3.3. РЕГИОНАЛЬНЫЕ ПАРТИИ И ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ ОБЪЕДИНЕНИЯ В РОССИИ

Региональные политические организации - феномен общемировой. В традиционных обществах такие организации защищают устои партикуляризма, обособленность своих территорий в культурном, хозяйственном и (в высшей форме) политико-правовом измерении. Они обычно возникают в эпохи мучительной ломки привычной идентичности, стремительных социокультурных сдвигов. Потому они и проявляют традиционализм как защитную реакцию периферии от непонятых новшеств центра. В многосоставных обществах (А.Лейпхарт) региональные организации часто приобретают этнический, религиозный, сословно-клановый облик95.

Но и в постиндустриальном мире глобализации есть свои стимулы для довольно частых проявлений регионализма. Территориальные различия благодаря информационной революции воспринимаются сейчас не столько иерархически (центр-периферия, развитые - отсталые регионы), в «сетевом» смысле: как выражение самоценного многообразия96. Характерно, что возрождение региональных партий и движений произошло в странах Запада 1970-1980-х гг. «рука об руку» с компьютерной революцией, евроинтеграцией и т.п.97 По законам диалектики региональные партии выражают противоположность космополитичным интеграционным силам (Европейской Народной партии, Социнтерну, Либеральному Интернационалу, квазигосударственным институтам Евросоюза).

Укрепление региональных партий и движений - следствие одного из важнейших кливажей (размежеваний) общества - между центром и периферией, а в превращенном виде - также следствие кливажа «город-село» (по С.Липсету и С.Роккану)98.

Региональные политические силы весомо проявляют себя: в Испании (Конвергенция и союз Каталонии, «Эрри Батасуна» в Стране басков); в Великобритании (Шотландская национальная партия, «Шинн фейн» в Северной Ирландии, «Плайд Кимру» в Уэльсе); в Италии (Лига Севера, движение за независимость Савойи); в Канаде (Квебекская партия и Партия реформ99. В Германии отчетливую региональную локализацию поддержки имеют Христианско-социаль-ный союз (ядро - в Баварии) и Партия демократического социализма (в восточных землях). Начинают проявляться региональные движения во Франции и США100. Для стран «третьего мира» строение партийных систем по региональному и этнорелигиозному признакам - общее правило.

Обзор проявлений регионалистских сил за рубежом будет дан в теме 15. А сейчас сосредоточимся на российском варианте явления, наиболее весомо проявившего себя в 1990-х гг.

Цели региональных партий, как правило, - перераспределение власти и ресурсов влияния от федерального центра в свою пользу. Степень радикализма в выражении целей весьма различается. Ливен Де Винтер предлагает такую градацию партий101:

- «протекционистские» партии хотят от центральных властей гарантий сохранения культурной идентичности, в т.ч. особого статуса регионального языка и квот для патронируемых слоёв на государственной службе;

- «автономистские» партии предлагают перераспределить по договору полномочия и предметы ведения внутри государства;

- «национал-федералистские» партии наиболее решительны в требованиях передела власти, предлагают модель этнического федерализма.

В постсоветской России этнические и религиозные разновидности региональных партий, к счастью, не получили преобладания. После бурной институционализации на волне распада СССР и обретения суверенитета республик РФ подобные партии стали терять влияние. Они локализовались только в части республик (Дагестане, Ингушетии, Тыве, Саха-Якутии, Татарстане и проч.). После поворота региональных элит республик к партнерству с федеральным центром (1994-1995 гг.) этнические и религиозные партии отошли в тень политических процессов.

Преобладающая форма региональных партий в России всё же «протекционистская», лоббирующая интересы своего сообщества прежде всего в экономической и социальной сферах.

Основная функция региональных партий - мобилизация на основе территориальной идентичности102. Как констатирует Е.В.Морозова, чувство принадлежности - одна из терминальных потребностей человека. В условиях социального кризиса 1990-х гг., когда ослабевали все виды групповых отношений и распространялась аномия, чувство принадлежности к своему региональному или местному сообществу приобрело компенсаторный смысл.

Партийная мобилизация обычно сосредотачивается вокруг «критических событий и специфических проблем» региона (в терминах зарубежных исследователей)103. В российском случае это вопросы федерализма и региональной политики, бюджета и налогообложения, представительства и защиты региона перед лицом центра. Часто лидеры и элиты создают образ «монолитного единства» региона, дабы повысить свой уровень влияния и подавить оппозицию. Типично высказывание новгородского губернатора М.Прусака: «Мы не красные, не белые, мы новгородские»104.

В современной России очень трудно разграничить партии и иные виды политических объединений. Прежде всего, до 2003 г. статус партии не давал во внутренней политике регионов даже формальных преимуществ. Далее, элементарно не хватало ресурсов для долгосрочных партийных проектов. Слабы интеллектуальные «штабы». Во многих, особенно небольших регионах политическая конкуренция обретала глубоко провинциальные черты личных ссор в узком кругу. Наконец, движения и избирательные блоки позволяли значительно расширить социальную опору элитных кланов, которые почти всегда и являлись основными творцами партий. Поэтому львиная доля публикаций о региональных партиях по-российски описывает именно «губернаторские партии власти» (Б.И.Макаренко, Г.В.Голосов, Е.В.Морозова, М.Н.Афанасьев, Р.Ф.Туровский)105. Разумеется, на региональной политической арене часто появляются объединения и блоки, созданные контрэлитами: «Наши!» и блок А.Быкова в Красноярске, ответвления Народно-патриотического союза России в 1996-1998 гг. и проч. Но они по целям стремятся стать «партией власти». Получив власть, такие структуры ведут себя вполне авторитарно в отношении противников. А те, кто ведет себя по канонам гражданского общества, власти и не получал за 14 постсоветских лет. Итак, региональные партии - лишь вершина айсберга «политических машин» элит, сражающихся за власть.

Наиболее теоретически продуманное определение губернаторских «партий власти» дал Б.И. Макаренко106. Они представляют собой политические коалиции, возглавляемые губернатором. Они обеспечивают главе региона власть и ресурсы в межполитических отношениях с федеральным центром. Чаще всего такие партии создаются для победы на выборах. Они финансируются региональными бизнес-группами, из бюджетов субъекта федерации и муниципальных образований. «Партия власти» ограничивает свободу действий основных «гражданских (негосударственных)» партий в регионе, ставит под контроль важнейшие СМИ.

Какие факторы способствуют образованию и укреплению региональных «партий власти»? По мнению Б.И.Макаренко107, следует выделить внутрирегиональные и внешние факторы. К внутренним относятся:

1) консолидированность региональных элит, выдвигающих из своей среды опытных прагматичных губернаторов;

2) слабость институциональной системы «сдержек и противовесов», преобладание исполнительной ветви над остальными;

3) слабость гражданского общества: организационная, коммуникативная, идейная.

Среди общероссийских факторов складывания региональных партий - важнейшие:

1) отсутствие четкого конституционного и законодательного закрепления принципов строения власти в субъектах федерации;

2) распад единой «вертикали власти» в 1990-х гг.;

3) слабость судебной системы;

4) отсутствие четкой грани между институтами государственной власти и местного самоуправления, что ставит районы и локальные сообщества под власть губернаторами;

5) несовершенство бюджетного федерализма: размеры и механизм получения трансфертов зависят от личного влияния губернатора в федеральных органах власти.

Одновременно в «ельцинский» период действовали и противоположные факторы, ослаблявшие потенциал региональных «партий власти»:

- неустойчивость экономического положения, межотраслевые и территориальные диспропорции экономического развития, что подрывало ресурсы элит и делало «партии власти» нестабильными;

- отсутствие единой «губернаторской вертикали власти» во многих регионах, где сложились полицентрические режимы;

- высокий удельный вес в региональных парламентах предпринимателей, которые ограничивают всевластие губернаторов;

- личные обстоятельства главы исполнительной власти региона: колебания уровня популярности, внутриэлитные и межполитические конфликты, психологический стиль правления;

- возможность оппозиции со стороны конкурирующих центров власти в регионе: мэрий крупных городов, представителей федеральных структур, общероссийских партий и др.;

- низкий уровень институционализации самой «партии власти», её картельно-предвыборный характер;

- противоречивость политики федеральных институтов власти в регионе из-за соперничества группировок на общероссийском уровне.

Если задуматься о смысле губернаторских «партий власти», то он отчетливо передается формулой В.А.Ковалева108. Перед нами квазипартийность, т.е. деятельность партийная по названию, а не по сути. Эти структуры имитируют публичную политику, а настоящий раздел власти идет на административных рынках потаённо либо приемами «силового предпринимательства». Утрата лидером такой организации своей властной должности обычно приводит к быстрому вымиранию бывшей «партии власти». Исключения из правила - левопатриотические блоки, которые могут сохраняться и в оппозиции благодаря идеологическому ресурсу.

Типология региональных партий дается по двум важным критериям: по характеру лоббируемых интересов и по идеологии. Первую их этих классификаций создал Р.Ф.Туровский. Он выделяет следующие виды организаций109:

1. «Идеологизированные» партии, созданные в поддержку лидера или группы. Чаще всего это крайние демократические группировки в духе начала 1990-х гг. или националисты, автономисты. Маргинальны, к власти не приходили.

2. Этнонациональные движения, в основном в республиках и автономиях. Во времена крайней слабости государства (1990-1993 гг.) играли весомую роль, претендовали на власть, конфликтовали с номенклатурными кланами. Затем нашли компромисс и заняли в политической системе региона соподчиненные места. Исключения в республиках Юга России, где возможны рецидивы внутриэлитной борьбы.

3. «Партии власти» (о них сказано выше), причем не только на региональном уровне, но и на городском; часто партии мэров конфликтовали с партиями губернаторов.

4. Межпартийные региональные объединения. Создавались оппозиционерами для усиления ресурсов. Эта форма применялась и коммунистами, и либералами, и консерваторами.

5. Туровский включает в число региональных организаций казачество. На наш взгляд, точнее будет отнести современные казачьи формирования к группам интересов (см. вопрос 11.4).

Более узкую типологию по характеру коалиций разработал Б.И.Макаренко110. Он делит «партии власти» по типам политических альянсов на «беспартийно-прагматические», «номенклатурно-правовые» и «номенклатурно-левые».

Первый из упомянутых типов имеет ядро из губернаторской клиентелы. Влияние общероссийских партий слабо или отсутствует. Организационное оформление - необязательно в виде партии (1990-е гг.). Возможна организация посредством этнонационального движения (на Северном Кавказе, в Татарстане, Башкортостане, Тыве) либо через бизнес-группы. Благоприятные факторы для такого сценария: сильная личность главы региона, патриархальная этническая культура, формально беспартийный состав легислатуры, слабость прокоммунистического движения. Примеры (кроме названных): «партии власти» Саха-Якутии, Саратовской, Нижегородской, Томской, Иркутской, Архангельской областей.

«Номенклатурно-правый» альянс партии власти строится на основе общероссийских сил (поочередно: ДВР, ПРЕС, НДР, ОВР, «Единства», ныне - «Единой России»). Глава региона являлся до 2002 г. явно ведущей фигурой в тандеме с отделением «партии власти» и по ресурсам, и по целям. Примеры: Москва, Московская область, Самарская, Пермская, Астраханская области и проч.

«Номенклатурно-левый» альянс, по мнению Б.И.Макаренко, складывался в регионах красного пояса или моноотраслевых депрессивных регионах. Коалиции обычно строились вокруг харизматической фигуры лидера, весьма автономного от влияния КПРФ - основного партнера (А.М.Тулеева в Кузбассе, Ю.Ф. Горячева в Ульяновске, Н.И. Кондратенко на Кубани и проч.). Идеологическое разнообразие внутри типа весьма значительное, от «беспримесного» коммунизма (Брянская, Владимирская области) до национал-консерватиз-ма (Кубань, Ставрополье, Курская область) и левоцентристских взглядов (Волгоградская, Рязанская, Ивановская области). Благоприятные факторы: лидер принадлежит к НПСР или КПРФ, левопатриотические настроения избирателей, контроль губернатора над законодательным собранием.

Аномалии (исключения из правил). В Свердловской области сложился полицентрический режим при фрагментированной элите. Губернатор Э.Россель создал партию «Преображение Урала» (много раз переименовывалась и даже участвовала в выборах Государственной Думы по федеральному списку). Противовес ему - партия мэра г.Екатеринбурга А.Чернецкого (НДР, «Наш город - наш дом», «Единство и Отечество»). Также расколота по бизнес-интересам элита Красноярского края, создавшая не меньше 3 «партий власти». В Тюменской области противостояние группировок 1990-х гг. строилось по природно-географическому признаку: аграрный юг против нефтегазового севера. Борьба внутри региональной элиты кончилась победой северян и корпоративной консолидацией всего партийного спектра.

Нетипичен и случай Калининградской области. На её региональные партии прежде всего повлиял уникальный геополитический фактор111. На выборах 1996 г. выступил правоцентристский блок «Янтарный край России» при поддержке тогдашнего губернатора-автономиста Ю. Маточкина (13,6% поданных голосов и 3-е место из четырех по партийным спискам). В блоке объединились областные организации «Яблока», «Демвыбора России» и НДР. На выборах 2000 г. блок «Янтарный край России - за созидание», несмотря на уход из него «Яблока» набрал 11,3% голосов и 3-е место из 10. Маргинальную роль сыграла Балтийская республиканская партия (рудимент «парада суверенитетов» начала 1990-х гг.), получившая 1,6% голосов.

Рассмотрим благоприятные и препятствующие факторы партогенеза на контрастных примерах Свердловской области и Краснодарского края, показательных для либерального и этатистского вариантов становления партий.

Г.В.Голосов, детально исследовавший случай Свердловской области112, определяет три особенности её партийной системы по итогам 1990-х гг.:

1) наличие устойчивых политических организаций, соперничество которых является ключевым фактором регионального политического процесса;

2) генезис партийной системы и структура организаций отличаются от аналогов в иных регионах России;

3) доминирование региональных политических организаций при относительной слабости отделений общероссийских партий.

Как известно, Северный Урал устойчиво отличается со времен «перестройки» либеральными взглядами. Здесь сложились сильные в сравнении с другими регионами сети антикоммунистических демократических движений во времена «перестройки». Но причины своеобразия партийного строительства всё же в другом. Прежде всего, передел экономических ресурсов между элитами в первой половине 1990-х гг. дал финансовые и организационные преимущества кланам успешно вышедших на внешние рынки регионов. А правящие кланы стали нуждаться в повышении своей доли в распределении ресурсов между центром и регионами113. Таковы причины конфликта губернатора Свердловской области Э.Э. Росселя с федеральными властями из-за провозглашения Уральской республики. После отстранения Росселя от должности он создал для реванша непартийное избирательное объединение «Преображение Урала» (ОПУ), победившее на выборах 1994 г. в областной парламент. Закрепился территориальный раздел ареалов влияния ОПУ (малые и средние города) и проельцинской коалиции «Наш дом - наш город» во главе с мэром областного центра г.Екатеринбурга114. С 1997 г. движение ОПУ стало обретать черты региональной партии с индивидуальным фиксированным членством.

Опыт Свердловской области уникален тем, что конфликты региональных элит с федеральными привел к легитимации раскола элит в области, к состязанию относительно демократичных по строению протопартий. Г.В.Голосов построил гипотезу, объясняющую причины такого «уклона» от среднероссийской траектории. Ключевую роль сыграл внутриэлитный конфликт на региональном уровне при определенных условиях115:

- главным средством и «ареной» внутриэлитной борьбы стали выборы;

- один (как минимум) из участников конфликта использует партии как существенный механизм мобилизации, а не как вспомогательный прием;

- соотношение сил и политическая культура элит должны быть таковы, чтобы никто не получал монопольной власти;

- конкуренция должна вестись по сценарию «война по правилам» (в терминологии В.Я. Гельмана).

В итоге партии и избирательные объединения Свердловской области, по выражению И. Горфинкеля, оторвались от своих административных «родителей», обрели некоторую автономию от внутриэлитных структур, где первоначально образовались116. Поскольку в регионе закрепилась смешанная избирательная система, то партии Свердловской области институционализированы внутри областной Думы в виде фракции117.

Уже в 1998 г. проявились признаки усталости избирателей и разочарования в регионалистской партии Росселя. На выборах областной Думы в марте 2000 г. губернатор сделал всё возможное, чтобы использовать брэнд пропутинского «Единства», создав региональный блок «Единство Урала». Через два года, на ротационных перевыборах половины состава Думы, губернатор Россель назвал свою партию иначе «За Родной Урал». Курьезно, что брэнд «Единство и Отечество» на сей раз использовали оппоненты Росселя - мэр г.Екатеринбурга А. Чернецкий и директор Нижнетагильского металлургического комбината С. Носов. Наконец, к началу кампании по выборам Госдумы РФ (2003 г.) Россель публично отказался от самостоятельной партийной структуры и передал её ресурсы «Единой России».

Показательно, что Свердловская область стала местом и других партийных инициатив, например, создания левоцентристского движения «Май». По строению «Май» близок западным партиям нового поколения - антиглобалистским, экологическим и т.д. Поэтому опыт Свердловской области - пример «очага инноваций» демократического свойства.

Контраст с уральским вариантом составляет партогенез на Кубани. Устойчивые экономические и социокультурные черты края: аграрность (46% сельского населения + многие «горожане в первом поколении»), повышенные традиционализм и корпоративизм, религиозность, этническая мобилизованность («чувство пограничности»). Эти черты сообщества накладываются на субъективную готовность к включению в структуры рыночной экономики. В итоге образуется причудливый феномен поддержки «национального, народного капитализма» и патронажной роли государства. Двойственны и регионалистские настроения: завышенные статусные ожидания, двойная идентичность («Кубань и Россия, а не Кубань - просто часть России») сочетаются с поддержкой жёстких мер защиты геополитических интересов РФ.

Стадии и начальные формы партогенеза на Кубани мало чем отличались от общероссийских. Но здесь раньше проявился абсентеизм, вызванный разочарованием в реформах. Замещающими «гражданские» партии институтами стали региональные «партии власти» - сначала центристская «Кубань» в духе Гражданского союза (1992-1994 гг.), затем - отделение общероссийского НДР. Они полностью проиграли контрэлите, создавшей в 1994 г. блок коммунистов, национал-патриотов и казачьих организаций «Отечество». Контрэлита победила на выборах 1994 г. в Законодательное собрание края (ЗСК) и в губернаторской кампании 1996 г., добившись избрания харизматического лидера Н.И. Кондратенко голосами 82% кубанцев118.

Общественно-политическое объединение «Отечество» контролировало законодательную и исполнительную власть в крае с 1997 по 2002 гг., но и сейчас, после перехода властвующей элиты региона в «Единую Россию», сохраняет определенное присутствие в органах власти, особенно на местном уровне. «Отечество» (Кондратенко) - яркий пример иерархической структуры номенклатурного типа, построенной по принципу «демократического центризма». Финансовую основу успехов обеспечивала личная уния аппарата блока и административной элиты, поддержка со стороны бизнес-групп регионального масштаба.

Краевая администрация открыто опекала лояльных предпринимателей, создавала клиентельные группы - ветеранские, пионерские, молодежные движения. Регистрацию в региональном реестре с правом несения Госслужбы и финансирования получило только одно из казачьих объединений, правда, доминирующее по ресурсам. Напротив, партии и движения демократической ориентации вытеснялись в нишу маргинальной оппозиции, с помощью административных ресурсов лишались доступа к СМИ и участию в парламентской деятельности. Например, в созыве ЗСК 1998 г. депутаты от «партии власти» - «Отечества» (Кондратенко) составляли 82%, а иные партии были представлены 1 депутатом от «Яблока» (2% состава)119.

В чем причины успехов традиционалистского блока «Отечество» в 1990-х гг.? Кроме устойчивых социокультурных черт кубанского общества, действовали и краткосрочные факторы: слабость неправительственных организаций и групп влияния, ориентированных на либеральные ценности; неквалифицированность действий оппозиционных партий; отсутствие развитого рынка независимых информационных услуг на региональном и тем более местном уровне. Отсутствовали политики, которые могли бы проявить харизматические качества и лучше ретранслировали преобладающие ценности региональной культуры, нежели Н.И.Кондратенко. За пределами же традиционализма политики могли рассчитывать только на голоса сравнительно неорганизованных и малочисленных сторонников «радикально-демократической» субкультуры (на Черноморском побережье, в Краснодаре с его 800 тыс. чел. населения)120.

Социальная база и организационная сеть «Отечества» (Кондратенко) были противоречивы и по ценностям, и по мотивам политических позиций, и по тактическим интересам. Стратегия плавного дробления и самоустранения блока от власти была реализована благодаря сценарию «передачи власти преемнику» на губернаторских выборах в декабре 2000 г. Курс нового губернатора А.Н. Ткачева, как постепенно выяснилось к лету 2003 г., предусматривал тактику прагматичного центризма121. Это и было закреплено, когда Ткачев возглавил региональный список партии «Единая Россия» осенью 2003 г.

Кубанский вариант партогенеза, как представляется, типичен для регионов с патерналистской культурой. При правлении трех «партий власти» (проельцинские центристы 1993-1996 г., прокоммунистическое «Отечество (Кондратенко)» 1997-2002 гг., центристская «Единая Россия» с осени 2003 г.) ни разу не формировался конкурентный состав ЗСК, в котором партии имели бы сравнимые потенциалы. Да и сейчас партии, пытающиеся создавать свои сети «снизу», на основе структур гражданского общества, на порядок слабее партий, легитимирующих интересы правящих элит.

Сравнив контрастные варианты партогенеза, мы видим: в Свердловской области (пусть непоследовательно) сложилась конкурентная политическая среда на основе мобилизации гражданских движений. В Краснодарском крае, напротив, завоевание власти сегментом элиты приводило к последующему партстроительству, причем ядро левопатриотического блока «Отечество» - краевая организация КПРФ широко применяла административный ресурс. Парадоксальным образом создание сети новой «партии власти» - «Единой России» сближает оба исхода партогенеза, выстраивая вертикальные сети поддержки «поверх» прежних симпатий региональных элит.

Итак, согласимся с мнением М.Н. Афанасьева122: региональные партии в России чаще всего не создают демократическую конкурентную среду. Их роль даже в лучшие для них времена 1996-1999 гг. не творящая, а подчиненная. Институционализация региональных партий осталась к принятию федерального закона «О политических партиях» летом 2001 г. незавершенной. Они остались краткосрочным предвыборным «холдингом», клиентелой администраций или бизнес-групп.

В 2000-2004 гг. происходили ослабление и упадок региональных партий, их политическая маргинализация. Эти процессы ярко проявились даже в «регионах-лидерах» регионального партстроительства - Нижегородской области, Санкт-Петербурге, Приморском крае, Калининградской и Свердловской областях (как выяснили А.Ю. Глубоцкий и А.В. Кынев). Видимо, данный временной интервал был переходным от губернаторских «партий власти» к вертикально интегрированным (от федерального уровня к региональному) общероссийским партиям.

По новому законодательству с июля 2003 г. потеряли право участвовать в выборах многие влиятельные региональные организации: «Отечество» (Кондратенко) на Кубани, Татарская партия национальной независимости «Иттифак», Исламская партия Дагестана, «Преображение Урала» в Свердловской области и другие. Скорее всего, их ресурсы и кадровый потенциал не сгинут, а будут использованы отделениями общероссийских партий. Ввиду понятий разнородности состава, взглядов и политической культуры новых «конгломератных» партий возможны острые конфликты и перегруппировки сил. Однако после завершения переходного периода партийная система на региональном уровне должна окрепнуть

< Назад   Вперед >
Содержание