<< Пред. стр. 5 (из 10) След. >>
Список литературы по разделу
Предлагаемый системный подход к анализу виктимности через существующую ценностно-нормативную структуру общества, с учетом специфики проявления отклонений в деятельностно-практической, интеллектуально-волевой и информационной сферах, позволяет определить как статические отклонения, приводящие к фатальной предрасположенности становиться жертвой преступления, так и динамические характеристики девиаций, описывающие вариативность виктимности населения в конкретно-исторических условиях.
Вместе с тем у данной точки зрения имеются и противники. Так, Марк Ансель, предполагая, что соционормативный подход не сумеет избежать присущего позитивизму сползания к бихевиористским схемам социального контроля, отмечал: "Речь идет о потенциальных жертвах-рецидивистах и даже о врожденных жертвах. Было бы досадно, если бы виктимология замкнулась на серии стереотипов, в той или иной мере копирующих стереотипы делинквентов. Будет еще более досадно, если виктимология попытается строить свое изучение жертвы так, как это имело место в отношении изучения делинквентов, т.е. вокруг понятия ответственности, или даже сконструировать "виктимную личность" по аналогии с преступной личностью"[49].
Человеческое поведение, являющееся реальным измерителем личностных свойств и качеств как разнообразно, так и достаточно типизировано. "Такое положение является результатом действия двух тенденций. Первую тенденцию можно назвать центробежной. Она проявляется в разнообразии поведения, его вариативности... На упорядочение разнородных вариантов поведения направлена противоположная (центростремительная) тенденция к унификации поведения, его типизации, выработке общепринятых схем и стандартов поведения. Эта вторая тенденция выражается в том, что всякое общество, заботясь о своей целостности и единстве, вырабатывает систему социальных кодов (программ) поведения, предписываемых его членам", - отмечал этнограф А.К. Байбурин[50].
Подчеркнем в связи с этим, что вариативность и изменчивость поведения человека предполагает все-таки существование определенного типа ролевых жертв, притягивающих как магнит удары судьбы, болезни и прочие беды.
В Америке герои самых странных смертей становятся обладателями премии Дарвина как лица, изъявшие свой вклад из генофонда человечества самым нелепым образом.
Так, Я. Ойлиг в 1996 году пытался покончить жизнь самоубийством путем самосожжения. Когда он поджег себя, то испугался и прыгнул в водоем, чтобы потушить огонь. Но он забыл, что не умеет плавать, и утонул...
Два западногерманских автомобилиста погибли в результате "лобового" столкновения. Был сильный туман, и оба медленно ехали, высунув головы в окно. Смерть наступила в результате столкновения лбами[51].
Сиднейца Джона Малнеса признают самым невезучим в Австралии человеком, которого дважды кусали гадюки, трижды сбивали машины, четырежды мотоциклы и т.п.
По мнению английского криминолога Колина Уилсона, "прирожденная жертва" есть личность, страдающая от дефицита жизненных сил, в большинстве случаев уверенная, что ее неудачи вызываются ее фатумом, запрограммированностью, ничуть не пытаясь их изменить. Такая личность предпочитает жить в мире собственных фантазий и прячется от трудностей реального мира. Столкновение же с ними порой ведет к фатальному результату[52].
Бывают, правда, и обратные примеры повышенного энергетического противодействия личности внешним виктимизирующим факторам.
Например, американец Рамперт 5 раз пытался покончить жизнь самоубийством. Но... пистолет дал осечку, попытка отравиться газом кончилась неудачей - газ отключили; съеденное снотворное вызвало только рвоту; поезд остановился, не доехав нескольких метров до Рамперта, лежавшего на рельсах; попытка утопиться закончилась спасением рыбаками. С тех пор Рамперт больше не пытается оборвать жизнь самостоятельно[53].
Колин Уилсон описывает историю англичанина Дж. Ли, осужденного в 1885 году за убийство к повешению, которого пытались казнить трижды, и трижды виселица, которую палачи неоднократно проверяли, ломалась. Ли провел 22 года в тюрьме и, выйдя на свободу, умер в 1933 году. В своих заметках он написал: "Это была рука Господа, не позволившего закону забрать мою жизнь..."[54].
Нет нужды упоминать и о существовании неисправимых ролевых правонарушителей[55], анализ деятельности и личностных характеристик которых позволяет все-таки говорить о существовании определенных социальных типов девиантов, обладающих особыми личностными свойствами и характеристиками, особой энергетикой.
Подводя итоги сказанному, отметим, что одно лишь поведение в процессе совершения преступления не может служить классификационным критерием определения видов и характеристик виктимности. Личность человека - сложное образование, не сводимое исключительно к единовременным проявлениям социальной активности. В основе подобных классификаций должна лежать деятельность личности, ее социальные роли, психический и энергетический потенциал.
------------------------------------
1. Паниотто В.И. Качество социологической информации (методы оценки и процедуры ее обеспечения). - К.: Наук. думка, 1986.
2. Холыст Б. Факторы, формирующие виктимность // Вопросы борьбы с преступностью. - М., 1984. - Вып. 41. - С. 73-74.
3. Франк Л.В. Виктимология и виктимность. - Душанбе, 1972. - С. 112.
4. Курс советской криминологии. - М.,1985 - Т. 1. - С. 177.
5. См.: Ривман Д.В. Виктимологические факторы и профилактика преступлений. - Л., 1975. - С. 14.
6. См.: Франк Л.В. Виктимология и виктимность. - Душанбе, 1972. - С. 20, 29.
7. См.: Полубинский В.И. Правовые основы учения о жертве преступления. - Горький, 1979. - С. 34-36.
8. Коновалов В.П. Виктимность и ее профилактика // Виктимологические проблемы борьбы с преступностью. - Иркутск, 1992. - С. 25-26.
9. Курс советской криминологии. - Т. 1. - С. 179.
10. "Активность - это всеобщее атрибутивное свойство материи, выражающее собой ее способность к взаимодействию и самодвижению" (Сабитов Р.А. Посткриминальное поведение (понятие, регулирование, последствия). - Томск: Изд-во Томск. гос. ун-та, 1985. - С. 11).
11. Sartori J. The method: guidelines for concept analysis // Social science concepts - Beverly Hills etc., 1984. - Р. 9-88.
12. См., например: Балабанова Л.М. Судебная патопсихология (вопросы определения нормы и отклонения). - Донецк: Сталкер, 1998. - С. 344.
13. См.: Webster's new collegiate dictionary / Merriam Webster, G. & C.Merriam company, Springfield, Mass., 1980. - Р. 1037.
14. См.: Безопасность и здоровье нации в аспекте преступности. - М.: Криминологическая ассоциация, 1996. - 192 с.
15. См.: Писанская В. Безопасность одна на всех // Голос Украины. - 1996. - 30 нояб. (№ 225). - С. 1, 10.
16. См.: О концепции (основах государственной политики) национальной безопасности: Постановление Верховной Рады Украины от 16 января 1997 г. № 3/97/ВР. См., например, также: Постановления Кабинета Министров Украины "О создании Национального Совета по вопросам безопасной жизнедеятельности населения" от 15 сентября 1993 г. № 733, "Об утверждении нового состава Национального Совета по вопросам безопасной жизнедеятельности населения" от 20 июля 1996 г. № 820, "О национальной программе улучшения состояния безопасности, гигиены труда и производственной среды на 1996-2000 годы" от 2 ноября 1996 г. № 1345 и "О концепции создания и деятельности Европейского центра техногенной безопасности (TESEC)" от 17 ноября 1996 г. № 1259.
17. См.: Украинцев В. Угрозы не так уж страшны, если их знать в лицо: система взглядов на обеспечение безопасности коммерческих структур // Телохранитель. - 1995. - № 1. - С. 58-61; Джатиев В.С. О некоторых аспектах обеспечения национальной безопасности // Криминологическая ситуация и безопасность в обществе: Материалы Первого Международного Причерноморского социально-девиантологического симпозиума. - Кишинев, 1995. - Т. 1. - С. 82-87.
18. Плахов В.Д. Социальные нормы. Философские основания общей теории. - М.: Мысль, 1985. - С. 250.
19. Смейлзер Н. Социология: Пер. с англ. - М.: Феникс, 1994. - С. 239.
20. Салтыков-Щедрин М.Е. Господа Головлевы. Сказки. - М.: Худож. лит., 1984. - С. 305.
21. Ли Д.А. Уголовно-статистический учет: структурно-функциональные закономерности. - М., 1998. - С. 19.
22. Братусь Б.С. Аномалии личности. - М.: Мысль, 1988. - С. 14.
23. См.: Преступления, совершаемые с особой жестокостью (научный обзор результатов исследования) / Кол. авт. под рук. А.П. Закалюка. - К.,1989. - С. 19; Самовичев Е.Г. Причины умышленных убийств и проблемы исполнения наказаний за их совершение: Автореф. дис. : д-ра юрид. наук. - М., 1991. - С. 43-44; Туляков В.А. Криминологические аспекты агрессивной преступности молодежи // Радянське право. - 1989. - № 12. - С. 10.
24. См.: Дети стреляют не только в Америке // Коммерсантъ-Власть. - 1999. - 14 дек. (№ 49). - С. 39.
25. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Вопр. философии. - 1989. - № 5. - С. 130.
26. Алексеев А. Принц и нищий // Домовой. - 1997. - № 5. - С. 49.
27. Питирим Сорокин. Наказание и кара. Подвиг и награда. - С.Пб.: Изд-во Я.Г. Долбышева, 1914. - С. 424.
28. От Матфея. 5:9 // Новый Завет и Псалтирь. - Нэшвилл: Гидеоновы братья, 1996. - С. 134.
29. Мейендорф И. Духовное и культурное возрождение XIV века и судьбы Восточной Европы // Синергия. Проблемы аскетики и мистики Православия: Науч. сб. - М.: Ди-Дик, 1995. - С. 21.
30. Робер М.-А., Тильман Ф. Психология индивида и группы // - М.: Прогресс, 1988. - С. 102.
31. Балу А. Учение о христианском непротивлении злу насилием. - М., 1908. - С. 109. - Цит. по: Иванов В.М. Христианство и ненасилие // Принципы ненасилия. - М.: Прогресс, 1991. - С. 47.
