<< Пред. стр. 24 (из 43) След. >>
всякая групповая замкнутость.Христианство, в качестве религии любви,
т.е. религии, определенной восприятием
общего божественного происхождения и
божественной ценности всех людей, и потому
их сопринадлежности к всеобьемлющему
целому, объединенному любовью, - уни-
версалистично, "кафолично" по самому своему
существу. Все различия классов,
национальностей, рас и культур - сколь бы
естественны они ни были в порядке
природного или чисто человеческого бытия, -
становятся несущественными, только относи-
тельными, превозмогаются универсально-
____________________
* В корпоративном духе (фр.)
170
объединяющей силой любви, утверждающей
единство в Боге всего человеческого рода.
Где человек "облекся в нового человека,
который обновляется в познании по образу
создавшего его", - т.е. где силою любви
человек проникает до самого существа
личности, как образа Божия - там "нет ни
Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни
необрезания, варвара, Скифа, раба,
свободного; но все и во всем Христос"
(Кол. III, 10-11). С этой принципиальной
точки зрения такое, например, понятие, как
"римско-католическая (т.е. "римско-уни-
версальная") церковь" - если оставить в
стороне неизбежность умаления абсолютной
истины в ее человечески-историческом
выражении - есть, строго говоря, такая же
нелепость, какою была бы какая-нибудь
"Московская таблица умножения" или
"китайская причинная связь". Ибо в
первичном основоположном смысле "Церковь
Христова" есть не что иное, как
превосходящее и преодолевающее все земные
различия единство людей в Боге, - единство,
открывающееся любви, как благоговейному
религиозному восприятию божественного
существа человеческого образа, как
такового. Сколько бы люди в своей
конкретно-эмпирической, исторической жизни
ни грешили против этой религии любви - то,
что раз открылось в этой религии -
объединяющая сила любовного восприятия
человека, как начала абсолютно-ценного -
уже не может исчезнуть из человеческого
сознания, а продолжает действовать в нем,
напоминать ему об абсолютной правде и о
ничтожестве перед ее лицом всех земных,
171
обособляющих и разъединяющих оценок и
мерил.
Но этим чисто количественным и
экстенсивным универсализмом не
исчерпывается и потому не выражается
адекватно существо христианской любви.
Количественный универсализм сам по себе
склонен быть - и фактически в истории
человеческого морального сознания постоянно
бывает - универсализмом абстрактным: широта
духовного взора искупается здесь бедностью
воспринимаемого содержания, идет за счет
конкретной полноты. Таков основной признак
всякого интеллектуального универсализма, в
котором общность есть общность абстрактного
понятия: как известно, чем шире обьем
понятия, тем беднее его содержание. В
моральном сознании такой характер присущ
абстрактному, гуманитарному признанию
единственно существенным в человеке начала
"общечеловеческого", культ "человечества".
Все люди вообще, как все народы,
оказываются здесь однородными
представителями человека вообще, входят в
состав однородного, универсального целого -
"человечества". Всякое многообразие, все
различное и индивидуальное в составе этого
всеобъемлющего целого отвергается, как
нечто ничтожное, не имеющее подлинной
реальности и ценности или даже имеющее
ценность отрицательную, потому что
предполагается, что оно ведет к разделению
и обособлению. Эта установка утверждается
повсюду, где моральное сознание находится
под властью рационализма; основной мо-
ральный пафос есть здесь идея равенства
всех людей, и это воззрение было
провозглашено в античном мире, сперва
172
некоторыми из софистов V века, в эпоху
афинского просвещения, и позднее вполне
последовательно в стоической философии. Оно
постоянно возрождается во всех умственных
течениях, утверждающих "естественное право"
или "естественное состояние" в проти-
воположность всему положительному,
конкретному, историческому в человеческой
жизни; такова основная тенденция француз-
ского "просвещения" ХVIII века и в наши дни
- коммунистического "интернационализма",
который есть в сущности "антинационализм".
Но и великий общий моральный принцип
Сократа, провозгласившего до Христа
требование любить врагов не менее, чем
друзей, носил этот характер абстрактного
рационализма. "Любить" здесь означало
просто творить благо, и смысл требования
состоял в том, что благотворение есть некая
общая, постоянная ценность человеческой
жизни, перед лицом которой не имеют
никакого значения все различия между
людьми, как объектами морального поведения.
Совершенно очевидно, что этот абстрактный
количественный универсализм, как бы велика
не была в некоторых отношениях его
положительная ценность - только по
недоразумению именуется "любовью". Он не
имеет ничего общего с любовью именно
потому, что любовь всегда и необходимо
направлена на конкретносущее, есть
восприятие ценности конкретного существа,
именно в его конкретности, т.е.
индивидуальности. Нельзя любить
"человечества", как нельзя любить "человека
вообще"; можно любить только данного,
отдельного, индивидуального человека во
всей конкретности его образа. Любящая мать
173
любит каждого своего ребенка в отдельности,
никогда не смешает одного с другим, не
потеряет из виду отличительные особенности
каждого; она знает, ценит, любит то, что
есть особого, единственного, несравнимого в
каждом из ее детей. Поэтому универсальная,
всеобъемлющая любовь не есть ни любовь к
"человечеству", как к некому сплошному
целому, ни любовь к "человеку" вообще; она
есть любовь ко всем людям во всей
конкретности и единичности каждого из них.
