<< Пред.           стр. 4 (из 12)           След. >>

Список литературы по разделу

  В 1994 году горожане составляли почти четыре пятых среди всех случайно занятых, однако разрыв между долями сельского и городского населения в этом пуле постоянно сокращался. В 2001 году случайная занятость состояла из горожан уже только наполовину. Случайная занятость в виде самозанятости в личном подсобном хозяйстве или в виде разовых услуг по уборке урожая явилась, возможно, вынужденным выходом из сложившейся на селе ситуации массовой ликвидации рабочих мест в крупных хозяйствах, унаследованных от колхозов или совхозов. Необходимо заметить, что рост сельского населения в случайной занятости может быть связан и с фактором сезонности. Если большинство проведенных интервью в 1994-1998 гг. приходилось на ноябрь, декабрь, то в 2000-2001 гг. - на октябрь. А в октябре сельскохозяйственные работы еще не прекращаются.
  Теперь обратимся к таким характеристикам семей как состояние в браке, размер семьи и число детей. В 1995 году доля состоящих в браке среди случайно занятых возросла по сравнению с 1994 годом и разрыв в 20 пп в сохранялся в течение всего периода наблюдений. Что касается размера семьи и количества детей в семье, то здесь распределение работников и среди случайно занятых, и среди постоянно занятых отличается незначительно. И в постоянной занятости, и в случайной занятости в основном преобладают работники из небольших семей (3-4 человека), без детей или с одним ребенком. Однако доля работников, проживающих в больших семьях, среди всех случайно занятых постоянно росла, тогда как среди постоянно занятых эта доля постепенно сокращалась. Эта тенденция представляет собой, по-видимому, своего рода эффект дохода при ограничении возможностей постоянной занятости.
  Теперь посмотрим на уровни случайной и постоянной занятости внутри социально-демографических групп. Здесь наблюдается общая тенденция: уровень постоянной занятости внутри всех выделенных нами социально-демографических групп постепенно снижается, а уровень случайной занятости растет.
  Отметим лишь те группы, где этот рост был наибольшим. В 2000-2001 гг. примерно 10% среди самых молодых были заняты случайными и разовыми подработками, а уровень постоянной занятости в данной группе составил около 15%. Среди россиян с общим средним образованием также каждый десятый занят случайной работой. Уровень случайной занятости среди многодетных (3 и более детей) составил к 2001 году 15,5%. Доля случайных работников среди группы тех, кто имеет большие семьи ("больше 5 человек в семье"), выросла почти в два раза и достигла отметки 10%.
  Мы описали масштаб и динамику случайной занятости, а также проанализировали социально-демографические характеристики случайных работников. Теперь обратимся к анализу факторов, определяющих вероятность наличия случайной работы.
 Факторы случайной занятости
  Для оценки факторов случайной занятости мы использовали модель probit регрессии. Зависимой переменной здесь является наличие случайной занятости. В выборочную совокупность здесь входят только занятые индивиды.
  Регрессионное уравнение (1) выглядит следующим образом:
 
  гдеYi - дамми-переменная (случайная занятость - 1);
  в противном случае - 0;
  a0 - константа,
  ai - регрессионные коэффициенты.
  В качестве независимых мы использовали следующие переменные:
  * sex - дамми переменная, отражающая пол респондента (1 - мужчины, 0 - женщины);
  * age - возраст респондента, представлен в виде 6 дамми переменных, соответствующих десятилетним возрастным группам, за базу принята группа 60-72 года;
  * educ - образование респондента. Оно измерялось с помощью 4-х дамми переменных: образование ниже среднего, образование среднее, образование среднее специальное и образование высшее (последнее является базовой переменной);
  * marriage - дамми переменная, показывающая состояние респондента в браке;
  * nfm - размер семьи;
  * nchildren - количество детей в семье;
  * location - тип поселения, дамми переменная (1 - город, 0 - село);
  * pension - факт получения пенсии (по возрасту или по инвалидности) (1 - получает пенсию, 0 - не получает пенсию);
  * student - статус учащегося (1 - является учащимся (в школе или техникуме, или ПТУ или институте); 0 - не является учащимся);
  * year - год опроса, раунд; шесть дамми-переменных, где 2001 год является базовым уровнем сравнения;
  * region - регион, измерялся с помощью 8 дамми переменных, отражающих федеральные округа и 2 столицы (базовая категория сравнения - Москва, Санкт-Петербург).
  Основная проверяемая переменная - parameter. В уравнения по очереди106 подставлялись те или иные детерминанты в соответствии с поставленными задачами. Они включают в себя:
  * месячный заработок
  * уровень безработицы в регионе;
  * наличие случайной работы в прошлом раунде.
  Низкая оплата труда коррелирует с тем, что человек занят на случайных подработках. Случайная занятость, как правило, не требует высокого образования и специфического капитала, что обусловливает и низкую оплату за выполнение такой работы. Кроме того, случайная занятость часто не предполагает работу на полный рабочий день, что также сокращает размер месячного заработка107.
  Мотивация включения в уравнение уровеня безработицы в регионе состоит в том, чтобы учесть ситуацию на локальном рынке труда. Более высокая безработица создает давление на имеющиеся вакансии и ограничивает доступ к постоянной работе.
  Блокируя возможности для мобильности и профессионального роста, случайная занятость может самовоспроизводиться. Наличие случайной занятости в прошлом раунде, увеличивает вероятность быть случайным работником и в течение следующего раунда. Проверить это утверждение можно путем включения переменной случайной занятости в прошлом раунде в эконометрическое уравнение.
  Полученные коэффициенты можно интерпретировать следующим образом:
  1. Для мужчин вероятность стать случайно занятым значимо выше, чем для женщин.
  2. Молодые люди в возрасте 15-19 лет имеют наивысшую вероятность случайной занятости среди всех возрастных групп. Эффект младшего возраста может частично перехватываться переменной "студент", подразумевающей очную учебу. Высока искомая вероятность и для самой старшей группы. Здесь эффект возраста дополнительно схватывается переменной, обозначающей факт получения пенсии. Студенты и старшие школьники вследствие временного режима учебы могут быть заинтересованы в разовых подработках. Поскольку они не имеют ни опыта, ни профессии то доступ к постоянной работе у них ограничен. Что же касается самой старшей группы, то наличие постоянного, но низкого пенсионного дохода, ограничения по здоровью и времени, а также возможное обесценение прошлых навыков в сумме формируют склонность к предложению труда в данном сегменте рынка труда.
  3. Уровень образования влияет на риск случайной занятости. Вероятность быть случайным работником больше для тех, кто имеет среднее общее или незаконченное среднее общее образование.
  4. Вероятность быть случайным работником статистически выше для жителей сельской местности. Однако в этом случае следует иметь в виду эффект сезонности, повышающий вероятность случайной занятости.
  5. Состояние в браке также оказывает влияние на вероятность быть случайно занятым. Вероятность случайной занятости выше для тех, кто, при прочих равных, не состоит в браке.
  6. Факторы количества детей и членов в семье оказались незначимы.
  7. В случае, если респондент имеет альтернативное занятие (студент) или доход (пенсию по возрасту или по инвалидности), то вероятность иметь случайную работу для него возрастает.
  8. Фактор времени также имеет значимое влияние. Вероятность случайной занятости возросла в последних волнах по сравнению с ранними волнами. Это может отражать ухудшение условий доступности постоянных рабочих мест.
  9. Жители южных регионов страны (регионы Южного федерального округа) с большей вероятностью оказываются случайно занятыми по сравнению с жителями Москвы или Петербурга. Проживание в остальных федеральных округах России, наоборот, уменьшает риск стать случайным работником. В столичных городах, как правило, спрос на разовые работы больше и разнообразнее.
  10. Уровень заработков выше у занятых постоянной работой.
  11. Чем выше уровень безработицы в регионе, тем больше вероятность быть случайным работником. В условиях дефицита вакансий становится труднее устроиться на постоянную работу, а страх безработицы подталкивает людей к случайной занятости.
  12. Случайная занятость в прошлом раунде также положительно коррелирует с вероятностью наличия случайной работы в данном периоде опроса. Если человек в прошлом занимался разовыми подработками и оказанием временных услуг, то вероятность того, что он сохранит статус случайного работника в данном году, возрастет.
 Заработки и рабочее время в сегменте случайной занятости
  Исследования в странах ОЭСР свидетельствуют о том, что непостоянно занятые, как правило, зарабатываю меньше, чем постоянные работники108. Теория не дает однозначного и полного объяснения того, какой должна быть относительная оплата труда непостоянных работников. С одной стороны, временный/случайный работник может претендовать на компенсацию за непривлекательность "плохих" рабочих мест109. С другой, в данном сегменте концентрируются малопроизводительные и низкоквалифицированные работники, отличающиеся слабой рыночной силой и выполняющие, как правило, простую работу. Отсюда следует, что оплата такого труда не может быть высокой.
  При анализе заработков случайно занятых и постоянных работников необходимо учитывать разовый и специфичный характер случайной работы. Большую роль играет здесь и вид самих услуг, а также уровень профессиональной квалификации случайного работника. В зависимости от этих факторов его заработок за час работы может быть выше или ниже почасовой ставки заработной платы постоянного работника. Чем выше квалификация работника, тем выше будет оплата его услуг. Оплата труда случайно занятого, как правило, носит сдельный и договорный характер. Часто именно человеческий фактор определяет цену услуги: высока вероятность того, что за одну и ту же услугу человек со своих друзей, знакомых возьмет меньшую плату, чем с незнакомых ему людей. Необходимо принимать во внимание также и специфичность работы.
  Попытаемся оценить разницу в заработках случайных и постоянных работников в зависимости от количества фактически отработанных ими часов (см. приложение таблицы 5-6). Расчеты почасовой оплаты труда, сделанные для начала и конца рассматриваемого периода (1995 и 2001 годы), позволяют проанализировать возможные изменения в уровнях оплаты труда случайных и постоянных работников.
  Разница в заработках действительно присутствует. Месячная заработная плата постоянных работников превышает месячный заработок случайных работников в среднем на 35% в 1995 году и почти в два раза в 2001 году. При этом количество отработанных часов в среднем в месяц случайно занятыми вдвое меньше среднемесячного количества отработанного времени постоянными работниками. В итоге, случайные работники в расчете за час получают больше, чем занятые на постоянной основе110.
  Среднемесячный семейный доход случайных работников в начале рассматриваемого периода практически не отличался от среднемесячного семейного дохода занятых на постоянной основе. В 2001 году он стал на четверть меньше, т. е. семейные среднемесячные доходы случайно занятых примерно на 20% меньше семейных среднемесячных доходов постоянных работников. В 1995 году доля заработков от случайной занятости в семейных доходах была примерно на 20% меньше доли заработков от постоянной занятости, а в 2001 году разница составляла 7,5%.
  Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что случайно занятые получают в среднем в месяц меньше, чем постоянные работники. Соответственно и семейные доходы работников, занимающихся разовыми подработками существенно ниже, чем доходы постоянно занятых.
  Насколько устойчива во времени случайная занятость? И какова вероятность смены статуса случайного работника на другие статусы рынка труда? Этим вопросам посвящен следующий раздел.
 Статусная мобильность случайных работников
  Дж. Чалмерз и Г. Кальб изучали влияние случайной занятости на продолжительность поиска постоянной работы и пришли к выводу о том, что наличие случайной работы сокращает период поиска по сравнению с поиском работы безработными111. Этот эффект они объясняют следующими причинами. Во-первых, случайная работа, принося доход, сокращает издержки поиска постоянного места работы. Во-вторых, она позволяет приобрести некоторый опыт работы, хотя он и отличается от того, который дает постоянная занятость. В-третьих, наличие опыта случайной работы служит определенным сигналом для работодателя о том, что претендент на постоянную работу способен выполнять трудовые обязательства и нести ответственность. В-четвертых, при случайной занятости человек накапливает социальный капитал: он получает больше информации об имеющихся вакансиях на рынке труда, у него становится больше нужных связей и т. д. Кроме того, опыт случайной занятости повышает резервированную заработную плату по сравнению с той, которая при прочих равных была бы у безработных.
  Теперь проанализируем статусную мобильность случайно занятых на рынке труда в России. Под статусом в данной работе понимается позиция, которую занимает тот или иной человек на рынке труда. Было выделено четыре основных статуса, а именно: постоянная занятость, случайная занятость, безработица и экономическая неактивность. В этом контексте под мобильностью на рынке труда будем понимать любое изменение в статусе в период между обследованиями.
  Таблица 3 показывает, что три четверти всех случайно занятых хотели бы найти другую работу, хотя, возможно, что часть опрошенных под другой работой имеет в виду другую случайную работу.
  Таблица 3
 Доля случайно занятых работников, желающих найти
 другую работу (1994-2002 гг., в %%; по данным РМЭЗ)
  1994 1995 1996 1998 2000 2001 2002 Хотели бы найти другую работу 74,1 74,0 78,3 78,8 71,3 71,8 71,3 Не хотели бы найти другую работу 25,9 26,0 21,7 21,2 28,7 28,2 28,7
  В ходе анализа нами были изучены матрицы вероятностей для межстатусных переходов для начала (1994-1995 гг.) и конца (2000-2001 гг.) рассматриваемого периода, а именно интенсивности оттока и притока.
