ТРАКТАТЫ О ЛЮБВИ СБ ТEКСТОВ М 1994 187 С 21

этого фактического, действительного мира мы
способны познать не только конституцию
этого действительного мира, но и сущностную
конституцию также всякого возможного мира,
то есть и скрытой для нашей ограниченной
организации как живых существ (im Leben) и
потому трансцендентной нам
действительности. То есть и тут, в сфере
души и ее благ мы способны как бы
проникнуть взором сквозь случайно дей-
ствительные движения души и наши случайно
действительные, известные нам области благ
к вечному закону строения и каркасу,
заключающему в себе все возможные души и

148

все возможные миры благ. И в этом нашем
мире он тоже представляется и отражается
лишь там и сям, не будучи каким-то образом
выведен из него в смысле индуктивной
абстракции и индукции, или только дедукции
из самостоятельно значимых или полученных
путем индукции общих положений. Итак, в
переживаниях единицы жизни, называемой
"человеком", мы обнаруживаем идею духа, в
котором как таковом нет ничего от
ограниченности человеческой организации; а
в фактических вещных благах (Guterdingen)
мы обнаруживаем иерархию ценностей, которая
значима независимо от особенностей этих
вещных благ, материала, из которого они
сотворены, казуальных законов их становле-
ния и прехождения.
Это важное различие между сущностным и
случайным, постоянным и изменчивым, тем,
что значимо также и по ту сторону и поверх
нашего фактически возможного опыта, и тем,
что ограничено кругом этого опыта, не имеет
ничего общего с совершенно иной
противоположностью между отдельным и
всеобщим, например, между единичным и
универсальным суждением о фактах и
отношениях (последний случай - это так
называемые законы природы). Все законы
природы, например, тоже относятся к сфере
"случайных истин" и имеют лишь
вероятностную достоверность. А с другой
стороны, очевидное сущностное познание
вполне может, соответственно бытийственной
или ценностной сфере предметов, касаться
уникального, индивидуального наличного
бытия или ценностного бытия. Поэтому мы
вправе мыслить такое иерархическое строение
общезначимой наличной совокупности того,

149

что достойно любви, а внутри нее - наличной
совокупности того же для отдельного
индивида и индивида в союзе, - что каждый
предмет, если сорвать с него покровы
случайности и рассматривать сообразно его
сущности, занимает в этой иерархии
совершенно определенное и единственное в
своем роде - место, которому соответствует
совершенно определенным образом
нюансированное движение души к этому
предмету. Если мы "попадаем" в это место,
мы любим правильно и упорядоченно; если
места путаются, если под влиянием страстей
и влечений иерархия значимостей рушится,
наша любовь оказывается неправильной и
неупорядоченной.
Эта "правильность" подчинена разного рода
масштабам. Я назову здесь лишь некоторые.
Наша душа пребывает в метафизическом
заблуждении, если некий предмет, который
относится к предметам некоторым образом и в
некоторой степени относительной ценности,
она любит так, как следовало бы любить лишь
предмет абсолютной ценности, т.е. если
человек производит такую ценностную
идентификацию духовного ядра своей личности
с этим предметом, что оказывается по
существу в отношении веры и поклонения ему,
т.е. ложно обожествляет его, точнее же:
творит из него кумира. Далее, на
определенной ступени ценностной
относительности (которая как таковая
правильно ощущается и оценивается)
предметом более высокой ценности могут все-
таки пренебречь в пользу предмета более
низкой ценности. Любовь к предмету может
быть, правда, правильного рода, но любим он
будет так, что для духовного ока не

150

откроется или откроется не целиком, от нуля
до высшей степени, вся полнота того, что
достойно в нем любви. Тогда любовь не
адекватна предмету - и тут возможны ступени
увеличения адекватности, начиная от слепой
любви и кончая вполне адекватной или
совершенно ясновидящей (evident hell -
sichtigen) любви.
Но дело всегда обстоит так, что
противоположный любви акт ненависти или
эмоционального отрицания ценности, а потому
также и эмоционального отрицания наличного
бытия, является лишь следствием в некотором
смысле неправильной и хаотичной любви:
Сколь бы ни были богаты и многообразны
причины, возбуждающие ненависть, или
контексты негативной ценности
(Unwertverhalte), требующие ненависти, - но
одна закономерность пронизывает всякую
ненависть. Она состоит в том, что основой
всякого акта ненависти является акт любви,
без которого первый терял бы смысл. Мы даже
можем сказать следущее: Так как общим для
любви и ненависти является момент сильной
заинтересованности в предмете как носителе
ценности вообще, в противоположность зоне
безразличия*, то всякая заинтересованность
- коль скоро для противоположного нет
особых оснований, заключающихся в какой-
либо ложной иерархии заинтересованностей, -
есть изначально позитивная
заинтересованность, или состояние любви
(das Lieber).

____________________
* Зона безразличия есть лишь идеальное
сечение, недостижимое в полной мере для
нашей изменчивой душевной жизни.