Совершенно так же есть глубочайшая
противоположность между так называемой
"любовью к человечеству", отрицающей и
отвергающей все различия между
национальностями, и той любовной широтою
духа, в силу которой человек признает,
почитает, любит все народы в своеобразии
каждого из них, умеет любовью воспринимать
гений, дух каждого народа и сознает че-
ловечество, как всеобъемлющую семью,
состоящую из разных и своеобразных членов;
и так же велико различие, например, между
вероисповедным индифферентизмом, который,
исходя из мысли, что "Бог один для всех",
усматривает в различии между исповеданиями
только ничтожные, суетные человеческие из-
мышления - и тем истинно-любовным
восприятием конкретно-индивидуальных типов
религиозной мысли и жизни, который, следуя
великому завету Христа: "В доме Отца Моего
обителей много", в своеобразии каждого из
них видит нечто ценное, недостающее другим
и их восполняющее.
Первое провозглашение такого конкретного,
любовного универсализма в отношении
национальностей, т.е. преодоление племенной
религиозной исключительности, встречается
174
еще в Ветхом Завете у пророка Исайи: "В те
дни будет путь из Египта в Ассирию, так что
ассиряне будут приходить в Египет и
египтяне в Ассирию, и египтяне вместе с
ассирянами будут служить Богу. В те времена
Израиль будет втроем с Египтянами и
Ассирянами, благословение среди земли.
Тогда Бог Саваоф благословит их и скажет:
благословен ты, Египет, народ мой, и ты,
Ассур, дело рук моих и ты, Израиль, мое
достояние" (Ис. IX, 23-25). Но лишь в
христианском сознании впервые принципиально
и до конца было раскрыто существо любви,
как конкретного универсализма, объемлющего
все многообразие индивидуального бытия; в
отношении различия между национальностями -
иудеями и язычниками - это было утверждено
в проповеди ап.Павла и в видении ап.Петра и
символически открыто в даре разных языков,
обретенном при сошествии Святого Духа.
Библейское "смешение языков" при
вавилонском столпотворении, когда люди
перестали понимать друг друга, говоря на
разных языках, сменено здесь любовным,
дружным сотрудничеством между апостолами,
ставшими как бы солидарной семьей,
представляющей разные народы в своеобразии
их языков и понятий. В качестве общего
принципа единства и солидарности
индивидуального многообразия это
утверждается, например, в словах: "Служите
друг другу, каждый тем даром, какой
получил, как добрые домостроители
многоразличной благодати Божией" (I
Послание Петра, IV, 10). Или в словах:
"Дары различны, но Дух один и тот же; и
служения различны, а Господь один и тот же;
и действия различны, а Бог один и тот же,
175
производящий все во всех. Все же сие
производит один и тот же Дух, разделяя
каждому особо, как Ему угодно. Ибо как тело
одно, но имеет многие члены, и все члены
одного тела, хотя их и много, составляют
одно тело; так и Христос" (I Кор. XII, 4-
68, 11-12).
Так всеобъемлющая любовь, в качестве
восприятия и признания высшей ценности
всего конкретно-живого, универсальна в
двойном смысле - количественном и
качественном: она объемлет не только всех,
но и все во всех. Признавая ценность всего
конкретно-сущего, она объемлет всю полноту
многообразия людей, народов, культур,
исповеданий, и в каждом из них - всю
полноту их конкретного содержания. Любовь
есть радостное приятие и благословение
всего живого и сущего, та открытость души,
которая широко открывает свои объятия
всякому проявлению бытия, как такового,
ощущает его божественный смысл. Как говорит
апостол в своем гимне любви: "Любовь
долготерпит, милосердствует, любовь не
завидует, любовь не превозносится, не гор-
дится, не бесчинствует, не ищет своего, не
раздражается, не мыслит зла, не радуется
неправде, а сорадуется истине, все покры-
вает, всему верит, всего надеется, все
переносит" (I Кор., XIII, 4-7). Для любви
все злое, дурное в живом существе есть
только умаление, искажение его истинной
природы, только момент небытия,
примешивающийся к бытию и препятствующий
его осуществлению: она отвергает зло и
борется против него, как любящий борется с
болезнью и упадком сил любимого существа.
Напротив, всякая положительная реальность,
176
вся многообразная полнота сущего радостно
приемлется любовью, ибо все истинно-сущее,
как таковое, она воспринимает как
проявление божественного первоисточника
жизни. Всякое отрицание здесь подчинено
утверждению, моральная оценка есть здесь не
суд, а диагноз болезни и ведет не к
фанатизму ненависти, а к стремлению изле-
чить, выправить истинное, положительное
существо того, что искажено злом, помочь
заблудившемуся найти правый путь, соот-
ветствующий его собственному назначению и
подлинному желанию. Любовь есть нечто иное,
чем признание прав другого, готовность
согласиться на его свободу осуществлять его
собственные интересы, идти избранным им
путем. Такой "либерализм" в смысле
признания субъективных прав другого,
готовность согласиться на его свободу
осуществлять его собственные интересы, идти
избранным им путем. Такой "либерализм" в
смысле признания субъективных прав другого
и подчинение своего собственного поведения
правовому порядку, обеспечивающему эти
права, есть некий минимум любовного
отношения к людям - либо мертвый осадок
истинной любви, либо лишь потенциальный ее
зачаток, в котором она пассивно дремлет;
уважение к правам других людей может
сопровождаться равнодушием и безучастием к
ним. Оно лишь моральное ограничение и
самообуздание эгоистической воли, а не
непроизвольное, радостное, активное
движение воли навстречу жизни и живым
существам. Напротив, любовь есть