<< Пред. стр. 272 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
КОНЕЦ ЭПОХИ
ЗАБОТЫ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ
Я приехал в Сонору, чтобы повидать дона Хуана. Я должен
был обсудить с ним самое серьезное событие моей жиз-
ни*. Добравшись до его дома, я едва поздоровался, уселся и
приготовился излить свое беспокойство.
приготовился излить свое беспокойство.
В оригинале - "моего дня", но это явная опечатка: см. дальше по тексту.
-Прим. перев.
- Спокойней, спокойней, - сказал дон Хуан. - Не
из-за чего так волноваться.
- Что со мной происходит, дон Хуан? - спросил я.
Вопрос был риторический, но дон Хуан ответил.
- Это действие бесконечности, - сказал он. - В тот
день, когда ты встретил меня, что-то произошло с твоим
способом восприятия. Твое ощущение нервозности - след- '
ствие подспудного осознания того, что твое время истекло.
Ты уже знаешь это, но еще не осознаешь. Ты ощущаешь
нехватку времени, и от этого ты нетерпелив. Я это знаю, ибо
это происходило когда-то и со мной, и со всеми магами моей
линии. В определенное время приходила к концу целая эпоха
в моей жизни, и в их жизнях тоже. Теперь твоя очередь.
Просто твое время истекло.
Затем он потребовал полного отчета обо всем, что со
мной произошло. Он сказал, что это должен быть полный
отчет, не упускающий ни малейших подробностей. Беглое
описание его не устраивало. Он хотел, чтобы я огласил пол-
ный список того, что меня беспокоило.
- Давай поговорим об этом, как говорят в твоем мире,
"официально", - сказал он. - Давай войдем в сферу фор-
мального разговора.
Дон Хуан объяснил, что шаманы древней Мексики вы-
работали идею формального разговора в отличие от нефор-
мального, и оба вида разговора использовали как средство
обучения и воспитания учеников. Формальные разговоры бы-
ли периодическими обобщениями всего, чему шаманы обу-
чали своих учеников, и всего, что они говорили им. Нефор-
мальные разговоры были ежедневными собеседованиями, в
ходе которых подробно обсуждались конкретные вопросы
без привязки к чему-то другому.
- Маги ничего не держат при себе, - продолжал дон
Хуан. - Маневр магов заключается в том, чтобы таким об-
разом делать себя пустыми. Это ведет их к сдаче крепости
своего "я".
Я начал свой рассказ дону Хуану с объяснения того, что
обстоятельства моей жизни никогда не позволяли мне зани-
маться интроспекцией, то есть вглядываться внутрь себя.
Сколько себя помню, моя повседневная жизнь всегда была
до краев полна прагматических проблем, которые требовали
немедленного решения. Помню, мой любимый дядюшка
рассказал мне, как ему было не по себе, когда он выяснил, что
я никогда не получал подарков на Рождество или день рож-
дения. Я стал жить в семье моего отца незадолго до того, как
дядя завел этот разговор. Он посочувствовал мне и даже
извинился за такую несправедливость по отношению
мне, хотя он-то здесь был совершенно ни при чем.
"Это ужасно, мой мальчик, - сказал он, содрогаясь
избытка чувств. - Знай, что я буду на сто процентов
твоей стороне, когда наступит момент воздаяния за все оби-
ды".
Он настаивал, чтобы я все простил тем людям, которые
плохо обращаются со мной. У меня сложилось впечатление,
что дядя хотел настроить меня против отца. Он затронул эту
тему специально, чтобы я обвинил отца в бездушности и
невнимательности. Но он не заметил, что я вовсе не чувство-
вал себя обиженным. Чтобы сделать то, чего он хотел от
меня, я должен был быть интроспективным и чувствовать
направленные на меня психологические шипы. Я пообещал
дяде, что подумаю обо всем этом, но как-нибудь потом,
потому что в тот самый момент моя подружка, ожидавша
меня в гостиной, подавала мне отчаянные знаки, чтобы я
поторопился.
Мне так никогда и не пришлось подумать об этом, но
дядя, должно быть, поговорил с отцом, потому что вскоре я
получил от того подарок - аккуратный сверток, перевязан-
ный лентами и с вложенной по д ленту маленькой карточкой,
на которой было написано одно слово: "Извини". Сгорая с
любопытства, я снял обертку. В коробке была замечательная
игрушка - заводной пароходик с трубой, который можно
запускать в ванне во время купания. Отец совершенно упус-
тил из виду, что мне исполнилось пятнадцать лет и я был уже
во всех отношениях мужчиной,
Поскольку, даже став взрослым, я все еще был неспосо-
бен к серьезной интроспекции, однажды меня застигло врас-
плох странное болезненное эмоциональное возбуждение,
которое со временем усиливалось. Я пытался не обращать на
это чувство внимания, относя его к естественным телесным
и умственным процессам, которые начинаются периодичес-
ки, без какой-либо видимой причины. Возможно, они
имеют биохимическую природу. Лучше было об этом не
думать. Но возбуждение усиливалось и заставляло меня
предположить, что в моей жизни наступило время резких
перемен. Что-то во мне требовало перестройки всего моего
жизненного уклада. Это стремление к полной перестройке
было мне уже знакомо. В прошлом ко мне уже приходило
это чувство, но уже очень долгое время оно дремало где-то
внутри.
Я был фанатиком антропологии, и эта преданность была
так сильна, что отказ от карьеры антрополога никогда не
входил в мои планы радикальных перемен. Вот и теперь мне
не могло прийти в голову совсем бросить университет. Но я
подумал, что хорошо было бы сменить университет и пое-
хать куда-нибудь в другое место, подальше от Лос-Анджеле-
са,
Прежде чем решиться на перемены такого масштаба, я
решил сделать, так сказать, пробную попытку. Я записался
на все лето на университетские курсы в другом городе. Са-
мым важным для меня был курс антропологии, который
читал один выдающийся специалист по индейцам региона, в
который входили Анды. Я считал, что если я сосредоточусь
на теме, которая меня эмоционально привлекает, то смогу
серьезнее заниматься полевой работой, когда придет время.
Кроме того, я полагал, что мое знание Южной Америки
поможет мне быть принятым в любом тамошнем индейс-
ком сообществе.
Записавшись на курсы, я одновременно получил работу.
Мне предстояло быть ассистентом-исследователем при пси-
хиатре, старшем брате одного из моих друзей. Он хотел про-
вести анализ кассет с записями опросов молодых мужчин и
женщин, у которых были проблемы, связанные с учебной
перегрузкой, неудовлетворенными ожиданиями, непонима-
нием в семье, любовными неудачами и т. п. По истечении
пятилетнего срока хранения такие кассеты подлежат унич-
тожению, но перед этим каждой записи присваивается слу-
чайный номер, а затем психиатр и его ассистент, пользуж
таблицей случайных чисел, прослушивают отдельные запи-
си и выбирают интересные фрагменты, которые можно ана-
лизировать.
В первый день занятий в новом университете профессора
антропологии рассказывая о своих академических заслугах,
он поразил студентов масштабом своих знаний и количест-
вом публикаций. Это был высокий, стройный мужчина лет
сорока пяти, с живыми голубыми глазами. Глаза поразили
меня в его внешности больше всего: за толстыми стеклами
очков они выглядели огромными. Когда профессор повора-
чивал голову, казалось, что его глаза вращаются во взаимно
противоположных направлениях. Я знал, что такое невоз-
можно, но этот оптический обман производил неприятной
ощущение. Для антрополога профессор был очень хорошо
одет. (В те времена антропологи славились своей невнима-
тельностью к одежде. Профессоров археологии студенты,
например, высмеивали как людей, с головой погрузившихся
в радиоуглеродную датировку, но забывших о необходимоc-
ти хотя бы иногда погружаться в ванну.
Так или иначе, в этом профессоре интереснее всего была
не его внешность, не его эрудиция, но его манера говорить.
Он произносил каждое слово очень четко, а некоторые слова
выделял, растягивая. Иногда, увлекаясь, он придавал своей
речи совсем уж странные интонации. Некоторые фразы он
произносил как англичанин, а другие - как проповедник-
ривайвелист*.
ривайвелист*.
Ривайвелизм (англ. Revivalism) - протестантско религиозно-философское
движение. Характеризуется крайней эмоциональностью и экстатичностью. -
Прим. перев.
Он понравился мне с самого начала, несмотря на из-
лишнюю помпезность. Его чувство собственной важности
было так огромно, что воспринималось как должное уже
через пять минут после начала лекции. Профессор обруши-
вал на нас шквалы информации, не забывая время от време-
ни похвалить себя. Его власть над аудиторией была потряса-
ющей. Студенты все поголовно обожали этого необыкно-
венного человека. Я решил, что перевод в университет в
другом городе будет для меня абсолютно позитивным собы-
тием. Мне нравилось мое новое окружение.
На работе я так увлекся записями на пленках, что начал
прослушивать не фрагменты, а целые кассеты. Поначалу мне
безмерно нравилось то, что в каждой записанной беседе я
как бы слышал свой собственный голос. Но проходили неде-
ли, я прослушивал все новые пленки, и постепенно мой вос-
торг превратился в ужас. Каждая произнесенная фраза, в
том числе и вопросы психоаналитика, была моей собствен-
ной! Все эти люди словно говорили из самых глубин моего
существа. Отвращение, которое я испытал, было для меня
чем-то новым. Я и не думал, что могу повторяться до беско-
нечности в каждом человеке, голос которого я слышал на
пленке. Это был колоссальный удар по моему чувству собс-
твенной неповторимости и индивидуальности, развивавше-
юся во мне с самого рождения.
