<< Пред. стр. 104 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
проблем со мной, только мужчины были в растерянности: для мужчин было
непонятным и неприемлемым, что правило могло быть неприменимым в моем
случае.
Женщины, однако, были уверены, что раньше или позже причина моего
появления среди них станет ясной. Я наблюдал, как женщины держались в
стороне от эмоционального замешательства и, кажется, были полностью
безразличны к тому, чем все кончится. Они, казалось, знали без всяких
разумных оснований, что и мой случай каким-то образом входит в правило. В
конце концов я определенно помог им тем, что принял свою роль. Благодаря
женщине-нагваль и мне, дон Хуан и его партия завершили свой цикл и были
почти свободны.
Ответ пришел к ним, наконец, через Сильвио Мануэля. Его видение
открыло, что 3 сестренки и Хенарос не были непригодными, скорее я был не
тем нагвалем, который был им нужен. Я был неспособен вести их, потому что
имел никем не заподозренную конфигурацию, которая не укладывалась в схему,
данную правилом, конфигурацию, которую дон Хуан, как видящий, проглядел.
Мое светящееся тело давало видимость четырех отделов, тогда как в
действительности их было только 3. Существовало другое правило для того,
что называлось "трехзубчатым нагвалем". Я подпадал под это правило.
Сильвио Мануэль сказал, что я подобен птице, которую вывели теплом и
заботой птицы другого вида. Все они, все же, должны были помочь мне так
же, как и я был обязан сделать все возможное для них, хотя я и не подходил
им.
Дон Хуан взял ответственность за меня на себя, поскольку это он ввел
меня в их среду, но мое присутствие среди них вынудило их максимально
выкладываться в поисках двух ответов: объяснение того, что я делаю среди
них, и решения проблемы, что им в связи с этим нужно делать.
Сильвио Мануэль очень быстро нашел решение, как вывести меня из их
среды. Он взял на себя задачу руководить планом, но поскольку у него не
было ни терпения, ни энергии, чтобы иметь дело со мной лично, он поручил
дону Хуану действовать вместо него.
Целью Сильвио Мануэля было подготовить меня к тому моменту, когда
курьер, несущий правило, применимое к "трехзубчатому нагвалю", будет у
меня. Он сказал, что в его задачу не входит раскрывать эту часть правила.
Я должен ждать, как должны ждать и все остальные, пока не придет нужное
время.
Существовала еще одна серьезнейшая проблема, которая усиливала
путаницу. Она касалась Горды и в конечном счете - меня. Горда была принята
в мою партию как южная женщина. Дон Хуан и его видящие подтверждали это.
Она, казалось, относится к той же категории, что Сесилия, Делия и другие
женщины-курьеры. Сходство было неоспоримым. Затем Горда потеряла весь свой
излишний вес и как бы вдвое уменьшилась. Перемена была столь радикальной и
глубокой, что она превратилась уже во что-то иное.
Она долгое время оставалась незамеченной, просто потому, что все
другие воины были заняты моими трудностями,
Однако ее перемена была настолько разительной, что они были вынуждены
сфокусироваться на ней, и тут они увидели, что она вовсе не является южной
женщиной. Объемы ее тела обманули их предыдущее видение. Они припомнили
тогда, что уже с первого момента, как она появилась у них, она не могла
близко сойтись с Сесилией, Делией и другими южными женщинами.
С другой стороны, она была прямо таки очарована и на короткой ноге с
Нелидой и Флориндой, потому что она в действительности всегда была подобна
им. Это означало, что в моей группе имеются две северные сновидящие -
Горда и Роза, а это грубое нарушение правила.
Дон Хуан и его воины были более, чем озадачены. Они поняли все
случившееся как знак, как указание на то, что весь ход событий принял
какой-то непредвиденный оборот. Поскольку они не могли принять идею того,
что человеческая ошибка способна пересилить правило, они решили, что были
вынуждены ошибиться в результате высшей команды, по причинам, которые были
трудны для понимания, но тем не менее реальны.
