<< Пред. стр. 92 (из 787) След. >>
Список литературы по разделу
обнимку со вторыми веслами (вот кому и вправду повезло),
постоянно оскальзываясь и натыкаясь на деревья и собственных
бестолковых друзей, проклиная раздутый спасжилет и мокрую юбку
на фартук, дрожа от холода, уже не обращая внимание на морось,
которая упорно и постоянно сыпалась с неба, ругаясь просто так
вообще ни о чем и думая, что жизнь прекрасна, если она жизнь,
мы прыгали туда-сюда по камням в робкой надежде спастись.
Спаслись мы только через два часа.
Мы потратили на плотину два часа, собираясь пройти ее минут
за двадцать в крайнем случае! А ходовой день только начался.
Шансы дойти до озера Лежево (где планировалось встать) резко
сократились. Однако настроение, начавшее было падать, незаметно
перешло ту грань, за которой оно теряет право так называться, и
мы начали неуклонно скатываться к зашизеванию. Погода
испугалась и добавила нам дождичку. Это было неосмотрительно.
На первых порах это охладило нам дух, настроение снова
появилось, причем плохое. Но постоянная такая погода (мерзкая,
как отмечалось выше) чревата полным зашизением группы. Это
стоит крепко запомнить всем злопыхателям.
До перекуса мы прошли озеро Щучье, интересное срубами
невыясненного назначения, стоящими посередине озера в воде. Еще
на том озере случилось непредвиденное: когда мы прошли дальше
от плотины метров на триста, нас настиг один добрый сюрприз. Он
имел вид шиверы, впадающей в озеро со стороны Алозера. Он
немножко заинтересовал нас. Очень может быть, что настоящая,
основная и лучшая, плотина находится именно там и что в таком
случае мы, возможно, проходили черти-где. Мы не стали
проверять. Не хватало нам еще вылезать в холод и дождь, чтобы
лазить и смотреть на другую шиверу. Нет, мы уже достаточно
насмотрелись на такое безобразие. Тем более был риск
дополнительно испортить настроение в случае, если мы
действительно ошиблись. И, наконец, из достопримечательностей
на озере Щучьем нам довелось увидеть еще группу туристов. Ее
представляли сумрачного вида дедушки, в накидках, мокрых
шерстяных шапочках типа "мечта бомжа" и небритые. Они, правда,
оказались довольно общительными гражданами и радостно обсудили
с нами сложившуюся метеорологическую ситуацию (ну, то есть,
погоду); мало того, они, несмотря на свой пиратский вид,
оказались людьми также явно приличными и с плохо скрываемым
удовольствием посочувствовали нам. С этого момента стоящие на
берегу группы начали попадаться нам постоянно, как-то даже
неприлично часто. Многие даже не выходили на берег, они все
сидели себе в палатках, сухие и недовольные, и раздражали нас.
После Щучьего начались перекаты, а после них открылся порог
Немес. В отчете говорится, что он, мол, сложный, да плюс еще
"очень красивый", да еще там хорошее место для тренировки, где
якобы можно организовать надежную страховку. Впрочем, я не
спорю, возможно, там и вправду можно организовать надежную
страховку, только вряд ли кто этим занимается. Фионин пошел
Немес без просмотра. Вообще, надо сказать, Мурена с Денисом и
Фиником шла обычно далеко впереди остальных. Мурена сама по
себе полегче, осадка у нее была достаточно маленькая, во всяком
случае, по сравнению с Пельменями, и, главное, гребли они
постоянно будь здоров. Боюсь, что темп задавал Финик, а он,
известное дело, как начнет грести, так и уплывает себе вдаль.
Лучше бы Ченцов все время уплывал, ну, спокойней бы было,
приятней как-то. Так вот, Финик уплыл порядочно вперед и там
увидел Немес. Основные препятствия там за углом, Дмитрий наш
Александрович их поэтому, естественно, не увидел, решил, что
порог простой и простодушно пошел себе вперед. Порог
действительно оказался просто никакой (или я уже из-за дождя не
мог объективно воспринимать действительность), так что ему
здорово повезло. Он прошел без проблем. Мы, которые его
задержать не успели, но которым было из-за дождя уже все равно,
посмеялись и отправились за ним. Проблем Немес и для нас всех
не составил. Только Лебедь и Наталья вошли в порог как-то не
так, где-то там воткнулись в камни, их Пельмень развернуло и
понесло кормой вперед. Но это устраняется, они быстро
развернулись обратно и за поворот ушли уже как следует.
Вскоре после Немеса у нас случился перекус. Мы даже не стали
вылезать на берег, поскольку, во-первых, все боле-менее сносные
места были уже заняты разнообразными бездельниками, считающими
себя туристами, а во-вторых, не очень-то и хотелось вылезать по
холоду из байдарок. Когда все вокруг мокрое и холодное, в
байдарке странным образом создается некоторый микроклимат, так
что сидишь не в холодной луже, а в теплой. И это хорошо. А
когда оттуда приходится вылезать, оказывается, что ветер
снаружи холодный, поэтому ничего не остается, как вконец
замерзнуть, что неприятно и посему нежелательно. Тем более
противно сознавать, что теплая, ставшая уже родной, можно
сказать, сердцем согретая лужа на твоем посадочном месте в это
время только что льдом не покрывается, иначе говоря, безбожно
стынет. Кто же в таких условиях хочет выходить? Так вот и
перекусывали, отрулили себе в какой-то заливчик, то ли это было
устье притока, в общем, это неважно. Все счалились, зацепились
за траву, Ксеня порезала сыр, и еще щербет, и конфеты тоже...
Было мало. Мало было. Плохо. Поэтому еще мы с горя сожрали
какую-то там заначенную на черный день кондитерскую соломку,
еще одни конфеты, прочую гадость.
Тут дождь решил, что это много, и что мы позволяем себе
лишнего, и устроил себе праздник. От этого погода превратилась
из мерзкой в мерзейшую, и стало неожиданно неуютно. А я
предупреждал уже, что такая погода чревата неприятностями. Так
и вышло. Полное зашизение группы состоялось вскоре после
перекуса, когда съеденные продукты потеряли свою поддерживающую
силу. Река стала спокойной, напрягаться на препятствия больше
не потребовалось, и мы зашизели. Мы хорошо зашизели,
профессионально. Мы плыли под проливным дождем, насквозь мокрые
и уже не пытающиеся сохранить надежду на то, что мы не
окоченеем, с отвращением глядя на свои мокрые фартуки, среди
безобразных, как обычно, заболоченных берегов, мокрых, однако,
больше обычного, заросших травой и опять же неприлично мокрыми
деревьями, мы пробивались вперед неуклонно, как миноносные
крейсера, без всяких мыслей вообще, и громко пели известную в
определенных кругах маршевую песню, основной смысл которой
заключается в словах из нее же: "Э, але, болюа-болюэ" Это, как
известно, очень древняя песня для шизения, с хорошими
традициями, и мы ее пели.
А Фионин тем временем медленно уходил под воду. У него
просто спустили баллоны, но уж зато они спустили хорошо.
Поэтому постепенно вид у его байдарки становился все плачевнее.
К вечеру на него было грустно смотреть - практически вся
свободная поверхность Мурены была в воде. Мурена так коряво
сделана, что 80 процентов ее площади поверхности может быть
залита водой, но она плывет. Как крокодил. При этом она еще
способна остаться относительно сухой внутри. Забавно, не правда
ли? Вот так он и плыл.
Также плачевнее становился вид еще и у берегов. В отчете,
опять-таки, этим берегам уделено некоторое внимание - там
написано, что стоянок после Немеса и до озера Лежево нет.
Пожалуй, так оно и есть. А на Немесе, хоть об этом и не
написано ни слова, все стоянки безбожно заняты. Особенно в
дождливый день. Так что шли мы по таким вот тоскливым местам и
радостно пели грустные песни. А вот у погоды вид плачевнее уже
и не стал. Это, впрочем, не так уж и удивительно, трудно
представить себе такое явление, как ухудшение той погоды.
Воображение нужно иметь воспаленное.
Тем временем солнце, которого видно не было, подкатилось к
закату, захотелось уже вставать. Надежда вставать на озере
сократилась до прямо смехотворно мизерных размеров. Особенно
добивал ее тот факт, что должен быть еще приток слева, да
приток справа, да еще там притоки, а после них еще километров
пять-шесть такого вот дождливого праздника, и только тогда...
Искали место для стоянки. Но не нашли и отправились дальше.
Миновали притоки. После чего искали место Фионину поддуть
баллоны. Но не нашли и такого места. И отправились дальше.
Вскоре, в виде насмешки, мы узрели место стоянки, но
традиционно занятое. Там стояли сразу несколько групп. Вообще,
как утверждают очевидцы, место было так себе, дурное, но и это
не прибавило нам счастья. Правда, там обе Мурены высадились,
Ченцов дал Финику насос, и Финик поддул наконец свои борта.
Угроза вылавливания потонувшей Мурены немного поникла. Это была
наша первая в тот вечер, маленькая победа.
Крупная победа состоялась чуть позже. Она получилась очень
для нас неожиданно, сама собой. Заключалась она в том, что мы
вдруг, явно не пройдя пресловутые 5-6 километров, вышли на
финишную прямую, ведущую к озеру Лежево. Некоторые, боящиеся
спугнуть неожиданно рухнувшее на нас счастье (как вообще мало
надо для счастья), например, мы с Даниловым, еще не верили и
говорили, что это мираж, дождливые глюки, но все оказалось
точно - до озера мы доколупали. Как случилось это - такая
задача по праву должна занимать одно из ведущих мест среди
философских казуистических вопросов и великих неразгаданных
тайн природы, по сложности решения и по своей нравственной
сущности для нас эта проблема сопоставима разве что с явлением
нашего удачного вылезания из поезда на станции Сосновец.
За Крупной Победой последовала также Великая Удача. Такие
удачи не все даже способны сразу прочувствовать, они понимаются
только потом, в перспективе взгляда на весь поход. Скажем,
Ченцов наверняка сразу не понял, что нам выпала Великая Удача,
а вот уже в Москве я с ним разговаривал, и он признал, что да,
повезло нам сильно, кто бы мог подумать. Короче, там оказалась
стоянка. Пустая. Удобная. С сухими бревнами, дай Бог здоровья
тому, кто их там набросал. Высокая, кроме того. Разве что
подходы к воде там были дурные, мелкие и нездоровые. Но мы бы
согласились на гораздо более плохие. Нам было уже абсолютно все
равно. Лучше жить плохо, но жить. А эта стоянка была хорошая.
Высокая, к тому же. А это оказалось очень важным, потому что
снизу, у воды, было очень холодно даже по тем и без того
неблагоприятным временам, дули бодрые холодные ветры сразу
сзади, с реки, и спереди, с озера, и жизнь там, внизу, у воды,
окончательно теряла свой смысл. А тем временем наверху, не у
воды, мы боролись с природой. Все ходили туда-сюда, мокрые,
лихорадочно трясущиеся и суетящиеся. Постепенно лагерь принимал
нормальный вид, разгорелся дым, встали косые палатки, появились
на зависть остальным переодевшиеся в сухое и намокающие заново
друзья. Были и грустные исключения. Дикий Данилов, например, не
стал переодеваться, а пошел за дровами мокрый, и еще ходил
черти-сколько, лес оказался насчет дров плохой, вероломный. Так
ведь ничего, пришел Данилов обратно, и даже с деревом. И как же
он там не замерз? Потом, впрочем, он переоделся.
Мы, разумеется, лечились в тот пасмурный вечер. Для
профилактики. Наташа вытащила из памяти смертоносный рецепт
зелья, которое должно спасти человечество от простуды. Чтобы
его приготовить, пришлось погубить полкана кипятка, некоторую
ощутимую часть чайной заварки и недопустимо много спирта и
меда. Все это пропало. Все это было смешано вместе и пропало.
Пить такую смесь откровенно не хотелось. Когда же я себя
преодолел и, утешаясь надеждами на пользу данного снадобья,
разом выпил свою порцию, я сообразил, что поступил удачно в том
смысле, что это надо пить исключительно разом. Иначе остальное
пропадет, потому что тот, кто его раз испробовал, больше
никогда в ближайшие полгода такой досадной ошибки не совершит.
Хотя очень может быть, что свое целебное действие эта штука и
оказала, - во всяком случае, я потом не болел весь поход. Это,
по большому счету, не так уж и удивительно, ведь следует
учитывать, что простудные заболевания вызываются вирусами, а
какой же вирус способен противостоять настолько тяжелым
испытаниям? Они вымерли.
Увидев, что нам не так уж и важно, какая происходит погода
(еще бы, сколько же можно беспокоиться об одном и том же),
наконец и небо позволило себе расслабиться и показало нам
далеко-далеко на горизонте просвет, не прекратив, однако,
дождя. Мы, по-прежнему заливаемые дождем, тихо радовались,
пугая рыб и лесных зверей, и беспечно рассказывали друг другу,
что жизнь прекрасна.
А самым пиком дня стало наблюдавшееся нами где-то в десятом
часу удивительное явление проплывания мимо группы, состоящей,
видимо, из членов Тайной Лиги Поздно-Встающих-На-Стоянку. Я
думаю, что они опаснее встреченных нами ранее членов Тайной
Лиги Ранопросыпающихся, во всяком случае, вид у них был
откровенно антисоциальный. Хотя мы их неплохо поняли, и если бы
они решились встать рядом с нами, мы бы, мне кажется, не
выгнали бы их. То есть мне кажется, что мы бы их и не стали бы
выгонять, а что не выгнали бы, так это точно. Будь мы на их
месте, нас бы никто не смог прогнать откуда бы то ни было. Они
явно хотели встать там, долго плавали себе, тормозили. Но, по
счастью, вставать так рано противоречит их Уставу, и они уплыли
дальше. И быстро растворились в ночи. Странные какие-то. Вот
таким забавным и одновременно поучительным случаем закончился
день восьмого августа, который навеки останется в наших сердцах
как День Подвига.
Moral level: 3 (Low).
9 августа
А утро неожиданно выдалось солнечное. Просветы, наконец,
пришли. И они принесли Солнце на своих, образно говоря, плечах.
Где ж они вчера, свиньи, были?! Но хорошо, что они вообще
удосужились прийти. После таких подвигов, как вчера, необходимо
оправиться от потерь и восстановиться. Так что лучше поздно,
чем никогда, и солнце пришло, и было хорошо.
Сделали дневку. (Она все равно была запланирована). Это
отличие гордых и независимых людей - они стоят, кусаемые всякой
летучей гадостью, в хорошую погоду, когда все другие идут, даже
не подозревая, насколько они неоригинальны, и, напротив,
независимые люди идут, преодолевая дождь, и волны, и буран,
честно упираясь в трудности и смеясь над всеми другими, которые
стоят и пережидают непогоду. Им, гагарам, недоступно. Нам, не
гагарам, тяжело. Но зато у нас дневки хорошие.
Плюс к солнцу был ветер, и мы довольно быстро перегородили
всю поляну веревками, сколько было, и понавешали на них мокрых
вещей. Первую половину дня было совсем трудно продираться через
них, так все было кругом завешано. Потом мы привыкли. Несмотря
на солнце, жарко-то не было, особенно у воды. Но это не мешало,
и все откровенно отдыхали и приводили себя в порядок. Фионин,
скажем, промочил палатку, соответственно они с Денисом ночевали
в мокрой палатке, а днем Финик ее сушил. Вид был потрясающий.
Все вещи ровным слоем валялись перед палаткой - спальники,
пустые гермы, традиционно мокрые продукты, они сушились, как
могли, а сама палатка стояла поднятой над землей, как на курьих
ножках. Финик спер для этих целей от костра четыре полена,
которые, между прочим, ведь не он нарубил. И он пошел с этими
крадеными дровами, поднял дно палатки и подставил поленья под
углы. Классный вид получился. Первобытный. Не палатка, а
гнездо. Так он сушил себе дно палатки.
А Ченцов, разумеется, клеился. Да и Фионин тоже клеился. Они
разобрали к чертовой бабушке свои Мурены и клеили, как обычно,
баллоны. Ченцов, как кладоискатель, часами ползал по баллону и
прислушивался к своим ощущениям. Он искал дырку. Ощущений,
понятное дело, не было никаких. Разве Ченцов способен найти
что-нибудь нужное? Но он, ко всеобщему удивлению, не сдавался и
продолжал упорно исследовать поверхность баллона. Под вечер
Ченцов, мне кажется, просто сроднился со своим поддувным
бортом, но дырку так и не нашел. Ее нашел Денис, и за это
Ченцов надувал ему борта. Финик же к этому времени решил, что
высушил палатку, снял с нее костыли и пошел туда что-то клеить.
Конечно же, он провонял себе резиновым клеем всю палатку, и
если раньше они спали в мокрой палатке, то теперь им предстояло
сомнительное во многих отношениях удовольствие спать в
резиновой атмосфере. Наша байдарка тоже не без потерь перенесла
предыдущие дни, у нее были дыры в шкуре, и в деке, и у нее
совершенно вырвались из деки некоторые веревочки, за которые к
ней цеплялся фартук.
С фартуком у нас всегда были проблемы. Так, половина юбок
(то есть одна юбка) была безобразно маленькая. Как раз к этой
дневке Данилов заметил, что она совершенно не соответствует
фартуку, и надумал ее поменять. На мою, которая была
нормальная. И мы, как дураки, бегали вокруг фартука и
производили примерочные эксперименты. Они закончились явно не в
мою пользу, поскольку оказалось, что его юбка, хотя и очень
плохо, но все же налезала на фартук спереди, и мы поменялись
юбками. С тех пор я все время испытывал в пути некоторую
неприязнь к хозяину байдарки. А конкретно в те моменты, когда
я, выбиваясь из сил, пытался натянуть юбку, я испытывал скрытую
неприязнь и к Данилову тоже. У него-то всегда была нормальная
юбка. А заливало-то в основном меня. Но 9 августа я еще об этом
не знал, поэтому мы поменялись.
Глядя на всеобщую занятость, Лебедь тоже усердно принялся
клеиться. Хотя, насколько я понимаю, ему это, как и прежде,
было не слишком-то нужно. Но ведь есть еще туристская
солидарность.
Крайне важным всеобщим делом на дневке также была еда. Еда
занимает весьма большое, едва ли не главное место среди прочих
дел на дневке. Не стала грустным исключением и эта дневка.
Запланированные завтраки и обеды бодро сменялись не менее
привлекательными блинами и грибами, в целом, веселье шло на
славу. Блинов было, так скажем, ограниченно много. Когда их
пекли, противень ставился над углями не на камни, а на дрова,
<< Пред. стр. 92 (из 787) След. >>
Список литературы по разделу