Франция в жизни и творчестве В.К. Кюхельбекера

Путешествие в Европу тАУ один из наиболее важных периодов жизни и творчества Вильгельма Кюхельбекера. За одиннадцать месяцев (сентябрь 1820 г. тАУ август 1821 г.) поэт объехал Германию, Францию и Италию. Это путешествие нельзя назвать обыкновенной поездкой за границу. Перед тем, как покинуть Россию, Кюхельбекер поставил перед собой две задачи: первая тАУ знакомство с культурной жизнью Европы и рассказ об этом русскому читателю; вторая тАУ пропаганда в Европе новейшей русской литературы. За границей поэт общается с выдающимися людьми Запада и стремится обратить внимание европейцев на Россию, русскую словесность и творчество молодых русских литераторов. В Веймаре он беседует на эту тему с Гете.

Особый интерес к пребыванию Кюхельбекера во Франции вызван, прежде всего, активным участием поэта в общественной жизни страны. О пребывании Кюхельбекера в Париже и его отношениях с передовой французской молодежью сохранилось множество слухов, и даже легенд. Поэт активно занимается пропагандой новейшей русской литературы. В июне 1821 г. он читает лекцию о русском языке в обществе ВлАтенейВ», которым в то время руководили французские либералы во главе с Бенжаменом Констаном. Лекция была обращена к передовым людям Франции от имени ВлмыслящихВ» людей России, так как Влмыслящие люди являются всегда и везде братьями и соотечественникамиВ». Поэт объяснял, что реакционная политика российского правительства не имеет ничего общего со стремлениями русского народа, который так же, как французский народ, ненавидит деспотизм и варварство.

Таким образом, Кюхельбекер явился своего рода посредником между русской и французской общественностью. Текст его лекции передавали из рук в руки и русские декабристы, и французские либералы. Францию он воспринимал уже не просто как чужую страну. Он связал с ней часть своей жизни. Воспоминания Кюхельбекера о Франции и французах сохранились, прежде всего, на страницах цикла публицистических писем ВлПутешествие по ЕвропеВ», а также в ряде стихотворений (ВлСнова я вижу тебя, прекрасное, светлое моретАжВ», ВлК ВлАхатесуВ» и др.). Интересно, что до поездки в Европу Кюхельбекер относился к Западу без восторга, даже скептически, о чем свидетельствуют ВлЕвропейские письмаВ» - воображаемое ВлпутешествиеВ» по Европе, написанное незадолго до отъезда из России. Основная цель курсовой работы тАУ выяснить, как и почему поменялось отношение поэта к Франции и французам, и что нового Кюхельбекер рассказал о них русскому читателю.

Русский поэт, прозаик, критик и драматург Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846) родился в Петербурге, а детские годы провел в имении Авинорм, которое досталось его отцу от императора. В 1808 году Вильгельма отдали в пансион Брикмана в городе Веро; в 1811 году тАУ благодаря рекомендации военного министра Барклая де Толли тАУ он был принят в Царскосельский лицей.

В Лицее сформировались политические и литературные взгляды Кюхельбекера. Его любимыми авторами в тот период были Жан-Жак Руссо, Фридрих Шиллер, а также Вейсс тАУ философ времен Великой французской революции, под влиянием которого Кюхельбекер начал составлять собственный словарь.Ва ВлАристократияВ», ВлРабствоВ», ВлОбраз правленияВ» - названия некоторых статей словаря, которые отражают идеи, занимавшие в ту пору ум и душу Вильгельма. Именно тогда он вступает в ВлСвященную артельВ»[1]
- одно из первых преддекабристских тайных обществ.Ва Члены ВлАртелиВ», среди которых были друзья поэта Вольховский и Пущин, слушали лекции о политических науках у лицейских профессоров Германа, Галича, Куницына.

После окончания Лицея (9 июня 1817 года) Кюхельбекер вместе с Пушкиным, Корсаковым, Горчаковым и Ломоносовым поступает на службу в Главный архив Коллегии иностранных дел. В тот же период он преподает русскую словесность воспитанникам Благородного пансиона при Главном педагогическом институте в Петербурге.Ва ВлМысль о свободе и конституции была в разгаре, Кюхельбекер проповедовал ее на кафедре русского языкаВ», - пишет в своих воспоминаниях ученик поэта Н.А. Маркевич[2]
. Служба не мешает ему быть и активным членом Вольного общества любителей российской словесности, наук и художеств (руководитель тАУ А.Е. Измайлов) и Вольного общества любителей российской словесности (руководитель Ф.Н. Глинка). В это время Кюхельбекер много пишет, печатается и думает о собственном издании (в 1824 году его помыслы осуществились: появился альманах ВлМнемозинаВ»). В дни лицейских годовщин он первым обращается к жанру дружеских посланий (стихотворения ВлК ДельвигуВ», ВлСчастлив, о ПушкинтАжВ» и др.).

Однако бурная общественная деятельность поэта внезапно оборвалась в 1820 году. 6 мая Пушкина сослали в Екатеринослав за оду ВлВольностьВ» и эпиграмму на Аракчеева (ВлВсей России притеснитель, губернаторов мучительтАжВ»). Эта новость взволновала членов Вольного общества российской словесности. На одном из заседаний Дельвиг прочел свое стихотворение ВлПоэтВ», в котором утверждал свободу и Влв бурное ненастьеВ», и Влпод звук цепейВ». Кюхельбекер со свойственной ему горячностью подхватил мысль друга и прочел стихотворение ВлПоэтыВ». Не жалея громких эпитетов и разительных сравнений, он восхвалял в нем поэтов: Влпевцов и смелых, и священных,/Пророков истин возвышенныхВ». Судьбу своих друзей Баратынского и Пушкина он сравнивал с участью Мильтона[3]
и Тассо[4]
. Лишь Поэт может противостоять царящим в мире рабству и несправедливости. За это ему приходится терпеть гонения со стороны бесчестных людей, стоящих у власти. Но и они дождутся возмездия:

В руке суровой Ювенала

Злодеям грозный бич свистит

И краску гонит с их ланит,

И власть тиранов задрожала.

Стихотворение было опубликовано в журнале ВлСоревнователь просвещения и благотворенияВ». Номер журнала попал в руки Александра I. Над головой Кюхельбекера стали сгущаться тучи. Поэту грозила ссылка. Его душевное состояние было нестабильным, он никак не мог найти применение скопившимся силам и пребывал в растерянности: ВлДо сих пор не знаю я, чем решится судьба моя. Вы можете себе представить, что беспрестанное волнение, неизвестность и беспокойство тАУ состояние не слишком приятноеВ»[5]
.

В тот период Кюхельбекер чувствовал, что ему необходимо сменить обстановку. По совету тетки он решает вначале уехать в Дерпт, читать немецким студентам лекции о русской литературе. Но Дельвиг неожиданно предложил ему стать секретарем у Александра Львовича Нарышкина (обер-камергер; Влвельможа, богач и меценат, знаменитый острослов, знаток музыки и живописиВ», как характеризует его Юрий Тынянов[6]
). Нарышкин на несколько лет уезжал в Европу, и ему нужен был секретарь, который мог бы писать и объясняться на трех языках.

8 сентября 1820 года Кюхельбекер вместе с Нарышкиным и его доктором Алиманном отправился в Европу. Поэт выехал из России в то время, когда в европейских странах одно за другим происходили восстания с провозглашением конституций. 9 марта 1820 года на верность конституции присягает король Испании Фердинанд; в июле того же года происходит революция и провозглашается конституция в Неаполе; в июле же тАУ революция в Сицилии. За время пребывания Кюхельбекера в Европе произошли революции в Пьемонте (март 1821 года) и Португалии (сентябрь 1821 года). Список такого рода Влподземных толчковВ» завершает восстание в Валахии (февраль 1821 года) и начало борьбы греков за независимость от турецкого ига.

Пылкий и восторженный, увлеченный мыслями о свободе народа и конституции, Кюхельбекер был рад окунуться в эту революционную среду. Перед самым отъездом он написал стихотворение ВлПрощаниеВ» - прелюдию к грядущему путешествию: ВлПрости, отчизна дорогая!/ Простите, добрые друзья!/Уже сижу в коляске я,/Надеждой время упреждаятАжВ». В последующих строках Кюхельбекер действительно Влупреждает времяВ», будто бы зная заранее, что ждет его в Европе:

Пируй и веселись, мой Гений!

Какая жатва вдохновений!

Какая пища для души тАУ

В ее божественной тиши

Златая дивная природатАж

Тяжелая гроза страстей,

Вооруженная свобода,

Борьба народов и царей!.

Глава I

Становление и развитие жанра ВлпутешествияВ» в русской литературе ВлЕвропейские письмаВ»

При отъезде из России Кюхельбекер получил от друзей из Вольного общества любителей российской словесности задание: регулярно присылать им письма о самых ярких европейских впечатлениях. Поэт выполнил обещание: из-за границы пришло множество стихотворений, адресованных любимым друзьям, а также цикл публицистических писем ВлПутешествие по ЕвропеВ». Работа над произведением была закончена уже в России тАУ в имении сестры Закупе. Кюхельбекер намеревался издать ВлПутешествиеВ», но, видимо, не нашел издателя, желавшего купить рукопись. В 1824-25 гг. значительная часть произведения была опубликована в различных изданиях[7]
, в том числе в альманахе ВлМнемозинаВ».

Сам Кюхельбекер считал ВлПутешествие по ЕвропеВ» одной из важнейших частей своего творческого наследия. В особенности он ценил свои размышления об изобразительном искусстве. Перед смертью поэт оставил друзьям и близким так называемое Вллитературное завещаниеВ», в котором было сказано: ВлПутешествие. Пересмотреть и напечатать по усмотрению, кроме Дрезденской галереи, которую прошу издатьВ»[8]
.

Однако прежде чем говорить о ВлПутешествии по ЕвропеВ», необходимо дать общую характеристику жанра ВлпутешествияВ» и рассказать о первом опыте ВлпутешествияВ» в творчестве Кюхельбекера тАУ ВлЕвропейских письмахВ».

Жанр ВлпутешествияВ» зародился в древнерусской литературе, но настоящую популярность приобрел в XVIII веке наряду с одой, трагедией, сатирой и повестью. В основном это были научные путевые заметки. Русские ученые-путешественники (профессор П. Паллас, доктор И. Лепехин, академики В. Зуев и Н. Озерецковский и др.) в ходе своих исследований постоянно записывали какие-то сведения о природе и промышленности чужой земли.Ва Конечно, такие записи сложно было назвать литературным произведением. Но со временем ученые ВлпутешествияВ» приобрели публицистическую окраску.Ва Исследователи стали наблюдать за жизнью простого народа. В своих заметках они писали о беспросветной жизни крепостных крестьян и критиковали власть. К примеру, у П. Палласа и И. Лепехина есть множество записей о крестьянской войне Пугачева.

Наряду с учеными ВлпутешествиямиВ» в XVIII веке появляются ВлпутешествияВ» литературные. Яркий пример тАУ ВлПутешествие из Петербурга в МосквуВ» А.Н. Радищева, в котором почти нет географических описаний. Путешественник тАУ главный литературный герой. В своем произведении Радищев изображает неправый суд, тяготы и несправедливости набора на военную службу, разврат дворян, отравляющий и крестьян. Бесчеловечную тиранию помещиков он показывает как обычное в России явление, находящее опору в законе; кроме того, оправдывает крестьян, убивших жестокого барина. В этих деталях и эпизодах тАУ правдиво нарисованный образ современной автору России.

Список литературных ВлпутешествийВ» XVIII века продолжает произведение Д.И. Фонвизина ВлПисьма из ФранцииВ». В 1777-78 гг. Фонвизин путешествовал по Западной Европе и посылал из Франции письма своему другу Н. Панину. Публиковать эти послания он не собирался, однако тщательно обрабатывал собранный материал. В результате ВлПисьма из ФранцииВ» были опубликованы в XIX веке и заняли почетное место среди известных литературных ВлпутешествийВ».

Несколько позже Н.М. Карамзин создал ВлПисьма русского путешественникаВ». Это записки (в форме писем друзьям) о путешествии, которое он действительно совершил в 1789-1790 гг., посетив Германию, Швейцарию, Англию и, главное, революционную Францию. Но рассказчика тАУ ВлпутешественникаВ» - нельзя полностью отождествлять с автором, так как не все события переданы в полном соответствии с действительностью. ВлПутешественникВ» изображен наивным и восторженным молодым человеком, который ездит по Европе без определенной цели. Из чистого любопытства он знакомится со знаменитостями, посещает революционное Национальное собрание в Париже, любуется историческими памятниками и красотами европейской природы. Но при ближайшем рассмотрении в Влчувствительном путешественникеВ» можно разглядеть умного холодноватого наблюдателя, который внимательно анализирует все, что происходит вокруг него и делает определенные выводы. Таким образом, ВлпутешественникВ» Карамзина во многом похож на Кюхельбекера в ВлПутешествии по ЕвропеВ».

В первой половине XIX века число ученых ВлпутешествийВ» возросло: наступило время кругосветных плаваний и великих географических открытий, в том числе открытие Антарктиды Ф. Беллинсгаузеном и М. Лазаревым, а также исследования Ю. Лисянского, Ф. Крузенштерна, В. Головнина. Их очерки теперь все меньше походили на научные труды. Путешественники в деталях продумывали сюжет, вводили в повествование множество персонажей, рисовали их психологические портреты и пытались выработать свой авторский стиль.

В этот же период появились ВлпутешествияВ» А. Пушкина, А. Бестужева-Марлинского, А. Герцена и др. В них уже не было никаких признаков научных трудов, ведь литераторы исследовали чужие земли не как ученые, а как живописцы. Описания чужеземной природы чередовались с рассказами о политической обстановке страны, характере и условиях жизни народа и т.д.

Таким образом, жанр ВлпутешествияВ» постепенно сформировался и приобрел популярность среди русских литераторов XIX века. Обратился к нему и Кюхельбекер: еще до поездки в Европу он написал ВлЕвропейские письмаВ». Отрывки этого произведения были опубликованы в 1820 году в журналах ВлСоревнователь просвещения и благотворенияВ» и ВлНевский зрительВ».

ВлЕвропейские письмаВ» - это воображаемое ВлпутешествиеВ» по Европе. Основную цель этого произведения Кюхельбекер определяет в ВлПредуведомленииВ»: ВлВ ВлЕвропейских письмах мы предполагаем, рассматривая события, законы, страсти и обыкновения веков минувших, быстрым взглядом окинуть и наш век. Посему мы мысленно переносимся в будущее: американец, гражданин северных областей, путешествует в XXVI столетии по Европе; она уже снова одичала, и наблюдатель-странник пишет своему другу о прошлой славе, о прошлом величии, о прошлом просвещенииВ»[9]
.

Здесь очень важно то, что, если в ВлПутешествии по ЕвропеВ» Кюхельбекер говорит о реальных событиях напрямую, то в ВлЕвропейских письмахВ» встречаются только намеки на эти события: имена, даты, названия. К примеру, первое письмо содержит пометку: ВлКадикс. 1 июля 2519 годаВ». Здесь Кюхельбекер намекает на восстание в испанском городе Кадиксе в июле 1819 года. Далее автор упоминает о борьбе герильясов (испанские партизаны) с наполеоновской интервенцией, о маврах, живших в XIII веке в Гренаде, об архитектурном ансамбле Эскуриал и т.д. Но в целом Европа XXVI столетия является утопией.

Сразу замечу, что о Франции Американец почти ничего не пишет, кроме того, что Париж к XXVI исчез с лица земли. В письмах X и XII встречаются краткие упоминания о моральном облике и характере французов; кроме того, в первых письмах автор говорит о французской интервенции в Испании. Здесь впервые упоминаются Влдикие гверилассыВ» (герильясы), которые при ближайшем знакомстве оказываются не такими уж дикими. Шестьсот лет назад они боролись с наполеоновской интервенцией, и Американец замечает, что характер у них с тех пор не изменился: та же неукротимая гордость, то же чувство собственного достоинства, то же Влбогатство в именах и титлахВ».

Американец живет в счастливое время, Влкогда политика и нравственность одно и то же, когда правительства и народы общими силами стремятся к одной целиВ». То, что происходило несколько столетий назад в Европе, кажется ему неправдоподобно ужасным: инквизиция, пытки, гонения на мыслящих людей, Влбеспрестанные нарушения равновесия и священных прав человечестваВ».

Но одичавшая Европа XXVI столетия не кажется герою безнадежной. Интересно его замечание о том, какое значение приобрело теперь понятие ВлобразованностьВ». ВлКонечно, теперешние испанцы не имеют театра, на котором представляли бы драматические произведения Калдерона и Лопеца; конечно, ни один из атаманов их не в состоянии построить огромного Эскуриала, но в замену у них теперьтАж нет костров для людей мыслящих, нет цепей для народов свободных и счастливыхВ», - завершает путешественник первое письмо.

В шестом письме Американец рассказывает о своем пребывании на безлюдном острове. В первую ночь он не смог заснуть и отправился на прогулку. ВлЛуна освещала окрестности и распространяла какое-то волшебное мерцание по каштановым рощам, по гладкой поверхности вод, по снежным вершинам АльповтАж Водопады шумели, листья дерев трепетали, сердце мое билосьтАж Я чувствовал, что природа вечна, что вечны чувства, потому что и они тАУ природатАж Возвышенный над водами Лаго-Маджиоре, я был возвышен над всем земным; я был уверен, что и род человеческий самыми переменами, самыми мнимыми разрушениями зреет и усовершенствуетсяВ». Таким образом, Американец выражает надежду Кюхельбекера на развитие и усовершенствование человечества.

Итак, Испания осталась далеко позади; Американец въехал в Италию и уже добрался до великого Рима, который, в отличие от Лондона и Парижа, еще существует. По словам путешественника, в Риме нет ни одного итальянца. Все население составляют иностранцы, среди которых есть и небольшое число французов. В письме X речь идет о различиях между итальянцами, французами, немцами и англичанами. О французах Американец пишет: ВлФранцузы тАУ не девятнадцатого и следовавших за ним столетий, а осьмнадцатого и всех предшествовавших революции тАУ могли некоторым образом называться детьми между европейскими народами, но детьми избалованными. Они столько же легкомысленны, столько же жестоки и столько же опрометчивы в своих мнениях и столько же нечувствительныВ». Таким образом, французы здесь олицетворяют детство, Влвечные мечтателиВ» немцы тАУ юность, суровые корыстолюбивые англичане пребывают в состоянии вечной зрелости, а итальянцев герой неожиданно сравниваеттАж с женщинами.ВаВа ВлСластолюбивы и пылки, они в то же время были постоянны в любви и дружбе; они были чувствительны не по воображению, но по сердцу, были готовы жертвовать всем для того, кто умел приобресть их всегда пламенную привязанностьВ», - таково описание итальянцев - хочу заметить, самое лестное в этом письме.

