Россия у А.Блока и поэтическая традиция
Одна из важнейших задач в словесности тАФ выработка представления о литературе как о процессе, то есть о совокупности не разрозненных, а взаимосвязанных и взаимообусловленных явлений. Это легче делать на примерах прозы, где преемственность сюжетов, мотивов, характеров, важных деталей нагляднее и потому доступнее восприятию. Сложнее показать идейно-тематическую преемственность, если речь идёт о лирических произведениях. Здесь, как правило, восприятие формы преобладает над восприятием содержания, так что звучание заслоняет смысловое наполнение произведения или, по словам Б.Пастернака, тАЬобраз мира, в слове явленныйтАЭ. Тем более в этом случае важно иметь навыки исследования текста, умение определять традицию, а затем и своеобразие сочетающегося с ней авторского новаторства.
Этим обусловлена актуальность работы. Интересна она еще тем, чтоВа именноА. Блок принадлежал к числу тех поэтов, кто наиболее естественВнно ощущал себя связанным с русской поэтической культурой кровВнными узами родства, выявлению которых и посвящена наша работа.
За относительно короткий период времени Блок в своей поэтиВнческой деятельности проделал громадную эволюцию. Д. Максимов, посвятивший изучению творчества Блока несколько программных работ, очень точно назвал эту особенность блоковского творчества Влвоплощением идеи пути в его поэтическом сознанииВ»[12]. Это связано с необычайной чуткостью поэта к событиям внешней жизни и с самой действительностью, менявшейся поистине стреВнмительно. Блок формировался как поэт в 90-е годы XIX в., когда еще явственно давала о себе знать атмосфера эпохи ВлбезвременьяВ», как позже назвали 80-е годы символисты.
Представление о символизме в сознании читателя часто связыВнвается с разрушением традиций русской классики XIX в. во многом такое суждение справедливо. Однако требуется существенная оговорка: символизм действительно противостоял реалистическим традициям отечественной литературы, господствовавшим в проВншедшем столетии, но при этом имелся в виду реализм как худоВнжественный метод, а не пантеон имен,ВаВа связанныхВаВа с реализмом. В символизме не было, как позже в футуризме, нигилистически-пренебрежительного отношения к Влдорогим именамВ». Напротив, считая себя наследниками всей мировой культуры, заимствуя, поВндобно своим западным единоверцам, Влкраски со всех палитр и звуВнки со всех клавировВ» (Теофиль Готье), русские символисты вмеВнсте с тем всячески подчеркивали свою связь с отечественной класВнсикой. А. Пушкин, М. Лермонтов, Ф. Тютчев, А. Фет, Н. Гоголь, Ф. Достоевский и Н. Некрасов тАФ среди тех, кого символисты называли своими великими предшественниками не забывая о том, что вообще символистам был свойственВаВа своеобразный подход к творческому наследию великих художников прошлого, когда оно интерпретировалось применительно к нуждам философско-эстетических (правильнее сказать религиозно-эстетических) построений символистов, все же необходимо отметить, что активное обращеВнние к русской художественной культуре выгодно отличало симвоВнлистов от последующих модернистских школ, и круг имен русских поэтов, оказавших заметное влияние на представителей Влнового исВнкусстваВ», должен быть даже расширен за счет включения таких, как Е. Баратынский,ВаВа К. Батюшков,ВаВа Я. Полонский,ВаВа А. Майков,An. Григорьев, А. Апухтин и др.,ВаВаВа не говоря уже о В. Соловьеве, ставшем духовным отцом ВлмладшихВ» символистов.
Провозглашая в публицистике символизм как принциВнпиально новое и вполнеВа самостоятельноеВаВа явление, на практике все без исключения виднейшие символисты считали себя продолВнжателями дела русских классиков. Не составляет в этом смысле исключения и А. Блок.
Для написания использовались работы, монографии, статьи
ученых, литературоведов, критиков. Так в монографии Авраменко А.П. Вл А.Блок и русские поэтыВ» творчество поэта рассматривается на стыке двух эпох и предствалено как завершающее звено в развитии русской поэзии и открывающее новые пути в поэзии XX в.
Л. Долгополова в книгеВаВа ВлНа рубеже вековВ» уместно делает одну существенную оговорку, где речь идет о диалектике блоковского творчества. Вполне справедливо интеВнресное суждение о литературе дает автор, которая стала Вадля Блока Влне суммой программ., а суммой личностей, каждая из коВнторых обладала в его глазах своей особой ценностью и была веВнличиной самостоятельнойВ»[4].
Д.Максимов в книге ВлПоэзия и проза А.БлокаВ» отмечает, что более созвучВнными настроениям поэтаВа в дореволюционный период становятся те авторы, чье трагическое мирочувствование, так же как у Блока, отразилось в темах неуюта, непокоя, трагизма жизни: Е. БаратынВнский, Ап. Григорьев, Ф. Тютчев и М. Лермонтов.
