Внутренняя речь

На протяжении всей истории психологических исследований мышления и речи проблема связи между ними привлекала к себе повышенное внимание. Предлагаемые ее решения были самыми разными тАФ от полного разделения речи и мышления и рассмотрения их как совершенно независимых друг от друга функций и столь же однозначного и безусловного их соединения, вплоть до абсолютного отождествления.

Многие современные ученые придерживаются компромиссной точки зрения, считая, что, хотя мышление и речь неразрывно связаны они представляют собой как по генезису, так и по функционированию относительно независимые реальности. Главный вопрос, который сейчас обсуждают в связи с данной проблемой,тАФэто вопрос характере реальной связи между мышлением и речью, об их генетических корнях и преобразованиях, которые они претерпевают в процессе своего раздельного и совместного развития, вопрос о внутренней речи.

Значительный вклад в решение этой проблемы внес Л. С. Выготский. Слово, писал он, так же относится к речи, как и к мышлению. Оно представляет собой живую клеточку, содержащую в самом простом виде основные свойства, присущие речевому мышлению н целом. Слово тАФ это не ярлык, наклеенный в качестве индивидуального названия на отдельный предмет. Оно всегда характеризует предмет или явление, обозначаемое им обобщенно и, следовательно, выступает как акт мышления.

Глава 1. Соотношение мышления и речи.

ВлСловотАФэто средство общения, поэтому оно входит в состав речи. Будучи лишенным значения, слово уже не относится ни к мысли, ни к речи; обретая свое значение, оно сразу же становится органической частью и того и другого. Именно в знаВнчении слова, говорит Л. С. Выготский, завязан узел того единства, которое именуется речевым мышлениемВ».¹

Однако мышление и речь имеют разные генетические корни. Первоначально они выполняли различные функции и развивались отдельно. Исходной функцией речи была коммуникативная функция. Сама речь как средство общения возникла в силу необходимости разделения и координации действий людей в процессе совместного труда. Вместе с тем при словесном общении содержание, переВндаваемое, речью, относится к определенному классу явлений и, слеВндовательно, уже тем самым предполагает их обобщенное отражение, т. е. факт мышления. Вместе с тем такой, например, прием общеВнния, как указательный жест, никакого обобщения в себе не несет и поэтому к мысли не относится.

В свою очередь есть виды мышления, которые не связаны с речью, например, наглядно-действенное, или практическое, мышление у жиВнвотных. У маленьких детей и у высших животных обнаруживаются своеобразные средства коммуникации, не связанные с мышлением. Это выразительные движения, жесты, мимика, отражающие внутренВнние состояния живого существа, но не являющиеся знаком или обобщением. В филогенезе мышления и речи отчетливо вырисовыВнвается доречевая фаза в развитии интеллекта и доинтеллектуальная фаза в развитии речи.

Л. С. Выготский полагал, что в возрасте примерно около 2 лет, т. е. в том. который Ж. Пиаже обозначил как начало следующей за сенсомоторным интеллектом стадии дооперационного мышления, в отношениях между мышлением и речью наступает критический переломный момент: речь начинает становиться интеллектуализированной, а мышление тАФ речевым.

Признаками наступления этого перелома в развитии обеих функВнций являются быстрое и активное расширение ребенком своего словарного запаса (он начинает часто задавать взрослым вопрос: как это называется?) и столь же быстрое, скачкообразное увеличение коммуникативного словаря. Ребенок как бы впервые открывает для себя символическую функцию речи и обнаруживает понимание того, что за словом как средством общения на самом деле лежит обобщеВнние, и пользуется им как для коммуникации, так и для решения задач. Одним и тем же словом он начинает называть разные предметы, и это есть прямое доказательство того, что ребенок усваиВнвает понятия. Решая какие-либо интеллектуальные задачи, он начиВннает рассуждать вслух, а это, в свою очередь, признак того, что он использует речь уже и как средство мышления, а не только общения. Практически доступным для ребенка становитсяВ» значение слова как таковое.

