Жанровая специфика литературной сказки

20-30-е гг. в советском искусстве ознаменовались активными поисками новых путей. Литература для детей в целом повторяет линию движения взрослой литературы. Родоначальниками советской детской литературы считают М. Горького, К. Чуковского, Маршака. В детские издательства и журналы после революции приходит много ярких, талантливых людей, чье творчество предопределило развитие детской литературы вплоть до нашего времени. Среди них писатели и ВлвзрослыеВ», и исключительно ВлдетскиеВ»: Горький, А. Толстой, Пришвин, Паустовский, Гайдар, Житков, Маяковский, Хармс и др. Своими истоками новая литература для детей уходила в русскую и зарубежную классику, в устное народное творчество.

Автор данной работы полагает, что литература для детей проходит свой путь развития, согласованный с общим литературным процессом, хотя и не с абсолютной точностью: она то надолго отстает, то вдруг опережает взрослую литературу. Произведения детской литературы должны быть высочайшего качества: ВлНе забывайте, что поэзия для маленьких должна быть и для взрослых поэзиейВ».

Для написания данной курсовой работы автор ставит перед собой следующие задачи, которые будут раскрыты в работе: определить жанровую специфику литературной сказки, отметить особенности литературного процесса 20-30-х гг., которые оказали влияние на развитие детской литературы, выявить новаторство и традиции сказок Чуковского, Олеши, Шварца. Цель работы тАУ как можно глубже и обоснованнее реализовать данные задачи.

Нельзя не согласиться с Петровским М.С., который в своей монографии ВлКорней ЧуковскийВ» отмечал, что Влпо наблюдениям Чуковского, ребенок жаждал именно энергичной, веселой, героической, со счастливым, мажорным концом, вселяющим уверенность в неизбежную победу добра над злом сказкиВ». Чуковской разделял мысль Горького о том, что для детского чтения необходимы произведения фольклора, русской и зарубежной классики. Он был уверен, что фольклор поможет развить в детях воображение, стремление воплотить в жизнь лучшие помыслы человечества.

Исследователь творчества Олеши Перцов В.О. в своей монографии ВлМы живем впервыеВ» полагал, что Влочень мало было авторов, писавших сказки. Поэты этого рода тАУ действительно редкое и удивительное явление. Здесь не может быть подделки, здесь поэзия и выдумка тАУ первоклассны, здесь индивидуальность автора исключительнаВ».

Думается, что Е.Л. Шварц открыл в себе вначале талант сказочника именно для детей, а лишь спустя время он оформился как сказочник для взрослых в своих ВлвзрослыхВ» пьесах.

Цимбал С.Л. В монографии ВлЕвгений ШварцВ» отмечал, что ВлШварц учился трудному искусству увлекательно, остро и неожиданно рассказывать ребятам о самых сложных, а иногда и противоречивых явлениях действительности. Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы сказать во всю силу о том, что ты думаешьВ».

Автор данной работы считает, что именно благодаря сказке ребенок овладевает навыками взрослой жизни, распознает критерии добра и зла, стремится воплотить в жизнь свои мечты и желания.

1. Жанровая специфика литературной сказки

Литературная сказка как отдельное литературное явление выделилась еще в прошлом столетии и Влдавно стала полноправным литературным жанромВ» [35, с. 20]. Она находится на стадии активного развития, однако до сих пор не существует четкого понимания ее жанрового своеобразия.

Ситуация с трактовкой понятия Вллитературная сказкаВ» может быть кратко представлена так: сказки бывают разные, Влно в наукетАждо сих пор не создано единой классификацииВ» [34, с. 3]. Уже в течение долгого времени многие исследователи обращают внимание на данную проблему и пытаются разрешить ее различными способами. Существует большое количество определений литературной сказки как жанра, условно их можно поделить на два типа. Первый тип определений представляет собой перечисление отдельных характеристик, которые обычно присущи литературной сказке (см. пример 1), но в конкретных произведениях данные характеристики могут частично отсутствовать. Такого рода определения довольно громоздки и неприменимы ко всем литературным сказкам. Второй тип (пример 2) тАУ это попытка обобщенного универсального определения. Но такой формулировки, которая устроила бы всех исследователей, пока нет.

Вот примеры:

1) Литературная сказка тАУ авторское, художественное или поэтическое произведение, основанное либо на фольклорных источниках, либо придуманное самим писателем, но в любом случае подчиненное его воле. Произведение преимущественно фантастическое, рисующее чудесные приключения вымышленных или традиционных сказочных героев и в некоторых случаях ориентированное на детей; произведение, в котором волшебство, чудо играет роль сюжетообразующего фактора, помогает охарактеризовать персонажей [10, с. 6].

2) Литературная сказка тАУ такой жанр литературного произведения, в котором в волшебно-фантастическом или аллегорическом развитии событий, и, как правило, в оригинальных сюжетах и образах в прозе, стихах или драматургии решаются морально-поэтические или эстетические проблемы [72, с. 177].

Данные определения лишь частично отражают отличительные черты жанра литературной сказки.

В настоящий момент невозможно дать определение литературной сказки в отрыве от других фантастических жанров, имеющих общие корни: фантастическое, сказочное в литературе берет начало в фольклорной сказке. Игнорирование этого факта приводит к искажению сущности жанра литературной сказки как такового: Влсовременная сказка оторвалась от своих фольклорных корней, и все-таки они могут быть прослежены, без них нет сказочного жанраВ» [2, с. 169]. Приведем в качестве примера одно из предложенных определений литературной сказки: ВлЛитературной сказкой мы будем называть такое произведение, в котором изображены события, персонажи или ситуации, с помощью определенных приемов выходящие за пределы наблюдаемого мира в волшебный, ВлвторичныйВ» мирВ» [50, с. 32]. И именно этот ВлвторичныйВ», или сказочный, мир Влформирует основу волшебной сказки, которая, в свою очередь, передала ее более молодым фантастическим жанрам, таким, как литературная сказка, научная фантастика или фэнтези. ВлВ волшебной сказке необычайное не выводится за рамки системы тАУ оно эти рамки образуетВ». [30, с. 12]. Сравним: Влодна из самых специфических черт современной литературной сказки тАУ атмосфера Влсказочной реальностиВ», то есть растворенности ВлчудаВ», его нормативности при полной ирреальности, поддерживаемой художественными приемами, создающими Влиллюзию достоверностиВ» [27, с. 81].

Зачастую авторы сказок изначально применяют традиционные, иногда несколько видоизмененные ВлштампыВ» зачина сказки, например: ВлВ старину было дело: и тогда жили людиВ» [42, с. 387]; Влжила в одной деревне крестьянка, вдоваВ» [42, с. 438], т.е с первых строчек произведений в права вступает волшебный ирреальный мир. Хотя это совсем не обязательно, и действие сказки может начинаться совершенно обыденно, как, например, в ВлПесочных часахВ» В. Каверина: ВлВ пионерском лагере появился новый воспитательВ» [18, с. 3]. Однако уже в следующем предложении автор начинает интриговать читателя, говоря: ВлНичего особенного, обыкновенный воспитательВ». Подчеркнутая ВлобыкновенностьВ» героя незамедлительно делает его необыкновенным, и читатель уже настроен на то, что речь пойдет не об обычном летнем лагере, а о чем-то особенном. К этому конкретному случаю можно было бы применить формулу Влопределенного приемаВ».

Таким образом, приведенное выше определение литературной сказки не отражает специфических жанровых особенностей авторской сказки и не обозначает ее онтологической связи с предшественницей народной сказкой.

Зачастую при определении жанра литературной сказки ее почти полностью отождествляют с фольклорной сказкой: ВлПри жанровой дифференциации, которая свойственна в одинаковой мере фольклору и литературе, есть некоторые жанры, общие для той и другой разновидности поэтического искусства. Различие зафиксировано терминологически лишь добавлением слова ВллитературнаяВ». [4, с. 67]

Давно известно, что литературная сказка тАУ жанр синтетический, впитавший в себя как черты народного фольклора, так и элементы литературных жанров. Тезис Вллитературная сказка восприняла народную в совокупности, во всех ее жанровых разновидностяхВ» [4, с. 71] не вызывает сомнения. И ВллитературатАжкоторая в наши дни все больше вытесняет из народного быта сказку, сама без нее обойтись не можетВ» [35, с. 8], т.к. Влсказка сама литературе пример в самих принципах организации и создания гротескного мира, и литература воспользовалась этим, создав уже целую сеть гротесков, начиная от некоторых литературных сказок и кончая произведениями реалистического плана, где искусно обыгрывается сама идея создания особого мира фантастического в своей реальности и реального в невероятных переплетениях фантастическогоВ» [4, с. 71-72].

Некоторым исследователям это дало повод фактически отождествлять два различных жанра: в качестве квинтэссенции такого подхода можно привести пример, сформулированный. М.Н. Липовецким: ВлЛитературная сказка тАУ это в принципе то же самое, что фольклорная сказка, но в отличие от народной литературная сказка создана писателем и поэтому несет на себе печать неповторимой творческой индивидуальности автораВ» [24, с. 3].

Такое упрощение недопустимо, т.к. литературная сказка как авторское произведение имеет ряд структурных отличительных особенностей, не свойственных фольклору, а также несет индивидуальную смысловую и поэтическую нагрузку, созданную конкретным автором, что в совокупности дает ей полное право на самостоятельное существование и приводит к необходимости искать другой путь определения ее как отдельного жанра, помня в то же время, где ее первоначальный источник.

И.П. Лупанова наглядно показала, что из фольклорных источников литературной сказки главным образом преобладает народная волшебная сказка. Она также выявила, что авторскую сказку в основном характеризует Влне только и не столько разработка распространенных в русском фольклоре сюжетов и мотивов, сколько стремление к овладению системой типичных для народной сказки образов, ее языком и поэтикойВ» [26, с. 490].

М.Н. Липовецкий развивает эту идею, считая, что Влважнее пытаться найти типологическое сходство между литературной и народной волшебной сказкойВ» [24, с. 9], чем искать точные соответствия между текстами фольклорных и литературных произведений. Таким образом, он предлагает вместо традиционного сравнительного анализа применить анализ типологический и ориентирует свое исследование на использование понятия Влпамять жанраВ».

Как известно, фольклорная и особенно волшебная, сказка имеет строгую форму. Герой ее схематичен, отсутствуют психологические рассуждения и подробное описание деталей, природа отображается только для развития действии и, главным образом, в виде традиционных формул (темный лес, море-окиян и т.д.), она обращена в неопределенное прошлое время, события ее развиваются в Влтридевятом царствеВ», наличествует четкий антагонизм добра и зла. Но бесспорно доказано еще в работах В.Я. Проппа, который Влоткрыл инвариантность набора функций (поступков действующих лиц), линейную последовательность этих функций, а также набор ролей, известным образом распределенных между конкретными персонажами и соотнесенных с функциямиВ» [31, с. 87]. Современная же авторская сказка Влвесьма свободна и в выборе материала, и в выборе формыВ» [27, с. 76]. Что касается ВлматериалаВ», то нужно сказать, что любое литературное произведение должно быть актуально, соответственно, оно несет на себе отпечаток своего времени, а Влприближение сказки к современности, перенесение действия в наши дни изменяет и поведение героя, и саму идею сказкиВ» [59, с. 117].

Кроме того, перенесение самого действия в новое время совсем не обязательно. Изменяется мировоззрение и мироощущение человека, и Влсовременная литературная сказка не может оставаться во власти прежних представлений о миреВ» [59, с. 116].

Также волшебная фольклорная сказка исторически сформировала строгий набор образов, без которых ее существование невозможно, Влв литературной же сказке, использующей эти образы, они отрываются от своей подпочвы, от историко-генетической обусловленности и подчиняются воле писателяВ» [35, с. 21].

На основе изложенных материалов можно сделать вывод, что Влавторская сказка жанр пограничный, она обнаруживает закономерности, свойственный и фольклору, и литературеВ» [27, с. 82], и Влсамое существенное этого жанра обусловлено тем, что литературная сказка выросла на основе фольклорной, унаследовала ее жанровые признаки, развивая и трансформируя ихВ». [2, с. 169]

В условиях активного наступления массовой литературы неизбежно проявилась некоторая графомания и последовало разрушение канонов традиционной сказки, но все же в общем и целом можно скорее говорить о развитии этого жанра, а не о его деградации. Недаром некоторые критики говорят о процветании Влсказок для взрослыхВ», т.е. сегодня бытуют уже разнообразные формы литературной сказки: сказки, предназначенные специально для детей, сказки, аккумулирующие информацию об обрядовых и фольклорных традициях прошлого, сказки универсальные, интересные и детям, и взрослым, и т.д. Кроме того, литературная сказка может не только бытовать в форме отдельного произведения, но и интегрироваться в структуру текста другого жанра.

Литературная сказка всегда сказка своего времени, и даже у одного и того же автора направление и структура сказки может значительно различаться, в отличие от строгой по форме сказки народной.

Теперь рассмотрим жанр литературной сказки в сравнении с другим фантастическим жанром тАУ научной фантастикой. Эти жанры имеют общее начало: Вли литературная сказка, и ее двоюродная сестра тАУ научная фантастика тАУ при всей близости к поэтике фольклорной сказки являются все-таки литературными жанрами. Элементы фольклорно-сказочной поэтики в них создают жанровую определенность, образуют то, что можно назвать ВлядромВ» жанраВ» [36, с. 141]. Логическое объяснения фантастического лишь строит основу для создания сказочной реальности, компенсируя ВлневериеВ» современного человека, чего не требовалось в случае с волшебной сказкой, т.к. Влсказка направлена не на изображение и объяснение состояния мира и его изменения в результате действия героя, а на показ состояния героя и изменение этого состояния в результате успешного преодоления им бед, несчастий, препятствийВ» [32, с.101].

