<< Пред.           стр. 10 (из 25)           След. >>

Список литературы по разделу

 Жена его, думая, что он пропал в Петрограде, давно вышла замуж за другого, начальника треста, пожилого и бледного мужчину. Увидев опустившегося, грязного, голодного Мишеля, который со слезами от­крывает родную калитку, жена принялась рыдать и ломать руки, а ее второй муж решил принять в Мишеле участие. Его кормят сытным обедом, а впоследствии находят ему место в управлении кооперати­вов, где он и работает в последние месяцы своей жизни.
 А потом он умирает от воспаления легких «на руках у своих дру­зей и благодетелей» — первой жены и ее второго мужа. Могила его убирается живыми цветами. Этой иронической фразой автор закан­чивает свою повесть о падении интеллигента.
 Д. А. Быков
 Голубая книга - Цикл новелл (1934)
 Однажды Зощенко был у Горького. И вот Горький ему говорит: а что бы вам, Михал Михалыч и все такое прочее, не написать вот в этой вашей сказовой, с позволения сказать, манере всю историю человече­ства? Чтобы, значит, герой ваш, обыватель, все понял и достало его ваше сочинение, образно говоря, до самых, извините, печенок. Вот так бы и писали: со всеми вводными словами, на смеси коммунально­го жаргона и, как бы это сказать, канцелярита, в такой, знаете, мало­высокохудожественной манере, чтобы которые без образования, те все поняли. Потому что те, которые с образованием, они вымираю­щий класс, а надо, говорит, объясняться с простыми.
 И вот Михал Михалыч его послушал и примерно так и пишет. Он пишет с бесконечными повторами одних и тех же фраз, потому что мысль героя-повествователя, с позволения сказать, убога. Он пишет со смешными бытовыми подробностями, которые в действительности места не имели. И он, примерно сказать, уважаемые граждане и гражданочки, конечно, терпит тут крах как идеолог, потому что его читатель-обыватель только со смеху покатится над такой книгой, но никакой пользя для себя не приобретет, его перевоспитывать беспо­лезно. Но как художник Михал Михалыч одерживает большую побе­ду, поскольку на смешном мещанском языке излагает пикантные факты из разной там всемирной истории, показывая, что бывает с этой всемирной историей и вообще с любой деликатной материей, ежели в нее лапы запустит обывательское, примерно сказать, мурло.
 268
 Вот он, значит, и пишет. Он на таком вот языке и пишет. Он пишет «Голубую книгу», деля ее на пять разделов: «Деньги», «Лю­бовь», «Коварство», «Неудачи» и «Удивительные события». Он, ко­нечно, хочет быть полезным победившему классу и вообще. Поэтому он рассказывает истории из жизни разных попов, царей и других маловысокообразованных кровопийц, которые тиранили трудовой народ и пущай за это попадут в позорную яму истории. Но фокус весь, граждане-товарищи, в том, что он в каждый раздел подверсты­вает еще несколько историй из советской жизни, новой, социалисти­ческой жизни, а из историй этих прямиком вытекает, что побе­дивший народ есть такое же, простите, мурло и по части коварства ничуть не уступит кровопийцам вроде Екатерины Великой или Алек­сандра полководца Македонского. И получается у Михал Михалыча, что вся человеческая история есть не путь восставшего класса к свое­му, значит, триумфу, а один грандиозный театр абсурда.
 Вот он, значит, пишет про жильца, выигравшего деньги, и как этот жилец ушел к любовнице со своими деньгами, а потом деньги у него сперли, и та жиличка его выперла, и он очень прекрасно вернул­ся к своей жене, у которой морда от слез уже пухлая. И не употреб­ляет при этом даже слов «человек» или «женщина», а только «жилец» и «жиличка». Или вот он в разделе «Любовь» пишет про то, как жена одного служащего, пардон, влюбилась в одного актера, пле­нившего ее своей великолепной игрой на подмостках сцены. Но он был семейный, и им негде было встречаться. И они встречались у ее подруги. А к этой подруге очень великолепно ходил муж этой дамоч­ки, что влюблена в артиста, а к соседу этой подруги ходила жена на­шего артиста, будто бы попить чаю с пирожными, а на самом деле всякий моментально поймет, какие такие у них водились пирожные. И тут им надо было бы всем разжениться и пережениться, но по­скольку уже была куча детей у всех у них, то это было невозможно и только обременительно, и все они, поскандалив и изведя этим в корне свою любовь, остались, извините за выражение, в статус-кво. Но крови много друг другу попортили, страдая, как последние извоз­чики или сапожники, даром что были артисты и служащие.
 И так вот они живут, к примеру, поэты, которые влюблены, но жизни не знают, или артисты, у которых нервы не в порядке. И Михал Михалыч тем подписывает приговор своему классу и себе самому, что вот они оторваны от жизни. Но трудящие у него выхо­дят ничуть не лучше, потому что только и думают, как пива выпить, жене в харю плюнуть или чтобы из партии не вычистили. При слове «чистка» с ними вроде как бы удар делается, и они перестают чувст­вовать в себе вещество жизни (но это уже понесло Платоновым). А
 269
 исторические события в изложении Михала Михалыча выглядят того пошлее, потому что он их излагает таким же языком, каким другие его герои в поезде рассказывают случайному попутчику свою жизнь.
 И получается у него, что вся история человечества есть одни толь­ко деньги, коварство, любовь и неудачи с отдельными удивительными происшествиями.
 И мы со своей стороны против такого подхода ничего возразить не можем. И мы смиренно склоняем наше перо перед Михалом Ми­халычем, потому что так у нас все равно не получится, и слава Богу.
 А А. Быков
 Перед восходом солнца - Повесть (ч. 1-я — 1943; ч. 2-я по назв. «Повесть о разуме» — 1972)
 Автобиографическая и научная повесть «Перед восходом солнца» — ис­поведальный рассказ о том, как автор пытался победить свою меланхо­лию и страх жизни. Он считал этот страх своей душевной болезнью, а вовсе не особенностью таланта, и пытался побороть себя, внушить себе детски-жизнерадостное мировосприятие. Для этого (как он полагал, на­читавшись Павлова и Фрейда) следовало изжить детские страхи, побо­роть мрачные воспоминания молодости. И Зощенко, вспоминая свою жизнь, обнаруживает, что почти вся она состояла из впечатлений мрач­ных и тяжелых, трагических и уязвляющих.
 В повести около ста маленьких глав-рассказов, в которых автор как раз и перебирает свои мрачные воспоминания: вот глупое само­убийство студента-ровесника, вот первая газовая атака на фронте, вот неудачная любовь, а вот любовь удачная, но быстро наскучившая... Главная любовь его жизни — Надя В., но она выходит замуж и эми­грирует после революции. Автор пытался утешиться романом с не­коей Алей, восемнадцатилетней замужней особой весьма необре­менительных правил, но ее лживость и глупость наконец надоели ему. Автор видел войну и до сих пор не может вылечиться от последствий отравления газами. У него бывают странные нервные и сердечные припадки. Его преследует образ нищего: больше всего на свете он бо­ится унижения и нищеты, потому что в молодости видел, до какой подлости и низости дошел изображающий нищего поэт Тиняков. Автор верит в силу разума, в мораль, в любовь, но все это на его гла­зах рушится: люди опускаются, любовь обречена, и какая там мо-
 270
 раль — после всего, что он видел на фронте в первую империалисти­ческую и в гражданскую? После голодного Петрограда 1918 г.? После гогочущего зала на его выступлениях?
 Автор пытается искать корни своего мрачного мировоззрения в детстве: он вспоминает, как боялся грозы, воды, как поздно его отня­ли от материнской груди, каким чуждым и пугающим казался ему мир, как в снах его назойливо повторялся мотив грозной, хватающей его руки... Как будто всем этим детским комплексам автор отыскива­ет рациональное объяснение. Но со складом своего характера он ни­чего поделать не может: именно трагическое мировосприятие, больное самолюбие, многие разочарования и душевные травмы сдела­ли его писателем с собственным, неповторимым углом зрения. Впол­не по-советски ведя непримиримую борьбу с собой, Зощенко пытается на чисто рациональном уровне убедить себя, что он может и должен любить людей. Истоки его душевной болезни видятся ему в детских страхах и последующем умственном перенапряжении, и если со страхами еще можно что-то сделать, то с умственным перенапря­жением, привычкой к писательскому труду не поделаешь уже ничего. Это склад души, и вынужденный отдых, который периодически уст­раивал себе Зощенко, ничего тут не меняет. Говоря о необходимости здорового образа жизни и здорового мировоззрения, Зощенко забыва­ет о том, что здоровое мировоззрение и беспрерывная радость жизни — удел идиотов. Вернее, он заставляет себя об этом забыть.
 В результате «Перед восходом солнца» превращается не в повесть о торжестве разума, а в мучительный отчет художника о бесполезной борьбе с собой. Рожденный сострадать и сопереживать, болезненно чуткий ко всему мрачному и трагическому в жизни (будь то газовая атака, самоубийство приятеля, нищета, несчастная любовь или хохот солдат, режущих свинью), автор напрасно пытается себя уверить, что может воспитать в себе жизнерадостное и веселое мировоззрение. С таким мировоззрением писать не имеет смысла. Вся повесть Зощен­ко, весь ее художественный мир доказывает примат художественной интуиции над разумом: художественная, новеллистическая часть по­вести написана превосходно, а комментарии автора — лишь беспо­щадно честный отчет о вполне безнадежной попытке. Зощенко пытался совершить литературное самоубийство, следуя велениям геге­монов, но, по счастью, не преуспел в этом. Его книга остается памят­ником художнику, который бессилен перед собственным даром.
 Д. Л. Быков
 Борис Андреевич Пильняк 1894-1941
 Голый год - Роман (1922)
 Роману предшествуют два эпиграфа. Первый (ко всему роману) взят из книги «Бытие разумное, или Нравственное воззрение на достоин­ство жизни». «Каждая минута клянется судьбе в сохранении глубоко­го молчания о жребии нашем, даже до того времени, когда она с течением жизни соединяется, и тогда когда будущее молчит о судьби­не нашей, всякая проходящая минута вечностью начинаться может». Второй эпиграф (к «Вступлению») взят из А. Блока: «Рожденные в года глухие, / Пути не помнят своего. / Мы, дети страшных лет Рос­сии, / Забыть не в силах ничего».
 Однако память несуразна и бессмысленна. Так композиционно и предстают воспоминания первых революционных лет («новой циви­лизации») в постоянном сопоставлении с тысячелетней историей, со стариной, плохо поддающейся перековке. В канонном купеческом го­роде Ордынине живет, к примеру, торговец Иван Емельянович Ратчин, «в доме которого (за волкодавами у каменных глухих ворот) всегда безмолвно. Лишь вечерами из подвала, где обитают приказчики с мальчиками, доносится подавленное пение псалмов и акафистов. Дома у приказчиков отбираются пиджаки и штиблеты, а у мальчиков штаны (дабы не шаманались ночами)». Из такого дома когда-то на первую мировую войну уходит сын Ивана Емельяновича — Донат.
 272
 Повидав мир и однажды подчинившись безропотно коммунистам, он по возвращении конечно же хочет все изменить в сонном царстве и для начала отдает отцовский дом Красной гвардии. Доната радуют все перемены в Ордынине, любое разрушение старого. В лесах, раскинув­шихся вокруг города, загораются красные петухи барских усадеб. Без устали, хотя бы в четверть силы, меняя хозяев, работают Таежные за­воды, куда давно проведена железная дорога. «Первый поезд, кото­рый остановился в Ордынине, был революционный поезд».
 Определяет лицо города и нынешняя жизнь старой княжеской семьи Ордыниных. «Большой дом, собиравшийся столетиями, ставший трехсаженным фундаментом, как на трех китах, в один год полысел, посыпался, повалился. Впрочем, каинова печать была припечатана уже давно». Князь Евграф и княгиня Елена, их дети Борис, Глеб и Наталья запутались в водоворотах собственных судеб, которые еще больше, до безысходности, затянула родная Россия. Кто-то из них пьет, кто-то пла­чет, кто-то исповедуется. Глава дома умирает, а одна из дочерей тянется к новой жизни, то есть к коммунистам. Железная воля, богатство, семья как таковые обессилели и рассыпаются как песок. «Те из Ордыниных, кто способен мыслить, склоняются к тому, что путь России, конечно, особенный. «Европа тянула Россию в свою сторону, но завела в тупик, отсюда и тяга русского народа к бунту... Посмотри на историю мужиц­кую: как тропа лесная тысячелетие, пустоши, починки, погосты, перело­ги-тысячелетия. Государство без государства, но растет как гриб. Ну и вера будет мужичья... А православное христианство вместе с царями пришло, с чужой властью, и народ от него в сектантство, в знахари, куда хочешь. На Яик, — от власти. Ну-ка, сыщи, чтобы в сказках про православие было? — лешаи, ведьмы, водяные, никак не господь Са­ваоф».
 Герои, занимающиеся археологическими раскопками, часто об­суждают русскую историю и культуру. «Величайшие наши масте­ра, — говорит тихо Глеб, — которые стоят выше да Винча, Корреджо, Перуджино, — это Андрей Рублев, Прокопий Чирин и те безымянные, что разбросаны по Новгородам, Псковам, Суздалям, Коломнам, по нашим монастырям и церквам. Какое у них было искус­ство, какое мастерство! Как они разрешали сложнейшие задачи. Искусство должно быть героическим. Художник, мастер-подвижник. И надо выбирать для своих работ — величественное и прекрасное. Что величавее Христа и богоматери? — особенно богоматери. Наши старые мастера истолковали образ богоматери как сладчайшую тайну, духовнейшую тайну материнства — вообще материнства».
 Однако современные бунтари, обновители мира, авторы реформ в
 273
 ордынинской жизни бескультурны и чужеродны России. Чего стоит комиссар Лайтис, приехавший в Ордынин издалека со стеганым сши­тым мамой атласным одеяльцем и подушечкой, которые он по на­ущению объявляющего себя масоном Семена Матвеича Зилотова расстилает в алтаре монастырской часовни, чтобы предаться там любви с совслужащей, машинисткой Олечкой Кунс, невольной донос­чицей на своих соседей. После ночи любви в алтаре кто-то поджег монастырь, и еще одно культовое здание было разрушено. Прочитав­ший всего несколько масонских книг Зилотов, как старый черно­книжник, бессмысленно повторяет: «Пентаграмма, пентаграмма, пентаграмма...» Счастливую любовницу Олечку Кунс арестуют, как и многих других невиновных...
 Один из персонажей уверен, что новой жизни надо противосто­ять, надо противиться тому, что так властно ворвалось, надо оторвать­ся от времени, остаться свободным внутренне («отказаться от вещей, ничего не иметь, не желать, не жалеть, быть нищим, только жить с картошкой ли, с кислой капустой, все равно»). Другая анархически и романтически настроенная героиня Ирина утверждает, что в новое время нужно жить телом: «Мыслей нет, — в тело вселяется томленье, точно все тело немеет, точно кто-то гладит его мягкой кисточкой, и кажется, что все предметы покрыты мягкой замшей: и кровать, и простыня, и стены, все обтянуто замшей. Теперешние дни несут только одно: борьбу за жизнь не на живот, а на смерть, поэтому так много смерти. К черту сказки про какой-то гуманизм! У меня нету холодка, когда я думаю об этом: пусть останутся одни сильные и на­всегда на пьедестале будет женщина».
 В этом героиня ошибается. Для коммунистов барышни, которых они поят чаем с ландрином, всегда были и будут «интерполитичны». Какое там рыцарство, какой пьедестал! На экране Вера Холодная может умереть от страсти, но в жизни девушки умирают от голода, от безработицы, от насилия, от безысходных страданий, от невозмож­ности помочь близким, создать семью, наконец. В предпоследней главе «Кому — таторы, а кому — ляторы» отчетливо и категорически вписаны большевики, величаемые автором «кожаными куртками»: «Каждый в стать кожаный красавец, каждый крепок, и кудри коль­цом под фуражкой на затылок, у каждого крепко обтянуты скулы, складки у губ, движения у каждого утюжны. Из русской рыхлой и корявой народности — отбор. В кожаных куртках не подмочишь. Так вот знаем, так вот хотим, так вот поставили — и баста. Петр Орешин, поэт, правду сказал: «Или воля голытьбе или в поле на стол-
 274
 бе». Один из героев такого толка на собраниях старательно выговари­вает новые слова: константировать, энегрично, литефонограмма, фукцировать. Слово «могут» звучит у него как «магуть». Объясняясь в любви женщине красивой, ученой, из бывших, он утвердительно го­ворит: «Оба мы молодые, здоровые. И ребятенок у нас вырастет как надо». В словарике иностранных слов, вошедших в русский язык, взя­том им для изучения перед сном, напрасно он ищет слово «уют», та­кого не разместили. Зато впереди в самой последней главе без названия всего три важных и определяющих будущую жизнь поня­тия: «Россия. Революция. Метель».
 Автор оптимистически изображает три Китай-города: в Москве, Нижнем Новгороде и Ордынине. Все они аллегорически восходят к просуществовавшей долгие тысячелетия Небесной империи, которой нет и не будет конца. И если проходящая минута вечности начинает­ся голым годом, за которым, вероятнее всего, воспоследует еще такой же (раздрай, мрак и хаос), это еще не значит, что Россия пропала, лишившись основных своих нравственных ценностей.
 О. В. Тимашева
 Повесть непогашенной луны (1927)
 В предисловии автор подчеркивает, что поводом для написания этого произведения была не смерть М. В. Фрунзе, как многие думают, а просто желание поразмышлять. Читателям не надо искать в повести подлинных фактов и живых лиц.
 Ранним утром в салон-вагоне экстренного поезда командарм Гаврилов, ведавший победами и смертью, «порохом, дымом, ломаными костями, рваным мясом», принимает рапорты трех штабистов, позво­ляя им стоять вольно. На вопрос: «Как ваше здоровье?» — он просто отвечает: «Вот был на Кавказе, лечился. Теперь поправился. Теперь здоров». Официальные лица временно его оставляют, и он может по­болтать со своим старым другом Поповым, которого с трудом пуска­ют в роскошный, пришедший с юга вагон. Утренние газеты, которыми, несмотря на ранний час, уже торгуют на улице, бодро со­общают, что командарм Гаврилов временно оставил свои войска, чтобы прооперировать язву желудка. «Здоровье товарища Гаврилова
 275
 внушает опасения, но профессора ручаются за благоприятный исход операции».
 Передовица крупнейшей газеты сообщила также, что твердая ва­люта может существовать тогда, когда вся хозяйственная жизнь будет построена на твердом расчете, на твердой экономической базе. Один из заголовков гласил: «Борьба Китая против империалистов», в подва­ле выделялась большая статья под названием: «Вопрос о революцион­ном насилии», а затем шли две страницы объявлений и, конечно, репертуар театров, варьете, открытых сцен и кино.
 В «доме номер первый» командарм встречается с «негорбящимся человеком», который разговор об операции со здоровым Гавриловым начал со слов: «Не нам с тобой говорить о жернове революции, исто­рическое колесо — к сожалению, я полагаю, в очень большой мере движется смертью и кровью — особенно колесо революции. Не мне тебе говорить о смерти и крови».
 И вот по воле «негорбящегося человека» Гаврилов попадает на консилиум хирургов, почти не задающих вопросов и не осматриваю­щих его. Однако это не мешает им составить мнение «на листке жел­той, плохо оборванной, без линеек бумаги из древесного теста, которая, по справкам спецов и инженеров, должна истлеть в семь лет». Консилиум предложил прооперировать больного профессору Анатолию Кузьмичу Лозовскому, ассистировать согласился Павел Ива­нович Кокосов.
 После операции всем становится ясно, что ни один из специалис­тов, в сущности, не находил нужным делать операцию, но на конси­лиуме все промолчали. Те, кому непосредственно предстояло взяться за дело, правда, обменялись репликами вроде: «Операцию, конечно, можно и не делать... Но ведь операция безопасная...»
 Вечером после консилиума над городом поднимается «никому не нужная испуганная луна», «белая луна в синих облаках и черных про­валах неба». Командарм Гаврилов заезжает в гостиницу к своему другу Попову и долго беседует с ним о жизни. Жена Попова ушла «из-за шелковых чулок, из-за духов», бросив его с маленькой дочерью. В ответ на признания друга командарм рассказал о своей «постарев­шей, но единственной на всю жизнь подруге». Перед сном у себя в салон-вагоне он читает «Детство и отрочество» Толстого, а потом пишет несколько писем и кладет их в конверт, заклеивает и надписы­вает: «Вскрыть после моей смерти». Утром, перед тем как отправить­ся в больницу, Гаврилов приказывает подать себе гоночный авто­мобиль, на котором долго мчит, «разрывая пространство, минуя тума-
 276
 ны, время, деревни». С вершины холма он оглядывает «город в отсве­тах мутных огней», город кажется ему «несчастным».
 До сцены «операции» Б. Пильняк вводит читателя в квартиры профессоров Кокосова и Лозовского. Одна квартира «консервировала в себе рубеж девяностых и девятисотых российских годов», другая же возникла в лета от 1907 до 1916-го. «Если профессор Кокосов отказы­вается от машины, которую ему вежливо хотят прислать штабисты: «Я знаете, батенька, служу не частным лицам и езжу в клиники на трамвае», то другой, профессор Лозовский, наоборот, рад тому, что за ним приедут: «Мне надо перед операцией заехать по делам».
 Для анестезии командарма усыпляют хлороформом. Обнаружив, что язвы у Гаврилова нет, о чем свидетельствует белый рубец на сжатом рукой хирурга желудке, живот «больного» экстренно зашивают. Но уже поздно, он отравлен обезболивающей маской: задохнулся. И сколько потом ни колют ему камфару и физиологический раствор, сердце Гаври­лова не бьется. Смерть происходит под операционным ножом, но для отвода подозрения от «опытных профессоров» «заживо мертвого челове­ка» кладут на несколько дней в операционную палату.
 Здесь труп Гаврилова навещает «негорбящийся человек». Он долго сидит рядом, затихнув, потом пожимает ледяную руку со словами: «Прощай, товарищ! Прощай, брат!» Разместившись в своем автомо­биле, он приказывает шоферу мчать вон из города, не зная, что тем же путем совсем недавно гнал свою машину Гаврилов. «Негорбящий­ся человек» тоже выходит из машины, долго бродит по лесу. «Лес за­мирает в снегу, и над ним спешит луна». Он тоже окидывает холодным взглядом город. «От луны в небе — в этот час — осталась мало заметная тающая ледяная глышка...»
 Попов, вскрывший после похорон Гаврилова адресованное ему письмо, долго не может оторвать от него взгляда: «Алеша, брат! Я ведь знал, что умру. Ты прости меня, я ведь уже не очень молод. Качал я твою девчонку и раздумался. Жена у меня тоже старушка и знаешь ты ее уже двадцать лет. Ей я написал. И ты напиши ей. И поселяйтесь вы жить вместе, женитесь, что ли. Детишек растите. Прости, Алеша».
 «Дочь Попова стояла на подоконнике, смотрела на луну, дула на нее. «Что ты делаешь, Наташа?» — спросил отец. «Я хочу погасить луну», — ответила Наташа. Полная луна купчихой плыла за облака­ми, уставала торопиться».
 О. В. Тимашева
 277
 Красное дерево - Повесть (1929)
 В первой короткой главе две части разделены отточием, в них даны самые выразительные штрихи русского быта: описаны юродство и юродивые, но также русские мастеровые и ремесленники. «Нищие, провидоши, побироши, волочебники, лазари, странницы, убогие, пус­тосвяты, калики, пророки, дуры, дураки, юродивые — это однознач­ные имена кренделей быта святой Руси, нищие на святой Руси, калики перехожие, убогие Христа ради, юродивые ради Христа Руси святой — эти крендели украшали быт со дня возникновения Руси, от первых царей Иванов, быт русского тысячелетия. О блаженных мака­ли свои перья все русские историки, этнографы и писатели». «И есть в Петербурге, в иных больших российских городах — иные чудаки. Родословная их имперская, а не царская. С Елизаветы возникло нача­тое Петром искусство — русской мебели. У этого крепостного искус­ства нет писаной истории, и имена мастеров уничтожены временем. Это искусство было делом одиночек, подвалов в городах, задних камо­рок в людской избе в усадьбах. Это искусство существовало в горькой водке и жестокости...»
 Итак, на Руси есть чудаки и... чудаки. И тех и других можно уви­деть в городе Угличе, называемом автором русским Брюгге или рос­сийской Камакурой. Двести верст от Москвы, а железная дорога в пятидесяти верстах. Именно здесь застряли развалины усадеб и крас­ного дерева. Конечно, создан музей старинного быта, но наиболее красивые вещи хранятся в домах у бывших хозяев. В городе немало несчастных, вынужденных существовать продажей за бесценок рус­ской старины. Этим пользуются наведывающиеся в глушь дельцы-оценщики из столицы, чувствующие себя благодетелями, спасителями народного творчества и мировой культуры. По наводке Скудрина Якова Карповича «с паршивой улыбочкой, раболепной и ехидной одновременно», ходят они по домам, навещая то старух, то одиноких матерей, то выживших из ума стариков, убеждая их отдать самое ценное из того, что у них есть. Как правило, это вещи старых масте­ров, за которые они если не сейчас, так потом выручат большие день­ги. И изразцы, и бисер, и фарфор, и красное дерево, и гобелены — все в ходу. С реестром, созданным услужливым Яковом Карповичем, молчаливо входят в дом некие братья Бездетовы. Глядя вокруг себя как бы слепыми глазами, они беззастенчиво начинают все мять и щу­пать — прицениваться. Из самой бедности и нищеты эти юроды вы­уживают для себя сладкие кусочки. Сугубые материалисты, они
 278
 твердо знают, что почем сегодня при новом режиме и сколько они будут иметь.
 Большой местный мыслитель Яков Карпович Скудрин вообще-то уверен, что очень скоро пролетариат должен исчезнуть: «Вся револю­ция ни к чему, ошибка, кхэ, истории. В силу того, да, что еще два-три поколения, и пролетарьят исчезнет, в первую очередь, в Соединенных Штатах, в Англии, в Германии. Маркс написал свою теорию расцвета мышечного труда. Теперь машинный труд заменит мышцы. Вот какая моя мысль. Скоро около машин останутся одни инженеры, а пролетарьят исчезнет, пролетарьят превратится в одних инженеров. Вот, кхэ, какая моя мысль. А инженер не пролетарий, потому что чем человек культурней, тем меньше у него фанаберских потребностей, и ему удобно со всеми материально жить одинаково, уровнять материальные блага, чтобы освободить мысль, да, — вон, англичане, богатые и бедные, одинаково в пиджаках спят и в одина­ковых домах живут, а у нас — бывало — сравните купца с мужи­ком — купец, как поп, выряжается и живет в хоромах. А я могу босиком ходить и от этого хуже не стану. Вы скажете, кхэ, да, экс­плуатация останется? — да как останется? — мужика, которого можно эксплуатировать, потому — что он, как зверь, — его к маши­не не пустишь, он ее сломает, а она стоит миллионы. Машина доро­же того стоит, чтобы при ней пятак с человека экономить, — человек должен машину знать, к машине знающий человек нужен — и вмес­то прежней сотни всего один. Человека такого будут холить. Пропа­дет пролетарьят!»
 Если прогноз будущего пролетариата, данный устами несимпатич­ного, но весьма разумно мыслящего героя, дан как бы с надеждой на торжество мудрости, то прогноз будущего современной женщины мало оптимистичен. С развалом семьи, вызванным крушением соци­альных устоев, очень много будет одиноких матерей и просто одино­ких женщин. Новое государство поддерживает и будет поддерживать матерей-одиночек.
 Встретив свою сестру Клавдию, младший сын Скудрина, сбежав­ший из дома коммунист Аким, выслушивает такой ее монолог: «Мне двадцать четыре. Весной я решила, что пора стать женщиной, и стала ей». Брат возмущен: «Но у тебя есть любимый человек?» — «Нет, нету! Их было несколько. Мне было любопытно... Но я забеременела, и я решила не делать аборта». — «И ты не знаешь, кто муж?» — «Я не могу решить кто. Но мне это неважно. Я — мать. Я справлюсь, и государство мне поможет, а мораль... Я не знаю, что такое мораль, меня разучили это понимать. Или у меня есть своя мораль. Я отвечаю
 279
 только за себя и собою. Почему отдаваться — не морально? Я делаю, что я хочу, и я ни перед кем не обязываюсь. Муж?.. Мне он не нужен в ночных туфлях и чтобы родить. Люди мне помогут, — я верю в людей. Люди любят гордых и тех, кто не отягощает их. И го­сударство поможет...»
 Аким-коммунист — хотел знать, что идет новый быт — быт был древен. Но мораль Клавдии для него — и необыкновенна, и нова».
 Однако есть ли что-нибудь на земле, что остается неизменным? Без сомнения, это небо, облака, небесные пространства. Но... также «искусство красного дерева, искусство вещей». «Мастера спиваются и умирают, а вещи остаются жить, живут, около них любят, умирают, в них хранят тайны печалей, любовей, дел, радостей. Елизавета, Ека­терина — рококо, барокко. Павел — мальтиец. Павел строг, строгий покой, красное дерево, темно-ампир, классика. Эллада. Люди умира­ют, но вещи живут, и от вещей старины идут «флюиды» старинности, отошедших эпох. В 1928 году — в Москве, Ленинграде, по губернским городам — возникли лавки старинностей, где старинность покупалась и продавалась ломбардами, госторгом, госфондом, музеями: в 1928 году было много людей, которые собирали «флюи­ды». Люди, покупавшие вещи старины после громов революций, у себя в домах, облюбовывая старину, вдыхали живую жизнь мертвых вещей. И в почете был Павел-мальтиец — прямой и строгий, без бронзы и завитушек».
 О. В. Тимашева
 Юрий Николаевич Тынянов 1894—1943
 Кюхля - Роман (1925)
 Вильгельм кончил с отличием пансион. Родственники решают опреде­лить его в только что основанный Царскосельский лицей. На приеме у министра Разумовского он встречается с Мишей Яковлевым, Ваней Пущиным, Антоном Дельвигом. Василий Львович Пушкин привозит туда своего племянника Сашу. Девятнадцатого октября 1811 г. в при­сутствии царя и приближенных к нему особ происходит торжествен­ное открытие лицея. Вильгельм не отрываясь слушает вдохновенную речь профессора нравственных наук Куницына.
 В лицее Вильгельм получает кличку Кюхля. Товарищи его любят, но то и дело над ним подшучивают. После того как «паяс» Яковлев под всеобщий смех пародийно изображает сцену обручения Кюхли с девочкой Минхен, Вильгельм в отчаянии бежит топиться в пруду. Его спасают. «Ты же не Бедная Лиза», — увещевает друга рассудитель­ный Пущин.
 учится Кюхля хорошо, он одержим честолюбием и втайне мечта­ет о том, что великий Державин именно ему, Вильгельму Кюхельбе­керу, передаст свою лиру. Однако на переводном экзамене в декабре 1814 г. наибольшее впечатление на посетившего лицей Державина производят стихи Пушкина. Вильгельм искренне радуется за друга: «Александр! Горжусь тобой. Будь счастлив». Пушкин приводит
 281
 Кюхлю в компанию гусара Каверина, где ведутся вольнолюбивые раз­говоры, но Вильгельм не чувствует себя своим среди этих «насмешни­ков».
 По окончании лицея Кюхельбекер преподает русскую словесность в благородном пансионе при Педагогическом институте. Свои стихи он теперь посвящает Жуковскому. С Пушкиным же отношения скла­дываются не совсем гладко: из-за едкой эпиграммы со словами «и кюхельбекерно и тошно» дело однажды доходит до дуэли, заканчива­ющейся, к счастью, примирением.
 Учительство вскоре надоедает Вильгельму, он хочет по совету Пушкина полностью заняться литературой, посещает «четверги» вли­ятельного журнального деятеля Греча, где знакомится с Рылеевым и Грибоедовым. В печати появляются смелые стихи Кюхельбекера, в ко­торых он поддерживает сосланного на юг Пушкина. Кюхля бывает у Николая Ивановича Тургенева, где вновь встречается с Куницыным, с лицейскими друзьями, участвует в политических дебатах. Вскоре он подает в отставку и отправляется за границу в качестве секретаря знатного вельможи Нарышкина.
 Свобода! Свобода! В Германии Вильгельм переполнен разнообраз­ными впечатлениями, ему довелось побеседовать с Людвигом Тиком и даже с великим Гете. Тем временем царю доносят о крамольных сти­хах Кюхельбекера, и тот приказывает установить секретный надзор за молодым поэтом. В Париже, в зале Атеней, Вильгельм читает лекции о русской словесности, открыто выступая против крепостного рабст­ва. Его высылают из Франции по распоряжению префекта полиции. Побывав в Италии, Кюхельбекер возвращается в Петербург.
 Здесь ему никак не удается найти службу, пока царь не решает отправить «беспокойного молодого человека в столь же беспокойную страну» — на Кавказ, в канцелярию генерала Ермолова. У Вильгельма рождается романтический проект «двинуть» Ермолова в Грецию, на помощь тамошним повстанцам. Грибоедов трезво советует другу «не­много остыть». Да и сам Кюхельбекер начинает смотреть на вещи по-иному после того, как Ермолов на его глазах приказывает расстрелять одного из черкесских главарей.
 Недолго прослужив на Кавказе, Вильгельм поселяется в смолен­ском имении Закуп у своей сестры устиньки и ее мужа Григория Андреевича Глинки. Он влюбляется в приехавшую к Глинкам в гости Дуню Пушкину, молодые люди клянутся друг другу в любви, но мате­риальные обстоятельства не дают возможности даже помышлять о женитьбе. Беспокойный характер Вильгельма доставляет немало хло­пот родственникам: то он вместе со слугой Семеном облачается в
 282
 крестьянские одежды, то, увидев, как сосед-помещик истязает обма­занного дегтем мужика, проучает хлыстом озверевшего крепостника. Кюхельбекер вновь оказывается в Москве, потом в Петербурге, где занимается черной журнальной работой у Греча и Булгарина. Его по­селяет у себя дома Александр Одоевский, поддерживающий друга и душевным участием, и деньгами.
 Рылеев, готовящий восстание, принимает Кюхельбекера в члены тайного общества. Четырнадцатого декабря с двумя пистолетами за поясом Вильгельм мечется между московским и финляндским полка­ми, пытается разыскать скрывшегося Трубецкого. Оказавшись вместе в братом Мишей и Иваном Пущиным среди офицеров и солдат Гвар­дейского экипажа, Вильгельм трижды целится в великого князя Ми­хаила, но всякий раз случается осечка. По восставшим начинают палить из орудий. Вильгельм хочет поднять людей и повести их в бой, но поздно: остается бросить пистолет в снег и покинуть площадь.
 Коллежского асессора Кюхельбекера по высочайшему повелению разыскивают повсюду. Вильгельму между тем удается добраться до Закупа, потом попасть в Варшаву, где его узнают по указанным в «афише» приметам и арестовывают. Дуня пытается хлопотать о же­нихе, доходит до самого Николая, просит разрешения обвенчаться с Вильгельмом и последовать за ним в Сибирь, но получает отказ.
 Кюхля томится в одиночной камере, ведя воображаемые разгово­ры с друзьями, вспоминая прошедшее. Его переводят в Динабургскую крепость, по дороге происходит случайная встреча с проезжающим мимо Пушкиным. Из крепости Вильгельм пишет Грибоедову, не зная, что тот уже погиб в Тегеране. Начинаются последние странст­вия Кюхли: Баргузин, Акша, Курган, Тобольск.
 В Баргузине Вильгельм строит себе избу, понемногу забывает о Дуне, потом получает от нее последнее письмо: «Я решилась не ехать к вам. Сердце стареет <...> Нам ведь уже сорок стукнуло». Виль­гельм женится на грубой и мужиковатой дочери почтмейстера Дронюшке. Через месяц после свадьбы он узнает, что какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина. По дороге в Курган Вильгельм три дня про­водит в Ялуторовске у Пущина, вызывая искреннюю жалость друга и своим дряхлым обликом, и неудавшейся семейной жизнью. Во время предсмертной болезни Кюхля видит во сне Грибоедова, в забытьи го­ворит с Пушкиным, вспоминает Дуню. «Он лежал прямой, со вздер­нутой седой бородой, острым носом, поднятым кверху, и закатившимися глазами».
 Вл. И. Новиков
 283
 Смерть Вазир-Мухтара - Роман (1927-1928)
 14 марта 1828 г. пушечным выстрелом с Петропавловской крепости жители столицы были извещены о заключении мира с Персией. Трактат о мире привезен из главной квартиры российской армии в Тегеране коллежским советником Грибоедовым. На приеме у импе­ратора Грибоедову вручают орден Анны второй степени с алмазами и четыре тысячи червонцев, которые он тут же отдает своей матери Настасье Федоровне, эгоистичной мотовке. Грибоедов безразличен к происходящему, он сух и «желт, как лимон». Чужой для всех, он под­держивает дружбу лишь с «самым забавным из всей литературной сволочи» Фаддеем Булгариным, что не мешает ему, впрочем, завести любовную связь с женой Фаддея — Леночкой.
 Грибоедов разработал проект преобразования Закавказья не силой оружия, а экономическим путем, предложил создать там единое об­щество производителей-капиталистов. Он ищет поддержки у мини­стра иностранных дел Нессельроде и директора департамента Родофиникина. К Родофиникину в то же самое время успевает наве­даться доктор Макниль, член английской миссии в Тебризе, ведущий свои интриги в Персии. Через Макниля Грибоедову передается пись­мо от Самсон-хана — в прошлом вахмистра Самсона Макинцева, принявшего в плену мусульманство и возглавившего русский бата­льон, участвовавший в войне на стороне персов. Самсон-хан вместе с другими «добровольными пленными» не желает возвращаться на «бывшую родину».
 После аудиенции у Николая I Грибоедов назначается полномоч­ным министром России в Персии и возводится в чин статского совет­ника. Проект же его спрятан в долгий ящик. На обеде у Булгарина Грибоедов читает отрывки из своей новой трагедии, беседует с Пуш­киным. Быстрый и удачливый Пушкин, несмотря на свою доброжела­тельность, вызывает в Грибоедове раздражение. С чувством обиды покидает поэт-дипломат Петербург, понимая, что, поручив ему полу­чить с персов контрибуцию («куруры»), власть отправляет его «на съедение».
 Грибоедова повсюду сопровождает слуга Сашка, Александр Гри­бов. В Екатеринограде к ним присоединяется назначенный Грибоедо­ву в секретари Мальцов и доктор Аделунг. В Тифлисе Грибоедов встречается со своей невестой Ниной Чавчавадзе, получает благослове­ние на брак от ее родителей. В это время сюда приходит с трофеями из Персии сводный гвардейский полк, в составе которого немало
 284
 участников восстания на Сенатской площади в 1825 г. Двое офицеров говорят о Грибоедове, которого они видели на террасе «в позлащен­ном мундире», и один из них осуждает автора «Горя от ума», дошед­шего, по его мнению, «до степеней известных».
 На Кавказе Грибоедов посещает главнокомандующего графа Паскевича, который передает грибоедовский проект на отзыв ссыльному декабристу Бурцеву. Но, увы, этот либерал отнюдь не поддерживает своего былого единомышленника: «По той причине, что вы новую аристокрацию денежную создать хотите <...> я буду всемерно про­ект ваш губить». Грибоедов переносит тяжелую лихорадку, а затем получает высочайшее повеление покинуть Тифлис. Он венчается с Ниной и вместе с ней отбывает в Персию, где его отныне будут в со­ответствии с высоким чином именовать Вазир-Мухтаром.
 Приступив к новой должности, Грибоедов сталкивается с серьез­ными трудностями. Разоренные войной персы не в состоянии выпла­чивать куруры. Терпящий на Кавказе неудачи Паскевич требует вывода из Персии русских подданных. Оставив Нину в Тебризе, Гри­боедов едет в Тегеран, где представляется персидскому шаху. Живя в прекрасном доме, подобающем его званию, Вазир-Мухтар все сильнее ощущает одиночество и тревогу. Слугу Сашку жестоко избивают на базаре. Грибоедов дает приют двум женщинам с Кавказа, некогда по­хищенным персами и теперь бежавшим из гарема. В русском посоль­стве находит убежище и евнух Ходжа-Мирза-Якуб, армянин по происхождению, бывший российский подданный. Все это вызывает острую неприязнь к Вазир-Мухтару со стороны ревнителей шариата. При молчаливом согласии шаха они объявляют священную войну — «джахат» ненавистному «кяфиру в очках». Грибоедов поручает секре­тарю Мальцеву составить ноту о небезопасности для российских под­данных дальнейшего пребывания в Тегеране. В ночь на тридцатое января 1829 г. он ведет разговор «со своей совестью, как с челове­ком» — о неудачной службе, о «неуспехе» в словесности, об ожидаю­щей его беременной жене. Грибоедов готов к смерти и убежден, что честно исполнял свой долг. Он засыпает спокойным и глубоким сном.
 К дому Вазир-Мухтара приближается зловещая и шумная толпа: муллы, кузнецы, торговцы, воры с отрубленными руками. Грибоедов командует казаками, но оборону удается держать недолго. Озверев­шие фанатики убивают Ходжу-Мирзу-Якуба, Сашку, доктора Аделунга. Только трусливому секретарю Мальцеву удается уцелеть, подкупив персиянских стражников и спрятавшись в свернутом ковре.
 Вазир-Мухтар растерзан людьми, считающими его виноватым в войнах, голоде, притеснениях, неурожае. Голову его насаживают на
 285
 шест, тело три дня волочат по улицам Тегерана, а потом бросают в выгребную яму. У Нины в это время в Тифлисе рождается мертвый ребенок.
 В Петербург приезжает для улаживания инцидента принц Хозрев-Мирза с драгоценным бриллиантом Надир-Шах в подарок императо­ру. Злополучное тегеранское происшествие предано вечному забве­нию. Русское правительство требует лишь выдать тело Вазир-Мухтара. «Грибоеда» ищут в канаве среди трупов, находят тело однорукого че­ловека, прикладывают руку с перстнем. «Получился Грибоед». В про­стом дощатом ящике тело везут на арбе в Тифлис. По дороге арбу встречает верховой в картузе и черной бурке — это Пушкин. «Что везете?» — «Грибоеда».
 Вл. И. Новиков
 Пушкин - Роман (1935—1943, незаконч.)
 У Сергея Львовича Пушкина родился сын, которого он назвал в па­мять своего деда Александром. После крестин в доме Пушкиных на Немецкой улице в Москве устроен скромный «куртаг»: помимо род­ственников приглашены француз Монфор и Николай Михайлович Ка­рамзин. Приятная беседа с изысканными поэтическими играми прерывается внезапным появлением Петра Абрамовича Аннибала — родного дяди Надежды Осиповны Пушкиной, сына знаменитого «арапа Петра Великого» Ибрагима. Старый арап шокирует всех гос­тей, грубит Сергею Львовичу, но младенцем доволен: «львенок, арапчонок!»
 В раннем детстве Александр неуклюж, молчалив, рассеян. Но, как и родители, любит гостей, с интересом вслушивается в разговоры, ве­дущиеся по-французски. В кабинете отца он погружается в чтение французских книг, особенно его занимают стихи и сочинения любов­ного содержания. Много времени проводит в девичьей, перед сном слушает пение девки Татьяны. Новые привычки Александра вызыва­ют гнев матери, вымещающей на сыне свое недовольство беспутным и легкомысленным супругом.
 Александр начинает сочинять стихи по-французски, но сжигает их после того, как его опыты в присутствии родителей беспощадно вы­смеивает воспитатель Русело. В двенадцать лет Александр кажется
 286
 чужим в родной семье, он беспощадно судит своих родителей холод­ным, отроческим судом. Сергей Львович тем временем раздумывает о дальнейшем образовании сына и решает отдать его либо к иезуитам, либо во вновь создаваемый в Царском Селе лицей.
 В Петербург Александра привозит его дядя Василий Львович, сти­хотворец, автор фривольной поэмы «Опасный сосед». Он представля­ет племянника поэту и министру Ивану Ивановичу Дмитриеву с целью заручиться поддержкой влиятельного лица. В пользу лицея ре­шительно высказывается Александр Иванович Тургенев, от которого юный Пушкин впервые слышит новые стихи Батюшкова. Экзамен оказывается чистой формальностью, и вскоре Александр Пушкин принят за № 14 в Императорский лицей.
 Раньше он рос один, и ему трудно привыкнуть к товарищам. На первенство среди лицеистов претендуют Горчаков и Вальховский. «Отчаянные» Броглио и Данзас соревнуются в наказаниях, совершая одну дерзость за другой. За черный стол иногда попадает и Пушкин. Он угловат, диковат и ни с кем, кроме Пущина, пока не дружит. У него нет княжества, он не превосходит других силой, но говорит по-французски, как француз, и умеет читать наизусть стихи Вольтера. Даже Горчаков признает, что у него есть вкус. На уроках Пушкин грызет перья и что-то записывает. Впрочем, в лицее сочинительством занимаются и другие: Илличевский, Дельвиг, Кюхельбекер.
 Александр вызывает неприязнь инспектора Мартина Пилецкого, который требует у директора Малиновского исключить Пушкина из лицея — за безверие, за «насмешливые стихи на всех профессоров». Однако покинуть лицей приходится самому Пилецкому.
 Через Царское Село идут русские войска, готовясь к военной кам­пании. Среди ополченцев — друг профессора Куницына, гусар Каве­рин. Он шутя зовет Пушкина и Пущина с собой. Армия Наполеона вторгается в Россию, направляясь не то к Петербургу, не то к Мос­кве. Директор Малиновский тревожится за судьбу своих воспитанни­ков, которые тем временем увлеченно следят за военными собы­тиями, обсуждают с преподавателями личность Наполеона, находят себе любимых героев среди русских полководцев. После реляции о бородинской победе в лицее устраивают праздник с театральным спектаклем, за который директор, однако, получает выговор от мини­стра Разумовского. В годовщину основания лицея, девятнадцатого ок­тября, Наполеон со своей армией уходит из Москвы. Об этом лицеистам сообщает на лекции учитель истории Кайданов, а Куницын убежден, что теперь рабство в России будет отменено.
 287
 Умирает директор Малиновский, гордившийся тем, что в лицее «нет духа раболепствия». Александр заболевает и попадает в лазарет. Его навещает Горчаков, которому он доверяет две свои рискованные поэмы. «Тень Баркова» Горчаков в ужасе сжигает, чтобы уберечь то­варища от беды, а «Монаха» прячет. Александр много говорит о поэ­зии с Кюхлей, посвящает ему стихотворное послание. Галич, замещающий профессора словесности Кошанского, советует Пушкину «испытать себя в важном роде» — воспеть в стихах царскосельские места и связанные с ними воспоминания об истории.
 Дельвиг и Пушкин решаются послать свои стихи в журнал «Вест­ник Европы». Первым публикуют Дельвига, а Пушкин в ожидании ответа находит развлечение в спектаклях крепостного театра графа Толстого, воспевает в стихах актрису Наталью. Наконец послание «К другу стихотворцу» появляется в «Вестнике Европы», подписанное псевдонимом. Сергей Львович горд за сына, блистательным началом считает это событие и Василий Львович. На торжественном экзамене в лицее Александр читает «Воспоминания в Царском Селе», и одрях­левший Державин с неожиданной легкостью выбегает, чтобы обнять автора. Но Александр скрывается.
 В лицей наведывается Карамзин, а вместе с ним — Василий Льво­вич Пушкин и Вяземский, извещающие Александра о том, что он принят в общество «Арзамас», где ему присвоено имя Сверчок. При­езжает в гости к Пушкину и Батюшков. Александр азартно включает­ся в литературную войну арзамасцев с «Беседой любителей русского слова», сочиняет эпиграмму на Шишкова, Шихматова и Шаховского.
 Новый директор лицея Егор Антонович Энгельгардт, устраняю­щий «все следы старого хозяина», относится к Пушкину насторожен­но и стремится «ввести его в границы». Раздражает директора и то чрезмерное внимание, которое оказывает его родственнице, молодой вдове Марии Смит, этот юный и дерзкий поэт. Однако Мария, вос­петая под именами Лилы и Лиды, недолго владела чувствами Алек­сандра: он забывал о ней тотчас, как они расставались. В Царское Село переезжает Карамзин с женой Катериной Андреевной, и теперь Александр каждое утро должен быть уверен, что увидит ее вечером. Она одна его понимает, хотя ему семнадцать лет, а ей — тридцать шесть.
 Александр пишет Катерине Андреевне любовную записку. Узнав об этом, Карамзин отечески отчитывает влюбленного поэта, а Катери­на Андреевна смеется, доводя Александра до слез и до полного отчая­ния. Вскоре Карамзину становятся известны едкие и меткие эпиграммы, сочиненные на его «Историю» Пушкиным. В спорах о
 288
 рабстве и самовластии юный поэт взял сторону не Карамзина, а Каве­рина и Чаадаева.
 Пушкин и его товарищи оканчивают лицей на три месяца раньше положенного: царь уже давно тяготится близостью этого учебного за­ведения к дворцу. Лицеисты уговариваются собираться вместе каж­дый год девятнадцатого октября. В Петербурге Александр увлечен театром, бывает там каждый вечер. Занимают его и молодые «измен­ницы». Между тем крамольные стихи доводят его до беды. Однажды за ним приходит квартальный и доставляет его в главное полицейское управление. Там Пушкину показывают целый шкап, заполненный его эпиграммами и доносами на него.
 Чаадаев и Карамзин стараются облегчить участь Пушкина. Импе­ратор, выслушав просьбу Карамзина, решает отправить Александра не в крепость, а на юг, в Екатеринослав. Карамзин в присутствии Кате­рины Андреевны ждет от Пушкина обещания исправиться. «Обе­щаю... На два года», — отвечает тот.
 Пушкин прощается с Петербургом. Он кончает новую книгу сти­хов. Поэма «Руслан и Людмила» в печати. До отъезда он успевает проиграться в карты, оставив у Никиты Всеволожского даже руко­пись своих стихотворений.
 Он узнает родину во всю ширь и мощь на больших дорогах. Путь далек. В Екатеринославе Пушкин встречается с семьей генерала Раев­ского, они вместе едут на Кавказ и в Крым. Глядя на крымский берег, Александр думает о Катерине Андреевне, пишет элегию — как «последнее, что предстояло сказать».
 «Выше голову, ровней дыхание. Жизнь идет, как стих».
 Вл. И. Новиков
 Всеволод Вячеславович Иванов 1895-1963
 Московский роман (1929-1930, опубл. 1988)
 Вы, наверное, помните этот год: ломали храм Христа Спасителя. Для обывателя это было пострашнее, чем октябрьский переворот. Тогда, перед началом романа, автор задумал написать комментарии, но в ту пору у него родился большеголовый мальчик, названный Вячеславом...
 Простите, можно начать по существу? В клинику, где работает Матвей Иванович Андрейшин, величавый двадцатисемилетний психи­атр, и Егор Егорыч, секретарь большого человека, попадают внезапно заболевшие ювелиры, братья Юрьевы. В их мастерской случилась кража, а вскоре поползли слухи о пропаже золотой короны, заказан­ной якобы неизвестным агентом для американского императора. На­блюдая за больными, доктор Андрейшин приходит к убеждению, что причина их помешательства — в безответной любви. Единственный след незнакомки — пуговица мастерской С. Мурфиной — приводит его к Сусанне, дочери бывшей владелицы. Доктор влюбляется в эту блондинку с узким, красивым лицом. Он уверен, что должен «предот­вратить развал человека» и сможет исцелить одной фразой и ювели­ров, и Сусанну, и весь дом, где она живет.
 Так Матвей Иванович и Егор Егорыч, которые собирались на съезд криминологов в Берлин, оказываются возле дома № 42. Здесь они сталкиваются с приехавшим с Урала вербовать рабочих на литейное
 290
 производство Леоном Ионовичем Черпановым. Объявив себя врачом «ухогорлоносом» с периферии, Андрейшин выражает желание заклю­чить договор и временно поселиться в этом доме. Черпанову ничего не остается, как принять первых работников и ввести их внутрь ком­мунального жилья, оборудованного в постройке московского ампира.
 На кухне ревели двадцать хозяек, рыкали полсотни примусов. Черпанов расположился в ванной. Верхний этаж с колоннами зани­мало семейство Жаворонкова, бывшего церковного старосты, а ныне мороженщика с профсоюзным билетом. Все знали, что он «публично мороженым торговал, а втайне строительным делом орудовал» и, кроме того, вел ячейку безбожников. На первом этаже жили Мурфины — мать, отец, дядя Савелий, двадцатилетняя Сусанна и ее стар­шая сестра Людмила, которая заслужила на обоих фронтах граж­данской войны прозвище Былинка. О своих впечатлениях она пишет книгу «400 поражений». Как и все занимаясь спекуляцией, Людмила повторяет: «Мы поклонники реализма <...> Крупная партия овса до­роже умения вдергивать нитку словесности в золотую иглу фантазии». Однако доктор считает, что только Сусанна «объединяет этот агрегат людей», что она организовала болезнь ювелиров, но не находит дока­зательств.
 Идет вторая декада, а доктор с Егор Егорычем все откладывают поездку в Берлин, наблюдают за жителями квартиры, за усилиями Черепанова создать пролетарское ядро для работы в Шадринске. Вот вербовщик приезжает на гвоздильный завод в качестве поэта, готово­го написать о лучшей бригаде. Он собирает деньги на званом вечере, выступает с призывами: «Помните, что нашему комбинату поручено в виде опыта перерабатывать не только руду, но и с такой же бы­стротой людей». Он требует от жителей дома вербовать родственни­ков, например, 620 человек от Жаворонкова. «Шестьсот — я понимаю, а двадцать откуда?» — «Госразверстка... Они перерожда­ются там». — «Чего ж, выхолостят их или как?» Черпанов обещает, что храм Христа Спасителя будет восстановлен на Урале. Дядя Саве­лий рассказывает о небывалом случае перерождения целого уральско­го города благодаря игре академических театров.
 Во главе шествия идет доктор, но он не в силах удержать толпу, которая быстро рассеивается. Среди них нет Черепанова. Доктор на­зывает его фиктивной фигурой, а Егор Егорыч вспоминает о трех ис­поведях Леона Ионовича. В первый раз тот сообщил, что родился в семье гимназического учителя, приехал в Россию вместе с братом из парижской эмиграции, а свою биографию создал посредством штем­пелей. Во второй раз он назвался сыном циркового фокусника Черпа-
 291
 невского, потомка старинного дворянского рода. Наконец он призна­ется, что имел в Свердловске граверное заведение, унаследованное от отца, Константина Пудожгорского, делал печати спекулянтам. Клиен­ты прибрали его к рукам и заставили по документам Черпанова от­правиться на поиски короны американского императора. Корона, по его словам, хранится у дяди Савелия и замаскирована под вагонную плевательницу. Где-то в доме спрятана единственная улика, которая подтверждает, что корона существует. Это заграничный костюм таин­ственного агента, оставленный им при бегстве.
 Напрасно и Черпанов, и доктор, и дядя Савелий искали костюм у Жаворонкова, — он оказался в сундуке у Людмилы: «брызнуло темно-зеленое сукно и золотые пуговицы с двуглавыми орлами». Сюр­тук! Не успели выяснить, тот ли это костюм, как приезжают братья Лебедевы, недовольные вербовочной активностью Черпанова. Схватив сюртук, Черпанов бросается бежать, его преследуют Лебедевы, но исход погони неизвестен... Вызванные дядей Савелием, появляются сотрудники милиции и увозят арестованных жителей дома. У опеча­танной двери встречаются доктор Андрейшин, Егор Егорыч и братья Юрьевы. Ювелиры выздоровели: они не влюблены в Сусанну и не верят в корону американского императора. Один лишь доктор наде­ется разбить легенду о короне, перевоспитать Сусанну и жениться на ней... «У-у-уходит жизнь, у-у-у...» — вспоминается отзвучавшая песня.
 И. Г. Животовский
 Кремль - Роман (1924-1963, 1-я ред. - 1929-1930, опубл. 1981)
 В том году, когда великий князь Иван III повелел воздвигнуть Мос­ковский Кремль, удельный князь Никита, что владел городом Подзол в верховьях Волги, задумал выстроить свой Кремль лучше царского. А в прошлом веке напротив Кремля, на другом берегу ужги, появились корпуса Больших Волжских Мануфактур и пыльные домики поселка.
 Гурий Лопта, окончивший в начале 1920-х гг. Духовную Акаде­мию, возвратился домой, чтобы занять древний пост епископов крем­левских. «Чем живы?» — спрашивает он своего отца Ивана Петровича. Кремль — преданьями. Мануфактуры — газетами. В доме Лопта воспитывается дочь последних владельцев производства Агафья,
 292
 красивая, как рожь, любимица церковной общины. Ее брат, Афанас-Царевич, блаженный и живет при соборе. Гурий считает, что они веротерпимствовали достаточно, пора дать отпор сонму баптистов, пленивших души обывателей, и предлагает собрать средства на ре­монт храма, взяться за печатание Библии. Появление в Кремле перво­печатной книги во времена гонения на несокрушимое православие даст не только духовные, но и материальные выгоды, необходимые для противодействия влиянию Мануфактуры.
 Еще один ужгинец, рыжий, болезненный Вавилов, потерявший жену, ребенка, работу, приезжает, чтобы устроиться в третью смену на прядильную фабрику. Влажный рев ожалил его уши. Единствен­ным местом, где могли передохнуть и покурить рабочие, были убор­ные. Любой вопрос, выносимый на цеховые собрания, требовалось проработать в уборных. Так, Зинаиде поручено агитировать за пере­выборы Советов и выдвижение Вавилова руководителем культурно-просветительной работы Мануфактур. За плечами Вавилова было два года рабфака, но он помнил с детства рассказы учителей Воспитатель­ного дома о Кремле, поэтому первую экскурсию повел именно туда. Рабочим Кремль не понравился. Между Вавиловым и Агафьей начина­ется невидимая борьба: Агафья одна желает просвещать Мануфакту­ры. Смеются над рыжим и «четверо думающих», знакомые по ремесленной школе разгульные люди, с которыми Вавилов делит ка­морку в старой казарме. Ему кажется, что служба в клубе не больше, как проявление рабочими жалости к нему. Он решает повеситься и оставить прощальное письмишко. Карандаш оказался сломанным, и пока Вавилов точит его, разглядывает муравьиную кучу, туман над Ужгой, Мануфактуры, и, как чудесный цветок, чудится ему Кремль. Весело Кремлю, пока Мануфактуры спят!.. Бросив веревку на суку, он бежит купаться.
 Многие рабочие записываются в «Религиозно-православное обще­ство», одни из любопытства и тяги к Агафье, другие, как плотовщики, артельщики, в желании объединить мирян. Вавилов выступает с пред­ложением отобрать Успенский храм и передать его под клуб. Неожи­данно его поддерживают на фабрике, и только Зинаида, избранная уже заместителем председателя коммунхоза, противится наступлению на Кремль. Ее поглощают заботы о вселении нуждающихся ткачих в отремонтированные казармы, построенные до революции. Она прези­рает демонстративную затею вселять всех в один день: «Дикая боль предстоит нам, дикое сопротивление Кремля...» Погибает поднятый на вилы молодой узбек Мустафа, пожелавший креститься из-за любви к Агафье. Его мстительному отцу Измаилу является дракон Магнат-
 293
 Хай и осуждает за предательство сына. Не в силах жить, Афанас-Царевич вешается на осине...
 Вавилов организует боксерский кружок, и с этой целью во двор силами исправдома выкинут резной деревянный иконостас. Кружок безбожников сделал клозет, замазал фрески в стиле Васнецова. Херу­вимов на потолках оставили, но изрезали очень дорогую плащаницу.
 Вавилов устал, работая в этом кружке бестолковых молодых людей, которые и сами не знают, что делать дальше, после того как они отреклись от Бога. Поползли слухи о возможном покушении на жизнь Вавилова, особенно после кулачного боя между кремлевцами и фабричными.
 Актер бывших императорских театров и офицер французской армии Старков рассказывает историю удивительных приключений Доната Черепахина, сына профессора-реставратора. Согласно повест­вованию, будучи храбрым и независимым офицером, Донат предуп­редил французских солдат о начале немецкой революции, был застрелен генералом П.-Ж. Доном, но оказался похороненным в мо­гиле Неизвестного солдата у Триумфальной арки в Париже как спа­ситель Франции. Вавилов ощущает себя Неизвестным солдатом революции и готовится к смерти. Однако планам Агафьи уничтожить рыжего не суждено осуществиться. На пасхальной неделе началось небывалое наводнение, грозившее затопить электростанцию, дома и храмы. Выступая на пленуме комсомола, Вавилов произнес откровен­ную и потрясающую речь, выходившую за рамки клубной работы. Он заявил, что надо разобрать церкви, чтобы построить дамбы, укрепить рвы, сделать Мануфактуры цитаделью коммунизма. Ему аплодирова­ли, избрали в комиссию по защите от наводнения.
 Отец Гурий призывает верующих забыть все обиды, которые при­чинили им безбожники из Мануфактур, показать пример христиан­ского смирения и поплыть спасать их из затопленного города. Вавилов кричит, что агитационная ставка на милосердие бита. Рабо­чие погрузились на пароход. Приходит известие, что утонула Агафья, исчез Лопта.
 Медленно, но гордо отчаливает пароход. Ткачи смотрят на Вавило­ва влюбленными глазами: «Да, этот парень далеко пойдет!» Из тума­на виден Кремль таким, каким представлялся в детстве. Радость овладевает его сердцем. Впереди победы и поражения, но тот путь, который он проделал, — им можно гордиться.
 И. Г. Животовский
 Сергей Александрович Есенин 1895-1925
 Пугачев - Драматическая поэма (1922)
 Мечтающий о воле крестьянин и воин Пугачев после долгих странст­вий приходит на Яик и в разговоре с казаком-сторожем узнает о том, что мужики ждут нового царя — мужицкого. Таким царем представ­ляется убитый Петр III — он бы дал народу волю. Эта мысль захва­тывает Пугачева.
 Он приходит к калмыкам и призывает их оставить войско, бежать от российской присяги. Атаман Кирпичников узнает об этом и при­соединяется к бунту. В казачьих войсках вспыхивает мятеж. Вместе с атаманами Оболяевым, Караваевым и Зарубиным Пугачев решает двинуться на Москву.
 Вскоре к нему присоединяется уральский беглый каторжник Хлопуша, мечтающий увидеть мужицкого царя. Он требует пропустить его к Пугачеву, видя в нем воплощение своего идеала. Хлопуша пред­лагает захватить Уфу — это позволит пугачевцам получить собствен­ную артиллерию.
 Атаман Зарубин переманивает на сторону Пугачева все новые и новые войска — они сдаются без боя. Но уже после первых пораже­ний в стане Пугачева начинаются раздоры. Один из восставших — Творогов — подговаривает выдать Пугачева правительственным вой-
 295
 скам. Его поддерживает предатель Крямин. В войсках начинается па­ника, и вместе с Пугачевым гибнет вся его армия.
 Не последнее действующее лицо поэмы — русская тоска, степной пейзаж, плачущие деревья, бесконечные пески, солончаки, версты, ветлы... С этой Россией никаким одиночкам ничего не поделать. Гиб­нет Хлопуша, гибнет Пугачев, — «под душой так же падаешь, как под ношей».
 Д. Л. Быков
 Анна Снегина - Поэма (1925)
 Действие происходит на рязанской земле в период с весны 1917 по 1923 г. Повествование ведется от имени автора-поэта Сергея Есени­на; изображение «эпических» событий передается через отношение к ним лирического героя.
 В первой главе речь идет о поездке поэта в родные места после тягот мировой войны, участником которой он был. Возница рассказы­вает о житье своих односельчан — зажиточных радовских мужиков. У радовцев идет постоянная война с бедняцкой деревней Криуши. Соседи воруют лес, устраивают опасные скандалы, в одном из кото­рых дело доходит до убийства старшины. После суда и у радовцев «начались неуряды, скатилась со счастья вожжа».
 Герой размышляет о бедственной судьбе, вспоминая, как «за чей-то чужой интерес» стрелял и «грудью на брата лез». Поэт отказался участвовать в кровавой бойне — выправил себе «липу» и «стал пер­вый в стране дезертир». Гостя радушно встречают в доме мельника, где он не был четыре года. После самовара герой отправляется на се­новал через заросший сиренью сад — и в памяти возникают «далекие милые были» — девушка в белой накидке, сказавшая ласково: «Нет!»
 Вторая глава повествует о событиях следующего дня. Разбуженный мельником герой радуется красоте утра, белой дымке яблоневого сада. И снова, как бы в противовес этому, — мысли о безвинно изу­родованных войной калеках. От старухи мельничихи он вновь слышит о стычках радовцев с криушанами, о том, что теперь, когда прогнали царя, везде творится «свободы гнусь»: зачем-то открыли остроги и в деревню вернулись многие «воровские души», среди которых — убийца старосты Прон Оглоблин. Мельник, вернувшийся от помещи­цы Снегиной — старой знакомой героя, — докладывает, какой инте-
 296
 рес вызвало его сообщение о приехавшем к нему госте. Но лукавые намеки мельника не смущают пока души героя. Он отправляется в Криушу — повидать знакомых мужиков.
 У хаты Прона Оглоблина собрался мужицкий сход. Крестьяне рады столичному гостю и требуют разъяснить им все животрепещу­щие вопросы — о земле, о войне, о том, «кто такое Ленин?». Поэт отвечает: «Он — вы».
 В третьей главе — события, последовавшие через несколько дней. К простудившемуся на охоте герою мельник привозит Анну Снегину. Полушутливый разговор о юных встречах у калитки, о ее замужестве раздражает героя, ему хочется найти другой, искренний тон, однако приходится послушно разыгрывать роль модного поэта. Анна укоряет его за беспутную жизнь, пьяные дебоши. Но сердца собеседников го­ворят о другом — они полны наплывом «шестнадцати лет»: «Расста­лись мы с ней на рассвете / С загадкой движений и глаз...»
 Лето продолжается. По просьбе Прона Оглоблина герой отправля­ется с крестьянами к Снегиным — требовать землю. Из помещичьей горницы слышны рыдания — это пришла весть о гибели на фронте мужа Анны, боевого офицера. Анна не хочет видеть поэта: «Вы — жалкий и низкий трусишка, он умер... А вы вот здесь...» Уязвленный, герой отправляется с Проном в кабак.
 Основное событие четвертой главы — известие, которое приносит в избушку мельника Прон. Теперь, по его словам, «мы всех р-раз — и квас! <...> в России теперь Советы и Ленин — старшой комис­сар». Рядом с Проном в Совете оказывается его брат Лабутя, пьяница и болтун, живущий «не мозоля рук». Именно он едет первым описы­вать снегинский дом — «в захвате всегда есть скорость». Мельник привозит хозяек усадьбы к себе. Происходит последнее объяснение героя с Анной. Боль утрат, невозвратность прошлых отношений по-прежнему разъединяют их. И опять остается только поэзия воспоми­наний о юности. Под вечер Снегины уезжают, а поэт мчится в Питер «развеять тоску и сон».
 В пятой главе — эскизный набросок событий, происшедших в стране за шесть послереволюционных лет. «Чумазый сброд», дорвав­шись до господского добра, бренчит на роялях да слушает патефон — но «гаснет удел хлебороба», «фефела! Кормилец! Касатик!» за пару из­мызганных «катек» дает себя выдрать кнутом».
 Из письма мельника герой поэмы узнает, что Прон Оглоблин рас­стрелян казаками Деникина; Лабутя, пересидев налет в соломе, требу­ет себе за храбрость красный орден.
 Герой опять навещает родные места. С прежней радостью встре-
 297
 чают его старики. Для него приготовлен подарок-письмо с лондон­ской печатью — весточка от Анны. И хотя внешне адресат остается холодным, даже чуть циничным, все же след в его душе остается. Финальные строки снова возвращают к светлому образу юношеской любви.
 Л. А.
 Страна негодяев - Драматическая поэма (1924—1926)
 Действие происходит на Урале в 1919 г. Главный герой поэмы — бандит Номах, романтический персонаж, бунтарь-анархист, ненави­дящий «всех, кто жиреет на Марксе». Он пошел когда-то за револю­цией, надеясь, что она принесет освобождение всему роду чело­веческому, и эта анархическая, крестьянская мечта близка и понятна Есенину. Номах высказывает в поэме его заветные мысли: о любви к буре и ненависти к той рутинной, абсолютно нерусской, искусствен­ной жизни, которую навязали России комиссары. Потому и образ «положительного» комиссара Рассветова у Есенина выходит бледен.
 Рассветов противопоставлен Номаху, но в главном един с ним. Номах, в котором ясно угадывается Махно, Номах, говорящий о том, что по всей России множатся банды таких же обманутых, как он, — готов и на убийство, и на захват власти. Никаких нравственных тор­мозов у него нет. Но совершенно аморален и Рассветов, который в молодости побывал на Клондайке, провернул там биржевую авантюру (выдал скалу за золотоносную и сорвал куш после биржевой паники) и уверен, что любые обманы хороши, если бедные обманывают бога­тых. Так что чекисты, которые ловят Номаха, ничем не лучше его.
 Номах устраивает набеги на поезда, идущие по уральской линии. Бывший рабочий, а ныне доброволец Замарашкин стоит на карауле. Здесь происходит его диалог с комиссаром Чекистовым, который хает Россию на чем свет стоит — за голод, за дикость и зверство народа, за темноту русской души и русской жизни... Номах появляется, как только Замарашкин остается один на посту. Сначала он пытается за­манить его в банду, потом связывает, похищает фонарь и с этим фо­нарем останавливает поезд. В поезде Рассветов с двумя другими комиссарами — Чариным и Лобком — рассказывает о будущей аме-
 298
 риканизированной России, о «стальной клизме», которую надо поста­вить ее населению... После того как Номах грабит поезд, забирает все золото и взрывает паровоз, Рассветов лично возглавляет его поиск. В притоне, где пьют бывшие белогвардейцы и курят опий бандиты, Номаха выслеживает китаец-сыщик Литза-хун. Автор пытается показать в поэме те главные движущие силы русской жизни, которые обозна­чились к началу двадцатых годов: тут и еврей Чекистов, настоящая фамилия которого — Лейбман, а заветная мечта — европеизировать Россию; тут и «сочувствующий» доброволец Замарашкин, которому равно симпатичны и комиссары, и Номах; тут и комиссары приис­ков, верящие в то, что Россию можно поставить на дыбы и сделать процветающей державой... Но стихийной вольницы, стихийной мощи во всех этих персонажах нет. Она осталась только в Номахе и в по­встанце Барсуке. Их триумфом и заканчивается поэма: Номах и Бар­сук уходят из чекистской засады в Киеве.
 Есенин не дает ответа на вопрос, кто нужен теперь России: абсо­лютно безнравственный, но волевой и решительный Рассветов или такой же сильный, но стихийно свободный Номах, не признающий никакой власти и никакой государственности. Ясно одно: ни Чекистову, ни безликим Чарину и Лобку, ни китайцу Литза-хуну с Россией не сделать ничего. А моральная победа остается за Номахом, который в финале не случайно прячется за портретом Петра Великого и на­блюдает за чекистами через его глазницы.
 Д. Л. Быков
 Леонид Иванович Добычин 1896-1936
 Город Эн - Роман (1935)
 Я иду на престольный праздник в тюремную церковь вместе с маман и Александрой Львовной Лей. Тут мы встречаем «мадмазель» Горш­кову и ее маленьких учениц.
 Читаю про город Эн, про Чичикова и Манилова. Идем с нянькой Цецилией гулять, она ведет меня в костел. На улице встречаем «страшного мальчика», который корчит нам рожу. Я очень пугаюсь.
 Мечтаю поехать в город Эн и дружить там с сыновьями Манило­ва. Маман встречает Новый год у Белугиных. Там она знакомится с инженершей Кармановой, у которой сын Серж. Теперь я мечтаю о дружбе с Сержем. Идем с нянькой смотреть на парад.
 Карманова и Серж приходят в гости. И Серж оказывается тем самым «страшным мальчиком» (правда, не признается, что это был он). Я остаюсь в сомнении. Наша семья переселяется в квартиру Бе­лугиных, которых перевели в Митаву. Кармановы живут в том же доме. Наступает Пасха, приезжают с поздравлениями гости, среди них — Кондратьевы.
 Летом Кондратьевы едут в лагерь. (Глава семьи — военный врач.) Мы навещаем их. Я общаюсь с их сыном, Андреем. Инженерша Кар­манова, ее дочь Софи и Серж уезжают на лето в Самоквасово. Мы
 300
 провожаем их на вокзал. Лето проводим в деревне на Курляндском берегу.
 Возвратившись в город, мы встречаемся с Кармановыми, Кондра­тьевыми, Александрой Львовной Лей. Узнаем, что Софи вышла замуж.
 Осенью умирает отец, заразившись на вскрытии. Теперь квартира велика для нас, и мы переезжаем на новую.
 Маман устраивается на телеграф ученицей. А я готовлюсь в приго­товительный класс, учась у «мадмазель» Горшковой. Горшкова часто пожимает мне руку «под прикрытием стола».
 Я замечаю, что встречи с гимназистом Васей Стрижкиным — предзнаменование удачи. И перед вступительным экзаменом как раз его встречаю.
 Узнаем, что у Софи родился мальчик. В гостях у Кармановых я знакомлюсь со своей сверстницей, Тусенькой Сиу.
 Мы с маман едем на выставку, потом смотрим «живую фотогра­фию». Наутро я получаю записку от Стефании Грикюпель: она хочет со мною познакомиться. Маман узнает о моем знакомстве с этой де­вочкой и запрещает дальнейшие встречи.
 В училище у меня нелады с арифметикой. Продолжается дружба с Сержем Кармановым. Тусенька Сиу, оказывается, думала, что моя фамилия «Ять», как у телеграфиста в книге «Чехов». Софи уезжает в Либаву, куда перевели ее мужа. Александра Львовна в форме «се­стры» отправляется на Дальний Восток, потому что идет война с Япо­нией.
 Лето Кармановы проводят в Шавских Дрожках, мы едем к ним в гости. Осенью я начинаю заниматься немецким языком. Меня на час сажают в карцер за то, что я не заметил на улице учителя чистописа­ния. Я думаю о мести.
 Мы переезжаем на новую квартиру. Летом едем в Витебск к даме, которая гостила у нас во время похорон отца. Возвратясь в город, учусь у Горшковой французскому языку. Узнаю о мире с Японией.
 Во время занятий недалеко от училища взрывается бомба. Занятия отменяются. На улицах происходят столкновения бунтовщиков с по­лицией. Мы то учимся, то нет.
 С Дальнего Востока возвращается Кондратьев и Александра Львов­на Лей, которая посвятила себя уходу за контуженным после ранения в голову доктором Вагелем.
 Инженера Карманова кто-то убивает на улице. Серж дает клятву отомстить за отца. Инженерша с Сержем навсегда уезжают в Мос-
 301
 кву. Летом мы приезжаем в Шавские Дрожки к Белугиным, знако­мимся с сестрой Белугиной, Ольгой Кусковой. Умирает учитель чисто­писания. Я хожу гулять с Андреем Кондратьевым. Он мне не очень нравится и не может заменить Сержа. Александра Львовна выходит замуж за доктора Вагеля. А я все думаю о Тусеньке. Хотя лучше на­зывать ее Натали.
 Я получаю приглашение провести лето с Кармановыми. Мы с Сер­жем едем в Шавские Дрожки, откуда через Севастополь — в Евпато­рию. Умирает доктор Вагель, муж Александры Львовны. Открывается электрический театр. Александра Львовна выигрывает в лотерею двес­ти тысяч — билет принадлежит ее покойному мужу. На Пасху узна­ем, что умерла дама из Витебска.
 Лето. Едем смотреть дом, который купила Александра Львовна в местечке Свента Гура. Она строит часовню и хочет организовать пра­вославное братство.
 Мне назначают свидание на бульваре. Прихожу, но вижу только некрасивую девочку Агату. Значит, та дама, которая назначила мне свидание, не пришла. Я продолжаю думать о Натали.
 Директор предлагает мне поступить в наблюдатели метеорологи­ческой станции. Их освобождают от платы за учение. Шестиклассник Гвоздев показывает мне, что и как нужно делать. Начинаю с ним дру­жить, но дружба как-то обрывается.
 По настоянию мамы покупаю абонемент на каток. Там встреча­юсь со Стефанией Грикюпель. Она знакомит меня с девицей Луизой Кугенау-Петрошка. Натали катается с другим.
 На масленицу еду в Москву к Кармановым. Там встречаю Ольгу Кускову. Она назначает мне свидание, но я не иду. У Софи уже трое детей.
 Собираюсь давать уроки Луизе Кугенау-Петрошка, но не схожусь в цене с ее матерью. Празднуется столетие Гоголя. Я растроганно думаю о городе Эн, Чичикове и Манилове.
 Приходит письмо от Кармановой. Оказывается, Серж живет с Ольгой Кусковой, и инженерша не препятствует этому. Начинается учебный год. Приезжает Карманова, рассказывает, что Ольга Кускова «плохо понимала свое положение». И после того, как инженерша по­говорила с ней, Ольга покончила с собой. Полковник Писцов делает предложение маман, но она отказывает. Осенью становлюсь репети­тором у одного пятиклассника. В дружбе разочаровываюсь.
 В училище новый директор. Мы едем на экскурсию в Ригу, потом в Полоцк.
 Я начинаю дружить с Ершовым. Он рассказывает про своего отца,
 302
 который состоит в переписке с Толстым. Но Ершову надоедает друж­ба со мной, и он не хочет даже поговорить о смерти Толстого. Я зна­комлюсь со сверстницей, Блюмой Кац-Каган.
 Кто-то убивает камнем попечителя учебного округа. Оказывается, он был маньяком и нарочно проваливал красивых учеников. Прибли­жаются выпускные экзамены. Выдержав их, мы получаем выпускные свидетельства. Я поступаю на место, где принимают не по экзаменам.
 Случайно я узнаю, что близорук. Надев очки, понимаю, что все видел неправильно. Хотел бы теперь видеть Натали, но она в Одессе.
 О. В. Буткова
 Евгений Львович Шварц 1896—1958
 Голый король - Пьеса-сказка (1934)
 Влюбившись в королевскую дочь, свинопас Генрих целый месяц уго­варивает ее прийти на лужайку, посмотреть, как пасутся свиньи. На принцесса Генриетта соглашается прийти, только когда узнает, что у Генриха есть волшебный котелок, умеющий петь, играть на музыкаль­ных инструментах и угадывать, что у кого готовится на кухне.
 Принцессу сопровождают придворные дамы, которые должны следить, чтобы девушка вела себя соответственно своему высокому положению. Приятель Генриха Христиан демонстрирует необыкно­венные качества котелка, который сообщает, кто из дам ничего не го­товит дома, потому что хозяйка всегда обедает в гостях, у кого готовят «куриные» котлеты из конины, а кто лишь разогревает укра­денное с королевского ужина. Недовольные разоблачениями дамы просят скорее перейти к танцам. Генрих танцует с Принцессой. Он очень нравится ей, и свидание завершается долгим поцелуем. Из кус­тов вдруг выскакивает король-отец. Дамы в переполохе. Возмущен­ный увиденным, король объявляет, что завтра же отдаст дочь за своего кузена, соседнего короля, а Генриха с другом вышлет из стра­ны. Но Генрих уверен, что все равно женится на Принцессе.
 В соседнем королевстве готовятся к встрече невесты. Министр нежных чувств озабочен: ему предстоит выяснить, настоящая ли
 304
 Принцесса прибывает в их владения. Дело в том, что Король дважды чуть не погиб от «ужасных» мыслей: за завтраком подавился колба­сой, подумав: вдруг матушка невесты была шалуньей, и Принцесса вовсе не дочь короля, а девица неизвестного происхождения: второй раз он чуть не утонул, купаясь на мелком месте, предположив, что и сама Принцесса могла быть шалуньей до сговора! Министру приходит в голову прекрасная идея: под перины, на которых будет спать Прин­цесса, надо подложить горошину. Ведь у лиц королевского происхож­дения такая нежная кожа! Если ее высочество утром пожалуется на бессонницу, все в порядке; если же нет — она не настоящая прин­цесса.
 Приезжает Принцесса и сразу же просит приготовить ей постель: она надеется хотя бы во сне увидеть Генриха. Прибывшие с ней Ка­мергер и злобная Гувернантка неусыпно сторожат ее. Но Министр, желая выведать все о прошлом королевской невесты, предлагает им угощение и ставит двенадцать бутылок крепкого вина, а к опочиваль­не посылает жандармов.
 Генриетте не спится: что-то так и впивается в тело через все двад­цать четыре перины! Чтобы отвлечься, она запевает песню, которой научил ее Генрих, и вдруг слышит, как два мужских голоса подхваты­вают слова. Принцесса открывает дверь и видит жандармов, которые неожиданно просят ее подергать их за бороды. Она в недоумении, но все-таки дергает. Бороды остаются у нее в руках. Это Генрих и Хрис­тиан переоделись жандармами. Они хотят освободить и увезти Прин­цессу. На случай, если сразу это не удастся, Генрих передает девушке бумагу с написанными на ней ругательствами («иди ты к чертовой бабушке», «заткнись, дырявый мешок») и велит выучить их и как следует ругать жениха. Зная о горошине, он советует Принцессе ска­зать, что спала она прекрасно. Тогда Король откажется от свадьбы.
 Побег проваливается. Когда все трое крадучись пробираются мимо опьяневших Министра нежных чувств, Камергера и Гувернантки, их замечают. Гувернантка уволакивает Принцессу в ее комнату. Генриху и Христиану удается ускользнуть.
 Во дворце суматоха: камердинер, портные, чистильщики сапог за­няты подготовкой свадебного наряда Короля. Под видом ткачей явля­ются Генрих и Христиан. Они предлагают для королевского костюма совершенно необычную ткань, секрет которой знают они одни. Коро­лю обещают доложить, а пока он спит и тревожить его нельзя. Пер­вый Министр проверяет, что приготовили на завтрак Принцессе. Вносят блюдо с пирожками. Генрих ухитряется спрятать в один из них записку.
 305
 Просыпается Король, он не в духе, капризничает и сердится. Шуту удается его развеселить. Теперь Король переходит к делам. После беседы с придворным ученым и придворным поэтом очередь доходит до ткачей. Они рассказывают о своей волшебной ткани: уви­деть ее может только умный человек, а дураку либо тому, кто не на своем месте, ткань невидима. Королю нравится возможность узнать таким образом, кто каков при его дворе. Появившийся Министр нежных чувств сообщает, что горошина не помешала спать Принцес­се, стало быть, она не благородного происхождения. Король огорчен: придется прогнать невесту, а он так настроился на свадьбу!
 А Принцесса, найдя записку Генриха, всюду его ищет и дергает за бороду каждого бородача, надеясь, что это переодетый возлюбленный.
 Наконец она встречается с Королем, и он сразу влюбляется в нее. На его любезности Генриетта отвечает ругательствами, как велел ей Генрих, но это не останавливает Короля. Он хочет жениться — пусть быстрее сошьют ему свадебный наряд! Надо взглянуть на волшебную ткань. Но самому Королю страшновато (вдруг он не увидит ее!), и он посылает Первого Министра. Тот тоже побаивается и под благо­видным предлогом передает королевское поручение Министру неж­ных чувств, который отправляет к ткачам придворного поэта. Войдя в комнату, поэт видит пустые столы и рамы для натяжки тканей. Он спрашивает: где же ткань? Генрих и Христиан притворяются изум­ленными — вот же она, перед глазами гостя. Поэт в затруднении: если признаться, что он ничего не видит, то, выходит, он дурак. При­ходится присоединиться к похвалам, которые ткачи расточают своему изделию. Так же поступают и посетившие их затем министры и сам Король.
 Свадебное шествие назначено на следующее утро. На площади шумит толпа в ожидании Короля. Здесь же Принцесса в подвенечном платье и ее отец, прибывший на торжество. Когда Король выходит, все видят нагого человека. Приветственные крики обрываются. Ко­роль-отец пытается объяснить кузену положение вещей, но тот уве­рен, что одет как картинка. Но вдруг один очень умный мальчик (маленький, а знает таблицу умножения!) нарушает тишину возгла­сом: «Папа, а ведь он голый!» Толпа взрывается негодующими крика­ми в адрес Короля. Общее смятение. Король мчится во дворец, придворные за ним. Появляются Генрих и Христиан. Принцесса и ее возлюбленный счастливы. А Христиан объявляет, что праздник все равно состоится, потому что сила любви преодолела все препятствия и влюбленные соединились.
 В. С. Кулагина-Ярцева
 306
 Тень - Пьеса-сказка (1940)
 Странные приключения произошли с молодым ученым по имени Христиан-Теодор, приехавшим в маленькую южную страну, чтобы изучить историю. Он поселился в гостинице, в комнате, где до него жил сказочник Ханс Кристиан Андерсен. (Может быть, в этом все дело?) Хозяйская дочь Аннунциата рассказывает ему о необыкновен­ном завещании последнего здешнего короля. В нем он наказал своей дочери Луизе не выходить замуж за принца, а найти себе доброго честного мужа среди незнатных людей. Завещание считается великой тайной, но о нем знает весь город. Принцесса же, чтобы выполнить отцовскую волю, исчезает из дворца. Многие стараются обнаружить ее убежище в надежде обрести королевский трон.
 Слушая рассказ, Христиан-Теодор все время отвлекается, потому что смотрит на балкон соседнего дома, где то и дело появляется пре­лестная девушка. В конце концов он решается с ней заговорить, а потом даже признается в любви и, кажется, находит ответное чувство.
 Когда девушка уходит с балкона, Христиан-Теодор догадывается, что его собеседницей была принцесса. Ему хочется продолжить разго­вор, и он полушутя обращается к своей лежащей у ног тени, предла­гая ей пойти вместо него к незнакомке и сказать о его любви, Неожиданно тень отделяется и ныряет в неплотно притворенную дверь соседнего балкона. Ученому становится плохо. Вбежавшая Ан­нунциата замечает, что у постояльца нет больше тени, а это скверный знак. Она бежит за доктором. Ее отец Пьетро советует никому не го­ворить о происшедшем.
 Но в городе все умеют подслушивать. Вот и вошедший в комнату журналист Цезарь Борджиа обнаруживает полную осведомленность о разговоре Христиана-Теодора с девушкой. И он, и Пьетро уверены, что это принцесса, и не хотят, чтобы она вышла замуж за приезжего По мнению Пьетро, нужно найти сбежавшую тень, которая, будучи полной противоположностью своему хозяину, поможет предотвратить свадьбу. Аннунциата полна тревоги за будущее молодого человека, так как втайне уже любит его.
 В городском парке происходит совещание двух министров. Они сплетничают о Принцессе и Ученом. Решают, что он не шантажист, не вор и не хитрец, а простой наивный человек. Но поступки таких людей непредсказуемы, поэтому надо его или купить, или убить. Рядом с ними неожиданно возникает незнакомец (это — Тень), ко-
 307
 свое место!» Все видят, что Тень с трудом встает, шатается и падает. Опомнившись, первый министр приказывает лакеям унести короля и вызывает палача, чтобы казнить Ученого. Христиана уводят.
 Аннунциата умоляет Юлию сделать что-нибудь для его спасения. Ей удается пробудить в певице добрые чувства. Юлия просит Доктора дать ей чудодейственную воду, но Доктор говорит, что вода под семью замками у министра финансов и добыть ее невозможно. Едва Тень и Луиза возвращаются в тронный зал, издалека доносится бой барабанов: казнь совершилась. И вдруг голова Тени слетает с плеч. Первый министр понимает, что произошла ошибка: не учли, что, от­рубив голову Ученому, лишат его головы и его тень. Чтобы спасти Тень, придется воскресить Ученого. Спешно посылают за живой водой. Голова Тени снова на месте, но теперь Тень во всем старается угождать своему прежнему хозяину, потому что хочет жить. Луиза в негодовании прогоняет бывшего жениха. Тень медленно спускается с трона и, закутавшись в мантию, прижимается к стене. Принцесса приказывает начальнику стражи: «Взять его!» Стража хватает Тень, но у них в руках остается пустая мантия — Тень исчезает. «Он скрылся, чтобы еще и еще раз стать у меня на дороге. Но я узнаю его, я всюду узнаю его», — говорит Христиан-Теодор. Принцесса умоляет о прощении, но Христиан больше не любит ее. Он берет за руку Аннунциату, и они покидают дворец.
 В. С. Кулагина-Ярцева
 Дракон - Пьеса-сказка (1943)
 Просторная уютная кухня. Никого нет, только у пылающего очага греется Кот. В дом заходит уставший с дороги случайный прохожий. Это Ланцелот. Он зовет кого-нибудь из хозяев, но ответа нет. Тогда он обращается к Коту и узнает, что хозяева — архивариус Шарлемань и его дочь Эльза — ушли со двора, а он, Кот, пока старается от­дохнуть душой, потому что в семье огромное горе. После настойчивых просьб Ланцелота Кот рассказывает: над их городом че­тыреста лет назад поселился отвратительный Дракон, который каж­дый год выбирает себе девушку, уводит ее в свою пещеру, и больше ее уже никогда никто не видит (по слухам, все жертвы умирают там от омерзения). А сейчас настала очередь Эльзы.
 309
 Вернувшиеся хозяева очень приветливы с неожиданным гостем. Оба спокойны, Эльза приглашает всех к ужину. Ланцелота поражает их самообладание, но оказывается, они просто смирились со своей участью. Лет двести назад кое-кто сражался с Драконом, однако всех смельчаков он убил. Завтра, как только чудовище уведет Эльзу, отец ее тоже умрет. Попытки Ланцелота пробудить в Шарлемане и его до­чери волю к сопротивлению безрезультатны. Тогда он объявляет, что готов убить Дракона.
 Раздается нарастающий шум, свист и вой. «Легок на помине!» — говорит Кот. Входит пожилой мужчина. Ланцелот смотрит на дверь, ожидая, когда же войдет чудовище. А это он и есть — Шарлемань поясняет, что иногда Дракон принимает облик человека. После ко­роткого разговора Ланцелот вызывает его на бой. Дракон багровеет и сулит дерзкому немедленную гибель.
 Вмешивается архивариус — он напоминает, что 382 года назад Дракон подписал документ, по которому день сражения назначает не он, а его соперник. Дракон отвечает, что тогда был сентиментальным мальчишкой, а сейчас он не собирается обращать внимание на тот документ. Кот выскакивает в окно, обещая всем все рассказать. Дра­кон негодует, но в конце концов соглашается драться завтра и уходит.
 Эльза уверяет Ланцелота, что напрасно он все затеял: умирать ей не страшно. Но Ланцелот непреклонен — надо убить злодея. В это время вбегает Кот с сообщением, что оповестил знакомых кошек и всех своих котят, которые тут же разнесли по всему городу весть о предстоящем поединке. Появляется Бургомистр. Он обрушивается на Ланцелота с упреками и убеждает его уехать как можно скорее. Во­шедший следом сын Бургомистра Генрих (бывший жених Эльзы, а теперь лакей и личный секретарь Дракона) требует, чтобы его оста­вили наедине с девушкой. Он передает ей приказ хозяина убить Лан­целота и вручает для этого отравленный нож. Эльза берет нож, решив, что убьет им себя.
 Встретившись на городской площади, Бургомистр с сыном обсуж­дают предстоящие события. Генрих сообщает, что его повелитель очень нервничает. Спрашивает отца, не сомневается ли тот в победе Дракона. Бургомистр догадывается, что это тайный допрос по поруче­нию хозяина. В свою очередь он пытается разузнать у Генриха, не приказывал ли Дракон «потихонечку тюкнуть господина Ланцелота», и, не добившись прямого ответа, прекращает разговор.
 На площади с фальшивой торжественностью происходит церемо­ния вручения оружия противнику Дракона. На деле ему предлагают медный тазик от цирюльника вместо щита, вручают справку, что
 310
 копье в ремонте, и сообщают, что рыцарских лат на складе не обна­ружили. Но устроившийся на крепостной стене Кот шепотом сооб­щает Ланцелоту хорошие новости. Слова его прерваны воем и свистом, после чего появляется Дракон. Он приказывает Эльзе попро­щаться с Ланцелотом, а потом — убить его. Она повинуется. Но — это уже не прощание, а объяснение двух влюбленных, и кончается оно поцелуем, а затем Эльза бросает в колодец висевший у нее на поясе нож и больше не хочет слушать Дракона. Придется драться, понимает Дракон. И уходит.
 Кот обращает внимание Ланцелота на нескольких погонщиков с ослом. Те передают Ланцелоту ковер-самолет и шапку-невидимку, а также меч и копье. Надев шапку, Ланцелот исчезает.
 Распахиваются дворцовые двери. В дыму и пламени видны три ги­гантские головы, огромные лапы и горящие глаза Дракона. Он ищет Ланцелота, но того нигде нет. Неожиданно слышится звон меча. Одна за другой головы Дракона падают на площадь, взывая о помо­щи, но никто, даже Бургомистр с Генрихом, не обращает на них вни­мание. Когда все уходят, появляется, опираясь на погнутый меч, держа шапку-невидимку, Ланцелот. Он тяжело ранен и мысленно прощается с Эльзой: смерть уже близко.
 После гибели Дракона власть захватывает Бургомистр. Теперь он именуется президентом вольного города, а место бургомистра доста­лось его сынку. Все неугодные брошены в тюрьму. Горожане, как и прежде, в подчинении и покорности. Новый правитель, провозгласив себя победителем Дракона, собирается жениться на Эльзе. Но его не оставляет страх, что Ланцелот вернется. Он подсылает сына погово­рить с Эльзой и выяснить, нет ли у нее известий о Ланцелоте. При разговоре с Эльзой Генрих полон притворного сочувствия, и поверив­шая в его искренность Эльза рассказывает ему все, что знает. Ланце­лот не вернется. Кот нашел его раненым, уложил на спину знакомого осла и вывел их из города в горы. В дороге сердце героя перестало биться. Кот велел ослу повернуть обратно, чтобы Эльза могла про­ститься с умершим и похоронить его. Но ослик заупрямился и пошел дальше, а Кот вернулся домой.
 Бургомистр в восторге: теперь ему некого бояться и можно сыг­рать свадьбу. Съезжаются гости, но невеста неожиданно отказывается стать женою президента вольного города. Она обращается к собрав­шимся, умоляя их очнуться: неужели Дракон не умер, а воплотился на этот раз во множество людей, неужели никто не вступится за нее?! В это время появляется Ланцелот, которого вылечили друзья в
 311
 далеких Черных горах. Перепуганный Бургомистр старается быть с ним любезным, гости прячутся под стол. Эльза не сразу верит своим глазам. Ланцелот признается, что очень тосковал по ней, она — что любит его больше прежнего.
 Генрих и Бургомистр пытаются удрать, но Ланцелот останавливает их. Целый месяц он в шапке-невидимке бродил по городу и видел, какой страшной жизнью живут люди, потерявшие способность со­противляться злу. А сделали это те, кого он год назад освободил от Дракона! Бургомистра и Генриха уводят в тюрьму. Ланцелот же готов к тяжелой работе — убить дракона в изуродованных душах. Но это впереди, а сейчас он берет Эльзу за руку и велит музыке играть — свадьба сегодня все-таки состоится!
 В. С. Кулагина-Ярцева
 Обыкновенное чудо - Пьеса-сказка (1956)
 Усадьба в Карпатских горах. Здесь, женившись и решив остепениться и заняться хозяйством, поселился некий волшебник. Он влюблен в свою жену и обещает ей жить «как все», но душа просит чего-нибудь волшебного, и хозяин усадьбы не в силах удержаться от «шалостей». Вот и теперь Хозяйка догадывается, что муж затеял новые чудеса. Вы­ясняется, что в дом вот-вот прибудут непростые гости.
 Первым появляется юноша. На вопрос Хозяйки, как его зовут, он отвечает: Медведь. Волшебник, сообщив жене, что именно из-за юноши и начнутся удивительные события, признается: семь лет назад он превратил встреченного в лесу молодого медведя в человека. Хо­зяйка терпеть не может, когда «ради собственной забавы мучают жи­вотных», и умоляет мужа сделать юношу снова медведем и отпустить на свободу. Оказывается, это возможно, но только если какая-нибудь принцесса полюбит юношу и поцелует его, Хозяйке жаль неизвест­ную девушку, ее пугает опасная игра, которую затеял муж.
 Тем временем раздается звук трубы, возвещающей о прибытии новых гостей. Это проезжавший мимо Король вдруг захотел свернуть в усадьбу. Хозяин предупреждает, что сейчас они увидят грубияна и безобразника. Однако вошедший Король поначалу вежлив и любезен. Правда, вскоре у него вырывается признание, что он деспот, злопамя­тен и капризен. Но виноваты в этом двенадцать поколений предков
 312
 («все изверги, один к одному!»), из-за них он, по натуре добряк и умница, иногда вытворяет такое, что хоть плачь!
 После неудачной попытки угостить хозяев отравленным вином Король, объявив виновником своей проделки покойного дядю, рас­сказывает, что Принцесса, его дочь, не унаследовала злодейских фа­мильных склонностей, она добра и даже смягчает его собственный жестокий нрав. Хозяин провожает гостя в предназначенные для него комнаты.
 В дом входит Принцесса и в дверях сталкивается с Медведем. Между молодыми людьми сразу возникает симпатия. Принцесса не привыкла к простому и сердечному обращению, ей нравится разгова­ривать с Медведем.
 Раздаются звуки труб — приближается королевская свита. Юноша и девушка убегают, взявшись за руки. «Ну вот и налетел ураган, лю­бовь пришла!» — говорит слышавшая их беседу Хозяйка.
 Появляются придворные. Все они: и Первый Министр, и Первая Кавалерственная Дама, и фрейлины до дрожи запуганы Министром-Администратором, который, умея угодить Королю во всем, полнос­тью подчинил его себе, а свиту держит в черном теле. Вошедший Администратор, заглядывая в записную книжку, подсчитывает дохо­ды. Подмигнув Хозяйке, он без всяких предисловий назначает ей лю­бовное свидание, но, узнав, что ее муж волшебник и может пре­вратить его в крысу, извиняется, а злость срывает на появившихся придворных.
 Тем временем в комнату входят сначала Король с Хозяином, затем Принцесса и Медведь. Заметив радость на лице дочери, Король пони­мает, что причиной этому новое знакомство. Он готов пожаловать юноше титул и взять его с собою в путешествие. Принцесса призна­ется, что юноша стал ее лучшим другом, она готова поцеловать его. Но, поняв, кто она такая, Медведь в ужасе и отчаянии убегает. Прин­цесса в растерянности. Она уходит из комнаты. Король собирается казнить придворных, если никто из них не сумеет дать ему совет, как помочь Принцессе. Палач уже готов. Вдруг распахивается дверь, на пороге появляется Принцесса в мужском платье, со шпагой и писто­летами. Она велит седлать коня, прощается с отцом и исчезает. Слы­шен топот коня. Король бросается вдогонку, приказав свите следовать за собой. «Ну, ты доволен?» — спрашивает мужа Хозяйка. «Очень!» — отвечает он.
 Непогожим зимним вечером хозяин трактира «Эмилия» с грустью вспоминает девушку, которую когда-то любил и в честь которой на­звал свое заведение. Он все еще мечтает о встрече с ней. В дверь сту-
 313
 чат. Трактирщик впускает занесенных снегом путников — это разыс­кивающий свою дочь Король и его свита.
 Между тем Принцесса находится в этом доме. Переодетая маль­чиком, она пошла в ученики к живущему здесь охотнику.
 Пока Трактирщик устраивает на отдых своих гостей, является Медведь. Немного погодя он встречается с Принцессой, но не узнает ее в мужском костюме. Он рассказывает, что убежал от любви к де­вушке, очень похожей на нового знакомца и, как ему кажется, тоже влюбленной в него. Принцесса высмеивает Медведя. Вспыхнувший спор завершается сражением на шпагах. Делая выпад, юноша сбивает с соперника шляпу — падают косы, маскарад окончен. Девушка в обиде на Медведя и готова умереть, но доказать ему, что он ей без­различен. Медведь хочет снова бежать. Но дом занесен снегом по самую крышу, выйти невозможно.
 Тем временем Трактирщик обнаруживает, что Первая Кавалерственная Дама — потерянная им Эмилия. Происходит объяснение и примирение. Король счастлив, что дочка нашлась, но, увидев ее пе­чальной, требует, чтобы кто-то из придворных пошел ее утешить. Жребий выпадает Администратору, который страшно боится, что Принцесса просто застрелит его. Однако он возвращается живым и вдобавок с неожиданным известием — королевская дочь решила выйти за него замуж! Взбешенный Медведь тут же делает предложе­ние двум фрейлинам сразу. Появляется Принцесса в подвенечном платье: свадьба через час! Юноша добивается разрешения поговорить с ней наедине и открывает ей свою тайну: по воле волшебника он превратится в медведя, как только поцелует ее, — вот в чем причина его бегства. Принцесса в отчаянии уходит.
 Вдруг раздается музыка, распахиваются окна, за ними не снег, а цветущие поляны. Врывается веселый Хозяин, но радость его быстро гаснет: ожидаемого чуда не случилось. «Как ты посмел не поцеловать ее?! — спрашивает он Медведя. — Ты не любил девушку!»
 Хозяин уходит. За окнами снова снег. Совершенно подавленный, Медведь обращается к вошедшему охотнику с вопросом, нет ли у него желания убить сотого медведя (тот хвастал, что на его счету 99 убитых медведей), ибо он все равно найдет Принцессу, поцелует ее и превратится в зверя. Поколебавшись, охотник соглашается воспользо­ваться «любезностью» юноши.
 Прошел год. Трактирщик обвенчался со своей любимой Эмилией. Медведь пропал неведомо куда: чары волшебника не пускают его к Принцессе. А девушка из-за несчастной любви заболела и вот-вот умрет. Все придворные в глубокой печали. Только Администратор,

<< Пред.           стр. 10 (из 25)           След. >>

Список литературы по разделу