наследника, быть может, чрезмерно обремененным долгами. таким путем кредиторы наследодателя, доверявшие его состоятельности, принуждены неожиданно вступить в состязание с кредиторами наследника. Совершенно верные права могут оказаться неосуществимыми, если наследство перейдет к лицу несостоятельному. Поэтому вполне справедливо предоставить кредиторам наследодателя преимущественное право удовлетворения из ценности наследства, ввиду которой они оказывали кредит. Обособление наследства от имущества наследника допускается западными законодательствами (франц. код., § 878-881, герм. улож., § 1981, п. 2, швейц. код. § 594). В нашем законодательстве нет никаких указаний на возможность такого обособления, хотя наша судебная практика, признавая справедливые интересы кредиторов, старается провести это начало и в русскую жизнь (87, 76). Но соображения, выводимые из русского законодательства, не могут быть признаны убедительными, потому что они имеют экономический, а не юридический характер. В положительном законодательстве, не касающегося этого вопроса, едва ли можно сделать вывод о возможности обособления наследства и преимущественном праве кредиторов на его ценность. Единственное косвенное указание встречаем мы в т. XI ч. 2 уст. суд. торг., ст. 498, п. 3, где говорится, что несостоятельностью признается, когда наследники после умершего, не вступая в наследство по несоразмерности его с долгами, от принятия отрекутся или же кредиторы им не поверят. В последних словах заключается некоторый намек на право кредиторов остановить переход наследства, но, однако, под условием объявления несостоятельности. В обособлении двух имуществ могут быть заинтересованы не только кредиторы наследодателя, но и кредиторы наследника, состоятельности которого может угрожать принятие, может быть, из уважения к памяти отца, наследства, обремененного долгами. Однако кредиторы наследника не вправе просить об обособлении имуществ, потому что в нашем законе нет никаких на то указаний, да и по существу такое право было бы необосновано, если принять во внимание, что они ничем не обеспечивались от самых рискованных операций, в какие мог вступать их должник.
§ 73. Завещательный отказ
Литература: Башмаков, Быть или не быть понятию завещательного отказа в русском законодательстве (Жур. Мин. Юст., 1901, N 7); Бутовский, Наследники и легатарии (В. пр. и нот., 1911, N 23).
I. Понятие об отказе. Рядом с распоряжениями, направленными к предоставлению определенным лицам прав наследования во всем или в части имущества, в завещании могут оказаться отказы или легаты. Под именем завещательного отказа следует понимать такое завещательное распоряжение, которым в пользу известного лица предоставляется или устанавливается определенное право за счет наследственной массы. Лицо, в пользу которого такое право предоставлено или установлено, называется легатарием, что на русский язык передается выражением "отказополучатель".
а. Завещательный отказ есть всегда право, но не обязанность, хотя по связи с правом может быть возложена и обязанность, например, с отказом заложенного дома на отказополучателя возлагается обязанность очистки долга. Завещательный отказ состоит из одного или нескольких определенных прав, и этим отличается от наследования, которое есть право вступления в совокупность юридических отношений, активных и пассивных, оставшихся после наследодателя, хотя бы и не во всю, а только часть ее. Завещательным отказом может быть предоставлено право, выделяемое из наследственной массы: 1) вещное, например, когда отказывается кому-либо верховая лошадь или вклад в сберегательной кассе; 2) обязательственное право, например, когда отказывается кому-либо право требования, принадлежавшее наследодателю и пока еще не осуществленное; 3) исключительное, например, когда ученый отказывает университету свое авторское право на свои труды. Завещательным отказом может быть установлено вновь право, не существовавшее в наследственной массе, но за счет наследственной массы: 1) актом односторонней воли завещателя, например, когда отказывается пожизненное пользование домом, право собственности на который завещается наследнику; 2) актом двусторонней воли наследодателя и наследника, например, когда наследодатель возлагает на наследника обязанность выдать отказополучателю денежную сумму. Последний вид отказа только и может быть признан обязательственным отказом в противоположность всем остальным, в которых отказополучатель приобретает право не через наследника и не в зависимости от его согласия принять наследство, а непосредственно от наследодателя в силу завещания. Все остальные виды отказа, кроме обязательственного, объединяются весьма неточно и в ущерб правильному представлению под именем вещного отказа.
b. Отказ как завещательное распоряжение составляет предложение, исходящее от завещателя. Оно обращено при отказе определенного права, принадлежавшего к составу наследства, и при отказе определенного права, устанавливаемого одностороннею волею завещателя, к лицу отказополучателя, согласие которого только и требуется для того, чтобы он стал субъектом завещанного ему права. Оно обращено при обязательственном отказе, с одной стороны, к отказополучателю, согласие которого необходимо для того, чтобы он стал субъектом права, а с другой стороны, к наследнику, согласие которого необходимо для того, чтобы отказополучатель мог стать субъектом права требовать от наследника исполнения воли завещателя. Согласие наследника выражается в принятии наследства. При обязательственном отказе между наследником и отказополучателем создается обязательственное отношение, как между должником и кредитором.
с. Характером отказа определяется момент приобретения права. При обязательственном отказе отказополучатель приобретает право требования лишь с момента принятия наследником наследства. Поэтому если бы до этого момента отказополучатель умер, то к его наследникам право перейти не может и прекращается. При всяком другом отказе отказополучатель становится субъектом права, выделенного завещателем из наследственной массы или установленного на наследственной массе в момент принятия отказа с обратным действием к моменту смерти завещателя, но право на отказ приобретает в момент открытия наследства. Поэтому, если бы отказополучатель умер, не успев выразить согласие на сделанное ему предложение, его право переходит к его наследникам. Кроме того, отказополучатель может требовать передачи ему завещанного в том виде, какой оно имело в момент открытия наследства, а следовательно, со всеми доходами и приращениями.
d. Отказ выражается в форме завещательного распоряжения, а потому отказ вне завещания силы не имеет. Не только словесно, но даже в частном письме или в официальном документе выраженное обещание предоставить или установить право не влечет за собою желаемых юридических последствий.
II. Иностранные законодательства. Развитая теория легатов дана была в Риме, где она играла крупную социальную роль. Римское право выработало два вида легата: вещный (per vindicationem) и обязательственный (per damnationem). Современные законодательства в понимании и в построении легатов проявляют значительное различие.
Французское законодательство легатариями называет вообще всех наследников по завещанию в отличие от наследников по закону. Среди легатариев оно различает три вида: legataires universels, которым по завещанию оставляется все наследство, legataires a titre universel, которым завещана определенная часть наследства, и legataires particuliers, или собственно легатариев, которых закон определяет уже чисто отрицательным путем: всякий иной легат есть частный (франц. гражд. код., § 1010). При таком определении отказа трудно ожидать, чтобы закон различал отказы вещные и обязательственные, и во французской юриспруденции далеко не бесспорным считается, знает ли и допускает ли кодекс вещные легаты. Частный легатарий не отвечает за долги наследства за исключением случая сбавки отказа.
