<< Пред.           стр. 33 (из 48)           След. >>

Список литературы по разделу

 И туда же, в садоводство, приводили на работу военнопленного лейтенанта Красной Армии Бориса Львовича Колтовского. Лени полюбила его с первого взгляда, и он конечно же не устоял перед юной белокурой красавицей. Узнай власти об этом романе, обоих бы каз­нили, но благодаря очередному чуду на влюбленных никто не донес.
 Автор приложил огромные усилия, чтобы выяснить, каким это об­разом русский офицер избежал концлагеря «со смертностью 1:1» и был переведен в лагерь «с чрезвычайно низкой смертностью 1:5,8»? И сверх того, из этого лагеря его не посылали, как всех, тушить горя­щие дома или разбирать завалы после бомбежек, а отправляли плести венки... Оказалось, что отец Бориса, дипломат и разведчик, служа до войны в Германии, завел знакомство с неким «высокопоставленным лицом», обладавшим огромным влиянием и до, и после, и во время войны. Когда Борис попал в плен, его отец ухитрился сообщить об этом знакомцу, и тот сложнейшим путем нашел Бориса среди сотен тысяч пленных, перевел его — не сразу, шаг за шагом, — в «хоро­ший» лагерь и пристроил на легкую работу.
 Возможно, из-за контакта с «лицом» Колтовского-старшего ото­звали из его резидентуры в Германии и расстреляли. Да, таков уж рефрен этого повествования: расстрелян, погиб, посажен, расстре­лян...
 ...Они могли любить друг друга только днем — на ночь Бориса уводили в лагерь, — и только во время воздушных налетов, когда по­лагалось укрываться в бомбоубежище. Тогда Лени и Борис уходили на соседнее кладбище, в большой склеп, и там, под грохот бомб и свист осколков, они и зачали сына. (По ночам, дома, — рассказывает Мар­гарет, — Лени ворчала: «Почему они не летают днем? Когда же опять прилетят среди дня?»)
 Опасная эта связь продолжалась до конца войны, причем Лени проявила несвойственную ей хитрость и изворотливость: сначала нашла фиктивного отца будущему ребенку, потом все же сумела за­регистрировать дитя как Колтовского; самому Борису заготовила не­мецкую солдатскую книжку — на тот момент, когда уйдут наци и появятся американцы. Они пришли в марте, и четыре месяца Лени с Борисом прожили в нормальном доме, вместе, и вместе лелеяли ре­бенка и пели ему песни.
 222
 
 
 Борис не захотел сознаться, что он русский, и оказался прав: скоро русских «погрузили в вагоны и отправили на родину, к отцу всех народов Сталину». Но уже в июне его арестовал американский патруль, и Бориса послали — как немецкого солдата — на шахты в Лотарингию. Лени исколесила на велосипеде весь север Германии и в ноябре нашла его наконец — на кладбище: в шахте произошла ката­строфа, и Борис погиб.
 В сущности, здесь конец истории Лени Пфайфер; как мы знаем, жизнь ее продолжается, но жизнь эта словно определяется теми, дав­ними, месяцами, проведенными рядом с Борисом. Даже то, что ее пытаются выселить из квартиры, в какой-то мере с этим связано. И то, что ее сын, родившийся в день чудовищной многочасовой бом­бежки, угодил в тюрьму за мошенничество, тоже соотносится с лю­бовью Лени к Борису, хотя и не вполне ясным образом. Да, жизнь продолжается. Однажды Мехмед, турок-мусорщик, стал на коленях просить Лени о любви, и она сдалась — по-видимому, из-за того, что не может вынести, когда человек стоит на коленях. Теперь она снова ждет ребенка, и ее не волнует то, что у Мехмеда в Турции остались жена и дети.
 «Нужно и впредь стараться ехать в земной карете, запряженной небесными конями» — вот последние слова, услышанные от нее ав­тором.
 В. С. Кулагина-Ярцева
 
 
 Гюнтер де Бройн (Gunter de Bruyn) р. 1926
 Буриданов осел (Buridans Esel)
 Роман (1968)
 Карл Эрп, заведующий районной библиотекой в Берлине — столице ГДР, сорокалетний семейный мужчина с намечающимся брюшком, просыпается в своей комнате с улыбкой на лице. Читая книгу за за­втраком, он думает о фрейлейн Бродер. После окончания библиотеч­ного училища она, вместе с другим студентом, проходит полугодовую практику в его библиотеке.
 Накануне в коллективе на собрании решался вопрос о том, кого из двух практикантов оставить в библиотеке после сдачи выпускных экзаменов. Директор училища рекомендовал Бродер, она берлинка, из числа тех, кто без Берлина зачахнет. Вопрос был решен в пользу девушки, все признавали, что ее познания огромны и моральный облик безукоризнен. Зато после собрания коллега Хаслер неофициаль­но выразил мнение многих сотрудников, что фрейлейн, возможно, не хватает сердечности, она слишком прямолинейна, он сам боится, как бы в ее присутствии «не застудить душу».
 Размышляя над внешностью своей подчиненной, Эрп вспоминает ее осанку, приятную сдержанность, а в чертах лица находит что-то
 224
 
 
 «отстраняющее». Затем он видит улыбающиеся губы девушки, слышит ее мягкие интонации, которые иной раз приводят в смятение собеседника. Она становится неотразимой, когда «естественность пробивается сквозь искусственную холодность».
 Пока Эрп думает о практикантке, поглощая вкусный и полезный завтрак, приготовленный женой, Элизабет занимается детьми. Элиза­бет спрашивает у мужа, вовремя ли он вернется домой, и удовлетво­ряется отрицательным ответом. Она хорошо изучила мужа и не сомневается, что потом узнает обо всем в подробностях. Она не бо­ится историй с женщинами, он сам всегда обо всем рассказывает. Элизабет уверена, что муж не обманывал ее, не нарушал супружес­кой верности. Возникающую же иногда тревогу или ревность она ста­рается подавить.
 Семья живет в благоустроенном доме с садом, полученном Элиза­бет от своих родителей, переселившихся в Западный Берлин. Эрп по­любил этот дом, гордится газоном, которым занимается сам.
 Рабочий день тянется для Эрпа невыносимо долго. Ему приходит­ся сообщить практиканту Крачу о решении в пользу фрейлейн Бродер. Эрп пытается утешить недовольного Крача, раскрывая ему перспективы библиотечной деятельности в деревне и ругая Берлин. Разговор заканчивается злобным замечанием обойденного практикан­та — сам Эрп почему-то не уезжает работать в деревню. Эрп сму­щен, для него мучительно иметь врагов, он привык к популярности как у женщин, так и у мужчин.
 Вечером Эрп едет навестить свою заболевшую практикантку и под благовидным предлогом сообщить ей хорошее известие, фрей­лейн Бродер живет в старом, запущенном доме со множеством шум­ных и многолюдных жильцов. Здесь она родилась и жила с ро­дителями, теперь уже покойными.
 Эрп поднимается по грязной лестнице и долго стоит перед две­рью фрейлейн, чтобы унять волнение. С самого утра он предвкушал это мгновение, а теперь испугался, что один ее взгляд «убьет всякую надежду». Этого не происходит, и, поскольку оба были неутомимыми говорунами, их встреча длилась шесть часов.
 Домой Эрп возвращается в половине третьего ночи. Элизабет молча принимает его извинения, а затем выслушивает подробности. У Карла нет тайн от жены, он испытывает потребность «в честнос­ти». Муж описывает дом и крохотную комнату Бродер: кухня — на площадке, уборная — на другом этаже, одна на всех жильцов. Он
 225
 
 
 уже с трудом вспоминает, о чем они говорили: о проблемах библио­течного дела, литературе, психологии читателей, режиме сна, мятном чае, бундесвере... Эрп обстоятельно описывает своеобразную привычку девушки: она постоянно поглаживает брови, когда слушает. ;
 Далее следует вывод о вреде бессонных ночей и о преимуществах домашних уютных вечеров с женой и детьми. Элизабет должна по­нять, что эта Бродер — самая интеллектуальная и самая утомительная из всех девушек.
 Элизабет на редкость молчаливая женщина, ее жизнь и интересы целиком принадлежат семье. Карл всегда чувствовал, что не может разгадать душу своей жены, да он и не стремится к этому, лишь позволяет себе блаженствовать под «теплыми лучами ее любви». В эту ночь Элизабет понимает, что муж влюбился, о чем и говорит ему в лицо. Она сразу замечает в нем некоторые перемены, заметные толь­ко ей, и смутно чувствует готовность к нарушению супружеской верности.
 Карл разочаровывает фрейлейн Бродер как мужчина и начальник, не соответствуя ее представлениям о нем. Она всегда ожидает от людей больше, чем они могут дать. Бродер прочла все библиотечные статьи Эрпа, опубликованные в прессе, и давно уважает его как про­фессионала. А он приходит к ней с бутылкой, такой же, как все мужчины, самонадеянный и, видимо, с одним желанием — пере­спать с ней.
 Под утро Эрп пишет девушке письмо № 1 — злое, «агитаторское» письмо партийца (Эрп член СЕПГ) к беспартийной, которой пора бы знать, что социалистическая мораль не требует обета цело­мудрия. Бродер находит письмо без марки и штемпеля в своем поч­товом ящике и понимает, что с ним происходит.
 В один из вечеров, когда Эрп сидит у Бродер, к нему домой при­ходит коллега Хаслер и остается, беседуя с Элизабет, почти до его возвращения под утро. Коллегу беспокоит вопрос о нормах морали, так как Крач уже пустил сплетню по библиотеке. Хаслер узнает от Элизабет о многом и чувствует, что ее приспособление и покор­ность — это та основа, на которой держатся многие семьи.
 В этот раз между супругами происходит решающий разговор. Карл пытается переложить свою вину на плечи жены: он женился на ней, не любя, потому что этого хотела она. После такого фальшивого утверждения Элизабет решается на развод, хотя Карл вовсе не наста­ивает на этом. Поведение жены для него снова загадка.
 226
 
 
 Сотрудники библиотеки обсуждают между собой роман директо­ра с подчиненной. Крач намерен жаловаться «по инстанциям». Один сотрудник, большой эрудит, называет Эрпа «Буридановым ослом», описанным еще в средневековье. Тот осел сдох после долгих размыш­лений о том, какой из двух одинаковых душистых стогов сена он дол­жен предпочесть.
 Рождественскую ночь Карл проводит у фрейлейн, это первая на­стоящая ночь их любви. На следующий день он переезжает к ней с двумя чемоданами.
 Первый совместный день наполнен открытиями для обоих. Бродер обнаруживает, что «гигантская любовь» превращается в «карли­ковый» страх за свою репутацию. Карл узнает, что соседи называют его любимую «воробышком», а также что она привыкла все решать самостоятельно.
 Хаслер ждет от Эрпа решительного заявления о создании новой семьи. Но тот молчит, и тогда Хаслер сам формулирует условия — немедленный развод с переводом одного из двух в другую библио­теку.
 В убогой обстановке дома Бродер Эрп по-настоящему страдает. Всю ночь слышны шумы соседей, на чердаке возятся мыши и крысы, с четырех часов утра стены сотрясаются от грохота типографии, спать на надувном матраце непривычно. Бессонница терзает его, он изне­могает от жалости к себе самому. «Воробышек» долго занимает руко­мойник на ледяной кухне, потом готовит непроцеженный кофе и ест на завтрак дурно пахнущую колбасу вместо мармелада. уходя на ра­боту, она оставляет постель неубранной до вечера — для «проветри­вания», — как он может возвращаться в такую комнату?
 Карл постоянно нападает на любимую, в то время как она только обороняется, защищается от остатков (как ей кажется) мужского властолюбия. Но она не раздражается, ведь она страдает только от него, а он — и от нее, и от окружения. Она предлагает ему уехать вместе на работу в деревню, но он же знает, как «она» привязана к Берлину.
 Постепенно Бродер охватывает страх, что для любви Карла труд­ности не под силу.
 Эрп навещает в деревне смертельно больного отца, бывшего учи­теля в тех краях. Он делится с ним переменой в личной жизни и видит, что отец на стороне Элизабет. Старик замечает сыну, что тот
 227
 
 
 не любит слова «долг» и настойчиво твердит о счастье, а счастьем об­ладает только тот, кто в силах отказаться от него.
 Проходит время, а Эрп так и не подал заявления о разводе. Между тем дела с его карьерой отлично улаживаются. На очередном собрании в библиотеке он признает, что «живет с коллегой Бродер» и намерен развестись с женой. Директор считает несправедливым, если Бродер должна будет покинуть библиотеку, поскольку ей обеща­ли должность. Он берет вину на себя и говорит, что уйдет сам. Его решение принимается — это потрясение для Эрпа, втайне он наде­ялся, что его жертву не примут. К «воробышку» он приходит с тра­гическим лицом и ожиданием благодарности за принесенную жертву.
 В это время друг Эрпа из министерства сообщает, что ему офици­ально предлагают занять пост в том же министерстве в Берлине. Таким образом, все конфликты окончательно разрешены социалисти­ческим государством. Но особенной радости Эрп не испытывает, по­скольку теперь все его решения лишены героического ореола. Он сдержанно принимает предложение.
 Бродер ни о чем не знает, она сдает выпускные экзамены в учили­ще, после чего просит направить ее на работу в деревню. Когда она возвращается домой и говорит Эрпу о своем решении, он не ужаса­ется, не просит ее взять решение обратно и не заверяет, что готов ехать с ней куда угодно, тем более в свою любимую провинцию. Он тут же обвиняет «воробышка» в самоуправстве и принимает вид ос­корбленного любовника, которого хочет бросить женщина. Эрп не сообщает Бродер о своем новом назначении в Берлине и позволяет ей уехать в добровольное изгнание. Он остается с «кровоточащим серд­цем» — с которого свалился камень ответственности.
 Эрп возвращается в семью. Как и прежде, он рассказывает Элиза­бет обо всем сам, «честно», «без уверток» и «пощады» к себе, «Золо­тая цепь любви» превратилась в «кандалы» и «ловушки», ему пришлось пойти на насильственный разрыв.
 Элизабет принимает его обратно, в семью, где прошло четырнад­цать лет их совместной жизни. Элизабет говорит себе, что делает это для детей. За эти месяцы без мужа она уже завоевывает свое место в общественной жизни, освоив новую для себя профессию.
 Элизабет ложится спать с запертой дверью. О чем думает эта так изменившаяся женщина? Этого никто не может знать.
 А. В. Дьяконова
 
 
 Зигфрид Ленц (Siegfried Lenz) р. 1926
 Урок немецкого (Deutschstunde)
 Роман (1968)
 Зигги Йепсен, заключенный гамбургской колонии для несовершенно­летних, получает штрафной урок немецкого за несданное сочинение на тему «Радости исполненного долга». Сам Йозвиг, любимый надзи­ратель, провожает юношу в карцер, где ему предстоит «отомкнуть несгораемый шкаф воспоминаний и растолкать дремлющее про­шлое». Ему видится отец, Йене Оле Йепсен, ругбюльский полицей­ский постовой с пустым, сухим лицом. Зигги возвращается к тому апрельскому утру 1943 г., когда отец в неизменной накидке выезжает на велосипеде в Блеекенварф, где живет его давний знакомый, худож­ник Макс Людвиг Нансен, чтобы вручить полученный из Берлина приказ, запрещающий ему писать картины. Макс на восемь лет стар­ше, ниже ростом и подвижнее Йенса. В дождь и вёдро он одет в серо-синий плащ и шляпу. Узнав, что полицейскому поручено сле­дить за выполнением предписания, художник замечает: «Эти недоум­ки не понимают, что нельзя запретить рисовать... Они не знают, что существуют невидимые картины!» Зигги вспоминает, как десятилет­ним мальчишкой стал свидетелем подвохов и пакостей, «простых и
 229
 
 
 замысловатых интриг и происков, какие рождала подозрительность полицейского» в адрес художника, и решает описать это в штрафных тетрадях, присоединив, по желанию учителя, радости, что достаются при исполнении долга.
 Вот Зигги вместе с сестрой Хильке и ее женихом Адди собирает яйца чаек на берегу Северного моря и, застигнутый грозой, оказыва­ется в деревянной кабинке художника, откуда тот наблюдает за крас­ками воды и неба, за «движением фантастических флотилий». На листе бумаги он видит чаек, и у каждой — «длинная сонная физио­номия ругбюльского полицейского». Дома мальчика ждет наказание:
 отец с молчаливого согласия болезненной матери бьет его палкой за то, что задержался у художника. Приходит новый ^приказ об изъятии картин, написанных художником за последние два года, и полицей­ский постовой доставляет письмо в дом Нансена, когда отмечается шестидесятилетие доктора Бусбека, Маленький, хрупкий, Тео Бусбек первым заметил и многие годы поддерживал художника-экспрессио­ниста. Теперь на его глазах Йенс составляет список изымаемых поло­тен, предупреждая: «Берегись, Макс!» Нансена с души воротит от рассуждений полицейского о долге, и он обещает по-прежнему пи­сать картины, полные света «невидимые картины»...
 На этом месте воспоминания прерывает стук надзирателя, и в ка­мере появляется молодой психолог Вольфганг Макенрот. Он собира­ется писать дипломную работу «Искусство и преступление, их взаимосвязь, представленная на опыте Зигги И.». Надеясь на помощь осужденного, Макенрот обещает выступить в его защиту, добиться освобождения и назвать то крайне редко встречающееся чувство страха, которое явилось, по его мнению, причиной прошлых деяний, «фобией Йепсена». Зигги чувствует, что среди ста двадцати психоло­гов, превративших колонию в научный манеж, это единственный, кому можно было бы довериться. Сидя за своим щербатым столом, Зигги погружается в ощущения далекого летнего утра, когда его раз­будил старший брат Клаас, тайно пробравшийся к дому после того, как его, дезертира, дважды прострелившего руку, поместили по доно­су отца в гамбургскую тюремную больницу. Его знобит от боли и страха. Зигги прячет брата на старой мельнице, где в тайнике хранит свою коллекцию картинок со всадниками, ключей и замков. Братья понимают, что родители исполнят свой долг и выдадут Клааса людям в черных кожаных пальто, которые ищут беглеца. В последней на­дежде на спасение Клаас просит отвести его к художнику, который
 230
 
 
 любил талантливого юношу, изображал на своих Полотнах, демонстрируя его «наивную умиленность».
 Продолжая наблюдать за художником, полицейский постовой от­бирает у него папку с листами чистой бумаги, подозревая, что это и есть «невидимые картины».
 Проходит три с половиной месяца с тех пор, как Зигги Йепсен начал трудиться над сочинением о радостях исполненного долга. Психологи пытаются определить его состояние, а директор, листая испи­санные тетради. Признает, что такая добросовестная работа заслу­живает удовлетворительной оценки и Зигги может вернуться в Общий строй. Но Зигги не считает свою исповедь оконченной и до­бивается разрешения остаться в карцере, чтобы подробнее показать не только радости, но и жертвы долга. От Макенрота он успевает по­дучить вместе с сигаретами очерк о Максе Нансене, который, по убеждению психолога, оказал на Зигги наиболее сильное влияние. Зигги вспоминает, как однажды вечером сквозь Неплотную светомас­кировку на окне мастерской отец разглядывает художника, который короткими, резкими ударами кисти касается изображения человека в алой мантии и еще кого-то, исполненного страхом. Мальчик догады­вается, что у страха лицо его брата Клааса. Застигнутый за работой художник решает сделать нечто несовместимое с ненавистным ему долгом, рвет на сверкающие лоскутья свою картину, это воплощение страха, и отдает полицейскому как вещественное доказательство ду­ховной независимости. Йене признает исключительность его поступ­ка, ибо «есть и другие — большинство, — они подчиняются общему Порядку».
 Полицейский подозревает, что его сын прячется у художника, и это заставляет Клааса вновь менять укрытие. На другой день во время налета английской авиации Зигги обнаруживает тяжело раненного Клааса в торфяном карьере и вынужден сопровождать его домой, где отец немедленно извещает о случившемся в гамбургскую тюрьму. «Его вылечат, чтобы произнести приговор», — говорит художник, глядя на безучастных родителей. Но настает и его час... Зигги оказы­вается свидетелем ареста художника, того, как тот пытался сохранить хотя бы последнюю полную страха работу «Наводчик туч». Нансен не знает, как надежнее спрятать холст, и тут, в темноте мастерской, ему на помощь приходит мальчик. Он поднимает свой пуловер, ху­дожник обертывает картину вокруг него, опускает пуловер и залрав-
 231
 
 
 блеск огня, пожирающего картины, и он укрывает их в новом тайни­ке. Туда же он прячет «Танцующую на волнах», которую отец требу­ет уничтожить, потому что там изображена полуобнаженная Хильке. Художник понимает состояние Зигги, но вынужден запретить ему бывать в мастерской. Отец, от которого мальчик защищает картины, грозит упрятать сына в тюрьму и пускает по его следу полицейских. Зигги удается обмануть преследователей, но ненадолго, и его, сонного, беспомощного, арестовывают в квартире Клааса.
 Теперь, встречая 25 сентября 1954 г. свой двадцать первый день рождения, свое совершеннолетие в колонии для трудновоспитуемых, Зигги Йепсен приходит к выводу, что он, как и многие подростки, расплачивается за содеянное отцами. «Ни у кого из вас, — обращает­ся он к психологам, — рука не поднимется прописать ругбюльскому полицейскому необходимый курс лечения, ему дозволено быть манья­ком и маниакально выполнять свой треклятый долг».
 Так завершается урок немецкого, отложены тетради, но Зигги не спешит покинуть колонию, хотя директор объявляет ему об освобож­дении. Что ждет его, навсегда связанного с ругбюльскими равнинами, осаждаемого воспоминаниями и знакомыми лицами? Потерпит он крушение или одержит победу — кто знает...
 В. Н. Терехина
 
 
 Гюнтер Грасс (Giinter Grass) р. 1927
 Жестяной барабан (Die Blechtrommel)
 Роман (1959)
 Действие происходит в XX в. в районе Данцига. Повествование ведет­ся от лица Оскара Мацерата, пациента специального лечебного заве­дения, человека, чей рост прекратился в возрасте трех лет и который никогда не расстается с жестяным барабаном, поверяя ему все тайны, описывая с его помощью все, что видит вокруг. Санитар по имени Бруно Мюнстерберг приносит ему пачку чистой бумаги, и он начинает жизнеописание — свое и своей семьи.
 Прежде всего герой описывает бабушку по материнской линии, Анну Бронски, крестьянку, которая однажды в октябре 1899 г. спас­ла от жандармов деда героя, Йозефа Коляйчека, спрятав его под сво­ими многочисленными широкими юбками. Под этими юбками в тот памятный день, говорит герой, была зачата его мать Агнес. В ту же ночь Анна и Йозеф обвенчались, и брат бабки Винцент отвез ново­брачных в центральный город провинции: Коляйчек скрывался от властей как поджигатель. Там он устроился плотогоном под именем Йозефа Вранка, утонувшего некоторое время назад, и жил так до
 234
 
 
 1913 г., пока полиция не напала на его след. В тот год он должен был перегонять плот из Киева, куда плыл на буксире «Радауна».
 На том же буксире оказался новый хозяин Дюкерхоф, в прошлом мастер на лесопильне, где работал Коляйчек, который его узнал и выдал полиции. Но Коляйчек не захотел сдаваться полиции и по при­бытии в родной порт прыгнул в воду в надежде добраться до соседне­го причала, где как раз спускали на воду корабль под названием «Колумб». Однако по пути к «Колумбу» ему пришлось нырнуть под слишком длинный плот, где он и нашел свою смерть. Поскольку тело его не было обнаружено, ходили слухи, будто ему все же удалось спастись и он уплыл в Америку, где стал миллионером, разбогатев на торговле лесом, акциях спичечных фабрик и страховании от огня.
 Через год бабушка вышла замуж за старшего брата покойного мужа, Грегора Коляйчека. Поскольку он пропивал все, что зарабатывал на пороховой мельнице, бабушке пришлось открыть бакалейную лавку. В 1917 г. Грегор умер от гриппа, и в его комнате поселился двадцатилетний Ян Бронски, сын бабушкиного брата Винцента, кото­рый собирался служить на главном почтамте Данцига. Они с кузиной Агнее очень симпатизировали друг Другу, но так и не поженились, а в 1923 г. Агнес вышла замуж за Альфреда Мацерата, с которым позна­комилась в госпитале для раненых, где работала медсестрой. Однако нежные отношения между Яном и Агнес не прекратились — Оскар неоднократно подчеркивает, что склонен скорее считать своим отцом Яна, нежели Мацерата, Сам Ян в скором времени женился на кашуб­ской девушке Хедвиг, с которой прижил сына Стефана и дочь Маргу. После заключения мирного договора, когда область вокруг устья Вислы была провозглашена Вольным городом Данцигом, в черте ко­торого Польша получила свободный порт, Ян перешел служить на польскую почту и получил польское гражданство. Чета же Мацератов после свадьбы откупила разоренную должниками лавку колониальных товаров и занялась торговлей.
 Вскоре на свет появился Оскар. Наделенный не по-детски острым восприятием, он навсегда запомнил слова отца: «Когда-нибудь к нему отойдет лавка» и слова матушки: «Когда маленькому Оскару испол­нится три года, он у нас получит жестяной барабан». Первым его впечатлением стал мотылек, бьющийся о горящие лампочки. Он слов­но барабанил, и герой нарек его «наставник Оскара».
 Идея получить лавку вызвала у героя чувство протеста, а предло­жение матушки понравилось; сразу осознав, что ему суждено будет
 235
 
 
 всю жизнь оставаться непонятым собственными родителями, он на­всегда расхотел жить, и лишь обещание барабана примирило его с действительностью. Прежде всего герой не пожелал расти и, восполь­зовавшись оплошностью Мацерата, забывшего закрыть крышку по­греба, в свой третий день рождения свалился с лестницы, ведущей вниз. В дальнейшем это избавило его от хождения по врачам. В тот же день выяснилось, что голосом он способен резать и бить стекло. Это была для Оскара единственная возможность сохранить барабан. Когда Мацерат попытался отнять у него пробитый до дыр барабан, он криком разбил стекло напольных часов. Когда в начале сентября 1928 г., в его четвертый день рождения, барабан попытались заме­нить другими игрушками, он сокрушил все лампы в люстре.
 Оскару исполнилось шесть лет, и матушка попыталась определить его в школу имени Песталоцци, хотя с точки зрения окружающих он еще толком не умел говорить и был весьма неразвит. Сначала маль­чик понравился учительнице по имени фрейлейн Шполленхауэр, по­тому что удачно пробарабанил песенку, которую она попросила спеть, но затем она решила убрать барабан в шкаф. На первую по­пытку вырвать барабан Оскар только поцарапал голосом ее очки, на вторую — голосом же разбил все оконные стекла, а когда она попы­талась ударить его палкой по рукам, разбил ей очки, до крови оцара­пав лицо. Так окончилась для Оскара учеба в школе, но он во что бы то ни стало хотел выучиться читать. Однако никому из взрослых не было дела до недоразвитого уродца, и лишь подруга матушки бездет­ная Гретхен Шефлер согласилась учить его грамоте. Выбор книг в ее доме был весьма ограничен, поэтому они читали «Избирательное сродство» Гете и увесистый том «Распутин и женщины». Учение да­валось мальчику легко, но он вынужден был скрывать свои успехи от взрослых, что было очень трудно и оскорбительно для него. Из трех-четырех лет, пока продолжалось учение, он вынес, что «в этом мире каждому Распутину противостоит свой Гете». Но особенно его радо­вало возбуждение, которое матушка и Гретхен испытывали от чтения книги о Распутине.
 Сначала мир Оскара исчерпывался чердаком, с которого были видны все близлежащие дворы, но однажды детвора накормила его «супом» из толченого кирпича, живых лягушек и мочи, после чего он стал предпочитать дальние прогулки, чаще всего за руку с матушкой. По четвергам матушка брала Оскара с собой в город, где они неиз­менно посещали магазин игрушек Сигизмунда Маркуса, чтобы ку-
 236
 
 
 пить очередной барабан. Затем матушка оставляла Оскара у Маркуса, а сама шла в дешевые меблированные комнаты, которые Ян Бронски специально снимал для встреч с нею. Однажды мальчик сбежал из магазина, чтобы испробовать голос на Городском театре, а когда вер­нулся, застал Маркуса на коленях перед матушкой: он уговаривал ее бежать с ним в Лондон, но она отказалась — из-за Бронски. Наме­кая на приход к власти фашистов, Маркус, помимо прочего, сказал, что крестился. Однако это ему не помогло — во время одного из по­громов, чтобы не попасть в руки погромщиков, ему пришлось покон­чить с собой.
 В 1934 г. мальчика повели в цирк, где он встретил лилипута по имени Бебра. Предвидя факельные шествия и парады перед трибуна­ми, тот произнес пророческие слова: «Постарайтесь всегда сидеть среди тех, кто на трибунах, и никогда не стоять перед ними. ...Ма­ленькие люди вроде нас с вами отыщут местечко даже на самой переполненной сцене. А если не на ней, то уж верно под ней, но ни за что — перед ней». Оскар навсегда запомнил завет старшего друга, и когда однажды в августе 1935 г. Мацерат, вступивший в нацист­скую партию, пошел на какую-то манифестацию, Оскар, спрятав­шись под трибунами, испортил все шествие, барабаном сбивая оркестр штурмовиков на вальсы и другие танцевальные ритмы.
 Зимой 1936/37 г. Оскар разыгрывал из себя искусителя: спрятав­шись напротив какого-нибудь дорогого магазина, он голосом вырезал в витрине небольшое отверстие, чтобы разглядывающий ее покупа­тель мог взять понравившуюся вещь. Так Ян Бронски стал обладате­лем дорогого рубинового колье, которое преподнес своей возлюбленной Агнес.
 Барабаном поверял Оскар истинность религии: дав барабан в руки гипсовому младенцу Христу в храме, он долго ждал, когда тот начнет играть, но чуда не произошло. Когда же его застал на месте преступ­ления викарий Рашцейя, он так и не сумел разбить церковные окна,
 Вскоре после посещения церкви, в Страстную пятницу, Мацераты всей семьей вместе с Яном отправились гулять по берегу моря, где стали свидетелями того, как какой-то мужчина ловил угрей на лоша­диную голову. На матушку Оскара это произвело такое впечатление, что она сначала долго пребывала в шоке, а затем начала в огромных количествах пожирать рыбу. Кончилось все тем, что матушка сконча­лась в городской больнице от «желтухи и рыбной интоксикации». На кладбище Александр Шефлер и музыкант Мейн грубо выпроводили
 237
 
 
 еврея Маркуса, пришедшего проститься с покойной. Важная деталь: у кладбищенских ворот местный сумасшедший Лео Дурачок в знак со­болезнования пожал Маркусу руку. Позже, уже на других похоронах, он откажется пожать руку музыканту Мейну, вступившему в отряд штурмовиков; от огорчения тот убьет четырех своих кошек, за что будет приговорен к штрафу и за бесчеловечное отношение к живот­ным изгнан из рядов СА, хотя ради искупления вины станет особен­но усердствовать во время «хрустальной ночи», когда подожгли синагогу и разгромили лавки евреев. В результате из мира уйдет тор­говец игрушками, унося с собой все игрушки, а останется только му­зыкант по имени Мейн, который «дивно играет на трубе».
 В тот день, когда Лео Дурачок отказался пожать руку штурмови­ку, хоронили друга Оскара Герберта Тручински. Он долгое время ра­ботал кельнером в портовом кабаке, но уволился оттуда и устроился смотрителем в музей — охранять галионную фигуру с флорентийско­го галеаса, которая, по поверьям, приносила несчастье. Оскар служил Герберту своего рода талисманом, но однажды, когда Оскара не пус­тили в музей, Герберт погиб страшной смертью. Взволнованный этим воспоминанием, Оскар особенно сильно бьет в барабан, и санитар Бруно просит его барабанить тише.
 Е. Б. Туева
 
 
 Криста Вольф (Christa Wolf) р. 1929
 Расколотое небо (Der geteilte Himmel)
 Роман (1963)
 Действие происходит в 1960—1961 гг. в ГДР. Главная героиня, Рита Зейдель, студентка, работавшая во время каникул на вагоностроитель­ном заводе, лежит в больнице после того, как чуть не попала под ма­неврирующие на путях вагоны. Впоследствии выясняется, что это была попытка самоубийства. В больничной палате, а затем в санато­рии она вспоминает свою жизнь и то, что привело ее к подобному решению.
 Детство Риты прошло в небольшой деревушке, оказавшейся после войны на территории ГДР. Чтобы помочь матери, она рано пошла работать в местную страховую контору и, привыкнув к серой жизни маленького села, уже отчаялась увидеть в жизни что-либо новое, не­обычное. Но вот в их село приезжает ученый-химик Манфред Герфурт — отдохнуть перед зашитой диссертации. Между молодыми людьми завязывается роман. Манфред живет в небольшом промыш­ленном городе и работает на химическом заводе. Он пишет девушке письма, а по воскресеньям навещает ее. Они собираются пожениться,
 239
 
 
 Неожиданно в село приезжает Эрвин Шварценбах, доцент педаго­гического института, вербующий студентов. Он уговаривает Риту тоже заполнить документы, и она переезжает в город, где живет Манфред. Поселяется она у него в доме.
 Манфреду не нравится, что у Риты намечается какая-то самостоя­тельная жизнь — он ревнует ее к институту, но еще более к вагоно­строительному заводу, на котором она решает поработать перед поступлением, чтобы набраться жизненного опыта.
 Тем временем Рита осваивается на заводе; ее увлекает процесс со­циалистического соревнования, которое предлагает один из рабочих, Рольф Метернагель. Вскоре она узнает, что когда-то он работал масте­ром на том же заводе, но бригадир давал ему подписывать «липовые» наряды, и в результате проверки, вскрывшей серьезные финансовые нарушения, Метернагедь был отстранен от должности. Но он свято верит в социалистические идеалы ив то, что только благодаря упор­ному и бескорыстному труду можно догнать и перегнать ФРГ. Рита очень симпатизирует этому человеку.
 Постепенно из разговоров с Манфредом она выясняет, что ее воз­любленному, напротив, чужды социалистические идеалы. Как-то, раз­драженный разговором с родителями, которых не уважает и даже ненавидит, Манфред рассказывает Рите о своем детстве, пришедшем­ся на военные годы. После войны мальчишки их поколения «собст­венными глазами видели, что за короткий срок наворочали взрослые». Их призывали жить по-новому, но Манфреда неизменно мучил вопрос: «С кем? С теми же людьми?» После этого разговора у Риты впервые появляется чувство, что их отношениям угрожает опас­ность.
 Все это происходит на фоне экономических трудностей и усилива­ющейся конфронтации с ФРГ. Становится известно, что директор за­вода, где работает Рита, не вернулся из командировки в Западный Берлин. Он заявил, что «давным-давно знал, что дело у них безнадеж­но». Директором становится молодой, энергичный инженер Эрнст Вендланд. В семье Герфуртов царит беспокойство: отец Манфреда слу­жит на вагоностроительном коммерческим директором и боится, что в результате проверки вскроются какие-то недостатки. Мать Манфре­да с чисто женской интуицией чувствует, что перемены на заводе оз­начают укрепление позиций социализма, и, всегда ненавидевшая новый строй, она списывается с сестрой, живущей в Западном Берли­не.
 240
 
 
 Вендланд устраивает собрание, на котором призывает рабочих ра­ботать на совесть. Рита взволнована: она верит, что призыв директора и социалистическая идея могут привести к выполнению плана, но Манфред скептически встречает ее рассказ: «Ты в самом деле дума­ешь, что после собрания дело пойдет лучше? Вдруг появится сырье? <...> Неспособные руководители окажутся способными? <...> Рабо­чие станут думать о великих преобразованиях, а не о собственном кармане?» Он боится, что увлеченность невесты общественной жиз­нью может их разлучить.
 Лежа на койке санатория, Рита вновь и вновь переживает счас­тливые минуты с Манфредом: вот они обкатывают новую машину, вот участвуют в карнавале в городке с «видом на Западную Герма­нию»...
 Во время карнавала они встречают Вендланда и Руди Швабе, акти­виста Союза немецкой молодежи. Выясняется, что у Манфреда с ними давние счеты-^На идейные разногласия между Манфредом и Вендландом накладывается ревность: последний недвусмысленно уха­живает за Ритой. К тому же Вендланда и Риту связывают общие ин­тересы.
 На заводе Метернагедь берет на себя обязательство повысить норму выработки — вставлять в вагоны не восемь, а десять окон за смену. Члены бригады скептически относятся к его идеям. Многие считают, что он просто хочет снова стать мастером или «подлизаться к зятю-директору». Рита узнает, что Вендланд был женат на старшей дочери Метернагеля, но та изменила ему, они развелись, и теперь Вендланд один воспитывает сына.
 На вечере в честь пятнадцатилетия завода Вендланд открыто уха­живает за Ритой. Ревность вспыхивает в Манфреде с новой силой. Он вступает в перепалку с Вендландом. Из их ничего не значащих на первый взгляд фраз становится понятно, что Манфред не верит в бес­корыстный, социалистический труд. Воспитанный в семье приспособ­ленца, он «уверен, что надо принять защитную окраску, чтобы тебя не нашли и не уничтожили». К тому же Манфреда мучает вопрос, почему на Западе наука быстрее внедряется в жизнь, чем в ГДР. Но Вендланд, которого он открыто спрашивает об этом, отделывается общими фразами...
 Рита поступает в институт. И хотя учеба дается ей легко, она трудно переживает новую обстановку, знакомство с новыми людьми. Особенно ее возмущают демагоги вроде Мангольда, который то и
 241
 
 
 дело норовит обвинить всех в политической близорукости и измене социалистическим идеалам, добиваясь тем самым своекорыстных целей. Чтобы как-то развеять ее мрачное состояние, Манфред знако­мит ее со своим другом Мартином Юнгом, которому помогает делать машину под смешным названием «Дженни-пряха» для завода синте­тического волокна. Но на Рождество, оказавшись в гостях у профес­сора, своего научного руководителя, Манфред узнает, что их «Дженни-пряху с усовершенствованным прибором для отсоса газов» откло­нили в пользу менее зрелого проекта, подготовленного на самом заво­де. Впоследствии выясняется, что во всем виноват некто Браун, перебежавший на Запад (намекается, что он сознательно занимался вредительством и саботажем), но дела уже не поправишь: Манфред уверен, что «в нем не нуждаются». В этот момент он принимает окончательное решение, и Рита понимает это. Но в ее взгляде он чи­тает ответ: «Никогда в жизни (Гатим не соглашусь».
 А перебежчиков становится все больше (до 1961 г. граница с За­падным Берлином была открыта). уходят на Запад родители одной из однокурсниц Риты, Зигрид. Она долго скрывает это, но в конце концов вынуждена все рассказать. Выясняется, что Рита знала обо всем, но молчала. Намечается персональное дело. Мангольд ведет к исключению из института, но Риту угнетает не это, а страх того, что демагогия может погубить социалистические идеалы, и тогда «Герфурты (читай: мещане) захлестнут мир». Рите хочется общаться с Венддандом, Метернагелем, Шварценбахом — с людьми, чьи жизнен­ные принципы ей близки. К счастью для нее, на собрании группы Шварценбах все ставит на свои места. «Позаботились бы лучше, —-говорит он, — чтобы такой человека, как Зигрид, чувствовала, что партия существует для нее, какая бы беда с ней ни случилась». Впос­ледствии Рита узнает от Манфреда, что в свое время он тоже верил в идеалы, однако демагогия мангольдов развеяла их, превратив его в скептика...
 Но социалистические идеалы торжествуют вопреки скептикам. Как-то в апреле Вендланд приглашает Риту с Манфредом принять участие в испытании нового, облегченного вагона, и во время поездки на составленном из таких вагонов поезде они узнают, что Советский Союз запустил человека в космос. Рита искренне радуется сообще­нию, но Манфред не разделяет ее радости. В этот же день Манфред узнает, что отец понижен в должности и теперь работает бухгалте­ром. Новость больно ранит его.
 242
 
 
 Манфред уходит в свои обиды, а в их доме с легкой руки фрау Герфурт все звучит и звучит «свободный голос свободного мира». Последней каплей, переполнившей чашу терпения Манфреда, стано­вится поездка Риты с Вендландом за город, случайным свидетелем ко­торой он становится. И как-то вечером фрау Герфурт, страшно чем-то довольная, протягивает Рите письмо от Манфреда: «Наконец-то он образумился и остался там...» Манфред пишет: «Я живу ожида­нием того дня, когда ты снова будешь со мной», — но Рита воспринимает его уход как разрыв. Ей было бы легче, если бы он ушел к другой женщине.
 В попытке уговорить мужа последовать примеру сына умирает от сердечного приступа фрау Герфурт, но Манфред даже не приезжает попрощаться с нею.
 Наконец Манфред приглашает ее к себе: он нашел работу и те­перь может обеспечить жизнь семьи. Они встречаются в Западном Берлине, но ничто не привлекает Риту в этом чужом городе. «В конце концов все у них сводится к еде, питью, нарядам и сну, — скажет она позже Шварценбаху. — Я задавала себе вопрос: зачем они едят? Что делают в своих сказочно роскошных квартирах? Куда ездят в таких широченных автомобилях? И о чем в этом городе ду­мают перед сном?» Девушка не может предать свои идеалы и рабо­тать только ради денег. И в поступке Манфреда она видит не силу, а слабость, не протест, а желание бежать от временных, как ей кажет­ся, трудностей. Ее больно ранит фраза: «Небо они, слава Богу, раско­лоть не могут!» Ужаснувшись его меркантильности, она возвра­щается в ГДР, где бригада Метернагеля резко повысила производи­тельность труда, вставляя теперь по четырнадцать окон за смену вместо прежних восьми. Сам же Метернагель окончательно подорвал Здоровье на работе. Когда Рита приходит его навестить, жена, изму­ченная полунищенским существованием, рассказывает, что он копит деньги, желая вернуть три тысячи марок, составившие допущенную по его вине недостачу.
 Е. Б. Туева
 
 
 Ульрих Пденцдорф (Ulrich Plenzdorf) р. 1934
 Новые страдания молодого В. (Die neuen Leiden des jungen W.)
 Повесть (1972)
 Начинается повесть с нескольких извещений-некрологов о смерти от разряда тока семнадцатилетнего Эдгара Вибо. Затем следует диалог матери и отца погибшего юноши. Эти двое расстались, когда их сыну было всего пять лет. С тех пор отец ни разу его не видел, за исключе­нием одного случая, когда сын приходил инкогнито. Из диалога выяс­няется, что до поры до времени Эдгар очень хорошо успевал в училище профессионально-технического образования, а потом вдруг, не поладив с мастером-воспитателем, все бросил и убежал из дома. Уехал из маленького провинциального городка Миттенберга в Берлин и там, поболтавшись некоторое время без дела, наконец устроился в ремонтно-строительную бригаду маляром. Поселился он в полуразру­шенном домишке, предназначенном на снос. Матери он вестей о себе не давал, а лишь посылал записанные на магнитофонной ленте монологи своему дружку Вилли.
 Отец Эдгара, желающий побольше о нем узнать, поскольку объяс­нения матери не удовлетворяют его, расспрашивает тех, кто когда-
 244
 
 
 либо дружил с его сыном, или вместе работал, или просто случайно когда-нибудь встречался. Так он находит магнитофонную ленту. И уз­нает о жизни и проблемах сына уже после его смерти. Например, о том, что Эдгар гордится, и не раз подчеркивает это, что ведет свое происхождение от французских гугенотов, что он левша, которого долго, но безуспешно пытались сделать правшой, что он любит совре­менную музыку, особенно джаз, что из всех брюк предпочитает джинсы, а в области литературы выше всего ставит романы «Робин­зон Крузо», «Страдания молодого Бергера» и «Над пропастью во ржи».
 Эдгар Вибо, так же как и Холден Колфилд из романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи», очень раним, ему трудно найти общий язык с окружающими его людьми, он ненавидит фальшь. Случай сближает его с детьми из детского сада, который расположен поблизости от его разваливающегося дома. Подружившись с этими детьми, Эдгар обнаруживает в себе способности воспитателя. Вручая каждому ребенку по кисти, он учит их живописи, и все вместе они создают на стенах детсада своеобразное художественное полотно. Эдгар считает себя художником, но, к сожалению, этого никто не понимает, людям все его картины кажутся мазней. Ну а что касается «страданий» мо­лодого Эдгара Вибо, то они начинаются, когда он знакомится с вос­питательницей этих детей. Независимо от того, как зовут ее на самом деле, он окрестил ее Шарлоттой (сокращенно Шерли), по имени героини романа Гете, который дорог ему до такой степени, что он буквально не расстается с ним ни на минуту. Причем на маг­нитофонной ленте, которую он посылает Другу Вилли, Эдгар нередко цитирует Гете, описывая свои чувства к Шерли, не называя источни­ка, и мысленно представляет себе, как у приятеля от такого высоко­парного слога и от удивления лезут на лоб глаза. Цитирует он строки из романа и в разговоре с Шерли.
 В повести повторяется ситуация, описанная в романе Гете. Шерли, которая на четыре года старше Эдгара, ждет вот-вот возвра­щающегося из армии жениха, которого зовут Дитер. Наконец тот де­мобилизуется, поступает в университет, дабы изучать там гер­манистику, и женится на Шерли. Однако, судя по некоторым мель­ком оброненным Эдгаром замечаниям, того интересует не столько филология, сколько возможность сделать себе карьеру благодаря об­щественной работе. Он скучноват, он уже слишком взрослый, и, по­хоже, любовь Шерли к нему начинает ослабевать. Эдгар дважды
 245
 
 
 побывал у них в гостях. Один раз он вытащил молодую супружескую пару на природу пострелять из духового ружья. Дитеру, однако, эта прогулка доставила не очень много удовольствия. Он, судя по всему, начал ревновать Шерли к Эдгару. Однако, повинуясь порыву гнева, в следующий раз он отпустил их одних кататься на моторной лодке. Погода была пасмурная, потом полил дождь, Шерли и Эдгар вымок­ли, замерзли, и в какой-то момент, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, не устояли перед соблазном. Эта их встреча оказалась пос­ледней.
 Именно к этому периоду жизни главного героя относится начало его работы в ремонтно-строительной бригаде. Поскольку юноша он не ординарный и порой бывает колючим, притирка к трудовому кол­лективу у него идет со скрипом. Особенно сложно ему ладить с жест­коватым бригадиром. Возникает конфликт. Положение спасает по­жилой мастер Заремба, более чуткий, более мудрый, чем порывис­тый бригадир. Заремба понимает, что Эдгар не какой-то там вер­топрах, который желает получить денежки, ничего не делая, а серьезный юноша, с характером. И пожилой рабочий убеждает о этом своих коллег. Однако как раз в это время у Эдгара возникла еще одна проблема. Заброшенный дом, в котором он жил, наконец решили снести. Значит, нужно было куда-нибудь уезжать. Но куда? Не в Миттенберг же. Этого он боялся больше всего. Провинциальные городки особенно тяжело действуют на психику юношей вроде Эдга­ра. А время между тем поджимало. Приятель Вилли выдал адрес Эд­гара его матери, и та должна была вот-вот явиться к нему с визитом. Разрешение проблемы произошло неожиданно. Работая в бригаде, Эдгар обратил внимание на несовершенство существующих пульвери­заторов для разбрызгивания краски и захотел осчастливить своих кол­лег изобретением более совершенного аппарата. Но только ап­паратом соединил что-то не так. Испытывая прибор, он замкнул ток на себе...
 Я. В. Никитин
 
 
 НОРВЕЖСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
 
 Сигрид Унсет (Sigrid Undset) 1882-1949
 Кристин, дочь Лавранса (Kristin Lavransdatter)
 Исторический роман (1920—1922)
 Действие трилогии охватывает период с 1310 по 1349 г., когда до Норвегии добралась опустошавшая Европу чума.
 Отец Кристин происходил из шведского рода, известного под именем Сыновья лагмана. Уже три поколения этой семьи жили в Норвегии, но порой им напоминали, что они здесь чужаки. В восем­надцать лет Лавранс, сын Бьергюльфа, женился на Рагнфрид, дочери Ивара. Рагнфрид была на три года старше мужа и отличалась угрю­мым нравом. Трое их сыновей умерли в младенчестве, и, когда они поселились в имении Йорюнгорд, в живых оставалась только Крис­тин — семилетняя девочка с золотыми волосами и светло-серььли глазами. Затем родились еще две дочери — Ульвхильд и Рамборг. Лавранс с Рагнфрид неохотно общались с соседями и даже с родней своей виделись не чаще, чем требовало приличие. Однако Лавранса в округе любили: он был человеком мужественным и в то же время миролюбивым, никогда не обижал своих арендаторов и хорошо отно­сился к слугам. Супруги отличались большой набожностью и воспи-
 249
 
 
 тывали детей в духе благочестия. Кристин очень привязалась к монаху Эдвину — подлинно святому человеку. Лавранс не чаял в Кристин души, и девочка также отдавала явное предпочтение отцу, не заме­чая, что причиняет горе матери. Утешением Рагнфрид стала ульвхильд, которую все считали самой красивой из сестер. К Рамборг родители относились довольно равнодушно. Когда ульвхильд пошел четвертый год, случилось несчастье — малышку искалечило упавшим бревном. Ухаживать за ней пригласили фру Осхильд. Это была жен­щина из королевского рода, но люди ее сторонились — она имела репутацию колдуньи и разлучницы. Рагнфрид это не остановило: мать была согласна на все, лишь бы спасти ульвхильд, и отвары фру Ос­хильд действительно облегчили страдания ребенка. Однажды фру Ос­хильд сказала, что по красоте Кристин мог бы составить прекрасную пару ее племянник Эрленд, сын Никулауса из Хюсабю. Но браку между ними не бывать, потому что Кристин Эрленду не ровня.
 ульвхильд осталась калекой на всю жизнь, а Кристин все хороше­ла и хорошела. Кода она вошла в возраст, родители обручили ее с Си­моном Дарре — молодым Человеком из почтенной, зажиточной семьи. Симон быстро завоевал расположение всех домочадцев, и Кристин также привыкла к нему. Дело шло к счастливой свадьбе, но тут произошло непредвиденное. Кристин с детства дружила со своим молочным братом Арне — сыном арендатора Гюрда. Она сознавала, что Арне любит ее, однако по молодости не придавала этому значе­ния. Выбиться и люди Арне мог только в городе: Перед отъездом он попросил Кристин выйти вечером в лес попрощаться, и девушка не смогла ему отказать. Когда она возвращалась домой, ее подстерег Бентейн-попович, который решил, что можно не церемониться с девицей, убегающей из отцовского дома на свидание. Кристин удалось отбиться от мерзавца, и уязвленный Бентейн стал рассказывать про нее гадости в присутствии Арне. Когда началась драка, Бентейн Пер­вым выхватил нож. Мертвого Арне привезли домой, и его мать ю всеуслышание обвинила Кристин в смерти Сына. Никто из родных не, усомнился в том, что девушка сохранила свою честь, но Кристин была так потрясена, что на семейном совете постановили отложит» бракосочетание на год.
 Лавранс отправил дочь в монастырь в Осло. Там Кристин встретила Эрленда, сына Никулауса. Ему было уже двадцать восемь лет, но выглядел он необыкновенно молодо — Кристин никогда не доводи-
 250
 
 
 лось видеть таких красивых мужчин. В свою очередь Эрленд был оча­рован прелестной девушкой. Они страстно полюбили друг друга. Кристин не сразу узнала о прошлом своего избранника: в восемнад­цать лет Эрленд сошелся с замужней женщиной и прижил с нею двоих детей. Его объявили вне закона, многие родичи от него отвер­нулись, и ему пришлось долго отмаливать грех. Воспользовавшись не­опытностью Кристин, Эрленд овладел ею, а затем они много раз встречались в доме блудницы Брюнхильд. В этом мерзком месте и подстерег их Симон Дарре. Девушка гневно отказалась от обручения, а Эрленд дал клятву жениться на ней. Пожалев Кристин, Симон скрыл подробности разрыва, но Аавранс все равно пришел в негодо­вание. Он не желал и слышать об Эрленде, однако Рагнфрид удалось постепенно смягчить мужа. Мать догадалась, что Кристин утратила девственность — Лавранс, сам того не зная, обрекал дочь на позор. Эрленд же решил увезти Кристин, но его любовница Элина выследи­ла их, Совершив неудачную попытку отравить Кристин, она ранила Эрленда, а потом закололась сама. Фру Осхильд и слуга Эрленда ульв помогли скрыть участие Кристин в этом деле, однако девушка была твердо убеждена, что Господь покарает ее.
 Беды посыпались одна за другой: перед обручением с Эрлендом умерла несчастная ульвхильд, а затем святой монах Эдвин тихо угас от старости. Тем временем Симон женился — казалось, он хотел до­казать всем, и прежде всего самому себе, что нисколько не жалеет о бывшей невесте. Незадолго до свадьбы Кристин поняла, что беремен­на. К несчастью, Лавранс решил устроить пышное торжество, и Кристин знала, что это станет предметом злых толков. Люди относи­лись снисходительно к любовным утехам молодежи, но считалось ве­личайшим позором осквернить невесту. Невзирая на тошноту, Кристин достойно вынесла положенный обряд, однако отец все понял, и это стало для него жестоким ударом. Вместе с тем Лавранс вдруг осознал, что не дал своей супруге подлинного счастья — он женился так рано, что близость казалась ему делом постыдным и гре­ховным, а Рагнфрид винила в этом себя. Они жили в согласии, и он ни разу не обидел ее даже словом, но нечто очень важное в своей жизни они упустили.
 Эрленд увез молодую жену в Хюсабю. Кристин терзал страх за ре­бенка: она постоянно молилась о том, чтобы Бог не наказывал дитя за грехи родителей. А Эрленд не сумел скрыть досаду: он был самым
 251
 
 
 знатным человеком в округе, и ему не подобало грешить с собствен­ной невестой. На всю жизнь Кристин затаила глубокую обиду на мужа, не поддержавшего ее в трудную минуту. Роды были необыкно­венно тяжелыми, но крохотный Никулаус — Ноккве, как называла его мать — появился на свет здоровым и крепким. С этой вестью Эрленд отправился на лыжах в Йорюнгорд, а Лавранс впервые ощу­тил добрые чувства к зятю. Кристин, взяв с собой маленького Нок­кве, совершила благодарственное паломничество: во время молитвы ей привиделся святой Эдвин — она восприняла это как знак проще­ния.
 Большое и богатое имение Эрленда было совершенно запущено. Кристин была достойной дочерью Лавранса: работа кипела в ее руках, от нерадивых слуг она постепенно избавилась, а остальные взя­лись за ум. Управляющим она сделала Ульва, который состоял с Эрлендом в родстве, — ему пришлось пойти в услужение из-за того, что он был незаконным сыном. ульв оказался прекрасным помощником, но иногда вел себя излишне фамильярно, что вызывало пересуды в округе. Впрочем, Кристин некогда было вникать в эти мелочи: на нее навалились заботы по хозяйству, и она почти беспрерывно рожала — вслед за Ноккве на свет появились Бьергюльф и Гэуте, а затем близ­нецы И вар и Скюле. По настоянию жены Эрленд взял в дом детей от Элины — Орма и Маргрет. Кристин очень привязалась к пасынку, но не могла заставить себя полюбить падчерицу — та слишком похо­дила на мать. Из-за Маргрет супруги часто ссорились. Однако больше всего Кристин возмущалась легкомыслием Эрленда: ей казалось, что он совсем не думает о будущем сыновей и почти ревнует их к ней. Дети часто болели — Кристин выхаживала их, используя полученные от фру Осхильд знания. Затем в округе началась багряница, и в доме слегли все, в том числе сама Кристин. Когда она очнулась, Орма уже похоронили.
 Между тем Симон Дарре овдовел. С женой своей он был не слишком счастлив, потому что не мог забыть Кристин. Ее младшей сестре Рамборг исполнилось пятнадцать лет, и Симон посватался к ней. Лавранс, всегда ценивший Симона, охотно согласился на этот брак. Беременная Кристин приехала на свадьбу с мужем и детьми. Лаврансу уже недолго оставалось жить: перед смертью он простил го­рячо любимую дочь и завещал ей свой нательный крест. Она назвала шестого сына в честь отца. В январе 1332 г. умерла и Рагнфрид.
 252
 
 
 Йорюнгорд достался Кристин, и она поручила управлять имением Симону. К тому времени у нее родился седьмой сын — Мюнан.
 В стране уже давно нарастало недовольство. Даже миролюбивый Лавранс считал, что в прежние времена людям жилось гораздо лучше. Юный король Магнус, сын королевы Ингебьерг, уделял больше вни­мания Швеции, чем Норвегии. Многие думали, что следовало бы по­садить на трон другого сына Ингебьерг — малолетнего Хокона. Кристин никогда не вникала в эти мужские разговоры — у нее было достаточно забот с домом и детьми. Она знала, что сельская работа тяготит Эрленда — прирожденного воина и рыцаря. Ей казалось ес­тественным, что знатные родичи нашли для него достойное заня­тие — он получил в управление волость. Внезапно Эрленда схватили и увезли на суд в Нидарос — для Кристин это оказалось громом среди ясного неба. Ее муж был обвинен в заговоре против короля Магнуса и приговорен к смерти. Никто не желал хлопотать за Эрлен­да — отчасти от страха, но больше из презрения. Эрленд сам пробол­тался обо всем распутной бабе, у которой вздумал искать утешения после очередной ссоры с Кристин: ему быстро надоела эта фру Сюннива, и уязвленная женщина донесла на него. Когда над Эрлендом нависла страшная угроза, Кристин словно окаменела от горя. Видя это, Симон Дарре поехал к родичам Эрленда, и те уступили его моль­бам — благодаря их заступничеству король Магнус даровал Эрленду жизнь. Имение Хюсабю было конфисковано в пользу казны, и супру­гам пришлось поселиться в Йорюгорде. Вскоре Эрленд выручил из беды Симона, когда того едва не убили в случайной драке. А Кристин удалось вылечить Андреса — единственного сына Симона и Рамборг. Казалось, обе семьи теперь сдружились так крепко, что их ничто не разлучит. Но Эрленд и Симон поссорились — причиной была Крис­тин, хотя сама она об этом не догадывалась. Кристин досадовала на мужа: даже после заточения и бесчестья он не утратил прежнего вы­сокомерия и легкомыслия. В здешних краях хорошо помнили старого Лавранса, а потому строго судили зятя его и дочь.
 Как-то родич ульв сказал Кристин, что больше всего Эрленд обез­долил сыновей — им никогда не удастся занять высокого положения в обществе, хотя по красоте и способностям они намного превосходят других юношей. И Кристин не выдержала: во время одной из размолвок напомнила мужу про Сюнниву. Эрленд покинул Йорюягорд и поселился в маленьком домике в горах. Кристин видела, как
 253
 
 
 страдают подросшие сыновья, но не могла переломить гордыню. Но тут произошло страшное несчастье — пустячная рана свела в могилу Симона Дарре. Перед смертью он велел позвать Кристин: ему хоте­лось сказать, что он всю жизнь любил только ее — вместо этого он попросил ее примириться с Эрлендом. Кристин обещала. Едва они с Эрлендом увидели друг друга, как вновь вспыхнула их любовь. Вер­нувшись домой, Кристин поняла, что беременна. В глубокой тоске она ждала мужа, а тот надеялся, что она приедет в горы. И Кристин назвала новорожденного сына Эрлендом, хотя отцовское имя полага­лось давать только после смерти. Малыш оказался таким слабеньким, что протянул лишь несколько дней. В округе уже давно ходили злоб­ные толки о том, что происходит в Йорюнгорде. Все это прорвалось наружу, когда ульв решил разойтись с нелюбимой женой, и ее роди­чи при поддержке местного священника обвинили Кристин в блуде. Сыновья бросились на защиту матери — их взяли под стражу. Но подросток Лавранс сумел ускользнуть и поскакал за отцом. Эрленд ринулся на выручку: произошла стычка, в которой ему нанесли смер­тельную рану. Он остался верен себе — умер, отказавшись принять последнее причастие из рук того, кто оболгал его жену.
 Только потеряв мужа, Кристин поняла, как он был ей дорог. Беды на этом не закончились — вскоре она лишилась маленького Мюнана. Взрослые сыновья уже не нуждались в ее поддержке. Она ничем не могла помочь ослепшему Бьерпольфу — красивого умного юношу ожидал монастырь, а Ноккве объявил матери, что не расстанется с братом. Оба старших сына приняли постриг в Туэтре. Близнецы и Лавранс отправились искать счастья в чужих краях. В Йорюнгорде остался самый хозяйственный из всех детей Эрленда и Кристин — Гэуте. Он был очень похож на старого Лавранса и пользовался всеоб­щей любовью. Даже похищение невесты сошло ему с рук: люди вос­торгались его доблестью, а с родичами Юфрид он сумел в конце концов договориться. Молодая женщина оказывала свекрови уваже­ние, но хозяйство вела на свой лад. Кристин все больше чувствовала себя чужой в собственном доме. И тогда она приняла решение совер­шить паломничество. Ей вновь привиделся святой Эдвин — это озна­чало, что он одобрил ее намерение.
 Когда началась моровая язва, Кристин жила в монастыре. Люди словно бы обезумели от горя и отчаяния. Однажды сестры-послушни­цы узнали, что ночью мужчины собираются принести в жертву язы-
 254
 
 
 ческому чудищу маленького мальчика, у которого умерла мать. Крис­тин вырвала ребенка из рук разъяренных людей, и те закричали, что поверят в ее благочестие, если она не побоится предать земле тело покойной. И Кристин вошла в зачумленный дом — один только родич Ульв сопровождал ее. Но когда они понесли несчастную на кладбище, навстречу им уже двигалась толпа со священником во главе — среди плачущих богомольцев Кристин узнала и тех, кто готов был совершить святотатство. Во время похорон изо рта у нее хлынула кровь, и она поняла, что это чума. В предсмертном бреду Кристин видела отца, мать, мужа, сыновей. Чаще других являлись ей те, кого она потеряла: крошка Эрленд, маленький Мюнан, Ноккве с Бьергюльфом — стало известно, что все монахи Туэтры умерли. Порой она приходила в себя и узнавала Ульва, сестер-монахинь, свя­щенника — ее окружали любящие, благоговейные лица. Отцовский крест и венчальное кольцо она отдала Ульву на помин души несчаст­ной женщины, которую спасла для жизни вечной.
 Е. Д Мурашкинцева
 
 
 Сигурд Хёль (Sigurd Hoel) 1890-1960
 У подножья Вавилонской башни (Ved foten av Babels tarn)
 Роман (1956)
 Норвегия, 50-е гг. Прошло десять лет после окончания второй миро­вой войны, круто изменившей судьбы многих норвежцев. Герои ро­мана — экономист Ерген Бремер, художник Андреас Дюринг, журналист Енс Тофте и переводчик Клаус Танген — участвовали в движении Сопротивления, «дрались за нечто великое и благородное», рисковали жизнью, возмужали и закалились в борьбе с фашизмом, Окончилась война, и четыре товарища, молодые и полные веры в собственные силы, принялись за осуществление своих заветных пла­нов.
 Казалось, им, победителям, прошедшим суровую школу подполья, отныне все по плечу. Отчего же теперь, десять лет спустя, так неспо­койно у них на душе, откуда взялось чувство неудовлетворенности, куда исчез прежний оптимизм, неужели они — новое «потерянное поколение»? Клаус Танген уверен, что их судьба еще беспросветнее, чем у предшествующего поколения, — те, кто вернулись после пер-
 256
 
 
 вой мировой, смогли оставить о себе след в культуре и истории, они страдали, но действовали и умели заставить себя слушать.
 «А мы? — в отчаянии восклицает Клаус. — Кто из нас верит, что мы могли бы сыграть хоть малейшую роль, будь мы даже гениями и добейся всеобщего признания своими талантами? Мы заранее знаем, что никто не придаст ни малейшего значения тому, что мы скажем, никто не потрудится даже повернуть голову, чтобы взглянуть на то, что мы, по нашему утверждению, видим. Заранее и окончательно вне игры — вот что мы такое, вот что такое сегодняшний интеллигент».
 Жизнь жестоко вмешалась в планы четырех друзей, заставив их отступиться, изменить своему предназначению, пойти на компро­мисс.
 Андреас Дюринг — талантлвый художник, но его первая выстав­ка, на которой были собраны самые заветные картины, не принесла художнику признания. Зато публика быстро оценила его острый взгляд портретиста: ему легко давалось внешнее сходство, а умение молодого художника немного приукрасить модель, чтобы польстить тщеславию богатого заказчика, обеспечивало Дюрингу неизменный успех у влиятельных толстосумов, особенно у их жен. Успешная ка­рьера модного портретиста не приносит, однако, счастья Андреасу Дюрингу, он понимает, что продает свой талант, изменяет призва­нию.
 Еще суровее обошлась судьба с Клаусом Тангеном. Начав с под­мастерья у каменщика, он после войны успешно окончил институт, но оставил карьеру инженера и решил стать писателем, так как счи­тал, что искусство предоставит ему большую свободу для творчества и самовыражения. Клаус мечтал написать реалистический роман из жизни норвежских рабочих — темы близкой и понятной ему, но вместо этого, увлеченный современными веяниями, создал модер­нистскую книгу о страхе, которая осталась непонятой критиками и читателями. Из всего тиража был продан только один экземпляр. Не­удачный дебют заставляет Клауса Тангена забыть о писательской ка­рьере и взяться за переводы чужих романов. Клаус, как и Андреас, тоже продает свой талант, но делает это менее успешно: переводы едва позволяют ему сводить концы с концами. Клаус чувствует себя загнанным в тупик, он сознает свою вину перед женой, ведь они с Анной даже не могут позволить себе иметь детей.
 Судьба Енса Тофте внешне более благополучна: встретив и полю­бив хорошенькую ученицу театральной студии Эллу, он, казалось бы,
 257
 
 
 обретает счастье и покой. И пусть ему приходится бросить академию и отказаться от карьеры художника — ведь поступает он так ради любви! Енс сумел убедить себя, что таланта у него маловато, а зарабо­ток в газете позволяет ему содержать жену, да и работа ему, в прин­ципе, по душе. Енс Тофте не изменил своим убеждениям, сохранил верность друзьям и жене. Но и его подстерегла измена: Элла, никогда не числившая супружескую верность среди своих добродетелей, нако­нец решается на окончательный разрыв. Верность Енса Тофте на деле оказалась изменой самому себе, он, как и его друзья, тоже оказывает­ся в жизненном тупике.
 Наиболее удачно складывается судьба старшего из четырех дру­зей — Ергена Бремера, Во время оккупации он возглавлял их под­польную группу, был арестован, прошел через пытки гестапо, но никого не предал. После войны Ерген Бремер становится видным ученым-экономистом, защищает диссертацию. У него прекрасная квартира, красавица жена, искушенная во всех тонкостях светской жизни, четырехлетняя дочь.
 К Ергену, как известному стороннику плановой экономики, по­стоянно обращаются за советами и консультациями «министры, ди­ректора и прочие шишки». Они с готовностью поддерживают раз­работанный Бремером план реорганизации обувной промышленности Норвегии — ведь он сулит огромные экономические выгоды и, следо­вательно, способствует росту их престижа. И вот уже план Бремера официально называется «планом Сульберга» по имени поддерживаю­щего его министра, который, впрочем, ничего в нем не понимает. Осуществление плана сулит Ергену Бремеру новый взлет в его карье­ре. Отчего же тогда так неспокойно у него на душе? Почему вдруг он решает разъехаться с женой, предоставив ей полную свободу? Друзья с тревогой замечают, что Ерген, несмотря на успех, изменился не в лучшую сторону: если в трудные годы войны он никогда не терял присутствия духа, то теперь, «обретя признание», он «не мог похвас­таться даже просто хорошим настроением». Что же тяготит его душу так, что он даже решается обратиться за помощью к психоанали­тику?
 Прогрессивная экономическая реформа, задуманная Ергеном Бре­мером, имеет изъян — она не учитывает интересов людей. Увлечен­ный экономическими выгодами, Ерген Бремер считает себя вправе вмешаться в жизнь рабочих, чтобы организовать их жизнь «на нача­лах порядка и рентабельности». Бесчеловечность реформы вызывает
 258
 
 
 возмущение друзей Ергена. «...То, что сделали с тобой во время Войны твои палачи, и то, что ты и твой комитет собираетесь теперь сделать с этими рабочими, — в принципе одно и то же», — заявляет Андреас Дюринг. Но Ерген словно не слышит, для него люди стали лишь частью животного мира, чем-то вроде стаи сельдей, о которой Заботиться должны лишь избранные — вожаки.
 Но хоть Ерген Бремер и пытается усыпить свою совесть, уверяя себя и окружающих, что «ничто не имеет значения», он все же по­нимает: круг замкнулся, он изменил себе, не уступив под пытками, он теперь сдался добровольно, усвоив, по сути, фашистскую идеоло­гию, против которой боролся в юности. У Ергена Бремера хватило мужества оценить опасность собственной затеи. Он сам выносит себе смертный приговор.
 Гибель товарища заставила друзей задуматься о собственной судь­бе. Андреас Дюринг уговаривает Енса Тофте пройти курс психоанали­за. И пусть поначалу Андреасом движет желание отомстить Юхану Оттесену — врачу, которого он винит в смерти Ергена Бремера, се­ансы в клинике позволяют друзьям разобраться в самих себе. Даже то, что Андреас, в надежде сыграть над врачом злую шутку, заставля­ет Енса выдавать чужие сны за свои, приводит к неожиданным ре­зультатам: Оттесен советует Енсу Тофте вновь заняться живописью, ведь, отказавшись от карьеры художника, Енс сделал первый шаг по ложному пути.
 Исподволь подводит врач и Андреаса Дюринга к мысли о том, что обрести утраченную индивидуальность художнику поможет возвраще­ние к народным корням, питающим подлинное искусство. Андреас не только талантливый живописец, у него действительно золотые руки, он любит мастерить, столярничать, превращая ремесло в искус­ство.
 Происходят перемены и в жизни Клауса Тангена. Жена Клауса, Анна, исподволь подсказывает мужу путь к достижению заветной цели: созданию романа в горьковских традициях. Клаус решается бросить переводы и вернуться к ремеслу каменщика, обеспечивающе­му хорошие заработки, — это позволит ему накопить деньги, чтобы затем приступить к любимой работе.
 В минуту отчаяния на помощь Андреасу Дюрингу приходит не­знакомая женщина. Эта встреча меняет все в его судьбе. Разуверив­шийся циник, он неожиданно открывает в себе способность и потребность любить, жертвовать, жить. Муж Хельги — Эрик Файе —
 259
 
 
 тоже участник Сопротивления, но война отняла у него надежду на счастье: пытки в гестаповских застенках превратили его в калеку. Эрик обречен и знает это, он тяжело переживает свое вынужденное одиночество, но стойко переносит страдания. Судьба отняла у него надежду на будущее, но он сумел остаться верен идеалам юности, со­хранить то, что едва не потеряли его более удачливые боевые това­рищи. Как завещание живущим звучат его предсмертные слова:
 «По-настоящему великое в человеческой жизни всегда просто. Чтобы увидеть и совершить его, нужны лишь сила, мужество и готовность жертвовать собой».
 Именно эти качества нужны героям книги, чтобы продолжать возводить «Вавилонскую башню» — символ созидательного труда людей.
 О. Н. Мяэотс
 
 
 Тарьей Весос (Tarjei Vesaas) 1897-1970
 Птицы (Fuglane)
 Роман (1954)
 Тридцатисемилетний Маттис, с точки зрения окружающих, слабоум­ный дурачок, живет на берегу лесного озера со своей сорокалетней сестрой Хеге. В последнее время отношения между ними не ладятся. Уставшую от необходимости ежедневно думать о том, как прокор­мить себя и брата, с утра до вечера занятую вязанием кофт (единст­венный источник средств), уборкой дома, приготовлением пищи, Хеге стали раздражать фантазии Маттиса, происходящие, как ей ка­жется, от бездеятельности. У Маттиса что на уме, то и на языке. Вот и сегодня они сидят на крыльце своего ветхого домика. Хеге, как всегда, вяжет, а Маттис мечтательно смотрит куда-то в лес. Вдруг он радостно сообщает сестре о том, что видит у нее седые волосы — это так интересно! Хеге не смогла удержать уничтожающего взгляда: дру­гой бы подумал о том, откуда у нее эти седые волосы!
 Вечером с Маттисом происходит чудо: он оказывается свидетелем того, как над их домом совершает вечернюю тягу вальдшнеп. Раньше такого не случалось! Наблюдая за птицей, герой думает о том, что те­перь-то все будет хорошо, трудное время непонимания между ним и
 261
 
 
 сестрой кончилось. Взволнованный, Маттис врывается в комнату Хеге, чтобы поделиться своей радостью, просит ее выйти на улицу — по­смотреть на его вальдшнепа, но наталкивается на стену непонимания.
 Ночью Маттис видит прекрасный сон: он стал красивым, силь­ным, мужественным парнем. Рукава с треском лопаются от мускулов, когда он сгибает руку. В голове его полно тех слов, которые так любят слышать девушки. Птицы зовут его в лес — и оттуда выходит к нему прекрасная девушка, его девушка, — она родилась из вечер­ней тяги. Во сне герой становится обладателем трех сокровищ, к ко­торым так стремится: ума, силы, любви.
 Но наступает утро, а вместе с ним в жизнь Маттиса вторгается реальность: Хеге с ее постоянным брюзжанием о том, что Маттису надо бы пойти на заработки. Как же он может работать, ведь нахлы­нувшие после тяги мысли будут мешать ему! Над их домом тянет вальдшнеп — вот о чем должен думать он сейчас! Да и не нанимают его уже давно — все в округе знают, что Дурачок не может работать. Но Хеге неумолима — она-то знает, что в жизни главное. Маттис ходит от усадьбы к усадьбе — везде хозяева опускают глаза, увидев его. В одной незнакомой усадьбе его нанимают пропалывать турнепс, но очень скоро тоже понимают, что он Дурачок. Теперь и с этой усадьбой он распрощался навсегда.
 Маттис все время думает о вальдшнепе. Тот тянет над их домом утром и вечером, когда люди спят. Но он, Маттис, может сидеть в это время на крыльце. Они с вальдшнепом вместе. Маттис ходит в лес, расшифровывает письмена вальдшнепа (следы на дне лужи), пишет ему ответы. Они с вальдшнепом вместе! Наконец его кто-то понимает! Гармония с природой — вот то, к чему стремится Маттис. Герой обладает мудростью, неведомой обычному, «нормальному» че­ловеку. Он понимает душу природы, находит в общении с ней дол­гожданное успокоение.
 Вальдшнепа убивает парень-охотник, которому Маттис, в порыве душевной открытости, сам рассказал о тяге. Когда Маттис поднимает подстреленную птицу с земли, та смотрит на него — так ему кажет­ся, — потом уже глаза птицы затянула пленка. Маттис хоронит птицу под большим камнем. Теперь она лежит там, но этот послед­ний взгляд всегда будет тревожить его, напоминая о том, что его счастье уничтожено злыми людьми, не понимающими мудрого языка природы.
 262
 
 
 Герой ищет и простой человеческой любви. Ведь это так важно — чтобы кто-то выбрал в жизни тебя. Но кто выберет Дурачка? А в Маттисе столько нерастраченной нежности. Как-то он познакомился на озере с двумя девушками: Анной и Ингер. Девушки неместные, поэтому не знают еще, что он — Дурачок. Они, может быть, и дога­дываются об этом, но чувствуют доброту, незащищенность Маттиса, его трепетное, бережное отношение к ним — а ведь именно о таком отношении парней они тосковали в глубине души. Маттис изо всех сил старается вести себя как положено — ведь это его первая насто­ящая встреча с девушками. Он предлагает прокатиться на лодке. Он-то знает: грести — это единственное, что он умеет делать хорошо. Он направляет лодку к тому берегу, на котором стоит продуктовая лавка, — теперь все видят, что Маттис прекрасно управляется с вес­лами и что он, как настоящий парень, катается с девушками на лодке! Этот случай долго живет в памяти Маттиса, доставляя ему удо­вольствие.
 Маттис очень боится того, что Хеге бросит его. Он видит: сестра изменилась в последнее время, стала раздражительной, безразличной к нему. Она запрещает смотреть ей в глаза, а это кое-что да значит. Все чаще он повторяет фразу: «Только не бросай меня!»
 Хеге предлагает Маттису заняться перевозом. С лодкой он управ­ляется хорошо — пусть дежурит на озере, вдруг кому-то потребуется перебраться на другой берег. Маттис очень благодарен сестре за это предложение: перевоз — единственная работа, которая не помешает его мыслям, мечтам. Герой догадывается о том, что его услугами вряд ли кто-то воспользуется, но сразу погружается в эту игру. Ему нра­вится произносить это слово, «перевозчик». Не так-то просто быть перевозчиком — надо поспевать и туда, и сюда. А кто умеет вести лодку прямее, чем он? Жаль, что след от лодки не держится на воде, вот если б он был виден несколько дней!
 Во время грозы, которой Маттис панически боится, происходит несчастье: одна из двух сухих осин, стоящих перед домом, в котором живут герои, падает, срезанная молнией. Все в округе знают, что эти осины зовут Хеге-и-Маттис. Теперь одна из осин упала. Но чья? Мат­тис полон тяжелых предчувствий, ему кажется, что упала осина Хеге. Он очень боится потерять сестру, делится с ней своей тревогой, но та не хочет слышать такой ерунды.
 В семье Маттиса и Хеге появляется посторонний человек — лесо­руб Ёрген. Маттис сам переправил его на свой берег, Ёрген стал его
 263
 
 
 единственным пассажиром за время работы перевозчиком. Теперь лесоруб живет на чердаке их дома, деньги, которые он платит за комнату, позволяют Хеге содержать дом в порядке, кормить себя и брата. Постепенно Маттис начинает замечать в Хеге перемены: она становится еще более безразличной к нему, зато расцветает при каж­дом появлении Ёргена. Маттис уверен: они бросят его, теперь-то он точно никому не нужен. Он хочет вернуть Хеге, ведет ее в лес, на их заветную кочку (когда-то они сидели здесь рядом и вели долгие бесе­ды о самых разных вещах), рассказывает о своих страхах. Но Хеге, равнодушная в своем счастье к чужой боли, не хочет знать о пережи­ваниях Маттиса, она обвиняет его в эгоизме. Как он не понимает, ведь теперь у нее есть надежная опора в жизни, и теперь они с Ёргеном смогут обеспечить семье безбедное существование!
 Тревога Маттиса нарастает, когда Ёрген запретил ему заниматься перевозом и взял с собой в лес. Он хочет научить Маттиса валить лес — этим всегда можно заработать на жизнь. Зачем? Разве они хотят бросить его? И по какому праву Ёрген вмешивается в его жизнь?
 Как-то во время перерыва в работе Ёрген рассказывает Маттису о ядовитых грибах — мухоморах: из них в старые времена варили суп для тех, кого хотели убить. Доведенный до отчаяния, Маттис срывает один из мухоморов, растущих рядом, и съедает большой кусок. Ёрген испуган, но вскоре убеждается в том, что с Маттисом ничего не про­исходит, и издевается над ним: надо было съесть целый гриб, а то и не один.
 Возвращаясь домой, Маттис видит мухоморы повсюду. Они как будто обступили дом ядовитым кольцом. Но ведь раньше их здесь не было? Маттис спрашивает об этом у сестры, но та равнодушно отве­чает, что так было всегда.
 И вот у Маттиса появляется план. Он дождется хорошей погоды и пойдет на озеро. Заплыв на глубокое место, он пробьет в дырявом днище лодки отверстие, она быстро наполнится водой. А не умею­щий плавать Маттис зажмет весла под мышками. Пусть природа сама решит: должен он умереть или жить с Хеге и Ёргеном.
 Маттис ждет хорошей погоды. По ночам он слушает, как за сте­нами дома шумит «добрый» ветер, и на него снисходит покой. Он не хочет идти на озеро, но решение принято, отступать он не станет.
 И вот ветер прекратился. Еще ночью Маттис услышал это, но сей­час он не пойдет, он никогда не говорил, что сделает это ночью. Ведь
 264
 
 
 единственным пассажиром за время работы перевозчиком. Теперь лесоруб живет на чердаке их дома, деньги, которые он платит за комнату, позволяют Хеге содержать дом в порядке, кормить себя и брата. Постепенно Маттис начинает замечать в Хеге перемены: она становится еще более безразличной к нему, зато расцветает при каж­дом появлении Ёргена, Маттис уверен: они бросят его, теперь-то он точно никому не нужен. Он хочет вернуть Хеге, ведет ее в лес, на их заветную кочку (когда-то они сидели здесь рядом и вели долгие бесе­ды о самых разных вещах), рассказывает о своих страхах. Но Хеге, равнодушная в своем счастье к чужой боли, не хочет знать о пережи­ваниях Маттиса, она обвиняет его в эгоизме. Как он не понимает, ведь теперь у нее есть надежная опора в жизни, и теперь они с Ёргеном смогут обеспечить семье безбедное существование!

<< Пред.           стр. 33 (из 48)           След. >>

Список литературы по разделу