151

Верно, конечно, что это положение о
примате любви над ненавистью и отрицание
равноизначальности обоих основных эмо-
циональных актов часто ложно
интерпретировалось и еще чаще ложно
обосновывалось. Так, например, оно не может
означать, что всякую вещь, которую мы
ненавидим, мы прежде должны были любить, то
есть что ненависть есть превращенная
любовь. Как бы часто нам ни случалось
делать это наблюдение, в особенности что
касается любви к человеку, но не менее
часто и противоположное наблюдение, что
вещь уже при первом своем появлении
вызывает ненависть, человек начинает
ненавидеть тут же, с первого взгляда. Но,
видимо, существует закон, что особого рода
позитивный ценностный контекст (der
positive Wetverhalt), относительно которого
этот человек представляет собой носителя
соответствующего негативного ценностного
контекста (Unwertverhalt), т.е. носителя
антиценности (Gegenwert), должен
образовывать содержание акта любви, чтобы
стал возможным соответствующий акт
ненависти. И постольку имеют силу слова
Боссюэ, сказанные им в знаменитой главе о
любви: "Ненависть, ощущаемая относительно
какой-либо вещи, происходит только от
любви, питаемой к другой вещи: я ненавижу
болезнь только потому, что люблю
здоровье"*. И постольку ненависть всегда
основывается на разочаровании в том, что в
действительности сбылся или не сбылся некий
ценностный контекст, который интенционально
____________________
* См.: Fraite de la Connarssance de Dveuet
de Sor-meme: chap. 1.

152

(и потому - еще не в форме акта ожидания)
был заключен в духе. (При этом основанием
для возбуждения такой ненависти может быть
как наличие контекста негативной ценности,
так и отсутствие или недостаточность
позитивного ценностного контекста. Таким
образом, тут не говорится, что негативные
ценностные контексты не суть столь же
позитивные обстояния (Verhalte), как и
(позитивные) ценностные контексты, а
являются как бы нехваткой таковых. Это -
совершенно произвольное утверждение
метафизического оптимизма - аналогично
тому, как утверждение, что все контексты
ценности основываются на исчезновении
наличия контекстов негативной ценности,
есть столь же произвольное утверждение
метафизического пессимизма). Противоречие
существовало бы лишь в том случае, если бы
всякое знакомство с (позитивным) злом
обязательно должно было еще и вызывать
ненависть - что, однако, отнюдь не так. Ибо
зло может также только констатироваться,
при определенных обстоятельствах оно может
быть даже любимо, коль скоро оно как зло
низшего разряда служит, например, условием
того, чтобы сбывалось некое благо более
высокого разряда или некое нравственное
благо - причем такое условие оно
представляет собой не только случайным, но
и сущностным образом.
Итак, любовь и ненависть суть, правда,
противоположные эмоциональные способы
поведения - так что совершенно невозможно в
аспекте одной и той же ценности любить и
ненавидеть в едином акте одно и то же, - но
они не суть равноизначальные способы
поведения. Наше сердце первично

153

предопределено любить, а не ненавидеть:
ненависть есть лишь реакция на в некотором
смысле ложную любовь. Часто говорится, и
это стало уже почти поговоркой, что тот,
кто не умеет ненавидеть, не может и любить,
но это неправильно. Правильно, напротив,
что тот, кто не умеет любить, не может и
ненавидеть. Поэтому лишь к становлению
мнимой любви, но не любви действительной
относится и та закономерность в истоках
любви, свойственной ressentiment'y, которая
состоит в том, что все, "любимое" таким
образом, любимо лишь в качестве
противоположности иному, уже ненавидимому.
При этом и человек ressentiment'a тоже
изначально любил те вещи, которые в этом
своем состоянии он ненавидит - и только
ненависть, направленная на необладание ими
или на свое бессилие их заполучить
вторичным образом распространяется и на эти
вещи.
Нельзя делать и такого вывода, что
ненависть необходимо связана с личной виной
- виной ненавидящего. А ненавидит в силу
хаоса в строе любви. Но этот хаос не
обязательно положен или вызван А. Могли
сделать это также и В, С и Д и т.д., или же
те союзы, к которым принадлежит А.
Поскольку любовь ceteris paribus* сущностно
необходимым образом предопределяет
встречную любовь и взаимную любовь, а
ненависть - встречную ненависть и взаимную
ненависть, то исходным пунктом ненависти
может быть в принципе любое место во всем
человеческом сообществе вследствие хаоса в
ordo amoris, который словно бы отдален от А
____________________
* При прочих равных (лат.).

154

опосредованиями произвольно длинных
промежуточных цепочек каузального рода.
Итак, дело не в том, что всякую ненависть
вследствие хаоса обусловливает и тот, кто
ненавидит. Наш тезис означает только, что
если в мире есть ненависть, то в мире
должен быть и хаос в строе любви.
Итак, ненависть всегда и повсюду есть
восстание нашего сердца и души против
нарушения ordo amoris - все равно, идет ли
речь о едва слышимом зарождении ненависти в
сердце индивида или же о том, как ненависть
проходит по земле насильственными
революциями и направляется на
господствующие слои. Человек не может
ненавидеть, не обнаруживая, что носитель
негативной ценности по общей оценке
занимает или притязает на то место, которое
согласно объективному порядку,
предписанному вещам порядком их
любведостойности, подобает носителю
ценности, или же что благо низшего разряда
занимает место блага высшего разряда (и
наоборот). В другом месте мы рассмотрели
отношение актов любви и ненависти к актам
познавания и к актам сферы стремления и
воли и установили их обоюдный примат
относительно этих видов актов.
Тождественная как в актах любви, так и
ненависти "заинтересованность в" - которая
в конечном счете управляет и правит даже
актами внимания, еще слепыми к ценностям, -
оказалась у нас фундаментальным условием
совершения любого акта познавания, будь то
в сфере образной или мыслительной, и лишь
поскольку сама заинтересованность
изначально в большей мере есть

<< Пред. стр. 21 (из 43) След. >>

Список литературы по разделу