Прошлое и настоящее в "американских" новеллах В. Ирвинга

Вашингтон Ирвинг (1783-1859) тАУ один из крупнейших писателей раннего американского романтизма, родоначальник жанра новеллы в литературе США, посредник между европейской и американской культурами, первый писатель Соединенных Штатов Америки, завоевавший международное признание.

Несомненно, верно то, что Ирвинг был посредником между европейской и американской культурами. В наиболее известных своих новеллах тАУ ВлРип Ван ВинкльВ», ВлЛегенда о Сонной ЛощинеВ», ВлЖених-призракВ», ВлЗагадочный корабльВ» Ирвинг использует ВлбродячиеВ» сюжеты европейской литературы, известные еще с античных времен или средневековья и неоднократно обработанные писателями различных стран и эпох. В этих рассказах фигурируют гномы, призраки, привидения, но весь традиционный материал переосмысливается, ему придается специфический национальный колорит (так, даже гномы в ВлРипе Ван ВинклеВ» пьют из бочонка голландскую водку: ВлОн (Рип) осмелился даже отведать напитка и нашел, что по вкусу и запаху это тАУ отменная голландская водкаВ», к тому же гномы с азартом играют в кегли). Хорошо видна роль Ирвинга как посредника между двумя разделенными океанами культурами еще и в том, как он вводит в обиход литературы США наиболее распространенные атрибуты европейского романтизма и тут же придает им национальный характер (так призрак-хозяин Дундерберга из новеллы ВлЗагадочный корабльВ» описан так тАУ Влголландец в коротких штанах и шапке, напоминающей сахарную голову, с рупором в рукВ», а сам Летучий Голландец и его экипаж не иначе как экипаж ВлПолумесяцаВ» во главе с капитаном Хенриком Гудзоном, ведь именно в местах, где появляется Летучий Голландец, корабль Гудзона потерпел бедствие.

Характерной чертой его новеллистики становится не только введение в его творчество атрибутов европейского романтизма, но и одновременное его пародирование. Европейская Влмеханика ужасногоВ» у Ирвинга сохранена: привидения ютятся в старых домах, зловеще завывает буря, таинственно звучат шаги, духи появляются ровно в полночь. Но все это имеет иронический подтекст, а иногда и пародийный [4; 41]. Для изображения призраков Ирвингом используется комическая гипербола, доведенная до абсурда, неожиданные, смелые сравнения, лукавое, юмористическое построение фразы (ВлЭто были старинные башенные часы, от которых призраки обыкновенно бывают без умаВ») [4; 42].

Сочетание фантастического начала с реалистическим, мягкие переходы повседневного в волшебное тАУ непременная черта романтической манеры Ирвинга-новеллиста. Новеллы Ирвинга обнаруживают свою романтическую природу причудливой живописностью сюжетов, мотивами загадочности, фантастики, необычностью изображенных человеческих типов, прекрасными описаниями природы тАУ величественных гор и лесов на берегах Гудзона (в этом Ирвинг был предшественником Купера[5]
).

Казалось бы, какой замечательный писатель, как рисует прошлое! Как восхищается им! Но не все критики оценивают по достоинству любовь Ирвинга к изображению старых времен. Например, Паррингтон В. Л. в своей статье ВлВашингтон ИрвингВ» пишет: ВлПоиски красочного увели его в бесплодную пустынюВ» [3; 247] или ВлИрвинг, обладая живым и острым умом, сформировавшимся под влиянием идеалов XVIII столетия, получал наслаждение от блуждания в сумерках прошлого, и поэтому ему пришлись не по душе новые стремления, которые меняли облик любимого им городаВ» [4; 237]. И к непринятию Ирвингом действительности нового капитализма и промышленного переворота, который Влчрезмерно обеднял жизнь, лишая ее красочностиВ» Паррингтон относится с некоторой иронией: ВлОднако это длилось недолго. Ведь в основе отвращения Ирвинга к капитализму лежали весьма неглубокие причины, вроде той, что капитализм на смену коротким панталонам джентльменов принес вульгарные брюкитАж Но в дальнейшем, когда финансовые воротилы предстали миру в роли щедрых покровителей искусств и филантропов, а развитие капиталистического предпринимательства привело к появлению новых баронов, неприязнь Ирвинга к новому капитализму стала менее остройтАж Ирвинг занял позицию стороннего наблюдателя, не собирающегося ни хвалить, ни критиковатьВ» [3; 239]. Кроме того, Паррингтон с иронией пишет: ВлИрвинг поддался всеобщей страсти к спекуляции, тАжпри помощи ВлАсторииВ» и ВлПохождений капитана БонвиляВ»*
попытался превратить свою литературную известность в источник прибыли. В великом деле эксплуатации Ирвинг открыл новую романтику и в спекулятивных прибылях усмотрел промысел божийтАж Таким образом, Ирвинг полностью освоился с той новой обстановкой, которая привела в сильное замешательство Рипа Ван Винкля, попавшего в нее прямо из спокойного колониального прошлогоВ» [3; 245].

Однако есть критики, которые не считают позорным пятном в творчестве Ирвинга его произведения ВлАсторияВ» и ВлПохождения капитана БонвиляВ». Например, М. Н. Боброва считает: ВлДействительно, появление этих двух книг (ВлАсторииВ» и ВлПохождений капитана БонвиляВ») не делает чести Ирвингу. Однако его позиция требует пояснения. Изображая северо-запад Америки в ту пору, когда первые торговцы пушниной пришли к индейским племенам, расселенным на территории теперешней Канады, Ирвинг не изменил своего доброжелательного отношения к индейцамтАж Он понимает, что индейцы гибнут под напором пришельцев; он ценит в индейцах благородство их натуры, силу характератАж Ирвингу нравится Влпоэзия и романтикаВ» индейских легенд об охотниках, рыбаках и звероловах. Но как человек, принадлежащий к тем, кто владеет материком, он считает индейцев исторически обреченными: такова Влпоступь цивилизацииВ», не в силах одного человека повернуть вспять Влколесо историиВ»тАж[курсив тАУ М. Н. Бобровой]. В центре его (Ирвинга) собственного внимания находятся европейцы. Это они терпят невероятные лишения, проявляют невиданную стойкость, мужество, преодолевают соблазн опуститься в быту и образе жизни до уровня ВлдикарейВ». ИрвингтАж забывает о побуждениях, которые владели европейцами. В Влрыцарях наживыВ» он увидел героевВ» [5; 28. Но с точки зрения М. Н. Бобровой заблуждениям Ирвинга относительно геройства европейцев есть объяснение: Ирвинг вырос в стране, где не было промышленности и развитой торговли; Влгорода были небольшие, и их население вело деревенский образ жизниВ» [5; 28]. Спустя двадцать лет Ирвинг возвратился на родину, где был изумлен промышленным развитием страны. ВлОн был горд процветанием страны, это чувство переносил на асторов, поднявшихся снизу вверх, и им руководствовался при создании двух своих неудачных произведенийВ» [5; 28].

По поводу пристрастию Ирвинга к описанию колониального прошлого Америки М. Н. Боброва пишет: ВлПрошлое представлено автором в качестве зеркала настоящего и уничижительные выводы звучат двусмысленно, то не остается сомнения в том, что адресует их современностиВ» [5; 33].

Действительно, при чтении таких новелл, как ВлРип Ван ВинкльВ», ВлЛегенда о Сонной ЛощинеВ», ВлДольф ХейлигерВ», не составляет труда заметить, как перекликается в этих произведениях прошлое и настоящее Америки. Цели нашей работы − поиск ответов на вопросы: по каким причинам Ирвинг сравнивает прошлое и настоящее в своих новеллах? Как возникает данное сравнение? Что больше по душе писателю тАУ прошлое или настоящее? И правомерно ли так ставить вопрос?

Задачи исследования:

анализ критической литературы, посвященной творчеству В. Ирвинга;

изучение особенностей раннего американского романтизма;

выявление специфики сопоставления прошлого и настоящего в ряде новелл американского писателя.

1. Своеобразие раннего американского романтизма

На всех этапах развития для американского романтизма характерна тесная связь с общественно-политической жизнью страны. Именно это делает романтическую литературу специфически американской по содержанию и форме [1; 138].

Своеобразие раннего американского романтизма заключается в следующем: в начале XIX века американская литература еще только определялась, в то время как в Европе к началу XIX века национальные литературы развивались в течение почти целого тысячелетия. Произведения английских писателей и литература, переведенная с других европейских языков, господствовали на книжном рынке США, что затрудняло дорогу американской книги к отечественному читателю.

Кроме того, от прославления революционных достижений, писатели и поэты США вынуждены были практически сразу же перейти к критике политики. Перед романтизмом стояли важные философские и социальные задачи, ему предстояло понять новый, противоречивый и запутанный мир тАУ умирающий и заново рождающийся, понять новые человеческие взаимоотношения, провозгласить новые критерии. Весь ход общественно-политический жизни США того времени требовал смелой поэтической фантазии, высокой этики тАУ такой, которая смогла бы объявить и выразить грандиозность и трагизм переворотов, которые повлекли крах государственной системы, и которые повлекли за собой изменения моральных критериев, эстетических идеалов, нравов, обычаев тАУ всей духовной жизни человека. К тому же американские писатели-романтики выполняли еще одну важную миссию (с точки зрения исторического развития нации) расширяли границы познания мира человеком.

Социальной базой романтизма были революционные силы, которые отвоевали независимость и довершали разрушение старого колониального мира. Движущей силой Американской революции и основным составом армии генерала Джорджа Вашингтона были простые фермеры и ремесленники. тАЬЛоза, из плодов которой выжимается вино романтизма, растет на простой, обычной землетАЭ [4; 56], тАУ пишет Паррингтон В. Л.

Американский романтизм был призван отразить новые закономерности общественной жизни. Рождался патриотизм и почти фанатическая вера в американскую демократию. Отшумевшая война за независимость, набрасывающая героический покров на недавнее прошлое стала благодатной почвой для деятельности писателей-романтиков.

Все происходившее в Соединенных Штатах требовало внимания писателя, социальных, эмоциональных, эстетических оценок, художественного переосмысления и нового героя тАУ существа идеального, высоконравственного, страстного, обаятельного, свободного от общественных пороков тАУ аскетически чистого, наивного и мудрого. Но на какой почве мог вырасти такой герой? В реальной жизни его не было, он обязательно должен был быть в какой-то мере абстракцией, мечтой о прекрасном, справедливом и истинном.

Индивидуалистически окрашенным делает творчество романтиков лиризм. Лиризм тАУ свидетельство живого, страстного отношения к жизни, пламенной убежденности писателя в истинности защищаемых идей; лиризм же является отзвуком социальных потрясений тАУ в нем все чувства, вызванные социальными разочарованиями и надеждами: горечь, негодование, ликование, печаль. В то же время лиризм часто свидетельствует о незрелости суждений: эмоциональное мировосприятие опережает рассудочное познание мира.

Американские романтики от жизни индивидуума шли сразу к оценке жизни страны в целом, минуя семью, общественные и государственные установления. Это историческая черта тАУ стремление к обобщению при минимальном опыте; с другой стороны тАУ желание понять частное и общее в их единстве. Сказывалось это в обличительности творчества романтиков, в символике, в наличии жанра утопии и сатирического памфлета.

У американских романтиков не было единой идейной программы, которую они защищали бы в своих художественных произведениях. Но всех писателей объединяет протест против буржуазной морали, политики, буржуазных эстетических оценок, нравов, против искажения и забвения высоких идеалов, провозглашенных при рождении республики. Американские романтики выступали против делячества и циничного практицизма в жизни. Антибуржуазность романтиков выразилась в стремлении найти свой идеал вне буржуазной среды.

Острота реальных противоречий определяет этический и эстетический идеал романтиков; между тАЬпрекраснымтАЭ и тАЬбезобразнымтАЭ, тАЬдобрымтАЭ и тАЬзлымтАЭ исчезают нюансы. Положительное возвышается, отрицательное сгущается. Именно поэтому в их творческом методе контрасты занимают немалое место, обнаруживается тяготение к исключительному и неповторимому (идеальному).

Типичны для американских романтиков идеи защиты национальной самобытности. Важно и то, что в творчестве американских писателей чувствуется дидактизм различной формы и окраски. Это высокая дидактика, в основе которой лежало стремление найти и указать миру высокую, более прогрессивную форму социальной жизни.

Интеллектуализм художественной литературы, создаваемой американскими романтиками, начинался с того, что они задались вопросом: в чем смысл человеческой активности, куда должна быть направлена воля, ум, большие страсти человека? Каковы права личности и ее обязанности перед обществом?

Подводя итог, необходимо сказать, что ранний американский романтизм обладал специфическими чертами, что объясняется особенностями становления американской национальной литературы; ситуацией, сложившейся в общественно-политической жизни США; задачами, которые стояли перед американскими романтиками; остротой реальных противоречий, которые определяли этические и эстетические идеи романтиков; то есть той почвой в целом, на которой зарождался ранний американский романтизм.

2. Американская литература

1492 год стал годом открытия Америки. Как известно, Америку ВлоткрывалиВ» несколько раз и до Колумба, но именно его путешествие 1492 года стало событием всемирно-исторического значения. С него начинается эпоха активного интереса европейцев к чужому континенту.

Событием не меньшим по своему значению стало и основание в 1607 году английского поселения Джеймстаун (штат Виргиния). Несмотря на то, что первое поселение европейцев в Северной Америке возникло еще в начале ХI века, именно с Джеймстаун начинается история колонизации, изменившая судьбы населения обоих континентов.

Большинство первых иммигрантов приехало из северо-западной Европы. Они селились узкой полосой вдоль Атлантического побережья. Постепенно в течение ХVII века их поселения образовали три региона тАФ колонии Севера (Новая Англия), средние колонии и колонии Юга тАФ жизнь в которых отличалась не только климатическими условиями, но и особенностями экономического, социального и духовного развития.

Новая Англия была основана пуританами тАФ представителями религиозного протестантизма, выступавшими за реформирование англиканской церкви. Переселяясь за океан, пуритане свято верили в то, что на них самим Богом возложена великая миссия спасения. Они спасали не себя, не собственную веру, но погрязшее в грехе человечество. Создание на новой земле реформированной пуританской церкви должно было стать преградой для распространения царства Сатаны, захватившего Старый Свет*
. Пуритане стали селиться в северо-восточной части американского континента. Особенностью пуританского мышления было убеждение, что за внешней, зримой оболочкой мира всегда стоит иной, трансцендентальный смысл, а ключ к разгадке знаков этого иного мира дает Библия [8; 5-6].

Средние колонии были представлены выходцами из разных, преимущественно протестанских стран. Особенно много среди них было голландцев и немцев. Поселения средних колоний оказались не только на пересечении основных товаропотоков, идущих и выходящих из Америки, но и на пересечении морских торговых путей между Европой, Карибским бассейном и Южной Америкой. Это способствовало развитию ремесел, фермерства, банковского дела, предпринимательства, росту городов. Средние колонии становятся средоточием торговой жизни нового континента [8; 7].

Население южных колоний состояло преимущественно из английской знати, бежавшей от революционных волнений в Англии. Другую часть представляли авантюристы, искатели приключений. В колониях Юга преобладал плантаторский тип хозяйствования. Ощущалась потребность в дешевой рабочей силе, что способствовало ввозу черных рабов из Африки с 1619 года. В сознании южан они тАФ новые патриции, которым труд рабов открыл возможность аристократической жизни, южане видят себя продолжателями мировой истории, строителями государства античного типа [8; 7-8].

Колонии между собой были разопщены. Разопщенность между колониями усугублялась и различиями в жизненном укладе. Несходство традиций со временем переросло в открытое противостояние, которое разрешилось Гражданской войной 1861-1865 гг. [8; 9].

Основные характеристики американской литературы в ХVII веке:

Разопщенность регионов, существенные различия в их развитии и отсутствие единого культурного центра способствовали тому, что регионализм стал одной из ведущих черт американской литературы (курсив Т. В. Якушкиной). В XVII веке только колонии Новой Англии обладали преимуществами социальной и духовной общности, которая в других регионах возникала гораздо позже. Ее основой стала идеология и этика пуританства. Наличие прочной мировоззренческой системы, в рамках которой пуритане могли мыслить и самовыражаться, обусловило исключительную роль Новой Англии в формировании американского сознания и культуры, а в XVII веке тАФ возникновении литературы, с которой ни по объему, ни по значению не могли соперничать литературы других регионов.

Пуритане рассматривали художественное творчество как сферу деятельности человека, где ярче всего проявлялась его греховная природа. Они не признавали смоценности искусства и относились к нему резко отрицательно. Однако так как полностью исключить искусство из сферы духовной жизни человека все же невозможно, пуритане были вынуждены ВлвпуститьВ» его в свою жизнь, подчиняя эстетические начала литературы (выразительность, красоту слога, принцип гармонии и др.) идеологическим задачам. В глазах пуритан литературное творчество оправдывалось только тогда, когда становилось средством религиозного воспитания или пропаганды. Такой, в сущности, утилитаристский подход к художественному творчеству определил преимущественное развитие теологических жанров в литературе Новой Англии.

Американская литература складывается как ответвление английской литературы. И в новых условиях поселенцы продолжали следовать литературным образцам старой родины, что было вполне естественно для людей, считавших себя англичанами. Однако в качестве объекта подражания выступала не вся литература в ее полноте и многообразии. Выбор колонистов всегда предопределялся их идеологическими и эстетическими пристрастиями, а также ориентацией на хорошо известные им ВлобразцыВ» - новое вызывало скорее настороженное отношение. Таким образом, подражательность, ориентация на образцы, избирательность обусловили эффект своеобразного Влэстетического отставанияВ» литературы первых поселенцев.

Развитию жанров способствовали сугубо практические цели тАФ необходимость освоения нового географического пространства, обустройства собственной жизни, привлечения новых поселенцев. Поэтому жанры были направлены на описание новой реальности. Это хроники, путевые заметки, дневники, мемуары, сообщения, письма и т. д. Отсутствие четких жанровых признаков позволяет говорить об определенном жанровом синкретизме первых памятников американской литературы.

В отличие от древних литератур Европы, американская литература в период своего становления не могла опираться на устную традицию. Процесс формирования литературной традиции идет в обратном направлении: не от устного слова к письменному, а наоборот. Фольклор складывается здесь гораздо позднее, чем письменная литература. Роль мифа в американской литературе сыграло христианство. В глазах пуритан жизнедеятельность их общины приобретала вневременной знаковый смысл, становилась мифом. Мифологизации действительности способствовала и специфика их мышления.

Таким образом, основными характеристиками американской литературы ХVII века являются:

региональный характер,

преобладание литературного наследия новоанглийских авторов,

подражательность,

отсутствие жанрового разнообразия и эстетической оригинальности,

доминирование нелитературных жанров,

утилитаристский подход [8; 14].

Самым популярным изданием в колониальной Америки наряду с Библией был альманах. Первые американские альманахи содержали ежегодный календарь, где были отмечены воскресения и церковные праздники, сведения для мореплавателей тАФ приливы, отливы, движение звезд, восходы и заходы солнца [8; 15].

ХVIII век в американской истории определяется развитием взаимоотношений между метрополией и колониями. Будучи британскими поддаными, колонисты имели равные права с англичанами. Это равенство гарантировалось британской конституцией. Однако начиная с 1763 года британкий Парламент принимает ряд дискриминационных законов, которые сильно ущемляли права поселенцев. Реализация этих законов вызвала резкое недовольство населения и привела к Американской революции, одним из этапов которой стала Война за независимость. Страна раскололась на два лагеря - ВлпатриотовВ» и ВллоялистовВ» (т. е. роялистов). Последние выступали на стороне англичан. В ХVIII веке развитие американского общества представляло движение от различных колоний к созданию единого государства. В основе этого процесса постепенное осознание колонистами существования интересов, отличных от интересов метрополии, т. е. процесс формирования национального сознания. Особая роль в процессе становления национального сознания принадлежит идеологии Просвещения [8; 23].

Так же, как и в ХVII веке, литературный процесс в ХVIII веке напрямую связан с развитием американского общества. В связи с этим в истории американской литературы ХVIII века выделяют два периода. Литература первой половины ХVIII века (1700-е тАФ нач. 1760-х гг.) характеризуется сохранением особенностей литературы ХVII века, постепенным ослаблением позиций пуританизма, постепенным вызреванием новых идей. Литература эпохи революции (нач. 1760-х тАФ 1790-е гг.): кризисное состояние американского общества в период 1763-1775 гг., его раскол на два лагеря (сторонников независимости колоний и лоялистов) привели к резкой политизации литературы и выдвижению на первый план публицистики [8; 31].

Основные характеристики литературного процесса в ХVIII в.:

Обновление системы жанров тАФ для ХVII - I пол. ХVIII вв. характерны теологические жанры (проповедь, богословский трактат, описание чудес), духовная поэзия и первопроходческая литература (дневники, хроники, путевые заметки), а для эпохи Американской революции характерны публицистические жанры (трактат, политический памфлет, статьи, письма), революционная поэзия и светская литература (дневники, мемуары, записки, письма).

Внутрижанровые изменения, которые происходят за счет сближения взаимопроникновения публицистических и теологических жанров и сильной политизации светских жанров.

Обновление идейного содержания литературы тАФ в ХVII - I пол. ХVIII вв. рассматривались проблемы теологии, вопросы морали и нравственного самовоспитания, а в эпоху Американской революции тАФ философские и политические проблемы, а также призывы к активному неповеновению властям и вопросы морали и воспитания человека.

Обновление образной системы: использование традиционных пуританских образов в новом историческом контексте; идейная трансформация американской мечты тАФ построить общество равных людей; рождение национальных символов и образов: звездно-полосатый флаг, Лига Наций и др.

В итоге, несмотря на заметное обновление в период революции, американскую литературу ХVIII века по-прежнему отличают жанровая ограниченность, преобладание нелитературных жанров, низкий общий художественный уровень.

Развитие американской литературы тесно связано с развитием американского общества, что определяет и идейное содержание американской литературы, и образную систему, и систему жанров, и прочее.

3. Прошлое и настоящее в тАЬамериканскихтАЭ новеллах В. Ирвинга

Новеллы, созданные В. Ирвингом на английском материале, очаровали и американцев и европейцев свежестью наблюдений, прекрасным литературным языком, остроумием, юмором. Не меньший успех выпал на долю новелл о жизни Америки. Наибольший интерес вызвали рассказы о прошлом тАУ тАЬРип Ван ВинкльтАЭ и тАЬЛегенда о Сонной ЛощинетАЭ.

Ирвинг подолгу любовался величественной природой старой Америки. Примеров тому много, один из них тАУ пейзажная зарисовка в начале новеллы тАЬРип Ван ВинкльтАЭ: Влгде-то внизу тАУ там, далеко, далеко тАУ величаво и безмолвно катил свои воды могучий Гудзон (лишь изредка на его зеркальном лоне можно было заметить отражение багряного облачка или паруса медлительного, как бы застывшего на месте суденышка), но и самый Гудзон терялся наконец в синеве дальних предгорийВ»[1; 22]). Что же мы видим после пробуждения героя, после встречи со Влстранной наружности незнакомцемВ»? Вл..Сверху легкой полосой перистой пены несся поток, низвергавшийся в просторный водоем, глубокий и черный, укутанный тенью растущего вокруг лесаВ» [1; 26]. Уже сам изменившийся пейзаж для наблюдательного читателя является вестником перемены от безмятежности к суетливости.

Рип Ван Винкль тАУ обитатель деревушки голландских поселенцев у острога Каатскильских гор, неподалеку от Нового Амстердама. Главная черта Рипа тАУ Влнепреодолимое отвращение к производительному трудуВ» [1; 19]. Сварливая жена лентяя Рипа довела его до отчаяния и единственное, что ему оставалось, чтобы избавиться от работы на ферме и упреков жены − Влвзять в руки ружье и отправиться бродить по лесамВ» [1; 21], чем Рип и занимался большую часть своего времени. И вот однажды Рип отправился в лес и встретил там Влстранной наружности незнакомцаВ» [1; 23], который тащил на плече бочонок. Этот Влмаленький коренастый старик с густой гривой волос и седой бородой, одетый по старинной голландской модеВ» [1; 23] попросил Рипа помочь ему, и тот откликнулся. В этом бочонке находился волшебный напиток, по вкусу и запаху напоминающий голландскую водку. Рип попробовал напиток и заснул, а проснулся через двадцать лет, только сам он этого не знал.

Ирвинг иронизирует над своим героем, изображая его лень: ВлРип охотно брался за чужие дела, но отнюдь не за свои собственные; исполнять обязанности отца семейства и содержать ферму в порядке представлялось ему немыслимым и невозможнымВ» [1; 19]. Рип видит, проснувшись, как изменилась природа: небольшой ручеек превратился в шумный поток, лес стал непроходимым: ВлНаконец добрался он до того места в ущелье, где между утесами должен был открыться проход в амфитеатр, но больше не было и следа такого прохода. Скалы вздымались отвесной непреодолимой стеной; сверху легкой полосой перистой пены несся поток, низвергавшийся в просторный водоем, глубокий и черный, укутанный тенью растущего вокруг лесаВ» [1; 26]. Изменился облик деревни: ВлДа и деревня тоже переменилась тАФ она разрослась и сделалась многолюдней. Перед ним тянулись ряды домов, которых он никогда не видел, а между тем хорошо известные ему домики исчезли бесследно. Чужие имена на дверях, чужие лица в окнах тАФ все стало чужоеВ» [1; 27]. Изменились люди: ВлВместо былой невозмутимости и сонного спокойствия во всем проступали деловитость, напористость, суетливостьВ» [1; 29]. Не изменился сам Рип, волшебный сон не поменял его характер тАФ он все такой же ленивец, любитель поболтать. Чтобы подчеркнуть юмористическую неизменность его никчемной натуры, Ирвинг дает в лице сына Рипа точную копию отца тАФ ленивца и оборванца: ВлРип не решился спросить о прочих друзьях и вскричал в полном отчаянии:

Неужели никто тут не знает Рипа Ван Винкля?

Ах, Рип Ван Винкль! - раздались голоса в толпе. - Ну еще бы! Вот он, Рип Ван Винкль, вот он стоит, прислонившись к дереву.

Рип взглянул в указанном направлении и увидел своего двойника, совершенно такого, каким был он, отправляясь в горы. Это был, по-видимому, такой же ленивец и, во всяком случае, такой же оборвыш!В» [1; 29-30]. Может отгреметь война за независимость, быть свергнутым иго английской тирании, укрепиться новый политический строй, бывшая колония может превратиться в республику, - лишь беспутный ленивец остается все тем же. Юный Рип, как и его старый отец, Влзанимается всем, чем угодно, только не собственным деломВ» [5; 38].

В сюжете данной новеллы Ирвинг использует метод контраста. Перед читателем возникает картина прошлого тАУ до того, как заснул Рип Ван Винкль, а затем картина настоящего тАУ после пробуждения героя. Возвращение Рипа дает возможность сравнить ВлстарыеВ» и ВлновыеВ» времена. И выясняется, что перемены тАУ совсем не к лучшему!

Рип Ван Винкль приходит в замешательство, попав из спокойного колониального прошлого во времена промышленного прогресса, где изменилось всё и все тАУ отношения между людьми, их психология: ВлИзменился, казалось, даже самый характер людей. Вместо былой невозмутимости и сонного спокойствия во всем проступали деловитость, напористость, суетливостьВ» [1; 28]. Во внешности людей также заметны перемены тАУ нет больше у дверей трактира друга Рипа − Влмудрого Николаса Веддера с его широким лицом, двойным подбородком и славной длинной трубкойВ» [1; 28], а вместо него Влтощий, желчного вида субъект, карманы которого были битком набиты какими-то печатными афишками, шумно разглагольствовал о гражданских правах, о выборах, о членах Конгресса, о свободеВ» [1; 28]. Итак, менее значительными и самобытными стали фигуры людей. Их образ жизни утратил черты патриархальности, чем-то роднившие его с величавым покоем и живописностью окружающей природы.

Конечно, удивлены были жители деревни, увидев странного пришельца, но не им самим заинтересовался ВлораторВ», а его голосом. Когда Рип вошел в кабачок, этот оратор Влв мгновение ока очутился возле Рипа и, отведя его в сторону, спросил, за кого он будет голосоватьВ» [1; 28]. Интереснее было выяснить для него не кто этот человек, почему явился в таком виде, что с ним случилось, а кто он тАУ Влфедералист, демократ?В» [1; 28]. Что же хорошего в таком настоящем? По сравнению со всей этой суетой, мышиной возней, мелким политиканством и стяжательством Влновых американцевВ» Рип и его лениво-безмятежное отношение к жизни выглядят привлекательнее. Деловитый новый мир в глазах Ирвинга лишен поэтичности старых поселений.

Постепенно образ Рипа Ван Винкля стал восприниматься как фольклорный образ, олицетворяющий патриархальную Америку докапиталистической поры [1; 475].

В новелле ВлРип Ван ВинкльВ» Ирвинг, как и в других своих новеллах, иронизирует над суевериями, над самим сном Рипа, предполагая, что он сошел с ума: ВлИногда, впрочем, выражались сомнения в достоверности истории Рипа; кое-кто уверял, что Рип попросту спятил и что его история и есть пункт помешательства, который никак не вышибить из его головы. Однако старые голландские поселенцы относятся к ней с полным доверием. И сейчас, услышав в разгар лета под вечер раскаты далекого грома, доносящиеся со стороны Каатскильских гор, они утверждают, что это Хенрик Гудзон и команда его корабля режутся в кеглиВ» [1; 34].

Ирвинг в своих новеллах противопоставляет патриархальный уклад потомков первых голландских переселенцев суетливой и прозаичной жизни современных Соединенных штатов. Доказательством тому может служить следующий отрывок из новеллы ВлЛегенда о Сонной ЛощинеВ», где Ирвинг не скрывает восхищения нравами и обычаями обитателей ВлСонной ЛощиныВ», ему очень импонирует то, что жители деревни живут той жизнью, какой жили их отцы и деды: ВлЯ упоминаю об этом тихом и безмятежном уголке со всяческой похвалой; в этих маленьких забытых голландских долинах, разбросанных по обширному штату Нью-Йорк, ни население, ни нравы, ни обычаи не претерпевают никаких измененийВ» [1; 51] или, откровенно выражающее его мнение авторское отступление тАУ ВлЕсли я затоскую когда-нибудь об убежище, в котором я мог бы укрыться от житейской суеты и прогрезить в тиши остаток своих беспокойных дней, то мне не найти уголка, более благословенного, чем эта маленькая лощинаВ» [1; 50]. Ирвинг сравнивает долины из ВлЛегенды о Сонной ЛощинеВ» с заводями у берегов бурных ручьев: ВлДолины эти подобнытАж заводям, где можно видеть, как соломинка или пузырек воздуха стоят себе мирно на якоре или медленно кружатся в игрушечной бухточке, не задеваемые порывами проносящегося мимо теченияВ» [1; 52].

Интересны портретные характеристики жителей ВлСонной ЛощиныВ», о которых автор пишет с иронией: ВлБлагодаря своей безмятежности и тишине, а также некоторым особенностям в характере обитателей, кстати сказать потомков первых голландских переселенцев, этот уединенный дол издавна именуется ВлСонной ЛощинойВ», а местных парней величают в окрестности не иначе как ВлсоннолощинскимиВ». Несомненно, однако, что это место и поныне продолжает пребывать под каким-то заклятием, завораживающим умы его обитателей, живущих по этой причине в мире непрерывных грех наявуВ» [1; 50]. Жители Сонной Лощины сами сонные.

Образцовому хозяину Балту ван Тасселю Ирвинг дает следующую характеристику: ВлСтарый Балт ван Тассель мог бы служить образцовым портретом преуспевающего, довольного собой, благодушного фермера. Он спокойно и удовлетворенно взирал на свои богатства, но не был спесив, гордясь изобилием и достатком, а не тем, что он богаче другихВ» [1; 57]. Балт ван Тассель при всех достоинствах изображен автором с иронией: ВлЕго взгляды и мысли, правда, не слишком часто перелетали за ограду его усадьбы, но зато в ее пределах все было уютно, благоустроенно и добротноВ» [1; 57]. И о любви Балта ван Тасселя к своей дочери Катрине Ирвинг пишет с тонким юмором: ВлБалт ван Тассель был снисходителен; он любил свою дочь, любил ее даже больше, чем трубку, и, как подобает рассудительному человеку и превосходнейшему отцу, предоставил ей свободу распоряжаться собойВ» [1; 62]. Характеристика матери Катрины ван Тассель тоже иронична: ВлЕго достойная женушка была по горло занята домашним хозяйством и птичьим двором, ибо, как она рассудила, и надо признать, весьма мудро, утки и гуси тАФ сумасшедший народ, нуждающийся в неустанном присмотре, тогда как девушки сами в состоянии позаботиться о себеВ» [1; 62]. Итак, Катрина была предоставлена сама себе целиком и полностью. Каждый из родителей любил ее, но у каждого находились ВлвесомыеВ» причины, чтобы не заниматься воспитанием дочери.

Дом Ван Тасселей отличается домовитостью, уютом, много вложено деревенского трудолюбия. Но в тоне, которым Ирвинг описывает дом фермера, звучит не только восхищение Влпатриархальной старинойВ», а еще и ирония. Впрочем, иронией пронизаны все новеллы Ирвинга.

Солидный достаток не сделал обитателей лощины честолюбцами или поклонниками новых мод; подобно предкам, они тяжеловесно добродушны и гостеприимны, известны хлебосольством и здравым смыслом. Интересы обитателей ВлСонной ЛощиныВ» не выходят за пределы уединенного селения, затерянного в сказочно прекрасном краю на берегах Гудзона.

Естественно, Икабод Крейн, деревенский учитель, кажется чужеземцем среди этих неторопливых и основательных фермеров, потомков голландских переселенцев, Икабод олицетворяет собой жаждущего наживы пионера, из тех, что скупали земли Запада. Ирвинг так характеризует происхождение Икабода Крейна: ВлОн происходит из Коннектикута тАУ штата, который, снабжая всю федерацию пионерами не только в обычном смысле этого слова, но и такими, что вспахивают мозги, ежегодно шлет за свои пределы легионы корчующих пограничные леса колонистов и сельских учителейВ» [1; 52]. В отличие от Рипа учитель Икабод Крейн, поселившийся в этом краю, не пришелец из прошлого, а скорее олицетворение мало привлекательных новых веяний. В алчности этого выскочки Ирвинг воплотил не просто жадность к деньгам, корыстолюбие, эгоизм и напористость, но ненасытный аппетит ко всем материальным благам тАУ к деревенским явствам и обширным угодьям: ВлПока Икабод медленно трусил по дороге, его глаза, всегда широко открытые на все, что имеет отношение к сытной и вкусной еде, с наслаждением останавливались на сокровищах, выставленных напоказ веселою осенью. Со всех сторон в огромном количество видны бы

Вместе с этим смотрят:

"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)

"Донские рассказы" Михаила Шолохова

"Живопись слова" в японской поэзии

"Записки из подполья" как исток философии экзистенциализма Ф.М. Достоевского

"Симплициссимус" Г. Гриммельсгаузена как роман воспитания