Но эти факты есть признаки только лишь начала настоящего усвоения понятий и их использования в процессе мышления и в речи Далее этот процесс, углубляясь, продолжается еще в течение достаточно длительного времени, вплоть до подросткового возраста. Настоящее усвоение научных понятий ребенком происходит относительно поздно, примерно к тому времени, к которому Ж. Пиаже от стадию формальных операций, т. е. к среднему возрасту от 11тАФ12 до 14тАФ15 лет. Следовательно, весь период развития понятийного мышления занимает в жизни человека около 10 лет. Все эти интенсивной умственной работы и учебных занятий уходят на усвоение ребенком важнейшей для развития как интеллекта, так и всех других психических функций и личности в целом категории

понятия.

ВлПервое слово ребенка по своему значению как целая фраза. То, что взрослый выразил бы в развернутом предложении, ребенок передает одним словом. В развитии семантической (смысловой) стороны речи ребенок начинает с целого предложения и только затем переходит к использованию частых смысловых единиц, так и как отдельные слова. В начальный и конечный моменты развитие семантической и физической (звучащей) сторон речи идет разными как бы противоположными путями. Смысловая сторона речи разрабаВнтывается от целого к части, в то время как физическая ее сторона развивается от части к целому, от слова к предложениюВ».²

Грамматика в становлении речи ребенка несколько опережав логику. Он раньше овладевает в речи союзами Влпотому чтоВ», Влнесмотря наВ», Влтак какВ», ВлхотяВ», чем смысловыми высказываниями соответствующими им. Это значит, писал Л. С. Выготский, что движение семантики и звучания слова в овладении сложными синтаксическими структурами не совпадают в развитии.

Еще более отчетливо это несовпадение выступает в функционировании развитой мысли: далеко не всегда грамматическое и логическое содержание предложения идентичны. Даже на высшем уровне развития мышления и речи, когда ребенок овладевает понятиями, происходит лишь частичное их слияние.

ВлОчень важное значение для понимания отношения мысли к слову имеет внутренняя речь. Она в отличие от внешней речи обладаВнет особым синтаксисом, характеризуется отрывочностью, фрагменВнтарностью, сокращенностью. Превращение внешней речи во внутренВннюю происходит по определенному закону: в ней в первую очередь сокращается подлежащее и остается сказуемое с относящимися к нему частями предложенияВ».³

Основной синтаксической характеристикой внутренней речи является предикативность. Ее примеры обнаруживаются в диалогах хорошо знающих друг друга людей, Влбез словВ» понимающих, о чем идет речь в их ВлразговореВ». Таким людям нет, например, никакой необходимости иногда обмениваться словами вообще, называть предмет разговора, указывать в каждом произносимом ими предложении или фразе подлежащее: оно им в большинстве случаен и так хорошо известно. Человек, размышляя во внутреннем диалоге, который, вероятно, осуществляется через внутреннюю речь, как бы общается с самим собой. Естественно, что для себя ему тем более не нужно обозначать предмет разговора.

Основной закон развития значений употребляемых ребенком в общении слов заключается в их обогащении жизненным индивиВндуальным смыслом. Функционируя и развиваясь в практическом мышлении и речи, слово как бы впитывает в себя все новые смыслы. В результате такой операции смысл употребляемого слова обогащается разнообразными когнитивными, эмоциональными и друВнгими ассоциациями. Во внутренней же речи тАФ и в этом состоит ее главная отличительная особенность тАФ преобладание смысла над значением доведено до высшей точки. Можно сказать, что внутренВнняя речь в отличие от внешней имеет свернутую предикативную форму и развернутое, глубокое смысловое содержание.

Еще одной особенностью семантики внутренней речи является агглютинация, т. е. своеобразное слияние слов в одно с их сущестВнвенным сокращением. Возникающее в результате слово как бы обогащается двойным или даже тройным смыслом, взятым по отВндельности от каждого из двух-трех объединенных в нем слов. Так, в пределе можно дойти до слова, которое вбирает в себя смысл целого высказывания, и оно становится, как говорил Л. С. ВыготВнский, Влконцентрированным сгустком смыслаВ». Чтобы полностью пеВнревести этот смысл в план внешней речи, пришлось бы испольВнзовать, вероятно, не одно предложение. Внутренняя речь, по-видиВнмому, и состоит из подобного рода слов, совершенно непохожих по структуре и употреблению на те слова, которыми мы пользуемся в своей письменной и устной речи. Такую речь в силу названных ее особенностей можно рассматривать как внутренний план речеВнвого мышления. Внутренняя речь и есть процесс мышления Влчистыми значениямиВ».

А. Н. Соколов показал, что в процессе мышления внутренняя речь представляет собой активный артикуляционный, несознаваемый процесс, беспрепятственное течение которого очень важно для реалиВнзации тех психологических функций, в которых внутренняя речь принимает участие. В результате его опытов со взрослыми, где в процессе восприятия текста или решения арифметической задачи им предлагалось одновременно вслух читать хорошо выученные стихи или произносить одни и те же простые слоги (например, Влба-баВ» или Влля-ляВ»), было установлено, что как восприятие текстов, так и решение умственных задач серьезно затрудняются при отВнсутствии внутренней речи. При восприятии текстов в данном случае запоминались лишь отдельные слова, а их смысл не улавливался. Это означает, что мышление в ходе чтения присутствует и обязаВнтельно предполагает внутреннюю, скрытую от сознания работу артикуляционного аппарата, переводящего воспринимаемые значения в смыслы, из которых, собственно, и состоит внутренняя речь.

Еще более показательными, чем со взрослыми испытуемыми, оказались подобные опыты, проведенные с младшими школьниками. У них даже простая механическая задержка артикуляции в процессе умственной работы (зажимание языка зубами) вызывала серьезВнные затруднения в чтении и понимании текста и приводила к грубым ошибкам в письме.

Письменный текст тАФ это наиболее развернутое речевое высказыВнвание, предполагающее весьма длительный и сложный путь умственВнной работы по переводу смысла в значение. На практике этот переВнвод, как показал А. Н. Соколов, также осуществляется с помощью скрытого от сознательного контроля активного процесса, связанного с работой артикуляционного аппарата.

Промежуточное положение между внешней и внутренней речью занимает эгоцентрическая речь. Это речь, направленная не на партВннера по общению, а на себя, не рассчитанная и не предполагающая какой-либо обратной реакции со стороны другого человека, присутстВнвующего в данный момент и находящегося рядом с говорящим. Эта речь особенно заметна у детей среднего дошкольного возраста, когда они играют и как бы разговаривают сами с собой в процессе игры.

Элементы этой речи можно встретить и у взрослого, который, решая сложную интеллектуальную задачу, размышляя вслух, произВнносит в процессе работы какие-то фразы, понятные только ему самому, по-видимому, обращенные к другому, но не предполагающие обязательного ответа с его стороны. Эгоцентрическая речь тАФ это речь-размышление, обслуживающая не столько общение, сколько само мышление. Она выступает как внешняя по форме и внутренняя по своей психологической функции. Имея свои исходные корни во внешней диалогической речи, она в конечном счете перерастает во внутреннюю. При возникновении затруднений в деятельности человека активность его эгоцентрической речи возрастает.

ВлПри переходе внешней речи во внутреннюю эгоцентрическая речь постепенно исчезает. На убывание ее внешних проявлений следует смотреть, как считал Л. С. Выготский, как на усиливающуюся абстракцию мысли от звуковой стороны речи, что свойственно речи внутренней. Ему возражал Ж. Пиаже, который полагал, что эгоВнцентрическая речь тАФ это рудиментарная, пережиточная форма речи, перерастающая из внутренней во внешнюю. В самой такой речи он видел проявление несоциализированности, аутизма мысли ребенВнкаВ».⁴
Постепенное исчезновение эгоцентрической речи было для него признаком приобретения мыслью ребенка тех качеств, которыми обладает логическое мышление взрослого. Спустя много лет познакоВнмившись с контраргументами Л. С. Выготского, Ж. Пиаже признал правильность его позиции.

Глава 2. Внутренняя речь и процессы грамматического порождения высказывания.

Все гипотезы имеют своей предпосылкой то общее понимание процессов порождения речи, которое свойственно современной психологии и в частности - школе Л.С.Выготского, а также другому направлению в физиологии высшей нервной деяВнтельности, которое связано с именем Н.А. Бернштейна. Впрочем, они принципиально не противоречат и некоторым другим теориям речеВнвой деятельности (речевого поведения) и, как можно далее видеть, опираются частично на материалы, накопленные в рамках таких теоВнрий.

ВлВнутренняя речь, внутреннее проговаривание и внутренВннее программирование речевого высказывания суть три разных псиВнхологических процесса, сходных, но не идентичныхВ».⁵

Внутреннее проговаривание ("внешняя речь про себя", по определению П.Я.Гальперина) есть скрытая физиологическая активВнность органов артикуляции, возникающая в определенных случаях и имитирующая в большей или меньшей степени процессы, происхоВндящие при реальном говорении. Оно связано с двумя видами ситуаВнций:

а) восприятие речи - согласно "моторной" теории восприяВнтия; однако есть основания полагать, что не всякое восприятие речи осуществляется по схеме, предлагаемой "моторной" теорией;

б) протекающие в развернутой (неавтоматизованной) форме умстВнвенные действия. В первой из этих ситуаций внутреннее проговаривание осуществляется вне внутренней речи как таковой и вообще вне "глубинных" психических процессов. Как показывают опыты А.Н.Соколова, Вл. мы можем занять речедвигательнйй аппарат посторонВнней деятельностью и в то же время обеспечить достаточно адекВнватное понимание и воспроизведение слышимого текста. Во втоВнрой из этих ситуаций внутреннее проговаривание сопровождает внутреннюю речьВ».⁶

Внутренняя речь есть речевое действие, перенесенное "вовнутрь". Она в типичном случае возникает в ситуации решения задачи. Внутренняя речь может сопровождаться внутренним проговариванием (в достаточно сложных типах заданий), но это - совершенно не обязательно условие. Внутренняя речь может быть "представлена" в говорении и отдельными "намеками", операций речедвигательными признаками слов и словосочетаний.

Строго говоря, в тех случаях, когда внутренняя речь максиВнмально приближена к развернутой, дискурсивной речи, она чаще всего сопровождается прогорвариванием. Это - один "полюс". ВтоВнрой "полюс" " это максимально свернутая внутренняя речь, прибВнлиженная в простому пониманию речи. Она, по имеющийся данным, менее всего связана с проговариванием. Логическое заверение этого ряда - переход речевого высказывания в разряд первосигВннальных раздражителей и полное выпадение промежуточного звена или звеньев, но это уже нас не интересует.

Внутреннее программирование речевого высказывания есть неосознаваемое построение некоторой схемы, на основе которой в дальнейшем порождается речевое высказывание. Такое програмВнмирование, по-видимому, может быть двух типов:

а) программирование конкретного высказывания,

б) программирование речевого целого.

ВлПервое осуществляется, так сказать, на одно высказываВнние вперед, второе - на более длительный срокВ» Является ли втоВнрое продолжением, развитием, обобщением первого? - Это требует специального исследованияВ».⁷

ВлГоворя о внутреннем программировании, мы имеем в виду программирование речевого высказывания, но отнюдь не поведения (деятельности) в целом, хотя на программирование речи в принципе распространяются общефизиологические закономерности программирования. С другой стороны, следует сразу же оговориться, что мы не берем весь мыслительно-речевой акт, так сказать, отсекая его Влчисто мыслительныеВ» звенья и начиная исследование с того места, где начинается ВлпереливаниеВ» мысли в словоВ».⁸

Что должно отражаться в схеме высказывания? По-видимоВнму то, что не будет автоматически реализоваться при порождении речи, что не заложено в правилах порождения любого высказываВнния на данном языке, то есть индивидуальная характеристика именно данного высказывания, позволяющая выбрать из ВллексиконаВ» соответствующие слова, а из возможных синтаксических структур -необходимую. Требуется специальное исследование, чтобы выяснить, какие характеристика предложения, и в какой форме записаны в схеме. Опираясь на соответствующие данные, можно предположить, что эта форма - агглютинативная цепь "смыслов" (в понимании этого термина А.Н.Леонтъевым), каждый из которых соответствуВнет определенной части дерева структуры предложения.

Для закрепления "смыслов" может, по-видимому, использоВнваться различный код (ср.идею "предметно-схемного кода внутренВнней речи" у Н.И.Жинкина). При этом важно осознавать, однако, что единица такого кода двусторонняя, то, что закрепляется, постоянно и не зависит от характера кода; то, как закрепляется переменно и может варьироваться в очень широких пределахВ»

В порядке гипотезы можно также предположить, что именно на этапе "схемы" осуществляется влияние внеструктурных фактоВнров на порождение предложения.

