Культ к Афинам у образованных народов

Афины, община свободных граждан, весьма ограниченная в пространственном отношении и ничтожная по государственной силе, оказали на мировую жизнь огромное влияние. Выразилось это не в форме великих исторических деяний и международных отношений, а равно и не в непрерывном ряде тех политических и социальных явлений, какие произвел Рим. Наоборот, отразившиеся на всем человечестве творческие силы Афин принадлежали к идейной области, не ограниченной временем. Законы мышления, всестороннее познание мира, науки, язык, литература и искусство, учение о нравственности, способствовавшие облагорожению человечества, тАФ таковы бессмертные деяния Афин.

Отношение человечества к городу Паллады тАФ а ведь в смысле лишь метрополии эллинского язычества и являлся он источником красоты и мудрости, по каковой причине по преданию к нему почтительно относились даже невежественные Средние века, тАФ это почтительное отношение выработалось в единственный в своем Роде культ, идеальный по природе. Культ этот предполагал сознание непреходящей ценности аттической образованности. Можно Даже сказать, единственно тот, кто приобщался к мудрости, оказывался способным уразуметь гений Афин; только умственная аристократия питала почтение к Афинам. Правда, даже варвары могли удивляться властвовавшим над миром мощи и величию Рима, но какое же значение мог иметь для Алариха или Аттилы город Платона и Фидия?

Когда Афины достигли вершины гражданственной своей жизни, Перикл назвал их школой всей Греции. Исократ определяет значение Афин такими словами: они мудростью и красноречием превзошли прочие народы; их ученики сделались наставниками для других народов; коренным свойством греков вообще является ум, и их делает эллинами не столько общность происхождения, сколько афинское образование.

Истинно творческая эпоха Афин обнимала лишь короткий срок времени, но и его оказалось достаточно для создания такой необозримой полноты непреходящих образцовых творений культуры, какой во многих отношениях не могла достигнуть ни единая из последующих эпох.

Вслед за великими освободительными подвигами при Марафоне и Саламине расцвет Эллады в Афинах достиг чудного развития. В аттических литературе и искусстве вылилась вся сумма умственной мощи Греции. Мыслители, поэты, художники этой республики принимаются за воплощение высочайших духовных задач в области фантазии и познания и либо сами разрешают их в совершенных художественных формах, либо неразрешимые вековечные задачи завещают человечеству.

Совершеннейшая красота, чистая идеальность и общечеловечность произведений афинского гения были причиной того, что этот город еще в древности выбился из узконациональных рамок и стал средоточием умственного мира, а равно и образовательным центром для чужестранцев, которые в Афинах все одинаково чувствовали себя словно на родине.

Вполне справедливо замечание Вильгельма фон Гумбольдта, что мы привыкли видеть греков в чудном свете идеалистического преображения. Впрочем, замашка эта повелась не только со времен Винкельманна, Вольфа, Кораиса, Кановы и Шаллера; в таком же преображенном виде рисовались Афины людям и эпох отдаленных. Любовь к блестящим, воспетым в песнях Афинам тАФ этому столпу Греции тАФ охватила весь эллинский образованный мир со времени еще Александра Великого

Когда же достославный город на веки утратил политическое могущество, он, как истая драгоценность древности, оказался под охраной благороднейших чувствований и потребностей человечества. Когда самое богатое гражданство Афин захудало, иноземные государи стали почитать за славу доброжелательствовать и благодетельствовать этой республике и принимали за особенную честь, если их избирали там в сановники. Чудные постройки Афин приумножались благодаря иноземным государям, начиная с Антигона и Деметрия. Птолемей Филаделъф воздвиг превосходную гимназию неподалеку от Тесеева храма. Пергамский царь Аттал I разукрасил акрополь знаменитыми приношениями, Эвмен соорудил галерею, возбуждавшую удивление; а Ан-тиох Эпифан 360 лет спустя после тирана Пизистрата принялся за продолжение сооружения храма Зевсу Олимпийскому. Целый ряд восторженных поклонников Афин насчитывается и среди властителей Рима с той самой поры, как в эпоху Сципионов греческая литературная и художественная образованность проникла в тибрскую столицу.

После продолжительной осады и сильных утеснений Афины, находившиеся в союзе с Митридатом, были завоеваны Суллой 1 марта 86 г. То был черный день в истории города, и с него пошли все дальнейшие для города бедствия. Страшный победитель в первом порыве гнева собирался даже разрушить город; уступив, однако же, мольбам благородных людей, Сулла сознал, что древняя слава Афин обеспечивает им право на почтение и от современников. Плутарх влагает в великого римлянина мышление эллина, когда рассказывает, будто Сулла решил простить Влмногих ради немногих, живых ради мертвыхВ». Но и впоследствии

Сулла в числе своих величайших удач почитал именно то, что пощадил Афины.

С другой стороны, тот же Сулла цветущую Аттику превратил в пустыню, приказал разрушить и снести долой длинные стены, плотины, укрепления, корабельные верфи и величественный Пи-рейский арсенал, и с той уже поры знаменитый афинский порт пал до совершенного ничтожества. Разрушение части Фемисток-ловой стены, которая охватывала город, словно кольцом, а одновременно с этим, конечно, и укреплений акрополя, превратило Афины в открытый пункт, не способный к сопротивлению. Город обезлюдел, обеднел, его морское могущество и политическая жизнь угасли так же, как жизнь и во всей вообще Элладе. Единственно блеск идеалов, которые словно светлыми лучами пронизывали страны всех трех частей света, долгое еще время покоился на Афинах: они очаровывали даже римлян, которые сами же внесли в город разрушение.

Еще в эпоху Суллы жил в Афинах и прожил целых двадцать лет богач Помпоний Аттик, признанный за благодетеля афинского народа. Уже в 51 г. Аппий Клавдий Пулъхер с помощью награбленных в Сицилии богатств приступил к сооружению роскошных Пропилеев при храме Деметры в Элевсисе, и даже Цицерон мечтал о том, как было бы лестно и ему, в подражание этому величественному деянию, возвести какое-нибудь сооружение в Афинах.

Из бурных гражданских римских войн против нарождавшегося единовластия город Афины-Паллады вышел целым и невредимым, хотя его граждане обделены были политическим чутьем и вечно высказывались за партии, которые впоследствии оказывались побежденными. Так, афиняне примкнули не к Цезарю, а к Помпею, который в Афинах водил знакомство с философами и принес общине в дар 50 талантов для общественных сооружений. Победитель при Фарсале простил, однако же, афинян; он уважал эту страну, как усыпальницу великих умерших героев, но осведомился у афинских послов, долго ли еще их, виновных с собственном современном падении, будет выводить из бед слава, добытая предками/

Цезарь предоставил городу значительные средства для возведения Пропилеев в честь Афины-Архегетис, а за десять еще лет перед тем чужестранец-филэллин, царь Ариобарзан II, филопатор Каппадокийский, восстановил Одеум Перикла, сожженный во время борьбы с Суллой Вскоре после этого богатый сириец Андроник из Кирра на площади близ агоры соорудил красивую мраморную постройку с солнечными часами; существует она поныне и известна под названием Влбашни ветровВ».

Когда пал Цезарь, опьяненные свободою афиняне приняли у себя Брута с ликованиями и воздвигли ему и Кассию бронзовые статуи рядом с прославившимися убийством тиранов Гармодием и Аристтитоном. Когда впоследствии Брут и Кассий нашли кончину при Филиппи, Афины опять подпали мести победителей. Но Антоний, который после названной битвы вступил в Грецию со своим войском, помиловал город. Афины, впрочем, потопили гнев победителя в потоках лести, а красоты города, образованность и ласкательства опьянили победителя вконец. Здесь-то Антоний и превратился в грека. Дважды наезжал он опять в Афины, сначала с Октавией, а затем с Клеопатрой; афинянам он подарил Эгину и другие острова. Раболепный народ обвенчал этого фантазера, достойного предтечу Нерона, словно возродившегося бога Диониса, с богиней тАФ покровительницей города Афиной-Полиас, а в Акрополе воздвиг статуи новым божествам, ему и Клеопатре. Не удивительно, что Антоний был очарован этим городом, точно сиреной. Когда после разгрома при Акциуме он бежал в Египет и отправил к Октавиану послов, то умолял победителя, если ему не разрешат остаться на жительстве в Нильской долине, дозволить поселиться хоть в Афинах, чтобы покончить там жизнь частным человеком.

Равным образом и Октавиан пощадил этот город, хотя тот и провинился почетом, оказанным убийцам Цезаря. Поначалу, впрочем, Октавиан отнесся к Афинам холодно, отнял у них Эрет-рию и Эгину и запретил плодившую злоупотребления продажу городом гражданских прав, что некогда порицал еще Демосфен. Тем не менее он позволил посвятить себя в элевсинские таинства и продолжал постройку новой агоры. Его друг Агриппа возвел театр в Керамике и украсил Афины еще другими сооружениями. Афиняне на левой стороне входа в Пропилеи воздвигли Октавиану конную статую, огромный, безобразный фундамент которой с посвятительной ему надписью сохранился поныне. Августу и Риму посвятили они также и круглый храм к востоку от Парфенона, близ большого жертвенника Афины-Полиас; от него по сей еще час сохранились развалины архитрава Преклонению перед Афинами подпал даже иудейский царь Ирод, который в качестве филэллина или, вернее, поклонника Рима удостоил город подарками и, вероятно, кое-какими сооружениями.

При новом управлении, которое Август даровал Греции, Афины остались по-прежнему вольным союзным Риму городом с самостоятельными городскими установлениями. Но город постепенно падал все ниже, наравне с прочими греческими городами, тогда как новые поселения, заводимые римлянами, процветали, как, например, торговый город Коринф, колония Цезаря, служивший местопребыванием римского проконсула в Элладе или в провинции Ахее, или как, например, Патра и Никополь тАФ колонии Августа. Вся Греция находилась уже в упадке ко времени Стра-бона. Хотя Афины продолжали пользоваться славой превосходнейшего музея древностей и школой эллинской науки, тем не менее, еще Овидий и Гораций называют Афины пустым городом, от которого сохранилось одно имя. Это замечание, допуская даже, что оно преувеличено, указывает на чуждую истории тишину, в какую начинали впадать Афины

Так как торговля города пала, военное значение сгибло и сам город ограничен небольшой областью, то значение за Афинами удерживали лишь их прежняя слава и школы; благодаря этому, как и во времена Цицерона и Марка Антония, Брута, Горация и Виргилия, Афины продолжали оставаться целью паломничества для образованного мира. Если народившаяся империя и оказалась бессильной вполне прекратить в Греции фискальные хищения, тем не менее, система тех разбоев, какие пускались в ход Верресом и Пизоном, отныне прекратилась. Все почти императоры вплоть до прекращения династии Антонинов относились к Афинам с почтением, и лишь немногие осмеливались посягать на художественные сокровища города.

Зато Калигула и Нерон безо всякого уже стыда опустошали Грецию. Первый приказал доставить в Рим из Теспии знаменитого Праксителева Эроса, и единственно чудо спасло от подобной же участи Фидиева Олимпийского Зевса и Поликлетову Геру. Нерон, который распорядился из одних Дельф вывести до 500 бронзовых статуй, едва ли вполне пощадил Афины, но для города оказалось истым счастьем, что он, не постеснявшийся даже и матереубийством, не побывал там из страха перед мстительными Эвменидами.

После Нерона прекратился вывоз из Афин художественных произведений в Рим; по крайней мере, точные сведения об этом отсутствуют Но несмотря на не прекращавшиеся со времен Муммия разграбления, Греция настолько изобиловала художественными сокровищами, что, по замечанию Плиния, на одном Родосе было до 3000 статуй; не меньшее число их находилось в Афинах, Олимпии и Дельфах.

Хищничество проконсулов в эпоху римской республики, а потом и некоторых цезарей могло лишать афинян статуй богов, но несравненно труднее оказалось для христианства, которое развивалось одновременно с монархией, лишить афинян самой веры в древних олимпийских богов. Едва ли появление в Афинах какого-либо иного смертного, воплощавшего в себе мировую идею, было столь удивительно, как посещение этого города апостолом Павлом. Тут против великой системы мышления и яркой культуры античного мира выступила в неприметной личности апостола вся будущность человечества. В летописях христианского подвижничества едва ли найдется более отважное деяние, чем проповедничество Павла в Афинах, этой твердыне язычества, в то время еще увенчанной ослепительным сиянием искусства и литературы.

