Стратегический треугольник Москва - Дели - Пекин

Актуальность темы исследования. Азиатская политика России за последнее время существенно изменилась. В советские годы она по преимуществу сводилась к связям с арабскими странами и Индией, которые воспринимались в качестве геополитических союзников СССР, борющихся с "империализмом". Сейчас приоритеты иные. Само формирование азиатского вектора отечественной политики воспринимается, как способ преодолеть зависимость от Запада, восстановить российскую геополитическую субъектность и как вклад в формирование многополярного мира в противовес Pax Americana.

При подготовке к написанию данной курсовой работы были проанализированы различные научные и публицистические работы, которые, основываясь на структуре работы, можно разделить на несколько групп:

Первую группу составляют научные источники, которые помогли сформулировать теоретическую основу работы: рассмотреть идею формирования стратегического треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ» и выявить перспективы данного ВлтреугольникаВ». Это, прежде всего, работы Разуваева В.В., Кудинова Л.Б., Михайлова Т.А.

Во вторую группу входят источники, рассматривающие позиции сторон в отношении стратегического треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ»: Неклесс А.И., Девятов А., Панарин А.С. Данные авторы рассматривают российско-китайское стратегическое партнерство, партнерские отношения между Индией и Россией, китайско-индийские взаимоотношения.

В связи с этим, выделим цель нашего исследования тАУ комплексная характеристика стратегического треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ» во внешней политике России.

Реализация поставленной цели определила следующие задачи:

1. Рассмотреть возникновение идеи формирования стратегического треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ».

2. Выявить перспективы политического ВлтреугольникаВ».

3. Рассмотреть российско-китайское стратегическое партнерство.

4. Определить партнерские отношения между Индией и Россией.

5. Рассмотреть китайско-индийские взаимоотношения.

Объектом данной работы выступает: стратегический треугольник ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ».

Предметом данной работы выступает: внешняя политика России.

В своей работе мы использовали следующие методы к исследованию:

В· сравнительный метод;

В· структурно-функциональный метод;

В· метод обобщения;

В· классификационный метод;

В· метод индукции;

В· изучение монографических публикаций и статей;

В· аналитический метод.

Структура нашей работы включает в себя следующие части:

Введение, основная часть, состоящая их двух глав, заключение и список использованной литературы.

В первой главе мы рассмотрим возникновение идеи формирования стратегического треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ» и практическую реализацию данной идеи.

Во второй главе мы рассмотрим и проанализируем позиции сторон в отношении стратегического треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ».

В заключении подведем итог проведенного исследования.

Глава 1.Формирование стратегического треугольника ВлМосква тАУ

Дели тАУ ПекинВ»

1.1. Возникновение идеи формирования стратегического

треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ»

В декабре 1998г. премьер-министр России Е.М. Примаков в ходе официального визита в Индию высказал мнение о желательности формирования Влстратегического треугольника Москва - Дели - ПекинВ».[1]
Слова тогдашнего руководителя российского правительства оказались хотя и неожиданными, но по-своему логичными. Произнесенные в Дели, они подчеркивали заинтересованность России в укреплении связей между Индией и Китаем в условиях, когда Москва развивала отношения стратегического партнерства с ними и выражала недовольство бомбардировками территории Ирака американскими и английскими самолетами.

Хотя Е.М. Примаков подчеркнул, что его предложение не носит официального характера и он имел в виду лишь желательность такой структуры, как Влгеополитический треугольникВ», вопрос о новом Влтройственном союзеВ» постепенно занял заметное место в дискуссиях по вопросам международной и региональной политики.

Первая реакция индийской общественности была в целом осторожной и критической. Отмечая важность развития двусторонних отношений с Пекином, индийская печать подчеркивала сохраняющиеся на этом пути препятствия в виде нерешенной погранично-территориальной проблемы между двумя странами. Вызывала в Дели озабоченность и усматривавшаяся им антизападная направленность предлагаемого тройственного партнерства. Отношения с Западом, в первую очередь с США, имели для индийского правительства существенное значение в период, когда шли переговоры об отмене Вашингтоном экономических санкций, введенных американцами в ответ на проведение Дели в мае 1998г. серии подземных ядерных взрывов.

Развернувшиеся в начале 1999г. события вокруг Косово и военная агрессия НАТО против Югославии вызвали неприятие и настороженность в Дели. Индийское руководство, как, впрочем, и политические элиты многих других государств, восприняли действия Организации Североатлантического договора как покушение на суверенитет национального государства и увидели в них тревожный для себя прецедент. В соответствии с изменившейся обстановкой стала меняться и оценка индийской стороной пожеланий российского премьера. В марте 1999г. глава индийского правительства А.Б. Ваджпаи призвал вернуться к его рассмотрению. Однако в период острого кризиса в отношениях с Пакистаном, в мае-июне того же года, позиция Дели вновь изменилась. Поддержка, оказанная ему Вашингтоном, снизила градус антиамериканских настроений. Разочаровал Дели и Пекин, не отказавшийся от особых отношений с Исламабадом.

Настороженная реакция КНР на слова Примакова обусловливалась рядом причин. Там не забыли утверждений индийского премьера и министра обороны, которые в мае 1998г. оправдывали ядерные испытания угрозами со стороны Китая как потенциального противника. Пекин, так же как и Дели, не вполне устраивал антизападный подтекст сделанного Примаковым предложения, прежде всего из-за роли, которую США, их союзник Япония и объединенная Европа играют в качестве торгово-экономических партнеров Китая. Наконец, согласно традиционным и неоднократно декларировавшимся принципам внешней политики, Пекин предпочитает не вступать в какие-либо альянсы, развивая отношения преимущественно на двусторонней основе.

Реакцией властей в Индии и Китае, однако, не исчерпывался отклик на российское предложение.[2]
Определенная часть индийской и китайской общественности отнеслась к нему с пониманием и одобрением. Согласно распространенному мнению, России удалось сохранить на Востоке определенное уважение к себе. Опросы общественного мнения в Китае и Индии показали, что она по-прежнему находится среди самых популярных стран. В Китае не забыли о советской помощи 40-50-х гг., а в Индии помнят о всесторонней и многообразной поддержке, оказывавшейся Москвой на протяжении ряда десятилетий. Тому, что инициатива России о ВлтреугольникеВ», включающем китайско-индийскую ось, была с интересом встречена частью Влполитической общественностиВ» Китая и Индии, видимо, способствовало длительное отсутствие серьезных осложнений между ними.

Более того, как бы в ответ на пожелания Е.М. Примакова и в обстановке выше уже отмеченного вмешательства НАТО в Югославии (бомбардировки Белграда привели к жертвам среди граждан КНР и на время изрядно обострили китайско-американские связи) официальные круги Индии и Китая сделали шаги навстречу друг другу. Спустя год после антикитайских выпадов официальных лиц Индии, в июне 1999 г., Пекин посетил индийский министр иностранных дел Дж. Сингх. Его визит ознаменовал улучшение китайско-индийских отношений, что имело особенно существенное значение для Индии, так как он состоялся в разгар ее вооруженного конфликта с Пакистаном.

Посетившие Пекин в том же месяце министр иностранных дел и премьер-министр Пакистана не добились поддержки Китая. И не случайно после этих визитов пакистанское руководство прислушалось к настоятельным пожеланиям Вашингтона и в начале июля приняло меры для прекращения горячей фазы прямого противостояния с Индией в Кашмире. Однако военный переворот в Пакистане в октябре 1999 г. выявил различия в подходах Индии и Китая. Дели не скрыл разочарования в связи с нарушением демократических порядков в соседней стране. Пекин посчитал это внутренним делом Пакистана и пусть не сразу, а лишь по прошествии нескольких месяцев после переворота, в январе 2000 г., согласился принять главу новой администрации генерала П. Мушаррафа.

Нужно отметить, что с наибольшим интересом и вниманием высказывания Е.М. Примакова были встречены в самой России, что неудивительно в свете выявившегося со второй трети 90-х годов поворота внешней политики Москвы в сторону усиления связей и контактов с незападными державами, стремления укрепить отношения долговременного, иначе говоря, стратегического партнерства в первую очередь именно с Китаем и Индией. Помимо в целом благожелательных комментариев в печати в Москве начались обсуждение перспектив такой геополитической конфигурации и разработка мер и предложений по движению в сторону ее формирования и закрепления. Возникающие в связи с этим проблемы стали, в частности, предметом обсуждения специалистами в области международных отношений на Востоке, т.к. речь идет именно о ВлвосточномВ», или азиатском, направлении российской внешней политики.

Следует отметить, что в изданной у нас за последнее десятилетие научной литературе значительное внимание отводилось вопросам, связанным с отдельными ВлсторонамиВ» предложенного ВлтреугольникаВ», прежде всего связям между Москвой и Пекином, а также между ней и Дели. Менее тщательному анализу подвергались китайско-индийские взаимоотношения.

Некоторого внимания заслуживает также освещение рассматриваемой проблематики на Западе. Союз России и Китая, особенно Влбольшой РоссииВ», существовавшей до 1917 г. в виде империи, а затем в качестве Советской России и Советского Союза, постоянно находился в центре внимания политической, общественной и академической элиты западноевропейских государств и США. Можно сказать, что призрак такого объединения воспринимался ими как постоянная угроза, угнетал, как кошмарный сон. Короткий период его ВлматериализацииВ», с конца 40-х до рубежа 50-60-х годов, много способствовал популярности идеи Влсдерживания коммунизмаВ». О российско-китайском единении вспомнили вновь после полного восстановления двусторонних связей между Москвой и Пекином в начале 90-х годов. Прозрения скептиков и первые пробуксовки на пути прозападной ориентации внешнеполитического курса новой России побудили задуматься над возможностью нового российско-китайского альянса. Если к этому добавить широко распространенные представления о традиционно тесных связях России с Индией, то легко объяснить появление на Западе еще в начале 90-х годов академических работ, где поднимается вопрос о геополитической конфигурации в составе России, Китая и Индии.

Реакция Запада на инициативы Примакова не отличалась остротой. Но они, безусловно, не прошли незамеченными. Хотя перспективы подлинного Влсоюза трехВ» оцениваются невысоко, но два аспекта российских предложений привлекают внимание и вызывают настороженность на Западе. Во-первых, акцент на военно-техническом сотрудничестве в рамках двусторонних связей России с Китаем и Индией, а также вероятность усиления эффективности такого взаимодействия при дальнейшем укреплении и институционализации ВлтройкиВ». Во-вторых, влияние такой политики на общественное мнение в странах намечаемого треугольника, перекрестное индицирование антизападных настроений и последствия этого для всей системы мировой политики.

Таким образом, идею формирования стратегического треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ» выдвинул в декабре 1998г. премьер-министр России Е.М. Примаков в ходе официального визита в Индию. Хотя Е.М. Примаков подчеркнул, что его предложение не носит официального характера и он имел в виду лишь желательность такой структуры, как Влгеополитический треугольникВ», вопрос о новом Влтройственном союзеВ» постепенно занял заметное место в дискуссиях по вопросам международной и региональной политики.

1.2. Перспективы политического треугольника

Mожно выделить основные (итоговые) позиции, доминирующие сегодня, по проблеме "треугольника" Россия-Индия-Китай:

В· "треугольник" возможен и желателен как реальный геополитический противовес складывающемуся однополюсному американскому миру и как начало создания новой "биполярной системы";

В· "треугольник" невозможен, так как все его "углы" экономически, особенно Китай и Индия, и политически завязаны на США и проамериканский потенциал, таким образом, перевешивает антигегемонистские желания участников;

В· система возможна в "урезанном" варианте - без китайско-индийского вектора, который является самым сложным по сравнению с китайско-российскими и российско-индийскими отношениями и практически неразрешим;

В· взаимодействие возможно исключительно на двусторонней основе, причем основными "пружинами" этого взаимодействия являются потребность Индии и Китая в российских военных поставках (ВТС), а России - в индийских и китайских технологиях и инвестициях;

В· "треугольник" возможен, но исключительно на основе межцивилизационного неполитического взаимодействия, не направленного против третьих стран и основанного на внутриконтинентальной экономической интеграции и кооперации.

По российско-китайскому направлению, самому сильному и дееспособному, торговля составила за 2000 г. 8 млрд. долл. Причем на 2001 г. просматривается тенденция увеличения и выход на 10 млрд., не считая 3-4 млрд. неофициальной региональной (бартерной) торговли. Реальны многомиллиардные газо- и нефтепроекты, активное военно-техническое (ВТС), инвестиционное сотрудничество и пр. Экономический массив имеет и серьезную политическую основу - Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, подписанный в Москве Владимиром Путиным и Цзян Цзэминем 16 июля 2001 г., закрепил политически и юридически формат долговременного стратегического партнерства. Россия и Китай почти закрыли все вопросы по границе, в 1996 г. создали "Шанхайскую пятерку", имеют хорошо отлаженную систему взаимодействия и поддержки на уровне международных организаций (ООН и др.).[3]

Российско-индийские связи в плане торговли значительно меньше - 1,6 млрд. долл. за 2000 год. К 2005 г. объемы товарооборота планируют довести до 5 млрд. долл. Перспективными являются индийские инвестиции в российскую экономику (в частности, проект Сахалин-1 и др.) и контракты по ВТС. Последние занимают особое место в российско-индийском сотрудничестве. Россия обеспечивает две трети оборонных потребностей Индии, которая платит полностью и в твердой валюте. Индия рассматривает Россию как основной источник передовых технологий, особенно в ядерной и космической областях. В октябре 2000 г. руководители Индии и России подписали Декларацию о стратегическом партнерстве, создав, таким образом, и высокий политический уровень отношений.

Визит 4-7 ноября 2001 г. индийского премьер-министра Атала Бихари Ваджпайи в Россию обозначил новые области долговременного стратегического сотрудничества. По итогам переговоров Владимир Путин и Ваджпайи подписали Московскую Декларацию о борьбе с международным терроризмом и Заявление о стратегической стабильности. На московских переговорах Путиным было отмечено, что как бы удачно ни протекала американская операция в Афганистане, после ее окончания противостоять исламскому фундаментализму "придется, прежде всего, России, Индии и, конечно, Китаю - странам, имеющим значительное влияние на формирование регионального и мирового климата". Одновременно российский президент подчеркнул, что "неуместно было бы говорить о попытках этих трех стран сформировать новую ось или полюс противодействия другим мировым группировкам. Координация усилий России, Индии и Китая нацелена исключительно на выработку адекватных ответов на новые вызовы экстремизма и терроризма".

Индийско-китайское направление - самый слабый компонент системы. Отношения отягощены сложной историей 50-60-х годов, территориальными проблемами, деятельностью далай-ламы и т.д.[4]
Тем не менее, и в этом "слабом звене" есть свои позитивные результаты. Торговля за 2000 г. вышла на рубеж в 2 млрд. долл. В 1996 г. Индия и Китай подписали Соглашение о мерах доверия в военной области вдоль линии фактического контроля на границе (базовые положения были подписаны еще в 1993 г.). В мае 2000 г. в Пекине состоялись успешные переговоры между президентом Индии Кочерилом Раманом Нараянаном и председателем КНР Цзян Цзэминем. Обе стороны признали, что пора забыть прошлое и перейти к взаимовыгодному сотрудничеству в экономической и политической сферах. На середину октября нынешнего года были запланированы визиты премьера Индии Ваджпаи в Китай и Чжу Жунцзы в Индию, которые по согласованию сторон в связи с афганскими событиями перенесены на более поздний срок.

Что касается специфики ВлтреугольникаВ», то в настоящее время выделяют некоторые новые моменты. Во-первых, в настоящее время происходит плавное и незаметное смещение функциональных акцентов потенциального "треугольника". В конце 90-х годов в условиях расширения НАТО, югославских бомбардировок и других акций Запада в идее создания "треугольника" достаточно определенно просматривался антизападный (антиамериканский) подтекст. Причем, если Китай и Индия придерживались в своей риторике нейтралитета по отношению к США, то Россия более жестко оппонировала Западу, взяв на себя роль некого неформального лидера в этой "команде". Да и на Западе именно Россию воспринимали как главного инициатора создания подобного "треугольника", хотя всерьез не верили в реальную угрозу данной структуры. Сегодня система Россия-Индия-Китай воспринимается больше как некая часть задуманного американцами единого антитеррористического фронта. Возможно, что стратегия США связана с желанием Вашингтона более активно подключить Индию и Россию к мировой борьбе с терроризмом.

Во-вторых, новые очертания приобретает пакистанский фактор в "треугольнике", а точнее, китайско-пакистанские отношения, которые до 11 сентября деформировали трехстороннюю систему, особенно по китайско-индийскому направлению. Сегодня можно констатировать некоторое ослабление китайско-пакистанских связей, хотя представитель МИД КНР Сунь Юйси 25 октября 2001 г. на брифинге заявил, что КНР имеет "очень хорошие отношения" с Пакистаном и предоставила ему гуманитарную помощь на сумму 10 млн. юаней (1,2 млн. долл.). Вместе с тем там же было подчеркнуто, что Пекин "хотел бы видеть стабильность в этой стране". Видимо, в китайском руководстве стали понимать, что зашли слишком далеко в сотрудничестве с Исламабадом, который в конце 90-х годов фактически стал, как пишут многие китайские аналитики, "заложником талибов".

Новая ситуация заставляет Китай рассматривать варианты более активного сотрудничества с США и с Индией, в частности, по координации действий в поддержку президента Мушаррафа и другим вопросам, что объективно влияет на дальнейшее улучшение отношений Пекина и Дели.

В-третьих, новые акценты получила проблема распространения ядерного оружия в регионе. Китай сейчас не выступает с критикой решения Индии перейти "ядерный порог". Причем, как считают ведущие китайские эксперты, специальные двусторонние, индийско-китайские соглашения "по этой проблеме преждевременны". Достаточно подписания соглашения о взаимном отказе от применения силы. Одновременно снятие США с Индии и Пакистана ограничительных санкций, наложенных три года назад на Дели и Исламабад после проведения атомных испытаний, можно трактовать как косвенную поддержку их ядерного статуса в обмен на их безоговорочный союз в борьбе против терроризма.

В-четвертых, по-новому видятся и традиционные препятствия китайско-индийских отношений, связанные с территориальными проблемами, деятельностью далай-ламы и пр. И до 11 сентября в Дели неоднократно подчеркивали, что они признавали и признают территориальную целостность Китая, включая Тибет и Тайвань, законное место КНР в ООН, что индийское руководство в 1959 г. во главе с Дж. Неру не имело никакого отношения к бегству далай-ламы и его сподвижников из Китая в Индию, а для современных индийских руководителей деятельность буддийского иерарха - большая обуза и "головная боль". Однако остаются территориальные "нестыковки" по индийско-китайской границе. В Дели с некоторым опасением наблюдают за подготовкой крупного китайского железнодорожного проекта - строительство дороги из провинции Цинхай до Лхасы - столицы Тибета. Дорога явно претендует на место в Книге рекордов Гиннеса как самая высокогорная в мире и сложная по исполнению. Тем не менее, в Пекине и Дели все чаще говорят о необходимости перевода двусторонних отношений в формат "естественного стратегического партнерства".

В этой связи Москва могла бы сыграть конструктивную роль центрального связующего звена между Пекином и Дели, содействуя тому, чтобы в отношениях Китая и Индии доминировало сотрудничество, а не соперничество. Проще это делать на неполитическом уровне, начиная с обсуждения наиболее острых вопросов в научной среде, переходя затем на более высокие официальные инстанции. Первый и удачный опыт в этом плане был продемонстрирован Институтом Дальнего Востока РАН при поддержке президиума РАН и дипломатических ведомств России, Индии и Китая. 5-6 сентября 2001 г. ведущие ученые и эксперты трех стран провели научную конференцию, откровенно обсудив все накопившиеся вопросы трехстороннего сотрудничества. Итоговые материалы конференции еще раз подтверждают, что полное взаимопонимание реально и возможно.

Итак, мы можем сделать вывод о том, что ВлтреугольникВ» Россия-Индия-Китай видится не как военно-политический блок или союз, а скорее как система гибкого партнерства. Ключевыми задачами этого партнерства будут борьба с общемировыми вызовами - глобальным терроризмом и экстремизмом и экономическое взаимодействие в условиях углубления глобализации. Экономические резервы "треугольника" на сегодняшний день практически не задействованы. Важными аспектами сотрудничества могли бы стать агросфера, совместная разработка минеральных, топливно-энергетических и лесных ресурсов Сибири и Дальнего Востока, обрабатывающая промышленность. Россия, КНР и Индия могут координировать свои проекты в освоении космоса, авиации, энергетике, машиностроении и другом при желательной ориентации на рынки друг друга.

Глава 2. Позиции сторон в отношении стратегического

треугольника ВлМосква тАУ Дели тАУ ПекинВ»

2.1 Российско-китайское стратегическое партнерство

Отношения между новой, постсоветской Россией и Китаем развивались весьма динамично, стартовав с невысокого уровня. Последний обусловливался состоянием кризиса и напряженности в контактах между Москвой и Пекином на протяжении трех десятилетий. Нормализация двусторонних связей произошла лишь в мае 1989г., во время визита в КНР последнего руководителя СССР М.С. Горбачева.[5]
Ровно через два года между двумя странами были согласованы принципы разрешения погранично-территориальных проблем. Достигнутый прогресс определял заинтересованность китайского руководства в продолжение диалога с советскими лидерами и объяснял его настороженность по поводу распада СССР. Пекин, разумеется, признал произошедшие в соседней стране внутриполитические перемены, но отношения с Москвой оказались на некоторое время замороженными в связи с ее первоначальной односторонне прозападной внешнеполитической ориентацией.

Впрочем, уже к осени 1992г. ситуация стала меняться, и в декабре российский президент Б.Н. Ельцин совершил свой первый официальный визит в КНР. В Пекине было подписано совместное заявление об основах взаимных отношений. В сентябре 1994г. Москву посетил председатель КНР Цзян Цзэминь, и в совместном заявлении появились слова о Влконструктивном партнерствеВ». Стороны также объявили о решении отказаться от угрозы применения ядерного оружия и ненацеливании стратегических ракет друг против друга. Третья официальная встреча на высшем уровне состоялась в Пекине в апреле 1996г.

Ровно через год после третьего саммита в апреле 1997г. в Москве состоялась четвертая встреча в верхах, на которой стороны договорились о мероприятиях по укреплению стратегического партнерства. К двусторонней встрече был приурочен второй саммит членов ВлШанхайской пятеркиВ», на котором ее участники подписали договор о взаимном сокращении вооруженных сил в приграничных районах. Вместе с первыми соглашениями о мерах доверия в военной области он ознаменовал формирование механизма безопасности в Центральной и Северо-Восточной Азии. В ноябре того же года Б.Н. Ельцин посетил Китай с официальным визитом в третий раз. Наиболее важным его результатом стало подписание соглашения о демаркации восточного участка российско-китайской границы (от Монголии до Тихого океана) протяженностью в 4300 км.

Торгово-экономическое взаимодействие представляет собой вторую важную подсистему двусторонних российско-китайских связей.

Вместе с тем на официальном уровне вопросы торгового взаимодействия занимали периферийное значение. С одной стороны, сказалось отсутствие проблем в области погашения взаимных долговых обязательств, с другой - товарный обмен с рубежа 80-90-х гг. стал осуществляться по частным децентрализованным каналам, главным образом торговцами-ВлчелнокамиВ», и носил во многом приграничный межрегиональный характер. В 1991 г. товарообмен достиг солидной цифры в 3,9 млрд. долл. США (здесь и далее - в текущих ценах), в 1992 г. увеличился наполовину - до 5,9 млрд., а в 1993 г. - еще на треть, до 7,7 млрд. В 1994 г. оборот взаимной торговли сократился до 5,1 млрд., затем вновь стал расти, составив 5,5 млрд. долл. в 1995 г. и 6,8 млрд. в 1996 г. Новый спад пришелся на 1997 и 1998 гг. (6,0 и 5,5 млрд. долл.).[6]

В мае 1995 г. стороны подписали соглашение о режиме в районе границы, которое определяет там правила жизни, регламентирует условия торговой и хозяйственной деятельности.

Российско-китайская торговля определялась, разумеется, не только деятельностью ВлчелноковВ», завозящих в Россию дешевые китайские потребительские товары невысокого качества. Часть китайского экспорта составляли продовольственные продукты, некоторые виды промышленных изделий, а российского - самолеты, автомобили, сельскохозяйственные машины, оборудование, цемент и лес. Неизменно крупной статьей был вывоз продукции черной металлургии. Возрастала роль обмена продукцией предприятий, принадлежащих государственным и крупным частным компаниям.

Торговая составляющая двусторонних связей в существенной мере зависит от экономического взаимодействия, то есть от уровня инвестиций в объекты экономики страны-партнера и технико-технологического сотрудничества. Большинство аналитиков считает, что экономические системы России и Китая обладают изрядной степенью взаимодополняемости. КНР в перспективе может импортировать из Сибири и Дальнего Востока нефть и газ, уголь и электроэнергию. Рамочные соглашения о поставках природного газа и сооружении трубопровода были заключены еще в 1997 г. Россия оказывает Китаю помощь в области ядерной энергетики - сооружении атомной электростанции в провинции Цзяньсу и разработке урановых рудников, а также в сфере энергетики (выполняются контракты на поставку 16 энергоблоков для семи ТЭС). Стоимость машиностроительной продукции в экспортных поставках России в Китай равнялась в середине 90-х гг. 30-40%, в то время как в общем объеме российского экспорта того периода она находилась на уровне 7-8%.

Если отношения между двумя странами в политико-дипломатической и торгово-экономической, особенно военно-технической, областях в 90-е годы развивались весьма динамично, то процессы в сфере культурно-гуманитарного взаимодействия носили замедленный и сложный характер. С одной стороны, были сняты барьеры, долгие десятилетия существовавшие на пути общения частных лиц и специалистов в различных областях. В Китае, в частности, вновь появились высококвалифицированные технические кадры из России. С другой стороны, выросли масштабы ВлпросачиванияВ» и ВлоседанияВ» китайцев в России, прежде всего на Дальнем Востоке. По появившимся в середине 90-х годов сильно преувеличенным подсчетам, Влдемографическое нависаниеВ» Китая привело к инфильтрации до 1 млн. китайцев. Согласно реалистическим оценкам, численность законно перебравшихся через границу, но нелегально оставшихся на российской территории граждан КНР не превышает 200 тыс. человек. Тем не менее, присутствие китайской рабочей силы вызывает определенное недовольство властей и местных жителей (для первых они источник различного рода проблем, а для вторых - конкуренты на рынке труда).

Опасения, которые испытывает как население, так и администрация дальневосточных краев и областей, подкрепляются ВлумозрительнымиВ» аргументами о возможном в будущем переселении, ВлперетеканииВ» миллионов китайцев через границу (а так как на Дальнем Востоке проживает всего 7-8 млн. человек, то, чтобы уравнять там численность россиян и китайцев, Китаю достаточно ВлотрядитьВ» на это лишь полпроцента своего населения). При этом, как справедливо замечает Д. Тренин, у нас как-то забыли, что накануне Первой мировой войны на Дальнем Востоке с его тогда немногочисленным местным населением существовала китайская диаспора численностью в 300-500 тыс. человек. К тому же лишние рабочие руки в условиях экономического подъема вовсе не были бы лишними, а использование китайских контрактников уже в 90-е годы приносило положительные экономические результаты . Главный вопрос, стоящий перед центральными и местными властями России, состоит, конечно, в том, как обеспечить оживление экономики, но ему сопутствует и решение задачи повышения порога нормального (толерантного) отношения местных жителей к иммигрантам.

Еще одним препятствием в культурно-гуманитарной области служит ВлшлейфВ» традиции, сложившейся в эпоху советско-китайской дружбы и Влразвитого социализмаВ». С российской стороны он проявляется, во-первых, в идеологизированном подходе к связям с КНР, сохранении за ними функции более предпочтительного идейно-политического и внешнеполитического выбора, а также восприятии опыта экономического и политического развития Китая в 80-90-х годах как модели, образца для подражания (по принципу Влвот как надо былоВ»). Во-вторых, от прежних времен остался в России комплекс превосходства, отсутствие живого интереса к Китаю, неглубокий характер контактов официальных лиц.

Недостаток понимания меняющегося соотношения сил между двумя державами соседствует с ВлдемонизациейВ» Китая, возрождением страха перед ним. Всего заметнее эти комплексы проявляются в сознании политического класса, и притом традиционно позитивные настроения больше распространены среди представителей столичной элиты, а негативные - у значительной части провинциальной, сибирской и дальневосточной бюрократии. Китайское общество, медленно эволюционирующее в сторону более открытого, страдает схожими проблемами посттоталитарного менталитета. Большое значение для последнего имеет поиск внешнего врага и списывание на него причины всех несчастий. В роли такового как в официальном политическом, так и общественном, бытовом сознании выступают империализм и гегемонизм.

Отношение к России отличается двойственностью: с одной стороны, она наследница колониального экспансионизма царской России, с другой - не забыт период ВлбратскогоВ» единения с ней в борьбе с Западом. Россия воспринимается некоторой частью общественного сознания как партнер в борьбе за справедливость, но из-за ограниченности контактов между китайцами и русскими эти настроения носят по преимуществу отвлеченный характер.

Вместе с тем распространенные в китайском обществе антиимпериалистические и антизападные настроения дают возможность властям легко мобилизовывать массы для участия в акциях протеста против диктата США и Запада на мировой арене. Схожие или близкие позиции Китая и России по этим международным проблемам лежат в основе еще одной составляющей стратегического партнерства. Ее проявлением можно считать реакцию двух государств на меры по Влпродвижению НАТО на востокВ». Их неприятие Москвой нашло понимание в Пекине, где заявили о поддержке ее позиции. В то же время Россия, по мнению китайской стороны, вяло отреагировала на укрепление американо-японского оборонительного сотрудничества, о чем было объявлено в сентябре 1997г., хотя оно похоже на дальневосточный аналог расширения НАТО. Одним из ключевых положений, определяющих сходные позиции двух государств в мировых делах, нужно считать убеждение в сохранении за национальным (территориальным) государством всех функций и прерогатив, недопустимости нарушения его суверенитета и вмешательства во внутренние дела. Именно последнее вдохнуло, как представляется, новую жизнь в приверженность концепции пяти принципов мирного сосуществования. Государственной безопасности и целостности угрожают прежде всего национально-сепаратистские движения на окраинах, в периферийно-пограничных регионах крупных и сложных образований, к которым относится и Россия, и Китай. Существенно при этом, что у двух государств имеется во многом общая буферная зона, в которой происходят весьма бурные процессы усиления культурно-цивилизационной и этнонациональной идентичности.

Разделяющий Россию и Китай пояс состоит в основном из фрагментов так называемого мусульманского мира, обладающего наиболее выраженным динамизмом в первую очередь в демографическом плане. Оба государства сталкиваются таким образом со сходным вызовом (в Российской Федерации он дает о себе знать прежде всего на Кавказе, а в КНР - на северо-западе, в Синьцзян-Уйгурском автономном районе). Это, несомненно, способствует сближению позиций Москвы и Пекина по таким вопросам общемировой повестки дня, как борьба с религиозным экстремизмом, международным терроризмом, контрабандой оружия, наркотиков и т.п.

Любопытно, что, хотя мировое сообщество, возглавляемое ныне США и Западом в целом, также выступает против этих явлений, однако его позиция во многом принципиально иная: она исходит из признания возможности нарушения отдельными государствами прав человека, а также интересов национальных и конфессиональных меньшинств и потому допускает вмешательство, иногда весьма радикальное, в их (государств) суверенные дела. То, что при этом западное сообщество оказывается нередко в роли защитника мусульман, придает его политике некоторый происламский оттенок и вызывает обеспокоенность у стран, которым угрожает исламский экстремизм, а к числу последних относятся Россия и Китай, а также Индия.

В Москве и Пекине по этой причине с полным правом рассчитывают на долговременное партнерство по кардинальным вопросам глобальной и региональной повестки дня. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что как китайская, так и российская сторона на нынешнем историческом этапе не склонны придавать своим отношениям характер исключительности и недвусмысленной направленности против Запада.

Симптоматичны в этом смысле фразеология и действия руководства КНР. Китайские руководители неизменно подчеркивают, что стратегическое партнерство с Россией вписывается в Влмеждународные отношения нового типаВ», которые не являются Влни союзническими, ни конфронтационнымиВ», и что оно не направлено против третьих стран. В ходе своего визита в Россию в ноябре 1998г. Цзян Цзэминь счел необходимым особо подчеркнуть, что обе страны находятся в процессе продвижения к рынку, а также что Китай работает над со

Вместе с этим смотрят:

"Стена безопасности" между Израилем и Палестиной

"Хезболла" как инструмент ИРИ в эскалации арабо-израильского конфликта

"Холодная война": идеологические и геополитические факторы ее возникновения

"Этап реформ" в Саудовской Аравии

Regulation of international trade within the framework of the world trade organization (WTO)