<< Пред.           стр. 42 (из 48)           След. >>

Список литературы по разделу

 593
 
 
 посулами, он опутал Студента вымышленным долгом отца, хотя на самом деле тот не был должен Старику ни единого эре... Амалия по­дозревает, что Бенгтсон знает о Старике всю правду — потому-то Старик и хотел от него избавиться. Амалия звонит в колокольчик. В дверях появляется маленькая Молочница, но никто, кроме Старика, не видит ее. В глазах Старика застыл ужас. Бенггсон рассказывает о злодеяниях Старика, он рассказывает, как Старик, бывший в ту пору ростовщиком в Гамбурге, пытался утопить девушку-молочницу, пото­му что она про него слишком много знала. Амалия запирает Старика в кладовке, где она просидела много лет и где есть шнурок, вполне подходящий для того, чтобы на нем повеситься. Амалия отдает рас­поряжения Бенггсону загородить дверь в кладовку смертными япон­скими ширмами.
 Фрёкен в комнате с гиацинтами играет Студенту на арфе. На ка­мине — большой Будда, держащий на коленях корень гиацинта, ко­торый символизирует землю; стебель гиацинта, прямой, как земная ось, устремляется вверх и венчается звездоподобными цветками о шести лучах. Студент говорит Фрекен, что Будда ждет, чтобы земля стала небом. Студент хочет узнать, почему родители Фрекен не разго­варивают друг с другом. Она отвечает, что Полковнику и его жене не о чем разговаривать, потому что они не верят друг другу. «К чему разговаривать, если мы уже не можем обмануть друг друга?» — счи­тает Полковник, фрекен жалуется на кухарку, которая заправляет всем в доме. Она из вампирского рода Хуммелей, и хозяева никак не могут ни прогнать ее, ни сладить с ней. Эта кухарка — наказание за их грехи, она так их кормит, что они чахнут и тощают. Кроме нее в доме есть еще горничная, за которой Фрекен приходится без конца убирать. Студент говорит Фрекен, что мечтает на ней жениться. «Молчите! Никогда я не буду вашей!» — отвечает она, но не объяс­няет причины своего отказа. Студент удивляется, как много в их доме тайн. Он видит, что если бы люди были до конца откровенны, мир бы рухнул. Несколько дней назад Студент был в церкви на отпе­вании директора Хуммеля, своего мнимого благодетеля. У изголовья гроба стоял друг усопшего, солидный пожилой господин. А потом Студент узнал, что этот пожилой друг усопшего пылал страстью к его сыну, покойный же брал взаймы у поклонника своего сына. Через день после похорон арестовали пастора, чья проникновенная речь у гроба так тронула Студента: оказалось, что он ограбил церковную кассу. Студент рассказывает, что его отец умер в сумасшедшем доме.
 594
 
 
 Он был здоров, просто как-то раз он не сдержался и сказал собрав­шимся у него в доме гостям все, что он о них думает, объяснил им, как они лживы. За это его отвезли в сумасшедший дом, и там он умер. Студент вспоминает, как дом Полковника казался ему раем, а оказалось, что он тоже насквозь пропитан ложью. Студент знает, что фрекен отказала ему оттого, что больна и всегда была больна. «Иисус Христос сошел во ад, сошествие во ад было его сошествие на землю, землю безумцев, преступников и трупов, и глупцы умертвили его, когда он хотел их спасти, а разбойника отпустили, разбойников всег­да любят! Горе нам! Спаси нас. Спаситель Мира, мы гибнем!» Фрекен падает, бледная как мел. Она велит Бенгтоону принести ширмы: он приносит ширмы и ставит их, загораживая девушку. Слышны звуки арфы. Студент молит Отца небесного быть милостивым к усопшей.
 О. Э. Гринберг
 
 
 Седьма Лагерлёф (Selma Lagerlof) 1858-1940
 Трилогия о Лёвеншёльдах (Lowenskoldska ringen) Роман (1920-1928)
 Действие первого романа трилогии «Перстень Лёвеншёльдов» проис­ходит в поместье Хедебю, которое старый генерал Лёвеншёльд полу­чает в награду от короля Карла XII за верную службу на войне. После смерти прославленного генерала, выполняя волю покойного, пере­тень, тоже королевский подарок, кладут ему в гроб. Семейный склеп остается несколько дней открытым, что позволяет крестьянину Бордссону выкрасть ночью драгоценность. Спустя семь лет незакон­ный владелец перстня умирает. Все эти годы его преследовали беды и напасти: усадьба сгорела, скот пал от повального мора и Бордссон об­нищал, как Иов. Пастор, исповедовавший крестьянина перед смер­тью, узнает о его грехе и получает пропавший перстень. Сын покойного, Ингильберт, подслушавший исповедь, заставляет пастора отдать перстень ему. Через несколько дней Ингильберта находят в лесу мертвым. Три путника, случайно проходившие мимо и обнару­жившие тело, подозреваются в убийстве, и, хотя перстень у них не находят, их приговаривают к смертной казни.
 596
 
 
 Лет тридцать спустя Марит, невеста одного из казненных, неожи­данно находит на дне сундука вязаную шапочку, в которую был зашит перстень Лёвеншёльда. Как же он туда попал? Мэрта, родная сестра Ингильберта, признает шапку брата. Марит решает вернуть злосчастный перстень молодому Лёвеншёльду, барону Адриану, зашив драгоценность в его шапочку. С той поры покой в поместье Хедебю нарушен. И горничные, и хозяева убеждены, что в доме живет при­зрак старого генерала. Барон Адриан тяжело заболевает. Доктор гово­рит, что жить ему осталось несколько часов. Но в доме живет влюбленная в молодого Лёвеншёльда домоправительница Мальвина Спаак, которая делает все возможное, чтобы спасти любимого. По совету Марит она относит одежду Адриана (в том числе и шапочку с перстнем) и кладет ее в могилу старого генерала. Как только перс­тень возвращается к своему настоящему владельцу, болезнь Адриана проходит, в доме воцаряется покой.
 Действие второго романа трилогии «Шарлотта Лёвеншёльд» про­исходит в Карлстаде, его герои — семья баронессы Беаты Экенстедт из рода Лёвеншёльдов. У этой образованной, очаровательной и окру­женной всеобщим поклонением женщины две дочери и сын. Сына, Карла-Артура, она боготворит. Вступительные экзамены в знамени­тый Упсальский университет он сдает блестяще, выделяясь среди со­курсников умом и эрудицией. Раз в неделю он отправляет письма домой, и баронесса зачитывает их вслух всей родне на воскресных обедах. Сын убежден, что его мать могла бы стать великой поэтессой, не сочти она своим долгом жить только для детей и мужа; любовью и восхищением проникнуты все его письма. В университете Карл-Артур знакомится с Фриманом, ярым приверженцем пиетизма (религиоз­ного течения внутри лютеранской церкви, проповедовавшего аске­тизм в быту и отказ от всех мирских удовольствий. — Н. В.), и попадает под его влияние. Поэтому, получив звание магистра и став доктором философии, он также выдерживает экзамен на пастора. Ро­дителям пришлось не по вкусу, что сын избрал столь скромное по­прище.
 Карл-Артур получает место в пасторской усадьбе в Корсчюрке и становится пастором-адъюнктом. Пастор и пасторша — люди пре­старелые, они бродят по дому точно тени, но их дальняя родственни­ца, Шарлотта Лёвеншёльд, девица веселая, живая, бойкая на язык, взятая в дом компаньонкой, вдохнула в них новую жизнь. Шарлотта отлично разбирается во всем, что касается пасторских обязанностей,
 597
 
 
 поэтому она обучает Карла-Артура, как крестить детей и как высту­пать на молитвенных собраниях. Молодые люди влюбляются друг в друга и объявляют о своей помолвке. Шарлотта понимает, что для женитьбы Карлу-Артуру нужно приличное жалованье, и она пытается убедить жениха похлопотать об учительской должности, но он об этом и слышать не хочет. Поэтому однажды, желая припугнуть Карла-Артура, девушка во всеуслышание заявляет, что, несмотря на любовь к жениху, если к ней посватается богач-заводовладелец Шагерстрём, то она ему не откажет. Карл-Артур вместе с гостями сме­ется над словами Шарлотты, принимая их за шутку.
 До Шагерстрёма доходят неосторожные слова, оброненные де­вушкой, и он решает познакомиться с ней. В пасторской усадьбе Шагерстрёму оказывают радушный прием, поскольку и пастор, и пасторша против помолвки Шарлотты с человеком, который реши­тельно отказывается думать о содержании семьи. Но гордая Шарлот­та оскорблена и бросает с негодованием Шагерстрёму: «Как же вы осмелились явиться сюда и просить моей руки, если знаете, что я по­молвлена?» Достойный отпор фрекен Лёвеншёльд еще больше распо­лагает к ней самого богатого человека в Корсчюрке. Карл-Артур же сомневается в невесте и подозревает, что она отказала Шагерстрёму лишь потому, что надеется увидеть в будущем пастора-адъюнкта на­стоятелем собора или даже епископом. Шарлотта, выслушав обвине­ния в двоедушии и корыстолюбии, не считает нужным оправды­ваться. Молодые люди ссорятся, и Карл-Артур в гневе восклицает, что теперь он женится лишь на той, кого сам Бог изберет для него, под­разумевая под этим, что его женой станет первая же незамужняя женщина, которая встретится ему на пути. Выбор падает на Анну Сверд, бедную коробейницу из Далекарлии, отдаленной горной мест­ности, девушку молодую и красивую. Она не колеблясь согласится со­единить свою судьбу с человеком, который хотел бы остаться на всю жизнь бедняком, отвергая богатство и земные блага, — так рассужда­ет Карл-Артур. Далекарлийка же, едва опомнившись от неожиданно­го предложения, не веря своему счастью, лелеет мечту о жизни в собственном доме в достатке и довольствии.
 Меж тем Шагерстрём, узнав о разрыве между Шарлоттой и Кар­лом-Артуром, пытается помирить молодых, считая, что их счастье разрушено по его вине. Он предлагает Карлу-Артуру место заводского пастора на рудниках, но молодой человек отвергает столь выгодное предложение. К этому времени помощник пастора уже успел просда-
 598
 
 
 виться в своем приходе. Обладая даром красноречия, молодой свя­щенник проникновенными проповедями привлекает прихожан, кото­рые собираются издалека на воскресную службу и с замиранием сердца ловят каждое его слово. Шарлотта, продолжающая любить Карла-Артура и тяжело переживающая расторжение помолвки, тем не менее вызывает у окружающих неприязнь и служит объектом на­смешек и издевательств. Виновата в этом Тея Сундлер, жена органис­та, влюбленная в Карла-Артура. Женщина лицемерная и коварная, она видит в Шарлотте своего врага. Именно она недвусмысленно на­мекает Карлу-Артуру, что Шарлотта раскаялась в своем отказе Шагерстрёму и с умыслом поссорилась с женихом, чтобы он расторг помолвку. В эту злобную клевету Тея заставила поверить не только Карла-Артура, но и всех окружающих. Шарлотта порывается напи­сать баронессе Экенстедт, единственному человеку на свете, который ее понимает, письмо и рассказать в нем всю правду о случившемся, но, перечитав его, девушка замечает, что, желая доказать собственную невиновность, она изображает поступки Карла-Артура в весьма не­приглядном виде. Шарлотта неспособна причинить своей обожаемой несостоявшейся свекрови горе, поэтому она уничтожает письмо и ради мира между матерью и сыном молча терпит напрасные обвине­ния. Но мир в семье Экенстедтов уже нарушен. Когда баронесса уз­нает о намерении сына жениться на далекарлийке, она, видевшая Шарлотту всего один раз, но успевшая полюбить независимую и умную девушку, всячески препятствует этому браку. Непреклонный Карл-Артур, не желая уступать родителям и порвав с ними отноше­ния, женится на Анне Сверд,
 Молодая жена надеется на отдельную пасторскую усадьбу со слу­жанкой в доме и большим хозяйством. Каково же было ее разочаро­вание, когда она увидела домишко, состоящий из комнаты и кухни, и узнала, что стряпать, топить печь и все прочее по дому ей придется делать самой. Все надежды рушатся в один миг. К тому же Тея Сун­длер, которую Карл-Артур считает своим другом (не догадываясь об истинных ее чувствах) и которой доверяет обустройство своего ново­го жилья, причиняет острую боль Анне Сверд. Девушка видит на кухне старый одноместный диван, и Тея объясняет, что здесь ей будет удобно спать. Несчастная далекарлийка сразу же понимает, что в этом доме ей уготована роль служанки. Она приходит в отчаяние, не находя понимания и любви со стороны Карда-Артура, и лишь ее сильная, трудолюбивая натура помогает ей выдержать испытание. Ей
 599
 
 
 некогда углубляться в собственные душевные терзания, так как Карл-Артур вскоре спасает десять сирот, которым угрожало быть выстав­ленными и проданными на аукционе, и берет их под свою опеку.
 Теперь Анна Сверд оживает: все свои силы и любовь она отдает детям, а малыши платят ей взаимностью. В доме постоянно кипит работа, не смолкает смех, но Карл-Артур недоволен тем, что детский шум мешает его занятиям. И в один прекрасный день он сообщает жене, что отдает детей их дальним родственникам, не возражающим против этого. Анна убита горем, тяжесть расставания с детьми невы­носима для нее, и она уходит от Карла-Артура. Узнав, что у нее будет ребенок, она отправляется к баронессе и получает деньги, необходи­мые ей для приобретения собственного дома.
 Шарлотта Лёвеншёльд, вышедшая замуж за Шагерстрёма, тем не менее интересуется жизнью Карла-Артура. Поэтому, узнав, что он решил раздать сирот, она была очень удивлена этим бесчеловечным поступком. Проницательная Шарлотта понимает, что Карл-Артур пошел на это не без влияния Теи Сундлер. Она встречается с Кар­лом-Артуром, пытаясь оградить его от этой жестокой и мстительной женщины, но видит, что перед ней уже другой человек и спасти его вряд ли удастся.
 Однажды Шарлотту приглашает в гости ее дальний родственник, барон Адриан Лёвеншёльд, богатый владелец Хедебю. Он рассказыва­ет ей о страшной смерти своего брата, Йёрана, который давно уже вел беспутную жизнь, бродяжничал с цыганами и замерз ночью в своей кибитке. У Йёрана осталась дочь, и Адриан, зная, что у Шар­лотты нет детей, предлагает ей взять девочку на воспитание. Шарлот­та с радостью соглашается, но ребенка похищают. Шарлотта с Адрианом преследуют воров, и в дороге Адриан предается воспоми­наниям. В его отца, Адриана, была влюблена Мальвина Спаак, и ей он был обязан жизнью. Поэтому Адриан-старший резко осудил своих сыновей, когда понял, что они невзлюбили Тею Сунддер, дочку Мальвины. Более того, когда Йёран стал пугать Тею призраком старого ге­нерала, а та обо всем рассказала матери, другого выхода, кроме как бегства из дома, у него не оставалось.
 С той самой поры у Йёрана началась бродяжья жизнь. Адриан считает, что имено маленькая Тея обрекла Йёрана на смерть в канаве у обочины. К тому же Адриан сообщает, что ребенка похитил не кто иной, как Карл-Артур. Оказывается, он уже давно опустился, погряз во лжи, преступлениях, нищете. Этому способствует Тея Сундлер, ко-
 600
 
 
 торая давно уже разделяет его судьбу. Спасая ребенка, Адриан гиб­нет, Карл-Артур же чудом остается жив благодаря Шарлотте. Тея пы­тается силой вернуть Карла-Артура, но Шарлотта спасает его и увозит прочь от этой низкой, способной приносить одни страдания женщины.
 Прошло восемь лет, и в 1850 г. Карл-Артур вернулся в Корсчюрку из Африки, где он был миссионером. Наконец-то он обрел свое на­стоящее место в жизни, теперь он научился любить ближних. Когда' Анна Сверд услышала его проповедь и почувствовала сердечную доброту в каждом его слове, она поняла, что это тот самый человек, «которому она некогда посылала поклоны с перелетными птицами».
 Н. Б. Виноградова
 
 
 Яльмар Сёдерберг (Hjalmar Soderberg) 1869-1941
 Доктор Глас (Doktor Glas) Роман (1905)
 Роман написан в форме дневника лиценциата медицины Тюко Габ­риэля Гласа. В свои тридцать три года он так и не познал женщины. Он не скрывает, что рассказывает о себе далеко не все, однако при этом и не кривит душой, поверяя дневнику свои мысли и чувства. Дневник для него — удобная и ни к чему не обязывающая форма от­страненного самонаблюдения, занятие, помогающее заполнить душев­ную пустоту и забыть об одиночестве. Никакой личной жизни у Гласа нет, а в своей профессиональной деятельности он давно разочаровал­ся, хотя в юности выбор профессии врача был продиктован ему чес­толюбивыми мечтами и желанием стать «другом человечества».
 С детства приучив себя к дисциплине и самоограничению. Глас добивается блестящих результатов в школе и университете. Чувствен­ность пробуждается в нем довольно медленно, и у юноши рано выра­батывается привычка подвергать рефлексии все свои мысли и поступки. Однако скоро у него пропадает всякий интерес к приобре­тению чисто внешних знаний, а пристальное внимание к сокровен­ным движениям души, по-своему восторженной и пылкой, на фоне
 602
 
 
 одиночества, которое не скрашивает ничья дружба и любовь, посте­пенно приводит Гласа к разочарованию в жизни и цинизму. Когда Глас в очередной раз сталкивается с просьбой незнакомой женщины прервать раннюю беременность, он холодно отмечает в своем днев­нике, что это уже восемнадцатый случай в его практике, хотя он не гинеколог. Как и прежде, Глас решительно отказывается, ссылаясь на свой профессиональный долг и уважение к человеческой жизни. Од­нако понятие долга давно уже ничего не значит для него, Глас пони­мает, что долг — это ширма, позволяющая скрыть от окружающих усталость и равнодушие. Глас отдает себе отчет в том, что в некото­рых случаях он мог пойти на то, чтобы нарушить врачебную этику ради спасения репутации какой-нибудь девушки, но он не желает жертвовать своей карьерой и положением в обществе. Однако он тут же признается себе, что готов пойти на любой риск ради «Настояще­го Дела». Так Глас ведет, по сути, двойную жизнь и, презирая ханжей и лицемеров, которые его окружают, играет роль респектабельного члена ненавистного ему общества.
 Пастор Грегориус — один из тех людей, которые особенно нена­вистны доктору Гласу. Ему пятьдесят шесть лет, но он женат на мо­лодой и красивой женщине. Неожиданно для Гласа фру Хельга Грегориус приходит к нему на прием и признается в том, что у нее есть любовник, а муж ей глубоко противен. Ей больше не к кому об­ратиться за помощью, и она умоляет Гласа, чтобы он убедил ее мужа, который хочет ребенка, не принуждать ее к исполнению супружеско­го долга под тем предлогом, что она больна и нуждается в лечении. Глас, которого приводит в ярость само слово «долг», на этот раз ре­шает помочь женщине, к которой чувствует искреннюю симпатию. В беседе с пастором Глас советует ему воздерживаться от интимных от­ношений с женой, поскольку ее хрупкое здоровье нуждается в бе­режном отношении. Однако пастор по-прежнему домогается близос­ти с ней, и однажды Хельга снова приходит на прием к Гласу и рас­сказывает, что муж взял ее силой. Когда пастор жалуется Гласу на сердце, тот пользуется этим предлогом и категорически запрещает Грегориусу интимные отношения с женой. Однако Глас понимает, что ничего этим не добьется. Постепенно он приходит к мысли о том, что по-настоящему помочь Хельге он сможет лишь в том случае, если избавит ее от ненавистного мужа. Глас понимает, что втайне от себя давно уже любит Хельгу, и ради ее счастья он решает убить пас­тора. Подвергая скрупулезному анализу мотивы поступка, который
 603
 
 
 он собирается совершить. Глас приходит к выводу, что убийство Грегориуса и есть то самое «Дело», ради которого он готов все поставить на карту. Воспользовавшись случаем, Глас под видом нового лекарства от сердечных болей дает пастору выпить таблетку с цианистым кали­ем, и в присутствии нескольких свидетелей констатирует смерть от разрыва сердца.
 Преступление сходит Гласу с рук, но в душе у него царит разлад. По ночам его начинает преследовать страх, а днем он предается му­чительным размышлениям. Он совершил преступление, но в его жизни ничего не изменилось: та же хандра, тот же цинизм и презре­ние к людям и к самому себе. Однако Глас не чувствует за собой ни­какой вины, так как приходит к убеждению, что ему, убийце, известны лишь некоторые факты и обстоятельства смерти пастора, но в сущности, он знает не больше других: смерть, как и жизнь, была и осталась непонятной, она окутана тайной, все подчинено закону не­избежности и цепь причинности теряется во мраке. Посетив заупо­койную мессу, Глас отправляется в финскую баню, встречает там приятелей и вместе с ними идет в ресторан. Он чувствует себя обнов­ленным и помолодевшим, он словно выздоровел после тяжелой бо­лезни: все случившееся кажется ему наваждением. Но его приподнятое настроение вновь сменяется унынием и тоской, когда он узнает, что Клас Рекке, любовник Хельги, собирается жениться на фрекен Левинсон, которой после смерти отца, биржевого маклера, досталось в наследство полмиллиона. Глас искренне жалеет Хельгу, которая обрела свободу, но скоро лишится возлюбленного.
 Постепенно Глас приходит к мысли о том, что вообще не следует пытаться понять жизнь: самое главное — не спрашивать, не разгады­вать загадок и не думать! Но мысли его путаются, и он впадает в бес­просветное отчаяние. Пастор начинает являться ему во сне, что усугубляет и без того тяжелое душевное состояние доктора. Вскоре он узнает о помолвке Класа Рекке с фрекен Левинсон. Глас терзается муками неразделенной любви, но не решается пойти к Хельге и по­просить у нее помощи, как когда-то она обратилась к нему. Наступа­ет осень, Глас понимает, что не в силах ни что-то понять, ни что-либо изменить в своей судьбе. Он смиряется с ее неизбывной загадкой и безучастно наблюдает за тем, как жизнь проходит мимо.
 А. Б. Вигилянская
 
 
 Яльмар Бергман (Hjalmar Bergman) 1883-1931
 Клоун Як (Clown Jak) Роман (1930)
 Когда Бенджамену Борку, которого все зовут просто Бенбе, исполня­ется двадцать два года, он собирается поехать в Америку и там осу­ществить один из своих многочисленных проектов, которые пре­следуют одну цель: разбогатеть, не затрачивая слишком много усилий. На родине юношу ничто не держит. Отец Бенбе, который принадле­жал к старинному роду почтенных бюргеров, умер, когда Бенбе был еще ребенком, мать тоже умерла, сделав все возможное, чтобы дать сыну суровое воспитание. Однако она немного в этом преуспела: ода­ренный пытливым умом, Бенбе отличается легкомыслием и непосто­янством. Он успел стать бакалавром философии и закончить торговое училище, но до сих пор не знает, чем ему заняться. С юношеской беспечностью Бенбе надеется на то, что, оказавшись в Америке, в стране «неограниченных возможностей», он так или иначе сумеет найти место в жизни. Деньги на поездку ему дает дядя по матери, Ленгсель, который вместе с женой и двумя дочерьми, Верой и Каро­линой, живет в усадьбе Верное,
 605
 
 
 От дяди юноша узнает о том, что в Америке живет их родствен­ник, Джонатан Борк, двоюродный брат покойного отца Бенбе. Дядя рассказывает Бенбе о том, как Джонатан оказался в Америке. Джо­натан, которого не столько воспитывала, сколько баловала бабушка Борк, был крайне неуравновешенным ребенком и поражал всю родню своим эксцентричным поведением. Однако при этом мальчик отличался искренностью, добродушием и был таким нервным и пуг­ливым, что бабушка мирилась с его выходками и не решалась прибег­нуть к суровым наказаниям.
 Однажды ночью юный Джонатан обокрал ювелирную лавчонку еврея Гавенштейна, а все побрякушки раздарил школьным прияте­лям. Скандал собирались замять, но сорванец не стал дожидаться раз­вязки и, стащив из бабушкиного шкафа несколько сотенных, исчез. Через некоторое время из Америки от него стали приходить письма, из которых было понятно, что живется ему несладко. После того как ему послали денег, никаких известий от него не поступало, а через двенадцать лет Джонатан написал родственникам письмо, в котором спрашивал, можно ли ему навестить бабушку. Та почему-то решила, что он явится голодный и в лохмотьях, и готова была простить внука и даже подыскать ему приличное занятие, но когда она узнала, что Джонатан сказочно разбогател, она, к изумлению всей родни, выста­вила его за дверь. Гордая старуха не могла смириться и с тем, что Джонатан, тайно действуя через ювелира Гавенштейна, купил ее усадьбу, которую она вынуждена была продать, и предложил ей снова стать ее владелицей. Но больше всего возмущало бабушку то, что Джонатан приобрел несметное богатство, сделавшись известным на всю Америку клоуном. Она выросла в простой крестьянской семье и не могла не презирать людей этой профессии. Джонатан погостил не­сколько недель в усадьбе Верное, а потом приехал только через два года, после смерти бабушки, и с тех пор никто о нем ничего не слы­шал.
 Вера, кузина Бенбе, некрасивая, болезненная и взбалмошная де­вушка, передает ему запечатанный пакетик, чтоб он отдал его их зна­менитому родственнику, и Бенбе уезжает. В Америке ему не удается устроиться на работу, тем более что он не очень-то к этому стремит­ся, а когда он проживает все деньги, он пытается встретиться с Джо­натаном Борком, известным публике под псевдонимом Як Тракбак. Но это оказывается не простым делом: секретарь Яка просматривает
 606
 
 
 все письма, которые ему пишут, а вход в огромное поместье клоуна надежно охраняют. После нескольких неудачных попыток Бенбе от­чаивается встретиться с Яком, но тот сам приходит к нему, и Бенбе видит, перед собой тщедушного и робкого человека. Убедившись в том, что Бенбе, несмотря на легкомыслие и склонность к авантюрам, честный и порядочный юноша, клоун приглашает его в свое помес­тье, в котором чуть ли не все предметы обихода, вплоть до мебели, вывезены из бабушкиного дома в Швеции. Поместье представляет собой причудливое нагромождение многочисленных двориков, живо­писных лужаек, построек и крытых переходов, в которых можно за­блудиться: это настоящий лабиринт. Кроме самого Яка здесь живет его юная жена, бывшая танцовщица Сив, престарелая чета слуг-шве­дов, пожилой австриец майор де Грацие и чернокожий привратник Лонгфелло с женой и кучей детей. К Бенбе втайне от Яка является его секретарь, Авель Рэш, сын ювелира Гавенштейна. Он настаивает на том, чтобы Бенбе как можно скорее уехал из Америки, и обещает ему крупную сумму от синдиката «Як Тракбак», который занимается финансовыми делами прославленного клоуна. Четверка хозяев синди­ката — влиятельные политики и крупные бизнесмены Адам, Израэль, Быч, Перч, а также брат нефтяного магната, невропатолог Хенни — всерьез обеспокоена тем, что приезд Бенбе может сорвать запланированное турне Тракбака по Америке: огромные деньги уже уложены в это дело и они не намерены лишаться немалых процентов с прибыли. Клоун узнает о разговоре Бенбе с Рэшем и приходит в ярость. Он собирается уволить секретаря, а на его место взять Бенбе. Более того, Як объявляет хозяевам синдиката, что не станет подписы­вать контракт, так как он полностью исчерпал все свои творческие возможности, а выступления давно уже стали для него сущей пыткой.
 Но синдикат не собирается так просто отказываться от своих денег. Тогда Як заявляет о том, что упраздняет синдикат, и поручает своему адвокату вести судебный процесс. Бенбе с изумлением видит, что он втянут в сложную и опасную игру. Юноша вспоминает о запе­чатанном пакетике, который его кузина Вера просила передать Яку. Клоун распечатывает пакетик: в нем — дамская перчатка, пара к той, которую Яку много лет назад подарила на память его возлюблен­ная. Як признается Бенбе в том, что у него был короткий роман с Марией, тетушкой Бенбе и женой его дяди. Клоун до сих пор с неж­ностью вспоминает о ней. Як умоляет юношу съездить в Швецию и
 607
 
 
 привезти оттуда Веру, их дочь, плод их тайной любви. Бенбе узнает, что его тетушка тайком от мужа переписывалась с Яком и даже при­сылала ему фотографии Веры.
 Бенбе приезжает в Швецию и сватается за сестру Веры, симпатич­ную и жизнерадостную Каролину. Оказывается, что на пакетике, ко­торый Вера передала Яку через Бенбе, было рукой Марии написано, что его следует вручить Джонатану Борку только после ее смерти, но взбалмошная Вера решила поступить по-своему. Бенбе передает Марии Лэнгсель просьбу Яка, и та соглашается отправить Веру к ее настоящему отцу. Лэнгсель обо всем догадывается, но не подает вида. Он искренне жалеет свою жену Марию, тем более что жить ей оста­лось недолго: у нее рак печени.
 Бенбе с Каролиной и Верой уезжают в Америку. У Бенбе гранди­озные планы: он собирается стать журналистом, и в этом ему помо­гает его новый знакомый, влиятельный шведский бизнесмен, который берет юношу под свое покровительство. Як получает от Марии письмо, в котором умирающая женщина с горечью высказы­вает ему все, что она о нем думает: он — жалкий и низкий эгоист, он — «ее срам, грязное пятно на ее имени». Клоун впадает в тяже­лую депрессию и не в силах выйти на арену. Чтобы оттянуть день вы­ступления, он умышленно падает с трапеции во время тренировки и ломает себе лодыжку. Приезжает его дочь, но отношения между ними не складываются. Вера унаследовала от отца именно те черты характера, которые не пользуются любовью окружающих, — экс­центричность, неуправляемость, раздражительность, эгоизм и болез­ненное честолюбие, но при этом она начисто лишена каких бы то ни было дарований. Она не понимает, что ее отец устал от известности и презирает свою публику, девушке льстит популярность отца, и ей приятно греться в лучах его славы. Як с отчаянием понимает, что у него нет ничего общего с дочерью, а она требует от него все больше внимания и не терпит рядом с ним никого, даже его жены Сив.
 Приближается день выступления Яка. В огромном зале публика с нетерпением ждет опасных акробатических трюков и забавных шуток своего любимца. Но Як разочаровывает зрителей: он произно­сит импровизированный монолог, то обращаясь к написанному им за несколько дней до выступления «Катехизису Клоуна», то рассуждая вслух, словно он — один в этом зале. Клоун высказывает праздной толпе все, что он думает о жизни, об искусстве, о любви, о назначе­нии артиста. Но никто не понимает, что это — исповедь Яка перед
 608
 
 
 самим собой: все ждут, когда же он наконец начнет веселое пред­ставление. Клоуну становится дурно, и его уводят со сцены. Через не­которое время Як уступает требованиям синдиката и выступает в пошлой пьеске, сочиненной на потребу публике. Все это время Вера мучается бездельем и от скуки пытается соблазнить сначала майора де Грацие, который ее боится, а потом и секретаря Яка, Авеля Рэша.
 Клоун не помышляет ни о чем, кроме покоя. Но в его поместье съезжаются около пятисот именитых гостей, чтобы принять участие в грандиозном бале, который дается в честь Яка. Подготовка к празд­нику ложится на плечи майора де Грацие, который устраивает колос­сальный фейерверк под оглушительные звуки джаза. Як от неожи­данности так путается, что у него едва не разрывается сердце, но гости думают, что это — его очередной трюк и смеются над тем, как ловко он разыгрывает смертельный ужас. Кто-то выпускает из клеток обезьян, любимых животных клоуна, и они мечутся по парку. Гости, возбужденные музыкой, вином и танцами полуголых подростков, на­ряженных индейцами, начинают вести себя все более разнузданно. Вера наслаждается праздником, который грозит обернуться вакхана­лией, и откровенно заигрывает с молодыми людьми, но никто из них не воспринимает ее всерьез. Клоун задумчив и печален. Он смотрит на Веру с горечью, жалостью и презрением. Сив, которая одна пони­мает, что творится в душе Яка, опасается, что он даст выход своему раздражению, но Як говорит ей, что он — клоун и сумеет скрыть свои подлинные чувства. Через несколько дней Як получает извеще­ние о смерти Марии Лэнгсель.
 А. В. Вигилянская
 
 
 Пер Лагерквист (Par Lagerkvist) 1891-1974
 Улыбка вечности (Det eviga leendet) Роман (1920)
 Где-то во тьме, за пределами жизни, сидели и разговаривали мертвые. Каждый в основном говорил о себе, но все другие внимательно слу­шали. В конце концов, обсудив свое положение, мертвые решились на действие.
 Один из сидевших во тьме вознегодовал на живых, он считал их слишком самонадеянными. Живые воображают, что все сущее только на них и держится. Но жизнь насчитывает несколько миллиардов мертвых людей! И именно мертвые терзаются духовными борениями многие тысячелетия.
 Другой из темноты ему возразил: живые тоже кое-что значат. Ко­нечно, они бессовестно спекулируют на том, что создано мертвыми, и слишком уж превозносят сами себя. Но нужно отдать должное и живым.
 Первый из темноты продолжал: он был при жизни очень значите­лен. Настолько значителен, что был словно создан для того, чтобы умереть! Вообще значительно лишь, остающееся после смерти.
 Нет, возразил ему уже высказывавшийся оппонент, вот он, напри-
 610
 
 
 мер, тоже был замечательной личностью, но создан как раз наоборот для того, чтобы жить. Немного найдется людей, наделенных талантом жизни, — тех, о которых можно сказать, что они по-настоящему жили.
 На этом, казалось, разговор мертвых окончился. Но вмешался третий, приземистый толстяк с маленькими глазками и коротеньки­ми ножками — такими обычно представляют себе торговцев. Это и был торговец, и звали его Петтерсон, и он очень любил в той, другой жизни свою лавку, товары, запахе кофе, сыра, мыла и маргарина. Умирал Петгерсон тяжело. Заворачивавшему всю свою жизнь селедку рассчитывать на бессмертие трудно. К тому же Петгерсон и не верил в жизнь после смерти. Но вот он сидит здесь, в темноте. Он благода­рен. Он жил. Он умер. И все-таки жив. Он очень за все это благода­рен.
 Потом заговорили другие. Те, чья жизнь и смерть были полны значения и даже философичны, и иные, с судьбами обыкновенными, простоватыми, иногда в своей наивности трогательными. Издавал звуки даже самый примитивный мертвый, живший в незапамятные времена. Дикарь не знал, кто он такой, он даже не помнил, что он некогда жил. Он помнил только залах большого леса, смолы и влаж­ного мха — и тосковал по ним.
 И еще сидели во тьме мертвые, страдавшие при жизни от своей особости. У одного, например, на правой руке не хватало большого пальца. Он жил обычной жизнью, общался с другими людьми и все же ощущал себя одиноким. У другого была своя особенность: он страдал от наличия черного пятнышка на ногте среднего пальца левой ноги. С пятнышком он родился, с ним проходил весь свой век и с ним умер. Все думали, что этот человек — как все, и никто не пони­мал его одиночества, А он всю жизнь искал себе подобного и ушел из нее так и не понятый.
 Говорили во тьме мужчина и женщина, их и тут тянуло друг к другу. Женщина всегда была счастлива уже оттого, что была с люби­мым. Но она его не понимала, твердил он. Он всю жизнь боролся и страдал, и строил, и рушил, но она его не понимала. Да, но она в него верила, возражала ему женщина. Он боролся с жизнью, а она жила. Так они и препирались во. тьме, единые и непримиримые.
 А один из сидящих во тьме не говорил ничего. Он не мог расска­зать другим о своей судьбе. Им она могла бы показаться ничтожной или даже смешной. Сам он всю жизнь проработал служителем под-
 611
 
 
 земного общественного туалета: взимал плату с входящих и раздавал бумагу. В естественных человеческих потребностях он не видел ничего унизительного и считал свою работу нужной, хотя и не очень важ­ной.
 В стороне от других сидели двое — юноша и седой старик. Юноша разговаривал сам с собой: он обещал любимой приплыть к ней на берег, благоухающий цветками лотоса. Старик вразумлял юношу, он говорил ему: его любимая давно умерла, и это он, старик, держал ее за руку, когда она умирала, ведь он — ее сын, он знает:
 его мать прожила долгую и счастливую жизнь с его отцом, юношу он узнал только по выцветшей фотографии, мать никогда не вспоминала его: ведь любовь — это еще не все, зато жизнь — это все... Но юноша продолжал шептать, обращаясь к возлюбленной, а старику он сказал, что вся жизнь его — это любовь, иной жизни он не знает.
 В темноте звучали голоса и погорше. Один из мертвых жил на острове, внутри которого был заключен огонь. Он любил девушку, которую звали Джудитта, и она тоже любила его. Однажды они по­дались в горы и встретили там одноглазую старуху — этим глазом старуха видела лишь истинное. Старуха предсказала Джудитте, что та умрет родами. И хотя рассказчик решил не трогать любимую, чтобы та жила, она заставила его овладеть собой и вышла за него замуж, она была очень земная женщина. Когда же Джудитта родила ребенка и умерла и рассказчик вышел из хижины с новорожденным на руках, он увидел свое племя исполняющим гимн в честь символа плодоро­дия — фаллоса, и как раз в этот момент огонь вырвался из-под земли на горах, и все стояли и ждали его, не пытаясь спастись, потому что спастись было невозможно, и пели гимн в честь плодородия жизни. В этот момент рассказчик понял смысл бытия. Жизни важна лишь жизнь вообще. Ей, конечно, нужны и деревья, и люди, и цветы, но они ей не дороги по отдельности — проявив себя в них, жизнь легко их уничтожает.
 Тут заговорил еще один голос — медлительный, ясный и беско­нечно мягкий. Говоривший утверждал: он — спаситель людей. Он возвестил им страдания и смерть, освобождающие от земной радости и земной муки. Он был на земле временным гостем и учил: всё есть лишь видимость, ожидание истинно сущного. Он называл Бога своим отцом, а смерть — своим лучшим другом, ибо она должна была со­единить его с Богом, пославшим его жить среди людей и принять на себя скорбь всего живого. И вот люди распяли говорившего, а Отец
 612
 
 
 укрыл его во мгле, чтобы скрыть от людских глаз. Теперь он здесь, в темноте, но он не нашел тут Отца и понял: он — просто человек, а скорбь жизни — не горька, а сладостна, она — не то, что он хотел взять на себя своей смертью.
 Не успел он закончить, как рядом иной голос заявил: а вот он, го­ворящий сейчас, был в земной жизни метрдотелем, он служил в самом большом и посещаемом ресторане. Метрдотель — самая труд­ная и уважаемая профессия, она требует тонкого умения угадывать человеческие желания. Что может быть выше! И теперь он боится, что они там, на земле, еще не нашли ему достойной замены. Он тре­вожится по этому поводу. Он страдает.
 Мертвые зашевелились, никто уже ничего не понимал, каждый твердил свое, но тут поднялся еще один — в жизни он был сапож­ник — и произнес пламенную речь. Что есть истина? — вопрошал он. Земная жизнь — это сплошная путаница. Каждый знает только себя, хотя все ищут чего-то другого. Каждый одинок в бесконечном пространстве. Нужно найти что-то одно, единое для всех! Нужно отыскать Бога! Чтоб взыскать с него ответ за жизнь, которая сбивает всех с толку!
 Чем-то говоривший глубоко уязвил мертвых. И все осознали, какую страшную путаницу представляет собой жизнь, и согласились, что нет в ней ни покоя, ни почвы, ни твердой основы. Хотя некото­рые подумали: а есть ли Бог? Но их убедили пойти искать его — ведь хотели найти Его очень многие.
 И начался долгий путь. К мертвым примыкали все новые и новые группы, и в конце концов они слились в громадное людское море, которое бурлило и клокотало, но постепенно, как это ни странно, упорядочивалось. В самом деле, объединенные общей идеей, мертвые быстро отыскивали себе подобных: особо несчастные находили особо несчастных, в общем-то счастливые — в общем-то счастливых, бунта­ри — бунтарей, великодушные — великодушных, вязальщики вени­ков — вязальщиков веников... И тут вдруг открылось: разнообразие жизни не так уж и велико! Одна группа мертвых окликала другую. Вы кто? — спрашивали одни. Мы — лавочники Петтерсоны, — от­вечали им. А вы кто? И им отвечали: мы — те, у кого на ногте левой ноги есть черное пятнышко.
 Но когда все наконец разобрались и наступили мир и покой, люди почувствовали опустошенность. Путаницы не стало. Все было упорядочено. И исчезло чувство одиночества — одинокие соедини-
 613
 
 
 лись с миллионами одиноких. Все проблемы решились сами собой. И незачем стало искать Бога.
 И тогда выступил вперед некто неказистый и сказал: «Что это такое! Все так просто, что, выходит, и жить не стоит! Ничего таинст­венного в жизни нет. И все в ней — лишь простое повторение неза­мысловатых в сущности отправлений. Сражаться и бороться, получается, не за что? Единственное, что от человека остается, кем бы он ни был, это кучка навоза для травы будущего года. Нет! Нужно непременно отыскать Бога! Чтобы он ответил за никчемность жизни, которую создал!"
 И все двинулись дальше. Проходили тысячи лет, а они все бреди и брели и уже стали отчаиваться. Тогда, посоветовавшись, выбрали самых мудрых и благородных и поставили их впереди. И те, в самом деле, еще через тысячу лет указали на мерцавшее впереди светлое пятнышко. Казалось, до него — сотни лет пути, но пятнышко света неожиданно оказалось рядом. Свет лился из железного фонаря с за­пыленными стеклами, он падал на старичка, который пилил дрова. Мертвые удивились. Ты бог? — спросили они. Старичок растерянно кивнул им в ответ. — А мы — жизнь, которую ты сотворил. Мы бо­ролись, страдали, волновались и верили, мы гадали и надеялись... С какой целью ты создал нас? — Старичок смутился. Оробев, он взгля­нул на окружавшие его толпы, потупился и сказал: — Я — работ­ник. — Это видно, — заметили выбранные старейшины, а позади послышались возгласы возмущения. — Когда я изготавливал жизнь, ничего такого я не хотел, — продолжал извиняться старик.
 Но он швырнул их в бездну отчаяния, обрек на муки, на страх и на беспокойство, он внушил им неоправданные надежды! Так крича­ли старейшины. — Я сделал как мог, — ответил старик.
 И он же дал им солнце и радость, позволил наслаждаться прелес­тью жизни, утра и счастья! Так кричали старейшины. И старик отве­тил им тем же. Он сделал как мог. Он говорил им одно и то же. И его ответ сбивал с толку спрашивавших. Но страсти рвались наружу. Для чего он все это затеял? Ведь была какая-то цель? С какой целью запустил он дьявольскую машину жизни? Люди жаждут гармонии и полны отрицания, они хотят разнообразия и единства, сложности и простоты — всего сразу! Зачем он сотворил их такими?
 Старик слушал спокойно, С виду он все еще смущался, но смире­ния в нем убавилось. Он ответил им. Он — просто работник. И он трудился не покладая рук. И ни к чему слишком сложному не стре­мился. Ни к радости, ни к скорби, ни к вере, ни к сомнению. Он
 614
 
 
 просто хотел, чтобы у людей что-то было и чтобы им не пришлось довольствоваться пустотой.
 Старейшины чувствовали, как укололо их что-то в сердце. Старик вырастал у них на глазах. И сердца их наполнились теплом. Но люди сзади не видели, что впереди происходит. И, чтобы воспрепятствовать всякой попытке обмана, вперед выставили тысячи детей, которые следовали со всеми. Зачем Бог сотворил этих невинных малюток? Они — мертвы! О чем он тогда думал?
 Дети не знали, чего от них хотят, им понравился старый дед, они потянулись к нему, а он присел среди них и обнял. Ничего он тогда не думал, — сказал Бог, лаская детей.
 Толпы мертвых стояли, глядя на Бога с детьми, и в груди у каждо­го что-то таяло. Все вдруг ощутили таинственную связь с Ним и по­няли, что Он — такой же, как они, только глубже и больше их.
 Им трудно было покидать Бога, и труднее всего расставались с ним дети. Но старик сказал им, что надо слушаться взрослых. И дети послушались!
 Толпы мертвых снова двинулись в путь. Люди спокойно и умиро­творенно, как братья, беседовали друг с другом. И смысл всех их очень разных слов сводился к тому, что сказал один пожилой мужчи­на. А сказал он простую вещь — он принимает жизнь, какова она есть. Ведь никакой другой жизни представить себе все равно невоз­можно!
 Дойдя до области тьмы, откуда они все вышли, и сказав все, что они хотели сказать, мертвые разошлись. Каждый направился к месту, которое уготовано ему в будущем.
 Б. А. Ерхов
 Мариамна (Mariamne) Повесть (1967)
 Мариамна, жена Ирода Великого, царя Иудеи (годы его жизни ок. 73—74 до н. э. — Б. Е.), принадлежала к царскому роду Маккавеев, врагов Ирода, и была убита им в 37 г. Были убиты Иродом и два его собственных сына от Мариамны — Александр и Аристобул (в повес­ти не упоминающиеся).
 615
 
 
 Народ Иудеи считал царя Ирода деспотом и чужаком: на царский трон его посадили римляне, которым он умел угодить, родом же он происходил из Иудеи — пустынной местности к югу от Мертвого моря. Те же римляне помогли Ироду овладеть его собственной столи­цей — Иерусалимом. Несомненно, царь Ирод был способен внушать страх — свойственные ему жестокость и упоение властью вкупе с острым умом и сильной волей делали его опасным врагом. Но было в Ироде и жизнелюбие, и любовь к прекрасному. И хотя к священно­служителям и их ритуалам он относился с насмешкой, именно им была предпринята реставрация Иерусалимского храма, за ходом ко­торой царь наблюдал лично, обустроив строительство так, чтобы оно не мешало отправлению религиозных обрядов. Поговаривали, что строительство это царь затеял из гордыни — чтобы прославить в веках собственное имя. Молва вообще приписывала Ироду множест­во пороков. Наверняка известно лишь, что в любви Ирод был груб и жесток: утолив страсть, он преисполнялся к женщине отвращения и часто менял наложниц, отдавая их потом своим приближенным. Тем удивительнее было то, что случилось с ним однажды у городских ворот на дороге, ведущей в Дамаск.
 Здесь Ирод впервые увидел Мариамну, которая поразила его до глубины души. Хотя Ирод не успел даже как следует разглядеть де­вушку, он заметил только, что она была молода и светловолоса. Он стал искать Мариамну, не прибегая к помощи своих соглядатаев, они бы испачкали ее облик. Неожиданно Мариамна пришла во дворец сама — просить за мальчика, своего родственника, бросившегося на стражника Ирода. Мальчик хотел отомстить за казненного отца — одного из Маккавеев. Обратившись к Ироду за помилованием, Мари­амна таким образом подвергала себя страшной опасности. Царь оце­нил ее смелость; он еще не знал, что иначе она поступить не могла. Он отпустил мальчишку, но сказал Мариамне, что делает это лишь для нее.
 Весть о неслыханном заступничестве пронеслась по всему городу. Такое не удавалось еще никому. К Мариамне стали обращаться жен­щины, чьи сыновья или мужья были пленены Иродом. Она никому не отказывала и смогла помочь многим, но далеко не всем. Ее долг Ироду рос, и она в страхе ожидала, что последует дальше. Наконец наступил момент, когда царь попросил Мариамну стать его женой.
 В брачную ночь неистовая страстность Ирода напугала ее. Хотя Ирод и старался быть с ней сдержаннее и внимательнее, чем с други-
 616
 
 
 ми, но приручить Мариамну он все же не смог. Она понимала, что не любит его, и лишь старалась ему угодить, чтобы смягчить его нрав и смирить жестокость. И еще она старалась не останавливаться мыс­лью на том, чего она в нем не выносила.
 Удалось Мариамне и многое другое. Царь отпустил почти всех уз­ников, которых держал в подземельях дворца, казнив лишь самых не­примиримых своих врагов. Народ Иерусалима славил царицу. А родственники Мариамны возненавидели ее, посчитав изменницей. Но она об этом не знала. Старая служанка, приносившая ей новости о родственниках, об этом молчала.
 Время шло, а страсть царя к Мариамне не утихала, никогда преж­де он не знал похожей на нее женщины. Ирод и в самом деле любил ее. И еще в нем росла обида. Ирод был-далеко не глуп и постепенно понял, что Мариамна лишь пытается ему угодить, но его не любит. Царь страдал, но терпел унижение, ничем не проявляя своей обиды. Потом он всячески стал показывать, что и Мариамна не столь уж нужна ему, и перестал приближаться к ней. Таким образом он выра­жал любовь.
 Вскоре царь с гневом узнал, что мальчишка, которого он отпустил, бежал в горы, где Маккавеи собрали против него войско. Прежде на­падающей стороной всегда был Ирод, но в этот раз Маккавеи высту­пили первыми, и войска царя терпели одно поражение за другим. Тогда Ирод сам. выступил в поход. Во время решительной битвы, в которой он одержал победу, он увидел в стане врага беглеца-маль­чишку, набросился на него и рассек мечом от плеча до сердца. Со­ратники Ирода очень удивились его поступку: мальчишка был практически беззащитен.
 Вернувшись, Ирод бросился на колени перед Мариамной и без слов стал молить, чтобы она простила ему его жестокость — Мари­амна знала, что произошло с ее родственником, и винила в его смер­ти себя. Она простила царя: ей хотелось вернуть свое влияние на него, и еще, как невольно призналась она самой себе, он был нужен ее разбуженному женскому телу. Поэтому она чувствовала себя вино­ватой вдвойне.
 Народ снова вздохнул с облегчением. Но ненадолго. Ирод стано­вился все беспокойнее, он все чаще впадал в подозрительность и не­верие. Наступил момент, когда он открыто высказал Мариамне: она не любит его, он замечает это всякий раз, когда с ней ложится, она выдает себя уже тем, что так старается выказать ему пыл и страсть,
 617
 
 
 которых вовсе не чувствует. После этого объяснения Ирод снова ушел с войском в горы воевать с Маккавеями, а для Мариамны на­ступили спокойные и одинокие дни; в это время она наконец узнала, что от нее скрывали: ее родственники от нее отказались. Встретив­шаяся Мариамне на площади у колодца двоюродная сестра сделала вид, что ее не заметила.
 Когда Ирод вновь появился в Иерусалиме, он сказал Мариамне, что теперь у него будут другие женщины. И он снова завел во дворце былые порядки. Конечно, распутные женщины вызывали у него от­вращение. Но отвращение странным образом только разжигало в нем похоть.
 Снова наступили черные дни. Людей хватали в их домах, а потом они исчезали. Подземелья дворца наполнились узниками, а палаты —• размалеванными блудницами. Они были нужны Ироду не только для похоти, но еще и для унижения Мариамны. Сердце его и в любви оставалось злым.
 Однажды он стал выговаривать Мариамне за то, что она терпит такую жизнь и не замечает того, что творится вокруг, не стыдит и не осуждает его за беспутство. Разве так подобает вести себя настоящей царице?.. Но, взглянув на Мариамну, Ирод осекся... Более он с ней до самой ее смерти не встречался.
 Старую служанку, приносившую Мариамне новости о ее родст­венниках, Ирод приказал умертвить. Она наверняка помогала врагам царя тайно сноситься с его женой. Более того, Ирод заподозрил в за­говоре и саму Мариамну. Она была просто-таки идеальной фигурой для заговора! Конечно, царь знал, что это неправда. Но он постоянно убеждал себя в этом. Как многие страстные и жестокие натуры, он очень боялся смерти. И был маниакально подозрителен. Ирод тща­тельно скрывал от себя самого то, что было причиной одолевавших его мыслей. И не признавался самому себе в тех темных побуждени­ях, которые прятались на дне его мутной души.
 А народ Иерусалима по-прежнему любил кроткую царицу, хотя теперь она ничего больше для него сделать не могла.
 Ирод колебался. Может ли он и дальше терпеть рядом с собой эту женщину? Она жила совсем рядом с ним. Чужая женщина, ко­торую он давно не видел. Это опасно! Довольно! Надо положить этому конец!
 Царь нанял убийцу. И телосложением, и лицом тот очень походил на него. Почему-то из множества людей, готовых исполнить его при­казание, царь выбрал именно этого человека.
 618
 
 
 Ирод оседлал коня и уехал из Иерусалима. По дороге он повернул коня вспять и поскакал обратно во весь опор. Но он знал, что не ус­пеет. Когда Ирод ворвался во дворец, Мариамна уже умирала: он рухнул перед ней на колени, ломал руки и повторял только одно слово: «Любимая, любимая...»
 Вскоре он повелел схватить убийцу и привести к нему. Он собст­венноручно зарубил его мечом. Убийца не сопротивлялся.
 После гибели Мариамны жизнь царя нисколько не переменилась. Она, как и прежде, протекала в злобе, ненависти и наслаждении по­роком. Более того, пороки царя со временем множились. В конце концов ему удалось уничтожить всех опасных для его власти мужчин из племени Маккавеев. У страдавшего под его игом народа не оста­лось надежды.
 Но Мариамну царь не забыл. Он болел, старился, его все более одолевал страх смерти. Волхвы сообщили ему о рождении Царя Иу­дейского. Ирод проследил за ними и узнал таким образом, что младе­нец родился в маленьком городе Вифлееме. Он приказал тогда убить в том городе и окрест него всех мальчиков, но, когда его страшная воля исполнилась, младенец с родителями был уже далеко.
 Царь Ирод остался один. Все приближенные и слуги его покину­ли. В одинокие дни старости он часто вспоминал Мариамну. Как-то ночью, обходя ее покои, он рухнул на пол, повторяя ее имя. Великий царь Ирод был всего только человеком. Он прожил отпущенный ему на земле срок.
 Б. А. Ерхов
 
 
 Вильхельм Муберг (Vilhelm Moberg) 1898-1973
 Скачи нынче же ночью! Роман из жизни Вэренда. Год 1650 (Rid i natt! Roman fran Varend 1650) Роман (1941)
 Место действия романа — родина автора, леса южной провинции Вэренд, а точнее, деревня Брендаболь (название вымышленное). Люди, живущие в двенадцати дворах Брендаболя, попадают в зависи­мость от нового соседа — приехавшего из Германии помещика Клевена: он служит при дворе шведской королевы Кристины и вводит в округе новый порядок — крепостничество.
 Действует Клевен с самоуверенностью, свойственной человеку, об­ладающему неограниченной властью. Сначала ему отдаются права на сбор податей, затем — право на рабочее время крестьян: еще немно­го — и все они станут его крепостными. Понимая глубину подстере­гающей их опасности, жители деревни дают клятву — защищать свои старинные вольности: они будут искать заступничества у короле­вы, а если надо, возьмутся и за оружие. Однако местный глава адми­нистрации — фохт, прислуживающий помещику, берет крестьян хитростью: выждав некоторое время, он вступает в деревню на ут-
 620
 
 
 ренней заре с отрядом рейтаров. Воспользовавшись неожиданностью и угрозой применения силы, он принуждает местного выборного ста­росту Йона Стонге согласиться с барщиной. Затем с помощью ста­росты он принуждает к согласию поодиночке всех мужчин деревни, за исключением двух: героя романа — молодого бонда (крестьянина) Сведье и местного кузнеца-оружейника, В доме у Сведье фохту и сол­датам тоже припасена неожиданность — хозяин встречает их с ору­жием в руках, увечит одного из рейтаров, поднявшего на него руку, и уходит в лес. А в его усадьбе отныне поселяется фохт: отсюда он над­зирает за крестьянами: вместо работы на собственных полях они те­перь ходят на барщину (возводят новый дом немцу Клевену), в результате только что пережитая деревней голодная зима переходит в голодные лето и осень.
 Однако в глубине души крестьяне Брендаболя остаются неслом­ленными, они уверены: утраченные вольности будут возвращены — либо королевой, либо они вернут их сами. Вот только бы сделать это с наименьшими потерями — мертвому свобода не впрок. И тут в Брендаболь тайно доставляется эстафета (по-крестьянски «шта­фет») — деревянная доска в локоть длиной, обугленная и окровав­ленная, с вырезанным на ней знаком — кистенем. В иные, благо­получные времена раз в несколько лет по деревням округи передава­лась другая эстафета — горящий факел, от огня которого разжигали заново печи — «новый огонь» помогал отбросить память о пережи­тых хозяевами несчастьях и забыть о совершенных ими ошибках. В лихую же пору, когда крестьянской общине всерьез угрожал враг, в ход пускался «штафет» — призыв к восстанию и единству, — он передавался от деревни к деревне конным или пешим ходом, ночью или днем, лично или по поручению. Но «штафету», доставленному в Брендаболь, не повезло: он попал в руки все к тому же выборному старосте Йону Стонге, один раз уже уступившему фохту. Взвесив все «за» и «против», рассудительный староста и на этот раз празднует труса: он зарывает «штафет» в землю, что тоже дается ему нелег­ко — задержавший «штафет» по обычаю карался смертью. Но скры­вающий «штафет» от властей тоже заслуживает казни. Отныне староста живет в постоянном страхе: проклятую доску то выроет из-под земли неокольцованная свинья, то ее вымоет обнаружившийся на этом месте подземный источник.
 Двурушничество не приносит старосте счастья. От тоски по ушед­шему в лес Сведье едва не сходит с ума дочь старосты Боттила. Отец
 621
 
 
 отказался от слова, данного им Сведье, теперь он обещает руку доче­ри другому. К тому же гулящая деревенская вдовушка Анника обви­няет ее в колдовстве и тайных сношениях с Нечистым — иначе зачем она ходит в лес, где заведомо никого быть не может? В полном отчаянии Боттила накладывает на себя руки. Впрочем, староста готов скорее потерять дочь, чем отдать ее ненавистному Сведье — он зави­дует решительности и внутренней свободе молодого бонда. Даже пища, которой теперь в доме Стоите, благодаря покровительству фохта, более чем достаточно, его не радует: всю ее пожирают завед­шиеся в утробе старосты длинные и белые черви. И в прямом, ив переносном смысле его что-то гложет изнутри.
 Зато ушедший из деревни Сведье сохранил в своей душе мир, хотя в бегах ему тоже несладко: он живет в одиночестве в лисьей норе среди скал, пока не находит другого изгоя — деревенского вора, которого так и зовут — Угге Блесмольский вор. Угге — большой мастер в своей профессии, не лишен он и своего рода морали: ворует только "у богатых, раздавая часть добычи бедному люду. Угге спасает едва не погибшего в лесу от болезни Сведье, который раньше не желал с ним знаться. Но и у многоопытного и изворотливого вора есть своя слабость — излишняя самоуверенность: отчего и погибает он от руки Безухого — еще одного отверженного, хотя и совершенно иного типа. Безухий — местный палач, согласившийся на эту долж­ность за прощение ему нечаянного убийства (в память о котором ему все же отрезали ухо). Таким образом он сохранил жизнь, но воз­ненавидел весь свет. Безухий не заплатил продажной девке, зарабаты­вающей своим ремеслом на пропитание больным и нищим роди­телям. Угге упрекнул в этом Безухого и получил нож в спину.
 Истинный крестьянин, Сведье свято верует в справедливость, она для него непреложна, как ежедневный путь солнца с востока на запад или невинность его невесты Боттилы, с которой он делит по ночам ложе, не трогая ее до свадьбы. Сведье верит, что усилия местного священника, к которому обратилась его мать, не пройдут зря и про­шение с описанием допущенной в отношении него несправедливости дойдет до королевы. Неблагоприятные вести (королева Кристина на Сословном соборе в 1650 г. полностью приняла сторону дворянства, отказав в помощи мелкому духовенству и крестьянам) заставляют его взять дело восстановления справедливости в свои руки. Сведье откры­то вызывает Клевена на поединок: он стучится ночью в его усадьбу,
 622
 
 
 чтобы призвать помещика к ответу, но перепуганная челядь сообща­ет: Клевен — далеко, он — при дворе в Стокгольме. Узнав об угрозах Сведье, Клевен относится к ним серьезно: он просит местные власти судить сбежавшего в лес и начать его поиски. В конце концов Сведье обложили, как волка, на зимнем болоте, ранили выстрелом из муш­кета и закопали — по решению суда! — еще живого в землю.
 И все-таки справедливость, в которую верил Сведье, в конечном счете восстанавливается. Йону Стонге удалось-таки скрыть «штафет» от общины. Но вместо него в деревне появляется новый: мужики Брендаболя сделали его по собственной инициативе — эстафета все-таки передана дальше.
 Б. А. Ерхов
 
 
 Эйвинд Юнсон (Eivind Yohnson) 1900-1976
 Прибой и берега (Strandemas Svall) Роман (1946)
 Десятый год после окончания Троянской войны. На остров нимфы Калипсо, где вот уже семь лет живет Одиссей, прибывает Вестник богов Гермес с донесением и указаниями: Страннику настало время вернуться домой и навести там порядок. Но Одиссей не стремится на Итаку, ибо понимает, что его снова заставят убивать, а он всегда был не столько царем и воином, сколько пахарем. Его вынудили по­кинуть родину и принять участие в захватнической войне, затеянной олимпийцами, чтобы показать, что и война — «божество», требую­щее жертв. И Одиссей принес в жертву Трою, уходя на войну только затем, чтобы скорей вернуться. Но теперь Странник просто боится вновь ощутить бег времени, которого не ощущаешь здесь, у Калипсо. Может быть, он был ее пленником, хотя никогда не пытался уехать. Тем не менее выбора у него нет: он должен подчиниться воле богов.
 ...А на Итаке в последние годы действительно творились беспоряд­ки. Женихи Пенелопы, основавшие Партию Прогресса, желая при­брать к рукам состояние и власть Долгоотсутствующего царя, пытались вынудить Супругу дать согласие на брак, убедив в том, что
 624
 
 
 она разорена. Но Пенелопа тем не менее оставалась женщиной со­стоятельной. Кормилица Одиссея Эвриклея, вездесущая старуха, то и дело отправлялась на материк, где вела торговлю сама или через под­ставных лиц. На острове шла экономическая и политическая борьба. Супруга тянула время: сначала Эвриклея надоумила ее перепрясть всю имеющуюся в наличии шерсть (это растянулось на несколько лет), а затем, когда женихи перекрыли поставки, приступить к Тка­нью погребального покрова для свекра, слухи о болезни которого рас­пространяла все та же старуха.
 Близится время отъезда Странника. Он покинет место, где ему удалось вкусить покой, и отправится в неизвестность, в мир, изме­нившийся, должно быть, слишком сильно за прошедшие двадцать лет. Вновь на войну, которая столь мила богам, не желающим видеть род людской возвышенным и нежным, делающим все, чтобы вывести «породу людей, где мужчины наспех облегчают тяжелую плоть, поро­ду <...> мужчин, не имеющих времени отдохнуть на женской груди».
 ...Политические уловки Супруги не нравились Сыну, который во многом был еще мальчишкой, наивным и прямодушным. Телемах подсознательно чувствовал, что его мать. Женщина средних лет, свой выбор уже сделала и что, когда Долгоожидающая думает о желаю­щих ее молодых мужчинах, ее челнок бегает быстрее...
 В последнюю ночь у Нимфы Странник рассказывает ей о том, что ему довелось испытать. Нет, не ему, а человеку по имени утис — Никто. О том, как его спутники приняли обыкновенных девушек за сирен, а водовороты — за чудовищ, как, напившись крепкого вина на острове Кирки, вели себя как свиньи... И еще о том, что его пре­следуют воспоминания об убийстве сына Гектора — Астианакса. Не помня, кто сделал это. Одиссей пытается убедить себя в том, что это был не он, а война.
 ...Тканье продолжалось долго. А Женщина средних лет тосковала скорее не по Супругу, а по мужчинам вообще. Она не знала: быть сильной — это значит ждать или самой позаботиться о своей жизни? Потом ей пришлось (с подсказки Эвриклеи) понемногу распускать полотно, не обманывая, а «проводя политику». Женихи проведали обо всем раньше, чем официально объявили об этом: они были не прочь попользоваться чужим добром. Но так или иначе, уловка с Тка­ньем была разоблачена, и Пенелопу принудили пообещать выбрать нового мужа через месяц.
 625
 
 
 Воспоминания не отпускают Одиссея: он слишком часто думает о Трое, о Войне и о спуске в Аид, который ему виделся в бреду. Тогда предсказатель Тиресий поведал Страннику о том, что его ждет воз-­вращение домой по колено в крови, когда уже не будет желания вер­нуться. И Одиссей будет несчастлив до тех пор, пока не найдет на западе людей, не знающих моря и войны. Тогда, может быть, он ста­нет первым человеком новой породы, и счастье улыбнется ему.
 Тем временем по совету некоего Ментеса Телемах решает отпра­виться к Нестору и Менелаю, чтобы узнать что-нибудь об отце и до­казать всем, что сам он уже вырос. Попытка официально добиться этого проваливается: Партии Прогресса легко удается распустить На­родное собрание. Сыну приходится отправиться в Пилос тайно.
 Плавание Одиссея начинается хорошо. Но вскоре буря, гнев По­сейдона, обрушивается на него. Несколько суток Странник проводит в бушующих волнах, пока не попадает на берег. «Я человек вдали от моря, я живу».
 Пилос и его правитель Нестор обманывают ожидания Телемаха. Юноша ожидал увидеть могучего героя, а встречает болтливого старо­го пьянчужку. Путаясь в мыслях, тот начинает свои воспоминания словами: «Ну, сперва-то мы, конечно, перебили детей...» Нестор так и не сказал об Одиссее ничего определенного.
 Измученный, голодный Странник оказывается в землях феакийцев, где его находит царевна Навзикая, молодая девушка, грезящая о своем Единственном, настоящем герое. «...Настоящие герои — благо­родные господа, они детей не убивают...» Феакийский царь принима­ет Одиссея как желанного гостя, и тот получает возможность не­много передохнуть. Но и здесь он продолжает вспоминать об Астианаксе, которого убила Война. «Я был участником Войны. Но Вой­на — это не я».
 О том, что Телемах уехал, становится известно Партии Прогресса, и женихи решают устранить Сына как лишнее препятствие к власти над Итакой (а затем и над остальными землями) как можно скорее. О замысле женихов шпион доносит Пенелопе, и Эвриклея немедлен­но отправляет его на материк, чтобы предупредить Телемаха об опас­ности.
 Между тем на пиру у царя Алкиноя Странник открывает свое на­стоящее имя: частично истинное, частично наигранное волнение при звуках песни о Троянской войне выдает его. Тогда он рассказывает всем о своих странствиях, преобразив их не в главном, а в подроб-
 626
 
 
 ностях. Чтобы ему поверили, он создает легенду, окутанную ореолом божественности: вулкан превращается в циклопа, крепкое вино — в колдовской напиток, водовороты — в кровожадных чудовищ... Одис­сей добивается того, чтобы феакийцы помогли ему вернуться на ро­дину. Может быть, он бы и остался здесь, женившись на Навзикае, но уже поздно. Он вернется на Итаку и исполнит уготованную ему роль палача.
 Первым, кого встречает Одиссей, попав домой, оказывается глав­ный свинопас Эвмей. Делая вид, что не узнал Царя, тот говорит, что Одиссей, вновь ступив на землю Итаки, все равно не вернется с войны, ибо начнет ее заново. У него нет выбора, ведь он всего лишь пленник веселых, играющих богов, которых сами же люди и приду­мали. Кровь зальет не только маленький островок Одиссея, но и все другие страны. Но, возможно. Царю Итаки, отняв у женихов власть и разделив ее между многими гражданами, удастся заложить основу нового царства человека, когда люди сами поймут, кто они такие и что им делать. И тогда власть богов уже не сможет втянуть их в новую войну.
 Вернувшись из своего неудачного путешествия (Менелай тоже не сказал ничего нового и не оказал существенной помощи), Телемах встречает отца, но не узнает его: человек, которого он увидел, не был похож на его мечты об Отце, Герое и Защитнике. И Одиссей, открыв сыну свою тайну, понимает, что семья примет его, может быть, узна­ет его тело, но его самого — никогда.
 Под видом нищего Странник проникает в свой дом. Несмотря на постоянные оскорбления женихов, ему все еще кажется, что убивать их всех нет необходимости и многих можно пощадить... Неузнанный, он говорит со своей женой и понимает, что вернулся слишком позд­но: Пенелопа по своей воле выйдет замуж за того, кто избавит ее от двадцатилетнего ожидания, тревоги и тоски.
 Согласно задуманному плану истребления женихов Телемах объяв­ляет, что его мать станет супругой того, кто сможет пустить стрелу из лука Одиссея сквозь кольца двенадцати топоров. Женихи не могут сделать этого. Они пытаются обратить все в шутку и, насмехаясь над Телемахом и якобы умершим Одиссеем, один за другим подтвержда­ют свой смертный приговор. Если бы Странник мог оставить в живых хотя бы одного из них, он бы сказал себе, что, пренебрегая
 627
 
 
 божественным приказанием, сумел спасти Астианакса. Но он при­шел, чтобы убивать. Взяв лук. Одиссей приступает к исполнению своей миссии.
 И он убивает их всех. Впоследствии молва преувеличила число жертв этой резни почти впятеро. На самом деле их было не больше двадцати. Кукла в руках богов, олицетворение войны, Одиссей унич­тожает мир на долгие годы, проливая кровь под стоны рожающей рабыни, доносящиеся из помещения для слуг. А у себя в комнате плачет Пенелопа, поняв, что никому не нужный обломок войны лишил ее свободы выбора и права на счастье...
 Когда вместе с женихами уничтожают и рабынь, их бывших лю­бовниц, Одиссей узнает, что родившую женщину и ее ребенка тоже хотят удалить из «мира тех, кто чист». Это решение вызывает у Странника протест, ведь ни один ребенок в этом мире не причинил и не причинит ему зла. Но уже поздно. Кроме того, ему некогда ду­мать об этом: он должен отправиться в свое странствие, далекое странствие на запад. Однако старая мудрая Эвриклея, преданно улыб­нувшись, останавливает его: «Странствие окончено, дитя мое, кораб­ли вытащены на берег для зимовки. Я приготовила тебе ванну, ненаглядный мой господин...»
 В. В. Смирнова
 
 
 Харри Мартинсон (Harry Martinson) 1904-1978
 Аниара. Поэма о человеке во времени и пространстве (Aniara. En revy от Mainniskan i tid och rum) (1956)
 Лирическое «я», от лица которого ведется повествование, — это «мимороб», безымянный инженер, обслуживающий Миму — машину, воспроизводящую чувственные образы, улавливаемые из самых отда­ленных уголков Вселенной. Мимороб и Мима вместе с восемью тыся­чами пассажиров и экипажем находятся на борту «голдондера» Аниара, совершающего обычный рейс с Дорис (бывшей Земли) на Планету Тундр (так теперь, в сорок третьем веке, называется Марс). Полет голдондера кончается катастрофой. Круто повернув и избежав тем столкновения с астероидом, Аниара попадает в поток камней. Лавируя среди них по ломаной траектории, она теряет управление (выходит из строя «Саба-агрегат») и, окончательно сбившись с курса, устремляется в пустоту в направлении недостижимого созвездия Лиры.
 К счастью, все основные узлы голдондера («теплопровод, свето­провод и система гравитащии») в порядке. Впавшие в апатию после нахлынувшей паники и отчаяния пассажиры понемногу приходят в
 629
 
 
 себя. Положение у них незавидное. Им предстоит «бесконечная одиссея»: ни свернуть, ни возвратиться назад, ни вызвать помощь нельзя, «локсодромная» скорость движения Аниары тоже не столь велика, чтобы они могли надеяться, что при их жизни Аниара могла бы долететь до созвездия, на которое направлен ее нос.
 Оказавшиеся в состоянии вынужденного безделья, люди ищут, чем бы занять себя. Вскоре возникают экзотические религиозные секты, немалая часть пассажиров и экипажа становится «йургопоклонниками» («йург» — танец), проводящими все свое время в плотских удовольствиях. Им в этом помогают жрицы любви — «йургини» Дейзи, Йаль, Тщебеба и Либидель. Удовольствия (Мимороб тоже от­дает им должное — с Дейзи) помогают забыться... но не полностью: большинство восьмитысячного населения Аниары (размеры голдондера огромны, его длина — 14 000 футов, ширина — 8000) предпочи­тает проводить время в залах Мимы, передающей стереоско­пическую картинку происходящего на других планетах и звездных системах — повсюду, где существует жизнь. Созданная человеком, Мима обладает способностью саморазвития, более того, она наделена сознанием и некоторой степенью свободы — в любом случае заста­вить ее лгать невозможно. Миму можно только выключить, с чем аниарцы не согласились бы: зрелища других миров, сколь бы ужасны и угнетающи они ни были, — а большей частью Мима передает кар­тины распада: он в космосе преобладает — все же отвлекают мысли пассажиров от собственной участи.
 Но вот на шестом году путешествия Мима начинает передавать страшные видения происходящего на Дорис: сгорает в вихрях огнен­ного «фотонотурба» страна Гонд, потом в кипящую лаву превращает­ся огромный Дорисбург, родина Аниары. Мима доносит до пас­сажиров не только «картинку», но также чувства и мысли погибаю­щих на Земле: из «толщи камня» к ним взывают мертвецы — оглох­ший от взрыва и ослепший от световой вспышки. Теперь аниарцы понимают, что значит выражение «когда возопиют камни». Увиден­ное и услышанное надолго парализует их волю и желание жить. Странно ведет себя после передачи и Мима: сначала в ее работе об­наруживаются помехи, затем она требует ремонта и просит выклю­чить ее, на шестой день Мима заявляет Миморобу, что она ослепла, и отказывается работать: ее сознание травмировано — Мима уничто­жает себя.
 Отныне люди оказываются в полном одиночестве. Последняя ни"
 630
 
 
 точка, связывавшая их с миром, оборвана. Неудивительно, что мно­гие аниарцы предаются воспоминаниям о прошлом. Мимороб, как бы заменяя Миму, оформляет их внутренние монологи. В самом про­странном монологе Космический матрос, работавший ранее на пере­возках людей с Дорис на Планету Тундр (на Марсе располагается теперь несколько зон, которые называются Тундра 1, Тундра 2 и т. д.), рассказывает о своей любви к Нобби, самоотверженной жен­щине, помогавшей убогим и отчаявшимся людям и любившей даже скудную и чахлую растительность тундры и ее отравленный металла­ми животный мир. Из монологов становится ясно, в какой механи­зированный ад превратилась Дорис-Земля — живое пламя горящей древесины показывают на ней школьникам как образец очень древ­ней диковинки. В воспоминаниях других пассажиров как бы между прочим всплывают основные вехи пройденного человечеством пути: к XXIII веку «блистательное царство человека / в дыму войны блистало все тусклее, / проекты гуманистов провалились, / и снова приходи­лось рыть траншеи». Затем «сгусток звездной пыли» заслонил Землю от Солнца на целых 10 столетий, и наступила новая эпоха оледене­ния, науки и искусства в результате пришли в упадок, но не пропали вовсе, а еще через десяток веков пыль рассеялась и мир восстановил­ся в прежнем блеске.
 Но выглядит он на редкость бесчеловечно. Путешествия людей на Марс вынужденны: из-за долгих войн землян между собой и с други­ми планетами Дорис отравлена радиоактивностью. В космопортах Дорисбурга людей сортируют, согласно показаниям их «психоперфо­карт». «Негоден гонд» (то бишь человек), и вместо Планеты Тундр его отправляют на болота Венеры, а там помещают в «Особнячки И голы», предназначенные для безболезненного умерщвления их оби­тателей. Земная область Гонд, прибежище беглецов из Дорисбурга, уничтожена «фотонотурбом». Взорвана, по-видимому, по приказу правителей Дорис, планета Ринд с ее главным городом Ксиномброй: обнаженная рабыня — пленница из этого города украшает собой «летучий сад» Шефорка — полновластного командира Аниары (и в прошлом коменданта «Особнячков Иголы»), фантомы «ксиномбр», как фурии мщения, преследуют аниарцев во сне. Вообще, будущее человечества предстает на страницах поэмы пугающе жестоким, раз­мытым и хаотичным — именно таким его пассажиры Аниары и вспоминают. И все же им, изнывающим от бессмыслицы бытия, он желанен, и они отдали бы все, чтоб вернуться назад.
 Напрасны попытки Мимороба восстановить Миму. И словно в на-
 631
 
 
 смешку над чаяниями аниарцев совсем рядом с ними происходит не­вероятное событие — в ту же сторону, что и Аниара, проносится, обгоняя ее, копье! Оно выпущено неизвестно кем. И неизвестно с какой целью. Но оно задает загадку каждому — «копье пронзило всех». Это случилось на десятый год путешествия. Аниарцы живут те­перь в ожидании чуда. Но их подстерегают совсем другие неожидан­ности: то они попадают в скопление космической пыли, вызывающей на корабле панику (в результате разбиты увеличивавшие зрительный объем интерьеров зеркала, а их осколками зарезано несколько «йургинь»), то их охватывает жуткое ощущение бесконечного падения в колодец (и Миморобу стоит немалых усилий их из этого состояния вывести).
 Как выясняется, мучительнее всего — ощущение бесцельности жизни. Шефорк, всевластный руководитель полета, делает попытку преодолеть его по-своему: он учреждает культ своей личности, тре­бующий приношения человеческих жертв. И что же? Пассажиров Аниары он этим не удивил: Мима накормила их зрелищами более страшными, фрагменты их можно просмотреть заново в частично восстановленном Миморобом Мимохранилище. Так проходят двад­цать четыре года. К исходу их многие жители Аниары умирают есте­ственной смертью. В их числе страшный Шефорк: убедившись, что его властные претензии ничуть подданных не трогают, и распяв на­последок на четырех мощных магнитах нескольких служителей собст­венного культа, он, в прошлом тоже убийца, становится накануне кончины самым заурядным обывателем — власть питается внушен­ными иллюзиями, которые жители Аниары воспринимать в их осо­бом положении не в состоянии. Мимороб с грустью вспоминает свою попытку забыться в объятиях вздорной красавицы Дейзи (она давно умерла) и свою любовь к Изагель, женщине-пилоту, которая ушла из жизни по своей собственной воле. Энергия Аниары на исходе. Распо­ложившись вокруг Мимы, у ее подножия, оставшиеся в живых, со­брав все свое мужество, «освобождают время от пространства».
 Б. А. Ерхов
 
 
 ШВЕЙЦАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
 
 
 Роберт Вальзер (Robert Walser) 1878-1956
 Помощник (Der Gehulfe) Роман (1908)
 Швейцарская провинция начала XX в. Молодой человек по имени Иозеф Марти поступает помощником в техническое бюро инженера Карла Тоблера. До поступления на новое место Иозефу несколько месяцев пришлось прозябать без работы, поэтому он очень ценит свое нынешнее положение и старается оказаться достойным надежд, возложенных на него хозяином. В доме Тоблера, красивом особняке, в котором находится и контора, Иозефу нравится все: его уютная комната в башенке, прекрасный сад с беседкой, то, как его кормят, и прекрасные сигары, которыми его угощает патрон.
 Хозяин дома, инженер Тоблер, производит впечатление человека строгого, иногда даже резковатого, уверенного в себе, однако под­властного приливам добродушия и искренне заботящегося о своих подопечных. У него есть жена, высокая стройная женщина с чуть на­смешливым и равнодушным взглядом, а также четверо детей — два мальчика, Вальтер и Эди, и две девочки, Дора и Сильви. Раньше гос­подин Тоблер работал инженером на заводе, жил с семьей на скром­ное жалованье. Получив наследство, он решил оставить свою
 635
 
 
 должность, приобрести дом и открыть собственное изобретательское бюро. Именно поэтому он некоторое время назад обосновался с се­мьей в Бэренсвиле.
 В арсенале у инженера есть несколько изобретений, для которых он ищет спонсоров, способных поддержать его начинания. Часы с крылышками для рекламных объявлений, которые можно разместить в местах особенного скопления народа, например в трамвае, уже го­товы. Кроме часов-рекламы на вооружении инженера имеются про­екты автомата, выдающего патроны, кресла для больных и под­земного бура. Почти каждый день господин Тоблер проводит в разъ­ездах и переговорах, в поисках заказчика на свои технические про­екты.
 С первой же недели пребывания у Тоблеров Иозефу приходится проявлять не только свои инженерные навыки, но еще и исполнять обязанности письмоводителя и отвечать держателям векселей, требу­ющим погашения задолженностей, просьбой подождать еще немного. В свободное время Иозеф купается в озере, гуляет по лесу, пьет вмес­те с госпожой Тоблер кофе в саду на веранде.
 В первое же воскресенье в особняк приходят гости — это пред­шественник Иозефа по службе, Вирзих, и его матушка. Вирзих полю­бился Тоблерам за свою преданность и усердие. Был, однако, у него один недостаток, который сводил на нет все его положительные каче­ства: время от времени он уходил в запои, разражался бранью, вы­крикивал оскорбления, но, протрезвев, с раскаявшимся видом приходил обратно. Господин Тоблер, прочитав Вирзиху нотацию, прощал его. Но когда этот бедолага перешел в своих оскорблениях все рамки дозволенного, инженер окончательно его уволил и пригла­сил нового помощника. Теперь Вирзих вновь умоляет взять его обрат­но. На этот раз инженер действительно не может этого сделать, и Вирзиху вместе со своей старенькой матерью приходится покинуть особняк ни с чем.
 В рабочие дни Иозеф пишет тексты объявлений о том, что инже­нер ищет контакта с владельцами свободного капитала на предмет финансирования своих патентов, рассылает их в крупные фирмы, по­могает госпоже Тоблер по дому, поливает сад. Физическая работа привлекает Иозефа, пожалуй, даже больше умственной, хотя и в пос­ледней он стремится доказать свою состоятельность. Семейство Тоб­леров довольно часто общается с соседями, принимает у себя гостей, и Иозеф оказывается вовлечен во все их затеи: катания на лодке,
 636
 
 
 карты, прогулки в Бэренсвиль, и везде имеет возможность убедиться, насколько потгительны жители деревни с его хозяевами.
 Первого августа Тоблер устраивает в своем особняке празднество по случаю даты официального образования Швейцарии в 1291 г. Между тем в контору все чаще и чаще приходят счета, требующие погашения. Иозеф видит свою задачу в том, чтобы оберегать патрона от отрицательных эмоций, и часто сам отвечает на такие послания просьбой повременить. Однажды в контору в отсутствие Тоблера приезжает Иоганнес Фишер, откликнувшийся на объявление для «владельцев капитала». Помощнику не удается в достаточной степени проявить свою любезность и изобретательность, чтобы задержать Фи­шера с супругой до возвращения патрона, чем приводит Тоблера в ярость. Фишер так больше и не появляется, но инженер не теряет надежды сдвинуть свои дела с мертвой точки.
 В одно из воскресений Тоблеры отправляются на прогулку, а Сильви оставляют дома. Насколько мать любит свою вторую дочь, Дору, настолько же она пренебрегает Сильви. Девочка всегда оказы­вается в чем-то виновата, ее капризы выводят мать из себя, она не может смотреть на дочь без раздражения, поскольку Сильви некраси­ва и не радует глаз. Она почти полностью отдала ребенка на попече­ние служанки Паулины, которая обращается с Сильви, как с рабыней, заставляя ее убирать со стола посуду и делать другие вещи, которые, строго говоря, должна была бы выполнять сама. Каждую ночь из комнаты Сильви раздаются крики, потому что Паулина, при­ходя будить девочку для того, чтобы посадить ее на горшок, и обна­руживая, что малышка уже мокрая, бьет ее. Иозеф неоднократно пытается указать госпоже Тоблер на недопустимость такого обраще­ния с ребенком, но каждый раз не решается заговорить, чтобы еще больше не расстраивать эту женщину, на душе у которой из-за мате­риальных трудностей становится все тяжелее.
 Существуют у нее и другие огорчения: бывшая служанка, уволен­ная из-за связи с Вирзихом, распускает слухи о том, что у самой гос­пожи Тоблер была с Вирзихом интрига. Госпожа Тоблер пишет гневное письмо матери негодяйки и как бы мимоходом расхваливает Иозефу его предшественника. Помощник обижается и гневно отста­ивает свое достоинство. Госпожа Тоблер считает своим долгом пожа­ловаться на Иозефа мужу. Однако тот настолько погружен в свои невеселые думы, что почти не реагирует на ее слова. Иозеф позволяет себе критические замечания даже в адрес инженера, чем крайне того
 637
 

<< Пред.           стр. 42 (из 48)           След. >>

Список литературы по разделу