МЕЖДУ МИРОМ И СОБОЙ: ТРАНСФОРМАЦИЯ ИМИДЖА ЯПОНИИ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
0 своеобразном позиционировании Японии на мировой имиджевой арене написано в последние годы немало. В основном эти книги и статьи посвящены истории вопроса, а также констатации и анализу действий современных японских имиджмейкеров по продвижению позитивного имиджа Японии в мире!. Однако интересно было бы задуматься и о том, насколько сегодня плодотворны в этом смысле попытки совместить тягу к глобализации с позиционированием японской уникальности и какие таблички «а-ля Парк мира» расставляет Япония по планете, моделируя свой новый образ. События последних лет говорят о том, что как раз сейчас в среде японской политической и интеллектуальной элиты возникают новые идеи, обсуждаются подчас экзотические способы модерации позитивного имиджа страны, создаются перспективные идеалы. И хотя восприятие этих идеалов внутри самой страны не менее важно, для нас особый интерес представляет восприятие Японии ее ближайшими соседями - Китаем и Кореей, а также США, для которых Страна солнечного корня является сегодня одним из основных культурных реципиентов, и, естественно, Россией, где в последнее время наблюдаются любопытные процессы качественного изменения имиджа Японии.
Вступая в XXI век, японцы с разочарованием осознали, что Европа, Америка, Китай - наиболее интересующая Японию часть мира - практически не изменили мнения о них и их стране не только за послевоенные годы, но, по большому счету, и за все XX столетие. Слово «экспансия» оставалось ключевым в лексиконе внешнеполитического имиджа Японии за последние 100 лет на важнейших для нее территориях. Если раньше скептицизм в отношении имиджа Японии зиждился на опасении нашествия гастарбайтеров или боязни японского милитаризма, а затем и экономической экспансии, то сейчас он имеет в основном инерционный характер. Инерцию такого рода остановить крайне сложно, особенно если принять во внимание усиливающиеся в Японии попытки оставить воспоминания о второй мировой войне в прошлом, мумифицировать ее восприятие в массовом сознании по логике: последствия обсуждены, а виновные осуждены, поэтому нет смысла возвращаться к пройденному.
Имеющая перспективы внутри страны, такая политика за рубежом не находит понимания не только у стран, пострадавших от японского военного вторжения, но даже среди ее бывших союзников, нанося удар в первую очередь по имиджу Японии. Не так давно бывший немецкий канцлер Гельмут Шмидт, выступая с лекциями в Токио, с арийской прямотой заявил: «У японского народа, к сожалению, в мире не слишком много настоящих друзей... (курс. наш. — А. К) Это связано с двойственным отношением японской общественности к признанию завоеваний, началу войны на Тихом океане и преступлениям прошлого» . Японские журналисты постарались не упоминать о шокирующей лекции германского политика или, по крайней мере, не цитировать его. Их молчание никак не влияет на позицию американских и европейских журналистов. Последние с удивлением отмечают, что спустя более чем 60 лет после окончания второй мировой войны Япония является одной из немногих развитых стран мира, которая имеет территориальные споры с рядом сопредельных государств. Кроме того, Япония не желает принять ту норму ответственности за события прошлого, которая удовлетворила бы страны Азии, Европы и, отчасти, Америки. Причем, если в отношениях со странами Азии такое поведение, внешним выражением которого является посещение высшими японскими чиновниками святилища Ясукуни, вызывает прямое политическое обострение, то для многих других государств оно имеет исключительно имиджевое значение. И без того живучее представление о неискренности, хитрости и коварстве японцев получает все новую и новую подпитку.
До недавнего времени Япония могла позволить себе не обращать на это внимания, так как была сосредоточена на преодолении возникшего в период индустриального бума имиджа страны как «экономического животного», на развенчании образа «экономического гиганта на карликовых политических ногах». Но, если в последнее время место экономического гиганта занял Китай, то восстановить свой политический имидж Японии все равно никак не удается. Попытки войти в состав постоянных членов Совета безопасности ООН, поддержанные огромными финансовыми вливаниями в страны Тихоокеанского региона, пока безуспешны, несмотря на обещанную помощь Соединенных Штатов. В последние годы ситуация усугубилась: экономическое могущество Токио не просто поставлено под вопрос, но уже успешно оспаривается Пекином, который при этом продолжает упрекать Японию за военные преступления, стремясь указать ей место во втором эшелоне стран Азии. Не отстает и Сеул. Бывший премьер-министр Южной Кореи Ли Хэ Чхан так сформулировал позицию этих стран в отношении Японии: «Мы не просим у японского правительства денег. У нас их достаточно. Правительство Кореи хочет от Японии правды, искренности и стремления способствовать развитию здоровых отношений между двумя странами» .
Подобная перегруппировка сил ставит под угрозу всю послевоенную японскую концепцию «мягкой силы» - основу «культурной дипломатии» , на которую возлагались огромные надежды в послевоенный период. Около полувека Токио пытался успокоить соседей, озабоченных ростом его экономической мощи, сосредоточивая усилия на таких проблемах, как изменение климата или соблюдение прав человека. Япония стала главным, после США, спонсором ООН. Ее взнос в бюджет этой международной организации достигает почти 20%. Япония очень долго готова была платить везде и за все, воздерживаясь от упоминания о существовании у нее вооруженных сил и сглаживая воспоминание о себе как о глобальном кошельке с помощью разнообразных культурных инициатив. Но едва ли не все усилия оказались потрачены впустую.
События трех последних лет показывают, что сегодня Токио вновь круто меняет курс своей внешней политики. Япония открыто признает существование у себя вооруженных сил. Она создает разведку, начинает активно участвовать в военных операциях с явным намерением в дальнейшем принимать участие в боевых действиях, одновременно прилагает усилия к тому, чтобы создать положительный образ Японии. Комплексы PR-мероприятий, предусмотренные новыми программами культурной дипломатии, довольно разнообразны, хотя некоторые из них уже шокировали мировое сообщество исключительно японским взглядом на проблему. Так, начавшаяся в 2007 г. кампания пропаганды истинно японской кухни во всем мире захлебнулась практически сразу. Мир так и не понял, почему он должен есть так, как едят японцы. Например, Лиссабон не требует, чтобы исконно японское блюдо тэмпура готовили по португальским рецептам, и Улан- Батор далек от мысли навязывания японской кухне исконно монгольских рецептов приготовления «Чингис-хана» . Европейцы, китайцы и корейцы хотели бы получать от японской стороны не кулинарные рецепты и не бессмысленные угрозы ввести лицензирование японских ресторанов, а новые возможности для неформального общения, хотя больше всего этого должна хотеть сама Япония. В целом Токио и сам не против этого направления моделирования своего имиджа в мире, но, по всей вероятности, пока не может сделать выбор между уникальным и глобализационным путем своей самопрезентации в мире. Страстное желание хотя бы поучаствовать в процессе глобализации не на последних ролях, если нет возможности его возглавить, бросает Японию то на один участок глобализационного фронта, то на другой, каждый раз по-разному объясняя заинтересованным странам новый образ Японии и ее роль в мире.
Приоритетным направлением такого разъяснения в Азии по-пре- жнему является Китай, отношения с которым Токио надеется поднять до уровня «стратегического диалога», делая упор на экономическое сотрудничество и важную роль Японии как азиатской державы. Единственный камень преткновения на этом пути - плохой имидж Японии в Китае, образ страны-агрессора, ведущей, по мнению КНР, двуличную политику (с одной стороны, уверения в бесконечной дружбе, с другой - почитание военных преступников и стремление увеличить свой военно-политический вес. Здесь японцы вынуждены прикладывать большие усилия для разъяснения уникальности своей культуры, включая одиозный для материковой Азии синто. Прагматичные китайцы благосклонно принимают эти усилия, не забывая констатировать: «Паломничество японских руководителей в храм Ясукуни одновременно наносит ущерб имиджу Японии в мире и ведет к изоляции японской дипломатии в Азии» . Каждый очередной поступательный виток «стратегического партнерства» Токио и Пекина неизбежно наталкивается на запланированное препятствие имиджевого характера, снова и снова заставляющее японцев унизительно кланяться, просить прощения за злодеяния прошлого и доказывать, что Япония - тоже азиатская держава, близко к сердцу принимающая проблемы и чаяния своих соседей на материке. Характерным примером таких взаимоотношений является обращение Токио к китайским властям в январе 2008 г. с просьбой хотя бы немного смягчить антияпонский тон экспозиции, посвященной очередной годовщине «нанкинской резни», чтобы окончательно не испортить имидж Японии.
Благодаря общей направленности внешней политики страны на союз с США и противостояние КНДР несколько лучше выглядит восприятие Японии в Республике Корея, и развитие экономических отношений обеих стран подстегивается этой общностью взглядов. Но и здесь устойчивый имидж страны-агрессора не дает японцам покоя: эксцессы, подобные акциям в пользу признания корейских женщин жертвами японского военного насилия, возникают снова и снова. Более того, катализированные в Китае процессы «пинания японцев» за преступления прошлого, находят отклик среди корейцев во всех странах. Так все в том же январе 2008 г. корейцы, проживающие в России, потребовали от Токио извинений и предоставления компенсаций за то, что около 15 тыс. их предков были насильно вывезены в 30-е годы прошлого века на Южный Сахалин для принудительных работ и оказания сексуальных услуг.
