<< Пред. стр. 2 (из 11) След. >>
тет в выявлении процесса отчуждения человека в современном мире. Но при этом марксистское понятие отчуждения препарировалось в либерально-буржуазном духе. Если для Маркса «отчуждение» — это следствие особого положения наемного работника в обществе, положения, обусловленного спецификой буржуазных общественных отношений, то буржуазные идеологи рассматривают «отчуждение» как особое болезненное умонастроение, душевно-психологическое состояние, присущее личности в современном мире и якобы никак не связанное с социальными условиями.
Практика искажения марксистских идей ныне широко распространилась среди западных философов и социологов, которые, выдавая себя за марксистов, на самом деле ревизуют учение Маркса. Под предлогом восстановления «истинного», «аутентичного» марксизма в борьбе против его «догматического» толкования ревизионисты отбрасывают существо марксистских идей, интерпретируют их в плане расхожих стереотипов буржуазного сознания. Обосновываются, например, идеи «плюрализма» в марксизме, т. е. утверждается правомерность существования его «различных вариантов». Разумеется, подобного рода искажения марксизма, особенно если они принимают неединичный характер, нельзя объяснить «непониманием» или «неосведомленностью». В них отражаются более глубокие социально-политические процессы, зашифровываются различные политические позиции.
Однако распространение псевдомарксизма не может помешать росту влияния научной марксистской философии за рубежом. Все более очевидно демонстрирует свою плодотворность диалектико-материалистический подход к решению сложнейших проблем, выдвигаемых современной научной и идеологической практикой, и все большее число людей на Западе убеждается в том, что именно марксистская философия олицетворяет собой будущее философского знания.
* * *
За последнее десятилетие в советской философской литературе появилось немало трудов, посвященных критическому анализу современной буржуазной философии, характеризующих как ее отдельные направления и концепции, так и общее состояние философского знания на Западе.
36
Авторы настоящей книги ставили перед собой задачу, опираясь на уже опубликованные исследования', создать синтетическую популярную работу, в которой в сжатой форме критически рассмотреть основные направления и тенденции философии Запада. Таким образом, предлагаемая книга не претендует на исчерпывающий анализ существующих в буржуазной философии направлений. Ее задача — послужить своеобразным введением в изучение данной темы. Этой задаче подчинен и порядок расположения материала в книге: авторы стремились сгруппировать отдельные направления буржуазной философии XX в. так, чтобы еще раз подчеркнуть отмеченное выше наличие внутри идеалистической философии Запада двух тенденций осмысления действительности — сциентистской и антропологической и показать, к какой именно из них каждое из характеризуемых направлений тяготеет.
' См. Т. И. Ойзерман. Главные философские направления. М, 1971; «Философия и современность». М., 1971; «Философия в современном мире. Философия и наука». М., 1972; «Современная буржуазная философия». М., 1972; «Современная идеалистическая гносеология». М., 1968; «Проблема человека в современной философии». М., 1969; «Современная философия и социология в ФРГ». М, 1971; А. С. Богомолов. Буржуазная философия США XX века. М, 1974.
РЕАЛИЗМ В АМЕРИКАНСКОЙ И ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ XX в.
Одной из особенностей развития европейской и американской философии начала XX в. является то, что многие появившиеся в этот период течения и направления выступили под лозунгом реализма: представители этих течений в Германии, Англии, США, России либо характеризуют всю свою философию как «реализм», либо называют «реализмом» свою позицию в гносеологии, онтологии. Так, для квалификации своих взглядов использовали термин «реализм» Ф. Брентано и Р. Лотце, А. Мейнонг и Э. Гуссерль, Н. Гартман ц М. Шелер, группы английских и американских философов. Вплоть до настоящего времени реалистами продолжают именовать себя представители самых различных течений.
Было бы, разумеется, неправильным рассматривать реализм как цельное направление с общими для его представителей традициями, принципами, идеями. Скорее можно назвать его идейным течением пли, еще точнее, тенденцией буржуазных философов решать коренные проблемы философии с позиции «здравого смысла» — веры в существование внешнего мира, в достоверность знания.
«Мир реален», «объекты существуют независимо от субъектов», ни по своим свойствам, ни по своему существованию они не зависят от познающего субъекта и процесса познания — таковы общие положения, которые разделяются представителями различных форм реализма.
Условно реализм можно подразделить на два типа — онтологический и гносеологический. В онтологическом реализме тезис о независимом существовании внешнего мира рассматривается как логический вывод из определенного понимания и толкования природы бытия, в том числе и
38
природы идеальных средств отражения'. Гносеологический же реализм ограничивается утверждением независимости объекта познания от познающего субъекта и оставляет в стороне (или считает неглавным) вопрос о природе субъекта и объекта. Мы остановимся преимущественно на втором, более распространенном типе реализма, на основе которого оформились наиболее влиятельные буржуазные философские школы и течения. Именно в гносеологическом реализме наиболее четко проявились характерные для современной буржуазной философии способы усвоения науки, примирения идеализма со «здравым смыслом».
Возникнув в определенном смысле как антипод объективного идеализма XIX в., реализм формировался в период, когда уже успел себя обнаружить и в известной степени дискредитировать сенсуалистический эмпиризм, прежде всего в его махистской форме. Тупик солипсизма, с которым неизбежно связана психологическая трактовка сознания, расценивался реалистами как свидетельство ложности предпосылок всякого субъективного идеализма. Отсюда характерное для реализма стремление преодолеть не только абсолютный идеализм, но и субъективизм. Реалисты претендуют на то, чтобы, не впадая в абсолютный идеализм, обосновать реалистическую теорию познания, исходящую из признания существования объекта познания независимо от субъекта, и, не впадая в субъективный идеализм, построить эту теорию на достоверных элементах опыта.
Для многих представителей этого течения характерна попытка представить реализм антиподом идеализма, ниспровергающим все его догмы. Они считают, что идеалисты глубоко неправы, помещая объект познания в духовное (т. е. делая объект комплексом ощущений или проявлением «абсолютной идеи»). По их мнению, объекты познания «сверхдуховны».
Наряду с идеализмом реалисты отвергают и материализм, который воспринимался ими лишь в его механистической форме и представлялся тесно «связанным с твердыми атомами и дедуктивной необходимостью» 2.
' Характерным примером онтологического реализма является неотомизм. См. М. В. Желнов. Критика гносеологии современного иеотомпзма. М., 1971.
2 R. В. Perry. Some Disputed Points in Neo-Bealism. «The Journal of Philosophy», 1913, v. X, p. 49.
39
Таким образом, реализм, как и другие эмпирические течения XX в., претендует на пресловутый третий путь в философии, свободный от недостатков идеализма и материализма. Оценку этой тенденции дал еще В. И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме». ««Реалисты» и т. п., а в том числе и «позитивисты», махисты и т. д., — писал он, — все это — жалкая кашица, презренная партия середины в философии, путающая по каждому отдельному вопросу материалистическое и идеалистическое направление. Попытки выскочить из этих двух коренных направлений в философии не содержат в себе ничего, кроме «примиренческого шарлатанства»» 1.
Реализм можно рассматривать и как своеобразную реакцию на переоценку ценностей, на кризис традиционного стиля мышления, охвативший буржуазную культуру на рубеже XIX и XX вв. На фоне проникновения в культуру прагматистски-утилитарных установок, все большего распространения инструменталистского подхода к знанию старая философия с ее спекулятивно-умозрительными методами, морализмом, абсолютизмом кажется старомодной, противоречащей «здравому смыслу» и жизненной практике.
Процессы ломки традиционного стиля мышления были значительно ускорены бурным развитием естествознания, которое все более становится опытным, аналитическим, феноменалистическим. Хотя темы эволюции, генезиса, мироздания, истории культуры — ключевые темы науки XIX в. — по-прежнему широко обсуждаются, внимание ученых все больше приковывают теории, добытые «исследовательским методом» 2.
Достижения опытных, описательных наук, занимающихся количественной, а не качественной интерпретацией явлений, склонили многих мыслителей к отождествлению всякой научной теории с описанием того, что «дано» в опы-
' В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 361.
2 Прагматист Дж. Мид, анализируя особенности научного мышления первых десятилетий XX в. по сравнению с научным мышлением XIX в., выделяет «исследовательский» метод в качестве главной и определяющей черты. Если в предшествующее столетие наука стремилась к созданию систематической картины реальности, в XX в. основной акпент делается на исследовании частных проблем с целью достижения однозначного решения {G. Mead. Movements of Thought in the Nineteenth Century. Chicago, 1944, p. 264).
40
те и может быть выражено при помощи математических формализмов.
Большинство направлений реализма развивалось в русле сциентизма — движения, связанного с фетишизацией науки. Многие из реалистов требовали не только освободить философию от химер идеалистической метафизики, абсурдных выводов идеалистического эмпиризма, но и перестроить философию по образу и подобию науки. Внедрение метода и аппарата естественных и математических наук, сведение теоретических положений к данным опыта, эмпирическая подтверждаемость истины и т. д. стали рассматриваться как эффективные средства придания философии научно-доказательного вида, дающего ей право встать в ряд научных дисциплин.
Исходные теоретико-методологические принципы реализма весьма непоследовательны и противоречивы (что определялось прежде всего установкой на достижение объективности при помощи методов субъективно-идеалистического эмпиризма). Этим, в частности, объясняется существующий среди западных историков философии разнобой при определении идейных предшественников реализма. Одни связывают реализм с эмпирической и критической традицией в европейской мысли (Декарт, Юм, Локк, Кант) '; другие — с идущей от Платона и Аристотеля линией на объективацию категориального аппарата мышления 2; третьи — с идущей от Лейбница рационалистической тенденцией, акцентирующей внимание на логической структуре объекта познания и привлечении в философию точных методов. Однако все сходятся на том, что непосредственное влияние на появление европейского и американского реализма оказали австрийские философы Франц Брентано (1838 — 1917) и его ученик Алексиус Мейнонг (1853 — 1920). Выступив против крайностей субъективного идеализма и опираясь на модную в то время интроспективную психологию, Ф. Брентано резко разграничил содержание восприятия и сам его акт. Общим для всех психических актов он считал направленность на предмет, существующий независимо от воспринимающего субъекта. Разрабатывая дальше теорию «предметов», А. Мейнонг обосновал взятое на вооружение реализмом положение о том,
' Ray Binayendranath. Consciousness in Neo-Realism. N. Y., 1935. 2 См. Т. И. Хилл. Современные теории познания. М., 1965, стр. 97 — 98.
41
что понятие предмета следует относить не только к существующему, но и к не существующему в физическом смысле — логическим абстракциям, образам, химерам и т. д.
В новом варианте идеи Брентано и Мейнонга развивали Э. Гуссерль и Н. Гартман, М. Шелер и другие мыслители XX в.
Применение Гуссерлем аналитического метода к объяснению общезначимости истины, логики, самого факта существования человеческого знания привело его к характерной для реализма точке зрения, согласно которой реальность резко подразделяется на существующие и несуществующие объекты, или эмпирические факты и идеальные сущности. Хотя и те и другие объекты рассматриваются как реальные, лишь интуиция сущностей, или учение о сфере логического, объявляется единственно возможной «строгой наукой», а знание об эмпирических предметах считается недостоверным.
В англо-американских странах пионером реализма принято считать Дж. Э. Мура (1873 — 1958). В 1903 г. в журнале «Mind» Myp опубликовал статью «Опровержение идеализма», в которой отверг, как несостоятельные, общепринятые в английской философии того времени -принципы идеализма, проповедовавшиеся неогегельянцами. Критикуя идеализм за необоснованность его общих выводов, Myp наряду с логическими аргументами привлекает и аргументы «здравого смысла». Люди имеют сильное предрасположение к вере в то, что чувственно воспринимаемые объекты существуют и тогда, когда они никем не воспринимаются. И эта вера в существование внешнего мира, по Муру, является непосредственной самоочевидностью «здравого смысла», не требующей дополнительных аргументов в свое оправдание '.
Хотя «здравый смысл» у Мура отнюдь не сводился к обыденным представлениям (скорее, под ним понимались универсально принятые верования, которые стали таковыми в силу пх достоверности), позиция, превращающая его в конечный критерий достоверности суждении о независимом существовании внешнего мира, достаточно уязвима, ибо невозможно сказать, каким образом известно, что мир
' G. Е. Moore. A Defence of Common Sense. In: «J. Н. Muirhead (ed.). Contemporary British Philosophy», 2nd series. London, 1925, p. 208 — 223.
42
существует '. Ошибка Мура состояла в том, что вполне правильный тезис о том, что независимо от теоретических аргументов люди фактически убеждены в истинности суждения об объективном существовании внешнего мира, он принял за непосредственный, в то время как на деле этот тезис опосредствован всем опытом теоретической и практической деятельности людей, запечатлен в языке, в представлениях «здравого смысла».
Большие трудности возникли у Мура и при рассмотрении природы «чувственных данных», при попытках объяснить их субъектно-объектный характер, не покидая позиции реализма. Здесь у Мура проявилась характерная для всего реалистического движения черта — «опровержение идеализма» при помощи концептуального и методологического багажа самого идеализма неизбежно носит ограниченный характер.
Влияние Мура на европейский и американский реализм не ограничивалось только его реалистическими представлениями. Еще большее значение имел разработанный им метод анализа философского языка, установка на то, что «трудности и распри, которыми полна история философии, в значительной мере происходят из попыток ответить на вопросы без предварительного выявления того, на какой именно вопрос вы стремитесь ответить», а также «какого рода доводы уместно использовать в качестве аргументов за или против того или иного ответа» 2. Аналитический метод Мура предполагал выявление точного значения обсуждаемых вопросов и оснований в пользу их постановки, четкое различение аналитических и синтетических суждений, избегание противопоставления философских положений убеждениям «здравого смысла», решение философских проблем при помощи техники анализа и определения. Несмотря на необоснованность ряда требований метода Мура и независимо от того, что этот метод в дальнейшем был гипертрофирован философами лингвистического анализа 3, само требование точности и четкости постановки философских проблем, устранения двусмысленности в употреблении терминов было несомненно рациональным.
' G. Е. Moore. A Defence of Common Sense. In: «J. Н. Muirhead (ed.). Contemporary British Philosophy», 2nd series, p. 216.
2 G. Е. Moore. Principia Ethica. Cambrige, 1959, p. VII, VIII.
3 См. раздел «От позитивизма к неопозитивизму».
43
Идеи реалистической философии в Англии разделял и Бертран Рассел (1872 — 1970), который в своих философских изысканиях ориентировался на методы научного знания.
Наличие в философии множества нерешенных проблем, по мнению Рассела, проистекает из неточно используемого философами языка. Именно эта неточность обусловила, например, трудности с определением понятий «реальность», «существование» и явилась источником многих метафизических спекуляций. Рассел полагал, что использование в философии точных методов и способов анализа, применяемых в науке, позволит устранить эти понятийные трудности, и разработал особые аналитические методы, основу которых составляли теория конструкций и теория дескрипций. Смысл их сводится к такой переформулировке высказываний об объектах, чье существование сомнительно, чтобы в них уже не содержалось наименование этих объектов, а последние обозначались через описание (дескрипцию) присущих им свойств, которые, в свою очередь, могут быть предметом непосредственного, «материального ознакомления» 1.
По мере разработки теории дескрипций взгляды Рассела на проблему существования и реальности существенно эволюционировали в сторону субъективного идеализма. Рассел подменяет понятие «материальный объект» совокупностью непосредственных «чувственных данных», а в дальнейшем включает в число «данных» не только «чувственные данные», но и «сенсибилии», которые вообще не могут восприниматься. Постепенно он склоняется к нейтральному монизму, в котором различие между физическим и психическим является всецело делом упорядочения. Отказываясь от проведения различия между актом сознания и объектом, Рассел, в сущности, рассматривает и сознание и материю как логические конструкции. Таким образом, Рассел не смог последовательно придерживаться реалистической позиции. И причина этого состоит в том, что, несмотря на все «революционные новшества», которые он ввел в философию, в основных и определяющих моментах он следовал традициям субъективно-идеалистического эмпиризма.
' См. Б. Рассел. Проблемы философии. Спб., 1914, стр. 44.
44
Различные варианты реалистической философии в Англии развивали также А. Н. Уайтхэд, С. Александер, Дж. Хикс, Ч. Брод, Л. Морган, Т. Нунн и др.'
Начавшееся в этот же период развитие реалистического движения в США привело к появлению наиболее оформленных разновидностей реализма — неореализма и критического реализма. Эти течения целесообразно рассмотреть более подробно потому, что в них наиболее четко проявились теоретические и методологические установки реализма вообще.
* * *
Возникновение реалистического движения в США связано с выступлением Р. Б. Перри и У. П. Монтегю против своего бывшего учителя Д. Ройса, подвергшего в работе «Мир и индивидуум» (1899) и в лекциях критике с позиций абсолютного идеализма реалистические концепции. Полемика Ройса со своими бывшими учениками2 привлекла внимание, и реализм приобрел своих сторонников и противников.
В 1910 г. преподаватели американских университетов Р. Б. Перри (1876 — 1960), У. П. Монтегю (1873 — 1953), Э. Б. Холт (1873-1941), У. Т. Марвин (1872-1944), Э. Г. Споулдинг (1873-1940), У. Б. Питкин (1878-1949) создали группу с целью обоснования и защиты нового типа философии — неореализма, основные принципы которой они сформулировали в совместной статье под названием «Программа и платформа шести реалистов» (1910) и в сборнике статей «Новый реализм» (1912).
Помимо участников этой группы неореалистические концепции развивали Ф. Дж. Вудбридж, Э. Б. Макгилвари и некоторые другие американские философы.
Начав с критики спекулятивного идеализма, неореалисты обрушиваются затем на субъективный идеализм, и прежде всего на махизм и прагматизм, получившие распространение в американской философской мысли. «Исто-
' Критическому анализу концепции этих философов подвергнуты в книге А. С. Богомолова «Английская буржуазная философия XX века» (М., 1973).
2 W. P. Montague. Professor Royce's Refutation of Realism. "The Philosophical Review». March, 1901; R. B. Perry. Professor Royce's Refutation of Realism and Pluralism. «Monist», October, 1901.
45
рическое значение нового реализма, — говорится в предисловии к упомянутому сборнику, — особенно ярко проявляется в его отношении к «наивному реализму», «дуализму» и «субъективизму». Новый реализм представляет собой прежде всего учение об отношении между познавательным процессом и познаваемой вещью, и, как таковой, он является последней фазой идейного течения, прошедшего через три вышеуказанные фазы» '.
По мнению неореалистов, освобождение от химер прошлой философии и «эгоцентрических затруднений» современной возможно лишь путем применения к философии методов, показавших свою плодотворность в естественных, математических и психологических науках, прежде всего методов анализа, индукции и наблюдения.
Особенно большое значение в преобразовании философии придавалось методу анализа (предполагалось даже назвать это течение «аналитическим реализмом»), хотя его процедура понималась традиционно: как разложение целого на части, а в применении к теории познания — как разложение объекта познания на составляющие его элементы и отношения. Дань современности, собственно говоря, состояла в том, что за эталон аналитической деятельности принимался математический и логический анализ 2 (в том виде, в каком он представлен в математических работах Б. Рассела и А. Уайтхэда).
Ориентация неореалистов на логику и математику не повлекла за собой математизацию философии, но повлияла на характер искомых «конечных элементов», на направление поисков этих элементов.
Основным философским постулатом неореалистов является эпистемологический монизм. Суть его заключается в следующем: предметы и вещи внешнего мира существуют независимо от человеческого сознания и в процессе их восприятия не происходит вмешательства со стороны вос-
' «The New Realism». N. Y., 1922, p. 2.
2 Это дало основание некоторым историкам философии причислить неореализм к современному аналитическому движению, подготовившему почву для широкого распространения неопозитивизма. Так Дж Мид в работе «Идейные движения в девятнадцатом веке» писал, что «реалистическую философию следует отнести к такому типу, который характеризуется аналитическим методом. Она возникла из математики, понимаемой в широком смысле этого слова, в том смысле, в каком логика и математика едины» (G. Mead. Movements of Thought in the Nineteenth Century, P. 330).
46
принимающего субъекта, которое изменяло бы или преобразовывало их объективное существование. «Для того, чтобы понять смысл этой теории, — пишут неореалисты, — необходимо... обратиться к тому первоначальному здравому смыслу, который верит в независимое от познания существование мира и полагает, что этот независимый мир может быть прямо дан сознанию, а не просто копироваться или представляться с помощью идей» '.
В этом постулате нельзя не видеть определенной материалистической тенденции, направленной против идеализма (признание независимого существования внешнего мира и того, что в познании человек не создает объект, а воспринимает его, мыслит о нем; отказ от умозрительных спекуляций, мистики, агностицизма; утверждение действенности научных методов и т. п.).
Справедливо упрекая субъективных идеалистов, которые строили теорию реальности на основе и через призму анализа средств познания, неореалисты подчеркивают, что исследование должно начинаться не с познания, не с анализа ощущений, а с мира, с универсума, который включает в себя познание. Однако при этом они сделали ложный вывод, что «метафизика должна быть совершенно эмансипирована от эпистемологии» 2, ибо только научные данные являются критерием позитивности и достоверности нашего знания. Оторвав онтологию от гносеологии, неореалисты преградили путь к раскрытию специфики философской деятельности и философскому обоснованию объективности познания.
Неореалисты задались вопросами: каким же образом субъект, не изменяя своей природы и не делая «трансцендентного скачка» вовне, получает знание о независимом от него мире? Какая таинственная сила дает возможность сознанию, не выпрыгивая за его пределы, получать сведения об окружающей действительности и практически ориентировать человека в ней?
Сама постановка этих вопросов свидетельствует, что неореалисты пытались сформулировать принципиально новую концепцию познания, не порывая с традиционными установками идеализма. Аргумент Ройса, сводящийся к тому, что познание возможно только на однородной основе
' «The New Realism», p, 10. 2 Ibid., p. 50.
47
(хотя в противовес реализму он настаивал, что такой однородной основой субъекта и объекта может быть только идея, дух), во многом определил пути поисков неореали-стамп преодоления дуализма «Я» и «не-Я».