Германское законодательство дает многочисленные и многословные постановления о легатах (Vermachtniss), противополагая их завещательному назначению наследника. относительно двух видов отказов германское уложение заняло совершенно определенную позицию: оно признало только обязательственный легат: отказом устанавливается в пользу наделенного право требовать от обремененного предоставления отказанного предмета (§ 2174). Вещный легат был сознательно отвергнут законодателем из опасения за интересы кредиторов, которые могли бы пострадать от того, что завещатель некоторые ценные вещи мог бы выделить из наследственной массы и предоставить их кому-нибудь помимо наследника. Легатарии в удовлетворении своих требований к наследнику стоят позади наследственных кредиторов.
Сжато, кратко, но лучше всего построены легаты в швейцарском законодательстве. Наследодатель может назначить кому-либо, не делая его наследником, имущественную ценность (liberalite, Vermogensvortheil) посредством легата. Он может или отказать предмет, входящий в наследство, или узуфрукт всего или части наследства, или же обязать своих наследников совершить за счет наследства какое-либо действие в пользу известного лица, или освободить последнее от обязательства. Легаты, которые выходят за пределы ценности наследства, могут быть подвергнуты пропорциональной сбавке (§ 484-486).
III. Русское законодательство. Долгое время упорно поддерживалось мнение, что русскому законодательству совершенно чужда идея отказа, что оно знает только наследников, но не легатариев. В последнее время этот взгляд подвергся пересмотру и в литературе, и в судебной практике.
Можно ли утверждать, что нашему закону неизвестен легат? Статья 1086 признает за завещателем право обязывать своих наследников денежными выдачами, - очевидно, в пользу лиц, ни принадлежащих к числу наследников. Точно так же ст. 1011 прим. говорит, что завещатель имеет право силою завещания обязать избранного наследника к исполнению некоторых по имуществу распоряжений, каковы, например, денежные выдачи. Закон имеет в виду один род легата, - право на периодические платежи со стороны наследника. Но для развития института отказа достаточно того, что закон упоминает хотя об одном виде отказов и что он сознает различие между наследником и лицом, получающим отказ. Это сознание различия проявилось в финансовом законодательстве: когда духовным завещанием возложена на наследников обязанность произвести другим лицам денежные выдачи, то наследники уплачивают весь причитающийся с наследственного имущества налог и затем имеют право удержать следующие с означенных лиц части внесенного налога из производимых им выдач (т. V, уст. о пошл., изд. 1903 г., ст. 214). Не затемняет идеи отказа и ст. 5339, которая распределяет ответственность за долги собственника родового имения, предоставленного, помимо наследника, в пожизненное пользование супруга, между наследниками и пожизненным владельцем по соразмерности полученной каждым ценности, потому что в этом исключительном случае дело идет об облегчении положения законного наследника, и без того лишенного принадлежащей ему по закону родовой недвижимости.
Но если бы даже допустить, что этих данных мало, нельзя не считаться с тем явлением, что в нашем праве и в нашем быту явственно выступает идея отказа в отличие от идеи наследования. Наше законодательство понимает наследство как совокупность прав и обязательств, оставшихся после умершего (ст. 1104), и, следовательно, представляет себе наследника как универсального преемника. Если это так, то возможно ли вменять русскому праву представление о легатарии как наследнике, когда легатарий в назначении завещателя выступает явно как сингулярный преемник? Можно ли думать, что, оставляя своему старому слуге серебряные часы или завещая университету денежную сумму на образование стипендии, завещатель представлял себе и слугу и университет в роли своих наследников? Глава крупной фирмы, оставляя свое торговое предприятие сыну своему, назначает своим приказчикам, бухгалтерам, конторщикам денежные выдачи, совершенно не подозревая, что юридически он уравнивает их всех в положении своих преемников по имуществу. Сколько бы ни старались втиснуть легатариев в разряд наследников, это не удастся ни в смысле укоренения в правосознании, ни в смысле логического проведения начал наследственного права.
Первоначально Сенат относился совершенно отрицательно к идее легата, как не совместной с русским законодательством. В ответ на попытку поставить рядом с наследником легатария Сенат высказал, что "лицо, получающее имущество по духовному завещанию, вступает во владение этим имуществом в качестве наследника завещателя" (68, 777), "в ст. 1086, т. Х ч. 1 вовсе не заключается такого правила, чтобы лица, в пользу которых завещатель обязал своих наследников денежными выдачами, ни в каком случае не могли считаться наследниками по завещанию" (74, 596). Наконец, сенат вынужден был формулировать свой взгляд в более определенной постановке. "При наследовании по духовному завещанию законы наши не делают особого различия между наследством, предоставляемым завещателем непосредственно указанному в завещании лицу наследника, и таким, которое должно перейти к лицу, указанному в завещании, через посредство избранного завещателем душеприказчика или наследника всего имущества" (79, 340). А затем Сенат признает, что легатарии признаются законом "соучастниками в наследстве" (86, 60). Такое положение, принятое в рассматриваемом вопросе, приводило к большим практическим затруднениям, потому что это обязывало кредиторов наследодателя привлекать к ответственности не только всех наследников, но и всех отказополучателей, хотя бы весьма многочисленных и малозначительных. Выражения "отказ", "легат", "легатарии" назойливо наступали все чаще, и Сенат незаметно для себя стал ими пользоваться как будто они приняты в русском законодательстве. Взгляд практики поддался с 1900 г., когда Сенат по поводу взимаемых с наследства пошлин стал сам противополагать легатариев наследникам (00, 104). По поводу завещания, которым все имущество оставлялось вдове с возложением на нее обязанности выдать определенную сумму родственникам и знакомым по усмотрению, Сенат отверг кассационное соображение, что в завещании недостает точного обозначения наследника, и в противоположность прежнему взгляду высказал: "если же завещатель назвал бы лиц, которым наследник его обязан произвести выдачи, то все-таки лица эти являлись бы не наследниками завещателя, ибо он вдове завещал все свое имущество, а лишь лицами, получившими право требовать исполнения наследником лежащего на нем обязательства" (03, 122). Правда, Сенат в 1908 г. еще отстаивает мнение, что "о легатах, как об особом институте завещательного права, свойственном римскому праву и тем иностранным законодательствам, которые восприняли римское право, в наших гражданских законах не содержится никаких особых постановлений" (08, 77). Но в следующем году Сенат резко порывает с прежним своим взглядом (09, 40). Поставив перед собой вопрос, тождественны ли между собой по нашим законам наследство по завещанию и те денежные суммы (легаты), которые наследник, получивший в наследство известное имущество, обязан по воле завещателя уплатить другому лицу (легатарию), Сенат вынужден был дать отрицательный ответ. Признав отличие легатария от наследника, Сенат предложил и конструкцию легата. "Завещатель, возлагая на наследника обязанность произвести третьему лицу выдачу известной суммы денег, как бы (!) заключает договор с наследником в пользу третьего лица". При несогласии наследника "договора нет - нет обязанности у наследника, нет и права у легатария". При согласии наследника последний "делается должником легатария, а последний его кредитором". Отсюда получается вывод, что право легатария "возникает не ранее как по вступлении наследника во владение наследством" и что требование легатария "может быть обращено только к тому наследнику, на которого возложена такая обязанность". [Возникшее право легатария получает обратную силу и относится к моменту открытия наследства (07, 11)]. В этих положениях обнаруживается, что Сенат признал легат как преемство, стоящее рядом с наследованием, но только в виде обязательственного отказа. Ему остается сделать еще один шаг и, не поддаваясь германскому влиянию, признать и вещный отказ.
IV. Непринятый отказ. Если в силу каких-либо обстоятельств отказ не был приобретен отказополучателем, например, по случаю смерти его до открытия наследства, то судьба отказа может быть различна. а) Завещатель, предвидя возможность такого случая, подназначает другого отказополучателя, который и приобретает право. b) При назначении нескольких отказополучателей воля завещателя может связать их настолько тесно, что неосуществление права со стороны одного послужит на пользу остальных. Здесь, следовательно, будет иметь место приращение отказной доли. Например, завещатель назначил нескольким лицам совместно дом; смерть одного из них до открытия наследства увеличит долю каждого из оставшихся в живых отказополучателей. Завещатель, передавая все свое имущество законному сыну, обязывает последнего к уплате 5000 руб. внебрачным детям наследодателя: если один из последних отречется от предоставленного ему права, то его доля поступит в пользу прочих внебрачных детей. с) Наконец, при отсутствии такой связи между отказополучателями непринятие отказа влечет за собою увеличение наследственной доли наследника. Неосуществленный отказ поступает по приращению в пользу наследника, назначенного завещанием, или если такая связь не обнаруживается, то в пользу наследника по закону. Например, завещатель обязывает своего наследника уплатить известному лицу тысячу рублей: при нежелании этого лица воспользоваться отказом, эта сумма остается за данным наследником по завещанию. Иначе решится вопрос, если завещатель, минуя своего сына, оставляет все свое имущество дочери, назначает своей племяннице пригородную дачу: при нежелании племянницы воспользоваться отказом дача остается вне завещания и поступает ко всем наследникам по закону - сыну и дочери. Здесь обнаруживается различие между обязательственным и вещным отказом.
V. Ограничения отказов. В нашем законодательстве находятся некоторые ограничения свободы завещателя в установлении отказов. а) Завещая наследникам благоприобретенное имущество, завещатель может обязать наследников к неограниченным отказам, но если отказ состоит в периодических платежах, то назначение их возможно только до смерти наследника, его можно обязать к денежным выдачам только "на время его жизни". b) При завещании родовой недвижимости наследники вправе отказаться от исполнения сделанных по тому имению распоряжений, если они соединены с "утратою из него большей или меньшей части" (ст. 1086). Назначение отказа будет действительно, пока денежные выдачи не выходят из границ получаемых с того имения доходов (99, 11). За этими пределами отказ теряет юридическую силу и для наследников необязателен. Только такой смысл и можно придать ст. 1086, потому что всякий отказ, как бы ни был он незначителен, непременно соединен с утратою из имения большей или меньшей части.
VI. Ответственность отказополучателей. Так как отказ предоставляет только право, но не возлагает обязанности, то отказополучатель в противоположность наследнику не несет ответственности за долги наследодателя. Следовательно, если на имуществе последнего лежат долги, то они всецело падают на наследников, а не распределяются между наследниками и отказополучателями. Практика наша держалась до сих пор противоположного мнения. Исходя из того взгляда, что легатарии - соучастники в наследстве, Сенат полагал, что "ответственность за долги наследодателя распределяется между сонаследниками пропорционально полученной каждым доле наследства. В этом отношении закон не делает различия между наследниками и легатариями" (89, 294). При этом, однако, упускается из виду, что легатарии не имеют никакой наследственной доли, а только право на вещь или право требования, так что распределение по долям невозможно. По этим соображениям следует отвергнуть взгляд практики и признать, что отказополучатели за долги наследодателя не отвечают до тех пор, пока ценность имущества, перешедшего к наследникам, еще достаточна для покрытия долгов. Если же наследуемого имущества оказывается недостаточно, то к ответственности за долги наследодателя привлекаются и отказополучатели. Но ответственность их существенно отличается от ответственности наследников. Ответственность отказополучателей характеризуется тем, 1) что она субсидиарна, т.е. наступает по обнаруженной несостоятельности наследников выполнить обязательства, лежащие на наследственной массе, 2) что она ограничена пределами ценности полученного отказа и на собственное имущество отказополучателя распространяться не может. Отсюда же видна неосновательность опасений, будто отказы способны подорвать права кредиторов: отказополучатель может пользоваться спокойно своим приобретением только после того, как кредиторы наследства получили полное удовлетворение.
Если отказополучателю назначено имение или дом, обремененные залогом, то погашение долга лежит не на наследнике, а на самом отказополучателе, потому что право требования, обеспеченное залогом, неразрывно с ним связано.
§ 74. Исполнение завещания
Литература: Гольмстен, О душеприказчиках (Юрид. иссл. и статьи, 1894, стр. 105-151); Гордон, О представительстве в гражданском праве, 1879; Любимов, О душеприказчиках по русскому праву (Юрид. газ., 1900, N 22-28).
I. Понятие о душеприказчичестве. Приведение в исполнение воли завещателя может быть возложено на самих наследников (т. Х ч. I, ст. 1084, п. 2). Но такой порядок может представлять некоторые неудобства: между наследниками возможны ссоры, в поспешном дележе доставшегося имущества легко может быть пренебрежена воля завещателя. Поэтому в завещаниях нередко встречаются назначения особых лиц, так называемых душеприказчиков, которым завещатель поручает исполнение его воли, выраженной им в завещании. Институт душеприказчиков неизвестен был римскому праву, он составляет явление правового быта новых народов, из которых создались современные европейские государства. Французское право, впрочем, едва упоминает о душеприказчиках, напротив, новое германское уложение дает весьма и даже излишне подробные положения о них (§ 2197-2228). В Англии душеприказчик составляет необходимую фигуру при всяком наследовании, если только наследство не состоит из одной лишь недвижимости. Душеприказчики известны древнему русскому праву, хотя с этим именем иногда соединялись различные понятия. В настоящее время в русском законодательстве содержится только общее постановление о том, что завещания исполняются душеприказчиками (ст. 1084, п. 1), и еще несколько частных постановлений. Таким образом, этот институт, имеющий у нас большое бытовое значение, остается без законодательного определения.
Душеприказчичество соединимо только с таким представлением о наследовании, по которому момент приобретения права наследования отличается от момента вступления наследника во все юридические отношения, составляющие в совокупности наследство. С точки зрения теории, сливающей эти два момента, относящей к открытию наследства приобретение наследником прав собственности и других прав, остается непонятным, каким образом постороннее лицо помимо собственника распоряжается его вещами. В действительности права душеприказчиков вполне совместимы с наследственными правами наследников, пока последние не стали субъектами всех прав и обязанностей.
Юридическая природа душеприказчичества возбуждает значительные разногласия. Германское законодательство представляет себе душеприказчичество как должность (Amt, § 2197, п. 2). Напротив, швейцарское законодательство представляет себе душеприказчичество как поручение (mandat, § 517). Однако возбуждается вопрос: если душеприказчичество соединено с представительством, основанным на договоре, то представителем какого лица является душеприказчик?
По этому вопросу взгляды расходятся. а) Одни полагают, что душеприказчики являются представителями наследников (Козак, Гирке), однако такое представительство не имеет основания ни в договоре, потому что между душеприказчиками и наследниками не было соглашения, ни в законе, так как закон не назначает душеприказчиков помимо воли завещателя. Притом с представительством наследников стоит в противоречии невозможность для представляемых устранить представителя, а также возможность для душеприказчиков, следуя воле завещателя, совершать действия, противные интересам наследников, например, вести против них процесс. b) Также несостоятельным следует признать взгляд, по которому душеприказчик является представителем завещателя (Пляниоль, 99, 40), - взгляд, общепринятый в Англии. Завещатель как лицо, выбывшее из мира юридических отношений, в представительстве не нуждается. Действие доверенности смертью доверителя прекращается (ст. 2330), тогда как деятельность душеприказчика со смертью завещателя только открывается. с) Остается признать, что душеприказчик является представителем самого наследства как юридического лица, которое продолжает свое существование до выполнения душеприказчиком данного ему поручения (Гельвиг, Кипп). То обстоятельство, что душеприказчик является представителем наследственной массы по воле завещателя, нисколько дела не изменяет: опекун над малолетними является несомненно их представителем, хотя он может быть назначен завещателем. [d) Наконец, некоторые полагают, что душеприказчик не является чьим-либо представителем, а осуществляет свои полномочия от собственного имени, на основании лишь воли завещателя (теории Шульца, Штурма). С этой точки зрения он является носителем ограниченного вещного права и господства над завещанным имуществом, а его право действует не только против третьих лиц, но и по отношению к наследникам]. В последнее время Сенат признал, что душеприказчики не могут быть признаваемы представителями ни завещателя, ни наследников по закону (08, 90). Отсюда можно было ожидать правильного вывода, что душеприказчики являются представителями наследственной массы [вывод сделан в реш. 14, 23]. Но Сенат совершенно отрицает за ними представительство, - душеприказчики "только исполнители воли завещателя". Такая конструкция не может быть принята потому, что если душеприказчики не субъекты прав и не представители субъектов, то непонятно, в качестве кого они управляют и распоряжаются чужим имуществом, предъявляют иски?
II. Назначение душеприказчиков. Душеприказчиками могут быть назначены или посторонние лица, или один из наследников. В последнем случае наследник выступает только в качестве душеприказчика, хотя наша практика полагает, что эти два понятия взаимно друг друга исключают (76, 205). Однако этот взгляд основывается не на теоретическом соображении, а на едва ли правильном толковании русского законодательства. Можно назначить одного или нескольких душеприказчиков. На случай отказа или смерти душеприказчика завещатель может подназначить другого душеприказчика. От душеприказчика как представителя требуется в момент принятия им на себя обязанности наличность право- и дееспособности. В нашем законодательстве содержится устранение от обязанностей душеприказчичества лиц, служащих в карантинных учреждениях, если они назначены лицами, выдерживающими карантин, и притом в завещании, составленном в это именно время (ст. 1085). Душеприказчиками не могут быть назначаемы лица, подписавшиеся в качестве свидетелей под завещанием (ст. 1054, п. 3). Нарушение этого правила может повлечь за собою опровержение завещания, а с ним вместе и назначения душеприказчиков. Если бы это обстоятельство не подорвало бы силы завещания, например, когда остальных свидетелей достаточно для действительности завещания, то оно не оказывает никакого влияния на назначение душеприказчиков. Едва ли можно отвергать допустимость назначения юридического лица в качестве душеприказчика. Со стороны нашего законодательства препятствий нет, а теоретически трудно найти возражения. По крайней мере в германской литературе этот вопрос решается утвердительно (Штрогаль, Кипп).
Назначение душеприказчиков составляет одно из завещательных распоряжений. Поэтому оно должно быть облечено в завещательную форму. Это не значит, чтобы предложение принять на себя обязанности душеприказчика должно было быть непременно включено в то самое завещание, в котором помещено распоряжение имуществом наследодателя. Оно может найти себе место в другом акте, но только удовлетворяющем формальным требованиям завещания. Так, например, в главном завещании может быть указано лицо и сделана ссылка на данное ему в другом акте поручение, или наоборот, в главном завещании может быть очерчен круг действий для исполнения воли завещателя, а в особом акте указано лицо, назначаемое душеприказчиком. Но ссылка на неформальный акт или тем более на словесное поручение должна быть признана не влекущею предполагаемых последствий.
Во Франции и в Англии душеприказчики выполняют свою обязанность безвозмездно, и закон не дает им права требовать себе вознаграждения. Только германский кодекс разрешает душеприказчику требовать соразмерного вознаграждения за свой труд, если только завещатель не исключил в завещании возмездности (§ 2221), - постановление особенно странное в законодательстве, которое устраняет возмездность из обыкновенного договора поручения (§ 662). В русской жизни сложился взгляд, что принятие на себя обязанностей душеприказчика составляет акт нравственного долга, выражения дружеских отношений. Исходя из этой бытовой точки зрения, мы должны признать, что душеприказчик не имеет права требовать вознаграждения от наследников или отчислить его себе из наследственной массы, если только завещатель не назначил ему сам вознаграждения по завещательному акту.
III. Отношение к наследству. Являясь представителем наследственной массы, душеприказчик для исполнения воли завещателя должен принять оставшееся имущество в свое заведование, но не во владение, как ошибочно выражается наша практика, потому что душеприказчик распоряжается им не в виде собственности, не от своего имени. Никто не может быть принужден к принятию предложения об исполнении обязанности душеприказчика, но, к сожалению, наш закон не указывает, в течение какого срока может лицо, предложенное по завещанию к исполнению обязанности душеприказчика, размышлять о том, принять ли ему ее или отказаться, и нет никаких средств побуждения к скорейшему решению. Душеприказчик вступает в заведование имуществом после изъявления своего согласия. Однако этот момент ускользает при принятом в нашей практике порядке. У нас утверждение завещания к исполнению включает в себя уже и утверждение душеприказчика, все равно выразил ли он уже свое согласие или же нет. В последнем случае утверждение завещания относительно назначения душеприказчика имеет условное значение, - если согласится то лицо, к которому обращено предложение.
Вслед за утверждением следует принятие имущества в свое заведование. Если до этого были произведены уже охранительные меры, то они снимаются в виду лица, к которому имущество переходит (69, 612). Душеприказчику следует во всяком случае принимать имущество не иначе как по описи, потому что впоследствии могут возникнуть пререкания о составе имущества при представлении отчета наследникам.
Душеприказчик при исполнении возложенного на него поручения должен руководствоваться волею завещателя. Он обязан передать имущество наследникам в том составе и в той доле, как это было указано ему завещателем. [Ходатайствовать же о вводе наследников во владение завещанным им имуществом при отсутствии указаний в духовном завещании душеприказчик не имеет права (14, 23)]. Он должен распределить те денежные выдачи, пожертвования, для точного выполнения которых чаще всего устанавливается душеприказчичество. В отношении денежных выдач или пожертвований завещатель может предоставить душеприказчику бoльшую или меньшую свободу усмотрения. В завещании могут быть точно перечислены все подобные назначения или же может быть определена предельная сумма с указанием лишь в общих чертах их назначения, например, на учебные заведения, на церкви. Но эта свобода усмотрения не может идти так далеко, чтобы душеприказчику предоставлено было распоряжение всем имуществом по усмотрению, самый выбор наследника. В этом случае душеприказчик стал бы сам наследником, собственником. Если наследник не указан прямо в завещании, то наследство поступает к наследникам по закону и душеприказчик совершенно устраняется.
Завещатель вправе возложить на душеприказчиков принятие мер к продаже недвижимости с целью уплаты сделанных завещателем отказов (05, 8, 43). Заметим, что право душеприказчика продать вещи, принадлежащие к составу наследства, предоставленное ему по завещанию, совершенно не согласуется с конструкцией, будто наследники становятся собственниками с момента открытия наследства, так как с этой точки зрения душеприказчики продавали бы чужие вещи без полномочия со стороны собственников.
IV. Отношение к контрагентам завещателя. В завещании душеприказчику поручается обыкновенно уплатить долги наследодателя и взыскать с должников последнего. Такое право должно быть признано за душеприказчиком и помимо воли завещателя, прямо выраженной, потому что оно вытекает из цели данного ему поручения. Недостаток завещательного распоряжения восполняется у нас законом: душеприказчики имеют право производить иски по всем тем предметам, по которым в силу завещания такое право принадлежит им или по которым иск оказывается необходимым для исполнения возложенных на них завещателем распоряжений (Уст. гр. суд., ст. 25). Так, например, возможно, что для производства всех указанных выдач недостает наличных сумм, а между тем существуют должники завещателя. Со своей стороны, кредиторы могут обращаться непосредственно к душеприказчикам, потому что закон предоставляет им обращаться с иском к лицу умершего собственника, т.е. к самому наследству, представителем которого является душеприказчик.
V. Отношение к наследникам и отказчикам. В этом отношении представляется более всего чувствительным существующий в нашем законодательстве пробел по вопросу о душеприказчиках. Заведование душеприказчика должно быть, очевидно, только временным и должно уступить правам наследников на имущество. Однако при недостатке законодательных определений душеприказчик ничем не побуждается к скорейшему выполнению воли завещателя, если ему не указан срок в самом завещании. нет также никаких обеспечений в точном исполнении со стороны душеприказчика возложенных на него поручений. Закон не устанавливает средств и порядка контроля наследников над душеприказчиком.
Практика наша разъяснила, что наследники вправе потребовать у душеприказчика отчета в его действиях, и завещатель не в состоянии освободить его от этой обязанности (78, 263). Однако вопрос остается открытым, когда наследники могут потребовать отчета, в случае ли обнаруженного злоупотребления или в предупреждение его, какими средствами располагают они для побуждения душеприказчика к исполнению принятых на себя обязанностей. Тот же вопрос возникает относительно лиц, которым по завещанию предоставлены отказы. Учреждения, в пользу которых содержатся в завещании пожертвования, имеют надзор за исполнением завещания (ст. 1091), но остается невыясненным, в чем он состоит. Легатарии, знающие о состоянии завещания, могут обратиться с иском к душеприказчикам тотчас по вступлении последних в отправление своих обязанностей. Иски, на завещании основанные, предъявляются по общим правилам о подсудности к тому лицу, душеприказчику или наследнику, на обязанность которого возложено исполнение завещательных распоряжений (Уст. гр. суд., ст. 24). С этой стороны положение легатариев лучше положения наследников.
Во всяком случае душеприказчики несут имущественную ответственность за неточное исполнение ими поручения, если уклонение от завещательной воли причинило ущерб интересам наследников, которые вправе привлекать их к ответу. [Наследники по завещанию могут в исковом порядке просить суд об удалении душеприказчика (11, 32), но для успешного проведения этого иска им необходимы такие доказательства, которые могут быть получены от самого душеприказчика, свободного, однако, от регулярной отчетности перед какими-либо лицами или учреждениями]. В нашем законодательстве нет и намека на ту охрану интересов наследников, какую дает германское право, по которому суд, ведающий наследственное дело, может по просьбе заинтересованного лица устранить душеприказчика, если находятся уважительные к тому основания (§ 2227). Возможно, что душеприказчики, злоупотребляя оказанным им доверием, продадут или заложат вещи, входившие в состав наследства. По мнению практики, такие сделки недействительны, и наследник вправе обратиться с иском непосредственно к покупщику (71, 1264). Такой взгляд следует признать неправильным. Во время заведования имуществом со стороны душеприказчиков наследники не имеют еще права собственности на вещи, принадлежавшие наследодателю, а потому отчуждение их со стороны представителя наследственной массы является юридически правильным. Притом третьи лица не могут и не обязаны знать, входит ли в поручение душеприказчика продажа или залог данной вещи, так как подобное право весьма часто встречается в целях распределения денег. На завещателе лежит вина в выборе лица, оказавшегося не на высоте оказанного ему доверия, а интересы третьих лиц не должны от того страдать.
Печатается по: Г.Ф. Шершеневич. Учебник русского гражданского права. 11-е изд., 1-е посмертное, просмотр. и доп. по поручению юридического факультета Императорского Московского университета пр.-доц. В.А. Краснокутским. Том второй. М.: Издание Бр. Башмаковых, 1915.

Г.Ф. Шершеневич. Учебник русского гражданского права. Т. I, 1914 г. и т. II, 1915 г.; издание 11-е, первое посмертное, просмотренное и дополненное по поручению юридического факультета Императорского московского университета пр.-доц. В.А. Краснокутским[1]
Весной текущего года наконец-то вышло в законченном виде первое посмертное издание "Учебника гражданского права" профессора Г.Ф. Шершеневича. Говорю "наконец-то" потому, что это издание давно уже с нетерпением ожидалось. Хотя за последнее время русская литература и обогатилась несколькими новыми учебниками гражданского права, но это не помешало учебнику Г.Ф. Шершеневича сохранить за собой свое почетное место, а между тем вследствие выхода за последние годы целого ряда новелл издание учебника 1912 г. стало все более и более отставать от состояния нашего законодательства, да к тому же и все разошлось, так что приобретать его приходилось антикварным путем за весьма дорогую цену (10-15 руб.) Поэтому можно только приветствовать московский университет за то, что он начал осуществлять завещанные ему покойным цивилистом авторские права.
С внешней стороны издание производит вполне благоприятное впечатление. Это то же прекрасное издание братьев Башмаковых, постоянных издателей трудов Г.Ф. Шершеневича при его жизни. К первому тому приложен портрет автора несравненно лучше исполненный, чем портрет, приложенный к посмертному изданию "Учебника торгового права". Небольшая по объему, но содержательная и тепло написанная В.А. Краснокутским статья о жизни и научной деятельности Г.Ф. Шершеневича также производит хорошее впечатление. Помещенный тут же список трудов Г.Ф. Шершеневича, конечно, далеко не так полон и тщательно составлен, как аналогичный список, напечатанный в "Сборнике памяти Г.Ф. Шершеневича" и составленный уже скончавшимся ныне А.В. Завадским совместно с Л.А. Богородицкой и Е.Н. Даниловой (в первом списке всего 36 номеров, а во втором - 168), но за это вряд ли можно упрекнуть В.А. Краснокутского, - такой список, как в "Сборнике", мог составить только ученик и друг покойного, знавший лично всю его деятельность и живший к тому же в Казани, где только и можно было разыскать следы многих статей Габриэля Феликсовича. Единственно, что можно возразить против внешней стороны издания, - это его дороговизна (вместо прежних 5 руб. 50 коп. - 6 руб. 25 коп.). Это последнее обстоятельство мотивируется тем, что благодаря сделанным В.А. Краснокутским дополнениям размер учебника сильно возрос и его пришлось разбить на два тома, но, как мы ниже постараемся доказать, в таком увеличении вовсе не было никакой нужды, да и, кроме того, щедрый дар Г.Ф. Шершеневича московскому университету, по моему убеждению, мог бы служить основанием для отказополучателя несколько поступиться материальными выгодами ради более широкого распространения книги отказчика в обществе, - ведь московский университет сам есть учреждение, созданное для распространения образования в широких массах.
Но то отрадное чувство, которое испытывал пишущий эти строки (да, я думаю, и многие другие юристы), получив наконец в руки прекрасное с внешней стороны посмертное издание учебника, служившего ему много лет настольной книгой, издание, приспособленное к современному положению законодательства, к сожалению, быстро исчезло при внимательном чтении учебника в новой редакции и сменилось сперва чувством недоумения, а потом и глубокой горечи. Как ни тяжело об этом говорить, но надо признать, что исправление учебника сделано более чем неудовлетворительно, так как кроме многих существенных недостатков и пробелов в деле непосредственного приведения учебника в соответствие с современным положением законодательства, практики и науки редактором издания допущены дополнения и исправления такого рода, которым в сущности совершенно не должно быть места в посмертном издании труда ученого, завещавшего свои работы московскому университету.
Остановимся сперва на недостатках первой категории. Здесь прежде всего нужно указать на то, что прив.-доц. В.А. Краснокутским не включены в учебник некоторые новейшие законодательные акты, имеющие непосредственное отношение к излагаемому в учебнике материалу. Так, В.А. Краснокутский право владельцев заповедных, временно заповедных и тому подобных имений отчуждать крестьянам участки из состава этих имений продолжает основывать на Высочайше утвержденном 21 октября 1906 г. положении совета министров, тогда как это положение теперь заменено законом 30 июня 1913 г. Затем ни в главе об экспроприации, ни в главе о правах на промышленные изобретения не сделано никаких указаний на закон 28 июня 1912 г. о принудительном отчуждении привилегий на изобретения и усовершенствования, между тем как закон этот представляет немаловажный интерес и устанавливает существенные отличия от порядка экспроприации, указанного в т. Х ч. 1. Но еще более крупной ошибкой со стороны В.А. Краснокутского является то, что он оставил без исправления текст учебника относительно ответственности предприятий фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности за несчастные случаи с рабочими[2], обойдя полным молчанием закон 23 июня 1912 г. о страховании рабочих от несчастных случаев. Благодаря этому, изложение данного вопроса в учебнике является прямо неправильным. Что В.А. Краснокутскому закон этот был известен, можно судить уже по тому, что одной страницей выше он упоминает об однородном законе 28 июня 1912 г. об ответственности железнодорожных предприятий, так что здесь мы имеем дело просто с недосмотром, но при редактировании учебника проф. Шершеневича такая небрежность не может быть признана извинительной, особенно когда дело идет о законодательных актах первостепенной важности.
В ряде других случаев новейшие законы В.А. Краснокутским хотя и включены в учебник, но или в неправильной формулировке, или столь механически, что читатель не в состоянии сразу уловить, в чем же сущность реформы и какое отношение имеет она к прежнему положению вещей. В качестве примеров можно указать следующие места учебника. 1) В главе об источниках гражданского права В.А. Краснокутский исправляет слова проф. Шершеневича об области применения обычного права по формальному признаку[3], исправляет согласно ст. 101 уст. гр. суд., введенной законом о местном суде, но не включает свои исправления в скобки, так что от читателя остается скрытым, во-первых, что это текст В.А. Краснокутского, а не Г.Ф. Шершеневича, а во-вторых, что новый закон о местном суде значительно расширил область применения обычая. 2) На стр. 161 т. I В.А. Краснокутский говорит: "закон 3 июня 1912 г. установил еще одно деление недвижимых имуществ, лишенное серьезного основания, - на городские и земельные, соответствующие прежним землям, в уезде находящимся", из чего явствует, что будто бы термин "земельное внегородское имущество" означает имение, находящееся в уезде, между тем как господствующее в нашей литературе мнение понимает под этим термином только имения сельскохозяйственные[4]. Характерно, что и в наследственном праве В.А. Краснокутский не пытается дать каких-либо более точных указаний относительно понятия "земельного внегородского имущества". Из добавления же, данного на стр. 161, изучающий гражданское право (а курс Шершеневича имеет в виду студентов) совершенно не поймет, что это за новое деление установил закон 1912 г. и зачем понадобилось это деление, когда и раньше была известна категория "земель в уезде находящихся". 3) Нельзя всецело не примкнуть к мнению проф. барона Фрейтаг-Лоринговена, что включенная в учебник глава о праве застройки представляет собою лишь многословную перефразировку закона, причем весьма важные вопросы остаются в ней совершенно не затронутыми[5]. К этому можно лишь добавить, что и самый закон В.А. Краснокутский перефразирует так, что исчезает его смысл и значение: так, на стр. 164 автор говорит, что "закон трактует право застройщика как недвижимое имущество, открывая для здания, возведенного по праву застройки, особый крепостной лист и приравнивая тем самым строения на чужой земле к имуществу недвижимому". Если бы закон действительно так говорил, то можно было бы только удивляться, из-за чего спорят наши юристы, является ли такое здание движимостью или недвижимостью, но оказывается, что нужно удивляться не им, а В.А. Краснокутскому, так как закон открывает особый крепостной лист не для здания, возведенного по праву застройки, а для самого права застройки[6], о недвижимом характере коего никто и не спорит. Правда, из недвижимого характера права застройки можно заключать о недвижимом характере здания как неразрывно связанного с правом застройки[7], но это будет уже логический вывод, с которым можно соглашаться и не соглашаться, но никак не прямое указание закона. 4) В неудовлетворительном с педагогической точки зрения положении оказался в учебнике весь вопрос о значении ввода во владение[8]. В.А. Краснокутский оставил здесь в неприкосновенности все доводы Г.Ф. Шершеневича в пользу взгляда, что право собственности должно считаться приобретенным лишь с момента ввода, и только в самом конце добавил: "закон 1912 г. изменяет принятый порядок ввода во владение в том отношении, что 1) считает его правом, а не обязанностью приобретателя, 2) предписывает просьбу о вводе направлять к мировому судье, а не в окружной суд, 3) разрешает просить о составлении описи передаваемого имения и 4) отменяет все прочие требования, приведенные выше (ст. 14331-14334 уст. гр. суд.)". Благодаря такой лаконичности оказалось вовсе не подчеркнутым, что теперь все доводы Шершеневича утратили догматическое значение, так как новый закон не только изменил порядок ввода, а, признав его факультативным, тем самым определенно решил прежний спор в том смысле, что право собственности приобретается и без ввода во владение. Затем В.А. Краснокутский совершенно напрасно оставил в неприкосновенности текст проф. Шершеневича, излагающий самый порядок ввода, здесь Г.Ф. передает исключительно текст статей, не делая никаких замечаний от себя, а раз статьи эти теперь существенно изменены, то сохранение старого текста только путает студентов. Наконец, уже совсем неверно замечание В.А. Краснокутского, что "ст. 1432 уст. гр. суд. с введением в действие закона о преобразовании местного суда должна почитаться отмененной", - статья эта не должна почитаться отмененной, а действительно отменена, что далеко не одно и то же. 5) Еще в худшем положении оказалась знаменитая ст. 683. Здесь В.А. Краснокутский поступает так же, как и в предыдущем случае - т.е. оставляет старый текст учебника, а в конце добавляет: "закон 28 июня 1912 г. возлагает на железные дороги ответственность за несчастные случаи со всякими железнодорожными служащими при целом ряде работ, хотя бы и не относящихся к технической эксплуатации, и т.д. (всего 11 строк)"[9]. Таким образом, остается неуказанной ни самая сущность нового закона, ни его отношение к ст. 683 - отменена ли она новым законом или нет, а если нет, то к каким случаям должен применяться новый закон и к каким случаям ст. 683. Вполне естественно, что при такой упрощенной системе дополнений все изложение стало неверным. 6) А вот как изложена В.А. Краснокутским сущность закона 12 марта 1914 г. о раздельном жительстве супругов: "Новый закон внес некоторое смягчение ст. 103, дополнив ее ст. 1031", - дальше излагается ст. 1031, и этим все исчерпано[10]. 7) Исправляя текст проф. Шершеневича в учении о находке сообразно с изменениями, внесенными законом 23 марта 1912 г., В.А. Краснокутский добавляет: "К сожалению, закон наш, устанавливая срок, в течение которого следует ожидать собственника, не говорит определенно, что право собственности может быть приобретено немедленно после истечения шести месяцев со дня объявления или публикации"[11]. К сожалению, мы плохо понимаем, какая определенность нужна г. Краснокутскому, когда закон (ст. 539) прямо говорит, что "если хозяин найденной вещи не явится в течение шести месяцев со дня выставления полицией объявления или пропечатания публикации, то вещь отдается нашедшему". 8) На стр. 442 т. II мы читаем: "Однако из общего правила о равномерном разделе наследства между сыновьями и дочерями имеется исключение в отношении земельного внегородского имущества, когда при многочисленном составе семьи возникает опасность, что сыновья получат меньше дочерей". далее приводится правило о разделе земельного внегородского имущества в данном случае поровну. Мы-то понимаем, что хотел сказать г. Краснокутский, но если прочтет этот абзац лицо, только приступающее к изучению гражданского права, то оно, пожалуй, сделает из формулировки г. Краснокутского самые неожиданные выводы. И это тем более досадно, что в данном месте В.А. Краснокутский скобок не поставил, т.е. приписал вышеуказанную фразу покойному Г.Ф. Шершеневичу, что уже совершенно недопустимо. 9) Для характеристики небрежного отношения В.А. Краснокутского к возложенной на него задаче мы не можем не привести еще отрывок из стр. 445 т. II. В старом издании текст гласит так[12]: "Так как в боковых линиях сестры при братьях не имеют права на наследство, то они исключаются из наследования и по праву представления. В этом положении заключается особенность права представления при наследовании в боковой линии". В.А. Краснокутский первую фразу исправил соответственно новому закону о наследовании, а вторую оставил без перемен. В результате получилось: "Так как в боковых линиях сестры имеют права на наследство наряду с братьями, то они не исключаются из наследования и по праву представления. В этом изложении заключается особенность права представления при наследовании в боковой линии".
Вышеприведенные места, мне кажется, ясно показывают, как исполнил В.А. Краснокутский ту работу, которую он должен был сделать. Но еще больший упрек он заслуживает за то, что сделал с учебником то, чего никоим образом делать не следовало. Задача г. Краснокутского заключалась в том, чтобы привести учебник в соответствие с изменившимся за это время состоянием законодательства, практики и литературы, т.е. дополнить новыми законами, судебными решениями и вновь появившейся литературой, но исправлять текст Шершеневича, дополнять его тем материалом, который существовал до кончины покойного профессора и которого он сам при жизни почему-либо не хотел включать, а тем более изменять произвольно мнения Шершеневича, В.А. Краснокутский не имел нравственного права, и указывать на это в печати мне лично очень тяжело, а между тем все это сделано автором и в самых широких размерах.
Если взять громадное большинство вставок, сделанных В.А. Краснокутским, то они окажутся вовсе не исправлениями, сделавшимися необходимыми вследствие появления каких-либо новшеств в законодательстве, практике или литературе, а просто дополнениями, которые казались почему-то нужными В.А. Краснокутскому, но не казались нужными Г.Ф. Шершеневичу. То в числе сторонников формальной теории различия между правом гражданским и правом публичным к Дювернуа и Муромцеву присоединен Гамбаров, то включено указание на Жени, Салейля или Тура, то прибавлено к мнению Пляниоля мнение Капитона, то учение о толковании дополнено определением различия научного толкования от судебного, принадлежащим самому В.А. Краснокутскому, то присоединена ссылка на старое сенатское решение[13] и т.д. Подробно указывать все эти ненужные вставки нет никакой возможности, но чтобы читатель мог проверить, что мой упрек не голословен, укажу на страницы: т. I стр. 4, 13, 17, 34, 38, 50, 65, 71, 75, 100, 175, 212, 226, 242, 243, 255, 256, 269, 271, 278, 302, 334, 361, 362, 371, 372, 378, 383, 384, 403, 404, 407, 410, 433; т. II стр. 21, 50-51, 60, 139, 141, 142-143, 145, 147, 149, 151, 153, 154, 162-163, 342, 365, 368, 374, 410, 417, 418, 421, 461, 475, 497. В большинстве случаев вставки эти просто не нужны. Например, Шершеневич говорит: "так как леса имеют влияние на состояние вод и на климат, то пользование лесами не предоставлено полному усмотрению собственника" - В.А. Краснокутский нашел здесь существенный пробел, который необходимо заполнить, и он после слова "климат" вставляет: "...а также на другие очень разнообразные явления"[14]. Но есть и вставки худшего качества - это те, в которых В.А. Краснокутский взял на себя непростительную смелость в учебнике проф. Шершеневича вставлять критические замечания по поводу мнений самого же Шершеневича. Что в учебнике проф. Шершеневича есть достаточное количество мест, против которых можно с успехом возражать, это, конечно, бесспорно, но вставлять критические по адресу автора замечания в его же учебник более чем неуместно. К такого рода вставкам относится дополнение В.А. Краснокутского на стр. 256 т. I, где после доводов Шершеневича в пользу взгляда, что по русскому праву защищается лишь владение в виде собственности, г. Краснокутский вставляет лапидарную фразу: "Условный характер этих аргументов лишает их положительного значения". Точно так же на стр. 141 т. II после слов Шершеневича, утверждающих, что при страховании имущества возмещаемый ущерб может заключаться лишь в уменьшении ценности имущества, г. Краснокутский замечает: "Однако такое общее отрицание возмещения всяких возможных выгод не оправдывается ни теоретически, ни практически. Страхование на случай неполучения ожидаемой прибыли вполне допустимо... Затем в практике огневого страхования обиходными стали дополнительные соглашения о возмещении ущерба от неполучения квартирной платы во время ремонта пострадавшего от пожара дома, простоя фабрики и т.п.". Здесь неуместность вставки еще рельефнее подчеркивается неверностью последнего положения, так как такие дополнительные соглашения в огневом страховании, как нам положительно известно, совершенно не практикуются и уже во всяком случае не являются обиходными.
Нельзя считать правильным и включение г. Краснокутским в учебник многочисленных ссылок на проект гражданского уложения, значительно увеличивших объем учебника и сделавших книгу дороже. Конечно, можно быть разных мнений относительно желательности или нежелательности включения проекта в учебники вообще, но в данном случае этого делать не следовало по той причине, что Г.Ф. Шершеневич при жизни был против таких включений и упрекал за то учебник проф. Гуляева, считая их не имеющими ни теоретического, ни практического значения[15]. Получается какая-то горькая ирония - главнейшее научное произведение покойного после смерти снабжено таким материалом, за включение которого покойный при жизни упрекал других.
Но развязность г. Краснокутского достигает своего апогея там, где он берет на себя роль цензора и смелой рукой вычеркивает из учебника то, что ему не нравится, и переделывает текст по своему усмотрению. Так, на стр. 22 выпущен весь критический отзыв Шершеневича о "Курсе гражданского права" проф. Гамбарова. Пропущены следующие слова: "Поэтому курсу Гамбарова трудно сделаться школой для юристов, так как они не научаютя, как надо обращаться с материалом положительного права, и не получаются освещения правовых институтов с точки зрения их социальных целей. Некоторая расплывчатость изложения и монотонность едва ли будут способствовать популярности гражданского права, как это хотелось бы автору. Главный теоретический недостаток курса - его эклектичность; в нем видны научные наслоения разного времени, плохо уживающиеся друг с другом. Штаммлер никак не может найти себе места рядом с Иерингом". На стр. 48 т. i г. Краснокутский вычеркнул фразу: "Такие колебания лишний раз свидетельствуют, как близко соприкасается обычное право с бесправием", сказанную Шершеневичем относительно колебаний сенатской практики в вопросе о применении обычаев в наследовании после крестьян[16].
Но в рецензии проф. Шершеневича на учебник проф. Гуляева В.А. Краснокутский пошел еще дальше - он просто переделал несколько отрицательный отзыв Шершеневича в положительный и напечатал его без скобок, т.е. от имени покойного Шершеневича. Это обстоятельство уже было отмечено в литературе проф. бароном А.Л. Фрейтаг-Лоринговеном[17], почему приводить для сравнения тексты обоих изданий мы считаем излишним. Двух мнений о подобного рода переделках быть не может. Если бы Габриэль Феликсович был жив, то подобная переделка была бы нарушением ст. 69520 т. Х ч. 1 и виновник подлежал бы уголовному наказанию по ч. 1 ст. 620 уголовного уложения. Но Габриэль Феликсович в могиле, и на его учебнике, к сожалению, полностью оправдались мои слова (см. статью "Охрана личных прав авторов в новом законе об авторском праве 20 марта 1911 г.") о печальных результатах, могущих произойти вследствие соединения судьбы личных прав автора с авторским правом, так как соединение это отдает защиту прав автора всецело в руки наследников, а если последние сами нарушают эти права, то память автора защищается только критикой и общественным мнением. Цель этой заметки и заключалась в посильном исполнении этого долга перед памятью усопшего учителя.
Профессор барон А. Симолин
Печатается по: Право. Еженедельная юридическая газета. 1915. N 20. Воскресенье. 17 мая.

[1] Данная весьма критическая рецензия написана учеником Г.Ф. Шершеневича, профессором А.А. Симолиным. Она проникнута идеей неприкосновенности произведения, являющегося объектом авторского права, идеей, к сожалению, размытой в действующем законодательстве РФ. Защищая ее, А.А. Симолин показал, какие изменения и дополнения в тексте учебника, осуществленные приват-доцентом В.А. Краснокутским, оправданны и уместны, а какие являются искажением взглядов Г.Ф. Шершеневича, неправильной трактовкой его научных позиций, тем самым нарушением неприкосновенности произведения. Рецензия А.А. Симолина - это образец того, как научная критика может служить защите личных неимущественных прав авторов, ушедших из жизни, и является для современного читателя примером исполнения учеником нравственного долга по защите научных взглядов учителя от искажений и вольных трактовок.
Предлагая вниманию современного читателя данную рецензию А.А. Симолина, редакционная коллегия серии "Классика российской цивилистики" преследует цель создания более полной палитры научных позиций и взглядов на переиздаваемый "Учебник русского гражданского права" Г.Ф. Шершеневича. - Примеч. В.С. Ема.
[2] Учебник, т. II, стр. 243-244.
[3] Т. I, стр. 48-49.
[4] Гойхбарг. Закон о расширении прав наследования и т.д., 1912; Синайский. Русское гражданское право, вып. I, 1914, стр. 126.
[5] Вестник гражданского права, 1915, N 2, стр. 133.
[6] Ст. 54226, т. Х ч. 1.
[7] Такое мнение, например, высказывает проф. Ельяшевич (Законы гражданские, вып. II, стр. 22).
[8] т. I, стр. 311-314.
[9] Т. II, стр. 242-244.
[10] Т. II, стр. 308.
[11] Т. I, стр. 336-337.
[12] Стр. 854.
[13] При этом, однако, опечатки в ссылках на статьи и решения, допущенные в старом издании, так и не исправлены (см., например, на стр. 93 реш. 09 N 6 вместо N 5; на стр. 96 реш. 92 N 79 вместо N 97; ст. 1456 вместо 1455; на стр. 113 реш. 09 N 117 вместо N 116; на стр. 195 реш. 76 N 298 вместо N 398).
[14] Т. I, стр. 303.
[15] Учебник, 10-е изд., стр. 21.
[16] Учебник, 10-е изд., стр. 46.
[17] Вестн. гражд. права, 1915, N 2, стр. 133.

<< Пред. стр. 5 (из 5) След. >>

Список литературы по разделу