Творчество Виктора Пелевина в литературной критике

ВаМИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ВаВаВаВаВаВа ВОЛГОГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВа ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОЛОГИИ И ЖУРНАЛИСТИКИ

ВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВа КАФЕДРА ЛИТЕРАТУРЫ

ВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВа Кулакова Ольга Александровна

ВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВа Творчество Виктора Пелевина

ВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВа в литературной критике

Курсовая работа

Научный руководитель:

Ассистент кафедры литературы

факультета филологии и журналистики

Калашников Сергей Борисович.

ВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВаВа Волгоград, 2003

Содержание

ВведениетАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж..тАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж2

Глава первая

Вз 1. ВлЛитературная стратегияВ» Виктора Пелевина,

постмодернизм и эклектика в его произведениях

глазами литературных критиковтАжтАж.тАжтАжтАжтАж.тАжтАжтАжтАжтАж.тАжтАж.5

Вз 2.Скептические отзывы о прозе ПелевинатАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж..12

Глава вторая

Вз 1. Мотивы и темы творчества ПелевинатАж.тАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж.16

Вз 2. Традиции русской литературы

Вав творчестве Пелевина. Адекватность автора

Васовременной отечественной

Валитературной и социально-политической ситуациитАжтАжтАж.тАжтАжтАж22

ЗаключениетАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж.тАжтАжтАж27

ПримечаниятАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж.тАжтАж..29

Список использованной литературытАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж.тАжтАж.30

Введение

Виктор Олегович Пелевин с момента своего появления в отечественной литературе был назван фигурой загадочной. Определение это в равной степени относилось и относится до сих пор как к творчеству молодого прозаика, так и к самой личности Пелевина. Он до сих пор не дал ни одного интервью в обычном понимании этого слова тАУ исключение составляют только транслиты его форумов в сети Интернет и нечастое участие в телефонных блиц-опросах. Хотя Пелевин известен читающей публике более десяти лет, фотографические изображения его, появлявшиеся в прессе, немногочисленны. Проблемы возникали даже с установлением года рождения Виктора Пелевина тАУ дата варьируется в разных источниках от 1960 до 1970-го годов. Пожалуй, наиболее полно и достоверно биография писателя представлена в статье Дмитрия Быкова, опубликованной в подборке материалов о жизни и творчестве В. Пелевина в журнале ВлОгонекВ» (№ 17, 17 мая 1999).

Виктор Олегович Пелевин родился в 1962 году в подмосковном городе Долгопрудный, где провел все детство и юность.

После окончания школы поступил на факультет электрооборудования и автоматизации промышленности и транспорта Московского энергетического института. Окончив институт, стал аспирантом и работал над проектом электропривода троллейбуса с асинхронным двигателем. Однако кандидатскую диссертацию так и не защитил тАУ в 1988 году Пелевин поступил на заочное отделение Литературного института и с головой ушел в писательское творчество.

Однако молодому писателю не было суждено получить второе высшее образование тАУ из Литинститута он был отчислен, и начал работать в популярном в то время издательстве ВлМифВ». Там Виктор Пелевин занимался редактированием переведенных на русский язык трудов культового писателя и философа Карлоса Кастанеды, который, как отмечается повсеместно, оказал огромное влияние на формирование мировоззрения начинающего прозаика.

Впервые небольшой рассказ Пелевина ВлКолдун Игнат и людиВ» (жанр его определен самим автором как ВлсказочкаВ») был опубликован в 1989 году в журнале ВлНаука и религияВ»[i]
. Затем были напечатаны рассказы ВлЗатворник и ШестипалыйВ» в ВлХимии и жизниВ»[ii]
; ВлРеконструкторВ» в ВлНауке и религииВ»[iii]
и череда произведений, в числе которых первая полноценная повесть ВлПринц ГоспланаВ» и отрывки из опубликованных позже повестей ВлОмон РаВ» и ВлЖизнь насекомыхВ». Они появлялись на страницах журналов, альманахов и сборников и после того, как свет увидела первая книга Виктора Пелевина ВлСиний фонарьВ», изданная в 1991 году московским издательством ВлТекстВ». Сборник включил в себя почти все напечатанные ранее произведения и некоторые до тех пор не издававшиеся. Рассказ ВлХрустальный мирВ», в котором прослеживаются мотивы Влметафизики побегаВ» (термин впервые использован Дмитрием Быковым в рецензии на ВлЧапаева и ПустотуВ» в ВлЛитературной газетеВ») и Влдвойной исторической реальностиВ», получившие впоследствии продолжение в романе ВлЧапаев и ПустотаВ», вошел в скандальный сборник Виктора Ерофеева ВлРусские цветы злаВ», выпущенный в серии издательского дома ВлПодковаВ» ВлРодная проза конца XX века. Лучшие писателиВ».