32. См.: Хорунжий С.С. Аналитический словарь исихастской антропологии // Синергия. Проблемы аскетики и мистики Православия: Науч. сб. - М.: Ди-Дик, 1995. - С. 55-56.
33. Самовичев Е.Г. Причины умышленных убийств и проблемы исполнения наказаний за их совершение: Автореф. дис. : д-ра юрид. наук. - М., 1991. - С. 44.
34. Костенко О.М. Проблеми кримiнологiчної безпеки // Правова держава. - 1999. - Вип. 10. - С. 337.
35. Братусь Б.С. Аномалии личности. - М.: Мысль, 1988. - С. 51.
36. Таранов П.С. Методы 100 %-ной победы. - Симферополь: Реноме, 1997. - С. 86.
37. См.: Орзих М.Ф. Право и личность. Вопросы теории правового воздействия на личность социалистического общества. - К.; Одесса: Вища шк., 1978. - С. 130.
38. Эминов В.Е., Еникеев М.И., Кочетков О.Л. Психолого-криминологические аспекты здоровья нации и общественной безопасности // Безопасность и здоровье нации в аспекте преступности. - М., 1996. - С. 33.
39. Леви В. Везет же людям... (Психология здоровья). - М.: Физкультура и спорт, 1988. - С. 26.
40. Пушкин А.С. Пир во время чумы // Полн. собр. соч. - М.: Наука, 1964. - Т. 5. - С. 419.
41. Леви В. Указ. соч. - С. 204.
42. Битов А. Книга путешествий. - М.: Известия, 1986. - С. 177-178.
43. Гримак Л.П. Резервы человеческой психики. Введение в психологию активности. - М.: Политиздат, 1987. - С. 267.
44. Битов А. Указ. соч. - С. 116.
45. Арабов Ю. Механика судеб и механика замысла - М.,1996. - Цит. по: Кладо Е. Юрий Арабов: Лучше стать проституткой, чем Глобой: Открыты законы судьбы // Собеседник. - 1997. - № 9. - С. 20.
46. Антонов-Романовский Г.В., Лютов А.А. Виктимность и нравственность // Вопр. борьбы с преступностью. - М., 1980. - Вып. 33. - С. 40.
47. Ривман Д.В. К вопросу о социально-психологической типологии потерпевших от преступления // Виктимологические проблемы борьбы с преступностью: Сб. науч.трудов. - Иркутск, 1981. - С. 6.
48. Дружинин В.В., Конторов Д.С., Конторов М.Д. Введение в теорию конфликта. - М.: Радио и связь, 1989. - С. 109.
49. Ancel M. Le probleme de la victime dans le droit penal positif et la politique criminelle modern // Revue Internationale de criminologie et de Police technique. - 1981. - № 4. - Р. 342. - Цит. по: Тюрин Д.П. Рассмотрение проблемы виктимологии по материалам исследований, проводимых в Канаде // Научная информация по вопросам борьбы с преступностью. - М., 1985. - № 86. - С. 60. См. также: Налетов И.З. Причинность и теория познания. - М.: Мысль, 1975. - С. 48, 121.
50. Байбурин А.К. Некоторые вопросы этнографического изучения поведения // Этнические стереотипы поведения. - Л.: Наука, 1985. - С. 7.
51. Даже перед смертью судьба может посмеяться над Вами // Комсомольская правда. -1999. - 17 июля. - С. 11.
52. См.: Colin Wilson. The Mammoth book of true crime. - London, 1988. - Р. 608.
53. Даже перед смертью судьба может посмеяться над Вами. - С. 11.
54. Colin Wilson. Op. cit. - P. 191-192.
55. См., например: Багрий-Шахматов Л.В. Уголовная ответственность и наказание. - Минск: Вышэйш. шк., 1976; Антонян Ю.М. Психология убийства -М.,1998. - С. 241-259.
ВИДЫ И ПРОЯВЛЕНИЯ ВИКТИМНОСТИ
Туляков В.А.
Виктимность как отклонение от норм безопасного поведения реализуется в совокупности социальных (статусные характеристики ролевых жертв и поведенческие отклонения от норм индивидуальной и социальной безопасности), психических (патологическая виктимность, страх перед преступностью и иными аномалиями) и моральных (интериоризация виктимогенных норм, правил поведения виктимной и преступной субкультуры, виктимные внутриличностные конфликты) проявлений.
Используя это определение, мы можем попытаться рассмотреть виктимность как отклонение на поведенческом уровне, девиацию на уровне психологии личности и социальной общности и, наконец, как отклонение определенных социокультурных характеристик индивидуального и группового сознания.
Нетрудно заметить определенную аналогию в описании и анализе видов и форм проявления преступности и виктимности. Так, известно, что в мировой криминологии, в зависимости от идеологических установок, уровня и задач исследования [1], преступность рассматривается не только как социальное явление, общественный институт, выполняющий в обществе и мире определенные функции (crime), - социальный уровень обобщения, но и как элемент функционирования общины и определенных социальных общностей - социально-психологический уровень анализа и оценки (crime in the media), и как проблема понимания индивидуального отбора преступников и их моральных установок в сравнении с правопослушными гражданами - морально-психологический уровень (criminality).