На ВлвсеядностьВ» символистов показывает В Орлов в книге ВлЖизнь А.БлокаВ» Объединяя в своих рядах художников не только блестяще одаренных, но и без исВнключения великолепно образованных (не случайно М. Горький, например, называл В. Брюсова Влсамым культурным писателемВ» России), символизм усилиями своих приверженцев вырабатывал эстетику, учитывающую лучшие достижения мировой литературы. Этим и объясняется столь необычайно широкий диапазон имен авВнторов, почитаемых ими своими: от Данте и Пушкина до Гамсуна и Метерлинка, в представлении обычного читателя едва ли имеВнющих точки соприкосновения. В этом смысле, если правомерно вообще говорить о традициях мировой культуры, так как это поВннятие слишком уж обширно и неопределенно по содержанию, то эти традиции различимы в эстетике символизма.Об этом пишетВа П. Громов в своей монографии Вл Блок, его предшественники и современникиВ»
И. Машбие тАУ Веров в монографии ВлРусский символизм иВа путь А.БлокаВ» отмечает, что будучи по происхождению романтическим явлением искусства, символизм на исходе XIX в. производил свою переоценку ценноВнстей, где едва ли не главной составляющей стала борьба за дуВнховное обновление жизни, понимаемое, правда, очень специфично. Такое понимание заВндач в свою очередь повлияло на изменение литературных ориентиВнров, почитаемых в среде символистов как объект особого внимаВнния и творческого подражания. На передний план выдвигаются хуВндожники романтической плеяды, которые в XIX в., казалось, быВнли прочно отодвинуты на обочину историко-литературного процесВнса и не могли претендовать на роль властителей умов, такие, как В. Жуковский, Е. Баратынский, А. Фет и особенно Ф. Тютчев, поВнтеснивший в представлении символистов даже Пушкина. ХотяВа символисты, конечно, первыми заметили значительность этих авВнторов, надо признать, что в большей мере именно благодаря их усилиям, возрождавшим романтические принципы в искусстве руВнбежа XIXтАФXX вв., художественное наследие указанных поэтов прочно перешло в разряд отечественной классики.
О символистах и их связи с русской литературой пишет З.Минц, где частности отмечается, что генезис символизма, как и всякого романтического искусства, в отрицании действительности, в данном случае тАФ в отрицании безВндуховного мещанского бытия России. Но негаВнтивное отношение к действительности само по себе еще не может быть плодотворной программой искусства, необходимо ясное соВнзнание того, во имя чего отрицается данная действительность. У символистов отрицание определялось идеалистической природой ВлорденаВ», как они сами иногда называли это новое направление в литературе. Залог возрождения литературы, по Мережковскому, в усилеВннии прежде всего мистического содержания. Нужно еще учесть, что символизм вырастал в период некотоВнрого спада критического реализма, обнаружившего свою недоВнстаточность в отображении всей сложности современной жизВнни. 90-е годы стали узловым моментом в развитии русской литеВнратуры, когда единый ствол литературы XIX в.тАФ критический реаВнлизмтАФ как бы разветвляется в направлении ПОИСКОВ: во-первых, продолжение линии критического реализма в творчестве Л. ТолВнстого и его младших последователей (Д. Мамин-Сибиряк, В. ВереВнсаев, А. Куприн) и обогащение реалистического письма явственно ощутимым лирическим элементом (А. Чехов, В. Короленко, И. Бунин), во-вторых, реалистическая литература, усваивавшая новые, передовые социалистические идеи общественного развиВнтия,тАФ будущая литература социалистического реализма (М. ГорьВнкий) и, наконец, в-третьих, литература модернистских школ, перВнвой из которых заявила о себе в середине 90-х годов школа симвоВнлизма. Символизм, таким образом, стал одним из направлений поисков при отталкивании от критического реализма; частично и в этом заключен смысл противопоставления символистами себя и своего творчества реализму.
Г.А.Гуковский в статье ВлК вопросу о творВнческом методе Блока отметил одно противоречие: -Ва историзмВа не в том. что поэт пишет о прошлом, а в глуВнбинных качествах.его мироощущения, что и подчеркивает сам автор словами Влвсе, что он (А.Блок)пишет, тАФ исторично..В»[1,67].
Цель работы: исследовать процесс развития художественного творчества
А.Блока в связи с традициями русской поэтической культурыВа XIX в.
Для достижения цели необходимо решить следующие задачи :
- показать связь символизма и классической литературы;
- рассмотреть творчество А.Блока на стыке двух эпох отечественной литературе;
- выявить основные традиции классической литературы.
Работа состоит из введения, двух глав, заключение и литературы.
Глава 1 Глава 1. Формирование творческого мировоззрения А.Блока
1.1.Влияние классической литературы
Расцвет творчества А.Блока пришелся на бурный революционный пеВнриод в начале века, а завершился уже в советское время. И на протяжении всей жизни Блока отличала обращенность к традиВнциям русской классической литературы, прежде всего поэзии, хаВнрактеризующаяся своеобразной избирательностью в разные периоВнды его творчества.
На раннем этапе творчества его развитие не означало смену одного увлечения другим, например: Жуковский тАФ Фет тАФ Соловьев. Всегда это было освоение новых идей, новых духовных ценностей, новых завоеваний в области художественного мастерства, но воВнвсе не означало полного и безоговорочного отказа от всего, что соВнставляло его веру вчера.
Блок пережил на своем пути не один кризис и умел проводить личную ВлинвентаризациюВ» И переоценку ценностей, но даже самые решительные разрывы с идейным прошлым (например, с мистицизмом в 1906 г.) не приводили к забвению дорогих образов и имен. Так, в новую эпоху с нарастанием трагических интонаций в лирике, обращаясь к близким ему теперь Григорьеву, БаратынВнскому, Тютчеву, Лермонтову, он вовсе не охладел навсегда к куВнмирам его молодости. Важно еще и другое. Мы знаем, что первым учителем Блока был Жуковский, что увлечение Вл. Соловьевым пришло после того, как А. А. Кублицкая-Пиоттух, мать поэта, поВндарила ему на пасху весной 1901 г. книгу стихов Соловьева.
Поэты, о которых говорили выше, каждый Вапо тАУ своему оттеняет разВнные грани блоковского творчества: так, собственно в теме гибели человека в страшном мире преимущественно близкими БлоВнку оказались Григорьев и Баратынский,ВаВа вВаВа освещенииВаВа других тем тАФ любви,ВаВа человека в мире и во времени,ВаВа его окружающих, России тАФвелика роль Тютчева, и наконец воспитание воли к подВнвигу, укрепление жажды протеста и борьбы, преодоление трагизма жизни проходили под несомненным воздействием Лермонтова. Подчеркнем еще раз слово преимущественно, так как пракВнтически Блок, конечно, имел в виду всю свою литературу сразу. Вследствие этого вполне может быть, что в стихотворении, котоВнрое мы чисто условно называем в его творчестве ВлтютчевскимВ», ВлпросвечиваетВ» Баратынский, а в ВлгригорьевскомВ» уже слышен Тютчев или Лермонтов.
К проблеме обнаружения традиций классического искусства, классической литературы в творчестве какого-либо автора возмоВнжен двойственный подход.
Один путь тАФ выявление сходных тем и художественных обраВнзов, выявление похожих структур, приемов в творчестве разных авторов. При всей важности и трудоемкости такой работы нужно помнить, что она существенно ограничивает исследователя и треВнбует большой осторожности в выводах, так как часто этоВа оболочка, наполненная другим по сравнению с ВлпервоисточникомВ» содержанием. Особенно существенна эта оговорка в отноВншении Блока, о чем очень верно заметил видный исследователь его творчества Н. Венгров: ВлВ поэтической речи Блока они (ВлшиВнроко известные образцыВ».) выполняют функцию, схожую с литературной цитацией и сплошь и рядом, но более тогоВ»[5]. Но и пренебрегать подобным ВлсближениемВ» не следует: когда в проВнизведениях Жуковского мы обнаруживаем первичную огранку обВнразов, которые позже засверкают в произведениях великих ПушВнкина, Лермонтова, Тютчева, Блока,тАФ это, может быть, еще не лиВнтературная традиция, но уже истоки ее, помогающие Ваяснее увидеть единую линию развития нашей литературы.
Другой подход тАФ более масштабный, когда важнейшей предпоВнсылкой двуединства поэтов устанавливаются типологические взаВнимосвязи между системами мышления художников. ПредставляетВнся, что вне этого принципиального положения проблема исследоВнвания традиций и новаторства в творчестве того или иного автоВнра не может быть раскрыта. И суждение того же Венгрова: ВлРаВнботы о творческих связях Блока дают плодотворные результаты лишь в том случае, если они вскрывают мировоззренческие, творВнческие связи и влиянияВ»[6 ]тАФ справедливо не только в отношении Блока.
Таким образом, действительные творческие связи художника покоятся, с одной стороны, на стилеобразующей (или чуть уже тАФ формообразующей) традиции, однако прежде всего они опосредоВнваны общностью мировоззренческих принципов, мирочувствований художников. Такой подход к изучению литературных истоков творВнчества Блока определяет круг имен русских поэтов XIX в., котоВнрых мы называем его предтечами: В. Жуковского, А. Фета, Ап. Григорьева, Е. Баратынского, Ф. Тютчева, М. Лермонтова. ЕсВнтественно возникает вопрос, почему в этом ряду нет имен А. ПушВнкина, Н. Некрасова, Я. Полонского, А. Апухтина.