Важно отметить, что с самого начала творческого пути Пелевин охотно сотрудничал с самыми разными журналами и газетами, в числе которых были и общественно ориентированные (ВлОгонекВ», ВлСтолицаВ»); и специально литературные (ВлНовый мирВ», ВлОктябрьВ»). Ряд публицистических работ Пелевина, в числе которых статьи ВлUltima Тулеев, или Дао выборовВ»[iv]
, ВлДжон Фаулз и трагедия русского либерализмаВ», ВлИмена олигархов на карте РодиныВ», увидели свет благодаря ВлНовой газетеВ», ВлНезависимой газетеВ», журналу ВлОткрытая политикаВ».

В 1992 году ВлшефствоВ» над писателем взял авторитетный журнал ВлЗнамяВ», первым опубликовавший целиком повесть ВлОмон РаВ», посвященную отечественной космонавтике. Думается, редколлегия не пожалела о принятом решении тАУ в 1993 году Пелевин был удостоен Малой Букеровской премии за сборник ВлСиний фонарьВ». В тот же год ВлЗнамяВ» напечатал новую повесть, или, скорее, сборник новелл, объединенных сквозными персонажами и общей темой тАУ ВлЖизнь насекомыхВ». Критика и читатели восприняли появление ВлЖизнитАжВ» благосклонно, но особого фурора она не произвела. Главное на сегодня событие в литературной жизни Пелевина выпало на 1996 год тАУ именно тогда, в апреле, ВлЗнамяВ» начало публикацию романа ВлЧапаев и ПустотаВ». С его появлением Пелевина-писателя критики перестали называть ВлначинающимВ». Апогей споров вокруг книги совпал с исключением романа из Влшорт-листаВ» Большого Букера. Разные люди видели в этом разные причины тАУ например, Сергей Корнев, посвятивший исследованию истоков неприятия Влвысшим литературным эшелономВ» романа ВлЧапаев и ПустотаВ» обширную статьюВа ВлБлюстители дихотомий: тридцать сребренников за рецепт бестселлера. Кто и почему не любит у нас Виктора ПелевинаВ»[v]
отмечает, что данный эпизод был просто необходим для Влгрядущего культа ПелевинаВ». ВлУ нас в России для того, чтобы получить всенародное признание, человек обязательно должен побывать в положении непонятого, гонимого, преследуемого. Государство эту хлопотную функцию с некоторых пор с себя сложило, и теперь на помощь кандидатам в герои приходят свои же братья-интеллигентыВ», тАУ так объясняет автор ВлБлюстителей дихотомийВ» причину Влпелевинских гоненийВ».Ва

Последнее произведение Виктора Пелевина тАУ роман ВлGeneration ПВ» - вышло в 1999 году в издательстве ВлВагриусВ». Сейчас это ВлштатноеВ» издательство Пелевина: именно ВлВагриусуВ» принадлежат права на переиздание рассказов, повестей и романов писателя. На данный момент полного собрания сочинений Виктора Олеговича Пелевина не существует, есть только двухтомник, выпущенный в серии ВлБольшая библиотека приключений и фантастикиВ» издательства ВлТерраВ» (1996 год). Его можно назвать Влполным собранием сочинений раннего ПелевинаВ», поскольку эти книги не включают только ВлпрограммныхВ» ВлЧапаева и ПустотуВ» и ВлGeneration ПВ»[vi]
.

Несмотря на несомненную популярность произведений Виктора Пелевина и интерес к нему издателей как российских, так и зарубежных, однозначного признания в литературных кругах писатель так и не получил.

Актуальность данной курсовой работы продиктована недостаточной степенью изученности как самой личности Пелевина, так и поэтики его прозы.

Необходимо отметить, что не последнее место в наработке исследовательской базы по Влпелевинскому вопросуВ» занимает такой сравнительно новый для отечественного литературоведения способ, как использование ресурсов Интернет. Подчас именно Влдомашняя страничкаВ» Виктора Пелевина (" onclick="return false">

В данной курсовой работе будет предпринята попытка:

1. Систематизировать взгляды критиков и рецензентов на творчество Виктора Пелевина;

2. Выявить основные тенденции в развитии современного критического взгляда на его прозу, в числе которыхВа

ВаВаВаВа а) своеобразие литературного метода Пелевина;

ВаВаВаВа б) доминирующие мотивы его творчества;

ВаВаВаВа в) связь писателя с предшественниками и современниками.

Глава первая

Вз 1. ВлЛитературная стратегияВ»

ВаВиктора Пелевина, постмодернизм и эклектика

Вав его произведениях глазами литературных критиков

ВаВлВ конце восьмидесятых Виктор Пелевин стал известен как фантаст; его рассказы появлялись в сборниках и в журнале ВлХимия и жизньВ», где в то время был лучший раздел фантастикиВ», - вспоминает литературовед Сергей Кузнецов в своем очерке о жизни и творчестве писателя ВлВиктор Пелевин. Тот, кто управляет этим миромВ», тАУ Известность молодого прозаика не выходила за пределы поклонников этого жанра, хотя ни к так называемой Влнаучной фантастикеВ», ни к фэнтэзи (Толкиен, Желязны и т.д.) его рассказы, строго говоря, не относились. В результате первый сборник рассказов ВлСиний фонарьВ» остался поначалу незамечен серьезной критикой. Перелом наступил после появления в журнале ВлЗнамяВ» повести ВлОмон РаВ», в которой вся история советской космонавтики представлена как грандиозное и кровавое надувательство, тАжзлая сатира на тотальный обман советской пропаганды, и лишь немногие обратили внимание на неожиданный солипсистский финал ВлОмона РаВ», в котором выясняется, что тАжвсе это происходило только в сознании обреченных на смерть космонавтовВ»[vii]
.

После появления ВлОмон РаВ» Виктора Пелевина, на глазах литературной общественности ВлвыросшегоВ» из фанатастики, с рядом разногласий прописали Влпо ведомствуВ» постмодернизма. ВлВсе шло хорошо, пока Пелевин творил (в числе многих) в ключе постмодернизма. Это был не убогий шутовской постмодернизм, а стильный, точный и яркий, да еще с "правильным" разоблачительным уклоном, как могло показаться по "Омону Ра". Пелевин занял вполне достойное место в отечественной литературе. Ведь поскольку в своем творчестве Пелевин не занимался развенчиванием традиционного "реалистического" направления, то и литераторы-традиционалисты относились к нему нейтрально, как к явлению вполне допустимого параллельного мира с неевклидовой геометрией. Ведь оставаясь в рамках "чистого" постмодернизма, Пелевин не покушался тем самым на главные святыни "реалистов" -- "духовность"тАжВ»[viii]
тАУ это цитата из ВлЗаписок идеалистаВ» Андрея Маргулева, где автор рассуждает о причинах неприятия представителями ВлстаройВ» литературной школы прозы Пелевина.

Эту мысль о синтетической природе творчества Виктора Пелевина, в котором невозможно выделить тяготение к той или иной традиционной литературной ВлпрограммеВ», продолжает ряд исследователей.

ВлФормально Пелевин постмодернист, и постмодернист классический, - таково мнение профессора Сергея Корнева, одного из крупнейших российских теоретиков искусства постмодерна, - Не только с точки зрения формы, но и по содержанию тАУ так кажется с первого взглядатАж Пока на одном конце континента ведутся споры о том, надолго ли постмодернизм, и придет ли когда-нибудь что-то ему на смену, на другом его конце, зараженном радиоактивными, химическими и идеологическими отходами, он внезапно претерпел чудовищную мутацию. Появился монстр, который парадоксальным образом сочетает в себе все формальные признаки постмодернистской литературной продукции, на сто процентов использует свойственный ей разрушительный потенциал, в котором ничего не осталось от ее расслабляющей скептической философииВ». тАУ отмечает Корнев в своей статье ВлСтолкновение пустот. Может ли постмодернизм быть русским и классическим?В»[ix]
.

Корнев предлагает принципиально новый путь рассмотрения творчества Пелевина. Он называет его Влклассическим писателем-идеологомВ» и не простым, а Влбеспросветным, который каждой своей строчкой настойчиво и откровенно вдалбливает в читательскую голову одну и ту же морально-метафизическую теориюВ». [x]

Как считает профессор, Пелевин занял в русской литературе вакантную нишу Борхеса, Кортасара и Кастанеды, написав ВлЧапаева и ПустотуВ» - первый образчик русской философской прозы, простой для восприятия и обладающей концентрированным содержанием. Фундаментальное отличие Виктора Пелевина от коллег-постмодернистов, по мнению Корнева, заключается в его уверенности и специфической решительности. ВлНастоящий постмодернист использует форму тАжстебатАжпотому что по большому счету сам не уверен тАУ смеяться ли ему над некой идеей или пасть на колени и помолиться. Пелевин же использует ее для откровенной проповедиВ»[xi]
.

Как говорит Корнев, Влпрограмма ПелевинаВ» радикально отличается от обычных постмодернистских решений, он претендует на ту Влсуверенную внутреннюю территориюВ» человека, которой для постмодернистов не существует.[xii]

ВлЭто собственное внутреннее место Пелевин и дзен-буддисты называют Пустотой. Отождествление с неютАжи есть конечная цельВ». Уникальность пелевинского метода, как утверждает Корнев, в том, что он противостоит не только канонам постмодернизма, но и всей западной философской традиции последних полутора столетий.