Нередко эти уровни анализа пересекаются, переплетаются; закономерности, выявленные для одних форм проявления, редуцируются на другие. Однако это вполне объяснимо.
С одной стороны, руководствуясь как марксовым, так и позитивистским подходом, мы привыкли анализировать массовые социальные явления только через проявления индивидуальной активности, нередко впадая в "грех" переноса индивидуальных качеств и свойств поведения личности на масштабные социальные процессы. Однако в теории системотехники прекрасно известно, что "коллективный разум формируется и развивается по иным законам, чем индивидуальный, из-за количественного (информативности) и качественного (физической природы) различия языка связи..." [2].
С другой стороны, отрицание психологических составляющих в криминологических исследованиях порой вело к вульгарному социологизму и упрощенчеству при криминологическом моделировании.
Указанное обстоятельство объясняется как молодостью криминологической науки, так и непрекращающимся процессом познания новых закономерностей взаимодействия преступности и общества, происходящим сквозь призму междисциплинарного , синергетического подхода. Иного пути попросту нет.
"Междисциплинарный синтез,- как верно заметил В.В. Агеев, справедливо указавший на сходные проблемы, возникающие в социальной психологии при анализе больших социальных групп, - блестяще доказавший свою плодотворность в естественных науках, возможен только на основе осознания принципиальной предметной и методической специфики, и означает он как раз нечто прямо противоположное междисциплинарной размытости и аморфности" [3].
Рассмотрение виктимности как формы отклонения от норм и правил безопасного поведения предполагает, во-первых, возможность классификации форм виктимной активности в зависимости от интенсивности такого отклонения.
Впервые такую попытку предпринял Д.В. Ривман, указавший, что существует нулевой уровень виктимности, нормальная, средняя и потенциальная виктимность всех членов общества, обусловленная существованием в обществе преступности. Индивид не приобретает виктимность, он просто не может быть не виктимным [4].
Не возражая в принципе против выделения потенциальной виктимности общности в целом, детерминируемой генетическими связями виктимности и преступности на уровне социального целого, отметим, что на индивидуальном уровне особый интерес представляет рассмотрение тесноты связи виктимности и преступного поведения как классификационного критерия виктимной активности.
Указанное обстоятельство подтверждается ролью и значением анализа виктимности при оценке характеристик механизма преступного поведения. Выше мы уже упоминали о значении связи детерминации между преступлением и виктимной активностью, когда носящее предметный характер преступление объективно предваряет процесс виктимизации жертвы либо сопутствует ему. Сама жертва, соответственно, осознает свой специфический социально-правовой статус, возникший как в связи и по поводу совершения в отношении нее преступления, так и в связи со своей специфической активностью, предваряющей процесс совершения преступления.
В этой связи выдающийся японский виктимолог Коити Миядзава выделял как общую виктимность, зависящую от социальных, ролевых и гендерных характеристик жертвы, так и специальную, реализующуюся в установках, свойствах и атрибуциях личности. Причем, по утверждению К. Миядзавы, при наслоении этих двух типов друг на друга виктимность увеличивается [5].
Представляется, что по степени связи с преступным поведением виктимность может проявляться в двух основных формах:
а) эвентуальная (от латинского "эвентус" - случай) виктимность;
б) децидивная (от латинского "децидо" - решение) виктимность. [6]
Предлагаемая классификация форм виктимности основана на известном положении о том, что социальная активность (в том числе отклонения от безопасных форм поведения) может "побуждаться разными обстоятельствами. Она может быть причинно обусловленной, т.е. вытекающей из сложившихся условий, которые являются непосредственно причинно-порождающими для данной деятельности. Она может расцениваться как причинно-сообразная, т.е. сообразующаяся с кругом породивших ее условий-причин, но уже не прямо и непосредственно вытекающая из них. Она может быть целесообразной, т.е. в качестве главной ее характеристики, согласованной, с заранее поставленными целями. Наконец, она может быть целеобусловленной, т.е. по преимуществу определяемой, производной от цели. Понятно, что в первых двух случаях (причиннообусловленности и причинносообразности) источник деятельности локализуется в прошлом, в уже сложившейся ситуации; в двух остальных случаях (целесообразности и целеобусловленности) - в будущем, в том, что предстоит" [7].
Эвентуальная виктимность (виктимность в потенции), означающая возможность при случае, при известных обстоятельствах, при определенной ситуации стать жертвой преступления, и включает в себя причинно обусловленные и причинно сообразные девиации. Естественно, что характеристики эвентуальной виктимности в основном определяются частотой виктимизации определенных слоев и групп населения и закономерностями, присущими такой виктимизации.
Например, Г.И. Чечель, пытаясь представить всеобъемлющую классификацию жертв преступлений в зависимости от деятельностного критерия - степени выраженности антиобщественного поведения потерпевших, на самом деле определил закономерности распределения виктимизации потерпевших.
Согласно данным вышеуказанного исследования, невиновная (идеальная) социально активная жертва была выявлена в 8,7 % изученных случаев, невиновная (пассивная) жертва - в 10,9 %; жертва с неодобряемым поведением - в 4,3 %; жертва с неосмотрительным поведением - в 12 %; жертва с аморальным поведением - в 15,2 % случаев; жертва с провоцирующим поведением - в 17,4 % случаев; жертва с преступным поведением - в 31,5 % случаев изученных преступлений, связанных с причинением тяжких последствий личности [8].
Децидивная виктимность (виктимность в действии), охватывающая стадии подготовки и принятия виктимогенного решения, да и саму виктимную активность, соответственно, включает в себя целесообразные и целеобусловленные девиации, служащие катализатором преступления [9].
Так, по мнению психологов, люди, сознательно или бессознательно избирающие социальную роль жертвы (установка на беспомощность, нежелание изменять собственное положение без вмешательства извне, низкая самооценка, запуганность, повышенная готовность к обучению виктимному поведению, усвоению виктимных стереотипов со стороны общества и общины), постоянно вовлекаются в различные криминогенные кризисные ситуации с подсознательной целью получить как можно больше сочувствия, поддержки со стороны, оправданности ролевой позиции жертвы [10].
Например, согласно результатам исследований Дж. Сутула, приведенным в работе Б.Л. Гульмана, классический портрет жертвы изнасилования включает черты фатализма, робости, скромности, отсутствие чувства безопасности, выраженную податливость внушению [11].
Трусость и податливость могут сочетаться с повышенной агрессивностью и конфликтностью жертв-психопатов, истероидов, избирающих позицию "обиженного" с целью постоянной готовности к взрыву негативных эмоций и получению удовлетворения от обращения негативной реакции общества на них, усилению ролевых свойств жертвы.
Рассматривая виктимность как психическую и социально-психологическую девиацию (патологическая виктимность, страх перед преступностью и иными аномалиями), следует отметить особую роль страха перед преступностью как основной ее формы проявления на индивидуальном и групповом уровне.
Обычно мы определяем страх как эмоцию, возникающую в ситуациях угрозы биологическому или социальному существованию индивида и направленную на источник действительной или воображаемой опасности [12].
Один из выдающихся психологов Фриц Риман, рассматривая с точки зрения теории синергетики страхи как форму реализации противоречия между человеческими стремлениями к устойчивости, определенности бытия и индивидуальными потребностями в переменах, утверждает, что в основном страхи, являясь органичными составляющими нашей жизни как биологических и социальных существ, напрямую связаны с "соматическим, душевным и социальным развитием, с овладением новыми функциями при вступлении в общество или содружество. Страх всегда сопровождает каждый новый шаг по пересечению границ привычного, требующий от нас решимости перейти от изведанного к новому и неизвестному" [13].
Страх естественно присущ нашему бытию и является его неизбежной принадлежностью, служа условием приобретения опыта социального взаимодействия. Будучи также отражением коллективного и личного опыта, страх с помощью механизмов социализации, социально-психологического заражения, внушения, подражания и конформизма [14] возникает всякий раз, когда мы оказываемся в трудной ситуации.
Страх может быть выраженным как в форме специфической боязни определенных ситуаций или объектов (страх перед незнакомцем, насильником, темнотой), так и в форме генерализованного и расплывчатого состояния, определяемого воздействием коллективного опыта виктимизации (боязнь преступности вообще), коллективного поведения (массовая паника, страх перед терроризмом), воздействия средств массовой информации (страх перед эрзац-преступностью: "маньяками, мафией и наркоманами").
Страх напрямую связан с нашими психическими установками, самочувствием, системой ценностей и опытом социального общения. По Ф. Риману, основными формами страха являются:
* страх перед самоотвержением, переживаемый как утрата "Я" и зависимость;
* страх перед самостановлением (стагнацией "Я"), переживаемый как беззащитность и изоляция;
* страх перед изменением, переживаемый как изменчивость и неуверенность;
* страх перед необходимостью, переживаемый как окончательность и несвобода [15].
Как правило, люди в состоянии достаточно легко преодолевать те или иные страхи, за исключением ситуаций кумуляции определенных страхов с детства, подпитываемых личным опытом виктимизации, рикошетным заражением от знакомых, соседей и близких и некритическим восприятием средств массовой информации. В таких случаях естественной реакцией субъекта на страх перед любым объектом может быть паника, невроз, реактивное состояние психики.
Криминогенное значение подобных реакций достаточно велико и будет рассмотрено несколько позже. Здесь же отметим, что страх перед преступностью, в отличие от элементарных правил предосторожности, как правило, иррационален и проявляется во всех выделенных Ф. Риманом формах, приводя к истерическим паническим реакциям, застревающим ступорным состояниям, депрессивному "молчанию ягнят", агрессивно-шизоидным фобиям.
С виктимологической точки зрения определенный интерес представляет рассмотрение также и уровней страха перед преступностью (от нормы к патологии). Здесь, думается, мы можем выделить:
1. Общее состояние страха перед преступностью. Практически это связанный с опытом социализации и с социально-психологическим состоянием общества в целом сигнал, предупреждающий о приближающейся угрозе и мотивирующий определенные и естественные защитные реакции. В норме они выражаются в ситуативной профилактике возможных криминогенных ситуаций, в принятии защитных мер безопасности личности, имущества, семьи. Патологический страх перед преступностью выражается в панике, навязчивых фобиях стать жертвой, в восприятии любого окружения как социально опасного, в неадекватных агрессивных реакциях. Формирование массовых патологических реакций достаточно важно для политической элиты, поскольку именно оно обусловливает принятие любых законопроектов, ограничивающих права и свободы граждан в угоду общественной безопасности, отводит глаза народа от реального состояния дел, позволяет манипулировать общественным сознанием [16].
