<< Пред.           стр. 5 (из 19)           След. >>

Список литературы по разделу

 жения головы, которые мы получаем на основании импульсов от полукружных каналов и области третьего желудочка.
 Само собою разумеется, что эти ощущения положения головы и прочих частей тела, воспринимаемые при посредстве органов равновесия, лежат, между прочим, и в основе того чувства, которое мы называем чувством равновесия тела. С этой стороны Гольц, признававший в полукружных каналах чувствительные органы для равновесия головы и косвенным образом всего тела, без сомнения, был весьма близок к истине.
 Допустив, что периферические органы равновесия служат нам прежде всего источником особых ощущений положения головы и тела вообще, мы вместе с тем должны'принять, что при посредстве тех же самых органов мы определяем и перемену этого положения, т. е. движение тела. Дело в том, что при всяком движении тела в наших органах равновесия должен возникать последовательный ряд импульсов, на основании которых создаются ощущения положения тела в различные промежутки времени. Это и дает нам возможность иметь представление о движении нашего тела.
 Совершенно подобно тому, как наша сетчатка, будучи приспособлена для восприятия зрительных впечатлений, в состоянии определять не только положение окружающих предметов, но и движение их, так точно и наши органы равновесия, приспособленные для восприятия ощущений положения головы и прочих частей тела, в состоянии определять также и движение последнего, а равно и скорость этого движения.
 Необходимо, впрочем, иметь в виду, что наша способность определять скорость движения тела представляется, вообще говоря, довольно ограниченною. Мах доказал своими опытами, что мы в действительности не способны определять постоянную скорость движения тела, а замечаем только ускорение этого движения. Следовательно, только колебания в скорости движения тела могут служить источником ощущений, по которым мы определяем направление этого движения1. Крайне медленное ускорение движения, повидимому, мы также не в состоянии определить с точностью; при более же быстром движении, в особенности при известной его форме, именно при вращении вокруг оси, мы начинаем испытывать головокружение, выражающееся ложным ощущением движения нашего тела.
 1 "Путешествуя по железной дороге, - говорит Мах, - мы ощущаем только маленькие сотрясения, которые вызывают замедления или ускорения в движении нашего тела; но так как средняя скорость их остается неизменною при движении поезда вперед или назад, то эти сотрясения друг друга уравновешивают. И действительно, с закрытыми глазами мы можем легко представить себе то или другое движение поезда и даже без труда перейти от одного представления к другому. Последнее становится невозможным, когда поезд только что начинает двигаться или когда замедляет свой ход перед остановкой; в этом случае ускорение ие равно нулю и имеет определеннее направление.^ (Mach, 1/с, р. 23).
 14Я
 
 Таким образом, органы равновесия не могут считаться приспособленными к восприятию ощущений движения тела; они лишь воспринимают ускорение этого движения, а не самое движение, и лишь этим путем дают нам возможность определять направление движения.
 То обстоятельство, что разрушение или угнетение функции того или другого органа равновесия на одной стороне, как мы видели, сопровождается ложным ощущением движения тела, еще ничуть не говорит в пользу гипотезы Маха. Дело в том, что органы равновесия, как уже я выяснил, при нормальных условиях находятся в непрерывно деятельном состоянии; при этом обычное покойное положение тела, например, вертикальное, предполагает почти одинаковые или тождественные ощущения от органов равновесия той и другой стороны. Всякая же перемена покойного положения вперед или назад, вправо или влево, а тем более вращение тела вокруг оси сопровождается уже усилением центростремительных импульсов в органах одной стороны и ослаблением их в органах другой стороны.
 При одностороннем разрушении и вообще при угнетении функции одного из органов равновесия мы должны предполагать подобные же отношения: вместе с прекращением возникающих •в этом органе ощущений импульсы, посылаемые к центрам от органов равновесия другой стороны, не будут в достаточной мере уравновешиваться импульсами от неповрежденных органов равновесия на стороне разрушения, вследствие чего в этом случае должна произойти дисгармония в ощущениях, исходящих от органов равновесия той и другой стороны, совершенно такого же рода, как и при быстром движении в сторону и в особенности при вращении тела вокруг оси у здоровых животных.
 Подобная же дисгармония в ощущениях должна произойти и при неполных двусторонних разрушениях одного из органов равновесия (перерезка передней или задней пары каналов, разрушение передней или задней стенки третьего желудочка и пр.). Естественно поэтому, что как одностороннее разрушение или вообще угнетение функции органов равновесия, так и двустороннее, но ограниченное их повреждение должны сопровождаться не чувством ненормального положения тела, а ложным ощущением движения, иначе говоря, ощущением непрерывной перемены положения тела. Напротив того, в случаях двусторонних и значительных разрушений органов равновесия мы должны предполагать более или менее полную утрату чувства положения головы и тела вообще. Таким образом, весь анализ фактов приводит нас к выводу, что такназываемыеперифе-рическиеорганы равновесия, являющиеся приводам имозжечк а, помимо их рефлектор-
 144
 
 ной функции, служат органами, восприн и мающими ощущения положения тела.
 В пользу такой роли органов равновесия говорит, безусловно, и анализ явлений, наблюдаемых при головокружении, развивающемся как под влиянием вращения тела вокруг оси, так и при гальванизации в области затылочной части головы.
 Мы уже видели выше, что явления головокружения в этих случаях зависят от нарушения функции органов равновесия. Мы выяснили, кроме того, что основное ощущение, возникающее под влиянием этого нарушения функции органов равновесия, именно субъективное чувство движения тела в известном направлении, переносится нами на внешний мир или объективируется, вследствие чего происходит кажущееся движение в противоположном направлении тех из окружающих предметов, которые мы видим, осязаем и звуки которых мы слышим; при этом само восприятие внешних впечатлений (зрительных, осязательных и слуховых) не страдает в значительной степени, за исключением только случаев сильного головокружения.
 Но что же такое в действительности это кажущееся движение предметов окружающего мира, • как не постоянное нарушение проицирования наших специальных ощущений? Не значит ли это явление то, что мы в состоянии еще воспринимать внешние впечатления, которые возбуждают в нас зрительные, слуховые и осязательные ощущения, но что проекция этих ощущений представляется нарушенною? Иначе говоря, при головокружении вместо того, чтобы относить наши зрительные, слуховые и осязательные ощущения или образы в том направлении, в каком располагаются воспринимаемые нами объекты внешнего мира, мы относим эти ощущения в другие точки пространства, причем проекция их не представляется уже устойчивой, а как бы постоянно нарушается в известном направлении.
 Так как все вообще органы равновесия функционируют одновременно, причем получаемые нами ощущения положения тела являются результатом их совместной деятельности, то естественно, что даже в том случае, когда мы имеем дело с поражением одного лишь органа равновесия (например, одних полукружных каналов), головокружение всегда является в виде нарушения проекции всех вообще пространственных ощущений (зрительных, слуховых и осязательных). С разрушением или поражением одного из этих органов, как было выяснено, нарушается гармония в доходящих до сознания импульсах, исходящих из органов равновесия, результатом чего, с одной стороны, являются рефлекторные движения, с другой - в нашем сознании возникает постоянное нарушение чувства положения тела и проекции наших ощущений в пространстве. Эти расстройства со временем, однако, могут выровняться благодаря тому, что неповрежденные органы равновесия принимают на себя функцию утраченного или поврежденного органа. В таком
 10 В. М. Бехтерев
 145
 
 случае как двигательные расстройства, так и субъективные явления головокружения постепенно исчезают. Это и объясняет нам, почему в случаях старых поражений мозжечка и полукружных каналов головокружение иногда совершенно отсутствует.
 Таким образом, в головокружении, зависящем от нарушения функции органов равновесия, мы встречаем самый поразительный пример восприятия наших ощущений, получаемых при посредстве специальных органов внешних чувств (зрения, слуха и осязания), с нарушением того именно процесса, который понимается под названием проекции ощущений и который лежит в основании всех наших пространственных представлений.
 Но раз существует возможность изолированного нарушения проекции наших ощущений при нарушении функции органов равновесия, то очевидно, что процесс проицирования ощущений никак нельзя ставить в исключительную зависимость от функции специальных органов, которые служат для восприятия внешних впечатлений.
 Проекция ощущений наружу, по нашему мнению, должна зависеть главнейшим образом отфункцииособых органов нервной системы, называем ыхнамиорганамиравно-в е с и я.
 Это заключение само по себе представляет только неизбежный вывод из наблюдаемых фактов. Как на основании двигательного или чувствительного паралича, являющегося результатом повреждения определенных частей мозга, мы заключаем об отношении этих частей к функции движения или чувствительности, так и на основании нарушения в проекции ощущений при головокружении, составляющем последствие нарушения функции органов равновесия, мы заключаем, что эти последние органы играют выдающуюся роль в процессе отнесения наружу наших специальных ощущений.
 Значение органов равновесия в отношении проицирования зрительных ощущений, между прочим, прекрасно выясняется на слепорожденных, подвергнутых операции. Известно, что такие лица уже с первых моментов после операции относят свои зрительные образы наружу или объективируют их, хотя и очень несовершенно, определяют форму, размеры и расстояние видимых ими предметов. Так как в этом случае воспри'ятию зрительных объектов не предшествовало никакого опыта со стороны органа зрения, то, очевидно, это обстоятельство говорит в пользу того, что в нашем организме должны существовать особые условия, благодаря которым сознание тотчас же убеждается, что дело идет о восприятии, источник которого находится вне нас. Эти-то особые условия и даны в ощущениях положения нашего тела, воспринимаемых органами равновесия.
 Мы не говорили до сих пор о теоретических воззрениях Циона, близко относящихся к предмету нашего исследования,
 146
 
