4. Теоретическая социология и идея социального порядка
Строго говоря, теоретическая социология имеет весьма отдаленное отношение к политической теории вообще и к анализу режимов в частности. Их различие легко прослеживается как в методологии, та* и в предмете исследования. Нас однако будет интересовать их сходство, та сравнительно узкая зона их пересечения, которая все же существует и требует к себе внимания.
Эта "зона пересечения" — проблема обеспечения социально-политического порядка в обществе, которая, с одной стороны, является предметом заботы любого политического режима, а с другой, находится в основании возникновения социологии как науки (48). Любая школа социологической мысли считала для себя обязанностью не только сформулировать отношение к данной проблеме, но и концептуализировать ее в характерной только для нес манере при помощи особого методологического инструментария. Немаловажно и то, что социология, по сравнению с политической философией, сделала значительное усилие преодолеть склонность к морализаторству и заменить се анализом общества "как такового".
Основание и общее предназначение социологии
Основателем социологической науки по праву считается Огюст Конт (1798—1857). И хотя Конт не сумел дать достаточного определения предмета социологии (для него социология должна была заниматься всем, что не вошло в компетенцию других, выделенных им наук), именно ему принадлежит пионерная роль в постановке вопроса об обществе как целостности. Именно Конт впервые в истории общественной мысли четко указал на то, что общество представляет собой органическое единство всего человечества или какой-то значительной его части, которое связано "всеобщим согласием" (consensus omnium) и характеризуется гармоническим функционированием его структурных элементов.
Такой взгляд на общество входил в очевидное противоречие с теориями общества как продукта договора между индивидами, получившими распространение в политической философии. В частности, Конт заострил свою позицию, противопоставив ее убеждениям Дж. Ст. Милля, считавшего, что все социальные законы сводятся "к законам индивидуальной человеческой природы". Согласно Конту, подобный редукционизм не дает возможности адекватно идентифицировать общество, которое может быть понято только в единстве составляющих его частей. С такой позицией тесно связаны рассуждения французского ученого об основных общественных институтах — семье, государстве, религии, — их общественных функциях и роли в деле социальной интеграции. Размышляя об институциализации, Конт иногда очень близко подходит к проблематике, находящейся в центре внимания теории режимов. Так, социальное назначение правительства, с его точки зрения, состоит в том, чтобы предупреждать "эту фатальную склонность к коренному расхождению в идеях, чувствах и интересах, которая, будучи неизбежным результатом самого принципа человеческого развития, могла бы, если бы она не встречала на своем пути препятствий, неизбежно привести к остановке социального прогресса". Государство, таким образом, оказывается блюстителем общественного порядка и органом социальной солидарности.
Такому пониманию социологии и ее предназначения оказался верен и Герберт Спенсер (1820—1903), идеи которого впоследствии станут очень близки представителям структурно-функционального направления. Многие его рассуждения читаются как толкование работ Т. Парсонса, крупнейшего социолога-функционалиста, жившего на полтора столетия позднее Спенсера. Подобно Парсонсу, Спенсер связывал, например, социальный прогресс с дифференциацией структур и функций общественного организма. "Консенсус функций в процессе эволюции становится прочнее. В сообществах низкого уровня, как индивидуумов, так и социальных, действия составных частей мало зависят друг от друга, в то время как в развитых сообществах обоих видов действия жизненно важных компонентов этих частей становятся возможными только в рамках комбинаций действий, составляющих жизнь целого". Так возникает социальный порядок, который со временем подготавливает и возникновение порядка политического. "В государстве, как и в живом теле, неизбежно возникает регулирующая система... При формировании более прочного сообщества...появляются высшие центры регулирования и подчиненные центры, высшие центры начинают расширяться и усложняться".
Спенсер не только развил представления о социальном порядке, но и создал весьма плодотворную в методологическом отношении типологию обществ, разделив их по типу внутренней регуляции. Речь идет о знаменитом делении обществ на военные и индустриальные. Ошибочно полагая, что индустриализм идет на смену войнам и исключает последние, Спенсер тем не менее сделал целый ряд чрезвычайно тонких, актуальных до сего дня наблюдений относительно обществ, интегрированных принудительно и добровольно. "Сотрудничество, за счет которого поддерживается жизнь в военном обществе, является принудительным сотрудничеством...,также как и в организме человека внешние органы полностью зависят от центральной нервной системы". Напротив, общество индустриального типа "характеризуется во всем той же индивидуальной свободой, которую подразумевает любая коммерческая сделка. Сотрудничество, за счет которого существует многообразная активность общества, становится добровольным сотрудничеством. И поскольку развитая стабильная система, склоняющаяся к социальному организму индустриального типа, создает себе, как и развитая стабильная система животного, регулирующий аппарат рассеянного и нецентрализованного вида, она стремится также децентрализовать первичный регулирующий аппарат за счет привлечения от различных классов их оспариваемой власти". Фактически Спенсер даст здесь емкое, афористичное определение взаимосвязей социального и политического в различных обществах, в условиях функционирования различных типов политических режимов.
Спенсеру принадлежит и ряд иных важнейших положений, предвосхитивших положения современной социологии. Существенно и то, что наследуя Конту, английский ученый еще более заострил проблему освобождения исследователя от моральных пристрастий: "Определяются условия, а не намерения...Тип политической организации не является предметом намеренного выбора".
Развитие социологических представлений на рубеже XIX—XX столетий
Вторая половина XIX столетия отмечена развитием целого спектра социологических школ и направлений. Возникают и набирают силу психологические течения (Л.Ф. Уорд, В. Вундт, Г. Лебон, Г. Тард) и попытки их синтеза с социологией, усилиями У. Джеймса, Дж.М. Болдуина, Ч.Х. Кули зарождаются предпосылки интеракционистского типа теоретизирования. Появляются новые интересные версии, предваряющие структуралистскую социологию. И все же положение социологии как самостоятельной, полноправной науки остается весьма неустойчивым. Это положение таково, что дает повод знаменитому математику Анри Пуанкаре острить по адресу новой науки, которая де ежегодно изобретает новую методологию, но никогда не дает никаких результатов.
Все это, во-первых, не может не порождать определенного разочарования и одновременно косвенно стимулирует социологическую мысль, предъявляет иные, более высокие требования к новому поколению социологов, а во-вторых, по особому рельефно ставит проблему социального порядка как фундаментальную, одну из основополагающих. Эта проблема, необходимость разработки которой углубляется кризисом западного раннеиндустриального общества (оказавшимся питательной почвой для возникновения и развития марксизма, находится в центре внимания таких социологов, как Ф. Теннис (1855— 1936), Г.Зиммель (1858—1918), Э.Дюркгейм (1858—1917), М. Вебер (18б4—1920), В. Парето (1848—1923). Ключевое значение этой проблемы отмечали многие исследователи. Американский ученый Р. Нисбет отмечал, например, что практически все значимые идеи европейской социологии могут быть поняты как ответ "на проблему порядка, созданного в начале XIX века коллапсом старого режима под влиянием индустриализма и революционной демократии" (49).
Одна из главных идей Тенниса, сформулированная им в небольшой по объему работе "Общность и общество" заключалась в противопоставлении двух социальных типов, различие которых социолог связывает различием моделей интеграции, Переход, свидетелями которого мы являемся, говорит Теннис, есть переход от "сообщества" (Gemeinschaft) с недифференцированными социальными группами и отношениями к "обществу" (Gesellschaft), в котором обязанности и отношения людей четко закреплены соглашением "ты мне, я тебе". В первом случае порядок обеспечивается тем, что в обществе свободно развиваются те отношения, которые коренятся в эмоциях, привязанностях, душевной склонности и сохраняют собственную самоотожде- ствленность либо в силу сознательного следования традиции, либо в силу эмоциональных или языковых уз. Во втором случае принципиальной основой общественных отношений оказывается рациональный обмен. "Сущность... этих отношений и связей, — говорит Теннис, — заключается в сознании полезности или ценности, которой обладает, может обладать или будет обладать один человек для другого и которую этот другой обнаруживает, воспринимает и осознает. Отношения такого рода имеют, следовательно, рациональную структуру". Очевидно, что Теннис развивает здесь положения типологии Г.Спенсера, однако, если первый уделял преимущественное внимание способу политической регуляции общественных связей (принуждение—добровольность), то второй описал, какого рода отношения лежат в основе такой регуляции. Поэтому сопоставление двух этих позиций нельзя не признать методологически плодотворным.
Будучи настроенным консервативно, Теннис полагал, что сдвиг от сообщества к обществу нельзя назвать благоприятным. Противоположного мнения придерживался отец современной французской социологии Э. Дюркгейм, считавший, что несмотря на тяжелую цену (аномия) переход от механической к органической солидарности следует признать позитивным. Дюркгейм таким образом осмысливал проблему перехода к современному обществу во многом схожим образом, хотя и с использованием своей собственной терминологии. Будучи по своей ориентации эволюционистом, он, тем не менее, особенно близко подошел к разработке основных подходов и понятийного аппарата структурно-функционального направления современной социологии. Полагают даже, что "указанные Дюркгеймом направления анализа общества, взятые вместе, составили основной теоретический багаж современного структурного функционализма" (50).
В основе дюркгеймовской концепции типов обществ лежит представление о степени их социальной дифференциации, развивающейся в результате "разделения труда". Доиндустриальные общества удерживались воедино благодаря консенсусу, основанному на "коллективном сознании" и сходстве морали и способов индивидуального поведения. Солидарность была механической в силу абсолютного преобладания над действиями людей стереотипов сознания, основанных на религиозной вере и эмоциях. Подъем индустриальной цивилизации и связанное с этим углубляющееся разделение труда влекут за собой разрушение единства "коллективного сознания", возрастание социальной гетерогенности и индивидуализма, принципиально новые моральные правила и установки. Но переход к органической солидарности, предупреждает Дюркгейм, будет весьма болезненным. Цена этого перехода — явление "аномии", социальной неукорененности, выпадения индивидов из структур общества и традиционного разделения труда. Находящиеся в этом состоянии общества, естественно, испытывают дефицит консенсуса и порядка, в связи с чем социолог в целях поддержания моральной регуляции предлагает использовать корпоративнопрофессиональные ячейки.
Определенный вклад в анализ социального порядка внес и Г. Зиммель, социолог, чьи теоретические воззрения нередко рассматриваются и как конфликтные, и как функционалистские, и даже как инте- ракционистские. Иногда Зиммеля представляют и как "единственного постмодерниста среди основателей социологии" (51). Можно встретить и такую характеристику зиммелевского творчества, как "социологический импрессионизм". Такой разброс в оценках творчества немецкого социолога вряд ли можно считать случайным. Несмотря на ощутимое влияние на Зиммеля преобладавшего в это время позитивистского эволюционизма, интересы и методология исследователя отнюдь не ограничиваются данным интеллектуальным направлением.
Зиммель взял за основу своего анализа понятие "абстракционали- зации", полагая, что современное общество, прежде всего, отличается степенью абстрактности социальных связей. Два явления выступают в данном отношении как наиболее характерные — нарастающая интеллектуализация социальной жизни и углубление влияния принципов денежного хозяйства. Основной чертой, характеризующей две эти формы, Зиммель считает отсутствие определенных качественных признаков выраженной природы. "Интеллект, — пишет социолог, — согласно чистому его понятию абсолютно бесхарактерен, но не в смысле отсутствия какого-то требуемого качества, а потому, что он целиком находится по ту сторону любой избранной односторонности, которая, собственно, и дает характер". Что касается денег, то они выступают в роли своеобразного мерила человеческого отчуждения, ибо сообщают людям качества "одномерности". Не случайно Зиммель усматривает общность имеющихся у денег характеристик с характеристиками другого социального явления — проституции. "Безразличие, с которым они (деньги и проститутки — А.Ц.) предаются всякому новому употреблению, легкость, с которой они покидают любого субъекта, ибо поистине они не связаны ни с одним, исключающая всякое сердечное движение вещность, свойственная им как чистым средствам, — все это заставляет провести роковую аналогию между деньгами и проституцией". В "Философии денег" и ряде других работ немецкий социолог дал впечатляющее описание социально-культурных противоречий индустриальной цивилизации. Таким образом, он, во-первых, существенно пополнил дюркгеймовское описание трудностей перехода к современному индустриальному обществу, а во-вторых, продолжил, хотя и весьма своеобразно, идущую от Маркса традицию конфликтного анализа. В отличие от Дюркгейма, зиммелевские исследования рассматривают конфликт не столько как отклонение от социального порядка, сколько как неотъемлемую от общества характеристику.
Новейшие направления социологического теоретизирования XX век дал мощный толчок развитию теоретической социологии. Число имеющихся сегодня социологических направлений и школ едва ли поддается какому-либо подсчету. Мы не можем претендовать на сколько-нибудь полное (или даже просто систематическое) описание того, что они собой представляют сегодня. Наша цель иная — выделить принципиальные подходы, позволявшие социологам—теоретикам изучать проблему социального порядка, показать различие этих подходов и возможность использования полученных социологами результатов в теории политических режимов. Поэтому мы сможем упомянуть лишь о некоторых из современных направлений мировой социологии.
Прежде всего, необходимо сказать о символическом интеракционизме, направлении, сформировавшимся в начале столетия и тесно связанным с именами Дж. Мида и Г. Блумера. Вобрав в себя ряд идей функционалистов и представителей ролевой теории, интеракционисты сосредоточились на символических аспектах социального взаимодействия. Поскольку же в социальной жизни символы выступают как выразительная (хотя и предельно формализованная) возможность социальной коммуникации, закрепления массовых представлений и получения новых знаний об обществе (отсюда "посредническая", по словам Т. Парсонса, роль, которая принадлежит языку, власти, деньгам), то тем самым они способствуют и разрешению интересующей нас проблемы порядка. Проблема значений, символов, полагают представители интеракционистской социологии, фундаментально важна для функционирования общества, ведь в соответствии с ее решением в значительной мере происходит и перераспределение социальных ролей, формирование новых социальных структур. Но значения не возникают из небытия. Их источник — взаимодействие индивидов и социальных групп. "Человеческие существа...живут в мире значимых объектов.., — писал Г. Блумер, — Этот мир имеет полностью социальное происхождение, ибо значения возникают в процессе социального взаимодействия. Различные группы вырабатывают различные миры, и эти миры меняются, когда объекты, их составляющие, меняют свои значения".
Интеракционисты обратили внимание на символическую основу социального порядка, увидели, что этот порядок в немалой степени слагается из устойчивых и взаимосогласующихся образов, складывающихся в сознании людей. Разрушение и структурирование таких образов и составляет символическую основу социального мира, учитывать которую необходимо и в политическом анализе. Ведь такие символы способны, например, играть политически стабилизирующую или, напротив, деструктивную роль. Думается, что проблема согласования наличной политической и символической структуры вполне достойна стать предметом рассмотрения политологов и исследователей режимов.
Теории обмена и бихевиористская социология (Дж. Хоманс, П. Блау и др.) рассматривают не столько внутренний мир индивидов (например, структуру их образов и восприятий общества, как это делают интеракционисты) или способы субъектного конструирования социальной реальности, но само поведение индивидов и те факторы, которые оказывают на него влияние. Эти факторы (так называемые "подкрепители"), возникающие из окружающей индивидов среды, распадаются на вознаграждения ("позитивные подкрепители") и наказания ("негативные подкрепители"), которые соответственно увеличивают и уменьшают вероятность повторения поступка индивида в будущем. Например, в качестве позитивных подкрепителей выступают деньги и поддержание социального порядка. Решающим для индивидуального поступка, утверждал, в частности, Дж. Хоманс, полемизируя с функционалистскими позициями Дюркгейма, являются не макросоциальные факторы, а поведение индивида, подчиненное закону вознаграждения. И если Дюркгейм и Леви-Стросс верили в приоритетную значимость коллективного сознания и коллективного бессознательного, то Хоманс, отрицая их существование, исходил из принципиального сходства людей с животными. Поэтому социальное общение, обмен рассматривались им как процесс, исключающий всякое посредничество надиндивидуальных структур и связанный исключительно с факторами индивидуального вознаграждения или наказания. Любое явление, будь то заключение брака или увеличение прибыли в производстве хлопка, Хоманс связывал с действием индивидуальных, психологических в своей основе факторов.
П. Блау попытался преодолеть ограниченность теории Хоманса, особенно отчетливо представшую в критике функционалистов, и показал, что социальная и политическая структура тесно соприкасается с индивидуальными отношениями (обменом). Он показал, что хотя индивидуальное поведение подчинено поиску вознаграждения, индивиды не существуют сами по себе, а социально организуются, причем, в соответствии с теми же самыми стимулами — надеждой получить большее вознаграждение. Постепенно, говорит Блау, в группе выделяются тс, кто извлекают из пребывания в ней наибольшие выгоды (лидеры). Происходит дифференциация статуса и власти* (см. схему 1), а впоследствии — новая интеграция и потенциальные изменения. Блау, тем самым, сохранив обменную ориентацию, ввел совершенно новые образцы обмена. Например, он рассматривал возможность обмена по линии "индивид—коллектив", а в своих рассуждениях о различиях малой и большой группы и о необходимости учета признаваемых обществом ценностей и социальных норм приблизился к совершенно иной парадигме — структурно-функциональному анализу. Заслуги его перед теоретиками политических режимов, как видим, весьма значительны. Особенно это касается вклада Блау в изучение способов обеспечения общественного консенсуса и, прежде всего, имеющего ценностную основу. Социолог высказывался об этом следующим образом: "Консенсус в вопросе о социальных ценностях служит основой для выведения социальных взаимодействий за рамки прямых социальных контактов и для установления социальных структур на период более долговечный, чем протяженность человеческой жизни". Блау создал свою типологию ценностей — партикуляристские, универсалистские, ценности кладывающую серьезную политической системы.
Схема 1
Одно из интереснейших направлений — этнометодология (Г. Гарфинкель, Г. Закс и др.), которая совершенно особым образом ставит проблему социального порядка. Для нее социальный порядок — результат повседневных, обыденных, практических действий людей и тех методов, которыми они пользуются для осуществления управляемости той или иной жизненной ситуацией (ethno, т.е. народ или люди + method, методы). Если для интеракционистов общество возможно в силу взаимодействия индивидов и порожденных в результате символов, для теоретиков обмена важнейшим является общение с целью отыскания вознаграждения, то для представителей этнометодологии рождение порядка связано с индивидуальными стратегиями, которые каждый раз различны и которые объединяет лишь то, что они рождаются как результат повседневного практического действия. Одним из классических для Гарфинкеля примеров является очередь, плод ситуационного совпадения индивидуальных методов. Вообще специфика этнометодологического подхода, по мнению английского исследователя Э. Ливингстона, может быть суммирована в следующих пунктах, Этнометодолог подразумевает, что речь идет о деятельности, которая: 1) ординарна (обычна, узнаваема всеми); 2) организована (обладает определенным, специфическим именно для этой деятельности порядком своего осуществления); 3) организована локально (сиюминутна, ситуационна); 4) организована естественно (ее специфическая организация есть ее неотъемлемая часть, то, что делает эту специфическую деятельность тем, чем она является); 5) рефлексивна (т.е. объяснима именно тем специфическим для нее образом, каковым она производится как специфическая деятельность) (52). Этнометодология, таким образом, попыталась выявить наиболее, может быть, фундаментальные основы социального, а следовательно, отчасти и политического порядка.
Но, пожалуй, наибольшей для теории режимов значимостью обладают различные версии структуралистской и структурно-функциональной версий социологии. В этот ряд социологического теоретизирования по большому счету могут быть зачислены не только "система социального действия" Т. Парсонса и его последователей, но и достижения марксистской (и неомарксистской) социологии, которую едва ли справедливо было бы противопоставлять функциональному анализу. На некорректность такого противопоставления справедливо указывал С.М. Липсет, отмечавший, что методологически Марксов подход был, как и функционалистский, обращен к анализу механизмов поддержания общественного консенсуса (53). Марксизм же, в свою очередь, явился лишь разновидностью конфликтного анализа, связанного с именами Зиммеля, Д. Дарендорфа, Л. Козера и других. В эту же группу исследований в принципе можно зачислить и "интегральную социологию" П. Сорокина, уделявшего огромное внимание осмыслению социальных и культурных структур в их статическом и динамическом преломлении. Понимаемое столь широко структурно-функциональное направление внесло без преувеличения огромный вклад в развитие политологических исследований вообще и политических режимов в частности.
Во-первых, в рамках этого направления были разносторонне осмыслены социальные основания политики и функционирования политических систем. Идеи Сорокина и Дарендорфа о социальной мобильности между правящим и управляемым классами, теории стратификации и мобильности в разработке П. Сорокина, введенные Дарендор- фом и Козером понятия "встроенного социального конфликта", "функций социального конфликта" могут с полным правом войти и в арсенал теории режимов.
Во-вторых, "структуралисты", хотя и не всегда точно указывали на действительные причины происходящих в обществе изменений, достаточно разносторонне описали сами эти изменения. Развернутая теория Парсонса представила общество как сложнейшую систему, состоящую из ряда подсистем, каждая из которых наделена своими собственными функциями, подчиняется своей собственной логике и находится в комплексном соподчинении с другими подсистемами. Причем именно парсоновская конструкция продемонстрировала возможность осуществления впечатляющего синтеза в корне различающихся философских и социологических построений. Идеи Дюркгейма и Вебера соседствовали в его теории с понятиями и концепциями Фрейда, Мида, Джеймса, Парето, Тенниса и многих других.
В-третьих, не уделив достаточного внимания (исключая работы П.Сорокина, связанные с анализом "социологии революции") анализу структуры самого переходного процесса, структурно-функциональный анализ создал уникальный по своей эвристической ценности набор идеальных типов и классификаций обществ и социальных форм, показал если не саму динамику их смены, то, по крайней мере, направленность трансформации этих форм, выявил, "от чего к чему" происходят социальные сдвиги.
Идея порядка и теория политических режимов
Таким образом, социологи теоретики уделили в своих исследованиях огромное внимание разработке проблемы социального порядка. Собственно говоря, само возникновение некоторых социологических направлений следует напрямую связывать с необходимостью решения этой проблемы. Но что особенно важно, принимая во внимание цели данной работы, так это отметить, что сам способ исследования проблемы порядка вполне позволяет предпринимать усилия по соединению разработок теоретической социологии с теорией политических режимов.
Заслуга социологов заключается, с нашей точки зрения, в следующем. Во-первых, была по-новому, по сравнению с политической философией, поставлена и решена проблема взаимосвязей общества и государства. Это во многом связано с тем, что сама социология как наука о социальной интеграции появляется тогда, когда понятие "общество" уже отличается от понятия "государство". Политическая социология (во всяком случае, ее теоретические разработки), берущая свое начало, вероятно, от текстов Ш. Монтескье, приобретает при усилии социологов вполне устойчивое, респектабельное положение. Макроструктуры общества, которые оказываются предметом внимания Дюркгейма, Тенниса, Зиммеля и других социологов задают исследователю совершенно особенный, не знакомый философам угол зрения, позволяющий увидеть государство и политические институты сквозь призму организмической, системной теории. Вооруженные таким взглядом, социологи легко выявляли взаимосвязь политических факторов с социальными структурами, типами массового и индивидуального восприятия, культурными нормами и системой ролей.
Во-вторых, проблема порядка изучалась социологами не только функционально-методологически, но и функционально-типологически. Социологи дали прекрасные образцы идеальных типов ("военное" и "индустриальное" общество у Г. Спенсера, "община" и "общество" у Ф. Тенниса, "органическая" и "механическая" солидарность у Э. Дюркгейма, типы "социальных систем" Т. Парсонса), изучили символические, поведенческие и ценностные структуры, способствующие упорядочению и разрушению социальных связей и отношений. Немалая заслуга принадлежит здесь конфликтной школе социального анализа (марксистской, немарксистской и неомарксистской), поставившей в центр своего рассмотрения те социальные структуры и процессы, которые побуждают общества к изменению.
Наконец, в-третьих, для социологии оказался характерен особый взгляд на проблематику перехода и социальной динамики. Начиная с Конта социальная динамика рассматривалась как полноправная сфера исследования, хотя нередко и вытекающая из более широкой и значимой проблемы порядка. К анализу этой проблематики в равной степени причастны и макро, и микросоциологи (бихевиористы, интеракционисты, этнометодологи). И если первые выявили возможные алгоритмы действия перехода и изменения, то вторые показали его действительные стимулы и конкретное содержание.
В результате усилиями теоретической социологии существенно обогатилась и сама идея социального порядка. В современной социологии термин "социальный порядок" имеет целый ряд логически связанных между собой значений. Английский социолог П. Коэн перечисляет главные из них. Во-первых, "порядок" относится к существованию определенных ограничений, запретов, контроля в общественной жизни. Во-вторых, — указывает на существование взаимности в ней: поведение каждого индивида не случайно и беспорядочно, но отвечает взаимностью или дополняет поведение других. В-третьих, — улавливает элемент предсказуемости и повторяемости в общественной жизни: люди могут действовать социально только в том случае, если они знают, чего ожидают друг от друга. В-четвертых, — может означать определенную согласованность, непротиворечивость компонентов социальной жизни, и, наконец, в-пятых, — устойчивость, более или менее длительное сохранение се форм. Такая разработка проблемы порядка, несомненно, вносит свой вклад и в осмысление многоаспектной проблематики политических режимов.