<< Пред. стр. 264 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
новый страх был не физической реакцией, а психологичес-
ким переворотом.
- Это уже ближе, - сказал дон Хуан, - но и эта исто-
рия еще слишком личная. Она отвратительна. Меня от нее
тошнит, но в ней чувствуется большой потенциал.
Мы с доном Хуаном посмеялись над тем, какой ужас
содержится в ситуациях повседневной жизни. К этому вре-
мени я уже окончательно погрузился в самые мрачные вос-
поминания и рассказал дону Хуану о моем лучшем друге. Рое
Голдписсе. Вообще-то у него была польская фамилия, но
друзья дали ему прозвище Голдписс, потому что, чего бы он
ни коснулся, все превращалось в золото; он был прирожден-
ным бизнесменом.
Но талант к бизнесу превратил его в сверхамбициозного
человека. Он хотел стать первым богачом мира. Оказалось
же, что конкуренция на этом поприще слишком жесткая.
Голдписс жаловался, что, делая свой бизнес в одиночку, он
не мог тягаться с лидером некоей исламской секты, которо-
му каждый год жертвовали столько золота, сколько он сам
весил. Перед взвешиванием этот лидер секты старался
съесть и выпить столько, сколько позволял его желудок.
Итак, мой друг Рой немного опустил планку и решил
стать самым богатым человеком в Соединенных Штатах. Но
и на этом уровне конкуренция была просто бешеная. Он
спустился еще ниже: уж в Калифорнии-то он сможет быть
самым богатым человеком. Однако и тут он опоздал. И он
отказался от мысли, что со своей сетью киосков, торгующих
пиццей и мороженым, он сможет соперничать с уважаемы-
ми семьями, которые владеют Калифорнией. Он настроился
на то, чтобы быть первым воротилой в Вудланд-Хиллз, его
родном пригороде Лос-Анджелеса. Но, к несчастью для него,
на одной с ним улице жил мистер Марш, владевший фабри-
ками по производству лучших в Америке матрасов, невооб-
разимый богач. Разочарованию Роя не было пределов. Он
так страдал, что в конце концов испортил себе здоровье. В
один прекрасный день он умер от аневризмы мозга.
Его смерть стала причиной моего третьего визита в по-
койницкую. Жена Роя попросила меня, как его лучшего дру-
га, позаботиться о том, чтобы труп был должным образом
обряжен. Я отправился в погребальную контору, а там сек-
ретарь провел меня во внутреннее помещение. Когда я во-
шел, мастер как раз хлопотал вокруг своего высокого мра-
морного стола. Он с силой толкал двумя пальцами вверх
уголки уже застывшего рта покойника. Когда наконец на
мертвом лице Роя появилась гротескная улыбка, мастер по-
вернулся ко мне и сказал подобострастно:
- Надеюсь, вы будете довольны, сэр.
Жена Роя - мы уже никогда не узнаем, любила она его
или нет, - решила похоронить его со всей пышностью,
какой он заслуживал. Она заказала очень дорогой гроб, по-
хожий на телефонную будку; фасон она позаимствовала из
кинофильма. Роя должны были похоронить в сидячем поло-
жении, как будто он ведет деловые переговоры по телефону.
Я не остался на похороны. Уехал с очень тяжелым чувс-
твом, смесью бессилия и злости - такой злости, которую не
изольешь ни на кого.
- Да, сегодня ты действительно мрачен как никогда, -
заметил дон Хуан, смеясь, - но несмотря на это, -а может,
и благодаря этому, - ты почти у цели. Уже подошел вплот-
ную.
Я всегда удивлялся тому, как менялось мое настроение
при каждой встрече с доном Хуаном. Приезжал я расстроен-
ный, брюзжащий и мнительный. Но через некоторое время
мое настроение чудесным образом менялось, я становился
все более экспансивным, а затем вдруг успокаивался - та-
ким спокойным я никогда не бывал в повседневной жизни,
Мое новое настроение отражалось и в моей речи. Обычно я
говорил как глубоко неудовлетворенный человек, еле сдер-
живающийся, чтобы не начать жаловаться вслух, но жалоб-
ным был уже сам голос.
- А ты можешь привести мне пример памятного собы-
тия из своего альбома, дон Хуан? - спросил я в привычном
тоне скрытой жалобы. - Если бы я знал, что тебе нужно, мне
было бы легче. Пока что я просто блуждаю в потемках.
- Не объясняй слишком много, - сказал дон Хуан,
сурово взглянув на меня. - Маги говорят, что в каждом
объяснении скрывается извинение. Поэтому, когда ты
объясняешь, почему ты не можешь делать то или другое, на
самом деле ты извиняешься за свои недостатки, надеясь, что
слушающие тебя будут добры и простят их.
Когда на меня нападают, мой любимый защитный ма-
невр - демонстративно не слушать нападающих. У дона
Хуана, однако, была отвратительная способность захваты-
вать все мое внимание без остатка. Нападая на меня, он
всегда умудрялся заставить меня слушать каждое его слово.
Вот и сейчас пришлось выслушать все, что он сказал обо мне.
Хотя его слова не доставили мне ни малейшего удоволь-
ствия, это была голая правда.
Я избегал его глаз. Как обычно, я чувствовал себя под
угрозой, но на этот раз угроза была особенной. Она не беспо-
коила меня так, как беспокоила бы в повседневной жизни
или сразу после моего приезда в дом дона Хуана.
После долгого молчания дон Хуан снова заговорил.
-Яне буду приводить тебе пример памятного события
из моего альбома, - сказал он. - Я сделаю лучше: назову
тебе памятное событие из твоей собственной жизни; оно
наверняка подойдет для твоей коллекции. Или, скажем так,
на твоем месте я бы обязательно поместил его в свою коллек-
цию памятных событий.
Я подумал, что дон Хуан шутит, и глупо засмеялся.
- Тут не над чем смеяться, - отрезал он. - Я говорю
серьезно. Когда-то ты рассказал мне историю, которая попа-
дает в самую точку. ,
- Что это за история, дон Хуан?
- О фигурах перед зеркалом, - сказал он. - Расскажи-
ка мне ее еще раз. Но расскажи со всеми подробностями,
какие сможешь вспомнить.
Я начал кратко пересказывать эту старую историю. Дон
Хуан остановил меня и потребовал тщательного, подробно-
го изложения с самого начала. Я попробовал еще раз, но мое
исполнение не устраивало его.
- Давай прогуляемся, - предложил он. - Когда
идешь, можно быть гораздо точнее, чем когда сидишь. Это
весьма неглупая идея - прохаживаться туда-сюда, когда
что-то рассказываешь.
Мы сидели, как и всегда днем, под его рамадой. У меня
уже сложилась привычка сидеть на определенном месте,
прислонившись спиной к стене. Дон Хуан сидел под рамадой
каждый раз на другом месте.
Мы вышли на прогулку в худшее время дня: в полдень.
Дон Хуан снабдил меня старой соломенной шляпой, как
всегда, когда мы выходили на солнцепек. Долгое время мы
шли в полном молчании. Я изо всех сил старался вспомнить
все подробности своей истории. Было уже около трех часов,
когда мы сели в тени кустов, и я наконец рассказал дону
Хуану всю историю.
Когда я много лет назад изучал скульптуру в школе
изящных искусств в Италии, у меня был друг-шотландец,
который учился на искусствоведа. Самой характерной его
чертой было потрясающее самомнение; он считал себя са-
мым одаренным, сильным, неутомимым ученым и художни-
ком, ну просто деятелем эпохи Возрождения. Одаренным он
действительно был, но творческая мощь как-то совершенно
не вязалась с его костлявой, сухой, серьезной фигурой. Он
был усердным почитателем английского философа Бертрана
Расселла и мечтал применить принципы логического пози-
тивизма в искусствоведении. Его воображаемая неутоми-
мость была, пожалуй, его самой нелепой фантазией, ибо на
самом деле он обожал тянуть резину; работа для него была
каторгой.
Фактически, он был великим специалистом ве по искус-
ствоведению, а по проституткам из местных борделей, кото-
рых он знал множество. О своих похождениях он давал мне
яркие и подробные отчеты - по его словам, чтобы держать
меня в курсе чудесных событий, происходящих в мире его
специальности. Поэтому я не удивился, когда однажды он
ввалился в мою комнату крайне возбужденный, запыхав-
шийся и сказал мне, что с ним произошло нечто чрезвычай-
ное и он хотел бы поделиться со мной.
- Слушай, старина, ты должен сам это увидеть! - зая-
вил он возбужденно, с оксфордским акцентом, который у
него всегда проявлялся при общении со мной. Он нервно
зашагал по комнате. - Это трудно описать, но я знаю: это
нечто такое, что ты сможешь оценить. Нечто такое, что ты
запомнишь надолго. Я хочу преподнести тебе замечатель-
ный подарок на всю жизнь. Понимаешь?
Я понимал, что он был истеричным шотландцем. Я всег-
да посмеивался над ним и следил за его приключениями. И
ни разу не пожалел об этом.
- Успокойся, успокойся, Эдди, - сказал я. - Что ты
хочешь мне рассказать?
Он сообщил, что только что был в борделе и познако-
мился там с невероятной женщиной, умеющей делать нево-
образимую штуку, которую она называет "фигурами перед
зеркалом". Он снова и снова убеждал меня, что я просто
обязан пережить это невероятное событие на собственном
опыте.
- Слушай, не думай о деньгах! - сказал он, зная, что
денег у меня нет. - Все уже оплачено. Все, что от тебя
требуется, - это пойти со мной. Мадам Людмила покажет
тебе свои фигуры перед зеркалом. Это просто ураган!
В припадке безудержного восторга Эдди залился сме-
хом, обнажив свои плохие зубы, которые он обычно прятал,
когда растягивал губы в улыбке.
-Слушай, это фантастично!
Мое любопытство разгоралось с каждой минутой. Я был
готов принять участие в его новом развлечении. Вскоре Эдди
уже вез меня в своей машине к окраине города. Он остано-
вился перед пыльным, неухоженным, облупленным здани-
ем. Когда-то, похоже, это был отель, а затем его переделали
в многоквартирный дом. По всему фасаду тянулись ряды
грязных балконов, уставленных цветочными горшками и
обвешенных сохнущими коврами.
У подъезда стояли двое темных, подозрительного вида
типов, обменявшихся с Эдди бурными приветствиями. У
них были черные бегающие глаза и туфли с острыми носка-
ми - как мне показалось, чересчур тесные. Одеты они были
в блестящие голубые костюмы, тоже слишком тесные для их
мясистых тел. Один из этих людей открыл перед Эдди дверь.
На меня они даже и не взглянули.
Мы поднялись на два пролета по обветшавшей лестни-
це, которая когда-то была роскошной. Эдди уверенно шел
по пустому гостиничному коридору с дверьми на обе сторо-
ны. Все двери были окрашены в одинаковый темный олив-
ково-зеленый цвет. На каждой двери был латунный номер,
потемневший от времени и почти неразличимый на краше-
ном дереве.
Наконец Эдди остановился перед одной из дверей. Я
запомнил номер: 112. Эдди несколько раз постучал. Дверь
открылась, и круглая, низкорослая крашеная блондинка
молча, жестом пригласила нас зайти. На ней был красный
шелковый халат с какими-то разлетающимися перьями на
рукавах и шлепанцы с меховыми помпонами. Когда мы
вошли в маленькую прихожую и дверь была закрыта, жен-
щина поздоровалась с Эдди по-английски, с сильным ак-
центом.
- Привет, Элди. Привел друга, э?
Элди пожал ей руку, а затем галантно поцеловал ее. Он
держал себя так, словно был совершенно спокоен, но по
некоторым его бессознательным жестам я заметил, что он
нервничает.
- Как дела сегодня, мадам Людмила? - спросил он,
стараясь говорить как американец.
Я так и не понял, почему Эдди всегда изображал из себя
американца в домах терпимости. Подозреваю, это из-за то-
го, что американцев считают богачами, а Эдди стремился
утвердиться в этой среде.
Он повернулся ко мне и произнес с нарочитым амери-
канским акцентом:
- Оставляю тебя в хороших руках, малыш.
Это прозвучало так высокопарно и странно для моего
слуха, что я громко рассмеялся. Мадам Людмила на мой
взрыв веселья никак не отреагировала. Эдди еще раз поцело-
вал руку мадам Людмиле и вышел.
- Ховоришь английски, мой мальчик? - закричала
мадам, словно подозревала во мне глухого. - Ты похож на
ехиптянина, или нет, на турка.
Я заверил мадам Людмилу, что я ни то, ни другое и что
я говорю по-английски. Тогда она спросила, нравятся ли мне
фигуры перед зеркалом. Я не знал, что сказать, и лишь кив-
нул головой.
- Я даю тебе хорошее шоу, - пообещала она. - Фигу-
ры перед зеркалом - это только начало. Когда ты станешь
горячий и готовый, скажи мне остановиться.
Из маленькой прихожей мы прошли в темную комнату.
Окна были плотно завешены. На стенах было несколько
светильников с тусклыми лампочками. Лампочки имели
форму трубок и торчали из стен под прямым углом. В ком-
нате было много разных предметов: какие-то ящики от ко-
мода, старинные столики и стулья, письменный столу стены,
заваленный бумагой, карандашами, линейками и по мень-
шей мере дюжиной разных ножниц. Мадам Людмила заста-
вила меня сесть на старый мягкий стул.
- Кровать в другой комнате, дорогой, - сказала она,
указывая куда-то в другой конец комнаты. - А здесь моя
антизала. Здесь я даю шоу, чтобы ты стал горячий и гото-
вый.
Она сбросила с себя красный халат, стряхнула с ног та-
почки и распахнула створки двух высоких трюмо, стоявших
рядом у стены. Образовалась большая зеркальная поверх-
ность.
- А теперь музыка, мой мальчик, - сказала мадам
Людмила и завела допотопную виктролу, которая, однако,
сияла как новенькая. Заиграла пластинка. Мелодия была ка-
кая-то разухабистая, напоминавшая цирковой марш.
- А теперь шоу, - и она начала кружиться под акком-
<< Пред. стр. 264 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу