6. XX век: эволюция политической науки и новейшие подходы к анализу режимов
После Второй мировой войны политическая наука начинает развиваться особенно быстрыми темпами и с применением новейших, не использовавшихся до сих пор методов исследования. Если политическую философию в основном интересовали и интересуют принципы установления и функционирования так называемого "хорошего общества", определение и постановка перед человечеством моральных и иных стратегических задач, то в центре внимания политической науки — выяснение особенностей повседневного существования политики. Этот сдвиг в интеллектуальных установках исследователей можно заметить и в работах ряда политических философов. Еще более ощутимо он выявился в деятельности социологов и представителей теории элит. Но особенно явно данная тенденция обнаруживается в политических исследованиях послевоенной поры. Именно с этого момента, переплетаясь и сменяя друг друга, развиваются бихевиоризм и структурнофункциональный анализ, плюрализм и девелопментализм (см. схему 5), открывающие новые горизонты и для развития теории политических режимов.
Схема 5. Д. Аптер об эволюции политической науки
Институциональные подходы
Попытки институциональных подходов без труда обнаруживаются уже в работах политических философов. В значительной степени они связаны со стремлением выявить определенные юридические нормы, проанализировать основные законы общества, начиная от конституции, и их смысл для существования и нормального развития общества. Немалую услугу оказали здесь идеи Ш. Монтескье, Дж. Локка, Э. Берка, Т. Джефферсона и американских "федералистов".
В данном подходе основное внимание уделяется политическим институтам (парламенту и правительству, партиям и избирательным процедурам, механизмам разделения властей и конституционному устройству). Представители данного направления не обязательно являются по своему профилю и интересам юристами, но непременно строят свой анализ, исходя из сложившихся и общественно укорененных политических форм. Эти формы или институты, с одной стороны, являются логическим продолжением и закреплением социальных отношений и норм, а с другой стороны, призваны вносить в общество стабилизирующее, упорядочивающее начало.
Совокупность и способ взаимодействия политических институтов нередко называют политической системой общества, подчеркивая тем самым, что она включает в себя лишь те формы, которые уже обрели статус легитимных и существование которых закреплено в законном порядке.
Представители институционального подхода в своих исследованиях политических режимов описывают процессы их функционирования и перехода, главным образом, на языке смены и упорядочения институтов. Общепринятые в политической науке типологии режимов составляются преимущественно с учетом того, какие институты существуют в данном режиме, в какой комбинации и каким образом они функционируют. Демократия, например, понимается, прежде всего, как система, организованная в соответствии с процедурой всеобщих, равных и тайных выборов; легитимизирующая все, в том числе, оппозиционные партии и движения; предоставляющая своим гражданам широкий набор прав и свобод и т.д. Авторитаризм, согласно такому объяснению, напротив, характеризуется наличием одной, правящей партии или институциональной группировки, осуществляющей руководство с опорой на силовые структуры. Тем самым, при всех достоинствах институционализма из его поля зрения выпадают те политические явления и процессы, которые по различным причинам находятся за пределами существующих институтов. Построенные таким образом рассуждения едва ли способны адекватно объяснить, например, в чем причина падения Веймарской республики с существовавшими в ней демократическими политическими институтами.
В то же время, лучшие представители институционализма неизбежно выходят в своем анализе за пределы данного направления, понимая его ограниченность. Примером могут служить работы С. Хантингтона, одного из самых известных представителей институционального направления. Хотя Хантингтон рассматривает институты как приоритетные в решении задач политического развития, он противопоставляет им неинституциональное, неупорядоченное начало общественной жизни — политическое участие. Поэтому политика под его пером предстает как динамическое единство институционализации и тех социально-политических процессов, которые не только укрепляют имеющиеся политические институты, но и подрывают их прочность. С логической точки зрения эта позиция безупречна и открывает широкие возможности для исследования.
Бихевиоризм, структурализм, плюрализм
Бихевиоризм, структурализм, плюрализм представляют собой очередной этап в эволюции политической науки. На Западе эти направления развиваются примерно в одно и то же время, с середины 5 0-х гг., и объединены интересом к внеинституциональным основаниям политической жизни (63). Институционализм подвергается этими направлениями критике за неприятие всей полноты имеющихся в обществе политических позиций и типов политического поведения, их социальных и групповых оснований. Бихевиоризм, структурализм и плюрализм оказались близки друг другу и еще по одной причине. В отличие от институционализма, они не упускали возможности подчеркнуть свои сугубо сциентистские ориентации, стремление получить "объективное", "беспристрастное" и в этом смысле конечное знание о политических явлениях. Характерно в данном отношении высказывание одного из основателей бихевиоризма Д. Истона, который полагал, что задача исследователей — "исключить из научных исследований все субъективные факторы: цели, намерения, желания, идеи — и оставить лишь данные верифицируемых наблюдений".
Заслуга бихевиоризма состояла в активном вовлечении в политический анализ психологических методов исследования. Сама категория политического поведения, понимаемого как спонтанное, несанкционированное взаимодействие субъекта политики с окружающей его средой, возникла в рамках бихевиористского направления. При этом подходе политический анализ проводился, отталкиваясь не столько от имеющихся институтов, сколько от наполняющего их человеческого содержания, не столько от норм, сколько от реальности. Соответственно возникал и иной, более современный взгляд на политические режимы, на их способность изыскивать для себя социально-психологическую поддержку, яснее осознавать среду своего функционирования и характер зависимости от факторов психологического порядка. В центре внимания бихевиористов оказались вопросы общественного мнения, политических мотиваций и предпочтений людей, причины возникновения явлений политического насилия и абсентеизма и многие другие.
Плюрализм в методологическом отношении оказался непосредственным продолжением бихевиористских исследований. Однако его представители обратились к исследованию иных вопросов, связанных, прежде всего, с особенностями функционирования демократической системы, представительством и разделением властей, принципами рекрутирования и взаимодействия политических элит. И если бихевиоризм строил свои постулаты, исходя из концепции "методологического индивидуализма", то плюрализм рассматривал политический процесс как взаимодействие групп. По существу, плюралистическую теорию можно рассматривать и как защиту множественности групп, причастных к власти и делящих ее между собой, придерживаясь единства в отношении базовых ценностей социального сообщества. Возникновение плюралистической теории иногда связывают с выходом в свет в 1961 г. книги Р. Даля "Кто управляет?", в которой автор, полемизируя с концепцией "властвующей элиты", стремился на примере одного из американских городов показать плюралистический характер западного политического устройства. Именно с плюрализмом, или упорядоченным взаимодействием групп и политических позиций представители данного направления связывают стабильность демократических систем. Вообще вклад плюралистической теории в теорию политических режимов следует, по-видимому, связывать именно с исследованием процедурных особенностей демократических режимов.
Структурализм также проявил интерес к осмыслению внеинститу- циональных особенностей политической жизни, однако с использованием своего, весьма своеобразного методологического инструментария. Вообще каждое направление политической науки ранее или позднее формулирует своего рода "пароль", ключевой термин, в основном определяющий его методологическое кредо и исследовательские установки. Для институционализма таким "паролем" было и остается понятие социальных норм и законов, для политической философии — моральные нормы, бихевиоризм сформулировал понятие политического поведения, плюрализм чаще других оперировал термином "интерес". Для приверженцев структурализма характерно особенное значение, которое они придавали категориям "структура" и "функции". Представляется, что этому направлению принадлежит особая роль в развитии исследований политических режимов.
Структуралисты проделали значительную работу по обобщению имеющихся теоретических разработок, интегрировав в свою концепцию огромный интеллектуальный материал. Структурализм внес свой вклад в осмысление не только процедурных особенностей различных режимов, но и фактически заново открыл направление, получившее затем наименование исследований процессов политической модернизации. Легко заметить, что большинство основных представителей теории модернизации (Г. Алмонд, М. Леви, Т. Парсонс, Д. Аптер и др.) привержены именно методам системно-структурного анализа. Кроме того, структурализм достаточно разносторонне проанализировал роль социальных оснований политики, уделив внимание игнорировавшимся в бихевиоризме макроструктурным образованиям (классам, этносам, нациям и т.д.). Т.е. фактически на новый уровень была поднята политическая социология. Значение структурализма состоит также в том, что ему удалось избежать прямолинейного и амбициозного стремления получить "абсолютно достоверные" научные данные. До сих пор структуралисты входят в число критиков теорий "рационального выбора" и "методологического индивидуализма".
Предприняв попытку макроанализа социальной и политической жизни, структуралисты рассматривали политику как одну из существующих в рамках социальной системы подсистем, выполняющих функцию формулирования стратегических целей общества и мобилизации ресурсов для их достижения. Ими было сформулировано понятие политической системы, ее структуры и функций. Думается, что и само понятие политического режима, прежде всего, обязано своим возникновением системной теории, ведь строю говоря, режим представляет собой состояние системы в данный момент, динамический срез этой системы, позволяющий раскрыться, реализоваться всем ее компонентам и подсистемам. С этой точки зрения функционирование политического режима есть способ выполнения политической системой приданных ей функций в данный период времени. Основные же функции политической системы структуралистами чаще всего разделяются на две основные группы: установление в обществе социальных норм и создание в рамках этих норм условий для свободного протекания политической жизни. К первой группе относятся такие функции, как це- леполагание, мобилизация общественных ресурсов и легитимизация власти, а ко второй — политическая социализация, выявление и объединение интересов и политическая коммуникация.
Существенным оказался вклад структурализма и в осмысление типов и переходной динамики политических режимов. Общесистемные разработки помогли понять не случайную, а в немалой степени закономерную природу переходных процессов, показали, на каких основаниях и с каким запасом времени политическая система или режим могут функционировать, не опасаясь распада или ослабления. Методология взаимодействия системы с ее окружением помогла выявить адаптивные или открытые политические системы, показать принципы их существования и развития наряду с системами автаркическими или закрытыми, неспособными адекватно реагировать на вызовы социальной среды.
"Постнаучные" подходы и девелопментализм
"Постнаучная" стадия политических исследований связана с ясным осознанием того факта, что политическая, как и вообще социальная наука, изначально, в силу своей природы не может претендовать на получение эмпирически безупречных, абсолютно объективных фактов. Ее прогнозы могут носить сугубо вероятностный характер, ибо всегда оставляют за рамками анализа важнейшие, но не поддающиеся точному учету и верификации явления социальной жизни. Прежде всего, речь идет о таких явлениях, как ценности, привычки, неосознаваемые навыки поведения — обо всем том, что укладывается в понятие "иррационального" и составляет неотъемлемый компонент политической жизни. В этой связи острой критике подверглась теория "рационального выбора" — методологическое основание политологических разработок 50—70-х годов. Характерно высказывание в адрес этой теории видного американского теоретика Г. Алмонда: "Теория рационального выбора стала противоречить знанию и открытиям социальной науки, которые связаны с детальным исследованием ценностей и культуры...поэтому теория рационального выбора охватывает собой лишь небольшую часть реальности, которую хотели бы объяснить социальные аналитики. В ситуации, где принимают участие абсолютные ценности, где важны привычки и традиции или же играют существенную роль эмоции и аффекты, что бывает отнюдь нередко, прогнозы и допущения рационального выбора вводят нас в заблуждение..." (64).
Учитывая сказанное, становится ясно, почему на данном этапе возникает особый интерес к аналитическим подходам, стремящимся понять иррациональное в адекватных ему терминах. В частности, получают свое развитие семиотические подходы, политическая семиотика, поставившая своей задачей анализ политического дискурса, выявление не только содержательных аспектов политической жизни, но и ее смыслозначимых, ценностных аспектов. Новый импульс к развитию своего учения получают приверженцы методологии М. Вебера, стремившиеся, прежде всего, осмыслить иррациональные явления в терминах рациональности и рационализации.
В качестве одного из направлений политического анализа, сформировавшегося на этой волне, выдвигается изучение политической динамики и процессов перехода к новым формам общественного устройства, преимущественно в развивающихся странах. Этому направлению, называемому иногда "девелопментализмом" (от английского "development"), принадлежит особая роль в развитии исследований политических режимов. Прежде всего потому, что содержательно концепции режимов и, в значительной степени, политической модернизации, перехода от тоталитарно-авторитарных режимов к демократии, становления светских государств-наций, революционного и эволюционного способов развития, политических кризисов, стабильности и нестабильности были сформулированы в рамках девелопменталист- ского направления политического анализа. Режимы, таким образом, были названы "своим именем" и отделены достаточно четкими границами от общества и государства именно в рамках данного направления. Это констатировал, в частности, и Д. Аптер (см. выше его схему).
Важно также отметить, что методологически девелопментализм сформировался как направление, претендующее на выборочное использование различных, уже получивших признание достижений структурализма, институционализма и других подходов. Девелопментализм, ключевым термином которого стало "развитие", попытался показать, что изучение развития не может ограничиваться только анализом институтов или же только образцов политического поведения. Политическое развитие — многомерный процесс, исследование которого невозможно уложить в рамки какого-то одного из направлений анализа. В ходе этого процесса и результате взаимодействия различных политических сил происходят изменения в политическом поведении, политической культуре, политической системе общества. Но если это так, полагал, например, Д. Аптер, то анализ политического развития должен объединить в себе и институциональный подход, представители которого (С. Хантингтон, Дж. Нельсон и др.) считают политические институты приоритетными в преобразовании режимов и решении задач политического развития; и бихевиористский подход, сторонники которого (Г. Алмонд, С. Верба) обращаются к осмыслению имеющихся в обществе позиций и типов политического поведения; и достижения структурализма (Д. Истон, Э. Шилз, С. Липсет), сосредотачивающего внимание на выявлении внеинституциональных ролевых, социальных, групповых оснований политического процесса.
Наконец, достоинством девелопментализма стал его интерес к обобщению опыта политического развития, предложенного XX веком. Именно XX век предоставил политологам возможность (не вполне использованную и поныне) по-новому взглянуть на достижения классической политической теории, используя и ревизуя, если потребуется, классические парадигмы анализа для осмысления современных политических изменений. В рамках девелопментализма зародился интерес к развитию макрополитического анализа политики и политических режимов.
Понятие "международного режима"
Теория международных отношений — самостоятельная область политической науки, обладающая своим собственным, в значительной степени автономным исследовательским аппаратом. Поэтому теория режимов лишь косвенно, как и любая другая теория в социальных науках, соприкасается с международной теорией. Любопытно однако, что в 80-е годы здесь сформировалась весьма популярная (особенно в США) теория "международного режима". Причем, содержательно понятие "международного режима" оказывается близким сформулированному в начале данной работы определению политического режима.
Впервые концепция международного режима была сформулирована в англо-саксонском мире в одном из выпусков журнала International Organization, вышедшего под общей редакцией профессора Стенфордского университета С. Краснера (1983). Сам Краснер определил международные режимы как совокупность принципов, норм, формализованных или неформального характера соглашений и процедур принятия решений, управляющих особой областью международных отношений (65). В той же книге Дж. Ружжи сравнил их с языком государственного действия. Согласно его трактовке, возникновение и преобразование международных режимов выражает конкретный способ интернационализации политической власти. Присоединяясь к "режиму", государства соглашаются на то, чтобы пожертвовать своими непосредственными интересами в целях создания условий для более долговременного сотрудничества. Тем самым они устанавливают институциональные и нормативные основы мировой политики или же регионального порядка. Причем, если принципы и нормы представляют собой собственно характеристики режима, то договора и процедуры принятия решений относительно самостоятельны и могут меняться в рамках одного и того же режима. Теоретики режима также использовали это понятие для обозначения "правил игры" специфических институтов.
В качестве примера называют международный режим соблюдения прав человека, долговых обязательств, контроля за распространением вооружений, режим морского права, регулирования отношений между сверхдержавами, МВФ и ГАТТ. Таким образом, понятие международного режима уточняется до специфической процедуры урегулирования или превентивного разрешения различных международных конфликтов — торговых, политических, финансовых и иных. Это совокупность институтов, характеристик и механизмов, не имеющих соответствующего юридического оформления, но способных выполнить возложенные на них задачи. Благодаря международным режимам государства осуществляют процесс их сближения, выражающийся в экономической и политической интеграции мирового сообщества.
Итак, международники сформулировали определение, содержательно сходное с определением политического (т.е. внутриполитического) режима. В обоих случаях подразумевается состояние, промежуточное между "естественным" (или предгражданским) и тем, существование которого закреплено в соответствующих юридических процедурах и механизмах. И там, и там понятие "режим" конкретизирует понятие "система", наполняя ее реальным содержанием и раскрывая динамику ее функционирования и развития (хотя в международных отношениях эти понятия разведены значительно более четко — их просто невозможно перепутать или употребить как взаимозаменяемые, что в политической науке вполне допустимо). Наконец, в обоих случаях режим рассматривается как тип взаимодействия правящих структур и общества, как тип упорядочения их отношений и разрешения социального конфликта.
Отечественная политическая наука
К сожалению, нельзя сказать, что на сегодняшний день российская политическая наука в состоянии конкурировать со школами и направлениями, развивающимися в развитых странах Запада. И дело здесь не в отсутствии интеллектуального потенциала или традиций самобытного мышления. Проблема заключается в другом — в отсутствии нормальных условий для развития социальных, и в частности, политических наук. Проблема в том, что в России уже около 80-ти лет отсутствует общественное уважение к независимым исследованиям и разработкам. Неизвестно, что хуже — рассматривать социальную науку на манер "дышла", которое может использоваться партийными чиновниками для обоснования "кукурузных" проектов, или забыть о ее существовании в "период реформ" под предлогом существования задач "более неотложных", чем развитие фундаментальной и прикладной науки или хотя бы предотвращение их деградации. В результате вместо научных школ и направлений политологии мы имеем, главным образом, газетную публицистику и теоретические заимствования и переводы в академической периодике.
В отечественной политологии и социологии, в том числе в советский период, было проведено немало полезных эмпирических и региональных исследований. Однако нельзя не признать, что, во-первых, даже эмпирические исследования нередко оказывались весьма идеологизированными, во-вторых, ограниченным, "дозированным" был сам выбор круга этих исследований, а в-третьих, уровень и своеобразие национальной политической науки не могут формировать лишь работы странового или регионального профиля. Наука представляет собой целостное, хотя и иерархическое образование (66), и не может развиваться нормально, если теоретические разработки не поспевают за эмпирическими, если отсутствуют "теории среднего уровня", если, наконец, политический анализ российской ситуации является "табу" или делом узкого круга изготовителей для узкого же круга потребителей.
Все сказанное в полной мере относимо и к теоретическому анализу политических режимов. В России был издан целый ряд важных и интересных работ, посвященных осмыслению политических процессов в странах Запада и Востока, таких, например, как "Развивающиеся страны: экономический рост и социальный прогресс" (М., 1983); "Эволюция восточных обществ: синтез традиционного и современного" (М., 1984); "Классы, партии и политика на Востоке" (М., 1988); "Политические сдвиги в странах Запада (конец 70-х—80-е гг.)" (М., 1989); "Буржуазное общество в поисках стабильности" (М., 1991). Выпускались работы и ознакомительного характера, посвященные осмыслению тех концепций, которые получили распространение в западной литературе: "Современная буржуазная политическая наука: проблемы государства и демократии" (М., 1982); "Современный капитализм: критический анализ буржуазных политологических концепций" (М., 1989) и другие. Однако в российской науке не существует специальных монографий, посвященных развитию или оценке состояния теории политических режимов. Есть отдельные статьи, обзоры, которые в принципе имеют к теории режимов прямое отношение, но нет фундаментального, систематического приращения знаний в этой сфере, постоянного сопоставления и переосмысления мнений и позиций. Характерно, например, что теория режимов практически никогда не являлась предметом дискуссий и круглых столов. Только в конце 80-х— 90-х годах журналы профильной ориентации ("Латинская Америка", "Мировая Экономика и Международные Отношения" и др.) начинают проявлять к этому интерес. По-видимому, не будет большим преувеличением предположить, что у значительной части отечественных политологов отсутствуют систематические познания в области проблематики режимов. Весьма нередко эти познания ограничиваются изучением материалов памятной дискуссии в "Литературной Газете" об условиях российского перехода к демократии и просветительскими статьями А. Миграняна о сущности и природе тоталитаризма.
Надо отметить, что такое положение уже начало меняться в лучшую сторону. Бурное развитие политического процесса в России и СНГ создало принципиально новую интеллектуальную атмосферу, выявило новые оригинальные умы журналистов и публицистов, уровень политического анализа которых не может не радовать тех, для кого не безразличны судьбы отечественной социальной науки. Но эта атмосфера может стимулировать научные исследования, создавать условия для благоприятного развития теоретической науки лишь в том случае, если в обществе имеются для этого соответствующие условия — если неколебим социальный статус и материальное положение профессора или доктора наук, если власти прислушиваются к разработкам специалистов и стимулируют их взаимную конкуренцию, если профессия социолога или политолога пользуется спросом и уважением, а выпускники вузов не должны на ходу переквалифицироваться в брокеров, менеджеров. Нужны стабильность и уважение ко всякому труду, если он качественен. Только в этом случае политическую науку в России может ожидать национальное возрождение и развитие, связанные с возобновлением великой российской мыслительной традиции прочной именами известнейших философов, правоведов, социологов, а также с активным подключением к мировым политологическим разработкам и преодолением информационной изоляции от всего того, что уже стало "аксиоматикой" в зарубежных исследованиях.
Непозволительно забывать, что развитие науки, ее независимость являются в конечном счете одним из важнейших гарантов нормального существования любого общества, уважающего себя и свою историю.
Трудно сказать, как, в каком направлении пойдет развитие дальше. Но нельзя не отметить две чрезвычайно опасные тенденции. Во-первых, размывание существовавшего корпуса представителей российской социальной науки, а во-вторых, низведение и без того не слишком многочисленных "романтиков науки" до положения одиночек, не имеющих технических, финансовых и иных условий для нормальной работы и обреченных потому на постепенное вымирание. Если эти тенденции примут характер доминирующих, то шансы на формирование отечественной школы и традиций политического анализа будут утрачены.