Разные направления и концепции изображения положительного героя в литературе XIX в

Литература девятнадцатого века активно участвовала в общественной жизни России. Писатели и поэты внимательно следили за любыми изменениями в обществе, старались обобщить их и представить в литературных произведениях. Многие творческие люди становились публицистами и общественными деятелями, потому что главной своей целью считали работу по просвещению умов и очищению душ человеческих. ПоэтомуВа в литературе неоднократно поднимался вопрос о положительном герое и каков он должен быть.

В литературе XIX в. идея показать тип положительного героя с точки зрения реалистической действительности не нова.Ва

Первыми на исторические подмостки вышли так называемые Вллишние людиВ». По происхождению аристократы, имеющие и деньги, и блестящее образование, они просто не вписывались в современную им жизнь, не находили в ней применения своим многочисленным талантам. Таким был Чацкий, герой комедии ВлГоре от умаВ». Он видел глупость и жестокость общества, но самое большее, что мог сделать герой А. С. Грибоедова,тАФ уколоть окружающих своим острым языком, поразить градом насмешек. Лишний человек Евгений Онегин просто маялся от скуки и безделья. А. С. Пушкин наделил своего героя Влсердцем и умомВ», дал ему попробовать себя в различных занятиях, но ощущение бессмысленности любых начинаний отбивает у него всякое желание изменить даже свою собственную жизнь, не говоря уже про жизнь общества. Герой своего времени, описанный М. Ю. Лермонтовым, испытывает более ярко выраженное чувство отвращения к быту и нравам высшего света, но сам является Влплотью от плоти егоВ». Понимая это, Григорий Печорин протестует в силу своего характера. Он ведет себя вызывающе-презрительно, мстит окружению равнодушием или надуманной жестокостью. Но этот протест еще очень далек от созидательного желания изменить жизнь к лучшему.

ВаВаВа К середине девятнадцатого века общественно-политическая ситуация в России изменяется. Аристократия в литературе отходит на второй план. ВлНовоеВ» время выявляет новых героев. Первой знаменательной личностью этого периода мы назвали русского помещика Илью Ильича Обломова. Бездеятельность, ставшая образом жизни и доведенная до абсурда. Пассивный протест, описанный Гончаровым, великолепен по форме (что-то вроде сидячей забастовки) и очень понятен по содержанию: ВлТак дальше жить нельзя!В» Роман ВлОбломовВ» прочитала вся более-менее грамотная Россия и осознала его правоту. ВлНовыеВ» герои тАФ ВлразночинцыВ» тАФ образованные дети средних слоев российского общества,тАФ оттолкнувшись от ВлобломовщиныВ», начали свое существование в жизни и литературе с резкого отрицания всех ценностей прошлого. В романе И. С. Тургенева вечный конфликт отцов и детей переведен из плоскости личных интересов в общественную сферу. Базаров категорически уверен в том, что нельзя жить так, как жили ВлотцыВ». Но его воинствующий ВлнигилизмВ» опять же не принес никаких конструктивных предложений.

В принципе, сказать: ВлОн - хороший человекВ», нельзя. Равно как и сравнить двух людей. Ведь в каждом из нас столько разнообразных черт и особенностей, и среди них обязательно есть и отрицательные и положительные. Поэтому, оценивая любого человека, необходимо рассматривать его с каждой стороны в отдельности и в этом и, наверное, есть отличие идеала от положительного героя.

В этом исследовании мы попробуем проследить и сделать вывод о разном подходе к образу положительного героя в русской литературе 60тАУх годов XIX в. Нельзя сказать, что данная проблема оставалась неизученной. В своей работе мы опирались на труды исследователей творчества Варусских писателей. ТакВа Л. С. Айзерман в статьеВа ВлБеспокойный и тоскующий БазаровВ», анализирует и пробует доказать, что Базаров на самом деле чуткий и глубоко чувствующий человек.

Статья П.А.Гапоненко ВлПоложительно прекрасный человекВ» раскрывает некую таинственность князя Мышкина, подчеркивая его обособленность и несостоятельность в этом мире. При работе мы познакомились с разными трактовками и пониманием новых литературных героев. В частности, многие исследователи пытаются найти причину неуспеха Мышкина в слабостях его характера. Г. М. Фридлендер, отмечая не только физическую, но и моральную слабость героя, считает жертву Мышкина напрасной. На его взгляд, Влморальное поВнражениеВ» героя свидетельствует о ложном пути христианского решения проблемы самим автором. Английский ученый М. Джоунс видит главную разницу между Мышкиным и Христом в том, что первый лишен строгости евангельского образа. Оба эти исследователя справедливо замечают существенные несоответствия между героем ДоВнстоевского и Христом, но не объясняют их источник.

Некоторые интерпретаторы хотят разъяснить личность Мышкина в православных рамках. Г. Г. Ермилова пишет, что Влкнязь Мышкин тАФ из миров иныхВ» Он обладает сверхэмпирическим опытом. Он не Бог, но он Человек, в нем запрограммировано некое превышение естественной человеческой природыВа ЗаВнмечание это очень интересно, хотя исследовательница порой смущает читателя, прямо привязывая Влпревышение естественной человеческой природыВ» с божественной личностью Христа. К. Мочульский пишет: ВлПрекрасный человек тАФ святой. Святость тАФ не литературная тема. Чтоб создать образ святого, нужно самому быть святым. Святость тАФ чудо; писатель не может быть чудотворцем. Свят один Христос, но роман о Христе невозможенВ». Итак, Влписатель преодолел соблазн написать Влроман о ХристеВ». По мнению ученого, князь тАФ существо другого зона тАФ до грехопаденияВ».[17,90] К сожалению, он не осВнтанавливается на своей мысли подробнее, но намек этот замечателен. Он совпадает с главной посылкой нашего исследования. Профессор Московской духовной академии М. М. Дунаев дает самое близкое, на наш взгляд, к православному сознанию объяснение:

ВлПуть к обретению красоты Христовой лежит именно через обожение тАФ конечную цель земного бытия, как понимает это Православие. Достоевский выводит в мир человека необоженного. И такой человек не может не потерпеть конечного поражения в соприВнкосновении со злом мираВ»[18,201]. Исследователь, как и К. Мочульский, не объясняет причиВнны, почему он считает Мышкина человеком необоженным. Однако само понятие ВлчелоВнвека необоженногоВ» очень ценно для нашей работы.

При исследовании была использована книга С.М.Петрова ВлИ.С.ТургеневВ», где автор исследует жизнь и творчество писателя. В ней описывается литературная деятельность Тургенева,Ва прослеживая все творчество писателя, автор замечает, что, живя во времена переломной эпохи в России, писатель не мог остаться безучастным, и в своих произведениях он отобразил реальную действительность. Как и большинство его современников, писатель не мог правильно разобратьсяВа и определить новый путь России. Отсюда и противоречия в его мировоззрении, отразившиеся в его произведениях.

В монографии Муратова А.Б. ВлИ.С. Тургенев после ВлОтцов и детейВ» рассматривается творчество писателя Ва60- годовВа в связи с общественно тАУ исторической обстановкой в России и мировоззрением писателя. Подробно рассматривается роман ВлДымВ».Этот период времени в жизни и творчестве Тургенева, который составляет содержание книги, вызывает особенно острые споры в тургеневедении. Автор монографии считает, 60 тАУе годы в творчестве писателяВа можно считать переходным. Это наложило свой отпечаток на произведения Тургенева 60 тАУ годов и сделал их не похожими на повести и романы писателя предшествующей поры.

В книге Поспелова Г.Н. ВлИстория русской литературы XIX векаВ» воссоздается процесс 40 - 60 годов XIX в. В его целостности и противоречивости.Ва В основу книги положен принцип историзма, который и определил тематику глав книги, включающих суммарную характеристику творчества крупных писателей этого периода, где и дается характеристика новых людей XIXв.

В своей работе ВлУ истоков русского реализмаВ» В.Ф.Переверзев призывает не ограничиваться констатацией резкой индивидуальности Достоевского Ф.М., а искать все точки соприкосновения его с другими художниками. Не преувеличивал В.Ф.Ва Переверзев социальную активность персонажей Достоевского. Многие суждения исследователя полемичны. В частности, он говори о том, что не надо искать в произведениях Достоевского его политические и религиозные взгляды. Но за ними видна его вера в самоценность писателя.

Очень интересна и любопытна книга Бялого Г.А. ВлРусский реализм. От Тургенева к ЧеховуВ» в том, что изучая противоположные по своей сути художественные системы, автор находит то, что сближает, а в каких тАУ то отношениях даже объединяет непримиримых антагонистов. Ведь это он шире и убедительнее, чем тАУ кто либо до него, показал Влразительные черты сходстваВ» в изображении психологии героев у Тургенева и Достоевского.

Цель данного исследования: проанализировать разные направления и концепции изображения положительного героя в литературе XIXв.

Задачи исследования:

-Ва дать определение положительномуВа герою;Ва

- выявить концепцию положительного героя в творчестве И.С.Тургенева.

- показать два взгляда на образ положительного героя в литературе 60-х г.XIX в.на примере образов Рахметова и князя Мышкина.

Работа состоит из введения, трех глав, заключения, литературы.

Глава 1. Положительный герой в литературе 60-х г. XIX в

Жизнь эпохи 60-х годов взывала к поиску новых форм худоВнжественного изображения, диалектически совмещающих в себе утонченный анализ с динамичным, постоянно ВлперенастраиваюВнщимсяВ» синтезом. В литературу приходит новый геройтАФизменчиВнвый и текучий, но сохраняющий при всех переменах верность саВнмому себе, глубинным основам своего ВляВ», своей неповторимой индивидуальности. Это герой, стремящийся снять роковое протиВнворечие между словом и делом. Активный и целеустремленный, он пересоздает себя и мир в процессе постоянного и напряженного жизнестроительства. Новый герой является перед читателями в живом многообразии человеческих характеров, несет на себе пеВнчать художественной индивидуальности автора, его общественных убеждений.

Социальная судьба писателей-демократов, как иВа творчество, воссоздает драматическую историю о Влновых людяхВ»ВаВаВа социального и идейного самоопределения русскоВнго разночинства, историю борьбы его представителей с российской действительностью. В этой борьбе и самоопределении они искали опоры в народе, в передовых идеях своего времени. Наряду с очерВнками, рассказами и романами из народной жизни они создали и произведения о положительном герое своего времени, о разночинВнце, носителе передовых идей. Таких героев в то время называли Влновыми людьмиВ». Название это возникло под влиянием романа ЧернышевВнского ВлЧто делать?В».

Революционер Н. Серно-Соловьевич в начале 1864 года писал, что новые условия русской жизни выраВнбатывают Влбольшое количество личностей, страшных энергиею и непримиримостью убеждений. О таких личностях мы не имели понятия лет пять назад. Но уже в последние два-три года между самою юною молодежью стали проявляться характеры, перед сиВнлою которых самые крайние люди поколений, воспитанных в прошлое царствование, назывались почти детьмиВ»[5,90] . Сама жизнь, следовательно, требовала перехода от человека рефлексии к герою дела, не знающему сомнений, характеризующемуся практическим отношением к действительности, единством слов и дела, цельностью натуры, пропагандирующему новую жизнь, прокладывающему пути к ней. Обстановка первого демократического подъема вызваВнла к жизни такого героя. Но он появился в русской литературе не вдруг. Формирование принципов его художественного воспроизвеВндения имеет длительную историю. Складывались разные способы его художественного изображения. Возникали и различные идеолоВнгические и психологические истолкования Влновых людейВ». РазверВнтывалась напряженная литературно-критическая полемика вокруг романа о Влновых людяхВ».

В ВлНаканунеВ» и ВлОтцах и детяхВ» отсутствует история духовВнного формирования героя-разночинца, история его воспитания в семье, школе и в жизни. В тургеневском романе он появляется вполне сложившимся человеком. Это, конечно, в какой-то мере обедняло внутреннее содержание образа разночинца. Помяловский впервые поставил задачу преодоления тургеневского метода изоВнбражения разночинца. Автор ВлМещанского счастьяВ» обогатил русВнский роман аналитическим воспроизведением подробной истории духовного формирования героя-разночинца.

ВаВлНовый человекВ» Толстого, например, в чем-то полемичен по отношению к Влновым людямВ» Чернышевского, а герои Чернышевского полемичны по отношению к тургеневскому БазаВнрову. В их противостояниях друг другу заявляет о себе общественВнная борьба, определяется основной ее водораздел между идеалами революционной демократии, с одной стороны, и разными формами либерально-демократическойВаВа иВаВа либерально-аристократической идеологиитАФс другой. Но вместе с тем все герои Толстого и ДоВнстоевского, Тургенева и Гончарова, Некрасова и Чернышевского, Писемского и Помяловского остаются детьми своего времени, и время это накладывает на них свою неизгладимую печать, роднит их между собою.

Национальный русский драматург Островский еще на заре 60-х годов отметил самую существенную черту русского художестВнвенного сознания. Вл..В иностранных литературах (как нам кажетВнся) произведения, узаконивающие оригинальность типа, то есть личность, стоят всегда на первом плане, а карающие личностьтАФ на втором плане и часто-в тени; а у нас в России наоборот. ОтВнличительная черта русского народа, отвращение от всего резко определившегося, от всего специального, личного, эгоистически отторгшегося от общечеловеческого, кладет и на художество осоВнбенный характер; назовем его характером обличительным. Чем произведение изящнее, чем оно народнее, тем больше в нем этого обличительного элементаВ»[26,42].

ВаРусский реализм середины XIX века, не теряя своей социальВнной остроты, выходил к вопросам философским, ставил вечные проблемы человеческого существования. М. Е. Салтыков-Щедрин так определил, например, пафос творчества Достоевского: ВлПо глубине замысла, по ширине задач нравственного мира, разрабаВнтываемых им, этот писатель стоит у нас совершенно особняком. Он не только признает законность тех интересов, которые волнуВнют современное общество, но даже идет далее, вступает в область предведений и предчувствий, которые составляют цель не непосВнредственных, а отдаленнейших исканий человечества. Укажем хоВнтя бы на попытку изобразить тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия, положенную в основание романа ВлИдиотВ»,тАФи, конечно, этого будет достаточно, чтобы соВнгласиться, что это такая задача, перед которою бледнеют всевозВнможные вопросы о женском труде, о распределении ценностей, о свободе мысли и т. п. Это, так сказать, конечная цель, ввиду которой даже самые радикальные разрешения всех остальных вопросов, интересующих общество, кажутся лишь промежуточныВнми станциямиВ»[20,90]. В оценке Щедрина спорно лишь обособление Достоевского от других писателей эпохи.

Поиски лучшими героями 60-х годов Влмировой гармонииВ» приВнводили к непримиримому столкновению с несовершенством окруВнжающей действительности, а само это несовершенство осознаваВнлось не только в социальных отношениях между людьми, но и в дисгармоничности самой человеческой природы, обрекающей кажВндое индивидуально неповторимое явление, личность на смерть. Отсюда мысль Достоевского о том, что Влчеловек на земле сущеВнство только развивающееся, следовательно, не оконченное, а переВнходноеВ».

Эти вопросы остро переживали герои Достоевского, ТургенеВнва, Толстого.

Вопрос о смысле человеческого существования здесь поставВнлен с предельной остротой: речь идет о трагической сущности прогресса, о цене, которой он окупается. Кто оправдает человеВнческие жертвы, которые совершаются во благо грядущих покоВнлений? Имеют ли право будущие счастливые поколения цвести и благоденствовать, предав забвению то, какой ценой куплена им эта гармония? Базаровские сомнения потенциально содержат в себе проблемы, над которыми будут биться герои Достоевского от Раскольникова до Ивана Карамазова. И тот идеал Влмировой гармонииВ», к которому придет Достоевский, будет включать в свой состав не только идею социалистического братства, но и наВндежду на перерождение самой природы человеческой вплоть до упований на будущую вечную жизнь и всеобщее воскресение.

ВлЧерт знает, что за вздор! тАФ признается Базаров Аркадию.тАФ Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще сам придумывает себе всякие неВнприятности, портит свою жизньВ». Базаров-естествоиспытатель скептичен, но скептицизм его лишен непоколебимой уверенности. Рассуждение о мировой бессмыслице при внешнем отрицании заВнключает в себе тайное признание смысла самых высоких человеВнческих надежд и ожиданий. Если эта несправедливость мирового устройстватАФкраткость жизни человека перед вечностью времени и бесконечностью пространстватАФосознается Базаровым, тревожит его Влбунтующее сердцеВ», значит, у человека есть потребность поВниска более совершенного миропорядка. Будь мысли Базарова полностью слиты с природными стихиями, не имей он как челоВнвек более высокой и одухотворенной точки отсчета, откуда бы взялось в нем это чувство обиды на земное несовершенство, неВндоконченность, недовоплощенность человеческого существа. И хоВнтя Базаров-физиолог говорит о бессмыслице высоких помыслов, в подтексте его рассуждений чувствуется сомнение, опроверВнгающее его же собственный вульгарный материализм.

Не умея ответить на роковые вопросы о драматизме любви и познания, о смысле жизни и таинстве смерти, Базаров хочет, исВнпользуя ограниченные возможности современного ему естествоВнзнания, заглушить в сердце человеческом ощущение трагической серьезности этих вопросов. Но, как незаурядный человек, герой не может сам с собою справиться: данные естественных наук его от этих тревог не уберегают. Он склонен, как нигилист, упрекать себя в отсутствии равнодушия к презренным аристократам, к неВнсчастной любви, поймавшей его на жизненной дороге; в минуты отчаяния, когда к нему подбирается ВлромантизмВ», он негодует, топает ногами и грозит себе кулаком. Но в преувеличенной дерВнзости этих упреков скрывается другое: и любовь, и поэзия, и серВндечное воображение прочно живут в его собственной душе.

Русский герой часто пренебрегает личными благами и удобстВнвами, стыдится своего благополучия, если оно вдруг приходит к нему, и предпочитает самоограничение и внутреннюю сдержанВнность. Так его личность отвечает на острое сознание несовершенВнства социальных отношений между людьми, несовершенства чеВнловеческой природы, коренных основ бытия. Литературный герой 60-х годов отрицает счастье, купленное ценой забвения исчезнувВнших, забвения отцов, дедов и прадедов, считает его недостойным чуткого, совестливого человека.

Но в то же время этический максимализм героя 60-х годов обнаруживает не только сильные, но и слабые стороны. Многие русские писатели с опасением замечали, что Влновый человекВ», наВнпример, свободный в творческом порыве к новой жизни, несет в себе как преимущества смелого новатора, так и слабости безогВнлядного радикала, способного подрубить живое дерево национальВнной культуры, порвать связь времен. Эту опасность чувствовал в ВлДворянском гнездеВ» Тургенев, ее чувствовал и предостерегал от нее Гончаров в романе ВлОбрывВ».

Тот же самый этический максимализм порождал иногда скепВнтическое отношение к окружающему, а то и типичную русскую хандру, апатию.. ВлобломовщинуВ». Гончаров в своем гениальном ВлОбломовеВ» глубоко исследовал феномен русской национальной силы и слабости. М. М. Пришвин писал, что Влникакая ВлположиВнтельнаяВ» деятельность в России не может выдержать критики Обломова: его покой таит в себе запрос на высшую ценность, на такую деятельность, из-за которой стоило бы лишиться покоя..

Иначе и быть не может в стране, где всякая деятельность, наВнправленная на улучшение своего существования, сопровождается чувством неправоты, а только деятельность, в которой личное совершенно сливается с делом для других, может быть противоВнпоставлена обломовскому покоюВ»[6,132].

Но трагедия Обломова заключалась в том, что дальше критиВнки деловой штольцевщины он не шел и не был способен пойти. Широта его претензий к миру вырождалась в бесплодное проВнжектерство и пустые словопрения.

Был такой тип русской жизнитАФОбломов. Он все леВнжал на кровати и составлял планы. С тех пор прошло много времени. Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьяВннин, и не только крестьянин, а и интеллигент, и не только интелВнлигент, а и рабочий. Достаточно посмотреть на нас, как мы заседаем, как мы работаем в комиссиях, чтобы сказать, что старый Обломов остался и надо его долго мыть, чистить, треВнпать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел. На этот счет мы должны смотреть на свое положение без всяких иллюзий.

Духовный максимализм, гигантомания нередко оборачивались тем, что все относительное, конечное, все устоявшееся и закрепВнленное, все ушедшее в уют, считалось мелким, буржуазным, фиВнлистерским. Эта черта в характерах русских героев была надежВнным противоядием мещанству в любых его формах и обличьях. Но, достигая предельных высот, максималист впадал в крайности отрицания всего относительного, временного, преходящего. Это глубоко ощущал и проникновенно изображал Тургенев в судьбе многих своих героев и особенно в судьбе БазароватАФтрагической русской натуры, оставшейся Влпри широком взмахе без удараВ». Нелюбовь ко всему конечному и ограниченному, радикальное презрение к ВлпостепеновщинеВ» Тургенев считал национальной трагедией и на протяжении всего творчества искал ей противоВнядия в характерах умеренных и добропорядочных, деловых, не замахивающихся на большое.

Вывод к первой главе

Итак, мы видим, чтоВа во второй половине 60-х годов наступает расцвет романа и поВнвести о Влновых людяхВ». В этой беллетристике воспроизводилась история духовного формирования передового разночинца и изобраВнжалась деятельность революционера демократического периода освободительного движения.

Это герой, стремящийся снять роковое протиВнворечие между словом и делом. Активный и целеустремленный, он пересоздает себя и мир в процессе постоянного и напряженного жизнестроительства. Новый герой является перед читателями в живом многообразии человеческих характеров, несет на себе пеВнчать художественной индивидуальности автора, его общественных убеждений.

Поиски лучшими героями 60-х годов Влмировой гармонииВ» приВнводили к непримиримому столкновению с несовершенством окруВнжающей действительности, а само это несовершенство осознаваВнлось не только в социальных отношениях между людьми, но и в дисгармоничности самой человеческой природы, обрекающей кажВндое индивидуально неповторимое явление, личность на смерть.

Глава 2. Образ положительного героя в творчестве И.С.Тургенева

2.1. Полемика вокруг образа Базарова

Роман И.С.Тургенева ВлОтцы и детиВ» люВнбил А.П.Чехов. ВлБоже мой! Что за роскошь ВлОтцы и детиВ»! Просто хоть караул кричи!В» Современники же говорили о том, что сущеВнствует какая-то общность между Базаровым и самим Чеховым. Не исключено, что и выВнбор медицины как профессии был сделан Чеховым не без влияния Базарова.

ВлПоложительный, трезвый, здоровый, тАФ пишет И.Е.Репин, тАФ он мне напоминал турВнгеневского Базарова. Тонкий, неумолимый, чисто русский анализ преобладал в его глаВнзах выражением лица. Враг сентиментов и выспренных увлечений, он, казалось, держал себя в мундштуке холодной иронии и с удоВнвольствием чувствовал на себе кольчугу муВнжестваВ»[6,90].

ВлПервое мое чувство или, вернее, впеВнчатление, тАФ вспоминает о своем знакомстве с писателем А.И.Суворин, тАФ было, что он должен походить на одного из любимых моВних героев тАФ на БазароваВ»[13,187].

Особенно часто возвращался к этому сопоставлению А.В.Амфитеатров. ВлКаждый раз, подбираясь к индивидуальности приятеВнля, Амфитеатров-мемуарист возвращался к образу тургеневского Базарова, Влтипичного аналитика-реалистаВ»: Чехов тАУ Влсын БазароВнваВ» он Влобладал умом исследователяВ»; ВлсенВнтиментальности в нем не было ни каплиВ»; как тип мыслителя-интеллигента, он тесно приВнмыкает к БазаровуВ»[8,90].

Сегодня Базарова не жалуют, от него отВнкрещиваются, его разоблачают.

В 1985 году, еще до начала перестройВнки, дух которой уже витал в воздухе, О.ЧайВнковская предупреждала на страницах ВлУчиВнтельской газетыВ» об опасности Базарова для современной юности: Вл..в неразвитой душе нетрудно вызвать жажду и даже восторг разВнрушения..В», Влбыли времена, когда мы сами переживали полосу некоего нигилизма.. и кто знает, может быть, какой-нибудь неистоВнвый левак, взрывая памятники древнего исВнкусства, имел в подкорке головного мозга именно образ Базарова и его разрушительВнную доктрину?В»[7,89]

В 1991 году на страницах ВлКомсомольВнской правдыВ» И.Вирабов в статье ВлВскрытие показало, что Базаров живВ» (отповедь ей даВнет Б.Сарнов в своей книге ВлОпрокинутая куВнпельВ») утверждал, что Влмы превратились в общество БазаровыхВ»: желая выяснить, Влкак это произошлоВ», рассуждал: ВлДля того чтобы строить новое здание, нужен был новый чеВнловек тАФ с топором или скальпелем. Он приВншел. Базаровых были единицы, но они стали идеалом. Борьбу за всеобщее счастье поруВнчили Базарову, человеку, подчинившему все одной идееВ»[7,125].

Чуть позже, в 1993 году, в ВлИзвестияхВ» К.Кедров обобщит: ВлЯ не знаю, кто такой Базаров, но чувствую ежедневно и ежечасВнно злое сердце, ненавидящее все и вся. Они лечит, как убивает, он и любит, как ненаВнвидитВ»[17,168].

Методологию подобных разоблачений хорошо показал А.И.Батюто[6,190]: из живого конВнтекста вырываются отдельные цитаты и на них строится концепция. Вот один из многих примеров. Часто цитируют слова Базарова ВлВсе люди друг на друга похожиВ» (глава XVI). Но ведь в следующей главе Базаров скажет Одинцовой: ВлМожет быть, вы и правы: может быть, точно, всякий человек тАФ загадкаВ». ВлКак будто все постигшему Базарову, тАФ пишет исследователь, тАФ ясно и понятно далеко не всеВ». Постоянно в романе мы видим, как Влуверенность суждений и приговоров сменяВнется тревожной рефлексиейВ»[5,127].

Порой же совершенно не учитывается, что перед нами не умозрительный трактат, не сумма идеологических, политических и нравственно-эстетических цитат, а живой, полнокровный, противоречивый образ. КонВнструирование из цитат, вырванных из образВнной плоти и живого контекста, оказывается весьма печальным. Ограничимся одним, но весьма выразительным примером.

Вот, скажем, некий мыслитель ополчилВнся на многих выдающихся деятелей мировой культуры. Софокл, Еврипид, Эсхил, АристоВнфан, Данте, Тассо, Мильтон, Шекспир, РаВнфаэль (тот самый, которого не принимал и Базаров), Микеланджело, Бетховен, Бах, Вагнер, Брамс, Штраус тАФ для него дикость, бессмысленность, нелепость, вредность, выдуманность, недоделанность, непонятность. ВлХижину дяди ТомаВ» он ставит выше ШекВнспира. ВлШекспира и Гете я три раза проштуВндировал в жизни от начала до конца и никоВнгда не мог понять, в чем их прелесть. ЧайВнковский, Рубинштейн тАФ так себе, из средВнних. Много пишут фальшивого, надуманного, искусственногоВ»[7,90].

Кто же этот ниспровергатель святынь, кто так безжалостно сбрасывает с парохода современности величайшие культурные ценности? Кто же он, отчаянный нигилист из нигилистов? Отвечаю: Лев Николаевич Толстой. Но сводим ли Толстой к этим оценкам и высказываниям? Хотя и без них его нет. Так же не сводим и Базаров к своВним хлестким афоризмам, хотя и без них его нет. Но он сложнее, глубже, объемнее, траВнгичнее. А фигура отрицателя всего и вся по самой своей сути не может быть траВнгичной.

ВаНам досталась в наследие от долгих десяВнтилетий нетерпимость к иной точке зрения, другим взглядам, вкусам, непривычным поВнзициям. Эта нетерпимость особо опасна в наше время, когда многоголосие мнений стало объективной реальностью нашей жизни, а умение слушать и слышать тАФ неВнобходимым условием нашего бытия.

Этому нелегкому искусству толерантноВнсти и учит литература. Ведь хуВндожественный текст, по словам Ю.Лотмана, Влзаставляет нас переживать любое проВнстранство как пространство собственных имен. Мы колеблемся между субъективным, лично знакомым нам миром, и его антитеВнзой. В художественном мире ВлчужоеВ» всегда ВлсвоеВ», но и, одновременно, ВлсвоеВ» всегда ВлчужоеВ»[8,99].

Но откуда же такие горькие мысли у саВнмоуверенного Базарова? Конечно, и от горькой любви к Одинцовой. Именно здесь он говорил: ВлСам себя не сломал, так и баВнбенка меня не сломаетВ». И от одиночества (во всяком случае в пространстве и времеВнни романа). Но есть тут и более глобальные причины.

И толстовский Константин Левин думает о том, что Влбез знания того, что я такое и заВнчем я здесь, жить нельзяВ»: ВлВ бесконечном времени, в бесконечной материи, в бесконечВнном пространстве выделяется пузырек-оргаВннизм, и пузырек этот продержится и лопнет и пузырек этот тАФ яВ». Этот ВлпузырекВ» заставВнляет вспомнить базаровский ВлатомВ», ВлматеВнматическую точкуВ» не только потому, что и в ВлОтцах и детяхВ», и в ВлАнне КаренинойВ» разВнмышление о себе тАФ ВлпузырькеВ», ВлатомеВ» соВнпряжено с бесконечностью пространства и времени, но и потому, прежде всего, что и там, и тут исходное сомнение в том, зачем я здесь.

Константин Левин найдет опору и ответ в Христе, вере. Для Базарова же здесь отвеВнтов нет. ВлА в этом атоме, в этой математичеВнской точке кровь обращается, мозг работаВнет, чего-то хочет тоже.. Что за безобраВнзие!В» ВлБезобразие тАФ потому что слишком неизмеримы величины: крохотное мысляВнщее существо и бесконечное пространство. Человек затерян в мире, лишенном Бога тАФ отвергнутого, сказал бы Павел Петрович; несуществующего и несуществовавшего, по представлениям Базарова. Нет высшей сиВнлы, нет провидения, нет предопределенноВнсти; человек тАФ наедине со Вселенной, и он противостоит ей и должен сам организовать и упорядочить все окружающее, и груз безВнмерной тяжести ложится на его плечи. Не к кому обратиться за поддержкой, за новыми силами; все он обязан вынести и решить самВ»[9,263].

Трудно обо всем этом говорить сегодня, когда, по словам Базарова, Влдело идет о наВнсущном хлебеВ», когда миллионы людей лиВншены самого необходимого, когда, уж если речь идет о том, миллионы людей и тысячи школ лишены нормальной канализации. Но ведь и Базаров обо всем этом говорит не в современной сытой Швеции, или благополуВнчной Германии, или благоустроенной ШвейВнцарии, И тем не менее. И разве не звучит в подтексте этих его слов библейское: ВлНе хлебом единым жив человекВ»?

ВлКогда вы голодныВ», Влкогда дело идет о насущном хлебеВ» тАФ такова исходная позиция Базарова. Но не в хлебе насущном видит он конечную цель. Он хорошо понимает, что реВншение проблемы хлеба насущного (очень важной самой по себе) не есть цель жизни человека. И белая изба (дом, квартира, как бы мы сегодня сказали) не его идеал. ЗнаВнчит, у него есть другой идеал? И этого, друВнгого идеала у него нет.

ВлИсправьте общество, и болезней не буВндетВ», тАФ говорит Базаров. Но что значит ВлисВнправить обществоВ»? И как его изменить? На эти вопросы Базаров ответа не знает. Вспомним его предсмертные слова: ВлЯ нуВнжен России.. Нет, видно не нужен. Да и кто нужен?В» Кто нужен России и что делать, БаВнзаров не знает.

Базаров говорит о том, что нет ни одноВнго постановления Влв современном нашем быту, в семейном и общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отВнрицанияВ». Трагедия Базарова в том, что поВнлное и беспощадное отрицание распростраВнняется у него не только, воспользуемся слоВнвами Павла Петровича, на все принсипы, заВнщищающие существующий порядок вещей и установления между людьми, но и на все принсипы, им противостоящие. Ничто не отВнвечает его безграничным требованиям и стремлениям.