Автор ВлСтолкновения пустотВ» предлагает Влудобства радиВ» именовать Влпелевинскую школуВ» Влрусским классическим пострефлективным постмодернизмомВ» (сокращенно РКПП) (пострефлективный тАУ чтобы смягчить отрицательное содержание, нагружающее термин ВлпостмодернизмВ»). В качестве одного из доказательств легитимности своей теории Корнев приводит цитату из несуществующего учебника: ВлЗачинателем этой школыВа (РКПП) был Венедикт Ерофеев, ее наиболее яркие представители в 80-90-е годы прошлого века тАУ Сергей Курехин и Виктор Пелевин. В последнем она обрела свое истинное, неповторимое лицоВ».

Разработки профессора Корнева относительно РКПП тАУ только одна из теорий о сущности творческого метода Виктора Пелевина. В этой работе они приводятся исключительно по причине своей обоснованности и показательности.

Тем не менее, тенденция причисления Пелевина к постмодернистам на данном этапе изучения его творчества достаточно сильна.

ВаНа надежность такого рода классифицирования указывает ряд формальных признаков, в числе которых тАУ обнаружение в текстах Пелевина основных составляющих постмодернистского произведения. Главными понятиями, которыми оперируют сторонники этого литературного направления[xiii]
, считаются: ВлинтертекстуальностьВ», Влпародийный модус повествованияВ» (пастиш), ВлдискретностьВ», Влдвойное кодированиеВ», Влметод коллажаВ», ВлметарассказВ». Примеры использования этих приемов в изобилииВа обнаруживаются в произведениях Виктора Пелевина.

ВаВлО виртуозной пелевинской игре высокими и низкими смыслами, сюжетами мировой философской мысли и клише обывательско-интеллигентского сознания, персонажами из анекдотов и архетипами мировой культуры, их взаимном перетекании, раздвоении и т.п. говорить не буду тАУ те, кто читал, уже насладились этим, а нечитавшим передать невозможно, - пишет критик Карен Симонян о романе ВлЧапаев и ПустотаВ» в статье ВлРеализм как спасение от сновВ»[xiv]
.

ВлВот отголосок Вллитературной кадрилиВ» из ВлБесовВ», вот брюсовские реминисценции, вот полупародия на революционный эпос Пастернака, вот оглядка на Борхеса, вот эксплуатация приемов Марио Варгоса Льосы (ВлТетушка Хулиа и писакаВ»)тАжВ», - перечисляет далее Александр Архангельский[xv]
.

Эту же тему пастиша, попурри, формальной и семантической мешанины, продолжает Александр Закуренко в рецензии, озаглавленной ВлИскомая пустотаВ»: ВлПелевин использует один из распространенных приемов японской дзен-буддистской поэзии тАУ хонкадори, что означает включение в свой текст чужого текста или определенных фрагментовтАж Средствами элитарной культуры выражаются реалии массового сознания. Новый прием, пародируя сам себя, тут же превращается в архаический, что служит его повторному пародированиютАж Если перечислись хотя бы частично набор культурологических реалий романа, получится нео-Даль в транскрипции Эллочки-людоедки, либо словарь той же Эллочки в степени n, где n тАУ количество услышанных книгтАЭ[xvi]
.

А. Закуренко не первый уличает Пелевина в использовании приемов не столько самого постмодернизма, сколько его ВлпраотцовВ». Особенное внимание в этом вопросе уделяется мотиву Влнародного сказанияВ» (в данном случае тАУ многочисленных анекдотов про Чапаева, оказавшегося гуру, его верного ординарца Петьку, бывшего на самом деле поэтом-декадентом, и пулеметчицу Анку тАУ прекрасную Анну, распорядительницу глиняного пулемета, обращающего вещи в пустоту). ВлВ раннем буддизме существовал жанр джаттаки тАУ доступного для широких масс предания о предыдущих перерождениях Будды. В советское время ему соответствовал жанр анекдота. Так что роман Пелевина являет собой образец советского богоискательстваВ», - замечает Закуренко.

ВлАнекдот, оказывающийся притчей тАУ ключ к поэтике романа Пелевина, в котором за байками и приколами проступает Послание, - утверждает другой литературовед, Сергей Кузнецов в рецензии ВлВасилий Иванович Чапаев на пути воинаВ». тАУ Можно назвать это Влдвойным кодированиемВ»тАжно лучше увидеть в этом следование буддистской традиции, в которой сожжение мастером статуи Будды служит лучшим объяснением сущности буддизматАж И в этой ситуации путь Влсвященной пародииВ» - едва ли не единственный шанс передать мистическое послание, не опошлив егоВ»[xvii]
.

Уже цитировавшийся ранее Сергей Корнев обнаружил еще одну исторически-культурную параллель, вычленил еще один Влвечный сюжетВ» из структуры пелевинского романа: ВлПелевин сделал с Чапаевым то же самое, что суфии с Ходжой Насреддином. Он взял комического героя народного фольклора и ВлнашелВ» в примитивных и пошловатых анекдотах некую глубинную мистическую суть. Нужна особенная отвага, чтобы вложить свою выстраданную идею в уста откровенно пародийному персонажутАжВ»[xviii]
.

Излюбленный постмодернистами принцип коллажа, наслоения смысловых планов, обнаруживает в произведениях Виктора Пелевина Александр Генис, посвятивший этому писателю отдельную радиопередачу из цикла бесед о русской литературе. Генис, в частности, отмечает особую дискретность прозы Пелевина, приводящую, как ни парадоксально, не к раздробленности, энтропийности формы, а ее монолитности и строгости: ВлВ поздних фильмах Феллини самое интересное происходит в глубине кадра - действия на переднем и заднем плане развиваются независимо друг от друга. Так, в фильме "Джинджер и Фред" трогательный сюжет разворачивается на фоне специально придуманных режиссером безумных рекламных плакатов, мимо которых, их не замечая, проходят герои.

К такому же приему, требующему от читателя повышенной алертности, прибегает и Виктор Пелевин. Важная странность его прозы заключается в том, что он упрямо вытесняет на повествовательную периферию центральную "идею", концептуальную квинтэссенцию своих сочинений. Обо всем по-настоящему серьезном здесь говорится вскользь. Глубинный смысл происходящего раскрывается всегда неожиданно, якобы невпопад. Наиболее существенные мысли доносят репродуктор на стене, обрывок армейской газеты, цитата из пропагандистской брошюрки, речь парторга на собрании. Так, в рассказе "Вести из Непала" заводской репродуктор бодрым комсомольским языком пересказывает тибетскую "Книгу мертвых": "Современная наука установила, что сущностью греха является забвение Бога, а сущностью воздушных мытарств является бесконечное движение по суживающейся спирали к точке подлинной смерти. Умереть не так просто, как это кажется кое-кому.."

Информационный мир у Пелевина устроен таким образом, что чем меньше доверия вызывает источник сообщения, тем оно глубокомысленнее. Объясняется это тем, что вместо обычных причинно-следственных связей тут царит синхронический, как назвал его Юнг[xix]
, принцип. Согласно ему явления соединены не последовательно, а параллельно. В таком единовременном мире не объяснимые наукой совпадения не случайны, а закономерны.

Пелевин использует синхронический принцип, чтобы истребить случай как класс. В его тексте не остается ничего постороннегоВ»[xx]
.

Прения по поводу того, к какому литературному ВлведомствуВ» стоит причислить Пелевина, хотелось бы завершить двумя цитатами из виртуального ВлРусского журналаВ» (" onclick="return false">

А. Минкевич: ВлтАжОн легко и с огромным удовольствием читается. Читается, как анекдот. Его хочется цитировать и посылать друзьям по электронной почте. Пелевин многослоен, как капуста. У него есть лист для любителя анекдотов, лист для ненавистников рекламы, лист для любителей фантастики, лист для любителей детектива, боевика, наркоромана, астральных путешествий. Идеи, религии, мифы, символы, двойной, тройной, четверной смыслтАж Все как в хорошем, крепком постмодернистском произведении. Каждый может унести ровно столько, сколько способен понятьВ».

А. Долин: ВлВ свое время Умберто Эко, говоря об идеальном постмодернистском произведении, называл в качестве одного из его неизбежных и необходимых качеств ВлмногослойностьВ». Другими словами, разным категориям читателей должно быть одинаково интересно читать эту книгу. Пелевин тАУ один из первых, кому удалось воплотить мечту современной литературы в жизнь. ВлЧапаев и ПустотаВ» тАУ роман-притча, соединивший в себе черты восточных учений, исконно русских фольклорных представлений (анекдоты) и новорусского быта; эту книгу читали и перечитывали, опустошая книжные прилавки, и интеллектуалы, и компьютерная молодежь, и потерянные пожилые шестидесятники.. И невозможное свершилось: книга (не любая, увы, именно эта) вновь, впервые за долгие годы превратилась в коммерчески полноценный продуктВ».

Итак, подводя итог приведенным выше высказываниям, отметим: недоумение и смешанное отношение современной русской критики к творчеству Виктора Пелевина является продуктом неожиданного его появления. У него нет явных предшественников (подробнее этот вопрос будет рассмотрен в последней главе), поэтому его возникновение на литературной сцене не прогнозировалось. Все пытались, но мало кто из критиков сказал вслух, что Виктор Пелевин стал первым представителем относительно ВлвысокойВ» литературы с коммерческим уклоном. Как считает уже цитированный А. Долин, многослойность литературы является тонко просчитанным коммерческим приемом. Но, стоит заметить, бестселлер бестселлеру рознь. Видимо, именно поэтому в большей своей части литературные критики не столько внимания уделяют анализу непосредственно художественных достоинств произведений Пелевина, их поэтике, сколько интересуются ВлтехнологиейВ» их создания. Слово достаточно новое для российской науки о литературе, поэтому критикам и литературоведам еще только предстоит выработать метод исследования этого понятия.

Открытым остается вопрос и о направлении, избранном Пелевиным. Как мы только что убедились, для него тесноваты рамки жанра как фантастического, так и постмодернистского. В этом заключается уникальность данного момента тАУ скорее всего, вопрос решится тогда, когда у Пелевина появятся литературные ВлпотомкиВ», творчество которых поставит все на свои места, и даст ответы на многие вопросы, на объективное решение которых сегодня полагаться вряд ли можно. Именно тогда можно будет вести речь об отдельном ВлнаправленииВ», ВлшколеВ», представленной пелевинской прозой.

Вз 1. Скептические отзывы о прозе Пелевина.

Выше говорилось о недостаточной степени анализа художественных достоинств произведений Виктора Пелевина. Однако нельзя не отметить сложившуюся в современной литературной критике тенденцию Влвылавливания блохВ» из текстов Пелевина. Ряд маститых критиков приблизительно в одно и то же время выпустил статьи, отличающиеся откровенно издевательским тоном и неприятной менторской интонацией. ВлАлмазВ» этого ВлвенцаВ» тАУ безусловно, работа обозревателя ВлЛитературной газетыВ» Павла Басинского ВлСиндром ПелевинаВ», за которую критик, кстати, 21 декабря 1999 года получил ВлАнтибукераВ»[xxi]
. (Еще одна заметная работа Басинского по Влпелевинскому вопросуВ» называется ВлИз жизни отчечественных кактусовВ». Там литобозреватель сравниваетВа В. Пелевина с диковинным растением, выращенным на подоконнике журнала ВлЗнамяВ»).

ВлХочется обидеться, а не могу, - откликается Басинский на упомянутый эпизод из ВлGeneration ВлПВ». тАУ Что-то в литературной колкости Пелевина есть жалкое. И эта буковка, которую он трогательно заменил тАУ во избежание судебного иска, что ли? И то, что до сих пор ни разу не высказавшись о критике, сохраняя позу писателя, которому наплевать на мнение экспертов о себе, он показал свою злость так нелепоВ»[xxii]
.

Далее в ВлСиндроме ПелевинаВ» Басинский развенчивает мировоззренческую позицию героя ВлGeneration ВлПВ», снабжая ее собственными комментариями.

ВлПелевин излагает целую программу для поколения Влновых людейВ». Быть нормальным циником. Не доверять миру, который обманчив во всех своих проявлениях. Доверять только собственным ощущениям, понимая, что к реальному миру они не имеют прямого отношения. Но если тебе от них кайфово, то и ладно. Эдакий агностицизм, переходящий в эмпиризм и своего рода разумный эгоизмтАж Такое возможно в эпохи тотального сомнения общества в традиционно вечном и высоком, которые рассматриваются как атрибуты уходящих классов. Тогда тАУ дворяне с их ВлэстетикойВ», над которой издевался Дмитрий Писарев. Теперь тАУ ВлсовокВ» с наивной ВлвечностьюВ», над которой смеется современный ВляппиВ». Какая разница? Суть, в общем, одна. Я не намерен спорить с Пелевиным по существу. От его философии воняет нафталиномтАж Эти мечты не менее пошлы и убоги, нежели сны Веры Павловны. Все это нежить. Поллюция незрелого социального воображенияВ».

Стоит отметить основной просчет Басинского тАУ без видимых причин он объединяет самого Пелевина с его литературным героем, Вавиленом Татарским. Критикуя позицию Татарского, Басинский критикует Пелевина.

Обозреватель щедро цитирует Андрея Немзера, критика из журнала ВлНовый мирВ», находя в его материале о повести ВлЖизнь насекомыхВ» ВлобщиеВ» с собственными утверждениями места.

ВлПелевин работает обманутыми ожиданиями, - это уже слова Немзера. тАУ Превращение человека в насекомое тАУ то метафора, то зловещая случайность, а то и вполне заурядное событие. Сшивание сюжетных линий проведено сноровисто тАУ хронологические квазинеувязки лишь указуют на эстетическую малограмотность читателя, решившего, что у людей и насекомых одно и то же времятАжТак уже бывало. Сегодняшняя энтомология смахивает на позавчерашнюю зоологию тАУ на ВлБелкуВ» Анатолия Кима. То же желание всех (хотя бы и по-разному) ошеломить, то же настырное философское неофитство, радующее высоколобых ценителей и пьянящее дебиловатых гениев на подхвате, готовых по любому поводу мычать ВлУу! Там философия!В».[xxiii]

Как мы видим, Немзер не ограничивается колкостями в адрес автора, он, не стесняясь в выражениях, ВлразоблачаетВ» его читателей.

Впрочем, с позиции тех же читателей выступают три следующих критика тАУ Александр Архангельский, Алексей Слаповский и Семен Ульянов. Все они обосновали свои претензии к Виктору Пелевину Влгорами словесного мусораВ», обнаруженного в его произведениях.

Александр Архангельский (ВлПустота. И ЧапаевВ»): ВлКоллекция языковых огрехов пелевинской прозы, собранная Слаповским, заведомо неполна. Легко привести иные примеры чудовищной стилевой нечуткости, выбранные наугад из начала, середины и конца книги. Вот грубые стилистические ошибки (ВлСадитесь, два!В»): ВлтАжодна из его ног была босаВ», ВлтАжподумала Мария, кладя на антенну вторую рукуВ». Вот невероятная двусмысленность: ВлНа ней было платье из черного бархата, закрывающее грудь и шею, почти до пола длинойтАжВ» (хорошо, если у Анны только шея до пола длиной, - если и грудь?.) Но вот что важно. Слаповский, издеваясь над пелевинской стилистикой, вспоминает о своей прежней профессии тАУ редактора; судя по его неподдельному изумлению, с этой профессией он расстался давно. Потому что в последние годы произошла резкая смена Влтипового набораВ» языковых погрешностей. Привычные ВлсбоиВ» исчезли тАУ или, по крайней мере, отошли на второй план. Зато возникло нечто новое тАУ я бы назвал эту причудливую смесь предельно книжных конструкций с произвольными законами устной речи компьютерным языком. Все вроде бы правильно, гладко тАУ но стоит вчитаться, как волосы встают дыбомВ»[xxiv]
.

ВлСправочник филологических огрехов ПелевинаВ» продолжает Семен Ульянов в статье ВлПелевин и пустотаВ».

ВлУ Пелевина есть стиль. Это стиль школьного сочинения ВлКак я провел летоВ». Автору не мешало бы поучиться у Обломова, которого Гончаров заставил мучаться из-за составляемого письма, потому что в нем выходило Влдва раза сряду что, а там два раза которыйВ». Чтобы стать писателем, недостаточно просто знать слова, а Пелевин и слов-то, прямо скажем, знает совсем немного. И скудость его словарного запаса легче всего показать на примере глагола ВлбытьВ», которым кишат страницы романа. Иначе как с его помощью автор, видимо, не в состоянии осуществлять процедуру описания. Вот абзац, состоящий всего из трех предложений: ВлУ нее была длинная серебряная рукоять, покрытая резьбой, - на ней были изображены две птицы, между которыми был круг с сидящим в нем зайцемтАж Рукоять кончалась нефритовым набалдашником, к которому был привязан короткий толстый шнур витого шелка с лиловой кистью на конце. Перед рукояткой была круглая гарда из черного железа; сверкающее лезвие было длинным и чуть изогнутым тАУ собственно, это была даже не шашкатАжВ»[xxv]
.

Примитивность языка становится еще отчетливее на фоне философской и прочей терминологии, знакомой Пелевину на уровне фонетической оболочки. И примитивность эта тАУ не концептуальна (случай Пригова), а естественна, автор ее и не замечаеттАж

Нашлось пустое место и для следующих конструкций:

Влчтобы восстановить дыхание, я сделал дыхательное упражнениеВ»;

Влне знаю даже, что сказать, - сказал онВ».

Не завалялись избитые выражения типа:

Влветер судьбы нес меня куда-тоВ»;

Влневыносимое бремя этой жизниВ».

тАжВообще-то стиль ВлЧ.и П.В» породил во мне некоторые сомнения. А не осуществляется ли Пелевиным в тексте просто-напросто интенсивное самоцитирование? Может быть, он меня, как читателя, ВлкидаетВ»? Может быть, все это сделано специально? Посредственная фантазия, однообразная до безобразия образность, вымученные языковые игры, навязший на зубах сленг тАУ не воплощение ли это заранее придуманного плана? Поставить целью сотворение плохого романа тАУ установка, достойная истинного постмодерниста. Если я прав, то задача действительно выполнена блестяще!

Но вернемся к пелевинской интертекстуальности. Автор не брезгует заимствованиями. Мистический элемент романа заставляет вспомнить Булгакова. Очевидна связь Чапаева-Юнгерна с Воландом и его свитой. Та же ситуация и с параллельными мирами. Финал девятой главы пересекается со сценой из "Мастера и Маргариты", в которой Воланд покидает Москву. Полет Марии со Шварценеггером - Маргарита, отправляющаяся на шабаш. Ну и, конечно, сатира, правда, двадцать второй свежести. Не оставлен без внимания и Набоков. Я имею в виду "Приглашение на казнь", где тот тщательно разжевал тему мира-сновидения. Некоторые места "Ч. и П." настолько близки к тексту Набокова (смотри концовки обоих романов), что начинает попахивать плагиатом. Чем и являются шестая и восьмая главы. Оригинал - "Москва-Петушки". Используя образность Пелевина, скажу, что читателю "вместо икры подсунули клюкву, воняющую рыбой".

Сложно не согласиться с некоторыми доводами, приводимыми критиками, особенно в плане так называемой Влязыковой нечуткостиВ» Пелевина. Впрочем, выше были отмечены, по крайней, мере две ее причины, первая из которых тАУ ВлсдвигВ» языковой нормы; вторая (более, признаться, затейливая и оригинальная) тАУ нарочитость ВлплохогоВ», письма, подчинение небрежности стиля общему замыслу (См. у Басинского: ВлКурицын даже предложил такой демагогический ход: дескать, писать ВлплохоВ» тАУ это и есть ВлхорошоВ». Без гордыни то естьВ»[xxvi]
).

Как бы то ни было, а споры вокруг Пелевина,Ва и его творчества, необходимые для рождения истины, тАУ хороший знак. Знак того, что в том или ином виде он интересен экспертам, и, несмотря ни на что, внимание на него обращают, и даже считают необходимым разряжаться длинными эмоциональными рецензиями.

Место Виктора Пелевина в системе современной отечественной прозы еще не определено окончательно. Именно об этом свидетельствует критическая разноголосица, где представлен весь спектр возможных мнений тАУ от восторженных до крайне негативных. Критики еще только присматриваются к произведениям этого, несомненно, неординарного автора, и не так далеко продвинулись в их изучении. Должно пройти еще некоторое время для того, чтобы мутный раствор мнения литературной общественности о прозе В. Пелевина отстоялся и представил собой более или менее четко оформленную тенденцию, традиционный угол зрения.

Глава вторая

Вз 1. Мотивы и темы творчества Пелевина.

Как уже было сказано, редкий критик заостряет внимание на непосредственно литературоведческой ценности рассказов, повестей и романов В. Пелевина, предпочитая Влвыводить на чистую водуВ» его технологические приемы. Но в наиболее серьезных и фундаментальных рецензиях и статьях о творчестве молодого автора явно прослеживается единая смысловая нить, ВлвытягивающаяВ» несколько свежих для отечественной литературы тем и признаков, присущих прозе Пелевина. В качестве наиболее серьезных иВа перспективных из них критики называют идеи Влметафизики побегаВ», Влпограничной реальностиВ» и ВлмардонгаВ», или Влвнутреннего мертвецаВ». О каждом мотиве ниже будет рассказано подробнее.

Темы Влпограничной реальностиВ», Влметафизики побегаВ» и освобождения как его цели тесно переплетаются меду собой в произведениях Пелевина.

ВлКем бы ни были его герои, - пишет Сергей Кузнецов в статье ВлВасилий Иванович Чапаев на пути воинаВ» тАУ цыплятами, насекомыми, мертвецами или космонавтами тАУ они постепенно осознают иллюзорность ВлреальностиВ» и устремляются навстречу подлинному бытию, символизируемому миром за окном инкубатора, Вллиловым заревом над дальней горой или Влусловной рекой абсолютной любвиВ» (сокращенно тАУ ВлУралВ»)тАжВ».

ВлИдея, она же прием, лежащая в основе пелевинского творчества, довольно проста, но очень своевременна, - продолжает тему Дмитрий Быков в рецензии ВлПобег в МонголиюВ». -Ва Это идея религиозная и чрезвычайно удобная для сюжетостроения. Наше существование происходит не в одном, а как минимум в двух мирах: едучи на работу, мы пересекаем бездны, спускаясь по эскалатору, одолеваем сложный этап некоей тотальной компьюте

Вместе с этим смотрят:

"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)

"Донские рассказы" Михаила Шолохова

"Живопись слова" в японской поэзии

"Записки из подполья" как исток философии экзистенциализма Ф.М. Достоевского

"Подпольный человек" Ф.И. Достоевского