ВлВнутренняя речь структурно стоит ближе всегда к внутреннему программированию, но их структуры не идентичны. Разница внутреннего программирования и внутренней речи - это разница промежуточного звена в процессе порождения и конечноВнго звена, или результата этого процессаВ».⁹

Таким образом, Вл тАж соотношение внутренней речи и внутренВннего программирования таково: иными словами, внутреннее программирование может разверВнтываться либо во внешнюю речь, либо во внутреннюю речь в завиВнсимости от функциональной специализации речевого высказывания и некоторых других "факторов". Речь "для себя" - это внутренняя речь, речь "для других" - внешняя, но и речь "для себя" может при определенных обстоятельствах применять структурные харакВнтеристики, свойственные внешней речиВ».¹⁰

Переход от внутренней речи к внешней осуществляется через ступень программирования. Это было бы важно экспериментально показать.

Что моделируется в экспериментах А.Р.Лурия и Л.С.ЦветкоВнвой с афатиками? Конечно же, не внутренняя речь, а именно внутреннее программирование, дефект которого отражается и в нарушении внутренней речи.

Специфическая структура программирования отражается в Влпорядке словВ» в тех случаях, когда этот порядок не ВлдеформируетсяВ» Влграмматической структурой предложения в конкретном языкВ». Такими "неграмматическими языками" являются спонтанный миВнмический язык глухонемых, автономная речь детей и обычная детВнская речь в тот момент, когда лексико-грамматические классы уже сложились, но еще отсутствует грамматическая парадигматиВнка. Все эти "языки" дают одну и ту же последовательность "членов предложения" тАУ S тАУ At тАУ O тАУ V - Ad (то есть, если иллюстрировать эту схему словами русского языка - Кот черВнный ухо почесал лениво). В связи со сказанным опять-таки встает вопрос о предикаВнтивном характере внутренней речи, - вопрос, в особенно острой форме поставленный Л.С.Выготским. Критика этого утверждения Выготского Б.Г.Ананьевым неправомерна: Б.Г.Ананьев, как и Л.И.Подольский здесь смешивает предикативность как лингВнвистическое понятие и, так сказать, психологическую предикативВнность. "Субстантивность" внутренней речи не противоречит ее предикатиэности, эти характеристики относятся а разным планам. "Ночь. Звезды," конечно, номинативные предложения; но ведь психологически мы имеем здесь нечто вроде Вл( это - ) ночьВ», Вл(это - ) звездыВ» или - Влнаступила ночьВ» (а не день), Влвидны звездыВ» (а луны не видно).

Правомерно ли говорить о предикативности программироваВнния? По-видимому, нет, ибо предикативность есть по существу своему характеристика высказывания в целом, она связана с реаВнлизацией (во внутренней или внешней речи) внутренней программы. Вероятно, предикативный характер внутренней речи есть отражение той "минимальной грамматики", которая содержится в правилах пеВнрекодирования программы во внутреннюю речь.

На этапе программирования возможен и обычно осуществляется эллипсис. Это происходит, по-видимому, в тех случаях, когда высказывание контекстуально обусловлено предшествущими высказываниями. Важно отметить, что эллипсис иметь и другое происхождение, то есть возникать за счет грамматического кодиВнрования "полной" программы.

Эллипсис на ступени программирования - это, собственно, не столько эллипсис (он коренится не в средствах выражения, а в содержании), сколько контекстуально и (или) ситуационно обусВнловленное отсутствие какого-либо компонента мысли, отражающегоВнся в структуре программирования уже вторично.

Понимание речи не есть "перевернутое" порождение. Понимание - гораздо более сложный процесс, где контекст как грамВнматический, так и семантический - играет, по-видимому, большую роль, чем при порождении, а структурные характеристики предложения - меньшую; однако эксперименты показывают, что "синВнтез" грамматической структуры предложения есть необходимый элеВнмент его понимания.

Порождение предложения осуществляется по-разному в разных типах речи. В частности, разной является доля участия программирования в порождении; если в монологической речи эта доля особенно велика, то в диалогической она сходит почти на нет. Психологические отличия диалогической речи от монологичесВнкой, однако, совершенно не изучены.

Одно и то же (лингвистически) речевое высказывание принципиально может быть порождено разными путями. В частности, следует допустить возможность наряду с программированием и дальнейшим грамматическим порождением - стохастического порожВндения элементарных высказываний. В этом случае "Грамматический План" элиминируется и всю нагрузку берет на себя "Моторный План". Учитывая парадоксальный факт, что экспериментом подВнтверждена и модель порождения по НС, и трансформационная модель, можно выдвинуть гипотезу о возможности даже для одного и того же носителя языка использовать при порождении одного и того же (лингвистически) высказывания разные модели порождения в завиВнсимости от конкретных условий.

Под углом зрения сказанного здесь интересно было бы расВнсмотреть результаты одного из экспериментов А.Н.Соколова. Его испытуемые слушали текст и одновременно произносили заученное наизусть стихотворение. При этом в памяти у них "оставался только общий, не расчлененный ВлсмыслВ». Особенно любопытно, что полностью выпадали - "текстуальные выражения", особенно даты и фамилии, одним словом, здесь, видимо, столкнулись оба пути порождения, причем стохастическое порождение осуществлялось на уровне моторной реализации, но оказало влияние на конструктивВнное порождение "встречного" высказывания на ступени семантичесВнких единиц; не получив возможности осуществить полный синтез встречного" высказывания, речевой механизм испытуемого ограниВнчился анализом, дошедшим до ступени программы. Таким образом, "собственно понимание" (не только общего смысла) оказалось неВнвозможным.

Порождение осуществляется по-разному в разных коммуВнникативных типах речи. Говоря о коммуникативных типах речи, мы имеем в виду отражение в высказывании отношений различного уровня абстракции. Так, А.Р.Лурия вслед за Сведелиусом различаВнет "коммуникацию событий" (типа собака лает) и "коммуникацию отношений" (типа Сократ - человек), причем это различение подтверждается данными об афазии. По-видимому, это тот минимум различий, который нельзя не учитывать при анализе механизмов порождения речи. Сказанное выше относительно программирования следует, очевидно, относить, прежде всего, а "коммуникации собыВнтий". Ср. тот факт, что "отвлеченные" тексты в опытах А.Н.Соколова дали совершенно другую картину, нежели изобразительные.

Программирование не зависит от языка, по крайней мере, в плане самих "смыслов", а не кода, который используется для их закрепления. Различие в порождении начинается на следующем этапе - при переходе к внешней речи, вернее, при грамматическом порождении "дерева" структуры предложения. Перевод с языка на язык есть перевод с языка на внутреннюю программу и далее - с этой программы на другой язык. Исключением является, по-видимоВнму, синхронный перевод, где внутренняя программа выступает в "разорванном" виде, - не как единая цепь смыслов, а как изолиВнрованные смыслы, тут же кодируемые в родной язык. Впрочем, синВнхронный перевод с психологической стороны исследован пока неВндостаточно (сродни лишь опыты З.А.Кочкиной).

Одним из видов вербальной памяти может быть запомиВннание программы. Так, запоминая "общее содержание" высказывания, но не сохраняя в памяти его конкретно-грамматической форВнмы, мы, видимо, оперируем именно с программой. Именно сюда отВнносятся случаи, описанные В.Гутъяром как воспроизведение "смысВнлового скелета" предложения.

Программа может быть экстериоризована (переведена во внешнюю речь) двумя способами. Один из них очевиден. Другой есть экстериоризация внутренней речи, происходящая в тех слуВнчаях, когда мы закрепляем для себя ("для памяти") внутренний план высказывания. Таким образом, изучение разного рода тезисов и конспектов (не предназначенных для других лиц) может дать нам сведения о структуре внутренней речи и опосредствованно - внутВнренней программы.

Различная степень владения тем или иным языком соотноВнсима с различными механизмами порождения высказывания, а именВнно: либо с внутренним проговариванием или внутренней речью (при недостаточном владении языком), либо непосредственно с внутренВнним программированием (при "полном" владении языком).

Возникает ряд возможностей экспериментального исВнследования Влвнутренней речиВ» и, в частности, - внутреннего проВнграммирования:

а) исследование процессов порождения спонтанной речи на родном и неродном языке; предполагается, что оба процесса имеют общее звено в виде внутреннего программирования и расхождение их начинается на следующем этапе.

