Паразиты и стоики
На поставленный вопрос некоторые авторы отвечают положительно: «Античная этика не тождественна учениям Платона и Аристотеля. Древние стоики тоже развивали идею добродетели, но взамен концепции прав человека предлагали идеи братства и «божьего дара», которые присущи всем людям. Эти идеи противостоят всей традиции Платона и Аристотеля, поскольку обосновывают эгалитарно-либеральную концепцию социальной справедливости. Для обоснования политических идеалов демократии не менее важен стоический идеал самодостаточности — свободы человека от всех мирских удовольствий, привилегий и благ. Человек обязан культивировать собственный разум и добродетель, поскольку только на них распространяется его власть»356. Указанный идеал универсален. Например, умеренность одобряется большинством людей. При этом речь не идет об инструментальной умеренности — отказу от повседневных желаний ради достижения жизненного успеха. Просто стоически ориентированные люди отвергают то, что для большинства наиболее привлекательно — богатство, престиж и власть. Потребности стоика в разуме и добродетели намного выше потребностей других людей. На основе разума и добродетели возникает идеал бесконечного совершенствования. Ему надо следовать всю жизнь при одновременном презрении к мирским благам. Такая умеренность — идеал самодостаточности как независимости от наиболее распространенных потребностей. Тогда как зависимый от них индивид был и останется рабом.
Идея самодостаточности индивида помогает обосновать политические нормы демократии, хотя античные стоики не разработали этот аспект. Самостоятельность — это форма самодостаточности. Например, многие молодые люди не хотят зависеть от родителей, а желают самостоятельно пробивать свою дорогу в жизни. Поэтому ценность молодого человека тем больше, чем меньше он паразитирует на родителях — и наоборот. Если родители материально и социально обеспечивают собственного отпрыска, он никогда не станет самостоятельным и самодостаточным.
Такое следствие можно вывести также из текстов Гегеля: «Господин относится к рабу через посредство самостоятельного бытия, ибо оно-то и держит раба; это — его цепь, от которой он не мог абстрагироваться в борьбе, и потому оказалось, что он, будучи несамостоятельным, имеет свою самостоятельность в вещности. Раб только обрабатывает вещь. Для господина непосредственное отношение становится благодаря этому опосредствованию чистой негацией вещи или потреблением; то, что не удавалось вожделению, ему удается — расправиться с ней и найти свое удовлетворение в потреблении... Поэтому истина самостоятельного сознания есть рабское сознание»357. Для Гегель труд был идеалом. Если же человек стремится к господству над кем бы то ни было — это вожделеющий и потребляющий раб, у которого полностью отсутствует духовное отношение к миру и людям. Но Гегель обошел проблему паразитизма господ и не связывал социальную справедливость с самодостаточностью индивидов.
Для разработки данной проблемы надо учитывать, что принадлежность к властвующим элитам снимает обязанность физического и духовного труда. Управленческий труд не создает материальных и духовных ценностей. А причисление его к сфере услуг (как полагают сторонники теории индустриального и постиндустриального общества) проблематично. Поскольку члены властвующих элит не обязаны трудиться, они паразитируют на трудящихся подобно паразитированию детей на родителях. Польза от детей всегда проблематична, зато их зависимость от родителей всегда односторонняя. Если самостоятельность противостоит паразитизму, считается ценностью и условием человеческого достоинства, то без нее невозможна демократическая и эгалитаристская социальная справедливость.
В этом смысле стоическая, кантовская, утилитаристская и контрактная концепции справедливости могут быть основанием политических идеалов демократии. Но все они сталкиваются с проблемой реализации: какое объяснение природы морали позволяет описывать и защищать современные политические идеалы и их субъективные основания?
Если полагать самодостаточность свойством достойного индивида, то она исключена в несправедливом обществе. Социальная справедливость определяет социальное достоинство индивидов. Поэтому переход от социальной к индивидуальной справедливости не является чисто субъективным. Наоборот, если члены одних классов и групп паразитируют на других, то в данном обществе нет ни индивидуальной самодостаточности, ни социальной справедливости.
Люди-паразиты неспособны содержать себя собственным трудом. Степень индивидуального паразитизма и независимости определяются реальными делами, а не потенциальными возможностями человека. В этом смысле Марксова критика капитализма остается по-прежнему актуальной. Современное общество остается паразитическим потому, что в нем безбедно существуют слои паразитов (рантье и финансовых капиталистов) и эксплуататоров (промышленных капиталистов). Самодостаточность позволяет снять различие данных групп, а экономический паразитизм становится предпосылкой объяснения всех других форм паразитизма (управленческого, политического, идеологического, культурного и т. п.). В любом случае без ликвидации этих форм невозможно создать справедливые социальные структуры.
Например, идеальное государство Платона отличается следующими свойствами: правящий класс есть, а класса паразитов нет; экономического паразитизма нет, но нет и независимой мысли и принятия решения; подданные послушно выполняют указания и не интересуются общими делами; ради блага подданных культивируется ложь. Конечно, в истории не было властвующих элит, строго соответствующих стражам Платона. Но в любом случае ликвидация паразитизма помогает обосновать идеал демократической политики. Индивид не может быть самодостаточным без определенной степени независимости мысли и принятия решений. Данное положение обосновано Руссо (в «Эмиле») и Кантом (в работе «Что такое просвещение?»). Поэтому платоновское государство несправедливо. Справедливое общество исключает экономический, познавательный и властно-управленческий паразитизм и не может обойтись без надлежащих демократических структур.