И я начал довольно отвратительный процесс самовос-
становления. Это была самая смешная бессознательная по-
пытка интроспекции: я постарался выкарабкаться из неу-
добного положения, без конца разговаривая сам с собой. Я
раскопал в своем сознании все мыслимые рациональные до-
воды, которые поддерживали мое чувство собственной уни-
кальности, и стал перечислять их сам себе вслух. Началось
нечто совершенно невообразимое для меня: я часто просы-
пался от того, что разговаривал сам с собою во сне. Эти
монологи, насколько я мог заметить, тоже касались моей
значимости и непохожести на других.
Затем последовал еще один сокрушительный удар. Сре-
ди ночи меня разбудил настойчивый стук в дверь. Стучали
не робко и не вежливо - такой стук мои друзья называли
"гестаповским". Дверь едва не срывалась с петель. Я выско-
чил из постели и открыл глазок. В дверь ломился мой босс-
психиатр. То, что я был другом его младшего брата, весьма
способствовало нашему сближению. Он без колебаний при-
нял меня в свои друзья, и теперь стоял у моей двери. Я.
включил свет и открыл дверь.
- Заходи, пожалуйста, - сказал я. - Что случилось?
Было три часа ночи; по его мертвениой бледности и
запавшим глазам я понял, что он глубоко расстроен. Он
вошел и сел. Его краса и гордость, длинная черная грива,
волос, рассыпалась по лицу. Он и не подумал зачесать воло-
сы назад, как всегда делал. Я очень любил своего начальника,
он казался мне более взрослым вариантом моего лос-андже-
лесского друга - с такими же тяжелыми черными бровями,
пронзительными карими глазами, квадратной челюстью и
толстыми губами. Его верхняя губа, когда он улыбался, ка-
ким-то необычным образом изгибалась и казалась двойной.
Он любил поговорить о форме своего носа, которую опреде-
лял как "дерзкую" и "энергичную". Он был, пожалуй, чрез-
мерно самоуверен и невероятно мнителен. Но он утверждал,
что в его профессии эти качества являются козырными кар-
тами.
- Что случилось? - повторил он насмешливо, хотя его
двойная верхняя губа подрагивала. - Можно сказать, что
сегодня ночью со мной случилось все сразу!
Он сидел на стуле и выглядел совершенно растерянным.
Казалось, ему не хватало слов. Он встал, подошел к кушетке
и рухнул на нее.
- Мало того, что я несу ответственность за своих паци-
ентов, - начал он, - а также за свой исследовательский
грант, за жену и детей, так теперь еще одно чертово бремя
прибавилось ко всему этому. И что меня бесит - так это то,
что я сам виноват! Какой я дурак, что доверился этой глупой
п...!
- Я тебе вот что скажу, Карлос, - продолжил он, пере-
ведя дух, - нет ничего более ужасного, отвратительного и
тошнотворного, чем женская бесчувственность. Я не жено-
ненавистник, ты это знаешь! Но вот сейчас мне кажется, что
каждая отдельная п... - это всего лишь п...! Двуличная и
мерзкая!
Я не знал, что говорить. Моему боссу сейчас не требова-
лось ни согласия, ни возражений. Да я и не посмел бы возра-
жать ему. Для этого я был слишком уставшим. Я хотел снова
заснуть, но он продолжал говорить, словно от этого разгово-
ра зависела вся его жизнь.
- Ты ведь знаешь Терезу Мэннинг, а? - спросил он
напористо, с обвинительной интонацией.
На миг мне показалось, что он подозревает меня в ка-
ких-то шашнях с его молодой красивой студенткой-секре-
таршей. Не дава" мне ответить, он продолжал свой монолог.
- Тереза Мэннинг - сучка. Она стерва! Глупая, неоте-
санная женщина, которая в жизни только и знает, что бегать
за каждым, кто хоть немного известен и выделяется из тол-
пы. Я-то думал, что она умная и чувствительная. Я думал, что
в ней что-то есть: какое-то понимание, какое-то чувство)
что-то сокровенное. Не знаю, у меня о ней сложилось имен-
но такое мнение, а на самом деле она просто развратная
девка, и, я мог бы добавить, неизлечимо тупая.
Я слушал его, и картина начала проясняться. Очевидно,
психиатр только что пережил какое-то нехорошее приклю-
чение со своей секретаршей.
- С того самого дня, как она пришла работать со мной,
- сказал он, - я знал, что привлекаю ее сексуально, но она
ни разу не сказала об этом. Одни намеки и взгляды. А, черт!
Сегодня днем мне, наконец, надоело ходить вокруг да около,
и я перешел прямо к делу. Подхожу к ее столу и говорю: "Я
знаю, чего ты хочешь, а ты знаешь, чего я хочу".
Он очень подробно рассказал, с каким напором он наз-
начил ей свидание в его квартире в полдвенадцатого ночи и
как он объяснил ей, что он не меняет свой распорядок дня
ни для кого: до часу ночи работает, читает, пьет вино, а
<< Пред. стр. 272 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу