<< Пред. стр. 144 (из 284) След. >>
слишком темно, и что мне уже небезопасно сидеть так близко к краючапараля. Я почувствовал на спине озноб и прыгнул к нему.
Он велел мне сесть лицом к юго-востоку и скомандовать самому себе
быть тихим без всяких мыслей.
Сначала я не мог этого сделать и испытал момент нетерпения. Дон Хуан
повернулся ко мне спиной и сказал, чтобы я облокотился о его плечо для
поддержки. Он сказал, что как только я остановлю свои мысли, я должен
удерживать глаза открытыми и смотреть на кусты в направлении юго-востока.
Загадочным тоном он добавил, что поставил передо мной задачу, и что если я
решу ее, то буду готов к другому сегменту мира магов.
Я выставил слабый вопрос о природе этой задачи. Он мягко усмехнулся.
Я ждал его вопроса и затем что-то во мне включилось. Я почувствовал себя
подвешенным. Казалось, что из моих ушей выпали затычки, и миллионы звуков
чапараля стали слышны, их было так много, что я не мог их отличать
индивидуально. Я чувствовал, что засыпаю и затем внезапно что-то привлекло
мое внимание. Это не было что-то такое, что вовлекало бы мой мыслительный
процесс. Это не было видением или чертой окрестностей, и однако же мое
сознание было чем-то захвачено. Я был абсолютно бодрствующим. Глаза мои
были сфокусированы на пятне у края чапараля, но я не смотрел, не думал и
не говорил сам с собой. Мои чувства были чисто телесными ощущениями. Слова
им не требовались. Я чувствовал, что прорываюсь через что-то
неопределенное. Может быть то, что в обычном состоянии было бы моими
мыслями, прорывалось. Во всяком случае, у меня было такое ощущение, что я
попал в снежный обвал, и что-то теперь рушилось, имея меня в своем центре.
Я почувствовал жжение в своем животе. Что-то тянуло меня в чапараль. Я мог
различать темную массу кустов прямо перед собой. Однако, это не было
недифференцированной темнотой, которой она была обычно. Я мог видеть
каждый отдельный куст, как если бы смотрел на них в темных сумерках.
Казалось, они двигаются. Масса их листьев выглядела как черные юбки,
летящие ко мне, как если бы их нес ветер. Но ветра не было. Я погрузился в
их гипнотизирующее движение. Какая-то пульсирующая дрожь, казалось,
подтаскивала их все ближе и ближе ко мне. А затем я заметил более светлый
силуэт, который, казалось, накладывался на темную форму кустов. Я
сфокусировал свои глаза сбоку от светлого силуэта и смог увидеть в нем
слабое сияние. Затем я взглянул на него не фокусируясь и мне пришло ясное
убеждение, что светлый силуэт - это человек, прячущийся под кустами.
В этот момент я находился в крайне необычном состоянии сознания. Я
осознавал окружающее и тот умственный процесс, который это окружающее во
мне вызывало. Однако я ничего не думал, как я думаю обычно. Например,
когда я понял, что силуэт, наложенный на кусты - человек, я вспомнил
другой случай в пустыне. Я заметил тогда, во время прогулки с доном
Хенаро, что в ночном чапарале позади нас прячется человек. Но в тот
момент, как я пытался разумно объяснить явление, я потерял человека из
виду. На этот раз, однако, я чувствовал себя хозяином положения и
отказался объяснять что-либо или думать вообще. На секунду у меня было
впечатление, что я могу удержать человека и заставить его оставаться там,
где он есть. Затем я испытал странную боль в центре своего живота. Что-то,
казалось, вырывалось изнутри меня, и я уже не мог больше держать
напряженными мышцы брюшного пресса. В тот самый момент, когда я
отступился, темная фигура громадной птицы или какого-то летающего
животного бросилась на меня из чапараля. Казалось, что форма человека
превратилась в форму птицы. У меня было ясное осознанное восприятие
страха. Я ахнул, затем издал громкий крик и упал на спину.
Дон Хуан помог мне подняться. Его лицо было вплотную с моим. Он
смеялся.
- Что это было? - заорал я.
Он заставил меня замолчать, приложив мне руку ко рту. Приложив мне
губы к уху, он прошептал, что нам нужно покинуть это место спокойно и
собранно, как будто бы ничего не произошло. Мы шли бок о бок. Его походка
была расслабленная и равномерная. Пару раз он быстро оборачивался. Я
сделал то же самое и дважды уловил какую-то темную массу, которая,
казалось, следовала за нами. Позади себя я услышал громкий и какой-то
неземной крик. На секунду я был объят чистым ужасом. Судороги прошлись у
меня по мышцам живота. Они начинались спазматически и их интенсивность
росла до тех пор, пока они просто не заставили мое тело бежать.
Единственно, как можно говорить о моей реакции, так это применяя
терминологию дона Хуана. Поэтому я могу сказать, что мое тело из-за того
испуга, который я испытал, смогло выполнить то, что он называл "бег силы",
техника, которой он обучил меня несколькими годами раньше, состоящая из
бега в темноте не спотыкаясь и не ударяясь ни обо что.
Я не полностью осознавал, что я сделал или как я сделал. Внезапно я
оказался опять у дома дона Хуана. Очевидно он тоже бежал, и мы прибежали в
одно и то же время. Он зажег свою керосиновую лампу, повесил ее на
потолочную балку и спокойно сказал, чтобы я сел и расслабился.
Некоторое время я лежал на одном месте, пока моя нервозность не стала
более управляемой. Затем я сел. Он подчеркнуто сильно приказал мне
действовать так, словно ничего не произошло и вручил мне мой блокнот. Я не
заметил в своей спешке, что обронил его.
- Что там произошло, дон Хуан? - спросил я наконец.
- У тебя было свидание со знанием, - сказал он, указывая движением
подбородка на темный край пустынного чапараля. - я повел тебя туда, потому
что я мельком заметил ранее, что знание бродило вокруг дома. Можно
сказать, что знание знало о том, что ты приезжаешь и ожидало тебя. Вместо
того, чтобы встречаться с ним здесь, я считал, что с ним следует
встретиться на месте силы. Затем я сделал тебе испытание, чтобы
посмотреть, достаточно ли у тебя личной силы, чтобы изолировать ее от всех
остальных окружающих нас вещей. Ты сделал прекрасно.
- Подожди минутку, - запротестовал я. - я видел силуэт человека,
прячущегося за кустом, а затем я видел огромную птицу.
- Ты не видел человека! - сказал он с ударением. - не видел ты и
птицы. Силуэт в кустах и то, что полетело к нам, была бабочка. Если ты
хочешь быть точным, употребляя термины магов, но очень смешным в своих
собственных терминах, то ты можешь сказать, что сегодня у тебя было
свидание с бабочкой. Знание - это бабочка.
Он взглянул на меня пристально. Свет лампы создавал странные тени на
его лице. Я отвел глаза.
- Возможно, у тебя будет достаточно личной силы, чтобы разгадать эту
загадку сегодня ночью, - сказал он. - если не сегодня ночью, то может быть
завтра. Вспомни, ты мне еще должен шесть дней.
Дон Хуан поднялся и прошел на кухню в задней части дома. Он взял
лампу и поставил ее к стене на короткий круглый чурбан, который он
использовал как табурет. Мы уселись на полу друг против друга и поели
бобов с мясом из горшка, который он поставил перед нами. Ели мы в
молчании.
Время от времени он бросал на меня отрывистые взгляды и, казалось,
готов был засмеяться. Его глаза были как две щелки. Когда он смотрел на
меня, то слегка приоткрывал их, и влага в уголках отражала свет лампы.
Казалось, он использовал свет для того, чтобы создавать зеркальные
отражения. Он играл с этим, покачивая головой почти незаметно каждый раз,
когда останавливал глаза на мне. Эффектом была захватывающая игра света. Я
осознал его маневры после того, как он использовал их пару раз. Я был
убежден, что он действует так, имея в уме определенную цель я почувствовал
себя обязанным спросить об этом.
- Для этого у меня есть далеко идущая причина, - сказал он ободряюще.
- я успокаиваю тебя своими глазами. Ты уже больше не нервничаешь, не так
ли?
Я должен был признать, что чувствую себя очень хорошо. Мелькание
света в его глазах не было угрожающим и ни в коей мере не раздражало и не
пугало меня.
- Как ты успокаиваешь меня своими глазами? - спросил я.
Он повторил незаметные покачивания головы. Его глаза действительно
отражали свет керосиновой лампы.
- Попробуй сделать это сам, - сказал он спокойно и положил себе еще
еды. - ты сможешь успокаивать сам себя.
Я попробовал качать головой. Мои движения были неуклюжи.
- Болтая головой таким образом ты себя не успокоишь. Скорее ты
добьешься головной боли. Секрет состоит не в качании головой, а в том
чувстве, которое приходит к глазам из района внизу живота. Именно оно
заставляет голову качаться.
Он потер район живота. Когда я закончил есть, я прислонился к груде
дров и пустых мешков. Я попытался имитировать его качание головой. Дон
Хуан, казалось, забавлялся бесконечно. Он смеялся и хлопал себя по ляжкам.
Затем внезапный звук прервал его смех. Я услышал странный глубокий
звук, подобный постукиванию по дереву, который исходил из чапараля. Дон
Хуан поднял свой подбородок, сделав мне знак оставаться алертным.
- Это бабочка зовет тебя, - сказал он без всяких эмоций в голосе.
Я вскочил на ноги. Звук тотчас прекратился. Я посмотрел на дона Хуана
в поисках объяснений. Он сделал комический жест беспомощности, пожимая
плечами.
- Ты еще не закончил своего свидания, - добавил он.
Я сказал ему, что чувствую себя недостойным и что лучше я уеду домой
и вернусь тогда, когда буду чувствовать себя сильнее.
- Ты говоришь чепуху, - бросил он. - воин берет свою судьбу, какой
она бы ни была, и принимает ее в абсолютном смирении. Он в смирении
принимает то, чем он является не для того, чтобы сожалеть, не как основу
для сожаления, а как живой вызов.
- Для каждого из нас нужно время, чтобы понять этот момент и
использовать его в жизни. Я, например, ненавидел само звучание слова
"смирение". Я - индеец, а мы, индейцы, всегда были смиренны и ничего не
делали, только опускали свои головы. Я думал, что смирение не по пути с
воином. Я ошибался. Сейчас я знаю, что смирение воина не является
смирением нищего. Воин ни перед кем не опускает головы, но в то же время
он не позволит никому опускать свою голову перед ним. Нищий, напротив, уже
при падении шляпы падает на колени и метет пол перед любым, кого считает
выше себя. Но в то же время он требует, чтобы кто-то, находящийся ниже
его, мел пол перед ним.
Вот почему я говорил тебе сегодня ранее, что я не понимаю, что
чувствуют мастера. Я знаю только смирение воина, а оно никогда не позволит
мне быть чьим-либо мастером.
Мы некоторое время молчали. Его слова вызвали во мне глубокое
волнение. Я был тронут ими и в то же время озабочен тем, чему я был
свидетелем в чапарале. Моим сознательным заключением было то, что дон Хуан
что-то скрывает от меня и что он на самом деле должен знать, что
происходит.
Я ушел в эти размышления, когда тот же самый странный стучащий шум
вывел меня из задумчивости. Дон Хуан улыбнулся, а затем начал
посмеиваться.
- Ты любишь смирение нищего, - сказал он мягко. - ты опускаешь голову
перед разумом.
- Я всегда думаю, что меня разыгрывают, - сказал я. - это основной
момент моей проблемы.
- Ты прав. Тебя разыгрывают, - заметил он с обезоруживающей улыбкой.
- это не может быть твоей проблемой. Реальной проблемой в этом отношении
является то, что ты чувствуешь, будто я сознательно тебя обманываю. Прав
я?
- Да, есть во мне что-то, что не дает мне поверить в реальность
происходящего.
- Ты опять прав. Ничего из происходящего не является реальным.
- Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан?
- Вещи являются реальными только после того, как научишься
соглашаться с их реальностью. То, что происходит сегодня ночью, например,
вероятно не может быть для тебя реальным, потому что никто с тобой
согласиться не может относительно этого.
- Ты хочешь сказать, что не видел того, что произошло?
- Конечно, видел, но я не в счет. Вспомни, что я тот, кто тебя
обманывает.
Дон Хуан смеялся, пока не закашлялся и не выбился из дыхания. Его
смех был дружественным, даже несмотря на то, что он смеялся надо мной.
- Не обращай так много внимания на ту чушь, которую я несу, - сказал
он ободряюще. - я просто стараюсь расслабить тебя и знаю, что ты
чувствуешь себя в своей тарелке только тогда, когда ты в смущении.
Его выражение было рассчитано комичным, и мы оба расхохотались. Я
сказал ему, что меня еще более испугало то, что он сейчас сказал.
- Ты боишься меня? - спросил он.
- Не тебя, но того, что ты представляешь.
- Я представляю собой свободу воина. Ты этого боишься?
- Нет, но я боюсь устрашительности твоего знания. В нем нет для меня
утешения. Нет гавани, куда бы приткнуться.
- Ты опять все путаешь. Утешение, гавань, страх - все это настроения,
которым ты научился, даже не спрашивая об их ценности. Как видно, черные
маги уже завладели всей твоей преданностью.
- Кто такие черные маги?
- Окружающие нас люди являются черными магами. А поскольку ты с ними,
то ты тоже черный маг. Подумай на секунду, можешь ли ты уклониться с той
тропы, которую они для тебя проложили. Нет. Твои мысли и твои поступки
навсегда зафиксированы в их терминологии. Это рабство. Я, с другой
стороны, принес тебе свободу. Свобода дорога, но цена не невозможна.
Поэтому бойся своих тюремщиков, своих мастеров. Не трать своего времени и
своей силы, боясь меня.
Я знал, что он был прав, но все же несмотря на мое искреннее согласие
с ним, я знал также, что привычки моей жизни обязательно заставят меня
тянуться к моей старой тропе. Я действительно себя чувствовал рабом.
После долгого молчания дон Хуан спросил меня, достаточно ли у меня
силы чтобы еще раз столкнуться со знанием.
- Ты хочешь сказать, с бабочкой? - спросил я полушутя.
Его тело согнулось от смеха. Казалось, что я только что сказал ему
самую смешную шутку в мире.
- Что ты в действительности имеешь в виду, когда говоришь, что знание
- это бабочка? - спросил я.
- Я ничего другого не имею в виду, - ответил он. - бабочка есть
бабочка. Я думал, что к настоящему времени со всеми твоими достижениями у
тебя будет достаточно силы, чтобы "видеть". Вместо этого ты мельком
заметил человека. А это не было истинным "видением".
С самого начала моего ученичества дон Хуан ввел концепцию "видения",
как особой способности, которую можно развить, и которая позволит
воспринимать "истинную" природу вещей.
За несколько лет нашей связи у меня развилось мнение, что то, что он
имеет в виду под "видением", является интуитивным восприятием вещей, или
же способностью понимать что-то сразу, или, возможно, способностью
насквозь видеть человеческие поступки и раскрывать скрытые значения и
мотивы.
- Я могу сказать, что сегодня вечером, когда ты встретился с
бабочкой, ты наполовину смотрел, наполовину видел, - продолжал дон Хуан. -
В этом состоянии, хотя ты и не был полностью самим собой, как обычно, ты,
тем не менее, смог находиться в полном сознании, чтобы управлять своим
знанием мира.
Дон Хуан остановился и взглянул на меня. Сначала я не знал, что
сказать.
- Как я управлял своим знанием мира? - спросил я.
- Твое знание мира сказало тебе, что в кустах можно найти только
подкрадывающихся животных или людей, прячущихся за листвой. Ты удержал эту
мысль и естественно тебе пришлось найти способ сделать мир таким, чтобы он
отвечал этой мысли.
- Но я совсем не думал, дон Хуан.
- Тогда не будем называть это думанием. Скорее это привычка иметь мир
таким, чтобы он всегда соответствовал нашим мыслям, когда он не
соответствует, мы просто делаем его соответствующим. Бабочки, такие
большие, как человек, не могут быть даже мыслью. Поэтому для тебя то, что
находилось в кустах, должно было быть человеком.
- Такая же вещь случилась и с койотом. Твои старые привычки
определили природу этой встречи также. Что-то произошло между тобой и
койотом. Но это не был разговор. Я сам бывал в такой переделке. Я тебе
рассказывал, что однажды я говорил с оленем. Теперь ты разговариваешь с
койотом. Но ни ты, ни я никогда не узнаем, что на самом деле имело место в
этих случаях.
- Что ты мне говоришь, дон Хуан?
- Когда объяснение магов стало ясным для меня, уже было слишком
поздно узнавать, что именно сделал для меня олень. Я сказал, что мы
разговаривали, но это было не так. Сказать, что между нами произошел
разговор, это только способ представить все таким образом, чтобы я смог об
этом говорить. Олень и я что-то делали, но в то время, когда это имело
место, мне нужно было заставлять мир соответствовать моим идеям,
совершенно так же, как это делал ты. Так же, как ты, я всю свою жизнь
разговаривал. Поэтому мои привычки взяли верх и распространились на оленя.
Когда олень подошел ко мне и сделал то, что он сделал, то я был вынужден
понимать это как разговор.
- Это объяснение магов?
- Нет, это мое объяснение тебе. Но оно не противоречит объяснению
магов. Его заявление бросило меня в состояние умственного возбуждения. На
некоторое время я забыл о крадущейся бабочке и даже забыл записывать. Я
попытался перефразировать его заявление, и мы ушли в длинное обсуждение
рефлексирующей природы нашего мира. Мир, согласно дону Хуану, должен
соответствовать его описанию. Это описание отражает себя.
Другим моментом его разъяснения было то, что мы научились соотносить
себя с нашим описанием мира в терминах того, что я назвал "привычки". Я
ввел то, что считал более всеобъемлющим термином "намеренность" - свойство
человеческого сознания посредством которого соотносятся с объектом или
намереваются иметь этот объект в таком именно виде.
Наш разговор вызвал крайне интересное рассуждение. Будучи
рассмотренным в свете объяснений дона Хуана, мой "разговор" с койотом
приобретал новые черты. Я действительно намеренно вызвал "диалог",
поскольку я никогда не знал другого пути намеренной коммуникации. Я также
преуспел в том, чтобы заставить его отвечать описанию, соответственно
которому коммуникация происходит через диалог. И, таким образом, я
заставил описание отразиться.
Я испытал момент огромного подъема. Дон Хуан засмеялся и сказал, что
быть до такой степени тронутым словами, это другой аспект моей глупости.
Он сделал комический жест разговора без звуков.
- Мы все проходим через одни и те же фокусы, - сказал он после
длинной паузы. - единственный способ преодолеть их состоит в том, чтобы
продолжать действовать как воин. Остальное придет само собой и посредством
себя самого.
- А что остальное, дон Хуан?
- Знание и сила. Люди знания обладают и тем и другим. И в то же время
никто из них не сможет сказать, каким образом они их приобрели за
исключением того, что они неуклонно действовали как воины, и в