ТЕМА 2. ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ ПЕРЕДЕЛЫ МИРА

  Именно планировщики цивилизаций в ходе своего взаимодействия друг с другом или в процессе своего функционирования постоянно перекраивают карту мира, осуществляют переделы мира. Эти переделы мира в глобальном масштабе сродни революциям (Великой Французской революции 1789 года, Великой Российской революции, включающей в себя Февральский и Октябрьский этапы 1917 года), которые оказались поворотными моментами в истории человечества. Переделы мира подобны этим революциям по целому ряду параметров - они разрешали не только накопившиеся и обострившиеся противоречия, но и в начале произошли в сознании индивидов. Причем для совершения революций требовался кардинальный переворот в сознании масс, тогда как планы переделов мира создавались весьма узким кругом лиц. И только потом, через некоторый промежуток времени планы переделов мира осуществлялись на практике посредством войн. Известно, что первые два передела мира свои финалом имели первую и вторую мировые войны, чьи результаты были оформлены соответственно Версальским мирным договором с Германией (1919), Сен-Жерменским мирным договором с Австрией (1919), Нейиским мирным договором с Болгарией (1919), Трианонским мирным договором с Венгрией (1920), Севрским мирным договором с Турцией (1920), Ялтинской конференцией (1945), Сан-Францисской конференцией (1945), Потсдамской конференцией (1945), Нюрнбергским процессом, Токийским процессом.
  Первый и второй переделы мира весьма существенно затронули и Россию, кардинально сказались на ее судьбах в ХХ столетии, что, в свою очередь, по принципу обратной связи, оказало немаловажное влияние на развитие мирового сообщества современных цивилизаций. Поэтому все переделы мира - первый, второй и начавшийся третий - следует рассматривать с мировых позиций России и ее геополитических кодов, что позволяет увидеть объективную картину современного исторического процесса. Тем более что ничейной точки зрения попросту не существует, один только господь Бог может представить абсолютную картину мира, человек же как его подобие и образ в плане творчества может дать только относительные очертания предполагаемого геополитического ландшафта XXI века.
  Здесь следует считаться с фактом изменения геополитического кода и геополитического положения России (и Руси) на протяжении тысячелетия, выражающего особенности истории нашего отечества, о чем шла речь в предыдущем разделе. В плане нашего учебного пособия существенным является то, что в эпоху завершения борьбы за раздел мира и первых войн за его передел (1898-1904) Россия осуществляла «большую азиатскую программу». В конце XIX столетия она не смогла проводить в жизнь идеологию панславизма в Европе, в частности, из-за неурегулированности польского вопроса и поэтому ее внешняя политика оказалась перенацеленной на Восток (фактически же это означало возвращение к продолжению старым геостратегическим целям). Именно в эпоху мира, вернее затишья европейских затруднений, наконец, устраненных русским уходом с Балкан и образованием уравновешивающего германскую гегемонию двойственного союза, была развита энергичная империалистическая политика в Азии, столкнувшая Россию с Англией в решительной борьбе (т.е. произошло столкновение стратегий, выработанных планировщиком России, которым является «Новый завет», и планировщиком Великобритании в его протестантской версии). В стране наступила эпоха очень высокой экономической конъюнктуры, несмотря на повторявшиеся грозные симптомы обнищания внутреннего рынка. В области внешней политики такое направление деятельности государства выражается в поиске внешних рынков, в империалистическом натиске по линии наименьшего, казалось, сопротивления в Азии. Щедро питаемый французской биржей, русский империализм нашел здесь новую форму политического и экономического проникновения, форму, - если не вполне оригинальную, то лишь в русской практике получившую впервые широкое и последовательное развитие. По всем линиям русского движения на азиатский Восток русская политика выдвинула железнодорожную политику в качестве могущественного орудия наступления и обороны.
  Эта геополитика была намечена и в основных своих чертах разработана при императоре Александре III узким кругом интеллектуальной элиты как активной части планировщика и получила свое развитие в царствование императора Николая II. Ведь в это время завершалась борьба за окончательный раздел мира, и начинался после него первый передел сфер влияния и господства. После разгрома Пруссией Франции возникшая Германская империя стала стремиться к гегемонии на европейском континенте и выступать в качестве опасного торгового конкурента для Великобритании. И если Германия с 1883 года выступила соперником последней в борьбе за раздел еще свободных колониальных владений, то с середины 90-х годов XIX века основная задача германской геополитики заключалась в следующем: создание обширной колониальной империи и установление «сфер влияния» в отсталых странах. Но так как раздел мира тогда уже завершался, то Германия нацеливалась более на то, чтобы отнять колонии и сферы влияния у других империалистических держав, т. е. речь шла не только о разделе, а и о переделе. Неудивительно, что все это положило начало англо-германскому антагонизму, ибо германские притязания на мировую гегемонию стали опасными для Англии с ее громадными колониальными владениями.
  Однако нарастание англо-германского антагонизма было на время заторможено дипломатией Великобританией в силу ряда причин, в том числе из-за роста влияния России на Дальнем Востоке (и в Азии вообще).
  В конце XIX столетия Россия осознала свое положение «между молотом Европы и наковальней Азии» и начала его весьма эффективно использовать. В Средней Азии строится железная дорога, воплощающая собой идею М. Д. Скобелева о движении к английской Индии, не говоря уже о доставке хлопка. Другая протяженная железная дорога прокладывается к Тихому океану, причем задумывается ее продолжение через территорию Китая, где сферы влияния делятся с Великобританией. Обдумывается проект постройки железной дороги к Персидскому заливу при согласии правительства Ирана, где России опять пришлось столкнуться с британской геополитикой. В эпоху такого «русского железнодорожного империализма» вырисовываются контуры евразийской геополитической концепции России как самобытного мира. Необходимо иметь в виду то существенное обстоятельство, что геостратегия нашего Отечества определялась императором Николаем II, на которого сильное влияние оказывал известный востоковед князь Э. Э. Ухтомский.
  Геополитическое положение России тогда сложилось таким образом, что поставленные в XIX веке цели - балканских, австрийских и турецких - были достижимы только в ходе огромных общеевропейских войн, что свое громадное значение она могла приобрести только в Азии. В своей весьма интересной книге «Царствование императора Николая II» С. С. Ольденбург пишет о тогдашней геополитической ситуации нашей страны следующее: «Другие государства овладевали колониями во всех концах земного шара; для их защиты они создавали себе флоты; они вступали друг с другом в соревнование из-за клочков земли, расположенных у антиподов. Россия, продолжая дело первых завоевателей Сибири, создавала себе нечто много лучшее, нежели колонии; она сама врастала в Азию, раздвигая свои пределы. Это был органический рост, увеличение русской территории, а не завоевание далеких чужих земель... Но Азия была не Африкой; там существовали большие государства с древней, по-своему глубокой культурой; и Россия, завладевая северной каймой Азии (широкой в сущности только по карте из-за необитаемых пространств северной тайги и тундры), должна была найти свое решение для основного вопроса в Азии - китайского вопроса». Этот китайский вопрос Россия решала тогда иначе, чем другие европейские колониальные державы. Если последние исходили из распада и раздела Китая, то российская геостратегия была направлена на его сохранение, что прямо вытекало из «большой азиатской программы», которая была наиболее четко выдвинута на первый план при императоре Николае II.
  Если германский император Вильгельм II отчеканил формулу «будущее Германии - на морях», то основная мысль геополитики императора Николая II может быть выражена изречением «будущее России - в Азии». Восточная ориентация российской геополитики имела свою идеологию «восточников» или «азиатов», которой придерживалась целая плеяда ярких представителей русской культуры. Именно они сделали «восточничество» (или, по другой терминологии, «евразийства») своеобразной идеологией имперства. В свое время гениальный писатель и мыслитель Л. Толстой высказал мысль о том, что в случае невыполнения Россией своей миссии на Востоке за нее это сделают азиатские народы. С ним созвучны идеи князя Э. Ухтомского, который на вопрос «К чему нам это? У нас и так земли много» отвечал: «Для Всероссийской державы нет другого исхода, - или стать тем, чем она от века призвана быть (мировой силой, сочетающей Запад с Востоком), или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа сама по себе нас в конце концов подавит внешним превосходством своим, а не нами пробужденные азиатские народы будут еще опаснее, чем западные иноплеменники». Поэт-символист Андрей Белый не просто видел близость России Востоку, но и считал ее Востоком.
  Реальное влияние на геостратегию императора Николая II оказал князь Э. Ухтомский, который сопровождал его во время девятимесячного путешествия цесаревича от Триеста до Владивостока и давал ему уроки. Его самый фундаментальный труд «Путешествие Государя Императора Николая II на Восток» был переведен на английский, французский и немецкий языки. В нем подчеркивается мысль о восточном характере русского народа, который должен наконец определиться относительно наследия Чингисхана и Тамерлана. «В Азии для нас в сущности нет и не может быть границ, - пишет он, - кроме необузданного, как и дух Русского народа, свободно плещущего у ее берегов необъятного синего моря». Князь Э. Ухтомский отмечал, что не имеется того четко очерченного рубежа за Каспием, Алтаем и Байкалом, где собственно кончается «наше».
  Все дело заключается в том, что славяне и индусы имеют единые этнические корни, что они испытали на себе монгольское влияние, что у них нет ничего общего с Западом. Наше прошлое и прошлое (Индии) до мелочей сходны и родственны, одинаково смутны и печальны в материальном отношении и в совершенно равной мере заключают в себе залог обновленного будущего и уверенной борьбы за свои исконные права. Россия и Азия обладают одинаковой глубиной религиозных верований и не воспринимают принципов западного материализма: «Запад нас умственно дисциплинирует, но в общем лишь тускло отражается на нашей жизненной поверхности, все под нею и в недрах народного быта проникнуто и дышит глубоко восточными умозрениями и верованиями» (Э.Э. Ухтомский). Отсюда Э. Ухтомским делается геополитический вывод о том, что Петербург находится вполне закономерно на стороне Азии в ее борьбе с западными эксплуататорами, тем самым выгодно отличаясь от корыстолюбивого Лондона. «Пришельцы по мере возможности, - пишет он, - обидели и развенчали восток, куда они приходят для житья и наживы, - это им не родина... это для них страна добровольного тоскливого изгнания, а народ скоты». И далее подчеркивается момент отсутствия у России в Азии интересов с европейскими державами, жиреющими на поте и крови своих азиатских колоний. Эта мысль наглядно им выражается так: «В то время как у нас на базарах Мерва и Ташкента молодой солдатик, смешавшись с толпой азиатов, запросто обращается с ними и отнюдь не чувствует себя среди каких-то глубоко ненавистных дикарей, типичные представители британского оружия и британского престижа, в лице нижних чинов, постоянно видят в инородцах подобие тварей, а не людей». Эти взгляды были популярными в тогдашней России и они оказали значительное влияние на ее геополитику (он дружил не только с императором Николаем II, но и с С.Ю. Витте).
  Вместе с тем существовал и другой взгляд на Азию, имевший также влиятельных сторонников. Известен исторический факт - в 1895 году кайзер Вильгельм II подарил императору Николаю II картину, на которой символически были изображены народы Европы, с тревогой наблюдающие кровавое зарево на Востоке, в чьих лучах виден буддийский идол. Внизу картины выписано изречение «Народы Европы, оберегайте свое священное достояние». Такая же мысль просматривается в написанном Вл. Соловьевым стихотворении «Панмонголизм»(1894):
  «Панмонголизм! Хоть слово дико,
  Но мне ласкает слух оно,
  как бы предвестием великой
  Судьбины Божией полно.
  От вод малайских до Алтая
  Вожди с восточных островов
  У стен поникшего Китая
  Собрали тьмы своих полков.
  Как саранча, неисчислимы
  И ненасытны, как она,
  Нездешней силою хранимы,
  Идут на север племена.
  О Русь! забудь былую славу:
  Орел двуглавый сокрушен,
  И желтым детям на забаву
  Даны клочки твоих знамен.
  Мириться в трепете и страхе,
  Кто мог завет любви забыть...
  И третий Рим лежит во прахе,
  А уж четвертому не быть».
  Это стихотворение о новом пришествии монголов на Европу, первой жертвой которого должна стать опять Россия, в нем выражено двойственное драматическое отношение русского человека к Востоку. Ибо в нем сочетаются извечный страх перед азиатской ордой и восхищение древней и экзотической культурой, которая пленяла воображение и завораживала ум.
  В то же время французский мыслитель граф Гобино, чья теория оказала сильное влияние на развитие «расовой» идеи в Германии и была использована фашистами для Холокоста, наоборот, считал, что императорская Россия ведет народы Азии на завоевание «арийской» Европы. «Но как ни смотреть на Азию, - пишет С. Ольденбург, - как на грозную опасность или как на источник русской мощи, основу нашего будущего - несомненно было одно: Россия должна быть сильной в Азии». Несмотря на разнообразие точек зрения на роль России в Азии, несомненно одно - на рубеже XIX и ХХ веков, в эпоху расцвета классического европейского империализма, русская мысль и практика исходили из идеологии восточничества. Необходимо отметить, что эта идеология и ее воплощение на практике сейчас, на рубеже ХХ и ХХ! столетий получает неоднозначное толкование, так как позиция исследователя или политика зависит от интересов представляемого им государства. Выдающийся политик и известный востоковед Е. Примаков немало делает для того, чтобы наша страна повернулась лицом к Востоку, а не ориентировалась исключительно на Запад (данную стратегию сейчас и осуществляет президент
  Российской Федерации В.В. Путин). На противоположной позиции находится американский исследователь Д. Схиммельпэнник ван дер Ойе. В своей статье «Свет с Востока» он так оценивает «большую азиатскую программу» России: «Идеология восточничества была слишком соблазнительна, а потому опасна для политического здоровья Российской империи. Идеи, высказанные мыслителями, на пути их политического воплощения с неизбежностью облучались экстремизмом. Вдохновляемый мыслями таких людей, как... Ухтомский, император позволял втягивать себя в авантюры на Востоке, приведшие в итоге к катастрофе Цусимы». Во-первых, им выражается стремление США не допустить широкого участия России в развитии взаимовыгодных отношений с Азиатско-тихоокеанским регионом. Во-вторых, осуществление «большой азиатской программы» не обязательно должно было привести к поражению России в войне с Японией. В третьих, здесь «сработала» модель неархимедова времени, когда не реализовалась нелинейная геостратегическая линия С.Ю. Витте, в основе которой лежала концепция индустриализации, модернизации нашей страны.
  Действительно, «большая азиатская программа» имела колоссальное будущее в случае превращения России из аграрной в индустриальную державу, что и было заложено в программе Витте. Существенным является то обстоятельство, что его деятельность приходится на эпоху завершения борьбы за раздел мира и первые войны за его передел. Прежде всего, произошло обострение противоречий между Англией и Германией, что привело к созданию Антанты (англо-франко-русского согласия) и ее противостояния германскому блоку, а затем и первой мировой войне. В конце XIX века начался первый передел мира, ознаменованный испано-американской войной 1898 года. Согласно подписанному в Париже мирному испано-американскому договору, ставшая «независимой» Куба превратилась в протекторат США, к последним отошли Пуэрто-Рико, Гуам и Филиппины. В отечественной «Истории дипломатии» данное обстоятельство квалифицируется следующим образом: «Испано-американская война была своего рода вехой мировой политики. До сих пор шел раздел территорий, еще никем из европейских государств не захваченных. Теперь США приобретали колонии, принадлежащие Испании. Испано­американская война была первой войной не за раздел, а за передел мира».
