<< Пред.           стр. 4 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу

  Но правительства могут сделать людей более равными в других отношениях. В худшем случае правительство может практически уравнять граждан в невежестве, в умственном или физическом рабстве. Как показывает опыт, правительства могут сделать людей равными в качестве налогоплательщиков.
  Правительства могут сделать людей равными и в других, более достойных отношениях. Правительства могут дать всем гражданам равное право голоса, равное право быть избранными в парламент, равное право на слушание дела в суде присяжных. Политическое равенство такого рода отнюдь не является недостижимым. Вы могли бы также возразить, что избранное демократическое правительство - невозможная форма правления. Но оно не невозможно;
  оно существует.
  А экономическое равенство? Его не смогло добиться ни одно правительство, но некоторые полагают, что граждане могут быть равны в отношении материальных благ и дохода. Ведь в отличие от красоты, ума, доверия к правительству или альпинистских навыков материальные блага могут передаваться от одного человека к другому.
  Говоря о равенстве, мы будем иметь в виду либо политическое равенство, либо равенство в отношении материальных благ и дохода.
  Достойны ли нашего уважения эти идеалы равенства? Большинство мыслящих людей на Западе, включая многих философов-антиэгалитаристов, признают, что политическое равенство есть условие политической свободы, а значит - идеал, достойный стремления. Наиболее спорным является экономическое равенство, отчасти вследствие неясности самого понятия, отчасти же ввиду возможных вредных последствий.
  Неясность понятия экономического равенства обусловлена его взаимосвязью с понятиями потребностей, заслуженных благ и желаний. Это выясняется, как только мы задаем следующие вопросы, не получившие пока удовлетворительного ответа:
  Надо ли делать (или оставлять) экономически равными людей, которые не равны с точки зрения красоты, ума или деловых качеств?
  Например, заслуживают ли красивые, умные и способные более высоких доходов, чем остальные граждане?
  Или же менее красивые, способные и умные нуждаются в больших доходах, чем остальные?
  Видимо, попытка достичь экономического равенства неминуемо порождает зло, скажем, в форме тоталитаризма и экономической неэффективности. Хотя до некоторой степени это зависит от того, какова требуемая мера экономического равенства, какие шаги предпринимаются для его достижения и как этот идеал связан с другими общественными идеалами и определяется ими, все же остается голым эмпирическим фактом, что правительства, ратующие за идеал экономического равенства, в недавнем прошлом были не только подвержены коррупции, но и способны к тирании. И все же факты следует воспринимать трезво. Не следует рассматривать, скажем, Клемента Эттли и Ф.Д. Рузвельта как ранние варианты Пол Пота.
 
  Против равенства: возможность тирании
  По-видимому, движение к обществу без экономического неравенства ставит перед нами фундаментально важную проблему, поскольку представляется, что единственный путь к достижению экономического равенства пролегает через этап крайнего неравенства. Сценарий выглядит примерно так: прежде всего должна произойти революция; после революции народ передает всю власть Товарищу Джо, который, чтобы организовать перераспределение собственности, должен быть равным из равных. (Этот процесс блестяще описан Джорджем Оруэллом в романе "Скотный двор".) Джо с сотоварищами, называемыми обычно партийными функционерами, организует перераспределение имущества, предварительно захватив неограниченную власть. А история свидетельствует, что по причине высокой концентрации власти промежуточная стадия неравенства никогда не завершается естественным достижением равенства.
  Далее, процесс утверждена равенства не согласуется со свободой. Сколь бы успешным ни было первоначальное революционное перераспределение имущества, оно не только не порождает, но и не может породить устойчивого состояния равенства. Эгалитарная мечта об окончательном и прочном равенстве неосуществима, поскольку правительство вынуждено все более активно и серьезно вмешиваться в жизнь граждан. Для утверждения экономического равенства правительство должно постоянно корректировать экономическую инфраструктуру, чтобы преградить путь людям хитрым, честолюбивым и экономически более предприимчивым, чем их соотечественники. Должны приниматься жесткие кодексы, регулирующие экономическую деятельность таких людей. Иначе правительствам придется оплачивать операции на мозге, изменяющие ментальные предрасположенности людей с развитым экономическим мышлением.
 
  Против равенства:
  Нозик о свободе и собственности
  Американский мыслитель Роберт Нозик испытал глубокое влияние политической философии Эйн Рэнд, жесткой и консервативной сторонницы капитализма. В книге "Анархия, государство и утопия".
  Нозик утверждает, что если бы правительство действительно хотело добиться экономического равенства, то ему пришлось бы поставить вне закона капиталистические договоры взрослых и самостоятельных людей.
  В качестве образца рассуждений Нозика воспроизведем здесь приведенный им пример с баскетболистом Уилтом Чемберленом.
  Уилт Чемберлен - отличный игрок, и многие зрители приходят смотреть специально на Чемберлена. Пользуясь случаем, Чемберлен говорит, что будет играть, только если фанаты переведут на его счет дополнительную сумму денег. По мнению Нозика, эгалитарист посчитал бы это несправедливым, поскольку баскетбол - игра коллективная и Уилт Чемберлен не должен получать больше других членов команды. С другой стороны, утверждает автор, если бы эгалитаристы запретили болельщикам доплачивать их герою, а значит - наслаждаться его игрой, они восприняли бы это как чудовищное ущемление своей свободы.
  Нозик считает идею перераспределения собственности весьма ущербной. Он сожалеет, что люди бросаются выспренними моральными аргументами, не задумываясь о том, что материальные ценности принадлежат реальным людям. О заработанном тяжелым трудом имуществе реальных людей говорят так, словно оно - манна небесная, упавшая прямо в руки Товарища Джо.
  Имеется несколько разных теорий, разъясняющих, что значит справедливое приобретение имущества. Если вы считаете, что всякая собственность есть кража, то у вас не должно быть сомнений относительно ее перераспределения. В таком случае имущество и впрямь будет для вас чем-то вроде манны небесной, которую надо передать тем, кто в ней нуждается. Если вы уверены, что система приобретения материальных благ в конкретном обществе коррумпирована, то у вас возникнет естественное желание разделить экономический пирог по-новому. Вы будете утверждать, что в более совершенном обществе этот пирог был бы разделен иначе.
  Нозик придерживается иной точки зрения. Он утверждает, что любая собственность приобретена честным путем, если она не отнята (не украдена) у кого-то силой, обманом или шантажом. Если нынешние собственники и их предки не совершили такого рода кражу, то всякая попытка лишить их принадлежащей им собственности есть вмешательство в их право на свободу. Налог на доход, например, не отличается от принудительного труда, следовательно, правительства, облагающие налогом богатых людей, чтобы помочь более бедным, нарушают права многих граждан. Функции государства должны быть минимальными и сводиться к предотвращению преступлений и защите от внешних врагов.
  Объясняя, что значит честное и нечестное приобретение собственности, Нозик повторяет некоторые мысли Локка из второго трактата о гражданском правлении. Но если бы была сделана попытка практического осуществления теории правления Нозика, то она разбилась бы о рифы, как он их называет, двух необходимых оговорок. Вот эти оговорки.
  1. Если собственность унаследована вами от предков, которые украли ее, то сеtеris раribus [при прочих равных условиях] эта собственность должна быть возвращена бывшим владельцам или их наследникам.
  2. Если собственность не была украдена, но все же можно доказать, что земля на момент начала дележа не принадлежала никому и имущество предназначалось другим людям, то государство должно перераспределить эту собственность.
  Эти две оговорки вовлекли бы государство в дорогостоящие исторические изыскания (оплачиваемые из кармана налогоплательщика) и весьма часто приводили бы к чудовищным экономическим потрясениям. Достаточно сказать, что большую часть собственности в Соединенных Штатах пришлось бы вернуть американским индейцам, что могло бы подтолкнуть не-индейцев к насильственной революции. Поэтому сформулированные Нозиком оговорки в духе Локка означали бы вмешательство в сложившийся порядок собственности и вполне могли бы оказаться не менее разрушительными для гражданского порядка и политической свободы, чем действия жестких сторонников экономического равенства.
 
  В защиту идеала: равенство возможностей
  Некоторые эгалитаристы придерживаются более узкой теории - теории равных возможностей. Ее главная мысль состоит в том, что каждый член сообщества должен иметь шанс преуспеть. Этот шанс должен обеспечиваться правительством, которое может использовать собираемые налоги для создания школ и других образовательных учреждений. Реальная эффективность таких мер менее важна, чем само их последовательное осуществление.
  Защитники равенства возможностей считают, что оно лучше согласуется с другими ценностями (например, со свободой), чем более строгие эгалитарные теории. Равенство возможностей не входит в серьезное противоречие с индивидуальной свободой. Для обеспечения такого равенства правительству не надо удерживать доходы на фиксированном уровне или подавлять конкуренцию. Равенство возможностей не предполагает, что эффективность труда и наслаждение жизнью должны быть принесены в жертву недосягаемому идеалу.
  Без сомнения, никому не нравится платить налоги. И все же многие налогоплательщики признают ценность всеобщего образовано главный смысл и значение утверждения о равном достоинстве всех людей кроются в идее о том, что человеческий индивид - не просто узел или локализация достижений и способностей. Прежде всего человеческие существа достойны именно как таковые, а уж потом как альпинисты, бизнесмены, жокеи, философы и пр.
  Представление, что все человеческие существа - независимо от расы, возраста, пола, положения или достижений - имеют равное достоинство, не является новой и опасной революционной теорией. Эта гуманистическая концепция роднит современных эгалитаристов с традиционной иудео-христианской мыслью и до некоторой степени с современной демократической идеологией Запада.
 
  Насколько минимально минимальное государство?
  Эйн Рэнд, Нозик и другие консервативные защитники свободы доказывают, что наилучшее государство - минимальное государство, ограничивающее свою деятельность немногими областями. Такое государство должно обеспечивать защиту страны от внешнего нападения, возможно - играть некоторую роль в поддержании законности и порядка. (Мы говорим - возможно, поскольку Нозик утверждает, что даже полицейская защита в идеале должна оплачиваться непосредственно теми, кто хочет купить такую защиту и может позволить себе это).
  Однако и минимальное государство - это государство, и Нозик согласен, что сам факт жизни в государстве требует принесения в жертву некоторых свобод. Мы подчиняемся закону, запрещающему убийство, поскольку понимаем, что никто не должен иметь права свободно убивать ближайших соседей. Это ограничение, но такого рода ограничения обычно не тревожат нас. Как граждане, мы различаем ограничения, которые считаем необходимыми, и ограничения, которые представляются нам излишними.
  Противоречие между эгалитаристской и антиэгалитаристской точками зрения на самом деле выражает несогласие относительно границ государственной власти.
  По мнению одних, граница государственной власти должна быть проведена близ ее возможного необходимого минимума. От всех попыток осуществить равенство следует отказаться.
  Другие же считают, что возможного необходимого минимума не существует, поскольку он определяется нашим пониманием необходимого. Например, согласен ли кто-либо терпеть любую возможную степень неравенства, которое может возникнуть в результате нынешнего распределения собственности? Захотят ли граждане современного процветающего государства с радостью терпеть тысячи неработающих бродяг, бесцельно расхаживающих по улицам и создающих опасные ситуации? Станут ли они терпеть положение дел, когда дети питаются отбросами? Необходимый минимум государственной власти нельзя определить только необходимостью обеспечения свободы. Ценность свободы налогоплательщиков или потенциальных налогоплательщиков необходимо соизмерить, по крайней мере в демократических государствах, с ценностью других вещей, например, жизни детей, образования, национальной обороны, продолжительности жизни людей, и - последнее, но немаловажное (с точки зрения Нозика) - с правами людей, ограбленных нашими далекими предками.
  Свобода - очень важная ценность, но она не является и не может быть нашей единственной ценностью, не является и не может быть единственным критерием необходимого минимума государственной власти.
 
 
  Глава 14
  МАРКС И МАРКСИЗМ
 
  Интеллектуально воодушевленный крепким коктейлем из метафизики Гегеля и экономических идей Рикардо, Карл Маркс развил глубокие социологические идеи относительно положения индустриальной Англии XIX в. В XX в. его идеи оказали более важное влияние на формирование политической и культурной карты мира, чем идеи любого другого мыслителя.
  Но каковы на самом деле были убеждения Маркса? В чем состоит марксистская философия - философия, в верности которой клялись столь многие государства, по крайней мере, до недавних пор?
  Абсолютно исчерпывающие и авторитетные ответы на эти вопросы, даже если бы они были достижимы, не являются задачей этой главы. Кроме того, марксистам приходится считаться с фактом явных противоречий между так называемым ранним Марксом эпохи "Немецкой идеологии" и поздним Марксом времен "Капитала" и "Grundrisse" ("Критики политической экономии"). Интересующимся немарксистам, с другой стороны, мешает тот факт, что, желая разобраться в сочинениях Маркса и обращаясь к специалистам, они часто обнаруживают, что их книги, по крайней мере некоторых из них, написаны марксоидным, непонятным и самодостаточным языком, который сильно затрудняет понимание сложных экономических и политических аргументов.
  Эта глава должна послужить введением в основные идеи Маркса. Мы надеемся, что оно не будет ни оскорбительно упрощенным, ни излишне сложным.
  Размышляя об обществах, Маркс проводит различие между тем, что он называет их экономическим базисом и политической, культурной и правовой надстройкой. По его мнению, характер экономики определяет характер правовой, политической и культурной жизни общества. Согласно Марксу, прекрасная поэзия и сложные правовые и социальные установления не могут возникнуть в условиях непрерывной борьбы с голодом и суровыми климатическими условиями. Кроме того, он утверждает, что общество, в котором индивид рожден, решающим образом определяет его личностное развитие и возможности.
  Действительно, человеческие существа не создают себя или свои личности сами, посредством некоего таинственного, неопределенного действия. Мы не выбираем историческую эпоху, в которую живем, и не можем родиться в тех географических и политических условиях, которые нам больше нравятся. Проблемы, с которыми мы сталкиваемся, чаще всего определяются условиями нашей жизни, и мы решаем эти проблемы с помощью подручных идей и методов, которые в свою очередь отчасти определяются обстоятельствами. С другой стороны, хотя невозможно отрицать, что человеческие существа - продукты обстоятельств, они способны также изменять обстоятельства. Маркс далек от мысли, что мы являемся пассивными жертвами детерминизма. Он подчеркивает возможности динамических изменений и революционной практики. Таким образом, марксизм нельзя отождествлять с фаталистическим механистическим детерминизмом, отрицающим человеческую цель и активность. Напротив, Маркс доказывает, что обстоятельства, формирующие сознание, в свою очередь отчасти зависят от человеческих действий. Среди этих обстоятельств - человеческие взаимоотношения, сложившиеся исторически, в результате действий человечества. Третий из "Тезисов о Фейербахе" гласит: "Материалистическое учение об изменении обстоятельств и воспитании забывает, что обстоятельства изменяются людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан". В той же работе он даже воздает должное идеализму - теории, которую обычно рассматривают как прямую противоположность материализма.
 
  Влияние Гегеля
  Интерес Маркса к Гегелю определяется главным образом работой последнего "Феноменология духа". Особенно его привлекает крайне абстрактный и метафизический раздел ее под названием "Самосознание", в котором Гегель рассматривает взаимоотношения между человеческими сознаниями. Важно понять, однако, что он не описывает действительных или даже лишь возможных людей: его предметом являются скорее взаимоотношения между разными архетипи-ческими человеческими духами, которые в свою очередь суть проявления так называемого Мирового Духа. Выясняется, что всякое отношение содержит внутренние противоречия или напряженности, которые делают его неустойчивым и в конце концов приводят к краху. После краха старых взаимоотношений на их обломках возникают новые, которые обеспечивают решение проблем, вызвавших первоначальный крах, но потом обрастают собственными напряженностями и противоречиями. Движение, вызываемое постоянной сменой одной совокупности взаимоотношений другой, составляет основание гегелевской диалектики, которую можно назвать диалектикой духа. Она несколько напоминает христианскую триаду: невинность, грехопадение и искупление. Первоначальный Дух, составляющий исходный пункт Гегеля, как бы чист и целостен, но лишен самосознания. Борьба за самосознание вызывает разделение и внутреннее смятение. Она завершается примирением и формированием более высокого и удовлетворительного типа целостности.
  Как и другие молодые интеллектуалы его поколения, Маркс был пленен глубиной философских и исторических мыслей Гегеля. Однако с годами его первоначальное отношение к старшему современнику изменилось: в 40-х годах он пришел к мысли, что формо-образующим началом обществ являются в конечном счете не духовные взаимоотношения. Главную роль здесь играют материальные условия, внешние духу, например характер труда человека и материальные богатства, приносимые его трудом ему самому и другим. Иными словами, прогресс истории определяется не самосознанием. Согласно Марксу, самосознание возрастает по мере возрастания нашего контроля над окружающей средой, и обходных путей здесь нет. Более того, до тех пор, пока человеческий род не обретет полного контроля над своими материальными обстоятельствами, отношения между человеческими существами неизбежно будут принимать форму господства и рабства. Однако господство и рабство как таковые постоянно развиваются, принимая новые формы на каждой стадии исторического процесса. Движущая сила этого процесса не такова, какой видит ее Гегель; напряженности, возникающие на каждой стадии истории человечества, характеризуют не дух, а материальные силы. Общеизвестно, что теория Маркса называется диалектическим материализмом.
 
  Производительные силы, разделение труда и формы собственности
  Согласно Марксу, внутренняя структура любого государства определяется степенью развития его производительных сил. Следовательно, знание типа экономики страны позволит составить достаточно полное представление о ее культурных и других внутренних характеристиках.
  Что интересно, природа экономики обнаруживает себя не только в том, что страна производит, но также (и это более важная характеристика) в степени развития разделения труда. Новые производительные силы неминуемо сопровождаются дальнейшим развитием разделения труда, другими словами - изменениями во всем характере рабочей силы в целом. Кроме того, все стадии этого развития, говорит Маркс, могут рассматриваться как разные типы или формы собственности.
  Первая форма собственности - Эдем. Эдем - такая стадия истории человечества, когда производство еще не развито. Люди живут охотой и рыболовством, выращивают домашних животных, а также возделывают землю, хотя и крайне примитивным способом. Разделение труда на этой стадии крайне примитивно и представляет собой незначительное развитие естественного разделения труда, сложившегося в семье.
  Вторая форма собственности - рабство. С точки зрения Маркса, рабство существовало уже в Эдеме; оно подспудно предполагалось структурой самой семьи. Однако полного развития рабство достигает только с ростом населения, когда общества становятся более сложными и возрастают межплеменные контакты в форме торговли и войны. Согласно марксистской классификации, сложные племенные общины и феодальные государства, знакомые нам из истории Европы периода темных веков, - рабовладельческие общества. Сложная племенная община возникает как объединение нескольких племен в результате согласия или завоевания и обычно принимает форму некоего государства или города. В "Немецкой идеологии" Маркс утверждает, что поначалу в этих группах сохраняются традиционные формы общинной собственности, которые существуют наряду с частной собственностью, состоящей из движимого и недвижимого имущества. Этот последний вид собственности возникает сначала как аномалия в рамках общинных традиций, но в конечном счете вытесняет их.
  Феодальное общество развивается на основе разделения людей на владеющих и не владеющих землей. В феодальной общине и закрепощенные крестьяне, и землевладельческая знать воспринимаются с точки зрения их положения по отношению к земле. Иерархическая общественная структура поддерживается и подкрепляется отрядами вооруженных вассалов, специально нанятых знатью.
  Третья форма собственности - капиталистическая. Везде, где осуществляется торговля, появляется класс торговцев - класс, коренным образом отличающийся от класса землевладельцев. Капитализм олицетворяет собой победу этого нового класса, который часто называют средним классом, или буржуазией. При капитализме средний класс (или часть его) владеет средствами производства и осуществляет контроль над деньгами: он владеет заводами, банками, кораблями и т.д.
  Четвертая стадия собственности - социалистическая. Маркс утверждает, что капитализм становится возможен, если существует более или менее образованная рабочая сила, занятая в промышленности. Промышленный низший класс, пролетариат, работает за маленькое вознаграждение, а прибавочный продукт, который пролетарии производят, служит обогащению их хозяев - буржуазии. Пролетарии нуждаются в работе, чтобы не умереть с голоду, поскольку им нечего продать, кроме своего труда. Они нуждаются в капиталистических хозяевах (по крайней мере, верят, что нуждаются в них), поскольку именно эти хозяева оплачивают их труд. Впрочем, важно помнить, что капиталисты нуждаются в рабочих ничуть не меньше (если не больше), чем рабочие нуждаются в создаваемых первыми рабочих местах. Ясно, что без рабочей силы невозможно ничего произвести, а значит и продать. Социалистическая революция, согласно Марксу, может произойти, когда рабочие осознают свою власть над работодателями. В этот исторический момент рабочие восстают против буржуазии и берут контроль над средствами производства в свои руки. Если буржуазную революцию можно охарактеризовать как победу буржуазии над феодальными землевладельцами, то социалистическая революция является победой пролетариата над средним классом, контролирующим промышленное производство.
  Можно подумать, что, с точки зрения Маркса, правление рабочего класса, устанавливающееся в результате социалистической революции, есть вершина исторического развития человечества. Но это не так. Как в прежних обществах развивались напряженности, приводившие в итоге к их разрушению, точно так же и социалистические общества падут под напором собственных внутренних противоречий. Сама диктатура пролетариата есть первый признак разрушительных внутренних конфликтов. Окончательная стадия человеческого развития будет достигнута, полагает Маркс, только когда будет преодолена эта диктатура. В этот исторический момент государство отомрет, не будет частной собственности и классов.
  Маркс и другие мыслители скупы на положительные описания коммунистического государства (или, скорее, отсутствия государства). В нескольких ранних отрывках молодой Маркс рисует род идиллии - людей, предающихся ловле рыбы и писанию поэм. Другие описания марксистской утопии негативны: не будет классовой борьбы, эксплуатации человека человеком, частной собственности на средства производства, социальных зол, или проблем.
 
  Из Эдема к коммунизму:
  только один путь?
  Идут споры о том, считал ли Маркс, что все общества должны последовательно пройти в своем развитии стадии Эдема, рабства, капитализма, социализма и коммунизма. Есть основания полагать, что он не считал, что существует только один путь к его утопии. По-видимому, в "Grundrisse" он держится более умеренной и прагматической позиции, считая, что разделение на классы, характерное для всех некоммунистических обществ, ведет к нестабильности. Поэтому только коммунистические общества могут быть стабильными.
  К сожалению, эта более простая концепция рисует человеческие общества состоящими из иррациональных систем, которые постоянно разрушаются и заменяются новыми социальными и экономическими структурами. Такая картина никак не гарантирует, что человеческие существа когда-нибудь добредут до коммунизма - единственного строя, который, согласно марксизму, может гарантировать стабильность.
  Поэтому, пожалуй, приятнее верить, что телеологический ряд - Эдем, рабство, капитализм - должен быть пройден повсюду и что он неминуемо приведет к повсеместному установлению коммунизма. С другой стороны, эта негибкая идеологическая модель не согласуется с действительными историческими событиями. Ведь в соответствии с этой моделью капитализм должен наступить раньше социализма, однако сегодня хорошо известно, что успешные социалистические революции произошли не в индустриально развитых странах Европы и Северной Америки, а в государствах с преимущественно сельскохозяйственной рабочей силой - в России, Китае и на Кубе.
  Возникает и другой вопрос: почему человеческие существа решили покинуть Эдем? Почему они обрекли себя на столетия борьбы, приближающей их к далекому коммунистическому обществу? Да простится нам мысль, что жизнь на социальном дне в Эдеме (если там есть социальная пирамида, верх и низ) кажется куда приятнее жизни на дне рабовладельческого общества, капиталистического общества или даже, дерзнем утверждать, социалистического государства.
  Маркс отвечает, что, когда природа щедра, нет истории и нет диалектического движения. Обитатели благодатного Эдема ничего не сообщают о себе, и если в их жизни и происходили значительные перемены, то они привходили в общину извне, а не порождались внутренними конфликтами.
  Однако даже благодатный Эдем должен был столкнуться с проблемами, связанными с быстрым ростом населения. Рост населения неизбежно приводит к расширению производства и развитию технологий агрессии. Животных растят, а не убивают на охоте; растения сажают и выращивают, а не просто собирают; в результате производится излишек материальных благ сравнительно с тем, что необходимо для поддержания жизни производителей. Производство добавочного продукта - катализатор, ускоряющий формирование нового социального класса, задача которого - распоряжаться этим избытком и организовывать более сложные производственные процессы. Этот новый класс отбирает у производителей столько добавочного продукта, сколько только может взять, а это в свою очередь приводит к появлению класса
  или подкласса сытых людей, не обремененных никакими делами. Руководящие и неработающие классы господствуют в обществе, и это приводит к разрушению целостности общины.
 
  Идеологии
  Идеологии - это системы убеждений. В марксистской теории слово "идеология" часто имеет уничижительные обертоны, которые внушают мысль, что обсуждаемые убеждения подозрительны - или, говоря марксоидным языком, коренятся в ложном сознании. Все извращенные, т.е. не коммунистические, общества поддерживаются соответствующими идеологиями. Всякая иерархия обосновывается идеологией, и люди, признающие местную идеологию, естественно, защищают данную иерархию, даже если сами они принадлежат к низам общественной пирамиды. Они говорят о существовании естественного порядка, предполагающего подчинение бедных простолюдинов другим людям. Они также говорят, что без иерархии общество не может существовать.
  Ленин доказывает (в работе "Что делать?"), что для борьбы с идеологическими убеждениями надлежит создать передовой отряд, который будет внедрять правильные убеждения. Без усилий такого отряда пролетариат может так никогда и не вырваться из мира, опутанного идеологией. Ленин отстаивал необходимость насаждения любых идей, которые более других способны подвигнуть рабочих на перестройку общества, с тем чтобы поставить общество на службу их собственным интересам. Он утверждал, что радикальная критика общества должна включать критику его идеологии и что они неотделимы друг от друга. К чести его он также говорил, что хочет исключить из процесса насаждения новой идеологии всякое желание порабощать, эксплуатировать и подавлять других людей.
 
  Франкфуртская школа
  В 20-е годы XX в. марксистскую философию развивали Теодор В. Адорно, Герберт Маркузе и другие сотрудники франкфуртского Института социальных исследований. Однако после прихода к власти Гитлера институт был закрыт. Профессора института эмигрировали в США, и Франкфуртская школа в новом облике начала действовать в этой стране. В частности, Маркузе стал_знаменит в Америке. После войны Институт социальных исследований был вновь открыт во Франкфурте, и здесь учениками Адорно, например, были многие люди, которым предстояло стать весьма известными философами.
  Философия Франкфуртской школы называется Ideologiekritik (критикой идеологии). Представители школы задают вопрос, казалось бы, в ленинском духе: как можно перейти от нынешней ситуации человечества - ситуации идеологического обмана и экономического и социального рабства - к просвещению и освобождению? И отвечают, что люди должны подвергнуть себя критической процедуре, которая заставит их разобраться в источниках их верований о мире. Например, мы были бы менее склонны верить в достоинства иерархической системы, в которой, возможно, мы обречены на нищету, если бы нам разъяснили, что от подобных наших убеждений выигрывает лишь буржуазная аристократия.
  Впрочем, Ideologiekritik может начаться только в том случае, если "средние" люди согласятся с некоторыми общими посылками их марксистских консультантов. Люди должны признать фундаментальную посылку о том, что их мнения об обществе выполняют функцию легитимации репрессивных, но не необходимых социальных институтов.
  Первая цель марксистской терапии франкфуртцев - помочь людям представить себе модель общества, соответствующего всем их критериям идеального сообщества и не зависящего от репрессивных институтов или традиционного порабощения определенных групп. Следующий шаг - обсуждать этот вопрос до тех пор, пока заинтересованные люди не начнут понимать, что описанная ими модель не просто праздная мечта, но может получить реальное воплощение. Советы философов разъяснят людям, что идеальное общество не только возможно, но и необходимо - необходимо для полного развития человеческого потенциала. В итоге те, кто достиг просвещения благодаря Ideologiekritik, станут членами марксистско-ленинского передового отряда. Они выйдут на улицы и убедят других людей в том, что революционное изменение необходимо и желательно.
  К несчастью для представителей Франкфуртской школы (и родственных им душ), несколько лет философского научения методологии революции до сих пор не обеспечили ни одной успешной революции в мире. Потому возникло подозрение, что Ideologiekritik не гарантирует успешного социального изменения.
  Тогда некоторые члены школы всерьез задумались над этой проблемой. Адорно утверждает, что созыв форума, участники которого могут скорректировать свои убеждения и тем самым выработать собственное понимание разумного и достойного существования, - хороший способ перестройки общества. Однако порой он, видимо, опасается, что идеологические иллюзии настолько прочны, особенно при капитализме, что их невозможно рассеять. Иными словами, Адорно может оказаться не способным убедить решающую массу людей в необходимости принять его посылки, а именно что жизнь развитого капиталистического общества осуществляется за счет 1) нищеты половины мира, обеспечивающей процветание обществ потребления; 2) безрассудной траты природных ресурсов Земли, служащей той же цели; 3) производства заведомо лишних товаров, которое только и может обеспечить исправную работу машины капитализма. И люди не обязательно уверуют в возможное преимущество других способов управления экономикой.
 
  Наследие Маркса
  В наши дни теория Маркса могла бы показаться не более чем интеллектуальной игрой, ограниченной устаревшей верой в прогресс и тормозимой интересом к условиям жизни английского городского рабочего класса. Однако недооценка силы утопических прозрений Маркса говорила бы о недопонимании и ограниченности. Влияние Маркса испытало не одно поколение мыслителей не только в Европе, но и во всем мире. На протяжении нашего столетия все самые выдающиеся представители европейской интеллигенции читали Маркса. Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Мишель Фуко и Ан-тонио Грамши, не говоря уже о Герберте Маркузе, Теодоре Адорно и Юргене Хабермасе, - все они одно время черпали вдохновение в его сочинениях. Общеизвестно также, что идеи Маркса заимствовали и перекраивали некоторые известнейшие политики нашего времени. Марксизм был трансформирован Лениным, который согласовал эту теорию со своим видением нужд российского государственного социализма, и Фиделем Кастро - применительно к нуждам кубинской революции. Мао Дзедун исповедовал китайскую версию марксизма, Грамши - европейскую. Активные проводники идеи государственного социализма платили словесную дань идее классовой борьбы, утверждая, что победа пролетариата достигнута в их обществах, и это утверждение противоречило предсказанным Марксом отмиранию государства и расцвету бесклассового и безгосударственного сообщества.
  Эта глава лишь в общих чертах обрисовывает огромную притягательность марксизма, лишь намекает на множество теорий, которые можно охарактеризовать как марксистские в широком смысле слова. Общая нить, проходящая через разнообразные исторические явления, от академических тезисов Франкфуртской школы до грубого популизма китайской культурной революции, - мысль одного человека, который хотел, чтобы его вспоминали как мыслителя, а не как философа.
 
 
  Глава 15
  ПОЛИТИКА И ПОЛ
 
  Идеология пола
  Идеология пола охватывает множество взаимосвязанных тем, наиболее важная из которых - традиционные различия в социальном и политическом положении женщин и мужчин.
  Другие относящиеся сюда темы - брак, правда и неправда развода, аборта и контрацепции, гомосексуальность и сексуальное поведение вообще.
 
  Философия и пол
  Читатели могут удивиться, встретив в книге по философии раздел о поле. Какое отношение к философии имеет пол?
  Различия в положении мужчин и женщин, имеющиеся в большинстве обществ, иногда выражаются в законодательстве, и, наоборот, изменения в их положении иногда производятся посредством изменений в законодательстве. Ну, а право и законы суть предмет юриспруденции (философии права); отсюда следует, что всякое различие в положении мужчин и женщин, базирующееся на праве, - потенциальный предмет размышлений для философов.
  Далее, традиционная мораль и традиционное вероучение предлагают ряд императивов, которые учат оба пола подобающему им поведению. Обоснованность (или необоснованность) конкретных этических императивов составляет (или должна составлять) часть предмета моральной философии.
  Наконец, самое важное замечание: пол может быть предметом философии, поскольку идеология пола переплетена с идеями о природе, т.е. с теориями о естественном и неестественном, нормальном и ненормальном - с совокупностью идей, выражаемых в форме антитезы природа - воспитание. Такие идеи по сути своей философские, и главным образом их мы и будем обсуждать.
  Давно стало общим местом, что не все различия между человеческими существами являются естественными. Многие из них - социальные или институциональные. Один из самых поразительных примеров социального различия (или совокупности различий) - индуистский институт каст.
  Общеизвестно также, что не думающие люди часто не улавливают разницы между природными и социальными различиями. Многие из них едва ли даже подозревают о ее существовании. Однако эта разница является решающей для нашей темы. Мы обсудим ее ниже.
  Но, прежде всего, пишут ли философы о положении женщин? Пишут ли они о проблемах пола?
  Да, пишут. Многие философы, например Платон, Аристотель, Руссо, Шопенгауэр и Дж.Ст. Мидль, относили положение женщин и их природу к числу философских проблем. В последние годы весьма многие философы (особенно во Франции, Канаде и Соединенных Штатах) заинтересовались феминизмом, который, разумеется, тоже задается вопросами о статусе и природе женщин.
  Темы, связанные с проблемами пола, вообще широко обсуждались философами в последние 30-40 лет. В этот промежуток времени появились многочисленные философские публикации об абортах. Несколько меньшее число публикаций было посвящено нравственным аспектам применения противозачаточных средств. Британский философ Роджер Скратон и американский философ Томас Нагель независимо друг от друга попытались определить сексуальное извращение. И совсем недавно философские журналы стали помещать статьи по некоторым этическим проблемам, которые возникли в связи с эпидемией СПИ Да.
 
  Философия и феминизм
  Что такое феминизм? Сторонники феминизма утверждают, что традиционные социальные установления несправедливы по отношению к женщинам. Несправедливость их состоит в следующем.
  Исторически женщины в большинстве обществ не имели политической власти, да и сегодня располагают меньшей властью, чем мужчины.
  Женщины были, а во многих обществах и поныне остаются менее образованными.
  Женщинам предоставляли меньше возможных жизненных ролей и меньше возможностей заниматься интересной работой вне дома.
  Утверждают, что в большинстве обществ женщины выполняют более тяжелую работу, чем мужчины, и за меньшую плату или вовсе бесплатно.
  Женщины как пол поощряются (и успешно) к низкой самооценке.
  Феминистки намерены положить конец такому положению дел, используя для этого разные аргументы и, когда это возможно и уместно, политическое действие.
  Феминизм - явление не новое. Мэри Уоллстоункрафт, борцы за предоставление женщинам избирательного права (сторонники суфражизма), Вирджиния Вулф и Симона де Бовуар были феминистками. Внимательный взгляд часто различает проблески феминистских идей в неожиданных местах - в пьесах и романах благовоспитанных и, казалось бы, консервативных авторов.
  Как социальный феномен феминизм распространяется волнообразно. Нынешняя волна ознаменована успехами феминизма в области найма на работу и высшего образования.
 
  Ожидания и пол
  Пол и половые различия определяют жизнь во многих отношениях. Когда рождается ребенок, прежде всего спрашивают: "Мальчик или девочка?" В традиционных обществах рождение мальчика вызывает радость, а девочки - разочарование.
  Конечно, различие в положение как таковое по-разному воспринимается мужчинами и женщинами. Прежде всего, женщина может возмущаться им, тогда как у мужчины нет личных оснований для возмущения. Если женщины склонны признать обоснованность различия в положении мужчин и женщин, то все же более вероятно, что именно они, а не мужчины будут поражены некоторыми его конкретными проявлениями. А мужчины скорее согласятся с тем, что представительницы другого пола мыслят и действуют совершенно иначе, нежели они сами.
  Несомненно, всякое общество ожидает от мужчин и женщин до некоторой степени разного поведения. В нашем обществе предполагается, что женщины добрее мужчин и лучше понимают сложности личных взаимоотношений и человеческие потребности. Считается, что они лучше улавливают психологические реальности, более способны оценить человеческий расцвет, человеческую личность и психологический рост человека. Принято думать, что мужчины менее эмоциональны, чем женщины. Ожидается, что им легче разобраться в машинах и сложностях современных технологий, в политических и экономических вопросах.
  Из антропологов по крайней мере Маргарет Мид утверждала, что допущения и ожидания относительно мужского и женского поведения в разных обществах различны. Так, она пишет: "Во всех известных обществах человечество выработало биологическое разделение труда, формы которого зачастую имеют весьма отдаленное отношение к изначальным биологическим различиям, бывшим поначалу путеводной нитью. Различия в форме и функциях тела люди продолжили в аналогиях, сопоставив их с солнцем и луной, ночью и днем, благом и злом, силой и нежностью, постоянством и переменчивостью, стойкостью и ранимостью. Одно и то же качество приписывают иногда одному полу, иногда - другому. Бесконечно ранимыми и нуждающимися в любовной опеке считают то мальчиков, то девочек... Некоторые люди считают женщин слишком слабыми для любого труда, помимо домашнего; по мнению же других именно женщины предназначены нести тяжелое бремя, "поскольку их умы сильнее мужских"... Идет ли речь о малом или великом, о легкомысленном украшении и косметике или о священных обязанностях человека, обусловленных его местом во вселенной, - во всем мы находим огромное разнообразие способов (часто явно противоречащих друг другу) моделирования ролей двух полов. Но всегда имеет место моделирование... Нет ни одной культуры, в которой все обсуждаемые нами качества - тупость и блестящие способности, красота и безобразие, дружелюбие и враждебность, инициативность и отзывчивость, храбрость, терпеливость и прилежание - являлись бы просто человеческими качествами".
  Феминистки пытаются посмотреть на утверждаемые обществом различия между мужчинами и женщинами свежим взглядом. Они критикуют общепринятые мнения о содержании естественного и приемлемого поведения для мужчин и женщин и подчеркивают, что эти общепринятые мнения часто направлены против интересов женщин. Кейт Миллет в книге "Сексуальная политика" доказывает, что распространенные представления о мужских и женских ролях и темпераментах, а также соответствующая направленность социализации мальчиков и девочек гарантируют, что власть в обществе останется в руках мужчин.
 
  Один пол или два?
  В 1949 г. Симона де Бовуар написала: "По правде говоря, достаточно отправиться на прогулку с открытыми глазами, как станет ясно, что человеческие индивиды разделяются на два класса, чья одежда, лица, тела, улыбки, походки, интересы и занятия явно различны".
  Однако, с другой стороны, существует и имеет глубокие корни противоположное мнение, будто на самом деле человечество однополо. Это глубоко укоренившееся и, предположительно, бессознательное мнение обнаруживается, в частности, в представлении о женщинах как о ненормальных мужчинах. Женщины суть мужчины, задержавшиеся в детстве, больные или кастрированные мужчины. Эта странная мысль встречается в сочинениях некоторых мыслителей, включая Аристотеля, Шопенгауэра, Фрейда и Отто Вай-нингера.
  Точка зрения, согласно которой человечество - однополый вид или может стать таковым, проводится также в некоторых феминистских работах, где отстаивается идеал андрогинности.
  Этот идеал предполагает, что наилучшее возможное состояние - то, в котором были бы упразднены половые роли вплоть до уровня зачатия, беременности и материнства. Все институциональные и межличностные отношения в таком состоянии были бы свободны от власти, подавления и несправедливости. Андрогинный идеал можно было бы осуществить в ближайшем будущем посредством искусственного оплодотворения и научных разработок, позволяющих младенцам рождаться и расти в лабораториях.
  Сторонники данной разновидности феминизма утверждают, что якобы особые психологические характеристики мужчин и женщин являются результатом социальной инженерии. По их мнению, мы должны забыть об основополагающих идеологиях, что позволило бы женщинам быть сильными и смелыми, логически мыслящими и способными к анализу и меньше интересоваться такими недостойными и утомительными материями, как младенцы. В свою очередь мужчины могли бы быть заботливыми и чувствительными - если бы эти качества по-прежнему считались ценными.
 
  Разные типы феминизма
  Андрогинный идеал предполагает, видимо, что традиционные женские роли неизбывно скучны, утомительны и недостойны, тогда как традиционные мужские роли интересны и по-человечески значимы. Но некоторые феминистки придерживаются другого мнения.
  Феминистки этой второй школы доказывают, что природа мужчин и женщин действительно разная и что женская природа и психология так же (если не более) ценна, как мужская. Женщины обладают особыми качествами и способностями, и характерный женский стиль мышления более интуитивен, эмоционально более честен, более созидателен и широк, чем мышление мужчин. Он является полноценной альтернативой научному, рациональному, логичному, аналитическому складу ума мужчин. Задача этих феминисток - не осуществление андрогинного идеала. Они должны добиться общественного признания истинной ценности специфически женских способностей и добродетелей, которые на протяжении столетий постоянно недооценивались патриархальными обществами.
  Феминистское движение распадается на две школы и по вопросу о необходимости равенства на рабочем месте.
  Согласно одной из них, равенство с мужчинами на рабочем месте является существенно важной целью. Другие же феминистки полагают, что такого равенства добиваться не следует. Различие между полами должно быть признано обществом, но в новой форме, поскольку равное отношение к мужчинам и женщинам означает несправедливое отношение к последним. Женщины вынашивают детей, и забота о детях ложится главным образом на них. Равные условия найма на работу фактически означали бы, что женщины должны работать больше времени, чем мужчины (что и происходило в бывшем Советском Союзе).
  Но совершенно ясно, что если равные условия труда приводят к несправедливому, неравному разделению труда, то эти условия труда на самом деле не являются равными. В конечном счете различие между двумя охарактеризованными точками зрения зиждется на непроясненном значении слова "равный".
  Пол и род (Sех and Gender)
  Многие мужчины и некоторые женщины, соглашаясь с тем, что выработанные людьми законы и обычаи действительно создают и сохраняют различия в положении мужчин и женщин, тем не менее настаивают, что эти и подобные им законы и обычаи необходимы, так как отражают естественные (природные) различия. Различие между полами как таковыми - природное различие, и его должны учитывать законы и другие социальные институты.
  Однако данные антропологии, не говоря уже об общеизвестных фактах истории, свидетельствуют о том, что не законы и обычаи постоянно создают и поддерживают некую совокупность социальных различий между мужчинами и женщинами, но скорее разные общества создают разные социальные различия. Эти социальные различия не отражают универсальное естественное различие, но по-разному интерпретируют его значение. Различие полов само по себе не может с необходимостью обусловливать все многочисленные и разнообразные социальные и политические нормы, которые принято обосновывать посредством этого различия.
  Для того чтобы подчеркнуть этот момент, современные феминистки проводят различение между полом и тем, что, за неимением лучшего слова, они называют родом.
  Различие полов есть естественное различие, но его естественное значение ограничивается в основном контекстами воспроизводства и половой любви.
  Род же отнюдь не есть факт природы. Он основывается на огромном количестве законов, обычаев, психологических теорий, методов воспитания детей, рекомендаций, правил, требований этикета и т.д. Короче говоря, род обусловлен не природой, а воспитанием. Половые роли, такие как оплодотворение и беременность, коренятся в физиологии, т.е. в природе, но родовые роли рукотворны. Каждого индивида воспитывают в соответствии с существующими в обществе представлениями о мужских или женских ролях, и большинство индивидов бездумно соглашается с тем, что разные родовые роли так же естественны, как физиологические различия.
  Таковы феминистские разъяснения касательно пола и рода. Пуристы и педанты возразят, что слово "род" является грамматической категорией. Так что необходимо разъяснить, почему слово "род" является подходящим ярлыком для определенных социальных структур.
  В грамматике все имена существительные относятся к мужскому или женскому роду (а в некоторых языках - еще и к среднему). Разумеется, эта классификация имеется и в английском языке; здесь разделение на мужской и женский роды распространяется только на человеческих существ и других животных. В Англии неодушевленный объект - не он или она, но И. Во Франции же всё, включая все неодушевленные предметы, с точки зрения грамматики принадлежит к мужскому либо женскому роду. В других языках выделяется три рода, но о неодушевленном предмете все же можно сказать "он" или "она".
  Действительно, род является грамматической категорией. Но распространение значения на другие социальные артефакты в данном случае вполне допустимо. Грамматический род есть рукотворный аналог естественного пола, своеобразный воображаемый пол, изобретенный человечеством. Грамматический род выдает себя за естественный пол.
  Феминистки понимают род практически так же. Другими словами, феминистское понятие рода есть понятие социального, искусственного различия, которое выдает себя за естественное.
  Эта ситуация показывает, между прочим, что употребление слова в новом или более широком смысле не обязательно кладет конец всякой дискуссии. Это происходит только в том случае, если люди не могут понять, что значение слова было специально расширено или изменено. В данном случае расширение значения очевидно, допустимо и вполне понятно.
 
  Дискриминация
  Дискриминация означает проведение различении. Ничего плохого в проведении различении между людьми нет - ведь люди действительно отличаются друг от друга как индивиды, а также как принадлежащие к разным нациям, расам, классам и полам. Возражение вызывает несправедливая дискриминация. Но сразу же возникает вопрос: что делает то или иное различение несправедливой дискриминацией?
  Ключ к ответу надо искать в ответах на другой вопрос (заданный Ницше в иной связи), - на вопрос "Кому это выгодно?" Сталкиваясь с идеологией, проводящей различения между людьми, мы не сможем решить, справедлива она или несправедлива, если не поймем, кому она выгодна, в чем состоит выгода и имеется ли какое-либо основание (хорошее или дурное) для существования этой выгоды.
  Идеология - главным образом защита при особых обстоятельствах, как заметил Ницше. Как таковая она чаще всего напоминает предвзятую аргументацию аd hос. В 1857 г. Американский Верховный суд произвел неподражаемый образец такой аргументации, постановив: "Черные - существа низшего порядка, причем настолько низшего, что у них нет прав, которые обязан уважать белый человек".
  Ответ на вопрос "Кому это выгодно?" не является решающим доводом, позволяющим утверждать, какие различения и дискриминации справедливы, а какие - нет. Но он является неплохой отправной точкой для дальнейших изысканий.
 
 
  Глава 16
  МЕТОДЫ НАУКИ
 
  Слово "наука" вызывает у разных людей разные мысли - о чокнутых профессорах в белых халатах, о бунзеновских горелках в школьных лабораториях, о достижениях в области трансплантации органов, об ужасах, связанных с загрязнением окружающей среды.
  Хотя, пожалуй, все мы согласны, что наука есть форма исследования, особо важная и отличная от всех других. Вероятно, это объясняется тем, что наука вызывает огромные и далеко идущие изменения в нашей жизни. Даже ее враги вынуждены признать ее поразительные успехи.
  Почему наука достигла таких успехов? Может быть, она обязана этим своему методу или методам? Существует ли специфически научный метод? И если да, то что это за метод?
  Для начала выясним значение слова "наука".
  До XIX в. под наукой понимали любую область теоретического знания или учености; но постепенно это слово стало обозначать только те области знания, которые имели дело с материальной вселенной. В наши дни идеальная, или парадигмальная, наука - это наука о материи. Вместе с тем ученые, работающие в других областях, любят называть их науками. Так, специалисты в соответствующих областях называют науками антропологию, экономику, лингвистику, филологию, психологию. Хотя эти заявления и не лишены оснований, мы будем понимать под наукой главным образом дисциплины, изучающие физический мир, включая, разумеется, такие физические вещи, как живые организмы.
 
  Наблюдение и эксперимент
  Большинство ученых и философов науки, вероятно, согласились бы с тем, что одним из жизненно важных компонентов научного метода является экспериментирование. Часто говорят, что интеллектуальный прогресс происходит тогда, когда ученые ставят эксперименты и критически анализируют их результаты, а интеллектуальный застой наступает, когда эксперименты проводятся некритически или не проводятся вообще.
  Приверженцы этой точки зрения говорят, что ее подтверждают многочисленные исторические примеры.
  Греческий врач Гален (130-201), например, сделал открытия о строении мускулов в результате препарирования мертвых тел, иными .словами - посредством эксперимента. Гален был первооткрывателем многих медицинских техник. Позднее, в эпоху так называемых темных веков, было принято считать, что древние, включая Галена, не ошибались. Поэтому врачи не утруждали себя вопросами о том, как работают мускулы. Эти столетия рассматривают обычно как время незначительного прогресса науки (включая медицину) либо полного отсутствия такового.
  Посылка, что древние не ошибались, была поставлена под сомнение в эпоху Возрождения. Везалий (1514-1564) предпринял собственные эксперименты и обнаружил, что некоторые описания Галена относятся к мускулам скорее собак, чем человеческих существ. Вероятно, Гален препарировал разных животных, но этот факт был забыт или упущен из виду. Пытливый дух Возрождения, олицетворенный Везалием, обеспечил огромные достижения науки в целом, хотя необходимо признать, что медицинская наука как таковая не достигла особого прогресса вплоть до XIX в.
  Однако было бы упрощением заключить отсюда, что научный прогресс всецело зависит от желания или нежелания проводить эксперименты. Хотя и представляется, что восхищение средневековых мыслителей своими предшественниками заходило слишком далеко и было равнозначно пренебрежению свидетельствами собственных чувств, утверждение, что ученые должны перепроверить каждый ранее проведенный эксперимент, свидетельствовало бы об отсутствии реализма: ведь тогда не осталось бы времени на новые эксперименты.
 