В качестве одного из средств такого преодоления была теория внешних отношений, согласно которой отношения, связывающие предметы, явления, термины, сущности, являются внешними для последних'. В противовес положению о том, что познание объекта неотделимо от субъекта и представляет собой совокупность его идей, неореалисты утверждают, что, хотя в познавательном процессе субъект и объект находятся в отношении, они в то же время независимы друг от друга. «Объект сознания находится в отношении с сознанием, но из этого не следует, что он зависим от сознания» 2.
Это положение неореалистов и послужило фундаментом концепции эпистемологического монизма, согласно которой связь субъекта и объекта в познании носит имманентный характер. Хотя объект и независим от субъекта, в познавательном акте он непосредственно присутствует в субъекте, имманентен ему, а содержание сознания полностью сливается с объектом (такая позиция также называется «презентивизмом»), т. е. субъект и объект в познании находятся на одном и том же уровне, представляют собой явления одной и той же сферы. «Теория имманентности, — утверждают неореалисты, — исправляет... дуализм, поскольку она исходит из того, что различие между познанием и вещами аналогично различию, существующему между душой и телом, и является относительным и функциональным, а не содержательным» 3. Иначе говоря, субъект и объект дифференцируются только по своему положению в познавательном отношении, гносеологически же они тождественны. «Идеи, — поясняет Перри, — являются всего-навсего предметами, рассматриваемыми в определенном отношении, и, наоборот, вещи, взятые с точки зрения их познания, представляют собой идеи» 4. Получается, что, будучи познаны, вещи становятся идеями сознания, прямо входят в него. Отсюда роль сознания в познавательном
' Л. В. Perry. Present Philosophical Tendencies. N. Y., 1912, p. 320.
2 «The New Realism», p. 151.
3 R. В. Perry. Present Philosopliical Tendencies, p. 315.
4 Ibid., p. 312.
48
процессе состоит не в активной переработке данных, получаемых органами чувств в соответствии с ранее накопленным опытом, а в «схватывании» внешнего материала, в слиянии объективного и субъективного.
Вспомним, что идейным мотивом, которым руководствовались неореалисты в построении позитивной программы, было неприятие идеализма. При этом предполагалось, что дуализм является отправной позицией, ведущей к идеализму, т. е. к отысканию в духовном той единой основы, на которой осуществляется контакт субъекта и объекта. Однако вместо того, чтобы действительно реалистически подойти к объяснению познания, неореалисты пошли по пути абстрагирования познавательной деятельности человека от всех других форм человеческой деятельности, освобождения гносеологии от исторического опыта развития знания. Метод гносеологической робинзонады с неизбежностью ведет неореалистов к решению проблемы познания на пути спекулятивно-механической комбинации «Я» и «не-Я».
Руководствуясь предпосылкой о том, что познание можно объяснить только в случае однородности познающего и познаваемого, неореалисты видели перед собой следующую альтернативу: либо растворить объект в опыте, либо растворить опыт в объекте. Полагая, что первая альтернатива неизбежно сопряжена с идеализмом, они выбрали второй путь. В результате применения так называемого аналитического метода к исследованию сознания выделяется некоторое мыслительное содержание, идеальные образы, а затем обнаруживается совпадение идеальных образов с объектами, образами которых они являются. Разумеется, это совпадение, во-первых, гносеологическое, во-вторых, неполное и относительное. Но неореалисты абстрагируются от этих моментов. Они объявляют, что в познании происходит буквальное совпадение образа и объекта.
Прежде всего такой вывод находится в противоречии с фактом опосредованности знания. Сосредоточив внимание на гносеологическом совпадении образов и предметов, неореалисты совершенно отвлекаются от того, что познание опосредствовано физически (передача световых волп), физиологически (деятельность нервной системы, органов чувств, мозга) и, наконец, социально (опыт предшествующих поколений людей, зафиксированный в материальной п духовной культуре, языке и т. п.).
Противоречит теория тождества и декларациям самих
49
неореалистов. Концепция, рассматривающая процесс познания как буквальное совпадение субъекта и объекта, несовместима с главным принципом неореализма, а именно принципом независимости объекта от субъекта познания. Объект не может существовать независимо, если он, пусть даже временно, буквально и целиком входит в сознание. Будучи имманентным сознанию, он не может иметь иного содержания, кроме мыслительного, и, соответственно, иного статуса реальности, кроме статуса образа, идеи. «Объект» неореалистов не имеет даже той степени самостоятельности и независимости, которую имеет агностическая «вещь в себе». Вне сознания он не обладает никакой реальностью.
Неореалисты, как уже говорилось, афишировали себя в качестве критиков идеализма и защитников «здравой», «земной» философии, берущей за отправной пункт мир, опыт, науку. Однако, обвиняя идеалистов в том, что они растворяют объекты в опыте, неореалисты, растворив опыт в объекте, неожиданно для себя пришли к тем же самым результатам — к тождеству объекта с мыслью о нем. Это еще одно свидетельство того, что, в каком бы направлении ни шла ассимиляция объекта и опыта, она приводит к идеалистической позиции растворения внешнего мира в его мыслительном отражении.
При помощи теории эпистемологического монизма неореалисты полагали преодолеть противоречия дуализма и объяснить процесс познания, не прибегая к идее «трансцендентного скачка» сознания в материю или наоборот. Но из-за нивелировки субъективного и объективного неореалисты вообще устранили проблему познания: если образ буквально совпадает с объектом, бессмысленно ставить вопрос о достижении истинного знания, ибо всякое знание будет истинным; даже объекты иллюзорных и ошибочных суждений оказываются столь же реальными, как и объекты истинных суждений.
Неореалистическая теория имманентности построена на механистической посылке, что познавательную связь субъекта и объекта можно объяснить, только сведя то и другое к чему-то однородному. Эта посылка логически вела к теории нейтрализма, весьма распространенной на рубеже XIX и XX вв. Всевозможные ее варианты мы встречали у эмпириокритиков, прагматистов и т. д. Однако как бы ни были разнообразны теории нейтрализма, им всем присуща
50
общая черта — попытка строить «нейтральное вещество», отождествляя физическое и духовное.
Поставив задачу ликвидировать «раскол» природы на материю и сознание, неореалисты начинают с того, что отрицают специфику сознания. Среди аргументов в пользу такого отрицания есть и вульгарно-материалистические и откровенно идеалистические. Подобно вульгарным материалистам, неореалисты нередко сводят сознание к физическим, физиологическим и другим процессам. Стремление нивелировать сознание до уро&ня физических явлений присуще, например, Р. Б. Перри. Критикуя Бюхнера и Молешотта за «наивный материализм», Перри многое заимствует у них в объяснении деятельности сознания. Метод наблюдения за поведением человека, утверждает он, раскрывает разум как наблюдаемую структуру вещей (а не как творца вещей), а деятельность сознания — как «свойство физического организма» 1. Тем самым сознание выступает у него как некоторая организация более высокого порядка, чем обычные вещи, но принципиально не отличающаяся от них.
Среди неореалистов наиболее радикальную позицию в решении проблемы «нейтрального вещества» занял Э. Б. Холт. Его взгляды были наиболее последовательными с точки зрения общих принципов неореалистической программы. Холт попытался приложить к решению проблем сознания бихевиористские идеи и идеи физики того времени.
В книге «Понятие сознания» он определяет последнее как специфическую реакцию организма на внешние стимулы, пли «поведение нервной системы организма в окружающей среде», а в онтологическом плане — «поперечное сечение Вселенной». Сознание, утверждал он, состоит из того же самого вещества, из которого состоят физические объекты. Оно не субстанция, а поведение организма по отношению к некоторым аспектам окружения. Сознание — психический комплекс, но составляющие его элементы не обязательно являются психическими. Структура этих элементов не навязана разумом, а является их собственной;
не только числа и первичные качества, но также цвета и даже эмоции составляют «независимые ряды» 2.
' R. В. Perry. Present Philosophical Tendencies, p. 298. 2 E. В. Holt. The Concept of Consciousness. London, 1914, p. 108.
51
Таким образом, анализ, согласно Холту, раскрывает «недуховную» природу сознания. «Бытие в сознании» нейтральных элементов не есть свидетельство их духовности;
они являются объективными сущностями, существующими независимо от сознания и лишь случайно попадающими в то или иное сознание. Логические сущности, говорит Холт, «не в большей мере состоят из духовного вещества, чем человек, которому случилось побывать в полку, создан из полкового вещества» 1.
При рассмотрении проблемы материального Холт, ссылаясь на физиков-идеалистов, утверждает, что неверно считать, будто материя состоит из физических элементов:
физики разложили атомы на составляющие их элементы — движение, массу, электроны и т. д., а последние сведены к законам, которые представляют собой не что иное, как уравнения. Уравнения, в свою очередь, являются математическими сущностями или логическими понятиями: «Элементы, к которым в конечном счете физик свел материю, являются нейтральными сущностями» 2.
Общий вывод Холта, сделанный на основе применения психологии и математики к онтологии, сводится к тому, что Вселенная не духовна и не материальна, а нейтральна, и что различные виды явлений действительности «принадлежат к классу математических и логических понятий» 3. Соответственно наукой, изучающей первичные элементы бытия, должна быть математическая логика.
Как уже говорилось выше, многие философские построения неореалистов были навеяны логико-математическими работами Б. Рассела и А. Н. Уайтхэда. Подобно тому как последние стремились создать универсальную математику, оперирующую символами, абстрагированными от содержания, неореалисты пытаются представить всю действительность в виде неких «логических констант», по отношению к которым можно применять математический метод.
Критикуя психологическую трактовку логики, неореалисты впадают в противоположную крайность: они отрицают за логикой право на науку о правильном мышлении. Логика и математика, по их мнению, не имеют отношения
' Е. В. Holt. The Concept of Consciousness, p. 103.
2 Ibid, p. 118.
3 Ibid., p. 136.
52
к познавательному процессу, ибо их положения «не духовны». Более того, достоверность истин логики и математики ре зависит от существования человека, а их объекты не имеют отношения к сознанию. Сводя эти объекты к аспектам объективного мира, неореалисты трактуют логику как науку о бытии.
Хотя далеко не все неореалисты придерживались столь радикальных воззрений, в главном, существенном их трактовка «нейтрального вещества» Вселенной, оценка значимости математики и логики принципиально одинаковы: Вселенная плюрастична, вещество мира нейтрально, мир состоит из логических, атомарных, не связанных никакими отношениями, неопределимых вечных универсалий, единственный предикат которых — бытие.
Концепция «нейтрального бытия» сущностей (универсалий) весьма распространена не только в неореализме, но и в реалистической философии вообще. Поэтому ее целесообразно рассмотреть подробнее.
Начнем с того, что сама идея бытия без предикатов (без определений, без качественных характеристик) является ложной. Такое бытие абсолютно бессодержательно, а следовательно, строго говоря, не есть бытие. Еще Гегель говорил по поводу «нейтрального абсолюта» Ф. Шеллинга (кстати сказать, во многом сходного с «нейтральным бытием» неореалистов), что чистое бытие, бытие без определений, тождественно «ничто». Это ночь, в которой все кошки черны. Реальное бытие всегда конкретно и выступает как реальное существование, а «нейтральное бытие» — результат абстрагирования действительности от всех ее конкретных черт. Но при такой операции оно теряет всякую содержательность, превращаясь в голое отрицание.
Неореалисты полагали, что, оторвав содержание сознания от самого сознания и поставив его в одну плоскость с материальным миром, они дали простое объяснение процессу познания и сняли решающий для любой философии вопрос об отношении сознания к материи. И то и другое заключено в опыте, а опыт обладает монистической структурой — таков, по мнению неореалистов, выход из тупика Дуализма. Но это решение не только искусственное, но и идеалистическое, ибо природу того «третьего», к чему сводится идеальное и материальное, они выводят из нейтральных беспредикативных сущностей.
53
Выведение конкретного мира из сущностей заключает в себе и такое противоречие: будучи совершенно беспреди-кативными, сущности должны быть абсолютно статичными и неизменными. Откуда же возникает движение? Холт попытался ответить на этот вопрос, приписав сущностям динамический элемент в виде некой «логической активности» или «порождающей силы предложений и терминов». Но тут же возникает новая трудность: как быть с временем, ибо «порождающая сила предложений и терминов» не заключает в себе и не создает время? То же самое можно сказать и о пространстве. На эти вопросы неореалистическая теория ответить не могла.
Противоречия содержали в себе и другие принципы неореализма. Как уже говорилось, краеугольным камнем неореализма была теория внешних отношений, на которой построена не только гносеология (независимость объекта познания от самого познания), но и онтология (плюралистическая Вселенная независимых сущностей). Логическая несостоятельность этой теории определялась самой идеей мыслить отношения вне предметов, терминов и т. д. Термины никак нельзя связать, если отношения между ними будут внешними, а не внутренними. II вообще выделять отношения из терминов — это значит сделать и то и другое бессодержательным.
Но наряду с пороком логическим у этой теории есть еще порок мировоззренческий, что гораздо серьезнее. Выдвинутая против идеалистического положения о внутренней неразрывной связи объекта познания и субъекта, теория внешних отношений переросла рамки критики идеализма и объективно оказалась направленной против материалистической идеи о связи явлений. Вселенная неореалистов представляет собой плюралистический хаос сущностей, случайное скопление предметов и явлений. Ее характер не дает возможности говорить об объективной причинности и закономерности. Наоборот, теория внешних отношений, созданная не без влияния распространенных в то время физических концепций индетерминизма, в свою оче^ редь явилась философским обоснованием индетерминизма.
Хотя неореалисты и считают «нейтральные данные» независимыми от человека, последние у них всегда дана в опыте субъекта, обладают непосредственностью и зави-< сят в своей качественной характеристике от органов восприятия. Налицо возвращение к махистской позиции. Соб-
54
ственно, неореалисты и не отрицают это. Более того, они прямо утверждают, что, сформулировав теорию «нейтральных элементов», Мах стал на путь «реализма». Недостаток его теории они видят в том, что она «слишком окрашена натуралистическими предрассудками автора» 1, что «нейтральное» у него выступает как ощутимое качество и упускается из виду его логический аспект. Иначе говоря, «реализм» махизма, по их мнению, не поднялся до признания независимости непосредственно данных опыта от самого опыта.
В отличие от махизма, в неореализме «элементам опыта» придается вид объективности. Они не только нейтрализуются, но и обособляются в особый вид логической реальности, приобретают статус особого бытия: бытия непосредственного, но в то же время лишенного чувственной субъективности; воспринимаемого в опыте, но в то же время обладающего внеопытным существованием. Иначе говоря, неореалисты дополняют Беркли и Юма Платоном.
Неореалисты стремились, опираясь на доводы науки и «здравого смысла», сформулировать теорию об объективном характере внешнего мира по отношению к человеку и независимом существовании объекта познания по отношению к субъекту. Однако при теоретическом обосновании этого тезиса у них получилось, что объективностью обладают только продукты мыслительной деятельности. Объективность в реализме понимается как независимость продуктов познавательной деятельности от акта сознания, т. е. как объективность элементов субъективного опыта. Что касается материи и внешнего мира, то они растворяются в понятийном материале и средствах изображения действительности. Их объективность подменяется объективностью отражающих средств и поэтому является иллюзорной.
Из теории нейтральности следует абсурдный вывод о «равнозначности» мыслительных образов и внешних материальных явлений; образы фантазии объявляются в том же смысле реальными и действительными, как и материальные столы, стулья, люди. Если перефразировать известную формулу Беркли: «Существовать — значит быть воспринимаемым в опыте», то в применении к неореализ-wy она будет звучать: «Быть воспринимаемым в опыте —
' Д. В. Perry. Present Philosophical Tendencies, p. 310.
55
значит иметь существование». Значение существующего, действительного получают у неореалистов только данные опыта — ощущения, представления, понятия. А это традиционная позиция субъективистов, против которой неореалисты направляли стрелы своей критики и несостоятельность которой они стремились доказать.
Коренным пороком неореализма, обусловившим все остальные его ложные построения, является порок методологический. Типичной и наиболее характерной чертой неореализма, как, впрочем, и большинства современных так называемых научно-эмпирических направлений, является механицизм.
Как говорилось выше, неореалисты отдавали предпочтение методам анализа, индукции, описания. Популярный у неореалистов метод индукции означал, что исследование должно начинаться с опыта, фактов, с эмпирически данного и выводы не должны выходить за рамки эмпирически проверяемых фактов. Однако у неореалистов, как и у всех современных эмпириков махистской традиции, «опыт» выступает как опыт сознания, а «факты» — как ощущения, представления, понятия. Это означает, что онтологическая часть их философии строится на узкой основе «данных опыта», а гносеологическая — на основе «гносеологической робинзонады», т. е. абстрактно-изолированного познавательного отношения субъекта и объекта.
Не менее популярным методом у неореалистов был метод анализа. В целом в апелляции к этому методу нет ничего предосудительного. Однако в неореализме этот метод, во-первых, получил механистическое истолкование, превратившись в метод разложения целого на части и элементы при помощи прогрессирующей абстракции; во-вторых, приобрел неоправданно широкие полномочия, практически применяясь ко всем объектам философии: бытию, познанию, сознанию, идеальным ценностям и т. п. Метод анализа рассматривался как своего рода универсальная отмычка для решения извечных философских вопросов. При этом своеобразие явлений, в том числе явлений, представляющих собой сложную структуру, игнорировалось.
Такого рода анализ определил характер конструктивной деятельности неореалистов. Разложив мир на элементы и лишив его сначала всех качественных характеристик, они затем попытались вывести из этих логических универсалий весь мир в его многообразии и конкретности. И здесь
56
их, естественно, ждала неудача. Вселенная реалистов оказалась без пространства и времени, без движения и качественных характеристик. Что касается универсалий, населяющих ее, то они оказались лишенными даже того содержания, которое имеют понятия. Они представляли собой только логическую форму.
Не менее отрицательную роль сыграло применение этого метода для толкования места и связи дисциплин в системе философского знания. Выдвинутое неореалистами с самого начала требование отделения метафизики от гносеологии и построения теории реальности на основе данных конкретных наук означало, что гносеологический, т. е. собственно философский, подход к реальности растворяется или приравнивается к научному рассмотрению. Такое требование означало также, что познавательное отношение человека к миру ставится на одну доску с обычными физическими явлениями; оно предполагало, что при научном подходе мир раскрывается таким, какой он есть, т. е. буквально истинным. При этом влияние субъективных факторов — относительность научных представлений, искажающая роль средств изображения, личностные и физиологические моменты в познании и т. д. — совершенно игнорировалось.
Наконец, требование отделения метафизики от эписте-мологии с самого начала было логически противоречивым, так как уже предполагало определенную гносеологическую концепцию о соотношении гносеологии и онтологии, о значении гносеологических воззрений для онтологических построений. Вот почему оно оказалось невыполнимым.
* * *
Несостоятельность попыток неореалистов преодолеть традиционные идеалистические позиции в объяснении познания и построить новый тип гносеологии стала очевидной вскоре после выхода в свет их основных трудов. Явный субъективизм теории тождества, упрощенная и вульгарная трактовка проблемы познания не могли не вызвать критики этой позиции. Поэтому возникновение критического реализма1 можно рассматривать как своеобразную
' Термин «критический реализм» получил довольно широкое распространение в современной буржуазной философии. Впервые его использовал (1887) для квалификации своей философской по-
57
реакцию на несостоятельность неореализма и попытку преодолеть тот идейный тупик, в который он зашел.
В 1916 г. ряд преподавателей американских университетов — Р. В. Селларс (1880 — 1973), Дж. Б. Пратт (1875 — 1944), А. О. Лавджой (1873-1962), Д. Дрейк (1878-1933), А. К. Роджерс (1868-1936), Ч. О. Стронг (1862-1940) выступили с критикой неореализма. Несколько позднее к ним примкнул Д. Сантаяна (1863 — 1952). И хотя последний всегда подчеркивал свою независимость от современных ему школ и споров, тем не менее он принял довольно активное участие в полемике против неореализма и по решению гносеологических проблем безусловно примыкает к критическому реализму.
По онтологическим воззрениям критические реалисты еще более резко различались между собой, чем неореалисты. Однако их объединял общий принцип подхода к решению ряда гносеологических проблем. Это послужило основой для оформления более или менее самостоятельного течения критического реализма. В 1920 г. был издан сборник «Очерки критического реализма», ставший программным документом этой группы.
Как и неореалисты, критические реалисты усиленно подчеркивают ограничение круга своих исследований гносеологической проблематикой, признавая несущественной онтологическую позицию для решения гносеологических проблем. «Критический реализм не претендует быть метафизикой, — писал Дж. Б. Пратт. — Для критического реалиста вполне возможно быть панпсихистом, метафизическим дуалистом, платоником или онтологическим реалистом какого-либо иного типа» '.
Подобно своим предшественникам, критические реалисты стремятся придерживаться метода «описательного анализа опыта восприятия, во многом сходного с психологией и немецкой феноменологией» 2. Иначе говоря, в теозиции немецкий философ Алоиз Риль. В Америке этот термин употребил для определения своей теории Р. В. Селларс (1908);
с тех пор критическими реалистами называли себя философы, взгляды которых существенно различались между собой. Помимо членов американской группы критических реалистов точно так же называли себя немецкие философы А. Венцль, О. Кюльпе, II. Фолькельт, Э. Бехер и др.
' «Essays in Critical Realism». N. Y., 1920, p. 109. 2 Д. W. Sellars. A. Statement of Critical Realism. «Revue Internationale de philosophic», 1939, N 3, p. 479.
58
pun познания их интересует не столько проблема объективной истины, сколько вопрос о структуре и гносеологической значимости элементов познания.