 только потому, что находили удобнее обсудить их вслед за указанными теориями.
 Упомянутый автор в последней своей работе о полукружных каналах1 впервые довольно подробно изложил гипотезу об отношении этих органов к образованию наших представлений о пространстве. Он сам формулировал выводы этой части своей работы следующим образом: "полукружные каналы суть периферические органы пространственного чувства, т. е. ощущения, вызываемые раздражением нервных окончаний в ампулах, служат для образования наших понятий о трех измерениях пространства. Ощущения каждого каналасоответствуют одному из этих измерений. Помощью этих ощущений в нашем сознании образуется представление идеал ь-ногопространства, на котороепереносятся как все ощущения о расположении предметов в пространстве, доставляемые нам другимиорганами чувств, так и ощущения о положении нашего тела в пространств е".
 Факты, на которых основывалась эта попытка объяснить образование наших представлений о пространстве, далеко не многочисленны и притом наиболее существенные из них, по моему мнению, не имеют того значения, которое приписывает им сам автор. Главнейшие основания, на которых покоится гипотеза Циона, им самим были выражены в следующих словах: "Раз несомненно, с одной стороны, что наши представления зависят прежде всего от бессознательных иннервационных ощущений или ощущений сокращения глазных мышц, с другой стороны,-* что каждое, даже минимальное, возбуждение полукружных каналов вызывает сокращение и иннервацию этих же мышц, то очевидно, что нервные центры, в которых оканчиваются нервные волокна, разветвляющиеся в полукружных каналах, должны со1 стоятьвинтимной связисглазодвигатель-ным центром, и что, следовательно, их возбуждение должно оказывать преобладающее влияние на образование наших пред-ставленийопространстве".
 Хотя сам Цион, признавая это положение простым выра-1 жением фактов, считает его безупречным, тем не менее от внимательного читателя не может, однако, ускользнуть то обстоятельство, что если первая часть этого вывода, относящаяся до связи центральных окончаний нервных волокон, принадлежащих полукружным каналам, с глазодвигательным центром, в действительности не может подлежать сомнению,
 1 Ц и о и, These pour le doctorat, Paris, 1878; Воеино-медицинский журнал,- 1879.
 10*
 147
 
 то далеко нельзя сказать того же о второй части вывода. Трудно, в самом деле, понять, каким образом на основании связи центров для полукружных каналов с глазодвигательными нервами можно выводить заключение о влиянии каналов на образование представлений о пространстве.
 Быть может, вследствие неубедительности представленных Ционом доводов в пользу своего взгляда или по каким-либо другим причинам его гипотеза не только не получила широкого распространения, но и упоминается только немногими из авторов, писавших о полукружных каналах позднее Циона.
 Действительно, уже в основании своем эта гипотеза имеет одну слабую сторону, на которую я намерен здесь указать. Допуская прирожденную нам организацию для возникновения идеи о пространстве, гипотеза Циона в сущности вовсе не выясняет нам, каким образом полукружные каналы служат для восприятия пространства и создания пространственных представлений. Цион, правда, говорит в одном месте, что ощущения каждого канала соответствуют одному из трех измерений пространства; но какие это ощущения по существу и в каком отношении они соответствуют одному из трех измерений пространства -на это мы не находим ясного ответа.
 С другой стороны, мы встречаем у Циона указание, что полукружные каналы представляют собою "специальный орган пространственного ощущения". По его воззрению, трудности, с которыми сталкиваются эмпирические и нативистические теории об образовании наших представлений о пространстве, "совершенно исчезают, если допустить существование органа чувств, специально предназначенного для того, чтобы доставлять ощущения, служащиепрямодля образов ания понятия о пространстве с тремя измерениям и". Подобный орган Цион и видит в системе полукружных каналов. Несколько ниже автор говорит: "Мы можем очень хорошо понять, каким образом рядволокон, расположенных в направлении трех измерений, дает нам при возбуждении ряд бессознательных ощущений о пространстве, имеющем подобные измерения". Однако вряд ли кто может согласиться с этими заключениями автора. Легко решить вековую задачу, сказав, что мы имеем "специальный орган пространственного ощущения", благодаря которому "в нашем сознании образуется представление идеального пространства", на которое переносятся все наши ощущения, но такой способ понимания весьма трудно помирить с нашими общими воззрениями об отправлениях нервной системы. Если бы мы, например, могли еще представить себе, что и другие органы чувств с самого уже начала дают в нашем сознании нечто готовое "идеальное", с чем бы только сравнивались остальные ощущения, то выше указан,-
 148
 
 ный взгляд еще мог бы иметь какую-нибудь почву под собою, а так как подобных органов мы не знаем, то самая сущность гипотезы Циона противоречит основным понятиям об отправлениях нервных центров вообще.
 Помимо того, против гипотезы Циона может быть выставлено и множество других возражений. Если, в самом деле, в полукружных каналах мы обладаем органом пространственного чувства, при посредстве которого создается в нашем представлении идеальное пространство, на которое только переносятся ощущения, получаемые нами от органов внешних чувств, то как можно объяснить себе то обстоятельство, что одни ощущения мы локализируем во внешнем пространстве, другие же -нет?
 Наконец, с чисто физиологической стороны гипотеза Циона не выдерживает критики уже потому, что в настоящее время мы знаем еще и другие органы, по функции совершенно сходные с полукружными каналами.
 Высказывая эти замечания по поводу гипотезы Циона, мы, однако, ни на одну минуту не сомневаемся, что органы равновесия, действительно, играют известную роль в отношении образования наших представлений о пространстве, но роль их в этом отношении мы понимаем совершенно иначе. Прежде всего органы равновесия играют несомненную роль в том процессе, который может быть назван проекцией наших ощущений наружу и который лежит в основе всякого пространственного восприятия. В последнем, на наш взгляд, должно различать два процесса: а) проекцию ощущений наружу и б) локализацию их в окружающем пространстве. Первый процесс есть основной, так как на основании его впервые и создаются представления о "я", как субъекта, и "не я", или объекте, иначе говоря представления о внутреннем и внешнем мире. Без этого первоначального различения немыслима была бы и локализация ощущений в пространстве.
 Объяснить закон проекции - значит объяснить первоначальное восприятие пространства. Большинство теорий локализации ощущений в пространстве предполагает проекцию ощущений как данную нам, между тем с нее собственно и следовало бы начинать исследование. В самом деле: почему мы воспринимаем ощущения в виде внешних образов, т. е. образов, относимых нами наружу, во внешний мир, а не в виде внутренних состояний, каковы, например, чувствования? Когда мы разрешим этот вопрос, то сделаем тем самым первый и существенный шаг в объяснении локализирования наших ощущений.
 Проще всего, конечно, изучать явление на проекции предметов, доступных нашей руке. Представим себе, что мы осязаем данный предмет. Почему он кажется нам прикасающимся снаружи? Потому что, изменяя положение руки, мы изменяем и самое ощущение; мы отнимаем руку - оно исчезает, приближаем, и оно вновь является. Ясно, следовательно, что предмет
 149
 
 ощущения лежит вне нас. Следовательно, мы делаем здесь заключение, но это заключение возможно лишь благодаря ощущению положения своей руки. Подобную же роль должны играть и органы равновесия, дающие нам ощущения положения головы и тела. Очевидно, прежде чем относить ощущения наружу, мы должны иметь ощущение положения собственного тела. Без таких ощущений немыслимо и отнесение ощущений кнаружи от нас.
 Но мы уже видели, что мы ощущаем с точностью положение своего тела при посредстве органов равновесия. Очевидно, таким образом, что, благодаря деятельности этих органов, мы и относим или проицируем наши ощущения наружу.
 Так как органы равновесия даны нам от природы, то отсюда ясно, что закон проекций ощущений имеет для себя готовую органическую основу. С другой стороны, представляется более чем очевидным, что если мы имеем специальые органы, функция которых столь тесно связана с проекцией ощущений наружу, то эти же органы должны играть видную роль и в образовании наших представлений об окружающем пространстве.
 Постоянно возбуждаясь при всех обыкновенных условиях и функционируя в общей гармонии друг с другом, органы равновесия, как мы видели, доводят до сознания в каждый данный момент ощущения положения головы и тела. Эти ощущения меняются с каждым перемещением нашего тела, благодаря чему это перемещение и воспринимается нами как таковое. Следовательно, благодаря нашим органам равновесия, мы непосредственно чувствуем, что мы двигаемся где-то, а это самое и служит нам первым шагом к образованию представлений об окружающем нас пространстве. Таким образом, с помощью непосредственно воспринимаемых нами ощущений положений головы и тела мы и с о-здаем понятие об окружающем нас пространстве с тремя измерениями, которое, согласно мнению Канта, является "необходимым предположением" и от которого сознание наше даже не может отрешиться ни на одну минуту.
 В этом отношении черепные органы равновесия (полукружные каналы и область третьего желудочка) разделяют свою роль с тем сложным чувством, которое дает нам возможность отделять положение своих членов и которое, как мы видели, по всей вероятности, также должно быть сведено на функцию особых нервных аппаратов, которые мы называем кожно-мышечными органами равновесия. В самом деле: двигая своими членами вправо и влево, вверх и вниз, взад и вперед и получая каждый раз ощущения о положении своих членов, мы одинаковым образом убеждаемся, что вне нас имеется пространство, в котором движутся наши члены.
 150
 
 Трудно сказать, ощущения ли положения головы и тела, воспринимаемые нами главным образом при посредстве черепных органов равновесия, или же чувство положения членов играют более важную роль в отношении создания наших представлений о пространстве. Можно лишь сказать, что от первых органов мы получаем более интенсивные ощущения в том случае, когда наше тело испытывает массовое перемещение (например, при ходьбе), тогда как чувство положения членов дает нам особенно резкие ощущения при перемещении последних (например, при движениях рук. ног1. В известных случаях, как, например, при пассивном массовом передвижении тела, мы получаем ощущения перемещения тела только от черепных органов равновесия, но, с другой стороны, имеются также случаи, где мы получаем ощущения перемещения частей своего тела исключительно с помощью чувства положения членов, как, например, при простом передвижении глазных осей, при перемещении кисти или пальцев руки.
 Очевидно, таким образом, что черепные органы равновесия и кожн о-м ышечные органы в отношении восприятия ощущений положения тела него членов взаимно до-полняютдругдругаислужатводинаковой мере к созданию наших представлений о пространстве.
 В этом-то пространстве, т. е. в пространстве, созданном ощущениями положения тела и его членов, мы. и локализируем наши специальные ощущения, причем более точное размещение в пространстве зависит главным образом от соответствующих приспособлений в органах чувств и воспитания последних согласно учению эмпирической теории.
 В чем же причина того, что наши ощущения мы неизбежным образом располагаем в пространстве по трем измерениям?
 Когда общее представление пространства уже создалось на основании получаемых нами ощущений положения тела и его членов, то необходимость расположения в трех измерениях пространства наших специальных ощущений, получаемых нами от органов чувств, обусловливается уже тем, что вместе с перемещением нашего тела или его органов, следовательно, вместе с изменением ощущений нашего положения изменяется каждый раз и положение воспринимаемого впечатления в отношении соответствующего органа, а вместе с этим, следовательно, оно должно сопровождаться уже иными "местными знаками". Отсюда неизбежно устанавливается известное соотношение между ощущением положения нашего тела и его членов и определенным изменением местных знаков в ощущениях, воспринимаемых органами внешних чувств, а это в свою очередь дает сознанию ясное указание о направлении источника внешнего раздражения по отношению к нам самим. Следовательно, в соотношении между ощущениями положен ия с о б-
 Г5Г
 
 ственноготелаиегочленовиместнымиз на-ками в ощущениях и заключается причина того, почему мы располагаем свои ощущения по трем измерениям пространства.
 Мы знаем, однако, что наши ощущения не только размещаются нами в окружающем пространстве по трем измерениям, т. е. относятся во внешний мир по тому или иному направлению, но некоторые из ощущений, как, например, зрительные и осязательные, мы локализируем также в известных пунктах окружающего нас пространства и можем в то же время определить с известной точностью как расстояния внешних предметов от нас самих, так и размеры этих предметов.
 В этой части пространственного восприятия, кроме местных знаков, наиболее деятельную роль играет прежде всего чувство положения членов; но, очевидно, также и черепные органы равновесия принимают здесь некоторое участие.
 Перемещаясь в пространстве и протягивая руку к окружающим предметам, мы получаем возможность на основании воспринятых нами ощущений определить расстояние того или другого из предметов до нас самих, следовательно, можем локализировать его в известной части окружающего пространства. С другой стороны, на основании ощущений о положении глаз в орбитах, дающих нам понятие о степени сведения глазных осей, и на основании напряжения аккомодации мы можем локализировать предметы в известном расстоянии от нас самих и не приближаясь к ним.
 Но, как известно, и при неподвижном положении нашего тела и наших глазных осей мы до известной степени оцениваем относительное положение прикасающихся к нам и видимых нами предметов по тем местным знакам в соответствующих ощущениях, значение которых так прекрасно оценил Гельмгольц. Эти местные знаки играют, очевидно, также известную роль и в определении размеров окружающих предметов, в чем, впрочем, немаловажное значение должно принадлежать также чувству положения членов (обхватывание предметов, перемещение глазных осей на различные части предмета и т. п.), а также ощущениям положения головы и тела, воспринимаемым при посредстве черепных органов равновесия (перемещение головы и туловища при осматривании и прикосновении к различным частям предметов). Утрата чувства положения членов в пространстве лишает нас не только возможности оценивать размеры схватываемых нами предметов, но и возможности оценивать расстояние от нас и относительное положение по отношению к нам тех предметов, до которых мы касаемся. Точно так же и утрата того или другого из черепных органов равновесия лишает нас не только ощущения прочности нашего положения, но, как мы видели, сопровождается также нарушением проекции наших ощущений в пространстве, выражающемся сильным головокружением.
 152'
 
 Когда последнее достигает наибольшей степени развития, то мы временно утрачиваем даже способность объективировать наши ощущения, появляется потемнение в глазах и дело может дойти до помрачения сознания.
 Таким образом, ощущения, получаемые нами от черепных органов равновесия, кожно-мышечные ощущения, в основе чувства положения членов, и местные различия в ощущениях, получаемые при раздражении различных частей того или другого из органовчувств, илитак называемые местные знаки, суть главнейшие виновники нашего пространственного восприятия.
 Справедливость этого заключения, между прочим, выясняется и из того, что все те ощущения, как, например, центральные чувства, которые по самому характеру своему не вступают в постоянное соотношение с ощущениями положения тела и его членоч и в то же время лишены местных знаков, не могут быть относимы к внешнему пространству. Они суть вполне субъективные ощущения, лишенные всякой локализации даже и в нас самих, если не считать за таковую локализирование в определенных частях тела их периферических соощущений (чувство сжатия и стеснения в сердечной области при тоске и т. п.).
 Уже в начале работы мы обращали внимание, между прочим, на близкое отношение периферических органов равновесия к высшим органам чувств (полукружных каналов - к органу слуха, области третьего желудочка - к органу зрения, кожно-мышечных органов - к чувству прикосновения и давления), что говорит с вероятностью в пользу функциональной связи между теми и другими. Существование такой связи выясняется в особенности из того обстоятельства, что впечатления, воспринимаемые тремя высшими органами внешних чувств, resp. зрительные, слуховые и осязательные импульсы, нередко оказывают прямое влияние на функцию равновесия. Последний факт в свою очередь может быть объяснен или путем непосредственной передачи упомянутых импульсов к соответствующим органам равновесия, или одновременным раздражением этих органов. В том и другом случае наши впечатления, служа, так сказать, внешними раздражителями органов равновесия, в свою очередь должны возбуждать в последних соответствующие ощущения.
 Возможно и даже вероятно, что и эти ощущения, возбуждаемые при посредстве внешних раздражений органов равновесия, не остаются без значения в отношении локализации соответствующих им специальных ощущений, но во всяком случае вопрос этот нуждается еще в специальном исследовании.
 
 О ТАК НАЗЫВАЕМОМ СУДОРОЖНОМ ЦЕНТРЕ
 И О ЦЕНТРЕ ПЕРЕДВИЖЕНИЯ ТЕЛА
 НА УРОВНЕ ВАРОЛИЕВА МОСТА
 Как известно, до настоящего времени большинством авторов признается существование особого "судорожного" пентра на уровне варолиева моста, которому.приписывают появление судорог при усиленной венозности крови (как, например, при задушении), под влиянием внезапной анемии тела (например, при быстрой перевязке обеих сонных и подключичных артерий, а также при обширных кровотечениях), наконец, при быстром венозном застое (например, вследствие перевязки выходящих из головы вен). Принимают обыкновенно, что этот же судорожный центр приходит в возбуждение при действии некоторых ядов, например, сердечных, а также при действии никотина, пикротоксина и пр. В пользу существования этого центра приводили также тот факт, что непосредственное раздражение продолговатого мозга химическими реагентами, электричеством и механическим путем вызывает общие судорожные явления. Возбуждению этого же центра приписывалось и развитие общих судорог в приступе падучей.
 Учение о "судорожном" центре на уровне варолиева моста получило особенное развитие со времени исследования Нотна-геля, который в своих опытах над кроликами убедился, что путем вкола в область варолиева моста удается вызвать настоящий падучевидный приступ. При своих исследованиях этот автор пытался определить также границы описываемого им "судорожного" центра на уровне варолиева моста. По этим исследованиям, судорожный центр помещается в области дна четвертого желудочка над ala cinerea и простирается вверх до четверохолмия; внутреннюю его границу составляют eminentia teres; наружная определяется труднее, но она не заходит за locus cinereus и tub. acusticum.
 В прежнее время, когда мы еще не имели прочных и вполне доказательных сведений о важном участии двигательной области мозговой коры в развитии судорог в течение падучного приступа, естественно было относить развитие этих судорог на счет возбуждения своеобразного "судорожного" центра, значение кото-
 154
 
 рого в организме, помимо участия в развитии падучевидных судорог, представлялось совершенно загадочным. В новейшее же время с выяснением важной роли двигательных областей мозговой коры в развитии падучевидных судорог возникает, естественно, вопрос, как должно смотреть на те падучевидные судороги, которые развиваются при раздражении судорожного центра?
 Уже многие авторы, признававшие особо важное значение двигательных областей мозговой коры в развитии падучевидных судорог, выражали сомнение в том, что судороги, наблюдаемые при раздражении основных частей мозга, а следовательно, и области так называемого судорожного центра, имеют действительно падучевидный характер. Наблюдения над кроликами представлялись, между прочим, недостаточными потому, что у этих животных будто бы не удается вызвать даже и с мозговой коры типичного падучного приступа. Исследования же, производимые с этой целью на собаках, у которых производилось непосредственное раздражение области продолговатого мозга, как будто говорили в пользу упомянутого сомнения, так как вышеуказанным путем у них вызывались лишь общие тонические судороги, прекращавшиеся тотчас же вслед за прекращением раздражения. Эти данные, таким образом, как бы разрешали вопрос в том смысле, что раздражение судорожного центра само по себе не может дать настоящего падучного приступа. При этом существование самого судорожного центра не подвергалось сомнению, а исключалось лишь его участие в развитии судорог, наблюдаемых в течение падучного приступа.
 Исследования, произведенные в заведываемой мною лаборатории первоначально доктором Сущинским, а затем доктором Вырубовым, которым они, собственно, и были доведены до конца, разъясняют самый вопрос по существу. Эти исследования подтверждают вполне тот факт, что путем вкола иглы в область варолиева моста у кролика вызывается настоящий падучевидный приступ. По описанию доктора Вырубова, вслед за указанным вколом у кролика тотчас же развивается приступ общих судорог, выражающихся первоначально резким спинным столбняком (opisthotonus) и тоническим вытяжением мышц конечностей, после чего развиваются клонические судороги, распространяющиеся на мышцы большей части тела. При этом глазные яблоки стоят неподвижно, роговица становится нечувствительной, зрачки расширяются и не реагируют на свет. Вместе с этим потухают совершенно или по крайней мере резко понижаются и другие рефлексы, как, например, коленные, которые, согласно ранее сделанным Говерсом и мною наблюдениям, а также наблюдениям доктора Васильева (из моей клиники), совершенно прекращаются или резко понижаются непосредственно вслед за падуч-ными приступами. Словом, у кроликов после вкола в варолисв мост существовали налицо все характерные признаки падучного
 155
 
 приступа, и есть полное основание думать, что и сознание при этом утрачивалось; в пользу этого говорит то обстоятельство, что при вышеуказанных приступах выражение лица животного становилось как бы безжизненным, маскообразным.
 Таким образом, не подлежит сомнению, что у кроликов механическим раздражением области варолисва моста удается вызвать настоящий падучевидныи приступ, ничем по существу не отличающийся от обыкновенного падучного приступа.
 Неоднократно присутствуя при опытах, производимых докторами Сущинским и Вырубовым, я могу с положительностью утверждать, что вызванные вышеуказанным образом судорожные приступы совершенно аналогичны по своим проявлениям и течению падучным приступам, вызванным у тех же животных иным образом, например, раздражением мозговой коры, с помощью которого, вопреки утверждению некоторых авторов, а у кроликов, подобно другим животным, могут быть вызваны настоящие падучные приступы. Но если даже иметь в виду сравнение вызванных у кролика вколом в область варолиева моста судорожных приступов с падучными приступами, например, собаки, то и в таком случае нельзя провести существенного различия между теми и другими приступами.
 Надо, впрочем, заметить, что и у собак, у которых простой вкол в варолиев мост обычно не дает падучного приступа, электрическим раздражением области варолиева моста, произведенным путем вкола в него нескольких игл и соединения их с электродами от катушки Дюбуа-Реймона, доктору Вырубову удавалось вызывать настоящие падучные приступы. Ясно, следовательно, что нельзя более говорить о том, что путем раздражения варолиева моста у собак не могут быть вызваны падучные приступы, как это утверждали некоторые авторы.
 Возникает, однако, вопрос, чем обусловливаются эти падучные приступы, которые с таким постоянством наблюдаются у кроликов при вколе в pons Varolii. Действительно ли здесь дело идет о раздражении особого "судорожного" центра и не участвуют ли в происхождении этих приступов двигательные области мозговой коры? Опыты, произведенные с этой целью в заведываемой мною лаборатории доктором Вырубовым, вполне разъясняют этот вопрос. Оказывается, что если предварительно животному произвести перерезку на уровне четверохолмия, то у него развивается резкий спинной столбняк (opisthotonus) и быстро исчезающие клонические судорожные подергивания.
 Если вслед за тем кролику произвести вкол в область варолиева моста, то в этом случае весь эффект выражается лишь некоторым усилением спинного столбняка, клонических же судорог уже не наблюдается; иначе говоря, при данных условиях падучных приступов не наступает.
 Равным образом, если у кролика предварительно удалить мозговые полушария, сохранив в целости узлы основания мозга,
 156
 
 то и в таком случае вкол в область варолиева моста не вызывает падучного приступа; появляется лишь несколько разбросанных судорожных подергиваний.
 Из этих данных вытекает с несомненностью, что падучные или падучевидные приступы, развивающиеся у животных при раздражении области варолиева моста, ничуть не обусловливаются раздражением лежащего здесь "судорожного" центра, а вызываются благодаря передаче этого раздражения на мозговые полушария и, в частности, на двигательные области мозговой коры, что, собственно, и служит причиной развития падуче-видных приступов при раздражении области варолиева моста.
 Другой ряд исследований с целью выяснения того же вопроса был произведен в заведываемой мною лаборатории доктором И. К- Мейером над токсической падучей, вызванной отравлением с помощью впрыскивания животным абсента и цинхонина.
 Если у собак или кошек вызвать с помощью вышеуказанных средств падучный приступ и затем быстро, в момент самого приступа, произвести перерезку на уровне четверохолмия, то вслед за тем тотчас же клонические судороги прекращаются, и у животных остается лишь общий спинной столбняк и вытяжение конечностей, т. е. явления, которые вызываются операцией перерезки и без предварительного вызывания падучного приступа. С другой стороны, у животных, которым предварительно была произведена перерезка на уровне четверохолмия, а равно и в тех случаях, когда производилось полное и двустороннее удаление двигательных областей мозговой коры, введением вышеуказанных средств в кровь животных уже не удавалось вызвать настоящего падучного приступа.
 Таким образом, эти исследования стоят в полном согласии с вышеизложенными данными и также, как и эти последние, не оставляют сомнения в том, что развитие судорог в течение падучных приступов обусловливается главным образом участием мозговой коры; основные же части мозга если и принимают какое-либо участие в развитии падучевидного приступа, то лишь в той его части, которая выражается развитием тонических судорог.
 Спрашивается теперь, чем объяснить передачу раздражения с области варолиева моста на мозговую кору, когда вызывается падучный приступ вколом иглы в область варолиева моста? Ввиду того что произведенные в заведываемой мною лаборатории опыты доктора Тодорского и в последнее время доктора Боришпольского доказывают с несомненностью, вопреки взгляду других авторов, что в основе падучных приступов - будут ли они вызваны введением яда в кровь (например, абсента) или же электрическим раздражением мозговой коры - всегда лежат явления прилива крови к мозгу при активном сужении артериальных сосудов тела, я склонен думать, что при уколе в варолиев мост у кроликов дело идет также о приливе крови к мозгу при
 157
 
 активном сужении артериальных сосудов в остальных частях тела, что и обусловливает развитие падучного приступа.
 Если у собаки не удается достичь того же результата с помощью простого вкола в варолиев мост, то это объясняется, по моему мнению, лишь тем, что у более высших животных, благодаря большим размерам мозга, простым вколом в варолиев мост нельзя привести в возбуждение сосудодвигательный центр; при более же значительном повреждении вовлекаются в последнее и двигательные проводники, что препятствует само по себе развитию падучных приступов. Ввиду этого и требуется у таких животных применение совершенно специального способа электрического раздражения области варолиева моста для вызывания падучного приступа, как делал в заведываемой мною лаборатории доктор Вырубов в отношении собак.
 Но как бы ни смотреть на способ передачи раздражения с варолиева моста на область мозговой коры, не подлежит сомнению, что вышеуказанные опыты делают существование судорожного центра варолиева моста совершенно невероятным. В самом деле, какую же роль должен исполнять судорожный центр в организме, если даже общие падучевидные судороги зависят не от раздражения этого центра, а от раздражения мозговой коры? Ясно, что с этим вместе утрачивается наиболее веский довод в пользу существования особого судорожного центра на уровне варолиева моста.
 Само собою разумеется, что этим мы ничуть не хотим сказать, что в основных частях мозга и, в частности, в области варолиева моста, не содержится вовсе двигательных элементов. Напротив того, мы считаем несомненным, что такие элементы существуют, но признавать их за особый судорожный центр было бы также неправильно, как неправильно называть судорожными центрами двигательные клетки передних рогов спинного мозга.
 Не подлежит никакому сомнению, что на уровне верхних частей продолговатого мозга и варолиева моста имеется особый двигательный центр, но он представляет собою не судорожный центр, а центр передвижения. В самом деле, существование такого центра может быть доказано уже у лягушек.
 Последние, как известно, могут еще ползать и прыгать даже и после удаления мозжечка, но лишь в том случае, если у них сохранена верхняя треть продолговатого мозга; с разрушением же последней лягушки совершенно лишаются способности передвижения. По Тарханову, даже в том случае, если у лягушки мы удалим вместе с соответствующей половиной мозжечка прилежащий отдел верхней части продолговатого мозга, животное еще не утрачивает способности ползать; последнее обстоятельство доказывает существование в этих областях мозга парного сочетательного механизма передвижения, причем от каждой половины этого механизма отходят нервные проводники ко всем четырем конечностям. Следует, однако, заметить, что опериро-
 158
 
 ванные вышеуказанным образом лягушки могут лишь ползать, но не могут производить прыжков, для которых, очевидно, требуется участие обеих половин сочетательного механизма передвижения. С другой стороны, определенными разрезами, нарушающими связь перекрестных путей в спинном мозгу, можно лишить лягушку, у которой верхние части продолговатого мозга сохранены, способности ползания, тогда как она будет еще в состоянии производить прыжки (Тарханов). Ясно, что последние хотя и требуют участия обоих парных центров передвижения, но могут происходить лишь при сохранении прямой их связи с нижележащими спинномозговыми центрами конечностей, тогда как ползание может происходить и при сохранении в целости одного из центров передвижения; но зато необходимым условием для этого движения является сохранение перекрестных связей в спинном мозгу.
 Не подлежит никакому сомнению, что и у высших животных имеется такой же центр передвижения, как и у лягушек, на уровне варолиева моста. И здесь удаление всех частей мозга до уровня моста хотя и лишает животное способности стоять вследствие нарушения равновесия тела, благодаря отделению области третьего желудочка, содержащей особый орган равновесия1, но при всем том у животного еще сохраняется способность правильного сочетаннсго движения конечностей, как при беге под влиянием болевых раздражений. Между тем при перерезке на уровне продолговатого мозга вышеуказанная способность совершенно утрачивается. Таким образом, приблизительно в тех частях мозга, в которых признается существование так называемого "судорожного" центра, мы имеем, несомненно, особый парный центр для передвижения тела, который приводит в сочетательную деятельность все конечности животного.
 Очевидно, что раздражением этого двигательного центра для перемещения животного и могут обусловливаться судорожные движения, развивающиеся после сильных кровотечений при перевязке всех четырех мозговых артерий и при перевязке мозговых вен даже у тех животных, которым предварительно были удалены все части мозга впереди варолиева моста. Но ввиду вышеприведенных опытов Вырубова и Мейера не подлежит сомнению, что возбуждение этого центра не может дать в результате падучевидных судорог, выражающихся правильной сменой общих тонических судорог общими же клоническими мышечными сокращениями. Самое большее, этот центр может принимать участие лишь в развитии тонического периода падучного приступа, а ничуть не в развитии мелких клонических судорог, являющихся последствием ненормального возбуждения двигательных областей мозговой коры.
 1 См. мою работу в Военно-медицинском журнале, 1883, и в Pfluger's Archiv, 1883.
 159
 
 В согласии с этим стоит, без сомнения, и тот факт, что раздражение области варолиева моста, как и двигательных путей белого вещества других мозговых областей, вызывает всегда лишь тонические, а не клонические судороги. Этим я не хочу сказать, что клонические судороги обусловливаются везде и всюду исключительно лишь раздражением мозговой коры. Напротив того, я убедился, что большие размашистые судорожные движения членов с характером клонических судорог могут происходить под влиянием сотрясения мозга даже у животных, которым произведено удаление двигательных областей мозговой коры. Точно так же под влиянием раздражения внекорковых областей могут происходить и отдельные судорожные подергивания, как это доказывают случаи хореи у собак, не прекращающейся даже и после перерезки верхних отделов спинного мозга. Но мелкая клоническая судорога, столь характеристичная для возбуждения двигательных областей мозговой коры, без сомнения, не может быть вызвана ни раздражением варолиева моста, ни раздражением других подкорковых областей.
 
 О ВОЗБУДИМОСТИ МОЗГОВОЙ КОРЫ
 у НОВОРОЖДЕННЫХ животных
 Вопрос о возбудимости двигательных центров у новорожденных животных стал интересовать ученый мир со времени исследований Зольтмана1, который убедился в том, что у щенят они представляются вначале совершенно не возбудимыми и только с 10-го дня по рождении впервые удается получить раздражением коры у щенят двигательный эффект в передней конечности, а с 13-го дня появляются уже движения в задних конечностях; к 16-му же дню центры лица и конечностей представляются уже вполне сформировавшимися. Исследования эти в отношении позднего развития двигательных центров коры у щенят и некоторых других новорожденных животных, например, кроликов и кошек, были затем подтверждены проф. Тархановым2 и мною3. Первый к наблюдению Зольтмана присоединил тот факт, что кроме животных, родящихся с недоразвитыми двигательными центрами, имеются животные, как, например, морские свинки, обладающие хорошо развитыми двигательными центрами уже при самом рождении. Недоразвитие центров у первых животных, по Тарханову, должно стоять в зависимости от недоразвития волокон пирамидного пучка и пирамидальных клеток мозговой коры, а не от недоразвития органов чувств, например, зрения, как предполагал Зольтман. Мои наблюдения показали, что развитие корковых двигательных центров у щенят происходит далеко не в одинаковое время. У одних -возбудимость центров впервые обнаруживается уже на 10-й день, у других же двигательные центры представляются невозбудимыми до 12 - 14-го и даже до 15-го дня; при этом я убедился также, что недоразвитие двигательных центров коры ничуть не находится в прямой зависимости от органов зрения, так как не существует никакого соотношения между открытием глаз животного и развитием психомоторных центров; с другой стороны, я убедился, что в то время как на поверхности мозга взрослых животных мы имеем
 1 Jahrb. f. Kinderheilk., 1876, 9.
 2 О психомоторных центрах у новорожденных животных и развитие их под влиянием разных условий, СПБ, 1879; Arch, slaves de biol., 1886.
 " Врач, 1886, № 34.
 И В. М. Бехтерев
 161
 
 значительное количество строго диференцированных центров, вызывающих сокращения определенных мышечных групп, у новорожденных щенят в первое время мы находим ограниченное число возбудимых центров, причем раздражение каждого из них вызывает общее сокращение мышц соответствующего члена, а не отдельных мышечных групп. Лишь постепенно, с течением времени происходит диференцирование двигательных центров для отдельных мышечных групп, участвующих в тех или других движениях. Далее я убедился, что с коры новорожденных животных до известного возраста нельзя вызвать клонической судороги членов, столь характеристичной для раздражения коры взрослых животных, а получаются всегда лишь медленные и одноразовые сокращения целого члена. Из других явлений заслуживает внимания отмеченное мною последовательное нарастание возбудимости двигательных центров, начиная с первого их появления, и поразительная истощаемость, обыкновенно тем большая, чем моложе животное, и, наконец, полная невозможность до известного времени вызвать у них падучные приступы. Надо заметить, однако, что наблюдения Панета1, Маркаччи2 и Ле-муана3, также проверявших исследование Зольтмана, говорят в пользу того, что возбудимость двигательных центров мозговой коры у большинства щенят появляется сравнительно рано. Лемуан, исследуя 2 новорожденных щенят и 2 новорожденных котят, убедился даже, что эффект раздражения коры у них был тот же салый, что и у взрослых животных.
 Ввиду этих разноречивых данных я предложил работающему в моей лаборатории доктору Бари заняться систематическим исследованием вопроса о развитии двигательных центров мозговой коры у новорожденных животных.
 Сделав до сего времени большое число опытов преимущественно над новорожденными щенками и котятами, он убедился, что у новорожденных щенят в возрасте до 20 дней из 38 опытов положительный результат раздражения корковых центров был получен в 25 случаях, в 12 же случаях, т. е. приблизительно в 1/3 случаев, был получен отрицательный результат; при этом все отрицательные опыты приходились на возраст до 9 суток. Отрицательный результат, по его мнению, мог зависеть в известных случаях от мозговой грыжи, кровоизлияния или охлаждения мозговой поверхности, но тем не менее в 4 опытах эффект получился отрицательный, несмотря на все предосторожности при опытах. Что касается опытов с положительным результатом, то в отдельных случаях удавалось получать сокращения членов даже у щенят в возрасте одних суток. При этом считаю необходимым заметить, что некоторые из этих опытов были произве-
 1 Arch. i. d. ges. Phys., Bd. XXXVII, S. 203.
 2 Marcacci, Giorn. d. R. Acad, di Torino, 1882.
 3 These de Paris, 1880.
 162
 
 дены при моем личном участии. Сравнивая эти результаты с ранее произведенными мною исследованиями, приходится признать, что возбудимость мозговой коры у новорожденных животных находится в зависимости от самых разнообразных, нередко даже случайных условий, между которыми вместе с большей или меньшей зрелостью новорожденного животного, следует, вероятно, иметь в виду, между прочим, также индивидуальные отклонения.
 Таким образом, разноречия во взглядах авторов относительно времени появления возбудимости корковых двигательных центров у новорожденных щенят получают достаточное объяснение в непостоянстве упомянутых результатов раздражения коры у животных одного и того же вида, как это было выяснено выше.
 Далее доктору Бари при своих исследованиях над новорожденными животными удалось показать, что, кроме медленного, вялого характера сокращения членов, получаемого раздражением мозговой коры, скрытый период коркового мышечного сокращения у новорожденных животных представляется значительно длиннее скрытого периода коркового мышечного сокращения взрослых и что у новорожденных животных в противоположность взрослым разница между скрытым периодом коркового мышечного сокращения и мышечного сокращения, вызываемого раздражением подкорковых областей, представляется ничтожной.
 Ввиду вышеизложенных результатов необходимо притти к выводу, что безмякотные недоразвитые волокна пирамидного пучка, повидимому, не вполне лишены возбудимости, но они, очевидно, лишены возможности передавать изолированные возбуждения к мышцам, как это мы наблюдаем у более развитых животьых, пирамидные волокна которых уже обложены мякотью.
 11*
 
 О РЕПРОДУКТИВНОЙ И СОЧЕТАТЕЛЬНОЙ РЕАКЦИИ
 В ДВИЖЕНИЯХ
 В мае 1907 г. вместе с осуществлением мною особого чувствительного дыхательного прибора с воздушно-водяной передачей явилась возможность исследовать влияние различного рода привычных сочетаний на такие отправления, как дыхание.
 В работе, сделанной совместно с доктором Спиртовым, мы показали, что если приучить собаку сидеть спокойно в станке в темной комнате и начать производить звуковые раздражения, возбуждающие вдыхательную реакцию, то вслед за тем, как этот звук мы будем производить известное числе раз совместно со светом, не возбуждающим вдыхательной реакции, мы уже после нескольких повторений будем получать вдыхательную реакцию на один свет, не возбуждавший ранее вдыхательной реакции. Эта вдыхательная реакция после нескольких повторений одного светового раздражения исчезает, но достаточно вновь дать несколько совместных раздражений звука со светом, чтобы вызвать вновь ту же реакцию на один свет. Нет надобности говорить, что вышеуказанный способ дает возможность изучить отношения вдыхательной реакции при всевозможных взаимных отношениях звукового раздражителя со световым.
 Аналогичные явления можно получить, взяв за основной раздражитель кожное болевое раздражение, например, от электрического тока, тогда как совместным раздражителем может быть взят по желанию световой, звуковой или какой-либо иной. В дальнейшем при исследованиях доктора Протопопова (в нашей лаборатории) выяснилось, что, если вызывать у собак вдыхательную реакцию с помощью кожного электрического раздражения, совмещая его с тем или другим тоновым раздражением, то оказывается, что не только при одном тоновом раздражении, но и подставляя вместо него любой тон, мы можем получать совершенно одинаковый вдыхательный эффект.
 Отсюда очевидно, что по отношению к тоновой реакции со стороны дыхания не существует никакой специфичности. Факт этот заслуживает особого внимания ввиду того, что, как известно, по исследованиям доктора Зеленого над слюноотделительными условными рефлексами из лаборатории И. П. Павлова, дока-
 164
 
 зывалась специфичность реакции собак по отношению к тонам любого числа колебаний.
 Ясно, что специфичность по отношению к одной из реакций организма ничуть не обусловливает подобной же специфичности по отношению к какой-либо другой реакции. Отсюда очевидно, что и отсутствие специфичности на определенную реакцию по отношению к одним раздражителям (например, цветовым раздражителям на слюноотделение у собак) * ничуть не исключает существования специфичности на какую-либо иную реакцию по отношению к тем же раздражителям.
 Аналогичные результаты по отношению к вызыванию сочетательной реакции на индиферентное кожное раздражение после того, как оно совмещалось со звуком (выстрел), получены в нашей лаборатории в одном случае и на человеке (доктор Анфимов).
 Имея в виду вышеуказанные результаты в отношении дыхательной функции, казалось вполне естественным перенести исследование и на обыкновенную двигательную реакцию у людей.
 Для этой цели мы обратились к сгибательному движению положенного на резиновый баллон пальца у человека, которое регистрировалось на вращающемся закопченном барабане, благодаря воздушной передаче. Самое же исследование велось таким образом, что предварительно условливались с испытуемым, чтобы он реагировал сгибательным движением пальцев всегда лишь на данный звук, повторяемый с известной скоростью друг за другом, и после того, как он привыкал кэтой реакции, прекращали звук через тот или другой промежуток времени.
 Оказывается, что при известной скорости следования звуковых раздражений друг за другом после внезапного прекращения их мы получаем еще в течение некоторого времени репродуктивную двигательную реакцию со скоростью следования бывших звуков, но постепенно ослабевающую.
 При этом, чем чаще давался звук, тем большее число воспроизведений двигательной реакции наступает после прекращения звука. С другой стороны, число воспроизведений стоит в прямом соотношении с количеством произведенных звуков и с интенсивностью звуковых раздражений.
 Таким образом, число воспроизведений двигательной реакции стоит в прямой зависимости от скорости следования бывших звуковых раздражений, от интенсивности взятого звука и от числа предварительно произведенных звуковых раздражений.
 Само собою разумеется, что при работах этого рода мы не можем не встретиться с индивидуальными особенностями орга- • низма, но во всяком случае заслуживает внимания известная законность, о которой сказано выше.
 1 О р б е л и, Доклад в Обществе русских врачей, 1907.
 165
 
 Подобные опыты ныне производятся в нашей лаборатории слушательницей Женского медицинского института Васильевой и результаты их будут сообщены впоследствии подробно.
 С другой стороны, в работе слушательниц Женского медицинского института Нерпин и Добротворской имелось в виду выяснить, как такого же рода двигательная реакция у людей обнаруживается при замещении последовательного ряда звуковых раздражений, на которые должна происходить двигательная реакция, рядом раздражений иного рода, например, световых.
 При этом в опытах, произведенных Добротворской, имелось в виду три случая:
 1. В одном ряде опытов вместе с повторяемым через известные промежутки времени основным звуковым раздражением, на которое испытуемый должен был реагировать, давался одновременно и свет от электрической лампочки, на который реакции не требовалось и который время от времени оставлялся один, без звукового раздражителя, но со скоростью последнего.
 2. В другом ряде опытов при повторении через известные промежутки времени основного звукового раздражения сопут-ствуемый ему свет давался не одновременно со звуковым, а всегда предшествовал ему за некоторое время, причем, как и в предыдущем случае, световой раздражитель время от времени оставлялся один, без звукового раздражителя.
 3. В третьем ряде опытов при повторении через известные промежутки времени основного звукового раздражения каждый раз предварительно давался свет, который длился вплоть до наступления звукового раздражения, причем и здесь время от времени оставлялся один световой раздражитель.
 При всех опытах в виде звукового раздражителя был взят обыкновенный электрический звонок, а для светового раздражителя пользовались обыкновенной же электрической лампочкой в 25 свечей, устроенной на уровне глаз испытуемого. Отметка испытуемыми производилась всегда сгибанием пальца правой руки.
 Опыты делались в одних случаях при сосредоточении испытуемого на основном звуковом раздражителе, в других случаях при отвлечении от него посторонними раздражителями. Для последней цели на тыльной стороне предплечья левой руки писались волосяной кисточкой различные фигуры, за которыми испытуемый должен был следить, называя рисуемые фигуры.
 В иных опытах для отвлечения испытуемого пользовались другим приемом; ему давали три трехзначных числа, причем к первому заставляли его присоединять по единице, из последнего отнимать по единице, а ко второму снова прибавлять по единице.
 При данных опытах имелось в виду выяснить как скорость образования, так и стойкость сочетательной двигательной реак-
 166
 
 ции, в зависимости от силы света, продолжительности его как раздражителя, продолжительности антрактов между светом и звуком, их равномерности или неравномерности при повторениях, скорости следования звуковых раздражений друг за другом, количества данных комбинаций обоих раздражителей, навыка к движениям и тех или других индивидуальных особенностей.
 Все опыты производились при одинаковых условиях, причем испытуемые во время опытов помещались в темной комнате. В'общей сложности слушательницей Добротворской было произведено 145 опытов над 3 испытуемыми.
 Результаты этих опытов пока дают возможность сделать следующие заключения:
 1. Появлению сочетательных двигательных реакций благоприятствует число произведенных опытов, благодаря чему с нарастанием числа опытов количество сочетательных реакций на один свет увеличивается.
 2. Эти сочетательные реакции при повторении одного светового раздражителя постепенно слабеют, прекращаясь совершенно то раньше, то позже. Нередко угасание сочетательной реакции является лишь временным, так как та же реакция может появиться вновь без всяких внешних поводов, при дальнейших световых раздражениях.
 3. Для возобновления угасшей сочетательной реакции требуется новое комбинирование прежних раздражителей, которое числом может быть менее числа комбинаций, вызвавших первоначальную сочетательную реакцию на свет.
 4. Интенсивность света благоприятствует развитию и обнаружению сочетательных двигательных реакций.
 5. Большая частота следования комбинированных световых и звуковых раздражений друг за другом также благоприятствует развитию и обнаружению сочетательных двигательных реакций на свет.
 6. Равным образом и абсолютное количество комбинированных раздражений стоит в прямом отношении к развитию и обнаружению сочетательных двигательных реакций.
 7. Из всех вышеуказанных комбинаций наиболее благоприт-ным для развития и обнаружения сочетательных двигательных реакций на свет является тот случай, когда свет предшествует звуку за две секунды, тогда как менее благоприятным оказалась комбинация с одновременным раздражением света и звука.
 8. В случае предшествующего длящегося до звукового раздражения света оказалось, что как слишком большая длительность света, например, в 10-15 секунд, так и незначительная его длительность, например, в 2 секунды, представляются менее благоприятными условиями для развития и обнаружения сочетательных двигательных реакций, нежели промежуточная между вышеуказанными пределами длительность света.
 167
 
 9. Предварительное приучение к производству двигательной реакции вообще благоприятствует развитию и обнаружению сочетательных двигательных реакций.
 10. Отвлечение испытуемого другой работой также благоприятствует образованию сочетательных двигательных реакций.
 11. Неравномерность антрактов между раздражениями в ряде опытов была неблагоприятным условием для развития и обнаружения сочетательных двигательных реакций. Но у одного из испытуемых эта неравномерность явилась возбуждающим моментом по отношению к развитию и образованию сочетательных двигательных реакций.
 12. Индивидуальность при вышеуказанных исследованиях играет большую роль. Прежде всего минимум необходимых комбинаций для образования сочетательных двигательных реакций и для их проявления зависит в значительной мере от индивидуальных условий. С другой стороны, и большая или меньшая сила сочетательных двигательных реакций, помимо всех вышеуказанных условий, находится в зависимости от индивидуальных особенностей данного лица.'Далее, индивидуальность сказывается в более или менее неодинаковом влиянии тех или других из вышеуказанных условий опыта, например, предшествующего кратковременного и длящегося света, а также неодинакового влияния неравномерных антрактов между раздражениями и т. п.
 
 ИССЛЕДОВАНИЕ ФУНКЦИЙ МОЗГОВОЙ КОРЫ
 С ПОМОЩЬЮ ЕСТЕСТВЕННЫХ СОЧЕТАТЕЛЬНЫХ
 РЕФЛЕКСОВ. ЗНАЧЕНИЕ ЭТОГО МЕТОДА
 ПО ОТНОШЕНИЮ К ЦЕНТРАМ ВНУТРЕННИХ ОРГАНОВ
 И РАЗЛИЧНЫХ СЕКРЕЦИЙ
 Кроме обычных расстройств двигательной сферы, служащих выражением паралича движения и чувствительности, очень важными указателями нарушения функций мозговой коры являются,, с одной стороны, обыкновенные рефлексы, с другой -специальные сочетательные рефлексы.
 Значение последних особенно важно при исследовании корковых центров для движения растительных органов и корковых секреторных центров, которые за последнее время были предметом исследования по методу раздражения преимущественно в нашей лаборатории. Ввиду этого мы остановимся здесь подробнее на применении метода сочетательных реакций к изучению упомянутых центров мозговой коры.
 Специальные сочетательные рефлексы состоят во внешней реакции, обусловленной не силой и не качеством внешнего раздражения, а установившимся соотношением его с другим деятельным, т. е. возбуждающим известный эффект, раздражением,-благодаря бывшим ранее комбинациям этих раздражений. Так, звук бича возбуждает резкую двигательную реакцию не сам по-себе, так как другие подобной же силы и даже сходственные по характеру звуки не возбуждают аналогичной реакции, а как звук, сочетанный с бывшим ранее ударом по спине, произведенным таким же бичом или аналогичным орудием; равным образом шипение змеи возбуждает в нас известную двигательную реакцику не само по себе, а как звук, сочетанный с возможным укусом, так как всякое другое шипение ничуть не возбуждает подобной: же реакции. Вид ружья заставляет нас отвернуться от дула, так как дуло ружья, само по себе не содержащее ничего' страшного, сочетается с возможным выстрелом и следовательно, с известной опасностью. Звук тарелок возбуждает обильное-слюноотделение во время голода опять-таки не самим звуком^ а тем, что этот звук связан с бывшей едой. Звук того или другого слова возбуждает реакцию не силой звука, а благодаря сочета-
 16?"
 
 нию его с другими внешними раздражениями. Вид кошки возбуждает в собаке сильную двигательную реакцию опять-таки вследствие бывшего ранее действия когтей кошки на спине или морде собаки. Этот род рефлексов мы называем сочетательными рефлексами, именно благодаря тому, что они являются результатом сочетательной деятельности мозговой коры.
 В лаборатории И. П. Павлова эти явления в области слюноотделения называют "естественными условными рефлексами"; но я не вижу никакого основания держаться этого термина, так как понятие "условности" в данном случае мало что-либо говорит в пользу характеристики этих рефлексов, -тем более, что связь эффекта с раздражением здесь вовсе не "рыхлая", как полагается это принимать по отношению к так называемым "искусственным условным рефлексам", а напротив того, эти рефлексы, развиваясь под влиянием бывших ранее сочетанных раздражений, в известных случаях могут отличаться поразительным постоянством.
 Возьмем ту же реакцию на бич. Достаточно хотя однажды собаке почувствовать влияние бича на своей спине, чтобы вызванная им реакция затем повторялась многое число раз с поразительным постоянством.
 В упомянутых сочетательных рефлексах, как показывают исследования, несомненно, принимает участие мозговая кора.
 Если мы удалим у собаки височные доли с обеих сторон в области так называемого слухового центра, то оказывается, что животное становится безразличным к звукам бича, зову и пр., тогда как оно еще реагирует на звуки общей двигательной реакции (исследования Ферье, Мунка, Лючиани, мои и др.).
 Точно так же, если у животного удалить обе затылочные доли, то хотя оно и может обходить препятствия, но оно не реагирует на поставленную перед ним пищу, а равно и не реагирует насвоего хозяина (исследования Ферье, Мунка, Лючиани, мои и других авторов).
 В этом смысле говорят и многочисленные клинические исследования с так называемой "психической" глухотой и "психической" слепотой.
 Должно, однако, иметь в виду, что так дело представляется лишь при удалении так называемых чувственных, resp. воспринимающих, центров мозговой коры, но ничуть не представляется возможным переносить полностью эти результаты и на двигательную сферу мозговой коры, расположенную на сигмовидных, resp. центральных, извилинах.
 Дело в том, что двустороннее удаление двигательных областей не вполне устраняет осуществление этой реакции, так как животное в этом случае реагирует еще на звук бича и на вид пищи или своего хозяина, но так как двигательная его сфера утратила известную часть мимики и лишилось отдельных движений, то и не обнаруживается на звук бича в этом случае всей той полноты двигательной реакции, которая наблюдалась до операции.
 170
 
 Так, животное с удаленными двигательными областями при звуках бича убегает от него, а при виде хозяина подходит к нему, но не выражает испуга в первом случае, ни ласки во втором случае. Если бросить собаке кость, то она тотчас же набрасывается на нее, но не может пользоваться своими лапами, чтобы удерживать кость между ними.
 Иначе говоря, в двигательной реакции на внешние раздражения животное испытало соответственный ущерб, выражающийся утратой части своей мимики и утратой отдельных движений, но реакция в более элементарном виде все еще проявляется. Факты эти объясняются, очевидно тем, что для движения мы имеем центры не в одной только сигмовидной извилине, но в других частях полушарий, так как удаление сигмовидной извилины не лишает животного ходьбы и бега.
 Исследование сочетательных рефлексов приобретает особенную важность, между прочим, по отношению к изучению корковых центров, имеющих отношение к иннервации внутренних органов, а равно и по отношению к секреторным центрам мозговой коры.
 Дело в том, что растительные и в том числе секреторные функции имеют назначение выполнять наиболее важные жизненные потребности организма, обеспеченные простыми рефлексами. Благодаря этому, удаление соответствующих корковых центров не отражается существенным образом на проявлении относящихся к ним элементарных функций организма, а между тем известный недочет в более сложных проявлениях нервной деятельности в отношении этих функций выступит тотчас же, как только мы обратимся к исследованию сочетательных рефлексов.
 Возьмем дыхательные центры. Ныне не может подлежать сомнению, что, кроме спинномозговых и основного координирующего дыхательного центра, заложенного в продолговатом мозгу и управляющего дыханием при посредстве спинномозговых центров, имеются подкорковые центры, заложенные в области среднего и межуточного мозга, и, кроме того, имеются еще и корковые центры дыхания, указываемые рядом авторов и подробно исследованные у нас доктором Жуковским1.
 Роль спинномозговых и основного координирующего центра продолговатого мозга в настоящее время представляется уже достаточно выясненной.
 Имеются факты, говорящие в пользу важной рефлекторной деятельности и подкорковых дыхательных центров среднего и межуточного мозга 2.
 Но роль корковых центров дыхания представлялась до позднейшего времени неясной, тем более, что вслед за их удалением не обнаруживается видимых расстройств в деятельности
 1 Жуковский, Диссертация, СПБ, 1898.
 2 В. Бехтерев, Основы учения о функциях мозга, в V.
 171
 
 дыхания. Однако исследования не оставляют сомнения в том, что корковые дыхательные центры играют известную роль в отношении сочетательных рефлексов.
 Так, производившиеся у нас опыты показали, что вслед за удалением дыхательных корковых центров в обоих полушариях не только сохраняются общие рефлексы на дыхание, получающиеся, например, раздражением п. ischiadici и твердой оболочки, но и раздражение таких нервов, как обонятельного, электричеством и специфическими раздражителями (сероуглерод, жженое перо и пр.) вызывают еще экспираторную задержку дыхания. Равным образом и раздражение слухового и зрительного нервов вызывало инспирацию с замедлением дыхательного ритма.
 Далее исследования показали, что в вышеупомянутом случае удаления у животного дыхательных корковых центров в обоих полушариях приближение кошки к собаке уже не производит того обычного эффекта на дыхание, который наблюдается у здоровых животных (Жуковский) 1.
 Ясно, что мы имеем здесь дело с центрами, играющими известную роль в отношении так называемых психорефлекторных, точнее -сочетательно-рефлекторных движений со стороны дыхания.
 Играют ли эти центры исключительную роль в деле передачи этих рефлексов или же, что вероятнее, возможно со временем образование для этих рефлексов других путей, которые постепенно компенсируют вышеуказанный недочет, -это нуждается еще в дальнейшем выяснении.
 Не менее поучительные факты известны и по отношению к центрам половых органов, функция которых теснейшим образом связана с состоянием сосудистой системы.
 Исследования, произведенные у нас (мною и доктором, Л. М. Пуссепом2), не оставляют сомнения в том, что в коре полушарий в пределах так называемой двигательной области имеется особый центр половых органов, существующий для обоих полов. У кобелей этот центр помещается в верхней трети gyr. posteruciati вблизи центра хвоста.
 Роль полового центра опять-таки выясняется при испытании сочетательного полового рефлекса. Дело в том, что и после двустороннего удаления вышеуказанного центра, как показали у нас опыты доктора Пуссепа, половая возбудимость не исчезает, так как при механических раздражениях в области полового органа последний обнаруживает нормальную и даже повышенную возбудимость; но тем не менее естественные возбудители полового чувства в период течки у собак, как они даются в природе зри-
 1 Жуковский, Диссертация, СПБ, 1908.
 2 Бехтерев В., Основы учения о функциях мозг,), в. VI..
 172
 
 тельными раздражениями, оказываются уже недействительными, и кобель кажется при этих условиях, по крайней мере, вначале, утратившим свою половую возбудимость (Пуссеп) х-
 Имеются положительные указания в пользу того, что и зрачковые центры, заложенные в передней части полушарий, играют известную роль при выполнении естественных сочетательных рефлексов. Известно, что зрачки расширяются при внешних раздражениях, приводящих животное в испуг. При этом оказывается, что предварительная перерезка п. oculomotorii не устраняет расширяющего зрачок влияния раздражений, возбуждающих аффект, откуда очевидно, что здесь дело идет об активном расширении зрачка, а не обусловленном одним только угнетающим действием на центры, сокращающие зрачки.
 Если мы затем удалим у животного корковые центры зрачков в лобной области, то оказывается, что определенные внешние раздражения, приводящие животное в испуг, уже не вызывают расширения зрачков (Браунштейн)2.
 При этом случае необходимо, однако, заметить, что вопрос ¦о зрачковых центрах в действительности не так прост, как это может показаться с самого начала, так как, кроме лобных зрачковых центров, имеются еще затылочные и теменные зрачковые центры 3, которые, без сомнения, также должны играть известную роль в отношении сочетательных зрачковых рефлексов, но какие именно рефлексы передаются при посредстве тех и других центров-этот вопрос мы должны предоставить еще будущим исследованиям.
 Далее, как уже ранее упоминалось, метод специальных сочетательных рефлексов имеет применение и к исследованию секреторных центров мозговой коры.
 По крайней мере, по отношению к нескольким исследованным у нас секреторным центрам удалось с успехом применить метод исследования специальных сочетательных рефлексов. Я говорю о слюноотделительном, желудочно-сокоотделительном и молочноотделительном центрах, роль которых в этом отношении была указана исследованиями, производившимися в нашей лаборатории (Бари4, Спиртов5, Белицкийв, Гервер7, Никитин 8).
 1 Бехтерев В., Основы учения о функциях мозга, 1906, стр. 1055-1093.
 2Браунштейн, К учению об иннервации движений зрачка. Диссертация, 1893.
 3 Бехтерев В., Основы учения о функциях мозга, в. VII.
 4 Бари, Неврологический вестник, 1899, VII. 'Спиртов, Научное собрание врачей клиники душевных болезней, май 1908.
 6 Белицкий, Обозрение психиатрии, 1905.
 7 Гервер, Обозрение психиатрии, 1906.
 8 Никитин, Научные собрания врачей клиники душевных болезней, 1906; его же диссертация, СПБ.
 173
 
 Допустим, что мы удалили у собаки с выведенным наружу протоком слюнных желез (подчелюстной и parotis) установленный нами1 и затем более точно локализированный работой доктора Спиртова корковый слюноотделительный центр с обеих сторон2. Испытывая оперированное животное на обычные рефлексы, например, путем дачи ему еды, мы убеждаемся, что слюна течет из трубок каждый раз, когда животному дают что-нибудь съесть. Равным образом, если мы будем вливать животному слабый раствор соляной кислоты, слюна потечет из трубок каплями. Точно так же и обонятельные раздражения способны вызвать отделение слюны.
 Но в отличие от нормальных животных, у оперированных вышеуказанным образом собак в ближайшие после операции дни, когда животное сделается доступным для исследования, обнаруживается следующий факт. Если мы будем показывать им на расстоянии непахучие пищевые продукты (сахар) или хотя бы и пахучие (мясо), но плотно закупоренные в банке, то животное, как бы голодно оно ни было, не обнаруживает слюноотделения. Равным образом, стук тарелки или склянки, из которой давалась пища оперированному животному, не будет вызыввть у него слюноотделения, несмотря на то, что в здоровом состоянии те и другие раздражения у животного в периоде голода возбуждали обильное слюноотделение, особенно после того, как вместе с показыванием пищи звуки посуды повторялись неоднократно при еде животного 3.
 Только что указанный эффект наблюдается в течение первых 5-6 дней, после чего наступает постепенное восстановление нормальных отношений (доктор Спиртов).
 Таким образом, здесь дело идет о временной утрате тех же сочетательных рефлексов, которые, как мы- видели выше, выпадают и при удалении корковых центров для движения внутренних органов.
 Вышеуказанные данные относительно слюноотделительного центра оспаривались доктором Тихомировым при исследованиях с так называемыми искусственными условными, resp. сочетательными, рефлексами4,'но без достаточных оснований, так как и по описанию, и по рисункам, приложенным к работе, можно видеть, что автором не удалялся весь слюноотделител!--
 1 В одном из майских заседаний научных собраний клиники душевных болезней за текущий год при большом собрании врачей и студентов была произведена демонстрация по методу раздражения упомянутого центра доктором Спиртовым (из нашей лаборатории), при исследованиях которого выяснилось, что наиболее деятельной частью коры в отмеченной нами области является gyr. сотр. anter.
 2 Бехтерев иМиславский, Основы учения о функциях мозга, в. VI.
 3 Доктор Белицкий.
 4 Тихомиров, Опыт строго объективного исследования мозговых функций. Диссертация, СПБ.
 174
 
 ный корковый центр, а оставлялась неудаленной вполне самая важная его часть, именно: gyr. сотр. ant.
 В устранение вышеуказанного возражения я предложил доктору Спиртову вновь проделать исследование над выяснением роли корковых слюноотделительных центров, причем в результате этого исследования факты, сообщаемые ранее из нашей лаборатории, вполне подтвердились.
 При этих исследованиях прежде всего выяснилось, что из всей области, отмеченной ранее нами в виде слюноотделительной, чаще всего особенно деятельной в смысле вызывания слюноотделения является область gyri compositi ant. Если эту область устранить, причем, очевидно, дело идет об устранении ничуть не всей слюноотделительной области, а лишь ее наиболее деятельной части, то в течение вышеуказанного периода у животного не удается вызвать ранее хорошо получавшихся естественных слюноотделительных рефлексов на звуковые и на зрительные раздражения, тогда как на обоняние, а тем более на вкус они получаются хорошо.i
 Предположение, что дело сводится здесь к одному угнетению подкоркового слюноотделительного центра, опровергается следующим образом: специальные исследования на раствор кислоты, возбуждающий подкорковый слюноотделительный рефлекс, показали, что у животного раствор кислоты в течение всего послеоперационного периода возбуждает слюноотделение, причем он должен быть вслед за операцией несколько усилен, но это продолжается лишь 2-3 дня в период общего угнетения собаки, после чего вполне восстановляется прежняя, т. е. бывшая до операции, возбудимость подкоркового слюноотделительного рефлекса, тогда как сочетательный корковый рефлекс на зрение и слух остается еще утраченным в течение, как упомянуто, 5-6 дней.
 Должно иметь в виду, что вышеуказанный эффект относится только к естественным рефлексам, о чем и заявлялось ранее в работе доктора Белицкого; между тем как путем многократного вливания животному в рот кислоты и возбуждения этим путем подкоркового слюноотделительного центра одновременно со зрительным раздражением пищей удается через некоторое время снова привить животному сочетательный зрительный слюноотделительный рефлекс. Этот факт может быть объяснен тем, что и помимо корковых секреторных центров, имеющих в указанном отношении несомненное значение, упомянутый рефлекс при последовательном упражнении животного находит иные пути для своего обнаружения, очевидно передаваясь в этом случае непосредственно от зрительного и слухового коркового центра к подкорковому слюноотделительному центру.
 Точно так же и по отношению к корковому центру желудочного сокоотделения, легко демонстрируемому по методу раз-
 175
 
 дражения, работой доктора Гервера (из нашей лаборатории) "было доказано, что вместе с удалением этого центра у животного прекращается отделение так называемого психического сока (по терминологии И. П. Павлова), которое обнаруживается при раздражении животными пищевыми продуктами на расстоянии, тогда как другие рефлексы на сокоотделение при этом остаются сохраненными.
 И этот факт был оспариваем из лаборатории И. П. Павлова, но работа, производимая ныне у нас доктором Трекером со специальною целью еще раз проверить полученные результаты, вполне подтвердила ранее сообщенные данные, причем выяснилось, что отсутствие сочетательного сокоотделительного рефлекса на показывание пищи у оперированных собак наблюдается лишь в течение первых нескольких дней, приблизительно около 6-8, тогда как у контрольных животных, которым производилось удаление других, хотя бы и соседних частей мозговой коры, ничего подобного не наблюдалось. Но и с течением времени еще обнаруживается у некоторых животных, по наблюдениям доктора Трекера, заметная количественная разница между собакой с удалением коркового желудочного центра и собакой, оперированной в других областях коры, в смысле более позднего появления желудочного сока при раздражении пищей на расстоянии у первой собаки. Заслуживает внимания, что собаки с удаленным сокоотделительным центром в первое время вообще менее охотно едят по сравнению с оперированными в других частях мозговой коры и при показывании им пищи даже отворачиваются от нее.
 Тот факт, что с течением времени эффект операции постепенно выравнивается, служит объяснением тому, почему другие авторы не наблюдали этих явлений при удалении коркового сокоотделительного центра. Дело в том, что, по заявлению И. П. Павлова в майском научном собрании врачей клиники душевных болезней, исследование сочетательного сокоотделительного рефлекса в его лаборатории начиналось лишь с 6-го дня, так как до этих пор оперированные собаки не принимали пищи вовсе.
 Далее работой доктора Никитина из нашей лаборатории было доказано по методу раздражения в ряде опытов над молочными некураризированными и кураризированными овцами существование особого молочноотделителыюго центра в передних отделах мозговой коры, значение которого также было выяснено с помощью исследования сочетательных рефлексов. Оказалось, что вместе с удалением этих центров в обоих полушариях мозга у молочной овцы в первое время не выделяется молоко ни при виде сосущего ее ягненка, ни при обнаруживании им своего голоса, что наблюдалось с постоянством у того же животного до произведенной операции. Для выяснения того,
 176
 
 как долго длится этот эффект, должны быть поставлены еще особые опыты.
 Все вышеизложенное не оставляет сомнения в том, что для исследования функций корковых центров метод испытания специальных сочетательных рефлексов получает особое значение: благодаря ему, удается выяснить физиологическое значение целого ряда корковых центров и в том числе секреторных, роль которых иначе оставалась бы совершенно неясною, так как с удалением их в более элементарных отправлениях нервной системы не происходит какого-либо нарушения в отправлениях организма.
 12 В. М. Бехтерев
 
 Ill
 ТРУДЫ
 по
 НЕВРОПАТОЛОГИИ
 12"
 
 НАБЛЮДЕНИЯ ТРОФИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЙ КОЖИ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ РАССТРОЙСТВ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ1
 1. Сыпи, распространяющиеся в области пораженных нервов
 В смысле расширения наших знаний относительно трофического влияния нервной системы наиболее убедительными представляются те случаи поражения кожных покровов, которые ограничиваются определенными нервными участками. В особенности интересны в этом отношении некоторые формы сыпей. Так, с давних пор известно, что одна из пузырчатых сыпей -herpes zoster -распространяется весьма часто по ходу пораженных нервов. Впервые связь этой сыпи с поражением нервов была указана Парро в 1857 г.; вслед за тем то же самое было подтверждено прекрасными наблюдениями Руже, Шарко, Готара, Эсмарха, Береншпрунга и многих других. Действительно, указанное распространение этой сыпи настолько постоянно, что в настоящее время считается одним из наиболее характерных ее признаков. Почти всегда она ограничивается исключительно одной половиной тела, не переходя срединной линии как спереди, так и сзади. Далее, какая бы область тела ни была занята этой сыпью, она всегда следует довольно точно ходу нервных ветвей: так, на груди она распространяется по направлению межреберных нервов, и если занимает второе и третье пространство, то очень часто вместе с тем идет и по внутренней поверхности плеча, соответственно анастомозу, посылаемому вторым и третьим межреберными нервами в подкожную плечевую область. На шее сыпь идет по всем направлениям, соответственно веточкам plexus cervicalis, на лице -соответственно ветвям п. trigemini; на руках и на ногах -длинными рядами в направлении подкожных нервов. Кроме того, относительно этой сыпи известно, что она составляет весьма частый спутник невралгий, в особенности у взрослых; появление ее в этих случаях часто совпадает по времени с наступле-
 1 Сообщение, сделанное на заседании Психиатрического общества 16 мая текущего года (с демонстрацией больных).
 181
 

<< Пред.           стр. 5 (из 19)           След. >>

Список литературы по разделу