2. Культурные состояния страха перед преступностью могут определяться как рикошетной виктимизацией близких, членов референтных групп и связанными с этим стрессами и невротическими состояниями (синдром виктимной субкультуры), так и вызванной нарушением прав человека политикой угнетения определенной расы, нации, народности (боязнь злоупотребления властью, отверженность, синдром париев). В наиболее острых формах могут проявляться в беспомощности и подавленности и связанных с ними депрессивных состояниях: уход от социальных контактов, печаль, раздражительность, страдания, ослабление интересов и способностей, аморфность поведения, алкоголизация, наркотизм, неадекватные реакции, суицидальная активность.
3. Детерминированные опытом виктимизации личностные виктимные фобии. В норме выражаются в накопленном негативном опыте общения с правонарушителем, рациональном поиске выхода из нее и определенных опасениях попадания в сходные криминогенные ситуации. Патологическое развитие влечет за собой неврозы, психотические состояния, дифункциональность реакций при попадании в ситуацию, хотя бы мельком напоминающую ситуацию виктимизации, опасения вновь и вновь стать беспомощной жертвой, параноидальный бред преследования.
4. Острые состояния страха в критической ситуации. В зависимости от состояния психики, темперамента и иных личностных качеств, опыта разрешения конфликтных ситуаций могут варьироваться от попыток поиска рационального выхода из конфликта до героических поступков и патологической трусости.
Как видим, страхи наши достаточно многообразны, как и виды реакций на них. Однако именно преодоление страхов, рациональное осмысление своего пути, места человека в этом мире дает возможность его дальнейшего развития и самосовершенствования. Обратная же дорога, кумуляция страхов, ведет к стагнации, снижению адаптивных черт и качеств личности и ухудшению криминогенной обстановки.
К числу психических девиаций виктимного характера нами были отнесены и определенные расстройства психической деятельности, затрудняющие социальную адаптацию и в определенных случаях носящие патологический характер (мазохизм, садизм, эксгибиционизм, патологический эротизм-нимфомания). Не останавливаясь подробно на анализе указанных форм виктимных девиаций, рассматривающихся обычно в работах по психоанализу и психиатрии [17], отметим, что садистско-мазохистские комплексы порой находят свое выраженное проявление в среде жертв преступлений, могущих, с определенной долей допущения, быть отнесенными к рецидивным жертвам.
Так, Колин Уилсон [18] описывает случай, когда банковский клерк из Штутгарта Марлен Пантстух на протяжении нескольких лет приезжала в Италию в отпуск с целью найти молодого мускулистого любовника, который связывал бы ее, избивал и резал ножом в любовной игре. Так продолжалось несколько лет до тех пор, пока она не встретила мужчину - "покорителя женских сердец", обладавшего явно выраженным садистским комплексом, который однажды, по ее просьбе нанося ей удары ножом, в процессе соития перерезал М. Пантстух горло. Убийца и прирожденная жертва нашли друг друга [19].
Вместе с тем для рецидивных "прирожденных" жертв свойственны не только виктимные девиации психики.
"Прирожденная жертва чаще всего оказывается лицом, страдающим от дефицита жизненности, человеком, который очень опасается, что его невезучесть является его виной, не пытаясь это никак изменить. Такое лицо предпочитает жить в мире собственных фантазий, прячась от реалий современного мира, поэтому стороннее воздействие, столкновение с действительностью, когда оно происходит, зачастую бывает фатальным" [20].
Здесь мы подходим к описанию третьей формы реализации виктимности - виктимных моральных отклонений. Выше мы уже отмечали, что интериоризация виктимогенных норм, правил поведения виктимной и преступной субкультуры, виктимные внутриличностные конфликты могут играть значительную роль в формировании провоцирующего поведения. Поведения, связанного с усвоением и воплощением в образе жизни субъектов виктимных стереотипов и состояний. Поведения, связанного с оценкой самого себя как жертвы, переживанием собственных бед и неудач как детерминированных исключительно личностными качествами либо, наоборот, - враждебным окружением.
"Когда понятие невиновности истребляется даже в сознании невинной жертвы, над этим обреченным миром окончательно воцаряется культ силы. Вот почему омерзительные и страшные ритуалы покаяния так распространены в этом мире, где разве что камни избавлены от чувства вины", - писал Альбер Камю, характеризуя социально-психологические истоки терроризма и злоупотреблений властью в социальных системах [21].
Эта цитата как нельзя более точно подчеркивает социальную опасность переживания чувства виновности жертвы, моральной оценки жертвы обществом как заранее виновной в совершении преступления. Помимо эскалации страха и враждебности, самоотчуждения и взаимного отчуждения, такое состояние влечет за собой аномию и увеличивающуюся агрессивность, войну "всех против всех".
В этой связи осознание себя жертвой, виновной в причинении ей вреда, покаяние и переживание этого состояния не могут не признаваться определенными отклонениями от нормативов безопасного поведения, ведущих к виктимным поведенческим реакциям.
Проблема самостигматизации себя как жертвы правонарушения, не бывшей в состоянии нормально адаптироваться к существующим условиям социального развития, определенным образом связана с состоянием внутриличностного конфликта. Сходные зависимости возникают и в восприятии и в воплощении в соответствующем поведении виктимных правил и норм соответствующей субкультуры.
Следует отметить, что проблема внутриличностных конфликтов не получила своего адекватного воспроизведения и оценки в криминальной виктимологии. Определяя конфликт как дезинтеграцию приспособительной деятельности, возникающую в результате столкновения самостоятельных ценностей, внутренних побуждений, специалисты исследуют его в рамках теории психоанализа и когнитивной психологии, интеракционизма и бихевиоризма [22].
Внутриличностный конфликт как переживание, вызванное столкновением различных структур внутреннего мира личности, может приводить к снижению самооценки, сомнениям, эмоциональному напряжению, негативным эмоциям, нарушениям адаптации, стрессам. К основным видам внутриличностного конфликта специалисты в области конфликтологии относят: мотивационный конфликт (между стремлениями к безопасности и обладанию), нравственный конфликт (между моральными принципами и личными привязанностями), конфликт нереализованного желания или комплекса неполноценности (между желаниями и возможностями), ролевой конфликт (между ценностями, стратегиями или смыслами жизни), адаптационный конфликт (при нарушении процесса социальной и профессиональной адаптации), конфликт неадекватной самооценки (при расхождениях между притязаниями и реальной оценкой своих возможностей), невротический конфликт (невозможность выхода из состояния фрустрации, порождающая истерии, неврастении и прочие психические заболевания) [23].
Во многом возникновение внутриличностных конфликтов имеет виктимологическое значение только тогда, когда они перерастают в жизненные кризисы и ведут к виктимным поведенческим реакциям. Так, при негативном развитии событий неспособность человека справиться с экстремальной ситуацией, личный опыт боязни правонарушителей, собственной слабости и беспомощности может кумулироваться, скрываясь от сознания и проявляясь в изменениях реакций, постоянных стрессах, эмоциональном ступоре, необоснованных, неадекватных действиях при попадании в сходную ситуацию. Умение же справиться с бедой как самостоятельно, так и с помощью общества, друзей и близких ведет к укреплению личности, ее нравственному совершенствованию.
Нереализованные и неразрешенные внутриличностные конфликты ведут к формированию связанных с психическими и физиологическими реакциями организма, а также с отторжением жертвы своим ближайшим окружением виктимных комплексов:
а) комплекса мнимой жертвы (трусость, паникерство, предположения о наличии постоянных угроз безопасности со стороны окружающих);
б) комплекса притворной жертвы (своим нытьем и страхами притягивающей беду).
Ролевые межличностные конфликты, по нашему мнению, могут приводить к формированию следующих специфических виктимных комплексов, при стечении обстоятельств реализующихся в деструктивном поведении:
а) комплекс жертвы-дитяти (воспроизводство депрессивных состояний посредством провоцирования межличностных конфликтов своим поведением при полном "детском" нежелании ничего исправлять, а только далее и далее играть роль жертвы в межличностных отношениях - "пожалуйста, не пинайте меня, я не виновата, так получается");
б) комплекс жертвы-подкаблучника (коллекционирование депрессивных состояний в силу осознания своей беспомощности, немочи, несостоятельности, загнанности обстоятельствами и собственными обязательствами - "я не о'кей, я такой слабый");
в) комплекс безвинной жертвы (самооправдание, непогрешимость и невиновность - вот основные черты такого состояния, приводящего к чувству вины со стороны окружающих и постоянному контролю над ними - "это все из-за тебя").
Список подобного рода состояний можно продолжать до бесконечности. Специалисты по трансакционному анализу утверждают, что, эксплуатируя свои комплексы и манипулируя другими, люди провоцируют других и играют определенные роли с целью потакания себе в чувствах вины, боли, страха, возникавших ранее в сходных ситуациях [24]. Конечно, если такое поведение имеет целью перестройку ценностей и свойств личности и выход из внутриличностного конфликта, это может быть оправдано.
В противном же случае кумуляция виктимных свойств и обид ведет к нарастанию напряженности и соответствующим поведенческим реакциям, вплоть до совершения преступлений. Недаром специалисты в области семейной криминологии отмечают криминогенность ущемления мужского авторитета при женоубийствах [25]. Думается, что анализ внутриличностных конфликтов как форм проявления виктимности может способствовать более глубокому познанию причин отклоняющегося поведения и разработке мер по его коррекции. Однако эта проблема требует дальнейшего глубокого и всестороннего междисциплинарного исследования.
Говоря о роли восприятия и воплощении в соответствующем поведении виктимных правил и норм соответствующей субкультуры, следует отметить определенную значимость конфликтов между требованиями двух систем морали: первой, отстаивающей необходимость и дозволенность безопасного поведения, и двух других, выражающих точки зрения социальных групп аутсайдеров: групп, стремящихся к повышенному риску в собственной жизни ("экстремалы"), и групп, стремящихся спрятаться в "башню из слоновой кости", отгородиться и переждать.
К основным состояниям, связанным с интериоризацией норм подобных групповых субкультур, могут быть отнесены:
а) гипервиктимность (стремление к бездумному, ничем не контролированному риску, достижение эйфории от преодоления чересчур опасных препятствий, провоцирование критических и конфликтных ситуаций);
б) гиповиктимность (обеспечение повышенной безопасности, закомплексованность, ограниченность общения и социальных контактов, уход от трудностей и реалий современной жизни).
Специалисты отмечают, что в моральных конфликтах такие внеморальные нормы выходят на первый план, определяя основные характеристики жизнедеятельности субъектов. "Отклоняющаяся от нормы "донкихотствующая" личность в лучшем случае погружается в бездну разочарования и отчаяния, как это произошло с героем Сервантеса, а в худшем случае носитель конфликта просто уходит из жизни, не имея сил справиться с ее противоречиями" [26].
Комплексный анализ компонентов виктимности, ее форм и проявлений в различных сферах социальной жизни позволяет глубже понять социальные и психологические корни отклонений от безопасного поведения, "создающих" жертв преступлений, определить особенности взаимодействия жертвы и преступника в механизме преступного поведения.
При таком понимании основными компонентами виктимности, подлежащими анализу при дальнейших разработках, являются:
* ситуационный (социально-ролевой) (описывающий виктимность с точки зрения соотношения виктимогенной ситуации и личностных качеств потенциальной жертвы, а также типичные реакции людей в конкретной виктимогенной обстановке);
* интеллектуально-волевой (описывающий характеристики сознательной, целесообразной и целеобусловленной виктимности);
* аксиологический (описывающий ценностно-ориентационные, потребностные характеристики виктимности);
* деятельностно-практический (описывающий типовые формы поведенческой активности типичных жертв, формы, природу и закономерности взаимоотношений между жертвами и правонарушителями);
* эмоционально-установочный (описывающий психологические факторы, сообразующиеся с виктимностью);
* физико-биологический (описывающий основные природные детерминанты виктимности).
В частности, опыт изучения особенностей виктимности населения Украины свидетельствует, что основными характерными чертами виктимности современных жертв преступлений [27] является совокупность нижеперечисленных показателей.
Расстройства эмоционально-установочной и аксиологической сферы. Эти расстройства выражаются как в нарушении потребности в обеспечении безопасности (как гипервиктимность, приводящая к бездумному риску, так и гиповиктимность, выражающаяся в застревающем стремлении к обеспечению повышенной безопасности), так и в формировании под влиянием особенностей личностных характеристик жертв преступлений препятствия в реализации потребности в обеспечении безопасности.
К последним относятся виктимные комплексы (комплекс жертвы-дитяти, супруга-подкаблучника, супруга-насильника), патологическая страсть к приключениям, оценка окружения как враждебного (синдром провокационности окружения), общее состояние страха перед преступностью (как сигнала, предупреждающего о приближающейся угрозе и мотивирующего защитные реакции) [28], детерминированные опытом личностные виктимные фобии, острые состояния страха в критической ситуации, культурные состояния страха перед преступностью (синдром виктимной субкультуры), наконец, околосонные виктимные иллюзии (характеризующие поведение субъектов, эмоциональное состояние которых детерминировалось особенностями прошедшего сна и боязнью того, что сон сбудется, - "не с той ноги встал").
Нарушения норм безопасного поведения, реализующиеся как на ситуационном, так и на деятельностно-практическом и интеллектуально-волевом уровнях. Формами проявления такой виктимной активности служат различного рода комплексы неполноценности, связанные с психологическими и соматическими дисфункциями организма (психическими аномалиями, заболеваниями), а также с отторжением жертвы своим ближайшим окружением и формированием у нее комплекса мнимой жертвы (трусливо предполагающей наличие постоянных угроз ее безопасности) и/или притворной жертвы (своим нытьем и страхами притягивающей беду).
В указанную группу включаются также типичные виктимные отклонения (мазохизм, садизм, эксгибиционизм, патологический эротизм-нимфомания) и нетипичные виктимные девиации (проституция, алкоголизм, гомосексуализм), как правило, отягощенные виктимными тенденциями социогенного характера (социально-демографические и социокультурные особенности личности и поведения жертв преступлений). Наконец, сюда же относится наиболее изученная форма виктимной девиации - преступность.
Достаточно сказать, что по данным представительных криминологических исследований агрессивность, грубость, неуживчивость, склонность к употреблению спиртных напитков характерны для большинства потерпевших от тяжких насильственных преступлений.
Стало уже аксиомой, что около половины жертв убийств, потерпевших от нанесения телесных повреждений, сорок девять процентов жертв изнасилований своим неосторожным, неправомерным, отрицательным или провоцирующим поведением создавали определенные условия, способствующие преступному посягательству.
Практически из примерно тридцати трех тысяч человек, ставших жертвами тяжких насильственных преступлений в Украине за последние 12 лет, многие остались бы живы и здоровы, если бы не их собственное неумение, а то и нежелание вовремя выйти из нарастающего конфликта. Страшная статистика.
<< Пред. стр. 5 (из 10) След. >>
Список литературы по разделу