Отличие литературной сказки от научной фантастики очевидно: в ней нет попытки предугадать будущее на научной основе, прогнозировать развитие науки и техники или гипотетически объяснить суть событий и процессов, проходивших в далеком прошлом. В общем и целом она не связана с социальными или научными теориями развития общества.

В первой половине XX века сформировался еще один фантастический жанр тАУ фэнтези. Литературная сказка отличается от этого жанра, потому что: во-первых, сами причины появления этих жанров различны, - фэнтези изначально направлена на ВлпобегВ» от реальной жизни путем создания мира переосмысленных мифов, легенд и преданий, в то время как литературная сказка активнее всего проявляется именно в моменты больших потрясений в обществе и способствует осмыслению жизни с помощью сказочных образов и мотивов. Во-вторых, произведения жанра фэнтези целостны и не могут стать частью текстов других жанров, жанровыми вкраплением.

Проведя сравнение литературной сказки с родственными фантастическими жанрами (волшебная сказка, научная фантастика), можно вывести ее определение. Литературная сказка тАУ это жанр авторского фантастического литературного произведения, берущий начало в народной сказке, заимствующий у нее концепцию Влсказочной реальностиВ» в качестве жанрообразующего фактора не носящий научного характера.

Литературная сказка принадлежит к числу самых популярных жанров искусства слова. Ее изучению посвящено множество исследовательских работ, число которых год от года только увеличивается. Однако проблемы становления сказочного жанра в литературе до сих пор остаются почти не освещенными. Одним из таких Влбелых пятенВ», заслуживающих тщательного изучения и анализа, является литературно-сказочное творчество В.И. Даля, внесшего весомый вклад в процесс развития и формирования жанра литературной сказки на русской почве: сказки Казака Луганского были одним из первых опытов подобного рода в русской литературе.

По мнению Ю.П. Фесенко, Влпредставителям романтизма создание жанра литературной прозаической сказки оказалось не под силуВ» [55, с. 57]. Заметим, что Ю.П. Фесенко попытался исправить явную некорректность собственной формулировки, отметив в более поздней статье, что Далем был создан Влжанр русской литературной прозаической сказкиВ» [56, с. 124].

Противоположной точки зрения на проблему связи романтизма и литературной сказки придерживается в своей монографии ВлПоэтика литературной сказкиВ» М.Н. Липовецкий. В частности, исследователь пишет: ВлНевозможно переоценить роль романтической традиции в истории становления и развития литературной сказки. <тАж> Лишь романтизм не только активно обратился к художественной семантике народной волшебной сказки, но и на столько существенно обновил этот жанр, что, собственно, лишь с эпохи романтизма можно говорить в полной мере в литературной сказке как о полноправном элементе системы литературного сознания своей эпохи. <тАж> Главное художественное открытие романтизматАжозначающее рождение жанра литературной сказки, состояло в том, что романтики впервые сделали саму сказочность, ее жанровую семантику осознанным, самоценным, ВлобнаженнымВ» приемомВ» [24, с. 91-92].

Таким образом, одного человека, одну сказку нельзя считать создателями жанра, т.к. жанр тАУ это не один художественный текст, а Влряд или совокупность памятниковВ», объединенных Влобщностью поэтической системыВ» [46, с. 36].

2. Споры о литературной сказке

В 20-е годы детские книги выходили в детских редакциях крупнейшего государственного издательства (Госиздата), а также в ряде других государственных и частных издательств (тогда еще существовавших). Требовалось осмысление этой продукции, ее классификация, оценка, и в 1931 г. появилось научное учреждение тАУ Институт детского чтения. Здесь рассматривались насущные вопросы развития литературы для детей: традиции и новаторство, роль сказки, критерий оценки детской книги, ее язык, содержание, героитАжВ дискуссиях принимали участие как видные писатели (М. Горький, С. Маршак, К. Чуковский), так и ученые, педагоги, критики, издательские работники. Со статьями о детской литературе выступали даже государственные деятели тАУ нарком просвещения с 1917 года А.В. Луначарский, член коллегии этого наркомата Н.К. Крупская и другие.

Чрезвычайно остро стоял тогда вопрос об отношении к классическому литературному наследию. Спорили о том, должна ли советская литература опираться на традиции русской классики: решали вопрос, как отделить то, что пойдет ей на пользу от того, что будет мешать поискам новых форм и нового содержания. Одни стояли за современную, наполненную злободневным материалом детскую книгу, другие утверждали, что нельзя пренебрегать вечными нравственными ценностями.

М. Горький выступил в защиту классики. В статье ВлО новом и старомВ» он замечал: ВлтАжо прошлом, которое теперь уходит, чтобы не возвратиться, книги расскажут детям лучше, умнее, чем отцы и материВ». Недаром он еще в 1918 г. начал работу по отбору произведений классической литературы для детских изданий. Писатель был убежден в особой ценности этих произведений для формирования личности ребенка в новых исторических условиях.

В первую очередь Горький отбирал для детского чтения произведения русского народного творчества, а также сказки и песни других стран и народов. Эти произведения, по мнению писателя, помогают понять детям жизнь, думы и чаяния народа, перенять его ненависть к эксплуататорам и его любовь к героям. Горькому было дорого и то, что народное творчество развивает в детях воображение, стремление воплотить в жизнь лучшие помыслы человечества. Хочется отметить и смелость, с которой Горький включает в чтение для детей 5-9 лет, пусть даже в пересказах, русские былины, мифы, сказки ВлТысяча и одна ночьВ», скандинавский эпос.

Горький отбирал для детей и сказки Пушкина, Аксакова, Ершова, Андерсена, Гауфа, творчество которых опиралось на фольклор.

Передовая литература XIX века привлекает Горького тем, что она органически связана с коллективным творчеством народа, отражает чувства и настроения передовых слоев русского общества тАУ русской демократии тАУ и отличается истинностью воспроизведения действительности.

Горький был принципиальным противником переделки для детей старшего возраста произведений классиков. Он допускал только некоторые сокращения их, устранения слишком трудных для понимания подробностей. По свидетельству К.И. Чуковского, Горький не раз говорил: ВлтАжНаши подростки и старшие дети имеют полное право получить любую книгу Диккенса или Виктора Гюго в ее подлинном виде. Я враг переделок для детей старшего возраста. Для младших тАУ другое делотАжВ»[14, с. 347].

Жизненно важной для детской литературы была дискуссия о сказке, возникшая в конце 20-х годов и перешагнувшая за пределы десятилетия.

В 1929 г. на страницах ВлЛитературной газетыВ» вспыхнул острый спор о сказке, вылившийся в литературную полемику о смысле литературы, адресованной детям. В декабрьских номерах была дана информация о докладе А. В. Луначарского, статья С. Болотина и В. Смирновой ВлДетская книга в реконструктивный периодВ», статья Д. Кальма ВлПротив халтуры в детской литературеВ». В разделе ВлЗа действительно советскую детскую книгуВ» (Литературная Газета. тАУ 1929. - №37) тАУ статья Е. Флериной ВлС ребенком надо говорить всерьезВ» и письма К. Федина, Б. Житкова, Б. Лавренева, В. Смирновой, критиковавшие выступление Д. Кальма, Е. Флерина и Д. Кальм, якобы оберегая детей от буржуазной идеологии, доказывали необходимость запрета на издание фольклора, классики и ряда ведущих в то время советских писателей: С. Маршака, В. Бианки, Б. ЖитковатАж

В №9 за 1930 той же газеты А.М. Горький опубликовал яркую полемическую статью ВлЧеловек, уши которого заткнуты ватойВ». Писатель язвительно отмечает неосведомленность Д. Кальма в литературном процессе. А далее развивает концептуальный взгляд на книгу для детей как на специфической - отвечающее возрасту, большое искусство. Суть статьи Е. Флериной в отрицании Влтенденции позабавить ребенкаВ». ВлНе верю, - пишет Горький, - что Наркомпрос отрицал эту тенденцию. Ребенок до десятилетнего возраста требует забав, и требование это биологически законно. Он хочет играть, он играет всем и познает окружающий мир прежде всего и легче всего в игре, игрой.

Он играет и словом, и в слово, именно на игре словом ребенок учится тонкостям родного языка, усваивает музыку и то, что филологически называется Влдухом языкаВ» [14, с. 84-86].

Горький отмечает, что Пушкин, Лесков, Успенский и многие другие писатели учились русскому языку на сказках, песенках, Влпостигали красоту, силу, ясность и точностьВ» языка на Влзабавных прибаутках, поговоркахтАжВ». ВлНикогда еще дети не нуждались так в обогащении языком, как нуждаются они в эти годы, в наши дни, когда жизнь всесторонне изменяется, создается множество нового и все требует новых словесных формВ» [14, с. 84-85].

Автор данной работы считает, что эти слова, да и вся статья, звучат актуально для нашего времени: ВлВ настоящем, как известно, немало всякого старого хлама, грязи, плесени, пошлости. Полезно и необходимо высмеять перед детьми, опорочить перед ними этот хлам, возбудить в них органическое отвращение к нему. Но было бы вредно и преступно фиксировать внимание детей на этом, на таком ВлсерьезномВ». Это значило бы отравлять их той грязью, которую развели на земле деды и отцы. Чем меньше они воспримут мерзостей из прошлого и настоящего, тем здоровее, светлее, разумнее будет будущее, тем скорее наступит оноВ» [14, с. 84-85].

Горький утверждал: ВлС детьми надо говорить забавно, беречь и развивать способность воображения. Раскрывать непреходящую эстетическую ценность сказки именно как специфического воспитательного жанра тАУ занимательность, эстетически оправданная логика победы добра над злом, уважение и любовь к человеку, выразительная художественная деталь; поэтизация близости, родственности человека и природы; способность видеть необычное в обычном, народный языктАжВ»

Мирон Семенович Петровский в книге ВлКниги нашего детстваВ» писал, что Влдетские впечатления от сказки закрепляются в нашем сознании на всю жизнь, и как жалко, что мы уже не различаем в слове ВлвпечатленияВ» его корневую ВлпечатьВ», ВлвпечатанностьВ». Сказка впечатана в нас навсегда тАУ крупным шрифтом наших детских книгВ». [41, с. 6] Может ли человек, задумывающийся над судьбами культуры, быть равнодушным к сказкам?

В первоначальные времена человечества ребенок вводился к социальные и культурные структуры тогдашнего общества через миф. Рожденный матерью как биологическое существо, он становился существом общественным, приобщившись к мифу. Миф давал ему чувственно воспринимаемую картину мира, выработанную совместными усилиями предшествующих поколений, и основные правила поведения, обеспечивающие целостность и существование рода.

Эту социально-культурную роль в современной жизни выполняет детская сказка. Вобравшая в себя обломки, осколки и целые конструкции мифа древности, обогатившаяся многовековым опытом развития (сначала тАУ фольклорного, затем - литературного), сказка в чтении нынешних детей стала чем-то вроде Влвозрастного мифаВ» - передатчиком народных норм и установлений национальной культуры. Сказка превращает дитя семьи тАУ этого папы и этой мамы тАУ в дитя культуры, дитя народа, дитя человечества, а Влчеловека социальногоВ», по современной терминологии.

Возражения против сказок сводились в основном к следующему: сказка отвлекает ребенка от реальной жизни, она отражает идеологию буржуазного мира; заключает в себе мистицизм и религиозность. Сказочный антропоморфизм тормозит утверждение ребенка в его реальном опыте: ребенок не может создать устойчивые связи между собой и внешней средой, которые необходимы для его нормального развития. Основой этих утверждений был активный атеизм, примитивное материалистическое мировоззрение, не допускающее в жизни никаких ВлтайнВ».

Сказку как жанр литературы для детей педологи безусловно отрицали. На педологических конференциях ораторы заканчивали свои выступления призывом Влразвернуть широкую антисказочную кампаниюВ». ВлСказка отжила своеВ», ВлКто за сказку тАУ тот против современной педагогикиВ» и совсем коротко и просто ВлДолой всякую сказкуВ» - таковы были лозунги педологов. При активном участии руководителей так называемой ВлХарьковской педагогической школыВ» Соколянского, Топова и Залужского вышел ВлосновополагающийВ» сборник статей ВлМы против сказкиВ».

Вместе с книжками, в подзаголовке которых стояло опасное слово ВлсказкаВ», по требованию педологов из школьных и детских библиотек удалялись книги, где элемент вымысла превышал некую установленную педологами норму - ВлПутешествия ГулливераВ», ВлРобинзон КрузоВ». Но особенно плохо приходилось барону Мюнхаузену тАУ ведь он откровенно бросал вызов мещанскому Влздравому смыслуВ» и, защищая вымысел, готов был драться на него тАУ верхом, хотя бы и на половине лошади! ВлСказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкийВ» В. Маяковского, сказки С. Маршака, ВлКрокодилВ», ВлМойдодырВ», ВлТараканищеВ» К. Чуковского также подверглись запрету ликвидаторов сказки тАУ педологов.

У сказки были могущественные союзники тАУ дети!

Такой авторитетный деятель, как Н.К. Крупская, также выступала против сказки. Особенно ее беспокоило несоответствие Влчудесной формыВ» и Влчудесного содержанияВ». Н.К. Крупская настойчиво рекомендовала для чтения детям лучшие и доступные им произведения классической русской и мировой литературы: детям младшего школьного возраста тАУ литературные сказки Г.Х. Андерсена, Д.Н. Мамина-Сибиряка, Л.Н. Толстого (особенно высоко она ценила Л.Н. Толстого за достоверное знание деревни, крестьянского ребенка, за уважение и любовь к нему); детям среднего школьного возраста тАУ рассказы В.Г. Короленко, М. Горького; подросткам 13-15 лет тАУ произведения русской и зарубежной классики: Н. В. Гоголя, А. С. Пушкина, В.Г. Белинского, А.И. Герцена, А. Барбюса, Джона Рида, Мольера. Н.К. Крупская была убеждена, что высокий пафос гражданственности поэзии Н.А. Некрасова, поэтов ВлИскрыВ», народность басен И.А. Крылова положительно повлияют на становление личности подростков.

Надежда Константиновна решительно возражала против переделки для детей произведений классиков. Исследователь педагогического наследия Крупской по вопросам детского чтения И. Медведева справедливо пишет, что для понимания подлинных взглядов Крупской на место сказки в чтении детей, надо представить себе ту борьбу, которая развернулась в детской литературе в конце 20-х - начале 30-х годов. Отдельные писатели и педагоги в то время защищали переиздание любых сказок, вплоть до мистических, противопоставляя им книги о современности. Тем самым они стремились отвлечь внимание детей от современной жизнитАж Некоторые педагоги впадали в другую крайность и выступали вообще против чтения детских сказок, фантастики и даже произведений классической литературы на том основании, что они якобы отвлекают детей от активного вмешательства в жизнь. Крупская в период острой борьбы вокруг сказки сумела сохранить трезвый реалистический взгляд на этот вопрос и не впадала ни в одну из крайностей. ВлСказка, помогающая понять жизнь тАУ да. Я всячески за нее. Мистические сказки и повести тАУ ни под каким видомтАжВ» - писала она. [29, с. 32-33].

А.В. Луначарский не разделял взглядов Крупской. Он считал ошибкой отказ от фантастического мира сказки, переход к Влстопроцентному реализмуВ». Препятствовать тяготению ребенка к волшебству, к фантастике, тайне и вымыслу тАУ значит калечить его, мешать нормальному развитию личности, утверждал он.

Совет детским писателям учиться у сказки давал и С.Я. Маршак. Особенно возмущала его группа спорящих, по мнению которых для детей нельзя печатать вообще ни одной народной сказки. Сам Маршак говорил о сказке впоследствии так: ВлДля меня всегда в сказке существуют конкретные приметы о жизни народа, страны. У сказочных персонажей есть родина, профессия, характер. Все мои двенадцать месяцев тАУ это хозяева лесов, полей, морозов, дождей и ясной погоды, а не какие-то условные обозначения времени. Всякая стилизация отнимает у сказки жизньВ». [50, с. 58]

Видя в сказке живую действенную мысль народа и правду характеров, Маршак добивался такой же выразительности и ясности, Влпростоты сложностиВ» и Влсложности простотыВ», которые являются следствием глубокого, органически присущего поэту мироощущения и мировоззрения и в стихах для детей.

Принявший участие в дискуссии 1929 года о детском чтении Луначарский гневно обрушился на тех критиков, которые травили детских писателей, опиравшихся на народную сказку. Только с учетом ее художественных средств можно создать истинно детское произведение, считал Луначарский.

А.С. Макаренко считал, что: Влхорошо рассказанная сказка тАУ это уже начало литературного воспитания. Было бы весьма желательно, если бы на книжной полке каждой семьи был сборник сказокВ». [28, IV, с. 418-419]

К.И. Чуковский писал о книге ВлОт двух до пятиВ»: ВлВ книжке я восставал против наивно-утрированного подхода к детской литературе и доказывал, что даже небывальщины, даже ВлперевертышиВ», даже явные нелепицы служат для утверждения детей в реализме, что отнимать у них фантастическую волшебную сказку тАУ значит уродовать их душевную жизньВ». [62, I, с. 169]

Писатель подчеркивал исключительное значение для детей сказки, которая не только развлекает, но и учит. Определяя цель сказок, он в 1956 году писал ВлОна заключается в том, чтобы какою угодно ценою воспитать в ребенке человечность тАУ эту дивную способность человека волноваться чужими несчастьями, радоваться радостями другого, переживать чужую судьбу, как свою. Сказочники хлопочут о том, чтобы ребенок с малых лет научился мысленно участвовать в жизни воображаемых людей и зверей и вырвался бы этим путем за узкие рамки эгоцентрических интересов и чувств. А так как при слушании ребенку свойственно становиться на сторону добрых, мужественных, несправедливо обиженных, будет ли это Иван-царевич, или зайчик-побегайчик, или бесстрашный комар, или просто Влдеревяшечка в зыбочкеВ», - вся наша задача заключается в том, чтобы пробудить, воспитать, укрепить в восприимчивой детской душе эту драгоценную способность сопереживать, сострадать и сорадоваться, без которой человек тАУ не человек. Только эта способность, привитая с самого раннего детства и доведенная в процессе развития до высочайшего уровня, создавала и будет впредь создавать Бестужевых, Пироговых, Некрасовых, Чеховых, ГорькихтАжВ» [64, с. 159].

Взгляды Чуковского практически претворены в жизнь в его сказках. В статье ВлРабота над сказкойВ» он указывал, что его задача состоит в том, чтобы, максимально приспособившись к малым ребятам, не только внушить им наши Влвзрослые идеи о гигиенеВ» (ВлМойдодырВ»), об уважении к вещам (ВлФедорино гореВ»), но и по возможности поднять их литературный и умственный уровень. Выполняя поставленную задачу, писатель ввел в сказки обширный познавательный материал, дал маленьким детям понятия о далеком и близком, о большом, слабом, сильном. В сказки введены темы о морали, о правилах поведения, о победе добра над злом. Через сказочные образы писатель учит детей гуманному отношению к людям, воспитывает высокие нравственные качества. Сказки Чуковского развивают в детях творческие способности, воображение, вкус и любовь к художественному слову. Они веселят, смешат читателей, учат их сочувствовать в беде, помогать в несчастье и радоваться благополучию других.

На Втором Всесоюзном съезде советских писателей в докладе о советской литературе для детей и юношества Б. Полевой говорил о трех путях развития нашей сказки: ВлЭто путь творческой обработки народных сказок, по которому пошли П. Бажов, А. Толстой, Д. Нагишкин: ВлЭто, во-вторых, путь создания поэтических сказок о природе типа сказки Виталия Бианки, и, наконец, у нас популярен и третий путь, по которому идет полностью К. Чуковский, написавший еще в давние, дореволюционные времена своего ВлКрокодила КрокодиловичаВ», - путь веселой, озорной сказки-шуткитАжВ веселой, искренней, мягкой форме эти сказки несут серьезную воспитательную идею, но несут так, что ребенок этого не замечает, без надрыва, без поднятого вверх пальца, без риторикиВ» [11, с. 52].

Может показаться невероятным, но о происхождении современных литературных сказок, родившихся в этот период (20-30-е годы), мы зачастую знаем меньше, чем о происхождении фольклорных, созданных невесть когда, в условиях, которые нынешний человек и представить-то себе может лишь значительными интеллектуальным и волевыми усилием.

Таким образом, детский писатель при создании своих произведений для детей должен учиться у народа, который в течение Влмногих веков выработал в своих песнях и сказках идеальные методы художественного и педагогического подхода к ребенкуВ».

3.Особенности литературного процесса в 20-30 годы ХХ века

Литература для детей тАУ это предмет особой заботы государства. В 1963 году Союз Советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами выпустил небольшое, но весьма ценное и значительное исследование А.Л. Барто ВлБольшая литература для маленькихВ». Сравнивая процессы развития литературы адресованной детям предшествующих веков и нашего времени, автор показывает, что Влсозданием книг специально для детей крупные писатели прошлого занимались редко. Исключение составляет Лев Толстой. Особенно не везло поэзии. Стихи А. Блока, написанные им для детей, тонули в массе слащавых и беспомощных стишков безымянных авторов (на обложках детских книг не было имени автора и художника). В советской стране создание книги для детей стало государственным деломтАжВ» [3, с. 108]. В этом и состоит, очевидно, главная особенность процесса развития литературы для детей после 1917 года, сказывающаяся не только в организации ее издания, но, естественно, и в со

Вместе с этим смотрят:

"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)

"Донские рассказы" Михаила Шолохова

"Живопись слова" в японской поэзии

"Записки из подполья" как исток философии экзистенциализма Ф.М. Достоевского

"Подпольный человек" Ф.И. Достоевского