  Начнем с показателей оттока, которые иллюстрируют то, куда и с какой интенсивностью шли потоки на рынке труда из данной группы в течение года. Значения, расположенные на главной диагонали, показывают долю тех, чей статус на рынке труда не изменился.
  В 1994-95 году свыше трети случайных работников сохранили свое положение. В 2000-2001 гг. этот показатель вырос почти на 10 пп по сравнению с 1994-1995 гг. Можно сказать, что состояние случайной занятости стало более "устойчивым". Отток из случайной занятости на постоянные рабочие места составил около 35% и его интенсивность к концу периода почти не изменилась. Общая величина оттока в незанятость (около 30% всех случайно занятых) в начале периода делилась примерно пополам между безработными и неактивными, но затем уменьшилась за счет сокращения оттока в безработицу. Эта разница и соответствует приращению доли "стабильно случайных".
  Теперь обратимся к показателям притока, показывающим, за счет кого пополняется рассматриваемая группа. В начале периода случайно занятые обеспечивали воспроизводство этой группы примерно на четверть. Основным же источником пополнения были постоянно занятые, которые давали свыше 40% численности группы. Примерно каждый пятый случайно занятый пришел из группы экономически неактивных. К концу периода (2000-2001 гг.) относительный вклад каждой из групп несколько изменился. Во-первых, возросла роль "хронически случайно занятых": теперь они обеспечивали воспроизводство этой группы уже на 40%. Во-вторых, на 10 пп снизился приток из группы постоянно занятых и на 5 пп сократился приток извне рынка труда.
  Какие предварительные выводы можно сделать из этих сопоставлений? Случайно занятые в значительной мере самовоспроизводятся. Это понятно, учитывая высокий удельный вес тех демографических групп (например, пенсионеры или студенты), чьи альтернативные возможности на рынке труда сильно ограничены. Другой вывод заключается в том, что мы наблюдаем весьма интенсивные потоки на рынке труда и активный обмен между пулом случайно занятых и другими статусными группами.
  Следуя логике Чалмерза и Кальба, мы попытаемся далее прояснить, способствует ли случайная занятость переходу на постоянную работу. Нами изучено движение безработных в течение 2 лет или между тремя обследованиями. Вначале мы отобрали тех, кто относился к безработным в 2000 году (в соответствии с определением МОТ). Предположим, что конечная цель поиска работы для них - это постоянная занятость.
  Проведенный анализ свидетельствует о том, что около 38% безработных находят постоянную работу в течение года. Примерно 14% безработных (на момент обследования 2000года) через год стали случайно занятыми. Остальные остались безработными (22%) или ушли с рынка труда (27%). Теперь рассмотрим направление движения за второй год (2001-2002 гг.). В итоге около 28% безработных 2000 года нашли постоянную работу в 2001 году и остались в таком состоянии в 2002 году. Однако лишь 3% из исходного пула безработных получили постоянную работу к концу 2002 года, пройдя через случайную занятость в 2001 году. Безработные, которые оставались в этом состоянии в течение двух последовательных лет (2000-2001 гг.), но получили постоянную работу к концу 2002 года, составили 6,6% исходного пула. Это в два раза больше, чем тех, кто прошел через случайную работу прежде чем найти постоянную работу. Интересно, что 18% безработных пришли в постоянную занятость через неактивность.
  Показатели, проанализированные выше, свидетельствуют о том, что роль случайной занятости в переходе из безработицы в постоянную занятость в России весьма ограничена. Безработным проще найти работу сразу либо "отдохнув" некоторое время вне рынка труда.
  Полученные результаты позволяют сделать вывод о том, что статусная мобильность на российском рынке труда в изучаемый период времени было довольно интенсивной. Потоки в постоянную занятость превосходят потоки в случайную занятость в несколько раз, что говорит о слабой привлекательности случайных рабочих мест. Случайная занятость сама по себе не является закрытым резервуаром. В 2001 году каждый второй работник, занятый приработками и оказанием временных услуг, поменял свой статус на рынке труда. Большая часть из них нашла постоянную работу, а остальные перешли в категории неактивных или безработных.
  Мы не получили доказательств того, что случайная занятость способствует выходу из безработицы и приобретению постоянной работы: лишь небольшой процент безработных получил постоянную работу транзитом через случайную занятость.
 ЗАНЯТОСТЬ В НЕФОРМАЛЬНОМ СЕКТОРЕ В РОССИИ:
 УГРОЗА ИЛИ БЛАГО?*
  Центр трудовых исследований ГУ-ВШЭ
  2002 год
 Автор: В. Гимпельсон
  В большинстве стран с переходной экономикой неформальный сектор (НС) значителен по своему масштабу и играет заметную роль в создании рабочих мест, в обеспечении доходов населения и производстве товаров и услуг. Многое свидетельствует о том, что неформальная занятость (НЗ) в этой группе стран заметно выросла по сравнению с дореформенным периодом112. Впрочем, количественно оценить ее динамику на протяжении всего предшествующего десятилетия, как правило, не представляется возможным из-за отсутствия данных. К тому же сама эта занятость крайне разнородна, ее рост может быть обусловлен различными причинами, а однозначные оценки НС как социального и экономического явления крайне затруднены.
  Начиная со второй половины 1990-х годов, проблеме неформального сектора в России стало уделяться большое внимание и политиками, и международными экономическими организациями, и средствами массовой информации. Именно в значительном росте неформального сектора многие пытались увидеть объяснение тому обстоятельству, что драматическое сокращение ВВП не привело Россию к катастрофической безработице и к сползанию в еще более глубокую бедность. Тем не менее, неформальный сектор в целом и занятость в нем, в частности, остаются совершенно неисследованными, особенно с количественной точки зрения.
  На одном полюсе в спектре видов НЗ находятся высококвалифицированные услуги, оказываемые в индивидуальном порядке профессионалами (например, врачами, преподавателями, адвокатами). Их развитие является позитивным фактом.
  На другом - малопроизводительная деятельность, направленная на обеспечение условий простого выживания семей (как, например, производство продуктов в домашнем хозяйстве для последующей продажи на рынке). С одной стороны, это низкопроизводительное использование ресурсов труда в форме нестабильной и малодоходной занятости, представляющей собой разновидность недозанятости или скрытой безработицы. С другой, такая занятость и для общества, и для самих граждан во многом предпочтительнее безработицы. Она не только позволяет экономить на выплате пособий по безработице, но и охватывает тех граждан, которые зачастую имеют наихудшие условия для возврата в формальную экономику (их человеческий капитал просто недостаточен для получения иной работы). В этой своей части она представляет собой альтернативу либо экономической неактивности, либо хронической безработице (но не занятости в формальном секторе.). Это особенно существенно в условиях значительного сокращения спроса на труд в формальном секторе и при отсутствии эффективной системы социальной защиты и/или скудном пенсионном обеспечении.
  Между вышеназванными полюсами также наблюдается значительная вариация в характере занятости. Отметим здесь еще лишь один дополнительный сегмент - это малое предпринимательство. Оно может носить индивидуальный и некорпорированный характер (то есть не оформленное в виде фирмы) и поэтому остается вне отчетности формального сектора. Однако рекомендации МОТа допускают в принципе также включение корпорированных и вполне "формализованных" субъектов экономики с численностью занятых ниже определенного порога в число предприятий неформального сектора113.
  Несмотря на разнообразие видов неформальной занятости, их роднит одно общее - в силу многих обстоятельств они остаются в зоне "плохой видимости" для официальной статистики. Это, однако, не является основанием для того, чтобы сознательно игнорировать "сектор-невидимку". Наоборот, чем плотнее "туман", тем острее необходимость в "противотуманных фарах", тем сильнее дополнительный интерес исследователей к тому, что происходит внутри него или за ним.
  Есть длинный перечень взаимосвязанных вопросов, ответы на которые представляют интерес в контексте экономической и социальной политики. Вот лишь некоторые из них. Каковы масштабы и структура неформальной занятости в экономике России? Какова ее динамика? Мы, например, можем предположить, что неформальная занятость разбухает тогда, когда формальная сокращается. В этом случае неформальный сектор является амортизатором безработицы. Возможна, впрочем, и обратная гипотеза. В каких секторах экономики неформальная занятость концентрируется? Какой человеческий капитал она привлекает и "прикрепляет" к себе? И, наконец, является ли труд, функционирующий в этой сфере, отвлечением от ресурсов экономического роста в формальном секторе? Или, наоборот, неформальный сектор, притягивая и "связывая" маломобильную и наименее производительную часть рабочей силы, снижает фискальное давление на бюджет и поддерживает платежеспособный спрос населения, способствуя тем самым экономическому росту?
  Цель данной статьи ее автор видит, прежде всего, в том, чтобы предложить возможные количественные ответы лишь на некоторые из перечисленных выше вопросов. Проблемы теневой или ненаблюдаемой экономики в целом в данной работе не рассматриваются.
 Что мы понимаем под неформальным сектором и неформальной занятостью?
  Понятие неформального сектора нетождественно понятию теневой или ненаблюдаемой экономики. Это разграничение принципиально для данной работы.
  К теневой экономике относится любая нерегистрируемая и необлагаемая налогами экономическая деятельность, включая криминальную, а также нерегистрируемую в рамках крупных или средних зарегистрированных предприятий. Под неформальным сектором обычно понимается совокупность мелких хозяйственных единиц, а также экономическая деятельность, осуществляемая на базе домохозяйств или индивидуально114. Теоретически возможна ситуация, когда неформальный сектор по своему вкладу в ВВП или доле занятости невелик, тогда как в целом доля ненаблюдаемой экономики достигает значительных масштабов.
  Впервые понятие "неформальности" было введено в исследовании МОТ, посвященном городским рынкам труда в Гане115. После этого оно широко вошло в оборот в исследованиях, проводимых МОТ и Всемирным Банком в развивающихся странах. Хотя подобные явления достаточно распространены и в развитых странах Запада (особенно характерен пример Италии), здесь концепция неформального сектора не получила значительной популярности116. Однако изучение неформальных рынков труда на Западе иногда маскировалось использованием различных вариантов теорий сегментации рынка труда и такими понятиями как "вторичный рынок труда".
  Принципиальные инструментальные подходы к определению и измерению занятости в неформальном секторе для национальных статистических органов были сформулированы в рекомендациях XV Международной конференции статистиков труда (1993 год)117. Конференция определила неформальный сектор в широком смысле "как совокупность единиц, занятых производством товаров и услуг с основной целью обеспечить работу и доход для тех, кто связан с этими единицами. Эти единицы характеризуются низким уровнем организации, низкой капиталоемкостью и небольшими размерами. Трудовые отношения - если они существуют - базируются преимущественно на привлечении случайных работников, родственных и личных связях, а не на договорных началах, дающих формальные гарантии"118. С точки зрения статистики национальных счетов неформальный сектор рассматривается как часть сектора домашних хозяйств119.
  Из вышесказанного следует, что неформальный сектор не является частью криминальной или нелегальной экономики и не включает занятых запрещенной деятельностью (контрабанда, производство и распространение наркотиков, проституция, и т. п.). Сюда также не относятся те, кто работает без регистрации на крупных и средних предприятиях формального сектора. Однако он может включать как самозанятых, так и занятых по найму (на предприятиях неформального сектора или у физических лиц).
  В качестве альтернативного или дополнительного критерия отнесения предприятий к неформальному сектору может использоваться их размер. Обычно это микропредприятия с численностью занятых до 5 человек (в некоторых случаях до 10). Если вводится этот критерий, то тогда все хозяйственные единицы такого размера, независимо от наличия или отсутствия регистрации, считаются неформальными.
  В октябре 2001 года Госкомстат России утвердил "Методологические положения по измерению занятости в неформальном секторе экономики". Критерием определения единиц неформального сектора в России принимается отсутствие государственной регистрации в качестве юридического лица, порог численности занятых на предприятии при этом не используется. "Предприятиями неформального сектора считаются предприятия домашних хозяйств, или некорпоративные предприятия, принадлежащие домашним хозяйствам, которые осуществляют производство товаров и услуг для реализации на рынке и не имеют правового статуса юридического лица"120.
  Напомним, что понятие занятости в неформальном секторе в общем случае не тождественно понятию неформальной занятости. Последняя, например, может также включать незарегистрированную занятость в рамках формального сектора. Однако в данной работе для упрощения мы используем их как синонимы для обозначения занятости на предприятиях неформального сектора.
  Выделение занятых в неформальном секторе по данным обследований населения по проблемам занятости, проводимых в Российской Федерации, осуществляется на основе комбинирования ответов на несколько вопросов. Ключевым является вопрос о месте работы, который предполагает следующие варианты: (a) на предприятии, в учреждении, организации; (b) в фермерском хозяйстве, (c) предпринимательская деятельность без образования юридического лица; (d) на индивидуальной основе; (e) по найму у отдельных граждан. Группы (с)-(е) полностью относятся к неформальному сектору. Занятые в (а)-(b) также относятся к НС в том случае, если они работают "без регистрации или оформления документов" "на собственном предприятии или в собственном деле для получения дохода" или "в качестве члена производственного кооператива (артели)". К неформальному сектору также относятся занятые производством продукции или оказанием услуг в домашнем хозяйстве, если эта продукция или услуги реализуются на рынке.
  В данной работе далее мы будем рассматривать и ту занятость, которую сами граждане считают своей основной работой, и ту, которая является второй или дополнительной. Понятно, что в большой мере вовлеченность граждан в неформальный сектор проявляется в форме вторичной занятости. Доля этого сектора в общих затратах рабочего времени в экономике может при этом быть значительно больше, чем его доля в численности занятых.
  Заключая параграф, посвященный определениям, автор хотел бы отметить, что он вполне отдает себе отчет в том, что дихотомическое деление экономики на формальный и неформальный сектор сильно упрощает реальную ситуацию в переходной экономике121. Формальный сектор может быть как средой, где процветают неформальные отношения между работодателями и работниками, так и источником значительных неформальных доходов. Ситуации, когда активы формальных, в том числе государственных, предприятий используются для извлечения не регистрируемых и не облагаемых налогами доходов, как менеджментом, так и рядовыми работниками, хорошо известны каждому. Взаимопроникновение формального и неформального составляет одну из ключевых особенностей российской экономики переходного периода. Это очень хорошо сформулировал Р. Капелюшников: "Во всех звеньях хозяйственного механизма - на рынке капитала, на рынке труда, в отношениях между предприятиями, между предприятиями и государством, между различными ветвями и уровнями власти - неписаные правила и договоренности преобладают над требованиями закона, условиями контрактов и другими формальными ограничениями"122. Тем не менее, обсуждение более общих проблем неформальной экономики и неформального в экономике автор решительно оставляет за рамками данной работы.
 Плюсы и минусы неформального сектора
  Все, наверное, единодушны в том, что теневая экономика в целом - это негативное явление и чем ее доля в экономике (в ВВП, в доходах населения или в занятости) выше, тем хуже для экономики в целом и для общества. В то же время столь однозначная оценка неформального сектора вряд ли будет справедлива. Неформальный сектор имеет свои плюсы и минусы, баланс которых не столь однозначен и зависит от многих обстоятельств. В целом, можно предположить, что по мере увеличения его доли в экономике (сверх определенного порога), минусы могут доминировать над плюсами. Наоборот, в определенных масштабах НС просто необходим.
  Конечно, значительная по масштабам занятость в неформальном секторе порождает ряд социальных и экономических проблем. Доходы от деятельности здесь не облагаются налогами, поэтому бюджеты и социальные фонды лишаются значительных средств. Поскольку этот сектор малопроизводителен (в силу низкой капиталоемкости и преобладания примитивных технологий), его развитие может сдерживать экономический рост в целом, предствляя собой нерациональное отвлечение ресурсов. Развитие неформальной занятости, как правило, усиливает и без того чрезмерное неравенство доходов. Трудовые права работающих в этом секторе граждан никак не защищены законом. Занятые здесь оказываются в очень уязвимом и незащищенном положении, лишенные многих трудовых прав и всех социальных льгот. Как и любые теневые доходы, наличные средства, обращающиеся в этом секторе, могут питать коррупцию и преступность. Не имея возможности создавать свои лоббистские организации или отстаивать свои политико-экономические интересы, работники неформального сектора оказываются выключенными из политического процесса. Чем значительнее масштабы этого сектора, тем сильнее могут проявляться его негативные последствия.
  Однако неформальный сектор, если он не чрезмерен, имеет и свои несомненные позитивные стороны для развивающейся или переходной экономики. В условиях глубокой или затяжной рецессии в странах, в которых государство не способно обеспечить эффективную защиту от безработицы, именно НС предоставляет определенную социальную поддержку потенциальным безработным. При этом он позволяет потерявшим работу иметь заработок и избежать скатывания в беспросветную нищету, а государству, испытывающему сильное давление на бюджет, экономить на пособиях по безработице. В конце концов, доходы субъектов неформального сектора составляют элемент совокупного спроса в экономике и расходуются в основном в рамках формального123.
  Неформальный сектор является также своего рода инкубатором предпринимательства, обеспечивая вход в него и первичное обучение. В условиях, когда вход в малый бизнес обставлен массой административных и прочих барьеров, именно неформальный сектор позволяет их обойти или минимизировать издержки. В более широком смысле, открывая доступ к новым профессиям и позволяя относительно "дешево" приобретать новые навыки, он является важным механизмом социальной, трудовой и профессиональной мобильности124. Укрепившись, такое предпринимательство и самозанятость могут впоследствии формализоваться и выйти на свет.
  Поскольку НС неоднороден, его различные элементы выполняют различные функции и влекут неоднозначные социальные и экономические последствия, то для подведения более точного баланса плюсов и минусов необходимо заглянуть "внутрь" этого черного ящика. Для этого следует перейти от агрегированных оценок к использованию массовых микроданных о поведении непосредственных субъектов неформального сектора.
 Эмпирические данные
  Неформальную занятость трудно однозначно определить, но еще труднее статистически корректно измерить. Объективные трудности измерения неформальной занятости усугубляются субъективными: существует естественная настороженность у субъектов такой экономики в отношении открытого и официально фиксируемого обсуждения нюансов своей деятельности. Отсюда неизбежно появление целого спектра оценок, различающихся как авторской методологией, так и используемыми источниками данных. Поскольку значительная часть неформальной экономической деятельности протекает внутри домохозяйств или в связи с ними, то наиболее полным источником информации о неформальной занятости являются представительные обследования домохозяйств.
  Проводимые в России обследования населения по проблемам занятости (ОНПЗ) во многом удовлетворяют международным требованиям по измерению неформальной занятости. С 1999 года они проводятся поквартально, что позволяет "схватить" сезонные колебания в динамике неформальной занятости.
  ОНПЗ не лишены ряда недостатков в части измерения и анализа занятости. Важнейшим из них является то, что ОНПЗ не являются пока лонгитюдными или панельными обследованиями. Другими словами, они не позволяют отслеживание занятости одних и тех же граждан во времени. Опираясь лишь на эти данные, мы не в состоянии дать ответ на многие очевидные вопросы: насколько стабильна или нестабильна неформальная занятость во времени? какова ее вероятная продолжительность? каковы вероятности переходов между неформальной занятостью и другими состояниями на рынке труда (занятость в формальном секторе, безработица и неактивность).
  Другое ограничение связано с отсутствием сопоставимых ретроспективных данных за 1990-е годы. Из-за этого мы не можем ответить на вопрос о том, как неформальный сектор реагировал на различные события трансформационной рецессии 1990-х годов. Росла ли здесь занятость, "надуваясь", словно спасательный круг, в ответ на макрошоки 1992, 1994 и 1998 годов? Не реагировала вовсе? Или ее различные элементы вели себя по-разному, отчасти компенсируя друг друга? На эти вопросы, опираясь лишь на известные нам данные, ответить пока невозможно.
 Неформальная занятость в переходных экономиках
  Неформальный сектор существует во всех странах и для сравнительной оценки уровня его развития важны межстрановые сопоставления. Такие сопоставления, однако, связаны с многочисленными трудностями. Многие развивающиеся страны и страны с переходной экономикой по-прежнему придерживаются своих национальных определений, не во всем совпадающих с международными, и нередко используют плохо сопоставимые источники данных. Измерение неформальной занятости сельского населения сталкивается с особыми методологическими и измерительными сложностями и поэтому данная группа зачастую вообще исключается из наблюдения и оценок.
  Во многих развивающихся странах городской неформальный сектор давно стал своего рода буферной зоной между формальной экономикой и безработицей. Когда пособия по безработице ничтожны или вовсе отсутствуют, а люди не могут существовать без какого-либо дохода, они идут в неформальный сектор. Понятно, что создание неформальных рабочих мест стоит значительно дешевле, нежели формальных. Этот разрыв в стоимости создания формальных и неформальных рабочих мест тем больше, чем "жестче" законодательство о защите занятости и чем выше налоги на фонд оплаты труда.
  В странах Центральной и Восточной Европы развитие неформальной занятости во многом связано с двумя факторами: с мелкотоварным сельским хозяйством на селе и развитием мелкого предпринимательства в городах. Наиболее нагляден пример Румынии, где относительно низкая безработица оборачивается довольно высоким уровнем неформальной занятости и самозанятости в сельском хозяйстве. И сельская, и городская неформальная экономика выступают здесь в качестве подушки безопасности, поддерживающей граждан, потерявших работу в промышленности.
  Каков уровень вовлеченности городского населения в неформальный сектор в зарубежных странах? Во-первых, доля занятых в неформальном секторе в переходных экономиках (до 20% от всех занятых) значительно ниже, чем в развивающихся странах (до половины всех занятых). Во-вторых, пример Казахстана показывает, что значения очень чувствительны к методологии измерения. В третьих, среди стран с переходной экономикой, использующих сопоставимую методологию сбора данных (Польша, Литва, Хорватия, Украина), уровень НЗ может косвенно характеризовать развитие самозанятости и мелкого некорпоративного предпринимательства. Наконец, в-четвертых, доля мужчин, занятых в неформальном секторе переходных экономик, либо выше, чем доля женщин, либо они примерно равны. Это разительно отличается от многих развивающихся стран, где неформальная занятость, организованная вокруг и на базе домохозяйства, есть преимущественно женская "привилегия"125. Конечно, оценки неформальной занятости лишь городского населения могут сильно занижать ее распространенность в стране в целом. Включенность сельского населения в НС может быть значительно больше и ее уровень растет вместе с долей сельского населения.
 Сколько в России "неформалов": краткий обзор
 опубликованных оценок
  Тема масштабов невидимой, теневой и неформальной экономики в России и связанных с этим угроз приобрела значительную популярность во второй половине 90-х годов. Опубликованные оценки сильно различаются, определения и границы "неформального" у различных авторов расходятся, что затрудняет их сопоставление. Ниже мы будем ссылаться лишь на те известные нам работы, авторы которых прямо заявляли о своей приверженности духу рекомендаций XV Международной конференции статистиков труда.
  Е. Синдяшкина оценивала занятость в неформальном секторе в 1995 году, отталкиваясь от данных баланса трудовых ресурсов и демографической статистики. Таким образом она оценила численность неформально занятых в 4,2-4,8 млн. человек126. Корректировка этих показателей с учетом данных опросов ВЦИОМа вывела автора на общую численность равную 25 млн. человек, то есть более трети экономически активного населения. Из них около 7 млн. человек не имели другой работы и около 18 млн. человек совмещали работу в формальном и неформальном секторах127. Последняя оценка кажется сильно завышенной, поскольку означала бы, что доля вторично занятых в НС составляет около 30% всех занятых в экономике. Это не согласуется с имеющимися данными представительных обследований домохозяйств.
  Возможные оценки неформальной занятости применительно для 1999-2000 гг. представлены в недавно вышедшем "Обзоре занятости"128. Опираясь на данные обследований населения по проблемам занятости, авторы выходят на серию оценок в зависимости от широты определения, которые воспроизводятся в нижеследующей таблице.
  Таблица 1
 Оценки неформальной занятости (1999-2000 гг.; тыс. чел.)
 Численность занятых 1999 2000 1) в сфере предпринимательской деятельности без образования юридического лица 2693 2646 2) по найму у физических лиц 2364 2508 3) неоплачиваемых семейных работников 107 86 4) в домашнем хозяйстве производством товаров и услуг для реализации 2349 2344 5) в домашнем хозяйстве производством товаров и услуг для собственного потребления (как основное занятие с продолжительностью >30 час. в нед.) 1593 1241 А. 1+2+3 5164 5240 Б. 4+5 3942 3585 В. 1+2+3+4+5 9106 8825 Всего: занятых согласно ОНПЗ (включает А и не включает Б) 60408 62180 Источник: Госкомстат РФ.
  Сумма первых трех категорий неформально занятых (строки 1-3) составляла в 1999-2000 гг. около 5,2 млн. человек. Добавление к ним занятых в домашнем хозяйстве производством товаров и услуг для реализации, что соответствует букве и духу рекомендаций МОТ, выводит на оценку в 7,5-7,6 млн. человек. И наконец, дальнейшее расширение определения за счет включения строки 5 (занятые в домашнем хозяйстве производством товаров и услуг для собственного потребления, если это основное занятие с продолжительностью >30 часов в неделю129) дает 9,1-8,9 млн. человек для 1999-2000 гг. Будем считать это расширенным определением неформальной занятости. Ее доля в общей занятости (соответственно скорректированной в сторону повышения за счет занятых домашним производством на величину в строке Б) могла достигать 15%.
  Все эти оценки относятся к тем, у кого в НС основная или единственная работа. Они не отражают суммарные затраты труда в этом секторе, объем которых зависит также от продолжительности рабочего времени и масштабов вторичной неформальной занятости.
  Наиболее подробной общедоступной статистической публикацией, посвященной рассматриваемой теме, является аналитический доклад Госкомстата России "О занятости в неформальном секторе экономики в Российской Федерации в 2001 году"130. Все приводимые в нем оценки основаны на данных ОНПЗ. Численность занятых в НС на основной работе колебалась между 6,5-7,7 млн. человек в зависимости от квартала. Занятые в НС на второй работе составляли 1,7-2,3 млн. человек. К сожалению, большинство приводимых в цитируемом докладе цифр относятся лишь к IV кварталу 2001 года.
 Масштаб численности и структура неформальной занятости
 в России в 2001 году
  Общая численность занятых в НС, усредненная по итогам четырех кварталов 2001 года, составляла 9190 тыс. человек131. Из них 7,136 тыс. человек или 11,1% всех занятых в экономике имели здесь свою основную или единственную работу132. Свыше 2 млн. человек свою дополнительную работу нашли именно в НС133. В целом же неформалы составляют более 70% среди всех имеющих вторую работу. Другими словами, именно НС является основным генератором вторичной занятости. Это, по-видимому, связано с особой гибкостью фактически действующих в нем правил.
  Занятость на предприятиях или в фермерских хозяйствах практически не влияет на общую численность НС. Ее вклад составляет менее 2% и для простоты анализа ею вообще можно пренебречь.
  Начнем с той группы занятых, которая именно в НС имеет свою основную или единственную работу. Среди них 1,3 млн. человек (18%) являются предпринимателями без образования юридического лица, то есть владельцами микробизнесов и некорпорированных предприятий134. По найму у физических лиц (то есть в основном у ПБОЮЛов) работали свыше 2,7 млн. человек. Это составляло 38% всех занятых на основной работе в НС. Вместе они составляли 4 млн. человек или 56% всех занятых в неформальном секторе.
  Однако наиболее многочисленны "занятые на индивидуальной основе" (самозанятые). Их было 3 млн. человек или 42% всей группы. Заметную долю "занятых на индивидуальной основе" составляют лица, занятые производством для реализации в домашних условиях. Это наиболее "пестрая" и во многом маргинальная группа. К ней могут относиться как индивидуально практикующие высококвалифицированные специалисты (врачи или адвокаты), так и граждане, использующие дачные или садовые участки для производства сельскохозяйственной продуции на продажу. В 2001 году домашним производством на рынок занималось (в среднем за год) около 2 млн. человек или около 30% всех работников, имевших основное место работы в неформальном секторе. К "неформалам-индивидуалам" также относятся те, кто профессионально занимается частным извозом, ремонтом квартир или бытовой техники, строительством дач, и т. п135.
  Теперь обратимся к тем, для кого неформальный сектор является местом второй или дополнительной занятости (всего их было несколько более 2 млн. человек). Здесь группа, "занятых на индивидуальной основе", абсолютно доминирует. Она составляет 88,2% всех имеющих в НС вторую работу. Почти половина этой группы (876 тыс. человек или 42,6%) приходится на занимающихся домашним производством на продажу. Каждый десятый в этой группе работает у частных лиц, а доля предпринимателей "по совместительству" почти незаметна (1%).
  Динамика занятости в неформальном секторе
  Данные ОНПЗ дают примерное представление о динамике неформальной занятости как основного занятия в период с 1997 по 2001 год. Она демонстрирует две основные тенденции. Это устойчивость основных ее компонентов во времени и явно выраженную сезонность. К сожалению, мы не имеем полностью сопоставимых данных за предкризисные годы. Вопросы о занятости производством продукции или услуг в домашнем хозяйстве впервые были задан респондентам ОНПЗ только в феврале 1999 года.
  В течение всего периода 1999-2001 гг. численность занятых в НС (на основной работе) колебалась вокруг значения в 7 млн. человек, однако внутри него наметились определенные структурные подвижки. Их суть заключалась в постепенном вытеснении наименее производительной части НС - домашнего производства для реализации, выполнявшего в кризисных условиях функцию подушки безопасности для наиболее уязвимых домохозяйств. Соотношение индивидуальных предпринимателей, занятых по найму и "домашних производителей" в 1999 году было почти равным. Однако со временем численности предпринимателей и занятых по найму демонстрировали тенденцию к постепенному росту, а численность "домашних производителей" - к сокращению. В первом квартале 1999 года "домашние производители" составляли 43% всего НС, в первом квартале 2000 - 34%, в первом квартале 2001 - 27%. Доля предпринимателей, при этом, возросла с 27 до 33%.
  Существует также сезонность в занятости в НС. При этом занятость по найму относительно менее циклична, а домашнее производство сильно сезонно из-за значительной сельскохозяйственной составляющей. Его пик всегда приходился на II и III кварталы, когда в сельском хозяйстве идут посадочные работы, а затем сбор урожая.
  Динамика и цикличность неформальной занятости как дополнительного занятия полностью определяется численностью занятых в домашнем хозяйстве производством. Напомним, что "домашние производители" составляют почти 90% всех вовлеченных в НС в качестве второй или дополнительной работы.
  Один из самых интересных вопросов, касающихся неформальной занятости, это динамический анализ взаимосвязи между формальной занятостью и безработицей. Другими словами, является ли неформальный сектор "убежищем" (постоянным или временным) для тех, кто потерял или не нашел место в формальном секторе? В этом случае рост неформальной занятости будет частично сдерживать рост безработицы.
  Для детального ответа на этот вопрос необходимы панельные данные, которых не существует. Наблюдается совместное движение квартальных показателей безработицы и занятости в неформальном секторе, рассчитанных как доля экономически активного населения. Оба показателя ведут себя с явно выраженной сезонной компонентой, но движутся контр-циклично. Внутригодовое снижение безработицы сопровождается ростом показателя неформальной занятости и наоборот. Амплитуда колебаний в занятости находилась в пределах 1% от экономически активного населения, амплитуда изменений в безработице была несколько больше. Это позволяет предположить, что ежегодный сезонный (летний) всплеск сельскохозяйственной активности "домашних производителей" мог оттягивать на себя часть безработных. Завершение цикла сельскохозяйственных работ в домохозяйстве сопровождалось перемещением части "домашних производителей" обратно в безработицу. Учитывая, что максимальная разница в противофазе сезонных циклов между занятостью и безработицей составляла 1,2-2,1% экономически активного населения, а неформальный сектор притягивает не только безработных, но и других занятых, а также из-вне рынка труда, взаимообмен между НС и безработицей в сезонных колебаниях мог составлять порядка 0,5-1% экономически активного населения.
  Учесть влияние безработицы, скорректированное с учетом сезонности и возможного наличия временного тренда в динамике неформального сектора, можно с помощью простой регрессионной модели следующего вида:
  INFORMt=a0+a1*UNEMPt+a2*TIMEt+b1*Q1+b2*Q2+b3*Q3+u,
 где INFORMt - доля занятых в неформальном секторе (в % от экономически активного населения), UNEMPt - уровень безработицы (в % от экономически активного населения, измеренный по методологии МОТ), TIMEt - порядковый номер квартала для определения временного тренда, Q1-Q3 - фиктивные переменные для I-III кварталов, в которые проводились обследования, t - порядковый номер наблюдения, u - ненаблюдаемый остаток.
  Конечно, наша совокупность наблюдений состоит лишь из 14 случаев и полученные на ней выводы могут носить лишь очень предварительный характер. Тем не менее, эта регрессионная модель статистически значима с 95% вероятностью. Переменные, включенные в уравнение, объясняют две трети дисперсии для доли занятых в неформальном секторе. Нами были проанализированы регрессионные коэффициенты, характеризующие соответствующие эффекты. Они говорят о том, что временной тренд незначим и эффект безработицы статистически неотличим от нуля. Флуктуации занятости в НС в рамках модели определяются только сезонностью. С этой точки зрения, IV и I кварталы статистически не различимы. Второй квартал добавляет к неформальному сектору 1,2 процентных пункта по сравнению с IV кварталом (который принят за базу), а III квартал - около 1 пункта. Впрочем, для получения более устойчивых выводов о влиянии безработицы на занятость в неформальном секторе нам требуются более длительные временные ряды или панельные данные.
 Социально-демографические характеристики занятых в неформальном секторе (пол, возраст, образование)
  Основная задача данного параграфа - идентифицировать социально-демографический профиль населения, участвующего в неформальном секторе. Это может помочь в прояснении того, какой тип человеческого капитала здесь задействован и в какой мере, если в этом возникнет необходимость, на него можно рассчитывать для использования в формальном секторе экономики.
  И на первой, и на второй работе в НС мужчины преобладают, но их численное преимущество в обоих случаях незначительно.
  Занятые в НС на основной для себя работе в среднем моложе тех, кто имеет здесь дополнительную работу (38,3 года против 39,4 года). Это наглядно видно на распределении занятых по возрасту: в первой из названных групп распределение более пологое, его вершина (14,9%) ниже и смещена влево (по сравнению с группой подрабатывающих). В первом случае 30% всех занятых моложе 30 лет против 17% во втором. Данный факт не кажется странным, учитывая то обстоятельство, что второе занятие носит подсобно-сельскохозяйственный характер и на него ориентированы в основном лица старших возрастов. Однако это различие выражено не столь сильно, поскольку плотно втянутые в производство в домашних условиях сельскохозяйственной продукции для последующей реализации, как правило, не имеют альтернативного дела и также "сидят" среди имеющих здесь основное занятие.
  Более высокая доля старших возрастов и "полуактивных"136 групп среди имеющих основную работу в НС подтверждается и другими данными ОНПЗ. Так, 13% работников были в пенсионном возрасте, тогда как соответствующая доля среди имеющих дополнительную работу была менее 4%. Студенты составляли здесь 3,3% и пенсионеры 14,4% по сравнению с 0,3% и 3,2% для занятых на дополнительной работе.
  Однако гораздо рельефнее возрастной профиль занятых в неформальном секторе предстает в сравнении со всеми занятыми в экономике. Он наглядно показывает, что доля молодежи среди "неформалов" заметно выше, чем среди всех занятых. Наоборот, доля лиц в возрасте 40-59 лет среди "неформалов" значительно ниже, чем в среднем по всей экономике. На самый старший возраст (60-72 года) приходится 4% всех занятых в экономике, но более 10% занятых в неформальном секторе. Это, на мой взгляд, убедительно иллюстрирует двойственный характер этой занятости: с одной стороны, преобладают молодые люди, с другой - пенсионеры.
  Теперь обратимся к распределению занятых по образованию. Лица, лишь подрабатывающие в НС, более образованы (44,3% имеют высшее или среднее профессиональное образование), чем занятые в нем на основной работе (соответствующая доля составляла 44,3%). Наоборот, доля работников с основным общим или начальным общим образованием была 12,9% среди подрабатывающих и 18,9% среди основных работников.
  Сравнение "неформалов" с занятыми в экономике в целом показывает, что среди первых вдвое ниже доля имеющих высшее образование, но доля обладателей образования на уровне среднего общего и ниже среди них значительно выше, чем во всей экономике.
  "Покомпонентный" анализ неформального сектора (разделение на предпринимателей, наемных работников и самозанятых) лишь подтверждает полученную выше картину. Неформальный сектор неоднороден и составляющие его основные части в социально демографическом плане сильно различаются между собой. Индивидуальные предприниматели в основе своей - люди в возрасте 25-49 лет и с довольно высоким образованием (почти 2/3 из них имеют образование выше среднего профессионального). Занятые по найму у физических лиц, как правило, моложе и хуже образованы. Среднее образование для них норма, а высшее встречается нечасто. В этой подгруппе 40% работников моложе 40 лет. Наоборот, среди занятых индивидуально (в том числе на собственных огородах) много пожилых женщин с образованием средним и ниже.
  Теперь рассмотрим вклад НС в занятость отдельных социально-демографических групп. Для этого мы можем рассчитать уровни занятости как для этих социально-демографических групп в целом, так и для тех их представителей, которые заняты в НС.
  Доля "неформалов" в населении достигает максимального значения в 9,4% в возрастной группе 30-34 года. С увеличением возраста эта доля снижается, однако общий уровень занятости падает еще быстрее. В итоге самая младшая (15-19 лет) и самая старшая (60-72 года) группы, хотя и имеют наименьшие доли неформалов в населении (3,3% и 4,0%), дают максимальный вклад в неформальную занятость. Например, в младшей возрастной группе 28% всех занятых - это неформалы, а в старшей - 26%. Показательно также разное внутреннее наполнение неформальной занятости по возрастам. Среди самых младших и самых старших доминируют самозанятые индивидуалы, куда входят и занятые в домашнем хозяйстве производством для реализации. В средних возрастах доминируют предприниматели и их наемные работники. Эти тенденции проявляются и среди мужчин, и среди женщин. Однако у женщин вклад неформального сектора через вовлечение в домашнее производство крайних возрастных групп еще значительнее, достигая трети от всех занятых.
  Вклад НС в занятость в зависимости от образования таков: со снижением образования общий уровень занятости уменьшается, а уровень занятости в НС, наоборот, повышается. В целом, он варьирует от 4,1 до 7,5% от всего населения с соответствующим образованием в возрасте 15-72 года. Граждане с высшим образованием имеют наивысший уровень занятости (около 80%) в целом. Здесь каждый двадцатый занятый приходится на неформальный сектор. Наоборот, среди имеющих начальное (или ниже) образование, 12,5% заняты в экономике. Из них свыше 40% трудятся в неформальном секторе и заняты, прежде всего, домашним производством для последующей продажи. Вклад этого сектора в занятость у женщин превышает 50%.
  Какие предварительные выводы можно сделать из вышеприведенного анализа? Граждане старших возрастов и с низким уровнем образования, нашедшие себе убежище (или призвание?) в неформальном секторе, по-видимому, являются "невозвращенцами". Они вряд ли располагают достаточным человеческим капиталом для возврата в формальный сектор. Для них альтернатива - либо неактивность, либо безработица. С молодежью дело обстоит сложнее. Мы не знаем, продолжает ли она приобретать образование и навыки, необходимые для перехода в формальную экономику, лишь временно подрабатывая в неформальном секторе, или же они находятся в своеобразной "ловушке". Тогда мы имеем дело со своего рода "неформальным гетто", особым сегментом рынка труда. Вовлекая молодых людей, неформальный сектор (прежде всего, в виде труда по найму на частных лиц) дает им заработок и специфические навыки, однако отрезая им пути к продолжению формального общего и профессионального образования, а соответственно затрудняя выход из создавшегося положения. Прививаемая и быстро усваиваемая молодыми людьми культура труда (например, на вещевом или продовольственном рынке) может стать непреодолимым барьером для последующей мобильности в формальный сектор. Однако для более детальных утверждений такого рода необходимы специальные дополнительные исследования данной профессиональной группы.
 Области концентрации неформальной занятости: типы поселений, отрасли и профессии
  В каких отраслях и профессиях концентрируются "неформалы"?
  Все профессии классифицируются в 9 основных групп в соответствии с Общероссийским классификатором профессий (ОКЗ). Неформальный сектор (как основное занятие) имеет повышенные доли занятых в трех профессиональных группах, на которые вместе приходится 70% всех здесь занятых. К группе 5 ("Работники сферы обслуживания, жилищно-коммунального хозяйства, торговли и родственных видов деятельности") относятся 33% занятых, 17% принадлежат к группе 6 ("Квалифицированные рабочие сельского, лесного, охотничьего хозяйства, рыбоводства и рыболовства") и 20% - группе 7 ("Квалифицированные рабочие крупных и мелких промышленных предприятий, художественных промыслов, строительства, транспорта, связи, геологии и разведки недр")137. В расшифровке это означает, что в неформальном секторе в профессиональном плане доминируют занятые в торговле и обслуживании граждан, сельском хозяйстве и ремонте сложной бытовой техники. Что же касается лишь подрабатывающих в неформальном секторе, то почти 4/5 всей этой группы сосредоточено в профессиях сельского хозяйства.
  Такое профессиональное деление хорошо согласуется с распределением по видам деятельности (отраслям)138. В сельском хозяйстве заняты 30% всех "неформалов" (по основному занятию), 43,4% сосредочено в отрасли "оптовая и розничная торговля, ремонт автомобилей, бытовых приборов и приборов личного пользования". Лишь подрабатывающие в НС практически полностью "принадлежат" производству сельскохозяйственной продукции. Эти два укрупненных вида деятельности практически полностью определяют место неформального сектора в отраслевом разделении труда.
  В сельской местности уровень занятости в неформальном секторе составляет около 9% всего населения села (в возрасте 15-72 года), составляя одну шестую всей сельской занятости. При этом две трети неформальной занятости здесь приходится на производство сельскохозяйственной продукции на своих участках для продажи. Так трудится почти 14% всех женщин в сельской местности, занятых в экономике. Наоборот, в городах доля индивидуально самозанятых составляет лишь 1,6% населения. Эти оценки лишний раз подчеркивают то обстоятельство, что значительный сегмент того, что мы называем неформальным сектором, является мелкотоварным околодомашним сельским хозяйством, использующим труд пожилых людей, имеющих лишь минимум образования.
 Затраты времени в неформальном секторе
  Численность занятых еще не характеризует всего объема труда, который используется в неформальном секторе. Продолжительность рабочего времени является не менее важной переменной, отражающей величину предложения труда.
 Неформальный сектор как основное место работы
  В неформальном секторе в целом фактическая продолжительность рабочей недели (в те недели, в течение которых проводились обследования) была короче, чем в экономике в среднем139. Мужчины здесь трудились 37,5 часов (против 39,5 час по всей экономике), а женщины - 34,1 час в неделю (против 36,6 часа). За этими средними, однако, скрывается значительная дифференциация в отработанном времени между различными социально-демографическими группами, вовлеченными в НС, и видами деятельности.
  Нами были проанализированы данные о средних значениях продолжительности рабочей недели как для всех занятых в НС, так и отдельных социально-демографических и профессионально-отраслевых групп.
  Обсуждение межгрупповой дифференциации следует начать с того факта, что три основные сегмента неформального сектора существенно различаются продолжительностью рабочего времени. В предпринимательском сегменте рабочая неделя заметно длиннее (особенно у мужчин) как фактически сложившейся средней величины, так и нормативной, предписанной законодательством. Мужчины трудились в течение 44,5 часов, а женщины - 40,9 часов. Продолжительность работы у занятых по найму составляла соответственно 40,6-39,5 часов в неделю, что близко нормативным значениям. Однако наиболее многочисленный сегмент занятых в НС - занятые на индивидуальной основе - трудились значительно более короткое время: их рабочая неделя составляла в среднем лишь 31,3-27,1 часа. Конечно, именно в этом сегменте были наиболее сильные внутригодовые сезонные колебания в силу его выраженного сельскохозяйственного характера. Большой удельный вес этого сегмента внутри НС (свыше 40% всех занятых), проживание в сельской местности и демографические особенности во многом определяют вариацию в продолжительности рабочего времени.
  Выше мы отмечали значительную степень вовлеченности в неформальный сектор (прежде всего в части индивидуальной занятости) крайних возрастных групп и группы с образованием общим средним и ниже. Эта вовлеченность отличается невысокой продолжительностью рабочего времени. Например, лица в возрасте 15-19 лет работали 22-23 часа140 в неделю, 60-72 года - 25-24 часа, обладатели лишь общего среднего образования - 31-26 часов. Это не удивительно, поскольку в этих группах велика доля пенсионеров, для которых занятость в НС, хотя и является основной, но доход является дополнительным к пенсии. То же относится и к студентам, для которых такая работа является дополнением к учебе.
  Наоборот, представители основных возрастных (20-49 лет) групп, обладатели любого профессионального образования и жители городов имели продолжительность рабочей недели около 40 часов и незначительную межгрупповую вариацию по этому показателю. В целом тенденция очевидна: чем выше образование, тем продолжительнее рабочая неделя. Это согласуется с тем, что мы отмечали ранее: предприниматели отличаются от остальных занятых в НС заметно более высоким уровнем образования.
  Все имеющиеся у нас данные подчеркивают сокращенную продолжительность работы в неформальном секторе у жителей села. Они в среднем были заняты 31,5-28,5 часов в неделю (по сравнению с 40,7-37,5 часами у горожан). Имеющие занятия сельскохозяйственного характера трудились 24,1-22,8 часа в неделю, что значительно короче, чем фактическая рабочая неделя у представителей любых других занятий или отраслей неформального сектора. Она, например, составляла 42,4-37 час в строительстве, 42,4-40,5 часов в торговле, 42,5-42,9 часов в гостиницах и ресторанах. Поскольку за этими средними скрывается заметная дифференциация по продолжительности рабочего времени, можно предположить, что сверхзанятость здесь соседствует со случайной и кратковременной занятостью и недозанятостью.
  Основной вывод, который мы можем сделать о недельной продолжительности труда в неформальном секторе (когда это главная или единственная работа), заключается в следующем. Лица трудоспособного возраста с образованием средним и выше, не имеющие альтернативных занятий или альтернативных источников доходов (не студенты, не домохозяйки и не пенсионеры) и не занятые сельским хозяйством, работают полную рабочую неделю (40 часов) и больше. Наоборот, те, у кого есть альтернативное занятие (студенты и домохозяйки) или постоянные социальные источники дохода (пенсионеры по возрасту, по выслуге лет или по инвалидности), заняты здесь сокращенную рабочую неделю. Занятые в домашнем мелкотоварном сельском хозяйстве также работали короткую рабочую неделю, продолжительность которой однако сильно зависела от сезона.
 Время и бремя подработки в неформальном секторе
  Те, кто в 2001 году имел два и более мест работы, дополнительной работе посвящали в среднем 16,5 часов в неделю. Различия в продолжительности рабочего времени между мужчинами и женщинами были при этом незначительны. Это относится в целом как к формальному, так и неформальному секторам. При этом продолжительность рабочего времени при дополнительной работе в неформальном секторе несколько больше, а гендерные различия - чуть резче (17 часов в неделю у мужчин и 17,5 у женщин).
  Выводы, которые мы можем сделать на основе данных о дифференциации групп работников по фактической продолжительности рабочей недели, в целом согласуются с картиной, представленной выше. Доминирование околодомашнего сельскохозяйственного производства среди видов деятельности почти полностью определяет демографию и профессии тех работников, которые трудятся более дольше среднего. Среди женщин две возрастные группы выделяются продолжительностью своей работы: это 15-19 лет и 50-59 лет. По-видимому, они несут основное бремя этой работы. Люди в пенсионном возрасте работают несколько меньше, что может определяться состоянием здоровья у пожилых людей. Данные также показывают достаточно ясную тенденцию: продолжительность второй работы в НС связана обратной зависимостью с уровнем образования. Не имеющие профессионального образования работают здесь более продолжительное время: вторая работа в неформальном секторе - это, прежде всего, удел лиц, не имеющих образования.
 ОБЩАЯ И РЕГИСТРИРУЕМАЯ БЕЗРАБОТИЦА:
 В ЧЕМ ПРИЧИНЫ РАЗРЫВА?
  Центр трудовых исследований ГУ-ВШЭ
  2003 год
 Автор: Р.И. Капелюшников
  Исследование посвящено одной из наиболее парадоксальных черт российского рынка труда - устойчивому разрыву, существующему между общей и регистрируемой безработицей. Подробно рассматриваются различия как в абсолютных размерах, так и в динамике этих показателей, а также методологические особенности их определения. Центральное место в работе занимает анализ причин, из-за которых большая часть российских безработных отказывались от перспективы официальной регистрации. Автор приходит к выводу, что в первую очередь это было связано с конструкционными особенностями российской системы страхования по безработице, а также с тем, что российский рынок труда постоянно генерировал значительное число вакансий, так что безработные могли успешно вести поиск без помощи государства.
  Устойчивый разрыв между общей и регистрируемой безработицей, достигавший на протяжении 1990-х гг. 3,5-7 раз, составляет одну из наиболее парадоксальных черт российского рынка труда. Он привлек к себе внимание сразу же, как только в 1992 году было проведено первое выборочное обследование рабочей силы и появилась возможность измерения безработицы в соответствии с общепринятыми статистическими критериями. Было установлено, что весьма незначительная часть российских безработных обращается за официальной регистрацией в государственные службы занятости. И если сначала могло казаться, что отставание регистрируемой безработицы от общей является всего лишь случайной аберрацией, возникшей на начальном этапе реформ, то затем обнаружилось, что оно не только не имеет тенденции к сокращению, но, напротив, с ходом времени становится все больше.
  Так этот феномен стал одной из главных "загадок" российского рынка труда. Особенно активный интерес исследователей - как отечественных, так и зарубежных - он вызывал в первые пореформенные годы. К сожалению, дискуссии того времени отличались чрезмерной полемичностью и даже политизированностью: большинство аналитиков считали своей основной задачей доказать, что показатель регистрируемой безработицы дает искаженное представление о ситуации на российском рынке труда и что с его помощью официальным властям удается скрывать истинное положение дел в сфере занятости. При этом попыток систематического анализа объективных причин, способных вызывать расхождение между общей и регистрируемой безработицей, практически не предпринималось. Одно из немногих исключений - работа британского исследователя Г. Стэндинга141, но и она представляется сегодня в значительной мере устаревшей и недостаточно полной.
  По-видимому, сейчас имеет смысл вновь обратиться к сравнительному анализу показателей общей и регистрируемой безработицы и попытаться обсудить возможные источники расхождения между ними, опираясь на те знания о реальных механизмах функционирования российского рынка труда, которые были накоплены за прошедшее десятилетие.
  С самого начала нужно подчеркнуть, что это расхождение носило системный характер. Не было ни одного региона и ни одной категории населения, для которых уровень регистрируемой безработицы хотя бы отдаленно приближался к уровню общей безработицы. Отсюда следует, что разрыв между ними нельзя объяснить какими-либо частными причинами - особенностями политики занятости властей определенных регионов или особенностями поведения определенных социально-демографических групп. Объяснение должно отсылать к действию тех или иных универсальных факторов, которые, пусть и в неодинаковой степени, затрагивали все сегменты рабочей силы.
 Измерение безработицы: методологические принципы
 и основные показатели
  Разрыв между показателями общей и регистрируемой безработицы может иметь чисто статистическую природу. Чтобы проверить, насколько оправданно такое предположение, необходимо четко представлять, как они конструируются и измеряются.
  Эксперты Международной организации труда (МОТ) выделяют четыре альтернативные подхода к измерению масштабов и уровня безработицы, встречающиеся в статистической практике различных стран: (1) по результатам переписей населения или регулярных выборочных обследований рабочей силы; (2) на основе официальных оценок, которые рассчитываются органами государственной статистики путем комбинирования данных из различных доступных источников; (3) по регистрациям в службах занятости; (4) по численности лиц, получающих страховые выплаты по безработице142.
  Российские официальные публикации содержат оценки всех четырех типов. Они отражают различные аспекты функционирования рынка труда и до известной степени дополняют друг друга. Однако базовыми можно считать два способа измерения безработицы - первый, при котором статус безработного определяется на основе выборочных обследований рабочей силы исходя из критериев Международной организации труда (в соответствии со сложившейся практикой мы будем говорить в таких случаях о "методологии МОТ"), и третий, при котором человек признается безработным по решению органов государственной службы занятости. Соответственно рассчитываются два взаимодополняющих показателя - общей (или "мотовской") и регистрируемой безработицы.
  При межстрановых сопоставлениях предпочтение принято отдавать показателям, базирующимся на результатах обследований рабочей силы, поскольку они строятся по единой методологии и в большей мере свободны от искажающего влияния административной практики учета безработных. В странах с большой территориальной протяженностью и сложным государственным устройством (таких, как Россия) они обеспечивают получение сопоставимых данных по региональным рынкам труда, тогда как регистрируемая безработица может сильно колебаться в зависимости от политики местных властей и объема имеющихся у них финансовых ресурсов.
  В России методы оценки общей безработицы разрабатываются по линии Государственного комитета по статистике Российской Федерации, регистрируемой безработицы - по линии Министерства труда и социального развития Российской Федерации. В дореформенный период статистическая информация о масштабах общей безработицы, ее структуре и продолжительности отсутствовала. Регулярные обследования населения по проблемам занятости были внедрены лишь с осени 1992 г. Что касается статистики регистрируемой безработицы, то и ее "возраст" не намного больше: соответствующие данные стали доступны с середины 1991 г. после принятия Закона "О занятости населения в Российской Федерации" и учреждения Государственной службы занятости.
  Ключевые показатели, характеризующие масштабы и уровень российской безработицы - как общей, так и регистрируемой - приведены в таблицах 1 и 2.
  Таблица 1
 Численность безработных в российской экономике
 (1992-2000 гг., тыс. чел.)
 Год По данным выборочных обследований по проблемам занятости населения* По данным регистра Государственной службы занятости** взрослое население в возрасте 15-72 лет население в трудоспособ-ном возрасте взрослое население без учета учащихся, студентов и пенсионеров зарегистрированные безработ-ные лица, не занятые трудовой деятельностью, состоящие на учете служб занятости безработные, которым назначено пособие*** 1992 3877 3555 3163 577,7 981,6 371,3 1993 4305 4062 3749 835,5 1084,5 550,4 1994 5702 5474 5190 1636,8 1878,9 1395,5 1995 6712 6479 6204 2327,0 2549,0 2025,8 1996 6732 6513 6212 2506,0 2750,8 2264,7 1997 8058 7797 7427 1998,7 2202,5 1771,1 1998 8876 8595 8190 1929,0 2147,6 1756,4 1999 9094 (9323) 8642
 (8850) 8127
 (8337) 1263,4 1442,7 1090,2 2000 6999 (7515) 6692
 (7154) 6287
 (6702) 1037,0 1196,5 908,7 Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г. М.: Госкомстат России, 2000, вып. 2. Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г. М.: Госкомстат России, 2001; Основные показатели деятельности органов Государственной службы занятости. М., Государственная служба занятости, 1992-2000.
 * 1992-1995, 199--1998 гг. - октябрь, 1996 г. - март, 1999-2000 гг. - ноябрь. Для 1999-2000 гг. в скобках приводятся усредненные оценки по четырем квартальным обследованиям.
 ** По состоянию на конец года.
 *** До 1997 г. - численность лиц, получавших пособия по безработице.
  Таблица 2
 Альтернативные оценки уровня безработицы в России (%%)
 Год Уровень общей безработицы Уровень регистрируемой безработицы*** с частичным использованием данных баланса трудовых ресурсов ("официальная" оценка)* по данным выборочных обследований населения по проблемам занятости** офици-альный скорректиро-ванный взрослое население 15-72 лет ("исходная" оценка) население в трудоспо-собном возрасте население 15-72 лет без учета безра-ботных учащихся, студентов и пенсионеров (1) (2) 1992 5,2 5,2 5,1 4,3 0,8 1,4 0,5 1993 5,8 5,9 5,9 5,2 1,1 1,4 0,7 1994 7,7 8,1 8,2 7,4 2,2 2,5 1,9 1995 9,2 9,5 9,6 8,8 3,2 3,5 2,7 1996 9,2 9,7 9,8 9,0 3,4 3,7 3,1 1997 11,2 11,8 12,0 11,0 2,7 3,0 2,4 1998 12,3 13,3 13,5 12,4 2,7 3,0 2,5 1999 12,4
 (12,7) 12,9 (13,4) 13,0 (13,4) 11,7
 (12,1) 1,7 1,9 1,5 2000 9,7
 (10,4) 10,0 (10,8) 10,1 (10,8) 9,1
 (9,7) 1,4 1,6 1,2 Источники: Россия в цифрах. М.: Госкомстат России., 1999; "Социально-экономическое положение в России". М.: Госкомстат России (различные выпуски); Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г. М.: Госкомстат России, 2000, выпуск 2; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г. М.: Госкомстат России, 2001; Основные показатели деятельности органов Государственной службы занятости. М., Государственная служба занятости, 1992-2000;
 * Отношение численности безработных по данным ОНПЗ к численности экономически активного населения по данным БТР. 1992-1995, 1997-2000 гг. - на конец года, 1996 г. - март. Для 1999-2000 гг. в скобках приводятся усредненные оценки по четырем квартальным обследованиям.
 ** 1992-1995, 1997-1998 гг. - октябрь, 1996 г. - март, 1999-2000 гг. - ноябрь. Для 1999-2000 гг. в скобках приводятся усредненные оценки по четырем квартальным обследованиям.
 *** На конец года. Официальный уровень регистрируемой безработицы - отношение численности зарегистрированных безработных к численности экономически активного населения по БТР. Скорректированный уровень (1) - отношение численности не занятых трудовой деятельностью, состоящих на учете в службах занятости, к численности экономически активного населения. Скорректированный уровень (2) - отношение численности безработных, которым было назначено пособие (до 1997 г. - безработные, получавшие пособия), к численности экономически активного населения.
  Оценки общей безработицы формируются в соответствие с методологическими принципами, выработанными МОТ. Эти принципы используются с незначительными модификациями в большинстве стран мира. В выборочных обследованиях населения по проблемам занятости, проводимых Госкомстатом России, к безработным относят лиц в возрасте 15-72 лет, которые в рассматриваемый период удовлетворяли одновременно трем критериям:
  * не имели работы (доходного занятия);
  * занимались поиском работы: обращались в государственную / коммерческую службу занятости, использовали или помещали объявления в печати, непосредственно обращались к администрации предприятия или работодателю, использовали личные связи и т. д. или предпринимали шаги к организации собственного дела;
  * были готовы приступить к работе в течение определенного периода времени.
  При измерения безработицы принято, что критерий отсутствия работы относится к обследуемой неделе, критерий поиска работы распространяется на четыре недели, предшествующие обследуемой неделе, а критерий готовности приступить к работе - на две недели после обследуемой недели143. Несмотря на то, что каждый из этих критериев имеет собственные временные пределы, показатель безработицы относится к обследуемой неделе. Учащиеся, студенты, пенсионеры и инвалиды учитываются наравне с другими группами в качестве безработных, если они занимались поиском работы и были готовы к ней приступить. Для лиц, организующих собственное дело, периодом поиска работы считается деятельность до регистрации предприятия; деятельность после регистрации считается занятостью на собственном предприятии.
  Безработными признаются также лица, которые в обследуемый период:
  * не имели работы, но договорились о сроке ее начала и не продолжали в связи с этим ее дальнейшего поиска;
  * не имели работы, были готовы к ней приступить, но не вели поиска, так как ожидали (не более 1 месяца) ответа от администрации или работодателя на сделанное ранее обращение144.
  Уровень общей безработицы, us, рассчитывается как выраженный в процентах удельный вес численности безработных в численности экономически активного населения:
  us = Us/Ls*100% = Us/(Us+Es)*100%, (1)
 где Us, Es и Ls - соответственно численность безработных, занятого и экономически активного населения по результатам выборочных обследований.
  Как известно, российская статистика разрабатывает и формирует два альтернативных показателя совокупной занятости - по методологии выборочных обследований населения по проблемам занятости (ОНПЗ) и по методологии баланса трудовых ресурсов (БТР). Соответственно в официальных изданиях можно встретить различающиеся оценки уровня общей безработицы в зависимости от того, как при его расчете определяется численность экономически активного населения (то есть какая величина присутствует в знаменателе выражения (1)). Она может рассчитываться либо как сумма безработных и занятых по ОНПЗ (Us+Es), либо как сумма безработных по ОНПЗ и занятых по БТР (Us+Eb)145. Оценки первого типа, которые можно обозначить как "исходные", публикуются Госкомстатом России в статистических бюллетенях, посвященных результатам выборочных обследований населения по проблемам занятости, и в сборниках "Труд и занятость в России"; оценки второго типа, которые можно рассматривать как "официальные", - в ежемесячных выпусках "Социально-экономическое положение в России" (до 2000 г. они публиковались также в "Статистических ежегодниках России"). Из-за того, что численность занятых по ОНПЗ меньше, чем по БТР (Es   Следует также отметить, что до 2001 г. оценка численности занятых в рамках в выборочных обследованиях Госкомстата России в двух важных отношениях отличалась от методологических рекомендаций МОТ. Во-первых, лица, производившие в домашнем хозяйстве товары и услуги для реализации и не имевшие другого доходного занятия, относились к экономически неактивному населению, тогда как в соответствии с общепринятыми методологическими критериями они должны были бы квалифицироваться как занятые. Это занижало численность занятого, а, следовательно, и экономически активного населения, и вело к завышению уровня безработицы. Во-вторых, лица, ушедшие с работы в отпуск по уходу за ребенком от 1,5 до 3 лет, включались в состав занятых, хотя корректнее было бы относить их к экономически неактивному населению. Это, напротив, завышало численность рабочей силы и вело к занижению уровня безработицы.
  В 2001 г. Госкомстат России устранил эти несоответствия, причем ретроспективной корректировке подверглись также данные за 1999-2000 гг. Чистый эффект выразился в снижении уровня безработицы на 0,2-0,5 процентных пункта. Например, уровень безработицы в ноябре 1999 г. уменьшился с 12,9% до 12,6% (в среднем за год - с 13,4% до 13,0%), в ноябре 2000 г. - с 10,0 до 9,8% (в среднем за год - с 10,8% до 10,5%). Однако показатели за более ранние годы пересмотрены не были (из-за отсутствия необходимых данных). Поэтому с целью сохранения сопоставимости мы будем пользоваться для 1999-2000 гг. первоначальными нескорректированными оценками.
  Что касается регистрируемой безработицы, то основу ее измерения составляет административная информация о клиентах государственных служб занятости (ГСЗ). Показатели регистрируемой безработицы обладают тем преимуществом, что опираются на сплошное непрерывное статистическое наблюдение и отличаются высокой степенью оперативности (рассчитываются ежемесячно). Они выполняют важную инструментальную функцию, обеспечивая информационную базу для формирования государственной политики на рынке труда и открывая возможности для оценки ее масштабов и степени эффективности.
  Вместе с тем регистрируемая безработица охватывает лишь часть лиц, нуждающихся в трудоустройстве, а именно тех, кто в поисках работы обращаются за помощью к государству. Их круг может меняться в зависимости от самых различных "привходящих" факторов, таких как психологическая готовность или неготовность к контактам с официальными инстанциями, установленный порядок регистрации, уровень материальной поддержки безработных, спектр оказываемых услуг и т. п. Иными словами, величина, структура и продолжительность регистрируемой безработицы во многом отражают институциональный потенциал государственных служб занятости. В российской практике сегмент, попадающий в поле зрения ГСЗ, нередко обозначают специальным термином - "регулируемый рынок труда".
  Основные принципы регистрации безработных установлены Законом о занятости населения. В соответствие с ним официальными безработными признаются трудоспособные граждане, которые не имеют работы и заработка, зарегистрированы в органах службы занятости в целях поиска подходящей работы, ищут работу и готовы приступить к ней (ст. 3, п. 1). Хотя в этом определении упоминаются критерии отсутствия работы, ее поиска и готовности к ней приступить, методологически оценки регистрируемой безработицы отличаются от оценок общей безработицы. Далеко не каждый, кто может быть квалифицирован как безработный в соответствии со стандартным определением МОТ, имеет право на получение официального статуса безработного.
  Существует несколько альтернативных показателей, которые могут использоваться для оценки масштабов поисковой активности на рынке труда в той части, в какой она отслеживается государственными службами занятости:
  * общая численность лиц, обратившихся в ГСЗ по вопросам трудоустройства;
  * численность лиц, не занятых трудовой деятельностью, состоящих на учете в службах занятости. В их число не входят те, кто имея работу, ищут альтернативную или дополнительную занятость, а также учащиеся и студенты дневной формы обучения 146;
  * численность лиц, зарегистрированных в ГСЗ в качестве безработных. По сравнению с предыдущей эта категория является более узкой и не включает: а) молодых людей до 16 лет; б) пенсионеров; в) лиц, отказавшихся в течение 10 дней со дня обращения от двух вариантов подходящей работы, а также лиц, отказавшихся от двух вариантов профессиональной подготовки или двух предложений оплачиваемой работы (в том случае, если они не имели профессии и искали работу впервые); г) лиц, не явившихся без уважительной причины в течение 10 дней со дня регистрации в целях поиска подходящей работы в органы службы занятости для предложения им подходящей работы; д) лиц, не явившихся в срок, установленный для их регистрации в качестве безработных. К безработным не относятся также лица, прошедшие первичную регистрацию и ждущие решения о присвоении им статуса безработного, и лица, направленные для прохождения обучения и переобучения, которые на этот период квалифицируются как занятые147;
  * численность безработных, которым назначено пособие по безработице. Пособие назначается не всем зарегистрированным безработным. В частности, оно не предоставляется тем, кто уже исчерпал право на его получение.
  В таблице 3 показано, как соотношение между перечисленными категориями менялось во времени. Отчетливо прослеживается тенденция к их постепенному сближению. Так, если в 1992 г. безработные составляли 59% от числа не занятых трудовой деятельностью, а обладатели пособий - 64% от числа безработных, то в 2000 г. эти соотношения выглядели соответственно как 87% и 88%.
  Таблица 3
 Соотношение между различными категориями лиц, состоявших на учете в Государственной службе занятости (на конец года)
 Год Обратившиеся в службы занятости по вопросам трудоустройства,
 (тыс. чел.) из них: не занятые трудовой деятельностью
 (в % к кол. 2)* их них: безработные
 (в % к кол. 3) из них: назначено пособие по безработице
 (в % к кол. 4)** (1) (2) (3) (4) (5) 1992 н. д. н. д. 59 64 1993 н. д. н. д. 77 66 1994 1923,6 98 87 85 1995 2643,3 96 91 87 1996 2788,8 99 91 90 1997 2235,5 99 91 89 1998 2178,9 99 90 91 1999 1476,4 98 88 86 2000 1239,3 97 87 88 Источники: Основные показатели деятельности органов Государственной службы занятости. М., Государственная служба занятости, 1992-2000.
 * до 1995 г. - численность трудоспособных граждан, не занятых трудовой деятельностью, ищущих работу.
 ** до 1997 г. - численность лиц, получавших пособия по безработице.
  Очевидно, что определение численности зарегистрированных безработных во многих отношениях отклоняется от рекомендаций МОТ. При строгом следовании "мотовским" критериям в состав безработных должны были бы включаться все группы, не имеющие доходного занятия и обратившиеся в ГСЗ в поисках трудоустройства, включая учащихся, студентов, пенсионеров, а также лиц, ожидающих решения о регистрации. И все же расхождения между общей и регистрируемой безработицей, связанные с таким суженным подходом, являются, как будет показано ниже, далеко не главными.
  Уровень регистрируемой безработицы, ur, рассчитывается как процентное отношение численности зарегистрированных безработных к численности экономически активного населения по балансу трудовых ресурсов:
  ur = Ur/Lb*100% = Ur/(Us+Eb)*100%, (2)
 где Ur - численность зарегистрированных безработных, а Lb - численность экономически активного населения по БТР, равная сумме безработных по обследованиям рабочей силы, Us, и занятых по балансу трудовых ресурсов, Eb148.
  Имеющиеся данные позволяют также представить два альтернативных варианта оценки уровня регистрируемой безработицы - более широкий (исходя из численности лиц не занятых трудовой деятельностью) и более узкий (исходя из численности безработных, которым назначено пособие). Первый из них в большей мере, чем официальный показатель, приближается к стандартному определению безработицы МОТ, тогда как второй дает возможность оценить, насколько широка финансовая поддержка безработных со стороны государства. Однако эти дополнительные способы измерения приводят к достаточно близким результатам (см. таблица 2).
  Сравнение с данными выборочных обследований ясно показывает, что в российских условиях подавляющее большинство искавших работу оставались за рамками регистра служб занятости (см. таблицы 1 и 2). Как в начале, так и в конце 1990-х гг. на каждого официально зарегистрированного безработного приходилось примерно семь "мотовских". Это соотношение мало меняется при использовании "суженных" показателей общей или "расширенных" показателей регистрируемой безработицы, которые представлены в тех же таблицах. Отсюда следует достаточно очевидный вывод: лишь незначительную часть расхождения между ними можно объяснить собственно статистическими причинами.
 Динамика общей и регистрируемой безработицы
  Общая и регистрируемая безработица отличались не только по абсолютным масштабам. Траектории их изменения во времени также были существенно иными.
  Численность безработных по определению МОТ увеличилась с примерно 4 млн. чел. в конце 1992 г. до примерно 7 млн. чел. в конце 2000 г., численность зарегистрированных безработных - с 60 тыс. чел. в 1991 г. до 1 млн. чел. в 2000 г. Уровень общей безработицы вырос с 5,2% в 1992 г. до 10,0% в 2000 г.; уровень регистрируемой безработицы - с 0,1% в 1991 г. до 1,4% в 2000 г.
  Из динамики некоторых альтернативных показателей, обсуждавшихся в предыдущем разделе, видно, что уровни общей безработицы для лиц в трудоспособном возрасте и для всего взрослого населения практически совпадали; что исключение из состава безработных учащихся, студентов и пенсионеров почти не меняет общего рисунка движения; и, наконец, что на протяжении большей части 1990-х гг. разрыв между официальными оценками регистрируемой безработицы и ее скорректированными оценками был устойчивым и не слишком значительным.
  Изменения в показателях безработицы были слабо синхронизированы с колебаниями ВВП и численности занятых. Ускорение экономического спада далеко не всегда сопровождалось более активным расширением армии безработных, и, напротив, ослабление или даже приостановка негативных тенденций в производстве и занятости не всегда замедляли ее рост.
  Повышательный тренд в динамике общей безработицы сохранялся на протяжении практически всего периода, пока в российской экономике длился трансформационный кризис. Как ни странно, пик пришелся на февраль 1999 г., когда несмотря на начавшееся оживление уровень общей безработицы достиг рекордной отметки - 15,0% (скорректированная оценка - 14,6%). Возможно, здесь мы имеем дело с отложенным эффектом финансового кризиса в августе предшествующего года.149 Затем в условиях возобновившегося экономического роста общая безработица стала быстро снижаться, сократившись к ноябрю 2000 г. в полтора раза. Во второй половине 2001 г. ее уровень лишь немного превышал 8%. В других постсоциалистических странах столь заметное улучшение ситуации на рынке труда после окончания трансформационного спада отмечалось нечасто.
  Рисунок движения регистрируемой безработицы был существенно иным. Она достигла пика намного раньше - в апреле 1996 г., когда ее уровень составил 3,8%. Точкой перелома стал следующий месяц, после чего она быстро пошла на убыль. Хотя на долгосрочную тенденцию к ее сокращению накладывались краткосрочные сезонные колебания (в начале каждого года регистрируемая безработица обычно немного "подрастала"), это не меняло общего вектора движения150.
  Отмеченный перелом в тренде имел простое объяснение: в апреле 1996 г. в Закон о занятости были внесены поправки, которые сразу же отразились на уровне и динамике зарегистрированной безработицы151. Эти поправки ужесточили условия регистрации и предоставления пособий, а кроме того привели к изменениям в учетной практике ГСЗ (так, безработные, направленные на общественные работы, стали квалифицироваться как имеющие временную занятость и перестали учитываться при подсчете общей численности зарегистрированных безработных.)
  Приблизительно тогда же начало ухудшаться финансовое положение Государственного фонда занятости населения (ГФЗН), из средств которого покрывались расходы служб занятости, включая выплату пособий безработным. С осени 1995 г. стала быстро нарастать задолженность предприятий по отчислениям в ГФЗН, что вызвало появление задержек в выплате пособий. После того, как в начале 1996 г. страховой тариф был снижен с 2% до 1,5% от фонда оплаты труда предприятий, дефицит бюджета ГФЗН приобрел хронический характер и невыплаты пособий превратились в массовое явление.
  Острую нехватку финансовых средств службы занятости пытались компенсировать частичным свертыванием активных программ на рынке труда (переподготовки, субсидируемой занятости и др.); внедрением практики взаимозачетов, когда предприятия начинали уплачивать отчисления в ГФЗН производимой ими продукцией (в результате пособия безработным также приходилось выплачивать не в денежной, а в натуральной форме); дополнительным ужесточением режима регистрации и условий материальной поддержки безработных на региональном уровне.
  Все это ослабило стимулы к регистрации и быстро сказалось на потоке обращений. Резкое сокращение объема услуг, предоставляемых ГСЗ, привело к тому, что в динамике зарегистрированной безработицы возобладала устойчивая тенденция к снижению - и это несмотря на увеличение потенциального спроса на них, связанного с продолжавшимся ростом общей безработицы.
  Под воздействием августовского кризиса 1998 г. падение регистрируемой безработицы было на короткое время приостановлено: с "додефолтных" 2,5% ее уровень поднялся до 2,7%. Однако уже в первом квартале 1999 г. она вновь пошла на спад, снизившись к концу 2000 г. до отметки 1,4%.
  Динамика российской безработицы - как общей, так и регистрируемой - была достаточно нетипичной. В других переходных экономиках начало рыночных реформ ознаменовалось резким скачком открытой безработицы. Практически везде она быстро преодолела десятипроцентный рубеж, а в ряде случаев (Болгария, Польша, Словакия) превысила 15-20%. (Исключением была Чехия, где безработица долгое время удерживалась на отметке 3-4%.) К середине 1990-х гг. безработица в большей части стран ЦВЕ стабилизировалась, а затем по мере укрепления их экономического положения стала частично рассасываться. Однако любые, даже не очень значительные перепады экономической конъюнктуры сразу же приводили к очередному ухудшению ситуации.
  В отличие от этого в России не отмечалось каких-либо резких скачков в динамике общей безработицы: ее рост был медленным и постепенным и лишь на шестом году рыночных реформ она перешагнула десятипроцентный рубеж, достигнув того уровня, который установился в большинстве других постсоциалистических стран уже после того, как там был возобновился экономический рост. Только Чехия и Румыния на протяжении большей части 1990-х гг. демонстрировали более низкие показатели, чем Россия.
  По масштабам трансформационного спада Россия превосходила страны ЦВЕ, так что было бы естественно ожидать, что и по масштабам незанятости она также окажется в числе "лидеров". Скажем, в Болгарии, где сокращение производства было сопоставимо с российским, в наиболее кризисные годы общая безработица охватывала почти четверть всей рабочей силы. Поведение российского рынка труда было в этом смысле нестандартным: несмотря на б(льшую глубину и продолжительность переходного кризиса рост безработицы был выражен на нем слабее и носил менее "взрывной" характер, растянувшись на достаточно длительный период.
  Таким образом, в межстрановой перспективе российский опыт предстает как весьма специфичный:
  * динамика безработицы не коррелировала жестко с динамикой производства и занятости;
  * уровень безработицы никогда не достигал пиковых значений, характерных для большей части других постсоциалистических стран;
  * траектория изменения безработицы была сравнительно плавной, без резких скачков, вызванных разовыми выбросами на рынок труда больших масс безработных;
  * с началом выхода российской экономики из трансформационного кризиса сокращение безработицы шло более быстрыми темпами, чем в большинстве других переходных экономик в аналогичной ситуации;
  * если судить о текущей ситуации на рынке труда по более высокому из двух показателей - уровню либо общей, либо регистрируемой безработицы, то окажется, что Россия с ее восьмипроцентным контингентом безработных вместе с Венгрией и Чехией относится к тройке наиболее благополучных стран;
  * наконец, нигде между общей и регистрируемой безработицей не наблюдалось такого огромного и устойчивого разрыва, который имел место на российском рынке труда.
 Почему регистрируемая безработица остается ниже общей?
  Приступая к обсуждению этой темы, необходимо прежде всего развеять два часто встречающихся заблуждения.
  Существует мнение, что расхождение между общей и регистрируемой безработицей - аномалия, присущая исключительно российскому рынку труда152. В действительности же это вполне закономерное явление, встречающееся повсеместно и обусловленное различной статистической природой альтернативных индикаторов безработицы. Правда, обычно разрыв между ними оказывается, во-первых, не слишком значительным и, во-вторых, в пользу регистрируемой, а не общей безработицы. Так, в большинстве стран ЦВЕ уровень первой превышал уровень второй на 10-70% (в этом легко убедиться, сравнив соответствующие "страновые" кривые). Только в Болгарии и Чехии, подобно России, численность зарегистрированных безработных какое-то время отставала от численности "мотовских" безработных, но и там это отставание было много скромнее - порядка 20-30%.
  Несмотря на это российский опыт нельзя считать уникальным. Так, во всех постсоветских экономиках, где регулярно проводятся выборочные обследования рабочей силы, общая безработица превышает регистрируемую (исключение - Литва), причем разрыв измеряется в "разах". Из развитых стран сходная ситуация существует в США, где за регистрацией обращается лишь каждый третий "мотовский" безработный.
  Еще более популярен упрощенный подход, рассматривающий регистрируемую безработицу как составную часть общей. На деле они охватывают пересекающиеся, но все же не совпадающие сегменты населения: если верно, что далеко не каждый "мотовский" безработный обращается за регистрацией в ГСЗ, то верно и обратное - далеко не всякий зарегистрированный безработный может считаться безработным по определению МОТ153. Как показали в своем исследовании С. Коммандер и Р. Емцов, в 1993-1994 гг. в России примерно каждый третий-четвертый зарегистрированный безработный не являлся безработным по определению МОТ, так как имел работу, которую скрывал от органов службы занятости. Более того, даже среди получателей пособий насчитывалось не менее 20-30% "фиктивных" безработных154. Отсюда, заметим в скобках, следует, что доля "мотовских" безработных, не имевших официального статуса, была еще выше, чем показывает "лобовое" сопоставление данных ОНПЗ с данными ГСЗ.
  Устойчивый разрыв в уровнях общей и регистрируемой безработицы, величина которого в отдельные годы превышала 10 процентных пунктов, мог вызываться целым комплексом факторов - от социально-психологических до институциональных и общеэкономических. Обратимся сначала к тем из них, которые, скорее всего, имели фоновое значение.
  1. Слабая информированность безработных о режиме деятельности служб занятости155. Такое объяснение выглядит вполне правдоподобно для начального периода, когда этот новый для российского рынка труда институт делал только самые первые шаги. Однако для более позднего периода, когда услугами ГСЗ уже успели воспользоваться миллионы людей, оно представляется недостаточно убедительным. Постепенное распространение информации о режиме деятельности служб занятости должно было бы вести к сокращению "клина" между общей и регистрируемой безработицей, тогда как на деле он становился все более массивным.
  2. Фактор "стигматизации". Общественное мнение может подвергать получателей пособий моральному осуждению как "иждивенцев", не желающих трудиться и предпочитающих жить за чужой счет. В этом случае многие безработные будут оказываться от помощи государства, если обращение за ней входит в противоречие с господствующими социальными стереотипами. Действие фактора "стигматизации" должно сильнее сказывается на мужчинах, чем на женщинах, и, по-видимому, их меньшая склонность к поискам работы через государственные службы занятости отчасти связана именно с этим. Однако, как показывают эмпирические наблюдения, российское население демонстрирует высокую степень активности и изобретательности, добиваясь разнообразных социальных гарантий и льгот, и не вполне понятно, почему из этого ряда должны выпадать пособия по безработице.
  3. Бюрократические сложности оформления регистрации. Оценить величину бюрократических издержек, с которыми приходится сталкиваться российским безработным, довольно трудно. Пакет документов, который они должны предъявлять, вставая на учет в органах службы занятости, мало отличается от того, который потребовали бы от него в службах занятости других стран. Косвенным показателем бюрократических издержек может служить среднее количество официально зарегистрированных безработных, приходящихся на одного сотрудника служб занятости. С этой точки зрения российская ситуация выглядела достаточно благополучно. Если в России указанное соотношение составляло примерно 60 безработных на одного сотрудника ГЗС (данные 1997 г.)156, то в Словении оно составляло 148, в Венгрии - 162, Польше - 235, Эстонии - 434 и только в Чехии было ниже - всего 30157.
  В то же время, по мнению некоторых исследователей, в России бюрократические издержки должны были возрастать из-за требования дважды в месяц проходить перерегистрацию, то есть посещать службы занятости даже тогда, когда они не могли предложить никакого варианта трудоустройства158. Не исключено также, что объем документооборота в российских службах занятости был больше, а степень компъютеризации - меньше, чем в службах занятости стран ЦВЕ. Следствием более высокой нагрузки могли становиться очереди, ошибки при оформлении документов, снижение качества обслуживания и т. д.
  Однако для российских граждан очереди и бюрократические препоны - привычная среда, в которую погружено взаимодействие с любой государственной инстанцией. Службы занятости - относительно новый институт, сильнее ориентированный на нужды клиентов по сравнению со многими другими государственными структурами, унаследованными от прежней системы. Маловероятно, что бюрократические издержки взаимодействия с ними были настолько обременительны, чтобы бoльшая часть безработных отказывалась от регистрации только из-за этого.
  4. Территориальная удаленность органов службы занятости. Труднодоступность местных отделений ГСЗ также может становиться серьезным препятствием на пути регистрации многих безработных159. На российском рынке труда - из-за больших расстояний и недостаточного развития транспортной сети - действие территориального фактора может проявляться сильнее, чем на рынках труда "малых" стран, таких как страны ЦВЕ или большинство бывших советских республик.
  И все же его значение не следует преувеличивать. В мегаполисах (таких как Москва или Санкт-Петербург), где проблемы расстояний реально не существует, относительный разрыв в показателях общей и регистрируемой безработицы был не меньше, чем во многих других регионах. Если бы отказ от регистрации мотивировался прежде всего труднодоступностью местных отделений службы занятости, тогда в регистрируемой безработице сельские жители были бы представлены намного шире, чем в общей. Однако на деле соотношение было обратным (так, в конце 2000 г. к сельскому населению принадлежали 31,4% зарегистрированных безработных и лишь 26,5% безработных по определению МОТ)160.
  По-видимому, более важное значение имели конструкционные особенности российской системы поддержки безработных.
  "Административный" фактор является далеко не нейтральным. Очевидно, что при прочих равных условиях стимулы к регистрации будут тем слабее, чем менее щедрой и более селективной является принятая модель страхования по безработице. Наглядный пример дают США, имеющие один из самых жестких режимов страхования среди всех стран со зрелой рыночной экономикой. Не случайным выглядит и "лидерство" общей безработицы по отношению к регистрируемой в странах СНГ, если вспомнить, что в качестве главного образца при конструировании своих систем поддержки безработных они чаще всего использовали российский Закон о занятости161. Наконец, иллюстрацией значимости "административного" фактора могут служить изменения, внесенные в 1996 г. в российское законодательство о занятости и направленные на ужесточение условий регистрации и поддержки безработных: если в первой половине 1990-х гг. разрыв между общей и регистрируемой безработицей постепенно сжимался, то начиная с этого момента, напротив, стал разрастаться и становиться все шире.
  Можно выделить несколько общих характеристик государственной системы поддержки безработных, способных активно воздействовать на стимулы к регистрации. Интересно, что различные аспекты российской модели зачастую порождали прямо противоположные эффекты.
  1. Ограничение круга безработных, имеющих право на пособия. В большинстве стран мира (включая страны с переходной экономикой) такие категории безработных как уволившиеся по собственному желанию, уволенные за виновные действия, возобновляющие трудовую деятельность и впервые вступающие на рынок труда либо вообще лишены прав на пособие, либо начинают получать его с задержкой в несколько месяцев. Как правило, пособие предоставляется только в том случае, если до обращения в службу занятости безработный в течение определенного периода трудился (обычно не менее полугода или года) и с его заработка уплачивались страховые взносы162.
  Однако в России ограничения такого рода почти полностью отсутствуют: статус безработного с правом на получение пособий предоставляется практически всем обращающимся в ГСЗ, если они не имеют работы. Следует также добавить, что во многих странах к безработным, отказывающимся от предложений о трудоустройстве или нарушающим порядок перерегистрации, применяются более жесткие санкции, чем те, что предусмотрены российским законодательством. В результате в России получали пособия 80-90% всех зарегистрированных безработных, тогда как в странах ЦВЕ - от 15% до 46% (данные середины 1990-х гг.). Причем если в России охват безработных пособиями с течением времени расширялся, то в них становился все (же.
  Исключение, как отмечалось, составляют только учащиеся, студенты и пенсионеры, которым согласно Закону о занятости не может присваиваться официальный статус безработных и назначаться пособие. Это, несомненно, служило одним из источников расхождения между данными ОНПЗ и данными ГСЗ, но его значимость едва ли была велика. Исключение из состава "мотовских" безработных учащихся, студентов и пенсионеров сокращает разрыв в уровнях общей и регистрируемой безработицы всего на 0,8-2,3 процентных пункта.
  2. Величина пособий по безработице. Стимулы к регистрации впрямую зависят от размера выплачиваемых пособий. Если исходить из формального критерия - процентного отношения к заработной плате по последнему месту работы безработного, то установленный российским законодательством уровень пособий приближался к 60%, не уступая или даже превосходя аналогичный показатель для стран ЦВЕ.
  Однако фактический размер выплат по безработице в России был ниже, колеблясь в пределах 10-30% от средней заработной платы163. В странах ЦВЕ они находились на более высокой отметке - 20-40%164.
  Таблица 4
 Некоторые характеристики российской системы поддержки безработных, 1992-1999 годы
 Показатели 1992 1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 Доходы ГФЗН, млрд. деном. руб. 0,04 0,6 3,0 6,2 7,0 8,8 8,6 12,6 Расходы ГФЗН, млрд. деном. руб. 0,01 0,4 2,4 6,4 7,3 8,8 8,6 12,2 Расходы ГФЗН на выплату пособий и материальную помощь, млрд. деном. руб. 0,002 0,04 0,4 1,9 3,5 5,2 5,0 7,5 Выплаты пособий товарами и услугами, млрд. деном. руб. - - - - - 0,9 1,2 1,4 Общая задолженность предприятий по страховым взносам в ГФЗН, млрд. деном. руб.*, в том числе: - - - - 6,3 9,4 13,4 14,0 * основной долг - - - - 3,8 4,5 5,8 6,4 * пени и штрафы - - - - 2,5 4,9 7,6 7,6 Задолженность ГФЗН по выплатам пособий, млрд. деном. руб.* - - - - 1,5 2,8 3,7 1,6 Среднемесячный размер выплат, деном. руб.** 1,0 16,1 40,7 98,6 170,1 269,3 337,0 403,0 Отношение среднего размера выплат к средней заработной плате, %** 16,4 27,4 18,5 20,9 21,5 27,9 30,4 25,5 Отношение численность безработных, которым были произведены выплаты, к численности безработных, которым было назначено пособие, %** - - - 89 75 74 71 110*** Доля безработных, которым были произведены выплаты в минимальном размере, в общей численности получавших пособия, %** - - - 49 48 46 48 48 Источники: данные Министерства труда и социального развития РФ; Основные показатели деятельности органов государственной службы занятости, январь-декабрь. М., Государственная служба занятости, 1993-1999; Обзор экономической политики в России за 1999 год. М., Бюро экономического анализа, 2000, стр. 322; Итоги работы по регулированию рынка труда в 1999 году. М., Министерство труда и социального развития Российской Федерации, 2000, стр. 74-76.
 * На конец года.
 ** В среднем за год.
 *** В 1999 г. активное погашение задолженности за прошлые годы привело к тому, что число лиц, которым производились выплаты, превысило число безработных с назначенным пособием.
  Низкие коэффициенты возмещения в начальный период российских реформ объяснялись высокими темпами и затяжным характером инфляции. Выплачиваемые пособия привязаны к прошлым заработкам безработных и не подлежат индексации. Но в условиях высокой инфляции текущая денежная заработная плата может далеко отрываться от того уровня, на котором она находилась несколько месяцев назад, когда безработные еще сохраняли занятость. В результате пособия начинают сильно "худеть" относительно средней заработной платы, наблюдаемой в данный момент. Показательно, что по мере замедления инфляции коэффициент возмещения стал приближаться к значениям, характерным для стран ЦВЕ (см. таблица 4).
  Серьезным фактором, ставшим подрывать стимулы к регистрации уже в период снизившейся инфляции, стали систематические задержки в выплате пособий. Во второй половине 1990-х гг. пособия получали лишь 70-75% из числа тех, кому оно было назначено (см. таблица 4). Задолженность по пособиям достигала 40-50% от годовых объемов фактически производившихся выплат, а в "пиковом" 1998 г. превысила 70%. Суммарная задолженность предприятий по отчислениям в ГФЗН превосходила его годовой бюджет. Только основной долг (без пени и штрафов) был эквивалентен почти половине ежегодных расходов ГФЗН. Лишь в 1999 г. улучшение общей экономической ситуации позволило службам занятости начать активное погашение задолженности, накопившейся за прошлые периоды (к концу третьего квартала 2000 г. задолженность по выплатам пособий была практически ликвидирована).

<< Пред.           стр. 4 (из 12)           След. >>

Список литературы по разделу