Интересно, что пути решения имиджевой проблемы, особенно остро стоящей в отношениях с Китаем, Япония также наиболее успешно апробирует на своем ближайшем соседе - Южной Корее. Именно отсюда началась экспансия современной японской масскультуры в мир. Здесь Япония на практике проверяет возможность поглощения своих новых культурных продуктов неяпонцами с тем, чтобы в дальнейшем предложить их всему миру. Ярчайший пример - пропаганда манга и анимэ - сугубо японских видов комиксов и мультипликации. Успешно завоевав корейский рынок и инициировав на нем мощную волну подражания путем продажи лицензий и обучения мастеров , Токио начинает продвижение этих продуктов из Сеула дальше на запад. Задача только одна, и она сформулирована руководителем основного имиджевого инструмента Японии - президентом Японского фонда Огура Кадзуо: «Не извлечение каких-то специфических выгод или интересов, а улучшение национального имиджа страны!» Официальное отрицание экономической составляющей, до сих пор никогда не звучавшее из уст японских чиновников крайне важно: страна уже оказалась в положении, когда важнейшим из направлений ее внешней политики стало создание своего позитивного имиджа.
Но если с Китаем, Кореей, другими азиатскими странами, пострадавшими от Японии в годы второй мировой войны и теперь требующих психологических контрибуций - особо бережного отношения к себе со стороны бывшего агрессора, положение более-менее ясно, то в аналогичном аспекте отношений с Европой и США все оказалось несколько более запутанным. Во второй половине XIX в., на первом этапе установления культурных отношений с этими регионами Япония еще позиционировала себя как уникальную азиатскую страну . Однако уже к началу XX в. японцы страстно захотели это положение изменить. Оставив в силе данную концепцию лишь для азиатских стран, где с ее помощью японские имиджмейкеры объясняли причины и свою роль в войне с Россией, они предпочитали преподносить себя остальному миру как «азиатских европейцев» . Лозунгом тех времен стало высказывание одного из японских «пиарщиков»: «Под нашей желтою кожей бьется белое сердце!». Сегодня, по прошествии более чем ста лет с начала имиджевой операции «Белое сердце» можно констатировать, что кое-каких успехов на этом пути японцам достичь удалось, но по сравнению с затраченными усилиями результаты крайне малы, чтобы не сказать ничтожны. Даже сам этот лозунг оказался подвержен критическому взгляду европейцев и американцев. Он превратился в отчасти скептическое, отчасти насмешливое выражение «Японцы как бананы - желтые снаружи, белые внутри», применимое лишь к тем поколениям японцев, которые родились в странах Америки или Европы, т. е. к гражданам этих стран японского или полуяпон- ского (смешаного) происхождения. «Натуральные», если так можно выразиться, японцы по-прежнему остаются «коварными азиатами» для американцев, «экономическими животными», в лучшем случае «инопланетянами» - для европейцев.
При этом американские японцы в отличие от американских китайцев не являются в массе своей хранителями национальной культуры, японского духа, носителями японского языка. Они быстро ассимилируются на Западе. Заметно их стремление сделать это как можно быстрее, чтобы не отличаться от остальных американцев, не акцентируя внимания на своем происхождении и национальных особенностях своей бывшей родины. Это стремление побыстрее избавиться от собственной уникальности вполне объяснимо и интернациональными настроениями страны переселенцев и непростой историей самих японцев в Америке, особенно в США, где им приходилось жить в японских гетто, подвергаться действию различных дискриминационных законов, а в период второй мировой войны стать олицетворением «образа врага на своей территории». В то же время это стремление не идет на пользу имиджу японцев, выставляя их в несколько униженном виде.
Наследием же войны, комплексом победителя, к тому же победителя белого - сильного, крупного, технически развитого и политически совершенного (американская демократия покончила с тоталитарным милитаристским режимом) можно объяснить и нынешнее пренебрежительное отношение американцев к японцам. Послевоенная история сотрудничества также не способствовала созданию в США того имиджа Японии, который бы последнюю устраивал. В самом деле, сначала США помогали экономическому возрождению этой страны, затем взяли ее под свою политическую и военную опеку, а она, нарастив в это время индустриальные мускулы, дождалась момента мирового экономического кризиса и внезапно ударила своими дешевыми тогда еще автомобилями и электроникой по своему же покровителю. Сегодня Токио, выступая важнейшим союзником и младшим партнером Вашингтона на Дальнем Востоке, проводит странную, по мнению западных стран, политику наращивания экономического веса, нежелания участвовать в военных конфликтах, стараясь откупиться от них экономической помощью, и одновременно не оставляет попыток превратиться в полноценную политическую державу, заняв постоянное место в Совете Безопасности ООН.
Десятилетиями острие культурной дипломатии Японии было направлено на создание положительного имиджа в США и Западной Европе в области культуры. Результатом этого стало лишь сдержаннонейтральное отношение к Японии как к стране и откровенно унизительное - к самим японцам. Учитывая, что именно кино и телевидение являются сегодня основными инструментами моделирования политического имиджа, становится понятно, почему у японских политиков, политологов и имиджмейкеров все большую озабоченность вызывает то, как они выглядят в глазах не только своих соседей, но и важнейших партнеров в области мировой политики. Образ японца в современном западном мире сформирован не Японским фондом, а Голливудом и французским кино. Это образ малорослого, богатого азиата, беспрестанно щелкающего затвором фотоаппарата, хихикающего по любому поводу и обладающего сомнительными сексуальными наклонностями. Даже японские политики высокого ранга («министр обороны» во французском фильме «Такси-2» или «японские премьеры» в американских блокбастерах) обладают все тем же комедийным набором качеств, выводящих зрителя на уровень ассоциаций «японец-клоун».
Фильмы о самураях и боевых искусствах ничего принципиального нового в этот образ не внесли, так как действующие там японцы четко делятся на две категории. Это - старые наставники (они же главари якудза, бизнесмены и т. д.) - мудрые, но тщедушные и, как правило, погибающие в ходе фильма, или молодые японцы (обычно самураи или гангстеры), несущие стереотипные черты героев, вырванных из жизненного контекста. В западной массовой культуре японец может стать лишь героем эпизодическим или второго плана. Такой редкий пример наделения японца всеми возможными положительными с точки зрения американца качествами, как герой Ватанабэ Кэна в фильме «Последний самурай», все равно соответствует указанным критериям. Даже внешне глава самурайского клана, прототипом которого стал коренастый и толстенький Сайго Такамори, разительно отличается от остальных японцев в этом фильме. Он обладает вполне американской атлетической фигурой, свободно говорит по-английски (как, впрочем, и кинематографический император Мэйдзи, которого больше всего интересуют подробности войн с индейцами) и вообще выглядит вполне благообразным - почти американским - другом для главного героя, которого играет Том Круз. Строго говоря, само название фильма «Последний самурай» не дает возможности западному зрителю четко понять, к кому оно относится. То ли это действительно японский самурай, то ли это герой-американец, который за несколько месяцев познает боевые японские искусства, постигает японскую философию и психологию, овладевает японским языком, незаметно опровергая тем самым привычный тезис о недоступности для европейского ума этих дисциплин.
Необходимо заметить, что при обсуждении проблемы своего негативного образа японцы уже не могут вырваться из порочного круга внутренней подчиненности настроениям «большого брата». Это объясняется и полной политической зависимостью Японии от США и неизбежностью следования законам политической имиджелогии, в соответствии с которыми моделирование имиджа государства не может быть однонаправленным при наличии ранее сформированных установок и ожиданий общества. Будучи продуктом коммуникации, политический имидж определяется не только носителем политического образа, в данном случае Японии, но и его реципиентами, которыми в настоящих обстоятельствах выступают западные страны. Он становится результатом интерсубъективного взаимодействия, совпадения на уровне массового сознания ожиданий аудитории и самопрезентации субъекта политического имиджа! 1.
Проще говоря, Япония уже не может построить свой новый образ «с чистого листа», так как в Европе и Америке существует ее старый имидж и вполне определенные ожидания в отношении образа Японии. К тому же для стран с развитыми демократическими системами характерно ожидание совпадения в базовых ценностях с теми государствами, которые пытаются позиционировать себя как «равные среди равных». К таким базовым ценностям относятся: свобода, подразумевающая индивидуализм и отсутствие внешнего принуждения; равенство, включая высокую общественную терпимость; большое значение религии; высокий общественный вес частной собственности, включая категории работы как личной ценности. Несложно заметить, что Япония (как, кстати говоря, и Россия) относится к числу стран, лишь частично разделяющих эти базовые ценности, а потому не может сегодня восприниматься Западом как равная среди равных, даже если ей самой очень этого хочется.
Отсюда и проистекают странные, на первый взгляд, тенденции в формировании японскими специалистами имиджа своей страны на Западе. Вынужденная искать компромисс между собственными глобализационными идеями, чаяниями Запада и реалиями Востока японская политическая мысль находит выход в создании максимально обезличенного и неамбициозного варианта - нового имиджа не Японии, но Японца, точнее говоря, в образе «Классного японца» - Cool Japanese, т. е. того варианта, который в соответствии с требованиями глобализации и изложенными выше условиями восприятия устроил бы всех и сразу .
Необходимо заметить, что поиски этого выхода были долгими и мучительными. Они стали примером уникального процесса трансформации национальной идеи в стратегию имиджмейкинга . Они основывались не только на констатации необходимости изменить современное восприятие Японии в мире. В стране изучали возможности сохранения японской национальной уникальности и, как обязательное условие, idea fix всей японской дипломатии - распространение и пропаганду этой идентичности во всем мире. Этим объясняется и весьма запутанное сочетание основных направлений развития японской культурной дипломатии - законодательно закрепленной политики государства в области создания имиджа Японии за рубежом с помощью государственных и негосударственных институтов. Один из таких институтов - Совет по содействию культурной дипломатии, руководимый профессором Аоки Тамоцу и тесно сотрудничающий с МИДом Японии и Японским фондом - формулирует эти направления следующим образом.
1. Популяризация анимэ как отправной точки для понимания японской культуры.
2. Концепция творческого обмена, приема иностранных деятелей искусств в Японии (не снабженная подробными разъяснениями эта концепция крайне расплывчата и непонятна. - А.К )
3. Отношение к миру с позиции гармонии (ва) и сосуществования (кёсэй) (заявлена как «особенно важная и безотлагательная», но так же, как и предыдущая, не разъяснена детально. - А.К.).
В «Целях японской культурной дипломатии» тот же совет сформулировал более подробные «Три основных принципа деятельности по развитию культурной дипломатии».
1. Создание образа «Классного японца» через кросскультурные коммуникации:
а) помощь в расширении процесса изучения японского языка за рубежом;
б) содействие в популяризации японской массовой и бытовой культуры, включая культуру еды и моду;
в) использование дипломатических миссий для популяризации японской культуры;
г) совершенствование процесса взаимодействия правительственных, неправительственных органов и СМИ в распространении информации о Японии;
д) использование официальных международных правительственных программ для активного представления за рубежом японской кухни и культуры.
2. Восприятие других культур для развития собственного культурного потенциала:
а) использование опыта США и Великобритании для увеличения числа иностранных студентов в Японии;
б) привлечение к процессу культурных обменов иностранных художников и спортсменов;
в) развитие индивидуальных обменов;
г) интенсификация интеллектуальных и академических обменов.
3. Содействие культурному обмену:
а) развитие диалога между японской и другими цивилизациями;
б) предложение Японией фундаментальных принципов международного сотрудничества;
в) развитие спортивных обменов и обменов в области японских воинских искусств .
Пожалуй, любому здравомыслящему человеку, ознакомившемуся с изложенными выше принципами, станет понятно, что Япония оказалась сегодня в весьма запутанном и щекотливом положении. Стремясь всеми силами не только включиться в процесс глобализации, но и возглавить его, она упирается в проблему создания нового глобализационного имиджа, учитывающего региональные различия в отношении к Японии и негативное наследие прошлого. Даже вполне мирный стержневой образ современной Японии, основанный на ее экономической мощи выступает в процессе моделирования ее имиджа не союзником, а противником.
Политическая зависимость от США и устойчивые стереотипы восприятия в Америке и Европе не дают возможности создания в корне нового образа, способного удовлетворить растущие политические амбиции. Вызванные этим противоречия пока что сводят суть моделирования принципиально нового имиджа к причудливому сочетанию расплывчатых формулировок, которые намекают на уникальность Японии, с попытками сделать образ японца более привлекательным. Стремясь преодолеть внутренние проблемы, связанные с завышенной индустриализацией массового сознания, Япония пытается найти пути интенсификации интеллектуальных и культурных обменов, но в то же время для простоты понимания своего образа предлагает «на вынос» все менее интеллектуальные модели восприятия.
Возможно, как это бывало уже не раз, Япония справится с поставленной задачей и найдет удовлетворяющее всех решение. Однако пока этого не произошло, для нас особенно интересно посмотреть на то, как сегодня ведет себя Япония в отношении создания своего нового имиджа в России.
Как известно, Россия и Япония - две страны, отношения между которыми в силу географических, исторических, культурных и политических причин характеризуются неизбежностью установления устойчивого и позитивного взаимодействия для дальнейшего мирового развития, и чрезвычайно высоким уровнем нерешенных проблем в достижении этой цели. История развития российско-японских отношений омрачена многочисленными военными конфликтами, в большинстве которых видимая победа оставалась за Россией, но при этом почти всегда мировое общественное мнение оказывалось на стороне Японии. При этом решение остающихся межгосударственных проблем, прежде всего территориальной, в немалой степени исключено также из-за негативно настроенного по отношению к России общественного мнения.
Одновременно в самой России Японии удалось добиться небывалого успеха в создании позитивного имиджа своей страны исключительно малыми средствами. В результате почти трехсотлетних имиджевых войн между Россией и Японией оказалось, что мы обладаем наибольшей площадью территории, на которую когда-либо претендовала Страна солнечного корня, но при этом вся наша повседневная жизнь проникнута Японией до самых корней. Мы покупаем телевизоры японского производства, ездим на японских автомобилях в японские рестораны, читаем японскую литературу, интересуемся японской модой, наши дети смотрят японские мультфильмы. Даже некогда популярное пиво «Клинское. Самурай» разливали на пивном заводе, расположенном на улице Героев Хасана. Этот феномен, получивший название «японский бум», безусловно, достоин хотя бы краткого рассмотрения.
Словари трактуют это понятие как «шумиха, сенсация, ажиотаж вокруг какого-то события или явления». Понятно, что при такой трактовке бум не может быть долгим, и это важно. Что же касается научного инструментария, с помощью которого можно охарактеризовать и оценить увлечение россиян Японией, то, отсутствовавший еще три- четыре года назад, сегодня он практически полностью разработан. Исследования на данную тему проводятся социологическими центрами и отдельными учеными регулярно, и даже эта регулярность может помочь разобраться во всплесках и спадах того самого бума.
Начать, вероятно, следует с четкого понимания того, что представляет собой имидж Японии в России. Имидж - это целенаправленно формируемый в массовом сознании эмоционально окрашенный образ, имеющий характер стереотипа. Важно заметить, что само это определение раскрывает отличие имиджа от образа, разница между которыми до сих пор разъяснялась довольно длинно и путано. Оно указывает на важную особенность имиджа - наличие стереотипов - простых и устойчивых в массовом сознании шаблонов, легко возникающих и четко ассоциируемых с теми или иными понятиями. В нашем случае это - японец - самурай или бизнесмен; японка - гейша или автомобиль с правым рулем, Япония - Страна восходящего солнца или Страна экономического чуда и т. д.
Для специалистов не является откровением и то, что популярность Японии в России, рост позитивной составляющей ее имиджа - дело минувших лет, завершившееся в 2003-2004 гг. Фестивалем японской культуры в Российской Федерации. Именно в тот период (1999-2004 гг.) и наблюдался у нас тот самый «японский бум», т. е. сенсационная сумятица, шумиха вокруг популярности японской культуры. Однако, как мы знаем, бум не может быть долгим, многолетним и, по нашему убеждению, он благополучно закончился не только в Москве, но и в регионах России, которые он застиг чуть позже, чем столицу. Чтобы убедиться в этом стоит внимательно оглядеться вокруг и обратиться к несложному анализу.
Существующий сегодня в нашей стране имидж Японии характеризуется набором большого числа многослойных и противоречивых компонентов и формируется одновременно, как извне - страной- модератором, так и изнутри - народом-потребителем.
Внешняя составляющая имиджа Японии в России в общем и целом характеризуется сегодня вполне позитивно. Можно сказать, что современный образ Японии экзогенного происхождения достаточно прост и понятен. Он имеет различные проявления и устойчивые символы - стереотипы, и «готов к потреблению» самыми разными слоями российского населения. В целом, этот идеализированный внешний компонент имиджа Японии практически полностью заменил в сознании широких масс россиян реальные знания об этой стране, что можно считать несомненным успехом японской культурной дипломатии.
В то же время имидж Японии в России довольно сильно стратифицирован в зависимости от географического и социального положения исследуемых аудиторий, их статуса в разрезе «город-деревня», а также возрастного ценза. Эту особенность практически не учитывают при оценке размаха и «заряженности» японского бума ни в Москве, ни в Токио. По крайней мере нам об этом неизвестно. Характерно, что последний раз подробное социологическое исследование, раскрывающее субъективные характеристики отношения россиян к Японии с учетом указанной стратификации проводилось в 2001 г. - как раз тогда, когда и поднимался тот самый бум. С тех пор, заказчиков подобных масштабных исследований не находилось. Ни Россия, ни Япония не считали необходимым заниматься этим вопросом, что само по себе говорит о сомнительности его «сенсационности». Зато была проведена масса менее широких, но значительно более глубоких и детальных исследований различных компонентов и источников имиджа Японии в России .
С некоторыми поправками даже данные исследования шестилетней давности вполне приемлемы и сегодня: наиболее позитивен образ Японии среди жителей больших городов европейской части России моложе 40 лет, имеющих, как минимум, среднее образование, относительно высокий уровень доходов. С учетом данного и дальнейших исследований можно сказать, что по-прежнему наименьшие симпатии к Японии испытывают жители Дальнего Востока (около 60% из них не готовы относиться с дружескими чувствами к ближайшему соседу), а также горожане старше 40 лет с невысоким уровнем доходов. Значительной части населения (около 30% россиян, большинство из которых - сельские жители центральной и западной России) Япония попросту безразлична (этот фактор, судя по всему, не учитывается совсем). При этом всем категориям населения свойственна потенциальная готовность к изменению существующего имиджа Японии (вплоть до полярной смены знака) в зависимости от смещения акцентов в формировании взглядов на эту страну на внутригосударственном уровне16.
Современность также дает любопытный материал для наблюдения за изменением политической «заряженности» респондентов. Так, если в 2001 г. большинство любителей Японии были сторонниками политики президента Путина, то теперь они никак не могут назвать себя японофилами. Их отношение к Японии изменилось автоматически - с изменением внешней политики, самоощущения России на мировой арене и, главное, с ростом уровня жизни. Мифологизация начинает уступать место более холодному, трезвому и расчетливому подходу. Существенно более жесткая позиция РФ в вопросе о мирном договоре перевела приверженцев Путина из стана япономанов в лагерь велико- державников, оставив в их любви к Японии лишь гастрономические воспоминания.
По данным ВЦИОМ за август 2007 г., с дружеским чувством Японию вспоминали лишь 38% населения России. Это разительно отличается от данных 2001 г., когда Японию любили около 70% россиян. Совершенно очевидно, что для все большей части населения нашей страны «вопрос о дальневосточном соседе» вообще становится откровенно маргинальным - Россия остывает к Японии, начиная воспринимать ее как обычную, «нормальную» страну.
Здесь необходимо отметить, что в силу исторических обстоятельств и особенностей российского менталитета, на приватном, можно даже сказать, на подсознательном уровне более ста лет существует иной - значительно менее положительный образ Японии. Он имеет эндогенное происхождение, сформирован в результате длительной военной конфронтации, отражает общеевропейское расовое неприятие «желтых» «белыми», усиленное растущим великодержавным, православным российским национализмом, и, потенциально, может иметь религиозную подпитку. В случае необходимости все эти установки могут легко «оживляться» модераторами и использоваться в «военно-имиджевых» интересах.
Таким образом, в России сегодня одновременно существуют два образа Японии, впервые возникшие более ста лет назад: «Живописная Япония» и «Желтая опасность». Они оба являются первичными и стержневыми, что отличает имидж Японии в нашей стране от других подобных схем, имеющих чаще всего упрощенное строение с одним стержневым образом. Однако этим дело не ограничивается: в соответствии с общим вектором развития Японии во второй половине XX в. существует и, по мере развития торгово-экономических отношений, усиливается еще один ее стержневой имидж - экономический (или брендовый): «Made in Japan». Он имеет глобальный характер и в случае с Россией не обладает адаптивными для государства-реципиента характеристиками, что может иметь как позитивные, так и негативные последствия для его развития.
В силу амбивалентности восприятия массовым сознанием стержневых образов Японии популярность этой страны обусловлена характерным для российской ментальности поиском идеального сочетания высокого уровня жизни и утраченной духовности и при необходимости может легко контролироваться властью. Российской особенностью является то, что ключевыми словами этой популярности являются «экзотичность» и «уникальность», а не «глобальность», «интернационализация» - фактор, как минимум, недооцененный в среде японских имиджмейкеров.
Кроме того, среди источников формирования современного имиджа Японии в России до сих пор важнейшую роль играет так называемая третья сила - косвенная имиджеформирующая информация об этой стране, получаемая в адаптированном виде от третьих стран. С учетом этого источники некоторых наиболее ярких внешних проявлений сегодняшней популярности Японии в России можно легко идентифицировать на основе популярных примеров следующим образом: Внешнее проявление японского бума Основной источник формирования Японская кухня Западная Европа и США («суши» и калифорнийские роллы с огурцом») Японская литература Моделирующие усилия японских имиджмейкеров и кросскультурных коммуникаторов двух сторон Боевые искусства Самоиндуктивная потребность россиян к обладанию «тайным знанием», делающим жизнь безопаснее и возвышающим духовно (дзэн- буддизм)
Таким образом, существующий сегодня образ Японии в России имеет все признаки перспективного имидж-продукта и высокий потенциал для развития. Однако имеется и ряд сложностей, способных резко изменить структуру имиджа Японии и его эмоциональную окраску.
В политическом плане к ним относится реальная опасность ухудшения имиджа Японии, связанная с неадекватной оценкой некоторыми политическими силами приоритетов России в мире и в Азиатско-тихо- океанском регионе, а также с ростом национализма, великодержавного шовинизма и ксенофобии. Вызов на поверхность сохраняющихся на уровне подсознания стереотипов негативного образа Японии - «Желтой опасности» способен быстро нейтрализовать имеющиеся положительные моменты в создании положительного образа этой страны. В случае необходимости элементы имиджа, сформированные под влиянием косвенных имиджеобразующих факторов, также легко могут изменить эмоциональную окраску или быть ассимилированы в соответствии с русской ментальностью. В случае с японскими ресторанами частные примеры такого рода уже известны: существуют сети заведений с оскорбительными для японцев названиями «Япона мама» и «Япошка». Однако, помимо этих - внутренних факторов, есть и внешние.
Сложные политические отношения между Россией и Японией и всплеск экономического сотрудничества привели к тому, что основное внимание японских имиджмейкеров переключилось сегодня на формирование в нашей стране вторичного стержневого образа - «Японского бренда». Некоторые события последних месяцев свидетельствуют о том, что в России также начинается - с многолетним опозданием - осуществление «наказов» Совета по содействию культурной дипломатии, речь о которых шла в первой части статьи. Однако особенности развития имиджа Японии в нашей стране японскими пиарщиками в расчет не принимаются. Представления о ней порой характеризуются сведениями 10-15-летней давности, маргинальностью положения России среди внешнеполитических интересов Японии, ошибочным субъективным имиджем Японии в России, существующим в Токио, неспособностью, нежеланием или невозможностью внимательно относиться к российскому рынку PR. Радость постоянно контролируемого японским минфином МИДа от наличия многочисленных бесплатных и платных сторонников - русских японофилов - мешает некоторым японским дипломатам заметить, что такое положение не может оставаться вечным. Удобно рапортовать, что в России все хорошо, несмотря на полное пренебрежение этой страной и финансирование в духе дзэнского аскетизма - на издание двух журналов и нескольких книг, но что дальше?
Важнейший фактор возникновения популярности Японии в России - «уникальность и экзотичность» - игнорируется в соответствии с глобальной политикой японской культурной дипломатии. Безусловно, по мере открытия в России японских заводов, по мере включения все большего числа россиян в общеевропейскую, общемировую жизнь (хотя бы путем туризма) Япония будет становиться все привычней, и интерес к ней будет остывать до общемирового градуса. Это - объективный процесс. Но, пытаясь поднять планку своего имиджа в мире, не обращая внимания на Россию, японцы неизбежно окажутся в ситуации неумелого жонглера, пытающегося ловить падающие кегли и подбрасывать только что поднятые. Подобные примеры уже есть. Одна из важных программ японского правительства - «Ёкосо Джапан» («Добро пожаловать в Японию!») - направлена на развитие туризма. Однако, если в том же 2001 г. Японию мечтали посетить около 11% респондентов, то сегодня такое желание испытывают лишь 4% россиян (для сравнения - самая вожделенная страна - Франция - набирает 19%). Иногда даже складывается впечатление, что японцам не просто безразлично - увеличится поток российских туристов или нет, но, скорее, даже хотелось бы, чтобы он уменьшился. С эмоциональной точки зрения их вполне можно понять, но на пользу ли такое отношение ее имиджу с точки зрения политики?
На первый взгляд, кажется, что «японский бум» в нашей стране развивается, будучи неподконтрольным ни российским властям, ни японским пиарщикам и вообще никому. Но это лишь иллюзия. Исторический опыт и анализ современной политической ситуации в стране показывает, что восприятие россиянами японцев, наоборот, слишком подконтрольно власти, политизировано, социальная пропасть между нашими странами слишком велика, а настроения с обеих сторон слишком напряжены, чтобы это восприятие могло долго оставаться нейтральным. В результате можно прогнозировать только дальнейшее падение имиджа Японии в России до «общемирового уровня» и даже ниже.
При этом, если в европейской части России японский бум, нахлынув, отступает по более-менее естественным причинам, то в Сибири его власть оказалась и вовсе кратковременной. Популярность Японии не в состоянии соперничать с популярностью мощного, поднимающегося и заинтересованного в создании своего позитивного имиджа Китая. Несколько в меньшей степени это характерно и для российского Дальнего Востока и без того, впрочем, достаточно прохладно относящегося к Японии. Если в частности создавшуюся ситуацию можно проиллюстрировать примером соотношения изучающих японский и китайский языки в сибирских университетах - 1 : 6 (в Москве 6:15, хотя в 2004 г., в период настоящего «японского бума» было 15:6), то на более глобальном уровне перспективы японского бума столь же не блестящи. Все те же опросы ВЦИОМ свидетельствуют: в то, что в ближайшие 10-15 лет Япония станет дружественным нам государством, верят лишь 7% россиян; в дружбу с Китаем верят втрое больше - 21%. При этом речь не идет о том, какое из этих государств «нам больший друг». Речь идет только об их перспективном имидже. Япония здесь явно проигрывает, и никаких признаков того, что она намерена взять реванш, нет.
Сегодня создается впечатление, что Япония пока не только не знает, на какое место в «Парке мира» определить ближайшего соседа - Россию, но и где, собственно, находится она сама - страна, пытающаяся уйти из Азии, сохранив гармонию и сосуществование (Ва и Кёсэй).