Они рассматривали вопрос о том, что же делать дальше, но прежде, чем
кто-либо из них наткнулся на ответ, истинно южная женщина, донья Соледад,
вышла на сцену с такой силой, что для них оказалось совершенно невозможно
отказаться от нее. Она подходила под правило. Она была сталкером.
Ее присутствие на какое-то время сбило нас с толку, потому что
некоторое время казалось, что она собирается вытолкнуть нас на другую
платформу. Флоринда взяла ее под свое крыло, чтобы проинструктировать в
искусстве сталкинга, но какую бы пользу это ни приносило, этого было
недостаточно, чтобы остановить ту странную потерю энергии, которую я
чувствовал, - опустошенность, которая, казалось, увеличилась.
Затем, однажды, Сильвио Мануэль сказал, что в своих сновидениях он
получил великолепный план. Он был оживленным и отправился обсудить его
детали с доном Хуаном и другими воинами. Женщина-нагваль была включена в
их обсуждение, а я нет, это заставило меня заподозрить, что они не хотят,
чтобы я узнал о том, что же Сильвио Мануэль открыл относительно меня.
Я выложил каждому из них свои подозрения. Все они смеялись надо мной,
кроме женщины-нагваль, которая сказала мне, что я прав.
Сновидения Сильвио Мануэля открыли причину моего присутствия среди
них, но мне придется покориться своей судьбе, а это значит - не знать
природы моей задачи до тех пор, пока я не буду готов к этому.
В ее тоне была такая бесповоротность, что я мог только безоговорочно
принять все, что она сказала. Я думаю, что если бы дон Хуан или Сильвио
Мануэль сказали мне то же самое, я не принял бы это так легко. Она сказала
также, что не соглашалась с доном Хуаном и остальными, она считала, что
меня следовало проинформировать об общей цели их действий, хотя бы только
для того, чтобы избежать ненужных трений и сопротивления.
Сильвио Мануэль намеревался подготовить меня к моей задаче, введя
непосредственно во второе внимание. Он планировал ряд смелых действий,
которые должны были стимулировать мое осознание.
В присутствии всех остальных он сказал, что берет на себя руководство
мною и что он перемещает меня в свою область силы - в ночь. Объяснения,
которые он дал, заключались в том, что в его сновидении ему предстал ряд
неделаний. Эти неделания предназначались для меня и Горды как исполнителей
и женщины-нагваль в качестве наблюдателя.
Сильвио Мануэль испытывал благоговейный страх перед женщиной-нагваль,
и у него были о ней только слова восхищения. Он сказал, что она обучается
сама собой. Она могла во всем действовать на равных с ним самим или с
любым из членов партии воинов.
У нее не было опыта, но она могла манипулировать своим вниманием
любым образом, как ей было нужно. Он признавался, что ее совершенство было
для него не меньшей загадкой, чем мое присутствие среди них, и что ее
чувство цели и ее убежденность были настолько остры, что я был ей не пара.
Он, фактически, попросил Горду оказывать мне особую поддержку, чтобы
я мог выдержать контакт с женщиной-нагваль.
Для нашего первого неделания Сильвио Мануэль сконструировал
деревянную клетку, достаточно большую, чтобы вместить Горду и меня, если
мы сядем спиной к спине с прижатыми к груди коленями. Клетка имела
решетчатую крышку, чтобы обеспечить приток воздуха. Мы с Гордой должны
были забраться внутрь и сидеть в полной темноте и в полном молчании, не
засыпая. Он начал с того, что отправлял нас в ящик на короткое время;
затем, когда мы привыкли к процедуре, он стал увеличивать время, пока не
смогли проводить в ней целую ночь, не двигаясь и не засыпая.
Женщина-нагваль оставалась около нас, чтобы следить за тем, как бы мы
не сменили уровень осознания от усталости. Сильвио Мануэль сказал, что
нашей обычной тенденцией в необычных стрессовых условиях является смена
состояния повышенного сознания на нормальное или же наоборот.
Общим эффектом этого неделания каждый раз, как мы его выполняли, было
ни с чем не сравнимое чувство отдыха, что было полной загадкой для меня,
поскольку мы ни минуты не спали в течение всего нашего ночного бдения.
Я связал это чувство отдыха с тем фактом, что мы находились в
состоянии повышенного сознания, но Сильвио Мануэль сказал, что одно с
другим никак не связано, что чувство отдыха возникает от сидения с
поднятыми коленями.
Второе неделание состояло в том, что надо было лечь на землю,
свернувшись по-собачьи почти в утробную позу, лежа на левом боку и лбом
упираясь в сложенные руки. Сильвио Мануэль настаивал, чтобы мы держали
глаза закрытыми как можно дольше, открывая их только тогда, когда он
командовал нам сменить позу, и лечь на правый бок. Он говорил нам, что
цель этого неделания состоит в том, чтобы позволить нашему слуху
отделиться от зрения. Как и раньше, он постепенно увеличивал
продолжительность такого лежания, пока мы не смогли проводить так целую
ночь в слуховом бодрствовании.
После этого Сильвио Мануэль был готов перевести нас в другое поле
деятельности. Он объяснил, что в первых двух неделаниях мы сломали некие
барьеры в восприятии, пока были прикованы к земле. По аналогии он сравнил
человеческие чувства с деревьями.
Мы подобны подвижным деревьям. Мы определенным образом укоренились в
земле. Наши корни транспортабельны, но это не освобождает нас от грунта.
Он сказал, что для установления равновесия мы должны выполнить третье
неделание, вися в воздухе. Если мы добьемся успеха в том, чтобы направлять
свое намерение, пока будем свисать с дерева в кожаных корсетах, то
сформируем своим намерением треугольник, основание которого будет на
земле, а вершина в воздухе. Сильвио Мануэль считал, что мы до такой
степени собрали свое внимание первыми двумя неделаниями, что сможем в
совершенстве выполнять третье с самого начала.
Однажды ночью он подвесил меня и Горду в двух отдельных корсетах,
подобных плетенным стульям.
Мы сели в них, и он поднял нас через блок к самым высоким толстым
ветвям высокого дерева. Он хотел, чтобы мы обратили внимание на осознание
дерева, которое, как он сказал, будет давать нам сигналы, поскольку мы его
гости. Он оставил женщину-нагваль на земле, чтобы она время от времени
окликала нас по имени в течение всей ночи.
Будучи подвешенными к дереву бесчисленное количество раз, пока мы
занимались этим неделанием, мы испытали могучий поток физических ощущений,
подобных слабым уколам электрического импульса.
В течение первых 3-4 попыток дерево, казалось, противилось нашему
вторжению. Затем, когда это прошло, импульсы стали сигналами мира и
равновесия. Сильвио Мануэль рассказал нам, что осознание дерева берет свое
питание из глубин земли, а осознание подвижных существ берет его с
поверхности.
В дереве отсутствует чувство конфликта, тогда как движущиеся существа
наполнены им до краев.
Он исходил из того, что восприятие испытывает глубокое потрясение,
когда мы оказываемся в состоянии покоя в темноте. Наш слух при этом
занимает ведущее положение и сигналы от всех живых и существующих тварей
могут быть замечены не только при помощи нашего слуха, но и при помощи
комбинации слуховых и зрительных чувств, расположенных в этом порядке. Он
сказал, что в темноте, особенно, когда ты подвешен, глаза занимают
подчиненное положение по отношению к ушам.
Как мы с Гордой убедились, он был абсолютно прав. При помощи третьего
неделания он дал нашему восприятию окружающего мира третье измерение.
Затем он сказал нам с горой, что следующий комплекс из трех
упражнений неделания будет существенно иным и более сложным. Они будут
иметь отношение к поведению в другом мире. Обязательным требованием здесь
было доводить до максимума эффект этих упражнений перемещением времени
действия на вечерние или предрассветные сумерки. Он сказал нам, что первое
неделание второго комплекса состоит из двух стадий. На первой стадии мы
должны провести себя в самое обостренное из наших состояний повышенного
сознания, чтобы можно было заметить стену тумана, когда это будет
достигнуто, наступит вторая стадия, на которой мы должны заставить стену
тумана перестать вращаться для того, чтобы проникнуть в мир между
параллельными линиями. Параллельными линиями.
Он предупредил нас, что его целью в конце концов является поместить
нас прямо во второе внимание без всякой интеллектуальной подготовки. Он
хотел, чтобы мы учились его тонкостям без разумного понимания того, что мы
делаем. Он исходил из того, что магический олень или магический койот
управляются вторым вниманием вообще без интеллекта. Благодаря вынужденной
практике путешествий через стену тумана мы подвергаемся рано или поздно
стойкому изменению всего нашего существа, - изменению, которое заставит
нас принять как должное то, что мир между параллельными линиями реален,
ибо он является частью общего мира, как наше светящееся тело является
частью всего нашего существа.
Сильвио Мануэль сказал тоже, что он использует Горду и меня, чтобы
проверить возможность того, что мы сможем когда-нибудь помочь другим
ученикам, сопровождая их в другой мир; тогда они смогли бы сопровождать
нагваля Хуана Матуса и его партию в их последнем путешествии. Он говорил,
что поскольку женщина-нагваль должна покинуть этот мир с нагвалем Хуаном
Матусом и его воинами, ученики должны последовать за ней, так как она
остается их единственным лидером в отсутствии нагваля-мужчины. Он сказал
нам, что она рассчитывает на нас и что именно в этом причина того, что она
наблюдает всю нашу работу.
Сильвио Мануэль усадил Горду и меня на пол в задней половине его дома
- там, где мы выполняли все неделание. Нам не понадобилась помощь дона
Хуана для того, чтобы войти в наше самое обостренное состояние сознания.
Почти сразу я увидел стену тумана, Горда тоже, однако как мы ни
пытались, мы не могли остановить ее вращения. Каждый раз, когда я двигал
головой, стена двигалась тоже.
Женщина-нагваль могла остановить ее и пройти на ту сторону, но как бы
она ни старалась, она не могла тащить за собой и нас двоих. В конце концов
дон Хуан и Сильвио Мануэль были вынуждены остановить стену для нас и
физически толкнуть нас через нее. Ощущение, которое я испытал, входя в эту
стену, сравнимо с тем, как если бы мое тело скручивали, словно волокна
веревки.
На другой стороне находилась ужасная пустынная равнина с небольшими
круглыми песчаными дюнами. Вокруг нас были очень низкие желтые облака, но
ни неба, ни горизонта не было видно. Клочья бледно-желтого тумана мешали
видимости. Очень трудно было ходить. Давление, казалось, было намного
больше того, к которому привыкло мое тело. Мы с Гордой шли бесцельно, но
женщина-нагваль, казалось, знала куда она идет. Чем дальше мы уходили от
стены тумана, тем темнее становилось и тем труднее было двигаться. Мы с
Гордой не могли больше идти выпрямившись; мы были вынуждены ползти. Я
потерял всю силу, и так же Горда. Женщине-нагваль пришлось тащить нас
волоком обратно к стене и вытаскивать затем оттуда.
Мы повторяли это путешествие бесчисленное число раз. На первых порах
дон Хуан и Сильвио Мануэль помогали нам, останавливая стену тумана, но
затем я и Горда сами добились в этом чуть ли не такого же мастерства, как
женщина-нагваль.
Мы научились останавливать вращение этой стены. Произошло это для нас
совершенно естественно. Например, я однажды вообразил, что ключом является
мое намерение - особый аспект моего намерения, потому что это не было моим
волевым действием, несколько я его знаю. Это было интенсивное желание,
которое фокусировалось в центре моего тела. Была непонятная нервозность,
от которой по мне пробегала дрожь, а затем она превратилась в силу,
которая в действительности не остановила стену, а заставила какую-то часть
моего тела непроизвольно повернуться вправо на 90 градусов.
Результатом было то, что на секунду у меня было два поля зрения: я
смотрел на мир, разделенный на две половины и в тоже время я смотрел прямо
на гущу желтоватого испарения. Последнее поле зрения взяло верх и что-то
толкнуло меня в туман и за него.
Другое, чему мы научились, это смотреть на ту местность, как на
реальность. Наши путешествия приобрели для нас такую же материальность,
как экскурсия в горы или морская поездка на яхте. Пустынная равнина с
подобными песчаным дюнам буграми стала столь же реальна для нас, как и
любая другая часть мира.
У нас с Гордой было такое чувство, будто мы втроем провели уже целую
вечность между параллельными линиями. Однако мы не могли припомнить, что
же в действительности там испарялось. Мы могли только вспоминать ужасающие
моменты, когда нам надо было покидать эту местность. Это всегда бывал
момент страшной тревоги и неуверенности.
Дон Хуан и все его воины с большим любопытством следили за всеми
нашими попытками; единственным, кто никак не соприкасался с нашей
деятельностью, был Элихио.
Хотя он и сам был безупречным воином, сравнимым с воинами дона Хуана,
он не принимал участия в нашей борьбе и никак не помогал нам. Горда
сказала, что Элихио удалось прилепиться к Эмилито и этим прямо к партии
дона Хуана. Он никогда не был частью нашей проблемы, потому что ему войти
во второе внимание и путешествовать там было все равно, что глазом
моргнуть.
Горда напомнила мне тот день, когда необычайные таланты Элихио
позволили ему обнаружить, что я - не их человек, Задолго до того, как
кто-либо еще хотя бы заподозрил истину.
Я сидел на заднем крыльце дома Висенте, когда внезапно появились
Эмилито и Элихио. Все принимали за должное, что Эмилито должен был
исчезать на долгие периоды времени, когда же он вновь появлялся, то каждый
опять-таки считал само собой разумеющимся, что он вернулся из путешествия.
Никто не задавал ему никаких вопросов. Он докладывал о своих находках
сначала дону Хуану, а затем любому, кто хотел его слушать.
В тот день все выглядело так, будто Эмилито и Элихио только что вошли
через заднюю дверь. Эмилито, как всегда, кипел. Элихио, как обычно, был
спокойным и бесстрастным. Я всегда думал, когда видел их вместе, что
утонченность личности Эмилито подавляла Элихио и делала его еще более
замкнутым.
Эмилито вошел внутрь, разыскивая дона Хуана, а Элихио приветствовал
меня. Он улыбнулся и сел рядом со мной. Он положил руку мне на плечи и
шепотом сказал, что сломал печать параллельных линий и может теперь ходить
в такое место, которое Эмилито назвал великолепным.
Элихио стал объяснять мне что-то насчет этого великолепия, чего я не
мог понять. Казалось, мой ум способен фокусироваться только на периферии
этого события. Кончив объяснять мне, Элихио взял меня за руку и поставил
среди дворика так, что чтобы я смотрел на небо со слегка поднятым
подбородком. Он стоял справа от меня в той же позе. Он велел мне отбросить
контроль и падать назад под тяжестью своей макушки. Что-то схватило меня
сзади и потянуло вниз. Позади меня была пропасть. Я упал в нее, а затем
внезапно оказался на пустынной равнине с дюноподобными холмиками.
Элихио хотел, чтобы я следовал за ним. Он сказал мне, что край
великолепия находится за холмами. Я шел с ним, пока не устал так, что не
мог больше идти. Он бежал впереди меня совсем без усилий, будто был
воздушным. Остановившись на вершине большого холма, он указал на него. Он
сбежал обратно ко мне и попросил меня заползти на этот холм, который и был
краем великолепия. Он был не дальше 30 м от меня, но я не мог двинуться
дальше и на сантиметр. Он попытался затащить меня на холм, но не мог меня
сдвинуть. Мой вес увеличился в сотни раз. В конце концов Элихио пришлось
позвать дона Хуана и его партию.
Сесилия подняла меня к себе на плечи и вынесла оттуда.
Горда говорила, что это Эмилито подтолкнул Элихио на такие действия
со мной. Эмилито действовал в согласии с правилом. Мой курьер
путешествовал в великолепие. Правило требовало, чтобы он показал мне его.
Я мог припомнить, с каким нетерпением и страстью на лице Элихио делал
последнее усилие, чтобы помочь мне стать свидетелем великолепия. Я мог
<< Пред. стр. 104 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу