2.2. Периоды религиозно-политической деятельности Константина Великого

  Религиозно-политическая деятельность Константина Великого после издания Миланского эдикта, как правило, разделялась историками на два периода:
  313-323 гг. - политика в рамках законодательства Миланского эдикта и вынужденным образом согласованная с восточным правителем Лицинием;
  323-337 гг. - после победы над Лицинием - политика открытого покровительства христианству и ограничения язычества.
  Согласно распространенному в российской церковной историографии мнению, уже в первый период своей политической деятельности Константин Великий выступает покровителем христианства. Ссылаясь на Евсевия, историки перечисляли следующие мероприятия императора в пользу христианства: наделение христианских общин движимым и недвижимым имуществом, восстановление и строительство храмов, выделение денежных средств, обеспечение привилегий христианскому клиру, назначение христиан на высшие государственные и военные должности, запрет принудительного привлечения христиан к принесению языческих жертв и т. п. А.П. Лебедев при этом подчеркивал, что возведение христианства в статус государственной религии сопровождалось заметным ущемлением язычества. Однако большинство историков признавали религиозную политику Константина Великого после издания Миланского эдикта прохристианской, но терпимой по отношению к язычеству. В этом видели его важнейшую политическую заслугу перед мировой историей, свидетельство его государственной мудрости.
  Первые эдикты Константина Великого в отношении язычества были изданы в 319 и 321 гг. В них запрещалось совершение магических жертвоприношений и соединенных с ними тайных гаданий, но свобода языческого культа при этом не страдала. Историки подчеркивали, что эти эдикты не противоречили нормам римского религиозного права и только возобновляли положение закона XII таблиц, эдиктов императоров Тиберия и Диоклетиана о запрете тайных гаруспиций. Сообщение Евсевия о разрушении при Константине языческих святилищ большинство историков считали преувеличением. Допускалось, что было разрушено несколько языческих храмов в Палестине, Финикии, Египте, в городах Малой Азии и Греции - районах, где наиболее интенсивно распространялось христианство. При этом дело ограничивалось закрытием заброшенных храмов и наиболее безнравственных культов. В тех местностях, где языческий культ процветал, строгие меры императора не могли иметь прямого приложения.
  В оценках религиозной политики Константина Великого многие отечественные историки конца XIX - начала XX в. придерживались концепции «религиозного паритета», обоснованной немецким исследователем X. Рихтером. Принцип веротерпимости, провозглашенный Миланским эдиктом, реализовался в политике, стремившейся установить в государстве высшую справедливость, залогом которой являлся личный нейтралитет самого императора. В основе паритета религий лежали соображения государственной стабильности. Мероприятия Константина в пользу христианства преследовали цель уравнять его в правах с язычеством, но не более того. Император сохранил за собой титул «pontifex maximus», а языческий культ не был ущемлен в правах и привилегиях, потеряв только крайне безнравственные свои формы. Государственная символика времен Константина также отражает его стремление к равенству религий: наряду с языческими встречаются христианские символы и эмблемы нейтрального значения, хотя с течением времени христианская символика преобладает.
  Это общее для историков научно-критического направления мнение соединялось с разными представлениями о религиозных воззрениях самого Константина в «период паритета».
  А.А. Спасский предполагал, что внешнее обращение к христианству не настолько глубоко подействовало на Константина, чтобы он мог осознать принципиальную несовместимость христианства с «лучшими» формами язычества. До 323 г. император не до конца порвал с язычеством и его личным воззрениям был свойственен определенный синкретизм. Поэтому он пытал - ся создать новое мировоззрение, возвышающееся над язычеством и христианством, примиряющее и удерживающее их в законном паритете. Историк находил подтверждение этому в текстах законов и посланий, где употребляются абстрактные выражения о Высочайшем Существе, и в государственной символике этого периода - синкретического или нейтрального характера.
  В.В. Болотов, Н.Ф. Чернявский, А.И. Бриллиантов, М.Э. Поснов считали, что религиозные предпочтения императора были на стороне кафолического христианства, и хотя de jure он выступал защитником паритета религий, de facto способствовал его возвышению путем предоставления прав и привилегий. Естественно, паритет со временем должен был разрушиться: во-пер- вых, стоять выше всяких верований государственная власть не могла, во-вторых, церковь добивалась тех прав и привилегий, которыми пользовалась языческая религия и представители языческих культов.
  Важным рубежом религиозной политики Константина Великого церковные историки считали 323 г., когда в результате победы над восточным августом Лицинием Константин достиг единодержавия и смог осуществлять самостоятельную политику в пределах всей империи. Церковно-историческая традиция придавала этому событию эпохальное значение: весь пафос религиозной войны между Лицинием и Константином выразился в картине сражения римских богов и христианского Бога, под знаменами и с именами которых соответственно выступали враждующие стороны.
  По мнению А.А. Спасского, события 323 г. окончательно обратили Константина к христианству, положив конец «паритету» в его мировоззрении и политике. Большинство историков рассматривали новый этап религиозной политики Константина как продолжение, только более свободное, деятельности, осуществляемой уже после Миланского эдикта. В частности, Н.Ф. Чернявский полагал, что изменение религиозной политики Константина после 323 г. касалось только формы: он более резко выражает свое презрение к древней религии и любовь к новой.
  Открытые и решительные действия Константина в пользу христианства и против язычества нашли выражение в специальном эдикте (или эдиктах), обращенном к населению восточных провинций. А.И. Бриллиантов считал эти два документа списками с одного акта. А.П. Лебедев разделял их в соответствии с названиями и по назначению: «к правителям Востока», изданный в 323 г., и «к жителям Востока» (324 или 325 г.). В любом случае различие документов - только в адресате, поскольку по содержанию они представляют близкую аналогию. Оба историка (Лебедев и Бриллиантов), изучавшие эти документы, считали, что их главной чертой является существенное расширение принципов Миланского эдикта в отношении христианства. Исследователи обращали внимание на тот факт, что в обширном введении и заключении предстает целая программа религиозной политики - покровительство христианству, соединенное с его проповедью. В последних фразах эдикта император призывает подданных видеть в происшедшем политическом перевороте и в перемене положения христиан проявление действия «высшей Божественной силы».
  Цель, поставленная теперь Константином, - утверждение в «роде человеческом» христианской религии, очевидно, должна была сопровождаться устранением язычества. Сведения, сообщаемые на этот счет источниками как христианскими, так и языческими, неопределенны и противоречивы, но текста самих антиязыческих законов ни один источник не приводит.
  Историки, как правило, доверяли Евсевию и перечисляли следующие антиязыческие мероприятия Константина: запрет крестной казни и гладиаторских боев, запрет идолослужения, языческих жертвоприношений и гаданий, разрушение некоторых языческих святилищ. При этом считалось, что язычество ограничивалось Константином только в самых «безобразных проявлениях»: уничтожались храмы, в которых практиковались безнравственные культы; из всех видов гадания запрещались только «тайные» с целью узнать будущее относительно императора и государства; была попытка отменить «sacrificia» - кровавые жертвоприношения.
  Признавая возможными эти частные мероприятия, только косвенно влиявшие на положение язычества, историки высказывали диаметрально противоположные мнения о возможности издания Константином эдикта, напрямую запрещавшего «идоло- служение». Текст подобного документа отсутствовал, но намек на его существование содержался в более позднем эдикте сыновей Константина 341 г. и в некоторых высказываниях Евсевия.
  В.В. Болотов, верный принципу основываться только на достоверных сведениях, даже не упоминал о подобном законе Константина. А.П. Лебедев, А.А. Спасский и В. Кипарисов высказывали сомнение в его существовании.
  Н.Ф. Чернявский А.И. Бриллиантов, напротив, утверждали, что издание закона против «идолопоклонства» вполне отвечало характеру религиозной политики Константина после 323 г. и могло стать ее конечным пунктом. Однако допуская издание подобного указа, А.И. Бриллиантов считал, что он мог ограничиться запретом идолослужения в частных домах, подобно тому, как на Западе была запрещена практика частных гаруспиций. Но и в подобном виде закон мог вызвать сопротивление язычников и излишнюю ревность христиан, находившихся на церковных и гражданских должностях. Этой ситуацией А.И. Бриллиантов объяснял издание эдикта, который у Евсевия характеризуется как «поучение, изобличающее идолопоклонническое заблуждение предшествовавших правителей». Здесь Константин заявлял целью своей религиозной политики сохранение мира в государстве, призывал своих подданных действовать лишь убеждением и запрещал пользоваться принудительными мерами против язычников. Бриллиантов предполагал, что рассматриваемый эдикт был существенным дополнением к эдикту 324 г. о восстановлении прав христиан на Востоке. Итак, даже при вероятном ограничении языческого культа, Константин относился терпимо к языческим религиозным учреждениям. Это не противоречило главной цели его политики - утверждению христианства и постепенному изживанию язычества.
  Константин Великий являлся государем для всех своих подданных - христиан и язычников. До конца жизни он носил титул pontifex maximus и до известной степени охранял языческие традиции, а в силу исторической необходимости едва ли применял свои антиязыческие законы в тех провинциях, где язычество преобладало численно. Как император Константин имел юридическое право регламентировать языческий культ: всякий закон, изданный им, был не против язычества, а только относительно него. Важно уже то, что государство в лице Константина Великого отказалось от связи с язычеством и косвенной политикой значительно ослабило древнюю религию настолько, что ее падение стало вопросом времени. Сыновьям Константина, по словам Н.Ф. Чернявского, осталось только воспользоваться создавшимися условиями и начать агрессивную политику против языческого культа.
  Наряду с ограничением отдельных проявлений язычества, Константин Великий разворачивает целую программу действий в пользу христианской церкви: подтверждаются права иммунитета для представителей христианского клира, епископам предоставляется юрисдикция в гражданских делах, церквам дается право приобретать имущество по завещаниям, поощряется благотворительная деятельность. Среди перечисленных мер центральное значение историки придавали наделению церкви правом владения имуществом и приобретения его по завещаниям, что в нормах классического права означало придание ей статуса юридического лица.
  В 321 г. выходит указ о всеобщем государственном праздновании воскресенья, а в 323 г. воспрещается принуждать христиан к участию в языческих празднествах, что ясно указывает на стремление законодателя подтвердить общегосударственный статус христианства. Кроме того, ряд законов, наряду с последним из упомянутых, охраняли религиозную свободу христиан (отменяются наказания за преступление против языческой религии; предупреждается всякое насилие со стороны иудеев по отношению к переходящим в христианство; запрещается иудеям держать христиан в качестве рабов).
  Ряд указов Константина после 323 г. вносят изменения в сферы уголовного (запрет клеймения, цирковых игр, крестования, нанесения увечий в качестве наказаний) и семейного права (отменены законы против безбрачия и бездетности, уничтожен конкубинат, приняты законы против выбрасывания, залога и продажи детей, облегчена процедура освобождения рабов). По словам П.В. Гидулянова, «христианское миросозерцание и нравственность отражаются в многочисленных законах уголовного права и процесса».
  Таким образом, несмотря на различие мнений историков в отношении отдельных аспектов религиозной политики Константина Великого, общим было понимание ее характера и цели: император искренне желал обращения всех своих подданных в христианство, но осмотрительно избегал открытых мер принуждения.