б) анализ грамматических языков и процессов порождения высказывания на этих языках;

в) анализ процессов понимания. Это наименее перспективный путь по причинам, указанным выше. Однако и им нельзя пренебреВнгать;

г) анализ и экспериментальное исследование процессов переВнвода обычного и синхронного;

д) исследование процессов порождения речи при полном и неВнполном владении неродным языком, в том числе на материале готоВнвых высказываний;

е) анализ экстериоризованной внутренней речи (тезисов, кон-спектов, записей);

ж) исследование вербальной памяти определенного типа;

з) анализ случаев нарушения механизма порождения на разных этапах и, прежде всего, - афазических нарушений;

и) анализ генезиса внутренней речи и программирования у ребенка;

ж) собирание случаев неправильного (в смысле порядка слов и грамматических классов) порождения высказывания на неродном языке, особенно в случаях речи иностранцев на русском языке.

Глава 3. Кодовые переходы во внутренней речи.

Известно, что Влконцепцию полного совпадения языка и мышления фактически осуществить не удалось. Наоборот, было показано, что струкВнтура суждения как единица мышления не совпадает со структурой предВнложения как единицей языка. Отрицательный ответ только усложняет "проблему, так как остается в силе положение о том, что всякое средство должно соответствовать цели. Поиск соответствий между языком и мышлеВннием продолжался. Получившийся вывод поучителен. В настоящее время почти единодушно признается, что интонация выполняет синтаксическую функцию. А так как предикат суждения маркируется в предложении при помощи интонации (логическое ударение), то интонация была признана тем дополнительным языковым средством, при помощи которого снова восстанавливается соответствие языка и мышленияВ».¹¹
При таком подходе мышление фактически переводят в систему языковых средств и называют, например, логико-грамматическим уровнем (или слоем) языка (поскольку, в частности, о субъекте и предикате суждения можно узнать, только изучая тексты и средства языка). Тем самым экстралингвистическнй факт превращен в лингвистический, а решаемая проблема, по сути дела, сниВнмается. Однако при этом подходе поучителен и положительный результат, позволяющий рассматривать суждение в аристотелевском смысле не как модель процесса мышления, а как форму изложения мысли, т. е. как средВнство языка.

Представление о том, что аристотелевская логика относится к плану выражения, а не выражаемого, не ново, но вся острота этого положения обнаруживается в наибольшей мере при постановке проблемы мышления и языка. Оказывается, что при обсуждении этой проблемы во все времена и при разнообразных ее решениях происходила незаметная подмена поВннятий. Мышление рассматривалось, то как, экстралингвистичоский факт, то как логико-грамматический слой языка, обнаруживаемый лингвистиВнческими методами. Проблема становилась неопределенной, так как остаВнвалось неясным, что называть мышлением и что языком.

По мнению Н.И. Жинкина, можно решить этот вопрос формально и избежать Влучетверения терминовВ». Все то, что относится к плану выражения, т. е. самые средства выраВнжения, будем называть языком.

Язык рассматривается как система знаковых противопоставлений.

Добавление или удаление хотя бы одного из средств выражения (знака или правила связи знаков) составит новый язык. Выбор означаемого и пеВнредача этой выборки партнеру образуют сообщение. В таком случае мышлением может быть названа деятельность, осуществляющая эту выборку.

В некоторых случаях легко обнаруживается полный параллелизм языВнка и мышления. Представим себе язык, состоящий из ограниченного числа только имен. В таком языке будет однозначное соответствие между каждым именем и актом называния. Даже если усложнить язык, кроме имен ввести другие разряды слов и добавить какие-либо правила, но оставить фиксированность языка, т. е. прекратить генерацию языковых средств, соВнхранится полное соответствие языка и мышления. Это распространяется на всякий мертвый язык: вследствие конкретной единичности контекстных значений мертвый язык всегда будет содержать конечное число выскаВнзываний. Живой человеческий язык не фиксирован. Посредством ограниченного числа языковых средств может быть высказано бесконечное мноВнжество мыслимых содержаний. Это достигается благодаря особому меВнханизму тАФ механизму мета-языка, который работает, как пульс, в кажВндом языковом акте. Всякое высказывание производится в расчете на то, что в данной ситуации оно является новым для воспринимающего партнера. Поэтому и набор языковых средств должен стать новым. В момент сообщения происходит перестройка обозначений. В отношении содержание изменяются оба ряда. Таким образом, соответствие языка и мышления обнаруживается снова. Однако в отличие от фиксированного языка, коВнторый является раз и навсегда заданным, живой язык, содержащий два звена тАФ сам язык и мета-язык,тАФ становится саморегулирующейся сиВнстемой. В этих условиях должно измениться и понятие о мышлении: его следует рассматривать как деятельность конструирования, посредством которой производится отбор, как содержания, так и языковых средств из трудно обозримого множества компонентов. Трудность решения такой задачи обнаруживается хотя бы в том, что передающий сообщение доВнбивается лишь частичного понимания у воспринимающего партнера.

Хотя каждое высказывание единично, язык в целом представляет соВнбой систему общих форм. Но если бы даже удалось полностью формалиВнзовать язык, в остатке бы оказалось все то, для чего язык существуемтАФВнречевое действие. Но именно в этом действии и обнаруживается мышлеВнние. Формализуется система языка, сам же язык приобретает жизнь в процессе реализации системы. Проблема языка и мышления как раз и относится к реализации, а не к структуре языка. Именно поэтому разные направления структурализма в лингвистике стремятся обойтись без понятия мышления.

Вообще говоря, изолированное выделение какой-либо структуры моВнжет привести к универсализму. Когда границы предметных структур не опВнределены, одна из них (например тАФ языковая система) кажется доминиВнрующей, и тогда неизбежно возникает антиномия. Действительно, возможВнны два вывода тАФ как тот, что знаковая система определяет мышление, так и тот, что мышление определяет знаковую систему. Знаки конвенВнциональны, а их система определяется лишь внутренними, формальными критериями. Поэтому языков может быть много и каждый из них будет ВлвыбиратьВ» в обозначаемом то, что в состоянии выразить данная знакоВнвая система. Это и значит, что язык определяет мышление. Но, с другой стороны, как только язык начинает применяться, на конвенциональность его знаков накладываются сильные ограничения: хотя знак и можно заВнменить другим, но если такой знак уже создан, то именно потому, что он конвенционален, его лучше сохранить. Фактически оказывается, что знаВнки языка живут своей жизнью и сопротивляются произвольным заменам. Но самое существенное состоит в том, что язык, давая возможность выраВнзить бесконечно много мыслимых содержаний, не может выполнять эту роль без интерпретаций. В то же время из природы отношения язык-содержание вытекает, что не может быть задано никакой содержательной интерпретаВнции бессодержательной знаковой системе языка. Это значит, что интерВнпретация привносится со стороны и что мышление определяет язык. В результате, таким образом, проблема о соотношении мышления и языка продолжает оставаться нерешенной.

ВлПри решении обсуждаемой проблемы в течение всего, вообще говоря, плодотворного периода развития языкознания от логицизма и психолоВнгизма до структурализма допускался один промах тАФ по характеру проВнблемы надо было от лингвистики перешагнуть в экстралингвистическую область, но это не было сделано. В одном случае были смешаны логика и грамматика, в другом тАФ грамматика впитала в себя логику, в третьем тАФ от языка отторгалось всякое содержание. Во всех случаях лингвистика оставалась в изоляцииВ».¹²

Та экстралингвистическая область, которую следовало привлечь при исследовании обсуждаемой проблемы,тАФэто мышление, но не его логиВнческие формы, а самый процесс мышления, т. е. явление психологическое (так называемый психологизм в лингвистике не имел никакого отношения, к предмету психологической науки). Если же лингвистика и психология откажутся от исследования реального процесса мышления, они понесут весьма значительную потерю тАФ выпадает сам говорящий человек, его речь. До недавнего времени говорящий человек был вне поля зрения, как психологии, так и лингвистики. Исследуя историю и современную систеВнму данного национального языка, лингвистика оставляет вопрос о том, как реализуется эта система, как говорят на этом языке люди. Это относится ко всем аспектам языка.

Применение элементарных принципов общей теории коммуникации позволяет целиком отклонить индивидуалистическую концепцию мышлеВнния. Прежде всего, очевидно, что индивид раньше должен усвоить мысли, созданные множеством людей предшествующих поколений, и только

Вместе с этим смотрят:

Methods of teaching speech

Modern technologies in teaching FLT

University of Cambridge

WEB-дизайн: Flash технологии

РЖiрархiчна структура управлiння фiзичною культурою i спортом в Хмельницькiй областi у м. КамтАЩянець-Подiльському