Через всю жизнь пронес Блок благоговейное отношение к веВнликому Пушкину. То, что последним из написанного им стало поВнслание ВлПушкинскому домуВ»,тАФ совпадение, но в общем не случайВнное. Имя Пушкина рассыпано в статьях, дневниках и письмах поэта, его строки и образы часто возникают Влв кадреВ» блоковских стихотворений. Пушкинская национальная и общекультурная траВндиция ощущалась Блоком как постоянное животворное начало в литературе. Однако в выработке собственного художественного метода творчества Блок идет в стороне от Пушкина. И даже там, где, казалось бы, пересечение неминуемо, где возникает пушкинВнская тема (ВлШаги командораВ», например), решение ее не пушВнкинское.
Таков же характер связей Блока с Некрасовым. ВозникновеВнние и усиление гражданских мотивов в поэзии Блока в революВнционную эпоху, развитие в ней темы России и народа неминуемо сближало его с поэтом-демократом (например, в ранней лирике тАФ ВлИз газетВ», в более поздней тАФ ВлНа железной дорогеВ», циклы ВлРоВндинаВ», ВлВольные мыслиВ», ВлГородВ»), Но опять-таки можно отмеВнтить лишь некоторое совпадение структуры произведений Блока с некрасовскими, своеобразие же раскрытия темы в них вполне блоковское.
Пластика и ясность пушкинских образов, их скульптурная зриВнмость, сугубо заземленный характер поэзии Некрасова, требоваВнние простоты художественной формы, обязательное для обоих поВнэтов, то есть все то, что характеризует их творчество как реалиВнстическую поэзию русской литературы XIX в., не было органичеВнски свойственно художественному методу Блока. Блок принадлеВнжал и сам ощущал себя принадлежащим романтической ветви отечественной литературы, к тому же он был художником трагиВнческого мировоззрения. Поэтому для него оказался важным и орВнганически усвоенным в природе его творчества опыт русских поВнэтов-романтиков, указанных выше. Круг этих имен, ВлподпирающихВ» Блока, и определяет содержание нашей работы
О том, что нужнее тАФ сладкие яды забвения, парализующие волю, Влелисейские поляВ», где воздух синеет блаженством, или груВнбая демократическая пища, он произнесет сам по своему адресу почти тот же приговор. По счастью, история редко ставит перед художником проблему подобного дихотомического выбора,тАФ по счастью, так как он всегда грозит драмой жизни художника, что и было в судьбе Блока, драмой искусства. Это всегдашнее протиВнворечие между поэзией гражданской, обращенной к нуждам сегоВндняшнего дня страны, народа, и поэзией, апеллирующей к вечным ценностям или понимаемойВаВа исключительноВаВа так ее оппонентами.
В определенные моменты истории, например в моменты предреВнволюционной ситуации, эти противоречия, как правило, обостряВнются. Поэзия вечных ценностей, как бы она ни была хороша, отВнвлекает, с точки зрения критиков, читателя от животрепещущих проблем его времени. Так Влсбрасывали с парохода современностиВ» классику футуристы, так воевал с Пушкиным Писарев, по тем же причинам отрицали Жуковского декабристы.
1.2. Романтические традиции Жуковского в раннем творчестве А.Блока
Итак, когда мы ведем речь о Блоке, на раннем этапе творчестВнва ВлповторяющемВ» Жуковского, то два важнейших фактора должВнны приниматься в расчет: идеалистическое мировоззрение, мистиВнцизм юноши и в целом социальная пассивность, аполитичВнность быта его семьи, сближавшаяся с мистицизмом и внесоциальностью творчества Жуковского. Что же касается подражательноВнсти, ученичества Блока 90-х годов, то и своего, блоковского, в нем было не меньше, чем ученического, жуковского.
Для Блока одушевленность поэзии как неотъемлемое качество подлинного искусства оставалась, вне всякого сомнения, всегда. Дело не в том, что начинающий поэт в ВлAnte lucemВ» и стихах, к циклу примыкающих, не устает повторять за Жуковским:
Когда б я мог дохнуть ей в душу
Весенним счастьем в зимний день! [т. 1, с. 10]
или
Мечтаю я, чтоб ни одна душа
Не видела Твоей души нетленной.. [т. 1, с. 329]
В июне 1900 г. он, например, создает целый ряд стихотворений (ВлУже бледнеет день прощальныйВ», ВлВ ночь молчаливую чудесенВ», ВлПолна усталого томленьяВ» и др.), как бы подхватывающих деВнвиз Жуковского ВлВсе для душиВ».
Показательно, что в апреле 1921 г., в преддверии кончины, смертельно больной Блок, полемизируя с Н. Гумилевым в защиту дорогих ему принципов искусства, упрекал акмеистов в том, что Влв своей поэзии (а следовательно, и в себе самих) они замалчиваВнют самое главное, единственно ценное: душуВ» -[т. 6, с. 183].
Как видно, уроки Жуковского не прошли бесследно не только для начинающего поэта, но и для Блока-мастера.
Акцент на чувство, природное, естественное, раскрепощенное, преобладает в поэзии Блока начальных лет.
Герой юного Блока предстает перед нами мечтательным юноВншей с душой, часто печальной, страждущим красоты и не находяВнщим ее, отчего даже время и пространство, его окружающее, каВнжутся ему наполненными грустью. К своему двойнику в рубежный час столетий (стихотворение Вл31 декабря 1900 г.В») он обращается с безрадостным приветом: ВлИ ты, мой юный, мой печальный, ухоВндишь прочь! Привет тебе, привет прощальный..!В» Или:
Отчего я задумчив и нем?.
Отчего мои песни больны?.
ВаОтвечай, отвечай мне,Ва зачем
Эти вечно-тоскливые сны?.[т. 1, с. 431]
Примечательно это Влвечно-тоскливыеВ», написанное одним слоВнвом, как выражение неизбывности печали в жизни героя. При таВнком мироощущении, когда преобладает давнишняя печаль, тоска о прежних днях, он не мог не найти в герое Жуковского родственВнную душу. Поэтому иногда его стихи воспринимаются почти как дословное цитирование старого романтика. Например:
Блаженно ты, былоеВа время,
Младые трепетные сны..(т. 1, с. 410)
ИЛИ
Там, за далью бесконечной,
Дышит счастье прошлых дней.. (т. 1, с. 337)
Обе лирические миниатюры написаны с интервалом в две неВндели, в маетАФиюне 1899 г. Можно считать, что это было время наиВнболее тесного сближения Блока с Жуковским. Большинство друВнгих стихотворений, используемых нами в сопоставительном аналиВнзе, тоже приходится на этот период.
А вот еще одна Влвариация на темуВ», написанная Блоком чуть позже, не зная авторства которой, не сразу и скажешь, кому приВннадлежит стихотворение тАФ Блоку или Жуковскому:
Лелея то, что было сном.. Увы!
Душа презреть не в силах
И чует в песнях старины
Страстей минувших, вечноВаВа милых
Былые призраки и сны.
(ВлНе презирай воспоминаний..В»)
Во всех приведенных стихотворениях очевидно совпадение не только выразительной темы невозвратного счастливого прошлого, темы Жуковского, как мы условно ее называем, но совпадение лекВнсического строя, образных построений, ритмико-интонационных хоВндов. Вторичность содержательных элементов у такого поэта, как Блок, исчезнет очень быстро, а вот вырабатывающийся поэтичеВнский стиль, даже развившись в могучее и блоковское индивидуальное мастерство, надолго еще сохранит обертоны н краски поэтики, которым он учился у Жуковского.
Конечно, ВлперепевовВ» Жуковского у Блока много. Если собрать весь романтический реквизит ранней лирики Блока, наберетВнся выразительный, пользуясь понятием, близким Жуковскому и наиболее точно определяющим суть подборки, лексикон: былые вдохновения, годов печаль, заветная печаль, день дохнул страданьем, безнадежное стремленье, ночной хлад, мрак и молВнчанье, страданий чаша, страданьем сердце растравлять, печаль и грусть, душа усталая, смятые крыла, печальные порывы, бесплодВнные мечты, усталый соловей, оборвавшаяся песня.. и многое друВнгое. Особенно разнообразны формы плача и рыданий: неутешно, долго, сладко, близ тебя, без тебя и т. д.
Вот еще лишь небольшой ряд стихотворений, относимых нами к разряду произведений, написанных под влиянием Жуковского: ВлХожу по камням старых плитВ», ВлЕсть много песен в светлых тайВнникахВ», ВлКак мучительно думать о счастье быломВ», ВлБылая жизнь, былые звукиВ», ВлМолодостьВ», ВлГлухая полночь. ЦепененьеВ», ВлПлоВнды неизведанной страстиВ», ВлКакой-то вышний серафимВ», ВлСтарые письмаВ».
Вообще стилизация тАФ один из важнейших моментов в разраВнботке эстетической тезы символистов, ей отдали заметную дань и ВлстаршиеВ» (В. Брюсов и К. Бальмонт), и ВлмладшиеВ» (А. Белый). Впрямую связывать Блока в 1890-е годы с символистской поэтиВнкой, как мы установили, не следует тАФ он еще не примкнул к ВлорВнденуВ», но и не принимать в расчет общности художественных усВнтановок молодого поэта и деятелей Влнового искусстваВ» тоже нельВнзя тАФ без этого, возможно, не было бы никакого сближения.
Известная современная исследовательница литературы Л. Я Гинзбург, может быть, несколько резко умаляет роль и знаВнчение стилизации в эстетическом арсенале искусства: ВлСтилизаВнция работает на вторичном, опосредованном материале. Работает слепками готовых ценностей, которые переосмысляются, ассимилиВнруются иным строем сознания, для иных целей. Стиль выражает мировоззрение непосредственно, непосредственно строя эстетичеВнскую структуру тАФ единство идеи и формы. Стилизация действует через уже существующую эстетическую формуВ»[5]. Столь резко отзывается Гинзбург о стилизации, видимо, потому, что считает необходимым вывести Блока из круга стилизаторов, так как ВлпоВнэтика Блока тАФ поэтика стилей в эпоху, когда вокруг процветала стилизацияВ»[5]. Приведенная выразительная характеристика стиВнлизации вполне применима к молодому Блоку, хотя некоторые оговорки и уточнения необходимы.
