Андерграунд вечен тАУ как вечны новации и поиск

Николай Байтов

К литературному андерграунду я отношу тех авторов, творчество которых по тем или иным причинам проходит мимо читающей публики.

..По каким же причинам? тАУ специальная информационная изоляция публики? или её спокойное невежество? её внушаемость вкупе с предубеждённостью? её направленная образованность?.. тАУ Об этом, быть может, стоило бы поговорить, если бы сразу не возникала серия вопросов следующего по глубине уровня. тАУ Ведь не очень ясно и что такое Влчитающая публикаВ». Весьма туманно и содержание, которое мы вкладываем в выражение Влмассовый читательВ». Не понятно до конца, чем ВлмассовыйВ» отличается от ВлпростоВ» читателя, и кто такой этот ВлпростоВ». Получается, что я расплывчатое понятие ВландерграундаВ» пытаюсь определить через не менее расплывчатое понятие ВлчитателяВ».. И всё же я дерзну тАУ интуитивно, поверх логики. А ВлчитателяВ» отложим до следующей журнальной дискуссии.

Начнём вот с чего. тАУ Представляется, что Влчитающая публикаВ» тАУ область до сих пор довольно аморфная, и её можно при желании формировать, можно манипулировать её сознанием и вкусами. Это было понято ещё литературными стратегами прошлого века. Белинский, воспитывая своего ВлпрогрессивногоВ» читателя, вытеснил в андерграунд ВлВыбранные места из переписки с друзьямиВ» Гоголя. У нескольких поколений русской интеллигенции эта вещь (понаслышке) вызывала такую брезгливость, что они к ней даже не притрагивались. Последовавшие за Белинским Влвластители думВ» попытались вытеснить в андерграунд Фета, Лескова и других многих.. даже Пушкина. По счастью, в ХIХ веке общественное сознание ещё не было (и не могло быть) организовано достаточно жёстко для того, чтобы андерграунд принял отчётливую форму. Тем не менее что-то основное, глубинное было понято и сделано уже тогда. И Белинский, и Чернышевский догадались, что идеологические акценты нужно поместить в эстетику: нужно воспитать определённый, идеологически нагруженный вкус. Идеи, врощенные во вкусовые предпочтения, живут дольше, ибо вкусы человека тАУ более постоянная его характеристика. Идеи сравнительно легко сменяют друг друга, вкусы тАУ более инерционны. Об идеях спорят, о вкусах тАУ нет. Идеи друг друга отрицают, вкусы тАУ накапливаются и суммируются. Новая идея вычёркивает старую и занимает её место. Новая эстетическая ценность не может старую уничтожить. Поэтому в душе человека место ей находится с трудом, с мучением, с борьбой: душа должна расшириться, да и старая любовь должна потесниться. Массовый читатель (ещё если он соответствующим образом воспитан), вряд ли способен на такие действия..

Но кроме отягощённого идеологией вкуса, в ХIХ веке было создано ещё нечто более важное. тАУ Литература была облечена в торжественную тогу, и на её лице застыло выражение непроходимой, глубокомысленнейшей серьёзности.. Как странно, что в Англии в это время Эдвард Лир и Льюис Кэрролл стали классиками, можно сказать, при жизни. А у нас и через пятьдесят лет футуристы, а вслед за ними и обериуты в сознании читающей публики находились где-то сбоку от ВлнастоящейВ» литературы. Символисты и акмеисты тАУ это пожалуйста: это хорошо, потому что ВлсерьёзноВ», тАУ они отвечают читательским представлениям о том, какой должна быть литература.. а остальные тАУ кто? тАУ Василиск Гнедов? тАУ глупости! шарлатанство! мальчишество! тАУ И вот отсюда ещё один, и может быть важнейший, исток андерграунда. тАУ О Хлебникове принято говорить с уважением, но столь же прочно принято его не читать и a part называть графоманом. И, кажется, до сих пор его поэзия никем по-настоящему не исследована..

