<< Пред. стр. 5 (из 14) След. >>
Список литературы по разделу
Довольно часто нам приходится сталкиваться с формулировкой "тайна телефонных переговоров, почтовых и иных сообщений". "Иные" - это в том числе электронная почта и вообще Интернет. Ведь глобальная сеть не только предоставляет нам уникальные возможности коммуникаций, она еще крайне уязвима для вмешательства извне. Электронные письма, которые мы посылаем другу, проходят через разные компьютеры и линии связи. Все эти технические средства контролируются людьми. Получается, что письмо может быть прочитано, подправлено, задержано или просто уничтожено.
Кто угрожает праву на неприкосновенность частной жизни в Интернете? Государственные спецслужбы и правоохранительные органы, недобросовестные коммерсанты, наконец, хакеры. Первые, однако, обладают наибольшими полномочиями и (как правило) ресурсами, так что именно они представляют наибольшую потенциальную угрозу. Реальными или виртуальными "крокодилами" полиция и секретные службы цепляются за линию связи, чтобы узнать, какие письма отправляет гражданин А гражданину В. Обычно главным аргументом служит необходимость эффективной борьбы с криминалом. Ведь каждому ясно, что преступники получили полный доступ к современным технологиям и потому стали более сильны и опасны. Значит, к ним следует применять адекватные меры. Согласитесь, звучит убедительно. Однако волей-неволей такая практика создает опасность нарушения гражданских прав, прежде всего, тайны коммуникаций. Год назад в Японии на суд общества был представлен законопроект, по которому прослушивание становилось возможным в делах о наркотиках, торговле оружием и организованных убийствах. Общество буквально раскололось пополам: 44% японцев поддержало законопроект, 45% высказалось против. Уже в июле 1999 года один журналист обратился в суд с жалобой: его телефонный разговор был подслушан, а содержание попало в конкурирующие СМИ; причем тот, кто осуществлял прослушивание, заявил, что пользовался техническими средствами полиции. Таких примеров множество. В той же Японии в июне 1997 года Верховный суд Токио вынес решение по иску одного из лидеров коммунистической партии. Полиция, имевшая неосторожность прослушивать его телефон без санкции, была оштрафована судом на четыре миллиона иен (около 37 тысяч долларов США). В мае 1999 года шеф испанской военной разведки генерал Эмилио Алонсо Манглано был обвинен в передаче в СМИ результатов подслушивания сотен людей. Он, полковник Пероте, руководивший операциями по прослушиванию, и еще пять агентов получили до полугода тюремного срока каждый. Во Франции, по официальным данным, ежегодно осуществляется до 100 тысяч нелегальных прослушиваний. В "группу риска" попадают, прежде всего, оппозиционные политики, журналисты и правозащитники. Именно эти категории граждан чаще всего становятся объектами нелегальной электронной слежки.
Для защиты от этой беды следует прежде всего обратиться к закону. В российской Конституции целых три статьи посвящены праву на неприкосновенность частной жизни. Уголовный кодекс тоже грозит нарушителям права на неприкосновенность частной жизни наказанием. Гарантии от произвольного вмешательства в частную жизнь содержатся в законах "О связи" и "Об оперативно-розыскной деятельности". Чтобы прослушивать чей-либо телефон или перехватывать сообщения электронной почты, оперативникам сначала нужно получить разрешение судьи. В Сети с 1998 года обсуждается СОРМ-2 - отечественная система, расширяющая возможность спецслужб в смысле "прослушивания" Интернета. Строго говоря, СОРМ ("Система оперативно-розыскных мероприятий") - это довольно скучный для непрофессионального глаза документ. В нем ничего не сказано о праве на неприкосновенность частной жизни, а описываются технические параметры системы, которую ФСБ и другие государственные службы должны использовать для подключения к оборудованию провайдера Интернета. Главное отличие от прежней практики в том, что если раньше "органы" должны были приходить к провайдеру всякий раз, когда требовалось "послушать" кого-нибудь, то сегодня они могут делать это самостоятельно в любое удобное для них время. А как же гарантии права на неприкосновенность частной жизни? Формально все в порядке. Как справедливо отмечают наши украинские коллеги, вопрос об опасности СОРМ - это вопрос доверия (или недоверия) к правоохранительным органам. В том-то и дело: традиции и стиль работы последних известны нам по другим делам, не связанным с Интернетом.