Можно указать, например, на несколько нарочитое употреблеВнние Блоком некоторых архаических лексических форм, уместных в литературе карамзинско-жуковской эпохи и явственно зияющих в языке новой литературы:
Воспомнить язвы тех страданий..
Я пред тобой о счастье воздыхал..
Я мнил единая струна..
Младые трепетные сны..
Вперяясь и сумрак ночи хладной..
Количество подобных примеров можно умножить.
. Когда Жуковский восклицает, например, ВлС сим гибельным чувством ужасен и светВ», то это отВнражение его боли, его отчаяния. Естественность чувства и новизВнна формы его выражения (открытый лиризм) знаменуют рождение в поэзии Жуковского нового оригинального стиля стиха, что было значительным завоеванием для всей отечественной литературы в целом. К тому времени, когда эти открытия были отданы в распоВнряжение молодого Блока, они оказались ценностями, в значительВнной мере изжитыми русской литературой. Блок не может быть убедительным его.
Счастливая пора, дни юности мятежной!
Умчалась ты и тихо я грущу.(1, 405)
Это написано восемнадцатилетним юношей (1 апреля 1899 г.). Излишне добавлять, что с точки зрения житейской ностальгия по счастливой поре, ушедшей в прошлое, лишена всяких реальных начал, равно как Влдушераздирающие мольбыВ»: ВлМне сердце реВнжет каждый звук, О если б кончились страданья..В» Иногда, даже забыв о правилах игры, он и на прошлое бросит тень пеВнчали и горести:
Мы все уйдем за грань могил
Без счастья в прошлом и в грядущем.(1,451)
Необходимо специально подчеркнуть, что, видимо, Блок уже тогда не хуже самых строгих критиков сознавал ученический хаВнрактер многих своих созданий: из рассмотренных нами более тридцати стихотворений Жуковского цикла в первоначальВнные сборники и собрания сочинений им были включены всего лишь четыре стихотворения. Когда же Блок впоследствии обращался к правке своих юношеских стихов, то устранял в них прежде всего именно эту подражательность. Так, у него в ранних стихах, подобВнно Жуковскому, различима тема скорби врачующей, которую геВнрой голубит: ВлБуди прошедшей скорби тень,тАФ Она приносит исцеленьеВ» (ВлНе отравляй души своейВ»). В стихотворении ВлЛетВнний вечерВ» (первоначальный вариант) мотив скорби углублен и усилен: нарастая в каждой последующей строфе, в финале он звуВнчит почти страстно:
Ты, вечер, тих и можешь успокоить,
Но столько чудного луна в себе таит,
Что хочется любить и сердца боль удвоить,
Все воскресив, что в сердце мирно спит!(1, 635)
Герой зрелого Блока понял, что боли сердца тАФ не красивая сказка, а следствие трагических потрясений, выпадающих на долю человека в страшном мире, и при подготовке ранних стихов к пубВнликации в последующие годы красивости, подобные приведенным строкам, безжалостно поэтом вычеркивались.
Понятно, что таких не удовлетворяющих поэта в первой редакции стихотворений было немало в юношеской лирике. Фигурально выражаясь, их можно назвать заявками на будущее. Так, из беспомощного ВлНе презирайте, бога раВндиВ» впоследствии возник шедевр ВлДрузьямВ» (ВлДруг другу мы тайВнно враждебныВ»). Вот для сравнения сопоставимые строфы:
Не презирайте, бога ради,
Меня за мысли и мечты,
Когда найдете их тетради
И пожелтевшие цветы.
Когда умру, прошу пас, дети,
Сложить к безжизненной груди
Останки жизни грустной эти
И c ними в гроб меня снести.
Когда-нибудь мои потомки,
Сажая вешние цветы,
Найдут в земле костей обломки
И песен желтые листы.
(23 января 1899 г.) (т. 1, с. 399)
Предатели в жизни и дружбе,
Пустых расточители слов,
Что делать! Мы путь расчищаем
Для наших далеких сынов!
Когда под забором в крапиве
Несчастные кости сгниют,
Какой-нибудь поздний историк
Напишет внушительный труд.. ..
Зарыться бы в свежем бурьяне,
Забыться бы сном навсегда!
Молчите, проклятые книги!
Я вас не писал никогда!
(24 июля 1908 г.) (т. 3, с. 125, 126)
Такую же метаморфозу претерпело невыразительное стихотвоВнрение ВлУсни, пока для новой жизни..В» (т. 1, с. 407), ставшее подВнлинной жемчужиной в лирике поэта ВлО нет! не расколдуешь сердВнца тыВ» (т. 3, с. 147). А мелодраматическое ВлКак душно мне! ОтВнкрой окно..В» (т. 1, с. 430) отозвалось в поздних циклах потрясаВнющим по глубине раскрытия трагизма жизни ВлМиры летят. Года летят. Пустая..В» (т. 3, с. 41).
Со своей стороны, отметим, что сама по себе идея повтора, виВндимо, не является открытием новой поэзии. Просто этот прием стаВнновится заметным и выразительным элементом стиля. Но в более обобщенном виде самоповтор различим и в творчестве авторов боВнлее ранних эпох. Надо полагать, в романтической поэзии по причине некоего преднамеренного сужения тематики и в силу этого поэтических изобразительно-выразительных средств повторы вообВнще неизбежны. Так, у того же Жуковского мы без труда найдем сквозные образы тАФ луны, песни, тумана и т. д. Один только любимый Влуголок поэтаВ» в двух томах его лирики возникает не менее десяти раз. Почти шаблонными (уже у Жуковского, а после него и тем более) воспринимаются вариации на тему Влверную руВнкутАФ на долгую разлукуВ». И, наконец, взятый едва ли не наугад отрывок из послания ВлК княгине А. Ю. ОболенскойВ» можно счиВнтать не просто самоповтором, но рефреном всей поэзии ЖуковскоВнго. Образы и интонации безошибочно маркируются; кстати, слова в тексте выделены самим поэтом как повторяющийся смысловой знак, что делается им неоднократно.
Как сон воздушный, мне предстала
На утре дней моих она.
И вместе с утром дней пропала
Воздушной прелестию сна.
Но от всего, что после было,
Что невозвратно истребило
Стремленье невозвратных лет,
Ее, как лучший ЖИЗНИ цвет,
Воспоминанье отделило..
..Нашлось иль нет земное счастье тАФ
Но милое минувших дней
(На ясном утре упованья
Нас веселившая звезда)
Милейшим будет завсегда
Сокровищем воспоминанья.(т.1, 243)
Как видим, и в этом Блок в известном смысле шел вслед за ЖуВнковским, но шел вполне самостоятельно.
В отечественном литературоведении начиная с Белинского и до наших дней за Жуковским прочно укрепилась характеристика поВнэта печали и утрат, поэта тАФ певца одиночества и скоротечности земных радостей, что, безусловно, справедливо в плане осмыслеВнния идейно-содержательной и эмоциональной сторон его творчеВнства. Но этого оказывается мало для правильного понимания знаВнчения Жуковского в литературе, для понимания характера его влияния на других поэтов, в их числе на Блока, то есть того, что мы и называем традициями Жуковского.
В самом общем виде Жуковского нужно назвать поэтом рефлексии. Привлекательны не печаль, страдание или тем боВнлее смерть сами по себе. Привлекательны сила мысли и чувства страдающего героя. Герой рефлектирующий кажется более глубоВнким, более знающим жизнь, более значительным, чем герой, в характере которого действие преобладает над мыслью. Можно даже сказать, что рефлексия делает героя более благородным. А печаль и страдание уже как бы усугубляют все эти качества. Жуковский первым явил такого героя. Черты его героя мы узнаем и в Вллишнем человекеВ» Пушкина и Лермонтова, и в героях ТургеВннева, Толстого, Достоевского, и в лирике Баратынского, Тютчева.
Взгляд Фета на искусство, которое в его представлении есть путь постижения прекрасного. Мысль о том, что красота тАФ единственная цель искусства вообще и поэзии в частности неодВннократно высказывалась Фетом. ВлДайте нам прежде всего в поВнэте его зоркость в отношении к красоте, а остальное на заднем планеВ»24,тАФ варьирует он один и тот же тезис о главенствующем положении красоты в искусстве в статье ВлО стихотворениях Ф. ТютчеваВ», на которую мы ссылались выше. Известны его неВноднократные попытки оспорить стремление И. С. Тургенева наВнполнить свое творчество отзвуками общественной борьбы, ставить проблемы, выдвинутые современностью. Красота, относимая поВнэтом к категории вечных ценностей, открываясь художнику, озаВнряет его жизнь священным огнем, наполняет ее глубоким смысВнлом, так как дает возможность приблизиться к возвышенному, вырваться из плена земной неприглядной повседневности. В фетовской концепции красоты, побеждающей время, вся она обраВнщена к вечности, так как Влв грядущем цвету;- все права красотыВ» (ВлСолнца луч промеж лип был и жгуч и высок..В»):
1.2. ВлПушкинскаяВа культураВ» в лирике А.Блока
ВлЧто такое поет? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется Вапоэтом не потому, что он пишет стиВнхами; но он пишет, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он тАФ сын гармонии, поэтВ»,тАФ говорил Блок в своей речи ВлО назначении поэтаВ», посвященной ПушВнкину [6, 161].
Имя Пушкина для Блока есть совершеннейшее воплощеВнние гармонии, и потому это имя тАФ звук: ВлПаша память храВннит с малолетства веселое имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизниВ».
Звуком, музыкой становится и то, что напоминает о ПушВнкине:
Имя Пушкинского Дома
В Академии Наук! Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук!
По мысли Блока, у поэта Влтри делаВ». И первое: ВлосвобоВндить звуки из родной безначальной стихииВ». Создание произведения начинается тогда, когда Влпокров снят, глубина открыВнта, звук принят в душуВ» (VI, 163).
Блок опирается на мысли Пушкина, рисовавшего образ поВнэта, который застигнут Влбожественным глаголомВ», вдохновениВнем:
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья воли,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы.
Сущность этих звуков тАФ социальная и духовная, им внимает Влдуша поэтаВ». Пушкинский пророк тАФ поэт, Влдуховной жаждою томимВ», (in ВлвнялВ» музыке мира, его гармонии. Космос, мир, история тАФ конечное и бесконечное собираются в один ВлзвукВ».
Тогда, как полагал Блок, начинается Влвторое дело поэтаВ»: ВлзвукВ» должен быть, Влзаключен в прочную и осязательную форму слова; звуки и слова должны образовать единую гармоВннию. Это тАФ область мастерстваВ» [6, 163].
В седьмой главе ВлЕвгения ОнегинаВ» есть крылатые строки:
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва.. как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Читатели порой совершают характерную ошибку, произноВнся: Вли этом словеВ». Но Пушкин сказал: Влв этом звукеВ». В слоВнве ВлМоскваВ» СЛИЛОСЬ, отозвалось слишком многое (Влкак мноВнгоВ», Влкак- многоВ», повторяет Пушкин), и это многое нерасчлеВннимо, теперь это уже родной звук, родной голос, принимаемый душой па веру, прежде осознания его смысла. Быть может, для кого-то Москва это всего лишь ВлсловоВ», знак понятия, но Влдля сердца русскогоВ» это звук, полный музыки, которую не исчерВнпать словами.
Слово в поэзии окружено музыкальным ореолом, слитно отражающим представления поэта о духовных ценностях. ВлМуВнзыкаВ», ВлзвукиВ» тАФ ценностное постижение, летуче замыкающее в себе неделимый образ мира.
Поэтический звук, будучи открыт всем, социально избираВнтелен, в нем есть внутренняя посвященность. Это и имел в виВнду Блок, когда говорил об Влиспытании сердец гармониейВ».
У Лермонтова мотив ВлзвукаВ» акцентирует одиночество поэВнта в последекабристском обществе:
Не встретит ответа
Средь шума мирского
Из пламя и света
Рожденное слово;
Но в храме, средь боя, I
И где я ни буду,
Услышав его, я
Услышу повсюду.
Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу,
И брошусь из битвы
Ему я навстречу.
ВаВлНаступает очередь для третьего дела поэта: принятые в душу и приведенные и гармонию звуки надлежит внести в мир. Здесь происходит знаменитое столкновение поэта с черньюВ»,тАФ отмечает Блок [2,с.136].
Здесь пути ВлзвуковВ» расходятся. Музыка или самоуглубляВнется, уходя от борьбы, или вступает в борьбу.
МОЛЧИ, скрывайся и таи
ИI чувства и мечты свои тАФ
афористический девиз поэта-философа.
Лишь жить в себе самом умей тАФ Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум; Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи,тАФ
Внимай их пенью тАФ и молчи!.[т.2,с.121]
Но это молчание поэтическое, оно само является ВлзвукомВ», звуком глубокой тишины зреющих дум, соединенных с мироВнзданием.
То потрясающие звуки,
То замирающие вдруг..
Как бы последний ропот муки,
В них отозвавшися, потух!
Тютчев тАФ сосредоточенность. Фет тАФ пение. Из конфликта с чернью поэтический ВлзвукВ» пришел к Фету отъединившимся от Влнаружного шумаВ», но распахнутым любви и природе.
В некрасовском ВлзвукеВ» Блок услыхал и страсть, и стон, и могущество.
Блок перечитывал поэму Некрасова ВлРыцарь на часВ». В ценВнтре поэмы тАФ воспоминание о матери, пробужденное звуками, несущимися над ее могилой.
Поднимается сторож-старик
На свою колокольню-руину,
На тени он громадно велик:
Пополам пересек всю равнину.
Поднимись! тАФи медлительно бей,
Чтобы слышалось долго гуденье!
В тишине деревенских ночей
Вместе с этим смотрят:
"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)
"Донские рассказы" Михаила Шолохова
"Живопись слова" в японской поэзии
"Записки из подполья" как исток философии экзистенциализма Ф.М. Достоевского
"Подпольный человек" Ф.И. Достоевского