В земле Калабрии герой находит российское поселение и знакомится со старшиной русской колонии с говорящей фамилией Добров. С точки зрения автора Добров тАУ идеальный русский дворянин. Отношение Кюхельбекера к этому персонажу видно уже в первом описании: ВлЧерные глаза его выразительны; они, кажется, желают проникнуть во все тайны души того, с кем он разговаривает. Но как сие желание не ищет укрыться от внимательного взора других, оно не лишает его лица тишины и мира, оно не дает взглядам его той беглости, того лукавого беспокойства, которые примечаем мы в дошедших до нас портретах великих политиков XVIII и XIX столетийВ». Доброва отличают хозяйственность и аккуратность. Дом его очень опрятен и обставлен со вкусом. В убранстве присутствует великолепие, но нет и следа ненужной пышности.

Но больше всего Американца поразило то, как Добров обращается со слугами. Говорит он с ними очень ласково, стараясь при этом заставить их забыть, что они Влпожертвовали частью личной свободы для насущного хлебаВ». Слуги редко получают от хозяина подарки, но не из-за скупости Доброва, а из-за того, что такие поощрения вызывают у них неудовольствие и зависть. Добров предпочитает поощрять слуг приветливым словом или шуткой тАУ это заставляет их на миг забыть о неравенстве между ними.

Важно отметить, что Добров, как правитель народа, считает главным достоинством человека гражданственность. Но вместе с тем он помнит, что совершенный гражданин может при этом не быть совершенным человеком. Тем не менее, гражданственность входит в круг качеств, которыми должен обладать истинный человек.

В письме, посвященном личности Доброва, Кюхельбекер поднимает проблему взаимоотношений власти и народа. Он изображает идеальные отношения между господином и слугами, а также рисует портрет идеального правителя.Ва ВлВ нашем счастливом отечестве много людей, похожих на ДоброваВ», - говорит Американец. Но в XIX столетии человечность Доброва считается утопией. В то время, по словам героя, даже умнейшие, мыслящие люди имели лишь приблизительное понятие об истинном достоинстве человека.

В разговорах с Добровым об итальянской истории Американец замечает, что Сицилию во все времена попеременно завоевывал то один, то другой народ: греки, римляне, арабы, норманны, византийцы, французы, испанцы, австрийцытАж Здесь встречается второе упоминание о французах и опять не слишком лестное: ВлФранцузы владеют Неаполем. Их надменность, распутство, насмешливость каждый день, каждый час оскорбляют народную гордость итальянцев. Самый Карл тАУ невольник своей бурной пикардской[10]
когорты. Его наследники слабы и лишены всех достоинств царских и рыцарских; воины пикардские превратились в изнеженных вельмож, изнеженных угнетателей. Час грозного мщения настал, и в одну ночь в обеих Сицилиях[11]
не стало ни одного из французских пришельцевВ».

Итак, в ВлЕвропейских письмахВ» Кюхельбекер рисует идеальную, с его точки зрения, Европу. Полностью одичав к XXVI столетию, она как бы начинает свое развитие с нуля и стремится к главной цели тАУ полному усовершенствованию. Кое-где близость к совершенству уже заметна: в Испании гверилассы живут в состоянии полной свободы, не зная цепей, а в Италии обитает замечательный русский дворянин Добров, который обращается со слугами как с близкими людьми. Интересно, что в поле зрения Американца попадают только Испания и Италия. Англия, Германия и Франция, по-видимому, превратились в дикие, невозделанные участки земли.

Что касается французов, то здесь они представлены не в лучшем свете. В далекие времена они угнетали испанцев и итальянцев. Их моральный облик тАУ не самое ужасное, что можно встретить в Европе, но и хорошего в нем мало. Французы легкомысленны, жестоки, надменны, насмешливы, и во многом похожи на несмышленых детей.

Глава II

Кюхельбекер во Франции: литература и политика

ВлМы летим, а не путешествуемВ», - писал Кюхельбекер в письме XXIX от 9 (21) декабря 1820 года тАУ первую в ВлПутешествии по ЕвропеВ» запись, сделанную на французской земле. Кюхельбекер, Нарышкин и доктор Алиманн действительно путешествовали очень быстро. Первым пунктом в их маршруте был Дрезден, потом тАУ Вена, Северная Италия; зиму они провели в Риме, лето тАУ наполовину в Париже, наполовину в Южной Франции затем тАУ еще одна зима в Париже, весна в Лондоне, и, наконец, возвращение в Россию[12]
.

Из одиннадцати месяцев путешествия по Европе Кюхельбекер провел два с половиной месяца в маленьких французских городках (декабрь 1820 г. тАУ февраль 1821г.)[13]
. Ни в одном городе, кроме Марселя, путешественники не задерживаются надолго. 9 (21) декабря Кюхельбекер в Лионе, 14 (26) тАУ в Авиньоне; 30 декабря 1820 г. (11января 1821 г.) он попадает в городок Э (Aix) между Авиньоном и Марселем. В Марселе поэт встречает новый, 1821 год (по старому стилю). 14 (26) февраля 1821г. он уезжает из Марселя в Тулон, а оттуда въезжает в Италию. С каждым городком у Кюхельбекера связаны свои, неповторимые впечатления. Все увиденное тАУ будь то картины в Лионском музее или толпа на марсельской площади тАУ он описывает с поистине немецкой обстоятельностью и педантичностью. Особого внимания заслуживают описания простых людей: это и каталонские носильщики, которые бьют палками не понравившихся им актеров в театре, и маленький мальчик тАУ книжный продавец с марсельского рынка, и лионский фигляр, и каторжники в красных рубахах и кандалах, которых ведут на исправительные работы. Если собрать вместе эти разрозненные зарисовки с натуры, получится картина жизни простого французского народа, которая в тот период сильно интересовала Кюхельбекера.

В первых числах декабря Кюхельбекер, Нарышкин и доктор Алиманн оказались на французской земле. Первое, что бросилось в глаза Кюхельбекеру, - Вогезский хребет. В дальнейших записях поэт также в первую очередь обращает внимание именно на горы. Каждая горная цепь у него окрашена в свой цвет. На Вогезский хребет Кюхельбекер смотрел с высоты Кафедрального собора Мюнстера: Влдалекие белые Вогезы сияли; темно-лесистый Шварцвальд, чем ближе, тем более подходил к цвету лиловому, и, наконец, весь амфитеатр городов, сел и виноградников, покрывающих его, являлся моему взоруВа подернут флером красноватого дымаВ»[14]
.

Горы окружают со всех сторон город Страсбург. Его жители тАУ так называемые Влофранцуженные немцыВ», которые горят проезжающим путешественникам: ВлМы немцы, но говорим по-французскиВ». В то же время жители расположенного неподалеку Кольмара скажут: ВлМы французы, но только говорим по-немецкиВ». Не совсем понятно, что это за область: Франция или все-таки еще Германия, но Кюхельбекер поясняет в письме XXXI: ВлМы уже по карте во Франции, но в нравственном отношении все еще ГерманияВ». Поэт отмечает, что в этих местах еще видны Влнемецкая опрятность и немецкая вежливостьВ».

Но настоящая Франция уже рядом, и опять нам в глаза бросаются бесконечные горы.Ва ВлГоры являлись нам во всех возможных цветах: белыми при лунном сиянии, зелеными, синими, желтоватыми, бирюзовыми, пурпуровымиВ», - такова Влгорная палитраВ» между Кольмаром и Безансоном. Это - один из эпизодов, где Франция превращается в глазах поэта в настоящий рай: ВлтАжпогода была, какова она у нас в самые лучшие дни апреля тАУ в начале маятАж Природа улыбалась вокруг меня, здоровье лилось в мои члены, и радость тАУ в мое сердцетАж Белые облака тянулись и отражались в голубых водах, столь же чистых и тихих, как была в эту минуту душа моя: я был очень счастлив!В».

В этих местах поэт встречает французов, которые отнюдь не вызывают у него добрых чувств. Портрет настоящего француза под пером Кюхельбекера таков: большой говорун, зевака (Влслово badaud[15]
именно выдумано для французовВ») и к тому же очень нечистоплотный человек. Нечистоплотность французов в особенности поражает Кюхельбекера. Он пишет: Влв хате последнего русского крестьянина чище, нежели в большей части постоялых домов по нашей дорогеВ». Интересно, что Фонвизин в ВлПисьмах из ФранцииВ» обращает внимание на ту же особенность: ВлПри въезде в город ошибла нас мерзкая вонь, так что мы не могли уже никак усомниться, что приехали во Францию. Словом, о чистоте здесь не имеют понятия, - все изволят лить из окон на улицу, и кто не хочет задохнуться, тот, конечно, окон не отворяетВ»[16]
.

Французские нищие вызвали у Кюхельбекера искреннее удивление. Они не просто просили милостыню, как это делают в России, а предпочитали зарабатывать деньги трудом тАУ правда, самым бесполезным. К примеру, путешественникам встретился молодой человек, который заставлял барабанить зайца: Влв честь пехоты и кавалерии, молодых девушек и старых женщинВ».

Интересен вывод, который Кюхельбекер делает, впервые посмотрев на великолепные французские пейзажи и грязных болтливых французов: ВлФранция по своим прекрасным картинистым видам и по бедности, беспорядку и нечистоте была похожа на мастерскую художника, где собраны предметы самые отвратительные и самые прелестныеВ».

Письмо XXXII полностью посвящено описанию Лиона, который Кюхельбекер называет величайшим городом во всей Франции после Парижа. Стоит он на реках Роне и СонеВа (ВлВоды Соны быстрые и мутные, цвету желтоватого. Рона тиха и наполнена островами; ее цвет зеленовато-синийВ»). На лионских улицах встречаются странные несоответствия. Так, Кюхельбекеру на глаза попалась грязная харчевня, которая почему-то носила название ВлA la ProvidenceВ»[17]
. А в одном из переулков поэт видел настоящую французскую упряжку: в одну телегу были заложены осел, мул, корова и лошадь.

ВаГалерею портретов с натуры открывает уличный фигляр. Кюхельбекер с удивлением замечает, что в Германии они не встретили ни одного фигляра, а во Франции им сразу же попался на пути Влчудодей, который с величайшим бесстыдством выхвалял свои удивительные порошки, вылечивающие всевозможные болезни; народ его слушал с удивлением; он кривлялся в коляске своей не хуже иного профессора на кафедре и представлялся глухим, когда кто из проходящихтАж называл его обманщикомВ».

Культурной жизнью Лиона Кюхельбекер в целом остался доволен. Заглянув походя в два лионских театра, он долгое время наслаждался лионским ВлмузеумомВ». Произведения искусства Кюхельбекер описывает наиболее обстоятельно, не забывая высказывать свое мнение о том или ином художнике:

ВлФилипп де ШампаньтАж может служить нам примером всех достоинств и недостатков большей части исторических живописцев Французской школы. Его рисовка верна, расцвечение свежо; правила анатомии везде соблюдены, складь одежды тщательна и вместе свободнатАж выражение его лиц разительно. Но по большей части ложно и принужденно, и потому его лучшие произведения получают что-то похожее на кривляние. ФилиппВа де Шампань заимствовал все искусство у лучших италианских художников; но он не был Промефеем: он не мог похитить их вдохновенияВ», - в этом описании, по сути, содержится главный критерий, по которому Кюхельбекер оценивал творения живописцев. Содержание представляется поэту гораздо важнее формы. Неважно, насколько точно соблюдены пропорции фигур тАУ главное, чтобы лица светились искренними чувствами, и картина дышала вдохновением художника. В качестве примера привожу описание картины Рубенса: ВлОдна из его лучших мною виденных картин тАУ ВлПоклонение волхвовВ»: она служит украшением Лионской галереи. Рубенс не есть живописец Грации; но мальчик, который здесь между двумя волхвами, так мил, так прелестен, его голубые глаза так живы и в то же время исполнены такой доброты, что, кажется, сама Грация водила хотя раз рукою живописца силы. Но самая трудная задача картины разрешена в изображении царя эфиопского: в этой голове Рубенс показал себя истинно великим художником. Он безобразным чертам и смуглому цвету эфиопского лица придал столько благочестия и душевной теплоты, что забываешь его наружную отвратительность и с удовольствием останавливаешься на выраженииВ».

В Лионском музее Кюхельбекер открыл для себя гений Франциска Альбани, с содроганием встретился с творением Влужасного ЭспаньелеттоВ»; простил Перуджино неверную рисовку тАУ за теплоту и благочестие на лицах святых Иакова и Георгия - и чуть не вознесся на небеса вместе с пресвятой Девой кисти Гвидо Рени. На этом закончилось знакомство с Лионом, и путешественники отправились в городок Э (Aix) (30 декабря 1820 г. (11 января 1821 г.)).

Две черты отличали город Э от других французских городов. Во-первых, здесь было множество Влостатков древностиВ», представлявших интерес для человека, неравнодушного к истории.Ва Любознательный Кюхельбекер интересовался всем и подходил к старым строениям, едва только замечал на стене какую-нибудь надпись. Одна из них сильно насмешила поэта и его товарищей. На камне перед церковью было вырезано: ВлIl est expressement defendu de faire ceans aucune ordureВ»[18]
.

Во-вторых, Э поразил путешественников странной для французского городка чистотой. У Кюхельбекера даже возникло впечатление, что Э тАУ на самом деле часть Берлина, перенесенная во Францию волшебником.

ВаНо по-немецки чистый Э был забыт, когда на пути в Марсель Кюхельбекер увидел поистине дивную картину: Влслева цепь приморских Альпов, возвышающихся за облака четырьмя уступам; справа прелестное полуденное моретАж Заходящее солнце освещало одну половину его: она превратилась в один огромный алмаз; другая приковывала взоры неизмеримостию, прелестною лазурью и божественным спокойствиемтАжВ». Это было Средиземное море. Здесь можно утверждать, что полуденную Францию стоит посетить уже из-за одной ее неповторимой природы. Нахлынувшие чувства заставили поэтаВа вспомнить стихи Шиллера:

Und das Meer lag still und eben

Einem reinen Spiegel gleich;

Keines Zephyrs leises Weben

Regte das krystallne Reich.[19]

Синева Средиземного моря неожиданно напомнила Кюхельбекеру Санкт-Петербург и зеленоватые воды моря Балтийского. В те же минуты в душе поэта родилось стихотворение ВлСнова я вижу тебя, прекрасное, светлое моретАжВ». В этих неровных, восторженных строках Кюхельбекер обращается к морю, как к живому существу.ВаВа Он смотрит на его Вллазурные водыВ» и с грустью вспоминает ВлшумВа изумрудных пучин родимого русского моряВ». Мыслями он уносится Влв пышные стены ПетраВ» и просит великодушные Вллазурные волныВ» быть Влпослами любвиВ» и отнести на север к Влмилым далекимВ» его мысли, мечты и надежды.

31 декабря 1820 года по новому стилю Кюхельбекер прибыл в Марсель. В письмах, посвященных Марселю, часто встречается описание разнородной толпы. Это тАУ своего рода символ жизни, неусыпной деятельности, которая кипит в этом городе до захода солнца. Такие динамичные картины вполне соответствовали деятельной натуре Кюхельбекера. ВлЯ живу окнами на гаваньтАжВ», - пишет он 9 (21) января 1821 года, - ВлМатросы и торговцы всех народов: турки, италианцы, греки, испанцы, англичане, жиды тАУ толпятся, кричат, продают и покупают; здесь маленький савояр чистит сапоги марсельскому щеголю; там поет бородатый пилигрим под скрип гудка; тут запачканный мальчик служит громогласным каталогом своей продажной библиотеки, сваленной в короб..; далее пляшут бедные сиротытАж; мимо их мчится на гордом коне милорд или скачет в красивом ландау русский барин. Богатства всех стран земли здесь собраны: здесь слышишь языки всей Европы и видишь всевозможные лица, состояния, одежды, обычаиВ».

В этом живом и довольно позитивном описании виден, как в зеркале, характер французов: болтливые и легкомысленные, они пребывают в состоянии вечного движения и стараются поймать каждое счастливое мгновение жизни. Но по-настоящему счастливым французский народ назвать нельзя: слишком велик контраст между запачканным мальчиком с книгами и милордом на гордом коне. Французский народ, как и русский, страдает от нищеты, социального неравенства и недостатка просвещения.

Недостаток просвещения сказывается и на спектаклях марсельского театра, которые часто превращаются в кулачные бои. Происходит это из-за крутых нравов каталонских носильщиков, которые зачастую во время спектаклей Влберут приступом сцену и критикуют палочными ударами актеров, не угодивших на вкус ихВ». В таких случаях марсельская знать сидит в ложах и любуется зрелищем, прервать которое невозможно, а вмешаться означает подать повод к убийствам.

14 (26) февраля 1821 года Кюхельбекеру пришлось попрощаться с Марселем. В последний день своего пребывания он отправился в Главный собор, где служили панихиду по убитому герцогу Беррийскому[20]
. Волею случая, на въезде в Тулон поэт увидел каторжников в красных рубахах, скованных по два тАУ их выводили на работу. Вид этих несчастных людей произвел на поэта огромное впечатление. Немного позже, 10 апреля, когда Кюхельбекер уже был в Париже, были отправлены этапом каторжники. Они направлялись в Тулон из тюрьмы ВлБисетрВ». Но гораздо важнее то, что среди этих каторжников был Гравье тАУ главный организатор покушения на герцогиню Беррийскую.

Природа в Тулоне была гораздо беднее, чем в других городках, но затоВа Кюхельбекеру представился случай сказать что-то хорошее о французах. Во время прогулки он зашел на чужую дачу и там узнал, что такое на самом деле французское гостеприимство. ВлДобрая, довольно еще молодая женщина встретила меня у ворот, ввела в комнату своего мужа; меня обласкали, угостили прекрасным, легким вином и накормили вкусным завтракомВ», - с удовольствием вспоминает поэт. Таким образом, в последние дни своего пребывания во Франции он узнал, что французы вовсе не так надменны, как иногда кажутся л

Вместе с этим смотрят:

"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)

"Донские рассказы" Михаила Шолохова

"Живопись слова" в японской поэзии

"Записки из подполья" как исток философии экзистенциализма Ф.М. Достоевского

"Подпольный человек" Ф.И. Достоевского