Пока что провайдеры вынуждены выбирать между подписанием совместного с ФСБ "плана действий по внедрению СОРМ" и угрозой потери лицензии. Понятно, что подавляющее большинство компаний выбирает первый вариант и отказывается как-либо комментировать свое сотрудничество со спецслужбами. На момент написания этой статьи только два российских провайдера (волгоградский "Байярд-Славия Коммуникейшнс" и "Деловая сеть - Иркутск") открыто составили оппозицию ФСБ, причем руководство делало акцент именно на нарушение прав граждан. Противостояние с ФСБ привело к тому, что работа волгоградского провайдера фактически была парализована бесконечными проверками, штрафами и ограничениями. Очевидно, такой пример не вдохновляет остальные фирмы на конфликт со спецслужбами. Такая практика не может остаться без внимания в обществе с устойчивыми демократическими традициями - где-нибудь в Швеции или Канаде. Проект Carnivore, вышедший из лабораторий ФБР в вирджинском городе Квантико и получивший широкую огласку летом этого года, немного напоминает СОРМ-2 - но как на него отреагировали американцы! Сетевая общественность и правозащитники подняли настоящую бурю в газетах, несколько конгрессменов выступили с резкой критикой, администрация Клинтона заявила о начале работы над новыми законами в области Интернета. Фэбээровцам ничего не оставалось, как пуститься в объяснения и доказывать, что Carnivore - всего-навсего компьютерная программа, которая будет применяться в исключительных случаях и строго в рамках закона.
Трудно представить, чтобы в России наступление на неприкосновенность частной жизни вызывало такой резонанс и такую реакцию государства. К сожалению, наши соотечественники, чей быт - не по их вине - прочно связан с плацкартными вагонами и общественными банями, не принимают право на неприкосновенность частной жизни всерьез. Создается впечатление, что и передовые российские компании, ведущие бизнес в Интернете, слыхом не слыхивали о таких вещах, как privacy policy - "политике в области права на неприкосновенность частной жизни".
Возьмем, к примеру, очень популярную почтовую систему Mail.Ru, где можно зарегистрироваться и совершенно бесплатно получить почтовый ящик. Новичок, понятно, должен заполнить анкету. Первое, что ему предстоит сделать - обязаться честно ответить на все вопросы. Вторым пунктом Mail.Ru гарантирует конфиденциальность данных. Но чуть ниже авторы анкеты поясняют, что условия могут быть изменены, и единственное, что обязуется сделать Mail.Ru - оповестить пользователей об изменениях... Помимо резонных вопросов об имени и пароле вы должны (если, конечно, хотите пройти процедуру регистрации до конца) сообщить любознательным сотрудникам Mail.Ru ваш возраст, семейное положение, уровень доходов, хобби, стаж в Интернете... Зачем? Mail.Ru утверждает, что владелец почтового ящика @mail.ru станет участником розыгрыша каких-то призов.
Но я не подписывался на лотерею, я хотел только отправить несколько электронных писем!
Неудивительно, что в обстановке общего пренебрежения правом на неприкосновенность частной жизни вполне свободно чувствуют себя те, кто это право нарушает. Коммерсанты легко забывают о праве на неприкосновенность частной жизни ради успеха своего бизнеса, политики охотно приносят его в жертву интересам национальной безопасности. Проблема существует и разрастается, в том числе и в Интернете. Важно вовремя ощутить ее, понять и начать действовать...
Осознание обществом права на неприкосновенность частной жизни как фундаментального права человека требует колоссальных усилий. По недавним опросам ВЦИОМ, 40% российских граждан считают интересы государства важнее интересов личности и столько же одобряют установление в стране диктатуры ради наведения порядка...
Люди воспринимают нарушение тайны переписки спокойно и даже с некоторой иронией: мол, известное дело - читают, мерзавцы, а что тут поделаешь. Так оно повелось в земле российской еще со времен сказочного царя Салтана...
Попытки регулирования Интернета со стороны чиновников в разных странах удивительно похожи. Почти все новые меры, предлагаемые российской властью для регулирования Сети, имеют какие-то аналоги в других государствах, а там уже успела сложиться практика оппозиции со стороны сетевой общественности. У нашей страны нет в Интернете никакого "особого пути". Российский Интернет (как часто говорят, "Рунет") переживает те же трудности и подъемы, что и, скажем, французский или австралийский, только с небольшим отставанием. В начале 2000 года мы уже наблюдали (в порядке хронологии) попытки приравнять Интернет к средствам массовой информации, взять под государево крыло выдачу сетевых адресов (точнее, доменных имен) и зарегулировать Сеть насмерть с помощью специального закона.
Вероятно, нас еще ждет отчаянная кампания борьбы с порнографическими Web-сайтами, попытки запрета распространения криптографии и прочие изобретения государственного ума. К счастью, мы уже знаем, как на них следует реагировать...
Известно высказывание Андрея Себранта, долгое время занимавшего видный пост в руководстве "Гласнет" (одного из крупнейших провайдеров): мол, все эти общественники чудовищно некомпетентны, ничего не понимают в Интернет-бизнесе, и потому их советы в таких сложных сферах взаимоотношений, как СОРМ, мягко говоря, неуместны и нежелательны. Понятно, что правозащитники платили "интернетчикам" той же монетой: "технари" - они и есть "технари", им бы только с компьютерами возиться да деньги за это получать, а на гражданские права они плевали. Между тем именно построение коалиции разных заинтересованных сил (сетевого бизнеса, провайдеров, правозащитников, экспертов, журналистов) способно сделать по-настоящему эффективной оппозицию незаконному вторжению в частную жизнь российских пользователей Интернета...
Отношение к Сети меняется: все больше людей ощущают потребность в ней как в рабочем инструменте, средстве общения и отдыха. А значит, проблемы нарушения прав человека в Интернете будут столь же актуальными, как проблемы их нарушения в реальном пространстве. С той разницей, что в Интернете на одно из первых мест выходит именно обеспечение права на неприкосновенность частной жизни.
- Какой смысл вкладывается в понятие "право на неприкосновенность частной жизни"?
- Как вы думаете, почему право на неприкосновенность частной жизни воспринимается россиянами как не важное, малозначимое?
- Можно ли обеспечить абсолютное соблюдение этого права?
- Должны ли спецслужбы иметь возможность прослушивать частные разговоры и читать частную переписку?
- Как оградить общество от произвола спецслужб?
Право на свободу совести и религии
Владимир Тендряков
Чудотворная?
- А здесь, в этом доме, - продолжала Парасковья Петровна, - на моего ученика, пионера, силой надели крест, силой заставляют молиться...
- Это, сударушка, не твое дело! - резко перебила Грачиха.
- Обожди, Авдотья, потом возразишь, - отмахнулась Парасковья Петровна.
- И ждать не буду, и слушать не хочу! Накося, в семейные дела лезет!.. А я-то, убогая, все гадаю: зачем пришла?
- Авдотья! - неожиданно строгим тенорком оборвал ее отец Дмитрий. - Хочу поговорить с человеком. Иль для этого из дому твоего уйти?
Грачиха сразу же осеклась, едва слышно заворчала под нос:
- Хватает нынче распорядителей-то... Распоряжайся себе, только в чужой дом не лезь...
Поднялась, отошла к печи, сердито застучала ухватами. По спине чувствовалось: напряженно прислушивается к разговору.
Парасковья Петровна продолжала:
- Школа учит одному, семья же - совсем другому. Или школа заставит мальчика отказаться от бога, или семья сделает из него святошу. В наше время середины быть не может. А пока будет идти спор, два жернова могут перемолоть, перекалечить жизнь ребенку. Пусть родители веруют, как хотят и во что хотят, но не портят мальчику будущего. Его будущее принадлежит не только им. Волей или неволей они становятся преступниками перед обществом.
Бабка Грачиха, согнувшись, шевелилась чуть слышно у печки, бросала из-за плеча горящие взгляды. Отец же Дмитрий, вежливо выждав паузу, спокойно глядя в лицо учительницы своим стариковски добрым, честным взглядом, осторожненько спросил:
- А какое я имею касательство к этому, Парасковья Петровна?
- Стоит ли объяснять, отец Дмитрий? Самое прямое. Вы для этой семьи духовный пастырь, и ваше отношение к делу для меня небезынтересно.
- Гм... Вот вы упомянули слово "преступники". Преступник тот, кто выступает против закона. А разберемся: имеют ли место противозаконные действия? Известно, например, что ученые люди многие годы спорили о том, можно ли считать убийцей женщину, которая вытравила плод во чреве? Ежели считать такое убийством, то с какого времени: неделю после зачатия, две недели, семь месяцев? И не убийством ли являются те предосторожности, которые мешают зачатию? А если не считать убитым плод во чреве, то, возможно, и умертвление родившегося младенца не убийство. Спорили, спорили, да так и не решили, какое место указать: отсюда, мол, начинается убийство, тут граница. Вот и в таких случаях трудно доглядеть, где граница законного и противозаконного. Скажите, будет ли противозаконным такой случай. Мальчик из любопытства спрашивает свою верующую мать: "Есть ли, мама, бог на небе?" Обычный детский вопрос, но он касается основы основ вероучения. Верующая мать, сами посудите, не может иначе ответить: "Есть бог, сынок". А если детское любопытство будет простираться и дальше: "Какой бог из себя, что он делает?",- то матери придется объяснять о триединстве, о бессмертии души, о судном дне. Там, глядишь, вера вошла в ребенка, там и молитвы, и крест на шею. Где тут границы законного и противозаконного? Где же тут, скажите, преступление? Ведь вам, как я понимаю, не суть важно, силой ли заставили молиться ребенка или убедили его в этом. Вам важнее уберечь своего ученика от веры. Так ведь, Парасковья Петровна?
"Ловок! Советским законом, словно бревнышком, подперся", - удивилась Парасковья Петровна и только тут поняла, как глупо было с ее стороны вызывать на откровенный разговор этого чуждого по взглядам человека.
- Есть много преступлений, - сказала она,- которые не сразу подведешь под статью кодекса. Но от этого они не делаются менее вредными для общества.
- Каждый смотрит на вещи по-своему: вы так, я эдак, - с готовностью подхватил отец Дмитрий, - а закон для нас всех один. И поверьте мне, он вас не поддержит. Иначе и быть не может. Если б закон стал устанавливать порядок вероучения внутри семьи, то он наверняка, как те ученые, что разбирали убийство при зачатии, запутался бы, не нашел, что можно дозволить, а что нельзя. Поэтому... - Отец Дмитрий поднял склоненную голову. Расплывчатые, рыхловатые черты его лица стали строже, полные губы в жидкой поросли усов округлились, готовые изречь непререкаемую истину. - ...Поэтому закон мудро предоставляет семье решать вопросы веры без его помощи. К кому бы вы ни обратились, уважаемая Парасковья Петровна, хоть в суд, хоть в милицию, никто не окажет вам поддержки. Вы преувеличиваете, называя это преступлением. Никакой опасности для государства это не представляет. Поверьте, об интересах государства я сам пекусь, насколько дозволяют мне слабые силы.
- Чья позиция кажется вам ближе?
- Верите ли вы людям, публично рассказывающим о своей искренней вере в Бога?
- Как вы думаете, может ли в семье атеистов вырасти искренне верующий ребенок? А неверующий в религиозной семье?
- Можно ли быть нравственным, не веря в Бога?
Право на семейную жизнь
Вильям Шекспир
Ромео и Джульетта?
Хор
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междуусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но им судьба подстраивает козни,
И гибель их у гробовых дверей
Кладет конец непримиримой розни
***
Леди Капулетти
Отец твой полон о тебе заботы.
Чтобы тебя развлечь, он выбрал день
Для праздника. Нам и во сне не снилось
Нежданное такое торжество.
Джульетта
Что ж, в добрый час. Когда назначен праздник?
Леди Капулетти
В четверг, моя хорошая. В четверг
Прекрасный граф Парис, твои нареченный,
С утра нас приглашает в храм Петра,
Чтобы с тобою сочетаться браком.
Джульетта
Клянусь Петровым храмом и Петром,
Ничем с Парисом я не сочетаюсь!
Какая спешка! Гонят под венец,
Когда жених и глаз еще не кажет.
Благодарю! Уведомьте отца,
Что замуж рано мне, а если надо,
Скорее за Ромео я пойду,
Чем выйду за Париса. Вот так радость!
