Россия в контексте «ограниченной европеизации»: и «ценности», и «интересы»

Союз, партнерство или любой другой формат сотрудничества, основанный, главным образом, на экономических интересах или взаимных гарантированных инвестициях в энергетический сектор - это далеко не традиционная система координат для построения взаимоотношений с Россией. Атмосферу первых лет становления политического диалога России и Европейского союза скорее можно охарактеризовать как эпоху «больших надежд», лишенную привкуса современного жесткого экономического/энергетического прагматизма. Именно в этот период Европейский союз стал активно проявлять себя как внешнеполитический игрок, для которого степень «демократичности» политического режима третьей страны значила не меньше, чем объемы и наполнение совместного товарооборота.

Первоначально, подход ЕС к сотрудничеству заключался в том, что Российская Федерация могла стать надежным партнером, только при выполнении двух требований: приверженности «общим ценностям» и либерализации своей экономики. Содержание «общих ценностей», являющихся гарантом стабильных и легко прогнозируемых отношений, было раскрыто в «Соглашении о Партнерстве и Сотрудничестве», первом двустороннем документе, подписанном между Российской Федерацией и Европейским Союзом в 1994 году и ратифицированном в 1997. Статья 2 раздела I «Общие принципы» СПС утверждала, что «уважение демократических принципов и прав человека, определенных, в частности, в Хельсинском Заключительном акте и в Парижской Хартии для Новой Европы, лежит в основе внутренней и внешней политики Сторон и составляет существенный элемент партнерства и настоящего Соглашения».

Приверженность «общим ценностям»: соблюдение демократических норм, стандартов поведения, прав человека во внутренней и внешней политике была одновременно и условием существования, и целью реализации сотрудничества. Основным мотивом подобной модернизации России было достижение предсказуемости в поведении этого нового субъекта международных отношений. С момента ратификации документа российской стороной Европейский союз мог выступать в качестве неформального арбитра в оценке качества складывающейся политической системы в России. Как отмечает Кристоф Хиллион (Christophe Hillion), статья 2 предполагала, что «уважение демократических принципов и прав человека» представляет собой «существенный элемент партнерства», на практике это означало, что Европейский союз мог разорвать СПС в любой момент при несоблюдении российской стороной статьи 2 .

СПС как правовой формат регулирования взаимоотношений был явной попыткой применить к России адаптированный вариант «Копенгагенских критериев» или модели «европеизации», которая уже апробировалась в отношении стран Центрально-Восточной Европы и Прибалтийских государств. Европейский союз фактически стремился реализовать «политику постановки условий» не только политического, но и экономического характера, подкрепляемую материальными и нематериальными наградами. Особенность заключалась в характере предлагаемого российской стороне «вознаграждения».

Формула «альтернативной интеграции» или стратегия «ограниченной европеизации» предполагала, что основным стимулом реформирования выступало не полноправное членство в Европейском союзе, а «деньги, усиление торговых взаимоотношений и технические советы» .

В случае успешного осуществления как экономических, так и политических реформ России предоставлялась возможность создания зоны свободной торговли, реализация которой зависела от сроков присоединения РФ к ВТО.

Как утверждают одни из теоретиков концепции «европеизации» Фрэнк Шиммелфенниг (Frank Shimmelfennig) и Ульрих Зедельмайер (Ulrich Sedelmeier), эффективность реализации данной стратегии зависит от того, насколько «значимыми» и «значительными» по сравнению с затратами на осуществление реформ воспринимаются стимулы для перехода на стандарты ЕС. На момент вступления СПС в силу ситуация в российской экономике была весьма противоречивой. Полная неэффективность налоговой политики, низкие цены на нефть, отрицательный платежный баланс, снижение объемов производства были явными показателями неконкурентоспособности экономики. Создание ЗСТ в таких условиях могло оказаться просто губительным. Более того, модель технической и денежной поддержки РФ подразумевала, прежде всего, финансирование западных экспертов и консультантов, например, в области осуществления административной реформы, в результате чего, большинство средств было просто растрачено.

Взаимоотношения Европейского союза и России начала 1990х годов представляли собой классический диалог на основе принципа «ведущий-ведомый». В рамках концепции «ограниченной европеизации» Европейский союз позиционировал себя как априори сильный нормативный центр, политическая и экономическая модель которого являлись наиболее успешными и достойными подражания. «Общие ценности» в виде набора определенных принципов внутригосударственного устройства и внешнеполитического поведения на практике воплощались в предложенных со стороны ЕС политических и экономических парадигмах. Приверженность «общим ценностям» фактически означала адаптацию этих парадигм. Формат партнерства ранних 1990х годов предполагал длительный процесс реализации «интересов», главным образом, в области экономики с целью достижения взаимных «выгод», непременно обусловленный соблюдением ряда политических и экономических требований под девизом «общих ценностей».

Обладая ограниченным внешнеполитическим ресурсом, стремясь получить поддержку кредитных запросов в международных финансовых институтах, в начале 1990х годов Российская Федерация не была готова обсуждать альтернативные по сравнению с СПС модели сотрудничества с Европейским союзом. Россия приняла на себя обязательства по сближению законодательной, политико-правовой и экономической моделей государственного устройства с европейской. Этот факт должен был на практике подтвердить выбор новой политической элиты в пользу «демократического курса» развития страны. Доминирование во внешнеполитической стратегии двух идей: «создание благоприятных международных условий для строительства демократии в России» и «демократическая солидарность» с Западными партнерами в принципе не предполагало собственного проекта «разделяемых с ЕС ценностей» как основы будущего сотрудничества.

Значимость подобного проекта могла заключаться не в содержательном отличии российских и европейских ценностей, выбор в пользу либерально-демократической модели модернизации страны был сделан вполне однозначно , но в четком определении для себя и для внешнего мира степени самостоятельности России в осуществлении либерально-демократических реформ.

Приходиться констатировать, что в истории сотрудничества России и Европейского союза начало 1990 годов – это этап, в рамках которого проявилось сильное ослабление «субъектности» России как внешнеполитического игрока. Европейский союз, напротив, активно укреплял свои позиции не только в качестве мощного и притягательного для окружающих экономического центра силы, но и института, способного трансформировать политические системы «третьих стран». Отсутствие крайней полярности взглядов на место России в трансформирующейся системе международных отношений как со стороны ЕС, так и со стороны российского политического руководства, сложная внутриэкономическая обстановка создали объективные предпосылки для принятия Россией изначально противоречивой модели сотрудничества.

В период ранних 1990х в формуле «экономический интерес» - «взаимные выгоды» - «ценности» последней категории было отведено место далеко не риторического инструмента давления на Россию. Формулировка «ценностного компонента», заложенная в рамках СПС, юридически создавала реальную угрозу разрыва отношений при несоответствии заявленному «ценностному измерению». Этот факт придавал СПС дополнительный вес именно в качестве соглашения, ориентированного не только на реализацию совместных интересов, но и на поддержание определенного «нормативного» профайла сторон. Главный проигрыш РФ заключался в том, что она была вынуждена согласиться с ролью объекта оценки со стороны априори более «совершенного» игрока. При этом уровень допустимых бонусов России внутри данной модели сотрудничества с ЕС был на порядок ниже, чем у других партнеров ЕС в рамках стратегии «европеизации».

< Назад   Вперед >
Содержание