Теперь, когда пеВнреизданы литературно-критические работы Д.Н.Овсянико-Куликовского, можно прочесть его размышления на эту тему из наВнписанной сто лет назад статьи о Базарове. Тем более что размышления эти построены на анализе той же самой сцены под стогом, о которой мы говорим и сейчас.

ВлНо что особенно характерно для БазаВнрова и в то же время является признаком резкого отличия его внутреннего мира от натур и умов заправски революционных, это та вечная неудовлетворенность и неВнвозможность найти удовлетворение, то отВнсутствие равновесия духа, которые с осоВнбенной наглядностью сказались в следуюВнщей тираде.

Революционер преВнисполнен сознания своей миссии, иллюзиВней великого исторического дела, которому он призван служить, и скорее склонен преВнувеличивать свою значительность, свою ценность тАФ общественную, национальную, международную, тАФ чем чувствовать свое ничтожество. В смысле психологическом нет людей более занятых, как именно ревоВнлюционеры; и нет людей более уравновеВншенных, чуждых скептицизма, колебания, сомнений. Те мысли о бесконечности, вечВнности, о ничтожестве человека, которым так доступен Базаров, им и в голову не прихоВндят. Это люди жизни текущего историческоВнго момента, интересами и иллюзиями котоВнрого переполнена их душа, тАФ им некогда философствовать о суете сует, и человечеВнское ничтожество "им не смердит". Одного этого уже достаточно для заключения, что Базаров не есть представитель революциВнонного типаВ»[5,89]. (Мы потом вспомним эти слова и когда пойдет речь о Рахметове, и когда будем читать стихотворения НекрасоВнва ВлПамяти ДобролюбоваВ» и ВлПророкВ», у геВнроев которых ясно осознанная цель и котоВнрые лишены сомнений и колебаний, душевВнной смятенности, в отличие, заметим поВнпутно, от самого Некрасова.)

ПостаВнраемся подойти ко всему сказанному под другим углом зрения.

Прочитав роман, Достоевский тут же написал Тургеневу обстоятельное письмо. Отвечая, Тургенев благодарит: ВлВы до того полно и тонко схватили то, что я хотел выВнразить Базаровым, что я только руки расВнставлял от изумления тАФ и удовольствия. ТоВнчно Вы в душу мне вошли и почувствовали даже то, что я не счел нужным вымолвитьВ». Однако через год Достоевский в ВлЗимВнних заметках о летних впечатленияхВ» упомяВннул и Тургенева, и его роман. Очевидно, что высказывание его не расходилось с тем, что было сказано в письме автору и так восторВнженно воспринято им.

ВлНу и досталось ему за Базарова, беспоВнкойного и тоскующего Базарова (признак веВнликого сердца), несмотря на весь его нигиВнлизмВ».

Но почему беспокойство и тоска тАФ признак великого сердца? И как это понять тАФ несмотря на весь его нигиВнлизм?

Потом Достоевский вложит в уста Раскольникова вот эти слова: ВлСтрадание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердцаВ». И в последнем романе писателя старец Зосима скажет Ивану КараВнмазову: ВлВ вас этот вопрос не решен, и в этом ваше великое горе, ибо настоятельно требует разрешения.. Но благодарите ТворВнца, что дал вам сердце высшее, способное такой мукой мучиться, Влгорняя мудрствовати и горних искатиВ»[4,89]

Вот что значит Влнесмотря на весь нигиВнлизмВ». Ведь, если воспользоваться только что процитированными словами из ВлБратьев КарамазовыхВ», для нигилизма нет нерешенВнных вопросов, ибо все вопросы уже разреВншены ясно и определенно.

Обратим теперь внимание еще на одно важное обстоятельство. Слова беспокойство и тоска Достоевский взял из самого романа. Но там они звучат, казалось бы, в совершенВнно ином, чем в отзыве Достоевского, контекВнсте.

Из предпоследней главы романа: Вл..лиВнхорадка работы с него соскочила и замениВнлась тоскливой скукой и глухим беспокойстВнвом. Странная усталость замечалась во всех его движениях, даже походка его, твердая и стремительно смелая, измениласьВ». Опять же тоска и беспокойство тАФ результат измеВннения. Это другой, иной Базаров. А между тем эти, казалось бы, характерные лишь для определенных моментов состояния станоВнвятся для Достоевского исходными для опВнределения самого главного. Слова тоска и беспокойство, связанные в романе, вроде бы, с конкретными состояниями, берутся как ключевые, сущностные. как бы сказали в фиВнлософии, субстанциональные.

Базаров был бли

Вместе с этим смотрят:

"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)

"Донские рассказы" Михаила Шолохова

"Живопись слова" в японской поэзии

"Записки из подполья" как исток философии экзистенциализма Ф.М. Достоевского

"Подпольный человек" Ф.И. Достоевского