Направив свои основные возражения против теории имманентности, критические реалисты осудили стремление неореалистов «преодолеть пропасть между духом и материальным миром» '. Они предложили иное объяснение познавательному отношению человека к внешнему миру, отвергнув традиционную постановку вопроса в форме «субъект — объект». «Ситуация познания», говорят они, состоит не из двух элементов, а из трех (так называемый дпистемологпческий треугольник^: субъекта (или психического акта восприятия), объекта (воспринимаемая вещь) и, наконец, данного, сущностей или универсалий (содержания восприятия). Хотя относительно этого последнего фактора в среде критических реалистов не было единства, что выражалось и в терминологическом разнообразии (Сантаяна называет его «сущностью», Селларс просто «данным», Пратт — «качественной группой», Дрейк — «духовным состоянием», Роджерс — «сложным характером» и т. д.), все они объединяются на основе признания, что «ни данные, ни образы, которые раскрывает интроспективный анализ, нельзя отождествлять с независимым и общим объектом, в который верит здравый смысл и вся реалистическая философия» 2. Иначе говоря, критические реалисты считают, что идеальные образы отличаются от объектов, к которым они относятся. Сам термин «критический» выдвинут ими, чтобы подчеркнуть отличие непосредственно данных явлений от объектов, которые они выражают. Если неореалисты исходили из однородного строения психического и физического и утверждали, что в случае восприятия объект буквально присутствует в субъекте, то критические реалисты заняли так называемую ре-презентивную позицию: они относят ощущения, понятия, представления к внешнему миру, рассматривают их как средство познания этого мира, но считают, что по своей природе они тем не менее отличаются как от внешнего мира, так и от психического акта сознания.
Справедливо подчеркивая качественное отличие идеального от материального, опосредствованный характер
' W. P. Montague. The Story of American Realism. «Twentieth Century Philosophy», ed. by D. Runes. N. 4., 1947, p. 446. 2 «Essays in Critical Realism», p. 96.
59
познания, критические реалисты тем не менее не могли предложить удовлетворительное решение проблемы познания. И определялось это, как мы покажем ниже, общими с неореализмом методологическими пороками.
Центральный пункт учения критических реалистов — концепция сущностей. Под сущностью они понимают любое ощущение, восприятие, представление или понятие, любое идеальное образование, непосредственно данное сознанию. В работе «Скептицизм и животная вера» Сантаяна называет сущности «логическими универсалиями». Пратт считает сущность «логическим характером». Все эти сущности рассматриваются критическими реалистами как атомистические элементы, или своего рода цветная мозаика, из которой конструируется содержание мыслей человека.
Среди сторонников критического реализма не было единства в определении природы сущности. Селларс и Пратт склонялись к эмпирической точке зрения, рассматривая сущность как своего рода гносеологическую реальность, место существования которой находится в «психофизическом организме». Сантаяна, Дрейк, Роджерс и Стронг считали, что сущность обусловлена актом психического состояния, но не является самим состоянием пли частью его. Это универсалия, которая может иметь бытие безотносительно к человеку. Физическим объектам, например «деревьям», «звукам», «солнечному затмению», присущи пространственно-временные характеристики. Но те же деревья, звуки и солнечные затмения как феномены сознания представляют собой «вечные» качества, которые, попадая в сознание человека, получают лишь видимость пространственно-временного существования, но «в себе» эти качества являются вечными и неизменными сущностями.
Среди критических реалистов существовали и другие точки зрения на природу сущностей. Например, Лавджой, протестуя против платоновской трактовки сущностей, утверждал, что в сознании данное всегда выступает не как универсальное, а как особенное. А в целом данное есть духовное образование, чье местонахождение — человеческая психика. «Оно зависимо от наличия акта восприятия и ограничено временем, в течение и в контексте которого восприятие переживается некоторым индивидом» 1.
' А. О. Lavejoy. The Revolt Against Dualism. La Salle, 1930, p. 60.
60
Однако именно платоновская трактовка данного является отличительной чертой критического реализма как направления.
Один из центральных тезисов философии Сантаяны гласит, что сущности имеют бытие, но не имеют существования. Существовать — это значит находиться в пространстве, времени, движении, обладать субстанциональностью. Категорию существования Сантаяна относит ко всем предметам и фактам повседневного опыта, в том числе к сознанию и психике. Что же касается бытия идеальных сущностей, то оно есть «чистое бытие» («бытие как таковое»), лишенное каких-либо материальных характеристик. Но, утверждая это, Сантаяна фактически приписывает сущностям особые онтологические характеристики. Согласно его теории, сущности самотождественны, универсальны, конкретны, вечны, неизменны, им не присущи никакие отношения, закономерности и т. п.
Нетрудно видеть, что концепция особого, самостоятельного «царства сущностей», как, впрочем, и теория универсалий неореалистов, представляет собой спекуляцию на природе идеального, на общественном и общезначимом характере идеальных образований, на относительной самостоятельности духовной культуры.
Порочность теории о внепространственном, вневременном и несубстанциональном бытии сущностей обусловлена порочностью исходного тезиса критических реалистов об абсолютной противоположности материального и идеального. На основной порок подобного рода теорий указывал В. И. Ленин. Критикуя в «Материализме и эмпириокритицизме» неокантианцев, которые склонялись к дуалистической точке зрения, он писал, что материя и сознание противоположны абсолютно «только в пределах... основного гносеологического вопроса о том, что признать первичным и что вторичным. За этими пределами относительность данного противоположения несомненна» 1.
Совершенно очевидно, что если исходить из тезиса об идеальном как особом бытии, существующем наряду с физическим бытием, то неизбежны метафизические спекуляции. Можно сказать, что идеальное существует, что оно реально, но это вовсе не значит, что оно обладает своим
' В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 151.
61
собственным бытием, независимым от пространственно-временного материального мира.
Идеальное неразрывно связано с материей, и это связь двойного порядка. Сознание есть продукт высокоорганизованной материи — мозга. Мысль никогда не существует без своего материального носителя, ее существование, ее «реальность» обусловлена существованием природы, человека, физиологических процессов мозга, имеющих вполне определенную пространственно-временную характеристику.
Критические реалисты в принципе не отрицают, что человек мыслит при помощи мозга и что без существования человека не существовало бы и сознания. Но, признавая генетическую связь сознания с физическим миром, они не в состоянии убедительно объяснить гносеологическую зависимость идеального от материального, тот факт, что содержание восприятий, представлений, понятий всегда обусловлено материальной действительностью и представляет собой отражение ее.
Неспособность критического реализма объяснить природу идеального исходя из теории отражения, как и у других реалистов, связана с общим идеалистическим взглядом на природу человека, обусловлена непониманием общественной сущности сознания и в конечном счете узкоэмпирической методологией.
Американские реалисты пытаются объяснить его специфику, во-первых, натуралистически, во-вторых, не выходя за границы индивидуального опыта и интроспекции. Такая попытка обречена на неудачу, ибо содержание мышления — не механическое копирование материальных предметов и явлений, а результат переработки получаемых данных в соответствии с ранее накопленным опытом через призму личностных и психологических особенностей индивида. Будучи по своему происхождению продуктом не только индивидуального, но и общественного развития, оперируя понятиями и образами, представляющими собой идеальное выражение общественно-исторической практики, сознание отражает внешние предметы и явления в тех социальных связях, в которых они входят в практику.
Идея особого, идеального, понятийного бытия — не изобретение критического реализма. Начиная с Платона к ней неизменно обращались представители самых различных течений философской мысли. Но если для болынин-
62
ства объективных идеалистов прошлого первичным фактом в конструировании особого, идеального бытия был факт объективного существования духовной культуры, общественного сознания, научного знания, то для современных реалистов таким первичным материалом является опыт. Они яростно воюют против идеи «абсолюта», «духовной субстанции», против бездоказательных спекуляций об «идеальной реальности», призывают максимально использовать науку для решения известных философских вопросов. Но, как это ни парадоксально, они приходят к тем же выводам, к каким пришли сторонники «абсолюта», т. е. что бытие понятийно.
