Анализ стихотворения О.Э. Мандельштама "Внутри горы бездействует кумиртАж"

ВлВнутри горы бездействует кумиртАжВ»

Внутри горы бездействует кумир

В покоях бережных, безбрежных и счастливых,

А с шеи каплет ожерелий жир,

Оберегая сна приливы и отливы.

Когда он мальчик был и с ним играл павлин,

Его индийской радугой кормили,

Давали молока из розоватых глин

И не жалели кошенили.

Кость усыпленная завязана узлом.

Очеловечены колени, руки, плечи,

Он улыбается своим тишайшим ртом,

Он мыслит костию и чувствует челом

И вспомнить силится свой облик человечий.


Анализ стихотворения О. Э. Мандельштама

ВлВнутри горы бездействует кумиртАжВ»

Белов Андрей (Череповец)

Стихотворение было написано в период с 10-го по 26-е декабря 1936-го года, т. е. оно входит во Влвторую воронежскую тетрадьВ», создававшуюся О. Э. Мандельштамом в исключительно тяжелых условиях и ставшую одной из лучших книг (так тАУ книгой тАУ назвал ее Б. Л. Пастернак) поэта. (По воспоминаниям Н. Штемпель, Мандельштам, будучи в Воронеже, говорил: ВлтАжесли вам есть что сказать, скажете при всех обстоятельствах и вместо десяти нудных томов напишете одинВ»[1]
.)

Текст этот интересен тем, что допускает огромное количество разнообразных, даже взаимоисключающих, интерпретаций. Можно проанализировать его имманентно, действительно как стихотворение о неком кумире, сделанном из слоновой кости, а можно, например, и такое толкование существует, увидеть здесь намек на фигуру Сталина, скрытого за кремлевскими стенами, Влв покоях бережныхВ», и пытающегося Влвспомнить свой облик человечийВ» и т.д.

Стихотворение состоит из трех строф, первые две из которых равны по своему объему (четверостишия), в последней же тАУ добавлена одна дополнительная строка (aBaaB), что сделано автором, в частности, именно для создания эффекта концовки (такой прием часто используется в финальных строфах). Задержанная во времени, завершающая стихотворение строка звучит более убедительно, тем более, что строка эта необычайно важна для смысла текста в целом (ее, метафорически говоря, вес больше веса других стихов).

Последняя строка диссонирует со всем остальным текстом, посвященным описанию, в принципе, счастливой жизни: сначала жизни бездействующего кумира, у которого Влс шеи каплет ожерелий жирВ», затем дается ретроспективное обращение к его детству (Влс ним играл павлинВ», Влего индийской радугой кормилиВ»), и вновь тАУ синхронное повествованию описание статуи (Влулыбается своим тишайшим ртомВ»). Завершающая же строка как бы сбивает читателя с толку: для нас так и остается непонятным, доволен кумир своею бездеятельной жизнью или нет, почему он Влвспомнить силится свой облик человечийВ»? По всей видимости, у кумира никогда человеческого облика и не было (детство его тАУ это детство статуи: ему Влдавали молока из розоватых глинВ», Влне жалели кошенилиВ»), но опять же неясно, как эта черта его характеризует: придает она трагический оттенок стихотворению, или, возможно, сатирический? В тексте прямого ответа на данный вопрос мы не найдем.

С точки зрения ритмики стихотворение также достаточно интересно. Оно написано ямбом, преимущественно шестистопным, однако строгой заданности количества стоп в строке в нем нет, размер стиха меняется: 1. 5656; 2. 6564; 3. 66666. Среднее количество языковых ударений на строку тАУ четыре, т. е. в стихотворении имеется большое количество пиррихиев, и в целом оно, конечно, несколько тяготеет к акцентной системе (хотя это лишь тяготение, не более).

Язык стихотворения тАУ очень насыщенный, образные. Автор использует метафорические эпитеты (Влпокои бережныеВ»), метафоры (Вложерелий жирВ», Влсна приливы и отливыВ»), необычно яркие сочетания слов, позволяющие ему многократно усилить эстетическое воздействие на читателя (Влкость усыпленная завязана узломВ» и др.).

Стихотворение ВлВнутри горы бездействует кумиртАжВ», безусловно, является одним из шедевров О. Э. Мандельштама и одной из загадок его творчества, причем загадка эта, на самом деле, заключается, в большей мере, не в идейном содержании текста и не в его творческой истории, тоже по-своему интересных (о чем было сказано выше), но в пластике и совершенстве поэтического языка О. Э. Мандельштама, точнее тАУ в удивительном и таинственном для нас способе достижения этих пластики и совершенства, в том впечатлении, которое за их счет создается.

Вместе с этим смотрят:


"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)


"Донские рассказы" Михаила Шолохова


"Живопись слова" в японской поэзии


"Записки из подполья" как исток философии экзистенциализма Ф.М. Достоевского


"Подпольный человек" Ф.И. Достоевского