Философия культуры в России

Реферат

По Философии Культуры, на тему:

ВлФилософия Культуры в РоссииВ»

2010г.

Оглавление:

Вступление

1. Философия культуры в России (середина XVII - вторая половина XIX века)

2. Развитие культурологической мысли в России накануне XXI века

Используемая литература

Вступление

"Светская" культура и в Западной Европе и в России есть явление распада предшествовавшей ей церковной культуры. Это происхождение светской культуры из религиозного корня дает себя знать в том, что в светской культуре - особенно по мере ее дифференциации - есть всегда своя религиозная стихия, если угодно - свой (внецерковный) мистицизм. Действительно, светское культурное творчество всегда одушевлено ярким и определенным идеалом - устроения "счастливой" жизни здесь на земле. Это творчество принципиально "посюсторонне", но с тем большей силой в нем разгорается "религиозный имманентизм". Идеал, одушевляющий светскую культуру, есть, конечно, не что иное, как христианское учение о Царстве Божием, - но уже всецело земном и созидаемом людьми без Бога. Но как раз в силу этого, психология культурного делания неизбежно заключает в себе дух утопизма, страстного ожидания всецелого и всеобщего, свободного и радостного воплощения идеала на земле. Отсюда неизгладимая печать романтизма в светской культуре по ее существу - в ней научные, социальные и иные идеи сочетаются с социально-политической мечтательностью.

Культура формирует всегда свой "передовой класс", в котором кристаллизуются творческие силы и устремления эпохи, - и в представителях этого "передового класса" постепенно слагается своя особая психология, существенно и глубоко отличная от церковности. Деятели культуры настолько обычно внецерковны в самых основах и глубинах своей творческой жизни, что среди них одинаково возможны (без серьезного перелома) и дружелюбное и враждебное отношение к Церкви. Но в обоих случаях светская культура стихийно движется в сторону вытеснения Церкви из жизни; этот внутренний конфликт Церкви и культуры объясним только из того, что секуляризация культуры (по крайней мере, в Западной Европе) развивалась в линиях отхода и разрыва с Церковью, но не с христианством. Вот отчего в самой динамике культурного творчества, в движущих силах культуры пылает видимым или скрытым пламенем вековая тяжба с Церковью.

В России этот процесс отхода от целостной церковности и создания нового стиля "мирской" жизни начался приблизительно уже в конце XV века (при Иоанне III), - но уже тогда он сразу осложнился тем, что новый стиль жизни формировался под влиянием западной светской жизни, притягательность, а позже и очарование которой действовали чрезвычайно сильно на русских людей. Этот процесс принимает яркие, можно сказать - "острые" формы после Смутного времени, т. е. с середины XVII века, но во всей своей силе, почти "стихийности", он проявился при Петре Великом и его наследниках. Сначала быт самих царей и их приближенных, а затем постепенно и тех слоев, которые их окружали, стал сильно и быстро меняться. Не только разные технические "удобства" жизни, но еще больше эстетика западного быта пленяли русских людей часто с невообразимой силой. Уже в XVII веке у нас заводится театр, а при Петре Великом, под его прямым наблюдением и по строгому приказу, насаждаются разные формы западного быта (костюмы, снятие бороды, ассамблеи, свободное появление на них женщин и т.д. Эти перемены отвечали, конечно, внутренним сдвигам, происходившим в русской душе, - и прежде всего внутренней секуляризации, которая создавала потребность и внешнего выражения своего. Так было и на Западе, который не обошелся без своей модели (каковой была для него античность), - но на Западе этот процесс шел около двух веков. В России же наличность живой и привлекательной западной "модели" устраняла (по крайней мере первое время) необходимость самостоятельной выработки нового стиля жизни. Вот отчего этот стиль жизни формируется в верхних слоях русского общества с такой быстротой, что уже через несколько десятилетий старый быт сохранился в целостности лишь в провинции, - у народа, да у старообрядцев.

Разумеется, менялись не только внешние формы жизни. Вырастала потребность и в новой "идеологии", - вместо былой (церковной). Всюду вспыхивает жажда образования и именно светского, - в данный момент находимого на Западе. Как типична в этом отношении биография Ломоносова, сына дьячка, пробравшегося в Москву в Духовную Академию, попавшего за границу и ставшего затем замечательнейшим ученым! В биографии многих русских людей XVIII века есть сходные внешние черты, - и всюду поразительно раннее созревание, быстрое овладение всем значительным в западной культуре. В качестве примера укажем на молодую княгиню Дашкову, ставшую позже президентом Академии Наук: она была широко образована, знала несколько языков, во время пребывания в Западной Европе была в самых дружественных отношениях с выдающимися писателями того времени..<<2>> Быстрота, с какой русские люди овладевали важнейшими результатами западной культуры, с какой они выходят один за другим на путь самостоятельного творчества, - поразительна. Но в этой быстроте было и другое: отрываясь от церковного уклада жизни, русские люди в первое время попадали в безоговорочный плен Западу, не имея у себя никаких зачатков для выработки самостоятельного типа жизни. Вот почему долго на Руси было так много слепого подражания Западу; по позднему выражению Хомякова, было так много "комической восторженности", доводившей до нелепостей.

I. Философия культуры в России (середина XVII - вторая половина XIX века)

Развитие русской культуры на протяжении целых столетий определялось духовной конфронтацией России и Запада. При этом на первом плане стоял вопрос о тАЬправой веретАЭ, который актуализировался после разделения христианства на православие и католицизм (1054 г.). Древнерусские книжники считали, что истинная религия несовместима ни с какой формой рационализации тАФ ни с платоновской, ни с аристотелевской.

Все это создавало особое умонастроение, противопоставлявшее культуру и духовность. Русская духовность по сути дела оказывалась как бы обескультуренной, лишенной познавательно-мирских, секуляристских ориентации. Ее идеалом была святость, а не знание. Она была погружена в своеобразную стихию афилософии, которая исключала какое бы то ни было самобытное творчество в сфере духа. Главную роль здесь играла охранительная тенденция.

Подлинным стимулом для развития русской культуры стала петровская европеизация. На смену старой тАЬСвятой РуситАЭ с ее идеалом патриархальности и византизма пришло новое цивилизованное государство тАФ тАЬРоссийская ЕвропиятАЭ. Зарождающаяся светская культура обрела свое философское обоснование в идеологии западничества. Особенно отчетливо размежевание духовности и культуры выразилось в появлении интеллигенции тАФ особого сословия людей, которое с самого начала взяло на себя ответственность за образование и просвещение России.

В духовной сфере западничество означало разрыв с православно-церковной традицией; в нем отразилось становление российского самосознания. Петр I создал целую систему гражданской обрядности (тАЬтабельные праздникитАЭ), способствовавшую закреплению светских культурных стереотипов, светских интеллектуальных традиций. Западничество формировало новый тип ментальности, отличный от сложившегося в допетровскую эпоху; оттого борьба с западничеством в России изначально носила характер религиозно-православной конфронтации. В идейном отношении западничество было многоструктурно и разнонаправленно: в нем проявились и прокатолические, и просветительско-секуляризационные тенденции.

Западничество было способом претворения буржуазности в социальный 'быт и самосознание русского общества. Для западничества характерна установка на соревновательность (состязательность) культур в противоположность старообрядческо-московскому отрицанию всякой инокультуры. Особым признаком западничества становится вероисповедный индифферентизм, благодаря которому укреплялось и усиливалось гуманистическое начало в русской культуре.

Первым опытом философско-культурологического осмысления петровской европеизации явилась теория тАЬвсемирного умопросвячениятАЭ В.Н. Татищева (1686тАФ1750). Основу этой концепции составляла идея о том, что все тАЬприключения и деяниятАЭ, которые совершаются в жизни, тАЬот ума или глупости происходяттАЭ. В подтверждение своей правоты Татищев ссылался на авторитет почитаемых им Христиана Томазиа и Христиана Вольфа тАФ последователей великого Лейбница. Ум для Татищева составлял тАЬгенеральноетАЭ понятие, определяющее сущность философии. В отличие от глупости, которая никогда не выступает тАЬособым сусчествомтАЭ человека, ум, напротив, принадлежит к важнейшим тАЬсилам душитАЭ, обуславливающим возможность счастья. Оттого развитие ума, превращение его путем просвещения в разум, составляет цель и назначение истинной образованности. Так Татищев приходил к идее тАЬвсемирного умопросвячениятАЭ, ознаменовавшей зарождение самобытной философии культуры в отечественной мысли.

Татищев выделял три этапа тАЬвсемирного умопросвячениятАЭ.

1) тАЬПервое тАФ обретение букв, через которое возымели способ вечно написанное в память сохранить и далеко отличным наше мнение изъявить.

2) Второе тАФ Христа спасителя на землю пришествие, которым совершенно открылось познание творца и должность твари к Богу, себе и ближнему.

3) Третье тАФ через обретение тиснения книг и вольное всем употребление.

Характеризуя первый этап, Татищев обращал, прежде всего, внимание на то, что в начале своего существования люди жили по естественному закону, который был тАЬпри сотворении Адама ему и его наследникам вложентАЭ. Тогда все держалось одной только памятью. Но так как не у всех она одинаково тАЬтвердатАЭ, то со временем мало кто мог тАЬправильно и порядочнотАЭ пересказать доставшиеся от предков правила и законы. Поэтому тАЬпервое просвячение уматАЭ было положено обретением тАЬписьматАЭ. Значение письменности Татищев видел не только в том, что она достоверно закрепляла человеческие познания, но и в том, что она способствовала развитию правильного законодательства.

Аналогичным образом участвовала в этом всемирно-историческом ходе тАЬумопросвячениятАЭ и Россия. Татищев настаивал на древности письма у тАЬславяновтАЭ. Свои обстоятельные соображения на этот счет он заключал следующим доказательством: тАЬНаипаче же закон или уложение древнее руское довольно древность письма в Русии удостоверяеттАЭ. Речь в данном случае идет о тАЬРусской правдетАЭ тАФ выдающемся памятнике отечественной правовой мысли раннекиевской эпохи. Стало быть, и в России обнаруживается тесная связь между древностью письма и появлением письменного закона. Вместе с тем закон для Татищева тАФ не просто выражение чисто политических реалий, а предпосылка, основное условие развития культуры, становления цивилизации. Будучи западником по убеждению, русский мыслитель, естественно, ориентировался на движение России по европейскому пути, и этим определялось осмысление им последующего процесса тАЬвсемирного умопросвячениятАЭ.

Второй этап в истории человечества, как было сказано, связан с пришествием Христа. Дохристианский мир погрязал в тАЬмерзоститАЭ языческого кумирослужения. Учение Христа принесло с собой не только тАЬдушевное спасение, царство небесное и вечные благатАЭ, благодаря ему тАЬвсе науки стали возрастать и умножаться, идолопоклонство же и суеверие исчезатьтАЭ. Однако и здесь не обошлось без тАЬмерзкого зловериятАЭ и злоключений, в чем главным образом повинна церковь. Так, говоря о западной церкви, Татищев с возмущением писал о преследованиях тАЬвысокого ума и науки людейтАЭ, а также сожжениях тАЬмногих древних и полезныхтАЭ книг. Все это создало тАЬв просвячении ума препятствиятАЭ и привело к тому, что тАЬедва не повсюду науки, нужные человеку, погиблитАЭ. тАЬОное время, тАФ заключал русский мыслитель, тАФ ученые время мрачное именуюттАЭ.

К наибольшим бедам, проистекавшим от церкви, он относил политическое властолюбие, присущее не только тАЬримским архиепископамтАЭ, но и тАЬнекоторым нашим митрополитам и патриархамтАЭ, которые тАЬот гордости и властолюбия противобожноготАЭ возомнили, тАЬякобы духовная власть выше государственнойтАЭ. Впрочем, все это Татищев находил в тАЬпредсказанияхтАЭ самого Христа, и потому тАЬтиснение книгтАЭ он рассматривал как средство полного преодоления негативного воздействия церкви на развитие тАЬвсемирного умопросвячениятАЭ. Апология книгопечатания относится к лучшим страницам сочинений Татищева. И в этом случае он вдохновлялся идеей об одновременном, соравном приобщении России и Запада к вершинам человеческого разума. Тиснение книг, отмечал он, было обретено тАЬлишь в 15-м столетиитАЭ. У нас оно появилось при тАЬИоанне Первом и ВеликомтАЭ тАФ Иване IV Грозном. Следовательно, тАЬмы не вельми пред протчими в том укоснелитАЭ. Изобретение книгопечатания открывает широкий простор для совершенствования разума. Татищев самым решительным образом опровергал мнения противников тАЬумопросвячениятАЭ, доказывавших, что тАЬчим народ простяе, тем покорнее и к правлению способнее, а от бунтов и сметений безопаснеетАЭ. Подобные рассуждения, на его взгляд, исходят как раз от невежд и глупцов, не познавших пользу наук. Между тем именно науки, созидая благо, устраняют почву для всяких бунтов. Пример тому тАФ Европа: там науки процветают, но тАЬбунты неизвестнытАЭ. И наоборот, тАЬтурецкий народ пред всеми в науках оскудевает, но в бунтах преизобилуеттАЭ. Схожим образом обстоит дело в России, где тАЬникогда никаких бунтов от благоразумных людей начинания не имелтАЭ и тАЬредко какой шляхтич в такую мерзость вмешалсятАЭ; если же в России и случались бунты, то виновниками их были тАЬболее подлость, яко Болотников и Боловня холопи, Заруцкой и Разин казаки, а потом стрельцы и чернь, все из самой подлости и невежестватАЭ. Другими словами, несмотря ни на какие внешние, политические тАЬизъянытАЭ, просвещение, культура придают целесообразный характер общественно-историческому процессу, умножают богатство и славу государства.

Нетрудно заметить, что культурология Татищева непросто выражала ориентацию на западный идеал тАФ ее отличительной чертой было именно тАЬвыпрямлениетАЭ культурно-исторического процесса, выделение в нем той общечеловеческой мечты, которая уравнивает народы и нации. В схеме Татищева нет противопоставления культур, все культуры для него едины по своей сущности и различаются лишь уровнем развития. Если Запад достиг более высокой культуры, это не свидетельствует о каком-то особом превосходстве его народов, а лишь указывает на более раннее приобщение их к наукам и философии.

России уготована та же будущность, без этого она не вырвется из тенет невежества и суеверий. Но ей необходимо политическое обновление, необходим разрыв с традиционной духовностью, основанной на извращенной вере, на чистой церковности. Татищев полагал, что главная задача состоит в создании культуры, всецело сосредоточенной на светской власти. Со времен Татищева идея глубокой нерасторжимой связи культуротворческого процесса и тАЬгосударственного устроениятАЭ становится основополагающим постулатом русской просветительской философии XVIII в.

В русле данной традиции складывается самобытническая культурология, разработка которой связана прежде всего с именем М.В. Ломоносова (1711тАФ1765). В числе особенных заслуг великого русского ученого было составление им тАЬДревней Российской историитАЭ, ознаменовавшей важный этап в изучении отечественных древностей. Культурологический аспект ломоносовской историографии отчетливо выразился в его периодизации. Он выделял пять периодов российской истории:

1) первый тАФ с древнейших времен до образования Древнерусского государства;

2) второй тАФ от образования Киевской Руси до Ярослава Мудрого, когда произошло объединение разных славянских племен под эгидой великокняжеского единовластия;

3) третий тАФ с середины XI в. до монголо-татарского завоевания: это время отмечено усилением центробежных тенденций и развитием удельной системы;

4) четвертый тАФ период Золотоордынского владычества и до царствования Ивана III, когда страна освободилась от чужеземного ига и вновь объединилась под единой властью;

5) пятый тАФ от Ивана III до смерти Федора Алексеевича: за этот полуторовековой период в России завершилось создание национального государства.

Данная периодизация не только позволяла группировать факты и давать последовательное изложение исторических событий, но и открывала путь для культурологических обобщений, осмысления духовно-творческого развития российского народа. Ломоносов решительно отвергал распространенные в тогдашней историографии представления о тАЬдикоститАЭ и тАЬварварстветАЭ славянских племен. Размышляя о величии и славе наших предков, он с гордостью констатировал:

тАЬНемало имеем свидетельств, что в России толь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели. Инако рассуждать принуждены будут, снесши своих и наших предков и сличив происхождение, поступки, обычаи и склонности народов между собоютАЭ.

Защита культурной самобытности славян стояла в центре полемики Ломоносова с историком Г. Ф. Миллером. Немец по происхождению, Миллер всячески стремился подчеркнуть превосходство варяжского элемента над славяно-русским. Согласно его концепции варяго-руссы были скандинавами (шведами), и только благодаря им Россия обрела собственную государственность. В своих тАЬЗамечаниях на диссертацию МиллератАЭ Ломоносов, доказывая славянское происхождение руссов, приводил, в частности, лингвистический аргумент:

если бы они действительно были скандинавами, то в русском языке, несомненно, отразились бы следы их тАЬчужестранноготАЭ влияния. Это подтверждает пример монгольского завоевания. тАЬТатара, тАФ писал Ломоносов, тАФ хотя никогда в российских городах столицы не имели, а следовательно ни гварнизонов, ни гвардии при себе не держали, но токмо посылали баскак или сборщиков, однако и поныне имеем мы в своем языке великое множество слов татарских. Посему быть не может, чтоб варяги-русь не имели языка славенского и говорили бы по-скандинавски, однако бы, переселившись к нам, не учинили знатной в славенском языке переменытАЭ. Таким образом, Ломоносов вводил в историографию культурологическую константу, придавая тем самым истории характер духовной биографии народа. Это обстоятельство сыграло важную роль в позднейшей славянофильской философии культуры.

Мысль о культурно-исторической самобытности народов лежала и в основе воззрений С.Е. Десницкого (ок. 1739тАФ1789). Для него первостепенное значение имело не столько развитие тАЬвсемирного умопросвячениятАЭ, т. е. познаний, наук самих по себе, сколько своеобразие хозяйственной деятельности, определявшей различные состояния духовной жизни общества. Следуя данной методологии, мыслитель подразделял историю человеческого рода на четыре тАЬсостояниятАЭ:

Ø первобытное,

Ø скотоводческое или пастушеское,

Ø хлебопашественное

Ø коммерческое.

Между первым состоянием, когда люди жили тАЬловлею зверейтАЭ и питались тАЬплодами самозарождающимися на землетАЭ, и последним, характеризующимся высоким уровнем разделения труда, выделением мануфактур, учреждением банков и появлением купечества, дистанция огромного размера. Но пройти этот путь необходимо всем народам, если они хотят достичь цивилизации. тАЬТакое происхождение и возвышение обществ человеческих, тАФ отмечал Десницкий, тАФ есть сродно всем первоначальным народам, и по оным четверояким народов состоянием мы должны выводить их историю, правление, законы и обычаи и измерять их различные преуспевания в науках и художествахтАЭ. Как видно, Десницкий не только уникализирует феномен культуры, возвышая ее до сущностных свойств человеческой природы, но и вносит в ее оценку четкий философско-исторический критерий, вытекающий из специфики хозяйственной, материально-практической деятельности людей. Культура становилась символом всякой образованности и просвещения, всякого благоустроенного человеческого бытия.

Таким образом, в философско-культурологических теориях русского Просвещения выявились все основные теоретико-методологические подходы, которые привели к появлению философии культуры славянофильства.

Немалую роль в укреплении этого процесса сыграло творчество М.М. Щербатова (1733тАФ1790). Сокрушаясь по поводу того, что со времени Петра так скоро тАЬповредились повсюду нравы в РоссиитАЭ, он замечал: тАЬНауки, художества и ремесла стали в ней процветать, торговля начала ее обогащать и преобразовались россияне тАФ из бородатых в гладкие, из долгополых в короткополые, стали сообщительное и позорища благонравные известны им учинились. Но тогда же искроенная привязанность к вере стала исчезать, таинства стали впадать в презрение, твердость уменьшилась, уступая место нагло стремящейся лести, роскошь и сластолюбие положили основание своей власти, а сим побуждением и корыстолюбие к разрушению законов и ко вреду граждан начало проникать в судебные местатАЭ. Из рассуждений Щербатова следовало, что в результате реформ Петра I Россия вместо прежнего духовного единения впала в контрасты культурной разорванности и повреждений. Екатерининский вельможа в принципе не отвергал европейской культуры вообще, но он не видел возможности для национально-духовного самоопределения русского народа в рамках унифицированной европейской цивилизации.

Герцен был прав, говоря, что Щербатов фактически дошел до славянофильской точки зрения. От западничества в сторону славянофильства круто повернул, в конечном счете, и его знаменитый внук П.Я. Чаадаев (1794тАФ1856). Если на первых порах, принимая католицизм как единственный путь прогресса и процветания, он оставался вполне равнодушным к отечественной старине, не видя в ней тАЬничего индивидуального, на что могла бы опереться наша мысльтАЭ, то позднее, в пору написания своей тАЬАпологии сумасшедшеготАЭ, он уже ставил вопрос о тАЬрусском путитАЭ, исповедовал идею пророческого мессианизма России в будущем. тАЬЯ считаю, тАФ писал Чаадаев, тАФ наше положение счастливым, если только мы сумеем правильно оценить его; я думаю, что большое преимущество тАФ иметь возможность созерцать и судить мир со всей высоты мысли, свободной от необузданных страстей и жалких корыстей, которые в других местах мутят взор человека и извращают его суждения. Больше того: у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество. Я часто говорил и охотно повторяю: мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и человеческого обществатАЭ. Эти воззрения Чаадаева, по сути дела, заставили тАЬорганизоватьсятАЭ (А.И. Герцен) славянофилов, которые, в противоположность западникам, создали собственную философию тАЬрусского самобытничестватАЭ, или тАЬкультурного руссицизматАЭ.

Славянофилы

Сущность славянофильства определялась идеей тАЬнесхожеститАЭ России и Запада, самобытности русского духовно-исторического процесса. Она занимала воображение всех тАЬстарших славянофиловтАЭ тАФ К.С. Аксакова, И.В. Киреевского, А.С. Хомякова. Сам термин тАЬславянофильствотАЭ достаточно условен и выражает лишь их общественно-политические позиции. Чернышевский писал: тАЬСимпатия к славянским племенам не есть существенное начало в убеждениях целой школы, называемой этим именем.. Кто же из образованных людей не разделяет ныне этой симпатии?тАЭ. Славянофильство было, прежде всего, тАЬлюбомудриемтАЭ, которое сами представители данного направления характеризовали по-разному: то как тАЬславяно-христианскоетАЭ, то как тАЬправославно-русскоетАЭ, то просто как тАЬрусское воззрениетАЭ. Во всяком случае, их объединяла ориентация на учение православной церкви, на верования и идеалы русского народа.

В философии культуры ранних славянофилов преобладающее место заняла тема противостояния России и Запада. Больше всего ее разрабатывал И.В. Киреевский (1806тАФ1856), проделавший, подобно Чаадаеву, эволюцию от европеизма к руссицизму. Для его методологии было характерно различение духовности и культуры, которое он обусловливал разным характером просвещения в России и на Западе. Отличительная особенность русского просвещения виделась ему в непосредственном тАЬобщении с вселенскою церковьютАЭ. Россия восприняла истинное православие из Византии, и оно, ничем не замутненное, во всей тАЬполноте и чистотетАЭ сохранялось в монастырях. Под руководством учения отцов православной церкви, писал Киреевский, тАЬсложился и воспитался коренной ум, лежащий в основе русского бытатАЭ.

Напротив того, западное просвещение не смогло удержаться в пределах духовности и уклонилось в рационализированную культуру. Этому содействовало то, что она складывалась на основе трех основных элементов: католицизма, древнеримской образованности и идеологии государства. Всеобщим господством пользовалась римская церковь. Ее учение было пронизано философией аристотелизма, благодаря чему на всем облике западноевропейского просвещения сказалось всесокрушающее влияние рационализма. тАЬСистема Аристотеля, тАФ писал Киреевский, тАФ разорвала цельность умственного самосознания и перенесла корень внутренних убеждений человека вне нравственного и эстетического смысла, в отвлеченное сознание рассуждающего разуматАЭ. Так развилась односторонность западноевропейского просвещения, которая пагубно отразилась на всех сферах общественного и политического быта. В межчеловеческих отношениях возобладало тАЬнасилиетАЭ, возникли тАЬвраждующие племенатАЭ, угнетенные и завоеватели. Казавшаяся благом западноевропейская культура на поверку выявила свою конфронтационную сущность и тем самым поставила себя на грань самоистребления. Свои размышления Киреевский свел к следующему итогу: тАЬХристианство проникало в умы западных народов через учение одной римской церкви тАФ в России оно зажигалось на светильниках всей Церкви Православной; богословие на Западе приняло характер рассудочной отвлеченности тАФ в православном мире оно сохранило внутреннюю цельность духа; там раздвоение сил разума тАФ здесь стремление к их живой совокупности; там движение ума к истине посредством логического сцепления понятий тАФ здесь стремление к ней посредством внутреннего возвышения самосознания к сердечной цельности и средоточению разума; там искание наружного, мертвого единства тАФ здесь стремление к внутреннему, живому; там церковь смешалась с государством, соединив духовную власть со светскою и сливая церковное и мирское значение в одно устройство смешанного характера, тАФ в России она оставалась не смешанною с мирскими целями и устройством; там схоластические и юридические университеты тАФ в древней России молитвенные монастыри, сосредоточившие в себе высшее знание.. Там враждебная разграниченность сословий тАФ в древней России их единодушная совокупность при естественной разновидности.. Там законность формально-логическая тАФ здесь выходящая из быта.. Там волнение духа партий тАФ здесь незыблемость основного убеждения; там прихоть моды тАФ здесь твердость быта.. Там изнеженность мечтательности тАФ здесь здоровая цельность разумных сил; там внутренняя тревожность духа при рассудочной уверенности в своем нравственном совершенстве тАФ у русского глубокая тишина и спокойствие внутреннего самосознания при постоянной недоверчивости к себе и при неограниченной требовательности нравственного усовершения; одним словом, там раздвоение духа, раздвоение мыслей, раздвоение наук, раздвоение государства, раздвоение сословий, раздвоение общества, раздвоение семейных прав и обязанностей, раздвоение нравственного и сердечного состояния: раздвоение всей совокупности и всех отдельных видов бытия человеческого, общественного и частноготАЭ. Киреевский считал, что без облагораживающего влияния России, ее православной духовности Запад не может сохранить свое историческое призвание и силу.

Новые аспекты в интерпретации духовности наметились в учении А.С. Хомякова (1804тАФ1860). В отличие от Киреевского, сводившего духовность к православию, он отождествил ее с понятием соборности, которая мыслилась им как итог взаимодействия тАЬбожественного и человеческого элементовтАЭ. Отсюда следовало, что вера содержится не одной какой-то христианской общиной, а всей церковью вместе, всем тАЬтелом ХристовымтАЭ тАФ и иерархией, и мирянами целокупно. Сущность же веры составляет любовь и единение. Любовь есть проявление тАЬДуха БожиятАЭ и тАЬвыражается многообразно: делом, молитвою и песнею духовноютАЭ. В ней воплощается соборное начало веры как тАЬединство во множестветАЭ. Поэтому истинная вера не ограничивает ум человеческий, не сковывает его обручем жестких догматических определений, а раскрепощает его, открывает бесконечное разнообразие путей для самоутверждения и реализации таланта. Точно так же и в каждом народе действует особая тАЬдуховная силатАЭ, не позволяющая ему раствориться среди других народов, сделаться простым подражателем чужих дел и свершений.

Таким образом, принцип соборности устанавливал многолинейное движение человеческой духовности, что, естественно, ставило Хомякова в непримиримое отношение к философии Гегеля, который принимал тАЬдвижение понятия в личном понимании за тождественное с самой действительностьютАЭ. Вследствие этого, полагал Хомяков, отстраняется тАЬсущеетАЭ, разум сам, тАЬв своей полнейшей отвлеченноститАЭ, возрождает тАЬиз собственных недртАЭ все то, что составляет предмет бытия; не остается места творению, на всем лежит печать одномерности и рациональности. Имея в виду западников, Хомяков не без основания писал, что гегелевская философия тАЬсбила с толку многих даровитых и достойных подвижников исторической наукитАЭ. Именно критика Гегеля послужила для Хомякова средством обращения к русской национальной истории, к народной духовной традиции.

В России, согласно Хомякову, духовное начало народа издревле воплотилось в сельской общине. Помимо выгод хозяйственных, административных, общинное устройство заключает в себе всю тАЬжизненность обществатАЭ, т. е. тАЬвечные духовные истинытАЭ и тАЬвневременные человеческие мнениятАЭ. Их единство составляет соборность, которая служит идеальным прообразом материальной общины. Однако неравноценность составляющих соборное сознание элементов делает его внутренне противоречивым, способным к изменению, развитию. Если вечные истины воплощаются в духе народном, то выразителем временных мнений выступает отдельный человек. Народ сохраняет, лицо творит. В то же время всякое истинное творчество должно быть народным. Без этого творчество проникается эгоистической рассудочностью, которая разрушает духовную силу народа.

Из сказанного видно, что совпадение общинности и соборности у Хомякова содержало предпосылку слияния духовности и культуры как общих универсалий, определяющих бытие человечества. При этом он вовсе не отрицал различий России и Запада; напротив, с точки зрения его подхода, они приобретали еще более глобальный характер. И это понятно: отбросив принцип исторической однолинейности, Хомяков не просто уникализировал культурно-историческое творчество отдельных народов, но и вывел культурологию в область самой широкой историософии и метафизики. В своей основе учение Хомякова содержало предпосылки теории культурно-исторических типов Данилевского.

Н.Я. Данилевский (1822-1885) завершает собой эволюцию классического славянофильства, намечая переход к позднейшему тАЬрусофильствутАЭ (К.Н. Леонтьев, М.Н. Катков, Н.Н. Страхов, Л.А. Тихомиров и др.). Для него уже не существовало единой тАЬобщечеловеческой задачитАЭ, реализуемой в ходе исторического развития народов. Подобный гегелизм, не преодоленный до конца ранними славянофилами, он отвергал начисто и бесповоротно. Данилевский выдвинул идею о разнородности цивилизаций, наличии множества несхожих, тАЬсвоеземныхтАЭ культурно-исторических традиций. Прогресс, с его точки зрения, тАЬсостоит не в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направленияхтАЭ. Из этого, однако, не следует, будто каждый народ способен создать собственную самобытную культуру. В истории выработалось только десять культурно-исторических типов:

ü египетский,

ü китайский,

ü халдейский, или древнесемитический,

ü индийский,

ü иранский,

ü еврейский,

ü греческий,

ü римский,

ü ново-семитический, или аравийский,

ü германо-романский, или европейский.

Роль же других народов не была столь тАЬположительнойтАЭ; они либо действовали в качестве тАЬбичей БожьихтАЭ, разрушителей тАЬдряхлых цивилизацийтАЭ (таковы гунны, монголы, турки), либо составляли тАЬэтнографический материалтАЭ для других культурно-исторических типов (как, например, финны).

Формулируя общие законы развития самобытных цивилизаций, Данилевский исходил из того, что все они представляли собой осуществление определенной формы культурного творчества тАФ научного, правового, религиозного или художественного. Поэтому первый закон гласил: для возникновения цивилизации необходимо, чтобы народ обладал соответствующими тАЬдуховными задаткамитАЭ и пользовался политической свободой. Далее выдвигались следующие законы функционирования цивилизаций:

1. тАЬНачала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типатАЭ.

2. Полнота и богатство культурно-исторического типа зависят от разнообразия входящих в него этнографических элементов, тАЬкогда они, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию, или политическую систему государствтАЭ.

3. Период роста цивилизации всегда неопределенно продолжительнее периода цветения и плодоношения, после которого она истощает свои жизненные силы и больше не возобновляется.

По схеме Данилевского, Запад, создавший последнюю историческую цивилизацию, уже пережил тАЬапогей своего цивилизационного величиятАЭ, и на очереди теперь тАФ возвышение славянства. Именно ему предстоит создать новый тип, новую форму цивилизации, который будет тАЬчетырехосновныйтАЭ, т. е. представит собой тАЬсинтезис всех сторон культурной деятельноститАЭ, разрабатывавшихся до сих пор тАЬего предшественниками на историческом поприще в отдельности или в весьма неполном соединениитАЭ. Однако во главе культурного движения славянства должна стать Россия. Данилевский полагал, что она вполне готова к выполнению этой исторической миссии.

Желая обосновать свой вывод, автор тАЬРоссии и ЕвропытАЭ предпринимает обстоятельный анализ исторических тенденций отечественной культуры. На его взгляд, она всегда зижделась на двух основополагающих началах тАФ народности и государственности. В то же время их разобщенность на протяжении столетий создавала серьезные препятствия для духовного возвышения России. Сперва причиной этой разобщенности явилось, прежде всего тАЬчужеродноетАЭ происхождение русского государства. Данилевский в данном вопросе занимал позиции норманистов. Он полагал, что именно тАЬпризвание варяговтАЭ послужило тАЬзакваскою, дрожжами, побудившими государственное движение в массе славян, живших еще одной этнографическою, племенною жизнью ..тАЭ. Но варяги оказались слишком слабы, чтобы в полной мере тАЬсообщить государственный характер русской жизнитАЭ, поэтому на Руси вскоре упрочилась удельная система. Положение выправилось только тАЬпри татарской властитАЭ. Несмотря на опустошительность набегов, она была все же сравнительно тАЬлегкатАЭ. Татары установили простое данничество, никогда не растворяясь в славянстве. тАЬСтепень культуры, тАФ писал Данилевский, тАФ образ жизни оседлых русских славян и татарских кочевников были столь различны, что не только смешение между ними, но даже всякая власть последних над первыми не могла глубоко прони

Вместе с этим смотрят:

"Quo vadis": проекцiя на сучаснiсть

"Культура": типология определений

"Русские сезоны" в Париже

French Culture. Traditions and Customs

Old and new wedding customs and traditions in Great Britain and the USA