Но в реальной деятельности властвующих элит экономический паразитизм переплетен с политическими привилегиями. Благодаря этому элиты ограничивают или манипулируют институтами демократии. Если люди требуют расширения или соблюдения политических прав и свобод, то властвующие элиты видят в этом угрозу для собственной политической гегемонии и экономических привилегий. В любом случае они хотят сохранить связь власти и собственности. Паразитические классы и группы противостоят демократическим свободам и структурам ради защиты собственных прерогатив. Значит, отсутствие демократии — следующее свойство паразитизма, хотя властвующие группы обычно не желают этого знать. С точки зрения добродетели указанные социальные явления достойны осуждения. При распространении этого вывода на политическую сферу можно говорить о несправедливости социальных структур и институтов, поскольку они не противодействуют указанным мотивам поведения. Следовательно, общество несправедливо, если в нем существуют несамостоятельные (с экономической, познавательной и политической точек зрения) группы. Так возникает конкретный вопрос: в какой мере и какие виды индивидуальной/групповой несамостоятельности определяют общую социальную несправедливость?
Демократические институты смягчают, но не устраняют социально-экономическое неравенство. В частности, меритократиче-ское общество как форма социального порядка «следует принципу карьер, открытых талантам, и использует равенство возможностей для освобождения энергии людей в стремлении к экономическому процветанию и политическому доминированию. Существует впечатляющее различие между высшими и низшими классами в жизненных стандартах, правах и привилегиях организованной власти. Культура беднейшего слоя истощается, в то время как культура правящей и технократической элиты прочно покоится на службе национальным целям власти и богатства. Равенство возможностей означает равные шансы оставить менее преуспевших вне поиска личного влияния и социального положения. Таким образом, меритократическое общество представляет опасность для других интерпретаций принципов справедливости, но не для демократической концепции»338. Следовательно, свободная меритократия исключает социальный, экономический, познавательный и властно-управленческий паразитизм. При этом различия талантов и преуспеяния увеличивают неравенство доходов и благосостояния. Если самодостаточность есть добродетель, она позволяет критиковать меритократию и защищать большее равенство в распределении экономических благ ради социальной справедливости. В этом смысле самодостаточность переплетается с умеренностью.
Например, самодостаточный индивид вполне доволен тогда, когда большинство стремится к росту денег, имущества, престижа, власти и прочих благ и удовольствий. Умеренный индивид не ищет ничего лишнего для себя. Наоборот, он должен постоянно испытывать себя, не привязываться к личности, отечеству, науке, собственному освобождению и добродетелям, не испытывать сострадания, быть равнодушным к себе: «Это-то и должно называться величием: иметь способность быть столь же широким, и полным»359. Обычно богатые люди отличаются скупостью и не торопятся делиться с другими. Тогда как самодостаточность индивида проявляется как мимолетная и постоянная щедрость — регулярное участие в программах социальной опеки. Такая самодостаточность социальных структур предпочтительнее социальной формы меритократии.
При меритократии богатые люди отличаются крайней скупостью и стремятся приумножить богатство и привилегии. Мериток-ратия несправедлива, поскольку исключает индивидуальную (групповую) самодостаточность. Если богачи выступают благотворителями, они стремятся сохранить за собой право раздачи благ. Заключая от противного, богатые и преуспевающие люди ради самодостаточности должны быть готовы к принятию законов, легализующих прогрессивный налог, социальную опеку и т. д. Такое общество щедрее и самодостаточнее меритократии при распоряжении ограниченными ресурсами. Возникающее в итоге большее равенство социоэкономической пользы оказывается условием полной социальной справедливости.
Это положение вытекает из ролзовской критики меритократии и применения эгалитарного принципа дифференции для ограничения неравенства. Данный принцип допускает только такое неравенство, которое наиболее полезно для наименее преуспевших членов общества. Этика добродетели подчеркивает значение самодостаточности мотивов и отличается от теории справедливости Ролза. Либерально-демократический идеал социально-экономического и политического равенства полагает самодостаточность главным свойством индивида для суждения о социальной справедливости. Ролз для достижения аналогичной цели применяет идеи Канта и социального договора. Однако с учетом критики концепции и аргументации Ролза либерализм можно защищать на иных основаниях. Определенная аналогия между взглядами Ролза и концептом самодостаточности позволяет не только освободить этику от политического и познавательного антидемократизма, но и пролить новый свет на теорию Ролза.
Этика добродетели изучает также проблему социально-экономических и политических прав человека и политических прав.
Ее основания отличаются от утилитаристских посылок защитников прав человека. Властвующая элита поступает несправедливо, ограничивая критику всех решений и действий правительства. В итоге политические институты тоже несправедливы. Права человека связаны с самодостаточностью. Человек имеет право устранить такие социальные и политические институты, которые ограничивают его права и свободы. Любой запрет свободы слова несправедлив и отражает конфликт самодостаточности и добродетели. Институты должны его устранить.
Итак, концепт добродетели позволяет укоренить права человека в основных категориях этики. На этом пути возникает ряд актуальных проблем: паразитизм как зависимость от welfare state; причины скептического отношения к политическим правам; мотивы убеждения, согласно которому демократия понижает уровень материального благосостояния большинства людей; соотношение нищеты и справедливости в современных дописьменных обществах360. Короче говоря, древний стоический идеал самодостаточности модифицирован идеями Канта, Руссо, Гегеля и Ницше. Идеи Платона и Аристотеля не объясняют природу демократических и либерально-эгалитарных ценностей. Для выполнения этой задачи требуется анализ вопроса: какие социальные формы укрепляют несамодостаточность и могут стать предпосылкой паразитизма?