<< Пред. стр. 33 (из 43) След. >>
Господь является в окружении ангелов, то Онпредстает не как сопровождаемый толпою, а
как одно-единое бытие в ангельской форме.
Поэтому в Слове Господом зовется один
ангел, и точно также зовется целое
ангельское сообщество: Михаил, Гавриил и
Рафаил - не что иное, как ангельские
сообщества, названные так по обязанностям,
ими выполняемым".
Быть может, мы живем и любим, то есть
страдаем и сострадаем, в этой Великой
Личности, объемлющей все личности, всех
нас, страдающих и сострадающих, и все
существа, которые борются, чтобы
персонализироваться, обрести сознание своей
боли и своей ограниченности? Не являемся ли
мы идеями этого тотального Великого
Сознания, которое, мысля наше существова-
ние, наделяет нас существованием? А
существовать, не значит ли для нас быть
воспринимаемым и ощущаемым Богом? А ниже
все тот же провидец говорит в свойственной
236
ему фантасмагорической манере, что каждый
ангел, каждое сообщество ангелов и все
небо, созерцаемое сообща, предстает в
человеческой форме, и что в силу этой его
человеческой формы Господь правит им как
одним единым человеком.
"Бог не мыслит, но творит; он не
существует, но вечен", - пишет Киркекор25
(Afsluttende uvidenskabel efterskrift); но
может быть правильнее будет сказать вместе
с Мадзини26", этим мистиком итальянского
города, что "Бог велик потому, что он мыс-
лит, творя" (Ai giovani d'Jtalia), ибо в
Нем мыслить значит творить и наделять
существованием то, что он мыслит как суще-
ствующее, одним только этим мышлением;
невозможным же будет то, что немыслимо для
Бога. Не сказано ли в Писании, что Бог
творит единым словом своим, то есть своим
мышлением, и что этим самым Словом
сделалось все сущее? И забывает ли Бог то,
что однажды помыслил? Не продолжают ли
существовать в Высшем Сознании все мысли,
которые однажды в нем возникли? Если сам Он
вечен, то не становится ли в Нем вечным
всякое существование?
Наше страстное желание спасти сознание,
придать личный и человеческий смысл
Вселенной и существованию таково, что даже
в самом мучительном и душераздирающем
самопожертвовании мы бы вняли, если бы нам
сказали, что наше сознание, хотя и
исчезает, то для того лишь, чтобы обогатить
бесконечное и вечное Сознание, что души
наши питают Универсальную Душу. Вот именно,
я обогащаю Бога, ибо до моего существования
он не мыслил меня существующим, потому что
я - еще один, еще один, хотя и среди
237
несметных, ибо, будучи и впрямь живым,
страдающим, любящим, я остаюсь в его лоне.
Эта чудовищная жажда дать смысл Вселенной,
наделить ее сознанием и сделать ее
личностью и есть то, что ведет нас к вере в
Бога, к желанию, чтобы Бог был, одним
словом, к творению Бога. Да, именно к
творению Бога! И, думается, это не должно
возмутить даже самого благоверного теиста.
Ибо верить в Бога и значит в определенной
мере творить его, хотя прежде Он творит
нас. Он - тот, кто в нас постоянно творит
сам себя.
Мы создаем Бога, чтобы спасти Вселенную
от ничто, ибо то, что не есть сознание и
сознание вечное, сознающее свою вечность и
вечно сознающее, есть не более чем
видимость. Поистине реально только то, что
чувствует, страдает, сострадает, любит и
жалеет, то есть сознание; субстанциально
только сознание. И Бог нам нужен для того,
чтобы спасти сознание; не для того, чтобы
постичь существование, а для того, чтобы
пережить его; не для того, чтобы знать,
почему и как нечто существует, но чтобы по-
чувствовать, для чего оно существует.
Любовь - бессмыслица, если Бога нет.
238
ПАУЛЬ ТИЛЛИХ
ЛЮБОВЬ, СИЛА И СПРАВЕДЛИВОСТЬ.
ИХ ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ КАЧЕСТВА И ПРИМЕНЕНИЕ
В СФЕРЕ ЭТИКИ*
I. Проблемы, затруднения, метод.
Существенные
проблемы любви, силы и справедливости
Несмотря на то, что словом "любить"
нередко злоупотребляют и в литературе, и в
обыденной жизни, оно отнюдь не потеряло
заложенной в нем эмоциональной силы. Когда
бы мы его ни слышали, оно вызывает у нас
душевное волнение, чувство счастья, тепла,
внутренней удовлетворенности. Это слово
напоминает о прошлом, когда мы были
влюблены или любимы, сопутствует нам в
настоящем, позволяет надеяться на будущее.
Согласно распространенному мнению, слово
"любовь" обозначает некое эмоциональное
состояние, которое не поддается строгому
определению. Точно описать любовь во всех
ее качествах и проявлениях представляется
невозможным, не имея особого дара,
проявляющегося лишь при определенных
условиях, дара, который не зависит от
____________________
* Tillich P. Love, Power and Justice.
Ontological analysis and ethical
applications.
239
сознательного намерения, исходит ли оно из-
нутри или навязано извне. Но тогда любовь
остается в сфере аффектов и мы
рассматриваем ее в качестве одного из них,
то есть так, как это имело место, например,
у Спинозы. Однако знаменательно, что
Спиноза, доходя до конечных выводов о
природе божественной субстанции и множестве
способов, которыми человек к ней причастен,
говорит об интеллектуальной любви человека
к Богу, как о любви, которой Бог любит
самого себя1. Иными словами, он возводит
любовь из эмоциональной сферы в онтологи-
ческую. Как известно, от Эмпедокла и
Платона до Августина и Пико делла
Мирандолы, Гегеля и Шеллинга,
экзистенциализма и глубинной психологии,
любовь занимала одно из центральных мест в
онтологии.
Кроме эмоциональной и онтологической
существует еще этическая интерпретация
любви. В Священном Писании слово "любовь"
сочетается с императивом "ты должен".
Первая Заповедь требует от каждого
абсолютной любви к Богу и ближнему в меру
своего естественного самоутверждения"2.
Если любовь - чувство, то можно ли его
требовать от кого бы то ни было?
Безусловно, нет, и это верно также в
отношении себя самого. При попытке вызвать
в себе какое-либо чувство, мы получим нечто
искусственное, нечто такое, что несет в
себе характерные черты других чувств,
подавленных в ходе этой попытки. Намеренно
вызванное раскаяние таит в себе искаженный
образ самодовольства. Намеренно вызванная
любовь являет искаженный облик безразличия
или враждебности. Это означает, что чувство
240
любви не подвластно никакому приказанию.
Если любовь - не эмоция, а что-то иное, то
Первая Заповедь бессмысленна. В основе
любви должно быть нечто такое, благодаря
чему была бы оправдана как этическая, так и
онтологическая ее интерпретация. И вполне
возможно, что этическая природа любви
зависит от онтологической, а онтологическая
природа любви получает свои определения из
ее этического характера. Но если все это
соответствует действительности (что мы и
попытаемся показать), то возникает вопрос,
как названные интерпретации любви
согласуются с тем фактом, что любовь -
самое страстное из человеческих чувств. Тем
не менее, ответить на этот вопрос
невозможно, не осветив другого круга
проблем, которые являются для нас в высшей
степени важными, и не только потому, что
они важны сами по себе, но также и в силу
того, что за последние десятилетия стали
объектом пристального интереса этики и
теологии. Это вопрос, касающийся качеств
любви. В публичных дискуссиях, которые ве-
дутся главным образом по поводу различий
между эроcом и агапе3 (любовь земная и
небесная в ренессансной символике),
качества любви именуются типами любви. Те,
кто занимают крайнюю позицию в данном
вопросе, считают недопустимым использовать
одно и то же слово "любовь" применительно к
ее противоположным типам. Но в процессе
подготовки этих лекций я уяснил себе, что
правильнее будет говорить не о типах, а о
модификациях любви, поскольку различные ее
качества с большей или меньшей силой
присутствуют в каждом акте любви. При таком
понимании различия между качествами любви
241
не теряют своей значимости. Если, как я
предлагаю, различать в ней либидо, филию,
эрос, агапе, то неизбежно возникает вопрос,
как они соотносятся друг с другом. Как
можно говорить о любви без понимания ее
модификации? Какое качество любви адекватно
Первой Заповеди? И какое качество любви
соответствует ее эмоциональной стороне?
Слово "любовь" используется также, когда
говорится о любви к себе. Каким образом
последняя соотносится с качествами любви,
ее онтологическим и этическим характером?
Прежде всего необходимо выяснить, является
ли любовь к себе значимым понятием.
Учитывая, что любовь предполагает разде-
ленность между ее субъектом и объектом,
следует установить, существует ли эта
разделенность в структуре самосознания. Я
серьезно сомневаюсь в правомерности
употребления термина "любовь к себе", если
только он не используется в метафорическом
смысле (с. 3-6).
II. Бытие и любовь
Онтология любви
Все проблемы, касающиеся соотношения
любви, силы и справедливости - как
индивидуальные, так и социальные - ока-
зываются неразрешимыми, если любовь в самой
своей основе рассматривается как эмоция.
Тогда любовь становится сентиментальным
дополнением к силе и справедливости, и в
конечном счете не способна изменить ни
законы справедливости, ни структуру силы.
242
Большая часть ошибок, свойственных
образованию, социальной этике и
политической теории, обусловлены непони-
манием онтологической природы любви.
Напротив, если имеет место понимание
последней, то обнаруживается основополага-
ющее единство любви с силой и
справедливостью, а также условный характер
противоречий между ними.
Жизнь - это актуальное бытие, а любовь -
движущая сила жизни. В этих двух положениях
выражена онтологическая природа любви. Без
любви бытие не становится актуальным. Она
побуждает все, что есть, стать большим, чем
оно есть. Жизнь обретает свою природу в
человеческом опыте любви. Любовь есть по-
буждение к единению разделенного.
Воссоединению предшествует разделенность
того, что по сути гармонирует друг с дру-
гом. Следовательно, ошибочно приписывать
разделению такую же онтологическую
первичность, как и воссоединению. Всякая
разделенность предполагает изначальное
единство. Единство включает в себя и
разделенность, точно также, как бытие
охватывает самое себя и небытие. Не
объединить того, что по сути своей
раздельно. Объединение двух вещей
невозможно представить себе без их