Леди Капулетти
Вот он идет. Скажи ему сама.
Посмотрим, как он примет эти речи.
Входят Капулетти и кормилица.
Капулетти
Закат сопровождается росой,
Племянника ж закат отмечен ливнем.
Опять потоки? Все еще в слезах?
На взгляд такое щупленькое тельце,
А борется, как на море корабль,
С пучиной слез и ураганом вздохов
До воцаренья новой тишины.
Ну, как дела? Уже ты сообщила
Ей наше повеление, жена?
Леди Капулетти
Сказала, но она не хочет слушать,
Отказывается. Благодарит.
Капулетти
Что? Что? Не слышу. Повтори. Не хочет?
Благодарит? Она не поняла
Всей этой чести? Ей не очевидно,
Во сколько раз жених знатнее нас?
Она находкой нашей не гордится?
Джульетта
Должна благодарить, но не горжусь.
Какая гордость в том, что ненавистно?
Но и напрасный труд ваш дорог мне.
Капулетти
Вот логика! Прости, не понимаю.
Где связь? То "благодарна" и "горда",
То "не горда" вдруг и "не благодарна".
Брось эти штуки, маменькина дочь!
Что гордость мне твоя и благодарность?
А вот в четверг, пожалуйста, изволь
Пойти венчаться в храм с Парисом, или
Тебя я на веревке притащу.
В чем держится душа, холера, падаль! Разважничалась!
Леди Капулетти
Вы с ума сошли!
Джульетта
Отец, прошу вас слезно на коленях,
Позвольте только слово мне сказать!
Капулетти
Ни звука! Все заранее известно.
В четверг будь в церкви или на глаза
Мне больше никогда не попадайся!
Молчать, молчать! Роптали, дураки,
Что дочь у нас одна, а на поверку
И этой много, так нас допекла!
У, подлая!
Кормилица
Избави боже, сударь!
О дочке отзываться так нельзя.
Капулетти
А почему, наставница с указкой?
К соседкам шли бы языком трепать!
Кормилица
Я зря не вру.
Кaпулетти
Проваливайте к богу!
Кормилица
Нельзя и рта открыть?
Капулетти
Вам говорят,
С соседками за кружкою судачьте!
Тут не кабак.
Леди Капулетти
Вы слишком горячи.
Капулетти
Меня с ума все это сводит. Боже!
Где б ни был я и что б ни затевал,
В гостях ли, дома ль, вечно, днем и ночью,
Моею мыслью было подыскать
Ей жениха. И наконец он найден.
Богач, красавец, знатный человек,
Воспитан, воплощенье всех достоинств,
Мечта и сон, а эта тварь пищит:
"Я не хочу! Я не могу! Мне рано.
Простите". Ты не можешь? Хорошо.
Прощаю. Но изволь вперед кормиться
Где хочешь, только больше не со мной.
Имей в виду, я даром слов не трачу.
На размышленья у тебя два дня,
И если ты мне дочь, то выйдешь замуж,
А если нет, скитайся, голодай
И можешь удавиться: бог свидетель,
Тебе тогда я больше не отец.
Так вот, подумай. Это ведь не шутки.
(Уходит.)
Джульетта
Ужель нет состраданья в небесах?
Им видно ведь насквозь мое несчастье.
Ах, матушка, не выгоняйте вон!
Отсрочьте брак на месяц, на неделю
Или с Тибальтом положите в склеп!
Леди Капулетти
Все обсудили. Поступай, как знаешь.
Молчи. Я слова больше не скажу.
***
Князь
Где вы, непримиримые враги,
И спор ваш, Капулетти и Монтекки?
Какой для ненавистников урок,
Что небо убивает вас любовью!
И я двух родственников потерял
За то, что потакал вам. Всем досталось.
Капулетти
Монтекки, руку дай тебе пожму.
Лишь этим возмести мне вдовью долю
Джульетты.
Монтекки
За нее я больше дам.
Я памятник ей в золоте воздвигну,
Пока Вероной город наш зовут,
Стоять в нем будет лучшая из статуй
Джульетты, верность сохранившей свято.
Капулетти
А рядом изваяньем золотым
Ромео по достоинству почтим.
Князь
Сближенье ваше сумраком объято.
Сквозь толщу туч не кажет солнце глаз.
Пойдем, обсудим сообща утраты
И обвиним иль оправдаем вас.
Но повесть о Ромео и Джульетте
Останется печальнейшей на свете...
- Как вы думаете, с какого возраста люди должны самостоятельно принимать решение о вступлении в брак (Учитывая, что Ромео 16 лет, а Джульетте - 13)?
- Что делать любящим друг друга несовершеннолетним, родители которых противятся браку?
Право на свободу слова.
Право на свободу получения и распространения информации
Джордж Оруэлл
1984?
По каждой записке Уинстон диктовал свои поправки в диктограф, а отпечатанный текст подкалывал к соответствующему номеру "Таймс" и отсылал его по пневматической почте обратно. Затем почти автоматическим жестом скомкал записки и черновики и швырнул их в дыру памяти.
Он лишь в общих чертах знал, что происходит в невидимом лабиринте, куда вели пневматические трубы. После того, как все необходимые поправки к какому-либо номеру "Таймс" собирали вместе и сличали, газета перепечатывалась, оригинал уничтожался, а исправленный экземпляр занимал место в подшивке. Этот процесс непрерывных изменений применялся не только к газетам, но также к книгам, журналам, брошюрам, плакатам, листовкам, фильмам, звукозаписям, карикатурам, фотографиям - словом, к любой литературе, к любым документам, которые могли иметь хоть какое-либо политическое или идеологическое значение. Каждый день, практически каждую минуту прошлое приводилось в соответствие с сегодняшним днем. Таким образом, можно было подтвердить документальными свидетельствами любой прогноз Партии, а любую новость, любое мнение, не соответствующие задачам текущего момента, можно было убрать из документов. Вся история стала всего лишь пергаментом, с которого соскабливали первоначальный текст и по мере надобности писали новый. И никогда нельзя было потом доказать подделку.
Самый большой сектор Исторического Отдела, намного превосходящий тот, в котором работал Уинстон, искал и собирал все экземпляры книг, газет и прочих документов, оригиналы которых были заменены, - чтобы уничтожать их. Номер "Таймс", который, возможно, переписывали десять или двенадцать раз из-за изменившейся политической конъюнктуры или ошибочных прогнозов Большого Брата, по прежнему находился в подшивке, и на нем была первоначальная дата, но не осталось других неисправленных экземпляров, чтобы опровергнуть эту ложь. Книги тоже все время переписывали и перепечатывали и никогда при этом не признавали, что в них сделаны какие-либо изменения. Даже в записках, которые получал Уинстон и сразу после правки уничтожал, не было и намека на то, что требуется подделка; нет, всегда шла об оговорках, ошибках, опечатках, неточных цитатах, которые следовало исправить в интересах истины...
Если Партия может запускать свои руки в прошлое и утверждать, что то или иное событие никогда не происходило, то это, наверное, страшнее пытки или смерти?
Партия сказала, что Океания никогда не была союзницей Евразии. Он, Уинстон Смит, знал, что всего лишь четыре года назад Океания была с ней в союзе. Но где подтверждение этому факту? Только в его сознании, которое, судя по всему, скоро будет ликвидировано. А раз все остальные принимают ложь Партии за чистую монету, раз все источники подтверждают это, то ложь становится историей и превращается в правду. Один из лозунгов Партии гласил: "Кто контролирует прошлое - контролирует будущее, кто контролирует настоящее - контролирует прошлое". И все же прошлое, изменчивое по своей природе, так и не смогли изменить. Все, что правда сегодня, было и будет правдой всегда. Это же очевидно. Нужно лишь не сдаваться в борьбе со своей памятью. Они называют это "Контроль за действительностью", на новоязе это называется "двоемыслием".
- Вольно! - слегка повеселевшим голосом сказала тренерша с экрана.
Уинстон опустил руки и сделал глубокий вдох. Его ум медленно скользнул в лабиринт двоемыслия. Знать и не знать, владеть полной правдой и говорить тщательно сфабрикованную ложь, придерживаться одновременно двух взаимоисключающих мнений, знать, что они противоречат одно другому, и верить в оба, обращать логику против логики, не признавать мораль и в то же время клясться этой самой моралью, верить, что демократия невозможна, и утверждать, что Партия защищает демократию, забывать все, что приказано забыть, а потом, при необходимости, вновь вспоминать об этом и, самое главное, применять такую диалектику и к самой диалектике. Это было высшим достижением: сознательно навязывать бессознательность и тут же самому забывать, что ты только что занимался гипнозом. Ведь даже для того, чтобы понять это слово - "двоемыслие", надо было применить двоемыслие.
На эту мысль натолкнула его и записная книжка. Это была удивительно красивая вещь. Гладкая кремовая бумага чуть пожелтела от времени, такой не производили уже лет сорок. Уинстон, однако, думал, что книжка на самом деле гораздо старее. Увидел он ее в витрине маленькой грязной лавчонки в трущобном районе города (в каком именно, он уже не помнил), и ему ужасно захотелось купить ее. Считалось, что члены Партии не должны посещать обычные магазины ("пользоваться вольным рынком", как говорили), но этот запрет не соблюдался слишком строго, так как некоторые вещи, например, шнурки или бритвенные лезвия, нигде больше нельзя было приобрести. Уинстон огляделся по сторонам, быстро юркнул внутрь лавчонки и купил записную книжку за два с половиной доллара. В тот момент он не знал еще, зачем ему эта книжка. С чувством совершенного преступления принес ее домой в портфеле. Даже без единой записи книжка была компрометирующим вещественным доказательством.
Уинстон решил вести дневник. В принципе это не было незаконным (ничего незаконного не было вообще, так как давно уже не было и самих законов), но если бы кого-нибудь поймали за этим занятием, то наказанием была бы смерть или, самое меньшее, двадцать пять лет лагерей...
- Разве ты не видишь, что главная цель новояза - сузить диапазон человеческого мышления? Мы добьемся, в конце концов, что преступное мышление станет невозможным - не будет слов для его выражения. Любую концепцию можно будет выразить всего лишь одним словом. Его смысл будет жестко определен, а все побочные значения стерты и забыты. В одиннадцатом издании мы уже близки к этому. Хотя, конечно, эту работу будут продолжать еще много лет спустя после моей и твоей смерти. С каждым годом будет все меньше и меньше слов и соответственно станет уменьшаться диапазон человеческого сознания. Конечно, и теперь нет ни причин, ни оправдания преступному мышлению. Это вопрос самодисциплины, контроля над действительностью. Но в конце концов и это не будет нужно. Революция завершится лишь тогда, когда станет совершенным язык. Новояз - это Ангсоц, а Ангсоц - это новояз, - добавил он удовлетворенно и загадочно. - Тебе не приходило в голову, Уинстон, что самое позднее к 2050 году не останется в живых ни одного человека, который смог бы понять разговор вроде нашего сегодняшнего?
- Кроме... - начал Уинстон с сомнением и остановился. "Кроме пролов", - чуть не сорвалось с языка, но он вовремя одернул себя, поскольку не был уверен, что такое замечание вполне благонадежно. Сайм, однако, угадал, что он хотел сказать.
- Пролы не люди, - бросил он небрежно. - К 2050 году, а может быть, раньше, никто не будет знать старояза. Вся литература прошлого будет уничтожена. Чосер, Шекспир, Мильтон, Байрон будут только на новоязе. И это будут не просто другие книги, смысл их будет прямо противоположен оригиналам. Изменится даже литература Партии. Даже лозунги. Как, например, сохранить лозунг "Свобода - это рабство", если не останется самого понятия свободы? Сама атмосфера мышления будет другой. Не будет мысли, как мы ее понимаем сегодня. Быть благонадежным значит не думать, не иметь потребности думать. Благонадежность - отсутствие сознания.
...Он взял учебник истории и взглянул на фронтиспис - на портрет Большого Брата. Гипнотизирующие глаза глядели на него. Казалось, какая-то страшная сила давит на вас, она проникает в черепную коробку, сминает мозг, запугивает настолько, что вы отказываетесь от всех убеждений, заставляет не доверять собственным чувствам. Дойдет до того, что Партия объявит: дважды два - пять, и вам придется поверить. Рано или поздно они обязательно дойдут и до этого, это логически вытекает из их политики. Ведь партийная философия отрицает не только опыт, но и саму реальность внешнего мира. Здравый смысл - вот самая страшная ересь. И поэтому самое ужасное не то, что вас убьют за инакомыслие, а то, что вдруг они все-таки правы! Потому что, в конце концов, откуда мы знаем, что дважды два - четыре? Откуда мы знаем, что есть сила тяжести? Откуда мы знаем, что прошлое нельзя изменить? А если и прошлое, и внешний мир существуют лишь в нашем воображении, и если наш разум можно контролировать - то что тогда?
Но нет! Неожиданно он почувствовал прилив мужества. Без каких-либо ассоциаций перед глазами всплыло лицо О'Брайена. Теперь он был абсолютно уверен, что О'Брайен на его стороне. Он пишет дневник для О'Брайена, адресует дневник О'Брайену. Это бесконечное письмо, которое никто никогда не прочтет, но оно адресовано конкретному человеку и этим окрашено.
Партия приказывает не верить своим глазам и ушам. Это ее главное, самое существенное требование. Ему стало страшно, когда он подумал, какая чудовищная сила противостоит ему, с какой легкостью любой партийный идеолог победит его в споре, какие хитроумные аргументы будут выдвинуты при этом, аргументы, которых он не сможет понять и на которые, уж конечно, не сможет ответить. И все же прав он, а не они! Очевидное, простое, правильное нуждается в защите. Очевидные истины верны - вот за что надо держаться! Реальный мир существует, и законы его незыблемы. Камень - твердый, вода - мокрая, предметы, которые ничто не удерживает, притягиваются к центру Земли. Уинстон взял перо. Он обращался к О'Брайену, он утверждал важную истину:
Свобода - это свобода говорить, что дважды два - четыре. Если это дано, все остальное вытекает отсюда.
- Не означает ли, что право на свободу получения и распространения информации, - это право знать все государственные тайны?
- Как вы думаете, обеспечивают ли школьные учебники истории объективную информацию?
- Как вы думаете, чем свобода мысли, свобода слова угрожают тоталитаризму?
- Часто ли на уроках нарушается ваше право на свободу слова?
- Может ли свобода слова быть неограниченной? Кто или что должно определять границы свободы слова?
Николай Носов
Незнайка на Луне?
Выступивший в конце конференции доктор физических наук профессор Бета сказал в своем заключительном слове:
- Дорогие друзья! Все нами услышанное свидетельствует о том, что пришельцы с нашей соседней планеты, по всей видимости, владеют тайной невесомости. Как вы сами могли убедиться, это страшная сила. Полицейские, попадающие в состояние невесомости, становятся совершенно беспомощными. Они абсолютно не владеют своими членами, и им остается только носиться без толку по воле ветра. Применяя огнестрельное оружие, они могут нанести вред лишь самим себе. Наконец-то, дорогие друзья, мы с вами получили возможность вздохнуть свободно. Отныне полицейские уже не смогут угрожать нам; они не смогут ни вешать нас, ни стрелять, ни сажать нас в тюрьму...
В это время послышалось резкое:
- Фить! фить!
Этот звук издал присутствовавший на конференции старший полицейский инспектор Злигль. Вскочив со своего места, он властно кивнул пальцем двум дежурившим у дверей полицейским. Поняв, что от них требовалось, полицейские без лишних слов метнулись к профессору, скрутили ему за спиной руки и поволокли прочь. Когда все было кончено, инспектор Злигль подошел к микрофону и сказал, обращаясь к зрителям:
- Уважаемые телезрители! Дамы и господа! Прошу без паники! Ничего страшного не произошло. Доктор физических наук профессор Бета арестован за распространение вредных мыслей и неуважение к полиции. Теперь он попадет в каталажку и получит возможность вздыхать там свободно, сколько ему потребуется. Пусть это послужит для всех вас хорошим уроком. А теперь молчать, и никаких разговоров! Благодарю за внимание...
... Здание редакции, а также все печатные машины и все оборудование типографии принадлежали Спрутсу. Все сотрудники, начиная от редактора и кончая самым незначительным наборщиком, оплачивались из денег, которые давал Спрутс. Правда, и доход, который получался от продажи газет, целиком поступал в распоряжение Спрутса.
<< Пред. стр. 5 (из 14) След. >>
Список литературы по разделу