СОВРЕМЕННЫЕ ОБРАЗЫ РОССИИ: ПУТИ ФОРМИРОВАНИЯ

После окончания холодной войны и развала Советского Союза прошло уже 17 лет. Для истории России это много с точки зрения быстроты развития событий, их масштабности и значимости. В такие периоды радикальных изменений время словно спрессовано, и те процессы, которые в государстве, развивающемся эволюционно, занимают десятилетия, а то и столетия, происходят за считанные годы там, где случаются социальные катаклизмы. Однозначного ответа на вопрос, хорошо это или плохо, нет. Революции, да и общественные трансформации меньшего масштаба в годы, непосредственно за ними следующие, обычно приводили в странах, где они происходили, к ухудшению жизни населения. Так случилось и в России, где в течение десятилетия после 1991 г. демографические, экономические, социальные, моральные потери были огромны.

Однако уж если резкая смена общественного строя происходит, тем более, если распадается государство, крайне важно обуздать вышедшую за пределы легитимности прежнего режима энергию масс и действия нарождающегося правящего класса, направить их в конструктивное русло. Если сделать это удаётся достаточно быстро, в том числе вовремя учесть совершённые первым поколением «низвергателей старого» ошибки и промахи (а то и преступления), то быстрый темп изменений можно обернуть во благо общества и государства, а последнее имеет шансы совершить в своём развитии рывок вперёд.

Но не менее верно и то, что для истории современной России, несмотря на стремительный темп изменений, прошедшие 17 лет – срок небольшой. После 1991 г. в стране изменился не только политический и социально-экономический строй, но и она сама стала другой – с новыми границами, новыми соседями, изменившимся мироощущением. В результате её внешний и внутренний образы претерпели глубокую трансформацию. Кроме того, на фундаментальные задачи развития, поставленные перед Россией развалом СССР, наложились дополнительные проблемы, вызванные бездарным руководством государства в 90-е годы. По всей видимости, пройдёт ещё немало лет, прежде чем Россия окончательно оправится от этих двух выпавших на её долю испытаний.

Такие эпохальные перемены, как события 1991 г., обычно сопровождаются изменением ценностей людей, нередко сменой их самоидентификации, представления не только о других, но и о себе. Иными словами, происходит отторжение или модификация традиционных ценностей, внутренних и внешних образов. Однако обновлённые или новые образы, отношение к «своим» и «чужим», не формируются мгновенно, на это требуется время. Они могут долго оставаться неустойчивыми и не раз смениться, прежде чем в общественном сознании утвердятся новые ценностные ориентиры применительно к собственной жизни и новое отношение к внешним соседям, а за рубежом о стране сложится устойчивая система представлений и новый набор стереотипов.

В данном анализе предлагаем различать понятия «имидж» и «образ», в то время как «образ» и «стереотип», т.е. устойчивые представления о стране и её жителях, можно рассматривать как синонимы. Имидж является частью образа, но образ не исчерпывается имиджем, более того, они могут противоречить друг другу. Образ формируется большей частью стихийно, подспудно, неуправляемо, а имидж, в нашей интерпретации, – продукт сознательных государственных усилий, которые именуются пропагандой или информационной политикой. Имидж может скрывать недостатки образа или, напротив, делать акцент на его привлекательных сторонах. Но если имидж страны, проецируемый на внутренний и внешний мир, слишком сильно расходится с действительностью, то это негативно сказывается на её образе и может лишь навредить: доверие обывателя к таким пиар-акциям падает, а имиджмейкеры превращаются в третируемых всеми «пиарщиков» и «спин-докторов» .

Работа над имиджем страны – обязанность именно государства. Наивно надеяться на то, что пущенный на самотёк процесс формирования имиджа даст больший эффект в отсутствии государственной поддержки (главным образом финансовой, а не кадровой или цензурной). У каждого народа есть чем гордиться в своей истории, но есть и чего стыдиться. Не подменяя многоликий образ народа созданием искусственного и упрощённого имиджа, государство должно заниматься пропагандой в том смысле, в каком компания в рыночной экономике занимается рекламой и продвижением своей продукции. Конечно, в каждой рекламе есть элемент приукрашивания, но он должен иметь определённые пределы, которые отличают добропорядочного рекламодателя от того, кто вводит потребителя в заблуждение.

Государство не только может, но и должно способствовать складыванию привлекательного образа страны на её собственных просторах и за рубежом. Но одно дело бороться с искажёнными стереотипами или заведомо ложной информацией (в изощрённости пропагандисткой войны в биполярную эпоху Советский Союз уступал Западу), пропагандировать свою культуру, язык, конкурентные преимущества (российские власти в последние годы поняли важность этого), и совсем другое – строить с помощью административного ресурса потёмкинские деревни для укрепления позиций той или иной политической силы. Россия до сих пор не научилась по-настоящему осуществлять первое (систематически продвигать привлекательные стороны своего образа) и избегать второго (путать защиту государственных интересов с защитой интересов отдельных групп политического истеблишмента), хотя в последние годы здесь произошли положительные сдвиги (например, удачная пиар-кампания в период председательства России в «большой восьмёрке»).

Отмеченные новизна, обновление лица страны и во многом её сути не означают, что после 1991 г. Россия стала жить с чистого лица. Она явилась миру обновлённой и ещё не имеющей чёткого представления о своей новой международной роли. Но это не было государство без корней, традиций и наследия. За прошедшие с тех пор годы рождался сплав старого и нового, истории царской, советской и современной. После лихолетья 90-х гг. оказалось, что банальный афоризм «у кого нет прошлого, у того нет будущего» по-прежнему злободневен, и обновлённое российское самосознание не сложится без опоры на многовековой исторический опыт страны. Без такой саморефлексии невозможно наладить дела в своём собственном доме, не говоря уже о выстраивании эффективной стратегии отношений с внешним миром.

Такой непростой и многослойный внутрироссийский процесс поиска новой самоидентификации имел своим зеркальным отражением крайне противоречивую картину о России, которая складывалась в голове западного обывателя. На старые укоренившиеся стереотипы накладывались новые, образуя причудливые образы нашей страны, которые сопровождались смешанными чувствами враждебности и дружелюбия, любопытства и настороженности. Дело осложнялось тем, что за короткий период своего существования демократическая (или протодемократическая) Россия успела пройти несколько этапов в своём развитии, соответственно трансформировался её образ как внутри страны, так и за рубежом. Этот процесс не был односторонним. В России на уровне общественной, политической элит и на уровне обывателя представление о других государствах также менялось в зависимости от изменения внутренней ситуации и её местоположения и роли в международной системе.

Одним из парадоксов истекшего с 1991 г. времени стало то, что уход в прошлое жёсткого идеологического клинча эпохи холодной войны, изменение в нашей стране общественного строя не стали факторами, сблизившими на новой принципиальной основе Россию и западные страны. Конечно, о ядерном, да и в целом о военном противостоянии речь уже не идёт, но оказалось, что серьёзные геополитические разногласия между ними сохранились. Со временем они дали повод падким на сенсацию журналистам и ангажированным экспертам на Западе утверждать, что впереди маячит новая холодная война.

Для других стран, в том числе для Великобритании, прошедшие 17 лет были также крайне богаты на события. В 1991 г. там ещё безраздельно правили консерваторы (во главе с Джоном Мейджором), лейбористы (под руководством Нила Киннока) стояли на пороге четвёртого кряду поражения на всеобщих выборах, а Тони Блэр не помышлял не только о должности премьер-министра, но и о посте лидера партии. Однако уже в те годы Британия вышла на ту прямую экономического и политического развития, которая обеспечила ей беспрецедентный период роста благополучия в следующие полтора десятилетия. Переломным моментом в истории Британии последней четверти XX века стали 80-е гг., для России же свет в конце тоннеля забрезжил только в начале нового тысячелетия.

Среди опорных представлений, которые влияют на формирование образа России в Великобритании, связка СССР – Россия занимает видное место. К СССР политический класс Британии относился враждебно, но прагматично. Идеологическая трескотня часто была вуалью, за которой английские политики выстраивали планы развития отношений с Советским Союзом, исходя из национальных интересов своей страны. Ни одно государство в XX в. не оказало такой жизненно важной услуги Великобритании, как вступление Советского Союза во Вторую мировую войну 22 июня 1941 г. В тот день Уинстон Черчилль испытал, пожалуй, самое большое облегчение в своей жизни. Для поддержания своего престижа на международной арене Лондон в 1950–60-е гг. стремился играть роль связующего звена между Москвой и Вашингтоном. В 80-е гг. Маргарет Тэтчер опередила других западных лидеров в налаживании отношений с «прорабами перестройки», чем, несомненно, укрепила свою репутацию тяжеловеса на международной арене. С 1999 г. Тони Блэр повторил этот опыт, на несколько лет став наиболее близким новому российскому президенту западным политиком.

В годы холодной войны отношение Британии к Советскому Союзу было замешено на смеси враждебности и прагматизма; в 90-е гг. им на смену пришли снисходительность и настороженность, чтобы в последние годы смениться на неприязнь и всё тот же прагматизм. Однако даже в годы холодной войны в своём отношении к советской России британцы делились не только на врагов и прагматиков. Среди них всегда было немало друзей России, особенно в профсоюзной среде, на левом фланге Лейбористской партии и в других левых политических движениях страны, среди творческой интеллигенции. В этой связи можно вспомнить имена Сиднея и Беатрисы Уэббов, Бернарда Шоу, Герберта Уэллса и др.

В Британии слой высокообразованных людей довольно многочисленен, поэтому до 1991 г., несмотря на идеологические и политические разногласия между государствами, уважение к русской науке и культуре помогало поддерживать симпатии британцев к русским на уровне человеческого общения. Что касается британских политиков и дипломатов, то многие из них восприняли современную Россию как наследницу СССР не только в смысле перехода к ней международных обязательств бывшей сверхдержавы, но и с точки зрения её геополитической роли, т.е. как противовеса США (а значит и Великобритании) на международной арене.

В обыденном сознании британцев, в представлениях «человека с улицы» современные образы России крайне размыты. С одной стороны, на мнение простого британца большое влияние оказывают средства массовой информации, а британские СМИ отличаются особой предвзятостью в изображении России. С другой – англичане с большой осторожностью, порой цинизмом относятся к собственным политикам и пишущей братии. Массовое разочарование в Тони Блэре, особенно в связи с войной в Ираке, ряд скандалов и сомнительных ситуаций, в которые были вовлечены сам премьер и другие министры, утвердили британцев в мысли, что политикам доверять нельзя. И когда последние критикуют власти другой страны, то эффект от этого в общественном мнении может быть прямо противоположным, что и проявилось в отношении даже такого политизированного события, как отравление Литвиненко осенью 2006 г. Знакомясь с мнением британцев на сайте Би-би-си о действиях Лондона, выславшего российских дипломатов, бросается в глаза, сколь многие критикуют собственные власти за двойные стандарты.

Что касается отношения к современной России британских деловых кругов, то оно остаётся таким же, каким было в царское и советское время – сугубо прагматичным. Британский бизнес, особенно частный, всегда приветствовал помощь правительства в лоббировании его интересов за рубежом, но раздражённо воспринимал попытки властей политизировать сферу экономических связей. В последние годы, отмеченные охлаждением в российско-британских отношениях, британские предприниматели активно выступали против того, чтобы политическая конъюнктура ставила под угрозу позиции британского предпринимательства в России.

На складывание образа современной России в Великобритании большое влияние оказали события перестройки и их последствия. Горбачёв пользовался в Британии большой популярностью, так же, как Тэтчер в СССР. Жители Англии с большим интересом наблюдали за тем, что происходит в Советском Союзе. Особенно им импонировали разрядка напряжённости между странами в военной сфере и проведение демократизации политической системы СССР. В те годы произошёл новый всплеск интереса к нашей стране. Однако длилось это не долго.

Когда к началу 90-х гг. социально-экономическая ситуация в Советском Союзе резко ухудшилась, а советский блок в Восточной Европе фактически развалился, помимо любопытства у западного обывателя возникло чувство тревоги и озабоченности. Одно дело наблюдать, как мощная держава реформируется и избавляется от образа врага, и другое – когда она разваливается и превращается из уважаемого государство в слабое, неспособное контролировать даже свою собственную территорию. Распад Советского Союза сильно повлиял на представления британцев о результатах окончания холодной войны. Россия превратилась из равнозначного партнёра, сыгравшего ключевую роль в её окончании, в проигравшую сторону, с интересами которой можно не считаться. Появилось ощущение превосходства. Особенно сильно эти настроения распространились в политическом классе Британии.

Образ поверженной и ослабевшей державы был основным рефреном отношения англичан (да и Запада в целом) к России в 90-е гг. Однако произошло не просто снижение интереса к России и её сползание в сознании британцев в категорию второразрядных государств. Позорная внутренняя социально-экономическая политика, проводимая Ельциным и его окружением, сюрреалистический расстрел российского парламента в 1993 г., провальная военная кампания на территории Чечни в 1994–95 гг., банкротство государства в 1998 г., разгул криминала в стране и другие «прелести» постсоветской России добавили к восприятию проигравшей державы чувства пренебрежения и даже презрения. Они же возродили к жизни и усилили стереотипы, сложившиеся на Западе, в том числе в Англии, в отношении к России ещё столетия назад – представления о России, как о стране варварской, отсталой, неевропейской, чужой. Участившиеся случаи недостойного поведения главы российского государства на публичных мероприятиях способствовали тому, что Россию стали не просто жалеть или третировать, но и смеяться над ней. Появление класса российских нуворишей привело к появлению ещё одного крайне невыгодного для страны феномена – «новых русских», неожиданно обогатившихся, малокультурных людей подчас с криминальным прошлым, а то и настоящим.

В меньшей степени на массовое сознание англичан, в большей степени на сознание британской политической элиты продолжала влиять инерция мышления не только периода холодной войны, но и стереотипы, уходящие корнями в историю. Несмотря на то что Британская империя рухнула уже полвека назад, историческая память о противостоянии её с российской империей по-прежнему жива. В XX в. британский истеблишмент испытал двойное унижение и приобрёл соответствующий комплекс неполноценности – после Первой мировой войны Британия быстро сдавала позиции мирового лидерства в пользу США, а после Второй – была окончательно оттеснена с командных высот мировой политики тандемом СССР – Соединённые Штаты.

Больше, чем в какой-либо другой стране помимо США, Советский Союз воспринимался в Англии как Российская империя в новом обличии, и тем болезненнее было осознавать, что противоборство двух империй, начавшееся в XVIII в., закончилось победой противника. В 1940–50-е гг. британские политики сумели «наступить на горло собственной песне» и признали первенство США на мировой арене, но сделать то же самое в отношении советской России было неприемлемо. В середине XX столетия британцы тяжело переживали потерю статуса империи, а затем временно – и статуса великой державы. Тем с большим удовлетворением политический класс Великобритании воспринял развал СССР, и с тем большей настойчивостью в 90-е гг. и с особым постоянством в последнее время на страницах британской прессы и экспертных изданий муссируется тема неоимпериализма во внешней политике современной России. Это обстоятельство вызывает ответную реакцию, подпитывая российские стереотипы о Британии, как о коварном (или вероломном) Альбионе, где русофобия – в крови местных политиков.

Помимо разногласий между двумя странами, касающихся войны в Ираке и проблем в двухсторонних отношениях, косвенным образом их напряжённости способствовала ведущая роль Британии на пространстве Евросоюза в качестве государства, ратующего за приоритет расширения европейской интеграции над приоритетом её углубления. То же справедливо и в отношении роли Британии в экспансии НАТО. Ряд «младоевропейцев», впопыхах принятых в Евросоюз в 2004 и 2007 гг., как и ряд новоиспечённых и потенциальных членов НАТО, находятся с Россией в сложных отношениях и используют эти международные организации для сведения с ней исторических счётов. Лондон же больше, чем какая-либо из ведущих европейских столиц, выступал за скорейший приём в Евросоюз и в Североатлантический альянс и бывших восточноевропейских сателлитов Советского Союза, как и бывших советских республик. Не стоит сомневаться, что Британия и впредь будет поддерживать линию США на включение в НАТО новых членов, включая Грузию и Украину, а в ЕС будет продолжать лоббировать заявки новых претендентов на вступление в его ряды.

Выше говорилось о фундаментальных образах России, которые формируются и остаются почти неизменными веками (то же относится и к образу других стран). Их формирование или трансформация – процесс крайне медленный. Но существуют и образы иного порядка. Их жизнь по историческим меркам значительно короче и измеряется десятилетиями, а то и годами, они отражают не столько долговременные тренды истории, сколько приходящие или поворотные моменты в её течении, локальные эпизоды. Кумулятивный эффект таких образов укрепляет образы-архетипы, но может и постепенно их размывать.

Набор таких образов-архетипов о России, укоренившихся в Великобритании и на Западе в целом, как широкая русская душа (и сопровождающие её стереотипы-бренды русского гостеприимства, русского застолья, цыган и медведей, водки и матрёшки), великодержавность, авторитаризм, бедность, леность и др., пережили и Октябрьскую революцию, и развал Советского Союза. Приходящие образы менялись, но не влияли на базовые представления. Например, в XIX в. в Англии царская Россия считалась бастионом правой реакции, защитницей статус-кво, а в XX в. её опасались за прямо противоположное – левый радикализм идеологический и социально-экономический. Однако в обоих случаях образ России как источника опасности сохранялся. Крушение СССР на время изменило представление о качестве опасности, исходящей от России: если раньше угрозой была её сила, то теперь – немощь. Однако в начале XXI в. источником опасности вновь стало укрепление российской державы.

Россия на время превращалась в партнёра и даже союзника Англии и Запада (в годы наполеоновских войн, во Вторую мировую войну, во время войны в Заливе в 1991 г. и афганской войны 2001 г.), но затем всё возвращалось на круги своя: Россия воспринималась как противник Британии. В зависимости от перипетий британской истории, англичане испытывали к России то чувство превосходства, например, после Крымской войны или после развала Советского Союза, то комплекс неполноценности, например, в годы Второй мировой войны или после развала Британской империи.

В других случаях новоиспечённые образы, рождающиеся в результате новых исторических событий, могли укореняться и видоизменять образы-архетипы. Так, достижения русской культуры в XIX – начале XX века в области литературы, театра, живописи, балета навсегда изменили представление о России, как о стране варварской и полуграмотной. Образы крестьянской, лапотной России навсегда ушли в прошлое с индустриализацией 1930-х гг. Роль нашей страны во Второй мировой войне, достижения советской науки, в первую очередь в сфере космических исследований и фундаментальной науки, заставили британцев, пожалуй, впервые после вступления русских войск в Париж в 1812 г. и после окончания иностранной интервенции в 1919 г. уважать Россию.

Что касается образов бедности и экономической отсталости, то россиян могут обнадёжить примеры Японии и других «азиатских тигров», Италии или самой Британии, которых в разные периоды истории преследовала репутация государств с неэффективной экономикой и товарами низкого качества. Свои образы в положительную сторону меняли не только отдельные страны, но и целые цивилизации. Так, образ западноевропейской части европейской цивилизации долгое время был связан с бесконечными междоусобицами и войнами, апофеоз которых – две мировые бойни XX в. Однако со времени, прошедшего с 1945 г., Западная Европа смогла переломить эту тенденцию и к началу XXI в. обрести образ миролюбивого пространства, навсегда отказавшегося от ставки на грубую силу.

Любопытно, что образы-архетипы часто взаимоисключают друг друга, и, тем не менее, уживаются в общей картине представлений о стране. Так, в Англии, как и на Западе в целом, общепризнанны достижения русской культуры, и всё же на Россию многие продолжали и продолжают смотреть как на нецивилизованную страну. То же можно сказать и о её науке, добившейся в XX в. грандиозных успехов, при том что Советский Союз западный обыватель рассматривал как отсталое государство. Квинтэссенцией такого противоречия в понятиях может служить, например, такой оксиморон, как изображение в голливудских фильмах российской космической станции, на борту которой – подвыпивший и неотёсанный мужик в валенках. Русская армия в западных СМИ и изобразительном искусстве, за редким исключением, непременно изображалась как плохо обученная и с допотопным оружием (военные победы русских традиционно объяснялись фактором «русской зимы»), но военной мощи России, несмотря на это, всегда боялись.

Эти парадоксы западного сознания – яркий пример того, что возникновение и бытование образов народа и стереотипов о нём среди иностранцев – процесс с большой долей иррациональности, в котором подсознание, эмоции играют большую роль, в котором знание и понимание не столь важно. Стереотипы могут одновременно быть укоренившимися и иметь мало общего с реальностью, т.е. превращаться в миф. Образованный западный человек, овладевший рациональным мышлением, конечно, согласится, что Россия несколько раз только за последние два века подвергалась экзистенциональной угрозе с Запада (поход Наполеона, две мировые войны), но даже в его подсознании Россия всё равно остаётся и в своей царской, и советской, и нынешней ипостаси источником опасности.

Образы Великобритании в России также представляют собой довольно сложную картину. Среди устоявшихся наиболее распространёнными является представление об Англии как о колыбели парламентской демократии, как о «туманном», и в то же время «коварном Альбионе», как о стране многовековых традиций, об англичанах, как о людях прагматичных, консервативных, высокомерных, чурающихся иностранцев. Среди других устойчивых стереотипов: «мой дом – моя крепость», «слово джентльмена», «бремя белого человека». В русском сознание англичанин отсутствует как враг, что, несмотря на долгую историю противостояния Российской и Британской империй, вполне объяснимо: Крымская война 1853–1856 гг. была единственным полноценным военным столкновением между двумя странами, а память о ней потускнела на фоне союзнических отношений между Россией и Британией в Первую и Вторую мировые войны. Английская классическая литература не менее популярна в России, чем русская в Англии, и даже больше, чем во многих странах Западной Европы. Джеймс Бонд стал мировым брендом в том числе в России. Многие россияне внимательно следят за жизнью британской королевской семьи. Англия в последние годы – Мекка для российских бизнесменов.

Как в Британии, так и в России всегда существовали не только симпатии к другой стороне, но и сильные антипатии. В России никогда не было недостатка как в англофилах, так и в англофобах. Связано это было в первую очередь со столкновениями государств в политической сфере, а их в XIX и особенно в XX веке было множество. Это уже упомянутая Крымская война, Большая игра двух империй в Средней Азии, союз Англии с Японией в начале XX в., иностранная интервенция в России с участием Англии в 1918–1919 гг., оттягивание Лондоном до 1944 г. открытия Второго фронта, речь Черчилля в Фултоне в 1946 г. и т.д. Помимо американских политиков второй половины прошлого столетия, пожалуй, больше нигде не было таких последовательных противников усиления влияния российского государства, как в Великобритании. В XIX в. лавры борца с «русской угрозой» снискал себе в Европе либерал лорд Пальмерстон, а в XX в. – консерваторы Стенли Болдуин, Уинстон Черчилль и Маргарет Тэтчер. По их стопам с июля 2007 г. пошли лейбористы Гордон Браун и Дэвид Милебенд.

При рассмотрении многогранности взаимодействия российско-британских образов и имиджей важно учитывать то, что на представления о другом государстве, складывающиеся на страновом уровне, влияют процессы образоформирования не только на низовом уровне человеческого общения, но и на региональном, блоковом и т.п. Так, на образ России в Великобритании влияет образ России, складывающийся на уровне наднациональной западноевропейской элиты. Он может как входить в резонанс с образами, существующими на страновом уровне, так и противоречить им. Однако приходится констатировать, что между образами России в Британии и в Евросоюзе становится всё меньше принципиальных различий. В этой связи важно противодействовать стремлению политического класса Англии навязать свои представления о России, учитывая наличие в них большого негатива, другим государствам-членам и наднациональным структурам ЕС. Ярким примером стала попытка Лондона в связи с делом Литвиненко использовать Евросоюз для европеизации проблем, касающихся сугубо двухсторонних отношений с Россией.

На пути партнёрства между Россией и ЕС стоит ряд мифов, которым необходимо противодействовать так же решительно, как и мифам в сфере российско-британских отношений. Одни из наиболее пресловутых – о «неоимперских амбициях» Москвы и о свёртывании демократии в России. Со своей стороны, России важно понимать, что ЕС – это не новое издание «концерта великих держав», а наднациональное образование нового типа, рудименты «реалполитик» в политике которого отходят на второй план, уступая место наднациональным подходам.

Важно не отдавать явного предпочтения ни двустороннему формату отношений со странами-членами ЕС, ни отношениям с его руководящими органами, а маневрировать между этими двумя подходами, активно взаимодействуя с симпатизирующими России политиками и структурами. Так, в последнем докладе Комитета Палаты общин по международным делам, посвящённом России, содержится рекомендация британскому правительству выступить против разработки и подписания нового соглашения о сотрудничестве между Россией и ЕС. В этой ситуации Москве, которая в таком соглашении заинтересована, необходимо не допустить того, чтобы точка зрения одного из государств-членов стала доминирующей, а для этого надо всецело использовать весь спектр институциональных связей между Россией и ЕС.

Россия сталкивается со множеством трудностей и сильным противодействием в деле улучшения своего образа в мире. Однако для большинства других стран и регионов устойчивые стереотипы, искажающие реальность, – не меньшая проблема. Причём деятельность по навязыванию общественному мнению искажённых образов ведётся не только против потенциальных противников или заведомых врагов, но и часто против партнёров, и относиться к ней надо как к неотъемлемой части политической культуры Запада. Так, уже много лет идёт перетягивание каната между сторонниками «европейского социального рынка» и «англосаксонской» модели развития, причём в 1990-е гг. американцы в этом споре были явными фаворитами. Однако ничто не вечно под луной, и в последние годы идёт переосмысление мифов в отношении американской и европейской моделей развития. Усилиями западноевропейской интеллектуальной элиты практически уже развеян миф о том, что американская модель развития – наиболее передовая и эффективная, а европейская, в том числе социальный рынок, механизмы социальной защиты, социального диалога, принадлежит прошлому, склеротична, закостенела и проигрывает по всем показателям американской.