Апостольский вестник, поклонник Иисуса, вознегодовал, узрев изображение языческих богов в виде образцовых творений греческого искусства, переполнявших город, а равно блистательные храмы, к мраморным колоннадам коих притекали процессии жрецов и народа. Он призывал языческий город к поклонению Христу, но сознавал, что Афины всеми помыслами чуждаются евангельского благовестия. Любознательные стоики и эпикурейцы посмеивались над чужестранцем из Тарса, который проповедовал о пришествии Мессии, о воскресении из мертвых и о Страшном суде и остроумно указывал на эпиграфическую надпись на известном жертвеннике, гласившую о неведомом грекам божестве. Из скудных сведений, сообщаемых нам апостольской историей, мы можем лишь догадываться, что именно восторженный проповедник вещал афинским философам: он утверждал, что чудный греческий мир неключимо обречен на смерть, ибо слишком узок и бездушен, опираясь на преимущества национальной исключительности, на рабство и на горделивое презрение к варварам; поэтому грекам не возвыситься до высшего идеала человечества и его Творца, перед лицом которого нет ни греков, ни евреев, ни варваров, ни скифов, ни рабов, ни вольных людей, ибо все объединены в единое тело, проникнутое единым духомВ». Да и кто мог бы в те времена провидеть, что по прошествии ряда веков именно новая религия, которую провозвещал апостол Павел афинянам, окажется единственным палладиумом, которому эллины будут обязаны сохранением в неприкосновенности своей народности, литературы и языка?

Павел из Афин направился в космополитический торговый город Коринф, где и проповедовал в течение последующего года. Легенда об афинском сановнике Дионисии и о Дамарисе, правда, свидетельствует, что апостолу удалось насадить зародыш христианской церкви на скалах, где возносился Ареопаг, но долгое еще время потребовалось для того, чтобы зерно это развилось до полной жизненной силы.

Ни единый из народов древности не держался столь упорно за поклонение олимпийским богам, как афинский. Памятники, эта гордость и краса города, искусства, науки, вся совокупная сущность бытия и все направление жизни в Афинах обусловлены были древней религией, и даже в эпоху римских императоров город Сократа оставался истой школой язычества. Ученые школы расцветают в Афинах заново со времени падения Нерона. Последний отблеск аттического ума, сказавшийся в эпоху Адриана и Антонинов, этих философов на престоле цезарей, общеизвестен. Равным образом переживали Афины теперь в последний раз возрождение чудных и величественных своих памятников, напоминавших эпоху Перикла и Ликурга, сына Ликофрона, так как Адриан довершил гигантскую постройку Олимпеума, основал у Илисса новый город Афины, возвел многие храмы и красивые постройки и подарил городской общине доходы, взимавшиеся с острова Кефалонии. Постепенное соревнование с императором проявлял богатый афинский софист Ирод Аттик Позднее Антонины вознесли ораторские и философские школы в Афинах на такую блестящую высоту, что во II веке по Р. Хр. Афины превратились в знаменитейшую греческую академию для всей империи. Флавий Филострат воздвиг этой эпохе непреходящий памятник в написанных им биографиях афинских софистов.

С прекращением Адриановой династии Афины вообще достигли конечного предела своей способности к развитию в смысле города. Они соединяли теперь в себе идеальную красоту классической древности с величием монументальных форм, свойственных эпохе римских цезарей. Архитектоническая внешность Афин была окончательно завершена при Антонинах. Такими их видел и описал Павсаний, и его повествование удостоверяет нам, что все издревле прославленные постройки в Афинах сохранились к концу II века в полной еще целости, а в Акрополе, как и в городе, в храмах, театрах, одеонах, на улицах и на площадях красовались еще и бесчисленные произведения пластического искусства. Софист Элий Аристид около этого времени в своей хвалебной панафинейской речи впадает в льстивые преувеличения, восхваляя красоты современных Афин превыше лучшей их поры в древности: но, впрочем, и Лукиан восхищался великолепием и даже населенностью города.

Правда, эта светлая картина во II веке особенно выделяется на мрачном фоне всеобщего упадка Греции с ее опустевшими селениями и развалинами знаменитых городов, как их описывает Павса-ний или оплакивает Плутарх. Золотой век того мира, какой человечество переживало при Антонинах, прекратился с Марком Аврелием. Властители из варваров, либо честолюбивые солдаты, чуждые музам, захватывают теперь трон цезарей, гражданские войны опустошают государство, а переселение народов с севера и востока уже скатывает первые волны на населенные места Греции, постепенно все более пустеющие. Миновало уж то время, когда благороднейший город подавлял своими чарами и победителей римлян, и азиатских царей. Императоры расширяли и изукрашали тибрскую свою столицу, возводя там все новые дворцы и термы, но могущественное стремление римского мира к единению с эллинским духом уже замерло; охлаждение к филэллинизму являлось провозвестником разрыва Запада и Востока или, другими словами, обособления греческого Востока от римского Запада.

Еще ранее Запада Восток явился ареной для разрушительных инстинктов переселявшихся племен. Первым от них нападениям эллинский Восток подвергся во второй половине III века. Со своих обиталищ на Балтийском море готские племена перебрались в скифскую землю, раскинувшись по северному побережью Понта Эвксинского, где готов видели в эпоху Каракаллы. Отсюда разбойничьи их набеги распространились на область Иллирии, Дуная и Балканов, на Фракию и Македонию, на острова побережья Греции. В 253 году они осадили даже Фессалоники. Печальное положение, в каком очутился этот укрепленный и большой город, столица Македонии, навело на Грецию глубочайший ужас, так что император Валериан принужден был даже обратиться с воззванием к городам, утратившим за мирное время воинственность, приглашая горожан заводить милиции и строить укрепления. Таким образом была возведена стена на перешейке и возобновлены стены в Афинах, со времен Суллы превращенные в развалины и запущенные Так как при сооружении новой Адриановой части города старая восточная стена была снесена совсем, то можно усомниться в том, чтобы укрепления Валериана охватили всю тогдашнюю площадь города.

После гибели этого императора во время персидской войны новые полчища готов и славян с 256 года неоднократно вторгаются в Малую Азию и разгромляют там эллинскую культуру. Тамошние города были тогда же окончательно опустошены либо погребены под пеплом. Трапезунд, Никея, Пруза, Апамея, Илион, Никоме-дия пали, и факел нового Герострата тАФ гота тАФ навсегда уничтожил чудное творение искусства в греческой Азии тАФ храм Артемиды в Эфесе.

Но пока, ни единое из вторжений варваров не захватывало собственно Греции. Случилось это лишь после третьего из морских их набегов. В 267 году готы и герулы вознамерились на 500 босфорских судах открыть себе доступ через Черное море к Геллеспонту. Блестящая морская победа, одержанная над варварами римским адмиралом Венерианом, оказалась бесплодной, ибо варвары набросились на Византию и Хризополис, разграбили Кизик, остальное побережье Азии и островов Архипелага (Ионических). Затем они поплыли дальше и высадились в Древней Греции Города Аргос и Коринф подверглись нападению и грабежу. С Пи-рея эти орды набросились и на Афины; случилось это в 267 году, когда Галлиен, преисполненный ума, друг философа Плотина, стал императором и явился последним среди императоров защитником города Афин, где сам он некогда приобрел права гражданства, удостоился возведения в сан архонта и посвящен был в элевсинские таинства*

Немногие историки, которые сообщают известия об этом событии, касаются его вскользь, и мы не узнали даже, завоевали ли готы один нижний город или также и Акрополь

Безоружные граждане, софисты и их ученики спаслись поспешно бегством и предоставили Афины во власть врагов-варваров. Город подвергся весьма основательно разграблению движимости, но памятники, по счастью, были пощажены. Позднейшие указания на разрушение храмов, оливковых рощ и колоннад Олимпеума надо почитать не более как баснями

Из эпохи первого нападения варваров на Афины греческие историки рассказывают происшествие, которое если и выдумано, то, во всяком случае, прекрасно характеризует отношение готов к аттической культуре. Грабители только что собирались, стащив в одно место какую-то библиотеку, предать ее пламени, как старик-военачальник крикнул им, чтобы они подобные бесполезные вещи лучше оставили афинянам, ибо книжные-де занятия и делают их невоинственными и для готов безопасными

Монтень приводил этот анекдот в виде решающего доказательства пагубности ученого педантства; Гиббон осмеял его, как грубую выдумку позднейшего софиста, а Финлей из него извлек вывод, будто отвлеченное знание изнеживает, раз не обращается на практические приложения и облагораживающую деятельность. А между тем эта же Греция, которую осмеивали как нацию книжных ученых и мудрствующих мечтателей, была ведь родственным готам народом, изумлявшим недавно еще мир великими своими воинскими подвигами, да и сами подвиги эти оказывались возможными потому только, что греки ведение войны превратили в науку.

В общем же приведенный выше анекдот может служить доказательством, что и тогда еще процветали в Афинах ученые занятия. Действительно, в то время здесь преподавали такие отменные ученые, как софисты Генетлий и Сыторий Каллиник, риторы Павел и Андромах и многие другие эллины Впрочем, и воинская честь Афин была с блеском восстановлена одним из образованнейших ее граждан. То был Публий Геренний Дексипп из Гермоновой филы, сын Птолемея, прославившийся в качестве оратора в своем отечестве, где занимал важные должности. Если софистическое красноречие когда-либо являлось патриотической добродетелью, так именно в те страшные дни. От пламенной речи Дек-сиппа, обращенной с увещаниями к согражданам, в коей он призывал собратий к сопротивлению с оружием в руках, до нас дошел отрывок. Да не смущает афинян падение города, внушал Дексипп, ибо нередко завоевывались города, но теперь приближается императорский флот, и им предстоит показать, что у афинян дух сильнее, нежели самое бедствие, их постигшее С отрядом в 2000 граждан расположился Дексипп лагерем близ города и производил неоднократно на варваров нападения весьма искусно, пока те не ушли из Аттики, удивленные внезапным появлением в Пирее греческого флота под начальством Клеодама.

Истинной меры заслуг благородного афинянина для освобождения отечественного города мы себе ныне и представить не можем Если он и впрямь был последним героем, какой народился в отчизне Фемистокла, то он оказался и последним ее Ксенофон-том, ибо если исключить младшего его же современника Пракса-гора, который написал историю Александра и Константина, то другого известного потомству историографа, помимо Дексиппа, Афины и не производили вовсе вплоть до времен Лаоника Хажо-кондила (в XV в.) Дексипп написал историю эпохи, последовавшей за кончиной Александра, всеобщую историю до времени Клавдия Готика и сочинение Skuthika, где описаны войны с готами от Деция до Аврелиана.

Все произведения Дексиппа, за исключением немногих отрывков, погибли. Славу об историке-герое сохранили лишь несколько слов, о нем брошенных Требеллием Поллионом в похвальном слове Суиде, Фотием и немногими другими писателями, а равно эпиграфические надписи на статуе, воздвигнутой в честь Дексиппа. Подножие ее с надписями в прозе и стихах сохранилось, и из них явствует, что статую воздвигли, согласно приговору афинских ареопага, совета и народа, собственные сыновья Дексиппа, и что, вследствие его заслуг, он на великих Панафинеях удостоился величайших почестей архонта-базилевса, эпонима и агонотета. В шести элегических дистихах Дексипп прославляется лишь как историк и ученый-исследователь, но о деяниях его по освобождению Афин не упоминается вовсе

Насмешливое воззрение грубого предводителя готов на ценность учености для практической жизни получило бы подтверждение и со стороны афинян, если бы можно было доказать, что надпись эта сочинена уже после вторжения готов. В таком случае эта надпись оказалась бы в резком противоречии с могильною надписью Эсхила, которую себе сам сочинил великий трагический писатель, и где ни единым словом не упоминается о писательской его славе, но просто отмечается, что Эсхил, афинянин, сын Эвфорио-на, при Марафоне доблестно сражался против темнокудрых ми-дийцев. Во всяком случае, честь афинян III века по Р Хр. может быть спасена, если допустить, что они заслуженному своему гражданину воздвигли статую еще до вторжения готов

3. Вскоре после описанного нападения готов в придунайские области прилила новая волна варваров того же племени, спустившихся вниз по течению Днестра на 2000 судах. Мужественный император Клавдий уничтожил эти орды в битве при Наиссе, в Мизии, в 269 г. и тем обеспечил спокойствие римлянам и грекам более чем на целое столетие. Сильные и мудрые императоры приостановили дальнейший напор со стороны врагов империи. Аврелиан, restitutor orbis, заключил с готами мир и поселил их колониями в Дакии. А затем Диоклециан дал новое устройство государству и перенес центр тяжести последнего на греческий Восток.

Когда Эвнапий, продолжатель истории того времени, начатой Дексиппом, во второй половине IV века отзывается о сильно заселенных готами Фракии, Фессалии и Македонии как о странах, по населенности и благосостоянию счастливых, то тем более могли оправиться от бедствий Эллада и Пелопоннес, так как они пострадали сравнительно мало Города Фессалоники, Коринф и Афины и тогда еще пользовались немалым значением, по крайней мере римский сенат обратился к общинным их советам с грамотами, в которых извещал о состоявшемся 25 сентября 275 года избрании Тацита в императоры.

А между тем за эту эпоху в летописях Афин нельзя отметить ни единого сколько-нибудь примечательного исторического события. Даже общие гонения против христиан, свершившиеся в царствования Деция и Диоклециана, Азию и Африку затронули гораздо более чувствительно, чем Древнюю Грецию, где противоречия между обеими религиями еще не обострились чрезмерным изуверством партий. Греческие церкви, в том числе и самые значительные в Патре и Коринфе, в III и IV веке были общинами слабосильными. В Афинах по-прежнему процветали школы Платона, Аристотеля и Хризиппа, и они-то с христианскими идеями далеко не имели того сродства, какое оказалось между христианами и язычниками в Александрии, Антиохии, Карфагене и иных рассадниках богословия, но, быть может, именно вследствие нападок и декламаций языческих философов Платоновой школы и случилось, что именно в Афинах народились первые апологеты христианства. В эпоху Адриана писал такие сочинения в защиту христианства обратившийся к новому верованию философ Аристид, а равно и Квадрат, бывший впоследствии в Афинах епископом. В том же II веке сочинил апологию и Афинагор, афинянин, живший в Александрии. Можно было бы утверждать, что ряд афинских борцов за христианство еще более бы усилился, сплотившись около воистину знаменитого мужа, если бы доказано было, что Климент Александрийский, ученик Пантена и учитель Оригена, действительно родился в Афинах. Во всяком случае примечательно то, что афиняне-христиане прославились именно в первые века по P. X., когда школы языческой философии еще процветали и боролись против нового вероучения. Даже в древнейших списках римских епископов находим мы двух афинян, а именно Анаклета, второго преемника св. Петра, и Игина, VIII по счету папу. Равным образом и Ксист II, современник Дексиппа, бывший в Риме епископом около 258 г., а при Валериане принявшии мученичество, описывается как Влсын философаВ», родом из Афин. Справедливо ли выводится происхождение легендарных пап из Афин, либо нет, но одно уж наименование их афинянами доказывает, что римская церковь особое значение придавала сопричислению к сонму древнейших своих епископов, именно тех личностей, которые якобы происходили из враждебного лагеря афинских философов.

Лишь со времени издания Константином эдикта о терпимости могли миссионеры христианства приступить в столице эллинства к более деятельной пропаганде. В разгаре борьбы из-за преобразования римского мира, решавшейся между этим великим человеком и Лицинием, афиняне, по счастью, сумели уберечься от того, чтобы принять на сей раз сторону слабейшего. В 322 году в Пирее даже сосредоточены были суда, которые грекам предстояло выставить для императора. Это доказывает, что городская гавань в то время представляла собой излюбленную стоянку для морских судов. При Адрианополе, а затем в Геллеспонте и, наконец, в Византии второй император Лициний был побежден, и Константин сделался единым властителем всего государства. Он явился как бы воплощением Януса на пограничной меже в существовании человечества.

Он построил Константинополь. Со времени основания Рима не созидалось еще на земле города, который бы имел более важное значение. Погребя в Византии под порфировой колонной своего форума палладиум Рима, Константин перенес центр мировых судеб на Босфор, и доселе судьбы этого рокового города продолжают непрестанно оказывать влияние на будущность человечества. Византия оказалась порубежным столбом, у которого остановилась языческая древность; в то же время Византия обозначила собой и культурно-исторический разрыв между латинским Западом и греческим Востоком. Папы придали этому событию такое освещение, словно Константин по мановению Провидения покинул Рим ради Босфора и предоставил им и римской церкви Запад. В существе дела папы весьма основательно рассчитали огромные последствия этого факта. Обоснованное самой природой вещей разделение orbis terrarum на две половины окончательно запечатлелось основанием новой христианской столицы для империи.

Латино-германский Запад приобрел теперь центр в Риме, греческий же Восток тАФ в Византии. Собственно же для Греции творение Константина имело особенное значение, не понятое ни тогдашними эллинами, ни их потомками в течение долгих столетий, а именно благодаря Византии для человечества и были спасены как дальнейшее существование греческой нации, так и сокровища греческой культуры. Не существуй Константинополь, и Эллада, и Пелопоннес подверглись бы завоеванию со стороны чужеземцев-варваров, которые бы там и осели; без этого великого и укрепленного города византийское царство так же немыслимо, как немыслимы бы были ни греческая церковь, ни дальнейшее существование гуманистической науки, попавшей под ее охрану.

Через заложение Византии, правда, создалась не только соперница и повелительница для Афин, но возникло начало, прямо-таки враждебное языческому эллинизму. Блеск древней праматери мудрости потускнел перед новым созвездием, ибо это последнее возвестило человечеству умственное преобразование, в процессе которого городу Платона не суждено было отмежевать себе никакого положения. Значение Афин в мировой жизни покоилось исключительно на образовательном влиянии классической древности, а одновременно с последним пал и сам Влгород мудростиВ». Вскоре византийцы стали уже на Древнюю Грецию взирать презрительно, сверху вниз, а афиняне, в свою очередь, с ревностью и ненавистью посматривали на то местечко, которое некогда целиком снабжало Афины зерном; теперь же и всей Азии с Сирией и Финикией оказывалось уже недостаточно, чтобы напитать голодную чернь, которую Константин согнал в Византию из осиротелых го-родов империи

Император грабил города эллинов, чтобы их художественными сокровищами разукрасить новую столицу Таким образом, Византия на эллинском Востоке продолжала систему римских хищений. Творения Алкамена, Фидия, Праксителя, Мирона и Аисиппа не были покинуты на разрушение христианам, но оказались предназначенными на украшение нового Рима. Столица на Босфоре превратилась в богатейший художественный музей, а литературные творения древних греков наполнили ее библиотеки. Обе эти сокровищницы в смысле эллинского духа оказывали воздействие, хотя и слабое, как на живопись и технические искусства, так и на науку византийцев, хотя последние и не могли достигнуть самобытности в творчестве.

В древней церкви Св. Софии были собраны, словно в светской художественной галерее, 427 статуй; среди них можно было видеть изображения богов: Зевса, Афродиты, Артемиды и жрицы богини Афины Геликонских муз, пощаженных Суллой, Калигулой, Нероном и готами, Константин установил в своем дворце; статуя пифий-ского Аполлона и золотой дельфийский треножник послужили ему для украшения гипподрома. Это, впрочем, единственные примечательные художественные произведения Древней Греции, какие в списках византийских авторов значатся в качестве добычи, награбленной Константином в Греции. Среди художественных произведений, вывезенных императором из Афин, не оказывается тех, коими восхищался Павсаний. Объясняется это тем, что Константин пощадил афинские храмы и не только в силу свободы, предоставленной языческим верованиям, а потому, что питал особенное почтение к Аф инам. Он почитал за личное отличие то, что был облечен в сан афинского стратега, а когда афиняне воздвигли в честь его статую, то в благодарность император установил в Афинах ежегодную раздачу зерна

Наряду с Коринфом, столицею Ахаии, Афины были тогда значительнейшим в Греции городом и сохраняли еще за собой обладание городской автономией и независимыми учреждениями. Там проживали многие богатые семейства вельмож, а многие пришельцы из разных провинций империи изучали здесь науки. Полнейшая свобода преподавания поддерживала деятельность языческих софистов и философов на кафедрах, к тому же хорошо и оплачиваемых. Таким образом, афинская академия, подвергшаяся со времени Севера благодаря войнам с готами умалению, а порой и упразднению, теперь возродилась почти с таким же блеском, каким обладала только при Антонинах. Ей покровительствовал и сам император Константин. Связь императора с христианством, ставшим теперь в государстве значительной силой, отнюдь не повлияла на него как на образованного человека и язычника. Он остался истинным другом неоплатоника Сопате-ра, и ему-то, совместно с гиерофантом Прётекстатом и астрологом Валенсом, было поручено при основании Константинополя совершить торжественно освящение города по языческим обрядам. Афинянину, неоплатонику Никагору, который при элевсинских таинствах отправлял должность да духа, Константин же предоставил средства предпринять поездку для изучения Египта. В царских склепах в Фивах этот философ увековечил себя надписью, в которой выражает благодарность богам и императору за то, что они даровали ему возможность совершить это путешествие.

Повествуется, что Константин и в своей столице возвел длинную галерею, где фиванские, афинские и иные греческие философы вступили в спор с константинополь

Вместе с этим смотрят:

"Quo vadis": проекцiя на сучаснiсть

"Звезды" немого кино и русская мода 1910-х годов

"Культура": типология определений

"Русские сезоны" в Париже

"Серебрянный век" русской культуры