Когда в советское время курирование литературы сделалось государственной и партийной задачей, на эстетику можно было не обращать большого внимания. Сами кураторы были людьми с мощнейшей инерцией вкусов, воспитанных в ХIХ веке, и эстетические предпочтения в них действовали почти на уровне подсознания. Иногда они искренне думали, что это просто Влклассовое чутьёВ». Соответственно они стали более формально оперировать с авторами на идеологическом уровне, клеить на них политические ярлыки. В 30-е годы андерграунд впервые выявился отчётливо: литераторы были резко поделены на допущенных к читателю и не допущенных. Это разделение было, наверное, весьма глубоким и эстетически значимым, однако представлялось поверхностным: читатель мог думать, что такие-то авторы не допущены до него вследствие их политической неблагонадёжности, идейной оппозиции. На фоне идеологии терялись эстетические различия между Платоновым, Добычиным, Хармсом, Кржижановским.. Казалось, их вытеснили в андерграунд не индивидуально, а скопом, наподобие раскулаченных крестьян..

Нет, это не так. Я убеждён, что андерграунд не является чем-то единым и никогда не являлся: он всегда был разбит на небольшие группы людей, близких друг к другу по своим вкусам. Вряд ли Платонову было бы легко и интересно общаться с Добычиным, а Хармсу тАУ с Кржижановским. Говорить и мыслить об андерграунде в целом позволило лишь спекулятивное оперирование идеологическими оценками, к которому прибегали кураторы. Эта картина была, впрочем, заразительна (ибо проста, понятна), тАУ настолько, что многие разнородные литераторы андерграунда действительно, реально почувствовали своё единство. Можно сказать, что они в некотором смысле сплотились. Думается, это чувство (иллюзия, конечно!) возникло после Хрущёва и развивалось в течение десятилетия тАУ до середины 70-х годов примерно. Тогда же явилось понятие ВлсамиздатВ», которое, мне кажется, существенно пересекается с андерграундом. И вот здесь-то можно было бы ввести важный, смыслообразующий термин тАУ Влчитатель андерграундаВ» (в отличии от Влчитающей публикиВ»). Но ВлсамиздатВ», безусловно, требует отдельного обсуждения, тАУ и на многих страницах..

Это было время, когда активно действовал Солженицын во главе массы диссидентов, и вообще политическое диссидентство было хорошим тоном. (Моя юность прошла под этим знаком. Во 2-й школе моим учителем литературы и истории был Анатолий Якобсон; в параллельном классе учился сын сидящего Даниэля..) Это представление об единстве андерграунда живо по инерции до сих пор, но в основном, кажется, в литераторах старшего поколения. Ким, например, так, может быть, и не осознал, насколько он эстетически иной, чем Галич. (Между тем, их различие чрезвычайно существенно: оно проходит на уровне поэтического проекта: у Галича реалистический проект в лучших, ВлсовестливыхВ» традициях ХIХ века, у Кима же проект постмодернистский, причём крайний, дальше которого, мне кажется, не шли никакие авангардисты, концептуалисты и эпатажники. Это интересно наблюдать ещё в том соображении, что оба тАУ и Ким, и Галич тАУ исходят из театрализации текста.)

Важно понять, что андерграунд вообще тАУ понятие бессодержательное по отношению к собственно-литературе. Принадлежность к андерграунду может что-то сказать нам о социальном статусе литератора, или о его человеческом характере, энергетике.. возможно, о нравственном облике, тАУ но ничего не скажет о его Влтворческой жизниВ»: о его вкусах, критериях качества, о степени его таланта, и о предметах, к которым он свой талант прилагает. Зато принадлежность автора к конкретной группе тАУ Лианозовской, допустим, или к ВлСМОГуВ», к ВлМосковскому времениВ» и т.п. тАУ уже кое-что (пусть не так много) даёт нам понять и в эстетическом плане, во всяком случае, мы уже представляем себе какое-то Влвыражение лицаВ»..

С мыслью о разнородности андерграунда я впервые столкнулся в середине 70-х годов. Но эта мысль произошла во мне не от внешних причин, а как-то изнутри. Когда после школы я принялся производить свои пробы пера, я был полный профан в эстетиках, зато в политике всё знал и делал зрячий и ответственный выбор. Конечно, я был с диссидентами тАУ какие могли быть вопросы! И лишь постепенно тАУ лет через пять тАУ вопрос начал образовываться во мне. тАУ ВлЯ холоден. Защита прав человека мне скучна. Я занят другими проблемами. Какими тАУ я сам не понимаю. Я двигаюсь ощупью. Куда?.. Куда бы я ни двигался, я всё равно буду принадлежать андерграунду.. Да, я неблагонадёжен для режима, но не это главное, а то, что я пишу не так, как принято, как читатель привык, как его приучили. Вот почему меня никогда не напечатают, даже и стараться не стоит. Ясно, что кроме унижений ничего не выйдет.. Да, я буду принадлежать к андерграунду, но не в том смысле, как Солженицын, а как, например.. Владимир Казаков..В» тАУ О, я никогда не прощу советской власти вот чего: политизировав искусство, она надругалась над его тонкой организацией, сломала и выровняла всё богатство его нюансов, способов цветения; создав во мне эйфорию тАУ или скажем сдержанней: пиетет тАУ по отношению к диссидентству, она лишила меня эстетических ориентировок, лишила меня общения с моими великими современниками тАУ Владимиром Казаковым.. Всеволодом Некрасовым.. Игорем Холиным..

О Казакове я узнал лишь в 1995 году, когда был напечатан его трёхтомник, давно после его смерти. С Некрасовым, по счастью, я познакомился в начале 80-х. Уже тогда я имел опыт прохождения через малые кружки андерграунда тАУ весьма различные по объединяющим их вкусам. Я был в кружке традиционно-пастернаковско-тарковской поэзии у Лиды Мурановой, которая заведовала студией звукозаписи при Литературном музее. Помню, как там читала свои поэмы Марина Кудимова, только что приехавшая из Тамбова, и её слушали со священным трепетом, затаив дыхание; называли, перешёптываясь, Влдостойной цветаевской преемницейВ». А когда тут же затесавшийся молодой и никому (там) не известный Пригов прочёл одно стихотворение про Иуду тАУ и музыкально, наподобие вьетнамцев, тонировал звук Ю в его имени, тАУ все поджали губы и промямлили что-то скептическое.

Но в наибольшей мере мой кругозор был расширен знаменитым в 80-х годах салоном, который собирала Наташа Осипова в своей квартире. Мой друг Александр Бараш посвятил этим сборищам несколько строк в поэме ВлЭпикризВ»:

На Пушкинской один салон открылся тАУ

там где атланты еле держат крышу

сооружения эпохи репрессанс

Там собиралися чердачные поэты

читать свои подпольные поэмы

и громко ржал по вечерам Пегас

Там были девочки пригодные для рая

и молодые бородатые евреи

и коммунальные мегеры за стеною

обмыли кости всем и джинсы простирнули

Бывали мэтры-концептуалисты:

порой Некрасов чаще Рубинштейн

и редко Пригов (чопорный речистый

и в связях осмотрительный шатен)

У них был свой салон тАУ солиднее и чище

где их портреты уже щурились со стен

Пригову я сказал (впервые у Наташи Осиповой прослушав его длинную программу) тАУ я сказал с удивлением и слегка разочарованно: ВлНо ведь это тАУ простая антисоветчина, лишь немного закамуфлированная юродством. Так или нет?В» (То есть я имел в виду: ВлА где же новая эстетика? Она тАУ блеф? симуляция?..В») Он сделал в ответ молчаливую как бы ужимку: ВлКонечно, мол, вы правы. Но не будем об этом вслух говоритьВ». У меня осталось впечатление, что он нечто утаил от меня как от профана. Но впоследствии, когда изменились идеологические установки и такие авторы как Пригов и Кибиров вышли из андерграунда на телевидение и в большие тиражи, я понял, что, пожалуй, был прав в первом схватывании: их андерграунд был поверхностным, т. е. не эстетическим, не радикальным.

В демократической обстановке истэблишмент возникает и поддерживается во многом снизу: те авторы, которые могут быть приняты читателем и раскуплены в больших тиражах (пусть даже при условии их предварительной рекламной ВлраскруткиВ») тАУ те и выходят в новый истэблишмент, который по очертаниям своего смысла, наверное, теперь совпадает (или скоро совпадёт) с понятием ВлмодаВ». Но ошибкой было бы думать, будто ВлраскрутитьВ» можно кого угодно (при наличии достаточных связей и денег): есть такие, которых массовый читатель не примет и не поймёт никогда, как бы его ни убеждали и не заманивали. И, между прочим, сейчас это не только ВлэкспериментаторыВ», но и, например, почти вся поэзия, и традиционная-то в первую очередь. Один такой литературный кружок я иногда посещаю. Я их про себя называю ВлсерьёзникамиВ». Они полагают, что новый истэблишмент весь составился из авангарда и ёрничества, которые всюду захватили власть и правят бал. Себя же рассматривают они как новый андерграунд: лишь они хранят теперь подземную, чистую струю подлинной литературы. Они наивны, но чем-то меня трогают.. тАУ своей торжественностью, Влсвященным огнём служенияВ», Влправедным гневомВ», Влболью за судьбу великой литературыВ». Они чётко опознают тех, кто по ту сторону границы, но совершенно не видят другие, рядом лежащие точки андерграунда. тАУ Да, большая публика будет проглатывать Кибирова, Виктора Ерофеева, Лимонова, Пелевина так же, или почти так же, как она поглощает Доценко и Маринину. В недалёком будущем, возможно, публика почувствует вкус и к Пригову, и к Сорокину.. Вкус к Рубинштейну? тАУ уже проблематично. Зато мне совершенно ясно, что никогда массовый читатель не заинтересуется, например, Всеволодом Некрасовым, Михаилом Сухотиным, Светой Литвак, Сергеем Бирюковым, Ры Никоновой тАУ и многими другими, именно теми, с кем я продолжаю немой напряжённый диалог всякий раз как сам берусь что-то прикинуть на бумаге.

На этом можно было бы благополучно закончить, если поставить себе целью умолчать кое о чём более важном ( тАУ отвернуться от него, нарочно постараться не заметить).. Но моя цель иная: я бы лучше всё предыдущее зачеркнул, а оставил бы только вот что. тАУ

До сих пор речь шла об андерграунде, так сказать, сиюминутном и преходящем. Но ведь есть же андерграунд вечный, в который рано или поздно попадают все: это смерть, земля, могила, забвение. тАУ Смерть всех равняет: богатого с нищим, умного с дураком, учёного с невеждой, гения с бездарностью. И вот нынешняя читающая публика равным образом не читает и не желает знать ни всемирно-модного когда-то Максима Горького, ни его современника, тихого и утонченного маргинала Константина Вагинова.. Но, с другой стороны, ведь известно, что Влу Бога нет мертвецовВ». Так и в архиве человеческой культуры тАУ все живы, все присутствуют, каждому отводится клеточка, наподобие ячейки в колумбарии. Зависит ли величина этой клеточки от того, насколько литератор был известен и признан при жизни? Это вопрос сложный. Первоначально, конечно, зависит, но потом.. В архиве часто происходят ревизии, которые иногда радикально изменяют способ ранжирования ценностей.. Хотя эти ревизии в меньшей степени затрагивают ценности более удалённые по времени.. Так что угадать трудно. Единственное, что можно здесь заметить, это что раньше архивирование было не очень надёжным и зависело от многих случайностей, перед которыми ВландерграундВ», разумеется, был более уязвим, чем ВлистэблишментВ». Например, группа поэтов, включавшая Катулла (группа, несомненно, ВландерграундоваяВ» для своего времени) исчезла вся и почти бесследно. Один Катулл сохранился благодаря случайности в единственном экземпляре, тАУ а ведь он, по-видимому, не был даже лидером этой группы..

В Новое время надёжность архивирования возросла во много раз. Кроме того, сейчас, благодаря компьютерным технологиям, колоссально расширился ресурс памяти, тАУ и можно, пожалуй, архивировать всё подряд без особого отбора. Ещё компьютер облегчает и доступ к информации, а потому отпадает необходимость единого ранжирования ценностей: вместо него появляется множество виртуальных ценностных иерархий (что, кстати, соответствует разрозненным эстетическим кружкам, то есть сплошному андерграунду). Лет через двадцать-тридцать, быть может, никакого приоритета ни у кого в архиве не будет, тАУ все получат одинаковые, стандартные ячейки..

Поэтому мы, сегодняшние маргиналы и графоманы, с надеждой смотрим в потустороннее завтра: нас примет в объятия вечная память, которая сотрёт знаки различия между маршалами, солдатами и дезертирами.

Вместе с этим смотрят:

"Ave Maria" Шуберта

"Quo vadis": проекцiя на сучаснiсть

"Болеро" Равеля

"Звезды" немого кино и русская мода 1910-х годов

"Кащей Бессмертный". Аналитический этюд