  Испано-американская война изменила геополитическое положение крупных держав, особенно на Дальнем Востоке, ибо Китай рассматривался США как один из будущих важнейших рынков для американского капитала и товаров. После провозглашения доктрины Хэя («открытые двери» в Китае) США на Дальнем Востоке присоединились к англо-японской группировке, ибо геостратегическая линия России стала представлять угрозу для их интересов. Рост русской мощи вызвал беспокойство не только США, но и остальных держав, в том числе и Германии. «Если Англия и Япония будут действовать вместе, - писал Бюлову (5.III. 1901) Вильгельм II, - они могут сокрушить Россию... Но им следует торопиться, - иначе русские станут слишком сильными». Еще более определеннее высказался Бюлов (канцлер Германии) в одном меморандуме от 12 февраля 1902 года: «Бесспорно, к самым примечательным явлениям момента принадлежит постепенное выявление антирусского течения, даже там, где меньше всего ожидаешь... Для меня растущая русофобия - установленный факт, в достаточной мере объясняющийся событиями последней четверти века». Он указывает далее на быстрый рост мощи России в Азии, на ожидающийся распад Турции. Действительно, при обеспеченном азиатском тыле, Россия могла бы и на Ближнем Востоке заговорить по-новому. Линия России шла вверх; со страхом и завистью смотрели на нее другие.
  Интересно, что «большая азиатская программа» России, получившая высокую оценку иностранной дипломатии, не получила должного и достойного понимания в самом российском обществе, особенно среди правящей элиты, чье мышление оказалось линейным и подчиненным сиюминутным, узко понимаемым и классово-примитивно ограниченным интересам. Другие после катастрофы Цусимы что-то лепетали о «маньчжурской авантюре», вызванной происками «царских адъютантов» в лесных концессиях на территории Кореи. Однако дело не в концессионной авантюре на Ялу, ибо концепция об авантюризме различных придворных клик недостаточна для объяснения причин возникновения русско-японской войны. Эти причины лежат гораздо глубже, они кроются в интересах Японии, в нежелании дворянского сословия и самого императора Николая II проводить курс реформ Витте, связанный с модернизацией России. Действительно, в конце XIX столетия царствование Николая II характеризуется продолжающимся ростом промышленности благодаря политике министра финансов С.Ю. Витте. При его ближайшем участии в России были проведены крупные экономические преобразования, которые укрепили государственные финансы и ускорили промышленное развитие страны. К ним относятся прежде всего конвертирование русского рубля (было определено золотое содержание рубля), что позволило стимулировать крупные зарубежные инвестиции в крупные отрасли промышленности, введение казенной винной монополии, строительство Транссибирской железной дороги, заключение таможенных договоров с Германией и пр. Главные задачи и пути осуществления экономической стратегической линии определялись им так: «Покровительственный таможенный тариф, выгодные для государства торговые трактаты, надлежащий строй железнодорожных тарифов - эти общие меры составляют основание строго продуманной и последовательно проводимой национальной торгово-промышленной политики».
  Тем не менее С.Ю. Витте считал, что все это создает «лишь внешне благоприятные условия, внутри коих должно совершаться прочное и последовательное развитие наших промышленных производств и различных родов торговли. Оградив отечественное производство от соперничества иноземных товаров на русских рынках, правительство не может оставаться чуждым по отношению к вопросу о том, насколько успешно справляется наша промышленность с поставленной ей задачей самостоятельного удовлетворения спроса русских потребителей». Деятельность С.Ю. Витте оказала огромное влияние на процессы бурной индустриальной модернизации России, не случайно его назвали «русским Бисмарком».
  Вместе с тем С. Ю. Витте как дальновидный и умный политик считал, что индустриализация страны является не только экономической, но и политической задачей. Последнее означает, что осуществление экономической реформы позволит накопить средства для проведения социальных реформ, решения проблем аграрного сектора, постепенной замены дворянства на политической сцене властью крупного капитала, что повлечет за собою коррекцию политического устройства России. Против этого курса выступил министр внутренних дел В.К. Плеве, которому принадлежит идея «маленькой победоносной войны», способной канализировать внутреннее недовольство в русло ненависти к внешнему врагу. Именно император Николай II не поддержал курса реформ Витте и попытался реализовать на практике идею Плеве, что и привело к поражению России в войне с Японией. Здесь перед нами упущенная возможность использовать элемент частично неупорядоченного множества модели неархимедова времени, подойти с позиций нелинейного мышления к разворачивающимся в стране социальным процессам. Победила догматическая точка зрения уже отжившего свой век дворянского сословия, возобладали стереотипы линейного мышления. В результате закат карьеры выдающегося деятеля, «русского Бисмарка», когда убедившись в неспособности (подчеркнем - объективной невозможности) Витте добиться стабилизации ситуации в России 1905-1906 гг., Николай II разочаровался в Витте. За разочарованием не замедлила последовать отставка. До отречения самого Николая II остается совсем немного.
  В геополитическом плане существенным является то обстоятельство, что Россия вынуждена была свернуть осуществление своей «большой азиатской программы» после подписания Портсмутского мира. Как раз-таки здесь проявилась вершина дипломатического искусства С.Ю. Витте, так как в очень неблагоприятной обстановке он сумел добиться столь необходимого и в то же время единственно приемлемого для царизма «почти благопристойного» мира. Теперь Россия переместила центр своей внешней политики в Европу, где с 1906 г. произошли изменения в геостратегических целях ряда государств. Опасаясь растущей мощи Германии, Великобритания нарушила свою традиционную политику «блестящей изоляции» и заключила сначала «сердечное согласие» с союзницей России Францией, а затем в 1907 г. в Петербурге подписала соглашение с Россией о разграничении интересов в Персии, Афганистане и Тибете. В результате произошло закрепление раскола Европы на Антанту (Россия, Франция, Англия) и Тройственный союз (Германия, Австро-Венгрия, Италия). Логика развития событий вполне закономерно привела к первой мировой войне, каждый из участников которой преследовал свои геостратегические цели (не удивительно, что Италия, стремившаяся извлечь наибольшую для себя геополитическую выгоду, перешла на сторону Антанты).
  Первая мировая война в общем плане является следствием глубокого кризиса европейской цивилизации: «Для многих война, - пишет английский историк П. Джонсон, - была самым большим бедствием после падения Рима. Германия и Австрия желали этой войны по причинам, отличавшимся от остальных воевавших государств: первая - от страха и амбиций, вторая - от покорности и отчаяния. Эта война стала кульминацией пессимизма немецкой философии, который был ее ярчайшей характеристикой предвоенного периода. Германский пессимизм, резко контрастировавший с оптимизмом, основанным на политических изменениях и реформах в Соединенных Штатах, Великобритании, Франции и даже России в десятилетии до 1914 года, не являлся чертой, присущей только интеллигенции. Он присутствовал во всех слоях немецкого общества и особенно в верхах. За несколько недель до того как разверзся Армагеддон, секретарь и доверенный Бетман-Гольвега Курт Рицлер отметил мрачное удовольствие, с которым его шеф подталкивал германию и Европу к пропасти: «Канцлер считает, что война, каким бы ни был ее исход, закончится искоренением всего сущего. Сегодняшний мир слишком одряхлел и без идей»... Бетман-Гольвег был одного года рождения с Фрейдом, но, кажется, уже тогда олицетворял «инстинкт к смерти», к которому Фрейд пришел лишь в конце ужасного десятилетия. Как и большинство образованных немцев, он читал Дегенерацию Макса Нордау, изданную в 1895 г., и был знаком с «дегенеративными» теориями Чезаре Ломброзо. Есть война или нет войны, закат человека неизбежен; цивилизация идет к уничтожению. Подобные идеи были банальностью для Центральной Европы, они подготовили вздох одобрения, с которым приветствовали книгу Закат Европы Освальда Шпенглера, случайно назначенную к изданию в 1918 году, когда предсказанное самоубийство совершилось».
  Можно констатировать, что большая часть вины за разжигание мирового конфликта лежит на германо-австрийском блоке, устроившем передел не только в Европе, но и в Африке, меньше всех вина России, поневоле втянутой в него из-за стремления играть роль великой мировой державы. Последнее предполагало значительное улучшение ее геостратегического положения, а именно: получить геополитический «нервный центр» Евразии - Константинополь и проливы, занять области Эрзерума, Трапезунда, Вана и Битлиса до одного из пунктов на Черном море к западу от Трапезунда, а также область Курдистана к югу от Вана и Битлиса, между Мушем, Сертом, течением Тигра, Дзежире и Омаром и линией горных вершин, господствующих над Омадией и областью Мергивира, стать единственной покровительницей Балкан и воссоединить все польские земли. Следует иметь в виду, что эти геостратегические цели следовали из единого замысла государств Антанты - остановить германскую экспансию в Европе.
  Финал первой мировой войны - это окончательный передел мира между воюющими державами, который привел к двум важнейшим последствиям. Прежде всего, Германия и Австро-Венгрия потерпели сокрушительное поражение от стран Антанты - Австро-венгерская «лоскутная монархия» развалилась (Венгрия превратилась в самостоятельную республику, Чехословакия объявила себя независимой, были удовлетворены национальные требования югославов), Германия же вынуждена была без всяких условий подписать Версальский мирный договор. В соответствии с ним союзники Антанты завершили первый передел мира следующим образом. Союзники заняли все германские колонии. Англия и Франция поделили между собой Камерун и Того. Немецкие колонии в Юго-Западной Африке отошли к Южно­Африканскому союзу; Австралия получила Новую Гвинею, а Новая Зеландия - острова Самоа. Значительная часть немецких колоний в Восточной Африке была передана Великобритании, часть - Бельгии, треугольник Кионга - Португалии. Острова на Тихом океане севернее экватора, принадлежавшие Германии, область Киао-Чао и германские концессии в Шаньдуне стали владениями Японии. Германия также отказалась от своих прав и преимуществ в Китае, Сиаме, Либерии, Марокко, Египте и согласилась на протекторат Франции над Марокко и Великобритании над Египтом, аннулировала Брест-Литовский договор и признала независимость всех территорий, входящих в состав бывшей Российской империи. Мы не говорим уже о том, что Германия лишилась части своей территории, поделенной между Чехословакией, Данией, Польшей, Францией. В общем, она потеряла одну восьмую часть территории и одну двенадцатую часть населения.
  Другим важным следствием войны за первый передел мира является гибель императорской России в результате Февральской и Октябрьской революций и образование Советской России (затем Советского Союза). Воспользовавшись исчезновением российской империи, Англия, Франция, Италия, США и Япония осуществили интервенцию в Советскую Россию, чтобы изменить свое геополитическое положение путем расчленения нашей страны на части и последующего превращения их в колонии. Сотни тысяч вооруженных интервентов залили кровью ее территорию, установили террор и стали заниматься грабежом. Так, восставший чехословацкий корпус по дороге из европейской части Советской России к Владивостоку сумел столько продать и вывезти природных ресурсов, что вся Чехословакия за их счет жила до ее оккупации фашистской Германией. Советская страна сумела в условиях разрухи оружием Красной Армии и искусством своей дипломатии разгромить интервенционные армии, выбросить их за пределы своих границ, отстояв, тем самым, свое существование и независимость.
  Советская власть в основном сумела сохранить территорию бывшей российской империи, за исключением Финляндии, Польши и областей, уступленных Турции и Персии. Именно это ставят ей в заслугу белые эмигранты, резко отрицательно относившиеся к советскому государству. На одной из встреч действительный член Академии гуманитарных наук, ростовский философ Г. П. Предвечный, который часто бывал во Франции и имел контакты с русскими эмигрантами первой волны, отмечал, что их примиряет с Советами именно сохранение страны в рамках императорской России. В свое время такое же отношение высказал и высланный В.И. Лениным крупный русский философ Н.А. Бердяев. «Идеологически я отношусь отрицательно к советской власти, - пишет он в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма». - Эта власть, запятнавшая себя жестокостью и бесчеловечием, вся в крови, она держит народ в страшных тисках. Но в данную минуту это единственная власть, выполняющую хоть как-нибудь защиту России от грозящих ей опасностей. внезапное падение советской власти, без существования организованной силы, которая способна была бы прийти к власти не для контрреволюции, а для творческого развития, исходящего из социальных результатов революции, представляла бы даже опасность для России и грозила бы анархией. Это нужно сказать об автократии советской, как можно было бы сказать об автократии монархической».
  Русский коммунизм по сути своей представляет трансформированную (по Н. Бердяеву, «деформированную») традицию русской идеи, русского мессианизма, которая в условиях войны и разложения приняла уродливые формы. Это сказалось и на положении геополитики - после Октябрьской революции и изгнания интервентов геополитику отрицали как научную дисциплину, однако достаточно эффективно использовали на практике. Причем в новых, социалистических условиях были возрождены старые геополитические идеи: «Восточничество как система идей, - подчеркивает Д. Схиммельпэнник, - не пережило русско-японской войны. Однако общее воздействие его, думается, еще долго сказывалось и после 1917 года. Новый режим стал прививать своему народу новыми словами, но старую мысль о единстве его интересов с интересами народов Азии в общей борьбе с «гнилым» буржуазным Западом. Миру отводилась роль по-прежнему ждать «света с Востока».
  В этом возрождении геополитических кодов императорской России рубежа XIX-XX столетий нет ничего удивительного, ибо уже в 1924 году начался второй передел мира (ранее же геостратегическая линия Россия была детерминирована начавшимся первым переделом мира). Начало ему положил план Дауэса, представителя США, который был тесно связан с банковской группой Моргана. Цели этого плана состояли в следующем: 1) восстановить военно-промышленный потенциал и агрессивность Германии, чтобы использовать ее в борьбе с Советским Союзом; 2) укрепить общественно-политический строй Запада. Урегулирование репарационного вопроса, поддержание стабильности германской марки и ликвидация рурского кризиса создали благоприятные условия для ввоза в Германию иностранного капитала. К сентябрю 1930 г. сумма иностранных, главным образом американских, капиталовложений в Германии составила 26-27 млрд. марок, а общая сумма германских репарационных платежей за тот же период - только немногим более 10 млрд. марок. Эти капиталы, хлынувшие в Германию в результате принятия плана Дауэса, способствовали восстановлению германского военно-промышленного потенциала. План Дауэса явился важной вехой на пути подготовки Германии к войне.
  Этот план представлял по существу победу англо-американского блока над Францией, его суть заключалась в том, что он стремился восстановить в рамках Версальского договора экономически сильную и платежеспособную Германию; однако посредством контроля над ее хозяйственными ресурсами он же ставил задачей не допустить ее превращения в опасного для союзников конкурента. Не допустить конкуренции со стороны Германии план Дауэса предлагал путем направления потока германских товаров на советские рынки. Это означало не что иное, как превращение Советского Союза в аграрный придаток промышленных стран, воспрепятствовав его индустриализации. Таким образом закладывался фундамент восточной политики Германии, ее геополитическая устремленность на завоевание жизненного пространства.
  Ведь вся пикантность хитроумного плана Дауэса заключалась в том, что вопрос о советском рынке в нем решен без Советского Союза. Здесь-то и проявилась у Сталина черта крупного государственника, активного части православного (византийского) планировщика, короче говоря, мощного планировщика, которую еще предстоит осмыслить. Именно отношение к государственности затем разделило Сталина и «ленинскую гвардию»: первый восстанавливал великую державу как преемницу Российской империи, вторые стремились использовать ее для совершения «мировой революции». В свете этого понятен трагический конец «ленинской гвардии» в 30-х годах ХХ столетия, понятна инстинктивная поддержка партийными массами Сталина. В своем отчетном докладе на XIV съезде ВКП(б) он дал следующую оценку плану Дауэса: «План Дауэса, составленный в Америке, таков: Европа выплачивает государственные долги Америке за счет Германии, которая обязана Европе выплатить репарации, но так как всю эту сумму Германия не может выкачать из пустого места, то Германия должна получить ряд свободных рынков, не занятых еще другими капиталистическими странами, откуда она могла бы черпать новые силы новую кровь для выплачивания репарационных платежей. Кроме ряда незначительных рынков, тут Америка имеет в виду российские рынки».
  И далее Сталин, рассматривая ту часть плана Дауэса, которая нацелена на выкачивание из Советского Союза Германией средств для выплаты репараций, подчеркнул, что «есть решение без хозяина». «Почему? Потому, что мы вовсе не хотим превратиться в аграрную страну для какой бы то ни было другой страны, хотя бы для Германии. Мы сами будем производить машины и прочие средства производства. Поэтому рассчитывать на то, что мы согласимся превратить нашу страну в аграрную в отношении Германии, рассчитывать на это - значит рассчитывать без хозяина. В этой части план Дауэса стоит на глиняных ногах». В данном докладе Сталин воспроизводит подход Витте к индустриализации нашей страны и им по-своему осуществлена реформа «русского Бисмарка». Прежде всего, в 1929 году с введением золотого червонца советский рубль стал конвертируемым со всеми вытекающими отсюда последствиями. Затем в первую пятилетку Советский Союз стал аграрно-индустриальной державой, во второй и третьей пятилетках промышленность начинает доминировать над аграрным сектором. В области экономики наша страна выдвинулась на второе место в мире после США и первое в Европе.
  Для довоенного Советского Союза характерен присущий Российской империи геополитический код «осажденной крепости», ибо ему пришлось строить социализм в одиночестве. Гражданская война, интервенция 14 иностранных держав, «санитарный кордон» лорда Керзона (новый Балто-Понтийский вал) формировали атмосферу вражеского окружения и одновременно чувство гордости за советскую родину. Геополитика Сталина с самого начала представляла продолжение устремлений Российской империи, однако она была окрашена социалистической идеологией. В 1920 году свое выступление на торжественном заседании Бакинского Совета он завершил следующими словами: «Перефразируя известны слова Лютера, Россия могла бы сказать: «Здесь я стою на рубеже между старым, капиталистическим, и новым, социалистическим миром, здесь, на этом рубеже я объединяю усилия пролетариев Запада с усилиями крестьянства Востока для того, чтобы разгромить старый мир. Да поможет мне бог истории»». Этот религиозный образ революционной России не мешал Сталину рассматривать ее как силу в мировой политике, которая защищает свои интересы обычными для великой державы средствами.
  Вернувшись в Москву, Сталин дал интервью сотрудникам газеты «Правда», где им определено геостратегическое значение Кавказа для России: «Важное значение Кавказа для революции определяется не только тем, что он является источником сырья, топлива и продовольствия, но и положением его между Европой и Азией, в частности между Россией и Турцией, и наличием важнейших экономических и стратегических дорог (Батум - Баку, Батум - Тавриз, Батум - Тавриз - Эрзерум). Все это учитывается Антантой, которая, владея ныне Константинополем, этим ключом Черного моря, хотела бы сохранить прямую дорогу на Восток через Закавказье. Кто утвердится в конце концов на Кавказе, кто будет пользоваться нефтью и наиважнейшими дорогами, ведущими в глубь Азии, революция или Антанта, - в этом весь вопрос». Современный биограф Сталина Р. Такер назвал сталинскую статью в «Правде» таким образцом геополитического реализма, от которого загорелись бы глаза у самого доктора Хаусхофера - известного немецкого теоретика геополитики.
  Необходимо иметь в виду то существенное обстоятельство, что Сталин очень чутко схватил изменение геополитического положения Советского Союза - в 30-х годах ХХ века усиливалась угроза войны с Германией на Западе и Японией на Дальнем Востоке. Чтобы избежать войны на два фронта, ему пришлось совершить ряд геополитических маневров, тоже характеризующих его политический и геостратегический реализм. Так, в октябре 1938 года известный психоаналитик К. Юнг в интервью американскому корреспонденту Х. Р. Никербокеру дает следующий рецепт для выхода из сложившейся на Западе ситуации: «Поэтому я полагаю, что в этой ситуации единственный путь спасти демократию на Западе - под Западом я подразумеваю также и Америку - не пытаться остановить Гитлера. Можно попробовать отвлечь его, но остановить его невозможно без громадной катастрофы для всех... Я предлагаю направить его на Восток. Переключить его внимание с Запада и, более того, содействовать ему в том, что удержит его в этом направлении. Послать его в Россию... Я не думаю, что Германия удовольствуется куском Африки, большим или малым. Германия поглядывает на Британию и Францию с их заманчивыми колониальными владениями и даже на Италию с ее Ливией и Эфиопией и задумывается о своих собственных размерах, противопоставляя семьдесят восемь миллионов немцев сорока пяти миллионам британцев на Британских островах, сорока двум миллионам французов и сорока двум миллионам итальянцев, и она готова считать, что должна занять в мире место, не только большее, чем занимает одна из трех великих держав, но гораздо большее. Каким образом она достигнет этого на Западе без уничтожения одной или более наций, его населяющих? Существует единственное поле приложения ее действий - это Россия».
  Следует отметить, что К. Юнг весьма четко уловил стремление стран западной демократии направить агрессию Гитлера против Советского Союза (не будем забывать, что эта направленность была заложена в плане Дауэса). Почти через два месяца после этого интервью польский посол в Вашингтоне граф Е. Потоцкий в своем донесении пишет о желании американской политики видеть войну между Россией и Германией. Доверенный человек президента Рузвельта посол Буллит высказал следующее мнение: «Желанием демократических государств было бы, чтобы там, на Востоке, дело дошло до военного конфликта Германского рейха и России. Поскольку потенциал Советского Союза до сих пор еще неизвестен, может случиться так, что германия слишком удалится от своей базы и окажется обреченной на затяжную и ослабляющую ее войну. Только тогда... демократические государства атаковали бы Германию и заставили ее капитулировать».
  Сталин понимал геостратегический курс западных демократических государств - в докладе на XVIII съезде ВКП(б) он акцентировал мысль о том, что Советский Союз не намерен «таскать каштаны из огня» для капиталистических держав. Вполне понятно, что Германия до поры до времени заигрывала с нашей страной и предлагала ей «соблазнительные» перспективы в новом переделе мира. В письме министра иностранных дел Германии И. Фон Риббентропа на имя Сталина от 13 октября 1940 года говорится: «Подводя итог, хотел бы сказать, что, на взгляд фюрера, историческая задача четырех держав - Советского Союза, Италии, Германии и Японии - урегулировать свою политику на длительную перспективу и разграничением их интересов в соответствии с эпохальными масштабами направить будущее развитие своих народов по правильным путям». Здесь содержится намек на присоединение Советского Союза к Тройственному пакту, известному как «Ось Берлин-Рим-Токио» и нацеленному на второй передел мира в виде формулы установления «нового порядка» в Европе и Азии и других регионах земного шара. Иными словами, И. Фон Риббентроп как бы открывает перед Сталиным возможность передела мира между СССР, Италией, Германией и Японией. В этом случае Сталин, уже совершивший частичный передел сфер влияния в Европе, не попался на удочку Риббентропа. Он считал вполне справедливо, что такой передел мира является нереальным, однако инициатива Риббентропа привела к визиту Молотова в Берлин, который не дал удовлетворительных результатов ни одной из сторон. Этот визит внес свой вклад в то, что Сталин почувствовал себя гениальным стратегом, перехитрившим Гитлера; это, в свою очередь, вызвало у советского руководства медлительность и нерешительность в подготовке страны к вероломному удару гитлеровской Германии.
  Вторая мировая война - это кульминация борьбы за второй передел мира, закончившаяся поражением Тройственного союза. Решающую роль в этом сыграл Советский Союз и понятно его изменившееся геополитическое положение. Великие державы признали право нашей страны на территории, которые она приобрела в Европе - часть Восточной Пруссии, и на Дальнем Востоке - возвращение Южного Сахалина, Курильских островов, а также на военное присутствие в Китае. В ялтинских и частично в Потсдамских соглашениях зафиксировано признание сфер влияния Советского Союза в Восточной Европе. Однако не успела закончиться вторая мировая война, как в военном министерстве США с весны 1945 года разрабатывались планы будущей войны с Советским Союзом. В директиве Объединенного комитета военного планирования от 14 декабря 1945 года за номером 432/Д изложен план бомбардировки основных промышленных центров Советского Союза, в том числе и с использованием атомных бомб. Планы будущей войны с Советским Союзом разрабатывались также и Великобританией. Союзники СССР по антигитлеровской борьбе уже замыслили его уничтожение, чтобы изменить новый геополитический ландшафт (таким образом, планировщик западной цивилизации хотел реализовать программу уничтожения советской цивилизации, точнее советской субцивилизации российской цивилизации). Открыто об этом было заявлено У. Черчиллем в речи, которую он произнес в 1946 году в Фултоне (США) в присутствии президента Г. Трумэна. Так началась «холодная война» Запада против Советского Союза, которая в результате ряда факторов, в том числе и политики горбачевского руководства, привела к распаду великой державы. Можно сказать, что начало третьего передела мира было положено этой фултоновской речью У. Черчилля и теперь в условиях глубокого цивилизационного кризиса уже видны горизонты нового геополитического ландшафта мира.