<< Пред. стр. 183 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
который ищет силу, не называет их сны. Он зовет их реальным.
- Ты хочешь сказать, что он воспринимает свои сны, как реальность?
- Он не воспринимает ничего, как что-либо другое. То, что ты
называешь снами, является реальностью для воина. Ты должен понять, что
воин не дурак. Воин - это не запятнанный охотник, который охотится за
силой. Он не пьян, не безумен, у него нет ни времени, ни расположения,
чтобы передергивать или лгать себе, или делать неправильный ход. Ставки
слишком высоки для этого. Ставки, это его разграниченная упорядоченная
жизнь, на которую у него ушло так много времени, чтобы подтянуть ее и
сделать совершенной. Он не собирается отбрасывать все это, делая
какой-нибудь глупый неправильный расчет, принимая что-либо за что-либо
еще.
Сновидения - реальность для воина, потому что в них он может
действовать сознательно. Он может выбирать или отказываться. Он может
выбирать среди различных моментов, которые ведут к силе, и затем он может
манипулировать с ними и использовать их, тогда как в обычном сне он не
может действовать сознательно.
- В таком случае ты хочешь сказать, дон Хуан, что сновидения реальны?
- Конечно, реальны.
- Так же реальны, как то, что мы делаем сейчас?
- Если ты хочешь сравнивать одно с другим, что ж, они, пожалуй, более
реальны. В сновидениях ты имеешь силу. Ты можешь изменять вещи, ты можешь
находить бесчисленные скрытые факты. Ты можешь контролировать все то, что
ты хочешь.
Утверждение дона Хуана отзывалось во мне на определенном уровне. Я
легко мог понять его любовь к той идее, что можно делать все во сне. Но я
не мог принять его серьезно. Прыжок был слишком велик.
Секунду мы смотрели друг на друга. Его заявления были безумны, и, тем
не менее, он был, согласно всему моему знанию о нем, один из самых
здравомыслящих людей, которых я когда-либо встречал.
Я сказал ему, что не могу поверить в то, что он принимает свои сны за
реальность. Он усмехнулся, как если бы знал размеры моей непоколебимой
позиции. Затем он поднялся и, ни слова не говоря, вошел в дом. Я долгое
время сидел в состоянии отупения, пока он не позвал меня к задней части
дома. Он приготовил какую-то кашу и дал мне чашку.
Я спросил его о том времени, когда человек бодрствует. Я хотел
узнать, называет ли он как-нибудь его особенно, но он не понял или не
захотел ответить.
- Как ты называешь это, вот то, что мы делаем сейчас? - спросил я,
имея в виду, что то, что мы делаем, было реальностью в противоположность
снам.
- Я называю это едой, - сказал он, удерживая смех.
- Я называю это реальностью, потому что еда наша действительно имеет
место.
- Сновидение тоже имеет место, - ответил он, посмеиваясь. - точно так
же охота, хождение, смех.
Я не настаивал на споре, однако я не мог, даже если бы я вышел из
себя, принять его идею. Он, казалось, был доволен моим отчаянием.
Как только мы кончили есть, он заметил, что мы отправляемся на
прогулку. Но мы не будем бродить по пустыне, так, как мы это делали
раньше.
- На этот раз по-другому, - сказал он. - с этого времени мы будем
ходить на места силы. Ты должен научиться делать себя доступным силе.
Я опять выразил свое замешательство. Я сказал, что я недостаточно
квалифицирован для такого дела.
- Продолжай, ты оправдываешь глупый страх, - сказал он низким
голосом, поглаживая меня по спине и доброжелательно улыбаясь. - я
подбираюсь к твоему охотничьему духу. Ты любишь бродить со мной по этой
прекрасной пустыне. Слишком поздно выбывать из игры.
Он пошел в пустынный чапараль. Головой он сделал мне знак следовать
за ним. Я мог бы пойти спиной к своей машине и уехать, но только мне
нравилось бродить по прекрасной пустыне вместе с ним, мне нравилось то
ощущение, которое я испытывал только в его компании, что это действительно
пугающий, волшебный и все же прекрасный мир. Как он сказал, я сидел на
крючке.
Дон Хуан отвел меня к холмам, находящимся на востоке. Это была
длинная прогулка. Был жаркий день. Жара, однако, хотя она обычно казалась
невыносимой для меня, каким-то образом была незаметной.
Мы прошли большое расстояние и вошли в каньон, пока, наконец, дон
Хуан не остановился и не уселся в тени каких-то камней. Я вынул несколько
галет из рюкзака. Но он сказал, чтобы я не беспокоился о них.
Он сказал, что я должен сидеть в определенном месте; указав на
одинокий почти круглый валун в трех-четырех метрах от нас, и помог мне
забраться на его вершину. Я думал, что он тоже собирается сидеть там, но
вместо этого он забрался только на половину его высоты для того, чтобы
передать мне какие-то кусочки сухого мяса. С очень серьезным выражением он
сказал, что это мясо обладающее силой и его нужно жевать очень медленно и
его нельзя мешать ни с какой другой пищей. Затем он отошел назад в тень и
сел, прислонившись спиной к камню. Он казался расслабленным, почти сонным.
В таком положении он оставался до тех пор, пока я не кончил есть. Тогда он
выпрямился и склонил голову направо. Казалось, он внимательно слушает.
Два-три раза он взглянул на меня, выпрямился и начал обшаривать окружающее
глазами так, как это делает охотник. Я автоматически застыл на месте и
двигал глазами только для того, чтобы следить за его движениями. Очень
осторожно он зашел за камни, как если бы ожидал, что на то место, куда мы
пришли, сейчас выйдет дичь. Тут я понял, что мы находились в сухом водном
каньоне, в круглом его расширении, окруженном песчаниковыми валунами.
Неожиданно дон Хуан вышел из-за камней и улыбнулся мне. он потянулся,
зевнул и подошел к валуну, на котором я находился. Я переменил свою
напряженную позицию и уселся.
- Что случилось? - спросил я шепотом.
Он ответил мне чуть не криком, что вокруг ничего нет, о чем
беспокоиться. Я почувствовал тотчас же потрясение в животе. Его ответ был
неподходящим к обстановке, и я не мог представить себе, чтобы он кричал,
если для этого нет специальной причины.
Я начал слезать с камня, но он заорал, чтобы я оставался там еще.
- Что ты делаешь? - спросил я.
Он сел, укрывшись между двумя камнями у основания того валуна, на
котором я находился, а затем сказал очень громким голосом, что он просто
осматривался, потому что ему показалось, что он слышит что-то.
Я спросил его, крупное ли животное он услышал. Он приложил руку к уху
и заорал, что не может меня расслышать и что я должен кричать свои слова.
Я чувствовал очень большое неудобство в том, чтобы кричать, но он громким
голосом велел мне говорить. Я закричал, что хочу знать, что происходит. И
он крикнул в ответ, что вокруг ничего нету. Он орал, спрашивая, не вижу ли
я чего-нибудь особенное с вершины валуна. Я сказал, нет, и он попросил
меня описать ему местность, лежащую к югу от нас.
Некоторое время мы перекрикивались, а затем он сделал мне знак
спуститься вниз. Я присоединился к нему, и он прошептал мне на ухо, что
кричать было необходимо для того, чтобы наше присутствие было известно,
потому что я должен сделать себя доступным той силе, которая находится
именно в этой водяной дыре.
Я оглянулся, но не мог нигде увидеть водяной дыры. Он указал, что мы
стоим на ней.
- Здесь есть вода, - сказал он шепотом. - и также есть сила. Тут есть
дух, которого мы должны выманить. Может быть, он польстится на тебя.
Я хотел узнать побольше об этом непонятном духе, но он настоял на
полном молчании. Он велел мне оставаться совершенно неподвижным, не
произносить ни слова и не делать ни малейшего движения, чтобы не выдать
нашего присутствия.
Для него, очевидно, было легко оставаться неподвижным в течение
нескольких часов. Для меня, однако, это была сплошная пытка. Мои ноги
затекли, моя спина болела и у меня ломило шею и плечи. Все мое тело
онемело и замерзло. Я ощущал страшное неудобство, когда дон Хуан, наконец,
поднялся. Он просто вскочил на ноги и протянул руку, чтобы помочь мне
подняться.
Когда я пытался распрямить свои ноги, я понял непостижимую легкость,
с которой вскочил дон Хуан после нескольких часов неподвижности. Для моих
мышц понадобилось довольно много времени, чтобы восстановить эластичность,
необходимую для ходьбы.
Дон Хуан направился обратно к дому. Он шел очень медленно. Он
установил для меня расстояние в три шага, и на этом расстоянии я должен
был вести наблюдения, следуя за ним. Он шел, петляя, вдоль нашего обычного
пути и пересек его четыре-пять раз в различных направлениях. Когда мы,
наконец, подошли к его дому, день клонился к вечеру.
Я попытался расспросить его о событиях дня. Он объяснил, что разговор
не является необходимым. На некоторое время я должен воздержаться от
вопросов, пока мы находимся на месте силы.
Мне до смерти хотелось узнать, о чем он говорит, и я пытался задавать
ему вопросы шепотом, но он напомнил мне с холодным и жестким взглядом, что
он говорит серьезно.
Мы сидели на его веранде в течение нескольких часов. Я работал над
своими записками, время от времени он давал мне кусочек сухого мяса.
Наконец, стало слишком темно, чтобы писать. Я попытался думать о новом
развитии событий, но какая-то часть меня самого воспротивилась этому, и я
заснул.
Суббота, 19 августа 1961 года
Вчера утром мы с доном Хуаном съездили в город и позавтракали в
ресторане. Он посоветовал мне не менять мои пищевые привычки очень резко.
- Твое тело не привыкло к мясу силы, - сказал он. - ты заболеешь,
если не будешь есть свою пищу.
Сам он ел с удовольствием. Когда я пошутил об этом, он просто сказал:
- Мое тело любит все.
Около полудня мы опять пошли в водный каньон. Мы начали с того, что
стали делать себя заметными для духа при помощи "шумного разговора", а
затем насильственной тишиной, которая длилась часами.
Когда мы покинули это место, то вместо того, чтобы направиться домой,
дон Хуан повернул в сторону гор. Мы достигли каких-то пологих склонов и
затем забрались на вершину высокого холма. Там дон Хуан выбрал место на
открытом незатененном участке. Он сказал мне, что мы должны ждать до
темноты, и что я должен вести себя наиболее естественным образом, что
включает в себя задавание вопросов, которые я хочу задать.
- Я знаю, что дух шныряет тут, - сказал он очень тихим голосом.
- Где?
- Вон там, в кустах.
- Какого сорта этот дух?
Он взглянул на меня с испытующим выражением и заметил:
- А сколько сортов всего есть?
Мы оба расхохотались. Я задавал вопросы из-за своей нервозности.
- Он вернется в сумерках, - сказал он. - нам нужно только ждать.
Я замолк, вопросы у меня кончились.
- Это время, когда мы должны поддерживать разговор, - сказал он. -
человеческий голос привлекает духов. Один тут шныряет вокруг. Мы делаем
себя доступными ему, поэтому продолжай говорить.
Я испытал идиотское чувство пустоты. Я не мог придумать, что бы такое
сказать. Он засмеялся и похлопал меня по спине.
- Ты, действительно, штучка, - сказал он. - когда нужно
разговаривать, ты проглатываешь свой язык. Давай, трепи языком.
Он сделал поразительный жест шлепанья губами, путем открывания и
закрывания своего рта с большой скоростью.
- Есть ряд вещей, о которых мы с этого времени сможем говорить только
в местах силы, - продолжал он. - я привел тебя сюда, потому что это твое
первое испытание. Здесь находится место силы и здесь мы можем говорить
только о силе.
- Я действительно не знаю, что такое сила, - сказал я.
- Сила - это нечто такое, с чем имеет дело воин, - сказал он. -
сначала это невозможное дело, настолько, что о нем даже трудно думать.
Именно это сейчас происходит с тобой. Затем сила становится серьезным
делом. Можно не иметь ее, или можно даже полностью не понимать, что она
существует, и однако же знать, что что-то такое есть. Что-то такое, что не
было заметным раньше. Затем сила проявляет себя, как что-то
неконтролируемое, которое приходит само по себе. Я не имею возможности
сказать, как она приходит или что это такое в действительности. Это ничто
и в то же время это творит чудеса прямо перед твоими глазами. Наконец,
сила это что-то такое прямо внутри себя самого. Что-то такое, что
контролирует твои поступки и в то же время послушно твоей команде.
Наступила пауза. Дон Хуан спросил меня, понял ли я. Я почувствовал
себя смешным, говоря, что я понял. Он, казалось, заметил мое неудобство и
усмехнулся.
- Я собираюсь научить тебя прямо здесь первому шагу к силе, - сказал
он, как бы диктуя мне письмо. - я хочу научить тебя, как настраивать
сновидения.
Он взглянул на меня и вновь спросил меня, понимаю ли я, о чем он
говорит. Я не понимал. Я вообще еле-еле мог следить за ним. Он объяснил,
что настраивать сновидения означает иметь сознательный и прагматический
контроль над общей ситуацией сна, сопоставимый с тем контролем, который
имеешь при любом выборе в пустыне, как например, забраться на вершину
холма или остаться в тени водного каньона.
- Ты должен начать с того, чтобы делать что-либо очень простое, -
сказал он. - сегодня в своих снах ты должен смотреть на руки.
Я громко рассмеялся. Его тон был таким утвердительным, как если бы он
говорил мне о чем-то совсем обычном.
- Почему ты смеешься? - спросил он с удивлением.
- Как я смогу смотреть на свои руки во сне?
- Очень просто, сфокусируй свои глаза на них, вот так, - Он наклонил
голову вперед и уставился на свои руки с разинутым ртом. Его жест был
таким комичным, что я рассмеялся.
- Серьезно, как ты хочешь, чтобы я это сделал? - спросил я.
- Так, как я рассказал тебе, - оборвал он. - ты, конечно, можешь
смотреть на все, что тебе, черт возьми, захочется: на свои ноги, на свой
живот, на свой хер, - это все равно. Я сказал "твои руки", потому что для
меня проще всего смотреть на них. Не считай это шуткой. Сновидение так же
серьезно, как "видение" или умирание, или любая другая вещь в этом
пугающем волшебном мире.
Думай об этом, как о чем-нибудь развлекательном. Представь себе все
те невообразимые вещи, которые ты сможешь выполнить. Человек, охотящийся
за силой, почти не имеет границ в своих сновидениях.
Я попросил его дать мне какие-нибудь ключики.
- Тут нет никаких ключиков, просто смотри на свои руки.
- Но тут должно быть что-то большее, чем ты мог мне рассказать, -
настаивал я.
Он покачал головой и скосил глаза, глядя на меня короткими взглядами.
- Каждый из нас различен, - сказал он, наконец. - то, что ты
называешь ключиками, было бы лишь тем, что я сам делал, когда учился. Но
мы не одинаковы. Мы даже примерно не одинаковы.
- Возможно, что-нибудь из того, что ты мне скажешь, помогло бы мне.
- Для тебя было бы проще начать смотреть на свои руки, - он,
казалось, организовывал свои мысли и покачивал головой вверх и вниз.
- Каждый раз, когда ты смотришь на что-либо во сне, оно меняет свою
форму, - сказал он после долгого молчания. - трюк того, чтобы научиться
настраивать сновидения, очевидно, не в том, чтобы просто смотреть на вещи,
но в том, чтобы сохранять их изображения. Сновидения реальны, когда
добьешься того, что сможешь приводить все в фокус. Тогда не будет разницы
между тем, что ты делаешь, когда спишь, и тем, что ты делаешь, когда не
спишь. Понимаешь, что я имею в виду?
Я признался, что, хотя я и понял то, что он сказал, но я был
неспособен ухватить его идею. Я привел пример, что в цивилизованном мире
есть масса людей, которые имеют различные иллюзии и неспособны отличить
того, что происходит в реальном мире от того, что имеет место в их
фантазиях. Я сказал, что такие люди несомненно умственно больны, и мое
чувство неловкости возрастает каждый раз, когда он рекомендует, чтобы я
поступал, как сумасшедший человек.
После моих долгих объяснений дон Хуан сделал комический жест
отчаяния, приложив ладони к щекам и громко вздыхая.
- Оставь свой цивилизованный мир в покое, - сказал он. - Пусть он
будет, как он есть! Никто не просит тебя вести себя так, как безумец. Я
уже говорил тебе, что воин должен быть совершенен для того, чтобы иметь
дело с теми силами, за которыми он охотится. Как ты можешь предполагать,
что воин будет неспособен отличить одну вещь от другой.
С другой стороны, мой друг, ты, который знает, что такое реальный
мир, споткнешься и погибнешь через очень короткое время, если тебе
придется зависеть от своей способности различать, что реально, а что
нереально.
Очевидно, я не выразил того, что я хотел сказать. Каждый раз, когда я
протестовал, я просто выражал словами невыносимое замешательство от того,
что нахожусь в ужасном положении.
- Я не собираюсь превращать тебя в больного сумасшедшего человека, -
продолжал дон Хуан. - это ты можешь сделать и сам, без моей помощи. Но те
силы, которые ведут нас, привели тебя ко мне, и я принял решение учить
тебя. Изменить твой глупый образ жизни, жить сильной и чистой жизнью.
Затем силы привели тебя ко мне снова и сказали мне, что ты должен
научиться жить неуязвимой жизнью воина. Очевидно, ты не можешь так жить.
Но кто может сказать наверняка? Мы такие же загадочные и такие же
пугающие, как этот неизмеримый мир. Поэтому, кто сможет сказать наверняка,
на что ты способен?
В голосе дона Хуана был оттенок грусти. Я хотел извиниться, но он
начал говорить снова.
- Тебе нет нужды обязательно смотреть на свои руки, - сказал он. -
как я уже сказал, выбери все, что угодно. Но выбери одну вещь заранее и
найди ее в своих снах. Я сказал "твои руки", потому что они всегда будут
рядом с тобой.
Когда они начнут изменять форму, ты должен отвести от них взгляд и
выбрать что-либо другое, а затем взглянуть на свои руки опять. Нужно много
времени, чтобы усовершенствовать эту технику.
Я настолько ушел в записывание, что не заметил, как стемнело. Солнце
уже исчезло за горизонтом. Небо было облачным, и сумерки были густыми. Дон
Хуан поднялся и бросил несколько взглядов украдкой в сторону юга.
- Пойдем, - сказал он. - мы должны идти на юг до тех пор, пока дух
водной дыры не покажет себя.
Мы шли наверное, полчаса. Ландшафт резко изменился, и мы вышли на
сильно пересеченную местность. Тут были круглые большие холмы на месте
выгоревшего чапараля. Один холм выглядел, как лысая голова. Мы пошли к
нему. Я думал, что дон Хуан собирается взбираться по пологому склону, но
он вместо этого остановился и остался в очень внимательной позе. Его тело,
казалось, напряглось, как монолитный предмет, и на секунду вздрогнуло.
Затем он вновь расслабился и так стоял. Я не мог понять, каким образом его
тело остается прямым, когда все мышцы у него настолько расслаблены.
В этот момент очень сильный порыв ветра ударил меня. Тело дона Хуана
<< Пред. стр. 183 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу