<< Пред.           стр. 19 (из 48)           След. >>

Список литературы по разделу

 Наступает осень. Нескончаемые дожди приводят к тому, что под
 608
 
 
 собором постоянно стоит вода. Из ямы, которую Роджер вырыл в со­боре для изучения фундамента, исходит нестерпимая вонь. «Лишь му­чительным усилием воли» Джослин заставляет себя помнить, какое важное дело совершается в соборе, постоянно вызывая в памяти бо­жественное видение. Мрачное ощущение усиливается гибелью одного из мастеровых, сорвавшегося с лесов, старческим безумием канцеля­рия и слухами об эпидемии чумы. Джослин чувствует, что все это за­писывается в счет, который когда-нибудь будет ему предъявлен.
 Наступает весна, и Джослин вновь приободряется. Как-то раз, войдя в собор, чтобы взглянуть на макет шпиля, он становится свиде­телем встречи жены Пэнголла Гуди с Роджером Каменщиком. Насто­ятель словно видит окруживший их невидимый шатер, понимает всю глубину их отношений. Его охватывает отвращение, ему во всем ви­дится грязь...
 Это ощущение усиливает внезапно появляющаяся Рэчел, которая вдруг ни с того ни с сего начинает объяснять, почему у них с Родже­ром нет детей: оказывается, она в самую неподходящую минуту рас­смеялась, и Роджер тоже не мог удержаться от смеха. Но тут же Джослину в голову приходит крамольная мысль: он понимает, что Гуди может удержать Роджера в соборе. Ночью Джослина мучает кошмар — это за его душу борются ангел и дьявол.
 Проходит Пасха, и башня под шпилем начинает понемногу расти. Роджер постоянно что-то вымеряет, спорит с мастеровыми... Однаж­ды случается оползень: в яме, вырытой для проверки фундамента, плывет и осыпается грунт. Яму спешно засыпают камнями, и Джос­лин начинает молиться, чувствуя, что силой собственной воли держит на плечах весь собор. Зато Роджер теперь считает себя свободным от всяческих обязательств. Тщетно Джослин пытается убедить его про­должить строительство. И тогда Джослин использует последний аргу­мент. Он сообщает Роджеру, что знал о его решении уйти на работу в Малмсбери и уже написал тамошнему аббату, что Роджер с брига­дой еще долго будет занят на строительстве шпиля. Теперь аббат най­мет других рабочих.
 Этот разговор подрывает силы настоятеля, и он хочет уйти, но по дороге становится свидетелем того, как один из мастеровых дразнит Пэнголла, намекая на его мужское бессилие. Теряя сознание, Джос­лин видит Гуди Пэнголл с разметавшимися по груди рыжими волоса­ми...
 Джослин тяжело болен. От отца Адама он узнает, что работа по строительству шпиля продолжается, что Гуди нигде не показывается,
 609
 
 
 а Пэнголл сбежал. С трудом поднявшись с постели, Джослин идет в собор, чувствуя, что сходит с ума; он смеется каким-то странным, визгливым смехом. Теперь он видит свое предназначение в непосред­ственном участии в строительстве. От мастеровых он узнает, что Гуди, до этого бездетная, ждет ребенка. Ему открывается и то, что Роджер Каменщик боится высоты, но преодолевает страх и что он по-преж­нему ведет строительство против воли. Словом и делом поддерживая мастера, Джослин заставляет его строить шпиль.
 Когда он вновь застает Роджера и Гуди вместе, то пишет настоя­тельнице женского монастыря письмо с просьбой принять «несчаст­ную, падшую женщину». Но Гуди удается избежать такой судьбы: у нее случается выкидыш, и она погибает. Рэчел, узнавшая о связи Род­жера с Гуди, получает теперь неограниченную власть над мужем:
 даже мастеровые посмеиваются над тем, что она держит его на по­водке. Роджер начинает пить.
 Строительство шпиля продолжается, Джослин работает вместе со строителями, и вдруг ему открывается, что все они праведники, не­смотря на грехи. И сам он разрывается между ангелом и дьяволом, чувствуя, что его околдовала Гуди со своими рыжими волосами.
 В собор прибывает Визитатор с Гвоздем, который должен быть за­мурован в основание шпиля. Помимо прочего, Визитатор должен ра­зобраться с доносами, которые поступали на Джослина в течение всех двух лет строительства. Автором их был Ансельм, обвинявший насто­ятеля в пренебрежении своими обязанностями. На самом же деле в результате строительства Ансельм просто лишился части своих дохо­дов. Джослин отвечает невпопад. Визитатор видит, что он тронулся рассудком, и отправляет его под домашний арест.
 В тот же день на город обрушивается непогода. В страхе, что почти достроенный шпиль рухнет, Джослин бежит в собор и вбивает в основание шпиля гвоздь... Выйдя на улицу, он падает без чувств. Придя в себя, он видит у постели тетушку, приехавшую лично про­сить его о погребении в соборе. Он вновь отказывает ей, не желая, чтобы ее грешный прах осквернял святое место, и в пылу спора она открывает ему, что своей блестящей карьерой он обязан исключи­тельно ей, точнее, ее связи с королем. Узнает он и то, что Ансельм лишь изображал дружбу, чувствуя, что при Джослине можно неплохо устроиться. Зная, что не найдет поддержки среди клира, Джослин тайком уходит из дома, чтобы «получить прощение от нехристей».
 Он идет к Роджеру Каменщику. Тот пьян. Он не может простить Джослину, что тот оказался сильнее; всячески проклинает шпиль.
 610
 
 
 Джослин просит у него прощения: он ведь «считал, что совершает ве­ликое дело, а оказалось, лишь нес людям погибель и сеял ненависть». Выясняется, что Пэнголл погиб от руки Роджера. Джослин обвиняет себя в том, что устроил брак Пэнголла с Гуди. Он словно принес ее в жертву — он же ее и убил... Роджер не может выслушивать открове­ний настоятеля и прогоняет его. Ведь из-за Джосдина, переломивше­го его волю, он лишился Гуди, работы, бригады мастеровых.
 Джослин теряет сознание и приходит в себя уже дома, в собст­венной спальне. Он ощущает легкость и смирение, освободившись от шпиля, который начинает жить теперь собственной жизнью. Джос­лин чувствует, что свободен наконец и от жизни, и призывает немого юношу-скульптора, чтобы объяснить, какое сделать надгробие. При­ходит Рэчел, которая рассказывает, что Роджер пытался покончить с собой, но Джослину уже нет дела до мирских забот. Последняя перед смертью, его посещает мысль: «Ничто не совершается без греха. Лишь Богу ведомо, где Бог».
 Е. Б. Туева
 
 
 Артур Кларк (Arthur Charles Clarke) p. 1917
 Космическая Одиссея 2001 года (2001: A Space Odyssey)
 Роман (1968)
 Планета Земля, плейстоцен, саванны экваториальной Африки.
 Небольшое племя питекантропов находится на грани вымирания. Природа не наделила их ни мощными клыками, ни острыми когтя­ми, ни быстрыми ногами, но зато в их глазах мерцают проблески со­знания. Вероятно, именно эти качества и привлекли к ним внимание некой высокоразвитой внеземной цивилизации, которая заботливо взращивает семена Разума везде, где их удается найти. Питекантропы становятся подопытными в грандиозном космическом эксперименте.
 Однажды ночью в речной долине появляется глыба из совершенно прозрачного вещества. В сумерках, когда племя возвращается в пеще­ры, необычный камень вдруг издает странный вибрирующий звук, который влечет питекантропов как магнит. В сгущающейся тьме кристалл оживает, начинает светиться, в его глубине возникают при­чудливые рисунки. Зачарованные питекантропы не знают, что в эти мгновения аппарат исследует их мозг, оценивает способности, про­гнозирует возможные направления эволюции. Кристалл призывает к себе то одного, то другого, и они, помимо своей воли, проделывают
 612
 
 
 новые движения: непослушные пальцы завязывают первый на Земле узел, вожак берет в руки камень и пытается попасть в мишень. Уроки продолжаются каждую ночь. За год жизнь племени меняется до неузнаваемости — теперь питекантропы умеют пользоваться набо­ром простых орудий, охотиться на крупных животных. Вечный голод и страх перед хищниками отступают в прошлое, появляется время для работы мысли и воображения. Загадочный монолит исчевает так же внезапно, как появился. Его миссия выполнена — на Земле по­явилось животное, наделенное разумом.
 XXI в. Американские исследователи находят на Луне, уже обжи­той человечеством, первое неопровержимое свидетельство существова­ния внеземной цивилизации.
 Как узнает срочно вызванный на Луну председатель Национально­го совета по астронавтике, магнитная разведка засекла мощное иска­жение магнитного поля в районе кратера Тихо, а раскопки в центре аномалии обнаружили на шестиметровой глубине параллелепипед идеальных пропорций из неизвестного на Земле сверхпрочного черно­го вещества. Самое поразительное в этой находке — ее возраст: гео­логический анализ говорит о том, что монолит был зарыт здесь около трех миллионов лет назад.
 Когда наступает лунный рассвет и черный монолит в первый раз после трех миллионов лет заточения ловит солнечный луч, в шлемофо­нах стоящих вокруг людей звучит пронзительный электронный вопль. Этот сигнал засекают космические мониторы и зонды, а центральная вычислительная машина, обработав информацию, делает заключение:
 направленный энергетический импульс, явно искусственного проис­хождения, устремился с поверхности Луны в направлении Сатурна.
 Все это известно только горстке людей, ибо последствия шока, ко­торый неминуемо придется пережить человечеству, непредсказуемы.
 Межпланетное пространство. Космический корабль «Дискавери». Первые месяцы полета проходят в безмятежном спокойствии. Два бодрствующих члена экипажа — Фрэнк Пул и Дэвид Боумен — еже­дневно несут вахту, выполняют будничные обязанности. Трое осталь­ных погружены в искусственный гипотермический сон, от которого им предстоит пробудиться только тогда, когда «Дискавери» выйдет на орбиту Сатурна. Лишь этим троим ведома истинная цель экспеди­ции — возможный контакт с внеземной цивилизацией, между тем как Пул и Боумен считают полет обычным исследовательским рей-
 613
 
 
 сом. Те, кто готовил экспедицию, решили, что это необходимо для Безопасности и Интересов нации.
 В сущности, кораблем управляют не люди, а шестой член экипа­жа, ЭАЛ — мозг и нервная система «Дискавери», эвристически про­граммированная алгоритмическая вычислительная машина. ЭАЛ, созданный посредством процесса, сходного с развитием человеческого мозга, по праву можно назвать истинно мыслящей машиной, и он го­ворит с людьми на настоящем образном человеческом языке. Все воз­можности ЭАЛа направлены на то, чтобы выполнить заданную программу экспедиции, но противоречие между целью и необходи­мостью скрывать ее от коллег-людей постепенно разрушает целост­ность его «психики». Машина начинает ошибаться, и наконец наступает кризис: слыша переговоры астронавтов с Землей о необхо­димости отключения ЭАЛа и передачи управления Центру, он при­нимает единственно возможное решение: избавиться от людей и завершить экспедицию самостоятельно. Он имитирует аварию антен­ны, а когда Фрэнк Пул выходит в открытый космос, чтобы заменить блок, ЭАЛ убивает его: реактивная капсула-шлюпка на полном ходу летит на космонавта. А в следующее мгновение ошеломленный Боумен видит на экране, что шлюпка уходит от корабля, увлекая за собой на страховочном тросе тело погибшего друга. Фрэнк Пул пер­вым из людей попадет на Сатурн.
 Боумен пытается разбудить одного из спящих, но слышит звук, от которого у него холодеет сердце: это открываются створки наружного люка и воздух из корабля устремляется в бездну космоса. Ему удается спастись в аварийной камере, надеть скафандр и отключить высшие центры электронного мозга. Он остается один в миллионах километ­ров от Земли. Но двигатели и навигационные системы корабля в пол­ной исправности, связь с Землей восстановлена, а аварийного запаса кислорода ему хватит на месяцы. Экспедиция продолжается, и Боу­мен, которому теперь известно о ее конечной цели, достигает гигант­ского мертвого Сатурна. Ему приказано начать обследование системы с восьмого спутника Сатурна, Япета, Вся поверхность Япета, лишен­ного атмосферы, черна, напоминает по структуре древесный уголь — кроме белого плато поразительно правильной овальной формы с чер­ной отметиной в центре, которая оказывается точно таким же чер­ным монолитом, как на Луне, только гигантских размеров.
 Эксперимент, начатый три миллиона лет назад, завершился. Мо­нолит на Япете — Страж Звездных Врат — был установлен теми же же, нисколько не похожими на людей существами, которые послали
 614
 
 
 на Землю загадочный кристалл и зарыли черную глыбу на Луне. Их усилия не пропали даром: Земля действительно породила Разум, спо­собный добраться до других планет, а подтверждением тому был сиг­нал лунного монолита, который послал весть на Япет.
 Дэвид Боумен решает сесть на Япет в капсуле, и ее приближение пробуждает силы, заключенные в Звездных Вратах. Верхняя грань черного монолита вдруг уходит вглубь, капсула начинает падать в без­донную шахту. Это открылись Звездные Врата.
 Время останавливается — часы перестают отсчитывать секун­ды, — но восприятие и сознание продолжают работать. Боумен видит черные стены «шахты», а в просвете мириады звезд, «разбегаю­щихся» от центра. Он отдает себе отчет, что с временем и простран­ством творится что-то недоступное его пониманию, но не испытывает страха, чувствуя, что находится под защитой беспредельно могущест­венного Разума. В конце концов он оказывается за сотни световых лет от Земли. Капсула стремится к гигантской красной звезде, в царство пламени, но когда путешествие кончается, Боумену кажется, что он сошел с ума — он в обычном земном отеле. Только через некоторое время он понимает, что все это — декорация, сделанная хозяевами для гостя по телефильму двухлетней давности. Боумен ложится в по­стель и засыпает — в последний раз в жизни. Он сливается с косми­ческим разумом, утрачивая физическое тело, приобретает способность перемещаться во времени и в пространстве усилием мысли и спасает родную планету от надвигающейся ядерной катастрофы.
 И. А. Москвина-Тарханова
 
 
 Энтони Бёрджесс (Antony Burgess) 1917-1990
 Заводной апельсин (Clockwork Orange)
 Роман (1962)
 Перед вами, бллин, не что иное, как общество будущего, и ваш скромный повествователь, коротышка Алекс, сейчас расскажет вам, в какой kal он здесь vliapalsia.
 Мы сидели, как всегда, в молочном баре «Korova», где подают то самое молоко плюс, мы еще называем его «молоко с ножами», то есть добавляют туда всякий седуксен, кодеин, беллармин и получается v kaif. Вся наша кодла в таком прикиде, как все maltchiki носили тогда: черные штаны в облипку со вшитой в паху металлической чаш­кой для защиты сами знаете чего, куртка с накладными плечами, белый галстук-бабочка и тяжелые govnodavy, чтобы пинаться. Kisy все тогда носили цветные парики, длинные черные платья с вырезом, а grudi все в значках. Ну, и говорили мы, конечно, по-своему, сами слышите как со всякими там словечками, русскими, что ли. В тот вечер, когда забалдели, для начала встретили одного starikashku возле библиотеки и сделали ему хороший toltchok (пополз дальше па karatchkah, весь в крови), а книжки его все пустили в razdrai. Потом сделали krasting в одной лавке, потом большой drasting с другими
 616
 
 
 maltchikami (я пустил в ход бритву, получилось классно). А уже потом, к ночи, провели операцию «Незваный гость»: вломились в коттедж к одному хмырю, kisu его отделали все вчетвером, а самого оставили лежать в луже крови. Он, бллин, оказался какой-то писа­тель, так по всему дому летали обрывки его листочков (там про какой-то заводной апельсин, что, мол, нельзя живого человека превра­щать в механизм, что у всякого, бллин, должна быть свобода воли, долой насилие и всякий такой kal).
 На другой день я был один, и время провел очень kliovo. По свое­му любимому стерео слушал классную музыку — ну, там Гайдн, Мо­царт, Бах. Другие maltchild этого не понимают, они темные: слушают popsu — всякое там дыр-пыр-дыр-дыр-пыр. А я балдею от настоя­щей музыки, особенно, бллин, когда звучит Людвиг ван, ну, напри­мер, «Ода к радости». Я тогда чувствую такое могущество, как будто я сам бог, и мне хочется резать весь этот мир (то есть весь этот kal!) на кусочки своей бритвой, и чтобы алые фонтаны заливали все кру­гом. В тот день еще oblomiloss. Затащил двух kis-maloletok и отделал их под мою любимую музыку.
 А на третий день вдруг все накрылось s kontzami. Пошли брать серебро у одной старой kotcheryzhki. Она подняла шум, я ей дал как следует ро tykve, а тут менты. Maltchicki смылись, а меня оставили нарочно, suld. Им не нравилось, что я главный, а их считаю темны­ми. Ну, уж менты мне вломили и там, и в участке.
 А дальше хуже. Старая kotcheryzhka померла, да еще в камере zamochili одного, а отвечать мне. Так что сел я на много лет как не­исправимый, хотя самому-то было всего пятнадцать.
 Жуть как мне хотелось вылезти на свободу из этого kala. Второй раз я бы уж был поосмотрительней, да и посчитаться надо кое с кем. Я даже завел шашни с тюремным священником (там его все звали тюремный свищ), но он все толковал, бллин, про какую-то свободу воли, про нравственный выбор, про человеческое начало, обретающее себя в общении с Богом и всякий такой kal. Ну, а потом какой-то большой начальник разрешил эксперимент по медицинскому исправ­лению неисправимых. Курс лечения две недели, и идешь на свободу исправленный! Тюремный свищ хотел меня отговорить, но куда ему! Стали лечить меня по методу доктора Бродского. Кормили хорошо, но кололи какую-то, бллин, вакцину Людовика и водили на специаль­ные киносеансы. И это было ужасно, просто ужасно! Ад какой-то. Показывали все, что мне раньше нравилось: drasting, krasting, sunn-
 617
 
 
 vynn с девочками и вообще всякое насилие и ужасы. И от их вакци­ны при виде этого у меня была такая тошнота, такие спазмы и боли в желудке, что ни за что бы не стал смотреть. Но они насильно за­ставляли, привязывали к стулу, голову фиксировали, глаза открывали распорками и даже слезы вытирали, когда они заливали глаза. А самая мерзость — при этом включали мою любимую музыку (и Людвига вана постоянно!), потому что, видите ли, от нее у меня чув­ствительность повышалась и быстрее вырабатывались правильные рефлексы. И через две недели стало так, что безо всякой вакцины, от одной только мысли о насилии у меня все болело и тошнило невоз­можно, и я должен был быть добрым, чтобы только нормально себя чувствовать. Тогда меня выпустили, не обманули.
 А на воле-то мне стало хуже, чем в тюрьме. Били меня все, кому это только в голову придет: и мои бывшие жертвы, и менты, и мои прежние друзья (некоторые из них, бллин, к тому времени уже сами ментами сделались!), и никому я не мог ответить, так как при малей­шем таком намерении становился больным. Но самое мерзкое опять, что не мог я свою музыку слушать. Это просто кошмар, что начина­лось от какого-нибудь Мендельсона, не говоря уж про Иоганна Себас­тьяна или Людвига вана! Голова на части разрывалась от боли.
 Когда мне совсем уж плохо было, подобрал меня один muzhik. Он мне объяснил, что они со мной, бллин, сделали. Лишили меня свобо­ды воли, из человека превратили в заводной апельсин! И надо теперь бороться за свободу и права человека против государственного наси­лия, против тоталитаризма и всякий такой 1<а1. И тут, надо же, что это оказался как раз тот самый хмырь, к которому мы тогда с опера­цией «Незваный гость» завалились. Kisa его, оказывается, после этого померла, а сам он слегка умом тронулся. Ну, в общем, пришлось из-за этого от него делать nogi. Но его drugany, тоже какие-то борцы за права человека, привели меня куда-то и заперли там, чтобы я отле­жался и успокоился. И вот тогда из-за стены я услышал музыку, как раз самую мою (Бах, «Бранденбургский квартет»), и так мне плохо стало: умираю, а убежать не могу — заперто. В общем, приперло, и я в окно с седьмого этажа...
 Очнулся в больнице, и когда вылечили меня, выяснилось, что от этого удара вся заводка по доктору Бродскому кончилась. И снова могу я и drasting, и krasting, и sunn-rynn делать и, главное, слушать музыку Людвига вана и наслаждаться своим могуществом и могу под эту музыку любому кровь пустить.
 618
 
 
 Стал я опять пить «молоко с ножами» и гулять с maltchikami, как положено. Носили тогда уже такие широкие брюки, кожанки и шей­ные платки, но на ногах по-прежнему govnodavy. Но только недолго я в этот раз с ними shustril. Скучно мне что-то стало и даже вроде как опять тошно. И вдруг я понял, что мне теперь просто другого хо­чется: чтоб свой дом был, чтобы дома жена ждала, чтобы маленький беби...
 И понял я, что юность, даже самая жуткая, проходит, причем, бллин, сама собой, а человек, даже самый zutkii, все равно остается человеком. И всякий такой ка1.
 Так что скромный повествователь ваш Алекс ничего вам больше не расскажет, а просто уйдет в другую жизнь, напевая самую лучшую свою музыку — дыр-пыр-дыр-дыр-пыр...
 А. Б. Шамшин
 
 
 Мюриед Спарк (Muriel Spark) р. 1918
 Мисс Джин Броди в расцвете лет (The Prime of Miss Jean Brody)
 Роман (1961)
 Героини романа — шесть девочек-школьниц, объединившихся в «клан Броди» волей их любимой учительницы, мисс Джин Броди. Действие происходит в Эдинбурге в тридцатые годы. Мисс Броди ведет класс маленьких девочек начального отделения респектабельной частной школы. На одном из первых уроков истории мисс Броди рас­сказывает вместо лекции трагический сюжет своей первой любви — ее жених погиб на войне за неделю до перемирия, — чем трогает де­вочек до слез. Так начинаются ее занятия по «Истине, Добру и Кра­соте» с помощью самых нетрадиционных методов. Отдавая себя воспитанию детей, она дарила им, по собственному любимому выра­жению, «плоды своего расцвета».
 Мисс Броди в пору своего расцвета, несмотря на нетрадиционные методы, вовсе не была исключительным явлением, или не совсем в своем уме. Ее уникальность состояла лишь в том, что она преподавала в столь консервативном учебном заведении. В тридцатые годы таких, как мисс Броди, были легионы: женщины от тридцати и старше, за­полнявших свое обездоленное войной стародевическое существование
 620
 
 
 энергичною деятельностью в сфере искусства и социального обеспече­ния, просвещения и религии. Одни были феминистками и пропаган­дировали самые передовые идеи, другие ограничивались участием в женских комитетах и церковных собраниях. Однако женщины пер­вой категории не преподавали, конечно, в консервативных школах, там им было не место. Именно так считали коллеги мисс Броди. Но мисс Броди, окруженная избранными ею ученицами, «кланом Броди», оставалась недоступной для интриг. «Непоколебима, как скала», — восхищенно констатируют ее поклонницы, пока она гордо шествует по школьному коридору под презрительные приветствия своих более заурядных коллег.
 Мисс Броди кажется необыкновенной, во всяком случае, в школь­ной обстановке. Она не красавица и совсем не молода, но в пору «своего расцвета» переживает вспышки подлинного очарования, и в такие мгновения необычайно хороша. Она также крайне привлека­тельна для мужчин и покоряет сердца двух единственных преподава­телей мужчин в школе.
 С началом расцвета мисс Броди проходит первые шаги порази­тельной духовной эволюции, изменяясь внутренне и внешне так же стремительно, как ее растущие воспитанницы. Пока девочки еще учатся под ее началом в младших классах, мисс Броди превращает уроки математики, английского или истории в своеобразные экскур­сии во все области человеческой культуры, от эротики до фашизма: ее не знающая религиозных запретов страстная артистическая натура равно поклоняется и тому и другому, а между тем Джотто и Марии Стюарт.
 Постепенно, незаметно для себя самой растет в ней рискованное убеждение в собственной безгрешности; за время своего расцвета она переступает границы любой этики и достигает действительно шоки­рующей степени безнравственности.
 Но пока ее влияние на «клан Броди» безгранично. В него входят шесть девочек: Моника Дуглас, известная математическими способ­ностями и дикими вспышками гнева, спортивная Юнис Гарднер, изящная Дженни Грей, тугодумка Мэри Макгрегор, Сэнди Стрэнджер с необычайно крохотными поросячьими глазками и прославив­шаяся впоследствии своей сексапильностью Роз Стэнли. Они растут под могучим духовным воздействием мисс Броди, их внутренняя жизнь целиком заполнена анализом наблюдений над своей учительни­цей. Однажды во время экскурсии мисс Броди объясняет девочкам что, собственно, значит для нее преподавание. Образовывая детей,
 621
 
 
 она высвечивает качества, заложенные в них природой, от нее же требуют вкладывать в детей чужеродную им информацию. Она убеж­дает «клан», что, взрослея, каждая девочка должна найти и реализо­вать «свое призвание», как она нашла свое в них.
 Мисс Броди движется к пику своего расцвета; вместе с ней взрос­леют и развиваются девочки. Ей кажется, что никто лучше ее не уга­дает истинного призвания детей, и прикладывает неистовые усилия, чтобы наставить девочек на единственно правильный, как ей кажется, путь.
 Каждая из «клана Броди» проживает индивидуальную и неповто­римую судьбу, совершенно отличную от призваний, задуманных мисс Броди. Ее посмертная роль в их взрослых жизнях оказывается намно­го тоньше и сложнее.
 Трагичнее остальных удел Мэри Макгрегор, безответной дурехи для подруг и мисс Броди. Она погибает в двадцать три года в горя­щей гостинице и незадолго до смерти в грустную минуту решает, что самыми счастливыми минутами в ее короткой жизни были те, что она провела в компании мисс Броди и ее «клана», пусть даже на пра­вах тугодумки. Все девочки по-своему предают идеалы мисс Броди. Незадолго до смерти от рака их наставницу выживают наконец из школы под предлогом проповеди фашизма детям. Мисс Броди и в самом деле почти наивно восхищалась порядком и дисциплиной в странах фашизма наравне с памятниками и фонтанами. И вот Сэнди Стрэнджер, ее доверенное лицо, уже на пороге выпуска подсказывает директрисе, главному недоброжелателю мисс Броди, придраться именно к политическим убеждениям и заставить мисс Броди подать в отставку. Сэнди проходит самый сложный и противоречивый путь. К предательству ее подводит уверенность, что деятельность мисс Броди в конечном итоге пагубна для ее любимиц. Дело в том, что мисс Броди влюбляется в учителя рисования, Тедди Ллойда, многодетного католика. Понимая, что эта любовь неосуществима, она, как бы назло себе, вступает в связь с Гордоном Лойтером, преподавателем музыки. Однако, любя Тедди, она считает, что кто-то из девочек должен заме­нить ее и стать его любовницей. Она вкладывает всю душу в этот дикий замысел, согласно которому Роз Стэнли, самая женственная из девочек, должна отдаться художнику вместо нее. Однако Роз совер­шенно равнодушна к Тедди, и его любовницей становится Сэнди. Ис­тинной музой художника при этом была и остается мисс Броди, и с изумлением Сэнди видит, что, кого бы из девочек «клана» ни рисовал Тедди, в ней всегда проступали черты мисс Броди. Сэнди, обладая хо-
 622
 
 
 лодным, анализирующим умом психолога, не может смириться перед загадкой таинственного и мощного влияния на всех окружающих «за­бавной старой девы». Вскоре выясняется, что одна из поклонниц мисс Броди, не принадлежащая к «клану», поддается ее агитации и сбегает в Испанию воевать на стороне фашиста Франко. Она гибнет по пути в поезде. Тогда, ужаснувшись, Сэнди выдает мисс Броди ди­ректрисе, и та намекает об этом мисс Броди. Мысль о предательстве подрывает неукротимый дух мисс Броди. До самой смерти она не перестает мучить себя и окружающих бесплодными домыслами. На самом деле, как кажется Сэнди, весь «клан» предает мисс Броди, от­рекшись от «призваний». Мисс Броди видела в своих девочках «ин­стинкт и прозорливость», достойные полной и бурной жизни. Сэнди же после предательства уходит в монастырь, где несчастлива и разоча­рована. Роз Стэнли становится добродетельной женой, хотя в ней за­ложена новая Венера, «великая любовница», по мнению мисс Броди. Но все они чувствуют, что обманули сами себя.
 За годы дружбы с мисс Броди они настолько проникаются ее верой, что приобретают внутреннее духовное сходство с ней, которое верно уловил художник Тедди Ллойд в своих картинах.
 А. А. Фридрих
 
 
 Айрис Мердок (Iris Murdoch) р. 1919
 Черный принц (The Black Prince)
 Роман (197Э)
 Текст книги Брэдли Пирсона «Черный принц, или Праздник любви» обрамлен предисловием и послесловием издателя, из коих следует, что Брэдли Пирсон умер в тюрьме от скоротечного рака, который от­крылся у него вскоре после того, как он закончил рукопись. Желая восстановить честь друга и снять с него обвинение в убийстве, изда­тель и опубликовал этот «рассказ о любви — ведь история творческих борений человека, поисков мудрости и правды — это всегда рассказ о любви... Всякий художник — несчастный влюбленный, а несчастные влюбленные любят рассказывать свою историю».
 В своем предисловии Брэдли Пирсон рассказывает о себе: ему пятьдесят восемь лет, он писатель, хотя опубликовал всего три книги:
 один скороспелый роман, когда ему было двадцать пять, еще один — когда ему было за сорок, и небольшую книжку «Отрывки» или «Этюды». Свой дар он сохранил в чистоте, что означает, кроме про­чего, отсутствие писательского успеха. Однако его вера в себя и чувст­во призванности, даже обреченности, не ослабели — скопив достаточно денег для безбедной жизни, он ушел с поста налогового инспектора, чтобы писать, — но его постигла творческая немота.
 624
 
 
 «Искусство имеет своих мучеников, среди них не последнее место за­нимают молчальники». На лето он снял домик у моря, думая, что там наконец его молчание прорвется.
 Когда Брэдли Пирсон стоял над запакованными чемоданами, гото­вясь уехать, к нему вдруг после долгих лет пришел его бывший шурин Фрэнсис Марло с известием, что его бывшая жена Кристиан овдовела, вернулась из Америки богатой женщиной и жаждет встречи. За годы, что Брэдли его не видел, Фрэнсис превратился в толстого, грубого, краснолицего, жалкого, чуть диковатого, чуть безумного, дурно пахну­щего неудачника — его лишили диплома врача за махинации с нар­котиками, он пытался практиковать как «психоаналитик», сильно пил и теперь хотел с помощью Брэдли устроиться жить у богатой сестры за ее счет. Брэдли еще не успел чыкинуть его за дверь, как позвонил Арнольд Баффин, умоляя тотчас приехать к нему: он убил свою жену.
 Брэдли Пирсон крайне озабочен тем, чтобы его описание Баффина было справедливым, ибо вся эта история представляет собой историю отношений с ним и трагической развязки, к которой они привели. Он, уже небезызвестный писатель, открыл Арнольда, когда тот, рабо­тая учителем английской литературы в школе, только заканчивал свой первый роман. Пирсон прочел рукопись, нашел для нее издателя и опубликовал похвальную рецензию. С этого началась одна из самых успешных литературных карьер — с денежной точки зрения: каждый год Арнольд писал по книге, и продукция его отвечала общественным вкусам; слава и материальное благополучие пришли своим чередом. Считалось, что Брэдли Пирсон завидует писательскому успеху Арноль­да, хотя сам он полагал, что тот достигает успеха, поступаясь искусст­вом. Их отношения были почти родственными — Пирсон был на свадьбе у Арнольда и в течение двадцати пяти лет почти каждое вос­кресенье обедал у Баффинов; они, антиподы, представляли друг для друга неистощимый интерес. Арнольд был благодарен и даже предан Брэдли, но суда его боялся — возможно, потому, что у него самого, неуклонно опускавшегося на дно литературной посредственности, жил в душе такой же строгий судия. И сейчас Пирсону жжет карман рецензия на последний роман Арнольда, которую никак нельзя на­звать хвалебной, и он колеблется, не в силах решить, как с ней посту­пить.
 Пирсон и Фрэнсис (врач, хоть и без диплома, может оказаться полезным) едут к Арнольду. Его жена Рэйчел закрылась в спальне и не подает признаков жизни. Она соглашается впустить одного лишь
 625
 
 
 Брэдли; она избита, рыдает, обвиняет мужа в том, что тот не дает ей быть собой и жить собственной жизнью, уверяет, что никогда не простит его, и не простит Брэдли того, что он видел ее позор. Осмотр фрэнсиса Марло показал, что опасности для жизни и здоровья нет. успокоившись, Арнольд рассказал, как по ходу ссоры он случайно ударил ее кочергой, — ничего страшного, такие скандалы нередки в браке, это необходимая разрядка, «другой лик любви», а в сущности они с Рэйчел — счастливая супружеская пара. Арнольд живо интере­суется возвращением в Лондон Кристиан, что очень не понравилось Брэдли Пирсону, который не выносит сплетен и пересудов и хотел бы забыть о своем неудачном браке. По дороге домой, размышляя, то ли остаться на воскресный обед, чтобы естественная неприязнь Баффи­нов к свидетелю не закрепилась и отношения уладились, то ли бежать из Лондона как можно скорее, он увидел в сумерках юношу в чер­ном, который, бормоча монотонные заклинания, бросал под колеса машин какие-то белые лепестки. При ближайшем рассмотрении юноша оказался дочерью Баффинов Джулиан — она исполняла риту­ал, призванный помочь забыть возлюбленного: рвала в клочки письма и разбрасывала их, повторяя: «Оскар Беллинг». Брэдли знал ее с пеле­нок и питал к ней умеренный родственный интерес: своих детей он никогда не хотел. Джулиан здоровается с ним и просит стать ее учи­телем, ибо она хочет писать книги, причем не так, как отец, а так, как он, Брэдли Пирсон.
 На другой день Брэдли решил все-таки уехать, но стоило ему взять в руки чемоданы, как в дверь позвонила его пятидесятидвухлетняя се­стра Присцилла — она ушла от мужа, и ей некуда деваться. Прис­цилла в истерике; слезы сожаления по загубленной жизни и оставленному норковому палантину льются рекой; когда Брэдли вышел поставить чайник, она выпивает все свои снотворные таблетки. Брэдли в панике; приходит Фрэнсис Марло, а потом и Баффины — всей семьей. Когда Присциллу увозит карета «скорой помощи», Рэй­чел говорит, что здесь была еще и Кристиан, но, сочтя момент для встречи с бывшим мужем неблагоприятным, ушла в сопровождении Арнольда «в кабак».
 Присциллу выписали из больницы в тот же вечер. О том, чтобы уехать немедленно, не может быть и речи; и перед Брэдли вплотную встает проблема Кристиан. Он воспринимает бывшую жену как неиз­менного демона своей жизни и решает, что, если Арнольд и Кристи­ан подружатся, он разорвет отношения с Арнольдом. А встретившись с Кристиан, повторяет, что не хочет ее видеть.
 626
 
 
 Поддавшись уговорам Присциллы, Брэдли едет в Бристоль за ее вещами, где встречается с ее мужем Роджером; тот просит развода, чтобы жениться на своей давней любовнице Мэриголд — они ждут ребенка. Ощутив боль и обиду сестры как собственные, Брэдли, на­пившись, разбивает любимую вазу Присциллы и сильно задерживает­ся в Бристоле; тогда Кристиан увозит Присциллу, оставленную на попечение Рэйчел, к себе. Это приводит Брэдли в неистовство, тем более сильное, что сам виноват: «Я не отдам вам мою сестру, чтобы вы тут жалели и унижали ее». Рэйчел увозит его утешать и кормить обедом и рассказывает, как сильно сблизились Арнольд и Кристиан. Она предлагает Брэдли начать с ней роман, заключив союз против них, убеждает, что роман с ней может помочь и его творческой рабо­те. Поцелуй Рэйчел усиливает его душевную смуту, и он дает ей про­честь свою рецензию на роман Арнольда, а вечером напивается с Фрэнсисом Марло, который, трактуя ситуацию по Фрейду, объясняет, что Брэдли и Арнольд любят друг друга, одержимы друг другом и что Брэдли считает себя писателем только для того, чтобы самоотождест­виться с предметом любви, то есть Арнольдом. Впрочем, он быстро отступает перед возражениями Брэдли и сознается, что на самом деле гомосексуалист — он сам, Фрэнсис Марло.
 Рэйчел, неуклонно осуществляя свой план союза-романа, укладыва­ет Брэдли в свою постель, что заканчивается анекдотически: пришел муж. Убегая из спальни без носков, Брэдли встречает Джулиан и, желая половчее сформулировать просьбу никому не рассказывать об этой встрече, покупает ей лиловые сапожки, и в процессе примерки при взгляде на ноги Джулиан его настигает запоздалое физическое желание.
 Зайдя навестить Присциллу, Брэдли из разговора с Кристиан узна­ет, что на его домогательства Рэйчел пожаловалась Арнольду; а сама Кристиан предлагает ему вспомнить их брак, проанализировать тог­дашние ошибки и на новом витке спирали опять соединиться.
 Выбитый из колеи нахлынувшими воспоминаниями о прошлом и последними событиями, томимый острой потребностью сесть за письменный стол, пристроив как-то Присциллу, Брэдли забывает о приглашении на вечеринку, устроенную в его честь бывшими сотруд­никами, и забывает о своем обещании побеседовать с Джулиан о «Гамлете»; когда она приходит в назначенный день и час, он не может скрыть удивления. Тем не менее он экспромтом читает блис­тательную лекцию, а проводив ее, вдруг понимает, что влюблен. Это был удар, и он сбил Брэдли с ног. Понимая, что о признании не
 627
 
 
 может быть и речи, он счастлив своей тайной любовью. «Я очистился от гнева и ненависти; мне предстояло жить и любить в одиночестве, и сознание этого делало меня почти богом... Я знал, что черный Эрот, настигший меня, единосущен иному, более тайному богу». Он произ­водит впечатление блаженного: одаряет Рэйчел всем, что можно ку­пить в писчебумажном магазине; мирится с Кристиан; дает Фрэнсису пять фунтов и заказывает полное собрание сочинений Арнольда Баффина, чтобы перечитать все его романы и найти в них не увиденные ранее достоинства. Он почти не обратил внимания на письмо Ар­нольда, в котором тот рассказывает о своих отношениях с Кристиан и намерении жить на две семьи, к чему и просит подготовить Рэйчел. Но упоение первых дней сменяют муки любви; Брэдли делает то, чего не должен был; открывает Джулиан свои чувства. И она отвечает, что любит его тоже.
 Двадцатилетняя Джулиан не видит иного пути развития событий, кроме как объявить о своей любви родителям и пожениться. Реакция родителей незамедлительна: заперев ее на ключ и оборвав телефон­ный провод, они приезжают к Брэдли и требуют оставить в покое их дочь; с их точки зрения, страсть похотливого старика к юной девушке можно объяснить только сумасшествием.
 На другой день Джулиан бежит из-под замка; лихорадочно раз­мышляя, где можно скрыться от праведного гнева Баффинов, Брэдли вспоминает о вилле «Патара», оставляет Присциллу, сбежавшую от Кристиан, на Фрэнсиса Марло, и, буквально на секунду разминувшись у своих дверей с Арнольдом, берет напрокат машину и увозит Джу­лиан.
 Их идиллию нарушает телеграмма от Фрэнсиса. Не сказав о ней Джулиан, Брэдли связывается с ним по телефону: Присцилла покон­чила с собой. Когда он вернулся с почты, Джулиан встречает его в костюме Гамлета: она хотела устроить сюрприз, напомнив о начале их любви. Так и не сказав ей о смерти Присциллы, он наконец впе­рвые овладевает ею — «мы не принадлежали себе... Это рок».
 Ночью в «Патару» приезжает Арнольд. Он хочет увезти дочь, ужа­сается тому, что она не знает ни о смерти Присциллы, ни подлинного возраста Брэдли, передает ей письмо от матери. Джулиан остается с Брэдли, но, проснувшись утром, он обнаруживает, что ее нет.
 После похорон Присциллы Брэдли днями лежит в постели и ждет Джулиан, никого не впуская к себе. Он делает исключение только для Рэйчел — ей известно, где Джулиан. От Рэйчел он узнал, что было в письме, привезенном Арнольдом: там она описала «свою связь с
 628
 
 
 Брэдли» (это была идея Арнольда). Пришла же она, кажется, только затем, чтобы сказать: «Я думала, что и вам понятно, что в моей се­мейной жизни все в порядке», Брэдли рассеянно берет в руки письмо Арнольда о намерении жить на две семьи, и в этот момент в дверь звонит рассыльный, принесший собрание сочинений Арнольда Баффина. Рэйчел успела прочесть письмо — с диким криком, что не про­стит этого Брэдли никогда, она убегает.
 Брэдли с яростью рвет принесенные книги.
 Письмо от Джулиан приходит из Франции. Брэдли немедленно засобирался в дорогу; фрэнсис Марло отправляется за билетами.
 Звонит Рэйчел и просит немедленно приехать к ней, обещая рас­сказать, где Джулиан; Брэдли едет. Рэйчел убила Арнольда той самой кочергой, которой он в свое время ее ударил. В убийстве обвиняют Брэдли Пирсона — все против него: хладнокровные показания Рэй­чел, изорванное собрание сочинений, билеты за границу...
 В послесловии Брэдли Пирсон пишет, что более всего его удивила сила чувств Рэйчел. Что же касается выдвинутых обвинений — «Я не мог оправдаться на суде. Меня наконец-то ждал мой собственный, достаточно увесистый крест... Такими вещами не бросаются».
 Завершают книгу четыре послесловия четырех действующих лиц.
 Послесловие Кристиан: она утверждает, что именно она бросила Брэдли, ибо он не мог обеспечить ей достойной ее жизни, а когда она вернулась из Америки, домогался ее, и что он явно сумасшед­ший: считает себя счастливым, хотя на самом деле несчастен. И к чему вообще столько шума вокруг искусства? Но для таких, как Брэд­ли, только то и важно, чем они сами занимаются.
 Послесловие Фрэнсиса Марло: он изощренно доказывает, что Брэдли Пирсон был гомосексуален и испытывал нежность к нему.
 Послесловие Рэйчел: она пишет, что книга лжива от первого до последнего слова, что Брэдли был влюблен в нее, отчего и выдумал не­бывалую страсть к ее дочери (подмена объекта и обыкновенная месть), и что она искренне сочувствует сумасшедшему.
 Послесловие Джулиан, которая стала поэтессой и миссис Беллинг, представляет собой изящное эссе об искусстве. Об описанных же со­бытиях лишь три короткие фразы: «...это была любовь, неподвластная словам. Его словам, во всяком случае. Как художник он потерпел не­удачу».
 Г. Ю. Шульга
 629
 
 
 Дитя слова (A Word Child)
 Роман (1975)
 Хилари Бэрду сорок один год. Он работает «в государственном депар­таменте — неважно каком», в чиновничьей иерархии, если не счи­тать машинистки и клерка, стоит на самой низкой ступеньке; живет в неуютной квартирке, которая служит ему лишь «местом для спа­нья», не пытаясь ее обустроить или даже просто как следует убрать. Он слепо следует рутине — «с тех пор, как потерял всякую надежду на спасение», — ибо «рутина... исключает мысль; размеренное же однообразие дней недели вызывает ублаготворяющее сознание полной подчиненности времени и истории». (Главы книги называются как дни недели: «четверг», «пятница» и т. д.) уик-энды для него ад, а от­пуска он берет только из боязни пересудов и просто прячется в своей норе, по большей части пытаясь спать.
 Итак, субботы он неизменно посвящает своей сестре Кристел, пятью годами моложе его. Она живет в тесной квартирке на захуда­лой улочке Норс-Энд-роуд, тоже одинока, пытается зарабатывать ши­тьем. Отцы у них с Кристел были разные, и они не знали своих отцов. Их мать умерла, когда Хилари было около семи лет, а Кристел была совсем крошкой, но еще раньше, чем мальчик смог понять зна­чение этого слова, ему объяснили, что его мать — шлюха. Детей взяла к себе сестра матери, но скоро отослала Хилари в приют, разлу­чив с сестрой и внушив ему на всю жизнь, что он «плохой» — пло­хой мальчишка, которого нельзя дома держать. Ни о тете Билл, ни о приюте Хилари не может вспоминать без содрогания — не столько из-за голода и побоев, но потому, что его никто не любил, — поцара­панного жизнью мальчика, утвердившегося в злобе и обиде, с ощуще­нием неизлечимой раны, нанесенной несправедливой судьбой.
 Собственно, репутация «плохого» была им заслужена — он был сильным и драчливым; прекрасно развитый физически, он стремился подчинить себе других с помощью грубой силы; ему нравилось бить людей, нравилось ломать вещи; он ненавидел весь мир — за себя, за Кристел, за мать. В двенадцать лет он впервые предстал перед судом для несовершеннолетних, и затем неприятности с полицией возника­ли регулярно. В эти годы Кристел была для него всем — сестрой, ма­терью, единственной надеждой, едва ли не Господом Богом. Он не отделяет Кристел от себя и любит ее, как себя самого. И спасли его тогда два человека: Кристел и школьный учитель Османд, сумевший разглядеть у него блестящие способности к языкам. Османд был пер-
 630
 
 
 вым человеком, внимательно и заинтересованно отнесшимся к под­ростку, на которого все махнули рукой; и тот выучил сначала фран­цузский, затем латынь, затем древнегреческий и, конечно же, свой родной язык. Он открыл для себя слова — и это стало его спасением;
 как о других говорят «дитя любви», о нем можно было бы сказать «дитя слова». Он начал вдохновенно учиться и настолько преуспел, что отправился в Оксфорд — первый из всех поколений учеников школы, где учился, и получил там все премии, на которые мог пре­тендовать. Оксфорд изменил его, но в то же время показал, как труд­но ему измениться, — глубокое невежество и беспросветное отчаяние стали частью его существования; настоящих друзей он не завел, был обидчив, нелюдим и вечно боялся совершить ошибку. Он старался компенсировать это успехами на экзаменах — старался ради себя и ради Кристел, мечтая, как сестра поселится с ним в Оксфорде и они навсегда покончат с беспросветностью, в которой выросли. Но, став уже преподавателем, Хилари Бэрд вынужден был подать в отставку. Это был крах; с тех пор он прозябает, не желая — или не в силах — наладить свою жизнь, и лишь сестра (считает он) удерживает его от самоубийства.
 (В департаменте, где служит Хилари Бэрд, готовятся ставить рож­дественскую пантомиму по «Питеру Пэну» — истории о мальчике, который не хотел взрослеть; об этом много говорят; а статуя Питера Пэна в Кенсингтонских садах — одно из любимейших мест Хилари.)
 По понедельникам Бэрд проводит вечер у Клиффорда Ларра, быв­шего своего соученика по Оксфорду, который сейчас служит с ним в одном учреждении, но стоит на служебной лестнице гораздо выше. Ларр, по его собственным словам, коллекционирует странности, к ка­ковым причисляет и Хилари Бэрда; он с трогательным восхищением относится к тому факту, что его сестра Кристел — девственница. На службе они делают вид, что незнакомы, храня целомудренное молча­ние о страшных тайнах друг друга. Именно Ларр уговорил его сдать одну из комнат своей квартиры Кристоферу, своему бывшему любов­нику (он гомосексуалист). Кристофер, в ранней юности глава рок-группы, одна из песен которой вошла в топ-десятку Великобритании, теперь увлекается «поисками Бога» и наркотиками.
 По вторникам Бэрд проводит вечер у Артура Фиша — он служит в том же учреждении и подчиняется Бэрду, а кроме того, влюблен в Кристел и хочет жениться на ней.
 Среда — «это мой день для самого себя» — так говорит Бэрд своей любовнице Томми, с которой проводит пятницы, когда она
 631
 
 
 хочет увеличить количество встреч с ним до двух в неделю. Как пра­вило, вечер среды проходит в баре на платформе метро «Слоан-сквер» либо «Ливерпул-стрит», которые были для него «местом глубинного общения с Лондоном, с истоками жизни, с пропастями смирения между горем и смертью».
 По четвергам он обедает у Лоры и Фредди Импайеттов, где парой бывает и Клиффорд Ларр, а возвращаясь домой, заходит к Кристел, чтобы забрать оттуда Артура, который в этот вечер ужинает у нее.
 Эти люди и составляют ту «рутину», которой он ограничил свою жизнь.
 Размеренное течение жизни этого человека в футляре нарушает странное событие — к нему начинает приходить цветная девушка. Она полуиндианка, ее имя Александра Биссет (она просит называть себя Бисквитиком), и цели своих визитов она не объясняет. Одновре­менно он узнает, что их департамент должен возглавить новый на­чальник — Ганнер Джойлинг. Двадцать лет назад он был преподавателем Бэрда в Оксфорде; не без его поддержки Бэрд был выбран членом совета колледжа и тоже стал преподавать; он был одним из главных действующих лиц драмы, разыгравшейся тогда. У Бэрда возник роман с его женой Энн (это была его первая любовь); «человек безудержных страстей привлекателен только в книгах» — эта любовь никому не принесла счастья. Когда Энн пришла простить­ся, желая закончить отношения, ибо Ганнер узнал об их связи, Бэрд решил увезти ее. В машине она сказала, что беременна, причем ребе­нок Ганнера и он знает об этом. Бэрд, не отпуская ее, в ярости и горе жал на газ, машину занесло, она столкнулась со встречной. В ре­зультате автокатастрофы Энн умерла. Хилари выжил, но был раздав­лен духовно; он чувствовал себя убийцей; он утратил самоуважение и с ним — способность управлять своей жизнью. Это был крах — не только для него, но и для Кристел. Он подал в отставку, Ганнер тоже. Ганнер стал политиком, потом государственным чиновником, приоб­рел имя и известность, снова женился... И вот жизнь опять свела их, и прошлое, куда более живое и яркое, чем настоящее, нахлынуло на Хилари Бэрда.
 Бисквитик оказывается горничной второй жены Ганнера Джой-линга, леди Китти; она приносит Хилари письмо от своей хозяйки с просьбой встретиться с ней для разговора о том, как помочь ее мужу избавиться от призраков прошлого. Встреча состоялась; Китти просит
 632
 
 
 Хилари поговорить с Ганнером, который до сих пор не преодолел в себе горя и ненависти.
 Погруженный в собственные страдания и чувство вины, Хилари только теперь понимает, что страдал не он один. Он соглашается. Кроме того, он влюбляется в леди Китти.
 Неожиданно Кристел, которой он рассказывает все это, резко противится его встречам с Ганнером и леди Китти, умоляя его уйти в отставку и покинуть Лондон. Чувствуя, что не убедила его, она при­знается, что двадцать лет назад любила Ганнера и в ночь после катас­трофы, когда Энн умерла, а Хилари выжил, она, утешая Ганнера, пришла к нему в комнату и потеряла с ним невинность. Именно поэтому она отказала Артуру Фишу, не в силах раскрыть ему про­шлого, а не потому, как думал Хилари, что дороже брата для нее ни­чего нет, а он в глубине души не хочет этого брака.
 Влюбившись в леди Китти, Хилари Бэрд письмом разрывает по­молвку с Томми, которой под влиянием минуты обещал жениться на ней, к чему Томми всеми силами стремится, ибо действительно безза­ветно его любит. Она не хочет примириться с разрывом, преследует его письмами, приходит к нему домой; он ночует в гостинице, не от­вечает на письма и всячески дает понять, что между ними все конче­но.
 Первый разговор с Ганнером не приводит к желаемому результа­ту; лишь после встречи с Кристел Ганнер оттаял и они смогли погово­рить по-настоящему; им кажется, что разговор принес облегчение и прошлое потихоньку начинает их отпускать.
 В то же время «футляр» Хилари Бэрда начинает постепенно разру­шаться. Выясняется, что Лора Импайетт и Кристофер уже год состо­ят в связи, используя Хилари как ширму. Однажды Кристофер и его друзья накачали Хилари и Лору наркотиками, она не вернулась домой, муж искал ее у Хилари, и «чтобы все разъяснить», в очеред­ной четверг Лора устраивает громкое выяснение отношений между Фредди, Хилари и Кристофером, в результате чего Хилари отказывают от дома, — его четверги высвобождаются; а Кристофер наконец бук­вально выполняет то, что не раз выкрикивал ему Хилари: «Убирайся!» Он съезжает с квартиры.
 Томми тоже буквально выполняет неоднократное пожелание Хи­лари оставить его в покое: она приходит проститься, объявив, что вы­ходит замуж.
 Клиффорд Ларр, узнав от Хилари о Ганнере и Кристел, восприни­мает это неожиданно болезненно, мчится к низвергнутому кумиру —
 633
 
 
 Кристел — и оскорбляет ее; Хилари настигает его, происходит драка. Когда через некоторое время Хилари приходит в квартиру Клиффорда, то узнает от его наследников, что Ларр покончил с собой.
 Утешая Кристел, Хилари обещает не встречаться больше с Джойлингами, уехать с ней из Лондона и поселиться вместе где-нибудь в сельской глуши. Ему нужно лишь в последний раз увидеться с леди Китти, потому что он уже обещал, и проститься с ней навсегда.
 Их встреча происходит на причале, неподалеку от дома Джойлингов. Вдруг, обнимая Китти, Хилари видит Ганнера. «Я сейчас убью его», — произносит Ганнер, но с причала падает Китти. Он прыгает следом за нею. Она умирает в больнице от переохлаждения — до прихода спасательного катера слишком долго пробыла в ледяной де­кабрьской воде Темзы.
 В газетах не появилось имени Хилари Бэрда в связи с этой исто­рией — он выплыл сам, вдалеке от катера. На этот раз он не стал рассказывать Кристел всего. Двадцать лет назад он допустил, что смерть Энн всей своей тяжестью обрушилась на сестру, но когда все так страшно повторилось, понял, что жестоко возлагать на нее еще и этот груз. Впервые в жизни он отделил Кристел от себя. Кристел вышла замуж за Артура.
 Бисквитик, получив наследство после смерти леди Китти, вышла замуж, за Кристофера.
 Томми покаялась, что отправила Ганнеру анонимное письмо — о том, что Хилари Бэрд влюблен в его жену. «В своей наивности Томми породила встречу, вследствие которой погибла Китти, Кристел вышла замуж и двойное вечное проклятие искорежило мою жизнь и жизнь Ганнера».
 Под звон рождественских колоколов Томми решительно говорит Хилари, что намерена выйти за него замуж.
 Г. Ю. Шульга
 
 
 Кингсли Эмис (Kingsley Amis) 1922-1995
 Счастливчик Джим (Lucky Jim)
 Роман (1954)
 Джим Диксон, главный герой романа, работает преподавателем исто­рии в английском провинциальном университете. Преподает он там первый год и еще не зачислен на работу окончательно, а проходит испытательный срок. Но с самого начала он производит на своих кол­лег плохое впечатление. Еще бы. В первые же дни своего пребывания на факультете он умудряется травмировать профессора английского языка. Ему бы передвигаться спокойно да степенно, как положено уважающему себя преподавателю солидного английского университе­та, а он... Выходя из библиотеки, Диксон поддает маленький круглый камешек, валяющийся на тротуаре, и тот, описывая в воздухе дугу ярдов в пятнадцать, разумеется, встречает на своем пути колено про­фессора. Диксону тут бы извиниться, а он вместо этого сначала с ужасом и удивлением наблюдает за траекторией полета камня, а потом неспешно удаляется. Извиниться у него не хватило духу — как всегда в подобных случаях. Не проходит и двух дней после этого про­исшествия, как на первом же заседании факультета он, проходя мимо стула архивариуса, спотыкается и опрокидывает стул как раз в ту минуту, когда ученый муж намеревался на него сесть. Затем Дик-
 635
 
 
 сон критикует работу по истории одного из студентов, а позже он уз­нает, что это исследование было написано с благословения и по сове­ту профессора истории Уэлча, от которого зависит его дальнейшая судьба, ибо именно уэлч решает, останется Диксон преподавать в этом университете или нет.
 Надо сказать, что коллеги производят на Диксона тоже не самое лучшее впечатление. Но делать нечего. В штат попасть всем хочется. Поэтому, мысленно рисуя карикатуры на своих сослуживцев и строя смешные рожи, Диксон отдает немалую дань лицемерию и пытается выглядеть как все. И даже, пытаясь сгладить дурное впечатление от собственной персоны, занимается научной работой, пишет статью «Воздействие экономических факторов на развитие судостроительного мастерства в период с 1450 по 1485 г.». Правда, Диксон понимает бессмысленность своих псевдонаучных штудий и про себя отмечает, что статья его не заслуживает ничего, кроме нескольких крепких и нецензурных выражений.
 Однажды уэлч приглашает Диксона приехать к нему на уик-энд и помочь в организации музыкального вечера. А еще он дает ему зада­ние подготовить к концу семестра лекцию на тему «Старая добрая Англия». В доме Уэлча Диксон встречает Маргарет, которая также преподает в университете. Три недели назад она пыталась покончить жизнь самоубийством из-за неудачного романа с неким Кэчпоулом. После того как Маргарет вышла из больницы, она живет у Уэлчей, в доме профессора и его жены. Диксон начал встречаться с Маргарет вскоре после того, как стал преподавать в университете. Сначала он просто из учтивости принял приглашение Маргарет зайти к ней на чашку кофе, а потом он вдруг, сам не понимая, как это произошло, оказался человеком, которого «всюду видят с Маргарет». При этом он не является любовником Маргарет, а как бы играет роль утешителя, от которой уже не прочь и освободиться.
 На музыкальный вечер к Уэлчу Диксон приходит только потому, что находится в зависимости от профессора и хочет произвести на него хорошее впечатление. Туда же приезжает и сын профессора, Бе­ртран, в сопровождении Кристины Кэллеген, племянницы некоего Джулиуса Гор-Эркварта, к которому Бертран надеется поступить на службу. Диксон принимает ее за другую женщину, за бывшую невес­ту Бертрана. То есть снова неприятное недоразумение, в результате которого у Диксона с самого начала не складываются отношения с сыном профессора. Взбешенный и расстроенный, Джим незаметно уходит из дома Уэлчей и идет в пивную. Назад он возвращается позд-
 636
 
 
 но вечером, изрядно пьяный. Он заходит в комнату к Маргарет и впервые пытается приставать к ней. Маргарет выгоняет Диксона, и тот спускается на первый этаж в буфет, где к уже выпитому добавля­ет еще полбутылки портвейна. В результате, поднявшись к себе в комнату и заснув с зажженной сигаретой, прожигает постельное белье, ковер и тумбочку. Утром Диксон спускается в столовую, встре­чает там Кристину и рассказывает ей о небольшом ночном пожаре в его спальне. Кристина поднимается вместе с Диксоном наверх и по­могает ему замести следы пожара. Затем Джим сообщает хозяевам, что к нему неожиданно приехали родители и что он вынужден уе­хать.
 Во второй раз Диксон встречается с Кристиной на летнем балу в университете, куда он пришел вместе с Маргарет. А Кристина нахо­дится там в обществе Бертрана и своего дяди, Джулиуса Гор-Эркварта. На протяжении всего вечера Бертран разговаривает исклю­чительно с дядей Кристины. Маргарет также пытается привлечь вни­мание Гор-Эркварта. Диксон видит, что Кристине, так же как и ему, скучно на этом балу, и он предлагает ей уехать и вызывается ее про­водить. По дороге в такси у них возникает искренний разговор, и Кристина спрашивает у Диксона совета, стоит ли ей выходить замуж за Бертрана. Диксон дает отрицательный ответ, уточняя, что Кристи­на ему нравится, а Бертран нет. Когда они подъезжают к дому уэлчей, где девушка находится в гостях, Джим просит шофера подож­дать, а сам идет провожать Кристину до дома. Они влезают в дом через окно. Оказавшись в комнате, молодые люди в первый раз целу­ются, затем Диксон признается Кристине в любви. уходя, Джим до­говаривается с Кристиной о следующей встрече.
 Через несколько дней профессор уэлч снова приглашает Диксона к себе поужинать. Однако когда Джим приезжает к профессору, тот, извиняясь, сообщает, что произошло недоразумение и что он в этот вечер идет в театр. Джим встречает у Уэлчей Бертрана. Молодые люди серьезно ссорятся из-за того, что Диксон в тот раз увез Кристи­ну с летнего бала. Возвращаясь домой, Диксон размышляет о беспер­спективности своих встреч с Кристиной и даже пытается отменить свидание. Они тем не менее встречаются, и Кристина говорит Джиму, что им не надо больше видеться, ведь она связана с Бертра­ном. Однако через некоторое время, в тот момент, когда Джим гото­вится к лекции на тему «Старая добрая Англия», в его комнату входит Бертран и грубо говорит ему, чтобы он больше не смел встре­чаться с Кристиной. И тут Диксон, который было уже и сам решил
 637
 
 
 не встречаться с девушкой, назло Бертрану, говорит, что у него се­рьезные намерения. Бертран бьет Диксона по лицу, и начинается драка, в которой Джим в конечном счете одерживает верх, сбивая противника с ног, а потом выпроваживает его из комнаты.
 В тот день, когда Диксону нужно было читать его лекцию, он с утра выпивает полдюжины порций виски со своим соседом Биллом Аткинсоном. Затем на приеме перед лекцией выпивает еще несколь­ко бокалов хереса. А перед самым выходом на трибуну Джима встре­чает Джулиус Гор-Эркварт и угощает его неразбавленным шот­ландским виски. В результате Джим Диксон пытается читать лекцию совершенно пьяный. Но у него ничего не получается. Он лишь сме­шит публику, в точности повторяя интонации профессора Уэлча и де­кана. В конце концов выпитый алкоголь, волнение и жара берут свое, и он теряет сознание. На следующее утро он получает письмо от про­фессора Уэлча, где тот советует Диксону уехать. А днем ему звонит Джулиус Гор-Эркварт и предлагает место личного секретаря. Это как раз то место, которого добивался Бертран у дяди Кристины. Джима, естественно, охватывает восторг. В тот же день Диксону попадается Кэчпоул, и в разговоре с ним выясняется, что Маргарет просто разы­грала сцену попытки самоубийства, приняв безопасную дозу снотвор­ного. А потом Джим возвращается к себе, где его ждет Билл Аткинсон, чтобы сообщить: он только что беседовал по телефону с Кристиной, та уезжает и ей нужно передать Диксону что-то очень важное. Джим бросается на вокзал, находит там Кристину, которая сообщает ему, что порвала с Бертраном: оказывается, Бертран про­должает встречаться со своей давней любовницей. Диксон сообщает ей свою новость, дескать, отныне он будет работать у ее дяди и готов вслед за Кристиной поехать в Лондон. Взявшись под руки, молодые люди гордо проходят мимо оторопевшего семейства Уэлчей. Немая сцена.
 Я. В. Никитин
 
 
 Джон уэйн (John Wain) р. 1925
 Спеши вниз (Hurry on down)
 Роман (1953)
 Действие романа разворачивается в пятидесятые годы.
 Нелегкий разговор происходит между Чарлзом Ламли и квартир­ной хозяйкой. Та заподозрила неладное, больно уж праздно проводит жилец время, по-видимому, нигде не работает. Застигнутый врасплох, молодой человек с ходу сочиняет криминальную историю, выдавая себя за частного сьщика, что еще больше настораживает миссис Смайт. Она требует, чтобы жилец немедленно съехал. А что еще он мог придумать? Чарлзу двадцать два года, он только что с универси­тетской скамьи. Нет места и никаких перспектив. Он проживает пятьдесят фунтов, которые сберег в банке на крайний случай. Стотуэлл, где он оказался и провел три недели, был выбран случайно. Чарлз попросил приятелей написать на листе названия десяти небольших городков, где можно было снять комнату подешевле, и ткнул наугад. Он рассчитывал провести несколько недель в покое и одиночестве, решив за это время, чем станет заниматься. Но так и не смог опреде­литься. Испытывая горечь поражения, он отправляется на станцию и отдает за билет до родного города последнюю банкноту. Разумеется, Чарлз мог бы еще какое-то время продержаться, ночуя на садовых
 639
 
 
 скамейках и перебиваясь продажей газег, но ему очень хочется пови­даться с Шейлой. Однако ему снова не везет, попутчиками оказыва­ются родители Джорджа Хатчинса, соседа по студенческому общежитию, которого он терпеть не мог. Ему претили его снобизм, напористость, стремление преуспеть. Собеседники гордятся успехами сына, тот получил приглашение в аспирантуру. А чем намерен занять­ся Чарлз? Желая избежать тягостного разговора, молодой человек по­кидает купе и проводит остаток пути в коридоре.
 Прибыв на место, Чарлз сдает чемодан в камеру хранения и от­правляется в пригород, где живет Шейла. Дома появляться не хочет­ся, он оттягивает неизбежные объяснения. Но снова неудача Девушки не оказывается дома, и его встречает нелюбезный прием со стороны ее родных. Старшая сестра Шейлы Эдит и ее муж Роберт Тарклз, преуспевающий лавочник средней руки, всячески демонстри­руют нежданному гостю, что он чужак в их среде, ему выговаривают за неумение устроиться в жизни, непорядочность по отношению к родителям. А Чарлз на самом деле давно уже ощущает полную неспо­собность найти с ними общий язык, не хочет дальнейшего вмеша­тельства родителей в свою жизнь, наставлений, советов, попыток помочь. Его также раздражает самодовольство, ограниченность, от­кровенная грубость родных Шейлы. Не в силах стерпеть назойливых нравоучений, он идет на скандал. Покинув дом, Чарлз осознает, что случившееся означает разрыв с Шейлой. Впрочем, во многом их отно­шения были надуманными, в семнадцатилетнем возрасте он впервые узнал любовь и все эти годы с пассивным упорством культивировал это чувство. Чарлз заходит в пивную, решив с горя напиться на остав­шиеся деньги. И здесь он тоже ощущает себя чужаком. Местные зав­сегдатаи — простой люд, грубый и неотесанный, — относятся к нему с неприязнью. Спьяну молодой человек затевает скандал, и его вы­ставляют за дверь. Ночь он проводят за околицей, свалившись в гус­тую траву.
 Целую неделю Чарлз работает мойщиком окон. Он занял деньги и купил ведро и тряпки, лестницу, тележку и комбинезон. Затем вер­нулся в Стотуэлл и снял койку в общежитии Союза христианской мо­лодежи. Он вполне удовлетворен тем, что со старой жизнью удалось покончить, одним скачком он смог выпрыгнуть из колеи своего клас­са и отринуть чужеродную психологию, нарушить привычный уклад. При этом наш герой всячески стремится избежать соприкосновения с новой средой, тяготится жизнью в общежитии, желает полной не­зависимости. Весьма ко времени оказывается встреча с бывшим одно-
 640
 
 
 кашником по университету Эдвином Фроулишем. В те времена счи­тали, что ему суждено стать великим романистом, но диплома он так и не получил, ведет богемный образ жизни, обитая с подругой Бетти на верхнем этаже заброшенного строительного склада, Чарлз охотно перебирается к ним. Когда нет заработка, выручает Бетти, по суббо­там она навещает тетушку — старую деву, которая подкидывает пле­мяннице деньжат. Случайно Чарлз обретает компаньона — Эрна Оллершоу, и дела с его помощью идут успешнее. Желая встряхнуться, Чарлз принаряжается и отправляется пообедать в «Гранд-отель», где его внимание привлекает одна пара — холеный мужчина лет пятиде­сяти и красивая молодая девушка. От бармена он узнает, что это мистер Родрик, директор одной из здешних фабрик, со своей пле­мянницей-сиротой. Чарлз теряет покой, мысли о девушке неотвязно преследуют его. Подступает отчаяние, никогда он не получит доступа в их круг. Случайно он узнает, что Роберт Тарклз, добропорядочный семьянин, проводит субботы с Бетти в сельской гостинице. Так вот откуда деньги, на которые она содержит Эдвина. Забрав пожитки, он намеревается перебраться к Эрну, но у того в доме полиция, компа­ньона арестовывают. На суде выясняется, что он служил прежде в транспортной конторе, которая перегоняла автомобили с заводов в порты, и являлся пособником в их кражах. Однажды операция сорва­лась, с тех пор Эрн находился в розыске. Сведя знакомство с прияте­лем Эрна — Тедди Барнером, Чарлз устраивается работать шофером на место бывшего напарника. Теперь у него постоянный и довольно приличный заработок. Он надеется, что перемена обстановки и обра­за жизни помогут забыть столь поразившую его воображение племян­ницу фабриканта, но напрасно. В перерыве между рейсами он отправляется на поезде в Стотуэлл, рассчитывая еще раз увидеть де­вушку в «Гранд-отеле». Его попутчиком оказывается Артур Блирни, театральный антрепренер. При его содействии Чарлз знакомится с мистером Родриком и Вероникой и даже получает приглашение на вечеринку в лондонскую квартиру Блирни. Теперь молодому человеку нужны деньги, много денег. Пообтершись в шоферской среде, он понял: здесь проворачиваются темные дела. Он просит Тедди при­влечь и его тоже. Обнаружив, что он участвует в транзите наркоти­ков, Чарлз пребывает в смятении, зато отныне бумажник туго набит. Развивается его бурный роман с Вероникой. Однажды операция с наркотиками проваливается, Чарлзу и Барнеру удается скрыться от облавы в порту. Их автомобиль преследует полиция, и Барнер, считая виновным в произошедшем Чарлза, выбрасывает его на полном ходу.
 641
 
 
 Чарлз оказывается в больнице со множеством переломов. Благода­ря Родрику его помещают в платный корпус, в отдельную палату. На­неся визит, Родрик требует оставить Веронику в покое, она не племянница, а его любовница, пусть молодой человек не питает на­дежд на радужное будущее. Завершив курс лечения, Чарлз остается работать в больнице санитаром, однако, как ни пытается приспосо­биться к новой среде, ему это не удается. Выходом из положения ви­дится предложение одного из пациентов, «шоколадного короля», миллионера Брейсуэйта стать его личным шофером. Чарлз переезжает к нему в поместье. Ему кажется, что наконец-то он нашел то, что ему нужно. Но у Брейсуэйта есть шестнадцатилетний сын Уолтер, сумасбродный шалопай, к которому отец вынужден пригласить на лето репетитора. Им оказывается Джордж Хатчинс, ныне работаю­щий преподавателем в колледже. Давняя неприязнь между бывшими однокашниками перерастает во вражду. А тут еще Уолтер, энтузиаст автодела, тайком от отца собирает гоночную машину, испытывая ее, разбивает роскошный «даймлер» отца. Происходит все это по вине Хатчинса и его любовницы Джун Вибер, неожиданно выскочивших на дорогу. Чарлз покидает поместье, оставляя хозяину письмо, где вину за произошедшее берет на себя. Мечте об отшельничестве, о не­коем паразитизме на службе у доброго богача среди природы, напо­минающей пейзажи цветного фильма на экране, не суждено осуществиться. Позже выясняется, что ненавидящая его Джун украла у Брейсуэйта ценную нефритовую статуэтку, выставив Чарлза вором.
 В Лондоне Чарлз ведет жизнь бездомного бродяги, ночует на садо­вых скамейках. Мистер Блирни устраивает его вышибалой в ночной бар «Золотой персик». В один из вечеров туда наведывается Фроулиш, который теперь работает на радио и весьма преуспевает. Он пригла­шает Чарлза испытать себя на новом поприще. Тот становится со­трудником студии Теренса Фраша, сочиняет преглупейшие сценарии для радиочаса «Шутки в среду». Дела у него идут весьма успешно, он заключает выгодный контракт на три года и становится вполне обес­печенным человеком, теша себя иллюзией личной независимости. Снова в его жизни появляется Вероника, и ему кажется, что он впол­не счастлив.
 А. М. Бурмистрова
 
 
 Питер Шеффер (Peter Shaffer) р. 1926
 Амадей (Amadeus)
 Пьеса (1979)
 Действие происходит в Вене в ноябре 1823 г., а воспоминания Салье­ри относятся к десятилетию 1781 — 1791 гг.
 На авансцене в инвалидном кресле спиной к зрителям сидит ста­рик. Граждане Вены повторяют друг другу последнюю сплетню: Са­льери убийца! Их шепот звучит все громче. Прошло тридцать два года со смерти Моцарта, почему Сальери заговорил об этом именно сейчас? Никто не верит Сальери: он уже стар и, верно, выжил из ума. Сальери встает с кресла, смотрит в зрительный зал. Он призыва­ет далеких потомков стать его исповедниками. Он рассказывает, что всю жизнь был сластеной, и просит не судить его за это слишком строго. Кроме того, он мечтал о славе. Он хотел прославиться, сочи­няя музыку. Музыка — дар Божий, и Сальери молил Бога сделать его великим композитором, а взамен обещал вести праведную жизнь, по­могать ближним и до конца своих дней славить Господа в своих тво­рениях. Бог услышал его мольбу, и на следующий день друг их семьи отвез юного Сальери в Вену и оплатил его занятия музыкой. Вскоре Сальери был представлен императору, и Его Величество благосклонно отнесся к одаренному юноше. Сальери радовался, что его сделка с
 643
 
 
 Богом состоялась. Но в том же году, когда Сальери покинул Италию, в Европе появился десятилетний гений Вольфганг Амадей Моцарт. Сальери предлагает публике посмотреть спектакль под названием «Смерть Моцарта, или Виноват ли я». Это его последнее сочинение, посвященное далеким потомкам. Сальери сбрасывает старый халат, выпрямляется и предстает перед нами молодым человеком в парад­ном костюме восьмидесятых годов XVIII столетия. Звучит струнный квартет Сальери.
 1781 г. Сальери тридцать один год, он известный композитор, его знают при дворе. Он влюблен в свою ученицу Катарину Кавальери, но хранит верность жене, памятуя об обете, данном Богу. Сальери меч­тает стать обер-капельмейстером. Неожиданно он узнает, что в Вену приезжает Моцарт. Директор Императорской оперы граф Орсини-Розенберг получает распоряжение заказать Моцарту комическую оперу на немецком языке — император хочет создать национальную оперу. Сальери встревожен: похоже, господству итальянской музыки приходит конец. Сальери хочет увидеть Моцарта. На вечере у баро­нессы Вальдштатен он удаляется в библиотеку, чтобы спокойно поесть сладостей, но туда вдруг вбегает Констанция Вебер, изображающая мышку, а за ней — Моцарт, изображающий кота. Не замечая Салье­ри, Моцарт валит Констанцию на пол, грубо шутит с ней и, даже делая ей предложение, не может удержаться от непристойных жес­тов и слов. Сальери потрясен вульгарностью Моцарта. Но когда начи­нается концерт и Сальери слышит его музыку, он понимает, что Моцарт — гений. Ему кажется, будто в Серенаде Моцарта он слы­шит глас Божий. Сальери погружается в работу, умоляя Господа все­лить в него свой глас. Он ревниво следит за успехами Моцарта, но и шесть сонат, сочиненные в Мюнхене, и Парижская симфония, и Ве­ликая литания ми-бемоль оставляют его равнодушным. Он радуется, что серенада была счастливой удачей, которая может выпасть на долю любого музыканта. В Шенбруннском дворце Сальери просит у импе­ратора Иосифа II позволения сыграть приветственный марш в честь Моцарта. Звучит марш. Император представляет музыкантов друг другу. Моцарт говорит, что уже написал первый акт заказанной ко­мической оперы. Действие ее происходит в серале, но опера о любви и в ней нет ничего непристойного. Главную партию будет петь Ката­рина Кавальери — любимая ученица Сальери. Моцарт благодарит Са­льери за приветственный марш и повторяет его на память, потом играет с вариациями, постепенно нащупывая тему знаменитого марша из «Свадьбы Фигаро» — «Мальчик резвый, кудрявый, влюб­ленный». Он радуется своей импровизации, совершенно не замечая,
 644
 
 
 какое оскорбление наносит Сальери. Сальери хочет написать траги­ческую оперу и посрамить Моцарта. «Похищение из сераля» не про­изводит большого впечатления на Сальери. Слыша пение Катарины, он сразу догадывается, что Моцарт завязал с ней интрижку, и страда­ет от ревности. Император сдержанно аплодирует: на его взгляд, в этой опере «слишком много нот». Моцарт возражает: нот столько, сколько надо — ровно семь, ни больше и ни меньше. Моцарт пред­ставляет Сальери, которого считает другом, свою невесту — Констан­цию Вебер. Сальери хочет отомстить Моцарту за то, что тот соблазнил Катарину, и отнять у него Констанцию.
 Моцарт женится на Констанции, но живется им туго: учеников у Моцарта мало, а врагов он нажил своей несговорчивостью много. Он открыто выступает против господства итальянской музыки, бранит последними словами оперу Сальери «Трубочист», обзывает императо­ра кайзером-скупердяем, грубо подшучивает над придворными, кото­рые могут быть ему полезны. Принцессе Елизавете нужен учитель музыки, но никто не хочет порадеть Моцарту. Встретив Сальери на балу у баронессы Вальдштатен, Констанция просит его помочь Мо­царту получить желанное место. Сальери приглашает ее к себе для разговора. Он хочет также посмотреть партитуры Моцарта, чтобы убедиться в его таланте. Когда Констанция втайне от мужа приходит, Сальери заявляет, что готов замолвить слово за Моцарта в обмен на ее благосклонность. Констанция уходит. Сальери понимает свою ни­зость, но винит во всем Моцарта: это Моцарт довел «благородного Сальери» до такой гнусности. Он погружается в чтение партитур. Слышится 29-я симфония ля мажор. Сальери видит, что черновые наброски Моцарта совсем чистые, почти без помарок: Моцарт просто записывает музыку, звучащую у него в голове, в уже законченном, со­вершенном виде. Все громче и громче слышна тема «Кегуе» из Мессы до минор. Сальери сражен. Он восстает против Бога, чьим любим­цем — Ama-dei — является Моцарт. За что Моцарту такая честь? А единственная награда Сальери за праведную жизнь и тяжкий труд за­ключается в том, что он один ясно видит в Моцарте воплощение Бога. Сальери бросает вызов Богу, отныне он всеми силами будет бо­роться с ним, а Моцарт станет им полем боя.
 Неожиданно возвращается Констанция. Она готова отдаться Са­льери, но он не дает воли своему вожделению: ведь он борется не с Моцартом, а с Господом Богом, так сильно его возлюбившим. На сле­дующий день Сальери соблазняет Катарину Кавальери, нарушая тем самым обет целомудрия. Затем он выходит из всех благотворительных комитетов, нарушая свою клятву о помощи ближним. Он рекоменду-
 645
 
 
 ет императору в качестве учителя музыки для принцессы Елизаветы весьма посредственного музыканта. На вопрос императора о Моцарте Сальери отвечает, что безнравственность Моцарта такова, что его нельзя и близко подпускать к молодым девушкам. Простодушный Моцарт не подозревает о кознях Сальери и продолжает считать его своим другом. Дела Сальери идут в гору: в 1784 и в 1785 гг. публика любит его больше, чем Моцарта, хотя именно в эти годы Моцарт пишет свои лучшие фортепьянные концерты и струнные квартеты. Публика рукоплещет Моцарту, но тут же забывает его музыку, и лишь Сальери да еще несколько посвященных знают настоящую цену его творениям.
 Меж тем оперы Сальери ставятся везде и нравятся всем: и «Семи­рамида», и «Данаиды» снискали шумный успех. Моцарт пишет «Свадьбу Фигаро». Барон ван Свитен, префект Императорской библи­отеки, шокирован вульгарностью сюжета: опера должна возвышать и увековечивать подвиги богов и героев. Моцарт объясняет ему, что хочет писать о настоящих людях и о событиях реальной жизни. Он хочет, чтобы в спальне на полу валялось белье, простыни хранили тепло женского тела, а под кроватью стоял ночной горшок. Он гово­рит, что все серьезные оперы XVIII в. ужасно скучны. Он хочет слить голоса современников и обратить их к Богу. Он уверен, что Господь так и слышит мир: миллионы звуков, возникающие на земле, возно­сятся к нему и, сливаясь у него в ушах, становятся музыкой, неведо­мой нам. Перед премьерой «Свадьбы Фигаро» директор Импе­раторской оперы граф Орсини-Розенберг, просмотрев партитуру, го­ворит Моцарту, что император запретил использовать в операх балет. Моцарт спорит: император запретил вставные балеты, как у францу­зов, а не танцы, которые важны для развития сюжета. Розенберг вы­рывает листы с танцами из партитуры. Моцарт в ярости: через два дня премьера, а против него устроили заговор. Он бранит придвор­ных последними словами. Он хочет пригласить на репетицию самого императора. Сальери обещает ему помочь, но ничего не предприни­мает. И тем не менее император приходит на репетицию. Моцарт, думая, что это заслуга Сальери, выражает ему свою признательность. Во время спектакля танцы исполняются без музыкального сопровож­дения. Император в недоумении. Моцарт объясняет, в чем дело, и император отдает распоряжение восстановить музыку. Премьера оперы «Свадьба Фигаро». Сальери глубоко взволнован музыкой, но император зевает, а публика принимает ее сдержанно. Моцарт рас­строен, он считает свою оперу шедевром и огорчен холодным при­емом. Сальери утешает его. Моцарт хотел бы поехать в Лондон, но у
 646
 
 
 него нет денег. Отец отказывается помогать ему, он не может про­стить сыну, что тот оказался талантливее его.
 Моцарт получает известие о смерти отца и корит себя за непочти­тельное отношение к нему, Сальери объясняет зрителям, что именно так появился мстительный призрак отца в опере «Дон Жуан». Салье­ри решает прибегнуть к последнему средству: уморить Моцарта голо­дом, голодом изгнать божественное из плоти его. Он советует императору, решившему после смерти Глюка предоставить Моцарту место императорского и королевского камерного музыканта, поло­жить ему жалованье в десять раз меньшее, чем получал Глюк. Моцарт оскорблен: на такое жалованье и мышь не прокормишь. Моцарт по­лучает предложение написать оперу для простых немцев. Ему прихо­дит в голову мысль отразить в популярной музыке идеалы масонов. Сальери говорит, что неплохо было бы показать на сцене самих масо­нов. Моцарт понимает, что это невозможно: их ритуалы хранятся в тайне, но он думает, что если немного их изменить, то это может по­служить проповеди братской любви. Сальери одобряет его план, хо­рошо зная, что это вызовет гнев масонов.
 Моцарт живет в нищете. Ему часто мерещится призрак в сером. Констанция считает, что он не в себе, и уезжает. Моцарт рассказыва­ет Сальери, что к нему приходил человек в маске, как две капли по­хожий на призрак из его кошмаров, и заказал ему Реквием. Моцарт закончил работу над «Волшебной флейтой» и приглашает Сальери на премьеру в скромный загородный театр, где не будет никого из при­дворных. Сальери потрясен музыкой. Публика рукоплещет, но сквозь толпу к композитору пробирается ван Свитен, он обвиняет Моцарта в том, что тот предал Орден. Отныне масоны отказываются прини­мать в Моцарте участие, влиятельные люди прекращают с ним сно­шения, Шиканедер, заказавший ему «Волшебную флейту», не платит его долю со сборов. Моцарт работает как одержимый, ожидая прихо­да человека в маске, заказавшего ему Реквием. Сальери признается зрителям, что раздобыл серый плащ и маску и каждую ночь проходит под окнами Моцарта, чтобы возвестить приближение его смерти. В последний день Сальери простирает к нему руки и зовет за собой, как призрак из его снов. Моцарт же, собрав остаток сил, открывает окно и произносит слова героя оперы «Дон Жуан», приглашающего статую на ужин. Звучит пассаж из увертюры к опере «Дон Жуан». Сальери поднимается по лестнице и входит к Моцарту. Моцарт гово­рит, что еще не закончил Реквием и на коленях просит продлить срок на месяц. Сальери срывает маску и сбрасывает плащ. Моцарт пронзительно хохочет в приступе неодолимого ужаса. Но после заме-
 647
 
 
 шательства наступает прозрение: он вдруг понимает, что во всех его несчастьях виноват Сальери.
 Сальери признается в своих злодеяниях. Он называет себя убий­цей Моцарта. Он объясняет зрителям, что признание так легко сорва­лось у него с языка потому, что было правдой: он действительно отравил Моцарта, но не мышьяком, а всем, что зрители здесь видели. Сальери уходит, возвращается Констанция. Она укладывает Моцарта в постель, укрывает шалью, пытается успокоить. Звучит седьмая часть Реквиема — «Лакримоза». Констанция разговаривает с Моцартом и вдруг понимает, что он мертв. Музыка обрывается. Сальери рассказы­вает, что Моцарта похоронили в общей могиле, с двадцатью другими покойниками. Потом выяснилось, что человек в маске, заказавший Моцарту Реквием, не привиделся композитору. Это был лакей некое­го графа Вальзега, который тайно заказал Моцарту сочинение, чтобы потом выдать его за свое. После смерти Моцарта Реквием исполнялся как произведение графа Вальзега, а Сальери был дирижером. Только много лет спустя Сальери понял, в чем заключалась кара Господня. Сальери пользовался всеобщим уважением и купался в лучах славы — и все это благодаря сочинениям, которые не стоили и ломаного гроша. Он тридцать лет выслушивал похвалы из уст людей, которые ничего не смыслили в музыке. И вот наконец музыку Моцарта оце­нили, а его музыку совершенно забыли.
 Сальери вновь надевает старый халат и садится в инвалидное крес­ло. 1823 г. Сальери не может смириться с безвестностью. Он сам рас­пускает слух о том, что он убил Моцарта. Чем громче будет слава Моцарта, тем сильнее будет его позор, таким образом, Сальери все же обретет бессмертие и Господь не сможет этому помешать. Салье­ри пытается покончить с собой, но неудачно. В тетради, где посетите­ли пишут глухому Бетховену о новостях, есть запись: «Сальери совершенно спятил. Он продолжает настаивать, что виноват в смерти Моцарта и что именно он его отравил». Газета «Немецкие музыкаль­ные новости» в мае 1825 г. также сообщает о безумии старого Салье­ри, который винит себя в ранней смерти Моцарта, чему никто не верит.
 Сальери встает с кресла и, глядя в зрительный зал, отпускает грехи посредственностям всех времен и народов. Звучат последние четыре такта траурного марша Моцарта.
 О. Э. Гринберг
 
 

<< Пред.           стр. 19 (из 48)           След. >>

Список литературы по разделу