Однако на основе серьёзных исследований эта картина была принципиально скорректирована. Оказалось, что в начале XXI в. США не вошли даже в первую двадцатку самых благополучных стран по показателю неравенства доходов и находились на 17 месте по пропорции бедного населения. До середины XX в. производительность труда в США росла быстрее, чем в Европе. В 1960 г. она почти в два раза превосходила показатели Франции и Германии. Однако с 1950 г. Западная Европа обгоняла США по темпам её роста. В 2002 г. производительность труда в ЕС составляла более 90% от уровня США, а в шести европейских странах, включая Германию и Францию, превосходила его. Доходы на душу населения в ЕС, действительно немногим более 70% от показателя США, однако львиная доля этой разницы объясняется тем, что европейцы работают меньше часов, чем американцы. В США вообще нет закона об отпуске, тем более оплачиваемом, и на практике сложился стандарт в две недели – скандальный для Европы показатель. В США нет оплачиваемого отпуска по беременности и по уходу за новорождёнными, в ЕС же он составляет от 14 до 24 недель. Наиболее уязвимый вопрос для Европы – занятость, однако и здесь ситуация не однозначна. В 1992–2000 гг. безработица в США упала с 7,5 до 4%, но к 2003 г. выросла до 6%. Это значительно меньше, чем 10% в ЕС, но необходимо учитывать тот факт, что больше 2 млн американцев не ищут работу, а количество заключённых в США увеличилось с 1980 г. с 0,5 до 2 млн человек. Кроме того, большая часть созданных в 1990-е гг. рабочих мест – временные или на полставки. По ряду подсчётов, реальная безработица в США к началу 2004 г. составила 9%. Наконец, из 140 крупнейших компаний мира – более 60 европейских.

На основании этих фактов европейцы сделали вывод о том, что имманентными преимуществами американская модель развития по сравнению с моделью социального рынка не обладает. Таким образом, задача по борьбе с искажением образа Евросоюза была в значительной степени решена. Для России опыт это-го спора важен, по крайней мере, по трём причинам. Во-первых, нужно быть готовым отстаивать свою точку зрения годами, причём делать это надо настойчиво и систематически. Во-вторых, чтобы добиться успеха, необходимо направлять на решение задачи значительные интеллектуальные и информационные ресурсы. В-третьих, критиковать кого-то – не значит отказываться от самокритики, но в то же время свои собственные достижения и преимущества необходимо всецело пропагандировать.

Следующий важный момент в борьбе за положительный образ: необходимо хорошо представлять себе не только то, что думают о твоей стране жители другого государства, но что они думают о собственной стране. Понять ход мышления другой стороны – значит, увидеть в нём не только отличия, но и общее по сравнению со своим собственным мышлением, что, в свою очередь, ведёт к лучшему взаимопониманию. Многие в России, как и в Британии, считают, что эти две страны чрезвычайно разные и сравнивать их нет смысла. Однако это далеко не так.

Споры между западниками и почвенниками идут в России с разной силой уже три века. Одни считают, что после распада Советского Союза наступил конец Евразии и многовековая эпоха трансконтинентальной державы завершилась. Другие доказывают неизменность евразийской сути страны, называется ли она царской империей, СССР или демократической Россией. Двоякость русского сознания, особость русского пути кажутся многим некой российской исключительностью, отличающей её от западных стран. Но если пристально посмотреть на Западную Европу, то окажется, что проблема идентичности с особой силой затрагивает именно Великобританию.

«Мы веками были достаточно уверены в себе, чтобы обходиться без самоедства, мы знали, кто мы есть, и не капались в себе. Но сейчас, теряя веру в себя, мы в растерянности ищем свою идентичность. Являемся ли мы нацией, территорией, объединены ли мы по языковому, культурному, имперскому признаку или только идеей?» Подобная фраза могла быть произнесена многими русскими мыслителями, но принадлежит она известному современному английскому философу Роджеру Скратону.

Оказывается, у наших двух стран намного больше общего, чем может показаться на первый взгляд. В истории России существует легенда о «призвании варягов», и монархическое генеалогическое древо начинается с пришлых Рюриковичей. В Англии в 1066 г. англосаксонских королей сменили нормандцы во главе с Вильгельмом Завоевателем. У обоих государств позже сложилось троякое этническое ядро – русские-украинцы-белорусы и англичане-валлийцы-шотландцы. У России и Англии – промежуточное географическое положение; у первой – на стыке между Азией и Европой, у второй – между Европой и Северной Америкой. Обе страны давно озадачены проблемой поиска своей роли в мире. В России и в Англии часто говорят о Европе в третьем лице, тем самым подчёркивая своё своеобразие.

Оба государства поочерёдно испытали стресс от потери своих империй, хотя для Англии это уже перевёрнутая страница истории, а для России всё ещё свежая рана. В обоих государствах остро стоит национальный вопрос, не утихают споры об унитарном, федеративном, региональном устройстве. На состояние национального самосознания сильное влияние оказывает проблема сепаратизма – Северная Ирландия и Чечня. Вот лишь некоторые названия книг, вышедших в Англии в последние годы, авторы которых озабочены вопросом британской самоидентификации: «Смерть Британии», «Ликвидация Британии», «Что значит быть британцем?», «Знаем ли мы, кто мы есть?» и т.д.

В России много говорят о межцивилизационной проблеме в ментальности, имея ввиду азиатскую, восточную и европейскую, западную ипостаси. В Англии это проблема европейской внутрицивилизационной неоднородности. Британские евроскептики, атлантисты – это по сути дела российские западники. Первые бояться, что Британия станет провинцией Европы, а вторые, что Россия скатится в некую азиатчину. Британские евроэнтузиасты опасаются, что их страна станет 51 штатом США, а славянофилы – что Россия превратится в задворки Европы.

У этих течений есть свои более радикальные интерпретации. Если в России сильно панславистское течение, сторонники которого призывают к союзу «братских славянских народов», то еврофобы в Англии давно вынашивают проект англосферы, англосаксонского союза, союза англоязычных наций. Ещё Уинстон Черчилль говорил о возможности единого англо-американского гражданства. Конрад Блэк, одни из последователей этой идеи, пишет: «Британия географически, культурно и политически находится в центре Атлантического сообщества, тогда как по всем этим позициям она на периферии европейского порядка». Его единомышленник Роберт Конкест так говорит об англоязычных государствах: «Мы обладаем физической способностью и моральным престижем сохранить хрупкий мир на международной арене и в перспективе оказаться в её центре, являя пример мировому сообществу». С другой стороны, если в России немало симпатизирующих евразийским идеям в духе Льва Гумилёва, противопоставлявшего Великую степь Европе, то в Англии есть свои еврофедералисты, поддерживающие идею Соединённых Штатов Европы.

Как это часто бывает, кроме этих двух течений существует и усреднённая версия. Британские интегралисты, схожие с российскими евразийцами-либералами, выступают за сближение страны и с объединяющейся Европой, и с Америкой. Маргарет Тэтчер называла Атлантическое сообщество Европой, расположенной по обе стороны океана, расширяя, таким образом, её границы далеко за пределы их географической константы. В США эти настроения встречают понимание. Патриарх американского политического истэблишмента Генри Киссинджер считает нужным сохранить статус «особых отношений» между Англией и США и поддерживает идею двухскоростной интеграции Европы.

Идейное противостояние евроэнтузиастов и евроскептиков в Британии не ограничивается сотрясанием воздуха, а сильно влияет на реальную политику. Поражение консерваторов на парламентских выборах в 1997 г. не было бы таким катастрофическим, если бы тори не были глубоко разделены по оси проевропейцы – атлантисты. Лебедь, рак да щука британского менталитета тянут в разные стороны и идейные предпочтения на уровне гражданского общества. Опросы общественного мнения показывают, что большинство простых граждан считают ЕС главным фактором влияния на жизнь их страны в недалёкой будущем. Однако на вопрос, по крайней мере, до войны в Ираке, кто в случае кризиса будет главным внешнеполитическим союзником Британии, ещё больше людей отдавали пальму первенства США. Англия не избежала двойственного отношения к внешнему миру и в сфере внешней политики. Одни с времён Уинстона Черчилля цепляются за идею «особых отношений» с США, другие видят будущее страны в Европе.

Тони Блэр продолжал балансировать между двумя геополитическими центрами. «Не попадайтесь в ловушку мифологии о необходимости выбора между ЕС и США, – призывал он. – Наша тесная связь с Европой означает тесную связь с США». На фоне глубоких личных симпатий между Тэтчер и Рейганом, а позже между Блэром и Клинтоном, подобные пожелания казались обоснованными. Однако за годы после прихода в Белый дом Буша-младшего эта аргументация многим в Англии перестала казаться убедительной. Так, известный британский политический аналитик Хьюго Янг заявил: «Должна быть подведена черта под нашей ролью куклы Вашингтона».

Осознание того, что часто отношение Англии к России становится заложником «особых отношений» с США, не раз проявлял британский парламент. Это продемонстрировал и доклад Комитета по международным делам Палаты общин 2000 г., посвящённый России, и последующий доклад по России 2007 г. В документе 2000 г. говорилось, что Россия имеет глобальные интересы как в Азии, так и в Европе. Правительству рекомендовано сделать всё возможное для максимального вовлечения России в Совет Россия-НАТО, а последняя должна «продемонстрировать желание вступит в искренний диалог с Россией и лучше учитывать последствия своих действий в отношениях с ней». В докладе признавалось, что у России есть причины ставить под сомнение верность НАТО своим обязательством перед Советом в условиях преднамеренной маргинализации её роли в ключевых вопросах европейской безопасности. «США предлагают России такую форму отношений, – говорилось в докладе, – которая во многом связывает действия Москвы на международной арене в отсутствии ответных гарантий безопасности». Также признавалось, что невнимательность к опасениям России по поводу расширения НАТО на восток нанесло отношениям Москвы с Альянсом урон. В Докладе 2007 г. прямо сказано: «Мы пришли к выводу, что на отношения Британии с Россией негативное влияние оказали отношения Британии с Вашингтоном. Мы рекомендуем правительству улучшить отношения с Россией, не ухудшая при этом наши отношения с США».

Наблюдения об общих элементах в российском и английском самосознании, а также наглядный пример двух указанных докладов служат наглядным подтверждением того, что процесс формирования образов России в Великобритании подвержен множеству внутренних и привходящих факторов. Без их понимания и учёта задача по улучшению образа России в Британии трудно решаема.

В последние годы усиливается парадоксальная ситуация, когда экономические отношения между Россией и Британией развиваются семимильными шагами, и с той же скоростью ухудшаются их политические отношения. Происходят процессы сродни раздвоению личности: образ России в Британии становится всё менее цельным, и различные сообщества страны всё более расходятся в своих оценках современной России. Как развивались эти процессы?

Помимо несовпадения позиций по Ираку и отсутствия Тони Блэра на праздновании 60-летия Победы в Москве, острые политические разногласия возникли в связи с предоставлением Великобританией политического убежища беглому олигарху Борису Березовскому, эмиссару чеченских сепаратистов Ахмеду Закаеву и ряду других лиц, включая нескольких бывших сотрудников ЮКОСа. Протест России вызвал показ по британскому телевидению интервью с главарём чеченских боевиков Шамилем Басаевым. Всего за последние годы из Москвы в Лондон был направлен 21 запрос о выдаче российских граждан, однако ни один из них не был удовлетворён. Некоторые из «политэмигрантов» использовали территорию Великобритании для развёртывания антироссийской деятельности. Так, в начале 2006 г. Березовский в выступлении по британскому радио заявил о своём участии в подготовке насильственного захвата власти в России. В конце 2005 г. разгорелся скандал вокруг незаконной деятельности на территории России британских спецслужб. Четыре сотрудника посольства Великобритании были уличены в шпионской деятельности, которая включала использование для связи с агентурой новейшего электронного устройства, закамуфлированного под камень.

Нарастание проблем в российско-британских отношениях отразилось в Обзоре внешней политики России, подготовленным МИД РФ осенью 2006 г. В параграфе, касающемся Великобритании, говорится:

Великобритания остаётся для нас важным, хотя и не простым партнёром. Главный ресурс дальнейшего развития российско-британских связей – торгово-экономическое и инвестиционное сотрудничество, а также совместные наработки в сфере антитеррора, имеющие, однако, ограничители в виде известной позиции Лондона по проблеме т.н. «новых политэмигрантов». Несмотря на масштабность нашего сотрудничества, двусторонние отношения и взаимодействие на международной арене сдерживаются откровенно мессианским настроем значительной части британской политэлиты, в том числе в отношении внутриполитических процессов в России .

На примере этого тезиса хорошо просматривается раздражение России по поводу двойного подхода Британии к развитию двухсторонних отношений – одна модель используется для решения экономических задач, и совсем другая – для решения политических. Обращает на себя внимание и использование термина «мессианский» в отношении настроений британского политического класса – знаковое понятие в образе Британии в России, как и России в Британии.

В 2007 г. отношения между двумя странами ещё больше ухудшились и с тех пор так и остаются на точке замерзания. Это было связано со смертью в ноябре предыдущего года Александра Литвиненко, бывшего сотрудника ФСБ, получившего политическое убежище в Великобритании и работавшего на Б. Березовского. Литвиненко был отравлен в одном из лондонских ресторанов высокорадиоактивным веществом полоний-210. В следующие месяцы российские следственные органы активно сотрудничали со своими британскими коллегами в раскрытии данного преступления. В мае 2007 г. Королевская прокуратура Великобритании предъявила обвинение в предумышленном убийстве Андрею Луговому, также бывшему сотруднику ФСБ, и направило запрос в Россию с требованием его экстрадиции. Генеральная прокуратура России ответила отказом, обосновав своё решение тем, что Статья 61 Конституции РФ запрещает выдавать российских граждан другим странам. Вместе с тем британской стороне предложили рассмотреть вопрос о привлечении Лугового к уголовной ответственности на родине при условии, что Великобритания предоставит российским следователям достаточные доказательства его вины.

Вместо того чтобы согласиться с этим предложением, не нарушающим российское законодательство, Лондон пошёл на политизацию и обострение ситуации. К тому времени в Великобритании сменилось правительство: в июне 2007 г. премьер-министром страны стал Гордон Браун, занимавший в кабинете Тони Блэра пост министра финансов; Дэвид Милибенд сменил Маргарет Бекетт в должности руководителя Форин-офис. В ответ на отказ России выдавать Лугового британские власти объявили о высылке четырёх российских дипломатов, о приостановке переговоров об облегчении визового режима и о прекращении сотрудничества между разведывательными службами двух стран. В истории двусторонних отношений после окончания холодной войны это был второй случай высылки дипломатов. В 1996 г. девять британцев, уличённых в шпионаже, были объявлены в России персонами нон-грата. Тогда Лондон в качестве ответной меры выслал четырёх россиян. На этот раз МИД РФ прибегнул к «зеркальным» мерам – Москву покинули четы-ре британские дипломата. Несмотря на провокационные действия руководства Великобритании и на усиление антироссийских настроений в этой стране, власти РФ выразили надежду на то, что здравый смысл и уважение к закону в двусторонних отношениях возобладают.

Совсем по-другому российско-британские отношения развивались в торгово-экономической сфере. В 2000 г. Великобритания располагала второй по масштабу после США государственной программой экономического и технического сотрудничества с Россией (на её реализацию выделялось 50 млн ф.ст. в год). Лондон оказывал содействие в проведении российских реформы в энергетическом секторе, делился опытом решения социальных и экологических вопросов, например, в связи с реструктуризацией угледобывающих предприятий. Реализовывались сельскохозяйственные проекты, планы поддержки малого бизнеса. Товарооборот между Россией и Великобританией составил в 2006 г. порядка 15 млрд долл. Россия имеет положительный баланс в торговле с Соединённым Королевством, но до сих пор основная часть российского экспорта – сырьё и товары первичной переработки.

В то же время количество примеров промышленной кооперации растёт. В России активно действуют британские компании или компании с британским участием, например, «Роллс-Ройс» (в авиационной промышленности), «Кэдберри Швепс» (в пищевой), «Бритиш Америкэн Тобакко» и «Гэллэхэр» (в табач-ной), «Проктор энд Гэмбл» (в фармацевтической). В 2002 г. британский Департамент гарантий экспортных кредитов при Министерстве торговли и промышленности возобновил страхование британских компаний, желающих инвестировать в России.

Наиболее значительные позиции британских инвесторов в топливно-энергетическом комплексе России. Их роль в российской экономике велика в первую очередь благодаря компаниям «Би-Пи» и «Роял Датч – Шелл». 2006–2007 гг. связаны с укреплением позиций российских предпринимателей в совместных проектах с участием британских компаний. Так, «Газпром» выкупил часть акций у «Роял Датч – Шелл» в проекте «Сахалин Энерджи», а позже договорился о приобретении у «ТНК – Би-Пи» акций компании «РУСИА Петролеум», владеющей лицензией на разработку Ковыктинского газоконденсатного месторождения. Российский бизнес активно проявляет себя на Британских островах. «Газпром» намеревается занять к 2015 г. до 20% рынка сбыта газа Соединённого Королевства.

Объём британских инвестиций в Россию в 2006 г. превысил 5,5 млрд долл. Великобритания прочно вошла в число крупнейших зарубежных инвесторов в российскую экономику. За первый квартал 2007 г. прямые инвестиции британского бизнеса в Россию достигли 3 млрд долл. По накопленным инвестициям британские компании также занимают лидирующие позиции: только «Би-Пи» инвестировала в российские активы 9 млрд долл.

В свою очередь, Лондон превратился в одну из ведущих «площадок» для деятельности российских предпринимателей за рубежом. Российские компании – это треть первичных размещений на Лондонской фондовой бирже (ЛФБ). К середине 2007 г. в Великобритании торговались акции более сорока российских компаний, общая капитализация которых превысила 500 млрд долл. В 2006 г. благодаря первичному размещению акций на ЛФБ российский бизнес привлёк 20 млрд долл. В 2007 г. с большим успехом прошло размещение на ЛФБ акций российского Внешторгбанка.

К сожалению, негативное влияние политической составляющей в сфере российско-британских отношений значительно перекрыло как в российских, так и в британских СМИ влияние экономической составляющей. Лондон и Москва активно используют в обоюдной пропагандистской войне негативные составляющие образов друг друга. О британском «вкладе» в этот процесс уже говорилось, и к наиболее свежим примерам британских «инвестиций» в стереотипы о России ещё придётся возвращаться не раз. В российской же прессе, особенно активно начиная с 2007 г., реанимированы конспирологические версии, с позиции текущей политической конъюнктуры трактуются факты и тенденции международных отношений, существовавшие в далёком прошлом. И в том и в другом подходе зёрна истины попадаются, но их абсолютизация отнюдь не способствует правильному выстраиванию внешней политики России в начале XXI в.

Так, появились публикации о «теневой империи» дома Виндзоров, рассуждения о лидерстве Британии в неком аристократическом Традиционалистском клубе с масонской подоплёкой, который противопоставляется не только пространству существования России, но и Либеральному клубу во главе с США. На телевидение вышло несколько программ, в которых предпринимается попытка связать события далёкого прошлого в отношениях между Россией и Британией с современной ситуацией. Одним из наиболее заметных телепроектов стал документально-аналитический сериал «Большая игра» с М. Леонтьевым во главе. В восьми сериях подробно рассказывается об истории противостояния Российской и Британской империй в Средней Азии и на Среднем Востоке и проводятся прямые параллели с действиями Англии и США в последние десятилетия и годы в Ираке, Афганистане, Центральной Азии. Суть такого приёма – показать извечность и имманентность противоречий между Россией и Британией, неизбежную враждебность в их взаимоотношениях в качестве доминирующей составляющей последних. Надо сказать, что стремление вынести на свет божий правду о мировом закулисье, где якобы командные высоты занимает Англия, проявляется не только в России, но и на Западе. Так, американский мыслитель Л. Ларуш уже давно пишет о том, что уже после распада Британской империи Англия продолжает править миром посредством контроля над США, в которых она в своё время способствовала победе сторонников свободнорыночной экономики над адептами капитализма рузвельтовского толка .

Действительно, Соединённое Королевство долго правило морями и над его империей долго не заходило солнце. Оно могло позволить себе проводить политику «блестящей изоляции» и иметь «временных союзников и постоянные интересы». Но после Второй мировой войны звезда Пакс Британика закатилась окончательно. С роковым законом взлёта и падения великих держав не смог тягаться даже британский лев. К 1970-м гг. Англия превратилась в «больного человека Европы». Прощание с империей грозило перерасти в расставание и со статусом великой державы. Однако в последующем Лондон сумел выправить свои внешнеполитические позиции и теперь стабильно входит в десятку наиболее влиятельных государств мира.

Конечно, сегодня многие британцы были бы не прочь, если бы их страна играла роль некой мировой закулисы и дёргала за ниточки политиков даже в Вашингтоне. В свою очередь, конспирологи в других странах не устают подозревать Британию в теневом могуществе. «Коварный Альбион» де продолжает вести Большую игру, только на этот раз не самостоятельно против царской России в Средней Азии, а руками Соединённых Штатов в глобальном масштабе. Подумайте, какая это могла бы быть блестящая мистификация – затаиться в северо-западном углу Европы в образе смирившегося со своей судьбой государства, чтобы продолжать править бал с помощью неотёсанных янки!

Но, увы, реальность более прозаична: новейшая история беспощадно обошлась с былыми британскими амбициями и чувством превосходства. Сегодня в Британии комплекс «маленькой Англии» значительно сильнее, чем неоимперские настроения реванша. Страна, с точки зрения большинства англичан – не владычица морей, а осаждённая крепость, еле сдерживающая натиск иммигрантов. Действительность такова, что высшие британские военные чины неустанно обвиняют правительство в пренебрежении интересами армии. Сами же британские политики в отчаянии кусают локти, когда американцы относятся к ним свысока и нарушают данные им обещания так же легко, как дают их. Да, Британия самая сильная в Западной Европе военная и финансовая держава, но на кукловода регионального, уж тем более глобального масштаба она явно не тянет.

Британия не волк в овечьей шкуре, но, конечно, и не слабый игрок. Он опытен, профессионален, а когда надо – хитёр и циничен. В его арсенале – постоянное место в Совбезе ООН, ядерный арсенал, самая эффективная в Западной Европе армия, членство в НАТО, ЕС, «большой восьмёрке» и т.д. По-прежнему мало равных Англии в дипломатическим искусстве, правда, когда политики не подминают под себя Форин-офис. Это искусство заключается не в том, чтобы претворяться слабаком, скрывающим свою реальную силу, а чтобы добиваться большего, чем того позволяют ресурсы. «Ударить сильнее своих возможностей» – вот краеугольный камень британской внешней политики. Для достижения этой цели с успехом используются и «особые отношения» с США, и Содружество наций, и жонглирование статусами то «неудобного», то «прагматичного партнёра» Евро-союза, а то и его «сердцевины». России нельзя позволять Британии поучать себя, но поучиться у бывшей империи есть чему.

Отметим ещё две особенности процесса складывания образов государств. Во-первых, образ страны формируется из многих составляющих, его можно сравнить со среднеарифметическим значением. Каждый социум структурирован как по верти-кали, так и по горизонтали, и каждый класс и социальная группа, разделяя некие базовые ценности и черты национального характера, под разным углом зрения смотрят на окружающий мир. В результате их восприятие другой страны может существенно разниться. Представление о другом государстве водителя, искусствоведа, политика, учёного, военного или предпринимателя обязательно будет иметь свои нюансы, а то и принципиальные отличия. Таким образом, мы имеем дело с множеством «локальных» образов одного и того же объекта восприятия. По-этому нельзя абсолютизировать «среднеарифметическое» представление о другой стране. Нужно, учитывая, конечно, важность таких обобщений, выделять в каждом социальном и профессиональном слое иностранного общества те группы населения, которые на своём «локальном» уровне, «со своей горки» смотрят на Россию с той или иной степенью симпатии, и опираться на них в продвижении привлекательного образа нашей страны. В Великобритании таких людей немало.

Во-вторых, существуют мощные средства формирования и модификации образов, по их унификации – средства массовой информации, включая информационную политику государства. Последнее нередко использует информационное поле для манипуляции общественным мнением в интересах политического класса, особенно его правящей части, а его интересы, как известно, далеко не всегда тождественны интересам остальной части общества. В силу законов функционирования механизма представительной демократии, легитимизирующих власть элиты и предоставляющих широкие возможности по контролю за информационными потоками, и в свете процесса профессионализации ремесла политика в XX в., когда политика превратилась в высокоспециализированную сферу деятельности с изощрённым пропагандистским арсеналом, образы другой страны, складывающиеся у политической элиты данного государства, как правило, доминируют в обществе. Так как интересы государств сталкиваются в политической сфере, пожалуй, чаще, чем в экономической и иных, такое доминирование в периоды напряжённости в межгосударственных отношениях приводит к сильному искривлению образов, их однобокой подаче, упору на негативе.

В то же время в последние десятилетия нарушить монополию политического истеблишмента на формирование образов другого государства помогло распространение Интернета, мобильной связи, развитие транспортных сетей, других средств коммуникации, приведшее к беспрецедентному увеличению количества туристов, путешествующих, мигрантов.

И всё же, несмотря на все разговоры о снижении роли государства в условиях глобализации и уменьшении влияния политики на жизнь общества, обыватель в любой стране, даже высокоразвитой, продолжает находиться под большим влиянием ин-формационной политики государства. Поэтому любая страна для улучшения своей репутации за рубежом должна иметь в своём арсенале образоформирования (имиджмейкерства) все возможные каналы информационной политики, но в то же время стремиться к поиску взаимоприемлемых решений с политическими элитами других стран. Это в полной мере относится и к российско-британским отношениям.

< Назад   Вперед >
Содержание