Дело в том, что и в узко понимаемом опыте современные реалисты столкнулись с тем же самым фактом, который породил спекуляции идеалистов прошлого, — фактом объективности, общезначимости понятий, категорий знания, а еще шире — духовной культуры. Однако этот факт они истолковали через призму своей механистически-эмпи-рической методологии. Сложные проблемы взаимоотношения индивидуального и общественного сознания, связи идеальных форм с материальными условиями, вопрос о характере объективности идеальных форм требуют широкого исследования истории познания, закономерностей духовной культуры, общественно-исторической практики как основы объективности знания.
Реалисты же, следуя характерному для первой половины XX в. образу науки и образу теоретического знания, пошли по пути узкого эмпиризма. Проблему объективности «элементов опыта», являющуюся частным случаем более широкой проблемы объективности культуры, они пытались решить в рамках единичного опыта, пользуясь так называемым научным методом, который представлял собой сочетание механического анализа с феноменологическим описанием «данных опыта». Эмпиризм в принципе не может правильно определить природу идеальных форм, эмпирический подход неизбежно ведет к превращению «духовного» в самостоятельную реальность, к характерной для объективного идеализма онтологизации продуктов познавательной деятельности.
Точка зрения, представляющая сознание как замкнутый мир идеальных феноменов, неизбежно ведет в онтоло-гии к удвоению мира, а в гносеологии — к агностицизму. Так и случилось с критическими реалистами.
63
Теория «достоверного бытия» сущностей. Признав мир сущностей «абсолютно достоверной реальностью», причем реальностью высшего ранга, критические реалисты не отрицали обычной физической реальности. Более того, объективность внешнего мира и независимость его от сущностей признается необходимым условием для всякой «ситуации познания». Именно в этом критические реалисты видят отличие своей позиции от неореализма. Некоторые критические реалисты на этом основании объявляли себя «материалистами», а буржуазные историки философии квалифицировали это течение как «сильный рецидив материализма».
Напомним в связи с этим, что для последовательного материализма исходным является практически-теоретическое взаимоотношение человека с окружающей его действительностью; сознание всегда предполагает существование внешнего мира и действенное отношение к нему. Такой подход снимает проблему скачка сознания в материю или материи в сознание и открывает путь для принципиального значения практики как основы и критерия познания.
Совершенно иной подход присущ критическому реализму: за исходное в гносеологическом отношении принимается не человек как субъект, осознающий объективный мир, не реальное практическое взаимоотношение субъекта с миром, но сознание или, еще точнее, самосознание. При таком подходе сознание уже заранее противостоит материальному миру, оно как бы выносится за пределы его, выступает как нечто внешнее. Неизбежным следствием этого является символизм, иероглифизм, агностицизм в теории познания.
И действительно, в основе гносеологических построений критических реалистов лежит утверждение, что отношение субъект — объект представляет собой трансцендентное взаимоотношение двух форм бытия, что объект восприятия и содержание восприятия являются двумя совершенно различными вещами, не имеющими между собой ничего общего. Согласно Дрейку, познание может сообщать только о качествах или характеристиках объекта, что касается субстанции, то она «остается личной» '.
Разделяя субъективистский взгляд, что человеческое знание носит сигнальный характер, критические реалисты
' D. Drake. Mind and its Place in Nature. N. Y., 1925, p. 72. 64
утверждают, что в практической деятельности «данные опыта» служат для символизации «импульсов существования», но не для выражения его. «Сознание, — пишет Пратт, — не есть зеркало или картинная галерея... Содержание сознания не имеет нужды походить на объекты, которые оно изображает» 1.
Особенно горячо выступает против теории отражения Сантаяна. Познание, постоянно подчеркивает он, не есть копирование или «похожесть», ибо «рассуждение есть язык, а не зеркало 2, и нет никакого свидетельства в пользу «буквально истинного» изображения действительности человеческими средствами. Познание в качестве первичной основы имеет, с его точки зрения, не рациояальное взаимодействие со средой, а фантазийную деятельность психики, выбирающую под влиянием тех или иных стимулов сущности из сферы сущностей и символизирующую с их помощью эти внешние стимулы.
Таким образом, познание, согласно Сантаяне, ничего общего не имеет с истиной. Но это не значит, что истины не существует. Она имеет свою собственную, независимую от материи сферу реальности. Истина как бы «подвешена» над существованием, представляя собой «светящуюся тень или полусвет, который субстанция, благодаря ее существованию и движениям, бросает на поле сущностей» 3. Она заключает в себе не частичное, субъективное, относительное знание людей о мире, а «всю идеальную систему качеств и отношений, которые мир воплощал или будет воплощать» 4. Одним словом, это абсолютная истина о мире, но она, разумеется, недосягаема для человека, поскольку его знание всегда остается относительным и субъективным.
Примером того, как мыслитель, находящийся в плену идеалистических традиций и эмпирической методологии, не в состоянии, даже если он субъективно стремится к этому, последовательно проводить точку зрения «здравого смысла» и науки, является позиция Лавджоя. Отвергая как открыто субъективистские и феноменологические, так и прагматические концепции внешнего мира, он утверждает, что вера в существование внешнего мира покоится
' /. В. Pratt. Personal Realism. N. Y, 1937, p. 193.
2 G. Santayana. Scepticism and Animal Faith. N. Y., 1923, p. 179.
3 Ibid., p. 227.
4 G. Santayana. Realms of Being. N. Y., 1942, p. 402.
65
на рациональной основе и в ней заключен опыт многих поколений людей, подчеркивает различие субъекта и объекта и опосредствованный характер познавательного процесса. Однако в целом Лавджою так и не удалось преодолеть эмпирическую методологию: утверждая, что философский анализ следует начинать с мира, он фактически начинает его с сознания, с непосредственно данного. А последнее он трактует как некий феномен или «духовное событие», существующее в своем психическом мирке подобно тому, как существуют вещи в физическом мире.
Механицизм и эмпиризм в понимании идеального, отсутствие апелляции к общественно-исторической практике приводят сторонников реализма к символизму и агностицизму.
Среди сторонников критического реализма наиболее последовательно тезис о существовании внешнего мира отстаивал Селларс, ссылаясь на рефлексию, которая, по его мнению, опосредствованным путем приводит к признанию бытия внешнего мира. Большинство же критических реалистов склонялось к идеалистическому выводу, что существование внешнего мира есть только предположение, в лучшем случае подкрепленное инстинктом. Поэтому нельзя не согласиться с ироническим замечанием одного из критиков критического реализма: «Нет сомнения, что эта ситуация является «критической», но является ли она реалистической? »'
В конечном счете критический реализм приходит к коренному софизму всей идеалистической философии:
нечто существует для человека, поскольку оно существует для его сознания, и далее к солипсизму. Реалисты вынуждены спасать объективную реальность путем бездоказательного и произвольного допущения ее в виде некой «вещи в себе», ссылаясь на «инстинкт», «рефлексию», «животную веру» и т. п.
Агностицизм критического реализма связан с основным пороком всей современной буржуазной философии — с ее неспособностью вскрыть объективную природу форм сознания. Если неореалисты, спекулируя на факте совпадения идеального и материального, отождествляли субъект и объект и приходили к выводу о нейтральных сущностях
' A. W. Moore. Some Logical Aspects of Critical Realism. «The Journal of Philosophy», vol. 19, № 22, 1922, p. 594.
66
как первооснове мира, то критические реалисты спекулируют на факте различия идеального и материального, метафизически противопоставляя и совершенно отрывая друг от друга субъективное и объективное, т. е. впадают в противоположную крайность. Но и они в конце концов приходят к отождествлению субъективного с объективным путем сведения материальных объектов к их мыслимому содержанию. Таким образом, продукты сознания выступают у критических реалистов как единственно возможная, единственно истинная форма предметного мира.