  Теории и выводы: Гемпель и Поппер
  Научный метод - это не только наблюдение и эксперимент. Ученые формулируют теории, которые призваны объяснить результаты экспериментов и сделать возможным точное предсказание будущих наблюдений.
  Но как совершается переход от наблюдений к теории? И какова роль теорий в науке?
  Карл Гемпель предложил объяснение работы ученых, которое приобрело чрезвычайную известность и было едва ли не общепринятым вплоть до последнего времени. Гемпель считал, что наука основывается на гипотетико-дедуктивном методе. Это означает, что во всех исследовательских областях ученые начинают с того, что производят наблюдения и фиксируют их результаты; затем формулируют гипотетический закон, объясняющий эти наблюдения; наконец, этот закон используется как посылка в дедуктивном выводе. Рассмотрим простой пример.
  Шаг 1: возьмем батарею и несколько проводов и попытаемся пропустить электрический ток через разные предметы, сделанные из серебра, железа, меди, латуни и других металлов. Запишем результат наблюдения: все эти предметы проводят электричество.
  Шаг 2: сформулируем гипотетический закон - Все металлы проводят электричество.
  Шаг 3: используем этот закон как посылку в дедукции, например:
  Все металлы проводят электричество. Ртуть - металл. Следовательно, ртутные пломбы в зубах должны проводить электричество.
  Гемпелевская модель объясняющего закона отнюдь не служит исчерпывающим объяснением научного мышления. Во-первых, она упускает из виду или сводит к минимуму роль, которую играют в науке ненаблюдаемые (теоретические) сущности, такие как гравитация и магнетизм. Во-вторых, она непригодна для объяснения конкретных событий (например, покупки кем-то билета до Парижа). Ведь поскольку люди ездят в Париж по несчетному количеству разных причин, невозможно сформулировать закон, который объяснил бы этот феномен. И все же поездки в Париж не необъяснимы.
  Карл Поппер (1902-1994) - возможно, самый знаменитый философ науки нашего столетия. Его объяснение научного рассуждения правильно называют теорией фальсификации.
  Поппер утверждает, что ученые формулируют в высшей степени фальсифицируемые теории, а потом испытывают их. В каком-то смысле можно сказать, .что ученые тратят большую часть своего времени на попытки показать, что их собственные теории ложны. Когда доказана ложность всех теорий ученого, кроме одной, он может заключить, по крайней мере на время, что оставшаяся теория правильна. Но нет теорий абсолютно надежных. Каждая теория в конечном счете есть только гипотеза, а потому постоянно открыта для возможного опровержения.
  Против объяснения Поппера выдвигаются некоторые возражения. Прежде всего, невозможно испытать все теории до единой, поскольку человеческая изобретательность способна произвести неопределенно большое их число. Далее, Поппер не может объяснить, почему некоторые теории отвергаются как очевидно ложные и даже недостойные испытания. Фактически мы полагаемся на здравый смысл, который указывает, какие теории настолько абсурдны, что не стоит обременять себя их испытанием. Например, какой-то молодой человек формулирует теорию, согласно которой он всегда может добыть билет до Брайтона, станцевав перед билетной кассой. Ясно, что эта теория в высшей степени фальсифицируема, но только человек, лишенный здравого смысла, возьмется за ее проверку.
  Третья проблема состоит в том, что теория фальсификации исключает из науки слишком много того, что сами ученые хотят в ней сохранить.
  Рассмотрим две важные теории: учение о том, что всякое событие имеет причину, и теорию эволюции.
  Учение о том, что всякое событие имеет причину, чрезвычайно глубоко укоренено во всей западной научной традиции. Оно настолько важно, что ученые как бы не позволяют его фальсифицировать. Неудача в поиске причины в каком-то конкретном случае никогда не воспринимается как фальсификация этой теории, которая, таким образом, рассматривается как нефальсифицируемая. Даже относительно квантовой физики, где причинные описания, видимо, неприменимы, ученые лишь отмечают, что здесь идеи причины и следствия лишены объясняющей силы.
  Дарвиновская теория эволюции тоже занимает привилегированное положение, хотя и несколько по другой причине. Теория эволюции не просто рассматривается как нефальсифицируемая, скорее вообще трудно представить себе, как она могла бы быть фальсифицирована. Согласно Попперу, именно поэтому эта теория не может считаться научной. Однако она объясняет столь широкую область данных, что биологи не хотят отказываться от нее. И даже если бы кто-то придумал способ проверить теорию эволюции и проверка показала ее ложность, разве можно было бы сразу же отвергнуть ее?
  Попперовское объяснение предполагает, что стоит только ученому сделать одно-два наблюдения, противоречащие принятой в настоящее время теории, как от этой теории надо отказаться ввиду ее ложности. Но на самом деле часто бывает так, что теория получает приоритет над наблюдением. Кто отверг бы гелиоцентрическую теорию солнечной системы на основании нескольких эмпирических наблюдений?
 
  Кун и Фейерабенд
  Поппер написал свое главное сочинение "Die Logik der Forshung" в 1934 г., в 1958 г. оно было переведено на английский язык под названием "Логика научного открытия". Впоследствии Томас Кун и Пол Фейерабенд решили (независимо друг от друга), что лучший способ установления природы научного метода - не философствование, но наблюдение и фиксирование работы ученых прошлого и настоящего.
  В результате наблюдения за работой ученых и изучения истории науки Кун пришел к различению двух форм существования науки - нормальной и революционной.
  Нормальная наука не создает новые теории и не проверяет адекватность старых. Нормальная наука просто допускает, что принятые в настоящее время теории истинны. Она более точно определяет известные факты или истинные факты путем изучения не получивших объяснения явлений с целью вписать их в существующую теорию и разрешения маленьких теоретических неясностей. Методология нормальной науки сводится к тому, чтобы правдой или неправдой упаковать природу в разные ранее заготовленные теоретические ящики.
  Время от времени, говорит Кун, происходят научные революции. Впрочем, такие революции крайне редки и имеют место только тогда, когда существующие теории оказываются совершенно неудовлетворительными. Некоторое время разные теории (и разные ученые) могут соперничать друг с другом, а потом одну из них начинают предпочитать другим. Триумф какой-то теории может определяться разными факторами: ее способностью объяснить упрямые факты, ее полезностью для решения проблем и обеспечения точных прогнозов и - последнее, но тем не менее важное - влиянием и авторитетом ученых, ее создателей и сторонников. Часто считают, говорит Кун, что авторитет ученого является результатом и доказательством исключительных способностей, но на самом деле он может определяться также, скажем, влиятельными друзьями в мире бизнеса и политики. Ведь для того, чтобы обеспечить успех теории, ее создатель должен обладать средствами на исследования, относительно высоким положением в академической иерархии и недюжинными способностями.
  Кун также высказывает некоторые замечания о своих предшественниках в данной области. Он заявляет, что Гемпель, Поппер и другие неверно описали действительную работу ученых. По его мнению, эти выдающиеся философы науки были одурачены авторами учебников для студентов.
  Учебники для студентов-естественников чудовищно упрощенны. Они утаивают многие исторические факты, особенно те, что "путают карты". Они выдают нынешние теории за истину в последней инстанции. И так или иначе всегда поддерживают миф о том, что наука постоянно идет вперед и постоянно преодолевает слабости и неудачи предшествующих поколений.
  Учебники никогда не раскрывают тот факт, что старые теории, которые все еще продолжают использовать (например, теории Ньютона), часто противоречат ныне принятым теориям. Вместо этого они некорректно характеризуют эти более ранние теории как более простые и узкие, нежели современные теории. Принятые старые теории объявляются не противоречащими современным теориям, даже если на самом деле это не так.
  С другой стороны, когда современные ученые полностью отвергают старую теорию, в учебниках эта отвергнутая теория называется ненаучной. Таким образом, они откровенно укрепляют веру в невозможность ложности научной теории и скрытно - веру в то, что истинные ученые практически не могут ошибаться.
  Кун заключает, что Поппер, Гемпель и другие описывали не реальную методологию науки, но вымышленные положения дел, существующие только на страницах учебников для студентов-естественников.
  Однако, доказывает он, учебники должны оставаться такими, какие они есть. Содержащиеся в них искажения необходимы для воспитания молодых ученых, чьи умы не должны сосредоточиваться на теориях, которые в данный момент непродуктивны. Но учебники по естественным наукам не говорят правды об истории науки и являются плохой основой для философии науки.
  Обратимся к идеям Пола Фейерабенда. Чтобы как-то оценить их, полезно составить некоторое представление о его личности. Видимо, Фейерабенд был колоритной и экстравертной личностью с большим чувством юмора. Судя по его книгам, он с наслаждением беспощадно высмеивал истэблишмент, иерархии и разного рода помпезность. Ученые и философы науки не привыкли к тому, чтобы над ними смеялись, и эта яркая личность навлекла на себя известную враждебность, которая иногда приводила к неверному пониманию его идей.
  Фейерабенд сосредоточил свое внимание на том, что Кун назвал революционной наукой, т.е. на этапе развития науки, который заканчивается рождением новых теорий и смертью старых. Его главный тезис состоит в том, что ученые не имеют никакой специальной методологии, отсюда название его широко известной книги - Против методологического принуждения. Фейерабенд говорит об анархизме науки, поскольку в ней нет универсально применимых правил работы. Человеческий ум - в высшей степени творческий - способен отвечать на интеллектуальный вызов все новыми и непредсказуемыми способами. Даже представление о первостепенной важности для науки наблюдения и эксперимента не всегда адекватно, поскольку то, какое наблюдение принимается в расчет, отчасти определяется теорией, которой придерживается ученый. Новые теории вынуждают ученых по-новому интерпретировать их наблюдения. Более того, говорит Фейерабенд, иногда новая теория находит применение, невзирая на полное отсутствие фактов в ее поддержку. Фейерабенд доказывает свой поразительный тезис путем детального рассмотрения первоистоков истории науки, в том числе современной ему науки. Он утверждает, что иногда эмпирическое наблюдение имеет приоритет над теорией, иногда же - наоборот.
  Точка зрения Фейерабенда на природу науки вызывает глубокое недоверие у многих философов науки.
  Принято считать, что наука более рациональна, чем другие формы человеческой деятельности, и в высшей степени регламентирована правилами, весьма самокритична и сознательно нацелена на абсолютную внутреннюю последовательность. Ученые одобряют такой взгляд на свою работу и признают его истинным. Принято считать, что ученые воплощают добродетели рациональности, последовательности, разумной самокритики и т.д., и, в частности, поэтому они пользуются уважением общества (а также, конечно же, потому, что прикладная наука обеспечивает власть и богатство). Фейерабенд же подчеркивает творческий, непредсказуемый и не очень рациональный характер науки. Создаваемый им образ ученого чем-то напоминает общепринятый романтический образ художника - идущего на поводу у вдохновения анархиста, эгоиста и (ассоциативно) бородатого, неумытого и не вписывающегося в общественные рамки.
  Кто же прав? Является ли наука анархической, как утверждает Фейерабенд? Следует ли она правилам, как полагали Гемпель и Поппер? Существует ли вообще такая вещь, как научный метод?
  Пожалуй, наиболее адекватную точку зрения на науку предложил Кун. Имеется по крайней мере две общие формы существования науки - нормальная и революционная.
  Исторические исследования Фейерабенда показывают, что революционная наука и впрямь имеет много анархических черт, а ученые революционной эпохи должны быть творческими и широко мыслящими.
  С другой стороны, нормальная наука следует правилам, и ученые эпохи нормальной науки не должны быть слишком творческими и широко мыслящими; они должны придерживаться существующих теорий.
  Что касается методов - нормальная наука действительно предполагает, так сказать, метод или методы. Иногда нормальный ученый работает по Гемпелю, иногда - по Попперу, иногда - сам по себе. Есть ли у этих методов что-то общее? Разве лишь несколько весьма очевидных характеристик. Использование любого из этих методов предполагает, в частности:
  1) накопление наблюдений, возможно - проведение экспериментов, фиксирование данных и результатов;
  2) тщательное изучение, т.е. обдумывание, данных и результатов;
  3) признание того, что если большое число фактов оказывается несовместимым с принятой теорией, то все, включая эту теорию, должно быть подвергнуто проверке.
  В целом описанный метод очевиден и весьма банален. Он носит общий характер, т.е. может быть применен в разных областях науки. Он уместен не только в науках о материи, но также в некоторых других видах исследования, например в истории, антропологии и экономике. Следовательно, методология на самом деле не может служить объяснением особых успехов физических наук. Значит, вопрос об успешности науки, заданный в начале данной главы, остается без ответа. Отсюда не следует, что такое положение дел сохранится навеки: ведь каждое поколение не только делает новые научные открытия, но и производит новые философские идеи.
 
 
  Г л а в а 17
  ПРИЧИННОСТЬ
 
  Причину определяли по-разному - как то, что производит нечто, как источник или мотив действия, как то, что объясняет, почему нечто происходит или начинает существовать. Некоторые из этих определений несут на себе печать антропоморфизма, поскольку, вероятно, идея причинности коренится в человеческих усилиях по созданию или изменению вещей.
  В 1912 г. Бертран Рассел заметил, что слово "причинам редко встречается в дискуссиях физиков (если вообще встречается). И все же данное понятие нелишне, даже в физике и даже если это слово редко употребляется в этой науке. Ведь физики спрашивают иногда: почему происходит то-то и то-то? И тем самым задают вопрос о причинах.
  Кроме того, понятие причины нелишне и в других науках. Оно часто встречается в прикладных науках. Это совершенно естественно, поскольку врачи, фармацевты, патологи, вулканологи, метеорологи и океанографы исследуют причины явлений.
 
  Четыре причины Аристотеля
  По мнению Аристотеля, имеются четыре вида причины; он рассматривает их на примере скульптора, создающего статую из мрамора. Эти четыре вида причины таковы.
  1. Действующие причины производят изменения. В данном примере действующая причина - скульптор.
  2. Материальные причины - вещество, в котором происходят изменения. В рассматриваемом примере материальной причиной является мрамор.
  3. Формальные причины - характерные формы или свойства, принадлежащие конечному результату. В данном примере формальная причина - это форма законченной статуи.
  4. Целевые (конечные) причины суть намерения или цели. В данном случае целевой причиной является намерение скульптора создать произведение искусства.
  Аристотелево понятие действующей причины примерно соответствует современному пониманию причины. Два из трех остальных аристотелевских смыслов слова "причина" ныне устарели. Сегодня мы уже не скажем, что мрамор и форма статуи суть причины. Современная роль четвертого смысла этого слова, т.е. идеи целевой причины, или цели, менее однозначна. В физических науках (физике, химии, астрономии) и в основанных на них прикладных науках (например, инженерии) никто не говорит о причинах так, как если бы они включали цели. Неодушевленная материя не имеет целей. Но в науках о жизни (в биологии, зоологии, генетике) целевые причины Аристотеля, видимо, продолжают играть какую-то роль. Объясняя поведение организмов, ученые иногда говорят о целях. Цель сердца - перекачивание крови. Цель боли - предупреждение об опасности. Функция антител - борьба с болезнью.
  Современное применение идеи цели мы рассматривали в гл. 8, где речь шла о гене эгоизма, который всегда стремится к самосохранению.
  Стало быть, понятие цели не вполне изгнано из науки. Но поскольку его роль в научном объяснении все же вызывает некоторые сомнения, мы сосредоточимся на разъяснении понятия действующей причины.
 
  Вещи или события?
  Являются ли причины вещами или событиями? И действительно ли причины приводят к вещам или событиям? Большинство философов прошлого утверждают, что невозможно творение ех nihilo [из ничего], за исключением божественного творения мира. Доказывают, следовательно, что обычная идея причины есть идея изменения существующих вещей. Таким образом, причина не создает курицу, но скорее вызывает изменения, которые превращают яйцо в цыпленка. Это заставляет думать, что причинные объяснения всегда указывают на изменения в вещах. Причины - это события, а не личности и не вещи; действия - тоже события, а не вещи.
  Но в значении слова "причина" все же остается неясность. Вещи и личности так же, как события и изменения, могут восприниматься как причины вопреки всякой философии. Эта неясность, возможно, является источником некоторых философских проблем, связанных с идеей причинности.
 
  Универсальность, единообразие, сила и необходимость
  Предполагается, что причинность универсальна, т.е. что каждое событие имеет причину. Но это предположение не может быть доказано. Оно воспринимается просто как максима - и в прикладной науке, и в повседневной жизни.
  Предполагается также, что причинность единообразна, т.е. что одинаковые причины производят одинаковые следствия. Этот принцип тоже недоказуем. Однако воспринимать его как само собой разумеющийся -- свойство нашей природы. И впрямь, животные, отличные от человека, разделяют нашу веру в то, что одинаковые причины производят одинаковые действия.
  Универсальность и единообразие причинности будут подробно рассмотрены в следующей главе. Здесь мы остановимся на проблеме силы и необходимости.
  Невозможно отрицать, что идея причины связана в наших умах с идеями силы и необходимости. Мы чувствуем в себе силу создать что-то (мы можем произвести новые рукотворные предметы, например, связать или сшить новую одежду), можем уничтожить что-то (например, разбить стекло), а иногда - заставить людей изменить их мнения или поведение (убедить их сделать это). Видимо, такой же силой обладают другие животные и неодушевленные предметы;
  так, мы верим, что кобра имеет силу убить нас, а солнце - согреть нас. Кроме того, мы чувствуем, что сама идея причинности включает в себя необходимость. Ведь если причина действует, то действие должно следовать с необходимостью?
 
  Теория Юма
  Рассмотрение силы и необходимости начнем со знакомства с теорией Юма.
  В разное время Юм говорит о причинности по-разному. Но совершенно очевидно, что его теория носит редуктивный характер. Иными словами, он хочет избавиться от элемента силы и необходимости, который мы усматриваем в отношении между причинами и следствиями. Говоря приблизительно, он утверждает, что всякая необходимость привносится сознанием наблюдателя.
  Причина и действие, говорит Юм, во-первых, есть наблюдаемое постоянное (т.е. неоднократное) соединение событий одного рода с событиями другого рода; во-вторых, смежность в пространстве и времени; в-третьих, причина должна предшествовать действию. Люди, наблюдающие постоянные соединения сходных событий, вынужденно ожидают их соединения и в дальнейшем. Идея необходимости есть не что иное, как это вынужденное ожидание. Ожидая, что сходные действия будут следовать за сходными причинами, мы начинаем думать, что причина вынуждает действие произойти. Но, спрашивает Юм, можем ли мы говорить здесь о силе, о необходимости? Нет, не можем, поскольку видим лишь, что одна вещь следует за другой. Мы можем ожидать. Мы не можем видеть или чувствовать необходимость.
  Если Юм прав относительно постоянного соединения, то конкретное событие А является причиной конкретного события В только в том случае, если всякое сходное событие А сопровождается сходным событием В.
  Если Юм прав, говоря о смежности, то невозможно действие причинности на удалении. Или причина и действие, А и В, соседствуют в пространстве и времени, или пространство и время между А и В заполняется цепочкой событий (причинной цепочкой), в которой каждое событие (или звено) смежно со следующим.
  Теория Юма вызывает много критических замечаний.
  Прежде всего, смежность не является необходимым условием причинности. Есть примеры действия на расстоянии, в вакууме. Считается, например, что сила тяжести сохраняется в вакууме и действует на расстоянии.
  Далее, как отмечает Рассел, постоянное соединение даже смежных событий еще не дает причины. Тот факт, что ночь постоянно сменяется днем, не доказывает, что ночь является причиной дня. Налицо бесконечное чередование ночи и дня, и мы не можем говорить здесь о причине и действии, поскольку не можем сказать, что наступило первым - ночь или день. Рассел полагает, что в этом и сходных случаях мы ищем причину, внешнюю рассматриваемому циклу, третий предмет, который решаем считать причиной двух других. Так, вращение Земли есть причина и ночи, и дня.
  Кроме того, постоянное соединение налицо везде, где есть совпадение. Не составляет труда представить себе действительные или возможные примеры. Вот один из них.
  Допустим, количество рентгеновских снимков, производимых в определенной больнице, каждый день меняется, но всегда равно количеству пациентов-мужчин, которые в этот день влюбились в какую-либо медсестру. Так, когда шестерым пациентам во вторник назначают рентген, шесть (других) пациентов в тот же день безумно влюбляются в медсестру, и такие совпадения имеют место и в другие дни недели. Хотя здесь налицо соединение сходных пар событий, вероятнее всего, это совпадение, а не связь причины и действия.
  Еще одно, и более серьезное, возражение против теории постоянного совпадения состоит в следующем: она предполагает, что все события, которые можно объяснить в терминах причинности, принадлежат к классам сходных событий. Другими словами, из этой теории следует, что однократные события не могут иметь причин и следствий. Ведь если последовательность двух событий наблюдается лишь однажды, то, по определению, нельзя говорить о неоднократном соединении событий. Это очевидно.
  Рассмотрим пример. Допустим, утверждают, что приход конкистадоров стал причиной падения империи инков. Но нашествие конкистадоров имело место лишь один раз, и падение инков тоже произошло лишь единожды. В данной и многих других исторических ситуациях нет повторения, а значит - и постоянного соединения. Следовательно, согласно теории Юма, приход конкистадоров не был причиной падения империи инков. По теории Юма, уникальные события не могут иметь причин и следствий. И все же безусловно истинно, что приход конкистадоров был причиной падения империи инков.
  Некоторые философы, размышляющие об истории, доказывают, что если мы примем более широкую точку зрения, то всегда сможем обнаружить постоянное соединение там, где действует некая причина. Например, в нашем примере мы можем усмотреть постоянное соединение событий А, т.е. нападений сильных армий на более слабые, и событий В, т.е. крушений империй. Однако это соединение, как и большинство обобщений, связанных с человеческими делами, имеет много исключений. Оно не имеет ничего общего с причинностью в понимании Юма.
 
  Сила, манипуляции и рецепты
  Современный философ Дуглас Гаскинг предлагает новый подход. Он доказывает, что понятие причинности сущностно связано с техниками манипуляций. Отношение причины и действия лучше всего описать как отношение "производство посредством..." Понятия причины и действия связаны с общими правилами человеческих действий. Гаскинг называет эти правила рецептами.
  Согласно Гаскингу, утверждение типа "Добавление воды" к соде вызывает шипение означает, что, применяя к соде общую технику, позволяющую намачивать вещи, вы используете или открываете еще одну общую технику, позволяющую вызвать шипение в конкретной субстанции, именно в соде.
  Можно ли применить данный анализ причинности к неодушевленным причинам? К событиям (в отличие от вещей и людей)?
  Рассмотрим соответствующие примеры.
  Во-первых, неодушевленная причина: солнечный свет служит причиной роста растений. Во-вторых, причина в форме события:
  снос плотины вызывает затопление деревни.
  Гаскинг подчеркивает, что мы можем манипулировать окружающей средой (даже если имеем дело с солнцем) двумя способами. Мы можем имитировать характеристики естественного солнечного света и можем также показать, с помощью экспериментов, что растения, лишенные солнечного света, перестают расти.
  С причинами в форме событий дело обстоит не столь гладко. В конце концов события не производят манипуляций. Однако можно доказать, что события сами по себе часто суть элементы или части человеческих манипуляций. Это было бы очевидно в примере со снесенной плотиной, если бы снос плотины был тщательно спланирован человеком.
  Наше понимание событий как причин, согласно теории Гаскин-га, можно представить следующим образом: утверждение, что одно событие является причиной другого, является верным, когда это событие или есть человеческая манипуляция, или могло бы быть ею.
  Снимает ли данное объяснение причинности трудности, связанные с историческими событиями, такими как войны, падения империй и т.д.? Вероятно, нет. Конечно, невозможно дать рецепты падения империй и вообще очень трудно дать рецепты манипуляций в сфере человеческих дел. Здесь возможен только один рецепт - или пан, или пропал.
  Но это может свидетельствовать о том, что мы сами не правы, говоря о причинах войн и т.п., т.е. что события истории и человеческой жизни требуют другого объяснения.
  С другой стороны, можно утверждать, что основополагающий вопрос о причинах отличается от вопроса, поставленного Гаскин-гом: как я могу произвести то-то и то-то? (Шипение соды, рост растений.) Основополагающий вопрос таков: как и почему эти вещи происходят? До тех пор, пока не дан ответ на второй вопрос, ответ на первый вопрос будет делом случая и удачи.
 
  Возможность и необходимость
  Вернемся к рассмотрению понятия, отвергнутого Юмом, - понятия необходимости.
  Что такое необходимость? В контексте причинности необходимость не может быть логической или математической. Выводы логики и математики, с необходимостью следующие из аксиом или других посылок, дедуцируются из этих посылок или аксиом. Но законы причины и действия должны быть выявлены посредством экспериментов или открыты в результате наблюдений. В отличие от теорем чистой математики и логики, они не могут быть дедуцированы без опоры на опыт. Необходимость причины и действия, следовательно, должна отличаться от логической или математической необходимости.
  Можем ли мы говорить вместо этого о физической необходимости? Юм отвечает, что физическая необходимость - это обман, вымысел ума. Смежность и соединение могут быть восприняты, необходимость - нет. Один только опыт может информировать нас о реальном мире. Опыт говорит нам, что лед воспринимается как холодный, но не говорит, что он должен восприниматься как холодный. Это должен привносится умом и отсутствует в реальном мире.
  Джон Стюарт Милль берет у Юма остов его теории причинности, т.е. три условия причинности - постоянное соединение, смежность и временное предшествование причины действию. Но он усиливает их, добавляя четвертое условие: причина и действие должны постоянно соединяться не только в действительных, но и во всех возможных обстоятельствах.
  В своей системе логики Милль формулирует правила, позволяющие отличить подлинные причину и действие от совпадений и других последовательностей, не представляющих собой причинных регулярностей. Это правила экспериментальной проверки причинных гипотез. Во-первых, экспериментатор должен пытаться предотвратить следование предполагаемого действия за предполагаемой причиной; это покажет, может ли предполагаемая причина иметь место без следования за ней предполагаемого действия. Во-вторых, экспериментатор должен попытаться произвести предполагаемое действие без посредства предполагаемой причины; это покажет, может ли предполагаемое действие иметь место без предшествующей ему предполагаемой причины.
  Таким образом мы сможем установить, действительно ли предполагаемые причина и действие постоянно соединены во всех возможных обстоятельствах.
  Предложенное Миллем усовершенствование теории причинности Юма полезно. Хотя прямо Милль не вводит элемент силы и необходимости, тем не менее, настаивая на более твердо обоснованном постоянном соединении, он вводит необходимость косвенно. Ведь если что-то происходит во всех возможных обстоятельствах, то оно происходит необходимо.
 
  Является ли слово "причина" неясным?
  Вероятно, Рассел был прав, утверждая, что понятие причины не годится для чистой науки. Дело в том, что оно не вполне точно. Поня-• тие причины включает в себя элементы, не вполне согласующиеся друг с другом.
  Прежде всего, современные рассуждения о причинах еще не вполне свободны от аристотелевского наследия, так что в некоторых контекстах ссылки на намерения, цели или функции рассматриваются как виды причинного объяснения.
  Что еще важнее, в качестве причин рассматриваются не только события и изменения, но также вещи и люди. Тогда как, разумеется, вещи и люди в корне отличны от событий и изменений. Наш собственный контроль над окружающей средой и манипуляции с ней производят одновременно и идею нас самих как причин, и опыт проявления силы. Опыт проявления силы становится частью идеи причины и действия. С другой стороны, наше восприятие событий и изменений как причин не оставляет места для понятия силы. События и изменения ничем не манипулируют, они не проявляют силу. События как причины относятся к идее необходимой связи. Необходимость связана с возможностью и невозможностью; если некоторое положение дел физически невозможно, то его отрицание, или противоположность, физически необходимо. Усовершенствование Миллем понятия постоянного соединения косвенно вводит необходимость.
  Его идея единообразия как постоянного соединения во всех физически возможных обстоятельствах предполагает необходимость и потому согласуется с нашими представлениями о событиях как причинах. Но ее не так легко согласовать с идеей личностей как причин, поскольку личности не ведут себя единообразно.
  Юм полагал, что понятия силы и необходимости идут бок о бок. Но это неверно. Сила присуща людям, необходимость - событиям. Эти в корне различные элементы составляют понятие причины.
 
 Часть VI
 ФИЛОСОФИЯ И ЖИЗНЬ

<< Пред.           стр. 4 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу