<< Пред. стр. 1 (из 5) След. >>
Список литературы по разделу
ЦЕНТР
системных региональных исследований и прогнозирования
ИППК при РГУ
Южнороссийское обозрение
ВЫПУСК 5
Современные проблемы геополитики Кавказа
Сборник научных статей
Ответственный редактор
Черноус В.В.
Ростов - на - Дону
Издательство СКНЦ ВШ
2001
ББК
ББК66,4 (531)
С 35
Редакционная коллегия серии:
Акаев В.Х., Арухов З.С., Волков Ю.Г., Добаев И.П. (зам. отв. ред.),
Попов А.В., Черноус В.В. (отв. ред.), Мельцер Е.Я. (отв. секретарь).
Рецензенты:
Кислицин С.А. д.и.н. проф. СКАГС,
Самыгин С.И. д.с.н., проф РГЭУ
С Современные проблемы геополитики Кавказа/ Южнороссийское обозрение. Вып. 5 Отв. редактор В.В.Черноус - Ростов-на-Дону: Издательство СКНЦ ВШ, 2001 - с.
ISBN 5-87872-141-4
В статьях сборника рассмотрены факторы, определяющие современную геополитическую роль Кавказа не Юге России. Анализируются интересы ведущих стран на Кавказе, сочетание процессов глобализации, цивилизационно-культурного взаимодействия и регионализации, их влияние на самоидентификацию народов Юга России.
Адресован регионоведам, политологам, историкам, аспирантам, студентам, всем интересующимся проблемами кавказоведения и геополитики.
Д - 01 (03) - 2001. Без объявл. ББК66,4 (531)
ISBN 5-87872-141-4
(c) Центр системных региональных исследований и прогнозирования
ИППК при РГУ
Современные проблемы геополитики Кавказа.Отв. редактор Черноус В.В.
Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования. Вып. 5. Ростов-на-Дону. Изд. СКНЦ ВШ 2001 195 с.
Сборник научных статей посвящен проблеме, которая определяет характер личных современных социальных процессов. Динамично развивающийся процесс переструктуризации геополитической и геоэкономической картины мира определяется рядом важнейших тенденций глобализации. Однако объективные процессы, которые идут в мировой финансовой экономической системе, международно-правовых отношениях, культуре, информационном пространстве и т.д., следствием которых становятся новые формы существования ноосферы развиваются не спонтанно. Современный этап глобализации является продуктом субъективных устремлений направлять эти изменения, использовать информационные технологии для реализации планов мондиализации, т.е. универсализации и унификации всех сфер жизнедеятельности человечества под стандарты западной модели либерализма, установления однополюсного мира во главе с США.
Политике установления и закрепления после крушения биполярного мира "нового мирового порядка" в интересах "золотого миллиарда" во главе с США выдвигаются различные альтернативные проекты создания многополюсного мира. Объективной основой этих проектов является исторически естественное состояние человечества как сложной полиструктурной цивилизационно-культурной системы. Углубление процессов гомогенизации рыночного хозяйства, массовой культуры, правовых принципов и т.д. будет порождать (и эта тенденция хорошо просматривается) новый виток геоэкономической и цивилизационно-культурной дифференциации, обострение геополитических, цивилизационных противоречий в условиях ограниченных ресурсов, экологических проблем и т.п.
Крупнейшая акция терроризма в США 11 сентября 2001 г. предельно обострила это противоречие, поставив проблему идентичности, места государств, наций, этносов, конфессий и т.д. в глобальных процессах современности. Ибо администрация Дж. Буша в ответ на удар по символам финансово-информационной глобализации и военной мощи США сконцентрировала свои ресурсы не столько на борьбу с международным терроризмом, сколько на ускорение становления архитектоники нового мирового порядка, завершение проекта "Pax Americana".
На наших глазах последовательно разрушается правовая система международных отношений, оформившаяся после II Мировой войны, но которая складывалась два последних столетия.
США последовательно проводили последнее десятилетие курс на закрепление однополюсного нового мирового порядка, полностью подчиненного своим эгоцентричным интересам. Действия США и их сателлитов по НАТО на Балканах, в отношении так называемых стран-изгоев, определяемых США по собственному усмотрению.
Склонность США к примитивным силовым способам разрешения международных противоречий, беспринципность и мораль двойных стандартов, подорван фундаментальный прицип суверенности наций-государств и созданных на его основе международных институтов, прежде всего, Организации Объедененных наций. Концепция национальной безопасности России ориентирует внешнюю политику государства на становление многополюсного мира. Это принципиально ставит проблему идентичности в современном мире России и народов Кавказа. Россия это часть Европы? часть Востока? Евразия? Просто Россия? Каждый из этих ответов имеет определенную систему аргументации, которую разделяют различные политические силы в России и кавказских государствах. Аналогичные проблемы геополитической и цивилизационно-культурной идентичности Кавказа и населяющих его народов. Двойная идентичность народов Кавказа - этноконфиссиональная и российская (и/или евразийская) одна из основ, дающих шанс, сохранения России и ее народами цивилизационно-культурной целостности, восстановления роли одного из центров многополюсного мира и ядра евразийской общности. Современная российская правящая элита после событий 11 сентября поторопилась идентифицировать Россию с Западной цивилизацией, последняя не готова пока принять. Геополитика-наука о детерминированности пространственными характеристиками цивилизационно-культурного развития и международных отношений, дает важнейшие ориентиры для самоидентичности народов России и Закавказья.
Можно бесконечно спорить о том, сохраняют ли свое значение пространство, закономерности классической геополитики в условиях глобализации. Но очевидно, что стратегически устремления США и стран Запада опираются на атлантистские геополитические концепции и "дружеское" кольцо анаконды (будто по учебнику "Геополитики" реализуемая теория оттеснения континентальной державы от береговых зон) в виде американского присутствия в Афганистане, Средней Азии, с перспективой появления его в Закавказье сдавливает почти весь периметр границ Российской Федерации. Рецензируемый сборник предлагает различные подходы к данной проблеме. Одни авторы придерживаются классического понимания геополитики, другие видят в геополитике системный подход к внешней политике государств, но все учитывают влияние пространственных факторов на происходящие в мире трансформации и роль в них Кавказа.
Среди авторов - ведущий геополитик России А.Г.Дугин, автор первых учебников по "Геополитике" в нашем регионе Н.В. Смирнов, хорошо знакомые читателю по прежним вопросам "Южнороссийского обозрения" авторы В.Х. Акаев (Грозный), З.С. Арухов Махачкала), С.А. Воронцов (РГУ), А.К. Дегтярев (Новочеркаск), И.П. Добаев, В.В. Черноус (ИППК при РГУ) и др. исследователи. В статьях рассмотрены теоретические проблемы геополитики Кавказа в условиях постбиполярного мира, особенности формирования геополитического мышления на Юге России: в Дагестане, Чечне, других республиках и областях, а также анализируется роль Абхазии в системе геополитических интересов России (Ч.Х. Гуния, Н.А. Трапш). Содержательный сборник будит мысль, открывает перед читателем неожиданное видиние известных проблем региона и высвечивает новые, в равной степени способные привлечь внимание ученых, политиков, молодежи и показывает глубинные корни единства наших народов и региональной целостности.
Директор Центра
системных региональных исследований и прогнозирования ИППК при РГУ, к.полит.н. В.В. Черноус
Рябцев В.Н., Амелько А.Н.
Россия на Ближнем Среднем Востоке в условиях постбиполярного мира
(поиски фокуса внешней политики на одном из ключевых направлений)
Ближний и Средний Восток...События последних лет убедительно показывают, что этот регион уже фактически стал и чем дальше, тем больше становится эпицентром мировой политики; превращается в тот сегмент общемирового пространства, где проявляет себя повышенная геополитическая динамика, где протекают процессы, по своему масштабу и последствиям являющиеся глобальными. Возникает вопрос: почему Ближний и Средний Восток (1) становится в условиях постбиполярного мира таким важным геополитическим регионом? С чем конкретно это связано? По нашему мнению, здесь следует выделить, по меньшей мере, три важных обстоятельства.
Во-первых, с крахом Советского Союза и стремительным распадом Рах Sovietica кардинально изменилась геополитическая обстановка в мире в целом, в региональных подсистемах международных отношений в частности. Последнее обстоятельство не могло не коснуться Ближнего и Среднего Востока, изменения его места и роли в мировом раскладе сил. Если в эпоху ''Великого Противостояния'' США и СССР этот регион являл собой геополитический ''пояс'', который разъединял сферы влияния двух сверхдержав, то в течение 90-х гг. он стал превращаться в такой центр глобальной мощи, в котором не наблюдается политического и экономического единства; в такой сегмент мирового пространства, в котором налицо противоречивое взаимодействие государств, в результате чего образует силовой вакуум. Формируется то, что небезызвестный американский геополитик Зб.Бжезинский называет "мягким кластером" (2). Отличительными характеристиками Ближнего и Среднего Востока в современных условиях являются три момента: а) он не образует т.н. ''Большого политического пространства'', но и не входит в качестве подсистемы и в другое политическое пространство; б) на Ближнем и Среднем Востоке отсутствует единый ''комплекс региональной безопасности''; в) регион не ''перекрывается'' полностью какой-либо одной державой.
Во-вторых. Ближний и Средний Восток входит в обширную зону, которую исследователи и эксперты все чаще называют ''мировой зоной распространения насилия'' (чего стоят, например, только палестинский, курдский, кипрский ''узлы противоречий'' или исламский радикализм, фактически превратившийся в трансрегиональный феномен!?). Речь идет о гигантской ''проблемной зоне'', очаге перманентной нестабильности и конфликтов на обширном пространстве Передней Азии и северной Африки, охватывающей Иран и Афганистан, а также прежние азиатские и африканские владения Оттоманской империи. И стала складываться эта зона не сегодня, а еще на исходе 60-х гг. нынешнего века. Правда, тогда едва зарождавшаяся негативная динамика Ближнего и Среднего Востока своим ''клокотанием'' лишь оттеняла устойчивость ялтинской Европы. Но с годами ситуация кардинально изменилась. Негативная динамика в регионе стала резко набирать обороты. Кроме того, в 90-х гг. произошла стыковка этой ''проблмной зоны'' с соседней, не менее взрывоопасной ? балканской (она точно соответствует месту встречи трех бывших империй ? Порты, Австро-Венгрии и России) и наметилось расширение ближневосточного очага нестабильности к северу (с охватом Кавказа) и к востоку (с выходом на Центральную Азию, Кашимир и Синьцзян) (3).
В-третьих. В мире обостряется борьба за доступ к энергетическим ресурсам, которыми так богат Ближний и Средний Восток. Речь идет прежде всего о нефти. Ведь как для членов ''семерки'', так и для промышленно развитых стран в целом проблема доступа к нефтяным ресурсам региона, а следовательно, и контроля за транспортными коммуникациями ? жизненно необходима. И в самом деле: ''Если энергия представляет собой вопрос жизненной важности для мирового сообщества, - пишут америкаснкие авторы М.Конан и Ф.Гоулд, - то может ли быть ''энергетический Хартленд (напомним, что этим термином один из ''отцов-основателей'' геополитики британский географ Х.Маккиндер называл ''сердцевину Земли'' ? В.Р., А.А.) иным, чем Ближний Восток, а важность доступа к нему вызывать сомнение в его значимости?'' (4). Стоит удивляться в этой связи, например, тому, какое пристальное внимание уделяют региону Персидского залива США!? Ведь здесь сконцентриоовано до 2/3 всех разведанных мировых запасов нефти...
Все вышесказанное и ряд других обстоятельств объясняют тот факт, что данный сегмент мирового пространства чем дальше, тем все больше превращается в объект геополитического проектирования и геостратегических калькуляций различных держав и внетерриториальных акторов, которые ведут здесь сегодня нешуточную игру (торг, борьбу, совершают маневры и т.д.)? И если попытаться ранжировать интересы всех великих держав на Ближнем и Среднем Востоке по степени их реализации последними, т.е. на основании принципа наибольшего участия в региональных делах, то мы обнаружим, что о достаточном присутствии в регионе мы можем говорить в отношении США, стран Западной Европы (отдельно ЕС) и России. Проявляют интерес к делам региона Китай и Индия (однако их активность носит пока ограниченный характер). Максимально активен здесь сегодня Вашингтон. Внимательно следит за событиями в регионе и Североатлантический альянс.
Закономерен вопрос: ну а что же Россия? Какое место в ее внешней политике занимает сегодня этот стратегически важный регион мира? Каковы перспективы ''нового пришествия'' Москвы на Ближний и Средний Восток? Предлагаемая вниманию читателя работа представляет собой попытку дать ответы на эти вопросы. При этом авторы стремились намеренно застрить некоторые из них, хотели сконцентрировать внимание на наиболее трудных и спорных моментах, которые далеко неоднозначно освещаются в современной политологической и общественно-политической литературе.
1
В одном из своих выступлений видный египетский публицист и общественный деятель, в прошлом министр информации в правительстве Г.Насера Мухаммед Хасанейи Хейкал заявил: ''Я не уверен, что Россия вообще имеет на Среднем Востоке какие-то интересы. Но географически вы (он обращался к русским коллегам - Авт.) расположены рядом с арабским миром и удивительно, что вы так пассивны'' (5). Что и говорить: обидные слова для представителей некогда сильной, имевшей интересы практически во всех без исключения регионах мира и глобальные амбиции, сверхдержавы. Но они обидны вдвойне, если учесть то важное обстоятельство, что они в полной мере характеризуют нынешнее состояние российской внешней политики на ближне- и средневосточном направлении.
Конечно, в той или иной форме Москва присутствует на Ближнем и Среднем Востоке. Об этом говорит динамика ее двусторонних отношений со многими странами данного региона. Так, у России существуют достаточно продвинутые, хотя и не без сложностей, связи с Турцией и создана солидная экономическая основа для сотрудничества с Анкарой. Развитию двусторонних отношений наших государсив, безусловно, способствовал визит руководителя внешнеполитического ведомства России И.Иванова в Турцию в июне 2001 г. (кстати, первый официальный визит за последние 9 лет). Судя по всему, в ближайшее время российско-турецкое сотрудничество получит дополнительный импульс в связи с начавшейся прокладкой трубопровода для транспортировки природного газа из России в Турцию. Проект, стоимостью 1,7 млрд долл. и предполагающий максимальный объем транспортировки 16 млрд. куб.м ежегодно с момента завершения проекта весной 2002 г. и 30 млрд. куб.м к 2010 г., получил название ''Голубой поток'' (6).
Достаточно интенсивно развиваются связи Москвы с Тегераном, ставшие важным фактором стабильности в регионе. Достоянием гласности стали факты тесных контактов обеих стран по вопросам ракетостроения. Москва и Тегеран договорились о проекте перевооружения иранской армии и развитии тесных связей в вопросах атомной энергетики. Кроме того, российские компании принимают участие в разработке нефтяного месторождения на юге этой страны - в Южном Парсе. На высокий уровень вышел обмен мнениями между Россией и Ираном по политическим проблемам, осуществляется их эффективное взаимодействие в региональных и ряде международных дел В современной ситуации представляется важным сходство (или близость) позиций этих стран в вопросах постконфликтного урегулирования в Таджикистане, по проблеме международно-правового статуса и режима функционирования такой уникальной водно-транспортной системы, как Каспий.
В последние годы Москва вообще уделяет Ирану чрезвычайно важное место в своих приоритетах. Тегеран ? в числе тех немногих держав, которые выделяютс как главные партнеры Москвы на Среднем Востоке. И не случайно в новой внешнеполитической концепции России (обнародована в июле 2000 г.) важность развития двусторонних отношений с Ираном выделена отдельной строкой. Их наполнение уже происходит. Так, например, после отказа Москвы от своих обязательств по секретному соглашению Гор-Черномырдин резко активизировалось военно-техническое сотрудничество обеих стран, весьма выгодное для России (7).
Одним из важнейших партнеров Москвы в этом мировом регионе остается Египет. Москва тесно взаимодействует с Каиром в деле урегулирования изрядно затянувшегося арабо-израильского конфликта. На основе совпадения и близости позиций осуществляется конструктивное сотрудничество наших стран в Организации Объединенных Наций.
Традиционным партнером России на Ближнем и Среднем Востоке является Сирия. Между двумя странами поддерживаются интенсивные политические контакты. По линии Минобороны РФ предпринимаются усилия с целью возродить восходящие еще к советским временам традиции военно-технического сотрудничества. Подтверждением этого является факт достижения еще в декабре 1996 г. договоренности о поставках новых видов вооружений российского производства и модернизации сирийских вооружений. Москва стремится также содействовать налаживанию диалога между Дамаском и Тель-Авивом. Осенью того же года при посредничестве России удалось добиться снижения напряженности в треугольнике: Сирия - Израиль - Ливан.
Россия прилагает усилия в деле разблокирования ситуации вокруг Ирака. Военная операция ''Лиса в пустыне'', проведенная силами США и Великобритании, вызвала взрыв негативных эмоций со стороны мировой общественности. Оценивая американские действия в этой зоне мира, Москва сочла их, мягко говоря, ''неадекватными'' ситуации. Она же поставила вопрос о прекращении всех военных акций, угрожающих национальному суверенитету и территориальной целостности Ирака (при этом, заметим, в западной прессе появляются сообщения о тайных поставках российского оружия в эту страну). В Москве особо подчеркнули, что военная операция, проведенная Вашингтоном и Лондоном, была предпринята в обход Совета Безопасности ООН - органа, который один только обладает исключительным правом давать санкцию на т.н. ''применение силы''. В результате этого демарша российской дипломатии авторитет нашего государства в регионе вырос.
С такими странами, как Кувейт и ОАЭ, в последнее время подписаны соглашения, предусматривающие поставки российского оружия и проведение специальных консультаций при возникновении угрозы стабильности в регионе.
Можно и далее приводить факты на сей счет. Однако возникает один принципиальный вопрос: что стоит за внешнеполитической активностью России в интересующем нас регионе, которая наметилась где-то в середине 90- гг.? Является ли проводимая ею политика реализацией конкретных, четко сформулированных интересов? Если да, то каких именно?
Формулируя эти вопросы, мы исходим из схемы, согласно которой политика есть что иное, как производное от правильно понятых национально-государственных интересов. Следовательно, плохая политика есть неправильное их разумение, обусловленное либо господством в умах политиков отвлеченных идеологических схем и конструкций, чего греха таить, зачастую, почерпнутых ''на стороне'', либо доминированием грубо эгоистических (индивидуальных или узкогрупповых) интересов представителей правящей элиты или лоббирующих свои интересы в правительстве финансово-экономических группировок.
Мы отталкиваемся от тезиса, сформулированного в свое время крупнейшим предствителем политико-правовой мысли Германии ХIX в. Р.Иерингом. Последний писал в одной из своих фундаментальных работ: ''Политическое развитие народа знает правильное разумение его собственных интересов. Но есть два вида интересов: ближайшие, озязаемые, и отдаленные, доступные лишь опытному глазу. Точно так же существует и два вида политики: одна дальновидная и другая близорукая. Истинная политика характеризуется дальнозоркостью по отношению к интересу...В этом смысле истинную политику деловой жизни можно назвать политикой разумного, дальновидного человека. Плохой делец понимает лишь ближайшую выгоду, он походит на плохого шахматного игрока, который бьет пешку и через то проигрывает партию. Настоящий деловой человек жертвует пешкой и выигрывает игру. Выражаясь отвлеченно, характерной чертой плохой деловой политики служит направление ее на отдельный акт, сосредоточение ее на преходящем моменте; истинная же политика обнимает собой целое, заботится о будущем'' (8). Трудно что-либо добавить к этим словам.
Присмотримся в этой связи к политике России в интересующем нас регионе. Как же она смотрится в свете сформулированной Р.Иерингом антиномии:''хорошая - плохая политика''?
К сожалению, сегодня дать сколь-нибудь глубокий и всесторонний ответ на поставленные выше вопросы представляется достаточно сложным делом. Более того, невозможно даже просчитать, что стоит за той или иной внешнеполитической акцией России, ибо ее политика зачастую непоследовательна и противоречива, а порой (на взгляд иных критиков нынешнего режима) даже ''антинациональна''.
Говоря о настоящем и особенно недавнем прошлом российской политики на Ближнем и Среднем Востоке, следует отметить ситуацию практического отождествления интересов Москвы и стран Запада в этом жизненно важном регионе, что самым негативным образом отразилось на балансе сил в данном сегменте мирового пространства и нанесло непоправимый ущерб интересам России в регионе. Дело в том, что Советский Союз времен М.Горбачева, а затем и постперестроечная Россия в начальный период правления Б.Ельцина рассчитывали на достойное место на Ближнем и Среднем Востоке в условиях сотрудничества с Западом. Иные апологеты курса Ельцина - Козырева говорили даже о ''стратегическом партнерстве'' со США, о желательности т.н. ''глобального кондоминиума'' СССР/России и США в мире. Однако этого не произошло. США и их союзники по антииракской коалиции относительно безболезненно для себя разгромили военную машину Багдада и освободили Кувейт в 1991 г. благодаря только тому, что Москва одобрила переброску значительной части сил НАТО с европейского театра военных действий на Средний Восток. Но принесла ли по большому счету эта поддержка какие-либо реальные политические и экономические дивиденды России? Едва ли. Обратимися в этой связи к ряду фактов.
1. Так, после военного удара по Ираку, осуществленного силами коалиции во главе с Вашингтоном, Израиль, не прилагая фактически никаких усилий, получил колоссальный стратегический перевес в регионе, который США использовали исключительно в своих интересах, игнорируя при этом позицию по ключевым региональным вопросам как России, так и своих союзников в Европе и на Дальнем Востоке.
2. Контрпродуктивное для России сотрудничество с Западом привело в итоге к тому, что т.н. ''ко-спонсорство'' Москвы в процессе ближневосточного урегулирования стало, по сути, декорумом, прикрывавшем господствующую роль в этом процессе и регионе в целом Вашингтона.
3. Долговременную негативную реакцию, прежде всего у палестинцев, вызвала отмена ограничений на эмиграцию евреев из России в Израиль. Увеличение населения израильского государства привело к форсированию процесса создания поселений на оккупированных территориях и в Восточном Иерусалиме, что, в свою очередь, не только не повысило престиж Москвы в арабском мире, но выступило серьезным фактором, обострившим и без того накаленные и взрывоопасные отношения между Израилем и арабскими государствами.
4. Наконец, подыгрывание Москвы Соединенным Штатам на Ближнем и Среднем Востоке оказалось исключительно невыгодным для России и в экономическом отношении, особенно в том, что касалось отношений нашей страны с Ливией, Ираном и Ираком. Замораживание экономических связей с этими странами в угоду Вашингтону обернулось для Москвы потерей десятков млрд. долл., что значительно превышает размер займов, которые она получала и все еще продолжает получать в качестве кредитов от междунапродных финансовых институтов. Данные, которые приводят иные эксперты, просто ошеломляют: ухудшение отношений с традиционными союзниками СССР Ираком, Сирией и Ливией в первой половине 90-х гг. перекрыло нашей стране перспективу возвращения долгов на сумму свыше 35 млрд. долл, а участие России в международных санкциях против Ирака и Сирии обернулось самой настоящей катастрофой, поскольку убытки Москвы составили еще около 16 млрд. долл (9). Как говорится, комментарии излишни.
В контексте сказанного мы ни в коей мере не оправдываем ни политику поддержки международного терроризма, проводившуюся длительный период времени руководством Ливии, ни стремление Тегерана получать доступ к военным ядерным технологиям, ни агрессивные поползновения Ирака в отношении соседних государств. Но процесс урегулирования региональных конфликтов и снятие конфронтационных моментов в межгосударственных отношениях должны проходить не в одностороннем порядке (''с позиции силы'', как это имеет место у Соединенных Штатов Америки, особенно в последнее время), а исключительно при соблюдении интересов всех участников политического процесса в регионе, в том числе и России, причем исключительно в рамках международного права.
Однако получается так, что кроме малоэффективных демаршей, на фоне напористого геополитического давления Соединенных Штатов в зоне Персидского залива, заметной внешнеполитической активности Турции, лихорадочной деятельности Саудовской Аравии на Кавказе и в Центральной Азии, повышенному вниманию Ирана к этим регионам реально Москва мало что может предложить. Ведь до сих пор до конца Кремлем даже не разработана сколь-нибудь вразумительная концепция внешней политики и политики в области безопасности.
Речь идет о концепции, которая бы определила основные направления и приоритеты внешнеполитической деятельности России и в которой был бы дан четкий ответ на ряд элементарных вопросов (например, кто для России является в данный момент времени ''другом'', а кто ''соперником'', к кому она может относиться нейтрально и т.д.); где были бы обозначены основные цели и задачи российской внешней политики, а также отмечены те вызовы и угрозы внутреннего и особенно внешнего порядка, с которыми сколь-нибудь уважающее себя государство непременно должно считаться. Более того, стране необходима полноценная, многогранная, научно обоснованная государственная доктрина, которая содержала бы в себе и военную доктрину, в основании которой лежала бы понятная большинству населения страны национальная идея, и в которой Ближний и Средний Восток занял бы место, соответствующее значимости этого крупного мирового региона для России.
Только так, и не иначе, Москве можно обеспечить защиту и реализацию своих национальных интересов, а то что они есть, были и будут - это факт, не требующий особых доказательств. И в самом деле: разве может существовать полноценное государство, тем более такое крупное и имеющее длительную историю, как Россия, не формулируя своих национальных интересов? Ответ на этот вопрос напрашивается сам собой.
2
Защита социокультурной общности и удовлетворение потребностей входящих в нее индивидов и групп есть основная функция той политической общности, которую мы называем государством. В национальных интересах выражаются основные, жизненные потребности нации, народа, связанные с наиболее полной реализацией своих ресурсов, а также стремление занять то место в мире, которое максимально соответствует культурно-историческим и духовным традициям страны.
В данном контексте Ближний и Средний Восток для России имеет непреходящее значение. Ведь именно отсюда исходят опосредованные "пантюркизмом", "панисламизмом", ''ваххабизмом'' и прочими -измами наибoльшие угрозы территориальной целостности и безопасности российского государства. Но одновременно здесь же таятся и ключи к великодержавности (в хорошем смысле слова), к поступательному развитию экономики России, а значит и ключи к развитию ее интеллектуального потенциала, военно-промышленного комплекса, социальной сферы и т.п. Как тут не вспомнить слова одного из корифеев советской дипломатии А.Громыко, особо подчеркивавшего тот факт, что роль нашей страны в таком важном регионе, как Ближний и Средний Восток, к тому же находящемся в непосредственной близости от ее границ, - это ''отнюдь не роль стороннего наблюдателя''. В этой связи он приводил слова В.И.Ленина, который говорил, что ''наша ближневосточная политика есть для нас дело самого реального и непосредственного жизненного интереса'' (ПСС. Т.45. С.239). И далее резюмировал: ''Эти ленинские слова тем более актуальны сегодня'' (10).
Спрашивается: на чем же конкретно, на каких именно вопросах концентрируются сегодня интересы России в этой зоне мира?
По мнению известного отечественного специалиста, ученого-востоковеда А.М.Васильева, национально-государственные интересы России в этом регионе сегодня концентрируются на трех основных вопросах: нефть (ее экспорт/импорт, возможность влияния на ценообразование на мировом рынке), взаимоотношения с достаточно пестрым мусульманским миром (с учетом исламского фактора во внутренней политике России), арабо-израильский конфликт и пути его урегулирования (11). Мы, в свою очередь, можем добавить еще три, а именно: военно-техническое сотрудничество с рядом стран этого региона, возврат России некоторыми из них долгов, оставшихся еще с советских времен и борьбу с международным терроризмом, имеющим во многом исламскую окраску и географически ''происходит'' из этого региона.
О чем же конкретно идет речь? Рассмотрим кратко эти вопросы, правда не в том порядка, в каком они перечислены выше.
? Средний Восток - это крупнейший в мире экспортер энергоресурсов. Но экспорт углеводородного сырья является основным средством наполнения бюджета и для России. Москва постепенно теряет свои позиции на мировом рынке нефти.. Соответственно этому теряет свои доходы и государство. Поэтому в условиях длительного падения цен на ''черное золото'' и сокращения объемов его добычи в нашей стране через сотрудничество в данном вопросе с средневосточными экспортерами Россия могла бы изменить ситуацию с очевидной для себя выгодой. Образование своеобразного экспортного тандема ''Россия - Ближний/Средний Восток'' означало бы фактическое доминирование на мировом рынке нефти, а значит установление прямого контроля за ценами на это стратегически важное сырье.
? Диверсифицированные военно-технические контакты также могли бы стать важнейшим источником поступлений в общегосударственный бюджет, средством формирования устойчивой зоны влияния России в данном регионе и ликвидации возникшего дисбаланса военных потенциалов, который является причиной напряжения и конфликтности во всей ближне- и средневосточной подсистеме межгосударственных отношений. Это особенно актуально в свете острейшей конкуренции и стремления США и других экспортеров вооружений вытеснить российский ВПК с этого регионального рынка, который является одним из крупнейших сегментов международного рынка в целом. Ведь именно здесь находятся три крупнейших получателя основных видов обычных вооружений (тройка мировых лидеров) за пятилетие с 1991 по 1995 гг.: Турция (с объемом закупок в 8,096 млрд. долл.), Египет (7,138 млрд. долл.) и Саудовская Аравия (7,092 млрд. долл.)., а в мировую десятку крупнейших получателей вооружений входит также Израиль (4,293 млрд. долл).
По данным военных аналитиков, по такому показателю, как экспорт высокотехнологичной военной продукции, в 2000 г. Россия заняла почетное второе место после США, активно работая на рынке развивающихся стран, спрос которых на вооружения постоянно растет (объем продаж у России за прошлый год - 7,7 млрд. долл.; у США - 18,6 млрд. долл). И не в ее интересах, чтобы обнаружила себя тенденция к снижению объема продаж (12).
Сегодня из шести крупнейших партнеров России в этой сфере, по меньшей мере, три представляют Ближний и Средний Восток (это ОАЭ, Алжир и Сирия) и есть поле для расширения военно-технического сотрудничества с этими странами (например, с Ираном, который еще в 1994 г. тратил на военные цели сумму, равну. 13,439 млн. долл). Более того, есть возможности расширения географии такого рода сотрудничества за счет включения в него других стран региона. Как отмечают некоторые эксперты, положительным фактором, ''работающим'' на российских экспортеров оружия, является то обстоятельство, что основу вооружений вышеуказанных и ряда других стран региона составляет оружие советского и российского производства.
? Далее. На данный момент времени государства этого региона должны России порядка $30 млрд. Среди них долг Ирака (по разным подсчетам) составляет около 7 млрд. долл., Сирии - от $ 7 до 10 млрд., а ливийскаий долг вообще превышает 10 млрд. долл. (13). Для российской экономики, тем более в ее нынешнем состоянии, это достаточно большая сумма. Но, с другой стороны, понятно, что страны-''должники'' сегодня не в силах расплатиться по счетам, поэтому можно использовать этот ресурс для предоставления льгот российским экспортерам, работающим на рынках этих стран, для получения дополнительных заказов, создания преференционных условий в плане инвестиций и т.д.
? Национально-государственным интересам России также отвечает создание ''фронта борьбы'' с исламским экстремизмом и терроризмом, приобретшим в последнее время поистине глобальное измерение, но во многом имеющим ближневосточное происхождение. Мы имеем в виду проявления радикализма, впервые вышедшего на арену в конце 70-х гг. и сегодня пышным цветом расцветшего и в данном регионе, и далеко за его пределами. Его масштабы впечатляют, а технико-организационные возможности просто поражают. Настораживают также угрозы исламских радикалов (например, небезызвестного У.бен Ладена) использовать в случае необходимости оружие массового поражения или его отдельные компоненты.
Не лишним будет также обратить внимание читателя на тот факт, что отдельные сегменты Ближнего и Среднего Востока вполне подпадают под категорию ''теневых зон'', ''зон огранченного суверенитета'', т.е. в такие сегменты политического пространства, в которых орудуют силы т.н.''мирового подполья''. Речь идет о территориях, где власть перешла от официальных структур в ''другие руки'', где ни один государственный институт не действует или большая часть их парализована, где царит право силы со стороны полукриминальных или просто криминальных структур (14). Именно здесь сосредоточиваются убежища наркомафии, лаборатории по отработке криминальных методов в бизнесе и заповедники терроризма как ''нового вида войн'' (Б.Дженкинс), который может прикрываться лозунгами национально-освободительной борьбы., партизансакой войны (''герильи''), движения за права меньшинств, борьбы с ''неверными'' и т.д.
На этом фоне особенно настораживает наблюдаемое в политике США стремление столкнуть Россию с исламским миром. С этой целью Вашингтон пытается задействовать исламский радикализм, переориентировать действия исламистов с Западной Европы и США на ''южное подбрюшьея'' России и других стран СНГ. Сегодня это отчетливо проявляется на примере Чечни и в целом Северного Кавказа (15), в выдавливании России из Закавказья в связи с ''большой игрой'' на ниве нефтяной дипломатии в районе Каспия, а также в том, как Вашингтон пытается разрешить кризисные и конфликтные ситуации в других зонах мира. Непосредственную угрозу территориальной целостности России представляет активность ''ваххабитов'' в Чечне и в некоторых других северокавказских субъектах Российской Федерации (особенно в Дагестане).
* Большая часть вызовов и угроз России вызвана неурегулированностью
''конфликтных узлов'' на Ближнем и Среднем Востоке. При этом не будем забывать, что именно этот регион является эпицентром (ядром) конфронтационного поля, в которое постепенно втягиваются приграничные районы России. Попытки же со стороны ''сильных мира сего'' контролировать и управлять разрушительными тенденциями, которые господствуют сегодня в закавказских и центральноазиатских государствах, заранее обречены на провал без реального партнерства с государствами Ближнего и Среднего Востока.
В этом плане Россия заинтересована в скорейшем урегулировании арабо-израильского конфликта. Промедление в разрешении этой проблемы в конечном итоге может привести к войне (пусть даже незначительной по масштабу), но факт наличия в арсенале государств региона смертоносного оружия создает угрозу военной и экологической безопасности как на южных рубежах, так и на территориях самогo российского государства. Между тем в Израиле проживают сотни тысяч выходцев из России (по некоторым оценкам их численность приближается к миллиону), а на самой ее территории находятся крупные еврейские общины. Поэтому арабо-израильский конфликт для Москвы это не только внешнеполитическая, но в определенной мере и внутриполитическая проблема.
Особую опасность представляет эскалация напряженности в ''курдском узле'', который находится в непосредственной близости от границ России. Кроме того, на ее территории проживает большое количество курдов. И вероятность того, что ''волны'', которые может породить стремительное самоопределение Курдистана и порожденная этим череда конфликтов с соседними государствами, достигнут России в виде потока беженцев, распространения оружия, наркотиков и т.п. очень велика. Причем есть различия в том, как складывается ситуация в различных сегментах исторического Курдистана. Если, например, в турецком сегменте в течение многих лет Анкара ведет настоящие боевые действия с формированиями Рабочей партии Курдистана, то в иракском сегменте существуют органы власти и управления курдов, т.е. налицо их автономия, достигнутая в результатет многолетнего противостояния с Багдадом (фактически обеспечиваемая патронажем со стороны США). В то же время с лета-осени 2001 г. участились сообщения о резкой активизации исламских экстремистов в этом сегменте исторического Курдистана, выливающиеся в боестолкновения с протегеранскими и пробагдадскими вооруженными формированиями. И, судя по всему, произошла эта активизация не без участия У.бен Ладена и его организации ''Аль-Каида''. Последнее обстоятельство представляет уже непосредственную угрозу национальной безопасности нашей страны и требует адекватных мер воздействия на складывающуюся ситуацию.
? Но, пожалуй, самым важным национально-государственным интересом (если угодно, ''интересом интересов'') России на Ближнем и Среднем Востоке являются ее взаимоотношения с миром ислама, имеющие в современных условиях как внешнеполитическое звучание, так и внутриполитический смысл. Ведь ''исламский пояс'' начинается прежде всего в самoй России. Как свидетельствуют некоторые источники, количество мусульман в нашей стране каждый год увеличивается примерно на 400 тыс. чел., при этом что население России ежегодно в абсолютных цифрах уменьшается на 700 тыс. чел. Как показывают некоторые источники, доля мусульманского населения нашей страны выросла с 8,5 % в 1950 г. (оценка по СССР/СНГ на основании данных переписи 1937 г.) до 18,5 % в 2000г. И если дело пойдет так и дальше, то по прогнозам демографов число мусульман в нашей стране к 2025 году достигнет трети населения (16). Количество мусульман сейчас составляет (по разным оценкам) от 22 до 25 млн. чел., при том что численность населения России, составлявшая в 1997 г. около 150 млн. чел., в настоящее время уже снизилась до 146 млн. чел. (17).
Поскольку это серьезнейшая проблема, хотелось бы обратить внимание читателя на ряд ключевых моментов. Что конкретно мы имеем в виду?
Последнее время мы часто слышим широковещательные заявления различного рода политиков и общественных деятелей о том, что-де граждане России ''обречены жить вместе'', строить ''общероссийский дом'' и т.д. Но возникает вопрос: а что объединяет нас, какой ''цемент'' скрепляет столь сложный организм, каким является наше государство, в котором живут представители столь различных конфессий и культур? Вразумительного ответа на этот главный вопрос мы практически не слышим. Но ведь здесь-то и скрыта основная проблема.
По нашему мнению, для россиян на сегодняшний день необходима как бы ''двойная идентичность''. Мы имеем в виду такого рода самоопределение, которое бы производилось в двух ипостасях: с одной стороны, их идентификация как граждан многонационального и поликонфессионального государства, а с другой стороны, как людей, принадлежащих к определенному народу (нации, этносу), исповедующих вполне определенную религию и являющихся носителями вполне определенных культурных образцов. При этом обе эти идентификации должны находиться между собой в определенном балансе. Если, скажем, центр тяжести чрезмерно сместится в сторону национальной (или этнической) идентификации, как это имеет место, к сожалению, сегодня, то государство неминуемо прийдет к упадку и распаду.
Мы полагаем, что схема двойной идлентификации наиболее полно отвечает интересам как православной, так и мусульманской конфессий современной России. Но в данном случае при анализе т.н. ''двойной идентичности'' нельзя забывать о культурных факторах сближения и взаимного отторжения России и мира ислама. Здесь налицо влияние как негативных, так и позитивных факторов. Что греха таить: Москва привыкла рассматривать территории бывших южных республик Советского Союза как естественный ареал своего влияния, что нередко порождает у нее имперские амбиции и позволяет внешним силам нет-нет да и обвинять ее в неоимпериализме. Не случайно ряд наиболее критически настроенных по отношению к Москве политических движений и организаций на Кавказе, в странах Ближнего и Среднего Востока рассматривают Россию не иначе, как ''исторического агрессора'', но при этом как бедную страну, которая (в отличие от западных держав) не способна сохранить свое влияние в регионе иным путем, нежели посредством грубого применения силы.
Справедливости ради, следует сказать, что этим настроениям противостоят и позитивные факторы. В частности, хорошо известен тот факт, что представлявшие православие и ислам государства практически никогда жестко не конфликтовали между собой. Не стоит забывать и то обстоятельство, что сегодня ислам - не застывшее явление. Он меняется и делает это с целью адаптироваться к требованиям мирового рынка., к условиям, создаваемым глобальными коммуникациями, к той логике, которую влечет за собой интеграция мусульманских стран к мировую экономику. И хотя, безусловно, в исламе присутствуют крайне агрессивные, экстремистские моменты, неизбежно порождающие выплески исламского радикализма, это ни в коей мере не снижает реформаторского потенциала исламской цивилизации в целом (18).
Учитывая исторический опыт сосуществования двух конфессий в лоне одного государства, сегодняшние ресурсы, которыми обладает Россия для налаживания конструктивного диалога с мусульманскими странами, считаем, что противостояние по оси: ''Россия - мир ислама'' (русско-чеченская война, борьба с радикализмом ваххабитов на Северном Кавказе, гражданская война в Таджикистане, в которую также вовлечена Россия и т.д.) есть лишь политическая проблема, притом во многом навязанная Западом и сознательно провоцируемая им, а не производная от межцивилизационного конфликта, имеющего глобальное измерение. Стоит особо подчеркнуть этот момент. Как верно замечает И.П.Добаев, сегодня налицо явное стремление определенных кругов США и их партнеров по НАТО переориентирорвать экспансию исламского экстремизма на поликонфессиональную Россию с таким расчетом, чтобы она-то и оказалась на переднем крае противостояния христианской и мусульманской цивилизаций. С этой целью предпринимаются попытки навязать нашей стране роль своеобразного громоотвода от т.н.''исламской угрозы'', втянуть ее в военно-политическую конфронтацию с мусульманскими государствами, с различными исламскими течениями (19).
Однако не только и не столько эти внешние факторы порождают значительные трудности во взаимоотношениях Москвы с исламскими странами и народами. Мы не ошибемся, если скажем, что наибольшую трудность для сближения нашей страны с исламским миром сегодня представляют факторы внутриполититические, т.е. контрпродуктивная позиция правящей в нашей стране элиты, которая демонстрирует полное пренебрежение, а зачастую и элементарное невежество в отношении как исламских государств, так и тенденций внутрироссийского развития сил исламской ориентации.
Не будем дальше развивать эту тему. Ограничимся сказанным. Возвращаясь же к общей постановке вопроса о национально-государственных интересах нашей страны на Ближнем и Среднем Востоке, отметим, что для их защиты и реализации у России (даже в ее нынешнем, далеко не идеальном состоянии) вполне достаточно ресурсов и возможностей, которые могут обеспечить ей проведение сбалансированной, прагматичной линии во внешней политике на данном направлении. Что позволяет нам сделать столь оптимистический вывод? На то есть основания.
Во-первых, это прочный фундамент партнерских отношений с частью арабского мира, заложенный еще в бытность Советского Союза. Это, так сказать, еще ''наследие СССР''. Москва поддерживала стремление националистических режимов Египта, Ирака, Сирии и ряда других стран освободиться от постколониальных форм зависимости, пусть и в угоду логике ''холодной войны'', но тем не менее это было именно так. Армии этих государств были укомплектованы и до сих пор еще пользуются советским оружием и бронетехникой, которая, правда, уже давно нуждается в ремонте и модернизации, а значит и в помощи российских специалистов. В Иране, Сирии и Ираке в 70-80-е гг. с помощью СССР были сооружены десятки, если не сотни, промышленных объектов и объектов инфраструктуры, которые также требуют реконструкции и переоснащения. Были подготовлены тысячи специалистов из арабских государств и Ирана, знающие нашу технику и русский язык. Кроме того, как мы уже отмечали выше, Ближний и Средний Восток остается крупнейшим в мире покупателем вооружений.
Во-вторых, попытки США установить однополюсный мир, которые с каждым днем становятся все более очевидными, вызывают естественную тревогу и опасения у правящих и части оппозиционных элит стран этого региона. Россия с ее стратегическими возможностями могла бы выступить для них на определенных условиях гарантом безопасности и ликвидировать возникший с распадом СССР дисбаланс в ближне- и средневосточной подсистеме международных отношений.
В-третьих, основой для сотрудничества может выступить потенциалльно гармоничная экспортно-импортная взаимозависимость и взаимодополняемость экономики России и ряда стран Ближнего и Среднего Востока (правда, при недостатом развитии соответствующей инфраструктуры), а также совокупный контроль России и стран региона над большинством месторождений природных ресурсов, в первую очередь, топливно-энергетических. По мнению ряда экспертов (в частности, А.И.Неклессы), налицо и определенная макроэкономическая сопоставимость регионов этих стран. Идеологическая основа - контекст идей т.н. ''третьего пути''. Правда, подобный сценарий развития поддерживается рядом стран Ближнего и Среднего Востока, да и рядом других развивающихся стран только при условии, что Россия переориентирует свою внешнеполитическую и внешнеэкономическую деятельность, отказавшись следовать в ''форватере'' Запада (20).
В-четвертых, это гуманитарные контакты. Сегодня тысячи выходцев из России проживают в странах Ближнего и Среднего Востока. В свою очередь, тысячи людей из этого региона каждый год приезжают в Россию за тем, чтобы получить высшее образование. По своим возможностям это бесценный ресурс, ибо культурное влияние, духовные контакты намного продолжительнее и сильнее, чем экономические, торговые или даже политические связи.
Делая вывод, можно с уверенностью сказать: Москва, безусловно, имеет здесь свои интересы. Регион был и продолжает оставаться стратегически важным для России. Что касается ресурсов и возможностей проводить соответствующую политику, то они у Москвы есть. Их достаточно, хотя это, конечно же, не те ресурсы и не те возможности, которые были у Москвы в эпоху существования СССР.
3
По нашему убеждению, внешнеполитическая линия Москвы в этом регионе должна стать результатом взаимозависимости двух моментов: во-первых, наличных возможностей и ресурсов, и, во-вторых, конкретных целей и вытекающих из них задач. Иными словами, речь идет о новой стратегии нашего государства в этом сегменте мирового политического пространства. С этой точки зрения, наиболее адекватной тем условиям, в которых ныне находится Россия, могла бы стать политика фрагментарного изоляционизма и балансирующей равноудаленности (или равноприближенности) по отношению к основным мировым центрам силы. Что мы конкретно имеем в виду и почему именно такая стратегия сегодня может быть эффективной?
Несмотря на колоссальные потери и издержки на пути т.н.''реформ'', Россия все же сохранила определенные позиции в мире высоких технологий, на рынке вооружений и по некоторым показателям все еще считается великой державой, но прежний ''советский подход'' во внешней политике, как нам представляется, однозначно неприемлем. Во-первых, кардинально изменилась геополитическая ситуация в Евразии и политическая ситуация в самoй Россия (она, увы, более не сверхдержава). Во-вторых, главной задачей, которую призвана решать сегодня наша страна, является не возврат ею геополитического статуса СССР, а сохранение целостности и суверенитета в пределах ныне существующих границ, т.е. обеспечение национальной безопасности в ближайших по отношению к ее территории ''защитных оболочках''.
Москва не может проводить на Ближнем и Среднем Востоке наступательную политику посредством заключения стратегических союзов и альянсов, через неизбежную конфронтацию с другими великими державами и т.п. Но при этом она не может и уйти из этого жизненно важного региона мира. Единственно возможным вариантом остается своеобразная "игра" на противоречиях различных геополитических систем (тюркской, иранской, арабской) с поощрением, где это необходлимо, противостояния образующих эти системы (в качестве своего рода "ядер") государств.
Размышляя о том, какую политику (по идее) могла бы проводить наша страна в данном регионе и что могло бы характеризовать ее как "органичную" для России, уже упоминавшийся нами политолог В.Л.Цымбурский еще в начале 90-х гг. верно подметил, что она должна быть в известной мере консервативной политикой, т.е. связанной "с поддержанием по возможности спокойствия на окаймляющих ее территориях-"проливах", с наведением связей-"мостов" поверх и в обход конфликтных очагов, вспыхивающих у ее границ, с четкой, дробной проработкой системы геополитичесикх, экономических, оборонительных интересов и дифференцированным подбором союзников на каждый интерес'' (30).
Иными словами, необходим точно выверенный, гибкий регионализм во внешней политике и асимметричный подход к государствам этого региона. Последнее предполагает необходимость выделения в рамках Ближнего и Среднего Востока приоритетных субрегиональных систем (соответственно, государств), ''работа'' с которыми может принести максимальные выгоды России и которые позволят в полной мере реализовать ее внешнеполитический потенциал. Но одновременно с этим России придется дистанцироваться от ряда актуальных или потенциальных противников, геополитически ориентированных на те центры влияния, которые находятся в сфере влияния атлантистски ориентированных сил.
Как отмечает один из известных отечественных специалистов-международников, "было бы политически наивно и даже вредно игнорировать то обстоятельство, что осуществляя, а по мере необходимости и наращивая свое присутствие в некоторых регионах в качестве посредника (Балканы, Закавказье, Центральная Азия, Приднестровье), Россия способна обеспечить рост своего политического влияния, добиться выгодного для себя изменения внешнеполитического курса заинтересованных в бесконфликтном развитии государств.
Подобная вовлеченность нашей страны в международно-политические процессы современности отнюдь не всегда может и должна быть направлена на скорейшую, полную и окончательную ликвидацию "горячих точек" в мировой политике. Нельзя не признать: за подобные суждения нередко упрекают в политическом цинизме и, что еще более серьезно, есть немалые сомнения в целесообразности проведения такой политики. Но одновременно даже самые последовательные зарубежные защитники "либерального национализма" признают, что "распад любого многонационального государства способен создавать вакуум силы или новое соотношение сил между его наследниками. Эти результаты бывают стратегически выгодны другим государствам" (31). Так почему же этим не воспользоваться? В данном случае речь идет о выгодах для России, которые открываются для нее на Ближнем и Среднем Востоке в новой геополитической ситуации.
В данный момент Россия должна исходить не столько из перспективы установления многополюсного мира, сколько из большой вероятности возврата к биполярной модели межгосударственных отношений. Только теперь тот полюс, который ранее занимал СССР, скорее всего займет бурно развивающийся Китай. Даже если вариант "новой холодной войны" и не реализуется в полной мере, то определенного рода противоречия по оси: "Пекин - Вашингтон" будут оказывать существенное влияние на всю мировую динамику. Поэтому следует, наконец-то повернуться лицом к Востоку и в рамках этого поворота "не разъединять, а наоборот, собирать Евразию".
Именно таким должен быть базовый императив российской внешней политики в современных условиях. Это та естественная или, если угодно, "органическая" функция России, максимально отвечающая ее культурно-историческим и географическим особенностям и традициям. Ведь через российские просторы проходят самые короткие и дешевые пути, связывающие Атлантический и Тихоокеанский макрорегионы. В этом плане Ближний и Средний Восток - это южный полюс Евразийского континента, от стабильности и интегрированности которого зависит безопасность и прочность "континентального моста".
Уточним в этой связи два принципиальных момента. Первый из них связан с тем, что, говоря о необходимости повернуться лицом к Востоку, мы вовсе не отрицаем значимости других векторов внешнеполитической деятельности современной России. Как подчеркивает К.С.Гаджиев, ''...Россия, выходящая на многие регионы, не может не строить свою внешнеполитическую стратегию по многовекторному принципу. Здесь какой бы то ни было выбор по формуле ''или-или'' в пользу какого-либо одного направления в ущерб другим неминуемо сопряжен с крупными стратегическими просчетами''. Но верен и более общий вывод, который делает этот автор: ''В современном мире вообще не совсем конструктивна сама мысль о западной или восточной ориентации и соответствующих ориентирах внешнеполитической стратегии России, поскольку нынешние реальности таковы, что...много Востока присутствует на Западе и еще больше Запада - на Востоке.
Ныне Россия занимает не просто полуокраинное по отношению к мировым центрам положение, как это было до первой мировой войны, или положение одного из двух полюсов в двухполюсном миропорядке послевоенного периода, а срединное пространство между Европой, Дальним Востоком и мусульманским миром. В то же время она является центром притяжения стран постсоветского пространства, тем самым составляя ось новой группировки стран и народов, которая, строго говоря, не образует единого географического региона'' (32).
Таким образом, это та очевидная геополитическая реальность, с которой трудно не считаться. Но есть и второй (более значимый) момент. И связан он с тем, что можно было бы назвать геоцивилизационной перспективой развития России. Здесь необходим уже более широкий взгляд на проблему, ее рассмотрение в свете изменения фаз большого исторического цикла, или, как выражается известный отечественный политолог А.С.Панарин, мирового ''мегацикла'', который характеризуется периодической сменой цивилизационных доминант (попеременно, восточной и западнической). Исходя из этого, данный автор формулирует весьма важный тезис, который совпадает с нашей точкой зрения: ''В России, по-видимому, наступает момент решительного перелома официального господства западнического либерализма, страна вступает в новый период духовного самоопределения, связанного с поворотом к Востоку. Россию соблазняли ''открытым обществом''. Но оказалось, что последнее означает гегемонию США, победивших в ''холодной войне'', и запрет защищаться от их экономической, духовной и геополитической экспансии. Сегодня в России фактически уже сложился (хотя и не нашел еще адекватного выражения на уровне официальной политики) общенациональный консенсус относительно того, что программа ''возвращения'' России в ''европейский дом'' не состоялась и ей необходимо заново определять и свою идентичность, и свою политику'' (33).
Вернемся однако к непосредственному предмету нашего разговора. Та роль и тот вариант долгосрочной стратегии России в международных делах на ближне- и средневосточном направлении, о которых мы говорили выше, позволили бы ей в перспективе преодолеть угрозу конфедерализации, способствовали бы ее консолидации ее политического ''организма'', а заодно и развитию экономического потенциала, налаживанию дружеских связей с ''ближним зарубежьем''. Отношения с последним следует строить таким образом, чтобы создавалось стабильное и безопасное окружение России, столь необходимое ей для решения своих проблем, что, в конечном счете, позволило бы России вновь стать одним из глобальных центров силы. В свою очередь, это дало бы возможность уже на новом уровне перейти к новой внешнеполитической стратегии и новой практике во внешней политике.
В этой связи следует также добавить, что практически все экономические связи бывших южных республик Советского Союза были ориентированы на север, поэтому экспортные возможности центрально-азиатских стран, по сути, являются конкурирующими, а не взаимодополняющими. Запутанность же и напряженный характер в сфере межэтнических и межконфессиональных отношений в этих странах требуют совместной, хорошо скооперированной деятельности по разрешению ненасильственным путем вновь возникающих и уже существующих конфликтов.
Наиболее приемлемым стратегическим партнером для России может выступить Иран, являющийся страной, объективно заинтересованной в деле образования стабильного, без внутреннего напряжения ''южного полюса Евразии''. Ряд общих интересов делают Москву и Тегеран естественными союзниками, особенно если учесть заметное давление на государства Ближнего и Среднего Востока со стороны Вашингтона. Как и Россия, Иран ? это многонациональная страна, где при господствующем положении ислама
шиитского толка представлены и другие религии. Поэтому устранение межэтнических противоречий, нет-нет да возникающих на периферии этого государства (в провинциях, населенных азербайджанцами, курдами, белуджами и т.д.) и в сопределеных с ним странах (например, в Закавказье и Центральной Азии), представляет для Тегерана, как, впрочем и для Москвы, первостепенную задачу, от выполнения которой во многом зависит судьба этой страны: либо распад и полная дезинтеграция государства, либо обуздание разрушительного действия этнонационалистических и сепаратистских сил.
Стремление Турции разжечь среди кавказских и центральноазиатских государств острое ощущение своей национальной принадлежности посредством их инкорпорирования в тюркский мир является дестабилизирующим фактором на ''южном полюсе'' Евразии и, очевидно, что интересы Анкары, по сути, противоположны интересам Москвы и Тегерана. ''Пантюркизм'' в этом регионе - явно конфронтационная, провоцирующая противостояние идеология, поскольку она служит основой для разрушительных межэтнических конфликтов, а в конечном счете и механизмом вытеснения России из данного сегмента мирового пространства. В данном случае предметом беспокойства для Москвы может стать усиливающийся альянс Анкары с Тель-Авивом. Он стал формироваться в начале 90-х гг. и явно выгоден Турции в плане усиления ее позиций в отношениях с малоприятными соседями: Ираном, Сирией и Ираком. В последнее время эксперты обращают внимание на возможность подключения к этому альянсу Азербайджана, который давно и тесно связан с Анкарой узами ''пантюркистской солидарности''.
Все это является еще одним весомым аргументом для образования геополитической оси: ''Россия ? Иран'', которая могла бы стать серьезным противовесом реально существующей оси ''Вашингтон - Анкара''. Для более тесного альянса в качестве промежуточного звена на Кавказе вполне могла бы выступить Армения, имеющая общие границы с Ираном и объективно противостоящая турецкому влиянию в регионе. (Попутно заметим: точно такую же для России играет и Таджикистан в Центральной Азии, который может в перспективе выступить заслоном на пути возможной китайской экспансии, а заодно и буфером между Россией и перманентно нестабильным Афганистаном).
Необходимо способствовать развитию единого геоэкономического пространства, которое включало бы на начальном этапе Россию, Иран, Армению (желательно с перспективой подключения к ним центральноазиатских государств). Политические контакты необходимо скреплять тесными экономическими связями. В этом смысле реализация транспортного коридора через территорию Ирана (и, соответственно, строительство судоходного канала между Каспием и Персидским заливом) стала бы лучшим вариантом меридианальной интеграции. Этот ''трансъиранский'' канал снял бы многовековую для России проблему черноморских проливов, т.к. в этом случае они потеряли бы свое стратегическое значение. Более того, при благожелательном отношении к этому проекту со стороны Тегерана открывались бы уникальные возможности соединения по самым коротким маршрутам Евразийского геоэкономического пространства и стран, входящих в ''Индоокеанское кольцо'' (здесь ''законодателем мод'' является Индия). До реализации этого амбициозного проекта еще далеко, но плоды политики ''малых дел'' уже есть. Мы имеем в виду достижение весной 2000 г. соглашения с Ираном о наведении морской паромной переправы п.Амирабад (на иранском берегу Каспия) ? п.Лагань (Калмыкия), который станет составной частью транспортного коридора ''Север-Юг'' (34).
В силу объективных причин политическое противостояние Турции и России неизбежно. И лучшим способом противодействия ее геополитическому давлению на южных рубежах России могло стать образование оборонительной геополитической оси: ''Москва - Ереван - Турецкий Курдистан''. Ведь рано или поздно проблема самоопределения Курдистана станет основной для сопредельных с ним государств. Поэтому уже сегодня необходимо делать шаги в направлении поэтапного переориентирования курдской элиты на российско-иранскую ось, подчеркивая при этом иранское происхождение курдов, с тем, чтобы в дальнейшем избежать неконтролируемого развития освободительного движения курдов, конфронтационный потенциал которого уже сейчас огромен.
Что касается внешней политики России в арабском мире, то она должна быть чрезвычайно диверсифицирована. Главной задачей Москвы здесь является разрешение существующих конфликтов, в частности арабо-израильского. В современных условиях у России нет надобности в том, чтобы содействовать превращению арабского мира в силовой полюс (''жесткий кластер'', по Зб.Бжезинскому), ибо это создало бы значительное перенапряжение региональной оси противостояния между Израилем и Ираном. Арабские государства служат своеобразным амортизатором в этом противостоянии. Консолидированный арабский мир неизбежно бы занял позицию неприятия любой гегемонии, с чьей бы стороны она ни исходила: со стороны Тель-Авива или со стороны Тегерана. В последнем случае Тегеран, переориентируя свою внешнюю политику, вынужден будет свернуть свою активность на севере (прежде всего в Закавказье и Центральной Азии), а это привело бы к серьезному столкновению интересов Турции и России, чего Москва должна любым способом избегать. В настоящее время активность Турции уравновещивается внешнеполитической деятельностью Ирана, но если последний перестанет быть заметным игроком на закавказском и центральноазиатском ''поле'', то амбициозным планам Анкары по формированию тюркского пояса от Боснии до Синцьзяна, кроме России, просто некому будет противостоять.
Поэтому в ее интересах, при участии государств Среднего Востока и великих держав, выработать дополнительные (к уже существующим) структуры и механизмы по урегулированию арабо-израильского конфликта и на основе совместных усилий перевести геополитическую динамику палестинского конфликта в позитивное русло, придать новый импульс мирному процессу на Ближнем Востоке, а значит прервать нарастание конфронтационных тенденций в регионе.
Достаточно перспективными с точки зрения разрешения ''ближневосточного тупика'' выглядят отношения с Израилем. Конечно, роль России в регионе сегодня несравненно меньшая, чем некогда всесильного СССР, но она уже во многом и другая, не подверженная логике ''холодной войны''. Однополюсный мир, построение которого Вашингтоном видится исключительно по американским стандартам, а также мини-вариант этого Pax Americana, устанавливаемый на Ближнем и Среднем Востоке, весьма далек от совершенства. Он не решил прежде и не решает сегодня проблемы Израиля. Американское присутствие в регионе не предотвратило бомбардировок Израиля в ходе войны в Персидском заливе, не говоря уже об обстрелах севера этой страны с территории Ливана силами ''Хезболлах''. Американские инвестиции в израильскую экономику оказались не так уж велики, а американо-израильские отношения (при отсутствии у США потребности в Израиле как региональном форпосте борьбы против советского влияния на Ближнем и Среднем Востоке) значительно охладились. Эти расхождения в позициях Израиля и США Москва, безусловно, должна использовать в своих интересах.
Москва, конечно, внимательно следит за усилившимися в последнее время контактами Израиля с Турцией. Они касаются выгодного Тель-Авиву экономического и военного сотрудничества (в частности, упрощенного обмена военными и гражданскими технологиями, сельскохозяйственными ноу-хау и т.д.), которое усиливает позиции Израиля во враждебном арабском окружении. Однако пока альянс Анкары и Тель-Авива не воспринимается Москвой как сколь-нибудь серьезный вызов или угроза национальной безопасности.
Конечно, экономические интересы России в сообществе арабских государств и в целом исламском мире сегодня несравненно шире, чем в Израиле. Но следует помнить, что Россия с ее близостью к региону, с повышенным риском сепаратизма некоторых территорий на южных границах, с опасностью политического экстремизма и терроризма и т.д., более чем кто бы то ни было из международных посредников, заинтересована в прочном и устойчивом урегулировании длительного конфликта в Палестине, в развязывании ''узлов противоречий на юге Ливана, на Голанских высотах и т.д.. И не взирая на то, что сама Россия характеризуется политической неустойчивостью и экономической нестабильностью (это непременные характеристики системы, находящейся в переходном состоянии), она не может устраниться от конфликтной ситуации на Ближнем и Среднем Востоке, предоставив разрешение арабо-израильского конфликта другим державам или вообще пустив дело на самотек.
Для успешной реализации меридиональной стратегии по оси: ''Север-Юг'' России должна усилить свою внешнеполитическую активность по всем каналам: дипломатическим, экономическим, военным, гуманитарным и т.д. Отсутствие материальных ресурсов необходимо компенсировать тем, чтобы умело строить свою дипломатию с использованием всех возможных средств: использования права голоса в Совете безопасности ООН, своего остаточного влияния в регионе, знания ситуации и исторических прецедентов, ведения тонкой игры на противоречиях региональных центров силы (при отсутствии жесткой зависимости от них) и т.д. Исходя из этого, подчеркнем: сегодня особенно важен прорыв на том направлении внешней политики нашего государства, которое напрямую выводит его к обширному и весьма разнородному миру исламских стран, пространственным ''ядром'' которого является регион Ближнего и Среднего Востока. Это обстоятельство и делает данное направление одним из ключевых векторов внешней политики России на мировой арене в условиях постбиполярности.
Примечания и сноски
1. Говоря о политико-географических параметрах интересующего нас региона, мы опираемся на франкоязычную традицию в употреблении терминов ''Ближний Восток'' и ''Средний Восток'' (в нашей литературе ее придерживается такой известный ученый-востоковед, как А.М.Васильев). По нашему мнению, она в большей мере, нежели модная сегодня американская традитция, соответствует истине. Согласно этой традиции, географически Ближний Восток - это все арабские страны, лежащие восточнее Ливии + Израиль, а Средний Восток - это "квартет", состоящий из Турции, Кипра, Ирана и Афганистана.
В современных условиях, тем более учитывая геополитическую динамику этой обширной части мирового пространства, трудно четко отделить (как таковые) Ближний Восток и Средний Восток. Не случайно все чаще, особенно в отечественной литературе, встречается объединяющий термин: "Ближний и Средний Восток", что, с нашей точки зрения, представляется правильным.
2. См. об этом: Brzezinski Zb. Out of Control. Global Turmoil on the Eve of the Century. N.Y., 1993. P.205-212.
3. См. Цымбурский В.Л. Сердцевина Земли или остров на материке // Россия. 1991. № 51.
4. Conant M.A., Gold F.R. The Geopolitics of Energy. Boulder (Colo)., 1978. P.5.
5. Егорин А.З. Египет нашего времени. М., 1998. С.330.
6. Стоит заметить, что это один из самых амбициозных проектов ''Газпрома'', связанный с дальнейшим закреплением этой компании на турецком рынке, который уже сегодня на 2/3 контролируется ею. Реализация проекта должна дать российскому бюджету 25 млрд. долл. чистой прибыли за 25 лет. Соглашение с турецкой стороной было подписано премьер-министром России В.Черномырдиным еще в декабре 1997 г., сама же сделка была заключена между ''Газпромом''и итальянской комапанией ЭНИ в ноябре 1999 г. При этом ''Газпром'' и ЭНИ выступили соучредителями компании ''Блюстримпайплайн'', которая становится владелицей морского части газопровода (кстати, самого глубоководного в мире) протяженностью 200 км. Собственник и оператор сухопутной части ''Голубого потока'' ? 'Газпром'' (см. об этом: Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., 2001. С.455-456).
7. См. Сажин В. Каковы рамки российско-иранского партнерства? // НГ-дипкурьер. 2001. № 4.
8. Иеринг Р. Цель в праве. СПб, 1881. С.406-407.
9. См. Бажанов Е.П. Эволюция российской внешней политики // Современные международные отношения: Учебник. М., 2000. С.496-497.
10. Громыко А. Памятное. Кн.2. М., 1988. С.200.
11. См. Васильев А.М. Будущее российской политики на Ближнем Востоке // Вестник РАН. Т.68. №6. 1998. С.501.
12. См. об этом: Ваганов А. США и Россия вооружают ''исламскую дугу''. Мировая торговля оружием как индикатор геополитических интересов супердержав // Независимая газета. 2001, 23 августа.
13. См. Васильев А.М. Указ. соч. С.495, 501.
14. См. об этом подробно: Рофер К. ''Теневые зоны'' на карте мира // За рубежом. 1992. № 26-27.
15. Как говорится, факты - упрямая вещь. О ''двойном стандарте'' Запада в отношении Кавказа, о том, как явно или неявно он потворствует сепаратистам и национал-радикалам, ''торопя'' распад России, свидетельствует, например, та геополитическая спешка в отношении региона, которая прослеживается даже в используемом официальном языке и визуальных образах. Как свидетельствует известный ученый-этнополитолог В.А.Тишков, ''в официальных документах Европейского Союза применительно к Северному Кавказу господствует заимствованное из бытового российского языка клише ''Россия и Кавказ'' или ''агрессия России на Кавказе''. Одна из последних карт мировых конфликтов, подготовленная ассоциированной при ООН конфликтологической службой, в перечне стран с насильственными конфликтами показывает Чечню и Дагестан при отсутствии России вообще как некоей territoria nullis'' (Тишков В.А. Вперед, назад или в никуда? (Северный Кавказ: проблемы и политика) // Вестник Миротворческой миссии на Северном Кавказе. Вып.2. Пятигорск, 1998. С.27).
16. Свободный Египет. 1997, 17 октября.
17. Существуют, правда, и более скромные оценки доли мусульманского населения в общей численности населения современной России. Так, в экспертном докладе ''Ислам в неисламском мире'' М.Тульский приводит такие данные: в 1989 г. в нашей стране мусульмане составляли 11,83 млн. чел. В 1999 г. по расчетам демографов, основанных на данных Госкомстата о естественном приросте и миграциях, их численность увеличилась до 13,17 млн. чел., т.е. составила 9% населения страны (см.: Независимая газета. 2001, 29 сентября).
18. Васильев А.М. Росcия и мусульманский мир - партнеры или противники? // Известия. 1998, 11 марта.
19. См. Добаев И.П. Исламский радикализм в международной политике (напримере регионов Ближнего и Среднего Востока и Северного Кавказа). Ростов-на-Дону, 2000, С.4.
20. Неклесса А.И. Россия в новой системе координат - цивилизационных, геоэкономических, геополитических // Цивилизации и культуры. Научный альманах. Вып. 3: Россия и Восток: геополитика и цивилизационные отношения. М., 1996. С.68-69. См. также: Ходов Л. Рынки стран Персидского залива и возможности российского экспорта // Внешняя торговля. 1998. №1.
30. Цымбурский В.Л. Указ. соч.
31. Фельдман Д.М. Международные отношения и конфликты будущего столетия // Космополис. Альманах 1999. М., 1999. С.140-141.
32. Гаджиев К.С. Геополитика. М., 1997. С.349, 347-348.
33. Панарин А.С. Двуполушарная структура мира: переосмысление дихотомии ''Восток - Запад'' // Восток (Oriens). 1998. №2. С.26.
34. Этот путь в 1200 км из Азии в Европу (от Индии через Бендер-Аббас на юге Ирана и далее на север к Амирабаду, затем по Каспию к порту Лагань) в 6-7 раз короче, чем традиционный маршрут через Красное море и Суэцкий канал, Средиземное море и вокруг Европы. Груз, который будет отправляться из Бендер-Аббаса на берегу Персидского залива пройдет путь в Берлин через Лагань и Элисту за 7 суток. При этом время доставки грузов будет в 5 раз меньше, чем при традиционном маршруте через Суэц и вокруг Европы.
Дугин А.Г.
Кавказский узел
Кавказ является традиционной сферой противостояния русских и западноевропейских геополитических интересов. Войны за контроль над Кавказом и Закавказьем велись на протяжении последних трехсот лет между евразийским полюсом (Москва) и атлантистским полюсом (западная Европа, особенно Англия). Смысл позиционной геополитической войны состоял в следующем: Россия стремилась выйти к теплым морям, к Югу, к Индии и Индийскому океану, Англия стремилась всячески противостоять этому. Кавказские войны, Крымская война, все русско-турецкие и русско-иранские войны имели именно этот геополитический смысл. С обратной от России стороны всегда находилась Англия. Эта же картина столкновения на Кавказе русско-английских интересов была и вначале ХХ века и в послереволюционные годы.
Царская и позже Советская Россия, понимая центральное значение этого региона, сумела в целом решить геополитическую ситуацию в свою пользу, и добилась победы на среднестратегическом уровне: укрепления контроля над Восточным побережьем Черного Моря и над большей частью Каспия. Хотя задача максимум - выход к Океану, так и не была решена. Последняя стратегическая операция в этом направлении - вторжение в Афганистан - закончилась неудачей.
В ХХ веке особым значением стал обладать фактор нефти, как движущей силы индустриальной цивилизации. И в этой перспективе традиционно ключевое значение кавказского региона стало еще более центральным за счет Каспия. По своим запасам Каспийский регион является вторым после Саудовской Аравии.
С середины ХХ века многовековой дуализм между Россией и Западом (особенно Англией), называемый в геополитической науке дуализмом "евразийство- атлантизм", воплотилось в противостоянии двух сверхдержав СССР - США. Следовательно, проблема кавказского региона и прилегающих к нему территорий оказалась частным случаем глобального противостояния.
Это противостояние никуда не исчезло и после распада СССР, но, напротив, обнаружилось со всей наглядностью именно его геополитическое (а не только идеологическое или политэкономическое) содержание.
Все перестроечные и постперестроечные конфликты в этом регионе были выражением столкновения двух глобальных геополитических сил, которые прямо или косвенно стояли за более мелкими действующими лицами социальных, религиозных, идеологических и этнических усобиц.
Любое рассмотрение кавказского региона в геополитической системе координат предполагает конечное сведение всей многосложной картины реальной расстановки сил к глобальному геополитическому дуализму, к столкновению всегда и во всем противоположных геополитических интересов России и США (шире - стран Северо-Атлантического Союза).
Исходя из геополитического дуализма можно легко сформулировать конечную геополитическую цель и евразийцев и атлантистов в кавказском регионе. Задачей Евразии является укрепление центростремительных тенденций, сохранение всего этого пространства под стратегическим контролем Москвы, создание устойчивой конструкции, продолжающей геополитические традиции царской и советской России, всегда находившей возможности через гибкую систему контроля и многофакторную методологию сохранять и укреплять свое влияние и свое стратегическое присутствие.
Атлантисты заинтересованы в прямо противоположном. Прямые геополитические интересы США состоят в том, чтобы вывести всю зону из-под влияния Москвы, нарушить устоявшуюся геополитическую систему, перекроить кавказскую территорию с тем, чтобы Запад смог извлечь из этого максимальную стратегическую выгоду.
В американском плане есть две стадии: разрушительная и созидательная. Первая предполагает дестабилизацию Кавказа, разрушение системы баланса сил и приводных ремней стратегического контроля Москвы. Здесь предполагается использование самых разнообразных факторов, часть из которых используются чисто прагматически и не имеют ничего общего с теми силами, которые будут приоритетно поддерживаться на следующем этапе. Этот второй этап будет заключаться в стабилизации ситуации, но уже в качественно новой обстановке, когда ключевые позиции в регионе будут сосредоточены в руках либо прямо проамериканских, либо опосредованно служащих антлантистским интересам сил.
Москва, соответственно, должна ориентироваться на симметричную модель: в первую очередь необходимо всячески поддерживать хоть хрупкое, но равновесие, противодействуя первой фазе атлантистского плана. Но так как в реальной ситуации процессы идут в разрушительном ключе особенно после событий 11 сентября 2001 г., то помимо чисто охранительной стратегии, Москва должна подстраиваться под уже начавшиеся разрушительные процессы, не пассивно, но активно противодействуя им, пытаясь разрушить операции противника, смешать ему карты, привнести деструктивный элемент в те систему и структуры, которые начинают им создаваться. Кроме того, уже отчужденные от Москвы регионы Кавказа (три страны СНГ) должны стать ареной активной геополитической деятельности, направленной на блокирование там атлантистских импульсов, подрыва проамериканских групп влияния и организаций, на дестабилизацию социально-политического положения, особенно в тех случаях, когда начинают отлаживаться позитивные связи местных политических и экономических элит с США и их стратегическими партнерами.
Основной угрозой безопасности России является отсутствие однозначной политической формулировки идентификации "геополитического противника", что только и может сделать доктрину национальной безопасности полноценной, не противоречивой и действенной. Политическое руководство РФ должно уяснить тот очевидный геополитический факт, что нашим главным противником является США, атлантизм и его стратегические партнеры, и что все остальные страны, народы и группы рассматриваются исключительно как нечто промежуточное, как поле столкновения интересов двух объективных цивилизационных и геополитических полюсов - Евразии и Мирового Острова (США, НАТО).
Следовательно, вся кавказская проблема приобретает в геополитическом срезе новое измерение.
Центром геополитической активности на современном Кавказе сегодня является Чечня. Она является символом и индикатором всей гаммы геополитических и стратегических трансформаций в регионе, динамическим центром перемен.
Весь современный чеченский конфликт повторяет исторические константы кавказской геополитики: борьбу против России-Евразии в интересах атлантизма (ранее Англии, сегодня США). Все дело усугубляется еще и тем, что и в самой современной России, как этот ни парадоксально, очень сильно откровенно атлантистское (русофобское) лобби, которое выступало открыто на стороне Ичкерии в военных действий 1994-1995, 1999-2000 гг. Затихнув сегодня, оно никуда не исчезло.
Чечня стала детонатором разрушения "русского мира" в регионе Кавказа, повторяя путь Армении, Грузии и Азербайджана на последних этапах СССР. Но так как в настоящее время эти страны СНГ оказались в положении самостоятельных государств.
Главной стратегической задачей чеченской войны было отторжение части российских территорий от Центра, создание беспокойной конфликтной зоны, с аморфной государственностью. При этом атлантисты опирались на все силы, объективно заинтересованные в сепаратизме без особых различий.
На самом деле, эти антироссийские силы в Чечне делились и делятся на две составляющие: проамериканское лобби, связанное с официальной Анкарой и "ваххабитами" Саудовской Аварии, и на местных националистов, опирающихся скорее на Иран, суфизм, турецкую фундаменталистскую оппозицию. Обе силы солидарны в антирусской ориентации, и поэтому на первом этапе были в равной степени поддержаны Западом. Операция в Афганистане отодвинула события в Чечне для атлантистов на второй план, но вяло текущий кризис сохранияет для них пути влияния на ситуацию во всем Северокавказском регионе.
Грузия, Азербайджан и Армения являются важным компонентом геополитической картины Кавказа, и на их примере можно заметить некоторые объективные закономерности того пути, по которому еще только придется пройти другим народам региона.
Христианская Армения, начав с проатлантистской политики "независимости от Москвы", воспроизводя историю начала века, когда армяне предпочли большевистской Москве "белую" атлантистскую Антанту, быстро осознала все минусы своего геополитического местонахождения в окружении исламских государств при отсутствии выхода к морю и качественных безопасных путей сообщения, и заняла однозначно промосковскую стратегическую позицию. Вместе с тем активно развиваются региональные связи с Ираном, что вытекает из общей антиатлантистской евразийской концепции оси Москва-Тегеран.
Православная Грузия более всего была ориентирована антирусски, но и здесь мало-помалу религиозно-геополитическая рефлексия пробуждается, и осознание необходимости альянса с Евразией дает о себе знать, что делает шатким положение режима Шеварднадзе.
Сложнее всего с Азербайджаном, который, будучи наиболее "просоветской" и "промосковской" республикой в то время, когда в Армении и Грузии кипели антимосковские страсти, в настоящее время ориентирован преимущественно на Турцию и напрямую на США. Ваххабитское влияние здесь минимально, так как азербайджанцы - шииты, но атлантизм поддерживается через политическое, этническое и экономическое посредство Анкары. Напряженности с Ираном способствует также проблема Южного Азербайджана, находящегося на иранской территории.
Мы можем рассортировать различные политические силы кавказского региона, включая целые народы и страны по геополитической шкале.
Есть инерциально промосковское лобби, поддерживаемое выходцами из регионов, занявшими крупные посты в федеральных структурах - персоны наподобие Абдулатипова, Хасбулатова и т.д. - и основывающееся на старых советских лидерах. В исламской среде эта тенденция носит неопределенный характер. Но в христианских странах и анклавах помимо инерциального остаточного русофильства замечаются и новые тенденции, основанные на актуальном осознании всей сложности геополитического пребывания в чуждом религиозном окружении. Яснее всего это видно в Армении и Осетии, более расплывчато - в Грузии.
Второй тип - национал-сепаратизм с опорой на автохтонность и с ориентацией на незападный, "традиционалистский" путь развития. Это наиболее "пассионарная" часть региональных лидеров, ориентированных против всякого универсализма - будь то русского или американского. Как правило, это мусульмане-фундаменталисты суфийской или филошиитской ориентации, с явными симпатиями к Ирану и определенной антипатией к "арабскому исламу".
Третий тип - кавказский сепаратизм с ориентацией на Запад, Саудовскую Аравию и официальную Турцию, причем моралистический суннитский "ваххабизм" здесь вполне может соседствовать с либерал-демократическими откровенно атлантистскими темами.
Стратегия России на Кавказе должна учитывать общий геополитический контекст. В данный момент происходит активный слом одной модели влияния и контроля над регионом и возникает насущная потребность в другой модели. Эта новая модель помимо традиционной методологии поощрения пророссийских настроений у региональных элит и игре на внутренних противоречиях, должна учитывать совершенно новую, не существовавшую ранее ситуацию - необходимо различать два вида сепаратизма, из которых один является абсолютно неприемлемым и отрицательным как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе, а второй, напротив, может быть в долгосрочной перспективе использован в положительном для Москвы ключе.
Иными словами, наши сегодняшние противники - сепаратисты "традиционалисты", "фундаменталисты" проиранской ориентации - могут быть использованы в дальнейшем для геополитической пользы России.
Важнейшее геополитическое значение имеет фактор каспийской нефти и соответственно нефтепровода. Стратегические планы США сводятся к тому, чтобы организовать геополитическую зону, соединяющую Каспий с турецким побережьем Черного моря, причем эта зона должна быть неподконтрольной ни РФ, ни Ирану. Это предполагает создание "Кавказского государства" или нескольких государств, под турецким или непосредственно американским влиянием.
Это предполагает дальнейшее втягивание Азербайджана в зону влияния Турции по этническому (расовому) признаку. Грузия должна войти в проект через свою политическую элиту и прозападный клан Шеварднадзе. Остальные кавказские народы - через распространение "ваххабитского" ислама, завязанного на Саудовскую Аравию.
Конфигурация трубопровода или ряда трубопроводов предполагает в таком случае вывод каспийско-черноморской зоны из-под влияния России. Это является важнейшей геополитической задачей США, так как мировые запасы нефти строго ограничены, а именно через контроль над нефтью и ее транспортировкой в развитые страны, США удается сохранять мировую гегемонию.
СССР не уделял особого внимания Каспийской нефти, предпочитая развивать месторождения на Севере Евразии, поэтому в настоящей ситуации контроль над Каспием и над каспийско-черноморским пространством, является стратегической задачей глобального противостояния атлантизма и евразийства.
Общая структура геополитического контекста всего кавказского региона диктует Москве границы ее стратегии.
Основным императивом этой стратегии является необходимость противостоять планам США и их сателлитам в этом регионе, т.е. противодействие всем проектам и трендам, могущим быть охарактеризованными как "атлантистские". Именно это должно быть поставлено во главу угла. Атлантизму следует противостоять не только лобовым образом, но и через мнимое сотрудничество с ним под видом совместных "миротворческих" усилий.
Исходя из этого императива, следует закрепить позиции Москвы на Кавказе. Особенно надо учитывать те тенденции промосковской ориентации, которые складываются по новым силовым линиям, а не по инерции, сохранившейся с советского периода. В этом смысле, необходимо смотреть вперед и высчитывать те факторы, которые могут выполнять центростремительную функцию после возможного политического отпадения регионов от прямой зависимости от Москвы. Наилучшим примером может служить Армения, которая возвращается к пророссийской геополитической ориентации (являющейся, впрочем, исторической константой армянской политики) после определенного периода "русофобии" и сепаратизма.
Уже сейчас следует закладывать структурные сети в расчете на грядущие трансформации. Если создание "Кавказского Государства" станет реальностью, а этого нельзя исключить, сознавая стремление США (и соответственно Турции) добиться этого любой ценой (фактор нефти является здесь особенно значимым), Москве имеет смысл уже сейчас сориентировать в соответствующем ключе тех лидеров и представителей политических движений, которые в свою очередь в дальнейшем могли бы служить подрывными элементами в новом образовании относительно проамериканского и протурецкого курса. Речь идет о "фундаменталистской", "суфийской", "автохтонной" версии кавказского исламизма (и национализма), ориентированной на Иран и против США (Запада). Для этой цели имеет смысл кроме всего прочего использовать армянскую диаспору, укорененную в политической реальности Кавказа и прекрасно знающую поведенческие модели и мотивации региональных элит (свою эффективность армянские спецслужбы доказали в азербайджанских событиях, приведших к смещению Эльчибея).
Так как одной из главных сфер противостояния является нефть, то Москве следует заключить с Ираном политический и стратегический пакт, в соответствии с которым обе страны будут с двух сторон способствовать дестабилизации тех кавказских регионов, где сильно влияние Турции, "ваххабизма" или непосредственно США, и напротив стабилизации тех районов, где сильны позиции Ирана и России. Именно эти варианты трубопровода - Российский и Иранский следует обоюдно поддерживать с приоритетом прокладывания его через дружественные (в долгосрочной перспективе) РФ и Ирану геополитические образования. Тегеран должен стать стратегическим партнером Москвы по контролю над ситуацией в Черноморо-Каспийском регионе.
Лютвайтес Е.В.
Россия и кавказский узел глобальной политики
(опыт геополитического анализа)
Выйдя из забытья, геополитика обрела в России, как некогда в Германии, чрезвычайную популярность. О степени ее официального признания красноречиво свидетельствует факт существования в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации соответствующего комитета, публикации забытых теоретиков евразийства, большое количество учебной и публицистической литературы. Вместе с тем, геополитике присущ некоторый налет изотеризма (как учения о таинствах мировой политики) и ее место окончательно не определено в системе традиционной классификации академических дисциплин, а многие даже оспаривают научную ценность геополитической парадигмы.
В СССР геополитики официально, как академической дисциплины, не существовало. Ее функции выполняли другие дисциплины - география, стратегия, военная география, теория международного публичного права и международных отношений, этнография, этнопсихология и т.д., которые изучались в соответствующих учебных заведениях.[1] Но вся внешнеполитическая деятельность советского руководства - стремление укрепить свои позиции на юге Евразии, проникновение в Африку, Южную Америку (в пику доктрине Монро), вторжение в Афганистан - наталкивает исследователей на мысль, что неофициально должен был существовать какой-то центр принятия геополитических решений, в котором синтезировались наработки других наук[1].
В классическом смысле под геополитикой ("гео"+"политика") понимается детерминация жизненных интересов народов территорией, природным пространством, на котором они проживают (его климатом, размером и прочими характеристиками), т.е. воздействие географической среды, природных условий на народы, их стремления и историю. По мнению Збигнева Бжезинского, бывшего советника по национальной безопасности президентов США с 1977 по 1981 годы, "для большей части истории международных отношений фокусом политических конфликтов являлся территориальный контроль... территориальный императив был основным импульсом, управляющим поведением государства-нации."[2] Пространство (нем. - der Raum) для геополитики как метода - отправная точка анализа государственного устройства, внутренней политики, этнографии, этнокультуры и этнопсихологии. Совокупность этих факторов определяет, дескать, принятие внутри- и внешнеполитических решений. Однако, развитие коммуникационных средств, авиации, космических технологий существенно снижают значение территориального фактора в международных отношениях и не обязательно делают его доминирующим. Кроме этого, главный недостаток геополитической парадигмы состоит в том, что она не дает ясного ответа на вопрос: кто и как осуществляет управление тем или иным историческим процессом в глобальном масштабе и, таким образом, отвлекает научный анализ от первопричины и предыстории важных проблем современности.
Учитывая сказанное и пытаясь восполнить указанный недостаток, предпримем, тем не менее, умозрительный эксперимент: применить геополитическую парадигму, рассматривая роль Кавказа через призму глобальной политики, ибо говорить о внутренней и международной политике (внешней политике национальных государств), принимая во внимание события последнего времени, уже, по-видимому, не имеет смысла.
Размышления и обзор публикаций на данную тему следует предварить одним важным социолингвистическим примечанием. Забота о пространственном и военном величии в России всегда трактовалась как идея ДЕРЖАВности ("ДЕРЖать", "уДЕРЖивать", т.е. как семантическая идея "сохранять", "сберегать"). Если язык рассматривать как символическую среду существования этничности (а еще Бердяев указывал на роль просторов в формировании русской этничности), то в любопытном ракурсе предстают этимология и семантика однокоренных русских слов "СТРАНа" и "проСТРАНство". Неслучайно, что для русского служение отечеству (напр., на военном поприще) было более престижным, чем гражданская служба. Собирание земель и сохранение собранного пространства было первостепенной задачей для любого российского государя, задачей, ради которой часто жертвовали благополучием своих подданных. Русские всегда гордились размерами своей страны ("одна шестая суши"), поэтому распад СССР, как показывают эмпирические исследования[3], воспринимается не иначе как геополитическое унижение, как трагическое сжатие исторически освоенной территории. Поэтому потеря статуса сверхдержавы ущемляет национальное самосознание многих больше, чем бедственное состояние русской культуры, науки и традиционное бездорожье.
У русских интерес к Кавказу давний. Г.В. Вернадский, изучая монгольский период русской истории, указывал в конце 20-х годов прошлого века, что русские военные отряды "ходили с татарскими царями далеко за Дон, из которого раньше половцы мешали им испить воды шеломом." Так, ростовские и ярославские князья с царем Мегу-Тимуром наведывались в Дагестан "на ясский град Дадаков" в 1277-1278 годах, а "гости Рустии" - русские купцы - "были в большом числе в Орде на Северном Кавказе во время убиенья князя Михаила Ярославовича Тверского (1319 г.). По всему Северному Кавказу можно было найти в это время "церкви христианские", где молились эти купцы."[4]
Связи Московского государства с Кавказом стали постепенно устанавливаться после ослабления татаро-монгольского владычества над Русью (победа на Куликовом поле в 1380 году, стояние на реке Угре 1480 год) и разброда в самой Орде. В то время на мелкие разрозненные кавказские общества начали распространять свое влияние турецкий султан и крымский хан, которые разоряли хозяйство горцев, угоняя скот, брали в плен рабов. Из рабов они формировали войска для борьбы с другими, прежде всего, славянскими народами, а женщины, особенно, девушки, представляли собой доходный товар на невольничьих рынках и пополняли гаремы султанов и ханов. В связи с этим горцы стали положительно смотреть на Московское царство. Впоследствии мелкие горские князья стали союзниками Москвы. Два века (середина XVI - середина XVIII) Россия большой активности на Северном Кавказе не проявляла, сконцентрировавшись на укреплении своих западных границ и борьбой со Смутой и прочими внутренними проблемами. Наибольшую активность в освоении северокавказских земель и Причерноморья Россия стала проявлять при Петре I в конце XVII века с момента похода на Азов. Екатерина II, правившая Россией с 1762 по 1796 годы, противодействуя поползновениям Франции и Англии, проявлявшим интерес к утверждению своего господства на Кавказе, стала строить военно-оборонительные линии и крепости от устья Кубани до устья Терека. Именно сюда переселялись многочисленные казаки, обустраивая свои станицы и хутора.[5]
История борьбы за влияние на Кавказе между Россией, Турцией и Ираном насчитывает несколько столетий. (С конца ХХ века в нее стали вмешиваться нетрадиционные игроки: Саудовская Аравия, Иордания, Афганистан и другие.) Апофеозом этой борьбы в XIX веке стала развязанная Европой Крымская война 1853-1853 годов, являвшаяся, по сути, мировой. Англия и Франция для реализации своих интересов всячески подстрекали Турцию, обещая ей мощную поддержку. Турция охотно поддалась подстрекательству, преследуя свои реваншистские цели - возвращение северного побережья Черного моря, Кубани, Крыма. Но военные действия между Россией и Турцией были всего поводом к войне всего объединенного Запада против России: Европа сделала вид, что защищает мирную Турцию от русской агрессии. Для этого был использован миф, будто Россия стремится к расчленению Турецкой империи. Нейтралитет Австрии и Пруссии был переходной ступенью к открытой вражде. Под благовидным предлогом "спасения" Османской империи, готовилось вытеснение России с Ближнего Востока и Балкан и утверждения здесь британского влияния.[6]
В своих письмах, трижды опубликованных в Лондоне в середине XIX века, британский путешественник Эдмонт Спенсер, выполнявший, судя по содержанию своих сообщений, разведывательную миссию, тем более, прибывший в Черкесию в 1830 году нелегально на судне контрабандистов под видом генуэзского врача, размышляя, по сути геополитически, о значении Кавказа отмечал:
"... сама природа образовала этот барьер в скалистых горах и сильных ущельях Кавказа. Именно здесь она (Россия - Е.Л.) наиболее уязвима; развитие событий и природа страны указывает на это нам, как на место, где мы можем выступить против нее с уверенностью в успехе". Сильное беспокойство у Спенсера вызывала возможность России утвердиться на Кавказе: "ибо мы можем быть уверены, что когда Россия будет полностью обладать кавказскими ущельями, мы в течение нескольких лет увидим Турцию и Персию включенными в ее и без того уже разросшуюся империю и ее победоносное оружие диктующие условия нам самим в Калькутте!"[7] Как тут не вспомнить озабоченность по поводу омовения сапог русских солдат в водах Индийского океана (В.В. Жириновский). Любопытно, что приблизительно в это же время русский поэт и дипломат Ф.И. Тютчев, осмысливая роль России в мировой истории в стихотворении "Русская география" писал:
Москва и град Петров, и Константинов град -
Вот царства русского заветные столицы...
Но где предел ему? и где его границы -
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам судьбы их обличат...
Семь внутренних морей и семь великих рек...
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...
Вот царство русское... и не прейдет вовек,
Как то провидел Дух и Даниил предрек[8].
Русь стремилась на Кавказ, омываемый теплыми водами Черного моря, издревле. От Рюрика до Владимира I в источниках отмечается "удальство воинов и постоянное опустошение ими константинопольских пределов. Добыча и корыстолюбие награждали и обогащали и воинов, и великих князей. ... под крепостью Доростелем герои наши оказывали чудеса храбрости, которая доходила до остервенения".[9] Известно, что русские ладьи господствовали на Черном море, называвшимся прежде Русским, еще во времена Олега, который прибил свой щит на ворота Константинополя в качестве символа этого господства. Читаем у Тютчева:
"Аллах! пролей на нас твой свет!
Краса и сила правоверных!
Гроза гяуров лицемерных!
Пророк твой - Магомет!..."
"О наша крепость и оплот!
Великий бог! веди нас ныне,
Как некогда ты вел в пустыне
Свой избранный народ!..."
Глухая полночь! Все молчит!
Вдруг... из-за туч луна блеснула -
И над воротами Стамбула
Олегов озарила щит.[8].
В настоящие дни Кавказ (его северное пространство) в геополитическом отношении - один из наиболее уязвимых регионов Российской Федерации. До 1991 года Черное море являлось отправной точкой России в плане проекции своей военно-морской мощи на район Средиземноморья. Но уже к середине 90-х годов Россия была оттеснена от береговых зон (римленда) и осталась с небольшой береговой полосой на черноморском побережье, в полном соответствии с "теорией анаконды", которая является компонентом концепции "Морской силы" (талассократии). Согласно этой концепции путь к мировому господству лежит через доминирование в Мировом океане, что позволяет контролировать береговые зоны, а, значит, и международную торговлю.
На то, что потеря Россией Кавказа будет способствовать возобновлению влияния Турции в регионе, также указывает геополитик атлантизма и глобализма, один из руководителей Центра стратегических и международных исследований США, член Совета по международным отношениям, Трехсторонней комиссии, Бильдербергского клуба и Мирового форума (все - центры управления глобальной политикой) Бжезинский[2]. Новые независимые государства Закавказья - Грузия, Армения, Азербайджан - усилили возможности Турции по восстановлению однажды утраченного влияния в этом регионе. Турция наращивает военное сотрудничество с Азербайджаном, которое вплотную приблизилось к уровню военно-политического союза. Это геостратегическое сближение представляется вполне логичным. Определенными кругами в Турции Туран истолковывается не как политическое, а как географическое понятие, которое могло бы стать названием для будущего турецкого государства, которое объединит турок мира. Поскольку создание пантюркского государства напрямую связывается с распадом России, то Турция всегда вступала в союзнические отношения с ее геополитическими противниками. Она поддерживала гитлеровскую коалицию во Второй мировой войне, и ее нейтралитет был фиктивным: 27 турецких дивизий, оснащенных немецким и английским вооружением, зимой 1943 года стояли в готовности у южных границ СССР. Лишь разгром коалиционных войск под Сталинградом удержал Турцию от вторжения. Бывшему президенту Турции Т. Озалу ХХI век видится как "век Турции", имеющей перспективу нового исторического объединения тюркских народов Средней Азии и Кавказа под турецкой эгидой. Не случайно Турция в числе первых признала независимость республик Центральной Азии и Закавказья, установив с ними дипломатические отношения,[10] а также интенсивно создает совместные предприятия в Азово-Черноморском регионе - на своих бывших подконтрольных пространствах. По мнению Бжезинского, Турция, как важная фигура на Евразийской "шахматной доске", "стабилизирует регион Черного моря, контролирует доступ из него в Средиземное море, уравновешивает Россию на Кавказе ... служит южным якорем НАТО". Дестабилизированная Турция обеспечила бы России "восстановление контроля над недавно получившими независимость государствами Кавказа."[2] Небезучастна в этом процессе и Украина, которая, преследуя свои цели, подыгрывает глобалистам в кавказской шахматной партии. Бжезинский положительно отзывается о ее роли в ослаблении позиций России: "... Украина вступила в сотрудничество с Турцией, чтобы ослабить влияние России на Черном море, и поддержала ее усилия направить потоки нефти из Средней Азии на турецкие терминалы."[2]. С учетом сказанного, Турция (и, как видно, не только она) должна стать объектом пристального анализа при конструировании геополитической модели Кавказа.
В соответствии с рекомендациями геостратега американского могущества Спикмена, которые он изложил в первой половине 40-х годов, геополитическую мощь государств можно сравнивать по следующим 10 критериям[1]:
- Поверхность территории.
- Природа границ.
- Объем населения.
- Природные ресурсы.
- Экономическое и технологическое развитие.
- Финансовая мощь.
- Этническая однородность.
- Уровень социальной интеграции.
- Политическая стабильность.
- Национальный дух.
Целесообразным представляется изучать те или иные процессы развития и политики государств как систему влияния следующих факторов:
1) географических,
2) политических,
<< Пред. стр. 1 (из 5) След. >>
Список литературы по разделу