<< Пред.           стр. 38 (из 48)           След. >>

Список литературы по разделу

 Он отправился странствовать и побывал на шести соседних асте­роидах. На первом жил король: ему так хотелось иметь подданных, что он предложил Маленькому принцу стать министром, а малыш подумал, что взрослые — очень странный народ. На второй планете жил честолюбец, на третьей — пьяница, на четвертой — деловой че­ловек, а на пятой — фонаршик. Все взрослые показались Маленькому принцу чрезвычайно странными, и только Фонаршик ему понравил­ся: этот человек оставался верен уговору зажигать по вечерам и гасить по утрам фонари, хотя планета его настолько уменьшилась, что день и ночь менялись ежеминутно. Не будь здесь так мало места. Малень­кий принц остался бы с Фонарщиком, потому что ему очень хотелось с кем-нибудь подружиться — к тому же на этой планете можно было любоваться закатом тысячу четыреста сорок раз в сутки!
 На шестой планете жил географ. А поскольку он был географом, ему полагалось расспрашивать путешественников о тех странах, отку­да они прибыли, чтобы записывать их рассказы в книги. Маленький принц хотел рассказать о своем цветке, но географ объяснил, что в книги записывают только горы и океаны, потому что они вечны и неизменны, а цветы живут недолго. Лишь тогда Маленький принц понял, что его красавица скоро исчезнет, а он бросил ее одну, без за­щиты и помощи! Но обида еще не прошла, и Маленький принц от­правился дальше, однако думал он только о своем покинутом цветке.
 Седьмой была Земля — очень непростая планета! Достаточно ска­зать, что на ней насчитывается сто одиннадцать королей, семь тысяч географов, девятьсот тысяч дельцов, семь с половиной миллионов пья­ниц, триста одиннадцать миллионов честолюбцев — итого около двух миллиардов взрослых. Но Маленький принц подружился только со змейкой, Лисом и летчиком. Змея обещала помочь ему, когда он горько пожалеет о своей планете. А Лис научил его дружить. Каждый может кого-то приручить и стать ему другом, но всегда нужно быть в ответе за тех, кого приручил. И еще Лис сказал, что зорко одно лишь
 428
 
 
 сердце — самого главного глазами не увидишь. Тогда Маленький принц решил вернуться к своей розе, потому что был за нее в ответе. Он отправился в пустыню — на то самое место, где упал. Так они с летчиком и познакомились. Летчик нарисовал ему барашка в ящичке и даже намордник для барашка, хотя раньше думал, что умеет рисо­вать только удавов — снаружи и изнутри. Маленький принц был счастлив, а летчику стало грустно — он понял, что его тоже приручи­ли. Потом Маленький принц нашел желтую змейку, чей укус убивает в полминуты: она помогла ему, как и обещала. Змея может всякого вернуть туда, откуда он пришел, — людей она возвращает земле, а Маленького принца вернула звездам. Летчику малыш сказал, что это только с виду будет похоже на смерть, поэтому печалиться не нужно — пусть летчик вспоминает его, глядя в ночное небо. И когда Маленький принц рассмеется, летчику покажется, будто все звезды смеются, словно пятьсот миллионов бубенцов.
 Летчик починил свой самолет, и товарищи обрадовались его воз­вращению. С той поры прошло шесть лет: понемногу он утешился и полюбил смотреть на звезды. Но его всегда охватывает волнение: он забыл нарисовать ремешок для намордника, и барашек мог съесть розу. Тогда ему кажется, что все бубенцы плачут. Ведь если розы уже нет на свете, все станет по-другому, но ни один взрослый никогда не поймет, как это важно.
 Е. Д Мурашкинцева
 
 
 Натали Саррот (Natalie Sarraute) р. 1900
 Золотые плоды (Les fruits d'or)
 Роман (1963)
 На одной из выставок в светской беседе случайно заходит речь о новом, недавно опубликованном романе. Сначала о нем никто или почти никто не знает, но внезапно к нему просыпается интерес. Кри­тики считают своим долгом восхищаться «Золотыми плодами» как чистейшим образцом высокого искусства — вещью, замкнутой в себе, превосходно отшлифованной, вершиной современной литерату­ры. Написана хвалебная статья некоего Брюлэ. Никто не смеет возра­зить, даже бунтари молчат. Поддавшись захлестнувшей всех волне, роман читают даже те, у кого на современных писателей никогда не хватает времени.
 Кто-то авторитетный, к кому самые слабые «бедные невежды», блуждающие в ночи, вязнущие в трясине, обращаются с мольбой вы­сказать свое собственное суждение, отваживается отметить, что при всех неоспоримых достоинствах романа есть в нем и некоторые не­дочеты, например в языке. По его мнению, в нем много запутаннос­ти, он неуклюж, даже иногда тяжеловат, но и классики, когда они
 430
 
 
 были новаторами, тоже казались запутанными и неуклюжими. В целом книга современна и превосходно отражает дух времени, а это и отличает настоящие произведения искусства.
 Кто-то другой, не поддавшись всеобщей эпидемии восторга, вслух не выражает своего скептицизма, но напускает на себя презритель­ный, немного раздраженный вид. Его единомышленница лишь наеди­не с ним осмеливается признаться в том, что тоже не видит в книге достоинств: по ее мнению, она трудна, холодна и кажется подделкой.
 Иные знатоки видят ценность «Золотых плодов» в том, что книга правдива, в ней есть удивительная точность, она реальнее самой жизни. Они стремятся разгадать, как она сделана, смакуют отдельные фрагменты, подобно сочным кускам какого-нибудь экзотического фрукта, сравнивают это произведение с Ватто, с Фрагонаром, с рябью воды в лунном свете.
 Наиболее экзальтированные бьются в экстазе, словно пронзенные электрическим током, другие убеждают, что книга фальшива, в жизни так не бывает, третьи лезут к ним с объяснениями. Женщины сравнивают себя с героиней, обсасывают сцены романа и примеряют их на себя.
 Кто-то пробует проанализировать одну из сцен романа вне кон­текста, она кажется далекой от реальности, лишенной смысла. О самой сцене известно лишь, что молодой человек накинул на плечи девушки шаль. Засомневавшиеся просят убежденных сторонников книги разъяснить им некоторые детали, но «убежденные» отшатыва­ются от них, как от еретиков. Они нападают на одинокого Жана Лабори, особенно старательно отмалчивающегося. Страшное подозрение тяготеет над ним. Он начинает, запинаясь, оправдываться, успокаи­вать остальных, пусть все знают: он — пустой сосуд, готовый принять все, чем они пожелают его наполнить. Кто не согласен — притворя­ется слепым, глухим. Но находится одна, не желающая поддаваться:
 ей кажется, что «Золотые плоды» — это скука смертная, а если есть в книге какие-то достоинства, то просит доказать их с книгой в руках. Те, кто думает так же, как она, расправляют плечи и благодар­но ей улыбаются. Может быть, они давно увидели достоинства произ­ведения сами, но решили, что из-за такой малости нельзя называть книгу шедевром, и тогда они будут смеяться над остальными, над не­избалованными, довольствующимися «жидкой кашицей для беззу­бых», будут обращаться с ними, как с детьми.
 431
 
 
 Однако мимолетная вспышка сразу оказывается притушена. Все взгляды обращаются к двум маститым критикам. В одном ураганом бушует мощный ум, от мыслей в его глазах лихорадочно вспыхивают блуждающие огоньки. Другой похож на бурдюк, наполненный чем-то ценным, чем он делится только с избранными. Они решают поста­вить на место эту слабоумную, эту возмутительницу спокойствия и объясняют достоинства произведения заумными терминами, еще больше запутывающими слушателей. И те, кто на миг вознадеялся выйти на «солнечные просторы», снова оказываются гонимыми в «бесконечную ширь ледяной тундры».
 Только один из всей толпы постигает истину, замечает заговорщи­ческий взгляд, которым обмениваются те двое, прежде чем тройным замком запереться от остальных и высказать свое суждение. Теперь все раболепно им поклоняются, он одинокий, «постигший истину», все ищет себе единомышленника, а когда наконец находит, то те двое смотрят на них, как на умственно отсталых, которые не могут разбираться в тонкостях, посмеиваются над ними и удивляются, что они все еще так долго обсуждают «Золотые плоды».
 Вскоре появляются критики — такие, как некий Моно, который называет «Золотые плоды» «нулем»; Меттетадь идет еще дальше и резко выступает против Брейе. Некая Марта находит роман смеш­ным, считает его комедией. К «Золотым плодам» подходят любые эпитеты, в нем есть все на свете, считают некоторые, это реальный, самый настоящий мир. Есть те, кто был до «Золотых плодов», и те, кто после. Мы — поколение «Золотых плодов», так нас будут назы­вать, — подхватывают другие. Предел достигнут. Однако все явствен­ней слышны голоса, называющие роман дешевкой, пошлятиной, пустым местом. Верные сторонники уверяют, что писатель допустил некоторые недостатки нарочно. Им возражают, что если бы автор решил ввести в роман элементы пошлости обдуманно, то он бы сгус­тил краски, сделал бы их сочней, превратил бы в литературный прием, а скрывать недостатки под словом «нарочно» смешно и неоп­равданно. Кого-то этот аргумент сбивает с толку.
 Однако благожелательного критика толпа жаждущих истины про­сит с книгой в руках доказать ее красоту. Он делает слабую попытку, но его слова, срываясь с языка, «опадают вялыми листьями», он не может отыскать ни одного примера для подтверждения своих хвалеб­ных отзывов и с позором ретируется. Персонажи сами удивляются,
 432
 
 
 каким образом им случается все время присутствовать при невероят­ных переменах отношения к книге, но это уже кажется вполне при­вычным. Все эти беспричинные внезапные увлечения похожи на массовые галлюцинации. Еще совсем недавно никто не осмеливался возражать против достоинств «Золотых плодов», а вскоре оказывает­ся, что о них говорят все меньше и меньше, затем вообще забывают, что такой роман когда-либо существовал, и лишь потомки через не­сколько лет смогут точно сказать, является ли эта книга истинной ли­тературой или нет.
 Е. В. Семина
 
 
 Андре Мальро (Andre Malraux) 1901-1976
 Завоеватели (Les Conquerants)
 Роман (1928)
 25 июня 1925 г. Рассказчик плывет на английском пароходе в Гон­конг. На карте этот остров напоминает пробку, засевшую в дельте Жемчужной реки, по берегам которой расползлось серое пятно Кан­тона. Китай охвачен революцией: в Пекине и Шанхае готовятся гран­диозные демонстрации, в южных провинциях идет массовая запись добровольцев, во всех городах англичане поспешно укрываются на территории иностранных концессий, кантонская армия получила большое количество боеприпасов и продовольствия из России. Только что вывесили радиограмму: в Кантоне объявлена всеобщая забастовка.
 29 июня. Остановка в Сайгоне. Рассказчик узнает последние но­вости из Кантона. Люди полны энтузиазма: их опьяняет само созна­ние, что с Англией можно успешно воевать. Борьбу возглавляют созданный Сунь Ятсеном гоминьдан и посланцы Интернационала — в большинстве своем русские. Главный среди них — Бородин. Комис­сариатом пропаганды руководит Гарин. Ему удалось пробудить в ки­тайцах прежде совершенно чуждый им индивидуализм. Они превратились в фанатиков, потому что ощутили себя творцами собст-
 434
 
 
 венной жизни — надо видеть этих оборванных сборщиков риса, когда они отрабатывают ружейные приемы в окружении почтитель­ной толпы. Бородин и Гарин прекрасно дополняют друг друга. Пер­вый действует с непреклонной решимостью большевика, а второй воспринимает революцию как некое очистительное действо. В опре­деленном смысле Гарина можно назвать авантюристом, но пользу он приносит большую: именно благодаря его усилиям было распропаган­дировано кадетское училище в Вамлоа. Однако внутренняя ситуация внушает тревогу. Самый влиятельный в Кантоне человек — это Чень Дай, которого называют китайским Ганди. Судя по всему, он собира­ется открыто выступить против Гарина и Бородина, обвинив в посо­бничестве террору. Действительно, вожак террористов Гон слишком многое себе позволяет — он убивает даже тех, кто поддерживает гоминьдан деньгами. Этот мальчишка вырос в нищете — отсюда его лютая ненависть ко всем богатым.
 5 июля. В Гонконге объявлена всеобщая забастовка. Главная ули­ца города молчалива и пустынна. Китайские торговцы провожают рассказчика тяжелым, ненавидящим взглядом. Встреча с делегатом от гоминьдана. Плохие новости — кантонское правительство по-преж­нему колеблется. За Бородиным и Гариным стоят полиция и профсо­юзы, тогда как у Чень Дал нет ничего, кроме авторитета, — в такой стране, как Китай, это громадная сила. Гарин пытается пробить дек­рет о закрытии кантонского порта для всех кораблей, сделавших ос­тановку в Гонконге.
 Рассказчик едет в Кантон вместе с Клейном — одним из сотруд­ников комиссариата пропаганды. Пока смертельно усталый немец дремлет, рассказчик просматривает меморандум гонконговской служ­бы безопасности, посвященный его другу Пьеру Гарену, известному здесь под именем Гарин. Некоторые сведения точны, другие ошибоч­ны, но все они заставляют рассказчика вспомнить прошлое. Пьер ро­дился в 1894 г. Сын швейцарца и русской еврейки. Свободно владеет немецким, французским, русским и английским. Окончил филологи­ческий факультет, откуда вынес только книжное преклонение перед великими личностями. Вращался в кругу анархистов, хотя глубоко презирал их за стремление обрести какую-то «истину». Из-за неле­пой бравады оказался замешанным в дело о незаконных абортах: его осудили на шесть месяцев условно — в зале суда он испытал унизи­тельное чувство бессилия и еще более укрепился в мысли об абсурд-
 435
 
 
 ности общественного устройства. В Цюрихе сошелся с русскими ре­волюционерами-эмигрантами, однако всерьез их не воспринял — легко представить его отчаяние в 1917 г., когда он понял, что упустил свой шанс. В Кантон приехал через год — и отнюдь не по направле­нию Интернационала. Вызов ему послал один из друзей. Прощаясь с рассказчиком в Марселе, Пьер сказал, что у него есть только одна цель — добиться власти в любой форме. В правительстве Сунь Ятсена комиссариат пропаганды влачил жалкое существование, но с прихо­дом Гарина превратился в мощное орудие революции. Денежные средства добывались посредством нелегальных поборов с торговцев опиумом, содержателей игорных и публичных домов. В настоящее время главная задача Гарина — добиться принятия декрета, который уничтожит Гонконг. Последние строки меморандума подчеркнуты красным карандашом: Гарин тяжело болен — в скором времени ему придется покинуть тропики. Рассказчик в это не верит.
 Кантон. Долгожданная встреча с другом. Вид у Пьера совершенно больной, но о здоровье своем он говорит неохотно: да, местный кли­мат его убивает, но уехать сейчас немыслимо — сначала нужно пере­ломить хребет Гонконгу. Все мысли Гарина заняты Чень Даем. У этого любезного старичка есть навязчивая идея, почти мания — он поклоняется справедливости, как божеству, и считает своим долгом охранять ее. К несчастью, Чень Дай — фигура неприкасаемая. Жизнь его уже стала легендой, и китайцам необходимо, чтобы к нему отно­сились с почтением. Остается лишь одна надежда — Чень Дая нена­видит Гон.
 События развиваются быстро. Рассказчик присутствует при беседе Чень Дая и Гарина. Старик отметает все доводы о революционной необходимости: он не хочет видеть, как его соотечественников пре­вращают в подопытных морских свинок — Китай слишком великая страна, чтобы быть ареной для экспериментов.
 В город вторгаются войска подкупленного англичанами генерала Тана. Гарин и Клейн мгновенно собирают безработных для строительства баррикад. Командиру кадетского училища Чан Кайши уда­ется обратить в бегство солдат Тана. Пленными занимается толстяк Николаев — бывший сотрудник царской охранки.
 Очередное убийство китайского банкира, сторонника гоминьдана. Чень Дай требует ареста Гона. Гарин также встревожен своеволием террористов — куда лучше было бы создать Чека, но пока придется
 436
 
 
 повременить. Ночью Гарину становится плохо, и его увозят в больни­цу. Кантонское правительство назначает Бородина начальником уп­равления сухопутных войск и авиации — отныне вся армия нахо­дится в руках Интернационала.
 Известие о смерти Чень Дая — старик скончался от удара ножом в грудь. В самоубийство никто не верит. В комиссариате пропаганды срочно готовят плакаты — в них провозглашается, что всеми почи­таемый Чень Дай пал жертвой английских империалистов. Гарин го­товит речь, которую собирается произнести на похоронах. Бородин отдает распоряжение ликвидировать исполнившего свою миссию Гона. Террористы в ответ захватывают и убивают четверых чело­век — в их числе оказался Клейн. Гарина трясет при виде трупов. За­ложников пытали — нельзя даже закрыть им глаза, потому что веки отрезаны бритвой.
 18 августа. Гарин на грани важного решения. У него произошла ссора с Бородиным — как полагает рассказчик, из-за казни Гона. Пьер слишком поздно обнаружил, что коммунизм представляет собой разновидность франкмасонства: во имя партийной дисциплины Бородин пожертвует любым из своих сторонников. В сущности, спо­собные люди ему не нужны — он предпочитает послушных, Никола­ев доверительно сообщает рассказчику, что Гарину следовало бы уехать — и не только из-за болезни. Его время прошло. Бородин прав: в коммунизме нет места для тех, кто стремится прежде всего быть самим собой. Рассказчик в этом не уверен: коммунисты совер­шают ошибку, отбрасывая революционеров-завоевателей, отдавших им Китай.
 Перед отъездом Гарин узнает, что рядом с войсковым колодцем задержаны два агента комиссариата пропаганды с цианистым калием. Николаев не торопится их допрашивать — похоже, смерть десяти тысяч человек необходима революции. Застрелив одного из аресто­ванных, Гарин добивается признания от второго — действительно, лазутчиков было трое. Вскоре курьер приносит донесение, что третий агент арестован с восемьюстами граммами цианида. Вода в колодце не будет отравлена. Как и семь лет назад, рассказчик прощается с другом. Обоим известно мнение доктора Мирова: Гарин не доберется даже до Цейлона.
 Е. Д. Мурашкинцева
 437
 
 
 Королевская дорога (La Voie royale)
 Роман (1930)
 Действие происходит в Юго-Восточной Азии (на территории Таилан­да, Южного Вьетнама и Камбоджи) через несколько лет после пер­вой мировой войны. Молодой француз Клод Ваннек отправляется в Сиам (официальное название Таиланда до 1939 г. — Е. М.) на поис­ки старинных кхмерских барельефов. В Европе возник спрос на ази­атские редкости, и Клод надеется разбогатеть. На корабле он знакомится с Перкеном — этот немец или датчанин принадлежит к числу европейцев, которые готовы поставить на карту жизнь ради славы и власти. У него большой опыт общения с туземцами — по слухам, он сумел даже подчинить себе одно из местных племен. Клода неодолимо тянет к Перкену, ибо он угадывает в нем родствен­ную душу — оба жаждут наполнить смыслом свое существование. Клод сознает, что ему необходим надежный спутник: в сиамских джунглях белых людей подстерегает множество опасностей, и самая. страшная из них — попасть в руки непокоренных дикарей. Клод от­крывает Перкену свой план: пройти по бывшей Королевской дороге,-некогда соединявшей Ангкор (грандиозный комплекс храмов и двор­цов, сооруженных в IX—XIII вв. — Е. М.) с дельтой реки Менам и Бангкоком. Там стоят мертвые города и полуразрушенные храмы:
 почти все они уже разграблены, но камни воров не интересовали.
 Перкен соглашается принять участие в экспедиции: ему внезапно понадобились деньги и, кроме того, он хочет узнать о судьбе своего исчезнувшего друга — следы Грабо затерялись в тех местах, где живет таиландское племя мои. условившись о встрече в Пномпене, Перкен сходит на берег в Сингапуре, а Клод плывет дальше, в Сай­гон, где находится отделение Французского института, пославшего его в командировку якобы для археологических разысканий. Клод получа­ет талоны на реквизицию, что дает право нанимать возчиков с повоз­ками. Однако молодого археолога предупреждают, что все найденные барельефы должны оставаться на месте — отныне их разрешено только описывать. В Бангкоке представитель французской колониаль­ной администрации советует Клоду не связываться с таким опасным типом, как Перкен: этот авантюрист пытался закупить в Европе пулеметы. При встрече Перкен объясняет, что его заветная цель — ог­радить свои племена от нашествия европейцев.
 438
 
 
 . Ступив на Королевскую дорогу, каод и Перкен оказываются перед лицом вечности. Джунгли воплощают собой неодолимую при­роду, способную в любую секунду раздавить ничтожную букашку •— человека. Белые люди медленно продвигаются вперед в сопровожде­нии боя Кса, возчиков, проводника и камбоджийца по имени Свай, которого приставил к ним французский уполномоченый, восприняв­ший их затею крайне отрицательно. Поначалу поиски не дают ника­ких результатов — среди множества руин не сохранилось плит с интересной резьбой. Клод уже начинает приходить в отчаяние, но тут путешественникам улыбается удача — они находят барельеф с изо­бражением двух танцовщиц. По мнению молодого археолога, за эти камни можно выручить больше пятисот тысяч франков. Перкен оше­ломлен: он ездил за деньгами в Европу, тогда как искать следовало в джунглях — каждая такая плита стоит десять пулеметов и двести винтовок. С неимоверным трудом Клоду и Перкену удается выпилить барельефы из стены храма — лес в очередной раз доказывает им свое могущество. Ночью Свай и проводник уходят, а вслед за ними исче­зают возчики. Вскоре выясняется, что найти новых невозможно, так как Свай успел предупредить жителей всех ближайших деревень, С Клодом и Перкеном остается лишь Кса, — к счастью, этот сиамец умеет править повозкой. Клод потрясен предательством французского уполномоченного: совершенно очевидно, что барельефы придется бросить, иначе их конфискуют. Тогда Перкен предлагает добираться до Бангкока через земли непокоренных — имея два термоса со спиртным и бусы, можно рискнуть. В маленькой горной деревушке путешественники находят проводника из стиенгов — одного из пле­мен мои. Туземец уверяет, будто среди них живет белый, и Перкен не сомневается, что речь идет о Грабо. Это человек редкостной отва­ги, обладающий своеобразным примитивным величием. Подобно Перкену, он жаждет обладания — и особенно власти над женщина­ми. Грабо всегда презирал смерть и был готов пойти на самые страш­ные муки, чтобы доказать свою силу самому себе — так, однажды он дал укусить себя скорпиону. Стиенги наверняка оценили эти качест­ва: если его друг жив, он стад вождем.
 Джунгли выглядят все более враждебными и опасными. На пути к главной деревне стиенгов путешественники начинают тревожиться: проводник не всегда предупреждает их об отравленных боевых стре­лах и колючках — только опыт Перкена позволяет им избежать ло­вушек. Возможно, это происки других вождей, но не исключено, что
 439
 
 
 Грабо одичал среди стиенгов и пытается защитить свою свободу. Ужасная правда открывается только на месте: стиенги, ослепив и ос­копив Грабо, превратили его в жалкого раба — почти в животное. Обоим белым угрожает та же участь: молодой археолог готов пустить себе пулю в лоб, но Перкен отвергает этот малодушный выход и идет на переговоры, прекрасно сознавая, что его ждет в случае провала. Споткнувшись от напряжения, он попадает коленом на воткнутую в землю боевую стрелу. Ему удается совершить невозможное: стиенги соглашаются выпустить их из деревни, чтобы затем обменять Грабо на сто глиняных кувшинов, которые будут доставлены в условленное место. Договор скрепляется клятвой на рисовой водке. Лишь после этого Перкен смазывает йодом свое распухшее колено. У него начи­нается сильнейший жар.
 Через пять дней путешественники добираются до сиамского селения. Заезжий врач-англичанин не оставляет Перкену никаких на­дежд: с гнойным артритом раненый проживет не больше двух недель — ампутация могла бы его спасти, но он не успеет добраться до города. Перкен отправляет в Бангкок донесение о том, что дикие стиенги изувечили белого человека. Власти немедленно высылают ка­рательный отряд. К месту обмена Перкена везут на телеге — пере­двигаться самостоятельно он уже не способен. Клод едет вместе с ним, словно бы зачарованный дыханием смерти. Вслед за освобожде­нием Грабо начинается охота на стиенгов — их преследуют, как зве­рей, и они в отчаянии бросаются на деревни горных племен, которые признавали своим вождем Перкена. Но теперь белый человек на­столько слаб, что не может внушить уважение к себе: сиамцы не желают его слушать и обвиняют в том, что он стал причиной яростных атак стиенгов. Напрасно Перкен призывает бороться с подступившей вплотную цивилизацией: если горцы пропустят войсковую колонну, следом протянется железная дорога. Во взглядах туземцев Перкен явственно угадывает равнодушие — для них он уже мертвец. Как и предупреждал врач-наркоман, агония Перкена ужасна. Перед самым концом в лице его не остается ничего человеческого — он хрипит, что смерти нет, ибо только ему одному суждено умереть. Клод сгора­ет от желания передать другу хоть толику братского сочувствия, но когда он обнимает Перкена, тот смотрит на него, как на существо из другого мира.
 Е. Л Мурашкинцева
 
 
 Реймон Кено (Raymond Queneau) 1903-1976
 Одиль (Odae)
 Роман (1937)
 Главный герой Ролан Рами возвращается к гражданской жизни после Нескольких месяцев службы в Марокко, где он принимал участие в военных действиях. В Париже, при посредничестве одного своего ар­мейского товарища, Рами становится вхож в небольшую группу мо­лодых людей, встречающихся в районе Монмартра, которые упраж­няются в искусстве жить, не утомляя себя. Как и остальные члены этой группы, Рами не работает по восемь часов в день на каком-либо предприятии и временем своим может распоряжаться самостоятель­но. Последующие шесть месяцев, не особенно, правда, к этому стре­мясь, Рами вращается в этом обществе вольных аферистов.
 Ролан Рами — математик-любитель, поэтому несколько часов каждый день он проводит за бесконечными вычислениями, которые не приносят ему ни единого су. Помимо этого он иногда пишет ста­тьи для научных журналов. Когда-то давно у него произошел разрыв с семьей, и единственным родственником, с которым у Рами еще сохранились отношения, является его дядя. Тот долгое время служил в колонии, обладает изрядным капиталом и ежемесячно, во избежание
 441
 
 
 голодной смерти своего племянника, ссужает его некоторой суммой денег.
 Через полгода своего пребывания в Париже Ролан Рами сближает­ся с группой коммунистов, которые с превеликим усердием пытают­ся убедить его вступить в партию и активно поддержать дело революции. Руководителем группы является некий Агларес; его жизнь, по рассказам поэта Сакселя, знакомого Рами, насквозь прони­зана тайнами и необычными происшествиями. Агларес носит длин­ные волосы, широкополую шляпу и пенсне, которое крепится к его правому уху толстым красным шнуром. В целом он похож на допо­топного фотографа, и только красный галстук у него на шее указыва­ет на его модернистские замашки. Агларес собрал вокруг себя некоторое количество учеников и, заручившись их поддержкой, под­водит под революционную борьбу в целом идею возобладания в мире некоего «иррационального», «бессознательного» начала, проверяя вер­ность предпринимаемых в том числе и им самим действий при по­мощи оккультизма.
 Через все ту же группу «аферистов» Рами знакомится с Одиль, к которой в скором времени начинает испытывать нечто вроде дружес­кой привязанности. Одиль находится в группе на положении подруги Луи Тессона, человека с неровным характером, о котором все говорят с неким опасливым восхищением. Это грубый, костлявый тип; неког­да прежде Одиль его даже ненавидела.
 По просьбе Одиль Рами пишет статью об объективности матема­тики. Статья оказывается чрезвычайно благосклонно принята в среде Аглареса. Агларес в восторге от того, что наконец встретил человека, который, по его мнению, открыл инфрапсихическую природу мате­матики. Отныне он еще активнее пытается втянуть Рами в револю­ционную деятельность.
 Через некоторое время Рами с Сакселем посещают революционно-оккультную секту господина Муйарда, куда приглашает их один из знакомых Рами, некий Ф., и где сестра Ф. — Элиза, девушка-медиум, вызывает дух уже скончавшегося к тому времени Ленина, который якобы через нее дает посмертные наставления всем приверженцам своей революционной теории. Саксель оказывается покорен преластями Элизы и усердно пытается убедить группу Аглареса примкну» к секте Муйарда. Энтузиазм Сакселя, однако, не находит поддержки.
 В тот самый вечер, когда вопрос о вступлении в секту подробно обсуждается на заседании группы, Оскар, лидер монмартрской ком-
 442
 
 
 пании, убивает Тессона, любовника Одили, приходящегося ему бра­том. Виновника преступления арестовывают в тот же день, а вместе с ним в полицию попадают еще несколько общих его с Роланом знако­мых. Самому Рами удается избежать ареста лишь благодаря своевре­менному предупреждению со стороны одной юной доброжела­тельницы. Следующие несколько дней Рами безрезультатно разыски­вает Одиль. Волнение его велико, поскольку в своем номере она не появляется. Через два дня после преступления домой к Рами прихо­дят двое полицейских и бесцеремонно уносят с собой все его бумаги, основную часть которых составляют математические выкладки и вы­писки из высоконаучных изданий.
 При содействии Аглареса и одной их общей знакомой Рами доби­вается возврата ему всех его записей, а также снятия каких бы то ни было подозрений с него самого и с Одиль. Одиль, лишенная после ги­бели Тессона средств к существованию и недостаточно уверенная в себе, чтобы пойти работать, уезжает в деревню к родителям. Рами, лишившись ее общества, впадает в депрессию, но вскоре находит способ, как вернуть Одиль в Париж: он решает привезти ее в качест­ве своей жены, предложив ей оформить фиктивный брак. Становить­ся ее мужем по-настоящему он не хочет, поскольку уверен в том, что любви не испытывает. Ролан убеждает своего дядю в связи с женить­бой удвоить ему содержание, едет за Одиль и, предложив ей свою фа­милию и скромный достаток в обмен на простые дружеские чувства, привозит ее обратно, тем самым спасая от деревенской спячки и бес­перспективности существования. Расписавшись, молодые люди про­должают жить отдельно и встречаются лишь несколько раз в неделю, причем Рами, подсознательно не веря в свое право на счастье, посте­пенно все дальше и дальше отстраняет Одиль от себя.
 За время отсутствия Рами в Париже в группе Аглареса происхо­дит переворот: Саксель оказывается из нее изгнан, причем на листке, порочащем поэта, наряду с прочими подписями стоит подпись Рами, который на самом деле видит эту бумагу впервые. К тому же ради расширения влияния группы среди радикально настроенных парижан в ее ряды оказываются допущенными люди нечистоплотные, заведо­мо способные на подлости и предательство. Столь неожиданный по­ворот событий способствует тому, что для Ролана Рами заканчивается некий период политического воспитания, и он постепенно все дальше отходит от коммунистов.
 443
 
 
 Ралли избавляется от представления о самом себе как о математи­ке, а точнее, как о вычислительной машине, постоянно сбивающейся со счета, и пытается «выстроить» из обломков своего самолюбия новое, более человечное убежище, в котором бы нашлось место и та­кому чувству, как любовь к женщине. Одиль первая признается Рами в любви. Рами же, надеясь обдумать свою будущую жизнь и разо­браться в себе, на несколько недель вместе с друзьями отправляется путешествовать по Греции. Там он находит в себе силы отказаться от постоянно искушающего его желания страдать и, заглянув себе в душу, понять, что он любит Одиль. Прибыв в Париж, он еще успева­ет вернуть расположение Одиль, уже не опасаясь быть просто «нор­мальным» человеком, и начинает относиться к этому состоянию, как к трамплину, с которого он сможет прыгнуть в будущее.
 Е. В. Семина
 
 
 Жорж Сименон (Georges Simenon) 1903-1989
 Мегрэ колеблется (Maigret hesite)
 Роман (1968)
 Дело, оказавшееся крайне тягостным для комиссара Мегрэ, началось с анонимного письма: неизвестный сообщал о том, что вскоре про­изойдет убийство. Мегрэ сразу замечает дорогую веленевую бумагу необычного формата. Благодаря этому обстоятельству удается быстро выяснить, что письмо было отправлено из дома адвоката Эмиля Парандона, специалиста по морскому праву. Наведя необходимые справки, комиссар выясняет, что Парандон сделал очень выгодную партию: он женат на одной из дочерей Гассена де Болье, председате­ля кассационного суда.
 Мегрэ звонит Парандону с просьбой о встрече. Адвокат принима­ет комиссара с распростертыми объятиями: оказывается, он давно мечтал обсудить с профессионалом шестьдесят четвертую статью уго­ловного кодекса, в которой дается определение вменяемости преступ­ника. Мегрэ внимательно изучает хозяина дома: это миниатюрный и очень подвижный человек в очках с толстыми стеклами — в громад­ном, роскошно обставленном кабинете он выглядит почти гномом. Парандон мгновенно опознает свою бумагу и читает странное посла-
 445
 
 
 ние, не выказывая удивления, зато вскакивает с места, когда в каби­нет совершенно бесшумно входит элегантная женщина лет сорока с цепким взглядом. Мадам Парандон сгорает от желания узнать причи­ну визита, но мужчины делают вид, будто не замечают этого. После ее ухода адвокат без всякого принуждения рассказывает об обитате­лях дома и их образе жизни. У супругов двое детей: восемнадцати­летняя Полетта занимается археологией, а пятнадцатилетний Жак учится в лицее. Девушка придумала себе с братом прозвища Бэмби и Гюс. С адвокатом работают секретарша мадемуазель Bar, стажер Рене Тортю и юный швейцарец Жюльен Бод, который мечтает стать дра­матургом, а пока выполняет мелкие поручения. Горничная Лиза и дворецкий Фердинанд живут в доме, кухарка и уборщица вечером уходят. Парандон предоставляет Мегрэ полную свободу — всем слу­жащим будет предписано откровенно отвечать на любые вопросы ко­миссара,
 Мегрэ старается не слишком распространяться об этом деле. Ему немного стыдно за то, что он занимается пустяками. Нет оснований подозревать, будто в доме Парандона назревает драма — с виду все здесь чинно, размеренно, упорядочение. Тем не менее комиссар вновь отправляется к адвокату. Мадемуазель Bar отвечает на его во­просы со сдержанным достоинством. Она откровенно признается, что у них с патроном бывают минуты близости, но всегда урывками, поскольку в доме слишком много людей. Мадам Парандон, возможно, знает об этой связи — однажды она зашла в кабинет мужа в весьма неподходящий момент. Комната самой секретарши — настоящий проходной дом, а мадам просто вездесуща. Никогда не знаешь, когда она появится — по ее приказу полы везде застланы коврами.
 В полицию приходит второе анонимное письмо: неизвестный предупреждает, что в результате неловких действий комиссара пре­ступление может совершиться с часу на час. Мегрэ вновь встречается с секретаршей — ему нравится эта умная, спокойная девушка. Она явно влюблена в своего патрона и полагает, что опасность грозит именно ему. В доме всеми делами заправляет мадам Парандон. С дочерью у нее отношения плохие — Бэмби считает отца жертвой матери. Возможно, в этом есть доля истины: семейство Гассенов взяло верх над Парандонами — ни родные, ни друзья адвоката здесь фактически не бывают. Гюс обожает отца, но стесняется выказывать свои чувства.
 446
 
 
 Мегрэ начинает все сильнее тревожиться. Он уже знает, что у о6оих супругов есть оружие. Мадам Парандон, с которой он пока не беседовал, сама звонит в полицию. Ей не терпится просветить комиссара относительно мужа: несчастный Эмиль родился недоношен­ным— он так и не сумел стать полноценным человеком. Вот уже двадцать лет она пытается защитить его, но он все глубже уходит в себя и полностью отгородился от мира. Супружеские отношения пришлось прекратить год назад — после того, как она застала мужа с этой девкой-секретаршей. А его маниакальный интерес к одной из статей уголовного кодекса — разве это не психоз? Ей стало страшно жить в этом доме.
 Мегрэ знакомится с помощниками адвоката и слугами. Жюльен Бод утверждает, что о связи патрона с мадемуазель Ваг известно всем. Это очень славная девушка. Будущий драматург считает, что ему по­везло: супружеская чета Парандонов — готовые персонажи пьесы. Они встречаются в коридоре, словно прохожие на улице, а за столом сидят, как незнакомые люди в ресторане. Рене Тортю ведет себя очень сдержанно и лишь замечает, что на месте патрона вел бы более деятельную жизнь. Дворецкий Фердинанд откровенно именует мадам Парандон стервой и чертовски хитрой бабой. Душевному хозяину с Ней не повезло, а разговоры о его помешательстве — полная чепуха.
 Мегрэ получает третье послание: аноним заявляет, что комиссар фактически спровоцировал убийцу. В доме устанавливается постоян­ное наблюдение: ночью дежурит инспектор Лалуэнт, утром его сме­няет Жанвье. Когда раздается звонок, у Мегрэ невольно сжимается сердце. Жанвье сообщает об убийстве. С супругами Парандон все в порядке — зарезана мадемуазель Bar.
 Вместе со следственной бригадой Мегрэ спешит в знакомый дом. Жюльен Бод плачет, не стыдясь слез, самоуверенный Рене Тортю явно подавлен, мадам Парандон, по словам горничной, еще не выхо­дила из спальни. Установлено, что девушке перерезали горло пример­но в половине десятого. Она хорошо знала убийцу, поскольку Продолжала спокойно работать и позволила взять острый нож со своего собственного стола. Комиссар отправляется к адвокату — тот сидит в полной прострации. Но когда появляется мадам Парандон с мольбой признаться в убийстве, маленький адвокат начинает в бе­шенстве топать ногами — к полному удовлетворению своей супруги.
 После ее ухода в кабинет врывается Гюс с явным намерением за­щитить отца от Мегрэ. Комиссар уже догадался, кто автор таинствен-
 447
 
 
 ных анонимных писем — это была чисто мальчишеская затея. После разговора с Бэмби подтверждается и другое предположение Мегрэ;
 дети тяготятся тем образом жизни, который навязывает им мать. Но Бэмби, в отличие от брата, считает Парандона тряпкой и недолюбли­вает мадемуазель Bar.
 Допрос мадам Парандон комиссар оставляет напоследок. Она твердит, что приняла на ночь снотворное и проснулась около двенад­цати, Убийство, безусловно, совершил муж — вероятно, эта девица шантажировала его. Впрочем, он мог это сделать и без повода, ибо одержим страхом болезни и смерти — недаром он отказывается иметь дело с людьми своего круга.
 Тем временем инспектор Люка опрашивает жильцов дома напро­тив. Среди них есть инвалид, который целыми днями просиживает у окна. Из его квартиры прекрасно видна гостиная Парандонов. Мадам выходила около половины десятого — ее должна была видеть занятая уборкой горничная. Припертая к стене Лиза больше не отпирается и просит прощения у хозяйки.
 В туалетном ящике Мегрэ находит маленький браунинг. Когда мадам Парандон вышла, револьвер лежал у нее в кармане халата. Скорее всего, в тот момент она собиралась застрелить мужа, но затем ей пришла в голову другая мысль. Убив секретаршу, она могла не только нанести ему удар, но и навлечь на него все подозрения. Ре­вольвер не понадобился, поскольку на столе у Антуанетты лежал ост­рый нож для зачистки опечаток.
 Распорядившись доставить подозреваемую на набережную Орфевр, Мегрэ вновь заходит к адвокату — у Парандона имеется повод детальнее проштудировать статью шестьдесят четвертую. В машине комиссар вспоминает ужасающую по своей расплывчатости формули­ровку: «Нет преступления, если во время совершения деяния обви­няемый был в состоянии безумия или был принужден к тому силой, которой он не мог противостоять».
 Е. Д. Мурашкигщева
 
 
 Маргерит Юрсенар (Marguerite Yourcenar) 1903—1987
 Философский камень (L'CEuvre au Noir)
 Роман (1968)
 1529 год. На перепутье двух дорог встречаются двоюродные братья. Анри-Максимилиану, сыну богатого купца Анри-Жюста Лигра, шест­надцать лет: он бредит Плутархом и свято верит, что сможет потя­гаться славою с Александром Македонским и Цезарем. Ему претит сидеть в отцовской лавке и мерить аршином сукно: его цель — стать человеком. Незаконнорожденному Зенону двадцать лет: все его по­мыслы заняты только наукой, и мечтает он вознестись выше челове­ка, познав тайны алхимии.
 Зенон появился на свет в Брюгге. Его матерью была Хилзонда, се­стра Анри-Жюста, а отцом — молодой прелат Альберико де Нуми, отпрыск старинного флорентийского рода. Красивый итальянец без труда соблазнил юную фламандку, а затем вернулся к папскому двору, где его ожидала блистательная карьера. Измена возлюбленного внушила молодой женщине отвращение к браку, но однажды брат познакомил ее с седобородым богобоязненным Симоном Адриансеном, который приобщил Хилзонду к евангелической вере. Когда до Брюгге дошла весть, что кардинал Альберико де Нуми был убит в
 449
 
 
 Риме, Хилзонда согласилась выйти замуж за Симона, Зенон остался в~ доме дяди — отчиму так и не удалось приручить этого маленького волчонка.
 Анри-Жюст отдал племянника в учение своему шурину Бартоломе Кампанусу, канонику церкви Святого Доната. Некоторые знакомства Зенона беспокоили родных: он охотно водил дружбу с цирюльником Яном Мейерсом и ткачом Коласом Гелом. Ян не знал себе равных в искусстве пускать кровь, но его подозревали в тайном расчленении трупов. Колас же мечтал облегчить труд сукноделов, и Зенон создал чертежи механических станков. В аптеке цирюльника и в мастерской ткача школяр постигал то, что не могла ему дать книжная премуд­рость. Впрочем, ткачи разочаровали юношу — эти вздорные невежды попытались сломать его станки. Однажды дом Анри-Жюста посетила принцесса Маргарита, которой понравился красивый дерзкий шко­ляр: она выразила желание взять его в свою свиту, но Зенон предпо­чел пуститься в странствия. Вскоре Анри-Максимилиан последовал его примеру. Потерпев неудачу со старшим сыном, Анри-Жюст воз­ложил все свои надежды на младшего — Филибера.
 Первое время молва о Зеноне не утихала. Многие утверждали, что он постиг все тайны алхимии и медицины. Говорили также, что он оскверняет кладбища, соблазняет женщин, путается с еретиками и безбожниками. Его будто бы видели в самых отдаленных странах — по слухам, он нажил целое состояние, продав алжирскому паше тайну изобретенного им греческого огня. Но время шло, Зенона понемногу стали забывать, и лишь каноник Кампанус иногда вспоминал своего бывшего ученика.
 Симон Адриансен и Хилзонда прожили в мире и согласии двенад­цать лет. В их доме собирались праведные — те, кому открылся свет истины. Разнеслась весть, что в Мюнстере анабаптисты прогнали епи­скопов и муниципальных советников — этот город превратился в Иерусалим обездоленных. Симон, распродав свое имущество, отпряг вился в Град Божий вместе с женой и маленькой дочерью Мартой. Вскоре цитадель добродетели была окружена католическими войска-ми. Ганс Бокхольд, носивший прежде имя Иоанна Лейденского, про­возгласил себя королем-пророком. У нового Христа было семнадцать жен, что служило несомненным доказательством мощи Бога, Когда Симон уехал собирать деньги для святого дела, Хилзонда стала восем­надцатой. Одурманенная экстазом, она едва заметила, как в город во-
 450
 
 
 рвались солдаты епископа. Начались массовые казни. Хилзонде отру­били голову, а Марту верная служанка спрятала до возвращения Си­мона. Старик ни словом не упрекнул погибшую жену: в ее падении он винил только себя. Жить ему оставалось недолго, и он препоручил Марту своей сестре Саломее — жене богатейшего банкира Фуггера, Девочка выросла в Кельне вместе с кузиной Бенедиктой. Мартин Фуггер и Жюст Лигр из Брюгге, извечные друзья-соперники, приняли ре­шение объединить капиталы: Бенедикте предстояло выйти замуж за филиберз. Но когда в Германии началась чума, Саломея и Бенедикта умерли. Женой Филибера Лигра стада Марта. Всю жизнь она терза­лась чувством вины, ибо отреклась от завещанной родителями еванге­лической веры и не смогла преодолеть страха, прогнавшего ее от постели угасающей сестры. Свидетелем ее слабости был врач — высо­кий худой человек с поседевшими волосами и смуглым лицом.
 Из Кельна Зенон перебрался в Инсбрук. Здесь двоюродные братья встретились вновь. Прошло двадцать лет — можно было подводить итоги, Анри-Максимилиан дослужился до капитана: он не жалел об уходе из дома, однако жизнь сложилась совсем не так, как ему мечталось. Зенон многое познал, но пришел к выводу, что ученых мужей не зря сжигают на кострах: они могут обрести такое могущество, что столкнут в бездну весь земной шар — впрочем, род людской и не за­служивает лучшей участи. Невежество идет рука об руку с жестокос­тью, и даже поиски истины оборачиваются кровавым маскарадом, как это случилось в Мюнстере. Не умолчал Зенон и о своих непри­ятностях: его книгу «Предсказания будущего» признали еретичес­кой, поэтому ему нужно скрываться и постоянно менять место жи­тельства.
 Вскоре Анри-Максимилиан погиб при осаде Сиены. А Зенону пришлось бежать из Инсбрука, и он решил вернуться в Брюгге, где его никто не помнил. Лигры давно оставили этот город — Филибер был теперь одним из самых влиятельных и богатых людей Брабанта. Назвавшись именем Себастьян Теус, алхимик доверился старому другу Яну Мейерсу, в доме которого поселился. Сначала Зенон думал, что задержится в этом тихом убежище ненадолго, но постепенно понял, что попал в западню и обречен носить чужую личину. Он под­держивал дружеские отношения только с приором францисканского монастыря' это был единственный человек, проявлявший терпимость и широту взглядов. Доктора Теуса псе сильнее охватывало отвраще
 451
 
 
 ние к людям — даже тело человеческое обладало множеством изъ­янов, и он пытался придумать более совершенное устройство. С юных лет его манили три стадии Великого Деяния алхимиков: чер­ная, белая и красная — расчленение, воссоздание и соединение. Пер­вая фаза потребовала всей его жизни, однако он был убежден, что тропа существует: вслед за гниением мысли и распадом всех форм наступит либо подлинная смерть, либо возвращение духа, освобож­денного и очищенного от мерзости окружающего бытия.
 Полубезумная служанка Катарина отравила старого Яна, и Зенона вновь потянуло странствовать, но он не мог оставить приора, мучи­тельно умиравшего от полила в горле. Противостояние Сатурна не сулило ничего хорошего им обоим. Монахи, оставленные без при­смотра. все чаще нарушали устав, а некоторые братья предались тай­ному блуду. Открыв лечебницу при монастыре, Зенон взял в помощники Сиприана — деревенского паренька, принявшего по­стриг в пятнадцать лет. Смутные времена располагали к доносам, и после смерти приора дело о монашеских оргиях раскрылось. На до­просе с пристрастием Сиприан обвинил своего хозяина в соучастии. Себастьяна Теуса немедленно схватили, и он поразил всех, назвав свое подлинное имя.
 Напрасно Зенон полагал, что его забыли. Призрак, живший в за­коулках людской памяти, вдруг обрел плоть и кровь в облике чаро­дея, богоотступника, иноземного лазутчика. Распутных монахов предали казни на костре. Узнав об этом, Зенон внезапно ощутил уг­рызения совести: как создатель греческого огня, погубившего сотни тысяч людей, он тоже был причастен к злодейству. Тогда ему захотелось покинуть этот ад — землю. Впрочем, на суде он защищался до­вольно искусно, и общественное мнение разделилось: люди, по­страдавшие от махинаций Филибера, распространили злобу свою и на Зенона, тогда как родственники и друзья Лигров тайком пытались помочь обвиняемому. Каноник Кампанус послал к банкиру нарочно­го. Но Марта не любила вспоминать о человеке, угадавшем ее стразе, а Филибер был слишком осторожен, чтобы рисковать своим положе­нием ради сомнительного кузена. Участь Зенона была решена показа­ниями Катарины, которая заявила, что помогла отравить Яна Мейерса: по ее словам, она не смогла отказать негодяю-врачу, распа­лившему ее плоть любовным зельем. Слухи о колдовстве полностью подтвердились, и Зенон был приговорен к сожжению. Жители Брюг­ге с нетерпением ожидали этого зрелища.
 452
 
 
 В ночь на 18 февраля 1569 г каноник Кампанус пришел в темницу, чтобы уговорить Зенона принести публичное покаяние и сохра­нить тем самым жизнь. Философ отказался наотрез. После ухода священника он достал тщательно спрятанное узкое лезвие. В послед­нюю минуту ему пригодилась сноровка цирюльника- хирурга, которой он так гордился. Взрезав берцовую вену и лучевую артерию на запяс­тье, он явственно увидел три фазы Деяния: чернота зеленела, обора­чиваясь чистой белизной, мутная белизна переходила в багряное золото, а потом прямо перед глазами затрепетал алый шар Зенон еще успел услышать шаги тюремщика, но теперь люди были ему не страшны.
 Е. Л Мурашкинцева
 
 
 Жан Поль Сартр (Jean Paul Sartre) 1905-1980
 Тошнота (La nausee)
 Роман (1938)
 Роман построен по принципу дневниковых записей главного героя Антуана Рокантена, объездившего Центральную Европу, Северную Африку, Дальний Восток и уже три года как обосновавшегося в горо­де Бувиле, чтобы завершить свои исторические изыскания, посвящен­ные маркизу де Рольбону, жившему в XVIII в.
 В начале января 1932 г. Антуан Рокантен вдруг начинает ощущать в себе изменения. Его захлестывает некое неведомое до сих пор ощу­щение, похожее на легкий приступ безумия. Впервые оно охватывает его на берегу моря, когда он собирается бросить в воду гальку. Ка­мень кажется ему чужеродным, но живым. Все предметы, на кото­рых герой задерживает взгляд, кажутся ему живущими собственной жизнью, навязчивыми и таящими опасность. Это состояние часто ме­шает Рокантену работать над его историческим трудом о маркизе де Рольбоне, который был видной фигурой при дворе королевы Марии Антуанетты, единственным наперсником герцогини Ангулемской, по-
 454
 
 
 бывал в России и, по всей видимости, приложил руку к убийству Павла I.
 Десять лет назад, когда Рокантен только узнал о маркизе, он в него в буквальном смысле влюбился и после многолетних путешест­вий почти по всему земному шару три года назад решил обосновать­ся в Бувиле, где в городской библиотеке собран богатейший архив:
 письма маркиза, часть его дневника, разного рода документы. Однако с недавних пор он начинает ощущать, что маркиз де Рольбон ему смертельно надоел. Правда, на взгляд Рокантена, маркиз де Рольбон является единственным оправданием его собственного бессмысленно­го существования.
 Все чаще и чаще его настигает то новое для него состояние, кото­рому больше всего подходит название «тошнота». Она накатывает на Рокантена приступами, и все меньше и меньше остается мест, где он может от нее скрыться. Даже в кафе, куда он часто ходит, среди людей ему не удается от нее спрятаться. Он просит официантку по­ставить пластинку с его любимой песней «Some of these days». Музы­ка ширится, нарастает, заполняет зал своей металлической прозрачностью, и Тошнота исчезает. Рокантен счастлив. Он размыш­ляет о том, каких вершин смог бы он достичь, если бы тканью мело­дии стала его собственная жизнь.
 Рокантен часто вспоминает о своей возлюбленной Анни, с кото­рой расстался шесть лет назад. После нескольких лет молчания он вдруг получает от нее письмо, в котором Анни сообщает, что через несколько дней будет проездом в Париже, и ей необходимо с ним увидеться. В письме нет ни обращения, например «дорогой Антуан», ни обычного вежливого прощания. Он узнает в этом ее любовь к со­вершенству. Она всегда стремилась воплощать «совершенные мгнове­ния». Некие мгновения в ее глазах обладали скрытым смыслом, который надо было «вылущить» из него и довести до совершенства. Но Рокантен всегда попадал впросак, и в эти минуты Анни его нена­видела. Когда они были вместе, все три года, они не позволяли ни единому мгновению, будь то моменты горести или счастья, отделить­ся от них и стать минувшими. Они все удерживали в себе. Вероятно, и расстались они по обоюдному согласию из-за того, что груз этот стал слишком тяжел.
 В дневные часы Антуан Рокантен часто работает в читальном зале
 455
 
 
 бувильской библиотеки. В 1930 г. там же он познакомился с неким Ожье П., канцелярским служащим, которому дал прозвище Самоуч­ка, потому что тот проводил в библиотеке все свое свободное время и штудировал все имеющиеся здесь книги в алфавитном порядке. Этот Самоучка приглашает Рокантена пообедать с ним, ибо, судя по всему, собирается поведать ему нечто очень важное. Перед закрытием биб­лиотеки на Рокантена вновь накатывает Тошнота. Он выходит на улицу в надежде, что свежий воздух поможет ему от нее избавиться» смотрит на мир, все предметы кажутся ему какими-то зыбкими, словно обессилевшими, он ощущает, что над городом нависла угроза. Насколько хрупкими кажутся ему все существующие в мире прегра­ды! За одну ночь мир может измениться до неузнаваемости, и не де­лает этого только потому, что ему лень. Однако в данный момент у мира такой вид, будто он хочет стать другим. А в этом случае может случиться все, абсолютно все. Рокантену чудится, как из маленького прыщика на щеке ребенка вылупляется третий, насмешливый глаз, как язык во рту превращается в чудовищную сороконожку. Роканте­ну страшно. Приступы ужаса накатывают на него и в своей комнате, и в городском саду, и в кафе, и на берегу моря.
 Рокантен идет в музей, где висят портреты известных всему миру мужей. Там он ощущает свою посредственность, необоснованность своего существования, понимает, что уже не напишет книги о Роль-боне. Он просто не может больше писать. Перед ним внезапно вста­ет вопрос, куда же ему девать свою жизнь? Маркиз де Рольбон был его союзником, он нуждался в Рокантене, чтобы существовать, Рокан­тен — в нем, чтобы не чувствовать своего существования. Он пере­ставал замечать, что сам существует; он существовал в обличье маркиза. А теперь эта накатившаяся на него Тошнота и стала его су­ществованием, от которого он не может избавиться, которое он при­нужден влачить.
 В среду Рокантен идет с Самоучкой в кафе обедать в надежде, что на время сумеет избавиться от Тошноты. Самоучка рассказывает ему о своем понимании жизни и спорит с Рокантеном, уверяющим его в том, что в существовании нет ни малейшего смысла. Самоучка счита­ет себя гуманистом и уверяет, что смысл жизни — это любовь к людям. Он рассказывает о том, как, будучи военнопленным, однажды в лагере попал в барак, битком набитый мужчинами, как на него снизошла «любовь» к этим людям, ему хотелось их всех обнять. И
 456
 
 
 каждый раз, попадая в этот барак, даже когда он был пустым, Само­учка испытывал невыразимый восторг. Он явно путает идеалы гума­низма с ощущениями гомосексуального характера, Рокантена вновь захлестывает Тошнота, своим поведением он даже пугает Самоучку и остальных посетителей кафе. Весьма неделикатно откланявшись, он спешит выбраться на улицу.
 Вскоре в библиотеке происходит скандал. Один из служителей библиотеки, давно следящий за Самоучкой, подлавливает его, когда тот сидит в обществе двух мальчуганов и гладит одного из них по руке, обвиняет его в низости, в том, что он пристает к детям, и, дав ему в нос кулаком, с позором выгоняет из библиотеки, грозя вызвать полицию.
 В субботу Рокантен приезжает в Париж и встречается с Анни. За шесть лет Анни очень пополнела, у нее усталый вид. Она изменилась не только внешне, но и внутренне. Она больше не одержима «совер­шенными мгновениями», ибо поняла, что всегда найдется кто-то, кто их испортит. Раньше она считала, что существуют некие эмоции, со­стояния: Любовь, Ненависть, Смерть, которые порождают «выиг­рышные ситуации» — строительный материал для «совершенных мгновений», а теперь поняла, что эти чувства находятся внутри нее. Теперь она вспоминает события своей жизни и выстраивает их, кое-что подправляя, в цепочку «совершенных мгновений». Однако сама она не живет в настоящем, считает себя «живым мертвецом». На­дежды Рокантена на возобновление отношений с Анни рушатся, она уезжает в Лондон с мужчиной, у которого находится на содержании, а Рокантен намерен насовсем переселиться в Париж. Его все еще терзает ощущение абсурдности своего существования, сознание того, что он «лишний».
 Заехав в Бувиль, чтобы собрать вещи и расплатиться за гостиницу, Рокантен заходит в кафе, где прежде проводил немало времени. Его любимая песня, которую он просит поставить ему на прощание, за­ставляет его подумать о ее авторе, о певице, которая ее исполняет. Он испытывает к ним глубокую нежность. На него словно бы нахо­дит озарение, и он видит способ, который поможет ему примириться с собой, со своим существованием. Он решает написать роман. Если хоть кто-нибудь в целом мире, прочитав его, вот так же, с нежнос­тью, подумает о его авторе, Антуан Рокантен будет счастлив.
 Е. В. Семина
 457
 
 
 Мухи (Les Mouches)
 Пьеса (1943)
 На главной площади Аргоса стоит облепленная мухами статуя Юпи­тера, Отмахиваясь от больших жирных мух, входит Орест. Из дворца несутся страшные вопли.
 Пятнадцать лет назад Клитемнестра, мать Ореста и Электры, и ее любовник Эгиоф убили их отца Агамемнона. Эгисф хотел убить и Ореста, но мальчику удалось спастись. И вот теперь воспитанный в дальних краях Орест с любопытством вступает в родной город.
 Входит переодетый горожанином Юпитер. Он разъясняет Оресту, что сегодня день мертвых, и вопли означают, что церемония началась:
 жители города во главе с царем и царицей каются и молят своих мертвецов простить их.
 По городу ходят слухи, что сын Агамемнона Орест остался жив, Кстати, замечает Юпитер, если бы он случайно встретил этого Орес­та, то сказал бы ему: «Здешние жители большие грешники, но они вступили на путь искупления. Оставьте их в покое, молодой человек, оставьте их в покое, отнеситесь с уважением к мукам, которые они на себя приняли, уходите подобру-поздорову. Вы непричастны к пре­ступлению и не можете разделить их покаяния. Ваша дерзкая неви­новность отделяет вас от них, как глубокий ров».
 Юпитер уходит. Орест в растерянности: он не знает, что ответить незнакомцу, город, где он по праву мог быть царем, ему чужой, ему нет в нем места. Орест решает уехать.
 Появляется Электра. Орест заговаривает с ней, и та рассказывает чужестранцу о своей ненависти к Клитемнестре и Эгасфу. Электра одинока, у нее нет подруг, ее никто не любит. Но она живет надеж­дой — ждет одного человека...
 Входит царица Клитемнестра. Она просит Электру облачиться в траур: скоро начнется официальная церемония покаяния. Заметив Ореста, Клитемнестра удивляется: путешественники, как правило, объезжают город стороной, «для них наше покаяние — чума, они боятся заразы».
 Электра насмешливо предупреждает Ореста, что публично каять­ся — национальный спорт аргивян, все уже наизусть знают преступ­ления друг друга. А уж преступления царицы — «это преступления официальные, лежащие, можно сказать, в основе государственного устройства». Каждый год в день убийства Агамемнона народ идет к
 458
 
 
 пещере, которая, как говорят, сообщается с адом. Огромный камень, закрывающий вход в нее, отваливают в сторону, и мертвецы, «как го­ворят, поднимаются из ада и расходятся по городу». А жители гото­вят для них столы и стулья, стелют постели. Впрочем, она, Электра, не собирается принимать участия в этих дурацких играх. Это не ее мертвецы.
 Электра уходит. Следом за ней, пожелав Оресту поскорей убрать­ся из города, уходит и Клитемнестра. Появляется Юпитер. Узнав, что Орест собрался уезжать, он предлагает ему пару коней по сходной цене. Орест отвечает, что передумал.
 Народ толпится перед закрытой пещерой. Появляются Эгисф и Клитемнестра. Отваливают камень, и Эгисф, став перед черной дырой, обращается к мертвецам с покаянной речью. Неожиданно появляется Электра в кощунственно белом платье. Она призывает жителей прекратить каяться и начать жить простыми человеческими радостями. А мертвые пусть живут в сердцах тех, кто любил их, но не тащат их за собой в могилу. Тут глыба, закрывавшая вход в пеще­ру, с грохотом катится вниз. Толпа цепенеет от страха, а потом рвется расправиться с возмутительницей спокойствия. Эгисф останав­ливает разъяренных горожан, напомнив им, что закон запрещает ка­рать в день праздника.
 Все уходят, на сцене только Орест и Электра, Электра пылает жаждой мести. Открывшись сестре, Орест начинает уговаривать ее отказаться от мести и уехать вместе с ним. Однако Электра непре­клонна. Тогда, желая завоевать любовь сестры и право на гражданст­во в насквозь пропахшем мертвечиной Аргосе, Орест соглашается «взвалить на плечи тяжкое преступление» и избавить жителей от царя и царицы, которые насильно заставляют людей все время по­мнить о свершенных ими злодеяниях.
 В тронном зале дворца стоит жуткая окровавленная статуя Юпи­тера. У ее подножия прячутся Орест и Электра. Вокруг роятся мухи. Входят Клитемнестра и Эгисф. Оба смертельно устали от ими же придуманной церемонии. Царица уходит, а Эгисф обращается к ста­туе Юпитера с просьбой даровать ему покой.
 Из темноты с обнаженным мечом выскакивает Орест. Он предла­гает Эгисфу защищаться, но тот отказывается — он хочет, чтобы Орест стал убийцей. Орест убивает царя, а затем рвется в комнату царицы. Электра хочет его удержать — «она уже не может повре­дить...». Тогда Орест идет сам.
 459
 
 
 Электра смотрит на труп Эгисфа и не понимает: неужели она этого хотела? Он умер, но вместе с ним умерла и ее ненависть. Раз­дается вопль Клитемнестры. «Ну вот, мои враги мертвы. Много лет я заранее радовалась этой смерти, теперь тиски сжали мое сердце. Не­ужели я обманывала себя пятнадцать лет?» — вопрошает Электра. Возвращается Орест, руки у него в крови. Орест чувствует себя сво­бодным, он совершил доброе дело и готов нести бремя убийства, так как в этом бремени — его свобода.
 Рои жирных мух окружают брата и сестру. Это эринии, богини угрызений совести. Электра уводит брата в святилище Аполлона, дабы защитить его от людей и мух.
 Орест и Электра спят у подножия статуи Аполлона. Вокруг них хороводом расположились эринии. Брат и сестра пробуждаются. Словно огромные навозные мухи, начинают пробуждаться эринии.
 Взглянув на сестру, Орест с ужасом обнаруживает, что за ночь она стала удивительно похожа на Клитемнестру. И это неудивительно:
 она, как и мать, стала свидетельницей страшного преступления. По­тирая лапки, эринии в бешеном танце кружат вокруг Ореста и Электры Электра сожалеет о содеянном, Орест уговаривает сестру не каяться' чтобы почувствовать себя окончательно свободным, он берет всю ответственность на себя.
 Вошедший Юпитер усмиряет эриний. Он не собирается карать Ореста и Электру, ему просто нужна «капелька раскаяния». Юпитер убеждает Электру в том, что она не хотела убивать, просто в детстве она все время играла в убийство, ведь в эту игру можно играть одной. Электре кажется, что она начинает понимать себя.
 Юпитер просит Ореста и Электру отречься от преступления, и тогда он посадит их на трон Аргоса. Орест отвечает, что он и так имеет право на этот трон. Юпитер замечает, что сейчас все жители Аргоса поджидают Ореста возле выхода из святилища с вилами и дубинами, Орест одинок, как прокаженный. Юпитер требует от Ореста признания своей вины, но тот отказывается. Юпитер сам создал че­ловека свободным. А если он не хотел этого преступления, то почему он не остановил карающую руку в момент совершения преступле­ния? Значит, заключает Орест, на небе нет ни добра, ни зла, «там нет никого, кто мог бы повелевать мною». ;
 Свобода Ореста означает изгнание. Орест согласен — каждый че­ловек должен отыскать свой путь. Юпитер молча удаляется.
 460
 
 
 Электра покидает Ореста. Едва она ступает на круг, на нее набра­сываются эринии, и она взывает к Юпитеру. Электра раскаивается, и эринии отступают от нее.
 Эринии сосредоточили все свое внимание на Оресте. Двери в свя­тилище распахиваются, за ними видна разъяренная толпа, готовая в клочья разорвать Ореста. Обращаясь к горожанам, Орест гордо заяв­ляет, что берет на себя ответственность за совершенное убийство. Он пошел на него ради людей: взял на себя преступление человека, не справившегося с его бременем и переложившего ответственность на всех жителей города. Мухи должны наконец перестать угнетать аргивян. Теперь это его мухи, его мертвецы. Пусть горожане попытаются начать жить заново. Он же покидает их и уводит за собой всех мух.
 Орест выходит из круга и удаляется. Эринии с воплями бросаются за ним.
 Е. В. Морозова
 Почтительная потаскушка (La Р... respectueuse)
 Пьеса (1946)
 Действие разворачивается в маленьком городке, в одном из южных штатов Америки. Лиззи Мак-Кей, молоденькая девушка, приезжает из Нью-Йорка на поезде, где становится свидетельницей убийства белым человеком одного из двух негров, которые, как потом объяс­нил убийца, якобы хотели изнасиловать Лиззи. Утром следующего дня оставшийся в живых седовласый негр появляется у дверей Лиззи и умоляет ее дать показания полиции, что негр ни в чем не виноват, иначе его линчуют жители города, уже охотящиеся за ним. Лиззи обещает выполнить его просьбу, но спрятать его отказывается и за­хлопывает перед его носом дверь.
 В это время из ванной комнаты выходит Фред, ее ночной гость, богатый и холеный молодой человек. Ему Лиззи признается, что избе­гает принимать случайных гостей. Ее мечта — завести трех-четырех постоянных друзей пожилого возраста, которые посещали бы ее по разу в неделю. Фред хоть и молод, но выглядит представительно, поэ-
 461
 
 
 тому и ему она предлагает свои постоянные услуги. Фред старается не показать ей, что она произвела на него сильное впечатление, поэ­тому начинает ей дерзить и платит всего десять долларов. Лиззи него­дует, но Фред приказывает ей замолчать и добавляет, что в противном случае она окажется за решеткой. Он вполне может уст­роить ей это удовольствие, так как его отцом является сенатор Кларк. Лиззи постепенно успокаивается, и Фред заводит с ней разговор о вчерашнем случае в поезде, описанном в газетах. Его интересует, дей­ствительно ли негр собирался ее изнасиловать. Лиззи отвечает, что ничего подобного не было. Негры очень спокойно беседовали между собой. Никто из них даже не взглянул на нее. Потом вошли четверо белых. Двое из них начали к ней приставать. Они выиграли матч в регби и были пьяны. Они стали говорить, что в купе пахнет неграми, и пытались выбросить черных из окна. Негры защищались как могли. В конце концов одному из белых подбили глаз, тогда тот выхватил револьвер и застрелил негра. Другой негр успел выпрыгнуть в окно, когда поезд подходил к перрону.
 Фред уверен, что негру недолго осталось гулять на свободе, по­скольку его в городе знают и скоро схватят. Ему интересно, что Лиззи будет говорить в суде, когда ее вызовут давать показания. Лиззи заявляет, что расскажет то, что видела. Фред старается угово­рить ее не делать этого. По его мнению, она не должна подводить под суд человека своей расы, тем более что Томас (имя убийцы) приходится Фреду двоюродным братом. Фред заставляет ее выбирать, кого она предпочтет предать: какого-то негра или же Томаса, «поря­дочного человека» и «прирожденного лидера». Он даже пытается подкупить девушку пятьюстами долларами, но Лиззи не хочет брать его денег и заливается слезами, поняв, что Фред всю ночь только и обдумывал, как бы ее провести.
 Раздается звонок в дверь, и слышны крики: «Полиция». Лиззи от­крывает, и в комнату входят двое полицейских, Джон и Джеймс. Они требуют у Лиззи документы и спрашивают ее, не она ли приве­ла Фреда к себе. Она отвечает, что сделала это именно она, но доба­вила, что занимается любовью бескорыстно. На это Фред отвечает, что лежащие на столе деньги его и у него имеются доказательства. Полицейские заставляют Лиззи выбирать: либо ей самой сесть в тюрьму за проституцию, либо документально подтвердить, что Томас
 462
 
 
 не виновен, потому что судья при наличии ее подтверждения готов освободить Томаса из тюрьмы. Лиззи категорически отказывается обелять Томаса, даже несмотря на угрозы Фреда засадить ее в тюрьму или поместить в публичный дом. Фред негодует на то, что от «обык­новенной девки» зависит судьба «лучшего человека в городе». Он и его приятели в растерянности.
 В дверях появляется сенатор Кларк. Он просит молодых людей оставить девушку в покое и заявляет, что они не имеют права терро­ризировать ее и вынуждать действовать против совести. В ответ на протестующий жест Фреда сенатор просит полицейских удалиться, а сам, убедившись, что девушка не лжет и что негр действительно не угрожал ее чести, начинает сокрушаться о бедной Мэри. На вопрос Лиззи, кто такая Мэри, сенатор отвечает, что это его сестра, мать не­счастного Томаса, которая умрет с горя. Сказав это, сенатор делает вид, что собирается уходить. Лиззи явно расстроена. Ей жаль старуш­ку. Сенатор Кларк просит девушку больше не думать о его сестре, о том, как она могла бы улыбаться Лиззи сквозь слезы и говорить, что никогда не забудет имени девушки, которая вернула ей сына. Лиззи расспрашивает сенатора о его сестре, узнает, что именно по ее про­сьбе сенатор пришел к Лиззи и что теперь мать Томаса, это «одино­кое существо, выброшенное судьбой за борт общества», ждет ее решения. Девушка не знает, как ей поступить. Тогда сенатор подхо­дит к делу с другой стороны. Он предлагает ей представить, будто бы к ней обращается сама американская нация. Она просит Лиззи сде­лать выбор между двумя своими сыновьями: негром, родившимся случайно, бог весть где и от кого. Нация вскормила его, а что он дал ей? Ничего. Он бездельничает, ворует и распевает песни. И другим, Томасом, полной ему противоположностью, который хоть и поступил очень дурно, но является стопроцентным американцем, потомком старейшей в стране семьи, выпускником Гарвардского университета, офицером, владельцем завода, где работают две тысячи рабочих и ко­торым предстоит стать безработными, если их хозяин умрет, то есть человеком, совершенно необходимым нации. Своей речью сенатор сбивает Лиззи с толку и, заверив к тому же, что мать Томаса станет любить ее, как родную дочь, заставляет девушку подписать документ, оправдывающий Томаса.
 После ухода Фреда и сенатора Лиззи уже жалеет, что сдалась.
 463
 
 
 Двенадцатью часами позже с улицы доносится шум, в окне появ­ляется лицо негра; ухватившись за раму, он прыгает в пустую комна­ту. Когда раздается звонок в дверь, он прячется за портьерой. Лиззи выходит из ванной и открывает дверь. На пороге стоит сенатор, ко­торый желает от лица своей рыдающей от счастья в объятиях сына сестры поблагодарить девушку и передать ей конверт со стодолларовой бумажкой. Не найдя в конверте письма, Лиззи комкает его и бросает на пол. Ей было бы приятней, если бы мать Томаса сама по? трудилась что-нибудь выбрать для нее по своему вкусу. Ей гораздо важнее внимание и сознание того, что в ней видят личность. Сенатор обещает отблагодарить Лиззи в свое время как следует и вскоре вер­нуться. После его ухода девушка разражается рыданиями. Вопли на улице становятся все ближе. Негр выходит из-за портьеры, останавливается возле Лиззи. Та поднимает голову и вскрикивает. Негр умо­ляет спрятать его. Если его поймают, то обольют бензином и сожгут. Лиззи жалко негра, и она соглашается укрыть его у себя до утра.
 Преследователи ставят на обоих концах улицы часовых и прочесы­вают дом за домом. В ее квартирку звонят, а затем входят трое чело­век с ружьями. Лиззи заявляет, что она и есть та самая девушка, которую негр изнасиловал, поэтому у нее его искать нечего. Все трое уходят. Вслед за ними появляется Фред, он запирает за собой дверь и обнимает Лиззи. Он сообщает, что преследователи все-таки поймала негра, хотя и не того, и линчевали его. После линчевания Фреда потянуло к Лиззи, в чем он ей и признается.
 В ванной слышен шорох. На вопрос Фреда, кто в ванной, Лиззи отвечает, что это ее новый клиент. Фред заявляет, что отныне у нее не будет клиентов, она — только его. Из ванной выходит негр. Фред выхватывает револьвер. Негр убегает. Фред бежит вслед за ним, стре­ляет, но промахивается и возвращается. Лиззи, не зная о том, что Фред промахнулся, берет револьвер, который Фред, вернувшись, швырнул на стол, и грозится его убить. Однако выстрелить она не решается и добровольно отдает ему оружие. Фред обещает поселить ее в красивом доме с парком, откуда ей, правда, нельзя будет выходить, поскольку он очень ревнив, дать много денег, слуг и три раза в неде­лю по ночам ее навещать.
 Б. В. Семина
 464
 
 
 Дьявол и Господь Бог (Le Diable et le Bon Dieu)
 Пьеса (1951)
 Действие происходит в развороченной крестьянской войной Герма­нии XVI в. Однако история для автора — всего лишь фон, герои, об­рядившиеся в старинные костюмы, мыслят вполне современно, пытаясь ответить на извечные вопросы: что есть Добро и Зло, в чем состоит свобода человеческой личности.
 Гец — распутник, богохульник, полководец-бандит, незаконно­рожденный, вместе с братом, рыцарем Конрадом сражается против архиепископа. Но стоит архиепископу пообещать Гецу отдать ему владения брата, если тот перейдет на его сторону, как Гец предает Конрада, убивает его во время сражения и вместе с людьми архиепи­скопа осаждает мятежный город Вормс.
 В городе голод, народ озлоблен, священники затворились в храме. По улицам растерянно бродит единственный священник Генрих. Он всегда утешал бедняков, поэтому его не тронули. Но сейчас его угово­ры уповать на Господа и любить ближнего не находят отклика у го­рожан. Им гораздо понятнее слова их предводителя, булочника Насти, призывающего сражаться до последнего.
 В надежде найти хлеб голодная беднота громит замок епископа и убивает его владельца. Но епископ сказал правду: амбары замка пусты. Значит, погромы будут продолжаться и следующими жертва­ми станут священники. Умирая, епископ вручает Генриху ключ от подземного хода в город. Генрих оказывается перед выбором: «Бедня­ки убьют священников — или Гец убьет бедняков. Двести священни­ков или двадцать тысяч человек». Отдав ключ Гецу, Генрих предаст горожан и спасет слуг Господних. Чьи жизни важнее? В отчаянии Генрих идет в лагерь Геца.
 Генриха приводят к Гецу; священнику кажется, что перед ним сам дьявол, и он отказывается отдать ключ. Но Гец уверен, что «поп предаст», он чувствует в нем родственную душу. Как и Гец, Ген­рих — незаконнорожденный; он старается постоянно творить Добро, он полон любви к людям, но результат и у него, и у кровожадного Геца один: зло и несправедливость.
 К Гецу приходит банкир и просит его не разрушать город; взамен он предлагает Гецу огромный выкуп. Гец отказывается: он хочет за­хватить город «ради Зла», ибо все Добро уже сделано Господом.
 465
 
 
 В лагерь приходит Насти. Он просит Геца стать во главе мятеж­ных крестьян, но и это предложение Гец встречает отказом. Ему не­интересно сражаться с аристократами: «Бог — единственный достойный противник».
 «Я творю Зло ради Зла, — горделиво заявляет Гец, — все же ос­тальные творят Зло из сластолюбия или корысти». Но это не имеет никакого значения, возражает ему Генрих, ведь это «Бог пожелал, чтобы Добро стало невозможным на земле», а стало быть, нигде нет ни Добра, ни справедливости. «Земля смердит до самых Звезд!»
 «Значит, все люди творят Зло?» — спрашивает Гец. Все, отвечает ему Генрих. Что ж, тогда он, Гец, будет творить Добро. Гец заключа­ет с Генрихом пари сроком на год и один день: в течение этого срока он обязуется делать исключительно Добро... И чтобы напоследок «прижать Бога к стенке», Гец предлагает сыграть в кости на город. Если он выиграет, то сожжет город, и Бог будет за это в ответе, а если проиграет, то пощадит город. Катерина, любовница Геца, кото­рую он некогда изнасиловал, играет и выигрывает. Гец уходит тво­рить Добро, Генрих идет за ним — чтобы самому судить дела Геца.
 Заступив во владение землями брата, Гец раздает их крестьянам. Но крестьяне боятся брать господские земли: они не верят в искрен­ность намерений Геца. Бароны — соседи Геца избивают его: ведь их крестьяне могут потребовать, чтобы они тоже отдали свои владения. Гец уклоняется от ударов, но не сопротивляется.
 К Гецу приходит Насти. Он тоже просит его оставить себе земли: «Если ты нам желаешь добра, сиди спокойно и не затевай перемен». Вспыхнувший в неподходящую минуту мятеж заранее обречен на по­ражение, Насти же хочет победить, а для этого нужно как следует подготовиться. Но Гец не внемлет ему: он возлюбил всех людей, и поэтому он раздаст свои земли и построит на них Город Солнца.
 Крестьяне собираются возле церкви. Появляется Гец. Он спраши­вает крестьян, почему они по-прежнему несут ему в амбар оброк, когда он ясно всем сказал, что больше не будет ни оброка, ни повин­ностей. «Пока оставим все как есть», — отвечают ему крестьяне, ведь «у каждого свое место». Тут появляются монахи и, словно ярма­рочные зазывалы, с шутками и прибаутками продают индульгенции. Гец пытается остановить их, но его никто не слушает: товар идет на­расхват.
 За индульгенцией приходит прокаженный. Чтобы доказать свою безграничную любовь к людям, Гец целует его, но его поцелуй вызы-
 466
 
 
 вает лишь отвращение — как у прокаженного, так и у столпившихся вокруг крестьян. Зато, когда монах дарит прокаженному отпущение. все приходят в восторг. «Господи, укажи мне путь к их сердцам!» — в отчаянии восклицает Гец.
 Появляется Генрих. Он больше не священник - он оклеветал себя, и его лишили права совершать обряды. Теперь он, словно тень, следует за Гецем. Генрих сообщает Гецу, что Катерина смертельно больна. Она любит Геца, но его коснулась благодать, и он «дал Кате­рине кошелек и прогнал ее. Вот от чего она умирает». Пытаясь об­легчить страдания Катерины, Гец заявляет, что берет все ее грехи на себя. Бросаясь к распятию, он молит Христа позволить ему носить стигматы и, не дождавшись ответа, сам наносит себе раны. Увидев кровь, струящуюся по его рукам, крестьяне падают на колени. Они наконец поверили Гецу. «Сегодня для всех начинается царствие божие. Мы построим Город Солнца», — говорит им Гец. Катерина умирает.
 В деревне Геца царит всеобщая любовь, «никто не пьет, никто не крадет», мужья не бьют жен, родители — детей. Крестьяне здесь счастливы «не только ради себя, но и ради всех», они всех жалеют, не хотят драться даже за собственное счастье и готовы умереть в мо­литвах за тех, кто станет их убивать.
 Появляется Гец, затем Насти. Вспыхнул мятеж, и в нем повинен Гец; он доказал крестьянам, что они «могут обойтись без попов, и те­перь всюду появились проповедники ярости, они призывают к мести». У мятежников нет ни оружия, ни денег, ни военачальников. Насти предлагает Гецу возглавить крестьянское войско — он же «луч­ший полководец Германии». Ведь война все равно найдет его. Гец ко­леблется. Согласиться — значит вновь «вешать кого попало для острастки — правого и виноватого», платить за победу тысячами жизней.
 И вое же Гец уходит к людям, «чтобы спасти мир», перед уходом приказывая своим крестьянам не ввязываться ни в какие драки:
 «Если вам станут угрожать, отвечайте на угрозы любовью. Помните, братья мои, помните: любовь заставит отступить войну». Уверенный, что это Бог направляет его шаги, он идет сражаться во имя любви.
 Входит Генрих с цветами на шляпе. Он сообщает Гецу, что крес­тьяне ищут его, чтобы убить. На вопрос, откуда он это знает, Генрих указывает на дьявола, безмолвно стоящего у него за плечами. С неко­торых пор эта парочка неразлучна.
 467

<< Пред.           стр. 38 (из 48)           След. >>

Список литературы по разделу